Деймиан сурово воззрился на братьев Эйтин. Немного суровости им явно не повредит. Шестнадцатилетние оболтусы держали мечи так, словно это были ядовитые змеи. Ему предстоит нелегкая задача попытаться превратить этих молокососов в мужчин. Тройняшки нравились ему, несмотря на их раздражающие чудачества. У Хью и Льюиса была привычка заканчивать мысли друг друга, а болтовня Дьюарда, казалось, не имела конца и края. От его длинных высказываний у Деймиана всегда возникало невольное желание глотнуть воздуха.
      Он подавил улыбку, глядя на их недовольные физиономии. Узнав, что теперь они должны будут каждое утро совершенствоваться в боевом искусстве, тройняшки побежали прятаться за юбку Эйтин, умоляя ее вмешаться. Леди Койнлер-Вуд все еще никак не могла смириться с тем, что больше не имеет решающего слова в делах Лайонглена, особенно в том, что касается ее драгоценных братцев.
      – Мечи не кусаются. Держите их крепко, иначе случится вот это… – Деймиан со всей силы ударил своим мечом по мечу Хью, лезвия зазвенели.
      Поскольку Хью держал рукоятку слишком слабо и слишком близко к краю, вибрация металла прошла вверх по руке до самого плеча. Бедняга попытался удержать оружие, но оно выпало из его руки.
      Деймиан вытянул руку и нацелил кончик лезвия в грудь Хью.
      – Вот так ты можешь умереть в битве. – Он чуть не рассмеялся, когда Хью тяжело сглотнул.
      К сожалению, урок не пошел впрок Льюису. Он тут же поднес меч к лицу, разглядывая лезвие.
      – Этот желобок… для чего он? Я слышал, это для того, чтобы кровь жертвы свободно вытекала, когда проткнешь тело. Это так, лорд Рейвенхок?
      – Брр. – Дьюард содрогнулся и так побледнел, что Деймиан испугался, как бы парень не упал в обморок.
      Деймиан вздохнул и опустил меч.
      – Этот желобок для того, чтобы позволить мечу быть сильным и в то же время облегчить его вес. Вытекающая кровь не нуждается в помощи. Так что это не кровяная канавка.
      Кадык Дьюарда заходил ходуном, а щеки приняли зеленоватый оттенок.
      – Я не хочу заниматься этим, пусть просто убьют меня, и дело с концом.
      В раздражении закатив глаза, Деймиан собрал мечи.
      – Мечи требуют силы, которая у вас, парни, совершенно не развита. Можете вы хотя бы держать копье? – Он подал Льюису одно из тренировочных копий. Копье с грохотом полетело на землю, когда Льюис упал на колени. – Ладно, забудьте пока про копье и нанесение ударов. Ну хоть что-нибудь вы умеете?
      Хью повеселел и улыбнулся:
      – Мы хорошо управляемся с дубинками.
      Деймиан не смог сдержать смешка, который пророкотал у него в груди. Похоже на то, что в амурных делах братья Эйтин ничуть не искуснее, чем в военной науке.
      – Что ж, я оставлю этот выпад без комментариев. – Он взял дубинку и бросил одному из братьев.
      – Чего это он усмехается? – Совершенно сбитый с толку, Хью повернулся к братьям.
      Льюис хихикнул и ткнул Хью в живот концом деревянной дубинки:
      – Думается мне, сэр Тугодум, он смеется над нами, имея в виду наши мужские отростки.
      Деймиан не выдержал:
      – Мужские отростки? Мужские… отростки?
      Он так захохотал, что слезы выступили на глазах. Ошибка. Три физиономии внезапно сделались по-лисьи хитрыми. Обменявшись безмолвными взглядами, они пожали плечами, затем разом набросились на него. Деймиан принял от Дьюарда удар в правую ногу, Льюис двинул его в бедро, зато удар Хью удалось отразить. Но как Деймиан сам предупреждал их, воин должен иметь крепкую, правильную хватку, или вибрация от удара по оружию пойдет по рукам, ослабив их, – и именно это и случилось, когда он отразил хорошо нацеленный удар Хью. Поскольку хватка Деймиана не была крепкой, плечи приняли на себя всю силу удара и совершенно онемели. Вскинув бровь, Деймиан решил, что у Хью все-таки есть кое-какая сила.
      Решительно настроенный дать нападавшим резкий отпор, Деймиан поменял положение рук, чтобы как следует проучить этих негодников. Однако все равно приходилось признать, что они неплохо справляются, действуя одновременно. Мало того, они двигались во взаимной связи друг с другом, как какая-нибудь свора маленьких собачек, хватающих вас за пятки. Они рассчитывали время нападений, заставляя его постоянно отражать их удары и выпады.
      Постепенно шотландские юнцы переместились, окружив его со всех сторон одновременно. Дьюард ткнул Деймиана сзади под колено, отчего рыцарь согнулся. Потом Хью высоко замахнулся на него, поэтому Деймиан был вынужден отбивать удар с поднятой дубинкой. Это позволило Льюису ткнуть его прямо в живот, чересчур близко к паху. Имей Деймиан возможность сжать мышцы живота, он хорошо поглотил бы удар, но, поскольку удар пришелся ниже, включилась мужская паника, и Сент-Джайлз вздрогнул и отступил. Воспользовавшись прекрасной возможностью, Хью выбил дубинку из рук Деймиана, затем Дьюард и Льюис толкнули его под колени, а Хью использовал свою дубинку в качестве рычага у него между лодыжками. На раз-два-три мальчишки повалили его – Дьюард коленом прижал правую руку, Льюис навалился всем весом на правую, а Хью победоносно уселся поперек его бедер.
      – Никогда не стоит недооценивать дьявольское отродье, – пробормотал Деймиан.
      Мысли его завертелись, и внезапно он ощутил какое-то умственное расстройство, хотя оно не имело никакого отношения к поражению. Скорее, это была одна из тех странных вспышек памяти, словно такое уже происходило. Отклик был настолько сильным, что Деймиан закрыл глаза и попытался мысленно настроиться на образ, хотя бы раз ухватить ускользающие осколки сна. Он почти видел, как борется с Эйтин, ее братьями и викингом. Перед глазами проплыло лицо старухи.
      «Только попробуй ударить его еще раз, и я надену тебе на голову ночной горшок, и он не будет пустым».
      С этими словами вся сцена со щелчком исчезла из его памяти, видение снова пропало. Деймиан в отчаянии стиснул зубы.
      Открыв глаза, он посмотрел на три ухмыляющиеся физиономии. Решив воспользоваться возможностью и застать их врасплох, он спросил:
      – Не хотите объяснить, почему Эйтин лжет мне?
      Их самодовольные выражения исчезли. Дьюард и Льюис взглянули на Хью в ожидании безмолвного руководства. Всякая надежда получить ответы испарилась, когда во двор для тренировок вбежала Эйтин.
      – Что это вы творите с моими братьями? – Подбоченясь, она гневно воззрилась на Деймиана, все еще пригвожденного к земле. Ее хмурый вид говорил, что она считает его чем-то вроде какой-то скользкой твари, найденной на дне выгребной ямы.
      Деймиан повернул голову, чтобы посмотреть на каждого из братьев по очереди.
      – Я даю им ценный урок, вынуждая удерживать меня в лежачем положении. Полагаю, это очевидно, принцесса.
      Тройняшки захихикали, но Эйтин негодующе фыркнула, а потом в нетерпении постучала ногой.
      – Слезьте с него, болваны вы этакие. Олухи несчастные, тупые кретины…
      – Кретины? Должен сказать, сестра, что это, по-моему, перебор, – пожаловался Льюис.
      – …ослы безмозглые, дубины стоеросовые…
      Дьюард закатил глаза.
      – Эйтин имеет склонность трещать без умолку и все время обзывать нас, хотя я не понимаю, как мы можем быть ослами и дубинами одновременно.
      Деймиан поднялся и стряхнул грязь с одежды, окидывая глазами хмурую Эйтин. Он не мог удержаться, чтобы не поддразнить ее.
      – Эйтин не производит впечатления чересчур впечатлительной особы.
      – Да, это правда, но Уна говорит, что сейчас она сама не своя из-за ре… – Дьюард осекся, побелев, затем покраснев как свекла под испепеляющим взглядом Эйтин.
      – …раздражительности и веснушек, – закончил Хью за брата.
      Голова Эйтин резко повернулась. Хью явно был рад, что у сестры нет в руке ножа, ибо, судя по виду, она готова была вырезать его печень. Деймиан перевел взгляд на Дьюарда. Хью заканчивал мысли Льюиса. Льюис договаривал предложения за Хью. Только Дьюард все болтал и болтал. Впервые кто-то из братьев договорил за Дьюарда.
      – Извини, – пробормотал Хью, съежившись и слегка попятившись от сестры. Наклонившись, чтобы поднять свою дубинку, он прошептал Деймиану: – Она терпеть не может, когда замечают ее веснушки.
      – Вы, парни, можете бежать полдничать. Завтра утром продолжим. – Собрав оружие и велев своему оруженосцу вернуть все в оружейную, Деймиан, казалось, не замечал Эйтин.
      С грозным лицом она накинулась на него, когда остальные удалились на достаточное расстояние, чтобы не услышать.
      – Мне казалось, я ясно дала понять, лорд Высокомерие, что не желаю, чтобы из моих братьев делали убийц.
      Он спрятал свой меч в ножны и поправил перевязь на бедрах.
      – А мне казалось, я ясно дал понять, что ты не имеешь слова в этом вопросе. Я теперь здесь хозяин и не буду безучастно наблюдать, как ты делаешь из парней слабаков и молокососов.
      Она огляделась, словно ища, чем бы его стукнуть.
      – О-о-о, ты…
      – Парни правы, у тебя веснушки и вспыльчивый нрав. – Он протянул руку и коснулся каждой бледной веснушки.
      О да, сейчас она ему покажет, какой у нее нрав! Эйтин размахнулась, чтобы со всей силы ударить его. К счастью, у него была хорошая реакция, и он поймал ее запястье прежде, чем ладонь ударила его по лицу.
      – Больше никогда не пытайся сделать это, Эйтин. Я никогда тебя не ударю, поэтому ожидаю такого же уважения с твоей стороны. Только попробуй еще раз, и я переброшу тебя через колено и отшлепаю по мягкому месту. Разумеется, некоторые находят это весьма приятным времяпрепровождением. Желаешь проверить?
      К его удивлению, она вдруг ударилась в слезы, глядя на него с такой болью в ореховых глазах, что сердце сжалось. Она открыла рот, потом закрыла, словно не в состоянии облечь в слова те чувства, которые хотела выразить. Вместо этого резко развернулась и убежала.
      – Ад и все дьяволы! – прорычал Деймиан, глядя ей вслед. – Ох уж эти женщины со своими слезами! Вечные нарушители упорядоченного мужского существования.
 
      После полуденной трапезы снова зарядил дождь. Темный, мрачный день являлся отражением меланхолии Деймиана. Он стоял на маленькой поляне в лесу, рядом с местом, где был похоронен его дед, не вполне уверенный, какие чувства должен испытывать. Деймиан никогда не видел Деда. Для старого барона мать Деймиана и он сам не существовали. Он не хотел их знать. Гнев за такое пренебрежение ярко пылал в душе Деймиана. Он видел, что с бастардами обращаются очень уважительно. Живя в доме Майкла Шеллона, он был свидетелем того, что с Гийомом и Саймоном обращались так же, как и с Джулианом. Они были сыновьями Шеллона, и хотя незаконнорожденность запятнала их рождение, Гийом и Саймон никогда не чувствовали себя непрошеными или нежеланными в обширных владениях Шеллона. Зато Деймиан, будучи законным сыном благородного рыцаря, всегда чувствовал себя так, будто это он настоящий бастард. Просто потому, что дед не признавал брак его родителей и отвергал само его право на существование.
      Деймиан не знал, почему это так его волнует. Много раз он размышлял на эту тему, пытаясь определить, что он об этом думает. Он надеялся встретиться со своим дедом и обрести некоторый мир в этом вопросе, преследующем его. А теперь старик мертв. Деймиан остался с пустотой, с какой-то неопределимой печалью. Разумеется, он не должен чувствовать ничего к тому, кто отвергал саму его жизнь. Но как ни странно, глядя на земляной холмик с положенным сверху камнем, Деймиан печалился, оставшись с вопросами и мыслями о том, что могло быть, вернись он раньше.
      Он услышал справа ее тихие приближающиеся шаги, но притворился, что не ведает о ее присутствии. Тема Эйтин Огилви и ее истинного положения в жизни его деда была, в лучшем случае, щекотливой. До сих пор Деймиан избегал этого вопроса, убежденный, что она солгала насчет того, что является баронессой Лайонглен. В настоящее время это не имело большого значения. Она легко не откажется от своего обмана, а нужно так много сделать, чтобы обеспечить безопасность крепости. Затеять сейчас борьбу с Эйтин – не дело. Ему нужна ее поддержка для того, чтобы завоевать уважение и доверие вилланов и крепостных Глен-Эллаха.
      Несколько минут она стояла тихо, словно не желая нарушать его уединение. Наконец протянула ему камень размером с ладонь. Он взглянул на него, тронутый этим жестом.
      – Мы добавляем по камню к могиле каждый раз, когда приходим сюда. Пусть они знают, что мы их помним и бережно храним в своей памяти, – объяснила она.
      Несколько мгновений он смотрел на камень, потом взял его. Наклонившись, осторожно положил на середину холмика. Нахмурившись, отметил, что там лежат кости одного или нескольких мелких животных.
      – Какое-то жертвоприношение? – озадаченно спросил он.
      – Ох, да нет же. Странно, но кошки приходят сюда, чтобы посидеть на камнях. Думаю, это потому, что камни теплые, удерживают солнечное тепло. Они притаскивают сюда кроликов и другую свою добычу.
      Деймиан закрыл глаза и поднял лицо к дождю, позволяя каплям омывать его. С одной стороны, он был рад, что она пришла, позаботилась о том, чтобы принести для него камень. С другой стороны, слегка раздражен, ибо ее присутствие вызывало все те проклятые вопросы, с которыми Деймиан сейчас был не в настроении встречаться.
      – Что он был за человек? – наконец спросил Деймиан, открывая глаза.
      Она была так прекрасна в торжественной печали, со слезами на глазах. Почему ему казалось, что эти слезы из-за него, а не из-за Гилкриста Фрейзера? Темно-зеленая шерстяная накидка, отороченная черным волчьим мехом, обрамляла ее восхитительное лицо. Вспышки воспоминаний о том, как она, обнаженная, склоняется над ним в лунном свете, изгибается навстречу приближающемуся взрыву наслаждения, зажгли кровь. Ничего на свете Деймиану сейчас так не хотелось, как уложить ее на эту холодную землю и погрузиться в горячее волшебство ее нежного тела. Вместо этого он спрашивает о человеке, который был его дедом.
      – Когда-то я считала его добрейшей душой. Он стал нашим опекуном после того, как мама с папой умерли от жестокой лихорадки, которая поразила несколько гленов. – Эйтин поплотнее закуталась в накидку, защищаясь от холода дождя, от холода воспоминаний. – Потом я узнала, что он вычеркнул из своей жизни единственную дочь. Это заставляет меня задуматься, хорошо ли на самом деле я знала его. Пожелай я выйти замуж против его воли, полагаю, он точно так же отвернулся бы от меня. Не представляю, как можно не тревожиться за тех, кого любишь: как им живется, живы ли они, здоровы ли? Такой поступок кажется слишком бессердечным. Теперь я боюсь, что вся моя жизнь была построена на лжи.
      Едва произнеся эти слова, она осознала, в какую ловушку загнала себя. Зеленые крапинки в ее расширившихся глазах стали еще заметнее, Эйтин пожалела, что использовала слово «ложь».
      Уголок его рта дернулся в язвительной насмешке.
      – Говорят, признание облегчает душу, Эйтин. Не хочешь рассказать мне о своем браке?
      Она выпрямилась и пронзила его гневным взглядом – ни дать ни взять принцесса.
      – Я приберегу все свои признания для дяди Малькольма, священника кинмархской церкви.
      – Принцесса Эйтин! – Викинг подбежал, упал перед ней на колени и стукнул себя кулаком в грудь. – Прибыли всадники.
      – Эйнар, встань с колен. – Эйтин закатила глаза. – Прах всех святых и грешников, неужели опять Динсмор?
      – Нет, принцесса. Стяг серебристый, с лазурной дугой и тремя золотыми снопами… это Филан Комин, – сообщил Эйнар.
      Раздражение слабо шевельнулось в душе Деймиана.
      – Еще один ваш поклонник, принцесса?
      Она тяжело сглотнула, в глазах застыла боль и тревога.
      – Когда-то я считала его таковым. Теперь у меня хватает ума понять, что я – всего лишь пешка в игре за власть, в которую он играет с Динсмором и Брюсами. Все они желают заполучить эти земли. И самый легкий путь – как они считают – через меня. Я уже давно твердо решила не позволить этим кланам использовать меня для достижения своих целей. Брюсы хотят укрепить свое положение в этой части Высокогорья. Комины и Кэмпбеллы делают все возможное, чтобы не допустить этого. Оба воспользуются своим преимуществом над другим, если им удастся наложить свои жадные лапы на Лайонглен. Роберт Брюс наконец женился в прошлом году на Изабелле, дочери графа Мара, поэтому Динсмор и Филан думают, что теперь поле перед ними расчистилось.
      Деймиан взмахнул рукой.
      – Эйнар, передай страже, что я иду.
      Викинг взглянул на Эйтин, чтобы убедиться, желает ли того же она, и не сдвинулся с места, пока она не кивнула, разрешая идти. Поднявшись, Эйнар почтительно поклонился Эйтин и повернулся, чтобы идти.
      – Эйнар, – окликнул его Деймиан. – С этого момента и впредь, когда я буду отдавать тебе приказ, ты будешь выполнять его. И не будешь обращаться к леди Эйтин за распоряжениями. Это понятно?
      Великан кивнул.
      – Все в Лайонглене под вашим началом, лорд Рейвенхок. Только я – не часть Лайонглена. Я – личная почетная охрана принцессы Эйтин. Я служу ей. Только ей. Ей я присягал на верность.
      Деймиан шагнул вперед, но Эйтин положила ладонь ему на руку и мягко удержала.
      – Эйнар, отныне ты будешь подчиняться приказам лорда Рейвенхока. Он теперь здесь хозяин. Я уверена, он не даст никаких распоряжений, которые противоречили бы моим желаниям.
      – Слушаюсь, принцесса. – В светло-голубых глазах читалось колебание, когда викинг взглянул на Эйтин.
      Она продолжала сжимать руку Деймиана до тех пор, пока Эйнар не ушел.
      – Я провела почти десять лет, пытаясь изменить его отношение к себе. За все эти годы мне не удалось даже добиться, чтобы он перестал называть меня принцессой.
      Деймиан накрыл ее ладонь своею.
      – Что ж, ладно, принцесса. Идемте приветствовать вашего поклонника.
 
      Джулиан Шеллон сидел за хозяйским столом, снова скрестив ноги и положив их на край стола. Увидев Эйтин, Джулиан вскинул черную бровь и опустил ноги на пол. Эйтин подавила улыбку, вспомнив слова Моффета, что Тамлин говорит «да» или «нет» этому властному воину, а потом поступает, как ей угодно. Она гадала, легко ли кузине справляться с Драконом, раздумывала, не следует ли ей придерживаться такой же тактики с Деймианом.
      Печаль вернулась. Тамлин, возможно, и сходит с рук такое поведение, но лишь потому, что лорд Шеллон любит ее. Эйтин же не имеет такой власти над Сент-Джайлзом.
      – Будем действовать как раньше, Эйтин. Ты не разговариваешь с этим человеком. Я сам веду беседу. Ты отвечаешь ему, только если я дам разрешение, – велел Деймиан.
      Эйтин поджала губы, негодуя на такое обращение.
      – Я привыкла говорить, когда считаю нужным, лорд Рейвенхок. Я выступала за весь этот глен почти половину своей жизни.
      – А теперь это делаю я, а ты обращаешься ко мне за руководством, принцесса. – Он почти толкнул ее в кресло леди-хозяйки, затем сел сам, двойные двери распахнулись.
      Филан Комин вошел решительным шагом, трое его людей – следом. Его хитрые голубые глаза окинули быстрым оценивающим взглядом как Шеллона, так и Рейвенхока. Взгляд прошелся по Эйтин, но не задержался надолго. Как она и сказала Деймиану, подлинный интерес для Филана представляет Глен-Эллах, а не она.
      Филан по-прежнему казался Эйтин красивым мужчиной, почти таким же красивым, как Сент-Джайлз, только его мужественность бледнела по сравнению с мужественностью Шеллонов. Эти норманнские воины излучали какую-то невероятную жизненную силу, и их внешность была настолько яркой, что мало кто из мужчин мог с ними сравниться. И дело не только в физической привлекательности. Была какая-то внутренняя сила, которая светилась в их зеленых глазах, аура рожденных повелевать. Все принимали это как естественный порядок вещей.
      Эйтин видела, что Филан тоже это понял. Вспышка недоумения, страха перед этими английскими Драконами промелькнула в его глазах, прежде чем он моргнул, чтобы скрыть свое беспокойство.
      – Я вижу, это правда… Лайонглен повергнут Драконами. Я подумал, Динсмор растерял те немногие мозги, с которыми родился, когда до моей крепости дошло известие, будто внук Гилкриста принимает титул и этот феод, хотя всей округе известно, что у старика не было семьи.
      Деймиан слегка вскинул бровь, показывая, что он с трудом выносит непродуманные высказывания.
      – Динсмор никогда не блистал умом. – Он откинулся в кресле и развалился со скучающим видом. – По крайней мере, у вас хватило ума не заявиться сюда с какой-то небылицей об исполнении воли Эдуарда.
      Филан издал смешок, но он прозвучал натянуто, неестественно.
      – Не самый мудрый из поступков Динсмора.
      – Итак, вы слышали о том, что я принимаю титул, и все же до конца не поверили, поскольку считали, что Лайонглен не имел наследника. Неверно. Моя мать была дочерью Лайонглена. Она вышла замуж за норманнского рыцаря. Я служил оруженосцем у лорда Майкла Шеллона, теперь служу его сыну. – Деймиан чуть нетерпеливо выдохнул, потом сложил пальцы домиком. – Такова моя история… не то чтобы я обязан рассказывать ее. Просто решил предупредить все возможные вопросы.
      Филан вяло улыбнулся:
      – Возможно, некоторые. Однако возникают и другие. Поймите, мы с Динсмором беспокоимся об Эйтин, поскольку она наша соседка и не имеет защиты…
      – Не имеет защиты? Боюсь, тут вы ошибаетесь. Глен-Эллах был передан мне во владение Эдуардом. Теперь после Данбара он правит этой страной, а не ваш король Джон Баллиоль. Капитуляция Баллиоля – это всего лишь вопрос времени. Шеллон уже владеет Глен-Шейном, женившись на леди Тамлин. Я присягаю ему на верность как сюзерен Глен-Эллаха. Все хорошо и замечательно, а?
      – За исключением того, что, по словам Динсмора, Эйтин вышла замуж за Гилкриста… – Филан был похож на собаку с костью и не намеревался легко сдаваться.
      – Леди Эйтин, – поправил Деймиан.
      Это сбило Филана с толку.
      – Прошу прощения?
      – И правильно делаете. Я поправил ваше упоминание о миледи. Она леди Эйтин. Вы говорили о ней фамильярно. Я не давал на это соизволения. – Деймиан жестом собственника взял руку Эйтин и стал играть ее пальцами.
      Филан начал снова:
      – Как вам будет угодно. Динсмор прислал сообщение, что леди Эйтин вышла замуж за Лайонглена…
      – Я Лайонглен. – Деймиан поднял глаза на слугу, расставляющего бокалы и наливающего вино. – Присоединитесь к нам? Это хорошее французское вино, а не остатки с прошлого лета.
 
      Эйтин металась взад-вперед по комнате, настолько расстроенная, что почти ничего не соображала. Она чувствовала, что вот-вот может потерять последние остатки самообладания. Остановившись перед очагом, Эйтин задумалась, как умудрилась настолько запутать свою жизнь. Сент-Джайлз – внук Гилкриста, она носит его ребенка, и если он узнает про ее уловки и обман, то станет презирать ее, как презирает мать Моффета. И сейчас этот несносный гордец впрямую подначивал Филана отправиться со своими подозрениями к Эдуарду.
      – Я Лайонглен, – проговорила она, передразнивая Деймиана. Подбросив еще один брикет торфа в огонь, добавила: – Да, он Лайонглен. Глупец, глупец, глупец.
      – Мужчины все такие.
      Эйтин вздрогнула, стиснув амулет, висящий на груди, пытаясь успокоить заколотившееся сердце.
      – Уна, когда-нибудь ты вот так появишься из воздуха и напугаешь меня до смерти. Я давным-давно послала за тобой.
      Уна понимающе улыбнулась, подошла и приложила ладонь к груди Эйтин, чтобы послушать стук сердца.
      – Ты взволнована.
      – Взволнована? Это слишком слабо сказано. – Эйтин вскинула руки, не в силах найти выход из тупика. – Деймиан – внук Гилкриста. Он любит Тамлин…
      – Но не в ее постели он был прошлой ночью, не так ли, девочка? – мудро заметила Уна.
      Эйтин закрыла глаза, борясь со слезами.
      – О да, он готов спать со мной. В темноте он может представлять, что это Тамлин. Ведь тогда ему не видно семь проклятых веснушек у меня на носу, напоминающих, что я – не она.
      Уна протянула руку и убрала волосы с лица Эйтин.
      – Только тебя одну беспокоят эти несчастные веснушки. Они побледнели…
      – Побледнели? Да он сегодня сосчитал их и дотронулся до каждой. Эти проклятые пятна с таким же успехом могли быть бородавками. – Отчаяние было почти подавляющим. – Я выше, не такая фигуристая, и у моих волос этот ужасный рыжий оттенок.
      – Ох, девочка, ты перевозбуждена из-за ребенка. Первые недели всегда плаксивые. Все кажется страшнее, чем есть на самом деле. Успокойся, милое дитя. Все уладится в следующие несколько недель. Потом сама будешь удивляться, и чего это ты так расстраивалась из-за веснушек.
      Эйтин несколько мгновений смотрела на свою воспитательницу, на свою подругу, на женщину, которая была ей как мать, а потом расплакалась.
      – О, дорогое дитя. – Уна обняла ее и стала покачивать, цокая языком. – Поплачь, это поможет облегчить душевную сумятицу. А потом утри слезы и посмотри в лицо жизни. Все не так плохо, как нам всегда кажется.
      – Нет, все гораздо хуже. Уна… я боюсь, колдовство и зелье не помешают возвращению его воспоминаний.
      Она почувствовала, как старая женщина вздохнула.
      – Что до этого…
      Эйтин вскинула голову.
      – Что?
      – Мое колдовство было сильным, девочка, зелье подействовало…
      – Но что? Не играй со мной. Мне надо знать.
      – Чары и зелье действуют до определенной степени. Можно было бы не беспокоиться, если бы он не вернулся в Лайонглен, не увидел тебя снова. Возможно, он вспоминал бы какие-то обрывки сна, не зная точно, что настоящее, а что – плод затуманенного вином воображения. – Уна вытащила из рукава носовой платок и промокнула глаза Эйтин.
      – Но он вернулся, – высказала Эйтин свой страх. – Как много он со временем вспомнит?
      – Трудно сказать.
      – Не томи меня, Уна.
      – Я не пытаюсь уклониться от ответа, просто не знаю, как много. У него будут сильными твои образы, твой запах, твой вкус. Его тело узнает твое. Обрывки воспоминаний будут возвращаться к нему, смущать, сбивать с толку. Он был только в комнате башни, поэтому остальная часть крепости не будет пробуждать его воспоминаний. Но то, что он был в твоей постели, ты сама, а возможно, и те моменты, когда он боролся с мальчишками и Эйнаром… – Она пожала плечами, – Что-то из этого может вернуться. Другое же никогда так и не придет, только ощущение чего-то знакомого.
      – Уна, тот юноша, оруженосец Дракона, он сын Рейвенхока. Его мать обманула Деймиана, забеременела в надежде обменять ребенка на лучшую жизнь. Он уязвлен ее предательством. Разве ты не видишь, мой обман немногим отличается…
      – Какой обман, принцесса? Боюсь, у тебя их слишком много.
      Эйтин резко обернулась и увидела Сент-Джайлза, стоящего в дверях с холодным укором на лице.

      На следующее утро солнце взошло над горами, окаймляющими Глен-Шейн, окрашивая небо сотнями оттенков розового и пурпурного. Эйтин устала. Казалось, она полжизни провела в седле. Мышцы одеревенели, она хотела есть и боялась, что желудок вот-вот взбунтуется. Требовалась вся сила воли, чтобы побороть рвотные позывы. Поэтому несмотря на захватывающую дух красоту весеннего рассвета, она не могла по достоинству оценить его великолепие.
      Она просверлила испепеляющим взглядом спину Деймиана Сент-Джайлза, едущего рядом со своим кузеном во главе небольшой колонны всадников, и в своем теперешнем отвратительном настроении пожалела, что у нее нет камня. Не большого, конечно же, а просто такого размера, чтобы стукнуть Деймиана между лопаток и обратить на себя внимание. Возмущение и негодование все еще затмевали рассудок. Отрывисто приказав ей готовиться к поездке в Гленроа, надменный Сент-Джайлз полагал, что она со всех ног бросится исполнять его распоряжение без единого слова возражения.
      О, она понимала желание Джулиана поскорее вернуться домой, к жене. Он скучал по Тамлин. Чего Эйтин не могла понять, так это необходимости своей поездки в Гленроа. Хуже того, Шеллоны не слишком-то утруждали себя объяснениями. Когда она стала возражать, Шеллон сказал, что возвращается в Гленроа и хочет, чтобы они с Деймианом поехали с ним. Он не оставит их в Лайонглене. Конец разговора. Он позволит им вернуться, как только из Парвона прибудут вооруженные отряды Деймиана. Ему не нравится, что Лайонглен находится в центре жаркой борьбы за власть между кланом Брюсов и двумя самыми могущественными высокогорными кланами – Коминами и Кэмпбеллами. Что-то в визите Филана вызвало раздражение Шеллона. В результате он настоял, что Эйтин и Деймиан будут лучше защищены в Глен-Шейне. Ее желания и мысли в отношении происходящего в расчет не принимались, и это злило ее до чертиков. Ей и без того достаточно трудно привыкнуть к властным замашкам Рейвенхока, так теперь еще и Шеллон раздает приказы как сюзерен.
      А еще она была расстроена предстоящей встречей с кузиной. Эйтин всегда любила Тамлин. Детьми они были близки как сестры, часто притворялись близнецами, как Ровена с Рейвен. Теперь эта близость подвергнется испытанию, поскольку Эйтин будет вынуждена видеть, как Деймиан смотрит на Тамлин, зная его истинные чувства к ней.
      Разумеется, Эйтин не особенно суетилась с укладыванием вещей для поездки в Гленроа. Деймиан пребывал в решительном настроении и желал знать, о каком обмане она говорила с Уной. Поэтому когда лорд Шеллон вошел и объявил, что с рассветом отправляется в Гленроа и хочет, чтобы они с Деймианом поехали с ним, Эйтин готова была расцеловать своего новоиспеченного кузена за такое своевременное спасение.