Эйтин провела большую часть утра в своей комнате по двум причинам. Наиболее настоятельной из них был ее неспокойный желудок. Запах еды, доносящийся снизу, заставил ее поспешить к ночному горшку, едва только рассвело. К счастью, Деймиан уже ушел завтракать. Другая причина, по которой она оставалась в комнате, заключалась в том, что она не готова была снова встретиться с Деймианом после прошедшей ночи.
      Дверь открылась, и Эйтин вздрогнула, испугавшись, что это Деймиан. Но это была всего лишь старая Бесса.
      – Я принесла тебе отвар, девочка, и сухих яблок. Они облегчат утреннюю тошноту.
      Эйтин не удивило, что старая женщина знает о ребенке. Целительница, колдунья, она была одной из Трех Мудрых Священной Рощи, которые присматривали и заботились о людях Глен-Шейна и Глен-Эллаха. Бесса, Уна и Эвелинор были учителями Эйтин, показывали ей, как использовать высшее знание, наставляли в применении трав.
      – Вороны несут слово от Энвина, из мира иного. Для тех, кто достаточно мудр, чтобы услышать. Твоя душа знает этого сурового воина.
      Эйтин нахмурилась, пытаясь избежать разговора о нем.
      – Ты говоришь загадками, Бесса. Я не знаю, что ты имеешь в виду.
      Бесса поцокала языком, тем самым выражая свое неверие.
      – Эти Драконы Шеллона стоят раздумий, дитя.
      – Бесса, он смущает мою душу.
      – Но не твое тело? – усмехнулась Бесса, покачав головой. – Тамлин говорила почти те же слова, когда я в первый раз привела к ней Черного Графа. За свою долгую жизнь я повидала немало воинов, я заглядывала им в души. Некоторые из них были хорошими людьми. Некоторых следовало убить на месте. Эти мужчины Шеллона обладают храбростью и огнем. Они редкой породы. Их приход – воля богов, благословение. Ты должна знать, что семь времен года тому назад лэрд Кинмарха обращался за прорицанием о мужчине – о том, которого называл Драконом. Он сердцем чувствовал, что этот человек будет прекрасным мужем для нашей Тамлин.
      – Граф Хадриан думал, что Шеллон будет хорошим супругом для Тамлин?
      – Да. Эвелинор предсказала, что с первым пробуждением вешних вод темный воин придет в Глен-Шейн. Его жизненные линии переплетены с линиями Тамлин, и ни для кого из них нет пути назад. Только видения поначалу были неясными, трудными для истолкования нашей пророчицы. Потом они медленно прояснились. Мужчин было двое, не один. Один – тот, который укутан в цвета воронов. Другой – тот, кто пришел с цветом тумана.
      «Сегодня ночь Белтейна, Майского праздника. Ночь великого волшебства. Оно затрагивает твою кузину Тамлин в Гленроа и, как в зеркальном отражении, воздействует и на твою жизнь».
      – То же самое говорила мне Уна в Майский праздник, – призналась Эйтин.
      – Да, похожие мужчины, похожие женщины. Каждой паре вверено защищать наши глены, наш образ жизни. Грядет время испытаний. Вам, девушкам, нужны сильные спутники жизни, которые будут делать то, что нужно, будут сражаться за вас, защищать вас.
      – Возможно. Но путь Тамлин и путь, которым должна идти я, разные. – Сердце Эйтин горело. Шеллон любит Тамлин. Это совсем другое.
      – Порой, девочка, мы сами все усложняем, тревожась о том, что может быть, вместо того чтобы посмотреть в лицо тому, что есть. Позволь жизни идти своим чередом. Прими ее.
      – Если бы все было так легко, Бесса. Если бы только…
      – Может, так оно и есть.
      Эйтин смотрела вслед уходящей старухе, и отчаяние подымалось в ее душе.
      Прошедшая ночь причинила боль, которую она еще не до конца осознала. Она любит Деймиана. И понимает, что из-за этой любви теряет весь свой разум. И силу воли. О, она полна праведных планов, знает, как обращаться с ним, как держать его на расстоянии. Но каждый раз, когда он рядом, все сильнее в ее глупом сердце становится побуждение отбросить благоразумие и осторожность. Эйтин хочет идти рядом с ним по жизни, и становится ясно, что ее мало заботит, какова будет цена. Это только делает обман о ребенке, растущем в ее утробе, еще более предосудительным.
      Прошлой ночью она не утаивала от Деймиана ничего, отдавала ему все, что он просил, и даже больше. Теперь, в холодном свете дня она сожалела о своей несдержанности. Она слишком уж облегчала все для этого несносного Сент-Джайлза. С самого начала она почувствовала связь с ним, понимала, что отдает кусочек своей души этому незнакомцу. Но только прошлой ночью она отдавалась ему с любовью в сердце. О, как она любит этого надменного, прекрасного, раздражающего Деймиана!
      С какой стороны ни посмотри, Эйтин видела лишь разрушительные последствия, страшилась их. Она испытывала потребность признаться в своей лжи, в тех хитростях, к которым она прибегла, крадя кусочек его жизни, используя Деймиана для того, чтоб забеременеть. Но едва лишь она наскребала достаточно храбрости, чтобы рассказать ему, как вспоминала выражение его лица, когда он говорил о рождении Моффета, о том, как он был обманут – предан. Тогда, законченная трусиха, она попыталась представить, что будет, если она никогда не расскажет ему. Он ясно дал понять, что не верит в ее слова о браке с Гилкристом ради Лайонглена. Что он подумает о ней, когда она родит ребенка, особенно если у него будут ярко выраженные черты Шеллонов?
      – Он никогда не поверит в возможность второго непорочного зачатия, – пробормотала она, затем поежилась.
      Какой-то шум во дворе привлек ее к бойнице. Озадаченная, Эйтин увидела людей, бегущих к конюшне. Вскоре оттуда вышел Шеллон, неся кого-то, завернутого в накидку. Судя по длинным волосам Эйтин поняла, что это, должно быть, Тамлин.
      Не мешкая ни секунды, Эйтин выбежала из комнаты и стремглав бросилась вниз по лестнице, там она и встретила Шеллона, поднимающегося с ее кузиной на руках и Деймианом, идущим следом. Мрачный и угрюмый, Джулиан на мгновение приостановился и посмотрел на Эйтин с болью, затем прошел по лестнице в главную башню, не сказав ни слова.
      Задержавшись на первой лестничной площадке, Деймиан отрывисто приказал одной из служанок послать за старой Бессой.
      – Деймиан, что случилось? – Эйтин схватила его за руку, когда он чуть не прошел мимо, словно и не заметив ее. – Что случилось? Что с Тамлин?
      Он попытался что-то сказать, нахмурился, затем отодвинул Эйтин с дороги и помчался наверх, в хозяйские покои.
      – Черт! – Она топнула ногой и направилась следом за ним. Дверь в конце коридора была наполовину приоткрыта, поэтому она вошла вслед за Деймианом.
      – Я послал за знахаркой, – сообщил Деймиан Шеллону. – Я видел ее сегодня утром, так что ее будет нетрудно найти.
      Эйтин прошла в глубь комнаты.
      – Я тоже знахарка, лорд Шеллон. Позвольте мне взглянуть на Тамлин, пока не привели Бессу. Что с ней случилось?
      Шеллон накинулся на нее, меча своими темно-зелеными глазами яростные молнии.
      – Где вы, черт возьми, были?
      Эйтин попятилась, потрясенная силой грозного могущества Черного Дракона, не понимая, почему он злится на нее.
      – Я… я была в своей комнате, милорд.
      – Почему вы не были с ней? Вы с вашим проклятым сновидением. Почему вы не предвидели это… не остановили это? Какая польза от этих способностей, если вы не в состоянии предотвратить подобное? – Его обвинение хлестало Эйтин словно плеть.
      Не задумываясь, она потянулась рукой к своему амулету, чтобы устоять против волны черного отчаяния и ярости, охватывающих ее.
      – Мне очень жаль…
      – Джулиан, с Тамлин был охранник. Он не смог сделать ничего, чтобы предотвратить случившееся. Я не знаю, чего ты ждешь от женщины. Поэтому не обвиняй Эйтин. Ты просто ищешь мишень, чтобы выплеснуть свой неуместный гнев. Побереги его для того, кто этого заслуживает. – Деймиан смерил кузена сердитым взглядом. Вместо того чтобы достучаться до здравого смысла Шеллона, это, похоже, лишь еще больше ожесточило Дракона.
      – Хватит, Шеллон, – донесся с кровати слабый голос Тамлин. Ее упрек пробился сквозь ярость Дракона, чего не удалось Деймиану. – Тут нет вины Эйтин, так что прекрати запугивать ее, Шеллон.
      Джулиан резко повернулся с таким же свирепым лицом, но внезапно черты его смягчились, он присел на край кровати и взял руку жены в свою. Другая потянулась и обхватила ее щеку с такой нежностью, с такой явной любовью, что у Эйтин на глазах выступили слезы.
      Ее взгляд жадно отыскал Деймиана, отчаянно надеясь увидеть хотя бы слабый отголосок этих чувств. Деймиан стоял, скрестив руки на груди.
      Серо-зеленые глаза видели только Тамлин.
      Невидимый нож прошел сквозь сердце и в конце концов застрял в животе. Эйтин подумала, чувствует ли крошечное существо, живущее в ней, эту боль, понимает ли беспомощность ее страданий. Она прикусила губу, чтобы не дать себе совершить что-нибудь опрометчивое – например, залепить Деймиану пощечину. Ему, глупцу несчастному, не надо далеко ходить. Как он может быть таким слепым? Какими еще способами может она показать, что любит его?
      – Эйтин, не могла бы ты распорядиться насчет ванны… – попросила Тамлин, но Шеллон прервал ее. Он заморгал, явно пытаясь сосредоточиться на ней, а не на чувствах, затмевающих разум.
      – Ванны? Зачем?
      Тамлин глубоко вздохнула и выдавила слабую улыбку.
      – Я грязная, милорд. Я хочу смыть с себя грязь и переодеться в чистое платье. – Она взглянула на Эйтин: – Пожалуйста, позаботься насчет ванны. И не обращай внимания на моего мужа. Драконы ревут и любят изрыгать огонь. Он забывает, что нежные души могут обгореть, когда он пыхтит и фыркает.
      Эйтин кивнула, не в состоянии говорить из-за слез, застрявших в горле. Тамлин добавила:
      – И забери сэра Тугодума с собой. Я могу принимать ванну перед своим мужем и иногда вынуждена делать это перед его оруженосцами, но делать это перед его братьями и кузенами решительно отказываюсь. – Но Деймиан продолжал стоять, глядя на нее, и она резко бросила: – Выйдите немедленно, лорд Рейвенхок. Вы нарушаете мое единение.
      Смысл ее слов наконец дошел до него. Он кивнул.
      – Прошу прощения, миледи. Я к вашим услугам. Только позовите…
      Эйтин не стала смотреть, как этот идиот с обожанием ползает в ногах ее кузины. Она торопливо спустилась вниз по винтовой лестнице в шумную, оживленную кухню. Там она распорядилась, чтобы кухарка поставила греть воду для госпожи и чтобы ужин для Шеллона и Тамлин сегодня вечером отнесли в их покои.
      Покончив с делами, Эйтин надела накидку и вышла прогуляться. В собирающемся тумане она медленно пошла вдоль задней части замкового двора, мимо огорода и длинных, аккуратных рядов трав, привязанных к палкам, до самой мусорной кучи. Ее грусть, казалось, притягивалась этой кучей отходов, возможно, как отражение ее бед. Так много неправильного было в ее жизни, и Эйтин не видела надежды исправить это.
      Какой-то всплеск цвета привлек ее внимание. На самом краю кучи, ближе к ее задней стороне, рос молодой побег, почти с нее ростом – боярышник. Он уже щеголял красивыми белыми цветами. Изящные цветы с пятью лепестками были так прекрасны – полная противоположность тому, откуда брали питание его корни. Одно из трех священных деревьев. Два других – дуб и осина. Люди называют боярышник Майским деревом, или Белым Шипом. Часто на его ветки привязывают какую-нибудь тряпочку или кусочек одежды и загадывают желание, ибо считается, что дерево это волшебное и исполнит желание, если у человека чистое сердце.
      Поддавшись порыву, Эйтин развязала ленточку на конце косы и дрожащими пальцами завязала ее бантиком на тонкой веточке деревца.
      – Вот мой прекрасный Белый Шип, растущий сильным из отбросов Гленроа. Красота из руин. Я не прошу исполнить желание, просто надеюсь, что ты даруешь мне свое благословение. Я очень в нем нуждаюсь. С приходом осени, когда твои листья опадут, я вернусь и перенесу тебя на почетное место в Койнлер-Вуд, я подарю тебе любовь и заботу, чтобы ты рос сильным. Я не сорву твои цветы, хотя мне очень хотелось бы взять один с собой, я знаю, что это грех – вредить твоему совершенству.
      Позади боярышника рос сочный куст ракитника. Цветы его были не такой красивой формы, но ярко-желтые. Очевидно, кухарка, которая ухаживала за огородом и приходила выбрасывать отходы в мусорную кучу, вырывала все, что считала сорняками. Она специально оставила эти два растения, зная, что они особенные и дают защиту Гленроа.
      Эйтин сорвала веточку с ярко-желтыми цветками.
      – Я знаю, нельзя срывать твои цветы просто так. Не сомневайся, я отчаянно нуждаюсь в твоем покровительстве. Возможно, чтобы спасти меня от себя самой.
      Она вдохнула чудесный сладкий аромат – приятное дополнение к резкому запаху цветков боярышника.
      – Интересно, выйдет ли что-то красивое из отбросов моей жизни?
      Она приложила ладонь к животу, думая о ребенке, растущем там. Тайная улыбка скользнула по губам. Там, внутри ее, и в самом деле пускает корни семя чего-то совершенно особенного. Несмотря на страдания, затопляющие ее, она хочет этого ребенка – ребенка Деймиана, – жаждет держать его на руках. Малыш родится, когда зима пойдет на убыль и отступит, когда земля согреется и пробудится с весной.
      Жизнь начнется заново.
      Эйтин пришла сюда с болью, в поисках места, где можно побыть наедине со своей печалью. Несмотря на то, что Эйтин жила в большой крепости, здесь было мало мест, где можно по-настоящему уединиться. Эйтин хотелось поплакать. Однако красота боярышника и ракитника вместо слез дала ей крохотную частичку надежды, желание продолжать бороться за свое счастье.
      – Завтра он не должен сражаться, – донесся из тени голос чуть громче шепота.
      Эйтин повернула голову и попыталась разглядеть, кто говорит с ней. Слова прилетели с дуновением ветра, настолько тихие, что она сомневалась, прозвучали ли они. Туман, казалось, сгустился и принял форму женщины. Эвелинор, повелительница Сада. Поднимающийся туман ореолом окружал ее длинные белые волосы, делая похожей на ангела, сошедшего на землю. Она была названа в честь богини сада, и никто из стариков не мог припомнить времени, когда бы она не учила и не защищала клан Огилви. Несмотря на то, что была одной из самых старейших членов клана, годы почти не наложили своего отпечатка на ее безмятежные черты. Бледно-лавандовые, граничащие с серым, ее глаза были такими прозрачными, что многие часто принимали ее за слепую. Ее молочно-белая кожа легко обгорала под солнцем, поэтому мало кто видел ее днем, она появлялась только в рассветные часы или в сумерки. Она, казалось, чувствовала себя непринужденно во мгле, словно ее серость делала ее частью тумана. Самая сильная из Трех Мудрых Священной Рощи, она обладала даром предвидения через далеко идущие видения, в которых никто не осмеливался сомневаться. Вожди других кланов преодолевали огромные расстояния в поисках ее мудрости.
      Она учила Эйтин всему тому, что необходимо знать в жизни. Через нее продолжала жить устная история их предков.
      После смерти матери Эйтин каждая из Старейших – Бесса, Уна и Эвелинор – играли важную роль в ее жизни, равно как и в жизни Тамлин и ее сестер. И все же, в некотором смысле, Эйтин всегда чувствовала себя по отношению к Эвелинор дочерью, а не ученицей.
      – Эвелинор…
      – Я пришла со словами, которые тебе важно услышать, Эйтин Огилви. Прислушайся к ним, иначе завтра печаль завладеет тобой. Он не должен сражаться на поле чести, когда наступит рассвет. Он умрет, если возьмет оружие вместо другого. Пожалуйста, дитя, послушай.
      Эйтин направилась к Эвелинор.
      – Я всегда слушаю, бабушка. Твои слова указывают нам путь.
      Когда она подошла, Эвелинор переложила длинную ветку боярышника из правой руки в левую, чтобы погладить Эйтин по щеке.
      – Моя прекрасная дочь, дитя камней, страшная опасность надвигается на нашу землю в образе леопарда. Человек великого могущества, он разрушает, калечит, его жестокость оставляет после себя воронов пировать на телах мертвых, красные реки текут там, где он прошел. Ты, и только, ты можешь остановить его, не дать стереть с лица земли Глен-Эдлах и Глен-Шейн. Ничего не останется – ничего. Наши замки будут разрушены, наши женщины изнасилованы, наши мужчины жестоко убиты. Эти две долины истекут кровью.
      Слезы катились по гладким щекам без морщин, вызывая отклик тех же чувств внутри Эйтин.
      – Скажи мне, что я должна делать… что происходит? Я не понимаю, о чем ты. Почему мы в опасности?
      – Твой мужчина будет сражаться завтра… если ты не остановишь его. Если он будет сражаться, он умрет. Перед своим последним вздохом он убьет другого – справедливо, но для леопарда это не будет значить ничего. Он придет с огнем и мечом, и оба клана – Шейнов и Огилви – погибнут.
      – Эвелинор, я верю тебе, но я не понимаю… этот леопард… король Эдуард? Зачем ему уничтожать наши кланы? Он послал своих Драконов, чтобы захватить эти долины.
      – Верно, но это было наказание, не награда. Он отправил сюда графа Шеллона в наказание за то, что тот осмелился поднять на него руку. Утром Шеллон захочет выйти на поле чести, чтобы отомстить за свою леди. Это верный путь. Так и должно быть. Леопард примет Шеллона как посланника справедливости. Только лорд Рейвенхок пожелает занять место Шеллона, сразиться вместо него. Он не должен. Леопард воспримет это как оскорбление. Пусть ничья рука не отвернет тебя от этой цели – ты должна остановить его. Сделай что можешь – чего бы это ни стоило, – но он не должен сражаться вместо Шеллона. Он умрет. Мы все умрем…
      – Мне бы следовало поколотить тебя до потери разума! – прогремел голос, нарушив важность момента – Но опять-таки это означало бы, что он у тебя есть, в чем я сильно сомневаюсь, леди!
      Потрясенная настолько, что едва могла дышать, Эйтин повернулась и увидела разъяренного Деймиана, решительно шагающего между грядками.
      – Последний человек, кого я хотела бы видеть, – сэр Тугодум, – тихо пробормотала она Эвелинор.
      Только когда Эйтин повернулась к старой колдунье, той уже не было, она исчезла так же, как и пришла, – с туманом. Эйтин заморгала, почти испугавшись, что сходит с ума и все это ей привиделось, настолько странными были слова Эвелинор. Опустив глаза на веточку в своей руке, Эйтин воззрилась на желтые цветки. Она заставила пальцы расслабиться, чтобы не помять нежные лепестки, пока силилась постичь смысл предостережения своей наставницы. Эйтин было прекрасно известно, что не стоит пренебрегать любым предсказанием Эвелинор. Но на то, чтобы постигнуть чудовищность непреклонного предостережения, Эйтин требовалось время. Ей необходимо было немного побыть одной, дабы осознать все это, попытаться осмыслить запутанные слова.
      – Мне следовало бы отломать ветку от этого дерева и выпороть тебя за глупость!
      Все еще дрожа, Эйтин шагнула между разгневанным Деймианом и молодым боярышником:
      – Ты не тронешь мое дерево. Любой, имеющий хотя бы каплю ума, знает, что поломать боярышник – значит накликать несчастье на свою голову.
      – Тогда я отхлещу тебя рукой. Ты неделю будешь есть свой ужин стоя, Эйтин Огилви. Будешь спать на животе. – Его слова прозвучали скорее обещанием, чем угрозой.
      Ох, ну почему этот несносный человек не оставит ее в покое, не даст ей побыть одной, дабы она могла воспользоваться даром ясновидения и понять значение мрачного пророчества Эвелинор? Нет, он примчался сюда, нарушил ее уединение, угрожает ей и ее деревцу. Деймиан вне себя от злости, хотя Эйтин не возьмет в толк почему. Он и в самом деле пугает ее, и ей хочется бежать, но она не может оставить Деймиана из опасения, что он причинит вред боярышнику. Она вызывающе вздернула подбородок и не сдвинулась с места.
      – Я не струсила перед грозным Драконом, который изрыгал на меня огонь, обвиняя невесть в чем, поэтому не спасую и перед вами, лорд Рейвенхок. Приберегите свою брань и угрозы для того, кого можно запугать, – парировала она. – Я хочу уехать домой в Койнлер-Вуд. Сегодня же. Хватит с меня своевластных хозяев, которые развлекаются тем, что наказывают женщин. Хватит!
      Как только она произнесла эти слова, голос Эвелинор эхом прозвучал у нее в голове. «Он не может сражаться вместо Шеллона. Он умрет. Мы все умрем». Если она уедет в Койнлер-Вуд, тогда некому будет помешать ему сражаться на месте Шеллона. Только на каком месте? Зачем он выйдет на поле чести? Это как-то связано с Тамлин, но Эйтин понятия не имеет, что происходит, и это ее пугает. Очень сильно пугает.
      Деймиан помолчал, закрыл глаза, затем набросил узду на свою несдержанность.
      – Извини. Мое раздражение родилось из страха, что с тобой что-то произошло. Никто не мог сказать мне, куда ты ушла. После того, что случилось с Тамлин…
      – Что? Что именно случилось с Тамлин? Ни ты, ни твой грозный кузен ничего мне не сказали. Возможно, ты теперь лорд Лайонглен, но я все еще баронесса Койнлер-Вуд и не потерплю такого несправедливого отношения. Я… – Слишком расстроенная, она махнула рукой и хотела пройти мимо него.
      Деймиан схватил ее за руку и повернул лицом к себе.
      – Прости меня, Эйтин. Мужчины – не самые здравомыслящие существа, когда кто-то причиняет вред тому, кого они любят. Дирк Пендегаст напал на Тамлин… за конюшней.
      Он опустил глаза на носки своих сапог. Он страдал, и его боль стала ее болью, только ей было еще больнее оттого, что его боль была из-за любви к Тамлин. «Мужчины – не самые здравомыслящие существа, когда причиняют вред тому, кого они любят».
      Наконец ей удалось выдавить слова:
      – Ох, бедняжка Тамлин. Он… – Образ Дирка с признаками безумия в жестких черных глазах, который заявился к ней в комнату вчера вечером, вспыхнул в сознании. Он думал, что она – Тамлин.
      – Мы с Шеллоном поймали его. Надеемся, что успели вовремя. – Деймиан наконец поднял взгляд, светлые глаза были полны слез. – Я не мог найти тебя, поэтому, естественно, испугался.