Когда первые лучи утреннего солнца осветили небо, Джоанна завернулась в плащ и ступила во тьму проходов, начинавшихся за панельной дверью в ее комнате.
      Ей нужно было успеть попасть в склеп. Она должна была осмотреть его еще раз.
      В прошлом она считала склеп средоточием Зла. Для Джоанны это была грешная земля демонов и их дьявольских ритуалов. Но теперь она осознала, что это место добродетели, святилище, храм, из которого женщины черпали поддержку и где обретали спокойствие духа.
      Ей необходимо было прийти туда и ощутить все на себе, посмотреть на него другими глазами, почувствовать открытым сердцем. А еще для того, чтобы уничтожить все следы своих приготовлений. Услышав историю аббатисы, историю, в которой ее собственный дед сыграл роковую роль, Джоанна уже не могла больше обрекать себя на роль судьи и палача Матери.
      Прошлой ночью их разговор закончился расспросами Джоанны относительно ритуала. Мать пояснила, что это молитвы, которые сестры использовали для того, чтобы избежать насилия и похоти хозяев их земель. Молитвы! Это было все, что она сказала. Но Джоанна не верила, что молитвы способны убивать людей.
      Дело было не в том, что Дункан заслуживал смерти после всех страданий, которые причинил стольким женщинам. Но как тогда объяснить другие смерти – его сыновей, матери Джоанны, а также слуг, которые погибли вместе с ними?
      Возможно, сказанное Гэвином раньше было правдой. Проклятие продолжало действовать, но весьма вероятно, что человеческая рука, управлявшая этой силой, не была рукой Матери.
      Двигаясь в темноте тоннелей, Джоанна отчаянно надеялась, что все так и есть. После вчерашнего разговора она приняла решение, что никто из Макиннесов никогда больше не посмеет обидеть старую женщину.
      Мать уже и так пострадала сверх всякой меры.
 
      Когда они въехали во внутренний двор, луна уже повисла над зубчатыми стенами Оулд Кип. Оставив своего жеребца конюху, Гэвин смотрел на гигантский железный крест, мерцающий в свете факелов над дверью в Оулд Кип, и вновь вспомнил историю, рассказанную старым священником.
      Они были воинами, и им нужны были женщины. Они это заслужили… или думали, что заслужили.
      Они выехали, озверевшие и пьяные… Вы знаете, как это бывает, хозяин, – сказал старый, больной проказой священник. – Их вожделенные крики разносились по ущелью и поднимались к вершинам скал. Полная луна освещала их путь. Мужчины, опьяневшие от вина и одержимые похотью, направлялись через холмы в долину девственниц.
      Когда загорелась крыша церкви в аббатстве, пламя поднялось до самого неба. Отблески пожара можно было увидеть от Элдина до Абердура.
      Связав женщин, они вытаскивали их на улицу и, как пойманную дичь, бросали поперек седел своих лошадей. Немногие из крестьян, а также капеллан аббатства, пытались протестовать, но их, как собак, порубили на куски. Потом они возвратились, разгоряченные убийствами и бесовским желанием. Они вернулись к своему хозяину, хвастаясь совершенными злодеяниями, горделивые и бессердечные. Отбросив в сторону большой рог для вина, хозяин стоял на ступенях своего замка, как языческий божок, широко расставив ноги и упершись в бока огромными кулаками. Прямо над ним на стене его нового дома блестел гигантский железный крест, а перед ним во дворе пылал костер. Воины сбрасывали с лошадей обезумевших и громко плачущих женщин прямо в пыль.
      «Девственницы… Ага, девственницы! – Гортанный смех хозяина замка зловеще разносился в ночи. – Мечтаю погрузиться в их плоть. Именно за этим я и посылал своих воинов. Разденьте их всех, – приказал он. – Я буду выбирать для себя. Вот эту! Нет, эту! Клянусь дьяволом, они все будут моими!»
      Прямо во дворе, при полной луне, под крестом, символизирующим нашу веру, они украли непорочность невинных святых дев нашего аббатства.
      Это была ужасная ночь, ночь зла, которое сотворил этот землевладелец.
      И тогда женщины закричали, проклиная его. Истерзанные и окровавленные, но все еще непреклонные и сильные, они плевались в грязи этого двора и проклинали его, призывая Силу Господа, Силу Креста, Силу луны и самой земли. Они прокляли его и всех нераскаявшихся грешников, следовавших за ним.
      Хозяин приказал избивать их. Его люди били и пинали женщин ногами. Перед этим железным крестом они снова и снова насиловали безвинных страдалиц.
      Но потом, когда хозяин уже решил, что ему удалось их сломить, он услышал, как голоса женщин возвысились. Все громче и громче они причитали и вопили, пока их стенания не перекрыли смех чудовищ в человеческом обличье. Эти голоса возносились все выше и выше, пока не достигли луны и белое мерцающее небесное светило не стало кроваво-красным от стыда за людские деяния.
      Они все смолкли и оцепенели, эти воины. Затем кто-то крикнул: «Крест!» Хозяин посмотрел на него и увидел, что еще недавно сверкавший новый крест покрылся красными пятнами крови невинных жертв. Яростно сплюнув в пыль, он обнажил меч. Он им покажет! Его бешеные глаза наполнились жаждой убийства. Он занес оружие над одной из женщин. Он разрубит ее тело на тысячу кусков и сожжет их в огне. То же будет и с остальными. Он хозяин замка Айронкросс, и они не обманут его своими колдовскими уловками!
      Но прежде чем его меч смог опуститься на жертву, поднялся страшный ветер. Под вопли женщин он становился все сильнее, разгоняясь над озером и яростно обрушиваясь на стены замка, Никогда раньше никто в этих краях не видел ветра такой чудовищной силы.
      Хозяин пошатнулся и упал, а его воины в испуге отступили назад. Они видели, как женщин обволакивают воздушные вихри, видели, как корчатся их тела, видели, как кружат вокруг них искры костра, видели, как одна за другой они бездыханными падают на землю.
      Затем так же внезапно, как и начался, ветер стих, оставив после себя тела мертвых женщин.
      Их не коснулся ни меч, ни кинжал, но все женщины из аббатства были мертвы. А вместе с ними и хозяин, шея которого была сломана, а невидящие, полные ужаса глаза устремлены на кровавую луну.
      Никому не известно, кто забрал тела погибших женщин и похоронил их в склепе под замком.
      – Вы когда-нибудь были в этом склепе, хозяин? – спросил священник.
      На самом деле не важно, кто положил их туда. Как бы то ни было, они нашли там вечный покой, а женщины гор, зная, где они погребены, стали приходить туда. И они будут продолжать делать это в каждое полнолуние.
      Они будут приходить. И они будут помнить!
      Гэвин внимательно посмотрел на красное пятно на гигантском кресте, висевшем над дверью. Сколько здесь правды и сколько вымысла, это пища для размышлений. Но владение замком Айронкросс перешло к другому человеку, который тоже умер не своей смертью, и в конце концов дошел черед и до Дункана Макиннеса.
      Старый священник тяжелым взглядом посмотрел на Этола, а потом на Гэвина. Он сказал, что помнит не все о Дункане Макиннесе, но хорошо помнит, как тот умер.
      Гэвин пересек внутренний двор и прошел через арочный коридор во двор часовни. Пройдя мимо могил предыдущих землевладельцев и множества безымянных могил, он вступил в маленькую церковь.
      Он долго стоял там, а в его голове кружились мысли о мертвых девственницах. Мысли о женщинах из аббатства и о тех, кто так бессмысленно погиб во время пожара. Мысли о его собственной семье.
      Впервые в жизни Гэвин позволил себе излить свою скорбь. Преклонив колени перед деревянным крестом в темной часовне замка Айронкросс, он дал волю своим слезам.
 
      Когда Джоанна открыла глаза, он уже стоял рядом. В окно заглядывала луна, и ее свет заливал спальню голубоватым сиянием. К ней пришел Гэвин, и его намерения были очевидны.
      Пока он приближался к кровати, она позволила своим глазам бесстыдно изучать его великолепное обнаженное тело.
      Его проникновенный голос заставил Джоанну затрепетать от ожидания.
      – Я ждал тебя в своей комнате, но ты не пришла. – Одной рукой он схватил одеяло и отшвырнул его в сторону.
      Ее возбудило то, как его глаза путешествовали по изгибам ее тела. Ощущение было такое, будто ее тонкая рубашка не представляла препятствия для его обжигающего взгляда.
      – Я подумала, что, возможно, ты не желаешь меня видеть. Ты уехал… не сказав ни слова… И я даже не знала, что ты вернулся. – Гэвин присел возле нее. Его рука коснулась ворота ее рубашки, а пальцы легко пробежались по коже, скользнув вниз по гладкой материи. Она прикусила губу, задыхаясь от удовольствия, когда огромная ладонь мягко сжала ее твердеющий сосок.
      – Я здесь для того, чтобы извиниться за это.
      – Да? Так ты пришел только для этого? – Взгляд Джоанны задержался на его возбужденном мужском достоинстве, давившем на ее бедро.
      Гэвин усмехнулся, проследив за ее взглядом.
      – Да. Дело в том, что старый священник… Питера обеспокоило состояние его здоровья. Он мог умереть, а я полагал, что это единственный человек, который может рассказать нам правду, о замке Айронкросс и о его прошлом.
      – И ты смог узнать?..
      – Позже, – отрезал он, потянув за единственную завязку на вороте ее ночной сорочки, и с озорным выражением спустил тонкую материю вниз. Джоанна слегка сдвинулась, и Гэвин мгновенно отбросил одежду в сторону. – Я пока еще не прощен.
      – Но я…
      – Нет, дорогая. У нас будет море времени, чтобы поговорить о священнике, после того как ты вознаградишь меня прощением.
      Джоанна вздрогнула, заметив блеск в его глазах.
      – Я обидел тебя и заслуживаю наказания по твоему выбору, – продолжил он с притворной серьезностью, положив ногу ей на живот. – Я обязан исправиться. Прикажи мне искупить вину напряженной работой. Я жажду получить от тебя помилование.
      Его рука медленно скользила по бархатной коже ее груди.
      – Я не являюсь… о-о! – Она начала задыхаться, когда его губы впились в возбужденный сосок. – Я не знаток по части наказания таких мужчин, как ты. Кроме того, я всегда считала, что в поисках прощения для пояснений следует использовать язык.
      Она замолкла, когда увидела горящие глаза Гэвина.
      – Ты права, любовь моя, – хрипло произнес он. Легко проведя кончиком языка по соску, он стал медленно опускаться к ее животу, нежно касаясь кожи. Когда он достиг кудрявого холмика, то поднял голову. – А что касается способов наказания, возможно, я смогу помочь.
      – Уж постарайся, – сказала она сдавленным голосом, поглощенная вихрем красок, закружившимся в ее сознании.
      – Лежи спокойно и делай в точности то, что я скажу. Это будет для меня самым лучшим наказанием.
      Она посмотрела в его темные затуманенные глаза и увидела в них искорки задора. Она не знала, сколько еще продлится эта игра, но если она будет поступать по-своему (а она будет поступать по-своему), то предстоящее наказание будет сладостным, утонченным… и взаимным.
      – Раздвинь колени, – приказал он.
      Хотя за последние дни Джоанна отдавалась ему уже много раз, в моменты, подобные этому, ее щеки все еще заливал румянец. Но, видя непреклонное выражение его лица, она поняла, что у нее нет выбора. Поэтому очень медленно, предвкушая предстоящее удовольствие, она раскрылась для него.
      – Меня трясет от усердия, – произнес он охрипшим голосом, логружая язык и пробуя предлагаемое изысканное блюдо на вкус.
      Она чуть не упала с кровати.
      – Нет-нет, если ты хочешь, чтобы я действительно страдал, то должна лежать тихо.
      Она снова улеглась на простыни, стараясь в точности выполнять его указания.
      Голова Гэвина снова опустилась, а его язык начал ритмично постегивать набухший чувствительный бугорок. Джоанна застонала от удовольствия.
      – Подними бедра, – скомандовал он. – Скажи, что хочешь от меня большего, любовь моя.
      Она выгнула спину дугой и, подняв бедра, стала тереться своим мягким холмиком о его жадный рот. Балансируя на краю безумной пропасти приближающейся разрядки, она прошептала:
      – Еще.
      Он запустил под нее руки и, обхватив ягодицы, еще глубже погрузил язык в сокровенное лоно. В это мгновение Джоанна ощутила, что разгадала тайну жизни.
      Она не смогла сдержать крик, когда по телу прокатились сладостные судороги, и с наслаждением позволила волнам удовольствия унести ее в своих объятиях.
      Когда она открыла глаза, он уже поднялся и смотрел на нее так, как никогда раньше. На его губах играла удовлетворенная улыбка, а в черных глазах можно было прочитать выражение нежности и любви.
      – Значит, я прощен? – спросил он с ноткой нетерпения, покрывая медленными, дразнящими поцелуями ее веки, щеки и шею.
      Джоанна не стала отвечать, а просто подняла руку и провела ею по жестким линиям его чеканного лица. Она принадлежала ему, а он принадлежал ей, и она уже знала, что это навсегда. Наконец она может с легким сердцем предаться своей мечте! Наконец уничтожены все следы приготовлений, которые она вела последние месяцы, и можно спокойно обратить свой разум к жизни и любви!
      Медленно подняв голову, она поцеловала его в губы и с нежностью положила руки на его плечи, в то время как он приготовился войти в нее.
      – Не сейчас. Твое наказание еще не закончено.
      Со злодейской улыбкой на лице он пожирал глазами ее грудь, но прежде чем успел сделать что-либо еще, она заставила его перевернуться на спину.
      – Учти, дорогая, что я слишком закоренелый грешник, чтобы выдерживать столь длительное наказание, – прошептал он.
      Она пропустила его замечание мимо ушей и стала двигаться, предоставляя своей груди возможность чувственно поглаживать его грудь. С мучительной медлительностью она поцеловала его в губы и исследовала рот языком. Когда руки Гэвина попытались соскользнуть по ее спине к ягодицам, подталкивая ее лоно к трепещущему копью, она оттолкнула его и опустилась вниз по его упругому, мускулистому телу.
      – Нет, Джоанна, это… я… я больше не вынесу этого.
      Она только усмехнулась в ответ, позволив своему языку описать окружность возле его пупка, прежде чем опуститься еще ниже. Она чувствовала, как его тело напрягается под ее прикосновениями, и с удовольствием слушала, как он стал задыхаться, когда ее язык медленно прошелся по всей длине его полностью восставшего орудия.
      – А теперь раздвинь колени, любовь моя, – прошептала она.
      Его сдавленный приступ смеха вызвал улыбку на ее лице. Довольная произведенным эффектом, она опустила голову и почти полностью погрузила его мужское достоинство в свой рот.
      – Джоанна!
      Она подняла голову и посмотрела на него.
      – А теперь подними бедра, – приказала она, опять вызвав у него смех.
      Снова припав губами к его копью, она стала с неистовой силой сосать его.
      Гэвин так молниеносно принял сидячее положение, что она не успела даже пошевелиться. Обхватив ее лицо руками, Гэвин прижал Джоанну к себе и впился в ее губы. Слишком увлеченная требовательными ударами его языка, она вряд ли смогла бы выразить протест, когда он снова лег, удерживая ее на себе, а его разбухший от желания орган интимно прижался к ней.
      – Подожди, – прошептал он, на мгновение отрывая от нее губы. – Я прощен?
      Она слегка приподнялась и затем медленно опустилась, приняв его в себя.
      – Ты прощен, любовь моя. И у тебя впереди еще вся жизнь для покаяния.
      Их глаза встретились, и шутливое настроение растворилось в воздухе, а между ними возникло нечто нежное и глубокое.
      – Я люблю тебя, Гэвин.
      – Я не хочу потерять тебя.