Глава 6

Миллисент казалось странным, что она уже второй раз ложится спать, так и не увидев лорда Эйтона. После происшествия в карете Гиббз и еще двое лакеев отнесли графа в его комнату, затем по его просьбе ему доставили ужин наверх. Казалось, слуги лорда Эйтона отлично справляются со своими обязанностями и умело выполняют все требования графа.

Никаких жалоб. Никаких просьб. После ужина в доме воцарилась абсолютная тишина. Но Миллисент никак не могла избавиться от неприятного чувства. Ей казалось, что, договариваясь о женитьбе своего сына, вдовствующая графиня имела в виду отнюдь не комнату для лорда Эйтона в Мелбери-Холле. Она ясно дала понять, что ей нужен кто-то способный испытывать жалость, сострадание.

Миллисент хотела сблизиться со своим новым мужем, но для этого нужно было избавиться от терзавшего ее чувства страха и тревоги. За несколько часов после свадебного обряда ей пришлось выслушать немало жутких рассказов о Лайоне Пеннингтоне. Все говорили о его крутом и необузданном нраве. Той весной, когда произошел несчастный случай, Эйтон четырежды дрался на дуэли, хотя поговаривали, что поединков было гораздо больше. И еще ходили упорные слухи, что он убил свою жену.

Уэнтуорт тоже убил свою первую жену. И было немало случаев, когда он едва не лишил жизни и Миллисент. Молодая женщина невольно вздрогнула, вспомнив, как это случилось впервые. Перед ее мысленным взором снова возникла надвигающаяся на нее грозная фигура мужа с хлыстом в руках. Она стояла, не в силах двинуться с места, не веря, что все это происходит в действительности. Тогда они были женаты меньше месяца. Удивительно, как ей удалось это пережить, выдержать этот ужасный брак.

Все еще дрожа, Миллисент вдруг вспомнила, как в первый раз сегодня увидела графа. Он смотрел на нее своими голубыми глазами тревожно, но никак не враждебно. А когда она так неловко пыталась помочь ему в карете, он рассердился, но Миллисент не почувствовала страха. «Это совсем другая история, – успокоила себя она, – и совсем другой мужчина».

Поднявшись из холла по широкой лестнице, Миллисент прошла по коридору и остановилась у двери Охинуа. Старая африканка провела весь вечер у себя в комнате. Миллисент была рада узнать, что Амина пару раз заходила к ней. Слуги доставили ей в комнату таз и воду для мытья, а позднее – еду и чистую одежду.

Миллисент задумалась о том, как много всего еще предстоит сделать. Нужно постараться, чтобы Охинуа почувствовала себя здесь в безопасности, а еще надо срочно дать объявление и найти кого-то на место управляющего. Ей предстояло решить, как лучше распорядиться деньгами, но мысли разбегались и в голове была сплошная путаница. Словом, надо было сесть и как следует все обдумать, чтобы определить, с чего лучше начинать.

Чувствуя себя слишком усталой, чтобы разобраться в этой мешанине, Миллисент подошла к комнатам графа, собираясь уже постучать, но на мгновение замерла, вспоминая те ужасные дни, когда эти комнаты занимал Уэнтуорт. Временами ее бросало в холодный пот лишь от того, что она проходила мимо них по коридору. Но Миллисент отогнала подальше свои страхи и тихо постучала. Дверь открыл Гиббз. При виде Миллисент он удивленно поднял брови.

– Леди Эйтон?

Миллисент ошеломленно посмотрела на него. Никто еще не называл ее так. Новое имя прозвучало слишком непривычно. Леди Эйтон. И все же ей удалось побороть в себе желание оглянуться и поискать глазами эту таинственную леди.

– Граф уже спит, мистер Гиббз?

– Да, миледи. – Камердинер отступил, приоткрыв дверь. Миллисент смогла разглядеть изголовье кровати и лицо спящего. Она не стала входить в комнату.

– Он поужинал?

– Боюсь, его светлость потерял аппетит после всех этих долгих часов в дороге, но он съел немного супа, спасибо.

– Кто-то все время должен оставаться с ним?

– Мы пытаемся, миледи. По крайней мере когда он бодрствует.

Миллисент кивнула, вспомнив, каким беспомощным казался сегодня лорд Эйтон, застрявший между двумя сиденьями в карете.

– А чем любит заниматься граф, мистер Гиббз? – Видимо, вопрос оказался совсем неожиданным, потому что слуга растерянно замолчал, не зная, что ответить. – Я имела в виду, как он теперь предпочитает проводить время?

– Ну, большую часть времени он проводит в кресле или в постели.

– Да нет, я хотела спросить, любит ли он читать, или, может быть, ему кто-то читает вслух? Есть ли у него любимая газета, которую я могла бы достать для него? Или же ему нравится играть в карты?

– Нет, миледи, ничего такого. Его светлость предпочитает смотреть в окно. Вот, к сожалению, и все его развлечения.

У Миллисент от жалости защемило в груди. «Что это за жизнь?» – подумала она и мысленно дала себе слово внести приятное разнообразие в распорядок дня своего мужа. Она бросила прощальный взгляд на спящего графа. Он выглядел усталым и подавленным. И уже ничем не напоминал буяна и задиру, несмотря на свою репутацию.

– Вы довольны своей спальней, мистер Гиббз?

– Да, она гораздо лучше, чем я думал, миледи. Я вам очень признателен.

– Что ж, хорошо. Тогда спокойной вам ночи. – Она повернулась, чтобы уйти к себе в комнату.

– Леди Эйтон. – Гиббз вышел в коридор вслед за Миллисент. – Раз уж я здесь, если в Мелбери-Холле найдется для меня работа, я с удовольствием помогу вам, только скажите. Думаю, его светлость не станет возражать.

Со слов вдовствующей графини Миллисент знала, что шотландец был в услужении у лорда Эйтона долгие годы.

– Вы видели, как я сегодня уволила мистера Дрейпера. Может быть, вы взяли бы пока на себя роль управляющего, поскольку я как раз ищу ему замену.

– Да, миледи. Я сделаю все, что смогу. Я здесь, чтобы служить вам.

Миллисент благодарно кивнула, но с удивлением поймала себя на том, что не испытывает ни облегчения, ни душевного подъема, хотя у нее и появился толковый помощник. Все ее мысли были заняты мужчиной, которого она нашла вчера в карете беспомощным, нелепо зажатым между двумя сиденьями. Его бледное, полное отчаяния лицо так и стояло у нее перед глазами.

– Какого дьявола вы согласились взять у нее деньги? – прошипел Джаспер Хайд. – Вы же отлично знали, черт вас возьми, что, раз она заполучила рабыню, это полностью меняет дело.

– Приношу свои извинения, сэр, но…

– Катитесь к дьяволу вместе со своими дурацкими извинениями! – Плантатор грохнул кулаком по столу. – Проклятые законники!

Мистер Платт, маленький человечек, сложил руки перед собой на столе.

– К сожалению, мистер Хайд, наши планы оказались сорваны. Я не мог найти повода отказаться от уплаты наличными. Предложенная сумма покрыла все немалые долги леди Уэнтуорт. Ее поверенный даже не стал торговаться, чтобы избежать выплаты процентов за текущий месяц. Она выложила всю сумму, которую была вам должна, до последнего фартинга.

Острая боль, внезапно пронзившая грудь Хайда, помешала ему вновь ударить кулаком по столу. Рукой он нащупал ребра пониже сердца, где болело и жгло сильнее всего. Казалось, кто-то воткнул раскаленный кинжал ему в грудь и поворачивает лезвие. В этом месте не было ни синяков, ни кровоподтеков. Все доктора, которым Хайд жаловался на свой недуг, объясняли ему, уснащая свою речь учеными словами, что с ним все в порядке. Они заверяли Хайда, что сердце абсолютно здорово. Это он и так знал. Боль появлялась всегда внезапно, резко усиливалась, достигала высшей точки, а потом мало-помалу стихала.

– Вам нехорошо, мистер Хайд?

– Вы предлагали им отдать… отдать чернокожую женщину в счет долга?

– Да, но сэр Оливер даже не стал это обсуждать.

– Тогда вы не должны были брать деньги.

– Поймите, все было сделано законно. Я не мог отказаться от выплаты.

– С каких это пор вы заделались эдаким ярым сторонником законности, Платт? – Хайд грозно уставился на стряпчего. – Кажется, вы так меня и не поняли. Вы же сами сказали, что ей неоткуда взять деньги, что она не сможет заплатить за рабыню.

– Но откуда же мне было знать, мистер Хайд, что эта женщина в тот же самый день выйдет замуж за графа Эйтона?

Хайд выругался, проклиная свое невезение. Еще вчера, слушая сплетни о парализованном графе, он и представить себе не мог, что этот искалеченный ублюдок разрушит все его планы.

– Мы никому не позволим остановить нас. Вы меня поняли?

Хайд с грохотом стукнул кулаком по столу, разбросав кипу бумаг. Даже свеча покачнулась в подсвечнике, а поверенный подпрыгнул на стуле. Оправившись от испуга, Платт попытался привести в порядок документы.

– То, что сделано, мы не можем испр…

Хайд был вне себя от бешенства. Одним мощным движением он смахнул все бумаги со стола поверенного, разметав их по комнате.

– Мне нужна старая рабыня, Платт. И немедленно.

На лбу и висках стряпчего показались бисерины пота. Хайд знал, что Платт боится попадать ему под горячую руку. Намек был достаточно ясен, больше слов не требовалось. Плантатор был уверен, что чернокожая ведьма наложила на него проклятие. Эти странные боли в груди, да и неудачи одна за другой… Какие еще тут нужны доказательства?

– Через две недели мы еще раз предложим ей продать рабыню, сэр. Возможно, на этот раз сделка окажется удачной.

– Вы же сами сказали, что ей не нужны чертовы деньги. Кроме того, она никогда не продаст негритянку мне.

– Вы могли бы показать себя перед ней в ином свете. Скажите, что во многом вели себя неправильно, а теперь хотите исправить свои ошибки. Скажите ей, что собираетесь нанять эту женщину, чтобы она помогла вылечить ваших рабов на Ямайке. Как я понимаю, чернокожая с успехом помогала доктору Домби.

– Да вы просто болван! – взорвался Джаспер. – Она ни за что на свете не поверит в подобные небылицы. Эта женщина тут же раскусит меня.

– Я просто хотел сказать, что деньги не единственное, что мы можем ей предложить, сэр. В конце концов, она всего лишь женщина, а значит, существо слабое. К тому же ей надо заботиться о муже-калеке.

– Но теперь у нее нет долгов, чтобы мы могли взять ее за горло и раздавить.

– Верно. И возможно, ее деньги не иссякнут в ближайшем будущем, так что нам понадобится новое оружие против нее.

– Какое оружие? – Хайд сплел узловатые пальцы и выжидающе уставился на поверенного.

– Нам нужно продолжать пристально наблюдать за ней.

– Нет, нам просто нужно найти способ заставить ее выпустить старуху из своих рук. – Хайд выпрямился, вспоминая свою последнюю встречу с доктором Домби. Старый дурень уже на ладан дышал, а все рассуждал о чести и о том, что ни за что не продаст Охинуа такому типу, как Хайд, ни за какие деньги. Опасаясь, как бы Домби не выкинул какую-нибудь глупость (вроде той, чтобы дать негритянке свободу), Хайд помог милейшему доктору отправиться в мир иной.

Но чертова удача отвернулась от него уже тогда. Ему так и не удалось найти рабыню. Снаружи стоял судебный пристав и кое-кто из многочисленных кредиторов Домби. Все тогда хотели повидать умирающего. Хайд понял, что ему никак не удастся наложить лапу на негритянку. Он даже заподозрил, что она специально прячется где-то неподалеку, дожидаясь, пока он уйдет.

– Может быть, нам удастся как-нибудь договориться с леди через поверенного графа.

Хайд махнул рукой, заставляя Платта замолчать. Ему в голову пришла блестящая мысль.

– Доктор. Узнайте для меня, как зовут доктора, который будет лечить Эйтона, пока он находится в Мелбери-Холле. Я хочу, чтобы вы устроили мне встречу с ним.

Ноги Вайолет промокли насквозь, но она этого не замечала. Ей было безразлично, что нарядная юбка и фартук пропитались влагой и испачкались. Девушка даже не сознавала, что ее сотрясает дрожь. Она миновала Гроув и побежала через лес по тропинке. Оцепенение прошло, и слезы хлынули из глаз. Было все еще темно, когда девушка выскочила из леса и поднялась на холм у заднего двора дома.

Вай некого было винить, кроме себя самой. Нед не заставлял ее силой идти к нему на постоялый двор. Начался холодный дождь, и она пошла с ним сама, по доброй воле, да еще хихикала всю дорогу как маленькая дурочка. Нед ни к чему не принуждал ее и тогда, когда они поднялись к нему в комнату. Он вел себя терпеливо, ласкал ее и гладил, целовал и говорил всякие приятные вещи. И как последняя развратная потаскушка, она визжала от удовольствия, когда он делал с ней все эти мерзкие вещи.

Но стоило ей расстаться с Недом и оказаться в темном ночном лесу, как ее охватил мучительный стыд. Ее будто окатило ледяным дождем. Она стремглав побежала домой, с ужасом думая о том, что произошло в тесной комнатке на постоялом дворе. Как же она могла так легко раздвинуть ноги? И самое ужасное было то, что Нед без труда добился своего, так и не взяв на себя никаких обязательств.

Достигнув сада, она попыталась припомнить, что он ей говорил. Нед сказал, что он ее мужчина, что встретил наконец свою истинную любовь. Еще он сказал… Вайолет остановилась, закрыв лицо руками. Он ни разу не сказал, что хочет жениться на ней.

– О Господи, – в ужасе прошептала она и застонала. А что, если у нее будет ребенок?

Мать Вайолет давно овдовела, но всегда отличалась благонравием. Ее никто не обвинил бы в распутстве. Семья Вай была небогата. Их жизнь в Сент-Олбансе можно было назвать скромной, но достойной. Бабушка Вайолет всегда так гордилась ею! Прежде чем позволить внучке пойти в услужение к леди Уэнтуорт, она довольно решительно поговорила с хозяйкой, как следует обращаться с Вай.

Вай вдруг вспомнила, как бабушка тщательно оберегала ее невинность, и девушку пронзила мучительная боль, а слезы снова потекли по щекам. Где же теперь ее невинность? Когда сквайр еще был жив, Вай скорее готова была себя убить, чем позволить ему прикоснуться к ней. Когда-то ей даже пришлось спрятаться от него в одной из хижин в Гроув и долго там просидеть. Она страшно перепугалась тогда, но все-таки спаслась, сохранила свою девственность. А теперь она запросто рассталась с ней, точно какая-то шлюха.

Она должна была поговорить с Недом. Должна была убедиться, что он понимает, с кем имеет дело. В конце концов, она порядочная девушка. А теперь уже слишком поздно. Вай горько зарыдала.

В хмурых предрассветных лучах неясно вырисовывался силуэт усадьбы. Оттолкнувшись от изгороди, Вайолет побежала к дому. Когда она выскочила в открытую садовую калитку, перед ней неожиданно выросла высокая темная фигура. Вай со всего маху налетела на мужчину, которому пришлось подхватить ее под руки, чтобы она не упала. Вай охнула и вгляделась в покрытое шрамами лицо.

– Мозес? – Чернокожий великан опустил руки. – Что ты здесь делаешь в этот час? – мягко спросила девушка. Она знала, что Мозес охраняет дом по ночам, но ей никогда раньше не приходилось возвращаться домой так поздно. Вай не ожидала столкнуться с ним.

– Вай обидели? – В хриплом голосе Мозеса звучала неподдельная тревога. Вайолет почувствовала себя вдвойне виноватой. Она медленно покачала головой.

– Нет, Мозес, никто меня не обижал.

– Почему же Вай плачет?

– Ничего, Мозес. Просто мне стало немного грустно. Но сейчас уже лучше, правда. – Она мягко погладила его по руке, затем быстро вбежала на холм, обернулась и взглянула на Мозеса. Отсюда она не могла видеть его лица, но верный страж стоял там, где она его оставила. Он смотрел ей вслед и хотел убедиться, что Вай благополучно добралась до дома.

Глава 7

Солгрейв был расположен на самом гребне горной гряды Чилтерн-Хиллз. Отсюда открывался живописный вид на небольшое озеро. Загородный дом графа Станмора и его супруги был просто великолепен. Ни одна другая усадьба в округе не могла соперничать с ним, хотя этот особняк отнюдь не подавлял своей роскошью окрестные владения. Напротив, соседство с Солгрейвом придавало им особую ценность, сообщая некую респектабельность. Именно это обстоятельство заставило в свое время сквайра Уэнтуорта купить Мелбери-Холл.

«Конечно, – подумала Миллисент, – это было до того, как Уэнтуорт женился, желая упрочить свое положение в обществе». Однако через несколько лет из североамериканских колоний вернулась в Англию Ребекка Невилл. Она вышла замуж за Станмора, став надежным другом и союзником Миллисент в борьбе за свободу.

Пути двух школьных подруг давно разошлись, но судьба снова свела их вместе после почти десятилетней разлуки. Ребекка и Станмор помогли Миллисент встать на ноги и наладить хозяйство в Мелбери-Холле после смерти Уэнтуорта, за что она была безмерно им благодарна.

Миссис Трент, экономка в усадьбе Солгрейв, как всегда, была приветлива и охотно проводила Миллисент в библиотеку. Молодая женщина едва успела снять шляпку и перчатки, как к ней подбежала ее подруга.

– А я уже собиралась сама отправиться сегодня в Мелбери-Холл, чтобы повидаться с тобой.

Миллисент радостно обняла Ребекку.

– Я должна была обязательно увидеться с тобой. Как хорошо, что тебя застала. Мне говорили, что ты здесь только на одну ночь?

– Мы собирались к моей свекрови в Шотландию, а по пути заехали сюда. Теперь вернемся не раньше чем через месяц. – Ребекка взяла подругу за руки и отступила на шаг, внимательно ее разглядывая. – Когда мы с мужем услышали новости о тебе, то не поверили своим ушам. Неужели ты снова вышла замуж?

– Это правда.

– За лорда Эйтона? Миллисент кивнула.

– Но ты ведь не была знакома с ним прежде, да?

– Не была.

Видя изумление в глазах подруги, Миллисент присела рядом с ней на диван и рассказала о письме вдовствующей графини. Не вдаваясь в подробности, она вкратце изложила условия их финансового соглашения и объяснила суть. Ребекка ее внимательно выслушала и заметила, осторожно подбирая слова:

– А ты что-нибудь знала об этом человеке? О его репутации?

– Да. Сэр Оливер предупредил меня, а после замужества мне пришлось выслушать немало всякого. Но, по-моему, значительная доля в этой болтовне о нем – просто слухи и досужие сплетни.

– Тогда ты, должно быть, знаешь, что кое-кто открыто обвиняет графа в убийстве своей жены. Говорят, что он столкнул ее с утеса в Баронсфорде.

– Я уверена, что она оступилась и упала, так же как и он, когда пытался спуститься и помочь ей. Она умерла, но то, что случилось с ним, едва ли лучше. Теперь он парализован и, возможно, до конца своих дней останется калекой. – Миллисент покачала головой. – Я подробно расспрашивала графиню об этом несчастном случае и о других обвинениях в адрес графа.

Лорд Эйтон теперь совсем не тот человек, каким его знали год назад. Он угнетен и подавлен.

Ребекка крепко обняла Миллисент.

– Ты знаешь, я не из тех, кто любит вмешиваться в чужую жизнь, однако вижу, как ты напряжена. Ты всего неделю замужем, а выглядишь такой усталой!

Миллисент попыталась улыбнуться.

– В этом виновата я одна. Он тут ни при чем.

– Так в чем же дело?

Леди Эйтон поднялась с дивана и подошла к широкому окну с видом на озеро. Этот вопрос она и сама себе задавала множество раз.

– Когда я согласилась выйти за лорда Эйтона, я убедила себя в том, что просто предоставляю его семье место, где станут о нем заботиться. – Она повернулась и посмотрела в глаза подруге. – Ты знаешь меня, Ребекка. Я не строю никаких иллюзий насчет любви. Все это в прошлом. Но в то же время я знаю, как важно иметь мужа. Брак с лордом Эйтоном – именно то, что мне сейчас нужно. Я даже не надеялась на такую удачу. С одной стороны, я замужем, а с другой – мне вовсе не нужно выступать в роли жены.

– И все же тебя что-то тревожит? Все идет не так, как ты задумала.

– Да. Я… я вдруг поняла, что глубоко сочувствую ему. Этот человек фактически лишился руки и обеих ног. Он проводит свои дни в молчаливом оцепенении. Пэр Англии так же несчастен, как и любой лондонский нищий, просящий подаяние на обочине дороги. Я вижу боль в его глазах. Он проклинает свое жалкое существование.

– И ты ничем не можешь помочь ему? Может, стоит найти другого доктора? Или попробовать как-то расшевелить его, бросить вызов его разуму? Существует множество способов сделать его жизнь более сносной.

Ребекка знала, о чем говорит. Она прожила десять лет в североамериканских колониях, в одиночку воспитывая Джеймса, сына графа. У мальчика была покалечена рука, и он почти не слышал.

– Но… но я боюсь, что мой новый муж гораздо выше меня по положению, – выпалила Миллисент. – Я уверена, он считает меня неподходящей партией и тяготится тем, что вынужден прозябать в Мелбери-Холле.

– Хоть я совсем не знаю его, но сомневаюсь, что это так. Тебе всегда не хватало уверенности в себе, – горячо возразила Ребекка. Убежденность придала ее голосу неожиданную силу. – Ты сама сказала, что он проводит свои дни в оцепенении. Откуда тебе знать, о чем он думает, что на самом деле чувствует. Тебе же, чтобы сделать его жизнь приятнее, достаточно просто быть самой собой. Поступай так, как подсказывает тебе сердце. Старайся ему помочь, насколько он позволит тебе это сделать. Нет смысла волноваться о том, что будет дальше. Будущее скрывает в себе не меньше тайн, чем тот мужчина, за которого ты вышла замуж. Это касается всех нас. Никто не знает, что его ждет за поворотом дороги.

«Это верно», – согласилась про себя Миллисент. Неизвестность всегда пугала ее, а на этот раз будущее бросало ей вызов, и она была вынуждена встретить его лицом к лицу.

В сгущающемся тумане силуэт Эммы казался расплывчатым пятном. Одной рукой придерживая юбки, она бежала сквозь молодую поросль сосен, петляя как заяц. Ветер обрушивал с неба потоки воды. Лицо Лайона было мокрым от дождя. Влага застилала глаза. Он вытер глаза рукой и вгляделся в темноту. Ноги налились тяжестью. Так бывает, когда бежишь, проваливаясь в глубокий песок. Ветки деревьев хлестали его по лицу, колючки ежевики цеплялись за одежду, но он не мог позволить Эмме уйти. Лайон оглянулся на Баронсфорд. Его каменные стены высились мрачной громадой на сером фоне предгрозового неба.

Он снова бросился в погоню. Фигурка Эммы мелькнула впереди и исчезла в тумане. Она бежала к утесам. Ее золотистые волосы развевались на ветру. Капли дождя больно жалили Лайона в лицо, он то и дело спотыкался и оскальзывался на влажной земле.

Пугающие откровения Пирса все еще звучали у него в ушах. Враждебные обвинения брата задели честь Лайона, бросили ему вызов. Но как защититься от упрека в том, о чем не имеешь ни малейшего представления? Эмма знает ответ. И ей придется дать ему объяснения. Он заставит ее вернуться и взглянуть правде в лицо.

Лайон рванулся вперед, с трудом удерживая равновесие. Его грудь словно опалило огнем. Пронзительный крик Эммы, подхваченный ветром, отозвался громким эхом и заполонил собой ущелье.

Вскоре он увидел просвет между деревьями и тропинку, ведущую к утесам. На повороте она оказалась особенно скользкой. Противоположного берега реки не было видно, все вокруг заволокла серая пелена тумана. Тянущаяся вдоль обрыва дорожка была пуста, лишь густая мгла клубилась над ней.

И вот он увидел ее. Она лежала на дне ущелья. Золотистые волосы разметались, а взгляд огромных невидящих глаз был устремлен вверх, на него.

Лайон вздрогнул как от удара и проснулся. Его окружала кромешная тьма. Он умер. Поскользнулся и упал с утеса.

Какая-то тень мелькнула над его головой, чья-то холодная рука легла на его пылающий лоб. Лайон увидел перед собой встревоженное лицо своей новой жены. Если он умер, то уж точно не попал бы на небеса. В лучшем случае это всего лишь чистилище.

Миллисент выглянула из окна комнаты, где обычно завтракала, и залюбовалась сверкающим на солнце новеньким экипажем, который привез из Лондона доктора. Его слуга и грум стояли рядом с великолепной парой лошадей и разговаривали, топая ногами, чтобы не замерзнуть.

Они ждали во дворе уже час. Миллисент послала им горячего питья и предложила подняться, чтобы перекусить, но они отказались. Доктор Паркер велел своим людям находиться рядом с каретой, поскольку вскоре они должны были отправиться в имение лорда Эглинтона, что недалеко от Чизуэлл-Грин.

Миллисент взволнованно расхаживала по комнате. Совсем не так представляла она себе визит лекаря. Доктор Паркер держался отчужденно, говорил резко и едва ответил на ее приветствие. Приехав, он тут же поднялся в комнату лорда Эйтона вместе со своим помощником. Миллисент робко попыталась пригласить их остаться на ночь в Мелбери-Холле, но доктор грубо оборвал ее на полуслове и попросил лишь, чтобы в комнату доставили немного еды. Мол, его дожидаются другие пациенты, которые занимают слишком высокое положение в обществе, чтобы называть их имена. Он небрежно заметил, что должен будет немедленно вернуться в Лондон.

Слова Паркера неприятно задели Миллисент. Ее вновь поставили на место, напомнив о том, кто она такая. Миллисент никогда не оказалась бы замужем за лордом Эйтоном, если бы не несчастный случай. Но, невзирая на явное пренебрежение и откровенное презрение доктора, она была очень рада его приезду. У нее накопилось множество вопросов о состоянии здоровья графа.

Доктор Паркер не заставил себя долго ждать. Вскоре его помощник вышел из дома, направляясь к карете, а Гиббз проводил Паркера к Миллисент. Леди Эйтон жестом пригласила доктора присесть, но тот сделал вид, что не заметил ее знака. Он недовольно взглянул на часы.

– Все в порядке, миледи, – торопливо проговорил он. – Новое лекарство нам не понадобится. Я посоветовал слуге лорда Эйтона давать эликсир чаще, чем мы это делали в Лондоне, хотя и в прежних дозах. Так что теперь простите меня, леди Эйтон, но мне нужно идти. – Он повернулся к двери. – Я не знаю, когда снова смогу выбраться в Мелбери-Холл. Теперь графу обеспечен такой внимательный уход. Возможно, я смогу каждые две недели присылать к вам своего помощника. Не беспокойтесь, он достаточно опытен. И, конечно же, я буду сообщать вам о состоянии его светлости.

– У меня есть к вам несколько вопросов, доктор Паркер. – Миллисент порывисто шагнула к доктору. Ее голос слегка дрожал от волнения. – Они касаются общего состояния графа.

Доктор обернулся. Его кустистые брови хмуро сдвинулись в досадливой гримасе.

– Не думаю, что вам стоит слишком беспокоиться, миледи. Теперь лорд Эйтон будет под моим наблюдением. Я позабочусь, чтобы его светлости был обеспечен необходимый уход.

– Я нисколько не сомневаюсь в вашей компетентности, сэр. Уверена, что вдовствующая графиня прибегла к вашим услугам, потому что испытывала безграничное доверие к вам.

– Возможно, я уже упоминал об этом раньше, – напыщенно произнес он, надуваясь от гордости, – но мои пациенты принадлежат только к высшим слоям лондонского общества.

– Поверьте, мы высоко ценим вашу репутацию.

Миллисент заметила, что Паркер немного смягчился. В его взгляде мелькнуло снисходительное выражение.

– Конечно, – медленно протянул он, улыбнувшись, как будто только что узнал о Миллисент что-то важное. – Ваша тревога за мужа вполне понятна и, больше того, достойна восхищения. Я непременно расскажу о вашей заботливости ее светлости, вдовствующей графине.

– В этом нет нужды, уверяю вас. Что же касается ухода за графом…

Доктор Паркер поднял пухлую руку, прерывая Миллисент.

– Вы ведь понимаете, миледи, что я не имел никакого касательства к внешним повреждениям его светлости.

– Я понимаю, но…

– Мне лишь сообщили, что некий шотландский хирург из Эдинбурга по имени Уилкинз, или Уоллис, словом, что-то в этом роде, вправил кости после… хм… неудачного падения его светлости с утеса. И теперь, если из-за небрежности этого человека лорд Эйтон продолжает испытывать трудности с ногами и правой рукой, я не могу сказать ничего определенного.

– Но все это в прошлом, а я хотела узнать, как следует ухаживать за мужем сейчас. – Доктор посмотрел на нее как на несмышленого ребенка. – Как я уже сказала, доктор Паркер, я высоко ценю то, что вы приехали в Мелбери-Холл. Но я хочу знать, как именно вы собираетесь его лечить. Что, например, вы делали с ним сегодня?

– Что ж, хорошо, леди Эйтон, – резко бросил доктор. – Если вы так настойчивы и хотите знать каждую мелочь, я измерил пульс его светлости и взял порцию мочи для исследования. За десять дней, минувшие с тех пор, когда я видел его в последний раз, состояние лорда Эйтона не изменилось.

– Вы совершенно правы, сэр. Лорд Эйтон провел в Мелбери-Холле две ночи, и оба раза я просидела несколько часов у его постели.

– В самом деле, миледи? – спросил доктор. Его брови удивленно поползли вверх.

Да. И должна сказать вам, что ночью его светлость ведет себя крайне беспокойно. Иногда он забывается тревожным и прерывистым сном, а когда просыпается, не может понять, где находится. – Миллисент в волнении сплела пальцы. – Вначале я подумала, что просто выбрала неудачное время для визита, и спросила слугу графа, Гиббза, когда мне лучше прийти. Но мне было сказано, что в дневное время лорд Эйтон совершенно не переносит чьего-либо общества.

– Не знаю, что вы хотите этим сказать, леди Эйтон, – холодно заметил Паркер и снова посмотрел на часы.

– Гиббз подтвердил, что его господин спит очень плохо. Более того, теперь во время бодрствования лорд Эйтон всегда очень возбужден и гораздо более несдержан, чем раньше. К тому же, как мне сказали, он не желает есть и ничего не пьет. Изредка удается уговорить его съесть хоть что-нибудь. Я подозреваю, что с ним, должно быть, что-то серьезное. Ему становится все хуже.