Глен-Шейн, Шотландия 1296 год,
       Майский праздник
      – Ты уходишь с празднования Белтейна, Деймиан? – спросил Гийом Шеллон.
      – Дым от костра… у меня кружится голова. Я… плохо себя чувствую. – Деймиан Сент-Джайлз не так уж и лгал своему кузену.
      Ему и в самом деле было плохо.
      Странное недомогание для воина, который много лет прожил с мечом в руке. Эта болезнь разъедала ему душу. Пожирала сердце. Не будь он таким благородным, легко мог бы совершить убийство, чтобы «избавиться» от этого недуга. Как жаль, что он обременен совестью. Убийство упростило бы ситуацию.
      Не разделяя веселья, царящего вокруг, не обращая внимания на праздничные увеселения, Деймиан отвернулся от костра. Со смешанными чувствами он задержался и оглянулся на своего кузена, Джулиана Шеллона. Высокий, сильный, черноволосый, красивый, устрашающий Черный Дракон, бывший королевский воин, теперь был новым графом Гленроа, властителем этой долины и земель за ее пределами.
      В пятилетнем возрасте Деймиана отправили служить пажом в замок Шеллон в Нормандии. Будучи на три года младше, Деймиан боготворил Джулиана. Потом Деймиан под руководством отца Джулиана постигал премудрости работы оруженосца, затем получал звание рыцаря. Поскольку у него были такие же черные волосы и зеленые глаза, как и у сыновей Шеллона, то все полагали, что Деймиан – еще один незаконнорожденный дракончик в графском помете.
      Богатство и слава пришли к Джулиану, как к наследнику Шеллона по праву рождения. Деймиан искренне любил своего кузена, почитал его превыше всех; ни разу он не позавидовал тем благам и почестям, которые свалились на Джулиана. За десятилетия их привязанность лишь усилилась. Это было привилегией – служить Джулиану, стоять с ним плечом к плечу в битве. Рядом всегда были Гийом и Саймон – единокровные незаконнорожденные братья Джулиана. «Драконы Шеллона», – шептались люди. Мужчины боялись их. Женщины их желали. Не счесть, сколько раз они спасали друг другу жизнь.
      Все эти годы Деймиан с гордостью находился в тени своего кузена и не испытывал ни малейших признаков зависти. Он даже помыслить никогда не мог, что что-то встанет между ними.
      Вздохнув, он закрыл глаза, силясь побороть волну всепоглощающего отчаяния, накатившую на него. Джулиан ему слишком дорог, поэтому эти обстоятельства так трудно вынести. Сделав глубокий, прерывистый вдох для укрепления духа, Деймиан открыл глаза и посмотрел на кузена. И несмотря на все старания не делать этого, обшарил взглядом толпу, собравшуюся вокруг праздничного костра, отыскивая Тамлин Макшейн, леди Гленроа.
      Тамлин.
      Женщина, которая должна была принадлежать ему.
      Отыскать ее не удалось, Деймиан снова взглянул на Джулиана, чувствуя, как поднимаются слова. Напрасные слова. Слова, которые он никогда не произнесет. Существуй хотя бы крупица надежды изменить намерение кузена, Деймиан пошел бы на унижение, встал бы на колени, умоляя Джулиана освободить Тамлин от помолвки.
      Но Деймиан знал, что это ни к чему не приведет. Джулиан безумно желает Тамлин.
      Да, король Эдуард отдал приказ, чтобы его Дракон женился на одной из дочерей Хадриана, графа Кинмарха. Джулиан выбрал Тамлин. Королевский эдикт не имел никакого отношения к причине, по которой Джулиан собирается взять в жены леди Тамлин. Кузен пылал страстью к ней, жаждал обладать с неистовым, пугающим желанием. И Деймиан по-своему был счастлив за него. Слишком долго душа Деймиана терзалась и страдала. Несравненная Тамлин способна была исцелить его, помочь вновь обрести утраченную целостность. Спасти.
      Деймиан знал, что Джулиан очень дорожит их братской связью. Только никто не встанет между Шеллоном и его нареченной. Он без колебаний убьет ради Тамлин и уже предупреждал Деймиана об этом.
      Утопить свою печаль в медовухе – единственный способ, который может помочь ему пережить эту ночь.
      Поднеся ко рту рог, Деймиан чертыхнулся, обнаружив, что тот пуст. Странно, неужели он выпил так много? Он хотел отшвырнуть рог прочь, но в этот момент столкнулся с кем-то огромным.
      Пошатнувшись, с кружащейся от выпитого головой, Деймиан вначале подумал, что налетел на небольшую гору. Его взгляд пропутешествовал вверх по стене недрогнувшей плоти, и Деймиан вытаращил глаза, силясь осмыслить картину, представшую перед ним. Какой-то высокий незнакомец, викинг, судя по внешности, держал оборону перед тремя юношами.
      Деймиан допускал, что выпил чересчур много, но ведь не впервые. Никогда раньше у него не двоилось перед глазами – тем паче не троилось.
      Трое юношей выглядели совершенно одинаково, за исключением одежды. Одинаковые рыжие волосы, узкие изнеженные лица, одинаковые ореховые глаза, и, судя по дорогой, отлично сшитой одежде, юноши были знатного происхождения. Вглядевшись в их черты, он понял, что едва ли может отличить одного от другого. Тройняшки? Что за дьявольские проделки?
      Возможно, шотландцы подливают в медовуху что-то еще помимо меда. Деймиан трижды моргнул, надеясь увидеть только одно улыбающееся лицо, однако, когда поднял веки, одинаковые незнакомцы остались. Улыбаясь ему, все трое по какой-то неведомой причине излучали радость. Чертовски странно!
      Внимание Деймиана было отвлечено, когда кулди – священник старинной кельтской церкви – бросил пучок сухих трав в костер. Дым, спиралью устремляясь вверх, стал гуще, запах головокружительным, пьянящим. На лбу выступила испарина.
      Тот, что был в середине, протянул руку:
      – Хью Огилви.
      Все еще озадаченный, Деймиан пожал руку:
      – Деймиан Сент-Джайлз, лорд Рейвенхок.
      Хью ткнул локтем свою копию слева, тот ткнул его в ответ, затем Хью подтолкнул брата справа. Тот хихикнул, за что заработал еще один тычок, целью которого было заставить невежду замолчать.
      Тот, что справа, протянул Джулиану кружку:
      – Я Льюис. Попробуйте, добрый сэр. Это особый напиток, эль пиктов, сваренный из вереска.
      Зловещий военный клич вновь привлек внимание Деймиана к празднеству.
      Какой-то человек, одетый в бриджи из оленьей кожи, которые плотно облегали ноги за счет кожаной шнуровки, взмыл над пламенем низкого костра, как будто раскалывая дым. На голове полуголого прыгуна красовалась маска крупного самца-оленя с рогами. Высокий прыжок, полет, и незнакомец с грацией кота приземлился перед Шеллоном.
      – Выпейте, – уговаривал Льюис, – и все ваши желания сбудутся.
      – Желания, ха, – фыркнул Деймиан. – Желания для глупцов. Мне надо выпить просто для того, чтобы забыть о том, что могло быть моим.
      Хью подтолкнул его:
      – И напиток поможет вам в этом, сэр. А может, даже… исполнит все ваши самые тайные желания.
      Терять было нечего, поэтому Деймиан пожал плечами и опрокинул в себе содержимое жестяной кружки, огонь растекся по всему телу.
      – Надеюсь. Сегодня ночью мне это как раз необходимо.
      Последний из тройняшек вновь наполнил кружку, и его слова зазвучали так, словно сливались вместе:
      – Я Дьюард. Пейте же вволю, сэр, это придаст вашим мыслям легкость. Вы нездешний, лорд Деймиан. Далеко едете?
      – Еду на север по поручению Эдуарда Длинноногого.
      – Значит, вы не останетесь в Гленроа, чтобы служить своему высокородному брату?
      – Шеллон не брат мне. Я всего лишь его скромный кузен. Я просто задержался, чтобы посмотреть, как он устроится здесь, а потом отправлюсь дальше, чтобы заявить права на владения своего деда.
      Трое братьев переглянулись, затем улыбнулись.
      – Кузен, говорите? Но вы похожи на него, как зеркальное отражение. Прямо как мы.
      Когда воздействие странного напитка дало о себе знать, настроение внезапно улучшилось. Все языческие ритуалы, совершаемые вокруг костра, отступили в темноту, когда Деймиан рассмеялся.
      – Я выше… и привлекательнее.
      Улыбки братьев стали еще шире, и Дьюард – по крайней мере Деймиан думал, что это Дьюард, – начал в своей манере говорить без пауз:
      – О да, гораздо привлекательнее, вы согласны, братья? Просто идеально, как раз то, что нам нужно, прямо перст судьбы, а?
      Головы двух других согласно закивали.
      – О да. Воистину идеально.
      Музыка сделалась тише, притягивая внимание Деймиана к одинокому дудочнику, играющему навязчивую мелодию. Звуки плыли в теплом ночном воздухе, кружили вокруг, заполняли мозг. Эта музыка, поглощая волю, порождала глубокую, чувственную пульсацию в крови. Среди собравшихся пробежал приглушенный шепот, за которым последовало дружное «ах!».
      И тогда Деймиан увидел ее.
      Тамлин.
      Она шагнула в сияние праздничного костра, ее руки взялись за длинную вуаль. Потом она подняла их к небу. Все, казалось, затаили дыхание, пока она оставалась в такой молитвенной позе, затем Тамлин позволила ткани медленно сползти вниз по рукам.
      Омываемое янтарным светом огня, платье Тамлин казалось золотым, сотканным из очарования Высокогорья. С высокими разрезами по бокам, оно льнуло к ее телу. Яблоневый венок венчал распущенные, медового цвета волосы, развевающиеся от легкого дуновения ветерка. Тяжелое золотое ожерелье украшало шею, а два подходящих к нему браслета были единственными вещами на обнаженных руках.
      Пиктская принцесса, созданная из бесконечных шотландских туманов.
      И Деймиан желал ее так, как никогда никого не желал в своей жизни.
      Второй дудочник присоединился к первому, играя западающую в душу мелодию, Тамлин приподнялась на носках и качала раскачиваться под ритмичный бой барабана. Мерный пульсирующий бой задавал ритм чувственному покачиванию ее бедер. Когда музыка стала нарастать, вступили волынщики. Тело Тамлин волнообразно двигалось в танце настолько чувственном, настолько языческом, что ослепляющая волна похоти завладела Деймианом.
      Тамлин кружила вокруг костра. Ее гибкие, кошачьи движения набирали силу, не уступающую силе мелодии. Она перебросила сетку вуали через голову, и вуаль развевалась позади нее, словно крылья.
      Зачарованный, околдованный, с колотящимся в ритме барабанного боя сердцем, со сгущающейся кровью Деймиан казалось, бредил. Он ощутил дурноту. Эта женщина не принадлежит ему. Никогда не будет принадлежать. Не в силах оторвать от нее глаз, он наблюдал, как она танцует, словно приподнимаемая над землей странной музыкой. Эта мелодия таила в себе какое-то волшебство, жила своей собственной жизнью.
      Она танцует для Джулиана. Только для Джулиана.
      Деймиан покачнулся от чувства потери, от боли, настолько глубокой, что сердце едва не перестало биться. Многие годы это лицо являлось ему в снах – лицо женщины, которая должна принадлежать ему. Вместо этого она танцует для его кузена. Как могли его видения, которые никогда прежде не обманывали, так ошибиться в этом?
      Хью снова наполнил кружку.
      – Давайте же, прекрасный незнакомец, выпейте это. Забудьте о том, что мучает вас.
      Деймиан послушно выпил, готовый воспользоваться чем угодно, что поможет забыть. На этот раз действие напитка, казалось, усилилось, прожигая дорожку к желудку, разливаясь жаром по жилам. Оглянувшись на огонь, он увидел, что Джулиан теперь танцует вместе с Тамлин. Этот танец – прелюдия к совокуплению. С мучительной ясностью Деймиан понимал, что его кузен этой ночью возьмет Тамлин, сделает ее своей. Люди Гленроа рассматривали это как важный, возвышенный обряд – любовное соитие властителя глена и Майской Королевы. Доброе предзнаменование для кланов Шейна и Огилви.
      Закрыв глаза, Деймиан покачнулся, чувствуя головокружение и тошноту. Все вокруг закружилось, и он испугался, что может отключиться.
      – Добрый сэр, вы что-то бледны. Вот, выпейте, – сказал Хью, снова наполняя кружку. – Пусть это смягчит боль вашей растревоженной души.
      Мозг воина предостерегал его: быть может, они предлагают какое-то одурманивающее зелье, хотя непонятно зачем. Да это и не имело значения. Деймиан снова оглянулся и увидел Джулиана, целующего Тамлин у праздничного костра. Ничто больше не имело значения. Послав все к черту, Деймиан поглядел на кружку с напитком, на поверхности которого плавали мелкие травинки, затем поднес ее ко рту и залпом выпил.
 
      – Твои братья вернулись, мчались во весь опор, чтобы поскорее прискакать в Лайонглен, – увещевала старуха. – Ты должна поторопиться. Ночь на исходе.
      Эйтин Огилви кивнула, глядя на кубок в своей руке. Мелкие травинки кружили и плясали на поверхности сидра.
      – Ты уверена?
      Знахарка улыбнулась:
      – Странно, что ты теперь задаешь этот вопрос. Я думала, ты твердо ступила на этот путь и ничто не может остановить тебя.
      Испытывая легкое головокружение от волнения и нервозности, Эйтин наблюдала за меняющимся узором порошка на поверхности.
      – Тогда это были просто слова, а сейчас…
      Уна засмеялась похожим на кудахтанье смехом, медленно кружа вокруг Эйтин.
      – Сейчас у тебя есть сильный, красивый мужчина, голый как в день появления на свет, прикованный цепью к кровати в башне. Скоро он проснется. Откладывать нельзя. Выпей зелье. Сделай дело. Ты должна возлежать с ним семь ночей растущей луны, и не один раз за ночь. Столько раз, сколько он захочет взять тебя. Я раскладывала руны. Они показывают твой путь.
      – Ох, ты опять со своими скандинавскими обрядами. Ты же шотландка, Уна.
      – Попридержи язык, Эйтин Огилви. Я, может, и старая, но из ума еще не выжила и знаю, что делаю. Сегодня ночь Белтейна, Майского праздника. Ночь великого волшебства. Оно затрагивает твою кузину Тамлин в Гленроа и, как в зеркальном отражении, воздействует и на твою жизнь. Предзнаменования указывают на великое пришествие. Ветер перемен дует в сторону севера. Такова воля богов.
      – И все же… – Теперь, когда пришло время действовать, Эйтин все никак не решалась сделать этот последний шаг.
      Уна улыбнулась, и ее янтарные глаза стали похожими на кошачьи.
      – Твои братья хоть и с придурью, но дело свое сделали хорошо, привезли тебе такого мужчину. Любая женщина, которая еще дышит, захочет заполучить его в свою постель. О-о, это такой красавчик, который выделяется среди многих.
      – Я не хочу многих. Для чего мы все это затеяли, помнишь? – проворчала Эйтин, сердито зыркнув на серебряный кубок.
      – Ты хочешь, чтобы Филан Комин или Динсмор Кэмпбелл заявились в Лайонглен, дабы предъявить на тебя свои права? Тогда это будет изнасилование, ведь ты никогда не дашь согласия. – Уна кружила вокруг Эйтин, вперив в нее околдовывающий взгляд. – Конечно, ты могла бы выйти за Роберта Брюса. Он ухаживал за тобой. Но нет, ты его отвергла.
      – Этот приспешник Эдуарда? – Она фыркнула. – Новый лорд Каррик просто хотел заполучить Лайонглен и Койнлер-Вуд, чтобы иметь цитадель в тылу у Коминов и расширить влияние клана Брюсов в Высокогорье. Я не собираюсь быть средством в мужских политических играх. К черту их всех. Им наплевать на меня, им нужны только земли.
      – Вот и ты наплюй на них всех. Так ты сможешь удержать власть. В твоем распоряжении магия.
      – Но возлежать с незнакомцем? Уна, я даже имени его не знаю. – Рука Эйтин задрожала, когда она взглянула на кубок, содержимое которого могло изменить всю ее дальнейшую жизнь.
      – С таким мужчиной в постели… женщина вначале берет, а уж потом задает вопросы. Время и направление правильные. – Смех знахарки был сладострастным. – Красивый мужчина. Длинноногий, сложенный, как красивый, могучий жеребец. Оседлай его, возьми в себя его семя, высуши его досуха. Познай женское наслаждение. Эта ночь и еще шесть. Не мешкай. Луна восходит поздно. Когда ее бледный свет вольется в комнату в башне, сделай этого мужчину своим. Магические чары уже вступили в силу. Назад пути нет, ни для тебя, ни для него.
      Сделав глубокий вдох, Эйтин попыталась успокоиться. Какой же дурой она была, если думала, что это будет легко – найти выход из затруднительного положения, в котором она оказалась. Поначалу ложь необходима была для того, чтобы удерживать жадных волков подальше от Лайонглена, затем – чтобы помешать Филану или Динсмору захватить ее в расчете принудить к браку и держать в качестве заложницы до тех пор, пока она не понесет от кого-то из них.
      Одна ложь породила множество других. И вот теперь Эйтин стоит здесь, готовясь отдать свою девственность незнакомцу. Сколько же новой лжи породит этот поступок?
      Страх волнами прокатился по телу. Задрожав, она чуть не швырнула кубок о стену, чтобы положить конец этому безумию. Этот опрометчивый замысел у нее не пройдет.
      Уна дала весьма подробные инструкции по поводу того, как соединяются мужчина и женщина. Разумеется, живя в замке, трудно было не иметь представления о некоторых способах размножения. Тут были и лошади, и коровы, и овцы, и все они размножались. Эйтин сморщила лоб. Похоже, весь этот чертов мир проводит большую часть жизни за размножением – или разговорами о нем.
      Она вздохнула. Весь, кроме нее.
      Хотя рассказ Уны пролил свет на некоторые вопросы, Эйтин, если честно, все равно не понимала, каким образом это выполняется. Ее передернуло. Нет, ничего у нее не выйдет с этим глупым, отчаянным планом.
      Ложь нагромождалась одна на другую. Трудно было прокладывать путь через весь тот обман, который она состряпала за последние несколько месяцев. С каждым днем все тяжелее отделить ложь от правды.
      Уна наблюдала за ней, явно обшаривая ее мозг. От природы наделенная ясновидением, старая ведьма читала каждую мысль. Хотя Эйтин и сама обладала даром ясновидения, у нее не было защиты от магической силы знахарки. Слова Уны прервали ее размышления.
      – Ты пожалеешь, если не последуешь по тому пути, который уже привела в действие. Не поворачивай назад, девочка. Будет момент острой булавочной боли, потому что ты девственница, потом его плоть окажется внутри твоего тела, глубже, чем ты можешь представить. Дыши медленно. Вбери его в себя, привяжи к себе огнем. Твое тело спало слишком много лет. Позволь ему сделать из тебя женщину.
      Она говорила нараспев, плетя свои чары, желая убедиться, что ее ученица подготовлена. Эйтин это понимала. Одурманивающая сила слов была глубока.
      – Он будет сосать твою грудь, но не как ребенок. Позволь ему. Поощряй его. Тебе понравится. Он будет щипать твои соски…
      – Зачем? Это же больно. – Эйтин в изумлении оторвала глаза от кубка.
      – То, что ты чувствуешь сейчас, и что почувствуешь, когда будешь с ним, – две разные вещи. Тебе это понравится, очень понравится. Может, ты даже будешь умолять об этом. Такие ласки подготавливают твое тело к его проникновению.
      Борясь с головокружением, Эйтин почувствовала, как внутри нее зарождается какой-то странный голод. Это ее напугало. Привело в ужас. Она и не подозревала, что подобные вещи существуют внутри ее тела, ее души.
      Как раз в тот момент, когда мышцы ее руки напряглись, чтобы отбросить кубок в сторону, дверь распахнулась, и вбежал ее брат Дьюард.
      – Эйтин! Динсмор Кэмпбелл и его люди у ворот, они требуют впустить их, говорят, уже поздно, и им нужна еда и ночлег. Что будем делать? Ты не можешь впустить их.
      Широко открыв глаза, Эйтин подняла кубок и залпом выпила одурманивающий сидр.
      В отличие от противных на вкус снадобий, которые обычно готовила Уна, это оказалось сладким. Жар с силой затопил желудок. Звеня, вибрируя в крови, пламя растекалось по ней, опаляя плоть. Оно вызвало спазм глубоко во чреве, словно сжался невидимый кулак.
      – Сестра, ты в добром здравии? – Дьюард выглядел озадаченным. Но с другой стороны, Дьюард всегда выглядел озадаченным.
      Из коридора донесся топот ног, и вбежали еще двое – точные копии первого – Хью и Льюис. Эйтин полагала, что когда Создатель раздавал мозги, ее братья получили одни на всех. Три обалдуя. Три болвана. Три олуха царя небесного.
      Громыхающий топот замыкал шествие. Огромный викинг сунулся в дверной проем. Едва завидев Эйтин, он упал на колени и в качестве приветствия ударил себя кулаком в грудь.
      – Принцесса Эйтин, этот мошенник Кэмпбелл требует впустить его.
      Она устало вздохнула.
      – Эйнар, встань с колен и перестань называть меня принцессой.
      Он встал и поклонился:
      – Слушаюсь, принцесса.
      Эйтин закрыла глаза, пожелав оказаться где-нибудь далеко от этого места. Надеясь, что ее желание исполнилось, она приоткрыла один глаз. И вздохнула. Колдовство не удалось. Четыре сияющих лица смотрели на нее, с готовностью ожидая указаний.
      О, как бы она хотела иметь рядом мужчину, который сражался бы за нее, вместо того чтобы на нее опираться. Управлять собственным владением Койнлер-Вуд оказалось достаточно трудным. Теперь она лжет и интригует, чтобы уберечь Лайонглен от алчных лап Коминов или ненасытных Кэмпбеллов.
      – Между молотом и наковальней, – пробормотала она.
      Как было бы хорошо иметь спутника жизни, который удерживал бы такие беды на расстоянии, мужчину, который разделил бы с ней груз обоих поместий. Того, кто обнимал бы ее в темноте ночи, согревал своим теплом. Уна вскинула бровь.
      – Осторожнее со своими желаниями, девочка. Боги слышат невысказанные желания и могут исполнить их.
      – Хотела бы я, чтобы так и было.
      – Сделано!
      Эйтин заморгала.
      – Гм?
      – Ты этого пожелала. Помни, о чем попросила, – погрозив пальцем, предостерегла Уна.
      Слишком уставшая от всего этого за последние месяцы, Эйтин потерла лоб. Она взглянула на викинга и вновь прибегла к помощи спасительной лжи.
      – Ворота Лайонглена остаются закрытыми. Мой милорд супруг плохо себя чувствует и не принимает гостей. Его флаг не развевается над крепостью. Это нужно сказать даже такому недоумку, как Кэмпбелл, наши ворота закрыты для всех пришельцев, и странники могут искать убежища в другом месте.
      Хью испустил вопль и захлопал э ладоши.
      – Осада! Мы можем вылить кипящее масло им на головы?
      Она рассмеялась.
      – Нет, но можете опрокинуть на них ночные горшки.
      Льюис запрыгал от восторга, затем устремился вслед за лью и викингом, радуясь, что им представилась возможность поиздеваться над Кэмпбеллом. Только Дьюард остался, наблюдая за сестрой.
      – Сестра, сколько ты будешь прятаться за больным супругом, ведь он уже месяц лежит в холодной могиле, да и вообще он не был тебе мужем, и у тебя по-настоящему нет прав на Лайонглен. А что будет, когда придет этот ужасный Эдуард Длинноногий, король Англии, и когда ты…
      – Дьюард, замолчи. Я отдаю себе отчет, в каком сложном положении нахожусь и что из-за разрастающегося обмана могу оказаться узницей короля в Белой башне.
      – А что тот пленник в нашей башне, разве мы не угодили тебе, ты им недовольна? Хоть я и не смотрю на мужчин так, как смотрит женщина, все же он красавчик. Хью, Льюис и Эйнар согласны, что он идеален, он красивый, сильный, мы старались угодить тебе. Неужели он тебе не нравится, он такой сильный…
      – Дьюард, ш-ш! – Она обхватила милое лицо брата ладонями и улыбнулась в его теплые янтарные глаза.
      Она надеялась, что эти детские выходки тройняшек прекратятся, когда они повзрослеют. Однако когда мальчишки приблизились к семнадцатилетнему возрасту, надежда быстро угасла. И все равно Эйтин любит их. Любящие братья, они сделают все, о чем бы она ни попросила, – доказательство тому лежит в ее постели, наверху, в северной башне. Они просто временами немного… гм… рассеянные.
      К счастью, Эйнар защищает их. Этот человек служит ее личным охранником. Каждая леди из Койнлер-Вуда получала в подарок викинга-воина в качестве личной охраны как часть старинного договора со скандинавским королем Рольвом, заключенным около четырех столетий назад. Доводя Эйтин до отчаяния, Эйнар буквально следовал за ней по пятам. Но у храброго воина здравого смысла было столько же, сколько и у троих ее братьев. Поручить ему охранять мальчиков было идеальным решением, во-первых, потому, что Хью, Льюис и Дьюард были под защитой, а во-вторых, это удерживало викинга от того, чтобы повсюду следовать за ней, называть ее принцессой и сводить с ума.
      – Я благодарна вам за заботу и за то, что привезли такого красивого незнакомца. Вы у меня молодцы. Я благословляю судьбу, что она наградила меня такими братьями. – «Или наказала», – усмехнулась она про себя.
      – Айда, Дьюард! Мы вывернули ночные горшки на Динсмора Кэмпбелла. Вот умора! – проорал Хью, со смехом вбегая в комнату. – Динсмор Вонючка! Динсмор Вонючка!
      – Давай, беги с ним, – с улыбкой подбодрила брата Эйтин.
      Дьюард задержался в дверях, в глазах у него было больше понимания, чем она считала возможным найти в них.
      – Ох, Эйтин, иди посмотри на нашего незнакомца. Он красавчик, мы потрудились для тебя на славу. Мы, конечно, любим тебя, сестричка, но ты не становишься моложе. Пойди к этому храброму воину, позволь ему обладать тобой в эту ночь Белтейна, а когда ты будешь кричать от наслаждения, мы всласть поглумимся над Кэмпбеллом, разбившим лагерь внизу, и скажем ему, что твой супруг опять забавляется с тобой. Он лопнет от злости.
      Редкий момент серьезности прошел, Дьюард выскочил из комнаты, не дожидаясь ответа, и его радостные крики эхом разнеслись по коридору.
      Эйтин стояла, в изнеможении качая головой, чувствуя каждый год из всех своих двадцати четырех.
      Закрыв глаза, она представила Белтейн – праздник костров. В этом году священный обряд проходил во владении Тамлин, Гленроа. Ночные часы все еще теплые; головокружительный аромат яблоневого цвета наполняет воздух. Праздничный костер вздымается ввысь до самого рассвета, и Тамлин танцует в качестве Майской Королевы. Эйтин почти ощущала благоухание цветов. Слышала музыку, плывущую по ветру.
      Чего бы она ни отдала, чтобы быть там, вместо того чтобы прятаться за стенами Лайонглена, когда Динсмор Кэмпбелл притаился где-то снаружи…
      – Закройте ворота на засов! – прокричала она.
      Эйнар тут же откликнулся:
      – Слушаюсь, принцесса, будет сделано, как пожелаете.
      Уна тихо рассмеялась, когда вложила горшочек, прикрытый тряпицей, в руки Эйтин.
      – Да, ты слышишь аромат яблоневых цветов. Я приготовила это для разогрева плоти. Моя волшебная мазь.
      Эйтин глубоко вдохнула, позволяя возбуждающим ароматам яблони, лаванды, мандрагоры и вереска наполнить сознание.
      – Что мне с ней делать?
      – Вотрешь ему в грудь, и не только. Пусть и он вотрет ее в тебя, куда душа пожелает. Природа сделает остальное. – Со сладострастными искорками в глазах знахарка усмехнулась.
      – Уна, простоты в моей жизни больше не будет.

      Вооруженная одной лишь нетвердой решимостью и горшочком с душистой мазью, Эйтин распахнула дверь, ведущую в комнату башни. Она постояла, прислушиваясь к сверхъестественной тишине, и весь мир, казалось, затаил дыхание, словно этот миг во времени менял судьбу всего. Глупая мысль. Мысль, которую она никак не могла прогнать.
      Тонкий луч лунного света вливался сквозь бойницу, пронзая бархатную тьму, которая окутывала комнату непроницаемыми тенями, служа покровом для того, что она должна совершить. По ее указанию огонь не был разожжен, поэтому очаг оставался холодным. Одетая лишь в тонкую рубашку под легкой шерстяной накидкой, она дрожала, но от прохладного ли воздуха или из-за опасений по поводу своего плана, трудно было сказать.
      Глаза Эйтин устремились к толстой восковой свече на столике у кровати, мерцающее пламя слабо освещало комнату. Уна сказала, что прежде чем фитиль сгорит на одну треть, неземное лунное сияние окутает огромную кровать, и тогда магия Белтейна, которую она привела в действие, обретет силу. В качестве напоминания она сделала ножом отметину на свече.
      Свеча уже почти догорела до этой отметины.
      Эйтин повернулась к двери, ее рука задержалась на засове, прежде чем опустить его в прорезь. Не то чтобы она боялась, что Уна, Эйнар или мальчишки потревожат ее. Они поддерживают, всячески помогают осуществлению ее плана Уна скорее всего совершает обряд поклонения Белу, властелину огня, взывая к древним майским духам. Странно, но она сделала все, чтобы подготовить Эйтин к этому выбору, даже поощряла этот безумный замысел. Эйнар, возможно был склонен стоять на страже за дверью и рычать на всякого, кто осмелится приблизиться, однако сейчас он находился на крепостной стене и был слишком занят, следя, как бы ее братья не свалились с бастиона вместе с ночными горшками.
      Единственный человек, который мог прийти и помешать ее ночным планам, был Динсмор. Эйтин надеялась, что этот упрямый осел снимется с лагеря, после того как станет ясно, что ее братья получают удовольствие от этой глупой игры в осаду. Через бойницу Эйтин была видна его палатка на холме и флаг с медвежьей головой на золотом фоне, развевающийся на ночном ветерке.
      Эйтин вздохнула. Возможно, ей надо благодарить богов за то, что Филану Комину не пришло в его глупую голову изображать из себя пылкого влюбленного и вставать на дороге у Динсмора. Когда-то она по глупости думала, что Филан может быть тем мужчиной, который похитит ее сердце. Внешне он красив, с золотисто-каштановыми волосами и голубыми глазами. Да только он не сумел удержать в узде свою похоть. Испытывая отвращение к его лжи и бегающим глазам, она сказала себе, что ей не нужен неверный муж. Зачем выходить замуж за мужчину, который не пропускает ни одной юбки? Сомнительная польза в таком замужестве.
      Эйтин подошла к кровати и поставила горшочек на маленький столик рядом со свечой. Собравшись с духом, она наконец повернулась, чтобы посмотреть на незнакомца, лежащего на кровати.
      В благоговении она затаила дыхание.
      – О да, этот мужчина – настоящий красавец. Хоть раз мои безмозглые братья сделали для меня что-то полезное.
      Пульсирующий жар быстро растекался по жилам, пока она любовалась красивым лицом и великолепным телом.
      Никогда еще не видела она более совершенного мужчины – образ его являлся ей в снах, о нем она мечтала. Словно явившийся по волшебству из тайных грез, этот незнакомец исполнял все до единого желания, таящиеся в глубине ее сердца.
      Он тихо лежал на спине, сильная грудь обнажена. Его торс не был мальчишеским, как у Филана Комина, и волосатым, как у Динсмора. Ни то ни другое ее не привлекало. У этого красавца была лишь небольшая поросль на груди, и эта поросль постепенно сужалась в линию и исчезала под пледом. Вокруг бедер была искусно обернута клетчатая шерстяная ткань.