Глен-Шейн, Шотландия 1296 год,
       Майский праздник
      – Ты уходишь с празднования Белтейна, Деймиан? – спросил Гийом Шеллон.
      – Дым от костра… у меня кружится голова. Я… плохо себя чувствую. – Деймиан Сент-Джайлз не так уж и лгал своему кузену.
      Ему и в самом деле было плохо.
      Странное недомогание для воина, который много лет прожил с мечом в руке. Эта болезнь разъедала ему душу. Пожирала сердце. Не будь он таким благородным, легко мог бы совершить убийство, чтобы «избавиться» от этого недуга. Как жаль, что он обременен совестью. Убийство упростило бы ситуацию.
      Не разделяя веселья, царящего вокруг, не обращая внимания на праздничные увеселения, Деймиан отвернулся от костра. Со смешанными чувствами он задержался и оглянулся на своего кузена, Джулиана Шеллона. Высокий, сильный, черноволосый, красивый, устрашающий Черный Дракон, бывший королевский воин, теперь был новым графом Гленроа, властителем этой долины и земель за ее пределами.
      В пятилетнем возрасте Деймиана отправили служить пажом в замок Шеллон в Нормандии. Будучи на три года младше, Деймиан боготворил Джулиана. Потом Деймиан под руководством отца Джулиана постигал премудрости работы оруженосца, затем получал звание рыцаря. Поскольку у него были такие же черные волосы и зеленые глаза, как и у сыновей Шеллона, то все полагали, что Деймиан – еще один незаконнорожденный дракончик в графском помете.
      Богатство и слава пришли к Джулиану, как к наследнику Шеллона по праву рождения. Деймиан искренне любил своего кузена, почитал его превыше всех; ни разу он не позавидовал тем благам и почестям, которые свалились на Джулиана. За десятилетия их привязанность лишь усилилась. Это было привилегией – служить Джулиану, стоять с ним плечом к плечу в битве. Рядом всегда были Гийом и Саймон – единокровные незаконнорожденные братья Джулиана. «Драконы Шеллона», – шептались люди. Мужчины боялись их. Женщины их желали. Не счесть, сколько раз они спасали друг другу жизнь.
      Все эти годы Деймиан с гордостью находился в тени своего кузена и не испытывал ни малейших признаков зависти. Он даже помыслить никогда не мог, что что-то встанет между ними.
      Вздохнув, он закрыл глаза, силясь побороть волну всепоглощающего отчаяния, накатившую на него. Джулиан ему слишком дорог, поэтому эти обстоятельства так трудно вынести. Сделав глубокий, прерывистый вдох для укрепления духа, Деймиан открыл глаза и посмотрел на кузена. И несмотря на все старания не делать этого, обшарил взглядом толпу, собравшуюся вокруг праздничного костра, отыскивая Тамлин Макшейн, леди Гленроа.
      Тамлин.
      Женщина, которая должна была принадлежать ему.
      Отыскать ее не удалось, Деймиан снова взглянул на Джулиана, чувствуя, как поднимаются слова. Напрасные слова. Слова, которые он никогда не произнесет. Существуй хотя бы крупица надежды изменить намерение кузена, Деймиан пошел бы на унижение, встал бы на колени, умоляя Джулиана освободить Тамлин от помолвки.
      Но Деймиан знал, что это ни к чему не приведет. Джулиан безумно желает Тамлин.
      Да, король Эдуард отдал приказ, чтобы его Дракон женился на одной из дочерей Хадриана, графа Кинмарха. Джулиан выбрал Тамлин. Королевский эдикт не имел никакого отношения к причине, по которой Джулиан собирается взять в жены леди Тамлин. Кузен пылал страстью к ней, жаждал обладать с неистовым, пугающим желанием. И Деймиан по-своему был счастлив за него. Слишком долго душа Деймиана терзалась и страдала. Несравненная Тамлин способна была исцелить его, помочь вновь обрести утраченную целостность. Спасти.
      Деймиан знал, что Джулиан очень дорожит их братской связью. Только никто не встанет между Шеллоном и его нареченной. Он без колебаний убьет ради Тамлин и уже предупреждал Деймиана об этом.
      Утопить свою печаль в медовухе – единственный способ, который может помочь ему пережить эту ночь.
      Поднеся ко рту рог, Деймиан чертыхнулся, обнаружив, что тот пуст. Странно, неужели он выпил так много? Он хотел отшвырнуть рог прочь, но в этот момент столкнулся с кем-то огромным.
      Пошатнувшись, с кружащейся от выпитого головой, Деймиан вначале подумал, что налетел на небольшую гору. Его взгляд пропутешествовал вверх по стене недрогнувшей плоти, и Деймиан вытаращил глаза, силясь осмыслить картину, представшую перед ним. Какой-то высокий незнакомец, викинг, судя по внешности, держал оборону перед тремя юношами.
      Деймиан допускал, что выпил чересчур много, но ведь не впервые. Никогда раньше у него не двоилось перед глазами – тем паче не троилось.
      Трое юношей выглядели совершенно одинаково, за исключением одежды. Одинаковые рыжие волосы, узкие изнеженные лица, одинаковые ореховые глаза, и, судя по дорогой, отлично сшитой одежде, юноши были знатного происхождения. Вглядевшись в их черты, он понял, что едва ли может отличить одного от другого. Тройняшки? Что за дьявольские проделки?
      Возможно, шотландцы подливают в медовуху что-то еще помимо меда. Деймиан трижды моргнул, надеясь увидеть только одно улыбающееся лицо, однако, когда поднял веки, одинаковые незнакомцы остались. Улыбаясь ему, все трое по какой-то неведомой причине излучали радость. Чертовски странно!
      Внимание Деймиана было отвлечено, когда кулди – священник старинной кельтской церкви – бросил пучок сухих трав в костер. Дым, спиралью устремляясь вверх, стал гуще, запах головокружительным, пьянящим. На лбу выступила испарина.
      Тот, что был в середине, протянул руку:
      – Хью Огилви.
      Все еще озадаченный, Деймиан пожал руку:
      – Деймиан Сент-Джайлз, лорд Рейвенхок.
      Хью ткнул локтем свою копию слева, тот ткнул его в ответ, затем Хью подтолкнул брата справа. Тот хихикнул, за что заработал еще один тычок, целью которого было заставить невежду замолчать.
      Тот, что справа, протянул Джулиану кружку:
      – Я Льюис. Попробуйте, добрый сэр. Это особый напиток, эль пиктов, сваренный из вереска.
      Зловещий военный клич вновь привлек внимание Деймиана к празднеству.
      Какой-то человек, одетый в бриджи из оленьей кожи, которые плотно облегали ноги за счет кожаной шнуровки, взмыл над пламенем низкого костра, как будто раскалывая дым. На голове полуголого прыгуна красовалась маска крупного самца-оленя с рогами. Высокий прыжок, полет, и незнакомец с грацией кота приземлился перед Шеллоном.
      – Выпейте, – уговаривал Льюис, – и все ваши желания сбудутся.
      – Желания, ха, – фыркнул Деймиан. – Желания для глупцов. Мне надо выпить просто для того, чтобы забыть о том, что могло быть моим.
      Хью подтолкнул его:
      – И напиток поможет вам в этом, сэр. А может, даже… исполнит все ваши самые тайные желания.
      Терять было нечего, поэтому Деймиан пожал плечами и опрокинул в себе содержимое жестяной кружки, огонь растекся по всему телу.
      – Надеюсь. Сегодня ночью мне это как раз необходимо.
      Последний из тройняшек вновь наполнил кружку, и его слова зазвучали так, словно сливались вместе:
      – Я Дьюард. Пейте же вволю, сэр, это придаст вашим мыслям легкость. Вы нездешний, лорд Деймиан. Далеко едете?
      – Еду на север по поручению Эдуарда Длинноногого.
      – Значит, вы не останетесь в Гленроа, чтобы служить своему высокородному брату?
      – Шеллон не брат мне. Я всего лишь его скромный кузен. Я просто задержался, чтобы посмотреть, как он устроится здесь, а потом отправлюсь дальше, чтобы заявить права на владения своего деда.
      Трое братьев переглянулись, затем улыбнулись.
      – Кузен, говорите? Но вы похожи на него, как зеркальное отражение. Прямо как мы.
      Когда воздействие странного напитка дало о себе знать, настроение внезапно улучшилось. Все языческие ритуалы, совершаемые вокруг костра, отступили в темноту, когда Деймиан рассмеялся.
      – Я выше… и привлекательнее.
      Улыбки братьев стали еще шире, и Дьюард – по крайней мере Деймиан думал, что это Дьюард, – начал в своей манере говорить без пауз:
      – О да, гораздо привлекательнее, вы согласны, братья? Просто идеально, как раз то, что нам нужно, прямо перст судьбы, а?
      Головы двух других согласно закивали.
      – О да. Воистину идеально.
      Музыка сделалась тише, притягивая внимание Деймиана к одинокому дудочнику, играющему навязчивую мелодию. Звуки плыли в теплом ночном воздухе, кружили вокруг, заполняли мозг. Эта музыка, поглощая волю, порождала глубокую, чувственную пульсацию в крови. Среди собравшихся пробежал приглушенный шепот, за которым последовало дружное «ах!».
      И тогда Деймиан увидел ее.
      Тамлин.
      Она шагнула в сияние праздничного костра, ее руки взялись за длинную вуаль. Потом она подняла их к небу. Все, казалось, затаили дыхание, пока она оставалась в такой молитвенной позе, затем Тамлин позволила ткани медленно сползти вниз по рукам.
      Омываемое янтарным светом огня, платье Тамлин казалось золотым, сотканным из очарования Высокогорья. С высокими разрезами по бокам, оно льнуло к ее телу. Яблоневый венок венчал распущенные, медового цвета волосы, развевающиеся от легкого дуновения ветерка. Тяжелое золотое ожерелье украшало шею, а два подходящих к нему браслета были единственными вещами на обнаженных руках.
      Пиктская принцесса, созданная из бесконечных шотландских туманов.
      И Деймиан желал ее так, как никогда никого не желал в своей жизни.
      Второй дудочник присоединился к первому, играя западающую в душу мелодию, Тамлин приподнялась на носках и качала раскачиваться под ритмичный бой барабана. Мерный пульсирующий бой задавал ритм чувственному покачиванию ее бедер. Когда музыка стала нарастать, вступили волынщики. Тело Тамлин волнообразно двигалось в танце настолько чувственном, настолько языческом, что ослепляющая волна похоти завладела Деймианом.
      Тамлин кружила вокруг костра. Ее гибкие, кошачьи движения набирали силу, не уступающую силе мелодии. Она перебросила сетку вуали через голову, и вуаль развевалась позади нее, словно крылья.
      Зачарованный, околдованный, с колотящимся в ритме барабанного боя сердцем, со сгущающейся кровью Деймиан казалось, бредил. Он ощутил дурноту. Эта женщина не принадлежит ему. Никогда не будет принадлежать. Не в силах оторвать от нее глаз, он наблюдал, как она танцует, словно приподнимаемая над землей странной музыкой. Эта мелодия таила в себе какое-то волшебство, жила своей собственной жизнью.
      Она танцует для Джулиана. Только для Джулиана.
      Деймиан покачнулся от чувства потери, от боли, настолько глубокой, что сердце едва не перестало биться. Многие годы это лицо являлось ему в снах – лицо женщины, которая должна принадлежать ему. Вместо этого она танцует для его кузена. Как могли его видения, которые никогда прежде не обманывали, так ошибиться в этом?
      Хью снова наполнил кружку.
      – Давайте же, прекрасный незнакомец, выпейте это. Забудьте о том, что мучает вас.
      Деймиан послушно выпил, готовый воспользоваться чем угодно, что поможет забыть. На этот раз действие напитка, казалось, усилилось, прожигая дорожку к желудку, разливаясь жаром по жилам. Оглянувшись на огонь, он увидел, что Джулиан теперь танцует вместе с Тамлин. Этот танец – прелюдия к совокуплению. С мучительной ясностью Деймиан понимал, что его кузен этой ночью возьмет Тамлин, сделает ее своей. Люди Гленроа рассматривали это как важный, возвышенный обряд – любовное соитие властителя глена и Майской Королевы. Доброе предзнаменование для кланов Шейна и Огилви.
      Закрыв глаза, Деймиан покачнулся, чувствуя головокружение и тошноту. Все вокруг закружилось, и он испугался, что может отключиться.
      – Добрый сэр, вы что-то бледны. Вот, выпейте, – сказал Хью, снова наполняя кружку. – Пусть это смягчит боль вашей растревоженной души.
      Мозг воина предостерегал его: быть может, они предлагают какое-то одурманивающее зелье, хотя непонятно зачем. Да это и не имело значения. Деймиан снова оглянулся и увидел Джулиана, целующего Тамлин у праздничного костра. Ничто больше не имело значения. Послав все к черту, Деймиан поглядел на кружку с напитком, на поверхности которого плавали мелкие травинки, затем поднес ее ко рту и залпом выпил.
 
      – Твои братья вернулись, мчались во весь опор, чтобы поскорее прискакать в Лайонглен, – увещевала старуха. – Ты должна поторопиться. Ночь на исходе.
      Эйтин Огилви кивнула, глядя на кубок в своей руке. Мелкие травинки кружили и плясали на поверхности сидра.
      – Ты уверена?
      Знахарка улыбнулась:
      – Странно, что ты теперь задаешь этот вопрос. Я думала, ты твердо ступила на этот путь и ничто не может остановить тебя.
      Испытывая легкое головокружение от волнения и нервозности, Эйтин наблюдала за меняющимся узором порошка на поверхности.
      – Тогда это были просто слова, а сейчас…
      Уна засмеялась похожим на кудахтанье смехом, медленно кружа вокруг Эйтин.
      – Сейчас у тебя есть сильный, красивый мужчина, голый как в день появления на свет, прикованный цепью к кровати в башне. Скоро он проснется. Откладывать нельзя. Выпей зелье. Сделай дело. Ты должна возлежать с ним семь ночей растущей луны, и не один раз за ночь. Столько раз, сколько он захочет взять тебя. Я раскладывала руны. Они показывают твой путь.
      – Ох, ты опять со своими скандинавскими обрядами. Ты же шотландка, Уна.
      – Попридержи язык, Эйтин Огилви. Я, может, и старая, но из ума еще не выжила и знаю, что делаю. Сегодня ночь Белтейна, Майского праздника. Ночь великого волшебства. Оно затрагивает твою кузину Тамлин в Гленроа и, как в зеркальном отражении, воздействует и на твою жизнь. Предзнаменования указывают на великое пришествие. Ветер перемен дует в сторону севера. Такова воля богов.
      – И все же… – Теперь, когда пришло время действовать, Эйтин все никак не решалась сделать этот последний шаг.
      Уна улыбнулась, и ее янтарные глаза стали похожими на кошачьи.
      – Твои братья хоть и с придурью, но дело свое сделали хорошо, привезли тебе такого мужчину. Любая женщина, которая еще дышит, захочет заполучить его в свою постель. О-о, это такой красавчик, который выделяется среди многих.
      – Я не хочу многих. Для чего мы все это затеяли, помнишь? – проворчала Эйтин, сердито зыркнув на серебряный кубок.
      – Ты хочешь, чтобы Филан Комин или Динсмор Кэмпбелл заявились в Лайонглен, дабы предъявить на тебя свои права? Тогда это будет изнасилование, ведь ты никогда не дашь согласия. – Уна кружила вокруг Эйтин, вперив в нее околдовывающий взгляд. – Конечно, ты могла бы выйти за Роберта Брюса. Он ухаживал за тобой. Но нет, ты его отвергла.
      – Этот приспешник Эдуарда? – Она фыркнула. – Новый лорд Каррик просто хотел заполучить Лайонглен и Койнлер-Вуд, чтобы иметь цитадель в тылу у Коминов и расширить влияние клана Брюсов в Высокогорье. Я не собираюсь быть средством в мужских политических играх. К черту их всех. Им наплевать на меня, им нужны только земли.
      – Вот и ты наплюй на них всех. Так ты сможешь удержать власть. В твоем распоряжении магия.
      – Но возлежать с незнакомцем? Уна, я даже имени его не знаю. – Рука Эйтин задрожала, когда она взглянула на кубок, содержимое которого могло изменить всю ее дальнейшую жизнь.
      – С таким мужчиной в постели… женщина вначале берет, а уж потом задает вопросы. Время и направление правильные. – Смех знахарки был сладострастным. – Красивый мужчина. Длинноногий, сложенный, как красивый, могучий жеребец. Оседлай его, возьми в себя его семя, высуши его досуха. Познай женское наслаждение. Эта ночь и еще шесть. Не мешкай. Луна восходит поздно. Когда ее бледный свет вольется в комнату в башне, сделай этого мужчину своим. Магические чары уже вступили в силу. Назад пути нет, ни для тебя, ни для него.
      Сделав глубокий вдох, Эйтин попыталась успокоиться. Какой же дурой она была, если думала, что это будет легко – найти выход из затруднительного положения, в котором она оказалась. Поначалу ложь необходима была для того, чтобы удерживать жадных волков подальше от Лайонглена, затем – чтобы помешать Филану или Динсмору захватить ее в расчете принудить к браку и держать в качестве заложницы до тех пор, пока она не понесет от кого-то из них.
      Одна ложь породила множество других. И вот теперь Эйтин стоит здесь, готовясь отдать свою девственность незнакомцу. Сколько же новой лжи породит этот поступок?
      Страх волнами прокатился по телу. Задрожав, она чуть не швырнула кубок о стену, чтобы положить конец этому безумию. Этот опрометчивый замысел у нее не пройдет.
      Уна дала весьма подробные инструкции по поводу того, как соединяются мужчина и женщина. Разумеется, живя в замке, трудно было не иметь представления о некоторых способах размножения. Тут были и лошади, и коровы, и овцы, и все они размножались. Эйтин сморщила лоб. Похоже, весь этот чертов мир проводит большую часть жизни за размножением – или разговорами о нем.
      Она вздохнула. Весь, кроме нее.
      Хотя рассказ Уны пролил свет на некоторые вопросы, Эйтин, если честно, все равно не понимала, каким образом это выполняется. Ее передернуло. Нет, ничего у нее не выйдет с этим глупым, отчаянным планом.
      Ложь нагромождалась одна на другую. Трудно было прокладывать путь через весь тот обман, который она состряпала за последние несколько месяцев. С каждым днем все тяжелее отделить ложь от правды.
      Уна наблюдала за ней, явно обшаривая ее мозг. От природы наделенная ясновидением, старая ведьма читала каждую мысль. Хотя Эйтин и сама обладала даром ясновидения, у нее не было защиты от магической силы знахарки. Слова Уны прервали ее размышления.
      – Ты пожалеешь, если не последуешь по тому пути, который уже привела в действие. Не поворачивай назад, девочка. Будет момент острой булавочной боли, потому что ты девственница, потом его плоть окажется внутри твоего тела, глубже, чем ты можешь представить. Дыши медленно. Вбери его в себя, привяжи к себе огнем. Твое тело спало слишком много лет. Позволь ему сделать из тебя женщину.
      Она говорила нараспев, плетя свои чары, желая убедиться, что ее ученица подготовлена. Эйтин это понимала. Одурманивающая сила слов была глубока.
      – Он будет сосать твою грудь, но не как ребенок. Позволь ему. Поощряй его. Тебе понравится. Он будет щипать твои соски…
      – Зачем? Это же больно. – Эйтин в изумлении оторвала глаза от кубка.
      – То, что ты чувствуешь сейчас, и что почувствуешь, когда будешь с ним, – две разные вещи. Тебе это понравится, очень понравится. Может, ты даже будешь умолять об этом. Такие ласки подготавливают твое тело к его проникновению.
      Борясь с головокружением, Эйтин почувствовала, как внутри нее зарождается какой-то странный голод. Это ее напугало. Привело в ужас. Она и не подозревала, что подобные вещи существуют внутри ее тела, ее души.
      Как раз в тот момент, когда мышцы ее руки напряглись, чтобы отбросить кубок в сторону, дверь распахнулась, и вбежал ее брат Дьюард.
      – Эйтин! Динсмор Кэмпбелл и его люди у ворот, они требуют впустить их, говорят, уже поздно, и им нужна еда и ночлег. Что будем делать? Ты не можешь впустить их.
      Широко открыв глаза, Эйтин подняла кубок и залпом выпила одурманивающий сидр.
      В отличие от противных на вкус снадобий, которые обычно готовила Уна, это оказалось сладким. Жар с силой затопил желудок. Звеня, вибрируя в крови, пламя растекалось по ней, опаляя плоть. Оно вызвало спазм глубоко во чреве, словно сжался невидимый кулак.
      – Сестра, ты в добром здравии? – Дьюард выглядел озадаченным. Но с другой стороны, Дьюард всегда выглядел озадаченным.
      Из коридора донесся топот ног, и вбежали еще двое – точные копии первого – Хью и Льюис. Эйтин полагала, что когда Создатель раздавал мозги, ее братья получили одни на всех. Три обалдуя. Три болвана. Три олуха царя небесного.
      Громыхающий топот замыкал шествие. Огромный викинг сунулся в дверной проем. Едва завидев Эйтин, он упал на колени и в качестве приветствия ударил себя кулаком в грудь.
      – Принцесса Эйтин, этот мошенник Кэмпбелл требует впустить его.
      Она устало вздохнула.
      – Эйнар, встань с колен и перестань называть меня принцессой.
      Он встал и поклонился:
      – Слушаюсь, принцесса.
      Эйтин закрыла глаза, пожелав оказаться где-нибудь далеко от этого места. Надеясь, что ее желание исполнилось, она приоткрыла один глаз. И вздохнула. Колдовство не удалось. Четыре сияющих лица смотрели на нее, с готовностью ожидая указаний.
      О, как бы она хотела иметь рядом мужчину, который сражался бы за нее, вместо того чтобы на нее опираться. Управлять собственным владением Койнлер-Вуд оказалось достаточно трудным. Теперь она лжет и интригует, чтобы уберечь Лайонглен от алчных лап Коминов или ненасытных Кэмпбеллов.
      – Между молотом и наковальней, – пробормотала она.
      Как было бы хорошо иметь спутника жизни, который удерживал бы такие беды на расстоянии, мужчину, который разделил бы с ней груз обоих поместий. Того, кто обнимал бы ее в темноте ночи, согревал своим теплом. Уна вскинула бровь.
      – Осторожнее со своими желаниями, девочка. Боги слышат невысказанные желания и могут исполнить их.
      – Хотела бы я, чтобы так и было.
      – Сделано!
      Эйтин заморгала.
      – Гм?
      – Ты этого пожелала. Помни, о чем попросила, – погрозив пальцем, предостерегла Уна.
      Слишком уставшая от всего этого за последние месяцы, Эйтин потерла лоб. Она взглянула на викинга и вновь прибегла к помощи спасительной лжи.
      – Ворота Лайонглена остаются закрытыми. Мой милорд супруг плохо себя чувствует и не принимает гостей. Его флаг не развевается над крепостью. Это нужно сказать даже такому недоумку, как Кэмпбелл, наши ворота закрыты для всех пришельцев, и странники могут искать убежища в другом месте.
      Хью испустил вопль и захлопал э ладоши.
      – Осада! Мы можем вылить кипящее масло им на головы?
      Она рассмеялась.
      – Нет, но можете опрокинуть на них ночные горшки.
      Льюис запрыгал от восторга, затем устремился вслед за лью и викингом, радуясь, что им представилась возможность поиздеваться над Кэмпбеллом. Только Дьюард остался, наблюдая за сестрой.
      – Сестра, сколько ты будешь прятаться за больным супругом, ведь он уже месяц лежит в холодной могиле, да и вообще он не был тебе мужем, и у тебя по-настоящему нет прав на Лайонглен. А что будет, когда придет этот ужасный Эдуард Длинноногий, король Англии, и когда ты…
      – Дьюард, замолчи. Я отдаю себе отчет, в каком сложном положении нахожусь и что из-за разрастающегося обмана могу оказаться узницей короля в Белой башне.
      – А что тот пленник в нашей башне, разве мы не угодили тебе, ты им недовольна? Хоть я и не смотрю на мужчин так, как смотрит женщина, все же он красавчик. Хью, Льюис и Эйнар согласны, что он идеален, он красивый, сильный, мы старались угодить тебе. Неужели он тебе не нравится, он такой сильный…
      – Дьюард, ш-ш! – Она обхватила милое лицо брата ладонями и улыбнулась в его теплые янтарные глаза.
      Она надеялась, что эти детские выходки тройняшек прекратятся, когда они повзрослеют. Однако когда мальчишки приблизились к семнадцатилетнему возрасту, надежда быстро угасла. И все равно Эйтин любит их. Любящие братья, они сделают все, о чем бы она ни попросила, – доказательство тому лежит в ее постели, наверху, в северной башне. Они просто временами немного… гм… рассеянные.
      К счастью, Эйнар защищает их. Этот человек служит ее личным охранником. Каждая леди из Койнлер-Вуда получала в подарок викинга-воина в качестве личной охраны как часть старинного договора со скандинавским королем Рольвом, заключенным около четырех столетий назад. Доводя Эйтин до отчаяния, Эйнар буквально следовал за ней по пятам. Но у храброго воина здравого смысла было столько же, сколько и у троих ее братьев. Поручить ему охранять мальчиков было идеальным решением, во-первых, потому, что Хью, Льюис и Дьюард были под защитой, а во-вторых, это удерживало викинга от того, чтобы повсюду следовать за ней, называть ее принцессой и сводить с ума.
      – Я благодарна вам за заботу и за то, что привезли такого красивого незнакомца. Вы у меня молодцы. Я благословляю судьбу, что она наградила меня такими братьями. – «Или наказала», – усмехнулась она про себя.
      – Айда, Дьюард! Мы вывернули ночные горшки на Динсмора Кэмпбелла. Вот умора! – проорал Хью, со смехом вбегая в комнату. – Динсмор Вонючка! Динсмор Вонючка!
      – Давай, беги с ним, – с улыбкой подбодрила брата Эйтин.
      Дьюард задержался в дверях, в глазах у него было больше понимания, чем она считала возможным найти в них.
      – Ох, Эйтин, иди посмотри на нашего незнакомца. Он красавчик, мы потрудились для тебя на славу. Мы, конечно, любим тебя, сестричка, но ты не становишься моложе. Пойди к этому храброму воину, позволь ему обладать тобой в эту ночь Белтейна, а когда ты будешь кричать от наслаждения, мы всласть поглумимся над Кэмпбеллом, разбившим лагерь внизу, и скажем ему, что твой супруг опять забавляется с тобой. Он лопнет от злости.
      Редкий момент серьезности прошел, Дьюард выскочил из комнаты, не дожидаясь ответа, и его радостные крики эхом разнеслись по коридору.
      Эйтин стояла, в изнеможении качая головой, чувствуя каждый год из всех своих двадцати четырех.
      Закрыв глаза, она представила Белтейн – праздник костров. В этом году священный обряд проходил во владении Тамлин, Гленроа. Ночные часы все еще теплые; головокружительный аромат яблоневого цвета наполняет воздух. Праздничный костер вздымается ввысь до самого рассвета, и Тамлин танцует в качестве Майской Королевы. Эйтин почти ощущала благоухание цветов. Слышала музыку, плывущую по ветру.
      Чего бы она ни отдала, чтобы быть там, вместо того чтобы прятаться за стенами Лайонглена, когда Динсмор Кэмпбелл притаился где-то снаружи…
      – Закройте ворота на засов! – прокричала она.
      Эйнар тут же откликнулся:
      – Слушаюсь, принцесса, будет сделано, как пожелаете.
      Уна тихо рассмеялась, когда вложила горшочек, прикрытый тряпицей, в руки Эйтин.
      – Да, ты слышишь аромат яблоневых цветов. Я приготовила это для разогрева плоти. Моя волшебная мазь.
      Эйтин глубоко вдохнула, позволяя возбуждающим ароматам яблони, лаванды, мандрагоры и вереска наполнить сознание.
      – Что мне с ней делать?
      – Вотрешь ему в грудь, и не только. Пусть и он вотрет ее в тебя, куда душа пожелает. Природа сделает остальное. – Со сладострастными искорками в глазах знахарка усмехнулась.
      – Уна, простоты в моей жизни больше не будет.

      Вооруженная одной лишь нетвердой решимостью и горшочком с душистой мазью, Эйтин распахнула дверь, ведущую в комнату башни. Она постояла, прислушиваясь к сверхъестественной тишине, и весь мир, казалось, затаил дыхание, словно этот миг во времени менял судьбу всего. Глупая мысль. Мысль, которую она никак не могла прогнать.
      Тонкий луч лунного света вливался сквозь бойницу, пронзая бархатную тьму, которая окутывала комнату непроницаемыми тенями, служа покровом для того, что она должна совершить. По ее указанию огонь не был разожжен, поэтому очаг оставался холодным. Одетая лишь в тонкую рубашку под легкой шерстяной накидкой, она дрожала, но от прохладного ли воздуха или из-за опасений по поводу своего плана, трудно было сказать.
      Глаза Эйтин устремились к толстой восковой свече на столике у кровати, мерцающее пламя слабо освещало комнату. Уна сказала, что прежде чем фитиль сгорит на одну треть, неземное лунное сияние окутает огромную кровать, и тогда магия Белтейна, которую она привела в действие, обретет силу. В качестве напоминания она сделала ножом отметину на свече.
      Свеча уже почти догорела до этой отметины.
      Эйтин повернулась к двери, ее рука задержалась на засове, прежде чем опустить его в прорезь. Не то чтобы она боялась, что Уна, Эйнар или мальчишки потревожат ее. Они поддерживают, всячески помогают осуществлению ее плана Уна скорее всего совершает обряд поклонения Белу, властелину огня, взывая к древним майским духам. Странно, но она сделала все, чтобы подготовить Эйтин к этому выбору, даже поощряла этот безумный замысел. Эйнар, возможно был склонен стоять на страже за дверью и рычать на всякого, кто осмелится приблизиться, однако сейчас он находился на крепостной стене и был слишком занят, следя, как бы ее братья не свалились с бастиона вместе с ночными горшками.
      Единственный человек, который мог прийти и помешать ее ночным планам, был Динсмор. Эйтин надеялась, что этот упрямый осел снимется с лагеря, после того как станет ясно, что ее братья получают удовольствие от этой глупой игры в осаду. Через бойницу Эйтин была видна его палатка на холме и флаг с медвежьей головой на золотом фоне, развевающийся на ночном ветерке.
      Эйтин вздохнула. Возможно, ей надо благодарить богов за то, что Филану Комину не пришло в его глупую голову изображать из себя пылкого влюбленного и вставать на дороге у Динсмора. Когда-то она по глупости думала, что Филан может быть тем мужчиной, который похитит ее сердце. Внешне он красив, с золотисто-каштановыми волосами и голубыми глазами. Да только он не сумел удержать в узде свою похоть. Испытывая отвращение к его лжи и бегающим глазам, она сказала себе, что ей не нужен неверный муж. Зачем выходить замуж за мужчину, который не пропускает ни одной юбки? Сомнительная польза в таком замужестве.
      Эйтин подошла к кровати и поставила горшочек на маленький столик рядом со свечой. Собравшись с духом, она наконец повернулась, чтобы посмотреть на незнакомца, лежащего на кровати.
      В благоговении она затаила дыхание.
      – О да, этот мужчина – настоящий красавец. Хоть раз мои безмозглые братья сделали для меня что-то полезное.
      Пульсирующий жар быстро растекался по жилам, пока она любовалась красивым лицом и великолепным телом.
      Никогда еще не видела она более совершенного мужчины – образ его являлся ей в снах, о нем она мечтала. Словно явившийся по волшебству из тайных грез, этот незнакомец исполнял все до единого желания, таящиеся в глубине ее сердца.
      Он тихо лежал на спине, сильная грудь обнажена. Его торс не был мальчишеским, как у Филана Комина, и волосатым, как у Динсмора. Ни то ни другое ее не привлекало. У этого красавца была лишь небольшая поросль на груди, и эта поросль постепенно сужалась в линию и исчезала под пледом. Вокруг бедер была искусно обернута клетчатая шерстяная ткань.
      – Дело рук Эйнара, без сомнения. Викинг наверняка покраснел и пощадил твою скромность, мой прекрасный незнакомец. Мои дурачки-братья, скорее всего хихикая, разрисовали бы тебя синей краской и повязали ленточку вокруг твоего жезла. К счастью для тебя, мой скандинавский великан был здесь и не позволил им никаких глупостей.
      Уна нисколько не преувеличивала. У незнакомца были длинные руки и ноги и сильные бедра всадника. Не могло быть ни малейших сомнений, что перед Эйтин суровый воин, рыцарь. Когда она посылала братьев найти для нее мужчину-самца, она и надеяться не могла, что они привезут такого красавца.
      – Где же они нашли тебя, мой храбрый воин? – прошептала она, когда дурное предчувствие дрожью пробежало по коже.
      Где братья отыскали этого мужчину, в жилах которого явно течет благородная кровь? Наверняка он нездешний, чужеземец. Она никогда не забыла бы такого мужчину, если б они встречались. Красивый – нет, прекрасный, он обладал неземной привлекательностью рожденного с кельтской кровью. И хотя он не шевелился, обжигающая энергия бурлила в теле этого таинственного незнакомца.
      Он был безмолвен, дыхание едва уловимо. Эйтин не видела, как поднимается и опускается его грудь. Страх пронзил ее, и она забеспокоилась, не слишком ли сильно опоили его ее глупые братья. Неужели все приготовления к этой ночи были напрасны?
      Почти жадно протянула она руку и погладила его бедро. Плоть была теплой. Пальцы погладили стальные мускулы, пробравшись вверх, к пледу, затем через плоскую равнину крепкого живота к груди. Сильное и ровное, его сердцебиение заставило ее сердце затрепетать, затем стук замедлился до одинакового с ним ритма, словно у них был один пульс на двоих. Задержав ладонь, она открыла свое сознание ясновидению, стараясь заглянуть к нему в сердце – в душу.
      Внутренний голос шептал, что этот мужчина редкий, особенный, не только по происхождению. Как там сказала о нем Уна? «О-о, он красавчик, который выделяется среди многих».
      Возможно, такие вещи не должны иметь сейчас значения. Братья привезли его не для того, чтобы она проникала в его мысли. По тому, что ей нужно от него, он не заплачет. Мужчины, не задумываясь, разбрасываются этим, отдавая любой, кто пожелает взять. Она не должна испытывать ни малейшего чувства вины по этому поводу.
      И все же этот незнакомец будил ее любопытство.
      – Кто ты? Зачем приехал в Высокогорье, мой храбрый рыцарь? Есть ли у тебя жена? Да, наверняка сердце какой-нибудь бедняжки томится по тебе.
      Ревность вспыхнула так ярко, с такой силой, что это ошеломило Эйтин. Она попыталась не придавать значения такой реакции, списав ее на воздействие любовного эликсира Уны, растекающегося по телу.
      Она посмотрела на волосы цвета полуночного неба, мягко завивающиеся вокруг красивого лица, и в ее сознании возник образ кузины Тамлин. Спина Эйтин выпрямилась. Неужели этот незнакомец знает ее родственницу? Она закрыла глаза и сосредоточилась на биении его сердца под своей ладонью. Впечатление осталось острым. Слишком острым. Наверняка он знает Тамлин.
      На расстоянии люди часто принимают Эйтин за Тамлин. Лишь на год старше, кузина на ладонь ниже ростом, ее фигура пышнее. А волосы почти одинакового цвета темного золота, хотя у Эйтин в отличие от Тамлин они имеют рыжеватый оттенок, и нужно подойти поближе, чтобы заметить зеленые крапинки в ее глазах, которых нет в чисто янтарных очах Тамлин. Но самое сильное, самое заметное отличие, по мнению Эйтин, это семь веснушек у нее на носу, в то время как у кузины нет ни пятнышка. Уна заверяла Эйтин, что с возрастом веснушки поблекнут, но временами они казались ей настоящими бородавками. И хотя Эйтин любила свою кузину как сестру, она всегда чувствовала себя такой несовершенной рядом с прекрасной Тамлин из Гленроа.
      То, что она разглядела в воспоминаниях образ этого незнакомца, странной болью отозвалось в ее сердце. Как если бы этот великолепный красавец смотрел на нее – высокую, с этими проклятыми точками на носу – и находил, что ей никогда не сравниться с прекрасной, совершенной Тамлин.
      Пальцы сжались, словно в попытке проникнуть внутрь и завладеть его сердцем. Завладеть им. Оставить на нем свое клеймо. «Глупые, причудливые мысли», – пробормотала Эйтин, насмехаясь над собой.
      Но как ни ругала она себя, яростное чувство собственницы росло. Пульс Эйтин застучал в ушах, когда ладонь скользнула вниз, через поросшую черными курчавыми волосками грудь к твердым мускулам живота. Его кожа пылала под ее пальцами, прокладывающими дорожку к коричневому пледу. Ей нравилось прикасаться к нему. Взглянув на его сильные руки – руки, которые умели обращаться с тяжелым мечом, – она захотела, чтобы они дотрагивались до нее, ласкали.
      – Да, мой таинственный рыцарь, ты – тот мужчина, который разбудит во мне спящую женщину, – призналась она, открываясь ему навстречу.
      Брови Эйтин взлетели кверху, когда плед дернулся. Уна объясняла, как мужчины становятся твердыми и большими когда ими овладевает желание совокупляться. Это признание заставило Эйтин нахмуриться. Она видела такое у жеребцов. Когда она сказала об этом старухе, Уна лишь хмыкнула:
      – Мужчины не совсем такие, девочка.
      Ее взгляд пробежался по длинной ноге до кожаного ремня вокруг лодыжки. Соединенная с ремнем цепь привязывала ногу к основанию тяжелой кровати. Протянув руку, Эйтин погладила крепкое бедро, затем поднялась выше, к краю пледа. И удивленно заморгала, когда пульсация под тканью стала быстрее, настойчивее, натягивая плед. Одолеваемая любопытством, она осторожно приподняла край. Затем облегченно вздохнула, обрадовавшись, что Уна была права. Его мужской орган мало напоминал лошадиный. Эйтин никогда особенно не интересовалась такими вещами, но один раз видела жеребца, готового взобраться на кобылу. У животного эта штуковина слишком бросалась в глаза и выглядела какой-то чересчур кожистой. Эйтин передернула плечами и вознесла молитву богам за малые милости.
      За последние семь лет ее опекун, Гилкрист Фрейзер, лорд Лайонглен, отклонил десятка два брачных предложений. Нимало не заботясь, она никогда не высказывала никаких возражений просто потому, что ни один мужчина ни разу не заинтересовал ее так, чтобы ей захотелось связать с ним свою судьбу. Несмотря на бесконечные отказы, толпа претендентов на ее руку не редела. Будучи баронессой Койнлер-Вуд и подопечной Лайонглена, она представляла собой слишком большой приз для женихов. Наиболее настойчивыми из соседей были Филан и Динсмор.
      – Я могла бы быть уродливой старой каргой, и они бы все равно из кожи вон лезли, чтобы завоевать меня, – ворчала Эйтин.
      Главная головная боль и подлинная угроза ныне исходила от Эдуарда Плантагенета. Утвердив себя верховным правителем Шотландии после смерти шотландского короля Александра, английский монарх постоянно вмешивался буквально во все дела шотландцев. Одним из таких назойливых вмешательств было стремление Длинноногого устроить браки для нее и ее кузин – Тамлин, Рейвен и Ровены Английского короля крайне раздражали их постоянные отказы.
      Поскольку кузины были наследницами клана Огилви, ни один мужчина не мог принудить их к браку. Хартия, пожалованная Малькольмом Кэнмором два столетия назад, вновь подтверждала и защищала это древнее право пиктов.
      Несмотря на частые напоминания Уны, дескать, Эйтин давно пора замуж, она не была уверена, что хочет этого. Само собой разумеется, она желала иметь спутника жизни, который разделил бы с ней груз забот по управлению Койнлер-Вудом, а теперь и Лайонгленом. Но несмотря на эти мечты, ей нравилось, что никто не указывает, как ей поступить.
      Но это отнюдь не означало, что ее не одолевало любопытство относительно сил природы или того, что происходит между мужчиной и женщиной. До настоящего момента она смотрела на такие вещи с отстраненным интересом. Временами, когда видела какую-нибудь служанку, хихикающую и краснеющую рядом с солдатом, Эйтин задавалась вопросом: быть может, в ней чего-то не хватает? Она никогда не испытывала желания быть с мужчиной, ни разу не жаждала отдать себя.
      Возможно, потому она и разработала этот план действий с такой легкостью. Она ни на мгновение не задумывалась о том, каково это будет – ощутить мужчину внутри себя, что она почувствует. Раньше такие соображения не казались важными.
      – Теперь же, мой прекрасный незнакомец, ты заставляешь меня задуматься об очень многих вещах.
      Отпустив плед, она шагнула к горшочку на столе. Окунув пальцы в бархатистую мазь, поднесла их к носу и вдохнула. Ароматная смесь затопила мозг, опьяняя, убаюкивая и в то же время заставляя сердце биться сильнее, усиливая действие зелья Уны.
      Сев на кровать, Эйтин поднесла ладонь к прекрасному воину. Если она коснется его снова, пути назад не будет. Последствия этой ночи, этого действа будут далеко идущими, навсегда изменят ее судьбу.
      – Вся моя жизнь сосредоточена в этом мгновении, сейчас так много брошено на чашу весов.
      Тяжело сглотнув, она положила пальцы на его сердце и мягко втерла шелковистый бальзам в кожу. Словно невидимая стрела пронзила ее руку вначале до локтя, потом до плеча. Достигнув шеи, стрела раскололась, словно молния. Одна часть ударила в мозг, вторая пронзила сердце, затем срикошетила, многократно отражаясь во всем теле до тех пор, пока не замерцала с опаляющей силой.
      Луна вышла из облаков, разливая свое призрачное сияние по постели. Вскоре она зальет всю комнату неземным светом. Окутает мужественного воина магией Белтейна. Уна предупреждала, что чары вступят в силу, когда лунный свет наполнит комнату.
      – Время истекает, – испуганно прошептала она.
      Она еще раз приложила ладонь к его сердцу, ощутив, как биение становится сильнее и быстрее. Он горел, словно лихорадка сжигала его тело. Глядя на плоский мужской сосок, она вспомнила, как Уна говорила, что он будет делать с ее грудью, как она будет жаждать этих ласк, даже поощрять его. Наклонившись вперед, Эйтин приложила голову к его груди, слушая, как пульсирует кровь, ее большой палец рисовал кружок вокруг маленького, коричневого ореола. Кожа напряглась, покрылась мурашками. Она изумленно улыбнулась такой реакции.
      Странно, хотя она и нервничала по поводу того, что ей предстояло, все казалось таким… правильным… быть с ним, прикасаться к нему. Положив ноги на кровать, она вытянула их вдоль его ног. Его мужское тело так отличалось от ее тела. Твердое там, где она мягкая, плоское там, где у нее выпуклости. Она еще никогда не прикасалась к мужчине так, как сейчас прикасалась к незнакомцу.
      – Никогда раньше мне этого не хотелось, – призналась она спящему.
      Но когда ее ладонь заскользила по его мускулистому, скульптурному телу, через твердые мышцы живота к углублению пупка, она почувствовала желание – нет, потребность трогать. Биение его сердца стало еще сильнее, когда она обвела маленькое углубление в животе. К своему удивлению, она осознала, что стук сердца совпадает с пульсацией под пледом.
      Медленная улыбка растянула уголки ее рта.
      – Так много тайн, которые предстоит раскрыть. – Заинтригованная, она подняла плед и отодвинула его в сторону.
      Она видела, как мужчины прыгают в озеро, чтобы искупаться, как потом выскакивают и бегут к своим пледам. Однако ей никогда не представлялось возможности рассмотреть их поближе. Впрочем, не было и желания, она всегда опускала голову и спешила прочь.
      Каждый пульсирующий толчок растягивал плоть. Она была темной, взбухшей. Эйтин гадала, не причиняет ли ему боли это состояние.
      Она протянула руку и коснулась подергивающегося древка, подивившись, какой он обжигающе горячий, такой мягкий и в то же время твердый. Теперь он вздымался высоко, выступая над животом, и она почувствовала изумление. С проказливым любопытством ее пальцы сомкнулись вокруг пульсирующей плоти, большой палец погладил вздувшуюся жилку по всей длине. Поразительно. Она ощутила, как его плоть меняется, утолщается в ее руке.
      Прозрачный лунный свет разлился по кровати, показывая красивое тело воина во всем его великолепии. Ангельски прекрасное лицо привлекло ее взгляд. Черные волосы лежали волнами, подстриженные не по-норманнски. Терзающие мозг вопросы вновь вернулись, и Эйтин встревоженно прошептала:
      – Ты не англичанин?
      Вопреки логике ее мало заботили загадки, связанные с его появлением здесь. От этого воина будет зачато прекрасное дитя. Дитя, которое будет принадлежать ей. А когда время наслаждения подойдет к концу, она позаботится, чтобы незнакомец вернулся к своей жизни. Она больше никогда не увидит этого воина. Однако образ его обнаженной красоты навсегда останется в ее памяти.
      Рыцарь, забыть которого невозможно.
      Холодными одинокими ночами, ожидающими ее впереди, она будет вспоминать этого человека, будет знать, что была благословлена его появлением. Будет знать, что никогда не позволит никому другому любить себя.
      Эйтин изогнулась и коснулась легким поцелуем полного, чувственного рта. Ее тело наклонилось, желая большего, ощутив внезапную, отчаянную жажду большего. Она прильнула к незнакомцу, прижалась к его бедрам, намереваясь познать все его секреты, целуя как женщина целует мужчину, которого желает.
      Мир закружился, и она полетела.
      В буквальном смысле.

      Эйтин с глухим стуком приземлилась на спину. Все произошло настолько быстро, что она даже не поняла, как это случилось. Мгновение назад она целовала его – ах, как она его целовала! – а в следующее шлепнулась на кровать. Воздух не покинул легкие, хотя кружение в мозгу от зелья Уны усилилось. Эйтин прикрыла глаза, чтобы остановить головокружение, затем медленно открыла их.
      Великолепный незнакомец нависал над ней, опираясь коленями по обе стороны ее бедер, а ладони распластав у плеч, пригвоздив ее. Глаза Эйтин расширились, когда она почувствовала странный толчок у основания ног, и жар заструился по телу, когда она поняла, что это был за толчок.
      Серо-зеленые глаза цвета ущелий Глен-Шейна в туманное утро сверлили ее с напряженностью, присущей хищникам. Таинственные неземные глаза, которые видели больше, чем простые смертные, проникали в ее душу с силой ясновидения. Длинные густые ресницы обрамляли их, в то время как густые эбеновые брови подчеркивали пронизывающий душу оттенок. Когда она заглянула в эти глаза, мир сузился. Все вокруг перестало существовать. Был лишь этот мужчина-воин такой красоты, что не описать словами.
      Это смутило ее. Никогда еще она не встречала мужчину такой силы, буквально пульсирующей в нем. Никогда ни один мужчина не воздействовал так на ее разум, на ее тело. Так, что трудно было думать.
      О, этот незнакомец и в самом деле совершенно особенный. Его красиво очерченные, чувственные губы могли дарить неотразимые улыбки. Улыбки, которые способны уговорить женщину сделать все, что он пожелает, без малейшего колебания. Челюсть его была мощной, свидетельствуя о том, что это человек великой силы и решимости, а высокие скулы служили уравновешивающим намеком на утонченность, смягчая надменные линии.
      Привыкшая к аккуратной бородке и усам, которые носил Филан, и кустистым светлым бакенбардам Динсмора, Эйтин была довольна тем, что ее незнакомец чисто выбрит. Отсутствие растительности на лице позволяло как следует рассмотреть правильные, интригующие черты. Тронутая благоговейным трепетом, который незнакомец пробуждал в ее сердце, она подняла руку, чтобы погладить его щеку.
      Волнистые черные волосы блестели в лунном свете, отливая темным золотом, – оттенок, присущий людям с пиктской кровью. Это заставило Эйтин вновь задуматься, англичанин он или шотландец. Три пряди упали наперед, и ее ладонь зудела от желания отвести их со лба.
      Лицо незнакомца было греховным. Он был прекрасен. Внутренний голос шептал ей: кельтская кровь. Отмеченные высшими силами люди Шотландии, говорят, обладают такой привлекательностью, что простые смертные не могут устоять. Но в таком случае, значит, он шотландец?
      В светлых глазах не отражалось никаких признаков того, что травы оказывают на него свое сильное действие. Явно сопротивляясь их влиянию, длинные ресницы захлопали, когда он попытался сосредоточить взгляд на ее лице.
      – Где… как?.. – Одурманенный, его голос смолк.
      Протянув руку, он большим пальцем обвел контуры ее губ. Рука дрожала, но Высшее Знание говорило ей, что это не от мандрагоры, которой братья напоили его, а от какой-то глубинной эмоции, сродни благоговению. Палец скользнул по губам, раздвигая их, погружаясь во влагу ее рта.
      Широко распахнув глаза, она осторожно обвела его палец языком, наблюдая за реакцией, отражающейся в светлых глазах. Веки незнакомца были полуприкрыты, словно он упивался ощущением, стараясь удержать его в своем сознании. Убрав руку, он поднес палец к своему рту, затем втянул его и попробовал на вкус, наслаждаясь им так, как другой бы наслаждался вином.
      Уна велела угостить его волшебной смесью – она обострит мозг и переборет летаргию, вызванную одурманивающим зельем. Эйтин привстала, потянувшись к горшочку у кровати, но он преградил ей путь левой рукой, показывая, что не намерен выпускать ее.
      – Ш-ш… я только возьму вот это. – Она показала на стоящий на прикроватном столике горшочек.
      Черные брови озадаченно поднялись, но незнакомец не сделал попытки остановить ее. Дрожащими пальцами она поднесла шелковистую мазь к его чувственным губам и медленно смазала их бальзамом. Он лизнул губы языком, пробуя травы – волшебство Уны. Затем удивил ее, втянув палец в рот и ритмично посасывая.
      Тяжело сглотнув, Эйтин почувствовала, как дыхание сделалось поверхностным, неровным. Она вытащила палец и поднесла к своим губам.
      Его лоб сморщился, явно от боли.
      – Моя голова…
      Ее рука дрожала, когда она потянулась к кубку, оставленному Уной.
      – Вот. Выпей. Это облегчит боль.
      Он вскинул свои черные брови почти с вызовом.
      – Что это за зелье, которым ты потчуешь меня?
      – Медовый эль.
      – Эль? – Он сел на корточки, и его светлые глаза переместились на резной кубок, потом вновь на нее. Наконец он поднес рот к кубку и стал пить. Выпив половину, остановился.
      – Пей. Тебе лучше выпить все, – сказала она.
      Уголок его рта приподнялся в полуулыбке.
      – Никаких полумер?
      – Полумерами делу не поможешь.
      – Мне не хотелось бы разочаровывать мою леди, оставив дело сделанным наполовину. – С едва заметным кивком он допил остатки эликсира Уны. Когда она поставила пустой кубок на столик, он в замешательстве окинул взглядом комнату:
      – Как? Я не понимаю.
      Эйтин остановила вопросы, приложив пальцы к его губам. С сияющими колдовскими глазами он поцеловал их, отчего трепет пробежал по позвоночнику.
      – Не спрашивай ни о чем, прекрасный рыцарь, – посоветовала она. – Просто прими.
      – Но…
      – Никаких вопросов этой ночью… только волшебство Белтейна.
      – Либо я пьян… либо сошел с ума, – последовал хриплый шепот, словно он говорил это скорее себе, чем ей. – А может, и то и другое.
      Бледный лунный свет освещал интригующие черты воина. Причины, по которым она отправила братьев похитить мужчину, были настолько смешанными, что у Эйтин начиналось головокружение от одной лишь мысли о них и возможных последствиях. Тем не менее, глядя в это лицо, погруженное в полутени, она знала, что боги благословили ее его приходом.
      – Разве это имеет значение? – Она положила дрожащие руки на мускулистые плечи, упиваясь их контурами, и какое-то глубокое томление по этому мужчине поднялось внутри ее.
      Он криво улыбнулся:
      – Разрази меня гром, если я знаю… если хочу знать.
      Наклонившись вперед, он завладел ее губами, двигаясь с нежностью крыльев бабочки. Нажим был слишком легким. Обвив его шею руками, Эйтин выгнулась навстречу ему, стараясь поймать его вкус. Дрожа от желания.
      Частично это страстное желание было вызвано зельем. И все же она была достаточно мудра, чтобы почувствовать, что основная причина – сам незнакомец. Словно созданный из ее самых сокровенных желаний, он ей нравился. О. как он ей нравился!
      Внутри ее тела словно закручивалась тугая пружина, вызывая жар, жажду. Когда она сдалась перед его неотразимой магией, закружились яркие образы в сознании. Она увидела себя носящей его дитя, свое тело, располневшее от растущего внутри нее семени. Да, дело было вовсе не в напитке, а в незнакомце, ибо его чары гораздо сильнее любого волшебного зелья.
      Пробудилась потребность любовного слияния, и обжигающее пламя, подгоняя, прокатилось по телу. Не имея опыта, Эйтин едва не запаниковала, желая всего сразу и не зная, с чего начать.
      Погладив ладонью его кожу, она выдохнула:
      – Покажи мне.
      Он притянул ее к своей груди, давая почувствовать сильный, ритмичный стук сердца. Поцеловав волосы, прошептал с обнаженным отчаянием:
      – Ты не сон… ты из плоти и крови. Скажи мне, что ты настоящая… о, прошу тебя… будь настоящей.
      – Да, я настоящая.
      Его ладони обхватили ее шею, большие пальцы легко поглаживали скулы.
      – Тогда позволь мне боготворить тебя… как я очень давно мечтал сделать… я делал это сотни раз в своих самых сокровенных мечтах.
      Он проложил дорожку поцелуев вдоль шеи, гладя ладонями плечи, затем спустившись ниже по обнаженным рукам. Потянувшись вниз, он нашел край рубашки. Медленно, мучительно медленно потянул ткань кверху, и мягкий, полупрозрачный материал заскользил по чувствительной плоти к бедрам, затем к талии, по груди, дразня заострившиеся соски до состояния невыразимой муки. Наконец он стащил рубашку через голову и отбросил в сторону, оставив Эйтин обнаженной.
      Девичья скромность вспыхнула в ее сознании, побуждая прикрыть полные груди руками, спрятаться от его пожирающих глаз. Но любовный напиток Уны пылал в крови, все тело пульсировало от желаний и ощущений, о которых Эйтин никогда и не мечтала. Она хотела, чтобы эти светлые глаза смотрели на ее грудь, хотела, чтобы он взирал на нее с неприкрытым желанием. Не зная, как вести себя, она дрожала, боясь, что ему не понравится то, что он видит перед собой.
      Почти не дыша, он просто смотрел на нее.
      Страх охватил Эйтин. Она скрестила руки на груди и позволила волосам упасть на лицо, скрывая ее стыд, ее печаль от того, что она не нравится ему, не приводит его в такой же восторг, в какой он приводит ее. На сердце легла тяжесть, поднялась вверх по горлу и обратилась прозрачной слезинкой, заблестевшей в уголке глаза. Боже милостивый, она даже не может винить свои проклятые веснушки при этом тусклом свете!
      Он приподнял ее лицо за подбородок, заставив встретиться взглядом. Палец поймал слезинку, стекавшую по щеке.
      – Ты плачешь. Почему?
      Она чуть заметно пожала плечами.
      Он обхватил ее запястья, мягко разведя руки в стороны, убирая их с груди. Несколько мгновений он не шевелился. По выражению его лица она не могла понять, считает ли он ее недостаточно привлекательной.
      Наконец он пробормотал:
      – Прекрасная. О, какая прекрасная.
      Ее грудь напряглась, став тяжелее, полнее. Положив руки на плечи, он осторожно провел ладонями вверх по стройной шее. Прикосновения его больших пальцев были такими легкими, такими нежными. Эйтин резко, судорожно вдохнула, обнаружив, что ей трудно дышать. Он улыбнулся, затем наклонился к ней и завладел губами.
      Его губы были твердыми, теплыми и сухими, не мясистыми и влажными, как у Филана в его грубых попытках сорвать поцелуй. Ей хотелось закрыть глаза и наслаждаться пожаром, который незнакомец зажигал в ее теле, упиваться сладостью сидра и эля на его губах. Хотелось любоваться воином, видеть реакцию в его колдовских глазах. Причина, по которой он был здесь, с ней, давно оставила ее мысли. Она лишь хотела прикасаться к нему, ласкать его.
      Его руки были прекрасны, твердые как гранит, явно ставшие такими в результате многих лет владения мечом и копьем, и в то же время не выглядели огромными и неуклюжими, как у Эйнара. Была в теле незнакомца какая-то гибкость, элегантность воина, которая ставила его над всеми мужчинами.
      Прервав поцелуй, он глотнул воздуха, и его глаза отыскали ее глаза, словно он разговаривал с ее душой с помощью ясновидения. Его бледный взгляд говорил об обожании, любви, затаенном желании – эмоции, которые изумили Эйтин.
      Подвижные губы вновь накрыли ее рот. Он целовал ее, обучая искусству наслаждения. Ее самообладание рассыпалось на мелкие осколки, а поцелуй все длился и длился. Эйтин почувствовала, как низкий стон эхом отозвался в ней, но не была уверена, исходил этот звук от нее или от него, впрочем, ей было все равно, поскольку он продолжал целовать ее.
      Его тело исходило жаром, опаляя ее, выжигая клеймо, когда поцелуй углубился, сделался более требовательным. Язык прижался к сомкнутым губам. Он не принуждал ее открыться, хотя когда она вздохнула, ищущий язык ухватился за эту возможность, вонзившись внутрь, чтобы погладить ее язык, покружить вокруг него. Ощущение было странным, но она быстро научилась ритму, игре.
      Эйтин вспомнила, как однажды Динсмор зажал ее в угол, когда она вышла из уборной, и попытался навязать поцелуй. Его язык был противным и мокрым, и у нее возникло ощущение, будто ей в рот засовывают кусок телячьей печени. Никакого сравнения. Этот незнакомец показывал ей, какими восхитительными, какими разными могут быть поцелуи.
      Оставив ее задыхающейся, он прошелся губами вдоль скулы, затем спустился вниз по шее, задержавшись, чтобы омыть языком то местечко, где лихорадочно бился пульс. Сердце заколотилось о ребра, но Эйтин слышала и то, как гулко стучит его сердце в груди, и поняла, что сила этого волшебства между ними передается и ему.
      Эйтин оставалась недвижима, встревоженная этим таинственным, магическим воздействием, которое он так легко оказывал на нее. И все равно что-то притягивало ее к нему, влекло инстинктами, старыми, как сам мир.
      Соскользнув вниз по кровати, он притянул Эйтин под себя, и крепкий вес стальных мускулов воина вжал ее в постель. Тело приспособилось к его очертаниям, и ее округлая мягкость идеально слилась с его твердостью. Он был тяжелым, и все же Эйтин нашла, что наслаждается этим ощущением.
      Его тело сдвинулось ниже, и в возрастающем желании губы с упоением сомкнулись на ее груди. Вначале язык скользнул вокруг твердой вершины соска, игриво полизывая его. Затем, втянув глубже, незнакомец стал посасывать его в ритме который эхом отозвался во всем теле. Ладонями стиснув его руки, она изогнулась ему навстречу, желая, жаждая всего этого.
      На мгновение выпав из времени, он остановился, чтобы посмотреть на нее.
      – Что-то не так? – спросила она, внезапно испугавшись, что он не возьмет ее.
      Он отвел волосы с ее лица.
      – Я хочу навсегда сохранить в памяти твой образ. Когда я постарею и поседею, то буду вызывать это воспоминание, возрождать это волшебство. Вспоминать тебя, такую прекрасную, с этими золотыми волосами, поцелованными огнем. Вспоминать, как я мечтал об этом столько долгих холодных лет.
      Его пальцы подготавливали ее к своему вторжению. Он застонал, когда скользнул в нее пальцем, потом двумя. Ее бедра дернулись в ответ, когда он растянул ее тело.
      – Ты такая тугая. Я не хочу причинить тебе боль. – Затем он стал медленно вводить и выводить пальцы, открывая, растягивая ее.
      – Пожалуйста… – Она, казалось, не в силах была вымолвить больше ни слова.
      Взяв руки Эйтин, он сплел ее пальцы со своими и прижал их к кровати у нее над головой, приноравливаясь к ее телу.
      – Ты можешь почувствовать боль, когда я войду. Я бы предпочел, чтобы такой особенный момент не был омрачен болью. Но не бойся: наслаждение по другую сторону. Целуй меня, люби меня, владей мной, – прошептал он, напрягая мышцы бедер, а затем скользнул в нее. Он приостановился, когда наткнулся на преграду. Эйтин почувствовала, как, немного приподнявшись, он готовится, собираясь с силами, чтобы прорваться сквозь ее девственность.
      – Подожди… – вскрикнула Эйтин.
      – Подождать? – последовал сдавленный ответ.
      – Да… ты должен высказать свое самое сокровенное желание.
      Он повторял за ней, словно она говорила на непонятном языке:
      – Желание?
      – Да, о том, чего твоя душа желает больше всего.
      Она поцеловала его в шею, молча прося богов, чтобы от их огненной страсти родился ребенок. Ребенок, который, согласно ее планам, должен защитить Лайонглен и Койнлер-Вуд… теперь она хочет этого ребенка.
      Хочет его ребенка.
      – Посмотри на меня, – хрипло приказал он. – Ты – мое желание. Я хочу видеть твои глаза, когда овладею тобой. Когда сделаю тебя своей.
      Эйтин захлопала ресницами, уставившись в его скрытое полутенью лицо, пораженная убежденностью в его словах. В этом утверждении она услышала «навсегда». Ее сердце сжалось от осознания, что такое невозможно, как бы душа ни желала, ни стремилась к этому.
      Она изумлялась тому, как горячая пульсирующая плоть толкалась, тыкалась в ее барьер. Величина была пугающей, но Эйтин вспомнила указания Уны дышать глубоко и медленно, расслабиться, пока тело не приноровится, чтобы принять в себя его плоть. Несомненно, это слияние было огненным волшебством. Сбитая с толку его колебанием, она почувствовала, как он отступил, но затем вошел резко и глубоко. Крик сорвался с ее губ, но он поймал его, целуя до тех пор, пока боль не отступила. Лежа неподвижно, Эйтин упивалась тем, как глубоко находится он теперь внутри ее, как соединены их тела.
      Слегка приподнявшись, он вновь задвигался в ней, войдя еще глубже, заставив ее застонать от наслаждения и желания, а не от боли.
      – Мое желание – быть с тобой, в тебе, владеть тобой, обладать тобой… всегда.
      Ее прекрасный незнакомец установил ритм погружений, от которого она льнула к нему, вонзаясь ногтями ему в плечи Но потом и этого стало недостаточно. Она подхватила ритм, выгибаясь навстречу его яростным толчкам. Темп ускорялся, такой же дикий и неистовый, как летняя гроза.
      Ее тело взорвалось снопом раскаленно-белых искр, едва не ослепив, когда незнакомец вовлек ее в огненный водоворот. Его тело напряглось, он задрожал, мука и наслаждение отразились на его таком прекрасном лице. Эйтин тесно прижималась к нему, пока обжигающий жар его семени вливался в ее тело.
      Великолепие их слияния вызвало слезы у нее на глазах, и застенчиво и смиренно спрятала она лицо у него на груди. К ее удивлению, он еще не закончил. С самодовольной улыбкой он внезапно перевернул ее на живот. Эйтин была озадачена его намерением, но он начал прокладывать дорожку поцелуев вдоль позвоночника. Наклонился вперед, протянув руку к мази, и сильными, длинными поглаживаниями стал массировать ей спину, бедра, ноги. Чистейшее наслаждение. Большие пальцы пробежали по внутренней стороне бедер, затем, сводя с ума, очертили круги на мягкой плоти. Его ласки были одновременно расслабляющими и провоцирующими.
      Перекатившись на спину, он потянул Эйтин за собой, усадив верхом. Потребовалось несколько мгновений, чтобы до нее дошло, чего он хочет от нее, а когда она поняла, то ухватилась за возможность быть хозяйкой положения. Во всяком случае, так она думала.
      Его чувственный рот изогнулся в дьявольской усмешке, когда он одним мощным толчком вошел в нее. От полноты и напряженности этого движения Эйтин почувствовала, как рассыпается на мелкие осколки. Всполохи красок, вспышки звезд затопили ее сознание, переполняя до такой степени, что она едва не соскользнула в бархатное забвение.
      – Сжалься, – выдохнула она.
      – Ни за что. – Белые зубы сверкнули в лукавой усмешке, он приподнялся и обхватил ее руками, вонзаясь снова и снова. Каждый взрыв перерастал в другой, еще более ослепительный, и его сильное тело рывками заполняло ее, вонзаясь жестче, глубже, яростнее, и ей не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться колдовскому призыву.
      Не сдерживаясь, она отдавала все. Все, что он требовал, и даже больше того. Не только физическое освобождение… но и свое сердце. Не было никакого спасения от него, от пылких слов любви, которые он нашептывал ей, пуская в ход все свои чары.
      Она, возможно, и сделала его своим пленником, но в ответ этот таинственный рыцарь пленил ее душу и сердце.
      Тело Эйтин эхом отзывалось на горячую вибрацию их слияния. Все еще пульсируя, пылая от обоюдной страсти, она жаждала большего. Склонившись к сильной шее, она прильнула к нему, желая продлить эти ощущения. Это казалось таким правильным – чувствовать себя частью незнакомца.
      Ни в одном из поучений Уны не было и намека на ту таинственную связь, которая зарождается между мужчиной и женщиной, на то, как быстро она станет тосковать по большему. Как это привяжет ее к нему. Теперь она понимала, почему женщины так охотно уступают ту небольшую власть, которую имеют над собственной жизнью, вверяя свою судьбу мужчинам.
      Этот дар бесценный. Память о незнакомце она будет хранить как сокровище. Восторг охватывал ее при мысли, что будет еще шесть ночей, таких как эта.
      Еще шесть.
      Ее сердце сжалось. Всего лишь шесть. А потом он уйдет, вернется в свою жизнь. Жизнь, в которой нет места ни ей, ни ребенку, которого они создадут. Когда он уйдет, то унесет с собой частичку ее сердца. Ее души.
      Как же она сможет отпустить его?
      Существует ли в ее безумном замысле вероятность того, что он захочет остаться с ней? Глупые желания. И все же сердце безмолвно кричало: «Пусть будет так».
      Вся Шотландия знала, как Марджори, графиня Каррик, сделала своим пленником Роберта Брюса, лорда Аннандейла. Аннандейл приехал, дабы засвидетельствовать свое почтение и сообщить леди об обстоятельствах смерти ее мужа на Святой Земле. Когда визит подошел к концу, Брюс был неожиданно окружен стражей графини. Они препроводили его обратно в замок, где она держала лорда в плену до тех пор, пока они не поженились. От этого союза родилось достаточно детей, чтобы предположить, что брак оказался счастливым.
      Осмелится ли она сделать то же самое? Достанет ли ей смелости и дерзости, чтобы удержать его дольше времени, отведенного Уной для зачатия? Эта ночь стала следствием горячего желания самой управлять своей жизнью, обезопасить себя от мужчин, вознамерившихся использовать ее для своей материальной выгоды. Но сможет ли этот незнакомец остаться? Станет ли ее рыцарем и защитником? Разум говорил, что такое невозможно, но семена надежды уже проросли в сердце.
      Он погладил ее волосы и, перекатившись на бок, привлек к себе и крепко обнял.
      – Как давно… я люблю тебя. Я уже начал думать, что тебя не существует.
      – Я существую.
      Он говорил ей в волосы низким, тихим голосом:
      – Ты мне снилась. Не каждую ночь. Закрывая глаза, я просил этот сон явиться снова. Даже когда не спал, я чувствовал тебя, желал тебя, жаждал быть рядом с тобой. Так долго, что я чуть не отказался от надежды найти тебя. А потом я увидел тебя, увидел, что ты живая, настоящая. Только я едва не умер, узнав, что ты никогда не будешь моей.
      Эйтин не могла говорить, настолько была тронута его прочувствованными словами. Побочный эффект зелья, которое он выпил, заключается в том, что под влиянием напитка человек может говорить только искренне. Слова, которые он говорил, шли от самого сердца, где живет вся правда.
      – Ты видел меня в снах? – Она затаила дыхание, надежда забурлила в ней. Возможно ли это? О, пожалуйста, пусть это будет правдой!
      Он склонился над ней, чтобы удержать, убедиться, что она не ускользнет от него. Касаясь щекой ее скулы, он по-кошачьи тыкался носом в лицо Эйтин.
      – С тех пор как стал рыцарем. Перед посвящением я провел ночь в раздумьях. Борясь с усталостью, я до поздней ночи молился Богу, чтобы наставлял меня на моем пути, помог стать истинным рыцарем, показал мою судьбу. В темноте мне явилось лицо, неясное, словно сотканное из тумана. Черты были почти неразличимы, и я так испугался, что едва не потерял нить видения. Но я видел глаза. Твои глаза. Тогда я понятия не имел, что означает твое появление. Позже ты явилась снова – когда я был ранен в битве, ты посетила меня. На этот раз мое видение было отчетливее. Я увидел твои золотистые волосы, мерцающие огненными искрами. Я думал, что могу умереть, а ты гладила мой лоб и говорила, что я не должен сдаваться. Я любил тебя, я всюду искал тебя. Ни один мужчина не может любить женщину так, как я люблю тебя.
      Он поцеловал ее. Но это был не нежный поцелуй обожания, а поцелуй, полный страсти, порожденный огнем их слияния. Коленом он раздвинул ее бедра так, чтобы скользнуть на нее и в нее. Переплетя пальцы, поднял ее руки над головой. Она выгибалась навстречу ему, приспосабливая свое тело к его ритму, с готовностью встречая его толчки.
      Совершенство их единения, осознание того, что их слияние освящено любовью, тронуло Эйтин настолько глубоко, что она не могла дышать. Он видел ее в снах! О, как это невероятно! Этот мужчина предназначен ей самой судьбой и богами.
      Яростный натиск его тела привел обоих к ослепительному освобождению. То, что они достигли наслаждения одновременно, лишь усилило ощущение их принадлежности друг другу. О, эта ночь и в самом деле была полна чудес, больше, чем Эйтин могла пожелать.
      Он осыпал дождем нежных поцелуев ее лицо, шепча между судорожными вдохами:
      – Я люблю тебя… люблю… люблю…
      С каждым признанием ее сердце билось все сильнее, все беспорядочнее от сознания того, что она тоже любит этого незнакомца. Они предназначены друг другу судьбой; вместе они смогут построить великое будущее.
      – На веки вечные. Я всегда буду любить тебя… Тамлин. – Произнеся последнее слово, он погрузился в изнуренный сон.
      Эйтин не могла вдохнуть, настолько сильной оказалась боль. Эйтин лежала оцепенев, и слезы катились по щекам. Как она могла забыть, что видела лицо Тамлин в его мыслях?
      Опустошение прокатилось по телу, настолько сильное и болезненное, что Эйтин испугалась, как бы оно не раздавило ее. Ее прекрасный незнакомец любит кузину Тамлин! Он думает, что она – Тамлин!
      Эйтин оттолкнула его от себя, свернувшись калачиком и глотая безмолвные слезы.
      Слезы муки, оттого что его сердце навеки принадлежит другой.

      Как только рассвело, Эйтин решительно вошла в большой зал Лайонглена. Она остановилась, увидев братьев, вальяжно расположившихся за господским столом в ожидании завтрака.
      – О-о-о… болваны несчастные, – пробормотала она, угрожающе прищурившись. – Дайте мне разобраться с вами, и тогда посмотрим, как вы будете смеяться.
      Прошедшая ночь подарила больше, чем может желать любая девушка. Незнакомец научил ее таким вещам, о которых она никогда не знала, подарил ей невообразимое наслаждение. Губа Эйтин задрожала, когда она вспомнила, как изысканно, необыкновенно он ласкал ее своими руками и ртом, жаром опаляющим ее плоть. Как глубоко он был внутри ее. Как она была частью него. Все чувства и эмоции, которые он пробудил в ней.
      Не было ничего, что бы Эйтин от него утаила. Беззащитная, она отдала ему свое сердце.
      А потом проклятый ублюдок разрушил красоту их отношений, назвав ее Тамлин!
      Это было как нож в сердце. Она посмотрела в лицо боли и правде. Не оставалось никаких сомнений в том, что ее незнакомец знает Тамлин, питает к ней глубокие чувства.
      Любит ее.
      Эйтин проглотила подступившие слезы, руки задрожали, и она с трудом подавила порыв расплакаться. О, могла ли ее жизнь запутаться еще больше? Сделав глубокий вдох, Эйтин переплавила боль в гнев.
      – Откуда вы его похитили? – Эйтин бросилась в атаку прежде, чем идиоты поняли, что она в ужасном настроении. Троица имела склонность разбегаться, словно крысы, когда она хотела устроить им взбучку, поэтому Эйтин остановилась прямо на пути их бегства. Эти несчастные олухи даже не заметили ее кипящей ярости.
      Хью сел боком в хозяйском кресле, свесив ноги с подлокотника. Его ореховые глаза смотрели на нее безо всякого выражения. Льюис и Дьюард повторили его действия. Все трое невинно улыбнулись и переспросили в один голос:
      – Кого?
      – Прекратите прикидываться простаками, кретины. У нас только один незнакомец, которого вы притащили в Лайонглен и сгрузили на мою кровать. – Подбоченившись, она просверлила их гневным взглядом. Краем глаза заметила Эйнара, пытающегося незаметно ускользнуть. – Не смей уходить, Эйнар. Ты должен был проследить, чтобы они в точности выполнили мои указания. Сядь! – Она указала на скамью.
      – Слушаюсь, принцесса. – Кающийся, он попытался сделаться в два раза меньше, когда подошел к скамье и сел.
      При его размерах это выглядело настолько комично, что Эйтин с трудом сдержала смешок и рявкнула:
      – Не называй меня принцессой, Эйнар!
      Пристыженно понурив голову, он кивнул:
      – Как вам будет угодно, принцесса Эйтин.
      Она обреченно выдохнула.
      – Я не хочу, чтобы ты называл меня «принцесса Эйтин», я приказала вообще не называть меня принцессой.
      – Слушаюсь, принцесса, – пророкотал он, а трое дурачков-братьев захихикали и подтолкнули друг друга.
      – Ох, ладно, не важно. У меня нет времени спорить о том, чему ты не научился за десять лет. Мне нужно знать, где вы нашли этого мужчину. Он воин. Я осмотрела его одежду, она принадлежит человеку знатного происхождения. Так откуда же вы, олухи безмозглые, украли его?
      Трое братьев посмотрели друг на друга и закатили глаза, стараясь не рассмеяться. Дьюард пнул Льюиса, предупреждая, чтобы тот молчал. Естественно, Льюис не остался в долгу и пнул брата еще сильнее. Затем внезапно они накинулись друг на друга, а Хью покатился со смеху.
      – Ох, сестра, это была славная ночка! – Хью растянул рот до ушей. – Мы устали, но Динсмор и его дружки наверняка валятся с ног. После того как все ночные горшки были опустошены, мы забросали их камнями, недостаточно большими, чтобы причинить вред, но вполне приличными, чтобы здорово досадить им, ведь Динсмор приказал не выпускать стрелы в ответ. Кэмпбеллы в конце концов отъехали и поднялись на холм, к шатру Динсмора. Пока они влезли в ручей, чтобы отмыться от какашек, мы отвязали их лошадей. Долго им пришлось собирать их. А потом, пока слуги спали, мы разрезали веревки шатра. Вся эта штуковина рухнула прямо на голову Вонючке Динсмору. Ох, как же он орал, как ругался! Пока его люди пытались вытащить его из-под шатра, мы опять отвязали и разогнали их лошадей.
      В ярости сузив глаза, Эйтин резко развернулась к Эйнару.
      – И ты позволил им сделать это? Их же могли ранить, убить, что, если бы лакеи Динсмора взяли в руки оружие? – Она вскинула руки, когда Эйнар повесил голову. – Ой, не знаю, зачем я напрасно сотрясаю воздух.
      – Прости, принцесса.
      – Сестра, перестань отчитывать Эйнара. Кэмпбеллы не могли взять в руки оружие. Они не сделают ничего, что могло бы расстроить тебя. Потому-то так забавно поиздеваться над ними. – Хью улыбнулся и поднес ко рту кубок с элем.
      Когда Дьюард и Льюис повалились на пол, все еще мутузя друг друга, она зыркнула на Эйнара и указала на дерущихся. Он тут же ухватил их за пояса, поднял и опустил на скамейку. Оба брата бросали на Эйнара и друг на друга разъяренные взгляды.
      – Хватит! – рявкнула Эйтин голосом, который приберегала как раз для таких случаев. – Я хочу знать, откуда вы похитили воина… немедленно. – Эйтин топнула ногой, чтобы сосредоточить их внимание, но невнятное бормотание и пожатие плеч были единственными ответами, которых она добилась. – Вы нашли его в Гленроа. После того как я запретила вам ехать туда, вы отправились на праздник костров и похитили оттуда мужчину. Так было дело?
      Услышав ее умозаключения, братья вытаращили глаза. Хью нахмурился.
      – Так нечестно, Эйтин. Ты обещала никогда не пользоваться своим даром ясновидения и не копаться в наших головах. Нехорошо залезать в мысли человека без его разрешения.
      – Мне не нужны особые приемы, чтобы догадаться о ваших идиотских действиях. Рыцарь назвал меня Тамлин. Это сказало мне все. Он из Гленроа.
      – Эйтин, мне надо отдохнуть. – Льюис потер глаза. – Кузина Тамлин не будет скучать по нему. У нее уже есть один такой.
      – Такой? – в замешательстве переспросила Эйтин.
      – Мы позаботились, чтобы ты получила того, кого нужно, – Дьюард серьезно взглянул на нее, словно ожидая похвалы.
      Льюис вздохнул, потом поправил одежду, помявшуюся в драке с Дьюардом.
      – И заметь, это было нелегким делом. Там все прямо-таки кишело драконами.
      Боясь, что они чересчур увлеклись элем, она постучала ногой, показывая, что ее терпение на исходе.
      – Объясните насчет драконов. И посмейте мне только сказать, что это Дракон Шеллона – норманнский воин, которого Эдуард Длинноногий послал предъявить права на Глен-Шейн. Конечно, даже вы трое не могли пойти на такое безрассудство и украсть его?
      Она пошатнулась, почувствовав дурноту от последствий их глупых действий. Замышляя этот план, она всего лишь стремилась упростить свою жизнь, обеспечить себе хотя бы малую толику уверенности в будущем. И вот теперь все это оборачивалось кошмаром, в результате которого она может оказаться в Белой башне, узницей короля.
      – Сестра, не беспокойся ты так… не тот Дракон. – Льюис улыбнулся своей находчивости. – Мы позаимствовали другого.
      – Другого Дракона? – Тупая боль в висках усилилась от тщетных попыток вправить им мозги. С тех пор как им исполнилось пятнадцать и они неожиданно вытянулись и стали выше сестры, Эйтин уже не могла отходить их прутом. Если пыталась, они валили ее на пол и сидели на ней до тех пор, пока она не израсходует свою ярость в тщетной борьбе. Так что теперь приходилось использовать сообразительность, чтобы справиться с ними. Только словесные баталии с тремя невеждами оставляли ее с тупой пульсирующей болью.
      – Не настоящего, Эйтин. – Льюис поставил локоть на стол, чтобы подпереть голову. – Граф Шеллон был послан Дьюардом Длинноногим, чтобы завладеть Глен-Шейном. Английский король приказал, чтобы он женился на одной из наших кузин. Шеллон выбрал Тамлин, и она, похоже, вполне счастлива. Смотрит на него телячьими глазами. Говорят, два его брата женятся на Ровене и Рейвен.
      Она ткнула пальцем в потолок:
      – Тогда кто у нас наверху?
      – Кузен. Они близки с Джулианом Шеллоном, вроде того как вы с Тамлин. Мы подумали, что это отличная шутка. Вообще-то наш Дракон привлекательнее и выше, чем у Тамлин, – сказал Хью и широко зевнул.
      – Ты тоже выше Тамлин. – Бросив на Льюиса предупреждающий взгляд, Дьюард в своей бессвязной манере подхватил объяснение.
      – Наша кузина увлечена лордом Шеллоном, танцевала с ним перед праздничным костром, да. Разве ты не видишь Судьбу, сестра? Нам показалось это магической связью – этой ночью Тамлин возлежит с Шеллоном. А ты с его родственником. Это воля богов, разве ты осмелишься отвергать их замысел и навлекать на себя их гнев?
      Окончательно сбитая с толку, Эйтин плюхнулась на скамью. Для ее недоумков-братцев это были весьма глубокие размышления.
      – Как его зовут?
      – Сент-Джайлз, лорд Рейвенхок, родственник Дракона, – ответил Льюис. – Говорят, лорд Шеллон очень высоко ценит его, относится к нему как к брату.
      – О-о-о… – Эйтин в ярости затопала ногами, чувствуя себя так, будто увязает в трясине и никак не может отыскать твердую почву. – Безмозглые идиоты!
      Хью поморщился, потом вздохнул:
      – Ну, ну, Эйтин, осади свои веснушки. Ты послала нас найти мужчину. Жеребца… – Он ухмыльнулся и подмигнул братьям. – Мы любим тебя, сестра, поэтому хотели привезти кого-нибудь красивого. Тебе следует признать, что мы преуспели в этом. Ты же не захотела бы спать с каким-нибудь рябым простолюдином и родить от него недоумка и урода, а?
      Сглотнув, чтобы удержать в узде рвущиеся наружу эмоции, Эйтин покачала головой:
      – Нет, раз уж я совершила эту глупость, то по крайней мере знаю, что он подарит мне прекрасное дитя.
      Внезапно образы того, как она держит на коленях черноволосого ребенка, затопили сознание. Этот ребенок – мальчик, ему около годика, и он так дорог ей, что сжимается сердце. В этом своем видении она напевала малышу колыбельную и гладила рукой густые, вьющиеся как у отца волосы. Несмотря на все свои тревоги и страхи из-за последствий этой неразберихи, она хочет этого ребенка. Жаждет обнять его маленькое тельце, прижать к себе.
      Никогда раньше она не представляла ребенка, которого замыслила зачать. Это было одним из тех неясно очерченных кусочков головоломки, средством удержать Эдуарда Длинноногого и алчных волков подальше от ворот двух ее владений.
      Единственными детьми, которыми она дорожила, были ее братья, семью годами моложе. Ей едва исполнилось девять лет, когда родители умерли от изнурительной лихорадки. В некотором смысле она заменила мальчикам мать, когда сама была еще ребенком. Она любила тройняшек, но растить их было ужасно трудно, поэтому Эйтин полагала, что истощила все свое желание иметь собственного ребенка. Она видела детей крестьян, когда их приносили показать ей, но Дети никогда не вызывали в ней такого страстного желания быть матерью.
      Теперь все изменилось. Она уже видела ребенка, которого создаст вместе с этим рыцарем, и хотела его. Она будет бороться за него. Инстинкт матери поднялся внутри ее и оказался почти неодолимым.
      – Ну, подумай хорошенько, – настаивал Льюис. – Ты можешь представить себя возлежащей с кем-то вроде Филана или Динсмора? Или еще похуже? Я думаю, нет, сестра.
      Она смиренно выдохнула:
      – Да, ты прав. Я смогла пройти через это потому, что шла его желанным. Только если Шеллон женился на Тамлин, это чревато опасностью, ведь в один прекрасный момент Рейвенхок может оказаться в Гленроа, мы снова встретимся. Согласно замыслу, надо было привезти мужчину, которого я никогда не встречу. Невозможно будет избегать его, если он служит Шеллону.
      Хью с самодовольным видом скрестил ноги.
      – Нет, сестра. Он сказал, что отправляется на север, чтобы вступить во владение каким-то поместьем, принадлежащим его деду.
      – Вот видишь, и не из-за чего хмурить брови, – заключил Льюис.
      Не сознавая, что хмурится, она вздохнула, сбитая с толку и обеспокоенная этой глупой ошибкой, которая, как оказалось, обходится дорого.
      – Вы должны оставить его у себя, – заявил Эйнар.
      Все головы резко повернулись к нему. Эйнар никогда не высказывал свое мнение, просто выполнял то, что приказывала Эйтин.
      Оставить Сент-Джайлза? Она мысленно произнесла это имя, и теперь он был уже не незнакомцем, а Сент-Джайлзом, лордом Рейвенхоком. Мужчиной, который не принадлежит ей. И все равно ее воображение тут же закусило удила и понеслось, замелькало вспышками видений, показывая ей картины возможного будущего. Вот они смеются, вместе трудятся над тем, чтобы защитить людей Лайонглена и Койнлер-Вуда. Вот он предается с ней любви в темноте ночи. О, соблазн удержать его был велик. Тем не менее она не могла забыть, что этот человек любит Тамлин. Может, ее кузина и обручена с его родственником, но сердце Сент-Джайлза пылает от любви к Тамлин. Он желает ее с такой жаждой, которую никогда не сможет забыть. О, мужчины могут спать с другими, но их сердца заклеймены. Какая-нибудь женщина станет супругой Сент-Джайлза, разделит с ним жизнь, но каждый раз в постели с ним будет исходить болью, зная, что он любит другую.
      Большую часть своей жизни Эйтин чувствовала себя менее привлекательной, чем Тамлин. Она слышала, как люди высказывались по поводу неудачного рыжего оттенка ее волос и веснушек на носу. «Как жаль, бедняжка Эйтин не такая красивая, как ее кузина», – шептались они, когда думали, что Эйтин не слышит. Как бы сильно ей ни хотелось, чтобы Сент-Джайлз стал частью ее жизни, она никогда не подвергнет себя этим бесконечным, разрушающим душу сравнениям. Такой путь не приведет ни к чему, кроме разбитого сердца.
      – Эйнар, оставить его – не выход. Он же не кошка. – Она постаралась проговорить это легко, словно в шутку, однако не смогла заглушить сердечную боль. О да, она бы хотела оставить, удержать его, но он любит Тамлин.
      – Викинги захватывают людей. – Эйнар выпятил грудь, гордый своим наследием.
      Братья застонали и взмолились почти в один голос:
      – Только не очередная проповедь об обычаях скандинавов.
      – Эйнар, твой народ захватывает рабов. – Эйтин нетерпеливо постучала ногтями по деревянному столу. – Этот воин никогда не будет ничьим рабом.
      – Ну да, – проворчал Эйнар, – я и не представляю этого воина рабом. Но вы же принцесса…
      Эйтин взвыла, она не собиралась вновь выслушивать всю эту чепуху на тему: «Принцессам все дозволено».
      – Для этого рыцаря это не будет иметь значения.
      Эйнар упрямо набычился. Это подействовало на ее братьев, но на нее не произвело впечатления.
      – Вы же колдунья. Привяжите его к себе. Направьте его желание на себя, принцесса. Свяжите себя с ним неразрывными узами.
      Как заманчиво. Это правда. Она может околдовать его, путать мысли, провести сознание кругами, убеждая остаться ней. Сердце заболело еще сильнее. Управлять его чувством посредством магии было бы неправильно, Сент-Джайлз может лишь на какое-то время остаться с ней, потому что она – отражение женщины, которая украла его сердце, женщины, которую он никогда не сможет иметь.
      – Он должен вернуться к своей родне. Этой же ночью, – твердо сказала она, чтобы убедить не только Эйнара, но и себя Эйтин пыталась ожесточить сердце, ко была близка к тому, чтобы сломаться и разреветься как ребенок. – Опоите его напитком забвения, перед рассветом отвезите к границе Гленроа и оставьте там.
      – Нет. – Эйнар скрестил руки на своей массивной груди, чтобы подчеркнуть категоричный отказ.
      Пораженная Эйтин нахмурилась. Никогда еще викинг не оспаривал ни один из ее приказов.
      – Ты отказываешься подчиняться мне?
      – Уна говорит, он должен быть здесь семь ночей растущей луны. Он останется. Поступить по-другому – значит, разгневать богов. Творец определил жизненный путь этого воина. Таким он и должен быть.
      – Эйнар говорит правду. – Уна вышла на свет, словно возникла из тени. – Девочка, ты запустила колесо в движение. Менять его путь, значит, призывать беды на наши головы. Ты загадала свои желания и заключила сделку с Эннис, богиней воды. Если теперь отвергнешь то, что она тебе даровала, рискуешь вызвать ее ярость, – предостерегла старуха. – Ты сама постелила себе постель – с красивым мужчиной. Теперь ты должна лежать в ней с этим храбрым воином… позаботиться, чтобы дело было сделано.
      – Хотела бы я…
      – Больше никаких желаний! – выпалили все пятеро в один голос.
 
      У Деймиана Сент-Джайлза болело все тело, буквально каждая клеточка. Он попытался пошевелиться. Но обнаружил, что по какой-то причине не может. Во рту был противный, кислый привкус, оставшийся от проклятой медовухи, как будто всю ночь Деймиан грыз полусгнивший пень. Ему нужна вода. Открыв глаза, Деймиан попытался сфокусировать взгляд.
      Вначале испугался, что ослеп. Несколько мгновений спустя дошло, что его рука странно согнута, так что внутренний сгиб локтя закрывает глаза. Деймиан попытался сдвинуть руку, но она занемела, пробыв в таком положении слишком долго.
      – Проклятие! – Он с трудом поднял руку, поморщившись от боли. Поморгал, чтобы разогнать пелену, затуманивающую глаза, затем, приподнявшись, сел, потянулся и зевнул. – Где это я, черт побери? По всей видимости, все еще жив, раз чувствую все свои мучения.
      Слова отскочили от безмолвных каменных стен. Пробежав рукой по волосам, он попытался собраться с мыслями. Белтейн… праздник на холме. Вспомнив это, Деймиан оживил в памяти прекрасную ночь, зрелище, запах костра. Вспомнил свои страдания и как глупо слишком много пил в попытке утопить печаль в вине.
      Тамлин. Деймиан представил ее облик, такой ослепительный, когда она танцевала вокруг костра. Она сияла, словно какая-то сказочная принцесса, о которой, бывало, рассказывала его шотландка-мать по вечерам, когда укладывала его спать.
      Но Тамлин танцевала для Джулиана. Ее глаза не видели никого, кроме Джулиана.
      Деймиана охватило отчаяние. Он был наделен даром – или проклятием, как он порой думал, – передавшегося ему от матери ясновидения. Знания, как она называла это, поэтому когда Деймиан приехал в Гленроа и увидел это лицо, он был убит горем, узнав, что оно принадлежит леди Тамлин, графине Гленроа.
      Только дурак не увидел бы, что Джулиан желает ее больше жизни. Хуже того, Деймиану было больно признавать, что Тамлин отвечает на чувства Шеллона. Его кузен нуждается в Тамлин. Она подходит ему, она успокаивает его встревоженную душу. Она может спасти Джулиана от темноты, грозящей поглотить его. И все равно, как бы много раз ни говорил себе Деймиан, что они пара, благословленная богами, сердце не слушалось и продолжало кричать о том, что Тамлин предназначена судьбой ему.
      Тамлин любит Джулиана, и Деймиан не сомневался, что тот пойдет на убийство, лишь бы только не потерять ее. Деймиан страдал, но принимал их чувства, он будет безмолвно стоять рядом, когда через несколько недель состоится их свадьба, и искренне благословит этот союз.
      Как могли его видения – такие настойчивые – так ошибаться в этом?
      Он глупо попытался утопить свои чувства в выпивке.
      – Выпейте…
      Вслед за этим словом в его сознании вспыхнул образ троих молодых людей, совершенно одинаковых. Они предложили ему особый вересковый эль… пообещав, что он излечит от страданий, исполнит все мечты.
      Деймиан порылся в памяти, пытаясь отыскать еще какое-нибудь воспоминание. Странно, но не было ничего, за исключением образа высокого воина – викинга. Расстроенно выдохнув, Деймиан огляделся.
      Комната была ему незнакома. Все тонуло в полутьме, единственным источником света являлась бойница. Не требовалось призывать на помощь ясновидение, чтобы понять, что он не в Глен-Шейне.
      – Так где же я, черт побери?
      Он оглядел свое тело, наполовину прикрытое пледом. Голый. В этом ничего странного. Он спит нагишом. И все же, поискав взглядом свою одежду, Деймиан ничего не нашел. У изножья огромной, с пологом, кровати стоял сундук, а в дальнем углу – ночной горшок.
      – Слава тебе, Господи, за эти малости. – Решив воспользоваться последним, Деймиан подполз к краю кровати. Дребезжащий звон насторожил его, как и давление вокруг лодыжки. Откинув шерстяной плед, Деймиан уставился на свою ногу, с трудом воспринимая умом то, что видели глаза. – Будешь знать, как топить свое горе в горном эле, дурень.
      Он прикован цепью к чертовой кровати!
 
      Не находя себе места, борясь сама с собой, Эйтин беспокойно мерила шагами комнату. Услышав, как открылась дверь, она смахнула случайную слезинку со щеки и сделала вид, что ее ничто не тревожит. Из-за всего происходящего в чувствах был полный сумбур. Ей хотелось покончить с этим и увезти Сент-Джайлза этой же ночью. Возможно, тогда ее сердце будет в безопасности. У тела же, напротив, были другие идеи. От одной лишь мысли о Сент-Джайлзе вспыхивал огонь, и потребность быть с ним вновь оживала и терзала изнутри до тех пор, пока Эйтин не испугалась, что сойдет с ума.
      Дверь широко распахнулась, и вошла Уна, неся поднос. Янтарные глаза быстро оценили настроение Эйтин.
      – Время приближается, девочка. Вот отвар для тебя и горшочек с согревающим бальзамом.
      – Я не хочу ни зелье, ни мазь.
      Уна поцокала языком.
      – Разве я спрашивала, хочешь ли ты? Прекрати эту борьбу с самой собой, Эйтин Огилви. Беспокоиться о том, что ты не можешь изменить, – лишь тратить время впустую. Измени в жизни то, что можешь. Все остальное прими.
      – Я и сама говорю себе это. Но говорить – это одно, а верить в это – совсем другое.
      – Ты выразила желания, и наша богиня Эннис исполнила их. Теперь ты обнаруживаешь, что они не совсем такие, как ты надеялась. Боги могут даровать лишь столько, Эйтин, и ожидают, что детальную свою судьбу ты вылепишь сама. Ты хотела ребенка – соблюдай договор, и ты его получишь. – Уна лукаво посмотрела на нее. – Только теперь ты хочешь и мужчину. В этом вся беда, не так ли, девочка? Ты возлежала с ним, связала себя с ним – связь плоти, крови и души – и теперь знаешь, что для тебя не может быть никого другого. Не прячься от этой правды, девочка. Так ты только обманываешь себя. Хочешь его? Заяви на него свои права. В этом и заключается решение. Протяни руку и схвати его. Ни одной женщине с Рейвенхоком в ее постели не надо было бы говорить, что делать.
      Эйтин схватила кубок и залпом выпила густую жидкость.
      – Порой мне ужасно не нравится, что ты заглядываешь в мои мысли.
      Уна пожала плечами, принявшись расплетать длинные волосы Эйтин.
      – Боги создали тебя по образу и подобию Тамлин. Но ты не Тамлин. Они коснулись твоих волос волшебным огнем, одарили зелеными крапинками в глазах. Но основное отличие между вами внутри. Ты хочешь его? Используй ночи растущей луны, которые у тебя остались. Призови волшебный огонь выжечь Тамлин из его памяти. Ты можешь, ты же знаешь. Я заглядывала к нему в душу, когда относила ему еду.
      – Он не спал?
      – Он все еще спит. Мое колдовство не позволяет ему бодрствовать подолгу. Он утомляется, запутывается и хочет отдохнуть. Травы не дают ему вспомнить.
      – Что ты видела?
      – А-а, даже не пытаешься притвориться, что тебе неинтересно? – поддразнила Уна. – Я видела образы женщины. Он не понимает их. Только думает, что понимает. В твоих силах помочь ему найти свой путь.
      Эйтин фыркнула:
      – Ты говоришь загадками, Уна.
      – Хочешь, чтобы твоя дорога всегда была легкой? Ты сама пожелала отправиться в это путешествие, но готова ли ты бороться за то, чего хочешь, какова бы ни была цена? Слишком многое в твоей жизни до сих пор было легко.
      – Легко? В своем ли ты уме, если говоришь такое? Лихорадка унесла жизни моих родителей, когда мне еще не было и девяти. Я растила мальчиков, когда сама была еще ребенком. К счастью, я стала подопечной Гилкриста. Он был добрым…
      – Глупым он был. Потакал твоим своевольным выходкам, точно так же, как Шейн потакал Тамлин, Рейвен и Ровене, и ни тот ни другой не научили никого из вас справляться с тем, с чем вы можете столкнуться за пределами этих гленов. Вы четверо поступали так, как зам хотелось, все ваши желания исполнялись. Времена изменились. Шотландию ждут тяжелые испытания. Своевольным женщинам клана Огилви нужно научиться иметь дело с мужчинами и их миром. Эти ненасытные мужчины больше не будут обходить стороной наши глены. Они уже обратили свой алчный взор на Глен-Шейн и Глен-Эллах. Уже давно Эдуард Плантагенет жаждет завладеть этими землями. Он отправил Дракона Шеллона заявить права на Тамлин. Подумай хорошенько, девочка. Ты будешь следующей. Попомни мои слова.
      Эйтин тяжело сглотнула.
      – Ты увидела это с помощью ясновидения?
      – Несколько лун тому назад лэрд Шейн вызвал Эвелинор, Мудрую из Рощи, нашу Пророчицу. Ему нужно было предсказание. Он встретил человека, которого называют Драконом, и хотел узнать о нем больше. Шейн чувствовал, что однажды тот придет за Тамлин и будет хорошей парой для его младшей дочери.
      Глаза Эйтин изумленно расширились.
      – Лорд Шеллон? Длинноногий послал его, и тем не менее Шейн верил, что он предназначен Тамлин судьбой?
      – Эвелинор видела его в видениях. Одетый в цвета ворона, он явился в тумане, верхом на черном боевом коне. Вначале она была сбита с толку предсказаниями. Было отражение – двое, похожие друг на друга почти как один. Постепенно она разглядела одного воина, одетого в цвета ворона. На другом были цвета тумана. Один нес эмблему Дракона на своем щите, а другой двуликую птицу – ворона и сокола. Двое мужчин, не один. Первый – лорд Шеллон, тот, что одет в черное. Мужчина, который пришел за нашей Тамлин.
      – Святая Эннис! – Эйтин хлопнула себя ладонью по лбу. – Что мальчишки навлекли на наши головы, похитив Сент-Джайлза из Гленроа?
      – Быть может, это наша Эннис дарует тебе шанс изменить свою судьбу. Длинноногий отправил Шеллона завладеть Глен-Шейном? Кого англичанин пошлет завладеть Глен-Эллахом? В прошлом Комины пользовались расположением короля. Эдуард без твоего согласия мог отдать Глен-Эллах и тебя Филану, и ты ничего не смогла бы сделать, чтобы изменить его решение. Теперь король Джон Баллиоль поднял шотландское знамя, призвав всех шотландцев сражаться против английского завоевания. Комины глупо ответили на призыв. Они утратили благосклонность Длинноногого. Поэтому куда обратит свой взор Эдуард, чтобы найти хозяина для Глен-Эллаха? Он понимает, что Гилкрист слишком стар, чтобы защитить Лайонглен и твое поместье Койнлер-Вуд. Он захочет, чтобы это был молодой воин, сильный, способный устоять и против Коминов, и против Кэмпбеллов.
      Эйтин села, когда старая знахарка начала расчесывать ее волосы.
      – Для того-то вся эта ложь и обман. Если я рожу ребенка для Эдуарда Длинноногого, наследника – наследника Гилкриста, тогда…
      – Да, возможно. Он может решить, что младенец слишком мал и что тебе и ребенку нужен защитник. Умная женщина могла бы сама найти себе мужчину до того, как англичанин решит это за тебя. Мужчину, который уже пользуется благосклонностью короля.
      Зелье ударило в кровь, отчего стало трудно сосредоточиться на словах Уны. Эйтин пыталась сообразить, что нужно делать, искала выход из этого затруднительного положения. Но в ее мозгу эхом звучали слова Эйнара: «Удержи его».
      Сейчас казалось, будто и Уна подталкивает ее сделать то же самое. Это было бы так легко. Осмелится ли она?
      Но какой ценой для своего сердца?
      Как женщина, она хотела, чтобы муж любил ее, делил с ней радости и горести жизни. Как хозяйка Койнлер-Вуда – а теперь и Лайонглена – она должна была принимать в расчет еще очень многое. Тут главным было не ее счастье, а то, чтобы оба владения выжили в приближающейся войне. А еще – будущее ее братьев.
      Несколько дней назад пришло сообщение о поражении шотландцев при Данбаре. Почти вся шотландская знать была взята в плен английским королем или убита. Свято место пусто не бывает, и Эдуард не замедлит воспользоваться этим. Если шотландская знать не склонится перед ним, он позаботится, чтобы их места заняли англичане, в этом нет ни малейших сомнений.
      Ее судьбой не должны управлять чувства. Эйтин должна руководствоваться тем, что хорошо для всего Глен-Эллаха.
      Если бы только Сент-Джайлз не назвал ее Тамлин.
      Эйтин сделала глубокий вдох и вошла в комнату, пока не передумала. Запах торфа ударил ей в ноздри, значит, Эйнар недавно был здесь. На кровать была брошена волчья шкура; в очаге горел огонь, разгоняя прохладу. Прошлой ночью Эйтин не осмелилась разжечь огонь. Этой ночью – боль стрелой пронзила ее – он, вероятно, снова подумает, что она Тамлин.
      Эйтин сглотнула ком, подкативший к горлу, и подавила желание убежать.
      Слабый аромат трав смешивался с запахом дыма. Уна постаралась. Изысканное благоухание яблоневых лепестков насыщало воздух, цветы Майского праздника создавали устойчивую атмосферу колдовского любовного ритуала. Эйтин едва ли нуждалась в эликсире Уны, чтобы разогреть тело для любовного соития с Сент-Джайлзом. Весь день напролет Эйтин только и делала, что предавалась воспоминаниям, воскрешая в памяти образы прошедшей ночи, и все возвращалось, жар затоплял тело настолько, что было настоящей пыткой оставаться вдали от Сент-Джайлза. Он уже оставил на ее теле невидимое клеймо, и Эйтин трепетала от одной лишь мысли о нем.
      – Когда я сказала, что мне не нужно зелье, я не изображала из себя скромницу. Мне оно не требуется. Он сам – волшебство, – прошептала она отчаянное признание. – Может, он и прикован к моей постели, но это я – истинная пленница в его власти.
      Ее терзала совесть. Этой ночью она будет с ним, прекрасно зная, что он любит Тамлин. О, Эйтин боролась с собой, сопротивлялась своему приходу сюда, но все-таки не стала заставлять Эйнара везти пленника обратно в Гленроа. Тело одержало верх над разумом. Древние как мир инстинкты пробудились внутри нее, и не было никакой возможности заглушить их настойчивый зов.
      Он как будто оплел ее невидимыми путами, околдовал и с их слиянием стал частью ее. Сент-Джайлз был у нее в крови, в сердце, завладел душой. И Эйтин ничего не могла сделать, чтобы защитить себя от его чар.
      Никогда прежде она не понимала, как телесные желания могут иметь такое влияние на живое существо. О, она видела свою кошку, когда у той начиналась течка. Та выглядела довольно забавно, выла и ползала на животе, изогнув хвост. Эйтин теперь сочувствовала бедняжке, радуясь, что у женщины желание не выражается подобным образом.
      Ее глаза обратились на кровать, жадно ища Сент-Джайлза. Он лежал в тени, плед небрежно наброшен на бедра. Благодаря жару тела он, очевидно, не ощущал прохлады комнаты. Левая его рука была согнута в локте и прикрывала глаза.
      Несколько мгновений она любовалась его прекрасный телом. Он был таким крепким, таким твердым. Спящий принц, ожидающий, когда сказочная принцесса своим поцелуем разбудит его. Не в силах устоять, Эйтин протянула руку и коснулась его, погладив мускулы сильного бедра. В нем было все, что она хотела, словно Эннис создала Сент-Джайлза из ее самых потаенных желаний.
      «Используй эти ночи растущей луны, призови волшебный огонь, чтобы выжечь Тамлин из его памяти». Слова Уны эхом звучали у нее в голове вместе с советом Эйнара не отпускать его.
      – Если бы все было так просто, да, я бы удержала его. – Сожаление пронизывало ее голос.
      Проснулось благоразумие, пытаясь поколебать сердце, напомнив о том, с какой мукой, с какой тоской он шептал имя Тамлин. Как нелепо даже помыслить о том, что он может захотеть остаться, подвергнуть себя страданиям, которые последуют. Воистину глупо.
      Эйтин понурилась, зажмурившись, чтобы преградить дорогу подступившим слезам. Почему она так внезапно опечалилась, охваченная неизбывной, всепоглощающей скорбью, Эйтин не могла сказать. Ей следовало отослать его не мешкая, этой же ночью, прежде чем она еще крепче привяжет свое сердце и душу к этому прекрасному воину.
      Она отступила от кровати. Его рука уже не лежала на лице, и светлые серо-зеленые глаза наблюдали за ней с пугающей напряженностью.
      На какую-то долю секунды Эйтин засомневалась, полностью ли он проснулся. Потом он пошевелился, и это произошло быстрее, чем она успела моргнуть. Она и представить себе не могла, что человек может двигаться так быстро. Не успела она сделать шаг назад или хотя бы вздохнуть, он схватил ее за руки повыше локтей и швырнул на постель.
      Она тяжело упала на кровать, и от удара весь воздух выбило из легких. Сент-Джайлз оседлал ее бедра, пригвождая к постели. Когда она попыталась подняться, воспользовался цепью. Он прижал тяжелый металл к горлу, словно намеревался задушить.

      Эйтин смотрела в лицо сурового воина, ожесточившегося в битвах, способного убить без колебаний. Эта сторона его натуры пугала ее. В отчаянии Эйтин попыталась вывернуться, оттолкнуть его, но это не тронуло его и не заставило ослабить давление цепи.
      – Кто ты? Скажи мне, почему я прикован в этой комнате? – прорычал он.
      Она вглядывалась в его глаза, вначале испугавшись, что он не съел еду, в которую было подмешано зелье Уны. Заметив, что его глаза силятся сфокусироваться на ее лице, Эйтин поняла, что отвар по-прежнему оказывает на него свое действие.
      Он рвал и метал от ярости и муки.
      – Чертова ведьма, лишающая меня разума, зачем так околдовывать меня… использовать мои сны против меня? Ты меня разрушаешь!
      Эйтин задрожала от неподдельного страха. Это нечто такое, чего она не предвидела, – вырвавшийся на свободу воин, использующий против нее свою силу. Она полагала, что от трав и колдовства Уны он будет податливым все время, пока остается пленником в ее постели. Еще одна ошибка.
      Возможно, это все из-за кельтской крови, которую она почувствовала в нем. С таким даром у него может хватить сил сопротивляться и воздействию любовного эликсира Уны. Если так, то ситуация быстро превратится в опасную. Страшно даже предположить, как поведет себя разъяренный воин с затуманенным разумом. Накатила волна паники, когда разум предостерег, что рыцарь, привыкший выживать в бою, будет действовать чисто инстинктивно, чтобы защитить себя.
      Цепь врезалась ей в горло, не позволяя вымолвить ни слова. Эйтин оказалась беспомощна против силы этих мощных рук. С таким же успехом она могла пытаться сдвинуть лошадь.
      Инстинктивно она поняла, что бороться с этим воином – неверный путь. Протянув дрожащую руку, она обвела пальцем изгиб его верхней губы, затем медленно прошлась вдоль полной нижней. Давление цепи ослабело, когда его взгляд переместился к ее руке, затем вернулся к ней, пригвожденной к кровати, задыхающейся.
      Нахмурившись, он отшвырнул цепь в сторону, словно это была змея. Рука его дрожала, когда он мягко провел по горлу пальцами, там, где цепь врезалась в кожу. В лунном сумраке Эйтин заметила блеск слез в его светлых глазах.
      – Проклятие… я… прости…
      Эйтин закашлялась, кивнула, затем попыталась сесть.
      – Мне не нравится эта потеря… самообладания, – хрипло прошептал он, с трудом выговаривая слова. – Мне, воину, это не по нутру… зачем так околдовывать меня? Зачем дразнить меня видением… терзать самыми дорогими сердцу снами… мучить созданным мною самим адом, ведь я знаю, что этого никогда не будет?
      Не в силах встретиться с его ищущим взглядом, Эйтин опустила глаза, сопереживая его замешательству, его боли. Сент-Джайлз – воин, привыкший командовать. Чувство стыда затопило ее, лишь показывая, какой недальновидной она была, не продумав этот замысел как следует.
      Разве она хотела задевать чувства другого человека? Просто в последние месяцы ей на плечи тяжким грузом легло слишком много ответственности. Не было никого, кто бы помог ей облегчить этот груз. Столько людей зависели от нее, смотрели на нее в надежде, ждали, что она защитит Глен-Эллах в это тяжелое время войны с Англией. Эдуард Длинноногий вызывал у нее ужас. Как ей, простой шотландской девушке, встать на пути самого безжалостного короля, который когда-либо сидел на английском троне?
      Она так отчаянно стремилась найти выход из этого трудного положения, что, разрабатывая свой план, ни разу не задумалась о чувствах пленника. Большинство мужчин, казалось, были склонны разбрасывать свое семя, даря его любой женщине, готовой лечь с ними. Поэтому Эйтин полагала, что он обрадуется этой возможности получить удовольствие, а остальное время будет спать.
      В ее разумении все было просто и ясно. Теперь же Эйтин запуталась в паутине своих планов. В этом гордом воине пылали ярость и возмущение. Ее действия растревожили ему душу, и из-за их связи эта мука отзывалась в ней самой. Ее голова поникла, пряча стыд, позволяя слезам молча катиться по лицу.
      Он приподнял двумя пальцами ее подбородок, затем подушечкой большого пальца стер капли со щеки.
      – Ты плачешь, призрачная принцесса? Интересно, у призрачных слез другой вкус? Если я попробую одну, не пропадет ли моя бессмертная душа?
      Эйтин резко вздохнула, когда он наклонился вперед, поцелуями стирая слезы с ее лица. Слизывая их языком, пробуя на вкус. Уголок его рта слегка приподнялся кверху.
      – Моя мать верила, что слезы феи могут даровать бессмертие. Несмотря на это, она предупреждала, что есть только один способ заставить фею плакать – разбить ей сердце. Я разбил твое сердце, моя призрачная принцесса?
      «Ты и представить себе не можешь насколько», – скорбела ее душа. Она приложила пальцы к его губам, чтобы остановить поток слов, не в силах вынести его заботу.
      – Слова ранят глубже, чем нож, милорд. Они часто терзают и никогда не исцеляют.
      Сбитый с толку, Деймиан слез с высокой кровати и попытался встать. Комната закружилась. Он схватился за столбик, мир вновь выпрямился. Дюжины вопросов давили изнутри на его осажденный мозг, но голова слишком болела, чтобы думать. Ад и все дьяволы, даже дышать было больно.
      Пока он не посмотрел на нее.
      Глядя на это прекрасное видение, он забыл и о боли, и об изнеможении. Кровь закипела, и он захотел ее с яростной настойчивостью, которая охватывает жеребца, когда он учует кобылу в охоте. Жажда, охватившая его плоть, была первобытной, примитивной, необузданной. Мышцы челюсти напряглись в попытке обуздать себя.
      Кто она? Почему он здесь?
      Образы атаковали его сознание. Образы того, как он всю ночь напролет предается с ней любви. Было ли это на самом деле, или это всего лишь призрачный предмет желаний из его лихорадочных, одурманенных снов? Он попытался сосредоточить на ней взгляд, но в конце концов в изнеможении опустился на холодный каменный пол. Кружащаяся темнота засасывала его, жаждала поглотить вновь.
      Неужели весь этот проклятый день слился в одну сплошную массу? Должно быть, снова наступила ночь.
      Когда он проснулся в первый раз, то доковылял до бойницы, чтобы выглянуть наружу и посмотреть, не сможет ли определить, где его держат. Высокие холмы, которые он увидел из узкого окна, были незнакомы. Его держат в плену, скорее всего в какой-то шотландской крепости. Но зачем?
      Времена были неспокойные, привязанности менялись с одним переворотом монеты. Англичане двигались на север, и закаленные в битвах войска Длинноногого стремительно наступали по всей южной части Шотландии. То, что оставалось после них, представляло не слишком приятное зрелище. От вида поверженного Берика выворачивало даже самых суровых, беспощадных воинов. У Деймиана болела душа от того, что люди способны на такие зверства, от которых кровь стыла в жилах. Он видел, как это едва не сломало Шеллона.
      В Гленроа прибыл гонец с донесением о битве в Данбаре. Англичане разгромили неорганизованных шотландцев одним ударом, их вожди спасались бегством вместе с простыми солдатами. Говорят, только сэр Патрик Грэхем храбро сражался, пока не погиб. Тысячи шотландцев были убиты на поле Спотсмура. В результате полного разгрома большая часть шотландской знати была либо мертва, либо пленена.
      Принимая во внимание такое неустойчивое время, не мог ли какой-нибудь шотландский лэрд, которому удалось избежать резни, взять Деймиана в заложники в попытке выторговать себе более выгодные условия, когда придет время подписания мирного договора с Эдуардом? Если дело обстоит именно так, значит, его жизни ничто не угрожает – пока. Вероятно, они одурманивают его, дабы избежать сопротивления, ждут за него выкуп от Джулиана или Эдуарда.
      Только почему к Деймиану приходит женщина? Настоящая ли она или плод его затуманенного воображения?
      Деймиан повернул голову, чтобы понаблюдать за ней, но тени от огня в очаге плясали и путали его. Если он протянет руку и дотронется до нее, будет ли ее кожа теплой? Будут ли волосы мягкими, если он зароется в них лицом? Или она демон, принявший облик Тамлин? Его голова откинулась назад: слишком много загадок.
      Когда открылась дверь, он хотел, чтобы это была она. Его тело пульсировало, терзаясь плотским голодом. Но вместо прекрасной Тамлин увидел какую-то старую каргу, зажигающую свечу. И хотя он не спал и наблюдал за ней, сил пошевелиться не было. Природа воина бунтовала, ярость на свою беспомощность и уязвимость бурлила в горле. И все же он не смог пошевелиться, когда старуха подошла к кровати и посмотрела на него.
      Она положила под матрас какую-то веточку с сухими листьями, потом капнула каплю масла ему на голову.
      – Да, мой красавчик. Ты тот, кого Эвелинор, Мудрая из Рощи, видела в своих видениях, воин, обернутый в цвета тумана. Твой приход – воля богов. Ты тот, кто нужен моей девочке. – Закрыв глаза, она стала напевать какой-то странный мотив. Звук плыл, окутывая Деймиана, заполняя сознание до тех пор, пока чернота вновь не поглотила все мысли.
      Он не знал точно, сколько проспал. Пока… не пришла она, женщина с огненными волосами и мягкими плечами, пахнущая яблоками и вереском. Его тело содрогалось от желания, желание отдавалось в каждой мышце, в безумной жажде того, что повергало в трепет. Ему пришлось стиснуть зубы, чтобы остаться неподвижным, когда мягкая рука погладила его бедро, обжигая, заставляя вскипать кровь.
      О, как он хочет ее. Тысячью способами. Он мог бы провести месяц, целую жизнь, овладевая ею, и все равно этого было бы мало.
      Она соскользнула с кровати и опустилась перед ним на колени.
      – Это облегчит твою боль. – Большой палец медленно провел по губам, смазывая их пахучей мазью.
      Деймиан упрямо отказывался открыть рот, боясь того, что бальзам сделает с ним. Головокружительный аромат заполнил ноздри, заставив сердце забиться в низком барабанном ритме, который Деймиан слышал на Майском празднике.
      Она провела ладонью по его руке.
      – Ты мерзнешь. Я подброшу топлива в огонь, чтобы нагреть комнату.
      Пытаясь сопротивляться влечению сирены, он размышлял: если его держат ради выкупа, то зачем здесь она? Логика рассыпалась, он был не в силах устоять. Кончик языка лизнул губы, пробуя на вкус теплый бальзам. Сила бальзама в тот же миг стерла из сознания все.
      Все, кроме нее.
      Он хотел большего. Хотел ее.
      Его мысли двигались быстрее, чем тело, поэтому прежде чем он дотронулся до нее, она поднялась. Безвольный дурак, он упивался видом ее изгибов, тем, как тонкое сукно облегало округлые бедра. Его глаза совершили путешествие вверх, по талии, к высоким вершинам полных грудей, околдовывая его, искушая до безумия.
      Она подошла к очагу и подбросила пару торфяных брикетов, пошевелив их кочергой, чтобы быстрее разгорелись. Потом повернулась. И у Деймиана перехватило дыхание.
      Освещаемые огнем, ее длинные волосы каскадом ниспадали по плечам до самых бедер, казалось, будто она рождена из пламени. Этот образ врезался в его затуманенный мозг – образ, который навсегда останется ярким, и даже с последним вдохом он будет помнить силу этого мгновения. Тонкая рубашка сделалась прозрачной, и это почему-то было более возбуждающим, чем если бы прекрасная колдунья стояла перед ним обнаженной. Деймиан упивался ее сказочной красотой, его мышцы напряглись от желания, настолько ослепительного, что стало нечем дышать.
      Она подошла к нему, обхватила ладонями руки повыше локтей.
      – Вставай. Пол холодный.
      Охваченный почти животным вожделением, Деймиан поднялся, прижавшись своим сильным телом к ее мягкости. Он почувствовал, как она напряглась, услышал ее тихий удивленный вздох. Ее плоть исходила жаром. Он жадно впитывал это тепло до тех пор, пока не перестал ощущать прохладу комнаты. Склонившись, он приблизил рот к ее губам и замер, ловя дыхание.
      Она изогнулась, желая его поцелуя, и глаза ее были такими выразительными, такими открытыми. Они изумленно расширились, когда его движения стали быстрыми. Ладонь обхватила затылок, крепко удерживая ее, а рот завладел ее ртом, яростно захватив податливые губы. Он терзал ее рот до тех пор, пока она не дала ему то, что он хотел получить.
      Он пригвоздил ее к стене у бойницы. Камни холодили спину, но он был весь огонь, пожирая ее с непостижимой жаждой. Чувства бурлили в крови. Болезненно. Мучительно. Это не было похоже ни на что, испытанное им прежде. Ни одна женщина никогда не вызывала такого неутолимого, безудержного голода, который сейчас терзал его изнутри.
      Ее руки стиснули его плечи, острыми ногтями царапая кожу, но Деймиан не мог сосредоточиться настолько, чтобы сказать, держится она за него или отталкивает. Он отказывался прервать поцелуй. Отказывался смягчить свой напор.
      Его ладонь скользнула вниз по талии, затем по округлому бедру. Медленно потянув тонкую ткань рубашки вверх, он коснулся гладкой плоти. Деймиан хищно зарычал. Ее ноги стиснули его руку, чтобы помешать его полному проникновению, но он обратил это против нее, вызвав дрожь возбуждения.
      Он откинул голову назад, хватая ртом воздух, упиваясь восхитительным огнем ее женского жара. Она льнула к нему, спрятав лицо у него на шее, и ее судорожные вдохи сливались с его неровным дыханием. Она была такой тугой. Он ласкал ее, давая время привыкнуть к его резкому вторжению.
      – Пожалуйста… – простонала она.
      – Милосердный Боже. – Тело Деймиана обратилось в сталь. Его трясло от желания, настолько парализующего, что он едва мог заставить мышцы двигаться. Уронив голову, прислонившись лбом к ее лбу, он наслаждался тем, как с каждым вздохом ее груди прижимаются к его широкой груди, как бедра сжимаются и разжимаются вокруг его запястья неуверенными движениями. – Что пожалуйста, миледи?
      Она обхватила его рукой за шею, их губы встретились. Он терзал ее рот с жадной ненасытностью, силясь управлять этой вырвавшейся на волю силой. Он чувствовал, что пугает ее, но не мог остановиться. Он целовал ее, ловя ртом судорожные вздохи, и их стоны сливались в один. Это было грубо, примитивно – жеребец, почуявший кобылу и готовый взобраться на нее. Но даже несмотря на эту неукротимую, первобытную потребность спаривания, было что-то большее, задевающее его сознание, что-то редкое, за пределами стремлений плоти, отчего ощущения становились еще напряженнее, мучительнее.
      Чувство возвращения домой.
      Его ладони сжали ее бедра и рывком приподняли выше. Она сцепила руки у него на шее.
      – Обхвати меня ногами за талию, – выдохнул он.
      Когда она исполнила его просьбу, он ворвался, не дав ей возможности приспособиться к нему. Она была влажной и зовущей, и он погрузился полностью. Все казалось таким совершенным.
      И вновь возникло это ощущение возвращения домой. Неразрывной связи.
 
      Эйтин разбудил солнечный свет, струящийся сквозь бойницу. Испугавшись, что проспала слишком долго, она дернулась, попытавшись встать.
      Сент-Джайлз спокойно спал рядом, обняв ее. Он лежал на боку, положив свою длинную ногу поверх ее ног. Когда она пошевелилась, он напряг мускулы, притягивая ее назад, к своей груди.
      Уступив желанию, она позволила себе полежать, представляя, что это обычное утро, а они – муж и жена и каждый день будут просыпаться с этим ощущением покоя и безопасности в теплых объятиях друг друга. Она не собиралась оставаться с ним так долго, и единственным оправданием ей служило то, что она не могла отказать себе в удовольствии провести всю ночь в объятиях Рейвенхока.
      Воспоминания о ночи с Сент-Джайлзом нахлынули, воспламеняя тело. Он овладевал ею раз за разом с неослабевающей жаждой, обессиливающей их обоих. Конечно, это любовный эликсир Уны подстегивал бесконечное желание. И все же она чувствовала, что было нечто большее. Чем было это «большее», она не хотела задумываться.
      Уже поздно. Ей не следовало рисковать и нежиться с ним в постели так долго. Теперь, когда она знала, что он кузен лорда Шеллона, покров темноты стал еще важнее. Ему нужно снова дать одурманивающее зелье Уны, чтобы подкрепить действие колдовства. И все же когда Эйтин попыталась выскользнуть из-под его веса, ее охватила нерешительность. Ему требовался отвар, она уже боялась, что он слегка сопротивляется. Однако для этого ей придется разбудить его. Предосторожности ради она решительно не хотела, чтобы он видел ее при свете дня. Если она даст ему отвар, у него не будет четких воспоминаний – по крайней мере, Уна заверяла, что это так. И все же Эйтин терзали какие-то смутные сомнения. Она ощущала сильное сопротивление в этом воине.
      Когда она пошевелилась, он крепче обнял ее, явно намереваясь не отпускать.
      – Гм… мне нужно… воспользоваться ночным горшком.
      Он утомленно улыбнулся, затем его ладонь обхватила ее грудь, а большой палец лениво погладил кончик нежного соска. В тот же миг тело отозвалось на этот призыв, но не успела Эйтин испугаться, что Сент-Джайлз может полностью проснуться, как он расслабился, и она смогла выскользнуть из его объятий.
      Подобрав с пола платье, Эйтин натянула его через голову, потянулась к накидке, намереваясь уйти, но не удержалась и оглянулась. Эйтин видела Сент-Джайлза только в лунном свете. Соблазн был слишком велик.
      Она подошла к кровати, рискуя многим, только чтобы полюбоваться на этого красивого воина. Она вздрогнула, увидев шрамы на его совершенном теле, затем вспомнила, что, когда они в первый раз предавались любви, он рассказывал о видении, о том, что видел ее лицо – лицо Тамлин, – явившееся ему и сказавшее, что он не должен сдаваться тяжелой ране. Протянув руку, она провела пальцами вдоль шрама, тянущегося по правому бедру, борясь со слезами, сдавившими горло от боли, от которой он, должно быть, страдал, он был близок к тому, чтобы умереть.
      Проглотив всхлип, Эйтин повернулась и покинула комнату.
      Она заспешила по коридору. Солнце встало, и люди Лайонглена уже проснулись и занялись своими утренними делами. Она не собиралась так долго задерживаться, ее посещения башни должно видеть как можно меньше глаз.
      Заслышав шаги на лестнице, она остановилась и поплотнее закуталась в шерстяную накидку. Щеки ярко вспыхнули, все в замке наверняка шепчутся о том, что происходит в башне.
      Слуги Лайонглена страшились этой войны с англичанами. Они не только знали об обмане своей хозяйки, они поощряли его, боясь, что если ее планы не увенчаются успехом, то они окажутся во власти какого-нибудь английского властелина. И тем не менее ей не хотелось показываться в таком растрепанном виде.
      Торопливые шаги продолжали подниматься.
      Дьюард увидел сестру на вершине лестницы и быстро оглядел ее. Чертенок улыбнулся:
      – Сестра, скорее, там всадник под штандартом Черного Дракона, он спрашивает тебя…
      – Лорд Шеллон здесь? – Она схватилась рукой за сердце, страх пронзил ее. – О небо. Он… знает… о…
      – Нет, это не Дракон, просто посланник от него. Он спрашивает тебя, поспеши, он ждет с рассвета, мы не осмелились ждать дольше. – Продолжая безостановочно тарахтеть, Дьюард схватил ее за руку и потащил вниз по лестнице.
      Она вырвала руку.
      – Дьюард! Я не могу пойти вниз в таком виде.
      – Прошу прощения, Эйтин, я не подумал, ты и вправду выглядишь так, словно тебя только что крепко любили, наш незнакомец пришелся тебе по душе, у вас с ним получится красивый ребенок.
      – Прекрати болтать. Беги, позови Эгги. Скорее.
      Отправив брата за горничной, Эйтин поспешила в свою комнату и вытащила из шкафа синее шерстяное платье. К тому времени, когда она закончила торопливое умывание, пришла Эгги.
      – Ох, девочка, это правда? Черный Дракон у ворот?
      – Нет, только его гонец. Быстро зашнуруй меня, потом проследи, чтобы слуги держались подальше от большого зала. Я не хочу, чтобы кто-нибудь совершил оплошность.
      – Девочка, они поддерживают тебя…
      – Я знаю, но боюсь, что кто-нибудь случайно, сам того не желая, выдаст слишком много. Так что поспеши.
      – Давай заплету тебе волосы.
      – Нет времени. Так сойдет. – Эйтин вытащила голубую ленту и перевязала ею свои длинные волосы. Перебросив плед через плечо, подоткнула края под плетеный кожаный пояс на талии. – Надеюсь только, что буду выглядеть как леди, а не как служанка.
      Братья и Эйнар ждали в большом зале, все четыре пары глаз устремились на нее в ожидании указаний. Дьюард кивком одобрил внешность сестры, когда она заняла место во главе стола. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, Эйтин старалась думать о своей кузине Рейвен, леди Кинлох. Та всегда была такой собранной, такой спокойной, могла, не дрогнув, смотреть мужчине в глаза. Да, сегодня Эйтин хотела бы вести себя как красивая, темноволосая кузина.
      – Эйнар…
      Тот стукнул себя кулаком в грудь:
      – Всегда к вашим услугам, принцесса.
      Она на мгновение прикрыла глаза, чтобы побороть отчаяние. Кузина Рейвен никогда не впадает в отчаяние. Но с другой стороны, у Рейвен нет великана, который все время называет ее принцессой. Эйтин вздохнула, на этот раз воздержавшись от своего обычного «не называй меня принцессой».
      – Встань слева от меня. Меч в руке, кончик упирается в пол. Кажись расслабленным и в то же время будь на страже.
      – Слушаюсь, принцесса, как прикажете.
      – Дьюард, пожалуйста, сядь справа от меня и держи рот на замке. Льюис – слева. Хью, небрежно прислонись к камину. И позвольте мне самой говорить с этим человеком. – Она кивнула слуге, чтобы открыл двери в большой зал.
      Воин в кольчуге и доспехах вышел вперед вместе с двумя оруженосцами. Взгляд рыцаря устремился к Эйнару, мгновенно отметив самую большую угрозу в незнакомой обстановке, затем обежал ее братьев и наконец остановился на Эйтин, с царственным видом сидящей в хозяйском кресле. Посланник отвесил легкий поклон:
      – Миледи, меня зовут Джервас, рыцарь великого Черного Дракона, лорда Джулиана Шеллона. Он шлет вам поклон.
      – Имя Дракона нам известно. Полагаю, мало кто не слышал о его доблести на службе у английского короля. Могу я предложить еду и питье вам и вашим людям? Распорядиться приготовить для вас комнату?
      Льюис пнул ее под столом, в его глазах вспыхнуло предостережение: нельзя приглашать рыцаря задерживаться в Лайонглене. Она пнула брата в ответ. Потом Дьюард тоже пнул Льюиса. Эйтин изобразила обворожительную улыбку и пнула их обоих.
      – Благодарю, добрая леди. Немного подкрепиться было бы кстати. Дорога из Гленроа была длинной. Однако мы не смеем задерживаться. Мой господин ждет новостей о своем кузене.
      Хью сделал глоток эля и поперхнулся. Эйтин пожалела, что не может пнуть и его. Надеясь, что удалось изобразить невинность, она спросила:
      – Кузене лорда Шеллона?
      – Да, он исчез в день Майского праздника, и с тех пор его не видели. Нынче неспокойные времена, и его отсутствие сильно тревожит моего господина. Вначале мы полагали, что он развлекается с какой-нибудь девицей. Он известный сердцеед.
      Спина Эйтин одеревенела, яркий румянец залил щеки. Никогда раньше она не испытывала ревности. Не сказать, чтобы это чувство ей понравилось.
      – Интересно, но не могу понять, какое отношение это имеет к нам?
      – Мы прочесали весь Глен-Шейн, потом милорд приказал расширить поиски. Никто не видел лорда Рейвенхока. Лорд Шеллон опасается, что кто-то из клана Коминов задержался в горах после поражения в Берике и захватил его ради выкупа. Дракон очень высоко ценит своего кузена, относится к нему как к брату.
      Чувство вины терзало Эйтин. Она не учла в своем замысле, что кто-то станет беспокоиться об отсутствии Сент-Джайлза, искать его. Облизав пересохшие губы, она открыла рот… чтобы что? Сказать гонцу, что они держат Сент-Джайлза наверху, прикованным к кровати?
      К счастью, Хью подошел к столу под предлогом того, чтобы поставить пустую кружку. Он мягко положил ладонь на плечо сестры.
      – Это делает честь Дракону, но мы ничем не можем вам помочь. Мы не видели никаких драконов ни в крепости, ни где-либо поблизости, – со скучающим видом проговорил Хью.
      Эйтин поразилась. Она не думала, что кто-то из тройняшек может изобразить такое безразличие. Быть может, мальчики в конце концов взрослеют?
      Рыцарь Джервас окинул ее оценивающим, вопросительным взглядом.
      – Вы уверены? Он привлекательный мужчина: черные волосы, светлые глаза…
      Эйнар придвинулся ближе к ней – всего лишь легкое движение, и все же оно привлекло внимание Джерваса. Мужчина понял, что высокий викинг воспринимает продолжающийся допрос Эйтин как оскорбление.
      Джервас склонил голову:
      – Прошу прощения, миледи, я сказал не подумав.
      Собрав в кулак всю волю, Эйтин осталась неподвижной под его испытующим взглядом. Казалось, будто воин Шеллона, глядя на нее, видит неоспоримые доказательства того, что она была с Рейвенхоком. Больше не в силах выносить взгляд рыцаря, она отвернулась.
      – Эйнар, проследи, чтобы гости и их лошади были накормлены до их отъезда в Гленроа. – Она встала, отступив от стола. – Прошу прощения, сэр Джервас, но я должна идти. Меня ждут дела. Управление Лайонгленом – непростая задача.

* * *

      Эйтин попыталась захлопнуть дверь к себе в спальню, но три идиота не отставали от нее ни на шаг. Льюиса, который шел первым, ударило дверью по носу. Он резко остановился, чтобы потереть нос, Дьюард и Хью врезались в брата, за чем последовала обычная толкотня в дверях. Слишком расстроенная сообщением, что лорд Шеллон роет землю носом, повсюду разыскивая своего кузена, а когда не найдет его, вернется – возможно, в следующий раз сам, – она была не в настроении терпеть их детские выходки.
      Она взяла незажженную свечу и швырнула ее в братьев. Льюис пригнулся, но свеча ударилась о дверь и разлетелась на куски. Двое других вскинули руки и попытались прикрыть головы.
      – Успокойся, сестрица. Мы не сделали ничего… – начал Льюис, но увернулся, когда она схватила пустой ночной горшок.
      Братья бросились врассыпную, что затруднило ей выбор цели.
      – Ах вы, безмозглые… кретины… олухи… остолопы… о-о…
      – Обалдуи – слово, которое ты обычно швыряешь в нас, сестра. – Дьюард выглянул из-за стула. – Болваны – в крайних случаях.
      – Болван! – Эйтин стояла, трясясь от злости, слишком практичная, чтобы разбить такой хороший ночной горшок об одну из тупых голов. – Мало мне было забот. Я отправила вас с простым поручением – найти мужчину, которого никто не хватится, и кого вы привезли? Кузена Дракона Шеллона! Тупоголовые, безмозглые…
      Хью высунул голову из-за двери, за которой прятался.
      – Ну-ну, Эйтин, умерь свой пыл. Все будет отлично, вот увидишь. Гонец вернется к Шеллону и скажет, что его кузена здесь нет.
      Эйтин огляделась, ища, чем бы его ударить. Ничего не найдя, в раздражении вскинула руки.
      – Конечно, скажет. И Шеллон забеспокоится еще больше и отправит еще больше своих людей на поиски. Что будет, когда он сам приедет сюда, вы, дубины?
      Дьюард пожал плечами:
      – Ну приедет, и мы скажем ему то же самое: что его родственника здесь нет. Эйтин, он же не может видеть сквозь стены, как он узнает, что его кузен в башне, и с чего бы ему думать, что у нас есть причина держать здесь Сент-Джайлза, он просто развернется и уедет.
      – Дьюард, прекрати свою бесконечную трескотню! Большинство людей дышат, когда говорят. – Она закрыла глаза и потерла виски, боль в голове становилась почти невыносимой. – Ох, мы обречены. Мало мне было того, что Филан и Динсмор доводили меня до отчаяния, так вдобавок к этому вы навлекли на нас огонь грозного Черного Дракона.
      – Сестра, – Льюис вылез из своего укрытия, обнял Эйтин за плечи и повел к кровати, – ты просто устала. Тебе надо отдохнуть. Хью приведет Уну, и она даст тебе своего отвара, чтобы ты как следует поспала. Эйнар посторожит, а вечером мы решим, как лучше поступить.
      – Сент-Джайлз возвращается. Сегодня же. Больше никаких споров, – твердо проговорила она, понимая, что это единственный выход.
      Может, если они до рассвета вернут пленника в Гленроа, огнедышащий Дракон не налетит на Лайонглен и не сделает из них жаркое.

      Пронзительный крик – кажется, кричала женщина – эхом отозвался в его одурманенном мозгу, пробудив от сна без сновидений. Звук повторился еще дважды. Потом ничего. Пребывая в состоянии полудремы, Деймиан гадал, не приснилось ли ему это.
      Наверное, он снова провалился в черную бездну сна, холод постели заставил его пошевелиться. С улыбкой он протянул руку, чтобы притянуть ее теплое тело ближе, просто обнять ее, зарыться лицом в мягкие волосы. Потянувшись, он с трудом разлепил глаза, хоть раз не чувствуя себя таким одурманенным. Ее не было. Когда голова прояснилась, он пробежал ладонью по тому месту, где она лежала. Пуховый матрас все еще хранил отпечаток ее тела, но тепла уже не осталось.
      – Значит, моя полуночная леди – правда, а не плод моего воображения. – Деймиан не имел привычки разговаривать с собой, но это давало ему ощущение реальности, исчезнувшее с ночи Белтейна. – Временами я боюсь, что был ранен в бою и потерял память, а теперь сражаюсь за свою жизнь, как тогда, когда меч валлийца нашел прореху в моей кольчуге.
      Его сны о ней в то тяжелое время были четкими. Она приходила и гладила его лоб, шептала нежные слова. Ее призрачное присутствие помогало ему держаться за жизнь, когда сознание было опалено лихорадкой или озноб сотрясал тело.
      Сев, он еще раз перебрал в уме все детали того странного положения, в котором оказался. Комната находилась в башне, судя по тому немногому, что было ему видно через бойницу. Все его тело болело и ломило. На губах появилась улыбка, когда он подумал о том, чем вызвано это состояние. Никакого боевого ранения нет.
      – Дела улучшаются. Я не ранен, не брежу. Значит, кто-то дает мне зелье, чтобы я оставался в таком одурманенном состоянии. Вопрос: кто и зачем? Но она настоящая. О, она настоящая. Тамлин?
      Этот пылающий вопрос терзал его мозг. Деймиан пытался сосредоточиться на лице женщины, но вынужден был признать, что из-за трав, которые глотал, все казалось слегка расплывчатым. К тому же ему надо бы увидеть ее при более ярком освещении, чем переплетение лунного света и теней. И хотя сердце его жаждало, чтобы это была Тамлин, разум утверждал, что такие действия не в характере леди Гленроа. Острая боль пронзила его, когда он признал, что это Джулиана она вполне могла удерживать в башне, а для его двойника-кузена у нее не было ничего, кроме сестринской улыбки. Как бы сильно ему ни хотелось, чтобы это Тамлин была с ним ночью, здравый смысл воина говорил, что это неправдоподобно. Тамлин Макшейн – благородная леди, и как бы Деймиану ни больно было признавать это, она всем сердцем любит Джулиана. Она никогда бы не сделала ничего, чтобы запятнать эту любовь или причинить боль Шеллону.
      Так кто же та женщина, которая приходит к нему по ночам? Какая-нибудь горная ведьма-вампирша, против которой предостерегала его мать? Неужели она выудила образы Тамлин из его сознания и приняла ее облик, чтобы обмануть? Обмануть для чего? Какой цели она надеется достигнуть, держа его в плену? Предаваясь с ним любви?
      От одного лишь ее запаха тело его возбудилось, говоря, что он опять желает ее. Сколько раз он обладал ею за ночь? Кажется, бесчисленное множество. Уголок его рта дернулся кверху от вновь обретенной жизненной силы.
      – Возможно, я поинтересуюсь, что в этом странном любовном эликсире и за что ты приковала меня к своей кровати. А потом, моя полуночная леди, мы поменяемся ролями, и я прикую тебя в своей.
      Он испытывал смешанные чувства, все больше убеждаясь, что она не Тамлин. Он хотел эту незнакомку с горячностью, которая охватывала тело. Но даже когда воздействие зелья прошло, его страсть к этой таинственной ночной леди осталась. И все равно сердце его терзало разочарование.
      – Тамлин никогда не была моей. – Он проглотил слезы, признавая холодную правду.
      Деймиан подтянул плед к лицу, вдыхая пьянящий запах незнакомки. Желая, чтобы она вернулась к нему. За обладание ею снова он бы с радостью отдал душу и все, что бы она ни попросила.

* * *

      В следующий раз, когда он открыл глаза, солнечный свет струился через бойницу, показывая, что день уже давно наступил. В желудке заурчало в подкрепление этого предположения. Деймиан хотел есть и пить и пребывал в отвратительном настроении. Они подмешивают одурманивающее зелье ему в воду или в еду, а быть может, и в то и в другое. Ему ведь требуется пища, и в особенности вода. Однако сейчас, когда голова его раскалывалась и раздражение опережало здравый смысл, Деймиан поклялся, что не притронется к завтраку.
      – Я не притронусь ни к чему, что мне принесут, разве что они зальют мне зелье в глотку насильно, – проворчал он в пустую комнату. Кое-как поднявшись на ноги, он обернул бедра пледом и направился к ширме, за которой стоял ночной горшок. Забыв про дурацкую цельна лодыжке, споткнулся. – Проклятие!
      Он схватился за цепь и дернул, не добившись ничего. Нахмурившись, дернул снова, на этот раз резче. С придающей силы, возрастающей яростью он дергал снова и снова. Кроватный столбик трещал, цепь грохотала, но оба устояли.
      Послышавшийся скрежет ключа в замке прервал его демонстрацию дурного настроения.
      В сознании тут же возник ее образ. Глубокая пульсация прокатилась по телу, и в тот же миг его плоть дернулась и уплотнилась.
      – Спокойно, приятель. Моя полуночная леди никогда не приходит днем. Зря ты вздыбился, это скорее всего та странная старая карга пришла потчевать меня своим ведьминым зельем и кудахтать надо мной. – Его возбуждение замедлилось. – А, так я и думал.
      Дверь наконец открылась, и огромный мужчина хотел было перешагнуть порог, но Деймиан поднял ночной горшок. Явно урожденный викинг, великан усмехнулся и пророкотал басом:
      – Он пустой. Я поменял его, пока вы спали.
      В приступе ярости Деймиан все равно швырнул горшок. Надо отдать великану должное, двигался он быстро. В мгновение ока массивная фигура оказалась за дверью, используя ее как щит, железное ведро с грохотом ударилось о нее.
      Все еще улыбаясь, великан всунул голову обратно.
      – Моей принцессе не понравится, что вы помяли хороший ночной горшок. – Великан прошел мимо, чтобы поставить блюдо с мясом, сыром и хлебом на прикроватный столик.
      – Принцесса? – переспросил Деймиан, поскольку в устах великана этот титул прозвучал вполне серьезно. Не может быть, чтобы его увезли в Скандинавию, в какую-то крепость викингов. Смутные образы трех юношей с шотландским акцентом возникли в памяти, но Деймиан тут же усомнился в их правдоподобии.
      Великан кивнул:
      – Моя принцесса.
      Страдая от жажды, Деймиан сердито зыркнул на глиняный кувшин.
      – Опять медовуха?
      – Просто вода.
      Не в состоянии долго стоять из-за головокружения, Деймиан прислонился к столбику кровати.
      – Где моя одежда?
      – Она вам не нужна. Ешьте. Вам нужна еда.
      – Где я?
      – В башне моей принцессы.
      – Зачем?
      Великан покраснел и усмехнулся, но ничего не ответил.
      – Как тебя зовут? – Деймиана начала раздражать вся эта полуправда, которую он вытянул из этого дружелюбного гиганта.
      – Ешь, англичанин.
      Деймиан скрестил руки на груди.
      – Чтобы вы могли напичкать мое тело очередной порцией ведьминого зелья?
      Длинные белые волосы качнулись, когда викинг оглядел его с головы до ног.
      – Полагаю, вы не слишком пострадали, а? Большинство мужчин пошли бы на убийство за то, чтобы оказаться в ее постели.
      – Где? – Деймиан изогнул бровь. Этот простой жест заставлял пажей бросаться врассыпную, дабы угодить ему. На этого бегемота, однако, он не произвел никакого впечатления.
      – Моей принцессы.
      Деймиан закатил глаза, раздраженный этот чепухой насчет принцессы.
      – Зачем твоя принцесса удерживает меня?
      – Вы задаете слишком много вопросов, милорд.
      – А ты даешь слишком мало ответов. Тебе не нравятся вопросы? А как насчет приказа? Скажи мне имя твоей принцессы.
      – Ешьте. Отдыхайте. Вам нужны силы. – Он снова ухмыльнулся.
      Великан был слишком доверчив. Когда он повернулся, Деймиан дернул цепь вверх, отчего викинг споткнулся и упал Деймиан бросился на него и обхватил рукой за горло. Большинству было бы нелегко подняться из такого положения. Однако великан без видимых усилий встал вместе с Деймианом, чуть ли не сидящим на нем верхом, как на лошади, свободной рукой потянулся назад, схватил Деймиана за густые волосы и бросил вперед. Внезапно Деймиан обнаружил, что летит вниз головой, затем больно шлепнулся о каменный пол.
 
      Эйтин откинула голову и закрыла глаза, расслабившись в горячей воде. Со всеми неотложными делами и обязанностями по управлению Койнлер-Вудом и Лайонгленом у нее редко выдавалось достаточно свободного времени, чтобы вот так понежиться. В конце длинного дня она обычно была слишком вымотана, чтобы ждать, когда вода будет нагрета, а потом отнесена к ней в комнату. Уна сказала, что ванна с травами смягчит женскую боль после ночи с лордом Рейвенхоком. Приходилось признать, это и вправду помогало.
      Деймиан. Она никогда не произносила его имени, страшась опасной силы, которую оно возымеет над ее сердцем. Последняя нить, навсегда связующая их.
      Этой ночью она отправит его назад, в Гленроа. Назад к Тамлин. Тяжесть камнем легла на сердце. Всеми фибрами души она хотела последовать совету Эйнара – удержать его. Но она не могла рисковать, его могущественный кузен вот-вот прибудет в Лайонглен на его поиски. Ей нужно жить тихо, не привлекая внимания короля Эдуарда до тех пор, пока она не забеременеет. Перспектива того, что Черный Дракон начнет штурмовать крепостную стену замка в поисках Сент-Джайлза, была пугающей, Эйтин не могла так рисковать.
      Подумав о ребенке, которого она надеется зачать в результате этого сумасбродного плана, Эйтин приложила мокрую руку к животу. Ее ребенок будет расти там. Она будет вынашивать его в течение девяти месяцев. Ее вдруг охватило безумное желание обнять малыша, настолько сильное, что было почти болезненным. Это чувство внушало благоговение, смиряло. Она никогда не думала, что будет ощущать подобное, захочет ребенка настолько сильно, что слезы наполнят глаза.
      – Сердечной боли не избежать. Малыш будет мне постоянным напоминанием об отце. – Эйтин плотно зажмурилась, не в силах вынести мысли, что отправит Деймиана в Гленроа, как только стемнеет. Отчаяние разрывало сердце, она понимала, что больше никогда его не увидит.
      – Эйтин!
      Крик напугал ее, заставив резко сесть. Схватив байковую простыню, она растянула ее перед ванной, когда дверь распахнулась и вбежал Дьюард. Тыльной стороной ладони она быстро стерла слезы с глаз.
      – Сестра, ты должна пойти… Эйнар повалил твоего рыцаря и сидит на нем, а он укусил Эйнара, а потом Хью попытался помочь, и, я думаю, он укусил и Хью тоже – или, может, это Эйнар хотел укусить Рейвенхока, но промахнулся и цапнул Хью, а потом Льюис попытался стукнуть твоего Рейвенхока ночным горшком – к счастью, пустым…
      – Ночным горшком? Эйнар кусает Рейвенхока? Святая Эннис! – Эйтин выпрыгнула из ванны, придерживая простыню. От нескончаемого объяснения Дьюарда у нее голова пошла кругом.
      – Да нет же, сестра. Ты что, не слушаешь? Это Рейвенхок укусил его, а может, и Хью – но, возможно, это Эйнар укусил Хью, но собирался укусить Сент-Джайлза и…
      – Ох, замолчи! – Голова, казалось, сейчас лопнет от его болтовни. Они ударили Рейвенхока ночным горшком? Какая муха их укусила? Если что-нибудь случится с Сент-Джайлзом, граф Шеллон камня на камне не оставит от этой крепости.
      Схватив платье с высокой кровати, Эйтин состроила брату гримасу. Он стоял, в нетерпении покачиваясь с носков на пятки, ожидая ее. Потребовалось несколько мгновений, чтобы до него дошло, что означает ее сердитый взгляд.
      Широко распахнув глаза, он сказал: «О!», потом отвернулся, чтобы она могла надеть платье через голову. Когда Эйтин оделась, Дьюард встревоженно спросил:
      – Сестра, как ты думаешь, они не убили лорда Рейвенхока, нет?
      Она замерла.
      – Убили? Ты не сказал, что речь идет об убийстве. Разумеется, нет! Дьюард, не накликивай беду. Эйнар никогда не допустит никакого убийства… я надеюсь.
      Спеша по коридору и по винтовой лестнице наверх, в башню, Эйтин на ходу завязывала платье, едва поспевая за Дьюардом. Это ее вина. Утром она не усыпила пленника Униным зельем. Теперь он может быть ранен в потасовке с ее глупыми братьями и Эйнаром.
      Распахнув дверь, она остановилась, окидывая взглядом представшую перед ней сцену, и потрясенно втянула воздух. Сент-Джайлз лежал на полу, плед обмотан вокруг бедер. Хью сидел у него на правой руке, а Льюис, волосы которого как-то странно стояли торчком, взгромоздился на другую. Упрямо насупившийся Эйнар коленом прижимал воина к каменному полу. Рыцарь был в сознании, хотя лежал тихо, вероятно, считая сопротивление напрасной тратой сил. Эйтин ахнула, когда увидела, что эти идиоты сунули кляп ему в рот.
      – Ах вы, болваны… тупицы… кретины… бараны безмозглые… – Эйтин не находила слов, чтобы выразить, в какую ярость привели ее их безрассудные действия.
      Хью с Льюисом состроили гримасы и, переглянувшись, переспросили в один голос:
      – Бараны безмозглые?
      Хью закатил глаза:
      – Сестра опять пошла вразнос.
      – Слезьте с него… вы… вы… остолопы!
      Они не шелохнулись. Даже Эйнар. Ее спина потрясенно выпрямилась. Они никогда не осмеливались ослушаться ее в таком гневе – или по крайней мере старались оказаться там, где она до них не достанет.
      – Сестра, если мы с него слезем, – Льюис вздохнул с раздраженно-хмурой миной, – он опять меня укусит.
      Эйтин гневно зыркнула на брата. Он ссутулился, стараясь сделаться менее заметной мишенью для ее ярости. Добившись желаемой реакции от Льюиса, Эйтин немного овладела собой.
      – Слезьте с него, или я сама укушу вас! – Когда они не сдвинулись с места, Эйтин нахмурилась и опустилась на колени, чтобы вытащить кляп изо рта Рейвенхока.
      Взгляд пленника был ясным, острым и полыхающим яростью. О, что она натворила своей небрежностью! Она знала: он впервые видит ее при дневном свете, его мозг не одурманен настоями и заклинаниями Уны. Краска залила щеки, и Эйтин осознала, что ее волосы в беспорядке и она похожа на пугало. К счастью, единственный свет шел от бойницы и отбрасывал глубокие тени по всей комнате. Оставаясь спиной к солнцу и позволив своим длинным волосам рассыпаться по плечам как завеса, она вытащила кляп у него изо рта.
      – Ты! – прорычал он.
      Она вздрогнула и отпрянула от силы брошенного слова.
      – Я? Э… гм…
      – Да, ты… рыжая ведьма… я выдеру твои волосы. – То, как напряглись мышцы вокруг рта, убедило, что угроза не была пустым звуком. – Я свяжу тебя как фазана, а потом переброшу через колено и от…
      Эйтин сунула кусок ткани ему обратно в рот.
      – Извините… сейчас нам необходимо самообладание, а поскольку его в этой крепости явно не хватает… пожалуйста, удержите пока эти… гм… э… предложения при себе, милорд.
      Глаза Сент-Джайлза сузились, молча обещая месть. Эйтин прикусила нижнюю губу и огляделась. Четыре сияющих физиономии ждали указаний. Она облегченно вздохнула, когда вошла Уна, неся свою коробку с травами и кувшин.
      – Уна, они ударили его по голове, – заволновалась Эйтин.
      – Да, я слышала. Весь чертов замок слышал. – Старуха наклонилась, приложив ладонь к его сердцу. – Сильный и крепкий, мой красавчик. Отличный жеребец. Вы сильно ударили его, мальчики?
      Льюис покачал головой:
      – Нет, только оглушили. Он дерется ого-го как. Только всем вместе нам удалось повалить его.
      Плечи Хью затряслись от сдерживаемого смеха.
      – Череп у него, должно быть, железный. Думаю, ночной горшок пострадал больше, чем его голова, сестра.
      Уна потрогала голову пленника и кивнула:
      – Никакой шишки. Глаза ясные, понимающие. Ты злее чем старая мокрая курица, а, мой храбрый воин?
      От ухмылки Уны рыцарь напрягся. Его серо-зеленые глаза сверлили Эйтин. Ей было невыносимо видеть, что с ним обращаются в манере, оскорбляющей и приводящей в ярость дух воина, и все из-за ее небрежности. И то, что она вынуждена будет сделать сейчас, тоже едва ли ему понравится. Только выбора у нее нет. Слишком многое зависит от этого поворота событий.
      Она посмотрела на Уну:
      – Ты подготовила эликсир забвения?
      Старуха вскинула голову.
      – Забвения? Я думала, ты хочешь…
      – Ты ошиблась. Эликсир забвения… пожалуйста. Это безумие закончится нынче же ночью. – Она в отчаянии вскинула руки, борясь со слезами, которые грозили затопить глаза. – Я никогда этого не хотела… мне так жаль… я не собиралась… О боги! – Она снова вытащила кляп, надеясь, что он не станет сопротивляться и выпьет отвар.
      – Ты, рыжая ведьма… я заставлю тебя заплатить, даже если это будет последнее, что я…
      Эйтин сунула кляп ему обратно в рот.
      – Что ж, придется попробовать сделать это по-другому. Э… мы могли бы…
      – Я могу еще раз стукнуть его по голове, сестра, – с чрезмерной готовностью предложил Льюис.
      Она зыркнула на брата.
      – Только попробуй, и я надену горшок тебе на голову. И он не будет пустым. Будешь Льюис-вонючка. Давайте рассудим спокойно. Если Дьюард подержит ему голову…
      Дьюард попятился, явно не в восторге от такого предложения.
      – Дьюард не собирается ничего держать, он кусается, он укусил Эйнара и Льюиса, – хотя, может, это Эйнар хотел укусить его, но промахнулся и укусил Льюиса…
      Эйтин в раздражении закатила глаза, не желая тратить время на очередное бесконечное объяснение Дьюарда.
      – Ох, замолчи и делай, как я говорю. Держи его голову ровно, пока мы с Уной зальем отвар ему в рот.
      – Но, сестра, он кусается…
      Его жалоба была прервана, когда Льюис наклонился вперед и стукнул брата – в наказание за трусость. И когда вес Льюиса сместился, чтобы дотянуться до Дьюарда, сильная рука Сент-Джайлза отпихнула своего мучителя. Парень повалился вперед и врезался в каменную стену. Хью захихикал, а Дьюард спрятался за дверь, используя ее как щит.
      Очутившись на безопасном расстоянии, он крикнул:
      – Скорее огрей его горшком по голове, сестра.
      Льюис попытался встать, но колени не выдержали его вес и подогнулись. Проказник Хью рассмеялся над неудачей, и ни один не обратил внимания, что Сент-Джайлз выдернул тряпку изо рта и швырнул ее в грудь Эйтин. Не успела она и глазом моргнуть, как он схватил ее за волосы и дернул к себе.
      Нос к носу с разъяренным воином, Эйтин боролась с тем, чтобы не затеряться в чистом мужском запахе, который исходил от его кожи, настолько пьянящем, что туманил ей мозг, мешая собраться с мыслями.
      – Убери их с меня, принцесса, или пожалеешь. А потом мы с тобой как следует поговорим – при свете.
      – Отпусти мою принцессу! – угрожающе пророкотал Эйнар, схватив Сент-Джайлза.
      Не думая, он дернул пленника за руку, а вместе с его рукой потянулась и ее голова, ибо Сент-Джайлз крепко вцепился ей в волосы. Ойкнув от боли, Эйтин попыталась выпутать его пальцы из своих волос. Поскольку Эйнар больше не прижимал его ноги, Деймиан вскинул колено, ударив Хью. Потом Льюис прыгнул в эту неразбериху, и Эйтин никак не могла высвободиться из путаницы четырех дерущихся тел.
      Дьюард схватил пустой горшок, зависнув над драчунами в ожидании удобной возможности стукнуть Сент-Джайлза. В конце концов, он замахнулся и попал по Эйнару.
      – Ох, извини, Эйнар. Я не хотел ударить тебя, но Сент-Джайлз передвинулся… – Он снова размахнулся и… треснул Льюиса, чуть не оглушив беднягу.
      Тот от боли попытался схватиться за голову, но одна рука была занята дракой с Хью, а другая – борьбой с Рейвенхоком. Эйтин едва успевала увертываться от всех этих мельтешащих кулаков, летящих со всех сторон.
      – Я буду лысой! – взвыла Эйтин, придавленная массой тел. Набрав в грудь побольше воздуха, она прибегла к помощи голоса: – Хватит!
      На этот раз они обратили на нее внимание, хотя пальцы Сент-Джайлза все еще держали ее волосы в кулаке.
      – Держите его, чертовы идиоты! – Уна взяла командование в свои руки. – Эйнар, придави ему ноги.
      – Осторожнее, у него мои волосы… о-у-у! – вскрикнула Эйтин.
      Уна рассмеялась:
      – Почему у тебя никогда ничего не бывает просто, Эй…
      – Уна! Придержи язык, старая! – Эйтин не хотела, чтобы старуха произносила ее имя в присутствии Рейвенхока. Имена обладают огромной магической силой. Поэтому она сама никогда не называла его по имени. Если она произнесет имя вслух прежде, чем отпустит его, оно может возыметь волшебную силу и вернуть его к ней, когда она прошепчет это имя ветру в ночь полнолуния.
      Либо не обратив внимания, либо услышав слишком поздно, Уна закончила:
      – …тин Огилви. Не важно. Как только зелье попадет ему в глотку, он уже не вспомнит ни тебя, ни это место.
      Эйтин вздрогнула от невидимого удара, который эти слова нанесли ей в сердце.
      – Только дотронься до меня, ведьма, и я вырву твое сердце! – пригрозил Рейвенхок.
      – Будь я лет на сорок моложе, мой красавчик, я была бы не против, чтоб ты попробовал. – Она провела ладонью по его мускулистому животу, потом подмигнула, когда он зыркнул на нее волком. – Отпусти ее волосы, мальчик, а то бедняжка останется без скальпа.
      – Если я отпущу ее, то потеряю преимущество в силе. Меня напичкали мерзким зельем, раздели донага, приковали цепью, бросили в ее постель и… – Его взгляд вернулся к Эйтин, заставив ее сердце заколотиться, когда она прочла его мысли и увидела ночные образы. Как он может вспоминать такие вещи?
      Отвлеченная его мужским совершенством, Эйтин затаила дыхание. Его черные волосы, поцелованные таинственным огнем кельтов, были не в норманнском стиле. Длинные и мягко завивающиеся вокруг ушей, они касались шеи. Рыцарь был красив – нет, прекрасен – все, о чем только может мечтать женщина. Глаза цвета зеленых холмов в туманное утро обрамлены ресницами, настолько густыми и длинными, что женщины могли рыдать от зависти.
      Когда их взгляды встретились, мир сузился, и все остальное перестало существовать. Был только этот прекрасный рыцарь, которого Эйтин желала больше жизни, больше всего на свете. Рыцарь, который никогда не будет принадлежать ей. Рыцарь, который любит кузину, не ее.
      Большим пальцем она погладила его скулу. Такая сильная. Такая упрямая. Красивый рот, чувственно очерченный, был соблазнителен, хотя и несколько высокомерен. Один черный локон небрежно упал на высокий лоб, вызывая непреодолимое желание протянуть руку и убрать его.
      Эйтин едва не побледнела от волевого, острого как бритва ума, вспыхнувшего в его сердитых глазах. Деймиан Сент-Джайлз был последним человеком, с кем ей хотелось бы встретиться лицом к лицу в качестве противника, но теперь уже поздно. Слишком поздно. Они были любовниками только этот короткий отрезок времени; Эйтин надеялась, что он дал ей ребенка, которого она хочет больше жизни. Но они никогда не смогут быть друзьями. Никогда не будут жить вместе. «Никогда» – такое холодное слово.
      Образы этого рыцаря, обладающего ею, опаляющего ее древним огнем… ее рук на его обнаженной твердыне груди, огонь поцелуев этого смуглого воина, его плоть, погруженная так глубоко внутрь ее тела. Она смотрела в эти забирающие душу глаза и дрожала от страха за то, что ее глупые планы сделали с этим гордым воином. Стыд переполнял ее, и все же Эйтин не могла отвести от него взгляда.
      – Принеси горшочек Уны, – кивнула она Дьюарду, не в силах оторваться от пронизывающих глаз Сент-Джайлза.
      Делая как велено, Дьюард продвинулся вперед и осторожно передал горшочек Уне.
      – Поосторожнее, он кусается, он укусил Эйнара и потом укусил…
      – Брат, замолчи, пока я не разозлилась, – оборвала его Эйтин.
      Уна протянула горшочек:
      – Дай ему попробовать, девочка.
      – Снова черная магия, принцесса? – Выражение его лица словно говорило ей: только попробуй.
      Эйтин осторожно окунула палец в содержимое горшка и помазала им его губы. Упрямец сжал губы, давая понять, что не собирается пробовать бальзам. Им необходимо было во что бы то ни стало влить в него отвар, иначе его могущественный кузен заткнет ей кляпом рот, свяжет и отправит Эдуарду Длинноногому в качестве жертвы в канун Иванова дня. Ее рука дрожала, когда она смотрела на прекрасное лицо Деймиана, черты которого сделались резкими от ярости и глубоких теней, наполняющих комнату.
      Печально улыбнувшись, она погладила его щеку дрожащим пальцем, чувствуя, как любовь – сожаление, что любви никогда не может быть, – поднимается в ней.
      – Прости меня, Деймиан.
      Она впервые произнесла его имя вслух. Вместо того чтобы попытаться освободить волосы из его хватки, Эйтин наклонилась вперед и коснулась его губ своими. Твердо сжатый рот не был отзывчивым, но это ее не отпугнуло. Проведя языком по его нижней губе, она попробовала бальзам Уны со сладким привкусом яблока. Его магическая сила растеклась по ней и согрела кровь, волшебство поразило сердце, делая его открытым и беззащитным перед этим воином.
      Буря эмоций поднялась в ней. Щемящая боль желания принадлежать этому воину обожгла сердце, наполняя жаждой его любви – любви к ней, а не к ее более красивой кузине. Горячей жаждой, чтобы его семя пустило корни в ее теле, чтобы она могла сохранить эту маленькую частичку его – ребенка, которого она могла бы обнимать и лелеять.
      Эйтин задрожала, едва не раздавленная этой своей нуждой в нем, стыдясь того, что использовала его в своих целях. Самым болезненным из всего было сожаление, что они не встретились в другом месте и в другое время, когда-нибудь до того, как он влюбился в Тамлин. Если бы она считала, что есть шанс выжечь Тамлин из его души, она бы даже рискнула навлечь ярость его ужасного кузена, даже бросила бы вызов английскому королю. Сент-Джайлз особенный. Никто и никогда не сравнится с ним.
      Магия затронула и его, и, вместо того чтобы сопротивляться, он ответил на поцелуй со всем пылом, которое зелье пробуждало в нем. Какая-то часть ее сознания отчаянно цеплялась за мысль, что в этой колдовской силе есть что-то и от любви, что, целуя, он видит в ней не копию ее кузины, а ее. Только ее. В этот крошечный отрезок времени Эйтин хотелось вкусить его, насладиться страстью, пылающей между ними. На мгновение поверить, что он принадлежит ей.
      Льюис слева от нее хмыкнул. Потом Хью справа перегнулся через нее, чтобы стукнуть брата. Испугавшись, что может начаться еще одна потасовка, Эйтин сделала знак Уне, затем щелкнула пальцами Дьюарду и показала на голову Сент-Джайлза.
      Положив руку ему на скулу, она прервала поцелуй, задержавшись, чтобы погладить отросшую щетину. В отличие от большинства мужчин он ходил с чисто выбритым лицом, по-нормандски. Ей это нравилось. Нравилось любоваться сильными линиями лица, которое было слишком прекрасным, чтобы назвать его красивым.
      Сердце шептало: «Помни меня», хотя она знала, что колдовство Уны и зелье сотрут из его памяти все воспоминания об этих днях и о ней. Эйтин печально улыбнулась:
      – Иногда, милорд, жизнь оборачивается слишком несправедливо.
      Деймиан открыл рот, чтобы ответить, но Эйтин так и не услышала слов. Она кивнула Дьюарду. Подчинившись, тот схватил Сент-Джайлза за волосы. В тот же миг остальные со всей силы навалились на него, чтобы удержать.
      – Зажми ему нос, девочка, – велела Уна.
      Прежде чем Деймиан успел запротестовать, Эйтин зажала ему ноздри, вынуждая дышать ртом. Когда он наконец открыл рот, чтобы глотнуть воздуха, Уна быстро влила жидкость между губ, затем Эйтин зажала ему рот ладонью, чтобы не выплюнул.
      Колдовские глаза метали молнии ярости, безмолвно приказывая освободить его и обещая возмездие. Затаив дыхание, Эйтин ждала до тех пор, пока мышцы его горла не задвигались, неся в желудок зелье, которое выжжет из его памяти все воспоминания о ней. Слезы вскипали, пока она наблюдала за этими незабываемыми зелеными глазами, видела, как сопротивление уменьшается по мере того, как отвар разливается по телу и мгновенно начинает действовать.
      Эйтин отпустила его нос. Она ожидала взрыва ярости и потока угроз. Вместо этого Деймиан просто смотрел на нее, и вскоре она поняла причину. Во время борьбы она передвинулась и больше не сидела спиной к свету, льющемуся через бойницу. Теперь свет был направлен ей в лицо, и Деймиан отчетливо видел ее.
      Он попытался поднять руку, но Льюис по-прежнему держал ее. Эйтин кивком приказала брату отпустить Рейвенхока, хотя и боялась, что он может снова вцепиться ей в волосы. Его ладонь, мозолистая и сильная, поднялась к ее лицу. Не в силах удержаться, Эйтин прижалась к его руке, наслаждаясь этим последним прикосновением.
      Большим пальцем он стер слезинку, катящуюся по ее щеке.
      – Ты плачешь, призрачная принцесса? Интересно, у призрачных слез другой вкус? Если я попробую одну, не пропадет ли моя бессмертная душа?
      Эйтин часто заморгала. Ее потрясенный рассудок кричал, что Деймиан уже произносил эти слова раньше. Но он не должен помнить их. Зелье и колдовство Уны должно стереть все его воспоминания. И снова Эйтин задалась вопросом, не течет ли в его жилах кровь кельтских чародеев, делая Деймиана более устойчивым к эликсиру? Крайне необходимо, чтобы он полностью забыл это время с ней. Трепет страха пробежал по позвоночнику. Однако слова, которые он прошептал, развеяли опасения.
      – Я заплачу и эту цену – с радостью. Я люблю тебя. Всегда любил. Всегда буду любить.
      Острые зубы до боли впились в нижнюю губу, чтобы сдержать рвущийся наружу всхлип. Дьюард отпустил волосы Деймиана.
      – Сестра… ты что, не слышала? Под действием мандрагоры человек говорит только правду.
      Эйтин видела, как затрепетали густые ресницы Деймиана, когда отвар начал действовать, почувствовала, как расслабились мускулы руки. Она поймала его руку в свою ладонь, прижала еще раз к своему лицу и молча заплакала.
      Почти не замечая, как поднимаются другие, она смотрела, как он медленно погружается в сон, медленно ускользает от нее, из ее жизни.
      Эйнар скрестил руки и упрямо выпятил грудь.
      – Удержите его, принцесса. Он ваш, он связан с вами великим обрядом Белтейна. Если будет на то воля Одина, вы понесете его ребенка. Ребенку нужен отец. Этот воин любит вас. Вы слышали его слова.
      Сквозь слезы она выдавила:
      – Нет, он считает, что я Тамлин. Он любит ее. Просто он думает, что я – это она.
      Не в силах вынести боль, она вскочила на ноги, посмотрев на Уну. Та тоже плакала. С мучительным стоном Эйтин выбежала из комнаты.
 
      На краю леса перед Гленроа Эйтин натянула поводья своей лошади и подождала, пока Хью поможет ей спешиться. Она почти не замечала ничего вокруг, не сводя глаз с Эйнара. Великан поднял лорда Рейвенхока со спины своего тяжеловоза, словно Деймиан весил не больше маленького ребенка. Поскольку время было дорого, им пришлось скакать всю ночь, чтобы достичь Гленроа до рассвета. О том, чтобы везти Рейвенхока в повозке, не могло быть и речи. К счастью, Эйнар был достаточно силен, чтобы держать Деймиана перед собой. Добрый великан с легкостью управлялся с крупным рыцарем.
      – Куда положить его, принцесса?
      Эйтин вытащила плед, который держала под накидкой, и развернула шерстяную ткань. Она указала на границу Гленроа:
      – Вон туда.
      Она хотела, чтобы Деймиана нашли быстро, и в то же время надо быть уверенной, что никто из Гленроа ничего не заметит. Ее золотистые с огненным оттенком волосы слишком заметны: даже на расстоянии ее можно узнать. Так рисковать она не может. Дрожащими пальцами она натянула на голову капюшон, пряча волосы.
      Желудок Эйтин сжимался от холодной тревоги. Предполагалось, что братья поедут далеко, куда-нибудь подальше от Глен-Эллаха и Глен-Шейна и найдут чужака. Вместо этого они привезли кузена одного из самых могущественных людей в стране, Джулиана Шелл она. Оставалось лишь надеяться, что Деймиан здесь просто в гостях и отправится дальше, чтобы вступить во владения своего деда, что, по заверениям Хью, он и собирается сделать.
      Эйтин расстелила плед под кустом и подождала, когда Эйнар положит на него Сент-Джайлза. Опустившись на колени, заботливо прикрыла спящего половиной пледа, но тут ему на лоб упала капля. Сначала Эйтин подумала, что это ее слеза, но когда другая капля шлепнулась ей на руку, стало ясно, что начинается мелкий утренний дождь.
      Эйтин любовно погладила вначале одну бровь цвета воронова крыла, затем другую, стараясь запечатлеть в своей памяти образ спящего лица. Образ, который она будет носить вечно. Наклонившись, прикоснулась к его холодным губам.
      – A cushla mo cridle – биение моего сердца.
      Ей так много хотелось сказать ему, сказать, как она сожалеет, что он оказался втянутым в ее отчаянную борьбу за спасение Лайонглена и Койнлер-Вуда. Объяснить, что поскольку у женщин так мало возможностей распоряжаться своей жизнью, им приходится быть смелыми и хвататься за любые возможные средства, дабы защитить людей, зависящих от них. Что она выполняет последнюю волю своего опекуна, пытаясь не отдать Лайонглен в руки Коминов или Кэмпбеллов и уберечь от Эдуарда Длинноногого. Но больше всего ей хотелось, чтобы они встретились раньше, до того, как он полюбил Тамлин, в то время, когда в его сердце было место для нее.
      Она не произнесла ни слова.
      Прижавшись к его лбу своим, она закрыла глаза от застилающих слез.
      – Будь счастлив, береги себя, Деймиан Сент-Джайлз.
      Эйнар подошел и помог ей подняться на ноги.
      – Вы совершаете ошибку, принцесса.
      Она пошла прочь, не оглянувшись.
      – Слишком поздно. Дело сделано.
      Хью стоял, держа поводья ее кобылы и наблюдая за сестрой понимающим взглядом. Казалось, он хотел что-то сказать, потом передумал и вместо этого предложил ей руку, чтобы помочь сесть на вороную лошадь.
      Она покачала головой:
      – Отведи лошадей на край леса и спрячь. Я останусь здесь и понаблюдаю. Я не могу уехать, пока кто-нибудь не приедет и не найдет… его.
      Эйтин не могла произнести его имя. Больше она никогда не должна произносить его. Начиная с этого дня ее воин будет безымянным. Слишком силен был соблазн прошептать его имя ветру в какую-нибудь лунную ночь и призвать Деймиана к себе.
      – Всадники приближаются с юга, сестра. – Льюис коснулся голубой шерстяной накидки, прикрывающей ее руку. – Поехали, мы должны ускакать подальше от этого места, пока нас не увидели. Они едут под знаменем Черного Дракона. Поторопись, сестра, это Джулиан Шеллон.
      Эйтин вглядывалась в рыцаря на устрашающем черном коне. Его окружал ореол силы и власти. Человек, которого боится вся Шотландия. Воин, который женится на Тамлин.
      – Сестра, поехали, – настаивал Дьюард.
      Натянув капюшон пониже, она видела, как они проехали мимо, не заметив спящего Деймиана. Возможно, она ошиблась, положив его под куст. Эйтин вздрогнула, когда увидела, как Деймиан сел, затем отбросил плед. Огляделся, словно пытаясь определить, где находится. Дождь усилился, и Деймиан обернул пледом голову и плечи.
      Потом повернулся и посмотрел на нее.
      Глупо, но она сделала шаг назад. Он не мог видеть ее, прячущуюся в тени.
      Глупые, дурацкие мысли, отругала она себя. Надвинув капюшон еще глубже, она прижала ко рту кулак, Деймиан продолжал неотрывно смотреть в ее сторону. Затем он наконец поднялся и зашагал по дороге в Гленроа.
      Эйтин смотрела ему вслед до тех пор, пока он не скрылся из виду, потом повернулась и взобралась на свою лошадь.

      Деймиан поднял глаза на Тамлин Макшейн, она поставила перед ним тарелку с жареным мясом, сыром и хлебом. Тамлин улыбнулась ему милой улыбкой, ее янтарные глаза наблюдали за ним со сдержанным любопытством, но не более. Почему же он почти ожидал каких-то других эмоций? И испытывал глубокое разочарование, что их нет? Пришлось с силой стиснуть зубы, чтобы удержаться и не взять ее за руку.
      Джулиан стоял у камина, подрезая ногти ножом, который взял у Тамлин, когда они впервые встретились. Теперь его кузен любил этот нож, носил его в ножнах на поясе почти как талисман, который гарантировал ему, что пока Джулиан владеет им, владеет и леди Гленроа. Поза его была уверенно небрежной, хотя Деймиан знал, что Шеллон напряжен и готов наброситься на кузена, вздумай он оказать неуместное внимание его нареченной.
      – Шеллон беспокоился о вас, лорд Рейвенхок. Боялся, что вас похитили люди из клана Коминов и держат ради выкупа… или хуже того. – Укор Тамлин был очевиден. – Мы рады, что вы в безопасности и вернулись к нам невредимым.
      Это прозвучало так, словно она упрекала его за то, что он напропалую пьянствовал и распутничал, нимало не заботясь о том, как это расстроит Шеллона. Деймиан хотел бы вывести ее из заблуждения, но для этого требовалось дать объяснение того, где он был, а такового не имелось.
      Из-под полуопущенных век он следил за красавицей в простой одежде, пытаясь разгадать свою загадку. Они говорят, что он отсутствовал несколько дней, и никто не знает где. Впрочем, он и сам не знает. Когда он попытался напрячь мозг, углубиться в свои воспоминания, то обнаружил, что не успевают образы вспыхнуть в его голове, как тут же резко исчезают, словно какая-то невидимая рука выдергивает их. Чертовски неприятно.
      Когда Тамлин налила в кружку эля, странный холодок пробежал по позвоночнику. Деймиан удивился, почему такое простое действие вызвало у него какое-то смутное беспокойство.
      – Мы с Шеллоном рады, что вы вернулись. Мы боялись, что вы не успеете вовремя.
      Деймиан положил нож на стол, внезапно почувствовав, что пропал аппетит.
      – Вот как, почему же, леди Тамлин?
      – Потому что… – начала она, но Шеллон оттолкнулся от камина и подошел к ним.
      – Потому что мы с Тамлин завтра женимся. – Он положил ладонь на изящное плечо Тамлин. Скользнув вверх по шее, большим пальцем погладил пульсирующую жилку. В каждом его жесте сквозило обладание.
      Кинжал в сердце Деймиана.
      – Женитесь? Завтра? С чего такая спешка?
      – Верно, оглашения еще не было, но я говорил со священником, и он согласился, что, учитывая нынешнее неспокойное время в Шотландии, будет лучше, если я обеспечу безопасность этих земель, поэтому пожаловал разрешение. Нам с Тамлин предстоит строить нашу жизнь здесь, в Гленроа. Мы думаем, будет мудро дать людям Глен-Шейна настоящее чувство уверенности, показать, что они под защитой Черного Дракона. Дать знать всем – англичанам и шотландцам: теперь я правлю здесь в качестве нового графа. В эти неспокойные времена важно всегда быть на шаг впереди.
      Тамлин улыбнулась Шеллону, любовь светилась в ее янтарных глазах. Деймиан ощутил, как маслянистая чернота затягивает внутренности, вызывая отчаянную потребность врезать во что-нибудь кулаком. Проглотив свое горе, он кивнул.
      – Тогда примите мое благословение вашего союза. Я желаю вам обоим счастья, вы его заслуживаете. – Отодвинув скамью, Деймиан поднялся. – А сейчас, с вашего позволения, я, пожалуй, пойду отдохну.
      Шеллон кивнул.
      – Ты выглядишь здорово измотанным. Тебе следует быть поосторожнее с этими загулами, кузен. Ты уже не так молод.
      – Моложе тебя, Шеллон, – огрызнулся Деймиан прежде, чем успел сдержаться.
      Шеллон вскинул черную бровь, он не привык к грубостям от того, кого считал братом. Деймиана охватило сожаление, но ему не понравился непрошеный упрек Шеллона. Джулиан сказал так перед Тамлин, для того чтобы она видела в нем сумасброда, кутилу и бабника, не заботящегося о чувствах близких ему людей.
      Признавая его правоту, Джулиан слегка кивнул:
      – Верно, хотя у меня хватает ума, чтобы жениться и остепениться. Возможно, для тебя было бы полезно сделать то же самое.
      Деймиан не смог удержаться, чтобы не устремить взгляд на лицо Тамлин.
      – С радостью, как только найду свою даму сердца. Считай, что тебе повезло, Джулиан. Очень повезло, правда. А теперь, с вашего позволения, я удалюсь.
      Поднимаясь по лестнице, Деймиан оглянулся на Тамлин. Румянец заиграл на ее щеках, когда она убрала локон, упавший на лоб Джулиану. Тот стоял, зачарованный этим нежным жестом. Нежность являлась явным признаком того, что кузен привязал к себе Тамлин. Они – одно целое, и душой и телом.
      Тамлин никогда не будет принадлежать Деймиану. В полном отчаянии он закрыл глаза, борясь с черной волной тоски по тому, чего никогда не может быть.
      «Прости меня, Деймиан».
      Открыв глаза, он резко огляделся, чтобы посмотреть, кто произнес эти слова. Поблизости никого не было. На мгновение ему показалось, что это взмолилась Тамлин, но она по-прежнему стояла перед Джулианом и что-то тихо говорила ему.
      Деймиан поморгал глазами, пытаясь остановить поднимающийся в голове шум и образы, плывущие вне досягаемости. Возможно, он болен каким-то умственным расстройством. Закрыв глаза, Деймиан попробовал снова вызвать в памяти голос, но не смог. Он был похож на голос Тамлин, но… все же… все же казался более глубоким, более хриплым – такой голос Деймиан жаждал бы услышать в тишине ночи.
      Тело напряглось от возбуждения.
      Странно. С какой стати его тело реагирует на призрачные слова, если не испытывало никакой реакции, будучи рядом с Тамлин? Да, сердце его жаждало прикоснуться к ней, но это было на уровне любви, души, стремящейся обрести свою вторую половину – того, кто мог бы показать ему, какой должна быть жизнь. А вот реакция его тела на воображаемый голос была сильной.
      – Деймиан, ты совсем свихнулся. – Вздохнув, он зашагал дальше.
 
      Эйтин сидела, съежившись, в большой постели башни, плотно укутавшись в подбитую волчьим мехом накидку, сохраняющую тепло. Она не могла остановить дрожь, но это не имело никакого отношения к сырой прохладе комнаты.
      Душа ее разрывалась. Эйтин знала, что была права, вернув Деймиана в Гленроа. И тем не менее боялась, что отослала его слишком скоро. Возможно, волшебные чары были нарушены, и она не сможет зачать ребенка. Страдания терзали ее. Уна говорила, что невозможно сказать наверняка, пока не придет время месячных, значит, пройдет еще больше двух недель, прежде чем она узнает, осуществился ли ее план. Не уверенная, что сможет выдержать ожидание, Эйтин побуждала Уну использовать дар ясновидения, чтобы увидеть, каким путем пойдет ее жизнь. Уна отвечала, что слишком много всего давит на нее изнутри, чтобы получить ясное представление о том, что будет.
      Страшась ответа, Эйтин молила вызвать Эвелинор, Мудрую из Рощи. Самая сильная из трех Мудрейших Священной Рощи, она была названа в честь богини Садов. У нее, рожденной с волшебной способностью взывать к чертополоху и воронам, были видения, которые простирались за пределы мира смертных.
      – Эвелинор придет и расскажет все, что мне нужно знать, – прошептала Эйтин в темноту, словно маленький ребенок, пытающийся удержать демонов на расстоянии.
      Дверь без стука открылась, и Эйнар пригнулся, чтобы войти. В одной руке он нес блюдо с едой, а другой придерживал тяжелый сундук, который взгромоздил на плечо. Сбросив его с тяжелым стуком, он поставил блюдо на маленький прикроватный столик.
      – Мясо и сыр, принцесса. Кухарка испекла для вас свежий хлеб. Ешьте. – Не став ждать, последует ли она его совету, он передвинул сундук к изножью кровати, затем принялся разводить огонь в холодном очаге.
      – Для чего сундук? – Эйтин бросила угрюмый взгляд на еду, не чувствуя аппетита.
      – Больше вам нигде не мило, поэтому я приказал перенести сюда ваши вещи. Остальное принесут. Скоро мы устроим вас в комнате, достойной принцессы. – Он бросил брикет торфа в разгорающийся огонь. – Теперь поешьте.
      – Спасибо, Эйнар, но я не голодна. – Она подтянула колени к груди и обхватила себя за ноги, съежившись от холода. От отчаяния.
      – Не помню, чтобы спрашивал, голодны ли вы, принцесса. Ешьте. Если вы заболеете от истощения, это не поможет решению наших задач. – Он поднялся. – Весь Глен-Эллах зависит от вас. Вы должны быть сильной ради них.
      – Иногда, Эйнар, я устаю от того, что безопасность и благополучие всех зависит от меня.
      Эйнар подошел и встал у кровати. Он скрестил руки и вскинул свои светлые брови с выражением «я же тебе говорил».
      – Вам надо было оставить Рейвенхока. Я просил Одина о благословении для ребенка. Создатель даст вам то, что вы желаете. Но вам нужен защитник, и вам, и ребенку, принцесса.
      Эйтин выдавила улыбку.
      – Для защиты у меня есть викинг.
      – Вам нужно больше. Беды рыщут по этой земле в шкуре леопарда.
      – Леопарда? Ты имеешь в виду Эдуарда Длинноногого?
      – Ага, его. Он носит трех золотых леопардов на своей мантии, это его знак. Я думаю, он точно отражает его суть. Длинноногий не остановится до тех пор, пока не завладеет всей Шотландией. Того, что у вас ребенок, может оказаться недостаточно, чтобы помешать его проискам. Глен-Шейн образует вход в сердце Высокогорья. Вот почему он отправил Черного Дракона завладеть землями Огилви и Шейнов. В праздник Белтейна говорили, что братья Дракона женятся на сестрах леди Тамлин, Ровене и Рейвен. Старый король уже давно добивается браков дочерей Шейна с преданными ему рыцарями. Теперь, когда он добился своего там, его взор обратится к Глен-Эллаху и вам. Это его шанс, принцесса, захватить все, к чему он не имел доступа. Он до сих пор не послал никого завладеть Лайонгленом, потому что думает, что старый лорд жив. Как только до короля дойдет слух о его кончине, Леопард отправит сюда своего воина. Когда Глен-Шейн и Глен-Эллах окажутся в его власти, он воткнет нож в спину вождям горцев.
      – Ты говоришь о том, что я уже знаю, потому-то я и решила родить ребенка. Лайонглен пользовался значительной благосклонностью английского короля. Он не встал под знамя Баллиоля и не принимал участия в мятеже. Надеюсь, если Эдуард поверит, что я ношу ребенка Лайонглена, то из уважения к этой дружбе позволит мне управлять поместьем до тех пор, пока ребенок не подрастет и не возьмет бразды правления в свои руки. Я смогла бы сделать это с благословением английского короля.
      – Да, смогли бы, да только Леопард не слишком верит в женщин и их способность управлять феодом, я слышал. Что вы будете делать, когда он пришлет своего приближенного, а может, даже потребует, чтобы вы приняли этого рыцаря в качестве мужа? – Эйнар явно не собирался оставлять эту тему.
      Эйтин задрожала от подобных опасений и прошептала:
      – Не говори таких вещей. Слова обладают силой обращаться в действие.
      – Вам следовало удержать воина. Он – рыцарь, достойный вас. Он бы сражался за вас, защищал бы. Еще не поздно. Поезжайте к нему в Гленроа. Покайтесь перед ним и взмолитесь о прощении. Ни один мужчина не устоит перед вами.
      – Если бы все было так просто. – Она положила голову на колени.
      Он пожал плечами.
      – Жизнь проста. Это люди придумывают себе сложности. Хотите его вернуть, так поезжайте.
      Это было бы просто – если б не то обстоятельство, что Деймиан любит Тамлин. Зная, что она для него недосягаема, ибо выходит замуж за Джулиана Шеллона, не примет ли Деймиан ее копию в качестве замены? Эйтин будет вечно терзаться, зная, что его сердце принадлежит Тамлин. Каждое мгновение своей жизни она будет жить в страхе, что проигрывает в сравнении, потому что выше, потому что у ее волос уродливый рыжий оттенок, а на носу семь проклятых веснушек.
      – Эйнар, думаю, мне больше нравится, когда ты просто ворчишь в ответ.
 
      Сердце Деймиана колотилось, стуча о ребра, кровь болезненно пульсировала в теле. Она сидела верхом на нем, и ее обнаженное тело купалось в серебристом сиянии лунного света, голова откинулась назад. Он резко потянул ее вниз, а сам рванулся вверх. Она задрожала от освобождения. Ее стона почти хватило, чтобы перебросить его через край, и все же недостаточно, чтобы удовлетворить ненасытного демона страсти.
      – Отец, проснитесь.
      Кто-то потряс его за руку, выхватив из сна, в котором был лунный свет и она. Зверь, сидящий в нем, пришел в ярость от этого вмешательства, но инстинкт воина взял верх, и Деймиан проснулся, сжав рукой кинжал под подушкой. Рука расслабилась, когда Деймиан увидел перед собой лицо сына.
      Моффет. До сих пор трудно поверить, что этот молодой человек, почти такой же высокий, как и он сам, его ребенок. Деймиан испытывал гордость. Он чувствовал себя старым. Он знал, многие считали, что парень – незаконнорожденный сын Шеллона, ведь у мальчика были иссиня-черные волосы и зеленые глаза, как у всех в роду Шеллонов. Деймиан как-то не задумывался над этим, когда попросил Джулиана принять его в качестве пажа, а затем оруженосца, и просто хотел, чтобы Моффет учился у лучшего. Положено оруженосца у Черного Дракона обеспечивало Моффету надежное будущее. Никто не осмелится поносить происхождение Моффета, пока он стоит рядом с Джулианом Шеллоном. Разве Джулиан не заставил всех в стране признать двух своих незаконнорожденных братьев?
      Итог его растраченной юности, Моффет пришел к Деймиану еще младенцем. Его матерью была одна из служанок в замке Шеллон. Старше Деймиана на три года, она знакомила его с пылкими удовольствиями плоти, приходя каждую ночь в течение нескольких месяцев. Позже, когда она сообщила ему, что носит ребенка, Деймиан узнал, что она на самом деле любит другого. Тот, другой хотел жениться на ней, но не соглашался растить чужого ребенка.
      Деймиан узнал жалящую боль предательства. Эния обманула его, намеренно забеременела, дабы обеспечить свое будущее. Она отдала Деймиану ребенка в обмен на некоторую сумму денег, чтобы они с мужем, лесником из поместья Шеллона, могли вести обеспеченную жизнь. Обманщица не питала никакой любви к младенцу, которого носила, надеялась только получить за него золотую монету. В душе Деймиана навсегда осталась горечь от того, что ему пришлось покупать собственного сына. Однако, держа маленького мальчика на руках, он понимал, что каждая потраченная им монета того стоила. За этого черноволосого мальчугана он бы заплатил и в десять раз больше.
      – Сожалею, что прервал ваш сон, отец. Милорд Шеллон просит вас присоединиться к нему на бастионе.
      – Который час? – Деймиан соскользнул на край кровати, затем потянулся за своими штанами и туникой и начал одеваться.
      – Должно быть, почти утро, хотя трудно сказать в этом шотландском владении. Они не придерживаются утренних молитв, как мы в замке Шеллон. Рассвет еще не наступил.
      Взяв накидку, Деймиан набросил ее на плечи.
      – Посмотрим, что твоему господину понадобилось в такую несусветную рань.
 
      Эйтин стояла на крыше башни, уставившись в ночную тьму, постепенно рассеивающуюся до темно-синего. Скоро наступит рассвет, но ей так и не удалось уснуть. Она попыталась уйти в свою комнату на третьем этаже. Возможно, следовало занять хозяйские покои, чтобы и дальше делать вид, что она баронесса Лайонглен. Только что-то мешало ей. Слуги в замке знают, что недужный хозяин отошел в мир иной около двух месяцев тому назад. И знают, что поставлено на карту, поэтому будут хранить тайну. Странно, но она всегда чувствовала себя в Лайонглене как дома. Беспорядочный каменный замок, но было в нем какое-то тепло, словно его построили не только для укрепления, но и для услаждения взора.
      Однако больше она не могла испытывать этой легкости, этого чувства уюта. Какая-то часть Деймиана Сент-Джайлза оставила след в этом доме, оставила след в ее душе.
      Положив руку на каменный зубец, она устремила взгляд в сторону Глен-Шейна. Разумом она понимала, что это чувство неудовлетворенности ни к чему, что ей надо выбросить из головы мысли о Рейвенхоке. Забыть его. Может, со временем она и достигнет этой благородной цели. Пока же он преследует ее. Воспоминания о том, чему он научил ее, о магии слияния мужчины и женщины, постоянно оставались с ней. Порой Эйтин гадала, сделало ли зелье свое дело и стерло ли ее из его памяти. В моменты слабости хотелось, чтобы воспоминание о времени, проведенном вместе, осталось с ним. Она не могла перестать думать, где он, что делает.
      Поплотнее закутавшись в накидку, Эйтин поежилась от сырого утреннего воздуха, глядя, как клочья тумана перемещаются по долине, похожие на бесформенные серые призраки. И вновь она стала гадать, где Деймиан. Можно было закрыть глаза и попытаться призвать его образ, использовать ясновидение, чтобы коснуться его души, но это был бы путь к погибели.
      – Возможно, это мне следовало выпить зелье забвения.
 
      Деймиан приостановился, поднимаясь по лестнице башни. Несколько мгновений он постоял неподвижно, оценивая настроение Джулиана. Хорошо зная своего кузена, Деймиан догадывался, о чем пойдет речь на этой уединенной встрече на рассвете. О Тамлин.
      Сегодня Шеллон берет Тамлин в жены, но это лишь узаконивает то, что на самом деле произошло в праздник костров. Теперь она принадлежит Шеллону и душой и телом, чего не может дать никакое церковное благословение. Деймиан завидовал кузену. О, он не ожидал, что у Джулиана с Тамлин все будет легко и гладко. Существует еще ее отец, Хадриан, граф Кинмарх, ныне узник Эдуарда. Джулиан взял штурмом замок графа и захватил его в плен по приказу Эдуарда. У Деймиана было такое чувство, что Тамлин это так не оставит.
      И все же узы влюбленных вызывали в нем глубокую тоску. Он мечтал о доме, о семье. Он тоже слишком долго воевал. Деймиан гадал, сможет ли найти все это во владении своего деда. Что ж, очень скоро он получит ответы на все эти вопросы. Ему хотелось покинуть Гленроа как можно скорее.
      Шеллон повернул голову при его приближении, но подождал, когда Деймиан нарушит молчание. Уголок рта дернулся кверху. Джулиан мастерски умел использовать молчание как оружие. Обычно на Деймиана это не действовало, ибо он слишком хорошо знал своего кузена, но сейчас, когда тревожили большие провалы в памяти, эта встреча на рассвете вызывало беспокойство.
      – Довольно странно видеть человека, который вот-вот женится, здесь, в полном одиночестве, – заметил Деймиан. – Я бы сказал, что есть другие… более уютные места, чтобы провести сегодняшнюю ночь.
      – Я дал Тамлин время подготовиться к нашей свадьбе, хотел дать понять ее людям, что она вступает в этот брак по своему собственному желанию. Я хочу здесь мира. Люди Гленроа любят свою госпожу. Ее счастье важно для них. – Шеллон окинул его отстранение оценивающим взглядом.
      – Так где же ты был все эти дни?
      Деймиан надеялся, что кузен не станет задавать этот вопрос. Чтобы потянуть время, он зевнул, затем поежился. Как он мог объяснить, что не знает, или, хуже того, как рассказать о тех причудливых обрывочных образах, которые проносились в его сознании в самые неожиданные моменты?
      – Правду?
      – Иначе я бы и не спрашивал. – В тоне Шеллона слышался слабый намек на неудовольствие.
      Деймиан покачал головой:
      – Правда в том, что я понятия не имею, где был.
      Шеллон нахмурился, явно не ожидая такого ответа.
      – Ты это уже говорил, но я подумал, что ты просто не хочешь объяснять перед другими. Вначале я предположил, что ты загулял с какой-нибудь девицей. Но дни шли, и я начал беспокоиться, не стал ли ты жертвой разбойников из клана Коминов, боялся, что они могли либо взять тебя в плен ради выкупа или убить. Я волновался за тебя.
      – А я-то в последнее время думал, что мое исчезновение тебя обрадует, – поддразнил Деймиан, надеясь уйти от этих расспросов. Ему не нравилось, что у него нет ответов.
      Шеллон повернулся и прислонился спиной к зубцу башни.
      – Я никогда не желал и не желаю тебе зла. Ты всегда был мне братом. Ничто не изменит этого. Я просто предупреждал тебя, чтобы ты не мечтал о Тамлин, обрати свои мысли на кого-нибудь другого. Она нужна мне, Деймиан. Если я потеряю ее… – Он помолчал, глядя на ночное небо, которое уже посветлело до темно-синего. – Если я потеряю Тамлин, у меня ничего не останется. Она – мое спасение.
      Деймиан печально кивнул:
      – Знаю. Я счастлив за тебя, Джулиан. Правда. Я желаю вам с Тамлин большого счастья.
      Джулиан протянул руки и крепко обнял его.
      – Спасибо, мой друг – мой брат. Идем, нам нужно позавтракать и приготовиться к моей свадьбе. А за едой мы сможем поразмыслить над тем, где ты был и почему не помнишь ничего о своем приключении.
      Деймиан потрепал Шеллона по плечу.
      – Иди без меня. Я хочу еще немного постоять здесь и понаслаждаться уединением.
      Джулиан кивнул, повернулся, потом остановился.
      – Быть может, тебя похитила сказочная принцесса. Так говорят эти суеверные шотландцы. Когда мы не смогли обнаружить никаких твоих следов, шотландцы начали говорить, что сама Принцесса Белтейна явилась и утащила тебя из земного мира.
      Деймиан хотел рассмеяться над глупой мыслью, но внезапно почувствовал какое-то странное помрачение.
      – Ну, ты разгадал мой секрет, – отшутился он. В душе, однако, не смеялся.
      Когда-то королевский воин, Джулиан одно время имел большое влияние на Эдуарда, которое ослабло после берикского кошмара. Неисповедимы пути жизни. Джулиан, несмотря на большие страдания, все-таки нашел свой рай в этом Богом забытом месте Высокогорья, в то время как его, Деймиана – который был так похож на Шеллона, что люди часто принимали их за близнецов, – жизнь направила по иному пути.
      Близнецы. Что такого в этом слове, почему от него по позвоночнику пробежала новая рябь беспокойства и поселилась в голове? Сознание силилось поймать ускользающее чувство, схватить что-то, чтобы разгадать это ощущение небытия, терзающее его память.
      Полумерами делу не поможешь.
      Голос, так отчетливо прозвучавший в голове, был похож на голос Тамлин. И все же нет. Этот был глубже, чувственнее. Пытаясь сосредоточить мысли на мимолетности слов, силясь отыскать соответствующий им образ, Деймиан нахмурился.
      – Это какое-то безумие, – проговорил он утреннему ветру.
 
      Деймиан наблюдал, как Шеллон спешился и пошел снимать Тамлин с вороной лошади. Чистокровная кобыла по имени Годива была свадебным подарком жениха невесте. Стремясь угодить Джулиану, Моффет бросился вперед, спеша забрать поводья обоих лошадей. Жеребец Шеллона, Язычник, покусывал шею кобылы. Шеллон легонько стукнул по носу похотливого коня и потянул его назад, чтобы помочь Тамлин спуститься.
      В манере, подобающей бывшему королевскому воину, Шеллон не пожалел расходов на роскошную свадьбу. Деймиан понимал. Шеллон объявил людям Глен-Шейна, что он является завоевателем этого глена, теперь земля принадлежит ему и он будет бороться за обладание ею; что он человек, достойный быть их господином.
      Шеллон рассеянно поигрывал золотым пиктским ожерельем на шее – подарок Тамлин будущему супругу. Чувства ясно читались на лице Джулиана; он свято чтил значение подарка, который являлся символом нового графа Гленроа.
      Джулиан признался по секрету, что сам придумал свадебное платье Тамлин. Платье было необычного для церемонии цвета, черное с золотой каймой. Точно такой же была мантия Шеллона. Деймиан сглотнул ком в горле, когда Джулиан взял Тамлин за руку и повел ее к ступеням древней церкви.
      Толпы людей Глен-Шейна, стоявшие по обеим сторонам дороги, устремились за ними вслед. Малькольм Огилви, облаченный в одеяние кельтского священника, дожидался жениха и невесту на верхней ступеньке. Собравшиеся затихли, когда дядя Тамлин начал обряд венчания.
      Пока лилась его плавная речь, Тамлин нервно огляделась. Деймиан наблюдал за ней, не в силах отвести от красавицы глаз. Красота Тамлин имела мало отношения к одежде, которую она носила. Зачастую она была одета в простую рубашку и платье. Приходилось признать, Шеллон знал толк в том, как показать свою невесту в выгодном свете. В черном платье, окаймленном золотой парчой, с золотыми волосами, струящимися по спине, она была так хороша, что у Деймиана захватывало дух.
      И все равно что-то не давало ему покоя, тревожило ум. Он терзался, силясь определить, что не так в женщине, которая стоит перед ним. Мало того что в памяти его было черное пятно в отношении последних нескольких дней, теперь еще и это непривычное ощущение. Волосы Тамлин казались какими-то размытыми, как будто отбеленными.
      Потом их взгляды встретились. Он увидел многое в ее янтарных глубинах, но все было слишком мимолетным, не поддающимся определению. Деймиан понимал, что пришло время отпустить свою ошибочную мечту, Тамлин никогда не была его. Она принадлежит Джулиану не только по королевскому указу, но и по выбору сердца. Его душа шептала свою печаль: будь счастлива, любовь моя.
      На долю секунды ее глаза удивленно расширились, затем на лице вспыхнула тревога, Шеллон повернулся, гневно зыркнув вначале на нее, затем на Деймиана, и снова на Тамлин. Она залилась ярким румянцем стыда и опустила глаза, ясно говоря, что понимает, как неприлично было так задерживать взгляд на другом мужчине, когда произносятся слова, навеки связывающие ее с Шеллоном.
      Тот предостерегающе вскинул бровь. Понимая, что Шеллон прав в своем раздражении, Деймиан перевел взгляд на священника.
      Вполуха слушая произносимые слова, он сосредоточил внимание на погоне за блуждающими образами в своем сознании. Деймиан чувствовал себя котом, гоняющимся за собственным хвостом. Тамлин принадлежит Джулиану… Как так?! Деймиан не понимал, почему его видения так обманули его. Глубоко погруженный в свои размышления, он не заметил, как священник спросил у Тамлин согласия на этот союз. Было важно, чтобы она дала согласие, ибо женщины клана Огилви не могли быть принуждены к браку. Их древние пиктские законы даровали женщинам право самим выбирать себе мужей. Необходимо было, чтобы народ Глен-Шейна видел, что Тамлин свободно отдает себя этому английскому лорду.
      Тамлин не ответила. Вначале наступило потрясенное молчание. Когда священник спросил ее согласие во второй раз, по толпе пронесся гул. Пришедшие стать свидетелями соединения, собравшиеся гадали, почему Тамлин не дает клятву верности. Священник перевел вопросительный взгляд с Тамлин на Шеллона. Краска раздражения окрасила шею Джулиана, когда священник спросил Тамлин в третий раз.
      Она повернулась к Джулиану с выражением – достаточно странно – замешательства и мольбы в золотистых кошачьих глазах Явно потеряв терпение, он сделал вдох и открыл рот, чтобы заговорить, когда зазвенел ее голос:
      – Да, я беру этого мужчину себе в мужья. Дабы почитать его превыше всех, окружить любовью и заботой, поддерживать в невзгодах и подарить ему сыновей и дочерей.
      Шеллон воззрился на нее, удивленный таким пространным высказыванием. Он никак не ожидал, что она даст перед всеми такое отчетливое, ясное согласие.
      Тамлин ослепительно улыбнулась Джулиану, когда он взял ее за руку и повел в церковь.
      Деймиан смотрел, как они входят в древнюю кирку, чувствуя, что дверь в его сердце захлопывается.

      – Принцесса Эйтин! – Эйнар влетел в двери кладовой, потом упал на колени и стукнул себя кулаком в грудь. – Всадники у ворот требуют впустить их.
      Эйтин закрыла глаза и стала молить богов о силе и помощи. После того как она все утро боролась с тошнотой, ей сейчас меньше всего нужно снова оказаться лицом к лицу с Динсмором Кэмпбеллом. Последние три недели этот идиот только и делал, что пытался попасть в Лайонглен. Этот безголовый болван просто отказывался принять «нет» в качестве ее окончательного ответа. Эйтин боялась, что ее уловка насчет больного мужа больше не сработает. Скоро ей придется надеть траурную одежду и объявить о кончине Лайонглена. Она надеялась потянуть время, прежде чем рассылать это известие.
      Теперь же, от одного лишь взгляда на эту взлохмаченную, неопрятную голову и кустистую бороду желудок может опять взбунтоваться. Разумеется, последние два дня почти каждая малость заставляла Эйтин бежать к ночному горшку. Прижав ладонь к животу, она сделала успокаивающий вдох.
      – Динсмор? Опять? – Эйтин вздохнула.
      – Нет, принцесса.
      Эйтин не спеша закончила обвязывать бечевкой пучок вереска, молочая, болотных ноготков и лапчатки, затем привязала его к стропилу для просушки. Нервозность в животе внезапно стала чем-то большим, чем просто тошнота. Дурное предчувствие рябью прокатилось по телу, давя на мысли.
      Перед глазами вспыхнул образ Сент-Джайлза. В тот же миг желудок мучительно сжался, а грудь пронзила острая боль. Эйтин охватило сильное желание. Казалось, оно не ослабнет. Неужели эта острая тоска никогда не утихнет? Эйтин закусила губу, размышляя, как можно тосковать по тому, кого почти совсем не знаешь. У них было всего две ночи, но Деймиан забрал у нее часть души. Едва только сердце шептало его имя, Эйтин затопляла мучительная боль и тоска. Она не могла не гадать, где он, что делает. Счастлив ли?
      Вскоре после возвращения Сент-Джайлза в Гленроа до Лайонглена дошел слух о бракосочетании Тамлин с Черным Драконом. С одной стороны, Эйтин тихо радовалась, что ее красавица-кузина теперь замужем за английским лордом. Но с другой стороны, понимала, что это ничего не изменит. Она заглядывала в мысли Сент-Джайлза, видела там мучительную правду. Он любит Тамлин. Эйтин почувствовала благородство в этом воине; Деймиан никогда не предаст доверие человека, на которого смотрит как на брата. И пусть Тамлин никогда не будет принадлежать ему, любовь к ней будет тихо жить в его сердце, не оставляя места для другой… для Эйтин.
      О, она не сомневалась, что он женится на ней, когда увидит, что она весьма похожа на свою кузину. Но это сулит ей ад при жизни. Всякий раз, когда Деймиан будет смотреть на нее, от Эйтин не укроется его разочарование – ведь она не Тамлин. Эйтин тяжело сглотнула, прогоняя боль.
      Три недели минуло, а Деймиан по-прежнему преследовал ее во сне. Долгими темными ночами она ворочалась и металась, ее тело вспоминало каждое его прикосновение. Она желала его почти с одержимостью и боялась, что однажды может захотеть так сильно, что отбросит здравый смысл, рискнет своим сердцем и пойдет к нему. Она очень страдала от невозможности быть с ним, но страдание можно вытерпеть. Жить же с ним и знать, что он любит Тамлин, – больше чем возможно выдержать. Каждый день любовь будет вянуть, душа умирать.
      Хью, Дьюард и Льюис столкнулись в дверях путаницей рук и ног. Чем больше каждый рвался, чтобы протиснуться вперед, тем больше братья запутывались. Она улыбнулась их глупостям; неизменные проделки тройняшек принесли ей некоторое успокоение. Суетясь, все трое наконец ввалились в двери, приземлившись кучей у ног сестры. Льюис ущипнул Дьюарда за плечо. Дьюард в ответ замахнулся, но Льюис увернулся, и удар пришелся прямо в подбородок Хью. Оглушенный, Хью шлепнулся на спину, а двое других повалились друг на друга, размахивая кулаками.
      Зная, что подобное идиотство может длиться до тех пор, пока братья не вымотаются, Эйтин глянула на Эйнара и кивнула. Тот наклонился и схватил Дьюарда и Льюиса за ремни. Сев, Хью попытался воспользоваться свободой, чтобы отлупить братьев, но Эйнар поставил ногу ему на спину и толкнул на пол. Льюис попытался извернуться, чтобы укусить Эйнара за ногу, но викинг просто тряхнул его, как щенок тряпку.
      – Клянусь мощами святого Ниниана, только попробуй укусить Эйнара, и будешь чистить уборные! – Прибегнув к гневному голосу, Эйтин топнула ногой. Братья притихли, зная, что это не пустая угроза. Покачав головой, Эйтин пожалела тех девушек, которые однажды выйдут замуж за ее братьев.
      – Сестра опять не в духе. – Льюис вздохнул, закатив глаза.
      Дьюард кивнул.
      – Последние два утра она блюет и чувствует слабость.
      – Уна говорит, что она беременна, и мы должны обращаться с ней помягче, – сообщил им Хью, после чего ущипнул Льюиса и Дьюарда за носы.
      Эйтин фыркнула.
      – Вы все трое, прекратите паясничать и скажите мне, кто у ворот. Очень надеюсь, что это не англичане, штурмующие крепостную стену, ибо они захватят этот замок еще до того, как вы прекратите воевать между собой.
      – Но, сестра, это как раз англичане, – сказал Хью.
      – Англичане? – с упавшим сердцем переспросила Эйтин.
 
      Эйтин встревоженно разглядывала через зубцы башни вооруженных всадников:
      – Боги, да там же целый отряд!
      Рыцари, оруженосцы, всадники столпились за воротами под знаменем Шеллона – вздыбленный зеленый дракон на черном фоне. Желчь всколыхнулась в желудке, когда Эйтин подумала, что от Черного Дракона ей не удастся отделаться ложью о больном Лайонглене, как от Динсмора или Филана.
      Позади послышались шум и возня – тот гвалт, который всегда предшествует появлению ее братьев. Когда бы эти трое ни входили через дверь, каждый хотел быть первым. Эйтин раздраженно выдохнула, увидев мелькающие руки и ноги, когда все трое попытались одновременно протиснуться в дверь.
      – О нет, только не начинайте. Тише! – прикрикнула она, что заставило их успокоиться.
      – Извини, сестра, – прошептал Дьюард, заглядывая через ее плечо.
      Не тратя время на их детские выходки, Эйтин снова повернулась к каменной стене. От страха засосало под ложечкой. Ее внимание привлек рыцарь, весь в черном, верхом на черном коне. На рыцаре не было шлема, как на других, и весенний ветерок играл черными кудрями. На мгновение сердце екнуло, Эйтин показалось, что это лорд Рейвенхок.
      – Именем короля откройте ворота! – прокричал он, ожидая безоговорочного подчинения.
      Пронзительными глазами воин взглянул прямо на крышу башни, словно почувствовал, что за ним наблюдают. Он был так красив, что у Эйтин захватило дух. Но это не Сент-Джайлз, прошептал внутренний голос. Просто очень похожий на него. Как там говорили братья? «Его родственник. Кузен. Они с Джулианом Шеллоном похожи друг на друга так же, как вы с Тамлин. Мы подумали, что это отличная шутка». Только это не шутка. О да, он похож на своего кузена. Только в душе Шеллона была какая-то темнота, нечто, не поддающееся определению, словно цвет ворона, в который он одевается, окутал и его душу. Так, значит, это и есть могущественный Черный Дракон, который теперь является супругом Тамлин.
      – Кто это требует право въезда в Лайонглен? – вызывающе прокричал капитан стражи.
      – Шеллон, повелитель Лайонглена. Я требую впустить меня.
      Потрясенная, Эйтин отскочила от стены. Голова пошла кругом. Повелитель? Означает ли это, что Эдуард Длинноногий отдал Лайонглен Дракону Шеллону так же, как и Глен-Шейн? Тогда почему известие об этом не было разослано? Возможно, английский король не отправил известие заблаговременно, потому что боялся сопротивления и готовности людей Лайонглена к долгой осаде.
      Эйтин прикрыла глаза, борясь с нахлынувшей волной головокружения. Внутренний голос говорил, что нельзя впускать этого английского графа в Лайонглен, однако Эйтин понимала, что у нее нет выбора. Близкая к обмороку, она прижала ладонь к животу, размышляя над жестокой крайней судьбы.
      С лукавой улыбкой Уна недавно объявила, что Эйтин носит ребенка, которого стремилась зачать; тошнота последних двух дней подтверждала это. И что же, все ее хитроумные планы оказались напрасными?
      – Все это время граф Шеллон являлся нашим господином и просто ждал свадьбы с Тамлин, чтобы прийти и предъявить свои права? Вот так шутка богов. – Смех Эйтин был отнюдь не веселым.
      Паника обуяла ее до такой степени, что Эйтин была не в состоянии соображать. А что же Койнлер-Вуд? Будет ли ей позволено управлять своим наследственным имением, или его тоже отберут, не считаясь с древними пиктскими законами ее клана?
      Очевидно, она покачнулась, потому что Дьюард мягко поддержал ее за локоть.
      – Эйтин, не накликивай беду, как ты сама говоришь, давай встретимся с этим Драконом Шеллоном и посмотрим, что он нам скажет. Быть может, то, что ты теперь будешь обращаться к нему за руководством и защитой, не так уж и плохо, тебе не кажется? Дракон в качестве защитника в такое время, как сейчас?
      Он прав – она должна встретиться с супругом Тамлин, выяснить, чего хочет граф. В конце концов, они же теперь родственники; возможно, все еще обернется в их пользу.
      Невидимый нож повернулся во внутренностях, когда Эйтин кивнула Эйнару, который, в свою очередь, сделал разрешающий знак страже. Эйтин посмотрела, как всадники проехали через поднятые ворота, потом подхватила юбки и понеслась вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
      – Уна! – прокричала она, спеша в башню, к своему гардеробу. – Где ты, Уна? Несносная старуха, никогда ее нет рядом в нужный момент. – Распахнув дверцы шкафа, она окинула взглядом свои платья. – Что надеть, что надеть… – Ей нужно облачиться в женские доспехи, призвать на помощь всю уверенность, которая у нее имеется, дабы справиться с этой неустойчивой ситуацией. Схватив темно-зеленое бархатное платье, она заколебалась и выбрала вместо него черное парчовое. Вбежала запыхавшаяся Эгги.
      – Что ты так переполошилась, девочка? Можно подумать, сам Эдуард Длинноногий явился, чтобы захватить Лайонглен.
      – Ох, с ним бы я смогла справиться. Драконы – совсем другое дело. Где Уна? – Собрав и приподняв волосы, Эйтин повернулась, чтобы Эгги развязала шнуровку на спине.
      – Ты же знаешь эту старую перечницу. Является, когда сама пожелает. Стой спокойно, Эйтин. Ты вертишься как щенок. Что ты так нервничаешь?
      – Прибыл Дракон Шеллон и утверждает, что является нашим новым господином.
      – Святые небеса, это чудовище изрыгает огонь? – Эгги произнесла это так, словно к ним в замок пожаловал настоящий дракон. Возможно, она не так уж далека от истины.
      – Вели кухарке принести хлеб, сыр и холодное мясо, оставшееся со вчерашнего ужина, – распорядилась Эйтин. – И вино. Хорошее французское, а не остатки с прошлого лета, которые мы подавали Динсмору и Филану.
      – Перестань крутиться, девочка, а то выскочишь из этого платья. Ты будешь выглядеть как распутница, ведь твоя грудь уже увеличилась из-за беременности.
      Эйтин резко повернула голову:
      – Какой беременности? – Только Уна, Эйнар и братья знали; Эйтин поразило, что Эгги говорит об этом как об общеизвестном факте.
      – Девочка… девочка… Я забочусь о тебе с тех пор, как ты была еще совсем крошкой. Уна может из кожи вон лезть, чтобы замутить воду, но я знаю, что ты беременна от того воина.
      – Но Уна только сегодня утром сказала, что уверена в этом! Откуда же ты знаешь?
      Эгги улыбнулась и расправила длинные волосы Эйтин.
      – У беременной женщины особое сияние. Это сияние сейчас окружает тебя. Ты никогда не была красивее, девочка.
      – Что ж, будем надеяться, что это волшебное сияние ослепит Дракона, – пробормотала Эйтин.
      – Это отец ребенка?
      Эйтин покачала головой:
      – Нет, его родственник. А теперь и мой тоже. Дракон Шеллон – новоиспеченный супруг Тамлин. Он утверждает, что является новым властелином Лайонглена. Это меня пугает.
      Эгги принесла плетеный золотистый пояс и помогла Эйтин застегнуть его на бедрах.
      – Возможно, это не так уж и плохо, особенно если он теперь родственник.
      – Где моя тиара? Я хочу быть во всеоружии. – Эйтин закрепила диадему на волосах и глубоко вздохнула.
      Поспешно спускаясь по винтовой лестнице в большой зал, она чувствовала себя плохо подготовленной ко встрече со своей судьбой.
      Войдя в широкие двойные двери, Эйтин резко остановилась. Было далеко за полдень, поэтому слуги уже убрали со стола. Сейчас они приносили вино, хлеб, сыр и расставляли все на длинном, располагающемся на подмостках, столе. Несколько секунд Эйтин оставалась в тени, рассматривая Дракона Шеллона, мужа и повелителя Тамлин.
      Положив руку на каминную полку, он стоял в глубокой задумчивости, глядя на огонь. Все Высокогорье полнилось слухами о присутствии этого могущественного воина – сторонника Эдуарда, устрашающего рыцаря. Он был одет в черное, безо всяких украшений, даже накидка, ниспадающая с плеч, была того же мрачного цвета.
      Эйтин собралась с духом, чтобы посмотреть на его лицо. Хотя братья и говорили, что он похож на Сент-Джайлза, все равно это мало подготовило ее к тому, насколько сильным оказалось сходство.
      Прижав ладонь к сердцу, она закрыла глаза и открыла себя ясновидению, пытаясь проникнуть в мысли Шеллона, желая понять, с чем пожаловал этот рыцарь. Странно, но вначале он был закрыт от нее. Сосредоточив сознание, Эйтин внезапно увидела яркую картину: Шеллона, стоящего на коленях перед другим, более молодым мужчиной. Сотрясаясь от рыданий, Шеллон прижимал к себе безвольное тело. Юноша был так похож на Шеллона, что это мог быть он сам лет десять назад. Эйтин едва сдержала слезы сочувствия, видя это глубокое горе, давящее на душу и сердце. Этот юноша, такой красивый, был слишком молод, чтобы умереть.
      Эйтин боролась с печалью, которая грозила поглотить ее.
      Должно быть, она сделала резкий вдох, ибо Шеллон вскинул голову, и их глаза встретились. Она заглянула в лицо Джулиана Шеллона и увидела безумие скорби, скрывающееся в зеленых глубинах его глаз. Сила этого взгляда едва не лишила ее дыхания. Несомненное могущество и власть графа были пугающими.
      У Эйтин возникло мимолетное ощущение, что она смотрит на Деймиана. Темно-зеленые глаза на долю секунды расширились, затем сузились на ней. Железный контроль был утрачен, но лишь на мгновение. В конце концов, ей следовало ожидать такой реакции, ведь в тени она, должно быть, неотличима от его жены. Она-то ожидала человека, очень сильно похожего на Деймиана Сент-Джайлза, но едва ли кто-нибудь предупредил Шеллона, насколько Эйтин схожа с его женой.
      Шеллон был не таким высоким, как Сент-Джайлз, и все равно они походили друг на друга как братья.
      Придав себе самый царственный вид, Эйтин вскинула голову и вышла вперед, чтобы приветствовать его:
      – Я леди Лайонглен. Добро пожаловать в мой дом, лорд Шеллон.
      – Я спрашивал Лайонглена, – тихо сказал он, но слова прозвучали грозно. – Он прислал вас вместо себя?
      От его взгляда пробрала дрожь, но Эйтин заставила себя полностью выйти на свет и краем глаза заметила какое-то движение. Еще один человек находился в углу. Его скрывал полумрак. Что-то зацепило Эйтин, внутри шевельнулась тревога, но лорд Шеллон хлопнул кожаными перчатками по ладони, резко вернув к себе внимание.
      Эйтин слегка склонила голову и улыбнулась:
      – Лорд Шеллон, я выше, чем ваша Тамлин, и когда вы подойдете поближе, то увидите, что глаза у меня с зелеными крапинками. Я Эйтин Огилви, баронесса Койнлер-Вуд. А Тамлин – моя кузина.
      Он бросил взгляд в сторону человека, стоящего в глубокой тени, потом снова посмотрел на нее.
      – Жаль, что моя жена не упомянула о сходстве. Оно поразительное.
      – Да. – Второй выступил из темноты на свет.
      Эйтин заморгала. Сент-Джайлз. Она отвела взгляд и посмотрела на Дракона, борясь с волной эмоций, нахлынувшей на нее. Шеллон лишь вскинул бровь, наблюдая за ее реакцией.
      Эйтин попыталась собраться с мыслями. Теперь она вспомнила, что ей являлся мимолетный образ Сент-Джайлза. Она ощутила его присутствие. Стало холодно, словно вся кровь вытекла из тела, потом обрушился жар. Странный звук, похожий на пчелиное жужжание, зазвучал в ушах.
      Эйтин вздрогнула, когда ее глаза встретились с серо-зелеными глазами Деймиана Сент-Джайлза. Человека, который был ее любовником. Человека, являющегося отцом ребенка, которого она носит.
      Лишь невероятным усилием воли ей удалось не лишиться чувств.

      – Прошу прощения, лорд Шеллон. Слухи о том, что у Черного Дракона есть брат-близнец, не дошли до Лайонглена. – Эйтин протолкнула ложь, надеясь тем самым замаскировать свою растерянность при виде единственного на всем белом свете мужчины, которого она никак не ожидала встретить снова.
      Усилием воли заставив себя оставаться на месте, она постаралась не вздрогнуть, когда Деймиан Сент-Джайлз не спеша направился к ней через холл. Он двигался с царственной грацией воина, наделенного силой и властью, как человек, привыкший во всем поступать по-своему и добиваться своего. Такого рода самооценка часто ведет к крайней степени надменности. Сердце Эйтин колотилось, с болезненной силой ударяясь о ребра. Но она вынуждена была оставаться на месте, словно пугливый кролик, а этот хищник приближался, чтобы ее съесть.
      У Эйтин перехватило дыхание при виде этой сухопарой фигуры, этого приковывающего взгляд лица. Под глазами залегли глубокие тени, словно он плохо ел и спал, – последствия переживаний из-за того, что Тамлин вышла замуж за его кузена, предположила она. Эйтин ощущала великое благородство в этом мужчине; его уважение и преданность лорду Шеллону были очевидны. И эти противоречивые чувства, должно быть, разрывают Деймиана на части. Ее сердце сжалось от осознания его боли.
      Давление в груди усилилось, пламя желания замерцало, несмотря на подавляющую панику, вызванную его властным присутствием. На Деймиане была темно-синяя накидка поверх короткой кольчуги, простая плетеная кожаная перевязь на бедрах и, как у Шеллона, кожаные штаны, и выглядел Сент-Джайлз таким невероятно красивым, что захватывало дух. Застыв на месте от страха, Эйтин едва дышала, пока глаза Деймиана изучали ее черты.
      Скрывая свои мысли за густыми веерами длинных черных ресниц, он мягко взял ее руку, сжимавшую в кулаке зеленый гранатовый амулет. Разогнув пальцы, сжимающие темно-зеленый камень, он поднес их к своим губам, затем остановился. Взгляд этих светлых глаз проникал прямо в душу, лишая всей защиты. Их сила рассылала волны тревоги по всему телу, и беспокойство усилилось. Справились ли все их чары и зелья со своей задачей? Наконец Сент-Джайлз с полуулыбкой коснулся губами ее пальцев.
      Поскольку зелье и колдовство Уны предназначалось для того, чтобы лишить его всех воспоминаний о времени, проведенном с ней, для Деймиана это была первая возможность рассмотреть Эйтин и сравнить ее с Тамлин. Легкая дрожь прокатилась по телу, Эйтин пыталась не расплакаться, ибо его незабываемые глаза, казалось, сосчитали каждую проклятую веснушку у нее на носу.
      В конце концов, он склонился в легком поклоне:
      – Деймиан Сент-Джайлз, лорд Рейвенхок, ваш покорный слуга, миледи. Я не близнец Шеллона, даже не брат, всего лишь скромный кузен.
      Проницательный Дракон вскинул бровь.
      – Вы встречались раньше?
      Вопрос был адресован Деймиану, но Эйтин не дала ему возможности ответить.
      – Нет, милорд. Если бы я встречала таких красивых мужчин, похожих друг на друга как родные братья, то непременно запомнила бы. Таких мужчин, как вы, женщине трудно забыть.
      Она попыталась высвободить руку, но несносный Деймиан держал крепко, отказываясь отпустить. Эйтин одарила Рейвенхока холодной улыбкой, затем снова потянула свою руку. Его пальцы сжались, в пронзительных глазах засветился вызов. Нервно гадая, что лорд Шеллон подумает о странном поведении своего кузена, Эйтин перевела взгляд на мужа Тамлин.
      – Деймиан, отпусти руку леди Эйтин, – мягко посоветовал Джулиан Шеллон. – Ты сможешь продолжить знакомство позже, после того, как я улажу дела, которые привели нас в Лайонглен.
      Сент-Джайлз слегка поклонился:
      – Что ж, до скорого, леди Эйтин. Буду ждать с нетерпением. – Деймиан отступил.
      Трепет, вызванный частично страхом, частично предательским откликом тела, пробежал по позвоночнику.
      – Леди Эйтин, не будете ли вы так любезны послать за бароном? Мы должны обсудить с ним неотложные дела. У нас послание от короля Эдуарда.
      Шеллон говорил спокойно, но холод побежал по жилам Эйтин, когда ее худшие опасения стали реальностью. Отсюда начнется обман. Она надеялась, что сумеет сыграть достаточно искусно, чтобы придать правдоподобия своей лжи. Горло перехватило, но Эйтин заставила себя произнести:
      – При всем моем уважении, лорд Шеллон, я вынуждена отклонить эту просьбу. Лайонглен нездоров.
      Шеллон нетерпеливо кивнул.
      – Мы слышали о том, что он болен, – потому и не поднял знамя Баллиоля или Эдуарда. Потом по округе прошел слух о его женитьбе. Я весьма сожалею, что ему нездоровится, но нам все равно необходимо встретиться с ним – тотчас же, – дабы обговорить крайне неотложные дела.
      Она сжала амулет, свисающий на цепочке вокруг шеи, стиснула камень так крепко, что он врезался в ладонь. Эйтин не разжимала пальцы, чтобы не выдать предательскую дрожь. Большой зеленый гранат – тот же камень, что украшает чашу Святого Грааля, – стал средоточием ее энергии и придавал сил, чтобы пройти через это испытание. Собравшись с духом, Эйтин постаралась придать себе царственной холодности.
      – Это невозможно, лорд Шеллон. Я сожалею, что ваше путешествие из Гленроа было совершено впустую. – Эйтин испытала гордость: ей удалось придать своему голосу нужный тон непреклонности.
      Глаза Шеллона сузились, он явно не привык к подчинению.
      – Леди Эйтин, последние две недели мне приходилось иметь дело с женщинами клана Огилви, поэтому меня не удивляет ваш отказ исполнить мое распоряжение. Кажется, у вас с моей женой гораздо больше общего, чем просто внешнее сходство.
      Дракон Шеллон сделал несколько шагов по направлению к ней, без сомнения, чтобы запугать Эйтин мощью своего устрашающего присутствия. Эти темно-зеленые глаза обладали силой прорываться сквозь защитные барьеры ее разума, обнажать все мысли. Эйтин закусила губу, несколько мгновений изучая грозного воина. В Шеллоне пылал таинственный огонь, древний огонь, и он горел ярче, чем у любого другого. Чертовски затруднительно. Никогда еще она не видела человека, окруженного такой темной, таинственной аурой.
      Эйтин испытала облегчение, что Джулиан Шеллон женился не на ней, а на ее кузине Тамлин. Несмотря на греховную привлекательность, Шеллон внушал страх. Только дураки и слепцы не испугались бы могущественного Дракона. Не в состоянии встретиться с его пронзительным взглядом, Эйтин отвела глаза – из страха, что он разгадает всю ее ложь.
      Ее взгляд столкнулся с завораживающим взглядом Сент-Джайлза, и внезапно его устрашающий кузен пропал из ее мыслей. Каким бы внушительным и неотразимым ни выглядел Джулиан Шеллон, не он, а Деймиан привлекал ее. Странно, что она совсем недавно была поражена их сходством. Теперь эта похожесть утратила силу; именно их различия завораживали Эйтин.
      Ее тело, душа, сердце были околдованы Деймианом Сент-Джайлзом, они навсегда связаны с этим темным, таинственным воином.
      – Леди Эйтин, боюсь, вы не понимаете. Я не прошу увидеть лорда Лайонглена – я требую этого. Эдуард назначил меня господином Глен-Эллаха. Посему мои приказы будут выполняться беспрекословно.
      – Всего Глен-Эллаха? – чуть слышно проговорила она. Он кивнул:
      – Всего, включая Койнлер-Вуд… ведь, как я полагаю, именно это вас интересует.
      Она сделала глубокий вдох и сжала губы, борясь с поднимающейся яростью.
      – Эдуард не имеет права распоряжаться здесь. Мои титулы и земли перешли ко мне согласно древней хартии клана Огилви. Право наследования, таким образом…
      – Да мои уши уже онемели, слушая про все эти ваши пиктские обычаи, – нетерпеливо отмахнулся Шеллон. – Я ведь женился на наследнице Огилви? Эдуард – верховный правитель Шотландии. Его приказы становятся законами по сюзеренитету. Шотландская армия разгромлена. Большинство представителей шотландской знати либо мертвы, либо в плену у Плантагенета.
      – Либо их расположение куплено за английское золото и титулы, – дерзко усмехнулась Эйтин. – Каковы бы ни были мысли Эдуарда Длинноногого по этому вопросу, Койнлер-Вуд мой.
      Шеллон послал ей беглую улыбку.
      – Не заблуждайтесь на этот счет, миледи. По хартии Эдуарда я владею обоими гленами. Этого не изменить. Ваша кузина – моя жена – примирилась с этим, и я полагаю, она не находит свою участь такой уж тяжелой. Хватит разговоров. Я желаю видеть Лайонглена – немедленно.
      Эйтин попыталась сглотнуть, но не смогла. В горле слишком пересохло. Она силилась удержать взгляд на лорде Шеллоне, но глаза то и дело устремлялись к Деймиану.
      – Мне очень жаль, лорд Шеллон, но вы не можете увидеть Лайонглена. Он болен… тяжело болен.
      Глаза Деймиана сузились.
      – Насколько болен?
      – Слишком болен, чтобы принимать кого бы то ни было. Если вы объясните мне причину вашего визита, я постараюсь передать ее так, чтобы он понял. Но заметьте, я ничего не обещаю. – Разумное замечание, она и в самом деле не уверена, как много услышит человек, уже около двух месяцев находящийся в могиле.
      – Леди Эйтин, я увижу Лайонглена. Сейчас же, – повторил Шеллон.
      Эйтин сделала шаг назад, взглянула на Деймиана, но и там увидела неумолимость. Эйтин надеялась, что они примут ее отговорку и уедут и ей не придется вытаскивать на свет весь свой арсенал лжи. Чем больше лжи она произносила, тем менее правдоподобной казалась она даже ей самой. Эйтин на шаг попятилась, затем остановила свое трусливое отступление и выпрямила спину.
      – Я леди Лайонглен. Я решаю все вопросы, касающиеся поместья.
      – Прошу прощения? – Шеллон нахмурился, потом взглянул на Деймиана. – Насколько я понимаю, вы леди Койнлер-Вуд, подопечная Лайонглена. Теперь вы утверждаете, что вы баронесса Лайонглен?
      – Да. Флаг Лайонглена не развевается над крепостью, и наши ворота остаются закрытыми для всех визитеров. Я позволила впустить вас и ваших людей потому, что вы теперь родственник. Мой супруг… плохо себя чувствует и не принимает посетителей.
      Голова Деймиана дернулась.
      – Супруг? – обвиняюще проревел он и на этот раз направился к ней с таким видом, словно хотел придушить. – Вы – моя бабушка?
      Эйтин разинула рот. Определенно он ненормальный. Совершенно ненормальный. Странно, но раньше она не замечала никаких признаков безумия. Разумеется, тогда он находился под действием чар и зелья, она не видела его в обычном состоянии.
      – Вы… вы думаете, что вы внук Лайонглена? – Она покачала головой и почувствовала головокружение. – Нет, у моего опеку… мужа не было детей от п-первой жены. Хотя вообще-то был один ребенок, дочь…
      – Моя мать! – резко бросил он.
      Эйтин понимала, что выглядит глупо, но не могла прекратить качать головой из стороны в сторону.
      – Но она умерла очень давно… почти сорок лет назад… в тот же год, что и его супруга, от ужасной лихорадки, которая унесла жизни многих людей Глен-Эллаха.
      – Моя бабушка действительно умерла от изнуряющей лихорадки. Но моя мать выжила. Когда она вышла замуж за моего отца – норманна, – Лайонглен лишил ее наследства. Он поклялся, что ее имя будет навсегда вычеркнуто из его жизни. Похоже, он сдержал свою клятву.
      – Но… но… – Жар прихлынул к лицу Эйтин, и холл завертелся вокруг нее, когда весь ужас его слов дошел до ее сознания.
      – Я внук Гилкриста Фрейзера, барона Лайонглена. В силу его возраста и немощи и в знак уважения, Эдуард Длинноногий поручил мне принять на себя управление Лайонгленом. У меня есть королевский указ, и отныне я – новый барон Глен-Эллаха. Король посчитал, что это будет…
      – Не-е-ет! – Эйтин ухватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Казалось, обрушился небесный свод. Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы то немногое, что она съела, осталось в желудке.
      Как будто чудовищности заявления Рейвенхока не было достаточно, чтобы доконать ее, послышался шум со стороны дверей, ведущих в кухню. Монстр о трех головах, с шестью ногами и шестью мельтешащими руками попытался протиснуться в дверь.
      – Ужасное чудище, от которого даже Несси убежит в страхе, – простонала она.
      Рейвенхок и Шеллон развернулись лицом к угрозе и выхватили из ножен мечи. Не говоря ни слова, они встали перед Эйтин, спинами друг к другу, словно в сражении.
      Бесформенной кучей тройняшки ввалились в комнату и оказались прямо у ног грозных воинов. С разинутыми от потрясения ртами, братья в испуге смотрели на мощных рыцарей с мечами, занесенными для удара.
      Следом за ними вбежал Эйнар. Запыхавшийся, он упал на колени перед Эйтин, стукнул себя в грудь кулаком, а затем басом произнес:
      – Прошу прощения, принцесса, они не послушались. Вы должны войти. Там, у ворот, люди!
      Эйтин съежилась, боясь, что даже самым сильным чарам и самому сильнодействующему зелью Уны не под силу стереть из памяти Деймиана трех безмозглых обормотов, неотличимых друг от друга, и похожего надвигающуюся гору великана, который называет ее принцессой.
      – Может ли этот день стать еще хуже? – пробормотала она себе под нос.
      Деймиан резко развернулся и пристально посмотрел на Эйтин. Черная бровь изогнулась.
      – Принцесса?
      – Ох, бедняга не в своем уме. – Эйтин попыталась улыбнуться, жестом приказывая Эйнару встать. Эйнар остался на коленях, и она незаметно пнула викинга. Эйтин сосредоточила внимание на братьях.
      – Какие люди? Кто там еще пытается нарушить покой Лайонглена?
      Дьюард взглянул на нее и попытался встать.
      – Эйтин, Динсмор…
      – О нет, только не это! – Она в отчаянии вскинула руки. – Вы же знаете мой приказ в отношении этого мошенника…
      – Нет, принцесса, – сообщил Эйнар. – На этот раз он требует впустить его, говорит, что явился по приказу Эдуарда Длинноногого. По велению английского короля мы должны открыть ворота, дабы он вошел и повидался с Лайонгленом.
      Дьюард забеспокоился:
      – Что будем делать?
      Услышав, что Динсмор Кэмпбелл явился по приказу английского короля, Шеллон и Рейвенхок обменялись вопросительными взглядами. Деймиан слегка покачал головой, явно говоря своему кузену, что он не верит в слова Динсмора Кэмпбелла.
      В груди Эйтин все сжималось, когда она смотрела на Рейвенхока, она сожалела о многом. Только теперь уже поздно. Слишком поздно. Собираясь с силами перед надвигающейся грозой, она вызвала в памяти образ своей кузины Рейвен и постаралась придать себе такое же выражение царственной холодности и спокойствия. Эйтин не знала, что за игру затеял Кэмпбелл на этот раз, но есть только один способ, которым она может ответить.
      – Мой супруг слишком нездоров, чтобы принимать людей, преследующих свои захватнические цели…
      Хью, поправив одежду, ткнул Льюиса локтем в ребра.
      – Но, сестра, Вонючка Динсмор…
      Впервые лорд Шеллон открыто улыбнулся:
      – Новое имя Кэмпбелла ему прекрасно подходит. – Его тон и слова ясно говорили об отсутствии уважения к Динсмору.
      Шеллон повернулся к Деймиану:
      – Ты теперь здесь хозяин. Что скажешь? Новый лорд Лайонглен примет этого обманщика?
      Деймиан угрюмо посмотрел на Эйтин.
      – Ваш супруг…
      – О, но он же на самом деле не… – выпалил Льюис.
      Дьюард и Хью зажали Льюису рот рукой, не дав выболтать, что Эйтин никогда не была замужем за Гилкристом Фрейзером. Чувствуя тошноту и головокружение, Эйтин с трудом старалась сосредоточиться на новом развитии событий, взвешивать возможные последствия становилось все сложнее.
      – На самом деле не… что, принцесса? – Деймиан придвинулся ближе, окидывая взглядом ее бледное лицо.
      Она тяжело сглотнула и попятилась, когда Сент-Джайлз сократил расстояние между ними.
      – На… самом деле… недостаточно здоров…
      Стараясь избежать Деймиана, который в буквальном и переносном смысле почти загнал ее в угол, Эйтин бросила взгляд на лорда Шеллона.
      – Леди Эйтин, вам нехорошо? Вы говорили, что Лайонглен болен. Вам тоже нездоровится?
      Эйтин рывком выдвинула стул и поставила его перед собой как щит, чтобы остановить Сент-Джайлза. Она вновь перевела взгляд с разгневанного Деймиана на Дракона.
      – Я… встревожена состоянием дел, милорд.
      – Миледи! – вбежал капитан стражников. – Прошу прощения, но Кэмпбелл кричит, что, если мы не откроем ворота и не впустим их, он прорвется силой. С ним большой отряд, и он клянется, что у него есть указ короля. Я отдал приказ расставить людей на крепостной стене и всем приготовиться. Что нам делать? Совершенно ясно, что он намерен атаковать.
      – Атаковать? – ахнула Эйтин. – Почему…
      Она знала почему. Динсмор подозревает правду насчет Лайонглена. Никто не видел барона уже несколько месяцев. Слухи о его болезни невозможно было сдержать после того, как шотландский король, Джон Баллиоль, поднял свое знамя. Прибыл гонец с посланием, требующим, чтобы Гилкрист откликнулся на призыв и возглавил гарнизон Лайонглена. Эйтин пришлось указать причину, по которой ее опекун не смог присоединиться к шотландским войскам.
      Она боялась, что, если причина будет недостаточно веской, могут подумать, что Лайонглен поддерживает англичан. Это могло сделать Глен-Эллах уязвимым перед захватом его Коминами, которые давно жаждут прибрать к рукам владение. Разве они уже не сделали то же самое с кланом Брюсов? Пребывая в затруднении и почти не имея выбора, Эйтин разослала известие, что ее опекун слишком болен, чтобы присоединиться со своими людьми к шотландской армии. Какая ошибка! Узнав, что старик нездоров, и Филан, и Динсмор явились вынюхивать, желая разведать, насколько он плох.
      Эйтин знала, что и тот и другой усматривают в слабости Гилкриста долгожданную возможность. Оба пытались проникнуть в Лайонглен, требуя встретиться с бароном по срочным делам. Мошенники и негодяи, оба! Им нужно попасть в крепость только для того, чтобы захватить Лайонглен.
      Гилкрист, к несчастью, испустил последний вздох с появлением первого «павлиньего глаза», возвестившего приход весны. Его последняя воля заключалась в том, чтобы Эйтин сохранила Лайонглен, не позволила завладеть им ни Коминам, ни Кэмпбеллам. Его последними словами были: «Ищи путь ворона». Не имея иного выбора, Эйтин состряпала «брак».
      В свои двадцать четыре Эйтин уже отчаялась когда-либо найти мужа. Ей нравилось быть хозяйкой своих владений – если бы только властолюбивые, алчные соседи оставили ее в покое! В «браке» она могла бы продолжать управлять Лайонгленом. Планы были составлены, курс определен, но, когда пришло известие о том, что англичане перешли границу, вмешались сомнения.
      Эйтин знала, что Эдуард Длинноногий, самый безжалостный из всех королей, когда-либо сидевших на английском троне, хочет завладеть Шотландией – и завладеет. Разве мертвая хватка, с которой он держит за горло Уэльс и Ирландию, не является ясным свидетельством того, какая судьба ожидает шотландцев? Эдуард выдаст Эйтин замуж, отдав в качестве награды какому-нибудь преданному вельможе. Однако если она забеременеет и заявит права на земли, как на владения своего ребенка по праву рождения, возможно, Эдуард пожалует ей разрешение остаться в Глен-Эллахе и не станет принуждать к браку без любви.
      Рейвенхок ухватился за подлокотники кресла, поднял его и припер Эйтин к столу, отрезав отступление.
      – А теперь, принцесса, пришло наконец время сказать правду, хотя я начинаю думать, что вам незнакомо такое понятие.
      Светлые, серо-зеленые глаза буравили Эйтин, удерживая в плену, не давая отвести взгляд. Все вокруг померкло до едва различимых теней, она видела только его одного. И вспоминала те мгновения, когда они были вместе, его руки на ее груди, его рот на ее губах. Желание кинжалом пронзило внутренности. Эйтин гадала, что он думает о ней, вспоминает ли его тело то, что не может вспомнить мозг.
      Глаза хищника следили за ней, раздевали ее тело. А потом он сорвал покровы с ее души. Странно, но он не произнес ни слова, просто смотрел. Злость медленно перетекла в вопрос, затем в удивление.
      Глаза, обрамленные длинными черными ресницами, широко раскрылись, и Деймиан Сент-Джайлз произнес:
      – Он мертв.
      Паника обуяла Эйтин. Она еще никогда не встречала мужчины, обладающего такими способностями. Не оставалось ни малейших сомнений в том, что в этом человеке течет кровь древних кельтских друидов. Она подозревала это – боялась этого – раньше, но теперь стало еще яснее, что мать Деймиана была шотландкой. Еще яснее… и еще опаснее.

      Деймиан Сент-Джайлз и его могущественный кузен стояли на бастионе Лайонглена и наблюдали за четырьмя десятками людей внизу. Войско Кэмпбелла, состоящее из отряда пеших лучников и легковооруженных всадников, было внушительным, хотя и типичным для шотландцев: беспорядочная толпа. Деймиан был удивлен, что Динсмор смог наскрести такое большое войско после того, как несколько недель назад англичане разгромили шотландскую армию.
      – Думается мне, не все шотландцы сражались вместе с Рыжим Комином в битве при Данбаре, – заметил он. – Кэмпбелл полагает, что здесь командует леди Эйтин и под градом стрел она сдастся и покорно падет к его ногам.
      Джулиан самодовольно улыбнулся:
      – Вонючка Динсмор не рассчитывал на то, что лорды Шеллона вступят во владение, а?
      – Хорошо, что мы сделали это. – Глаза Деймиана обежали ряд вооруженных людей, выстроившихся вдоль стены, оценивая охрану Лайонглена. Большинство защитников были тучными и не проявляли боевого энтузиазма. – Перекормлены и недостаточно хорошо тренированы.
      Джулиан скрестил руки на груди и согласно кивнул.
      – Похоже, ты нашел работу по душе. Эдуард поступил правильно, послав тебя сюда. Ты добился того положения, которого жаждут и клан Брюсов, и Комины, и Кэмпбеллы. Феод в сочетании с Койнлер-Вудом слишком крупная добыча, чтобы оставить его во владении слабого лорда – или леди, даже если она одна из этих воинственных женщин клана Огилви. С Гленроа и Кинмархом в моем владении и Гийомом, водворенным в качестве нового лорда в Лохшейне, Глен-Шейн надежно защищен. А с твоим притязанием на Глен-Эллах Эдуард будет держать сердце Высокогорья в кулаке.
      Деймиан снова взглянул на воинов внизу.
      – Ты хочешь сказать, с притязанием Дракона Шеллона.
      Защита Лайонглена временно была усилена закаленными в боях рыцарями и воинами Джулиана, до тех пор, пока Деймиан не сможет перевести людей из своего небольшого владения в Парвоне, в Нормандии. Деймиан отметил, как встревоженные взгляды шотландцев обращаются на хозяйку, не возражает ли она, что два английских лорда приняли командование на себя. Увидев, что Эйтин согласна с таким положением дел, ее люди, похоже, успокоились.
      – Приступай, – тихо посоветовал Шеллон. Слова достигли лишь ушей Деймиана: пора вступить во власть в качестве нового лорда Лайонглена, пока у солдат не закрепилось в сознании главенство Дракона.
      – Эйтин! Я знаю, что ты смотришь! – приподнявшись в стременах, прокричал во всеуслышание стоящий во главе войска блондин с надменной ухмылкой. – Открывай эти чертовы ворота, Эйтин Огилви, или я прикажу моим лучникам выпустить стрелы. Считаю до десяти, и тогда…
      Услышав эту угрозу, Эйтин напряглась, но Деймиан протянул руку и коснулся ее плеча. Эйтин удивленно насторожилась.
      Шагнув вперед, Деймиан улыбнулся стоявшим внизу.
      – А я-то готов был побиться об заклад на свои золотые шпоры, что ты не умеешь считать до десяти, Кэмпбелл.
      Шотландец резко повернул голову и прищурил глаза, чтобы увидеть, кто насмехается над ним. Кэмпбелл постарался удержать улыбку на лице, но стало ясно, что он совсем не рад видеть Деймиана Сент-Джайлза стоящим на крепостной стене.
      – Я хочу увидеть Эйтин Огилви. Хочу убедиться, что она в безопасности. Я прибыл от имени короля Англии Эдуарда.
      – Леди Эйтин под защитой – по приказу Эдуарда. Ты и пять твоих воинов могут въехать во двор замка. Все остальные остаются снаружи. Соглашайся на эти условия, или мои люди сразят вас там, где вы стоите. – Деймиан кивнул людям Шеллона. В ту же секунду все как один воины шагнули вперед, продемонстрировав луки со стрелами, нацеленными на войско Кэмпбелла.
      Дружелюбное выражение Динсмора осталось приклеенным к лицу. Этот олух, очевидно, решил играть до конца.
      – Очень хорошо. Пусть будет пять, лорд Рейвенхок, – хотя королю Эдуарду очень не понравится, что его посланнику оказывают такой прием.
      Деймиан сверкнул озорной усмешкой, не дав себя обмануть.
      – Да, Эдуарду не понравится.
      Он жестом велел поднять решетку и опустить мост через сухой ров.
      Эйтин подождала, пока Динсмор и пятеро конных пересекли деревянный мост, въехали под арку в замковый двор, и только потом накинулась на Деймиана:
      – Вы впускаете его? Зачем? Он…
      – Фигляр, лжец и мошенник. – Деймиан резко повернулся к ней.
      – Не стоит недооценивать его, лорд Рейвенхок. Часто самый недалекий, самый отъявленный кретин может быть опаснейшим врагом просто потому, что ему не ведомо, что такое честь, – горячо возразила она.
      Он гневно зыркнул на нее – женщину, которая утверждает, что является женой его деда. Почему же он совсем не верит во все ее россказни? Или, если точнее, не хочет верить? Проглотив все вопросы, переполняющие его, он спросил:
      – А как насчет высокородных леди, принцесса? Они знают, что такое честь?
      Деймиан чуть не рассмеялся, увидев, как она открывает и закрывает рот, словно рыба, выброшенная из воды. Кажется, у леди Эйтин бойкий, остро отточенный язычок и она привыкла всегда и во всем поступать по-своему. Слишком долго она властвовала над немощным стариком, мальчишками-недотепами и глупым викингом, заключил он. Что ж, теперь она столкнулась с мужчиной, который не будет плясать под ее дудку.
      – Проглотили язык, миледи? Как жаль.
      Деймиан позволил взгляду пройтись по ее чарующему лицу, затем медленно скользнуть вниз, к полной груди, выставленной напоказ тесным корсажем черного платья. Опаляющее желание прокатилось по телу, словно стрела молнии. Хоть и менее изысканно украшенное, платье по фасону было похоже на то, что Тамлин надевала на свадьбу с Джулианом. Но, глядя на эту огненно-рыжую ведьмочку, он никак не мог для сравнения вызвать в памяти образ леди Гленроа.
      В первое напряженное мгновение, когда Эйтин вышла из тени в большом зале, он подумал, что это Тамлин. После того его глаза нашли массу отличий. Эйтин была чуть выше своей кузины; грудь ее, хоть и немного меньше, была полной, твердой и высокой, талия тоньше. При дневном свете волосы Эйтин мерцали. Хоть оттенком они и были похожи на волосы Тамлин, эта тяжелая масса казалась поцелованной волшебным огнем.
      Он про себя улыбнулся легкой россыпи веснушек у нее на носу.
      Встретившись с фактом существования Эйтин Огилви, Деймиан понял ошибочность своих прежних предположений. Увидев вначале лицо Тамлин, он поверил, что она – женщина из его видений. Глядя же в эти янтарные глаза, усеянные темно-зелеными крапинками – того же цвета, что и камень, который она носит на шее, – глаза, в которых можно затеряться, он почти забыл обо всем на свете. Со странно смешанными чувствами Деймиан осознал, что смотрит в лицо из своих видений.
      Да только она его бабушка.
      Как жестока судьба! Он думал, что боги смеялись, когда он нашел Тамлин только для того, чтобы узнать, что она принадлежит Джулиану. Теперь же, разгадав загадку этого глупого недоразумения, Деймиан пребывал в еще большем смятении, чем когда бы то ни было.
      Если Эйтин не лжет, и на самом деле была замужем за Гилкристом Фрейзером, значит, она навсегда недосягаема. Церковь никогда не даст разрешения на брак между ними из-за родства. Его бабушка! Какая жестокая шутка судьбы. Деймиан проглотил горький ком, подкативший к горлу.
      Вначале нужно разобраться с Динсмором. Потом он заявит права на пиктскую принцессу, даже если ему придется сделать ее своей любовницей Она его и будет принадлежать ему так или иначе. Ни один мужчина больше никогда не прикоснется к ней. Он убьет любого, кто осмелится попытаться, начиная с этого идиота Кэмпбелла.
      Схватив Эйтин за руку, Деймиан потащил ее к лестнице башни:
      – Идемте, принцесса, нам надо поспешить и поприветствовать вашего пылкого поклонника.

* * *

      Эйтин стремительно вошла в большой зал вместе с Рейвенхоком, не отстающим от нее ни на шаг. Она не слишком хорошо понимала, что за фарс затеял он с Динсмором, и боялась, что Сент-Джайлз был недостаточно осторожен, впустив Кэмпбелла и его людей за крепостную стену. Она была не в восторге от этой игры. Многие не считали Динсмора угрозой, когда люди заглядывали в эти голубые глаза-бусинки, слишком близко посаженные, они предполагали, что имеют дело с человеком, не представляющим опасности. Не один раз Эйтин приходило в голову, что Деймиан прекрасно осознает свои недостатки и вместо того, чтобы пытаться их скрыть, использует, чтобы разоружить противников. Люди не видят в нем подлинной угрозы просто потому, что он производит впечатление великовозрастного дитяти. За прошедшие годы Эйтин не раз видела, что эта ошибка дорого обходилась тем, кто оказывался недостаточно мудрым и судил Динсмора по внешности. Было что-то нездоровое в Кэмпбелле, от чего ее кожа покрывалась мурашками.
      – Я не знаю, кто больший дурак! – гневно выпалила она. – Сам дурак или тот, кто принимает дурака. Я боролась в течение нескольких месяцев, чтобы удерживать этого слабоумного за воротами Лайонглена. И что первым делом делаете вы в качестве нового лорда? Впускаете этого гада. Глупее ничего не придумаешь! Ну давайте, пригрейте змею. Когда она ужалит вас в шею, не жалуйтесь на ошибку, которую совершили в этот день, лорд Рейвенхок.
      – Вы, как женщина, неспособная руководить должным образом…
      Обиженная, она резко втянула воздух.
      – Неспособная руководить должным образом? Да будет вам известно…
      Сент-Джайлз пожал плечами, нимало не задетый ее острым языком, и продолжил так, словно она и не перебивала его:
      – …прекрасно справились с тем, чтобы удерживать волка за воротами. У меня же нет таких ограничений. Лучше встретиться с Кэмпбеллом и разоблачить его. Он лжет. Эдуард послал сюда меня, чтобы принять управление. Никто об этом не знал, кроме его личного совета, тем более не мог знать какой-то мелкопоместный шотландский князек, который ни своих людей не поддержал, ни договор Эдуарда о мире ни подписал. А теперь, принцесса, мне нужно быстрое изложение того, что здесь происходило. По вашим словам я понял, что это не первое появление этого кретина у ворот. Последний месяц он тявкал и лизал край вашей юбки, вместо того чтобы воевать на одной из сторон в войне. Я прав?
      – Да. Он пытался проникнуть в замок. Солнце не взойдет в тот день, когда я поверю хоть одному из лживых слов, вылетающих изо рта этой жалкой пародии на мужчину.
      Нервничая из-за того, что Деймиан идет за ней следом, Эйтин обогнула стол и едва удостоила взглядом лорда Шеллона, когда тот вошел и сел в кресло хозяйки, а затем откинулся назад и положил ноги на край стола. Эйтин нахмурилась, глядя на мужа Тамлин. Он не обратил на нее внимания, тогда Эйтин подошла и сбросила его ноги со стола. Она увидела, что Сент-Джайлз прикрыл рот ладонью и усмехнулся, она осмелилась бранить самого Черного Дракона.
      – Сомневаюсь, что Тамлин позволяет такое поведение в Гленроа, лорд Дракон.
      – Вы питаете какие-то чувства к Кэмпбеллу? – сурово нахмурился Рейвенхок, вновь обращая ее внимание на себя. В ответ Эйтин не сдержала неподобающего леди фырканья:
      – Антипатию, ненависть, презрение, отвращение, омерзение, тошноту…
      – Достаточно. Я понял, что вы весьма низкого мнения об этом человеке. В этом мы с вами единодушны. Питает ли он какие-то чувства к вам?
      Эйтин прошла мимо его кузена, стараясь оставаться впереди Сент-Джайлза, вне досягаемости. Несносный Деймиан буквально преследовал ее.
      – О да, алчность к Лайонглену, алчность к Койнлер-Вуду. Этот поросячий выродок бахвалился, что украдет меня, сделает мне ребенка и будет хозяином этих владений. Да я скорее перережу себе горло, чем позволю этой мерзкой твари дотронуться до меня.
      Пронизывающий взгляд Деймиана сузился.
      – Возможно, до него не доходит, что вы предпочитаете мужчин старше… гораздо старше.
      Эйтин тяжело сглотнула, потом пожала плечами, словно не поняла значения его слов.
      – Что ж, у них по крайней мере более уравновешенный характер.
      Их перепалка прекратилась, когда тройняшки ворвались в холл в типичной для них манере. Сент-Джайлз понаблюдал за шутовскими выходками пихающихся и толкающихся братьев, потом повернулся и гневно воззрился на Эйтин:
      – Они всегда такие?
      Она услышала укор в его вопросе, и спина в ответ одеревенела. Эйтин старалась, правда, старалась. Но братья все равно ведут себя как душе угодно, и ее замечания о том, как положено вести себя молодым людям, отскакивают от них как от стенки горох.
      – Почти.
      Он нахмурился.
      – Они слабаки. Почему их не обучают военному искусству?
      – Как вы смеете…
      Высокомерный нахал снова прервал ее, рявкнув на тройняшек, все еще дерущихся из-за мест за столом:
      – Хватит! Сядьте!
      Эйтин поразилась, когда все трое немедленно исполнили приказ.
      Деймиан вновь обратил внимание на нее, и его проницательные глаза сверлили Эйтин с такой напряженностью, которая заставила ее отвести взгляд.
      – Скажите мне, бабушка, есть еще что-нибудь, что мне следует знать об этом Кэмпбелле? Известно ли ему, что мой дед – ваш супруг – мертв? – То, как он выделял слова, давало понять, что он не принимает ее ложь за чистую монету.
      – Нет. – Она вздохнула. – Однако недоумок, возможно, подозревает это. Он был крайне настойчив в своих попытках добиться доступа в крепость. Быть может, он понял и хочет захватить феод, пока Эдуард не передал его какому-нибудь преданному вельможе.
      Она подошла к Шеллону, надеясь использовать его присутствие как щит. Только Рейвенхок протянул руку через кузена и схватил ее за руку. Эйтин потянула руку, но его хватка была крепкой.
      – Ну же, принцесса…
      – Отпустите меня, лорд Рейвенхок. – Она прибегла к гневному голосу, но обнаружила, что он не оказывает на Деймиана никакого действия. Даже ее братья это заметили, хихикая и подталкивая друг друга локтями. Она зыркнула на них, тихонько посмеивающихся над ее затруднительным положением.
      Деймиан развернул Эйтин лицом к себе, и от напряженности его взгляда у нее перехватило дыхание.
      – Не смейте даже думать, что можете мне приказывать, принцесса. Вы будете делать все в точности, как я скажу, и только так. Я справлюсь с этим алчным Кэмпбеллом по-своему и так, как считаю нужным. Имейте в виду, я не потерплю никакого вмешательства с вашей стороны. Вы будете следовать моим подсказкам и не заговорите до тех пор, пока я не дам разрешения, и все время будете оставаться рядом со мной. Это понятно?
      Она открыла было рот, чтобы возмутиться, но слова не давались ей. Никто не осмеливался так разговаривать с ней. Никогда.
      Деймиан дернул ее на себя так, что они оказались почти нос к носу.
      – Вам… понятно?
      Мускул на щеке Эйтин задергался, когда она силилась удержать за зубами поток слов. Иметь дело с Деймианом достаточно трудно и без того, чтобы злить его по мелочам.
      – Да, милорд.
      – Почему это у меня такое чувство, что вы говорите «да», но уступчивость – последнее, что у вас на уме? Предупреждаю вас, – бабушка, – если обманете меня или каким-то образом подорвете мой авторитет перед Кэмпбеллом, то пожалеете о том, что родились на свет, – пригрозил он.
      Она задрожала от его силы, но отказалась пасовать.
      – Я жалею об этом с тех пор, как увидела вас, милорд.
      – Слишком поздно, миледи, вы ввязались в непростое дело и теперь должны… – Он замолчал, внимательно вглядываясь в ее лицо, словно внезапно ища ответ.
      Головокружение вновь накатило на Эйтин, и она снова испугалась, что зелье и колдовство не сделали свое дело или что сила, которую она ощущала в нем, оказывала слишком мощное сопротивление.
      Эйнар отвлек ее, объявив:
      – Они идут, милорд.
      Рейвенхок подтолкнул Эйтин в сторону от хозяйского кресла и положил ее правую руку на высокую спинку. Передумав, отпустил эту руку и вместо нее приложил левую к амулету.
      – Вот так. Не двигайтесь.
      Он едва успел плюхнуться в кресло и развалиться, придав лицу скучающее выражение, когда Динсмор в сопровождении своих людей вошел в зал. Деймиан небрежно взял Эйтин за запястье.
      Она застыла, когда бледно-голубые глаза Динсмора окинули Деймиана в хозяйском кресле и ее, стоящую с ним рядом. Кэмпбелл резко остановился, его взгляд задержался на Драконе Шеллоне, сидящем рядом со своим кузеном.
      – Эйтин, что здесь происходит? – спросил Динсмор.
      Деймиан посмотрел на кончики своих ногтей, потом поднял глаза на шотландца:
      – Я не давал тебе разрешения обращаться напрямую к миледи.
      Тяжелые веки Динсмора сузились на Сент-Джайлзе.
      – Мы с Эйтин – старые друзья.
      – Не обращайся к леди Эйтин в фамильярной манере и говори только тогда, когда я разрешу…
      – Что это значит, Эйтин? Он что, держит тебя в заложницах? Я хочу увидеть Лайонглена. Хочу убедиться, что эти английские прихвостни не держат его и тебя в плену.
      Рука Деймиана, лежащая поверх ее руки, напряглась и тихонько сжалась.
      – На твоем месте я бы поостерегся, Кэмпбелл, и не стал бы бросаться оскорблениями ни в меня, ни в моего могущественного кузена. Полагаю, ты знаешь Джулиана Шеллона, королевского воина.
      У Кэмпбелла хватило ума понять, что он перегнул палку.
      – Прошу прощения, лорд Шеллон. Времена нынче тяжелые. Я просто озабочен тем, чтобы с леди Эйтин ничего не случилось.
      Деймиан сделал знак слуге, вошедшему с кувшином эля.
      – Твои люди наверняка испытывают жажду после утомительной скачки?
      – Да. – Динсмор взглянул на оруженосцев и коротко кивнул, давая разрешение. – Где Лайонглен? Я ищу его по срочному делу.
      Выражение лица Деймиана сделалось озадаченным.
      – Где? – Он поднял руку и повернул ее ладонью вверх. – Так… здесь. Где еще я могу быть? Это какая-то глупая загадка? Я видел Эдуарда не далее как две недели назад. Я думал, что мы еще тогда уладили с ним все дела, поэтому, признаюсь, испытываю некоторый интерес к той… миссии, которую ты исполняешь.
      Беспокойство промелькнуло в бледных глазах, они переместились на Эйтин, потом на Шеллона, потом вернулись к Деймиану.
      – Не шутите с простым шотландским парнем, лорд Рейвенхок. Я просил показать мне Лайонглена – Гилкриста Фрейзера. Мне хотелось убедиться, что он в добром здравии. По округе ходят слухи, что он нездоров.
      – Я нахожу, что ходячие слухи не более надежны, чем летающие лошади. Хотя часто они содержат зерно истины. – Взгляд Деймиана обратился на хлеб, сыр и вино на столе. – Мне и вправду нездоровилось. Спасибо, что спросили. Иди, Эйтин, сядь и поешь.
      Шеллон встал и предложил ей стул. Эйтин заставляла себя делать уверенные, неторопливые шаги, поскольку желудок оставался неспокойным. Она не понимала, что за игру затеял Деймиан Сент-Джайлз. Он отрезал ломтик сыра и протянул его Эйтин:
      – Вот, миледи. Сыр мягкий и вкусный. – Он подтолкнул ногой скамейку для Кэмпбелла: – Садись, присоединяйся к нам.
      Динсмор колебался, глядя на англичан, затем наконец сел на скамью.
      Деймиан настаивал:
      – Ты должна поесть, Эйтин.
      Мысль о еде заставила ее содрогнуться.
      – Мне что-то не хочется, милорд. Желудок противится.
      Он пожал плечами.
      – Видишь… бедняжка, она все еще плохо себя чувствует. Надеюсь, проклятая изнурительная болезнь обошла стороной твои владения, Динсмор. Единственные здесь, кого этот странный недуг не затронул, это парни, – он указал на братьев, – и их воспитатель. Я только этим утром узнал о проделках, которые они устраивали, пока я лежал в постели, и теперь обдумываю надлежащую форму наказания за их озорство. Эйтин утверждает, что они просто непоседы и им нужно на что-то тратить свою энергию. Разумеется, как новый хозяин, я позабочусь об их обучении…
      Три головы повернулись к Деймиану, но его суровый взгляд быстро заставил тройняшек опустить глаза в тарелки. Эйнар нахмурился, но продолжал с любопытством смотреть на Рейвенхока. Кэмпбелл же воспринял новость не так спокойно. Он вскочил на ноги, перевернув скамью.
      – Ну хватит этой глупой болтовни и фарса. Я требую встречи с Лайонгленом. Я приехал по поручению Эдуарда и хочу удостовериться, что Лайонглен здоров.
      Деймиан откинулся на спинку кресла.
      – Эдуарда? Не короля Эдуарда, конечно же? Он знает, что я здоров и выполняю здесь его приказы.
      – Не вы! Гилкрист Фрейзер, – заорал Динсмор так, словно разговаривал со слабоумным.
      У Деймиана был такой вид, будто он только сейчас понял, о чем толкует Динсмор.
      – А, вы имеете в виду моего дедушку…
      – Дедушку! – Лицо Динсмора покраснело от раздражения. – У Фрейзера не было внуков. Это всем известно!
      Деймиан развалился в кресле.
      – Вообще-то были. Моя мать – дочь Гилкриста. Конечно, он был недоволен, когда она вышла замуж за норманнского рыцаря, и вычеркнул ее из своей жизни. Однако Эдуард оказался достаточно добр и позаботился, чтобы грамота на Лайонглен перешла ко мне.
      – Вам!
      Деймиан закрыл глаза и потер лоб словно от боли.
      – Да что вы все время так кричите, Кэмпбелл? Я еще не совсем оправился после болезни. У меня болит голова.
      – Что это еще за спектакль? Дедушка? Грамота…
      Деймиан фыркнул.
      – Вообще-то я не обязан вам ничего объяснять. После того как мой дедушка умер…
      – Умер!
      Деймиан метнул в Кэмпбелла гневный взгляд.
      – Повторяю еще раз – сядьте и разговаривайте спокойно, или я прикажу своим людям выбросить вас за ворота. Теперь я – Лайонглен. Эдуард пожаловал мне грамоту по праву рождения. Я принял управление. И все в замке были больны. Конец моего объяснения – и моего терпения.
      – Эйтин, что это за вранье? – потребовал ответа Динсмор. – А что насчет слухов о твоем замужестве?
      – Никакого вранья, Кэмпбелл. Держи свой язык за зубами, иначе рискуешь лишиться его. – Он поднес руку Эйтин к своим губам. – Я Лайонглен. Эйтин – моя супруга. И ты исчерпал наше гостеприимство.
      Разинув рот, Эйтин уставилась на нового хозяина в полной уверенности, что он сошел с ума.

      Эйтин бросилась в спальню прямо к ночному горшку. В желудке ничего не было, поэтому все ограничилось рвотными позывами. К счастью, горшок оказался чистым! Это было бы последней каплей. Эйтин попыталась проглотить тошноту, но когда подумала было, что справилась с ней, все внутри всколыхнулось и забурлило. Наконец, дотащившись до таза с водой, Эйтин зачерпнула немного рукой и попила, а потом ополоснула лицо.
      Почувствовав себя чуть лучше, она стала мерить шагами комнату. Когда тревоги и неприятности стали давить на сознание, поднялась паника. Дабы противостоять ей, Эйтин стала бить себя ладонью по лбу, позволив боли отвести растущее беспокойство.
      – Дура! Дура! Дура! Я проклята! Обречена! Боги всласть потешились надо мной! Я позабавила их этой безмозглой путаницей, в которую влезла. Уна! Проклятая старуха, где же ты? Может ли быть что-то запутаннее этой ситуации? Его внук! Все это время я строила замыслы и планы, пытаясь сохранить Лайонглен от посягательств Кэмпбеллов, Коминов и Брюсов… а у Гилкриста есть внук! О, черт бы все… У-у-на!
      «Эйтин, у меня нет наследника. Ты, и только ты, можешь спасти Лайонглен, защитить наших людей». Гилкрист повторял ей эти слова снова и снова, пока угасал, слабея с каждым днем.
      Старый Гилкрист Фрейзер был так добр к ней и ее братьям, после того как они потеряли родителей во время лихорадки. Он взял их к себе и предоставил им свою защиту. То, что у него, как оказалось, был ребенок и что он полностью и навсегда отрекся от дочери, заставило Эйтин посмотреть на человека, которого она любила и которым восхищалась, в ином свете. Трудно было постичь, что он так ненавидел свою дочь и рожденного ею сына настолько, что отвергал сам факт их существования. Никогда в жизни Эйтин бы не подумала, что Лайонглен, которого она знала, способен на такое жестокосердие. Эта мысль расстроила ее, и Эйтин подумала, что вся ее жизнь построена на запутанной лжи.
      – Уна!
      Наконец вплыла знахарка. Старуха, казалось, ходила не как все люди, а словно скользила с места на место. Не в настроении для этих ведьминских фокусов, Эйтин нахмурилась.
      – Ты знала, что существует внук? – обвиняюще спросила она.
      Уна оставила ее вопрос без внимания и принялась смешивать зелье. Затем протянула чашку Эйтин:
      – Выпей-ка. Это поможет справиться с беспокойством и облегчит душу.
      – Смерть облегчит мою душу! Тогда мне не будут досаждать три братца-остолопа, глупый викинг и старуха, которая все от меня скрывает. Ты хоть представляешь, какая, черт возьми, неразбериха творится в моей жизни? Рейвенхок – мужчина, который был в моей постели, теперь новый хозяин здесь.
      Уна вздохнула и протянула чашку:
      – Ты слишком возбуждена. Это нехорошо для ребенка. Выпей.
      – Для ребенка? – Эйтин почти забыла о ребенке, которого носит, настолько была расстроена Динсмором, Драконом и его проклятым кузеном. Она прижала ладонь к животу и застонала.
      – Ох, прекрати так изводить себя и выпей это, Эйтин Огилви. – Уна прибегла к тону, которым мать говорила бы со своим ребенком.
      Нахмурившись, Эйтин схватила чашку и залпом проглотила противную жидкость.
      – Брр… это ужасно. – Она испепелила взглядом осадок на дне. – Надеюсь, этот отвар подействует лучше, чем тот, который ты дала Рейвенхоку. – Эйтин устремила на Уну обвиняющий взгляд. – У меня такое ощущение, что он помнит. Ох, святители небесные, а если он помнит? Может, отвар был недостаточно крепким? Или твое колдовское мастерство подкачало? Неужели твоя сила ослабела, старуха? Ох, что же мне делать? Ответь!
      Уна пожала плечами, судя по всему, ничуть не обеспокоенная происходящим.
      – Измени, что можешь. Прими, что не можешь изменить, девочка.
      – О, как будто я сама этого не знаю. – Эйтин замолчала и подбоченилась. – Ты знала про дочку Гилкриста.
      – Да. Большинство тех, кто жил в Глен-Эллахе четыре десятка лет назад, помнят ее. Она была красавицей, копия своей матери. Старик прямо помешался от горя, когда лихорадка унесла его жену. Потом, когда он представил свою дочь к английскому двору, она сбежала с норманнским рыцарем, потому что барон не дал своего согласия на их брак. Казалось, душа его окончательно умерла. Сердце иссохло. Он был добр к тебе и мальчикам, но никогда не открывался для новой любви и утраты. Он запретил произносить в Лайонглене имя дочери. Думаю, она пару раз присылала весточку, хотела увидеть его. Он отказал. Она выбрала свой путь, сказал он, и навсегда умерла для него. После того она больше никогда не писала. О внуке я не знала. Возможно, для этого она и пыталась связаться со стариком – чтобы сообщить ему о том, что ждет ребенка.
      Эйтин выдохнула:
      – А как же ясновидение? Наверняка это то, что ты должна была предвидеть? Почему ты с самого начала не знала, кто он?
      – Тебе, в ком тоже течет кровь древних друидов, должно быть известно, что образы часто неясны. Видения истинные, но мы, простые смертные, часто толкуем их значения неправильно. Его аура путаная, перемешанная с собственными жизненными нитями и переплетенная с аурой лорда Шеллона. Рейвенхок наделен тайной силой. Должно быть, это перешло к нему от матери.
      – А не могла шотландская кровь сделать Сент-Джайлза более устойчивым к твоему колдовству?
      – Может быть. Этот воин обладает могуществом, которого я никогда не встречала ни в одном мужчине. Оба этих Шеллона слишком похожи, чтобы понять их сны и видения. И в то же время слишком разные. Я предупреждала тебя быть осторожной с тем, чего желаешь. Ты хотела ребенка. Он у тебя есть. Через семь месяцев ты будешь держать ребенка на руках. Сына. Очень похожего на своего отца. Он поймет это, Эйтин. Узнает, что ты использовала его тело для своей цели, даже если его мозг не сможет вспомнить все. Так или иначе, он поймет, когда увидит ребенка.
      – О, хотела бы я…
      – Больше никаких желаний, девочка! Нам бы справиться с теми, что уже есть.
 
      Деймиан стоял на бастионе, наблюдая, как Кэмпбелл и его люди отъезжают от Лайонглена.
      – Скатертью дорожка, и чтобы ноги твоей больше не было в нашем доме, – пробормотал он.
      Ветер поменялся, поднимаясь с Лох-Эллаха, кружа, обвивая Деймиана призрачными, игривыми дланями, которые ерошили его густые черные волосы. Запах дождя тяжело витал в воздухе, ощущение надвигающейся грозы, усиленное собирающимися грозовыми тучами, нависло над ущельями. Скоро грянет буря. И Деймиан будет рад ее мощи, ее силе, примет ее ярость.
      – Похоже, Кэмпбелл очень скоро вымокнет до нитки, – с улыбкой заметил Шеллон. Он обратил взгляд своих темно-зеленых, проницательных, слишком проницательных глаз на Деймиана: – Хочешь поговорить?
      Прислонившись к каменному зубцу, Деймиан позволил ветру ударить ему в лицо. Все чувства перемешались. Деймиан не знал, с чего начать, чтобы распутать их. Будучи легко поддающимся переменам настроения и, как большинство мужчин, не особенно любящий облекать в слова заботы, мнения или ощущения, Деймиан предпочитал размышлять о них. Он знал, что у Джулиана есть вопросы. Черт возьми, они и у него есть. Но, не имея немедленных ответов, было проще уступить потребности помолчать.
      – Не особенно.
      Шеллон кивнул:
      – Уверен, сходство леди Эйтин с Тамлин смущает тебя и…
      – Они очень похожи. Но несмотря на это, их различия заметны больше, чем сходство. Многие люди смотрят на тебя и на меня и думают, что мы – зеркальные отражения. Но это не так.
      – Мы – двое с чертами Шеллонов, – согласился Джулиан, – и все же жизнь сделала нас непохожими.
      Кивнув, Деймиан выдавил улыбку:
      – Да, я выше… и красивее. – При этих словах усмешка на губах умерла раньше, чем вырвалась из его груди. «Я выше… и красивее». Один из этих странных отголосков, которые преследовали его после возвращения в Гленроа.
      – Что тебя беспокоит? – Шеллон заметил его реакцию и подивился странной перемене.
      Деймиан попытался задержать одну из этих странных, моментальных вспышек в сознании, чтобы тщательно рассмотреть ее, чтобы понять, что она означает. Мгновение во времени оставалось неуловимым.
      – Я не знаю. Мне нужно еще подумать над этим. Явления, слова, образы блуждают по краю моих мыслей.
      Шеллон потер большим пальцем подбородок.
      – Гийом говорил, что незадолго до твоего исчезновения на празднике костров ты пил с тремя юнцами, похожими между собой, и что с ними был какой-то здоровяк.
      «Просто идеально, как раз то, что нам нужно, а?» И вновь слова эхом отозвались в голове Деймиана. Чертовски досадно.
      – А больше Гийом ничего не сказал?
      – Только что ты пил с ними, а позже исчез. Как и они. Сомневаюсь, что можно найти еще одну группу людей, подходящих под это описание, а? – Шеллон замолчал, затем взглянул в направлении Глен-Шейна. – Я скучаю по Тамлин. Надо было взять ее с собой, но я не знал, с чем мы можем столкнуться, ведь бежавшие из Данбара шотландцы все еще прячутся в горах. Я рад, что твое вступление во власть в качестве барона этого глена прошло без осложнений. Чем скорее все уладится, тем скорее я вернусь в Гленроа к Тамлин.
      – Мне жаль, что это дело увело тебя от жены, – сказал Деймиан, впервые не ощутив глубокого сожаления, что Тамлин не его. – Она тебе прекрасная пара, Джулиан. Никогда не признавайся Эдуарду, как он осчастливил тебя этим браком.
      – Это я знаю. – Он потрепал Деймиана по плечу. – Пойду посмотрю, как устроили в конюшне Язычника, а потом ужинать. Ты идешь? Это был длинный день для нас обоих. Хотя для тебя более беспокойный, а?
      – Я присоединюсь к тебе позже. Сейчас мне бы хотелось немного походить вдоль бастиона, почувствовать, что теперь эти владения мои. – Эта мысль была для него все еще внове. Хотелось насладиться своими первыми впечатлениями в качестве хозяина этого феода.
      – Тогда я оставляю тебя с твоими думами и мыслями о леди Эйтин.
      Деймиан улыбнулся одним уголком рта.
      – Почему ты решил, что я буду думать о леди?
      Шеллон усмехнулся и, качая головой, пошел прочь. Приветствуя одиночество, Деймиан медленно зашагал вдоль парапета, пытаясь принять, что этот глен и крепость теперь на самом деле принадлежат ему. Он – хозяин Лайонглена. Это богатое владение, полученное им по праву рождения и милостью Эдуарда. Только потребуется время, чтобы Деймиан почувствовал себя здесь дома. Обычно дальновидный в своих жизненных целях, он вдруг ощутил странную растерянность. Он служил Джулиану как графу Шеллону после смерти лорда Майкла. Служил так много лет, так много битв, что и не счесть. В награду Шеллон подарил ему небольшое поместье Парвон. Будучи слишком занят войной, всегда прикрывая спину Джулиана, он редко бывал в Парвоне, поэтому не чувствовал никакой привязанности к тому феоду. Не стал бы сильно переживать, даже если бы больше никогда не увидел его.
      Здесь, в Глен-Шейне, у Деймиана появился шанс построить будущее. Наконец настало время осесть на одном месте, жениться, завести семью.
      Эти размышления вызвали в памяти лицо Эйтин. Правда ли то, что она вышла замуж за его деда прямо перед его смертью? Если да, то не для того, чтобы заполучить деньги и положение. Будучи баронессой Койнлер-Вуд, своим титулом и землями она не уступала Лайонглену. Тогда к чему эта выдумка, что теперь она – баронесса Лайонглен? Более того, зачем Деймиан позволил Кэмпбеллу поверить, что она – жена нового хозяина Лайонглена?
      – Обладание, – прошипел он себе под нос. – Как какому-нибудь псу, поднимающему лапу, мне хотелось пометить ее как свою собственность, и я сделал это не задумываясь. Будь я проклят, если…
      Пронзительный крик расколол потемневший в преддверии грозы воздух. Деймиан завернул за угол, держа руку на рукоятке меча. Его взгляд скользнул через стену, пытаясь увидеть, откуда донесся этот горестный крик. Лишь тишина приветствовала его. Когда он начал гадать, уж не померещилось ли ему это, жалобный крик раздался снова.
      Деймиан замер. Он слышал эти крики раньше. Только когда? Где?
      Из-за угла вышел один из стражников дозора и почтительно кивнул:
      – Добрый вечер, милорд. Это всего лишь павлины. Глупые птицы кричат, как задушенная женщина.
      Деймиан наконец заметил пестрого павлина, бегущего по двору за павой. Пейзаж с этого угла зацепил какую-то знакомую струну. Стражник прошел дальше, но Деймиан не обратил внимания, соображая, почему представший перед ним вид показался таким знакомым. Такое чувство, словно это часть сна. Деймиан развернулся и посмотрел наверх. Северная башня возвышалась над крепостью как гигантский страж глена. Любой приближающийся к Лайонглену будет легко замечен оттуда.
      Правая ладонь потирала затылок, пока Деймиан рассматривал башню. Не понимая, почему испытывает потребность в этом, он оттолкнулся от стены и направился в крепость. Молния, сопровождаемая раскатом грома, расколола небо.
      Настроение Деймиана почти призывало бурю.
      Миновав поворот коридора, он приостановился у винтовой лестницы, ведущей наверх. Деймиан и сам точно не знал, что влекло его. Ничего знакомого в этой винтовой лестнице. Ничто не вызывало того отзвука в памяти, как это сделал вид снаружи. Неотступное желание увидеть башню влекло его вперед, подгоняло, заставляя бежать, перескакивая через две ступеньки.
      Наверху он остановился, оказавшись перед длинным коридором с массивной дверью из черного дуба в конце.
      Закрыта. Положив руку на щеколду, Деймиан мысленно представил комнату. Не дав себе труда постучать, он распахнул дверь.
      Смешанные чувства нахлынули на него, когда он охватил взглядом богато обставленную комнату. Небольшой огонь горел в огромном очаге, медвежьи шкуры лежали на полу у кровати. Красный в клетку, длинный балдахин огромной кровати с пологом был разведен в стороны и привязан к тяжелым, резным столбам. Покрывало из волчьих шкур сложено в изножье толстого матраса. Ложе, достойное самого короля. С растущим чувством беспокойства Деймиан прислонился к столбику, пытаясь отделить друг от друга образы, наводняющие сознание. Комната казалась такой знакомой и в то же время чужой.
      Подойдя к большому камину, он вытащил длинный прутик из стоящей рядом метлы и зажег кончик от пламени торфяного огня. Вернулся обратно к прикроватному столику и зажег фитили свечей. Когда света стало больше, Деймиан повнимательнее пригляделся к постели. Ее постель.
      Повинуясь какому-то безотчетному импульсу, он опустился на колени, пробежав пальцами по основанию столбика. Дрожь пробежала по позвоночнику, когда Деймиан почувствовал глубокие царапины в дереве. Эти отметины шли вокруг всего круглого столбика.
      – Одно можно сказать наверняка: это мне не снится.
 
      – Комнаты для лорда Рейвенхока и лорда Шеллона готовы? – спросила Эйтин служанку.
      Та кивнула седеющей головой:
      – Да, миледи. Все, как вы велели. Комнаты для обоих лордов готовы. В кувшинах свежая вода, и я несу свежее белье…
      – Эйтин! – Дьюард бежал по полутемному коридору и подпрыгнул, когда раскат грома сотряс каменные стены крепости. – Пойдем, сестра. Мужчина… он пошел в комнату.
      – Какой мужчина? – Эйтин понимала, что задала глупый вопрос.
      Был только один мужчина и только одна комната. Эйтин просто не хотела поверить в это. Она надеялась, что если поместит обоих лордов – Шеллона и Рейвенхока – в Южную башню, то новый хозяин Лайонглена хотя бы на время окажется далеко от другой башни. Было очевидно, что Рейвенхок рано или поздно обнаружит ту комнату. Эйтин просто хотела, чтобы это случилось позже… гораздо позже.
      – Конечно, ничто никогда не идет так, как я хочу. С чего бы мне ждать, что с этим произойдет по-другому? – выдохнула она свое расстройство, свои страхи.
      С растущей тревогой Эйтин, приподняв юбку, взбежала по ступенькам. Наверху лестницы она резко остановилась, увидев приоткрытую дверь и мерцающий свет в конце коридора вместо привычной темноты. Эйтин знала, что Деймиан ждет ее. Она могла, как трусиха, развернуться и убежать, сказав, что плохо себя чувствует, – это было правдой. Тем не менее Эйтин понимала, что это будет всего лишь отсрочкой неизбежного столкновения. Он хочет получить ответы – о своем дедушке, – а возможно, и о воспоминаниях, рвущихся на поверхность.
      Эйтин замерла перед дверью, дрожа и делая глубокие вдохи, чтобы успокоить колотящееся сердце. Бесполезно. Невозможно расслабиться рядом с Деймианом Сент-Джайлзом. Распахнув приоткрытую дверь, Эйтин застыла. Она думала, что готова оказаться с Деймианом наедине, но не ожидала снова увидеть его в своей постели. Это воскресило все чувства к нему, всю ее уязвимость. Все желание.
      Свет нескольких свечей окутывал комнату мягким сиянием, отбрасывая полутени на его греховно прекрасное тело. Надменный рыцарь сидел, опираясь на изголовье, правая нога небрежно согнута. Черный локон упал на лоб, как у маленького мальчика, но в Деймиане не было ничего мальчишеского. Все в нем взывало к ней как к женщине.
      – Для вас подготовлена хозяйская спальня, милорд, – сказала она, входя в комнату и стараясь, чтобы голос звучал ровно.
      Он пожал плечами.
      – Мне больше нравится эта. Все здесь выглядит таким уютным… знакомым.
      – В настоящее время здесь живу я, но если вы предпочитаете расположиться тут, а не в хозяйских покоях…
      – Иди сюда. – Он следил за ней со странным выражением. – Подойди сюда, Эйтин. Мне не нравится кричать через всю комнату.
      – Это неприлично. Вы не одеты, милорд.
      Глаза Деймиана пробежали по голой груди и длинным ногам, обтянутым кожаными штанами, словно он только сейчас это заметил.
      – Ну да. – Веки над светлыми глазами опустились, сделав их выражение смертельно опасным. – Леди Эйтин, я отдал вам приказ, в вежливой форме, да, но все равно ожидаю, что он будет выполнен. Подойдите… сюда.
      Набравшись ложной храбрости, она уже было шагнула от двери, когда он добавил:
      – Закрой дверь… а потом иди сюда.
      Эйтин замерла, держа ладонь на двери и почти боясь отпустить ее. До этого дня она не могла припомнить никого, кто бы отдавал ей приказы. Отец был человеком мягким и не приказывал дочери сделать то или это. Гилкрист никогда не поправлял ее, никогда не указывал, как ей вести себя. Она сама всегда руководила и своей жизнью, и своими братьями. Это утро началось с того, что Дракон Шеллон приказал ей открыть ворота. Теперь его неотразимый кузен ведет себя намеренно нагло, сыплет приказами, просто чтобы напомнить ей, что отныне она должна подчиняться ему как новому хозяину Лайонглена.
      – Эйтин, сегодня вечером я в странном настроении. Не подавай мне повода выпустить на волю яд, бурлящий в душе. Тебе это не понравится. – Его медленно поднимающаяся и опускающаяся грудь показывала, что он старается дышать равномерно в явной попытке контролировать свои неистовые эмоции.
      Решив, что к его предостережению следует прислушаться, Эйтин закрыла дверь и пересекла комнату. Он ничего не говорил, просто неотрывно смотрел на нее. Снаружи, где-то близко, раскололась молния, заставив Эйтин подпрыгнуть, а у него даже ресницы не дрогнули. Нервничая, она бросила взгляд через бойницу на зубчатую стрелу молнии, затем снова посмотрела на Деймиана, вальяжно расположившегося на ее кровати.
      Он был здесь и раньше, но Эйтин видела другую сторону Деймиана Сент-Джайлза. Зелье смягчало его суровый характер воина, позволяя душевной нежности выйти на первый план. Теперь же правил воин, и Эйтин чувствовала, что натура его такая же дикая и неукротимая, как гроза за стенами башни. Эйтин так много знала о нем, и в то же время он был для нее совершенным незнакомцем. На короткое, мимолетное время этот сильный, пленительный рыцарь принадлежал ей.
      Да, она отдавалась его ласкам, принимала в свое тело и в то же время осознавала, что ей совсем ничего не известно о его характере, настроениях, о том, каков он с людьми или как поступит в той или иной ситуации. Сейчас Деймиан выглядел спокойным, расслабленным. Глупец мог бы поверить в это, но она не глупа. Рейвенхок пугает ее.
      В своей жизни она имела дело с Гилкристом, тремя братьями, которые немало досаждали ей, раздражающим, недалеким викингом и алчными соседями, которые стремились воспользоваться ею. Но никого она не боялась так, как Деймиана. Боялась не того, что он может причинить ей какой-то вред. В глубине души она была уверена, что этот человек никогда не сделает ей больно, никогда не ударит, не поднимет на нее руку. Его власть над ней была куда более пугающей. Во власти Сент-Джайлза – разрушить ее мир и восстановить его по своей прихоти, в его власти разбить ей сердце.
      Она должна уйти от него, пока еще не слишком поздно.
      – Утром мы с братьями вернемся в Койнлер-Вуд…
      – Я не даю на это позволения, принцесса. А без моего позволения вы никуда не поедете! – резко бросил он со стальными нотками в голосе.
      Категоричность этого заявления обезоружила ее. Желудок скрутило, хотя Эйтин была вполне уверена, что ничем не выдала своей реакции.
      – Я не спрашивала разрешения, лорд Рейвенхок. Я баронесса…
      – Моя грамота от Эдуарда – на весь Глен-Эллах. Включая и Койнлер-Вуд. – Он улыбнулся, но в улыбке не было веселья. – Поскольку я сюзерен твоего владения, тебе нужно спрашивать моего разрешения на все, что ты делаешь, принцесса. – Серо-зеленые глаза наблюдали за ней и, казалось, сияли торжеством при виде того, как она силится обуздать свой гнев. – Не тревожься. Ты будешь на своем месте.
      – На своем месте? – Краска прихлынула к лицу, а пальцы сжались в кулаки. – А где, скажите Бога ради, мое место, милорд?
      Он был похож на большого кота, намеревающегося понаблюдать за своей жертвой.
      – А это я решу в зависимости от того, какую правду узнаю о тебе, Эйтин. Запомни это. Ты моя, и я могу делать с тобой все, что пожелаю. А в этот момент я желаю многого.
      – Быть может… нам лучше закончить этот разговор в другое время?.. – Буря за стенами башни усиливалась, но это было ничто в сравнении с той, что Эйтин видела в его бездонных глазах. Оторвавшись от взгляда, который врезался ей в душу, она повернулась и направилась к двери.
      – Я не отпускал тебя, принцесса! – крикнул он ей вслед. Когда она не остановилась, пригрозил: – Не вынуждай меня гнаться за тобой. Я сделаю это.
      Его тон заставил ее остановиться. Она поверила, что он способен на это, почти испугалась, что он даже хочет подтолкнуть ее к такому исходу. Она попыталась успокоиться, но сердце продолжало выбирать неровный ритм, усугубляемый предательской реакцией тела на каком-то животном уровне. Грудь напряглась, набухла, сделалась чувствительной. Уна сказала, что причиной тому ребенок, ибо тело Эйтин принимает его жизнь. Но ночи, проведенные с Деймианом Сент-Джайлзом, научили ее узнавать желание.
      В это мгновение она была близка к тому, чтобы возненавидеть Деймиана. Ни один мужчина не осмеливался приказывать ей, как простой служанке. Она не доверяла ему, боялась его теперешнего появления в ее жизни, страшилась последствий обмана. Но все это не умаляло ее желания. Потребовалась вся сила воли, чтобы не пойти к нему, не положить ладони на этот твердый живот и не скользнуть ими вверх по груди, не захватить его рот в обжигающем поцелуе, не вкусить его, как она делала это каждую ночь в своих снах с тех пор, как отпустила его.
      – Эйтин, иди сюда.
      Промелькнула мимолетная, легче шепота, мысль: не стоит бросать ему вызов. Сглотнув, чтобы побороть сухость в горле, Эйтин пошла к кровати.
      – Ваше желание для меня закон. – Ее тон выдавал, что это отнюдь не так.
      Уголок его чувственного рта приподнялся кверху.
      – Сними с себя одежду, Эйтин.
      Она попыталась оценить его настроение. Он дразнит ее? Или говорит серьезно?
      – Пойдите к черту, лорд Рейвенхок.
      – Это не просто мое желание, принцесса. Это приказ. Сними… с себя… одежду.
      Дрожь рябью пробежала по телу. Эйтин с трудом удерживалась от того, чтобы не стереть пощечиной это самодовольное выражение с его слишком красивого лица, силилась обуздать ту часть себя, которая хотела сделать в точности так, как он приказывал. Желание поднималось в ней, барабанной дробью застучало в крови, тело вспыхнуло огнем. Никогда прежде Эйтин не знала, что способна на такое безумие. И не была уверена, что сейчас ей это нравится. Только эмоции брали верх, одолевая до такой степени, что она с трудом могла думать.
      Только хотела его.
      Он пошевелился, спустив длинные ноги на пол, поднявшись во весь рост и оказавшись близко, слишком близко. Разум Эйтин кричал, что она должна бежать, пока еще не слишком поздно. Однако откуда-то из глубины сознания пришло понимание, что уже поздно. Деймиан держит ее в плену своих чар. Он положил ладонь чуть ниже ее шеи, распластав пальцы и скользя ими вверх. Большой палец погладил скулу, а потом его ладонь мучительно медленно заскользила вниз, к вырезу платья. Ее грудь устремилась навстречу его прикосновению, призывая опуститься ниже.
      Выражение наполовину прикрытых веками глаз говорило, что Деймиан знает ее слабость, что он держит верховенство. Все, что Эйтин могла, это стоять и дрожать. И желать.
      – Твоя кожа прохладная, Эйтин… и такая мягкая… такая невероятно мягкая…
      Он пробегал ладонью вверх, затем возвращался вниз, снова и снова, каждый раз чуть ниже. Эйтин жаждала почувствовать его ладонь на своей груди, дыхание вырывалось толчками, моля, чтобы он поскорее дотронулся до затвердевших сосков.
      Наконец мозолистые пальцы коснулись твердой вершины, вырвав у Эйтин прерывистый вздох. Зигзаги молний раскалывали черное небо над башней; неистовство бури, казалось, питало их возрастающую страсть. Один палец легонько скользнул туда-сюда, и словно молния пронзила ее тело. Его ласки стали настойчивее, большой и указательный пальцы чуть сжали сосок, усилив нажим, Деймиан увидел, что это подстегнуло ее жажду.
      Наконец он стащил лиф платья с плеч, подставив ее грудь прохладному воздуху. Деймиан резко вдохнул и задержал дыхание, горящие глаза наблюдали, как обе его ладони обхватывают бледную плоть. Водя по груди большими пальцами, он прошептал почти с благоговением:
      – Вели мне остановиться, Эйтин.
      – Остановитесь, милорд.
      – Завтра… завтра я остановлюсь.
      Он нашел ее рот своим. Башня сотрясалась от неистовства бури, окружающей их, а они сотрясались от бури чувств.

      Деймиан упал поперек огромной кровати, Эйтин оказалась под ним. Он наслаждался ощущением того, что она придавлена его весом, отдавался во власть животному инстинкту спаривания, бурлящему в крови, управляющему его действиями. Белый блеск молнии через бойницу наводнял комнату, омывая колдовскую красоту Эйтин своим неземным сиянием. Сводя его с ума. Деймиан не отрывал глаз, околдованный этой языческой богиней, представшей полуобнаженной перед его голодным взором. Ее полные груди были такие бледные, соски тугие и торчащие. Это было исполнением всех его снов.
      Теперь, когда момент настал, когда он понял, что она существует, что она настоящая, он вдруг до безумия испугался. Но Деймиан Сент-Джайлз никогда не отказывается от вызова.
      Нити воспоминаний вплетались в этот момент, отголоски снов, преследовавших его, всплывали в сознании, расцвечивая каждое прикосновение, каждое ощущение. И все же они казались больше чем просто видениями. Эти чувства, похоже, приходили из реальности, словно он на самом деле возлежал с ней раньше. С интимностью, присущей лишь любовникам, его тело, казалось, слишком хорошо было знакомо с ее телом, он знал, какое прикосновение заставит ее ахнуть, какое сорвет вздох с ее губ.
      Он не собирался доводить разговор до такого конца. Будучи не в духе, он просто намеревался подразнить ее, заставить подчиниться. Потребность обладать этой женщиной, поставить на ней свое клеймо была как демон, пришпоривающий его, побуждающий обращаться с ней недостойным высокородной леди образом. Правила, манеры, строгий кодекс поведения – все полетело к чертям, когда оказалось противопоставлено первобытной потребности сделать ее своей. В этот момент все вопросы и сомнения, касающиеся ее, даже законы Господа и короля значили мало. Он сделает все, чтобы завладеть ею.
      Он взял в плен ее рот, вначале нежно, наслаждаясь яростным бурлением в крови, затем дико, неистово, словно тонул… и только она могла его спасти. Он улыбнулся, когда ее пальцы вонзились в мускулы его рук. Это была в точности такая реакция, какой он хотел от нее.
      Утром он посмотрит в лицо всем проклятым загадкам жизни Эйтин, примет какое-то решение. Этой же ночью ему необходимо быть с ней, чувствовать ее плоть, вкушать ее, обнимать, быть внутри нее. Прежде чем что-то еще вторгнется в их мир, он привяжет к себе Эйтин, сделает так, чтобы она поняла: они принадлежат друг другу, что бы ни случилось.
      Оставить на ней свое клеймо, чтобы она никогда не позволила другому мужчине прикоснуться к себе.
      Он проложил цепочку поцелуев вдоль шеи, а руки стягивали с нее платье через талию, бедра. Эйтин задрожала. Он почувствовал легкий трепет, пробежавший по ее губам. Ему отчаянно хотелось растянуть это, упиваться каждым волшебным мгновением, только жажда слияния гулко билась в теле, изгоняя контроль и всякую надежду на здравомыслие.
      Ее дыхание резко вырвалось из груди, когда он скользнул руками вверх, обхватив ее тяжелые груди. Большие пальцы рисовали круги вокруг песочного цвета ореолов, затем прошлись по затвердевшим вершинам сосков, которые выступали все сильнее. Ее тело отзывалось быстро. Эйтин отдавала ему себя, открывалась всему, что он хотел ей показать. Судорога прокатилась по телу на волне раскаленного желания, когда он взял одну грудь в рот, глубоко втянул, омывая языком крошечный бутон.
      Оторвавшись, чтобы глотнуть воздуха, Деймиан пробормотал:
      – Такая отзывчивая…
      Эйтин издала прерывистый вздох наслаждения, побуждая его продолжать. Ее бедра под ним дернулись вверх, но не от боли. Окончательно затерявшийся в чувственной вибрации в крови, он вел ее по остро отточенному краю желания, подталкивая возбуждение выше и выше.
      Деймиан слегка приподнялся, чтобы распустить шнуровку на бриджах, затем усмехнулся, когда ее дрожащие руки с готовностью помогли ему стащить штаны с его напряженных бедер. И снова вклинилась мысль, что она слишком пылкая, ее движения слишком уверенные, но ведет она себя не как опытная, умелая проститутка, а просто как женщина, обладающая тайным знанием, как доставить удовольствие своему мужчине. Снова всколыхнулись вопросы, но они отступили, когда его руки завладели ее округлыми бедрами.
      Эйтин прерывисто вздохнула, когда он скользнул по ее телу, поймав ртом чувствительную мочку уха. Он втянул ее, обвел языком, дразня, терзая, а колено втиснулось между мягких бедер, открывая ее для грубоватого вторжения. Ее тело изогнулось навстречу, питая пламя страсти, бушующее внутри. Его страсть к этой женщине была подавляющей, усмиряющей.
      Он добивался ее самым примитивным способом. Но, глядя в янтарные глаза, обрамленные кольцами зеленых крапинок, Деймиан внезапно понял, что это она претендует на его сердце, на его душу. Их встреча была предназначена свыше, предсказана его видениями. Страсть, которую он испытывал к Эйтин, простиралась глубже, достигала его бессмертной души, затрагивала так, как никогда прежде не затрагивала. И никогда не затронет. Только Эйтин.
      Дерзкая девчонка—лгунья, он был уверен в этом. Улыбка заиграла на его губах, и Деймиан почувствовал себя самым настоящим хищником. Он выведает у нее правду, раскроет все ее тайны и секреты, и сделает это постепенно, не торопясь.
      Он упивался ощущением того, как его твердое тело вжимает ее в матрас, хотел, чтобы ее мягкие руки стискивали его спину, когда он будет входить в нее. Ему хотелось оказаться внутри нее немедленно.
      Затем его рот нашел ее пылающую сердцевину. Сначала ее рука упиралась в его плечо, словно сопротивляясь, но вскоре острые ногти стали царапать его тело, ей захотелось большего. Неспособный думать, он утонул в ослепляющем наслаждении настойчивого скольжения языка по ее влажной плоти.
      Хватая ртом воздух, она разлетелась на тысячи осколков, задрожав у его рта. Сдерживаясь из последних сил, он приподнялся на колени и вошел в нее одним твердым, уверенным толчком, вырвав у нее громкий, протяжный стон, потом он сомкнул свой рот на ее губах, ловя ее наслаждение и делая его своим. Он врывался в нее снова и снова с почти неистовой силой. Каким-то осколком сознания он беспокоился, что может напугать ее, но вскоре почувствовал, что ее бедра приподнимаются назстречу, их тела распадаются на части и вновь соединяются в прекрасном танце страсти и любви.
      Стрела молнии пронзила его плоть снизу доверху, ударив в мозг, затем с удвоенной силой врезалась в пах. Его тело выгнулось, семя полилось в ее зовущий жар. Обладание было полным. Отныне она принадлежит ему. Навсегда.
      С трудом удерживая остатки сознания, он, чтобы не раздавить ее своим весом, скатился на бок и притянул Эйтин к себе.
      – Моя, – прошептал он ей в волосы, ощущая покой, которого не знал прежде. Покой возвращения домой.
 
      Прежде чем выйти из крепости, Эйтин остановилась, чтобы поглубже надвинуть капюшон накидки. Дрожь пробежала по телу, но она не имела никакого отношения к тяжелому утреннему туману, который окутывал все вокруг. Эта дрожь была вызвана явственным ощущением, что за ней наблюдают. Оглядев замковый двор, она не заметила никакого движения; было еще слишком рано даже для слуг. Ей хотелось оказаться на полпути в Койнлер-Вуд прежде, чем кто-нибудь заметит ее отсутствие.
      Живот снова подвело, но это от страха, а не от утренней тошноты, вызванной беременностью. Со вздохом она поспешила вниз по ступенькам к конюшне в дальнем конце двора. Войдя, приостановилась и оглянулась назад, ожидая увидеть преследователя.
      – Это чувство вины терзает душу, – пробормотала она себе под нос.
      Несколько лошадей приветствовали ее тихим ржанием, когда она молча пошла вдоль длинного ряда стойл, погруженного в глубокие тени. Лошади высовывали головы, и Эйтин, проходя, дотрагивалась до их холодных бархатных носов. У последнего стойла – самого большого, одна из двойных дверей была открыта, впуская серый свет.
      Какой-то высокий юноша чистил щеткой великолепного черного коня, разговаривая с беспокойным животным тихо и успокаивающе. Эйтин заморгала, заметив явную печать Шеллонов в чертах красивого юноши. Те же черные вьющиеся волосы, то же безупречно прекрасное лицо. Она прикинула, что он приблизительно в возрасте оруженосца, еще слишком юн для рыцарства, но очень скоро еще один представитель рода Шеллонов станет похищать сердца неблагоразумных девушек. Она улыбнулась.
      Словно почувствовав ее присутствие, юноша поднял глаза, затем почтительно кивнул:
      – Доброе утро, миледи.
      – Ты приехал с лордом Шеллоном?
      – Да, я его оруженосец, Моффет. Могу я чем-нибудь помочь? Позвать конюха? – Он огляделся, явно находя странным, что она одна в такой час.
      Эйтин послала ангельскому юноше успокаивающую улыбку.
      – Нет, не стоит звать его. Я просто собираюсь на утреннюю прогулку. Пожалуйста, продолжай чистить лошадь, милый Моффет, я не буду тебя отвлекать. – Она отвернулась, но заколебалась, снедаемая любопытством. – Как тебе нравится служить леди Гленроа?
      Тамлин Макшейн была женщиной мягкой. Эйтин стало интересно, распространяется ли эта мягкость на оруженосца мужа, который, совершенно очевидно, является его незаконнорожденным сыном. Эйтин не знала, как бы она сама отреагировала на то, что у ее мужа сын от другой женщины. Однако лицо Моффета излучало такую очаровательную открытость, что она не могла не почувствовать к нему расположение. Он же не виноват в обстоятельствах своего рождения.
      – Леди Тамлин терпелива со мной, добра. – Полные губы приоткрылись в улыбке, показывая, что его ответ идет от сердца. – Она суетится вокруг милорда… но это приятная суета, вы понимаете? Он тоже носится с ней, но она просто говорит «да, Шеллон» или «нет, Шеллон», а потом поступает как хочет. Граф не знает, что делать с ее своеволием. Однако он часто улыбается. Приятно видеть милорда счастливым. Слишком долго он печалился.
      Эйтин кивнула, снимая с крючка уздечку.
      – Похоже на нашу Тамлин. Я бы побоялась сказать «да» или «нет» Дракону, а потом игнорировать его желания. Он выглядит таким устрашающим. Мужчины из рода Шеллонов любят командовать направо и налево.
      – Миледи, – Моффет снова огляделся, – вы едете на прогулку одна? Лорда Шеллона беспокоят люди, которые бродят в горах после битвы при Данбаре. Отряды под знаменем Рейвенхока подверглись нападению. Моему отцу не понравится, если вы поедете одна…
      – Конечно, не понравится.
      Эйтин вздрогнула при звуке голоса Сент-Джайлза. Он стоял, небрежно держа в руке меч, хотя эта небрежность не обманула ее насчет его настроения. Деймиан был одет лишь в кожаные штаны и простую белую рубашку, которая свободно болталась на его широких плечах; волнистые волосы были в беспорядке. Он выглядел полусонным… и рассерженным. Небрежным движением он прислонил меч к деревянной стене.
      Сент-Джайлз пошел вперед медленными, подкрадывающимися шагами, остановился невдалеке от Эйтин и просто уставился на нее своими светлыми, таинственными глазами. Глазами, которые видели слишком много. Глазами, в которых читался укор.
      – Куда-то собрались, принцесса?
      Эйтин тяжело сглотнула, хотела попятиться, но ей некуда было отступать, дверь стойла была прямо за спиной. Надо попробовать выкрутиться.
      – Я каждое утро катаюсь верхом. Это помогает мне легче встречать день и все его заботы.
      – Я сообщил вам вчера вечером, что не даю разрешения на ваше возвращение в Койнлер-Вуд, принцесса. Без разрешения вы никуда не поедете, – заявил он с непримиримостью, которая разозлила Эйтин.
      Ощутив скрытые эмоции, бурлящие под поверхностью, Моффет нервно перевел взгляд с Эйтин на Деймиана.
      – Я говорил ей, что вам не понравится, если она поедет одна…
      Эйтин ахнула:
      – Ты же сказал, что твоему отцу…
      – Да, – Моффет кивнул, обратив тревожный взгляд зеленых глаз на Сент-Джайлза почти с тревогой, словно не был уверен, следует ли ему говорить.
      Эйтин отступила еще на шаг назад, ударившись спиной о дверь стойла.
      – Отец?
      Деймиан холодно воззрился на нее, почти бросая вызов, потом протянул руку и обнял Моффета за плечи. Нежным жестом взъерошил волосы на затылке сына.
      – Эйтин, этот красивый юноша – мой сын Map, хотя моя мать называла его Моффет, и это имя пристало. Наверное, это шотландское имя. Моффету посчастливилось стать оруженосцем у Шеллона, хотя я с большим удовольствием занялся бы его обучением и сам. Моффет, познакомься с леди Эйтин, баронессой Койнлер-Вуд.
      Моффет застенчиво улыбнулся и отвесил ей легкий поклон.
      – Она очень похожа на леди Тамлин, отец, только глаза у нее зеленее.
      Эйтин пыталась взять себя в руки. Она уже чувствовала симпатию к Моффету, но осознание того, что он – сын Деймиана, рассылало струи горячей отравы до тех пор, пока не стало так больно, что захотелось съежиться и заплакать. Это было глупо, но Эйтин ощущала себя преданной. Стыдясь таких мыслей, она ничего не могла с собой поделать и испытывала ужасную боль от сознания того, что этот ребенок – плод страсти Деймиана к другой женщине. Мысли вихрем проносились в голове, пока она силилась отыскать какие-нибудь слова для ответа.
      – Да… думаю, что быть оруженосцем Черного Дракона Шеллона – завидное положение. Я… я уверена, что ты с гордостью служишь своему господину, Моффет.
      Деймиан крепче обнял сына, потом прижал его к себе.
      – Пойди позавтракай, прежде чем приступить к своим делам. Я знаю, Шеллон не хочет, чтобы ты поднимался ни свет ни заря и ходил голодный.
      Моффет на мгновение задержался.
      – Приятного дня, леди Эйтин.
      Эйтин заставила себя улыбнуться невинному мальчику.
      – Приятного дня, Моффет.
      Взяв свой меч, Деймиан положил его плоской стороной себе на плечо и посмотрел вслед удаляющемуся сыну. Эйтин чувствовала, Сент-Джайлз ждет, чтобы она что-то сказала, и тем не менее рассудила, что это как раз тот случай, когда будет лучше удержать язык за зубами. Ревность – ибо это не могло быть ничто иное – пылала так ярко, что Эйтин не могла ясно мыслить. Он женат? У него где-то есть жена? Или Моффет – плод случайной любви, дитя какой-нибудь служанки или любовницы? Не хочет ли он поселить ее здесь, в Лайонглене? Щеки пылали, боль была слишком сильной, чтобы разобраться. Эйтин хотелось найти какое-нибудь темное, укромное местечко, где можно лечь и все обдумать.
      – Нечего сказать, Эйтин?
      Она облизала губы, затем попыталась притвориться. Впрочем, кажется, без особого успеха. Эти проклятые глаза разбивали ложь, которую она выстраивала для защиты.
      – Он… он… красивый мальчик.
      – Да, когда он повзрослеет, будет разбито не одно сердце. – Деймиан кивнул, на его лице ясно читалась любовь. – Он заставляет меня чувствовать себя очень старым, Эйтин. Так быстро растет. У него уже ломается голос. И ростом он уже почти с Шеллона. Еще несколько месяцев, и он будет смотреть не снизу вверх, а глаза в глаза. Я не готов быть отцом взрослого мужчины.
      – Вы и… ваша… жена, должно быть, гордитесь им.
      – Я горжусь. У меня нет никакой жены, Эйтин, и ты знаешь это. – Он окинул взглядом ее накидку с капюшоном. – Ты собиралась убежать в Койнлер-Вуд. Почему?
      Она попыталась пройти мимо него, не в состоянии выдержать это противостояние. Взяв за руку, он повернул ее лицом к себе. Его гнев улегся, ладонь медленно поднялась, чтобы откинуть капюшон накидки, затем мягко погладила волосы, заплетенные в свободную косу.
      – Извини, принцесса. Твоя жизнь изменилась. Ты никуда не поедешь без моего разрешения. То же касается и твоих братьев. Теперь вы под моей защитой…
      – Защитой? Заключение – более подходящее слово, лорд Рейвенхок.
      Он пожал плечами:
      – Не согласен, но это не важно. Будет именно так.
      – Я не ваша собственность, милорд. Вы думаете, что если я подчинилась вашим приказам прошедшей ночью…
      Он схватил ее и притянул к себе, его рот оказался в паре дюймов от ее рта, а взгляд бросал ей вызов.
      – Моя собственность, Эйтин? Да, ты моя. Привыкай к этому. Нам еще многое нужно уладить, разобраться с твоим враньем…
      – Враньем! – Она попыталась вырваться. – Как ты смеешь…
      – Я многое смею, Эйтин. Ради тебя мне, вероятно, придется бросить вызов Богу и королю, так что прибереги свое возмущение. А сейчас ты с улыбкой возьмешь мою руку, и мы вместе вернемся в замок или, черт меня побери, я возьму тебя прямо здесь, у двери стойла, и мне наплевать, кто это увидит. – Его усмешка была невозможно порочной. – Лично мне больше по нраву последнее, но я стараюсь быть любезным.
      Вырвавшись из его рук, Эйтин зашагала, не сказав ни слова. Позади тихо прозвучат его издевательский смешок.
      – Так я и думал, что ты предпочтешь этот вариант. – Своими широкими шагами он быстро нагнал ее и пошел рядом. – Ты не хочешь спросить меня о Моффете? Я видел, сколько вопросов промелькнуло в твоих глазах. Тебя очень легко понять, Эйтин. Все твои чувства написаны на твоем прекрасном лице.
      Разрази его гром! Ну зачем он это сказал? О да, она красива, но не так красива, как ее кузина Тамлин. Разве она не слышит об этом всю жизнь? Горлу стало больно, когда вскипели слезы, но будь она проклята, если позволит ему увидеть, как подействовали на нее его слова. Она шмыгнула носом.
      – Вот и хорошо. Значит, вы знаете, что я думаю о вас, милорд Высокомерие.
      – Гм… я воспринимаю это прозвище как намек. – Он схватил Эйтин за руку, чтобы замедлить ее шаги. – Может, после того как мы позавтракаем, ты покажешь мне крепость, представишь меня вилланам и крепостным? Хотелось бы познакомиться с ними до того, как я призову их присягнуть на верность. Мне нужно укрепить безопасность Глен-Эллаха. Думаю, ты понимаешь, как много сил будут пытаться использовать эту долину.
      Эйтин чуть не споткнулась, когда их глаза встретились. Реальность вмешалась и напомнила, что сейчас она должна думать не только о себе и своей гордости, но в первую очередь о людях этого глена и о своем имении. Люди надеются, что их жизнь и дальше будет протекать в безопасности. Ответственность за людей тяжким грузом лежала на ее плечах, и она прекрасно знала, что это и подтолкнуло ее к отчаянному шагу забеременеть. Не она ли мечтала о сильном мужчине, который облегчит ее ношу?
      Если бы только Деймиан не любил Тамлин. Как было бы чудесно, если бы он приехал в Глен-Эллах вчера и они бы впервые встретились, Никакой лжи и обмана между ними. Если бы только…
      Эйтин тихо пробормотала себе под нос:
      – Нет, я зареклась загадывать желания. Чур меня.
      – Что ты сказала, детка? – Он с ухмылкой наклонился к ней.
      Эйтин нахмурилась.
      – Ничего, лорд Большие Уши.
      Деймиан, не обидевшись, пожал плечами.
      – Да, я надменный, и у меня большие уши. – Он взглянул на себя, потом добавил: – И большие…
      – О, ты явно не знаешь, что такое приличия…
      – Ноги, – закончил он. – Ну что ж, раз ты считаешь неприличным обсуждать мои части тела, давай поговорим про Моффета. Тебе ведь не терпится поговорить об этом?
      Она подобрала полы накидки, чтобы не намочить в луже.
      – Едва ли это меня касается.
      – И когда это удерживало женщину от того, чтобы всунуть свой нос?
      На ступеньках замка она остановилась и повернулась к Деймиану лицом.
      – А вы, Драконы Шеллона, знаете о женщинах все, да? Они падают в ваши постели, стоит вам только пошевелить пальцем…
      – Как это сделала ты.
      Они оба вспомнили, как в ночные часы она с радостью отдавалась ему и не просила ничего взамен. И если Эйтин не поостережется, то снова обнаружит его в своей постели и, как и прежде, не сможет устоять.
      Понимая, что это направление беседы небезопасно, Эйтин решила, что разговор о Моффете менее рискован, несмотря на боль в сердце.
      – Очень хорошо, милорд…
      – Как, не милорд Высокомерие, не милорд Большие Уши и даже не милорд Большие…
      Она прервала его, потому что выражение его лица говорило, что на этот раз он не собирается сказать «ноги».
      – Расскажите мне о вашем сыне. Я вижу любовь в ваших глазах, когда вы смотрите на него.
      – Да, это правда. Я очень горжусь им. Было чертовски тяжело передавать его Шеллону…
      Эйтин поднималась следом за ним по лестнице, ведущей в бастион.
      – Так зачем же вы сделали это? Мне кажется, для матери или отца нет ничего печальнее, чем отсылать сыновей и дочерей воспитываться в другом доме.
      – Поэтому ты никуда не отправила своих братьев? – спросил он, когда они достигли верхней площадки и медленно пошли по проходу вдоль стены, окружающей замковый двор.
      Спина Эйтин напряглась, когда она почувствовала приближающийся упрек от человека, который был рожден и воспитан воином, настолько укоренившийся в таком образе жизни, что отослал своего сына обучаться у лучшего в своем деле.
      – Ужасная лихорадка забрала у меня родителей. Я не хотела потерять еще и братьев. Я не хотела, чтобы они учились воевать, чтобы уходили убивать или быть убитыми. Я не хотела, чтобы из них сделали убийц.
      – Таким ты видишь меня, Эйтин? – Деймиан резко развернулся, чтобы видеть ее лицо. – Убийцей?
      Под взглядом этих пронзительных зеленых глаз Эйтин отступила.
      – Я знаю, мужчины иногда вынуждены идти на войну… просто я не хочу, чтобы мои братья были воинами.
      – Ты сделала из них слабаков, Эйтин…
      Она дала выход злости:
      – Они – добрые души…
      – Мой сын – добрая душа. Он учится быть мужчиной у одного из величайших воинов, каких когда-либо видели Англия и Шотландия. Шеллон научит его, как выживать в этом мире, и, став сначала оруженосцем, а потом рыцарем Черного Дракона, он обеспечит себе место на этих островах, где, возможно, ему не придется сражаться и убивать. Но если придет время, когда ему понадобится защитить себя и тех, кого он любит, он сможет это сделать. Это вопрос жизни и смерти.
      Эйтин не привыкла к тому, чтобы кто-то критиковал ее выбор. Она управляла обеими крепостями, и люди исполняли ее приказания. Не считая Гилкриста, не было никого, равного ей по положению, кто бы осмелился упрекать ее, как это только что сделал Деймиан Сент-Джайлз. Это задевало ее гордость.
      – Я бы предпочла не обсуждать своих братьев. – Вот все, что она сумела сказать.
      Его брови вызывающе поднялись.
      – Очень хорошо. Мы не будем обсуждать их… пока. Не обращая на него внимания, она пошла дальше.
      – Мать Моффета… вы были женаты?
      – Нет. – Он задержался у зубца, чтобы посмотреть на долину. – Я был очень молод. Она была служанкой в замке Шеллон. Будучи молодым, надменным и глупым – и думая нижними частями тела, – я полагал, что она меня любит.
      Эйтин не знала, хочет ли слышать о его любви к другой. Деймиан с другой женщиной – это было как нож в живот. И все же она не собиралась прятаться от правды. Это лишь помогало понять, какой ошибкой была прошедшая ночь.
      – Вы любили ее? – Эйтин смотрела на него, ветерок шевелил черные пряди, пряди, поцелованные малой толикой кельтского огня, кровью его матери. Чувства затопили Эйтин: ненависть к той женщине без лица, которая подарила ему такого красивого сына; ярость на него за то, что посмел делить с другой то, что они делили прошлой ночью.
      – В горячем блаженстве пылкой юности я воображал, что да. Она была так красива, что было больно смотреть на нее. Только зрелый мужчина способен понять, что такое настоящая любовь, насколько она больше, чем страсть плоти.
      Налетел порыв ветра, разгоняя густой туман, стелющийся по земле, как неугомонные, земные духи древних пиктов. Холод тумана пронизывал до костей. Больше, чем страсть плоти. Больше, чем то, что было у них. Внезапно Эйтин почувствовала страшную, неимоверную усталость.
      Она услышала свой вопрос, будто слова произносил кто-то другой:
      – Что с ней случилось? Она еще жива?
      – Да, я слышал, что у нее все хорошо. Она вышла замуж за человека, которого любила. У них несколько детей.
      Эйтин сглотнула желчь, борясь со слезами, которые грозили задушить.
      – Это хорошо. Но я спрашивала о том… что произошло между вами и ею.
      Он вздохнул.
      – Это мой секрет, Эйтин. Мне придется взять с тебя слово. Об этом секрете знает только Шеллон, больше никто. Я бы предпочел, чтобы Моффет никогда не узнал обстоятельства своего рождения. Да, ему известно, что он незаконнорожденный, но, кроме него, еще несколько воинов из рода Шеллонов носят черную полосу на своих щитах, поэтому для моего сына это не позор. Мы с Шеллоном позаботимся, чтобы Моффет удачно женился, когда-нибудь он станет могущественным рыцарем. Никто не осмелится посмотреть свысока на любимого рыцаря Черного Дракона, правнука Гилкриста Лайонглена. Твое слово, Эйтин. Я расскажу тебе, и больше мы никогда не будем говорить об этом.
      Она кивнула:
      – Я даю слово, лорд Рейвенхок. Мне нравится ваш сын, и я не желаю ему зла.
      – Деймиан. – Когда она в замешательстве взглянула на него, он улыбнулся. – Я просил тебя называть меня Деймиан. Мне бы хотелось, чтобы мы были друзьями, Эйтин.
      Друзьями? О да, он предлагает ей дружбу, а в тиши ночи берет ее тело, потому что она так похожа на Тамлин. Друзья? Почему же ей хочется плакать?
      Вместо того чтобы разбранить Деймиана за то, что он растрачивает свою любовь на другую, Эйтин кивнула:
      – Я клянусь, Деймиан.
      – Эния была на пару лет старше меня. Она уже была влюблена в своего лесничего, но ей хотелось от жизни чего-то большего. На это большее она обменяла свое тело, а позже и моего сына. Она намеренно соблазнила меня, с самого начала намереваясь забеременеть. Как только ей это удалось, она сказала мне, что любит другого, что он согласен жениться на ней, но не хочет растить моего ублюдка. Это меня устраивало. Ребенок мой. Пусть он носит пятно незаконнорожденности, но в нем течет кровь Лайонгленов и кровь Шеллонов. Его не должен растить какой-то безродный виллан. Думаю, она почувствовала во мне этот собственнический инстинкт. Она видела в ребенке средство для достижения своей цели. Она продала его мне за золото и серебро, которого оказалось достаточно, чтобы они с лесником построили для себя гораздо лучшую жизнь, чем та, которой могли бы достичь сами. – Морщинки залегли вокруг рта, когда Деймиан нахмурился, гнев и боль предательства глубоко отразились на лице. – Я купил своего ребенка, Эйтин. Потратил небольшое, в глазах Энии, состояние. Но цена, которую я заплатил, чертовски ничтожна. Моффет стоит в сотни раз больше. Я бы отдал жизнь, чтобы спасти его. Я вышел из этой дьявольской сделки с чем-то по-настоящему ценным – со своим сыном.
      Слезы, которые она так упорно старалась сдержать, наполнили глаза. Она понимала его любовь к сыну, сочувствовала ощущению предательства.
      Более того, перед глазами все потемнело словно от удара, едва она осознала, какую страшную обиду нанесла Деймиану, отправив братьев напоить его и привезти в ее постель. Она тоже использовала его, чтобы забеременеть. И хотя ее причины, возможно, были не такими корыстными, как получение звонкой монеты, но она тоже хотела использовать его тело, его семя, чтобы забеременеть, надеясь воспользоваться ребенком как средством сохранить свою свободу и защитить Лайонглен.
      С упавшим сердцем она поняла, что однажды Деймиан посмотрит на нее с таким же презрением, с которым он сейчас говорит об Энии.
      Святители небесные, помогите! Что же она натворила?

      Деймиан сурово воззрился на братьев Эйтин. Немного суровости им явно не повредит. Шестнадцатилетние оболтусы держали мечи так, словно это были ядовитые змеи. Ему предстоит нелегкая задача попытаться превратить этих молокососов в мужчин. Тройняшки нравились ему, несмотря на их раздражающие чудачества. У Хью и Льюиса была привычка заканчивать мысли друг друга, а болтовня Дьюарда, казалось, не имела конца и края. От его длинных высказываний у Деймиана всегда возникало невольное желание глотнуть воздуха.
      Он подавил улыбку, глядя на их недовольные физиономии. Узнав, что теперь они должны будут каждое утро совершенствоваться в боевом искусстве, тройняшки побежали прятаться за юбку Эйтин, умоляя ее вмешаться. Леди Койнлер-Вуд все еще никак не могла смириться с тем, что больше не имеет решающего слова в делах Лайонглена, особенно в том, что касается ее драгоценных братцев.
      – Мечи не кусаются. Держите их крепко, иначе случится вот это… – Деймиан со всей силы ударил своим мечом по мечу Хью, лезвия зазвенели.
      Поскольку Хью держал рукоятку слишком слабо и слишком близко к краю, вибрация металла прошла вверх по руке до самого плеча. Бедняга попытался удержать оружие, но оно выпало из его руки.
      Деймиан вытянул руку и нацелил кончик лезвия в грудь Хью.
      – Вот так ты можешь умереть в битве. – Он чуть не рассмеялся, когда Хью тяжело сглотнул.
      К сожалению, урок не пошел впрок Льюису. Он тут же поднес меч к лицу, разглядывая лезвие.
      – Этот желобок… для чего он? Я слышал, это для того, чтобы кровь жертвы свободно вытекала, когда проткнешь тело. Это так, лорд Рейвенхок?
      – Брр. – Дьюард содрогнулся и так побледнел, что Деймиан испугался, как бы парень не упал в обморок.
      Деймиан вздохнул и опустил меч.
      – Этот желобок для того, чтобы позволить мечу быть сильным и в то же время облегчить его вес. Вытекающая кровь не нуждается в помощи. Так что это не кровяная канавка.
      Кадык Дьюарда заходил ходуном, а щеки приняли зеленоватый оттенок.
      – Я не хочу заниматься этим, пусть просто убьют меня, и дело с концом.
      В раздражении закатив глаза, Деймиан собрал мечи.
      – Мечи требуют силы, которая у вас, парни, совершенно не развита. Можете вы хотя бы держать копье? – Он подал Льюису одно из тренировочных копий. Копье с грохотом полетело на землю, когда Льюис упал на колени. – Ладно, забудьте пока про копье и нанесение ударов. Ну хоть что-нибудь вы умеете?
      Хью повеселел и улыбнулся:
      – Мы хорошо управляемся с дубинками.
      Деймиан не смог сдержать смешка, который пророкотал у него в груди. Похоже на то, что в амурных делах братья Эйтин ничуть не искуснее, чем в военной науке.
      – Что ж, я оставлю этот выпад без комментариев. – Он взял дубинку и бросил одному из братьев.
      – Чего это он усмехается? – Совершенно сбитый с толку, Хью повернулся к братьям.
      Льюис хихикнул и ткнул Хью в живот концом деревянной дубинки:
      – Думается мне, сэр Тугодум, он смеется над нами, имея в виду наши мужские отростки.
      Деймиан не выдержал:
      – Мужские отростки? Мужские… отростки?
      Он так захохотал, что слезы выступили на глазах. Ошибка. Три физиономии внезапно сделались по-лисьи хитрыми. Обменявшись безмолвными взглядами, они пожали плечами, затем разом набросились на него. Деймиан принял от Дьюарда удар в правую ногу, Льюис двинул его в бедро, зато удар Хью удалось отразить. Но как Деймиан сам предупреждал их, воин должен иметь крепкую, правильную хватку, или вибрация от удара по оружию пойдет по рукам, ослабив их, – и именно это и случилось, когда он отразил хорошо нацеленный удар Хью. Поскольку хватка Деймиана не была крепкой, плечи приняли на себя всю силу удара и совершенно онемели. Вскинув бровь, Деймиан решил, что у Хью все-таки есть кое-какая сила.
      Решительно настроенный дать нападавшим резкий отпор, Деймиан поменял положение рук, чтобы как следует проучить этих негодников. Однако все равно приходилось признать, что они неплохо справляются, действуя одновременно. Мало того, они двигались во взаимной связи друг с другом, как какая-нибудь свора маленьких собачек, хватающих вас за пятки. Они рассчитывали время нападений, заставляя его постоянно отражать их удары и выпады.
      Постепенно шотландские юнцы переместились, окружив его со всех сторон одновременно. Дьюард ткнул Деймиана сзади под колено, отчего рыцарь согнулся. Потом Хью высоко замахнулся на него, поэтому Деймиан был вынужден отбивать удар с поднятой дубинкой. Это позволило Льюису ткнуть его прямо в живот, чересчур близко к паху. Имей Деймиан возможность сжать мышцы живота, он хорошо поглотил бы удар, но, поскольку удар пришелся ниже, включилась мужская паника, и Сент-Джайлз вздрогнул и отступил. Воспользовавшись прекрасной возможностью, Хью выбил дубинку из рук Деймиана, затем Дьюард и Льюис толкнули его под колени, а Хью использовал свою дубинку в качестве рычага у него между лодыжками. На раз-два-три мальчишки повалили его – Дьюард коленом прижал правую руку, Льюис навалился всем весом на правую, а Хью победоносно уселся поперек его бедер.
      – Никогда не стоит недооценивать дьявольское отродье, – пробормотал Деймиан.
      Мысли его завертелись, и внезапно он ощутил какое-то умственное расстройство, хотя оно не имело никакого отношения к поражению. Скорее, это была одна из тех странных вспышек памяти, словно такое уже происходило. Отклик был настолько сильным, что Деймиан закрыл глаза и попытался мысленно настроиться на образ, хотя бы раз ухватить ускользающие осколки сна. Он почти видел, как борется с Эйтин, ее братьями и викингом. Перед глазами проплыло лицо старухи.
      «Только попробуй ударить его еще раз, и я надену тебе на голову ночной горшок, и он не будет пустым».
      С этими словами вся сцена со щелчком исчезла из его памяти, видение снова пропало. Деймиан в отчаянии стиснул зубы.
      Открыв глаза, он посмотрел на три ухмыляющиеся физиономии. Решив воспользоваться возможностью и застать их врасплох, он спросил:
      – Не хотите объяснить, почему Эйтин лжет мне?
      Их самодовольные выражения исчезли. Дьюард и Льюис взглянули на Хью в ожидании безмолвного руководства. Всякая надежда получить ответы испарилась, когда во двор для тренировок вбежала Эйтин.
      – Что это вы творите с моими братьями? – Подбоченясь, она гневно воззрилась на Деймиана, все еще пригвожденного к земле. Ее хмурый вид говорил, что она считает его чем-то вроде какой-то скользкой твари, найденной на дне выгребной ямы.
      Деймиан повернул голову, чтобы посмотреть на каждого из братьев по очереди.
      – Я даю им ценный урок, вынуждая удерживать меня в лежачем положении. Полагаю, это очевидно, принцесса.
      Тройняшки захихикали, но Эйтин негодующе фыркнула, а потом в нетерпении постучала ногой.
      – Слезьте с него, болваны вы этакие. Олухи несчастные, тупые кретины…
      – Кретины? Должен сказать, сестра, что это, по-моему, перебор, – пожаловался Льюис.
      – …ослы безмозглые, дубины стоеросовые…
      Дьюард закатил глаза.
      – Эйтин имеет склонность трещать без умолку и все время обзывать нас, хотя я не понимаю, как мы можем быть ослами и дубинами одновременно.
      Деймиан поднялся и стряхнул грязь с одежды, окидывая глазами хмурую Эйтин. Он не мог удержаться, чтобы не поддразнить ее.
      – Эйтин не производит впечатления чересчур впечатлительной особы.
      – Да, это правда, но Уна говорит, что сейчас она сама не своя из-за ре… – Дьюард осекся, побелев, затем покраснев как свекла под испепеляющим взглядом Эйтин.
      – …раздражительности и веснушек, – закончил Хью за брата.
      Голова Эйтин резко повернулась. Хью явно был рад, что у сестры нет в руке ножа, ибо, судя по виду, она готова была вырезать его печень. Деймиан перевел взгляд на Дьюарда. Хью заканчивал мысли Льюиса. Льюис договаривал предложения за Хью. Только Дьюард все болтал и болтал. Впервые кто-то из братьев договорил за Дьюарда.
      – Извини, – пробормотал Хью, съежившись и слегка попятившись от сестры. Наклонившись, чтобы поднять свою дубинку, он прошептал Деймиану: – Она терпеть не может, когда замечают ее веснушки.
      – Вы, парни, можете бежать полдничать. Завтра утром продолжим. – Собрав оружие и велев своему оруженосцу вернуть все в оружейную, Деймиан, казалось, не замечал Эйтин.
      С грозным лицом она накинулась на него, когда остальные удалились на достаточное расстояние, чтобы не услышать.
      – Мне казалось, я ясно дала понять, лорд Высокомерие, что не желаю, чтобы из моих братьев делали убийц.
      Он спрятал свой меч в ножны и поправил перевязь на бедрах.
      – А мне казалось, я ясно дал понять, что ты не имеешь слова в этом вопросе. Я теперь здесь хозяин и не буду безучастно наблюдать, как ты делаешь из парней слабаков и молокососов.
      Она огляделась, словно ища, чем бы его стукнуть.
      – О-о-о, ты…
      – Парни правы, у тебя веснушки и вспыльчивый нрав. – Он протянул руку и коснулся каждой бледной веснушки.
      О да, сейчас она ему покажет, какой у нее нрав! Эйтин размахнулась, чтобы со всей силы ударить его. К счастью, у него была хорошая реакция, и он поймал ее запястье прежде, чем ладонь ударила его по лицу.
      – Больше никогда не пытайся сделать это, Эйтин. Я никогда тебя не ударю, поэтому ожидаю такого же уважения с твоей стороны. Только попробуй еще раз, и я переброшу тебя через колено и отшлепаю по мягкому месту. Разумеется, некоторые находят это весьма приятным времяпрепровождением. Желаешь проверить?
      К его удивлению, она вдруг ударилась в слезы, глядя на него с такой болью в ореховых глазах, что сердце сжалось. Она открыла рот, потом закрыла, словно не в состоянии облечь в слова те чувства, которые хотела выразить. Вместо этого резко развернулась и убежала.
      – Ад и все дьяволы! – прорычал Деймиан, глядя ей вслед. – Ох уж эти женщины со своими слезами! Вечные нарушители упорядоченного мужского существования.
 
      После полуденной трапезы снова зарядил дождь. Темный, мрачный день являлся отражением меланхолии Деймиана. Он стоял на маленькой поляне в лесу, рядом с местом, где был похоронен его дед, не вполне уверенный, какие чувства должен испытывать. Деймиан никогда не видел Деда. Для старого барона мать Деймиана и он сам не существовали. Он не хотел их знать. Гнев за такое пренебрежение ярко пылал в душе Деймиана. Он видел, что с бастардами обращаются очень уважительно. Живя в доме Майкла Шеллона, он был свидетелем того, что с Гийомом и Саймоном обращались так же, как и с Джулианом. Они были сыновьями Шеллона, и хотя незаконнорожденность запятнала их рождение, Гийом и Саймон никогда не чувствовали себя непрошеными или нежеланными в обширных владениях Шеллона. Зато Деймиан, будучи законным сыном благородного рыцаря, всегда чувствовал себя так, будто это он настоящий бастард. Просто потому, что дед не признавал брак его родителей и отвергал само его право на существование.
      Деймиан не знал, почему это так его волнует. Много раз он размышлял на эту тему, пытаясь определить, что он об этом думает. Он надеялся встретиться со своим дедом и обрести некоторый мир в этом вопросе, преследующем его. А теперь старик мертв. Деймиан остался с пустотой, с какой-то неопределимой печалью. Разумеется, он не должен чувствовать ничего к тому, кто отвергал саму его жизнь. Но как ни странно, глядя на земляной холмик с положенным сверху камнем, Деймиан печалился, оставшись с вопросами и мыслями о том, что могло быть, вернись он раньше.
      Он услышал справа ее тихие приближающиеся шаги, но притворился, что не ведает о ее присутствии. Тема Эйтин Огилви и ее истинного положения в жизни его деда была, в лучшем случае, щекотливой. До сих пор Деймиан избегал этого вопроса, убежденный, что она солгала насчет того, что является баронессой Лайонглен. В настоящее время это не имело большого значения. Она легко не откажется от своего обмана, а нужно так много сделать, чтобы обеспечить безопасность крепости. Затеять сейчас борьбу с Эйтин – не дело. Ему нужна ее поддержка для того, чтобы завоевать уважение и доверие вилланов и крепостных Глен-Эллаха.
      Несколько минут она стояла тихо, словно не желая нарушать его уединение. Наконец протянула ему камень размером с ладонь. Он взглянул на него, тронутый этим жестом.
      – Мы добавляем по камню к могиле каждый раз, когда приходим сюда. Пусть они знают, что мы их помним и бережно храним в своей памяти, – объяснила она.
      Несколько мгновений он смотрел на камень, потом взял его. Наклонившись, осторожно положил на середину холмика. Нахмурившись, отметил, что там лежат кости одного или нескольких мелких животных.
      – Какое-то жертвоприношение? – озадаченно спросил он.
      – Ох, да нет же. Странно, но кошки приходят сюда, чтобы посидеть на камнях. Думаю, это потому, что камни теплые, удерживают солнечное тепло. Они притаскивают сюда кроликов и другую свою добычу.
      Деймиан закрыл глаза и поднял лицо к дождю, позволяя каплям омывать его. С одной стороны, он был рад, что она пришла, позаботилась о том, чтобы принести для него камень. С другой стороны, слегка раздражен, ибо ее присутствие вызывало все те проклятые вопросы, с которыми Деймиан сейчас был не в настроении встречаться.
      – Что он был за человек? – наконец спросил Деймиан, открывая глаза.
      Она была так прекрасна в торжественной печали, со слезами на глазах. Почему ему казалось, что эти слезы из-за него, а не из-за Гилкриста Фрейзера? Темно-зеленая шерстяная накидка, отороченная черным волчьим мехом, обрамляла ее восхитительное лицо. Вспышки воспоминаний о том, как она, обнаженная, склоняется над ним в лунном свете, изгибается навстречу приближающемуся взрыву наслаждения, зажгли кровь. Ничего на свете Деймиану сейчас так не хотелось, как уложить ее на эту холодную землю и погрузиться в горячее волшебство ее нежного тела. Вместо этого он спрашивает о человеке, который был его дедом.
      – Когда-то я считала его добрейшей душой. Он стал нашим опекуном после того, как мама с папой умерли от жестокой лихорадки, которая поразила несколько гленов. – Эйтин поплотнее закуталась в накидку, защищаясь от холода дождя, от холода воспоминаний. – Потом я узнала, что он вычеркнул из своей жизни единственную дочь. Это заставляет меня задуматься, хорошо ли на самом деле я знала его. Пожелай я выйти замуж против его воли, полагаю, он точно так же отвернулся бы от меня. Не представляю, как можно не тревожиться за тех, кого любишь: как им живется, живы ли они, здоровы ли? Такой поступок кажется слишком бессердечным. Теперь я боюсь, что вся моя жизнь была построена на лжи.
      Едва произнеся эти слова, она осознала, в какую ловушку загнала себя. Зеленые крапинки в ее расширившихся глазах стали еще заметнее, Эйтин пожалела, что использовала слово «ложь».
      Уголок его рта дернулся в язвительной насмешке.
      – Говорят, признание облегчает душу, Эйтин. Не хочешь рассказать мне о своем браке?
      Она выпрямилась и пронзила его гневным взглядом – ни дать ни взять принцесса.
      – Я приберегу все свои признания для дяди Малькольма, священника кинмархской церкви.
      – Принцесса Эйтин! – Викинг подбежал, упал перед ней на колени и стукнул себя кулаком в грудь. – Прибыли всадники.
      – Эйнар, встань с колен. – Эйтин закатила глаза. – Прах всех святых и грешников, неужели опять Динсмор?
      – Нет, принцесса. Стяг серебристый, с лазурной дугой и тремя золотыми снопами… это Филан Комин, – сообщил Эйнар.
      Раздражение слабо шевельнулось в душе Деймиана.
      – Еще один ваш поклонник, принцесса?
      Она тяжело сглотнула, в глазах застыла боль и тревога.
      – Когда-то я считала его таковым. Теперь у меня хватает ума понять, что я – всего лишь пешка в игре за власть, в которую он играет с Динсмором и Брюсами. Все они желают заполучить эти земли. И самый легкий путь – как они считают – через меня. Я уже давно твердо решила не позволить этим кланам использовать меня для достижения своих целей. Брюсы хотят укрепить свое положение в этой части Высокогорья. Комины и Кэмпбеллы делают все возможное, чтобы не допустить этого. Оба воспользуются своим преимуществом над другим, если им удастся наложить свои жадные лапы на Лайонглен. Роберт Брюс наконец женился в прошлом году на Изабелле, дочери графа Мара, поэтому Динсмор и Филан думают, что теперь поле перед ними расчистилось.
      Деймиан взмахнул рукой.
      – Эйнар, передай страже, что я иду.
      Викинг взглянул на Эйтин, чтобы убедиться, желает ли того же она, и не сдвинулся с места, пока она не кивнула, разрешая идти. Поднявшись, Эйнар почтительно поклонился Эйтин и повернулся, чтобы идти.
      – Эйнар, – окликнул его Деймиан. – С этого момента и впредь, когда я буду отдавать тебе приказ, ты будешь выполнять его. И не будешь обращаться к леди Эйтин за распоряжениями. Это понятно?
      Великан кивнул.
      – Все в Лайонглене под вашим началом, лорд Рейвенхок. Только я – не часть Лайонглена. Я – личная почетная охрана принцессы Эйтин. Я служу ей. Только ей. Ей я присягал на верность.
      Деймиан шагнул вперед, но Эйтин положила ладонь ему на руку и мягко удержала.
      – Эйнар, отныне ты будешь подчиняться приказам лорда Рейвенхока. Он теперь здесь хозяин. Я уверена, он не даст никаких распоряжений, которые противоречили бы моим желаниям.
      – Слушаюсь, принцесса. – В светло-голубых глазах читалось колебание, когда викинг взглянул на Эйтин.
      Она продолжала сжимать руку Деймиана до тех пор, пока Эйнар не ушел.
      – Я провела почти десять лет, пытаясь изменить его отношение к себе. За все эти годы мне не удалось даже добиться, чтобы он перестал называть меня принцессой.
      Деймиан накрыл ее ладонь своею.
      – Что ж, ладно, принцесса. Идемте приветствовать вашего поклонника.
 
      Джулиан Шеллон сидел за хозяйским столом, снова скрестив ноги и положив их на край стола. Увидев Эйтин, Джулиан вскинул черную бровь и опустил ноги на пол. Эйтин подавила улыбку, вспомнив слова Моффета, что Тамлин говорит «да» или «нет» этому властному воину, а потом поступает, как ей угодно. Она гадала, легко ли кузине справляться с Драконом, раздумывала, не следует ли ей придерживаться такой же тактики с Деймианом.
      Печаль вернулась. Тамлин, возможно, и сходит с рук такое поведение, но лишь потому, что лорд Шеллон любит ее. Эйтин же не имеет такой власти над Сент-Джайлзом.
      – Будем действовать как раньше, Эйтин. Ты не разговариваешь с этим человеком. Я сам веду беседу. Ты отвечаешь ему, только если я дам разрешение, – велел Деймиан.
      Эйтин поджала губы, негодуя на такое обращение.
      – Я привыкла говорить, когда считаю нужным, лорд Рейвенхок. Я выступала за весь этот глен почти половину своей жизни.
      – А теперь это делаю я, а ты обращаешься ко мне за руководством, принцесса. – Он почти толкнул ее в кресло леди-хозяйки, затем сел сам, двойные двери распахнулись.
      Филан Комин вошел решительным шагом, трое его людей – следом. Его хитрые голубые глаза окинули быстрым оценивающим взглядом как Шеллона, так и Рейвенхока. Взгляд прошелся по Эйтин, но не задержался надолго. Как она и сказала Деймиану, подлинный интерес для Филана представляет Глен-Эллах, а не она.
      Филан по-прежнему казался Эйтин красивым мужчиной, почти таким же красивым, как Сент-Джайлз, только его мужественность бледнела по сравнению с мужественностью Шеллонов. Эти норманнские воины излучали какую-то невероятную жизненную силу, и их внешность была настолько яркой, что мало кто из мужчин мог с ними сравниться. И дело не только в физической привлекательности. Была какая-то внутренняя сила, которая светилась в их зеленых глазах, аура рожденных повелевать. Все принимали это как естественный порядок вещей.
      Эйтин видела, что Филан тоже это понял. Вспышка недоумения, страха перед этими английскими Драконами промелькнула в его глазах, прежде чем он моргнул, чтобы скрыть свое беспокойство.
      – Я вижу, это правда… Лайонглен повергнут Драконами. Я подумал, Динсмор растерял те немногие мозги, с которыми родился, когда до моей крепости дошло известие, будто внук Гилкриста принимает титул и этот феод, хотя всей округе известно, что у старика не было семьи.
      Деймиан слегка вскинул бровь, показывая, что он с трудом выносит непродуманные высказывания.
      – Динсмор никогда не блистал умом. – Он откинулся в кресле и развалился со скучающим видом. – По крайней мере, у вас хватило ума не заявиться сюда с какой-то небылицей об исполнении воли Эдуарда.
      Филан издал смешок, но он прозвучал натянуто, неестественно.
      – Не самый мудрый из поступков Динсмора.
      – Итак, вы слышали о том, что я принимаю титул, и все же до конца не поверили, поскольку считали, что Лайонглен не имел наследника. Неверно. Моя мать была дочерью Лайонглена. Она вышла замуж за норманнского рыцаря. Я служил оруженосцем у лорда Майкла Шеллона, теперь служу его сыну. – Деймиан чуть нетерпеливо выдохнул, потом сложил пальцы домиком. – Такова моя история… не то чтобы я обязан рассказывать ее. Просто решил предупредить все возможные вопросы.
      Филан вяло улыбнулся:
      – Возможно, некоторые. Однако возникают и другие. Поймите, мы с Динсмором беспокоимся об Эйтин, поскольку она наша соседка и не имеет защиты…
      – Не имеет защиты? Боюсь, тут вы ошибаетесь. Глен-Эллах был передан мне во владение Эдуардом. Теперь после Данбара он правит этой страной, а не ваш король Джон Баллиоль. Капитуляция Баллиоля – это всего лишь вопрос времени. Шеллон уже владеет Глен-Шейном, женившись на леди Тамлин. Я присягаю ему на верность как сюзерен Глен-Эллаха. Все хорошо и замечательно, а?
      – За исключением того, что, по словам Динсмора, Эйтин вышла замуж за Гилкриста… – Филан был похож на собаку с костью и не намеревался легко сдаваться.
      – Леди Эйтин, – поправил Деймиан.
      Это сбило Филана с толку.
      – Прошу прощения?
      – И правильно делаете. Я поправил ваше упоминание о миледи. Она леди Эйтин. Вы говорили о ней фамильярно. Я не давал на это соизволения. – Деймиан жестом собственника взял руку Эйтин и стал играть ее пальцами.
      Филан начал снова:
      – Как вам будет угодно. Динсмор прислал сообщение, что леди Эйтин вышла замуж за Лайонглена…
      – Я Лайонглен. – Деймиан поднял глаза на слугу, расставляющего бокалы и наливающего вино. – Присоединитесь к нам? Это хорошее французское вино, а не остатки с прошлого лета.
 
      Эйтин металась взад-вперед по комнате, настолько расстроенная, что почти ничего не соображала. Она чувствовала, что вот-вот может потерять последние остатки самообладания. Остановившись перед очагом, Эйтин задумалась, как умудрилась настолько запутать свою жизнь. Сент-Джайлз – внук Гилкриста, она носит его ребенка, и если он узнает про ее уловки и обман, то станет презирать ее, как презирает мать Моффета. И сейчас этот несносный гордец впрямую подначивал Филана отправиться со своими подозрениями к Эдуарду.
      – Я Лайонглен, – проговорила она, передразнивая Деймиана. Подбросив еще один брикет торфа в огонь, добавила: – Да, он Лайонглен. Глупец, глупец, глупец.
      – Мужчины все такие.
      Эйтин вздрогнула, стиснув амулет, висящий на груди, пытаясь успокоить заколотившееся сердце.
      – Уна, когда-нибудь ты вот так появишься из воздуха и напугаешь меня до смерти. Я давным-давно послала за тобой.
      Уна понимающе улыбнулась, подошла и приложила ладонь к груди Эйтин, чтобы послушать стук сердца.
      – Ты взволнована.
      – Взволнована? Это слишком слабо сказано. – Эйтин вскинула руки, не в силах найти выход из тупика. – Деймиан – внук Гилкриста. Он любит Тамлин…
      – Но не в ее постели он был прошлой ночью, не так ли, девочка? – мудро заметила Уна.
      Эйтин закрыла глаза, борясь со слезами.
      – О да, он готов спать со мной. В темноте он может представлять, что это Тамлин. Ведь тогда ему не видно семь проклятых веснушек у меня на носу, напоминающих, что я – не она.
      Уна протянула руку и убрала волосы с лица Эйтин.
      – Только тебя одну беспокоят эти несчастные веснушки. Они побледнели…
      – Побледнели? Да он сегодня сосчитал их и дотронулся до каждой. Эти проклятые пятна с таким же успехом могли быть бородавками. – Отчаяние было почти подавляющим. – Я выше, не такая фигуристая, и у моих волос этот ужасный рыжий оттенок.
      – Ох, девочка, ты перевозбуждена из-за ребенка. Первые недели всегда плаксивые. Все кажется страшнее, чем есть на самом деле. Успокойся, милое дитя. Все уладится в следующие несколько недель. Потом сама будешь удивляться, и чего это ты так расстраивалась из-за веснушек.
      Эйтин несколько мгновений смотрела на свою воспитательницу, на свою подругу, на женщину, которая была ей как мать, а потом расплакалась.
      – О, дорогое дитя. – Уна обняла ее и стала покачивать, цокая языком. – Поплачь, это поможет облегчить душевную сумятицу. А потом утри слезы и посмотри в лицо жизни. Все не так плохо, как нам всегда кажется.
      – Нет, все гораздо хуже. Уна… я боюсь, колдовство и зелье не помешают возвращению его воспоминаний.
      Она почувствовала, как старая женщина вздохнула.
      – Что до этого…
      Эйтин вскинула голову.
      – Что?
      – Мое колдовство было сильным, девочка, зелье подействовало…
      – Но что? Не играй со мной. Мне надо знать.
      – Чары и зелье действуют до определенной степени. Можно было бы не беспокоиться, если бы он не вернулся в Лайонглен, не увидел тебя снова. Возможно, он вспоминал бы какие-то обрывки сна, не зная точно, что настоящее, а что – плод затуманенного вином воображения. – Уна вытащила из рукава носовой платок и промокнула глаза Эйтин.
      – Но он вернулся, – высказала Эйтин свой страх. – Как много он со временем вспомнит?
      – Трудно сказать.
      – Не томи меня, Уна.
      – Я не пытаюсь уклониться от ответа, просто не знаю, как много. У него будут сильными твои образы, твой запах, твой вкус. Его тело узнает твое. Обрывки воспоминаний будут возвращаться к нему, смущать, сбивать с толку. Он был только в комнате башни, поэтому остальная часть крепости не будет пробуждать его воспоминаний. Но то, что он был в твоей постели, ты сама, а возможно, и те моменты, когда он боролся с мальчишками и Эйнаром… – Она пожала плечами, – Что-то из этого может вернуться. Другое же никогда так и не придет, только ощущение чего-то знакомого.
      – Уна, тот юноша, оруженосец Дракона, он сын Рейвенхока. Его мать обманула Деймиана, забеременела в надежде обменять ребенка на лучшую жизнь. Он уязвлен ее предательством. Разве ты не видишь, мой обман немногим отличается…
      – Какой обман, принцесса? Боюсь, у тебя их слишком много.
      Эйтин резко обернулась и увидела Сент-Джайлза, стоящего в дверях с холодным укором на лице.

      На следующее утро солнце взошло над горами, окаймляющими Глен-Шейн, окрашивая небо сотнями оттенков розового и пурпурного. Эйтин устала. Казалось, она полжизни провела в седле. Мышцы одеревенели, она хотела есть и боялась, что желудок вот-вот взбунтуется. Требовалась вся сила воли, чтобы побороть рвотные позывы. Поэтому несмотря на захватывающую дух красоту весеннего рассвета, она не могла по достоинству оценить его великолепие.
      Она просверлила испепеляющим взглядом спину Деймиана Сент-Джайлза, едущего рядом со своим кузеном во главе небольшой колонны всадников, и в своем теперешнем отвратительном настроении пожалела, что у нее нет камня. Не большого, конечно же, а просто такого размера, чтобы стукнуть Деймиана между лопаток и обратить на себя внимание. Возмущение и негодование все еще затмевали рассудок. Отрывисто приказав ей готовиться к поездке в Гленроа, надменный Сент-Джайлз полагал, что она со всех ног бросится исполнять его распоряжение без единого слова возражения.
      О, она понимала желание Джулиана поскорее вернуться домой, к жене. Он скучал по Тамлин. Чего Эйтин не могла понять, так это необходимости своей поездки в Гленроа. Хуже того, Шеллоны не слишком-то утруждали себя объяснениями. Когда она стала возражать, Шеллон сказал, что возвращается в Гленроа и хочет, чтобы они с Деймианом поехали с ним. Он не оставит их в Лайонглене. Конец разговора. Он позволит им вернуться, как только из Парвона прибудут вооруженные отряды Деймиана. Ему не нравится, что Лайонглен находится в центре жаркой борьбы за власть между кланом Брюсов и двумя самыми могущественными высокогорными кланами – Коминами и Кэмпбеллами. Что-то в визите Филана вызвало раздражение Шеллона. В результате он настоял, что Эйтин и Деймиан будут лучше защищены в Глен-Шейне. Ее желания и мысли в отношении происходящего в расчет не принимались, и это злило ее до чертиков. Ей и без того достаточно трудно привыкнуть к властным замашкам Рейвенхока, так теперь еще и Шеллон раздает приказы как сюзерен.
      А еще она была расстроена предстоящей встречей с кузиной. Эйтин всегда любила Тамлин. Детьми они были близки как сестры, часто притворялись близнецами, как Ровена с Рейвен. Теперь эта близость подвергнется испытанию, поскольку Эйтин будет вынуждена видеть, как Деймиан смотрит на Тамлин, зная его истинные чувства к ней.
      Разумеется, Эйтин не особенно суетилась с укладыванием вещей для поездки в Гленроа. Деймиан пребывал в решительном настроении и желал знать, о каком обмане она говорила с Уной. Поэтому когда лорд Шеллон вошел и объявил, что с рассветом отправляется в Гленроа и хочет, чтобы они с Деймианом поехали с ним, Эйтин готова была расцеловать своего новоиспеченного кузена за такое своевременное спасение.
      Деймиан не сказал ей ни слова с тех пор, как они тронулись в путь, и это, если сказать правду, вызывало одновременно чувство облегчения и раздражение. Желудок снова всколыхнулся, предупреждая об утренней тошноте. В данный момент она не слишком беспокоилась о том, чтобы скрыть это. Уна заверила ее, что мужчины не отличаются сообразительностью в том, что касается признаков беременности. Достаточно будет сослаться на долгую езду верхом.
      Эйтин заметила признаки возведения новой крепостной стены и сухой крепостной ров. Как только они подъехали, решетка была поднята, а мост через ров опущен. Первое свидетельство владения Шеллона. Раньше ворота были простыми. Гленроа уже несет на себе знак принадлежности норманнскому лорду.
      Когда всадники въехали в замковый двор, Тамлин стремительно выбежала из главной башни, приподняв юбки повыше. Резко остановившись, она на мгновение задержалась глазами на Эйтин, потом ее взгляд быстро переместился на Джулиана. На лице у нее было написано беспокойство, словно она была безумно рада видеть Шеллона, но не знала, следует ли открыто показывать это перед всеми.
      Шеллон спешился и передал поводья Моффету, затем повернулся к Тамлин. Выражение его лица не изменилось, поэтому трудно было судить, как Джулиан относится к молодой жене.
      С мимолетной вспышкой расстройства Тамлин придала своему красивому лицу подобающее истинной леди выражение и приветствовала его:
      – Добро пожаловать, лорд Шеллон. Я надеюсь, ваше дело уладилось ко всеобщему удовлетворению и путешествие было не слишком утомительным.
      Несколько мгновений несносный гордец просто смотрел на Тамлин, а потом расхохотался.
      – Мантия почтенной дамы не слишком хорошо сидит на моей дикой кошечке, а?
      – Ох, Шеллон, замолчи. – Тамлин чуть ли не прыгнула в объятия своего мужа.
      На сердце у Эйтин потеплело от того, как Тамлин бранит этого сурового лорда, как Шеллон называет ее своей дикой кошечкой. Наблюдая за ними, она вспомнила слова Моффета о том, как Тамлин командует Шеллоном. Всем было совершенно ясно, что Джулиан и Тамлин безумно любят друг друга.
      Внимание Эйтин было отвлечено от любящей пары, когда кто-то тронул ее за руку. Она взглянула вниз и увидела, что Деймиан подошел, чтобы помочь ей спешиться. Но его взгляд был устремлен к Тамлин, которая все еще находилась в объятиях Джулиана. Его светлые серо-зеленые глаза наблюдали за ними с каким-то голодом, который пробуждал в Эйтин желание хорошенько пнуть его. Не сдержавшись, она именно это и сделала – ткнула его носком сапога – легкий тычок в ребра, дабы привлечь внимание к себе.
      Покраснев за свое поведение, Тамлин подошла, когда Деймиан поднял Эйтин из седла.
      – Эйтин, добро пожаловать. Как поживаешь? Нам не хватало тебя на празднике костров.
      Когда Деймиан поставил Эйтин на ноги, она вырвала у него свой локоть. Злясь, метнула в него взгляд, который испепелил бы даже сильнейшего из мужчин. Затем она обняла свою кузину:
      – Поздравляю тебя с замужеством, Тамлин. Извини, что меня не было. – Она улыбнулась Шеллону, затем вскинула бровь. – Так, значит, он прошел через обряд Меча и Кольца? Быть может, этот норманн – человек достойный. Я буду в той же комнате? Я устала после поездки, и мне нужно прилечь. – Что ей нужно, так это поскорее уйти от лорда Высокомерие, пока она не сломалась и не расплакалась. Или пока ее не вырвало. А может, и то и другое.
      – В этой комнате остановился Сент-Джайлз. Ты можешь воспользоваться моей старой комнатой, – с теплой улыбкой ответила Тамлин, неловко переводя взгляд с Эйтин на кузена мужа.
      Эйтин испепелила Сент-Джайлза взглядом.
      – Почему меня это не удивляет? Он настоящий мастер по присвоению того, что ему не принадлежит. – Вздернув подбородок, она прошла мимо Деймиана и зашагала в сторону главной башни со всем достоинством, которое смогла наскрести.
      Если она надеялась скрыться от Сент-Джайлза, то ее желание осталось неисполненным. Он взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и нагнал ее на полпути по коридору. Она попыталась сделать вид, что не слышит, как он бежит за ней, но когда приблизилась к лестнице, он схватил ее за руку.
      – Эйтин, ты выглядишь бледной. Ты хорошо себя чувствуешь?
      Эйтин нахмурилась, потом закатила глаза.
      – Наблюдательный лорд Высокомерие. Пожалуйста, отпустите меня. Я утомлена долгой поездкой, и мой желудок жалуется. Должно быть, что-то съела.
      Он поднял руку и провел большим пальцем по ее скуле.
      – Ты из-за чего-то расстроена? Ты кажешься сердитой, измученной.
      – О, и с чего бы это? Мне велят оставить дом, ехать верхом, а потом… – Она осеклась, прежде чем разбранить его то, что он растрачивает свою любовь на женщину, которая никогда не будет его, в то время как перед ним стоит та, которая любит его всем сердцем. Она едва не подавилась слезами, подступившими к горлу. – Пожалуйста, отпусти меня, мне бы не хотелось испачкать ваши сапоги.
      – Ты нездорова?
      Она нетерпеливо выдохнула:
      – Упаси меня Бог от мужчин, которые наконец замечают то, что вот-вот их укусит. – Вырвавшись, она взлетела о лестнице, вбежала в комнату и захлопнула за собой дверь него перед носом.
 
      Эйтин стояла у бойницы и наблюдала за мужчинами внизу, дерущимися на мечах на тренировочной площадке. Шеллон тренировался в использовании клеймора – сабли шотландских горцев – с одним из своих оруженосцев, – кажется, мужчину звали Джервас. Тамлин хлопотала, раскладывая и развешивая вещи Эйтин. Эйтин улыбнулась кузине:
      – Тамлин, тебе совсем не обязательно все это делать. Для этого есть слуги. – Она знала, что напрасно тратит слова, ибо кузина редко просила других выполнить работу за нее.
      – Мне не трудно. В последние дни у меня столько лишней энергии, что я просто не знаю, куда ее девать. – Тамлин улыбнулась, но улыбка померкла, когда янтарные глаза окинули Эйтин оценивающим взглядом. – Ты беспокоишь меня, дорогая кузина. Ты нездорова?
      – Ох, Тамлин, меня засасывает трясина. – Эйтин шмыгнула носом, затем откусила крошечный кусочек сухого яблока, обнаружив, что оно помогает справиться с тошнотой. – Это, может быть, беспокойство… но я боюсь, что беременна. Все признаки налицо. Уна подтвердила.
      – Беременна? – потрясенно повторила Тамлин, потом улыбнулась и приложила ладонь к животу. – Я, возможно, тоже.
      «Сегодня ночь Белтейна, Майского праздника. Ночь великого волшебства. Оно затрагивает твою кузину в Гленроа и, как в зеркальном отражении, воздействует и на твою жизнь».
      – Белтейн? – спросила Эйтин, услышав прозвучавшие в голове слова Уны.
      Тамлин кивнула:
      – Я увела Шеллона в сад.
      Глаза Эйтин расширились.
      – Под твоим деревом?
      – Да. Яблоневый цвет был таким густым, что усеивал всю землю. На его черной накидке на белых цветах – это было как во сне.
      – Неудивительно, что ты светишься от счастья. – Зависть наполнила душу Эйтин.
      – Сколько уже, по-твоему, кузина?
      Эйтин откусила кусочек яблока.
      – Яблоки облегчают тошноту. Я всегда слышала, что утренняя тошнота – признак беременности. Но Уна говорит, бывает, что тошнота накатывает и днем. Тебя уже тошнит?
      – Пока нет, но Бесса говорит, что скоро начнет. Так кто же отец и какой срок?
      – С Белтейна, – со вздохом призналась Эйтин. Распахнув деревянную ставню пошире, она смотрела на мужчин внизу.
      Деймиан учил Моффета, показывая своему сыну, как обращаться с мечом. Закончив, он через голову стянул рубашку и пошел к колодцу. Вытащив ведро воды, вылил себе на голову, потом встряхнулся, словно пес. Когда Моффет засмеялся, Деймиан вытащил еще одно ведро и опрокинул на черную голову сына.
      Их смех вызвал печальную улыбку на губах Эйтин. Будет ли Деймиан когда-нибудь делить такие мгновения с ребенком, которого они создали? Она попыталась настроить мозг на ясновидение, увидеть будущее, но не смогла сказать даже, где будет через год.
      – Но тебя же не было в Гленроа, во время обряда Майского праздника.
      Эйтин печально рассмеялась:
      – Можно сказать, что я провела свой собственный обряд.
      – Я не понимаю. – Тамлин снова принялась распаковывать платья Эйтин и вешать их в гардероб.
      Внезапно Эйтин расплакалась. Тамлин бросилась к ней и обняла, укачивая.
      – Ох, Тамлин, я так запуталась и не знаю, как теперь все исправить, как выбраться из этой трясины.
      – Ш-ш, милая кузина, а то заболеешь. Наверняка все не так страшно, как ты думаешь.
      – Ох, боюсь, что даже хуже.
      Шеллон открыл дверь, постучал, потом распахнул ее шире.
      – Тамлин, извини, боюсь, надо, чтобы ты поухаживала за своим глупым мужем.
      Тамлин ахнула, когда увидела кровь, капающую с его руки.
      – Шеллон, что ты сделал?
      – Тише, это всего лишь небольшой порез. Я был не слишком внимателен, и Джервас зацепил запястье. Какая-то царапина, а кровь течет как из прирезанной свиньи. Надо, чтобы ты перевязала.
      Тамлин кивнула Эйтин:
      – Поговорим чуть позже. Извини.
      – Иди, позаботься о своем муже, Тамлин. Мои беды никуда не денутся. – Эйтин проводила их взглядом. – Никуда не денутся, еще и умножатся, боюсь.
 
      Нервничая оттого, что придется снова встретиться с Сент-Джайлзом, Эйтин все оттягивала момент, когда придется спуститься вниз и присоединиться ко всем остальным. Говоря по правде, ей хотелось выглядеть как можно лучше, чтобы не так сильно проигрывать в сравнении со своей красавицей кузиной. Когда больше откладывать уже было нельзя, Эйтин расправила широкие рукава своего бледно-голубого платья и открыла дверь, чтобы спуститься к ужину.
      Она вздрогнула в испуге, когда обнаружила, что в дверном проеме стоит какой-то высокий мужчина, закрывая проход. Эйтин охватила мгновенная тревога. Кто он? Почему стоит здесь, заполняя собой дверной проем и мешая ей пройти?
      – Добрый вечер, любезный сэр. Не соблаговолите ли вы немного подвинуться, чтобы я могла пройти? – Она старалась, чтобы голос звучал спокойно, но что-то в этом человеке, полная неподвижность, с которой он продолжал стоять, заставила ее отступить на шаг. Ошибка. Она увидела дьявольский блеск в его черных глазах. Этот человек питался страхом. Когда она отступила назад, он шагнул в комнату, в свет свечей. Полутени делали его внешность пугающей, но и яркое освещение не помогло рассеять глубинное чувства тревоги. Безумие затронуло его разум. Никогда в жизни Эйтин никого не боялась. Этот человек внушал ей страх.
      – Тамлин… – наконец заговорил он, произнеся это имя на выдохе. На пьяном выдохе. Эйтин поняла, что свет оказался у нее за спиной, пряча в тени черты ее лица. Многие ошиблись бы, приняв ее за Тамлин.
      Она попыталась обойти его сбоку, надеясь, что он поймет намек, но незнакомец преградил ей путь, не давая уйти. Эйтин остановилась, чувствуя нарастающую панику. Стиснув амулет, она попыталась успокоить поднимающийся страх и прибегла к аристократическому тону:
      – Боюсь, вы ошибаетесь. Я не Тамлин. Я леди Эйтин Огилви, баронесса Койнлер-Вуд. Мы с леди Тамлин кузины.
      Белые зубы сверкнули в чем-то, напоминающем улыбку, однако больше похожем на гримасу. У Эйтин засосало под ложечкой, а в желудке появился маслянистый желчный привкус.
      – Что еще за глупая шутка?! – прорычал он.
      Эйтин медленно опустила руку на кинжал в ножнах, висящий на поясе. Ощущение рукоятки в ладони помогло ей вздохнуть чуть свободнее.
      – Это не шутка, сэр. Лорд Рейвенхок и лорд Шеллон приехали вместе со мной сегодня утром. Все во дворе замка видели, как Тамлин приветствовала меня. Мы с ней очень похожи, так говорят. Хотя я выше, и волосы у меня с рыжеватым оттенком.
      Ей пришлось взять себя в руки, чтобы не вздрогнуть, когда эти холодные, пустые глаза ощупали ее лицо, волосы, тело. Подобие усмешки напоминало оскал голодного волка посреди суровой зимы.
      – Да, действительно. – Он приподнял локон с ее плеча, потер между пальцами, изучая. – И сиськи у тебя не такие большие, но все равно ничего, очень даже ничего.
      – Больше никогда не говорите со мной так, иначе я прикажу вас высечь. – Она выпрямилась во весь свой рост, чтобы посмотреть на него свысока.
      Очевидно, этого говорить не следовало.
      – Вы, шотландские суки! Меня уже однажды высекли из-за твоей кузины. Она мне должна. Я получу свой долг. Скоро. Возможно, ты умнее, чем эта гленройская сука, – она раздвигает ноги перед своим хозяином и господином всякий раз, как только он щелкнет пальцами. Я видел, как они под яблоней, прямо на земле…
      – Дирк! – Голос Деймиана был самым желанным звуком, который Эйтин когда-либо слышала. – Что ты здесь делаешь?
      Наполовину прикрытые веками глаза незнакомца опустились, когда он кивнул в сторону Эйтин.
      – Я просто говорил «добро пожаловать» кузине леди Тамлин, которая так похожа на нее. Какое забавное совпадение, а? Вы похожи на Шеллона, а ему принадлежит Тамлин.
      – Милостью Эдуарда, – поправил Деймиан.
      – Полагаю, наш добрый король отдал вам Глен-Шейн вместе с этой су… леди. – То, как он подчеркнул последнее слово, говорило, что он не имел в виду его лестное значение, но низводил до уровня шлюхи.
      Эйтин шагнула к Деймиану и почти облегченно вздохнула, когда он подтолкнул ее себе за спину, оставаясь лицом к лицу с Дирком.
      – Тебе неплохо было бы помнить свое место, Пендегаст, или хлыст еще раз отведает твоей плоти. А возможно, это будет мой клинок.
      – К вашим услугам, лорд Рейвенхок. – Дирк Пендегаст отвесил шутовской поклон и вышел из комнаты.
      Эйтин чуть не стало плохо от паров злобы, клубящихся вокруг этого человека. Они отравляли воздух комнаты даже после его ухода. Эйтин была так расстроена, что хотела сделать что-нибудь глупое – например, броситься в сильные объятия несносного Деймиана.
      – Спасибо, что пришел вовремя. Кто он?
      Деймиан резко развернулся и гневно посмотрел на нее.
      – Сэр Дирк Пендегаст, рыцарь из войска Джулиана. Мне он не нравится. Он пытался изнасиловать Тамлин в тот день, когда Шеллон захватил Глен-Шейн. Пендегаст и четверо других поймали ее, когда она собирала цветы. Только милостью Божьей Шеллон появился там вовремя и остановил их. Что он делал в твоей комнате?
      Эйтин застыла от его тона, граничащего с обвинением.
      – Не произноси этот вопрос так, будто я пригласила его сюда, Деймиан Сент-Джайлз. Я открыла дверь, а он закрывал проход. Он думал, что я Тамлин. Я пыталась пройти мимо него, но он преградил мне путь.
      Деймиан коротко кивнул.
      – Прошу прощения, этот человек меня беспокоит. Если он хоть пальцем тебя тронет, я убью его не задумываясь. – Его взгляд пробежался по ней, словно чтобы удостовериться, что она невредима. – Тебе очень идет голубое, Эйтин.
      Эйтин резко вздохнула, желая поверить ему и все же зная, что он видит все ее недостатки в сравнении с безупречностью Тамлин.
      – Я выше Тамлин…
      Впервые черты его лица смягчились.
      – И я выше Шеллона. И красивее.
      Она на мгновение прикусила губу, любуясь его мужским совершенством.
      – Да, но он приятнее.
      – Шеллон? Его называют Черным Драконом. Он когда-то был королевским витязем. Он самый устрашающий воин на этих островах. Даже Эдуард немного побаивается Джулиана Шеллона. Не думаю, что кто-то когда-то называл Шеллона приятным. Никто. Даже Тамлин.
      – Она любит его. – Слова вырвались сами собой. В тот же момент ей захотелось забрать их назад, Эйтин понимала, что они могут причинить Деймиану боль.
      Он печально кивнул:
      – Да. А он любит ее. Джулиан – очень сложный человек, он много страдал. Он нуждается в покое, в счастье. Твоя кузина способна исцелить его, снова сделать Джулиана цельной личностью, дать ему сына, которого он отчаянно желает.
      – Ей очень повезло. Между ними что-то очень редкое и особенное. – Не в силах больше смотреть на Деймиана, Эйтин повернулась и поспешила из комнаты, она не хотела видеть, каким несчастным делают эти слова человека, которого она любит.
      О да. Она любит Деймиана Сент-Джайлза. Дура.

      Со смешанными чувствами Деймиан наблюдал за Шеллоном, глаза Джулиана жадно следовали за женой, покидающей большой зал. Тамлин пришла сообщить, что устроила Эйтин на ночь и теперь тоже собирается отправиться в постель. Деймиану показалось таким милым, что она спрашивала разрешения у Шеллона.
      Сент-Джайлз не мог себе представить, чтобы огненная Эйтин пришла спрашивать его разрешения отойти ко сну. Он едва не фыркнул, вспомнив, как она выходила из себя из-за приказов, которые он отдавал последние пару дней. Да она скорее проткнула бы Деймиана кинжалом, чем покорилась его воле. Огненный Цветок – вот что означает ее имя на гэльском. Оно идеально подходит ей, подумал Деймиан. Его Огненный Цветок.
      Ему доставляло радость видеть, что Джулиана и Тамлин связывают такие крепкие узы. Деймиан на самом деле был счастлив за них. И в то же время это вызывало ощущение пустоты в душе. Он страстно желал такого же счастья, тосковал по такой же близости.
      – Она – то, что тебе нужно, Джулиан. Я давным-давно не видел тебя таким счастливым.
      – Да, Эдуард понятия не имеет, как осчастливил меня. Мне и в самом деле чертовски повезло. – Джулиан добавил с полуулыбкой: – Думаю, нам обоим повезло.
      – Тебе – да. Что касается меня… может быть, – Деймиан пожал плечами.
      – Ты узнал, лжет ли она насчет этого брака с Лайонгленом? – спросил Шеллон, откидываясь на спинку кресла, чтобы допить вино.
      Деймиан поднял кубок ко рту, помедлил и сверкнул зубами в улыбке.
      – О, она лжет. Я разговаривал с привратником Лайонглена и как бы невзначай поинтересовался, как часто преподобный Малькольм приезжает в Лайонглен. Он ответил, что священник приезжает, только когда его позовут. Тогда я спросил, когда последний раз его вызывали в Лайонглен.
      – И?.. – Когда Деймиан лишь самодовольно улыбнулся, Джулиан подтолкнул его ногу носком сапога. – Давай рассказывай. Ты и так уже разжег мое любопытство.
      – Привратник сказал, что священника вызывали в одну ненастную ночь – сразу после Рождества – чуть больше трех месяцев назад. Он приехал так быстро, как только смог. Затем с рассветом отбыл.
      Джулиан зевнул.
      – Интересно, но не совсем по сути.
      Деймиан кивнул, затем сделал глоток вина.
      – А суть в том, что братья болтали, будто бы Лайонглен женился за несколько недель до смерти. Что означает…
      – Я поднимаю кубок за Дракона Шеллона, поверженного любовным безумием! – Слова прозвучали невнятно, но громко.
      Все взгляды обратились в сторону Дирка Пендегаста, который встал и теперь поднял свой кубок. Глаза рыцаря остекленели от выпитого, было ясно, что демоны пожирают его внутренности.
      Деймиан стиснул зубы. Эйтин была напугана Пендегастом, но, к своему отвращению, Деймиан давно подозревал, что негодяю нравится, когда женщины съеживаются перед ним. Один из лучших рыцарей Джулиана, Дирк, как ни отвратительно, любил унижать женщин. Ходили слухи, что он охотится на служанок и насилует маркитанток, доказательство тому – то, что он едва не изнасиловал Тамлин.
      – Любовное безумие? – Чуть заметно дергающийся мускул на лице Джулиана свидетельствовал о сдерживаемом гневе. Только дурак бросает вызов Джулиану Шеллону.
      – Да, это болезнь, и вы больны, милорд. – Глупец отвесил широкий шутовской поклон. – Возможно, неизлечимо. Эта болезнь даже сильнейших превращает в комнатных собачек. Разрушает мозг.
      Еще две недели назад Шеллон говорил, что отправил послание барону Пендегасту, старшему брату Дирка, Джулиан просил, чтобы Дирка отозвали в фамильное имение, что в его услугах больше не нуждаются. К сожалению, ответа до сих пор не было. Барон надеялся, что Джулиан даст Дирку во владение какой-нибудь феод. Деймиан знал, что этого никогда не случится. Шеллон хотел удалить Дирка из Глен-Шейна.
      Деймиан заметил, что правая рука Шеллона обманчиво небрежно скользнула вниз, к рукоятке кинжала Тамлин, который он носил за поясом. После того как Пендегаст напугал Эйтин, Деймиан с превеликим удовольствием увидел бы, как мерзкий щенок будет проучен, но Сент-Джайлзу почему-то казалось, что Дирк не так пьян, как притворяется, что он намеренно вызывает у Джулиана именно такую реакцию. Возможно, он полагал, что рана Джулиана на запястье хуже, чем она есть. Тамлин весь вечер баловала Шеллона. Вероятно, Дирк предположил, что она делала это из необходимости, а не из любви. Иначе Дирк никогда бы не осмелился бросать Джулиану вызов.
      Дабы пресечь надвигающееся столкновение, Деймиан со стуком поставил на стол свой золотой кубок, чтобы отвлечь внимание Джулиана от Дирка.
      – Сэр Дирк переусердствовал сегодня с вином. Пендегаст, закрой свой рот, пока ты не испортил нам ужин своим пьяным вздором.
      – Любой лекарь подтвердит мои слова. Это болезнь, повторяю. А где есть болезнь, есть и лекарство. Разве наша церковь не говорит, что женщины развращают нас, делают слабее? Ни один мужчина не должен подвергать такому унижению свою честь и гордость. Женщины должны знать свое место. Подчиняться своим повелителям. Настоящий мужчина никогда не позволит ни одной из них водить себя на поводке.
      Джулиан вскочил на ноги.
      Деймиан легонько удержал его за руку и тихо предостерег.
      – Не обращай на него внимания. Его слова бьют из зеленого источника зависти.
      – Лекари пускают кровь… вытягивают отвратительный яд, ослабляющий душу и тело. Чтобы прижечь рану и предотвратить гниение, прикладывают каленое железо. Мужчине же, чтобы излечиться от этой вероломной болезни, которая иссушает душу, надо переспать с другой женщиной. Тогда, и только тогда, избавит он душу, разум и тело от этого недуга. Если это не поможет, надо уяснить для себя, что все они одинаковы. Готовы лечь под другого, не успеет он отвернуться. Тот дурак, кто думает, что хоть одна из них чем-то отличается от остальных. Леди кричит от наслаждения точно так же, как какая-нибудь грязная свинарка. Печально, что наш самый могущественный воин повержен плотской лихорадкой.
      Не успел Деймиан и глазом моргнуть, как Джулиан метнул свой кинжал, и тот со стуком воткнулся острием между указательным и средним пальцами Дирка. Небрежно и в то же время с царственной осанкой Шеллон направился к столу. Он смотрел на Дирка не мигая, ждал, давая проснуться страху. Джулиан владел молчанием как оружием, это средство всегда давало ему преимущество. Наконец, когда Дирк моргнул, Джулиан выдернул нож и воспользовался острием лезвия, чтобы подстричь ногти…
      – Что ты сказал?
      Дирк угрюмо потянулся за своим кубком и почтительно ответил:
      – Ничего, милорд.
      – Так я и думал, – с надменной презрительностью отозвался Джулиан. Отвернувшись, он с явным пренебрежением вышел из зала.
      Деймиан последовал за ним.
      – Будет лучше, если ты отошлешь этого щенка назад к его братьям.
      – Именно это я и собираюсь сделать. Я написал его брату, попросил отозвать его.
      – Хорошо, потому что если ты не отправишь его отсюда, все кончится тем, что я перережу ему глотку. Перед ужином я застал его в комнате Эйтин, он пытался загнать ее в угол. Она сказала, что вначале Дирк принял ее за Тамлин. Я ему не доверяю. Тамлин или Эйтин – не желаю, чтобы он приближался ни к одной из них.
      – Не беспокойся. Он уедет, или, боюсь, я вынужден буду убить его.
      Приостановившись и оглянувшись на надменного Пендегаста, Деймиан заявил:
      – Пожалуй, тебе придется встать в очередь, Джулиан.
      Деймиан смотрел вслед Шеллону, пока тот поднимался по лестнице к хозяйским покоям. Он улыбнулся, глядя, как Джулиан перепрыгивает через две ступеньки, спеша к жене.
      Пустота, которая терзала его за ужином, теперь появилась вновь, заставляя гадать, каково это – знать, что кто-то ждет твоего возвращения. Он со вздохом повернулся и устремил взгляд на длинный коридор, освещаемый только одним факелом на стене. Деймиана никто не ждет. Никто не согревает его постель – или его жизнь.
      Всю жизнь он носил в себе это чувство отстраненности: не сын Шеллона, всего лишь кузен. Отвергнутый собственным дедом. Деймиан – наполовину шотландец, и все же эта земля чужая ему. Ему хотелось одолеть это беспокойство, эту неугомонную жажду быть частью чего-то. Ему хотелось того, что было у Джулиана, – любовь, дом, будущее. Чтобы было кому ожидать в постели.
      Деймиан хотел Эйтин.
      Она одна могла дать ему то, чего так давно жаждала его душа.
      Его взгляд устремился к двери, за которой была Эйтин. Спит ли она, или эта рыжая бестия ждет звук его шагов? Может, кто-то все-таки ждет его, в конце концов.
      С улыбкой он сделал было шаг в сторону ее комнаты, но послышавшиеся у основания лестницы голоса отвлекли его внимание. Волосы зашевелились на затылке, и привычки воина взяли верх. Отступив так, чтобы скрыться в густой тени, он осторожно глянул вниз. Несколько людей Джулиана шли из большого зала, направляясь к выходу из главной башни. Они разговаривали достаточно громко, чтобы быть услышанными, однако большинство слов были неразборчивы. Рыцари засмеялись над какой-то шуткой, потом шаги и голоса стали удаляться.
      Но один рыцарь задержался. Дирк. Он остановился у основания лестницы, положив руку на балясину перил, глядя вверх, словно пытался что-то решить.
      Ладонь Деймиана легла на рукоятку меча. Если Дирк хотя бы только поставит ногу на первую ступеньку, то умрет еще до того, как доберется до третьей. Факелы по обеим сторонам лестницы освещали жесткие черты лица Пендегаста. Лица, которое женщина могла по ошибке найти привлекательным.
      После того как Джулиан завладел тремя поместьями, он приказал Дирка и других воинов, напавших на Тамлин, привязать к столбу во дворе замка и дать по сотне ударов плетью. Пендегасту повезло, что Джулиан не убил его. Когда Деймиан смотрел в эти холодные, пустые глаза, у него возникало опасение, что Дирк не усвоил урок. Деймиан затаил дыхание, готовый нанести удар.
      Наконец, бросив последний холодный взгляд наверх, Дирк пошел восвояси. Что-то в его движениях подсказало Деймиану, что какой бы яд ни отравлял душу Пендегаста, его действие будет лишь усиливаться. Дирк нес на себе печать безумия. Деймиан с беспокойством взглянул в сторону лестницы. Моффет и Джервас спали в коридоре, ведущем в хозяйские покои. Они защитят Шеллона и Тамлин.
      Деймиан повернулся, глаза его устремились к двери, за которой была Эйтин. Никто не спал перед дверью, охраняя ее покой. Она даже не взяла с собой горничную, значит, кроме нее, в комнате никого не было. Да даже если бы и была служанка, она бы не смогла защитить Эйтин. Если признаться честно, он бы никому не доверил заботиться о леди Койнлер-Вуд.
      Деймиан улыбнулся:
      – Рыцарский кодекс гласит, что рыцарь должен защищать свою даму. Если она не пустит меня в свою постель, мне придется устроиться на тюфяке на полу. – Бросив последний взгляд на лестничный колодец, он отправился исполнять свою охранную миссию.
      Эйтин резко села в кровати, когда он распахнул дверь. На ней была только тонкая ночная рубашка, такая прозрачная, что это чуть не погубило его. Темные круги грудей отчетливо выделялись на фоне бледной ткани, вызвав волчью улыбку на его лице, эти вершинки выступили тем явственнее, чем ближе Деймиан подходил к кровати. Даже в свете свечи он увидел, как Эйтин залилась краской и потянула на себя одеяло из волчьих шкур, прикрывая грудь. Длинные волосы были заплетены; коса спускалась через правое плечо до самой постели.
      Широко распахнутые глаза придавали Эйтин невинный вид. Он знал, что это ложь. Эйтин – мастерица обмана. Только когда он смотрел на нее, то не мог дышать, не говоря уже о том, чтобы думать, что она скрывает от него. Она была просто отчаянно нужна ему.
      – Что вы здесь делаете, лорд Рейвенхок? – Она постаралась, чтобы голос звучал ворчливо, надменно.
      – Сними свою рубашку, Эйтин. – Он начал расстегивать перевязь.
      – Пойдите поцелуйте своего коня в задницу, милорд, – огрызнулась она, слегка раздув ноздри. Было ли это от растущего желания или от гнева, он не мог сказать. Возможно, и от того, и от другого.
      – Ты уже говорила это прошлый раз, – заметил он, ухмыляясь. – А миледи сегодня изображает недотрогу, холодную и неприступную. Согласен. Потому-то я и подумал, что тебе может понадобиться грелка в постель.
      – Она не холодная, милорд. Так что можете продолжать свой путь дальше по коридору… или в конюшню, – парировала она.
      – Верно, не холодная. – Он наклонился и прислонил меч к стене, на расстоянии вытянутой руки от кровати, затем сел на край. – Но бывает и другой холод, Эйтин, который проникает не в тело, а в душу. Он идет от одиночества. Тебе когда-нибудь бывает одиноко, девочка?
      Он увидел такую печаль, такую тоску в ее глазах, но она подтянула колени к груди и отвела глаза. Биение его сердца замедлилось, ее боль стала его болью.
      – Пожалуйста… – чуть слышно прошептала она.
      – Пожалуйста что, Огненный Цветок? Ведь именно это означает твое имя, не так ли? – Взяв в руку ее косу, он поиграл с ней. – Думаю, имя тебе прекрасно подходит. У тебя горячий, огненный нрав и…
      Ее голова дернулась вверх. Печаль была все еще настолько осязаемой, что казалась почти живой силой между ними.
      – Если ты скажешь «веснушки», я… я пну тебя.
      Деймиан усмехнулся, хотя все в нем хотело смягчить ее боль, вызвать улыбку на прекрасном лице.
      – Веснушки? А, миледи, вы болезненно чувствительны, когда речь заходит о них? Даже при ярком солнечном свете я едва замечаю их. При свете свечей их совсем не видно.
      – Не смейся надо мной, Деймиан Сент-Джайлз, или я… я…
      Он протянул руку и пальцем приподнял ее подбородок.
      – Я не смеюсь над тобой. Веснушки – божественные отметины, Огненный Цветок. К примеру, раз у тебя есть веснушки в одном месте – на носу, – значит, может быть, есть по крайней мере одна или две… или три… где-нибудь еще. Мужчина может провести полночи, отыскивая их. – «Может провести полжизни», хотел сказать он, но побоялся, что она еще не в настроении услышать это. – А поскольку я оказался внезапно пленен веснушками, это будут поиски, достойные рыцаря Шеллона.
      Эйтин скрестила руки на груди и спрятала голову в коленях.
      – Ох, уходи, – последовала приглушенная просьба.
      Все еще играя с косой, он усмехнулся:
      – Плачь, и утром у тебя будут опухшие глаза и большой красный нос. Что скорее всего сделает твои веснушки еще заметнее.
      – Я могу возненавидеть тебя, Сент-Джайлз. – Ее ореховые глаза метали в него молнии. Слова, может, и имели бы какую-то силу, если б ее подбородок не дрожал.
      Большим пальцем он провел по едва заметной впадинке на подбородке. Кто-то мог бы посчитать эту крошечную ямочку изъяном в совершенстве ее красоты. Но не он. Это делало Эйтин более реальной. Чувства переполнили его, когда больше не осталось никаких сомнений, что он смотрит в лицо, которое являлось ему в снах, которое помогало ему цепляться за жизнь, когда он готов был сдаться, потому что все его существование было пустым. Он хотел в жизни большего, хотел корни, дом, сыновей, таких как Моффет. Быть может, дочку с этими колдовскими глазами.
      – Возненавидеть меня? – Он отрицательно покачал головой. – Ты негодуешь на то, что я вошел в твою жизнь, где ты имела заключительное слово во всем. Теперь я говорю тебе, что и как будет. Тебе это не нравится. Слишком долго ты поступала по своему усмотрению. Дай время, Эйтин. Мы научимся трудиться вместе на благо Глен-Шейна. Ты будешь делать то, что хорошо для твоих людей. Я тоже. Они теперь и мои люди. Когда ты поверишь в это – поверишь мне, – возможно, ты также доверишь мне свои секреты, которые так ревностно охраняешь.
      Она отвела взгляд.
      – Трусиха, – усмехнулся он.
      Эйтин резко вскинула голову.
      – Я не трусиха.
      Она замахнулась, чтобы ударить его, но он снова схватил ее за запястье прежде, чем ладонь соприкоснулась с его лицом. Ухмыляясь, позволил ей попробовать вырваться, потом сунул ее ладонь в открытый ворот своей рубашки и приложил к груди, туда, где билось сердце.
      – Я предупреждал тебя, Огненный Цветок, насчет попыток ударить меня.
      Отвлеченная биением под рукой, она смотрела на то место, где ее ладонь соприкасалась с его телом, завороженная волшебством, зарождающимся между ними. Потом захлопала глазами, вспомнив его слова о наказании, которое последует, если она еще когда-нибудь попытается ударить его. Эйтин хотела убрать руку, будто обожглась, но он не отпускал.
      – Прости, – прошептала она извинение.
      Он громко рассмеялся.
      – Я не верю, что ты сожалеешь о своем поступке.
      Она едва сдержала улыбку.
      – Ну хорошо, я не сожалею. Но я на самом деле хочу, чтобы ты ушел.
      – Этому я тоже не верю. Твое тело опровергает эти слова. – Он легонько коснулся тыльной стороной ладони темного круга ее груди. Тело Эйтин затрепетало. – Когда твое тело возбуждается, оно говорит со мной своими переменами. Нам не нужны слова, Эйтин. Слова могут лгать. Это – нет.
      Он накрыл ее рот своим, не давая возможности запротестовать. Наверное, это несправедливо. К черту справедливость. Этой ночью он хочет быть с ней, обнимать ее в темноте, чувствовать, как ее сердце бьется рядом с его сердцем. Проснуться в теплом сиянии рассвета с нею в объятиях. Он воин. Всякий раз отправляясь на битву, он сражался, чтобы победить. Война, которую он разворачивал в ее постели, мало чем отличалась от прежних сражений. Он хотел завоевать сердце Эйтин, взять ее в заложники и никогда не отпускать. Возможно, он свяжет ее и будет щекотать павлиньим пером до тех пор, пока она не сдастся и не раскроет все свои секреты, как и свое тело.
      Что-то, связанное с павлинами, вызвало череду неясных образов, проплывающих через сознание. Он вспомнил, что в Глен-Шейне нет павлинов. Однако в Глен-Эллахе есть. Что и привело его к комнате в башне. Деймиан намеревался проверить, почему это воспоминание тревожит его, но Эйтин вошла в комнату, и он велел ей снять одежду. А потом павлины напрочь вылетели у него из головы.
      Прервав поцелуй, Деймиан глотнул, заглядывая Эйтин в глаза. Слова витали в воздухе, поэтому он сделал их своими.
      – Полумерами делу не поможешь, Эйтин.
      Он услышал ее резкий вдох и понял, что задел какую-то струну в ней. И все же ему снова было мало дела до загадок, пока он смотрел на эту языческую чаровницу. Свет свечей отражался в ее глазах, отчего они сияли. Умные, проницательные, они имели притягательную силу. Их прямота могла смутить некоторых мужчин. Мужчин, слишком слабых, чтобы принять вызов, вспыхивающий в их ореховых глубинах. Мать рассказывала Деймиану истории о «кейт-сидхи», пиктских женщинах-колдуньях. Она говорила, что они могут принимать образ кошки в свете полной луны. Он вспомнил, что Шеллон говорил, будто женщины из клана Тамлин происходят от тех колдуний. Деймиан смотрел на Эйтин, и было легко поверить, что она – какое-то волшебное создание, в котором течет кровь колдуний. Женщина, за обладание которой мужчина может убить.
      Только она пробуждала в нем безумную жажду. Потребность завоевать ее затопляла разум до тех пор, пока он уже больше не мог думать. Только молить.
      – Прикоснись ко мне, Эйтин.
      Несколько мгновений она не шевелилась. Потом уголок ее рта дернулся, она встала на колени и придвинулась ближе.
      – Прикоснуться к вам как, милорд?
      – Как хочешь. Обожги меня своим огнем, Эйтин.
      Она толкнула его в плечи:
      – Слезьте с кровати, милорд, на вас слишком много одежды.
      Несколько секунд он не сводил с нее глаз, гадая, не пытается ли она обмануть его. Но внутренний голос велел рискнуть. Доверившись ему, Деймиан соскользнул с кровати и встал.
      Эйтин свесила ноги с края кровати, потом встала позади него, ее мягкие руки скользнули вокруг, чтобы взяться за край его рубашки и стащить ее через голову. Так чертовски медленно, что Деймиану пришлось стиснуть зубы. Он почти не дышал, пока она не стянула рубашку и не бросила ее на пол. Прильнув своим телом к его голой спине, она пробежала руками вверх по груди, затем спустилась вниз, чтобы расшнуровать его лосины. Когда ловкие пальцы чуть не довели его до безумия, Деймиан стал помогать ей.
      С гортанным мурлыканьем она хлопнула его по рукам и куснула за спину. Деймиан улыбнулся и позволил ей продолжать свою игру. Она прижала свои мягкие груди к изгибу его спины, а Деймиан, как идиот, балансировал на одной ноге, распуская шнуровку на каждом сапоге. Она уже стаскивала с него кожаные лосины, позволив ему выйти из них. Издав еще один грудной звук, Эйтин провела ладонями вверх по его бедрам, ногтями слегка царапая кожу.
      Ее ищущие руки скользнули вокруг пояса, одна поднялась выше, чтобы указательным пальцем очертить плоский сосок, другая спустилась вниз, к паху. Эйтин нежно сжала его плоть, заставив ее болезненно дернуться. Деймиан откинул голову назад, закрыл глаза, скользя по краю боли-наслаждения, к которому она подвела его.
      – Таких прикосновений вы желали, милорд?
      Он улыбнулся в восхитительной агонии, когда она игриво ущипнула сосок. Стрела молнии дугой пронзила его тело и взорвалась в паху. Ощущения, которых он никогда прежде не испытывал. Волшебные прикосновения Эйтин делали все это новым для него.
      Развернувшись, он схватил ее за запястье. Она не сопротивлялась. Ее губы встретились с его губами, открывая их, чтобы вкусить его еще раз. Поворачивая голову, он воспользовался своим преимуществом, жадный до всего, что она могла дать ему. Самообладание – если таковое когда-либо существовало – разлетелось вдребезги по мере поцелуя. Деймиан услышал низкий стон – ее стон – почувствовал его всей кожей и каждой каплей крови. Вобрал его в себя и сделал своим. Углубив поцелуй, он отдал примитивный мужской приказ о подчинении. Немедленно.
      Его ладони скитались по припухшей груди, играли с сосками до тех пор, пока ее дыхание не стало прерывистым, тяжелым. Деймиан улыбнулся самодовольно, счастливо, решительно, толкнул ее спиной на кровать, затем накрыл своим пылающим телом. Никогда еще первобытная жажда обладания не разрывала его с такой дикой силой, заявляя, что это его женщина, его пара.
      Жажда была ненасытной, словно лесной пожар, пожирающий все на своем пути.
      То, что Деймиан испытывал к Эйтин, пугало его. Но, черт возьми, она будет принадлежать ему. Он убьет любого, кто попытается забрать ее у него.
      Страсть пылала так ярко, что взрыв пришел быстро, затем туг же вспыхнула заново, побуждая овладевать ею снова и снова.
      Эйтин… Огненный Цветок. Да, она опалила его своим огнем.
      В ее постели он больше не чувствовал ни пустоты, ни одиночества.

      Эйтин провела большую часть утра в своей комнате по двум причинам. Наиболее настоятельной из них был ее неспокойный желудок. Запах еды, доносящийся снизу, заставил ее поспешить к ночному горшку, едва только рассвело. К счастью, Деймиан уже ушел завтракать. Другая причина, по которой она оставалась в комнате, заключалась в том, что она не готова была снова встретиться с Деймианом после прошедшей ночи.
      Дверь открылась, и Эйтин вздрогнула, испугавшись, что это Деймиан. Но это была всего лишь старая Бесса.
      – Я принесла тебе отвар, девочка, и сухих яблок. Они облегчат утреннюю тошноту.
      Эйтин не удивило, что старая женщина знает о ребенке. Целительница, колдунья, она была одной из Трех Мудрых Священной Рощи, которые присматривали и заботились о людях Глен-Шейна и Глен-Эллаха. Бесса, Уна и Эвелинор были учителями Эйтин, показывали ей, как использовать высшее знание, наставляли в применении трав.
      – Вороны несут слово от Энвина, из мира иного. Для тех, кто достаточно мудр, чтобы услышать. Твоя душа знает этого сурового воина.
      Эйтин нахмурилась, пытаясь избежать разговора о нем.
      – Ты говоришь загадками, Бесса. Я не знаю, что ты имеешь в виду.
      Бесса поцокала языком, тем самым выражая свое неверие.
      – Эти Драконы Шеллона стоят раздумий, дитя.
      – Бесса, он смущает мою душу.
      – Но не твое тело? – усмехнулась Бесса, покачав головой. – Тамлин говорила почти те же слова, когда я в первый раз привела к ней Черного Графа. За свою долгую жизнь я повидала немало воинов, я заглядывала им в души. Некоторые из них были хорошими людьми. Некоторых следовало убить на месте. Эти мужчины Шеллона обладают храбростью и огнем. Они редкой породы. Их приход – воля богов, благословение. Ты должна знать, что семь времен года тому назад лэрд Кинмарха обращался за прорицанием о мужчине – о том, которого называл Драконом. Он сердцем чувствовал, что этот человек будет прекрасным мужем для нашей Тамлин.
      – Граф Хадриан думал, что Шеллон будет хорошим супругом для Тамлин?
      – Да. Эвелинор предсказала, что с первым пробуждением вешних вод темный воин придет в Глен-Шейн. Его жизненные линии переплетены с линиями Тамлин, и ни для кого из них нет пути назад. Только видения поначалу были неясными, трудными для истолкования нашей пророчицы. Потом они медленно прояснились. Мужчин было двое, не один. Один – тот, который укутан в цвета воронов. Другой – тот, кто пришел с цветом тумана.
      «Сегодня ночь Белтейна, Майского праздника. Ночь великого волшебства. Оно затрагивает твою кузину Тамлин в Гленроа и, как в зеркальном отражении, воздействует и на твою жизнь».
      – То же самое говорила мне Уна в Майский праздник, – призналась Эйтин.
      – Да, похожие мужчины, похожие женщины. Каждой паре вверено защищать наши глены, наш образ жизни. Грядет время испытаний. Вам, девушкам, нужны сильные спутники жизни, которые будут делать то, что нужно, будут сражаться за вас, защищать вас.
      – Возможно. Но путь Тамлин и путь, которым должна идти я, разные. – Сердце Эйтин горело. Шеллон любит Тамлин. Это совсем другое.
      – Порой, девочка, мы сами все усложняем, тревожась о том, что может быть, вместо того чтобы посмотреть в лицо тому, что есть. Позволь жизни идти своим чередом. Прими ее.
      – Если бы все было так легко, Бесса. Если бы только…
      – Может, так оно и есть.
      Эйтин смотрела вслед уходящей старухе, и отчаяние подымалось в ее душе.
      Прошедшая ночь причинила боль, которую она еще не до конца осознала. Она любит Деймиана. И понимает, что из-за этой любви теряет весь свой разум. И силу воли. О, она полна праведных планов, знает, как обращаться с ним, как держать его на расстоянии. Но каждый раз, когда он рядом, все сильнее в ее глупом сердце становится побуждение отбросить благоразумие и осторожность. Эйтин хочет идти рядом с ним по жизни, и становится ясно, что ее мало заботит, какова будет цена. Это только делает обман о ребенке, растущем в ее утробе, еще более предосудительным.
      Прошлой ночью она не утаивала от Деймиана ничего, отдавала ему все, что он просил, и даже больше. Теперь, в холодном свете дня она сожалела о своей несдержанности. Она слишком уж облегчала все для этого несносного Сент-Джайлза. С самого начала она почувствовала связь с ним, понимала, что отдает кусочек своей души этому незнакомцу. Но только прошлой ночью она отдавалась ему с любовью в сердце. О, как она любит этого надменного, прекрасного, раздражающего Деймиана!
      С какой стороны ни посмотри, Эйтин видела лишь разрушительные последствия, страшилась их. Она испытывала потребность признаться в своей лжи, в тех хитростях, к которым она прибегла, крадя кусочек его жизни, используя Деймиана для того, чтоб забеременеть. Но едва лишь она наскребала достаточно храбрости, чтобы рассказать ему, как вспоминала выражение его лица, когда он говорил о рождении Моффета, о том, как он был обманут – предан. Тогда, законченная трусиха, она попыталась представить, что будет, если она никогда не расскажет ему. Он ясно дал понять, что не верит в ее слова о браке с Гилкристом ради Лайонглена. Что он подумает о ней, когда она родит ребенка, особенно если у него будут ярко выраженные черты Шеллонов?
      – Он никогда не поверит в возможность второго непорочного зачатия, – пробормотала она, затем поежилась.
      Какой-то шум во дворе привлек ее к бойнице. Озадаченная, Эйтин увидела людей, бегущих к конюшне. Вскоре оттуда вышел Шеллон, неся кого-то, завернутого в накидку. Судя по длинным волосам Эйтин поняла, что это, должно быть, Тамлин.
      Не мешкая ни секунды, Эйтин выбежала из комнаты и стремглав бросилась вниз по лестнице, там она и встретила Шеллона, поднимающегося с ее кузиной на руках и Деймианом, идущим следом. Мрачный и угрюмый, Джулиан на мгновение приостановился и посмотрел на Эйтин с болью, затем прошел по лестнице в главную башню, не сказав ни слова.
      Задержавшись на первой лестничной площадке, Деймиан отрывисто приказал одной из служанок послать за старой Бессой.
      – Деймиан, что случилось? – Эйтин схватила его за руку, когда он чуть не прошел мимо, словно и не заметив ее. – Что случилось? Что с Тамлин?
      Он попытался что-то сказать, нахмурился, затем отодвинул Эйтин с дороги и помчался наверх, в хозяйские покои.
      – Черт! – Она топнула ногой и направилась следом за ним. Дверь в конце коридора была наполовину приоткрыта, поэтому она вошла вслед за Деймианом.
      – Я послал за знахаркой, – сообщил Деймиан Шеллону. – Я видел ее сегодня утром, так что ее будет нетрудно найти.
      Эйтин прошла в глубь комнаты.
      – Я тоже знахарка, лорд Шеллон. Позвольте мне взглянуть на Тамлин, пока не привели Бессу. Что с ней случилось?
      Шеллон накинулся на нее, меча своими темно-зелеными глазами яростные молнии.
      – Где вы, черт возьми, были?
      Эйтин попятилась, потрясенная силой грозного могущества Черного Дракона, не понимая, почему он злится на нее.
      – Я… я была в своей комнате, милорд.
      – Почему вы не были с ней? Вы с вашим проклятым сновидением. Почему вы не предвидели это… не остановили это? Какая польза от этих способностей, если вы не в состоянии предотвратить подобное? – Его обвинение хлестало Эйтин словно плеть.
      Не задумываясь, она потянулась рукой к своему амулету, чтобы устоять против волны черного отчаяния и ярости, охватывающих ее.
      – Мне очень жаль…
      – Джулиан, с Тамлин был охранник. Он не смог сделать ничего, чтобы предотвратить случившееся. Я не знаю, чего ты ждешь от женщины. Поэтому не обвиняй Эйтин. Ты просто ищешь мишень, чтобы выплеснуть свой неуместный гнев. Побереги его для того, кто этого заслуживает. – Деймиан смерил кузена сердитым взглядом. Вместо того чтобы достучаться до здравого смысла Шеллона, это, похоже, лишь еще больше ожесточило Дракона.
      – Хватит, Шеллон, – донесся с кровати слабый голос Тамлин. Ее упрек пробился сквозь ярость Дракона, чего не удалось Деймиану. – Тут нет вины Эйтин, так что прекрати запугивать ее, Шеллон.
      Джулиан резко повернулся с таким же свирепым лицом, но внезапно черты его смягчились, он присел на край кровати и взял руку жены в свою. Другая потянулась и обхватила ее щеку с такой нежностью, с такой явной любовью, что у Эйтин на глазах выступили слезы.
      Ее взгляд жадно отыскал Деймиана, отчаянно надеясь увидеть хотя бы слабый отголосок этих чувств. Деймиан стоял, скрестив руки на груди.
      Серо-зеленые глаза видели только Тамлин.
      Невидимый нож прошел сквозь сердце и в конце концов застрял в животе. Эйтин подумала, чувствует ли крошечное существо, живущее в ней, эту боль, понимает ли беспомощность ее страданий. Она прикусила губу, чтобы не дать себе совершить что-нибудь опрометчивое – например, залепить Деймиану пощечину. Ему, глупцу несчастному, не надо далеко ходить. Как он может быть таким слепым? Какими еще способами может она показать, что любит его?
      – Эйтин, не могла бы ты распорядиться насчет ванны… – попросила Тамлин, но Шеллон прервал ее. Он заморгал, явно пытаясь сосредоточиться на ней, а не на чувствах, затмевающих разум.
      – Ванны? Зачем?
      Тамлин глубоко вздохнула и выдавила слабую улыбку.
      – Я грязная, милорд. Я хочу смыть с себя грязь и переодеться в чистое платье. – Она взглянула на Эйтин: – Пожалуйста, позаботься насчет ванны. И не обращай внимания на моего мужа. Драконы ревут и любят изрыгать огонь. Он забывает, что нежные души могут обгореть, когда он пыхтит и фыркает.
      Эйтин кивнула, не в состоянии говорить из-за слез, застрявших в горле. Тамлин добавила:
      – И забери сэра Тугодума с собой. Я могу принимать ванну перед своим мужем и иногда вынуждена делать это перед его оруженосцами, но делать это перед его братьями и кузенами решительно отказываюсь. – Но Деймиан продолжал стоять, глядя на нее, и она резко бросила: – Выйдите немедленно, лорд Рейвенхок. Вы нарушаете мое единение.
      Смысл ее слов наконец дошел до него. Он кивнул.
      – Прошу прощения, миледи. Я к вашим услугам. Только позовите…
      Эйтин не стала смотреть, как этот идиот с обожанием ползает в ногах ее кузины. Она торопливо спустилась вниз по винтовой лестнице в шумную, оживленную кухню. Там она распорядилась, чтобы кухарка поставила греть воду для госпожи и чтобы ужин для Шеллона и Тамлин сегодня вечером отнесли в их покои.
      Покончив с делами, Эйтин надела накидку и вышла прогуляться. В собирающемся тумане она медленно пошла вдоль задней части замкового двора, мимо огорода и длинных, аккуратных рядов трав, привязанных к палкам, до самой мусорной кучи. Ее грусть, казалось, притягивалась этой кучей отходов, возможно, как отражение ее бед. Так много неправильного было в ее жизни, и Эйтин не видела надежды исправить это.
      Какой-то всплеск цвета привлек ее внимание. На самом краю кучи, ближе к ее задней стороне, рос молодой побег, почти с нее ростом – боярышник. Он уже щеголял красивыми белыми цветами. Изящные цветы с пятью лепестками были так прекрасны – полная противоположность тому, откуда брали питание его корни. Одно из трех священных деревьев. Два других – дуб и осина. Люди называют боярышник Майским деревом, или Белым Шипом. Часто на его ветки привязывают какую-нибудь тряпочку или кусочек одежды и загадывают желание, ибо считается, что дерево это волшебное и исполнит желание, если у человека чистое сердце.
      Поддавшись порыву, Эйтин развязала ленточку на конце косы и дрожащими пальцами завязала ее бантиком на тонкой веточке деревца.
      – Вот мой прекрасный Белый Шип, растущий сильным из отбросов Гленроа. Красота из руин. Я не прошу исполнить желание, просто надеюсь, что ты даруешь мне свое благословение. Я очень в нем нуждаюсь. С приходом осени, когда твои листья опадут, я вернусь и перенесу тебя на почетное место в Койнлер-Вуд, я подарю тебе любовь и заботу, чтобы ты рос сильным. Я не сорву твои цветы, хотя мне очень хотелось бы взять один с собой, я знаю, что это грех – вредить твоему совершенству.
      Позади боярышника рос сочный куст ракитника. Цветы его были не такой красивой формы, но ярко-желтые. Очевидно, кухарка, которая ухаживала за огородом и приходила выбрасывать отходы в мусорную кучу, вырывала все, что считала сорняками. Она специально оставила эти два растения, зная, что они особенные и дают защиту Гленроа.
      Эйтин сорвала веточку с ярко-желтыми цветками.
      – Я знаю, нельзя срывать твои цветы просто так. Не сомневайся, я отчаянно нуждаюсь в твоем покровительстве. Возможно, чтобы спасти меня от себя самой.
      Она вдохнула чудесный сладкий аромат – приятное дополнение к резкому запаху цветков боярышника.
      – Интересно, выйдет ли что-то красивое из отбросов моей жизни?
      Она приложила ладонь к животу, думая о ребенке, растущем там. Тайная улыбка скользнула по губам. Там, внутри ее, и в самом деле пускает корни семя чего-то совершенно особенного. Несмотря на страдания, затопляющие ее, она хочет этого ребенка – ребенка Деймиана, – жаждет держать его на руках. Малыш родится, когда зима пойдет на убыль и отступит, когда земля согреется и пробудится с весной.
      Жизнь начнется заново.
      Эйтин пришла сюда с болью, в поисках места, где можно побыть наедине со своей печалью. Несмотря на то, что Эйтин жила в большой крепости, здесь было мало мест, где можно по-настоящему уединиться. Эйтин хотелось поплакать. Однако красота боярышника и ракитника вместо слез дала ей крохотную частичку надежды, желание продолжать бороться за свое счастье.
      – Завтра он не должен сражаться, – донесся из тени голос чуть громче шепота.
      Эйтин повернула голову и попыталась разглядеть, кто говорит с ней. Слова прилетели с дуновением ветра, настолько тихие, что она сомневалась, прозвучали ли они. Туман, казалось, сгустился и принял форму женщины. Эвелинор, повелительница Сада. Поднимающийся туман ореолом окружал ее длинные белые волосы, делая похожей на ангела, сошедшего на землю. Она была названа в честь богини сада, и никто из стариков не мог припомнить времени, когда бы она не учила и не защищала клан Огилви. Несмотря на то, что была одной из самых старейших членов клана, годы почти не наложили своего отпечатка на ее безмятежные черты. Бледно-лавандовые, граничащие с серым, ее глаза были такими прозрачными, что многие часто принимали ее за слепую. Ее молочно-белая кожа легко обгорала под солнцем, поэтому мало кто видел ее днем, она появлялась только в рассветные часы или в сумерки. Она, казалось, чувствовала себя непринужденно во мгле, словно ее серость делала ее частью тумана. Самая сильная из Трех Мудрых Священной Рощи, она обладала даром предвидения через далеко идущие видения, в которых никто не осмеливался сомневаться. Вожди других кланов преодолевали огромные расстояния в поисках ее мудрости.
      Она учила Эйтин всему тому, что необходимо знать в жизни. Через нее продолжала жить устная история их предков.
      После смерти матери Эйтин каждая из Старейших – Бесса, Уна и Эвелинор – играли важную роль в ее жизни, равно как и в жизни Тамлин и ее сестер. И все же, в некотором смысле, Эйтин всегда чувствовала себя по отношению к Эвелинор дочерью, а не ученицей.
      – Эвелинор…
      – Я пришла со словами, которые тебе важно услышать, Эйтин Огилви. Прислушайся к ним, иначе завтра печаль завладеет тобой. Он не должен сражаться на поле чести, когда наступит рассвет. Он умрет, если возьмет оружие вместо другого. Пожалуйста, дитя, послушай.
      Эйтин направилась к Эвелинор.
      – Я всегда слушаю, бабушка. Твои слова указывают нам путь.
      Когда она подошла, Эвелинор переложила длинную ветку боярышника из правой руки в левую, чтобы погладить Эйтин по щеке.
      – Моя прекрасная дочь, дитя камней, страшная опасность надвигается на нашу землю в образе леопарда. Человек великого могущества, он разрушает, калечит, его жестокость оставляет после себя воронов пировать на телах мертвых, красные реки текут там, где он прошел. Ты, и только, ты можешь остановить его, не дать стереть с лица земли Глен-Эдлах и Глен-Шейн. Ничего не останется – ничего. Наши замки будут разрушены, наши женщины изнасилованы, наши мужчины жестоко убиты. Эти две долины истекут кровью.
      Слезы катились по гладким щекам без морщин, вызывая отклик тех же чувств внутри Эйтин.
      – Скажи мне, что я должна делать… что происходит? Я не понимаю, о чем ты. Почему мы в опасности?
      – Твой мужчина будет сражаться завтра… если ты не остановишь его. Если он будет сражаться, он умрет. Перед своим последним вздохом он убьет другого – справедливо, но для леопарда это не будет значить ничего. Он придет с огнем и мечом, и оба клана – Шейнов и Огилви – погибнут.
      – Эвелинор, я верю тебе, но я не понимаю… этот леопард… король Эдуард? Зачем ему уничтожать наши кланы? Он послал своих Драконов, чтобы захватить эти долины.
      – Верно, но это было наказание, не награда. Он отправил сюда графа Шеллона в наказание за то, что тот осмелился поднять на него руку. Утром Шеллон захочет выйти на поле чести, чтобы отомстить за свою леди. Это верный путь. Так и должно быть. Леопард примет Шеллона как посланника справедливости. Только лорд Рейвенхок пожелает занять место Шеллона, сразиться вместо него. Он не должен. Леопард воспримет это как оскорбление. Пусть ничья рука не отвернет тебя от этой цели – ты должна остановить его. Сделай что можешь – чего бы это ни стоило, – но он не должен сражаться вместо Шеллона. Он умрет. Мы все умрем…
      – Мне бы следовало поколотить тебя до потери разума! – прогремел голос, нарушив важность момента – Но опять-таки это означало бы, что он у тебя есть, в чем я сильно сомневаюсь, леди!
      Потрясенная настолько, что едва могла дышать, Эйтин повернулась и увидела разъяренного Деймиана, решительно шагающего между грядками.
      – Последний человек, кого я хотела бы видеть, – сэр Тугодум, – тихо пробормотала она Эвелинор.
      Только когда Эйтин повернулась к старой колдунье, той уже не было, она исчезла так же, как и пришла, – с туманом. Эйтин заморгала, почти испугавшись, что сходит с ума и все это ей привиделось, настолько странными были слова Эвелинор. Опустив глаза на веточку в своей руке, Эйтин воззрилась на желтые цветки. Она заставила пальцы расслабиться, чтобы не помять нежные лепестки, пока силилась постичь смысл предостережения своей наставницы. Эйтин было прекрасно известно, что не стоит пренебрегать любым предсказанием Эвелинор. Но на то, чтобы постигнуть чудовищность непреклонного предостережения, Эйтин требовалось время. Ей необходимо было немного побыть одной, дабы осознать все это, попытаться осмыслить запутанные слова.
      – Мне следовало бы отломать ветку от этого дерева и выпороть тебя за глупость!
      Все еще дрожа, Эйтин шагнула между разгневанным Деймианом и молодым боярышником:
      – Ты не тронешь мое дерево. Любой, имеющий хотя бы каплю ума, знает, что поломать боярышник – значит накликать несчастье на свою голову.
      – Тогда я отхлещу тебя рукой. Ты неделю будешь есть свой ужин стоя, Эйтин Огилви. Будешь спать на животе. – Его слова прозвучали скорее обещанием, чем угрозой.
      Ох, ну почему этот несносный человек не оставит ее в покое, не даст ей побыть одной, дабы она могла воспользоваться даром ясновидения и понять значение мрачного пророчества Эвелинор? Нет, он примчался сюда, нарушил ее уединение, угрожает ей и ее деревцу. Деймиан вне себя от злости, хотя Эйтин не возьмет в толк почему. Он и в самом деле пугает ее, и ей хочется бежать, но она не может оставить Деймиана из опасения, что он причинит вред боярышнику. Она вызывающе вздернула подбородок и не сдвинулась с места.
      – Я не струсила перед грозным Драконом, который изрыгал на меня огонь, обвиняя невесть в чем, поэтому не спасую и перед вами, лорд Рейвенхок. Приберегите свою брань и угрозы для того, кого можно запугать, – парировала она. – Я хочу уехать домой в Койнлер-Вуд. Сегодня же. Хватит с меня своевластных хозяев, которые развлекаются тем, что наказывают женщин. Хватит!
      Как только она произнесла эти слова, голос Эвелинор эхом прозвучал у нее в голове. «Он не может сражаться вместо Шеллона. Он умрет. Мы все умрем». Если она уедет в Койнлер-Вуд, тогда некому будет помешать ему сражаться на месте Шеллона. Только на каком месте? Зачем он выйдет на поле чести? Это как-то связано с Тамлин, но Эйтин понятия не имеет, что происходит, и это ее пугает. Очень сильно пугает.
      Деймиан помолчал, закрыл глаза, затем набросил узду на свою несдержанность.
      – Извини. Мое раздражение родилось из страха, что с тобой что-то произошло. Никто не мог сказать мне, куда ты ушла. После того, что случилось с Тамлин…
      – Что? Что именно случилось с Тамлин? Ни ты, ни твой грозный кузен ничего мне не сказали. Возможно, ты теперь лорд Лайонглен, но я все еще баронесса Койнлер-Вуд и не потерплю такого несправедливого отношения. Я… – Слишком расстроенная, она махнула рукой и хотела пройти мимо него.
      Деймиан схватил ее за руку и повернул лицом к себе.
      – Прости меня, Эйтин. Мужчины – не самые здравомыслящие существа, когда кто-то причиняет вред тому, кого они любят. Дирк Пендегаст напал на Тамлин… за конюшней.
      Он опустил глаза на носки своих сапог. Он страдал, и его боль стала ее болью, только ей было еще больнее оттого, что его боль была из-за любви к Тамлин. «Мужчины – не самые здравомыслящие существа, когда причиняют вред тому, кого они любят».
      Наконец ей удалось выдавить слова:
      – Ох, бедняжка Тамлин. Он… – Образ Дирка с признаками безумия в жестких черных глазах, который заявился к ней в комнату вчера вечером, вспыхнул в сознании. Он думал, что она – Тамлин.
      – Мы с Шеллоном поймали его. Надеемся, что успели вовремя. – Деймиан наконец поднял взгляд, светлые глаза были полны слез. – Я не мог найти тебя, поэтому, естественно, испугался.
      Эйтин кивнула, взглянув на красивые цветы в руке, не в состоянии спокойно рассуждать.
      – Мы услышали, что какие-то люди разбили лагерь на другой стороне Лохшейн-Мор, и отправились убедиться, что они убрались. Когда мы возвращались, Шеллон, похоже, почувствовал, что Тамлин в беде. Потом мы услышали ее крик и поспешили на него.
      – Что случилось с Пендегастом?
      – Его и его людей посадили в темницу.
      – Шеллон повесит его?
      Деймиан покачал головой:
      – Нет. Шеллон хочет решить дело с помощью честного поединка. Пусть Господь Бог вершит правосудие.
      Эйтин ахнула, когда до нее дошло то, что он говорит. «Завтра Шеллон захочет выйти на поле чести, чтобы отомстить за свою леди. Это правильный путь. Так должно быть. Леопард примет это как Божью справедливость. Только лорд Рейвенхок пожелает занять его место. Он не должен. Он умрет. Мы все умрем».
      – Нет! – вырвалось у нее.
      – Я согласен. Шеллон не должен сражаться. Он не может сражаться. После берикского сражения его душа истерзана. Ему не следует снова подвергать себя испытанию. Дирк – слишком хороший воин. Лучший из всех, что Шеллон когда-либо обучал. Боевой дух Шеллона уже не тот, что раньше. Боюсь, что даже секундное промедление с его стороны даст Пендегасту преимущество. Шеллон умрет. Тамлин нуждается в нем.
      Ужас обуял ее, когда слова Эвелинор вспыхнули в мозгу, ворвавшись в сознание словно штормовой ветер. Только сейчас она поняла, от чего наставница пыталась ее предостеречь. Шеллон хочет справедливости, наказания Пендегаста на поле чести в справедливом поединке. Возмездие Бога. В справедливом поединке того, кто прав, направляет рука Господа. Возможно.
      Пока она стояла, не отрывая глаз от Деймиана, слова, словно эхо, снова и снова звучали у нее в голове: «Он умрет. Он умрет. Он умрет».
      Внезапно все закружилось у нее перед глазами, затем почернело.

      Эйтин пошевелилась. Она чувствовала тепло, покой, защищенность.
      До тех пор, пока не увидела сон…
      Она бежит сквозь туманное утро, яркие лучи восходящего солнца рассеивают мглу, пронзая ее слепящими осколками белого света. Свет обжигает глаза, почти ослепляет ее необычной яркостью. Она отчаянно ищет. Она должна найти Деймиана.
      Мощные кони, облаченные в доспехи, выводятся на поле, и множество людей толпится вокруг, проходя мимо нее, обходя, натыкаясь на нее, оттесняя ее в сторону. Во сне у них нет лиц, хотя их страх, кажется, почти осязаемо висит в воздухе. Она толкается, протискивается мимо них, пытаясь добраться до Деймиана. Она должна найти Деймиана. Не дать ему погубить себя.
      Затем она замечает его на дальнем конце поля. Несколько человек снова оказываются между ними, не обращая внимания на то, насколько отчаянно она пытается пробиться к нему. Их движение мешает ей пройти, сдерживает ее, и Эйтин лишь мельком удается увидеть высокого рыцаря. Она расталкивает беспечных людей, в ярости на тех, кто закрывает ей дорогу к нему. Наконец они расступаются и отходят в стороны, и она смотрит прекрасному рыцарю в лицо. Она не видит никого, кроме Деймиана Сент-Джайлза.
      Этот особенный воин излучает какую-то первобытную жизненную силу – огонь Дракона Шеллона. Волосы на затылке шевелятся, когда Эйтин смотрит на него. Доспехи, прикрывающие верхние части рук и бедра, и нагрудник из темной стали, серые рубашка и накидка. Другой придет с цветом тумана. Ветер шевелит черные, волнистые волосы с примесью темного огня – знак того, в ком течет древняя кельтская кровь. Длинные, мягко завивающиеся вокруг ушей, они достают до латного воротника, прикрывающего затылок.
      Затаив дыхание, Эйтин неотрывно смотрит в серо-зеленые глаза цвета туманных ущелий Глен-Шейна ранним утром. Он красив, нет – прекрасен. И она так любит его.
      Он спокойно стоит, пока оруженосец застегивает металлический наколенник, прикрывающий колено и икру. Несмотря на тяжелую кольчугу и доспехи, отягощающие тело, Деймиан стоит с царственным достоинством среди оруженосцев, готовящих его к сражению. Глупец выглядит так, словно ему ни до чего на свете нет дела.
      Он берет латные рукавицы у другого оруженосца, но не надевает их. Его взгляд остается сосредоточенным на приближающейся Эйтин. Протянув руку, Деймиан изящными пальцами берет ее за дрожащий подбородок и приподнимает его, не давая отвернуться от проницательного взгляда. Она с нежностью смотрит в изумительные глаза, обрамленные длинными ресницами, а они взирают на нее с властной, пронзительной проницательностью, которая недоступна простым смертным. Последний мужчина, которого она хотела бы иметь в качестве противника. Единственный мужчина, которого она когда-либо любила. Она смотрит в эти незабываемые глаза, мир сужается. Ничто больше не существует.
      Есть только этот рыцарь в сером.
      Челюсть у него сильная, квадратная. Красивый, чувственно изогнутый рот невероятно соблазнителен. Он может заставить ее позабыть все благие намерения и сдаться, не прося ничего взамен. Черный локон небрежно упал на высокий лоб, побуждая протянуть руку и убрать его.
      Образы овладевают Эйтин, опаляют древним огнем, когда она касается Деймиана… ее ладони на обнаженной мускулистой груди, ощущения поцелуев этого прекрасного, сильного рыцаря. В тот же миг их сменяет ужасающее видение меча, пронзающего его тело даже сквозь пластину доспехов. Кровь пропитывает серую рубашку. Она струйкой вытекает изо рта, и жизненная сила меркнет в его прекрасных глазах.
      В ужасе Эйтин отшатывается назад, собственный крик врывается в сознание.
      Резко проснувшись, она села на кровати в потемневшей комнате, не в состоянии вспомнить, как попала сюда. Потребовалось несколько мгновений, прежде чем она вспомнила, что лишилась чувств у мусорной кучи, – не столько потеряла сознание, сколько была втянута в черную дыру предвидения. Она поежилась от того, что остатки видения – предсказания – были все еще слишком реальными. Что будет, если она не остановит Деймиана? Единственным, что удерживало бархатную черноту на расстоянии, был мерцающий свет свечи на столике у кровати.
      Взгляд обшаривал темноту в поисках Деймиана. В спальне его не было. Комната казалась холодной и пустой.
      Эйтин сидела, слушая болезненное биение своего сердца. Пребывая в цепких когтях своего пророческого сна, она едва не спрыгнула с кровати, чтобы бежать за Деймианом, затем до нее дошло, что еще темно. Ночь. Еще есть время, чтобы остановить его.
      – Твой мужчина ушел. Я отослала его. Мужчины бесполезны, когда женщина теряет сознание. Яви им огнедышащее чудовище, которое нужно убить, и они спокойны, уравновешенны, хладнокровны. Дай им девушку, которая лишилась чувств, и они теряют присутствие духа и только путаются под ногами. – Старая Бесса вышла из тени, держа в руке кувшин. Она налила жидкость в маленькую миску, затем смочила в ней кусочек ткани. – Это приведет тебя в чувство. Положи тряпочку на лицо, а я пока приготовлю отвар, чтобы укрепить твою кровь. Ты должна лучше есть. Плод растет. Тебе надо давать ему питание, в котором он нуждается.
      – Я бы ела больше, если бы из-за этого меня так ужасно не тошнило, – проворчала Эйтин.
      – Это пройдет, когда вы оба придете к согласию. Мальчики всегда причиняют больше хлопот, как будто борются с матерью за господство с первого мгновения своего существования. – Бесса напевала какую-то монотонную мелодию, размешивая травы в чашке с водой. – Чем сильнее утренняя тошнота, чем сильнее и отважнее получится воин. Ты носишь сына, который однажды станет легендой.
      При условии, что она остановит его отца, не даст ему погубить их всех. Холодная дрожь пробежала по позвоночнику.
      – Бесса, можешь ты приготовить зелье забвения, как Уна?
      Бесса усмехнулась:
      – Так вот чем вы попотчевали этого красавчика? Уна высокого мнения о своем мастерстве заклинательницы, быть может, слишком высокого. При повторяющихся дозах это действует – какое-то время. Жизнь часто оказывается хитрее такого колдовства, поэтому оно, в лучшем случае, рискованно. Странные, случайные вещи вызывают осколки воспоминаний; чем больше таких кусочков преследуют человека, тем больше он силится вспомнить. Тот, в ком течет кровь древних кельтских друидов, непременно вспомнит, девочка. Не все и не сразу, но придет день, когда воспоминание вернется. Какая-то часть его будет казаться нереальной, просто осколками сна. Другие внезапно предстанут остро и ясно. Ты думаешь, он не вспомнит, когда увидит своего ребенка?
      – Но Уна говорила, зелье не даст ему вспомнить. – Эйтин, все еще надеясь, цеплялась за соломинку.
      Бесса с улыбкой кивнула.
      – Если бы он больше никогда с тобой не встретился, да, ничто не вызвало бы эти обрывки воспоминаний. Но теперь ты перед ним, с ним. Ты не удерживаешь его на расстоянии, пускаешь в свою постель, не так ли? Ты похитила его, держала у себя, верно? Это ведь твои братья-оболтусы вместе со своим любимцем Эйнаром украли его из Гленроа в Майский праздник? Вы вернули его только тогда, когда люди Шеллона едва не обнаружили его в твоей постели. Ты сделала его своим пленником, использовала его тело, чтобы забеременеть. Хуже того, ты не особенно стыдишься этого, только боишься, что теперь это может открыться. Ты бесстыдная и грешная, Эйтин Огилви. Ты затеяла рискованную игру с богами и получила больше, чем рассчитывала.
      – Ох, замолчи. Вы с Уной любите тыкать в меня палкой за опрометчивые поступки. Уна уверяла, что план удастся. Я поверила ей.
      – Что ж, она сказала тебе правду, но ты услышала то, что хотела услышать. План удался. Ты получила желанного ребенка. Уна следует по пути того, чему суждено быть. Просто иногда этот путь не совсем такой, какой бы мы хотели.
      – Ба, еще загадки. Я разберусь с тем, что касается Белтейна и того, что с ним связано, позже. Я подумала, что зелье забвения было бы самым быстрым способом справиться с вопросом предстоящего утра. Эвелинор сказала…
      – Эвелинор? Когда? Она приходила сюда? – Бесса нахмурилась, глубоко потрясенная. – Я была… а, не важно, я старею. Мои возможности уже не так велики, как были когда-то. Требуется все больше сил, чтобы использовать ясновидение. То, что раньше давалось так легко, требует больше сосредоточенности.
      – Ох, Бесса! – Эйтин так расстроилась, видя, как разволновалась Бесса из-за того, что не почувствовала приход Эвелинор.
      – Забудь про мои неудачи. Расскажи мне о встрече с Эвелинор.
      – Да, она встретила меня у мусорной кучи с мрачным пророчеством. Сказала, что Шеллон выйдет на поле чести, чтобы отомстить за свою жену. Только Рейвенхок захочет сразиться вместо него. Она сказала… что он умрет, если сделает это, хотя и убьет Пендегаста на последнем вздохе. – Всхлип вырвался из груди Эйтин. – Она предупредила, что если это произойдет, король Эдуард воспримет это как оскорбление. С огнем и мечом придет он и уничтожит оба наши глена.
      Бесса попятилась, взмахнула рукой, сбив при этом картину.
      – Ох, какая же я неуклюжая развалина.
      Она присела на край кровати и морщинистой рукой обхватила щеку Эйтин. Больно было видеть, какая Бесса старая. Дни всех трех целительниц на земле уже сочтены. Эйтин не знала, что Шейны и Огилви будут делать с их уходом. Они являлись душой обоих кланов, жизненной силой их гленов.
      – Ты можешь вспомнить слова Эвелинор?
      – Она сказала, что Рейвенхок не должен сражаться вместо Шеллона. Если Шеллон будет сражаться за Тамлин, король Эдуард примет наказание как Божью волю. Я думаю, что Шеллон имеет право отнять жизнь Пендегаста в честном поединке. Деймиан – нет, хотя этот упрямец думает, что имеет. Он хочет избавить Шеллона от душевной боли. Хочет сохранить для Тамлин мужа, которого она любит.
      – Ты могла бы сказать ему о ребенке, – предложила Бесса.
      Тело Эйтин дернулось от подавленного всхлипа.
      – Нет. Он уверен, что я лгу насчет брака с Гилкристом…
      – Умный человек. Ты действительно лжешь.
      – Братья сказали, он расспрашивал людей, желая выяснить, как все было на самом деле. Он может и про ребенка мне не поверить. Но даже если поверит, то возненавидит меня. Его уже однажды обманули…
      – Моффет? Красивый паренек, оруженосец Шеллона? – спросила Бесса почти утверждающе.
      Эйтин кивнула.
      – Сент-Джайлз очень ожесточен. Что, если он откажется слушать меня и все равно будет сражаться? Что, если из-за того, что я скажу ему о ребенке, он не сможет сосредоточиться на поединке? То, что я расскажу, может замедлить его руку. Я могу убить его… – Она спрятала лицо в ладонях и заплакала. Наконец подняла полные слез глаза. – Что мне делать, Бесса?
      – Самая сильная магия, которую использует любая женщина по отношению к мужчине, это ее тело. Ты имеешь возможность убедить своего храброго воина, подчинить его своей воле, и никакое зелье тебе не понадобится.
      Эйтин взяла чашку, которую подала ей Бесса.
      – Может быть, если бы он любил. Но он любит Тамлин, не меня.
      – Ох, детка, ты, похоже, находишь беду за каждым поворотом. Ты слишком долго жила в тени Тамлин, сравнивала себя с ней и считаешь себя хуже. Ни один мужчина не может любить тебя, если он видел Тамлин, да? Что ж, это верно в случае с Шеллоном. Но это не означает, что так же обстоит дело и с его кузеном. Сент-Джайлз очень сильно похож на Шеллона. Задумывалась ли ты когда-нибудь, что он все эти годы тоже мысленно сравнивал себя с могущественным Драконом и тоже считает себя не таким достойным? Это делает вас похожими, верно, девочка? Ты ни в чем не уступаешь Тамлин. Не позволяй себе думать, что ты хуже. Ты хочешь этого Сент-Джайлза – борись за него. Обожги его своим особенным огнем, сделай его своим.
 
      «Обожги его своим особенным огнем». Эти слова эхом звучали в ней, Эйтин смотрела, как Деймиан наносит удары по тренировочному чучелу. Взмах, удар, разворот. Меч звенел, когда Деймиан разрезал им воздух по дуге. Снова и снова. Убивая Пендегаста дюжину раз. Сотню. Это зрелище пугало Эйтин. На Деймиане не было ни рубашки, ни камзола. Мускулистая грудь блестела от пота. Эйтин тяжело сглотнула. Тело Деймиана показалось ей совершенным. Воин, готовящийся к сражению. Он ничего не видел, ничего не чувствовал, кроме своей целеустремленной сосредоточенности на подготовке к поединку.
      Деймиан не почувствовал присутствия Эйтин. Он преградил ей путь в свое сознание, в свое сердце. Она для него не более чем теплое тело в темноте, созданное по образу и подобию женщины, которую он любит. Бледная замена. Завтра он будет сражаться за Тамлин. Даже зная, что поплатится жизнью, он все равно будет сражаться.
      Горечь и боль переполняли ее. Как она сможет соперничать с этим?
      Эйтин стояла в глубокой тени, наблюдая, плача безмолвными слезами. Как он прекрасен. Факелы были расположены по кругу площадки, позволяя ему отрабатывать удары на столбе со щитом. Все остальные уже поужинали и ушли отдыхать. Ночь была холодной, изо рта шел пар. Эйтин дрожала. Еще немного, и она рискует простудиться.
      – Деймиан! – окликнула она его, но не удивилась, когда он продолжил наносить резкие колющие и рубящие удары по деревянному чучелу. – Деймиан! Ох, глупец несчастный.
      Рискуя, что он может нанести удар прежде, чем обуздает свою убийственную сосредоточенность, Эйтин подошла к нему и положила ладонь на его голую руку. Он развернулся с поднятым мечом. Взгляд, направленный на нее, был таким холодным, лишенным какого бы то ни было чувства. Длинные ресницы дрогнули, когда до Деймиана дошло, что это всего лишь она. Какой-то странный проблеск чувств вспыхнул в его светлых глазах, но он быстро спрятал его за железным занавесом в своей душе. О чем он подумал, Эйтин не знала. На мгновение она испугалась, что он принял ее за Тамлин. В тени, с поднятым и надвинутым на лицо капюшоном накидки нетрудно было ошибиться.
      Пока он не посмотрел Эйтин в лицо и не увидел веснушки, не заглянул в ее ореховые глаза вместо янтарных Тамлин. Храбрясь, Эйтин притворялась, что не в его власти растоптать ее нежную душу. Притворялась, но ничего у нее не вышло. Прикрыв глаза от подступающих слез, Эйтин вспомнила, что ее цель этой ночью – спасти его, спасти оба глена от страшной участи. Ее чувства не имели значения, слишком много было поставлено на карту.
      – Час уже поздний. Вам лучше войти в дом, милорд. Здесь холодно, – мягко проговорила она.
      Он упрямо выпятил подбородок.
      – Я еще не хочу спать.
      Когда он наконец отодвинул в сторону свой инстинкт убийцы, лицо его смягчилось.
      – Как ты себя чувствуешь? Ты напугала меня, лишившись чувств. Старая Бесса выставила меня из комнаты. Сказала, что с меня пользы, как с чирья у нее на заднице.
      – Со мной все в порядке. Просто слишком много потрясений в последнее время. – Она слабо улыбнулась. – Временами Бесса выражается довольно красочно.
      Он ответил мимолетной улыбкой.
      – А, это еще мягко сказано. Она пригрозила насыпать мне в эль какого-то порошка, от которого мой мужской орган усохнет, если я не перестану путаться под ногами.
      – Тебе лучше зайти в дом. – Она протянула ему его серую шерстяную накидку. – Ночь очень холодная. Туман спускается на землю. Ты можешь заболеть.
      Он покачал головой, затем беспокойно переложил рукоятку меча из одной руки в другую, мысленно отдаляясь от Эйтин.
      – Мне надо продолжить. А ты иди. Не хочу, чтоб ты простудилась.
      Она тоже могла быть упрямой.
      – Я не уйду, пока ты не уйдешь.
      – Там… – Он вздрогнул, осекся. Нож в сердце.
      – Нет, я Эйтин, не Тамлин, хотя, я уверена, тебе бы хотелось, чтобы на моем месте была моя кузина.
      – Просто в этот момент я думал о Тамлин, Эйтин. Я никогда не спутаю вас. Я вижу только различия, а не сходство, – заверил он.
      Она натянуто рассмеялась.
      – О, в этом я ничуть не сомневаюсь. Ты намерен сражаться завтра за честь Тамлин, не так ли?
      Он кивнул, затем отвел глаза, не выдержав ее проницательного взгляда.
      – Дурак! – огрызнулась она.
      Деймиан вскинул голову, сердито посмотрев на нее.
      – Я не дурак. Так должно быть. Джулиан ослаблен духом после смерти своего брата Максума. Его смерть… не была легкой, и это терзает Джулиана. После женитьбы на Тамлин он снова ожил. Но все равно я не уверен, что он по-настоящему готов снова взять в руки меч и убивать. Берик был…
      Она кивнула, когда он не смог продолжать.
      – Весть об этом разлетелась по Высокогорью как лесной пожар. Говорят, Эдуард прошел через город с огнем и мечом.
      Деймиан кивнул.
      – Звучит так просто – с огнем и мечом. Ты даже не представляешь. Три дня, Эйтин. Три дня и три ночи. Казалось, этому не будет конца. Убийство. Пожары. Крики. Вонь. Город, умирающий таким образом, – это жутко. – Он неотрывно смотрел на лезвие меча, словно видел кровь на его поверхности. – Подавление Уэльса было достаточно ужасно, но Берик – не что иное, как демонстрация мощи Плантагенета. Безумие. Мы разбили лагерь под Хаттоном. На рассвете первого дня Эдуард сам лично подъехал к воротам города. Он потребовал, чтобы защитники немедленно сдались. Глупые… надменные шотландцы отказались, крикнув, что они его не боятся и пусть делает что хочет. И он это сделал, Эйтин, сделал. Ты не можешь себе представить этот кошмар. Мужчины… женщины… дети умирали сотнями, тысячами. Так много, что их надо было хоронить в общих могилах. Большинство до сих пор гниют, хотя прошло уже несколько недель, – указ Эдуарда. Он приказал, чтобы разлагающиеся трупы оставили там, где они лежат, в качестве предостережения шотландцам.
      Эйтин стало дурно. То же самое случится с Глен-Шейном и Глен-Эллахом, если ей не удастся остановить Деймиана.
      – Тамлин не нуждается в рыцаре-защитнике, милорд. У нее есть муж. В поединке чести он будет непобедим, потому что является оружием правосудия вашего Бога. У вас же не будет этой защиты.
      – Хватит, Эйтин. Я больше не желаю это обсуждать.
      – Черт тебя побери, вся жизнь должна решаться тобой, не важно, на ком еще это отразится. Ты будешь сражаться, потому что любишь Тамлин. Ты нарушаешь ваши заповеди. «Не возжелай жены ближнего». Разве не так гласит одна из десяти заповедей? Ты идешь сражаться, потому что жена другого мужчины живет в твоем сердце, а потом ваш Бог отвернется от тебя. Ты умрешь. Поскольку ты будешь сражаться с запятнанной честью, эта долина и соседняя понесут за тебя наказание. Ярость вашего короля за это оскорбление обрушится на всех нас. Он покачал головой.
      – Ты нездорова, Эйтин. Пожалуйста, возвращайся в свою постель, поспи. Скоро наступит рассвет, и это дело будет улажено, закончено. Тогда мы сможем поговорить о будущем…
      – Не будет никакого будущего. Твоя самонадеянность навлечет месть Длинноногого. С огнем и мечом, милорд, с огнем и мечом. То, что случилось в Берике, повторится в Глен-Эллахе и Глен-Шейне. Твоя драгоценная Тамлин умрет, Рейвен и Ровена… даже я умру, хотя это тебе безразлично. – Слезы потекли по лицу, и Эйтин уже не могла даже думать, не то, что говорить. – Ты из-за своей любви обрекаешь на смерть нас всех. Из-за любви, которая грешна.
      – Ты говоришь чепуху, Эйтин. – Он попытался обнять ее. – Идем, я отведу тебя в комнату. Тебе нехорошо.
      Она выскользнула из-под его руки и набросилась на него:
      – Разумеется, мне нехорошо, ты, болван! Ты не слушаешь. Ты не желаешь слушать. Ты умрешь.
      Он схватил ее, прижал к своей груди, обнял, всхлипы сотрясали тело. Сильные, непреклонные руки держали крепко, несмотря на то, что Эйтин сопротивлялась. А потом ей уже не хотелось сопротивляться. Ей хотелось, чтобы он держал ее в своих объятиях всю ночь.
      И оставался с ней, когда придет рассвет.

      – Спокойной ночи? – разочарованно повторила Эйтин.
      И это все? Он собирается просто уйти от нее. Черт бы побрал его слепые глаза! Все выходит не так, как она надеялась. Что ж, она на самом деле не знала, что делать, чтобы удержать его от утреннего поединка. Она рассчитывала, что его обычное вожделение поможет ей осуществить задуманное. Никогда прежде Деймиан не проявлял нежелания предаться с ней любви.
      – Эту ночь я хочу провести один. Чтобы подготовиться к предстоящему утру.
      «Только через мой труп». Эйтин прикусила язык, не дав этим словам вырваться.
      – Ты не хочешь остаться со мной?
      – Если я останусь с тобой, Эйтин, мы едва выспимся. А мне нужна вся моя сила, чтобы сразиться с Пендегастом. Он слишком сильный противник, чтобы подарить ему такого рода преимущество. – Деймиан протянул руку и обхватил ладонью ее лицо. Глаза смотрели на Эйтин с чувством, близким к благоговению.
      Лучше бы они смотрели на нее с любовью. Эйтин попыталась улыбнуться, но губы дрожали.
      – А что, если я скажу: сними свою одежду, Деймиан?
      – Ах, девочка, ты играешь нечестно. – Он поцеловал ее в лоб. – Тебе нездоровится. Поспи, Огненный Цветок, и ты почувствуешь себя лучше.
      Деймиан повернулся, чтобы уйти, но она схватила его за руку. «Думай, глупая женщина!» – кричал разум.
      – А… э… здесь холодно. Не мог бы ты развести огонь, прежде чем уйдешь?
      Деймиан заколебался. Эйтин никогда не была хорошей лгуньей, ей не хватало природной хитрости. Приложив тыльную сторону ладони к его щеке, Эйтин дала ему почувствовать, как замерзла. По крайней мере это не было ложью. Она замерзла, продрогла до костей, боясь, что не остановит его ни честными средствами, ни обманом.
      Наконец он кивнул и подошел к камину, аккуратно сложил несколько брикетов торфа в шаткую стопку, затем с помощью огнива высек огонь. Крепкий запах наполнил воздух, и струйки тепла скоро поползли по сырой комнате.
      Эйтин сняла накидку и положила ее в изножье кровати, Деймиан встал и вытер руки о бедра.
      – Ну вот, Эйтин. Этого должно хватить, чтобы согреть комнату. Только добавляй время от времени по одному брикету, и будет тепло. Холодное начало лета. Мне еще предстоит привыкнуть к этому горному климату.
      Повернувшись к нему спиной, Эйтин подняла свои длинные волосы и переложила их на плечо.
      – Не поможешь? Я не могу достать до шнуровки платья. Я не привезла с собой горничную, и не хотелось бы беспокоить служанку Тамлин, чтобы помочь мне. – Когда он не пошевелился, она взглянула через плечо. – Пожалуйста, Деймиан. Мне бы не хотелось спать затянутой в платье.
      После долгого колебания он шагнул вперед и довольно резко потянул за кожаную шнуровку. Он расшнуровал и распахнул платье сзади, затем его движения замедлились, большие руки скользнули на талию. От этого прикосновения сердце Эйтин подпрыгнуло. Мозолистые руки, загрубевшие от многолетнего обращения с мечом, сжали мягкую плоть.
      Она закрыла глаза и прислонилась головой к его груди. Вся страсть, вся любовь к Деймиану всколыхнулись в ней, она жаждала рассказать ему о своей любви. Она выразила то, что бурлило внутри, потянувшись назад и руками обхватив его сзади за бедра. Сжала пальцы, вонзившись ногтями в его крепкие мускулы. Словно могла взять и удержать его навсегда.
      – Эйтин… – выдохнул он ей в волосы одновременно предостережение и почти мольбу отпустить его.
      Эйтин улыбнулась, когда ощутила, как его плоть дернулась, почувствовала растущую уверенность в своей способности соблазнить его. Он жадно привлек ее к себе, усиливая близость. Смакуя. А потом вдруг все испортил, твердо отодвинув Эйтин от себя:
      – Нет, Эйтин.
      Она повернулась, быстро сделав несколько шагов, чтобы встать между ним и дверью.
      – Я проклинаю твое «нет». Завтра ты собираешься сражаться из-за другой женщины, ты согласен умереть за нее. Будь прокляты твои глаза. И ты смеешь говорить мне «нет»? Подумай еще раз, лорд Высокомерие, разрази тебя гром. Завтра утром ты будешь драться за Тамлин. Прекрасно. Давай, иди и жертвуй своей жизнью ради другой женщины. Но эта ночь моя.
      Мускулы на его лице задергались от ярости, и Эйтин едва не сломалась, увидев блеск слезинки у него в глазу.
      Она была так напугана, так боялась потерять его, что ей было уже все равно, что он бережно хранит свою любовь к Тамлин. Пусть это глупо, но то, что раньше казалось Эйтин таким важным, теперь не имело почти никакого значения. Она отбросила всю свою гордость, наплевала на боль.
      – Люби меня… пусть даже только эту ночь.
      Схватив за талию, Деймиан попытался отодвинуть Эйтин от двери. Она обвила его руками за шею и прижалась ртом к его твердым губам. Эйтин наслаждалась его вкусом, от которого голова шла кругом. Деймиан сопротивлялся, его губы оставались твердыми, но недолго. Вместо того чтобы отодвинуть в сторону, он рывком притянул ее к себе, терзая ее губы своими. Его поцелуй был необузданным, беря все и не давая пощады, но ведь Эйтин и так была его, всегда его.
      Он прервал поцелуй, хватая ртом воздух.
      – Ты околдовала меня. Я не могу думать, когда ты рядом. Ты как хмельное вино, ударяющее в кровь. Что мне с тобой делать, Эйтин?
      Ее женское естество устремилось навстречу чисто мужской силе, бурлящей в нем. Она протянула руку и погладила его по щеке.
      – Люби меня, Деймиан, просто люби меня.
      Он повернулся, чтобы поцеловать ладонь ее правой руки. Эйтин сердцем чувствовала его внутреннюю борьбу, но будь она проклята, если облегчит ему задачу и даст уйти сегодня ночью. Потом он снова поцеловал ее. Не нежным поцелуем, а свидетельствующим о его жажде, о его желании. Лицо Деймиана всегда было чисто выбрито, как принято у норманнов, но сейчас чуть отросшая щетина слегка царапала кожу. Эйтин не сдерживалась, изливала свою любовь через страсть, позволяя поцелуям говорить красноречивее слов, на которые он не давал ей разрешения.
      Его руки подняли юбку, затем оказались на ее плоти. Прогнув Эйтин назад, на мягкий перьевой матрас, он расшнуровал лосины и вошел в нее одним мощным рывком, словно стараясь свести все к грубому физическому слиянию вместо сотканной из волшебства любви. Ей было все равно. Она примет Деймиана Сент-Джайлза любым, каким только сможет получить его, научит его любви.
      Он вытянул ее руки над головой, затем крепко переплел ее пальцы со своими. Он врывался в нее снова и снова. Настолько глубоко, что она подумала, он пытается испугать ее, наказать за намерение сбить его с намеченного пути. Твердо решив не позволить его самообладанию взять верх, она изгибалась навстречу каждому яростному толчку.
      Освобождение пришло, расколов Эйтин на тысячи раскаленно-красных осколков. Но вместо того чтобы расслабиться и наслаждаться, Деймиан увеличил темп, вонзаясь в нее еще неистовее, не отступая. Она не хотела так.
      – Еще, Эйтин! Я хочу смотреть в твои глаза! – прорычал он, приподнявшись на локтях.
      – О да, Деймиан, – промурлыкала она, – еще… еще… и еще.
      Он прижался губами к ее шее, оставляя на коже следы зубов. У нее останутся отметины. Она будет с гордостью носить их. Потом его рот сомкнулся на ее губах, и он целовал ее до тех пор, пока последние крупицы здравого смысла не улетучились, пока не осталось лишь всепоглощающее пламя страсти. Деймиан овладевал ею, пожирал Эйтин с жадностью человека, ищущего господства или спасения.
      Или говорящего «прощай».
      Борясь с этим страхом, Эйтин расслабила пальцы, затем стиснула ими густые черные локоны на затылке. Она сжимала их с такой силой, словно не собиралась никогда отпускать. Это не было нежным соитием. Они вели войну. Эйтин боялась, что проигрывает битву. Время на исходе. Деймиан слишком поглощен своей любовью к Тамлин, своей верой в то, что она спасла его, когда он умирал, он не видит дальше своих видений, таких дорогих его сердцу.
      Это их последнее поле боя. Эйтин должна достучаться до него, убаюкать его непокорную душу своей любовью и молить, чтобы этого было достаточно. Если нет, Деймиан погубит их обоих. Погубит оба глена. Эйтин до капельки перельет все свое сердце в физическое выражение любви, пытаясь показать, что настоящее прямо у него перед глазами. Она, любящая его больше жизни. Она не утаит ничего, отдаст все, что он потребует, больше, чем он попросит, своей решительностью не уступая его напору.
      На карту поставлено все. Их будущее.
 
      Звук закрывающейся двери пробудил Эйтин от глубокого сна. Она боролась с желанием вернуться в сон, затягивающий ее обратно в черноту. Паника змеей вползла в сердце. Сердцебиение лишь усилилось, когда Эйтин осознала, что Деймиана нет в комнате.
      Он ушел. Ушел на смерть.
      – Ох, глупец. Лучше бы я сама убила его. Это бы решило все вопросы. – Босые ноги коснулись холодного каменного пола, Эйтин соскользнула с кровати. Распахнув дверцы шкафа, схватила простую рубашку и платье из шотландки и быстро надела их. Коридор был пуст, когда она шла к комнате, где жил Деймиан. Дверь оказалась приоткрытой, поэтому Эйтин вошла не постучав.
      В черных кожаных лосинах, серой рубашке и черном боевом шлеме, он терпеливо ждал, пока оруженосец Дайел застегивал ремни на его длинной кольчуге. Деймиан почувствовал присутствие Эйтин. Она увидела, как напряглось его лицо, но он продолжал отдавать тихие распоряжения Дайелу. Присев на корточки, оруженосец застегнул ремни наколенников, затем надел на Деймиана серую накидку.
      Светлые глаза Деймиана встретились с глазами Эйтин, когда он обернул перевязь вокруг бедер и застегнул ее. Взмахнув рукой в сторону двери, он сделал знак оруженосцу оставить их одних.
      – Подожди за дверью, Дайел.
      – Да, милорд. – Проходя, юноша слегка поклонился Эйтин.
      Она подождала, пока он не вышел в коридор.
      – Ты не можешь участвовать в этом поединке, Деймиан. Если ты будешь сражаться, ты умрешь.
      Сент-Джайлз заткнул кинжал за пояс. Решительные складки вокруг рта свидетельствовали о его непреклонности.
      – Все женщины умоляют своих мужчин не сражаться, боясь, что они умрут. Я сожалею, что ты расстроена, Эйтин, но так должно быть. Пожалуйста, смирись с этим. Мне нужно сосредоточиться на предстоящем поединке. Я не могу сейчас отвлекаться на посторонние мысли и бесполезные споры.
      – Нет, это не просто мой страх. Ты погубишь всех нас. Весь Глен-Шейн и Глен-Эллах. Дело не только в моем страхе потерять тебя. Прошлым вечером Эвелинор приходила ко мне и принесла мрачное пророчество. Она предостерегла меня, сказала, что, если ты будешь сражаться, ты умрешь. Перед смертью ты убьешь Пендегаста. Когда ты сделаешь это, оба глена пострадают от ярости Эдуарда. Он примет смерть Дирка на турнире чести от руки Шеллона. Но отступление от правил не распространяется на тебя или наши земли.
      – Эйтин, возле мусорной кучи не было никого, кроме тебя. Возможно, тебе приснилось это, когда ты лишилась чувств…
      – О да, мне это приснилось. Потом. Я ходила по дорогам Эннвина – иного мира, – поэтому вижу, что будет, если ты не послушаешь меня. Черт тебя побери, лорд Высокомерие, ты умрешь. Мы все умрем. Ты готов так рисковать, только чтобы сразиться за Тамлин? Ты как никто другой должен верить в силу ясновидения. В тебе ведь тоже это есть, не так ли? Это кровь твоей матери говорит с тобой. Ты знаешь, что я говорю правду.
      – Да, я знаю, что такое ясновидение. Но все не так просто. Я сражаюсь еще и за Джулиана, он мой брат…
      – Сегодня Джулиан сражается за себя. – Голос Шеллона заставил их обоих обернуться. Весь в черном, облаченный для битвы, он представлял собой внушительную фигуру. Черный Дракон. – Да, мы самые настоящие братья. Однако это мой вызов. Поединок будет проходить перед моими людьми. Я сражаюсь за честь своей жены. Люди Глен-Шейна будут сегодня моими судьями, так же как и Всевышний, а в конечном итоге и король. Я хочу не только добиться подчинения от людей, но и заслужить их уважение. Уважение неразрывно связано с властью. Люди перестанут меня уважать, если я позволю тебе сражаться вместо меня. Я сам перестану себя уважать. – Шеллон перевел взгляд на Эйтин и понизил голос: – Тамлин – моя жена, Деймиан. Я сражаюсь за нее. Я предупреждал тебя насчет вмешательства в мой брак.
      Эйтин закрыла глаза от острой боли, пронзившей ее. Даже Шеллону известно о чувствах Деймиана к Тамлин.
      – Дирк происходит из богатой и влиятельной семьи, пользующейся благосклонностью Эдуарда, – продолжал Шеллон. – Я не могу повесить его. Наказание должно исходить от меня, и в такой форме, которая не оставит Эдуарду выхода. Первый рыцарь христианства поймет и подчинится Божьему закону. Если же ты сразишься вместо меня, это не будет иметь благословения церкви и короля. Только я могу сразиться с Дирком в поединке чести.
      Деймиан поджал губы, слушая Шеллона. В глубокой задумчивости он устремил взгляд в окно. Эйтин вкусила сожаления, видя, что этот упрямец не слушает ничьих доводов, не воспринимает ничьи слова.
      Шеллон тоже увидел это и повернулся к ней:
      – Он не слышит меня, да?
      Она печально покачала головой.
      – Я знаю, вы не слишком верите в ясновидение, лорд Шеллон, и порой оно не оправдывает ожиданий. Но Эвелинор – истинная пророчица. Она с самого начала знала, что вы придете на эту землю, чтобы завоевать Тамлин. Вчера вечером она предостерегла меня, что Деймиан не должен сражаться. Он умрет. Тогда Эдуард придет с огнем и мечом.
      Шеллон улыбнулся, легко держа руку на рукояти меча.
      – Значит, остается только одно. Деймиан?
      – Да, Джулиан?
      Джулиан действовал так быстро, что Деймиан не успел помешать ему, когда Шеллон выхватил меч из ножен и рукояткой сильно ударил кузена по челюсти.
      Деймиан на какое-то мгновение застыл, удивление затопило его красивое лицо. Затем колени подогнулись, и он рухнул на пол.
      Шеллон коротко кивнул.
      – Порой, когда имеешь дело с Деймианом, чем меньше слов сказано, тем быстрее решение.
 
      Эйтин сидела, положив голову Деймиана к себе на колени. Она с нежностью перебирала пальцами черные локоны на лбу, затем погладила густые черные брови. Приложив руку к сердцу, почувствовала, что оно бьется в нормальном ритме. С ним все в порядке.
      – Если бы ты только открыл свое сердце, мой храбрый воин.
      Она не обрадовалась, когда он вскоре зашевелился. Она надеялась, что Деймиан останется без сознания до конца поединка. Сент-Джайлз поднес правую руку к груди, потом отвел ее, силясь вырваться из черноты, завладевшей им.
      Надеясь замедлить его пробуждение, Эйтин придержала его за плечи, но сопротивление только возросло. Деймиан сел, моргая.
      – Как… долго?
      – Слишком долго, милорд. Все кончено. Вам следует еще немного отдохнуть. – Эйтин солгала без колебаний, надеясь не дать ему пойти за Шеллоном.
      Потирая ушибленную челюсть, Деймиан гневно зыркнул на нее.
      – Для женщины, которая постоянно лжет, могла бы научиться делать это убедительнее. Когда-нибудь я поколочу тебя за это.
      Оттолкнувшись, он встал без ее помощи. Когда Эйтин попыталась преградить ему путь из комнаты, отодвинул ее в сторону:
      – Не вмешивайся, Эйтин.
      – Ты не можешь уйти. Деймиан, постой! Пожалуйста, ради всего, что для тебя свято, остановись!
      Не обращая внимания на ее оклик, он торопливо прошагал по коридору, потом побежал вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Ступеньки были слишком широкими, и Эйтин не поспевала за ним. Она подхватила юбки, спускаясь так быстро, как только могла. К тому времени, когда она выбежала во двор, несносный упрямец уже сел на коня, и, пришпорив его, поскакал вперед, даже не оглянувшись.
      – Чтоб тебе пропасть, Деймиан Сент-Джайлз! – Не тратя время на то, чтобы оседлать лошадь, Эйтин понеслась к воротам. Привратник Шеллона окликнул ее, когда она пробегала под поднятой решеткой.
      Эйтин даже не приостановилась.
      Вороны кружили вдалеке, над ущельями Глен-Шейна, когда Эйтин приблизилась к полю. Она увидела в этом дурное предзнаменование. Легкие горели, но она продолжала бежать, боясь, что опоздает. Эйтин бежала сквозь туманное утро, яркие лучи восходящего солнца рассеивали сумрак, пронзая его слепящими осколками белого света. Свет обжигал глаза, чуть не ослепляя ее своей необычной яркостью. Эйтин запаниковала, когда осознала, что ее сон становится реальностью!
      Она отчаянно искала. Она должна найти Деймиана. Должна остановить его, даже если придется лечь под копыта его коня.
      Мощные кони, облаченные в доспехи для сражения, выведены на поле, множество людей толпится вокруг, проходя мимо нее, обходя, натыкаясь на нее, оттесняя ее в сторону. В панике она не видит лиц, хотя страх, кажется, почти осязаемо висит в воздухе. Эйтин толкается, протискивается мимо них, пытаясь добраться до Деймиана. Она должна найти Деймиана. Не дать ему погубить себя. Она должна что-то делать, чтобы не дать этому сну сбыться.
      Затем она замечает его на дальнем конце поля. Несколько человек снова оказываются между ними, не обращая внимания на то, насколько отчаянно она пытается пробиться к нему. Их движение мешает ей пройти, сдерживает ее, и Эйтин лишь мельком удается увидеть высокого рыцаря. Она расталкивает беспечных людей, в ярости на тех, кто закрывает ей дорогу к нему. Наконец они расступаются и отходят в стороны, и она смотрит прекрасному рыцарю в лицо.
      Она не видит никого, кроме Деймиана Сент-Джайлза. Этот особенный воин излучает какую-то первобытную жизненную силу – огонь Дракона Шеллона. Волосы на затылке шевелятся, когда Эйтин смотрит на него. Доспехи, прикрывающие верхние части рук и бедра, и нагрудник из темной стали, рубашка и накидка серые. Другой придет с цветом тумана. Ветер шевелит черные, волнистые волосы с примесью темного огня – знак того, в ком течет древняя Кельтская кровь. Длинные, мягко завивающиеся вокруг ушей, они достают до латного воротника, прикрывающего затылок.
      Затаив дыхание, Эйтин неотрывно смотрит в серо-зеленые глаза цвета туманных ущелий Глен-Шейна ранним утром. Он красив, нет – прекрасен. И она так любит его.
      Затем он поворачивается к Шеллону, которого готовят к битве его оруженосцы, Джервас, Майкл и Винсент.
      Эйтин наконец вздохнула, чуть не лишившись чувств от облегчения, когда поняла, что Деймиан не собирается сражаться. Слезы, которые она сдерживала, прорвались всхлипом. Деймиан заключил ее в объятия и прижал к своей груди:
      – Ш-ш… миледи. Вы не хотели, чтобы я сражался. И я не буду сражаться. А вы все равно плачете. На вас не угодишь.
      Внезапно люди, стоящие на краю поля, снова расступились, Тамлин и Моффет устремились к Шеллону. Она резко остановилась, когда увидела деревянный щит с пятью копьями. Расталкивая людей, преграждающих ей путь, Тамлин направилась прямиком к Джулиану, явно полная решимости остановить это любой ценой.
      Эйтин почувствовала себя ужасно. Она прекрасно понимала, что испытывает Тамлин.
      Не обращая внимания на разъяренную жену, надвигающуюся на него, Джулиан внимательно осматривал одно из копий, проводя по нему рукой.
      – Джервас, замени это.
      – Слушаюсь, милорд. – Джервас немедленно бросился исполнять приказание Шеллона.
      – Шеллон, я хочу, чтобы ты остановил это. Сейчас же!
      – Тамлин, я вижу, ты нашла выход. – Он взмахнул ресницами, повернулся и вперил пристальный взгляд в Моффета. – Не представляю как.
      Сын Деймиана покраснел и опустил зеленые глаза, понимая, что подвел своего господина.
      Потрепав Моффета по руке в знак поддержки, Деймиан вручил Шеллону гленройский меч:
      – Я сам наточил его вчера вечером, Джулиан.
      – Деймиан, уведи Тамлин… – попросил Шеллон. Кивнув, Деймиан потянулся к руке Тамлин.
      – Он прав, Тамлин. Давай я отвезу тебя назад в Гленроа.
      Она попятилась.
      – Зачем? Чтобы мой идиот муж дал себя убить, и я этого не видела? Если ты так думаешь, то ты – такой же идиот, как и он.
      Деймиан положил ладонь ей на руку, чтобы увести с поля.
      – Убери от меня свои руки, Деймиан Сент-Джайлз, или я выцарапаю тебе глаза.
      – Тамлин, успокойся… – проговорил Джулиан, но она оборвала его:
      – Я буду счастлива успокоиться, когда ты вернешься в Гленроа вместе со мной и забудешь об этой глупости.
      Джулиан выдохнул и поднял глаза к небу, словно прося терпения.
      – Я уже объяснял, почему эти шаги необходимы. Эта свинья посмела прикоснуться к тебе. Никто не смеет безнаказанно трогать мою жену. Это единственный путь.
      Тамлин задрожала, когда поняла, что его не переубедить.
      – Дурак! Глупый, надменный дурак! – Она поперхнулась словами. – Ты же рискуешь всем, Шеллон. Что такое честь без жизни?
      Его руки обняли ее и привлекли к себе на грудь, позволяя поплакать.
      – Ты так мало веришь в меня, Тамлин? Я был королевским витязем, лучшим на всех островах. Я бы хотел, чтобы ты вернулась в Гленроа. Если ты будешь здесь, это может отвлечь меня, а я не должен отвлекаться.
      – Если ты хочешь быть убитым, тогда я останусь здесь, чтобы подойти и пнуть тебя за это. – Она попыталась засмеяться, но у нее вырвался всхлип боли.
      – Если ты не вернешься в Гленроа, отойди на край поля и позволь мне приготовиться. Я бы предпочел не давать тебе повода для пинков. – Он приподнял ее подбородок и легким поцелуем коснулся ее губ. – Пожалуйста, иди с Деймианом.
      Тамлин крепко обняла Джулиана, прижав к себе, словно чтобы удержать и защитить. Потом отступила назад и огляделась. Посмотрев на Джерваса, приказала:
      – Дай мне свой нож.
      Тот заморгал, напуганный ее приказом.
      – Миледи?
      – Не будь ослом. – Она протянула руку и щелкнула пальцами. – Твой нож. Дай его.
      – Но, миледи… – Джервас взглянул на Шеллона за подсказкой.
      – Ей-богу, Шеллон, ты, должно быть, нарочно находишь себе в оруженосцы тупиц. – Тамлин повернулась и заговорила с Эйтин, потом выхватила нож у Деймиана из-за пояса. Она заметила, что все мужчины, кроме Шеллона, отступили на шаг. – Болваны.
      Не обращая на них внимания, Тамлин наклонилась и прорезала шерстяную ткань каймы платья. Отрезав тонкую полоску, выпрямилась и отдала нож Деймиану. Шагнув к Джулиану, обвязала шерстяной черно-зеленой лентой его левую руку выше локтя.
      – Если ты твердо намерен пройти через это, значит, у тебя должны быть цвета твоей дамы сердца.
      Эйтин всхлипнула, когда Джулиан с безграничной любовью погладил щеку ее кузины. Шеллон так любит Тамлин, и ни у кого нет сомнений, что госпожа Гленроа испытывает то же самое к суровому воину, который теперь является ее мужем. Их любовь так прекрасна. Эйтин чувствовала зависть и знала, что Тамлин и Джулиан самые счастливые люди на этой земле.
      Ах, ну почему они не могут жить в мире без зла, вмешивающегося в их жизни?
      – Моффет, – позвал Джулиан. Моффет взял Тамлин за руку.
      – Миледи, вы должны пойти со мной.
      Слезы наполнили глаза Тамлин, она кивнула, хотя продолжала неотрывно смотреть на Шеллона.
      – Джулиан, я…
      – Идите с Моффетом, миледи, – мягко проговорил Джулиан. Его взгляд скользнул к Эйтин, умоляя ее помочь Тамлин выдержать это. – Позаботитесь о моей жене? – Его слова звучали как мольба.
      Эйтин кивнула, повернулась и последовала за Тамлин.
 
      Эйтин стояла на краю поля рядом с дрожащей Тамлин. Вскоре Деймиан присоединился к ним, наблюдая, как двое воинов выезжают в центр поля. Шеллон, весь в черном, на вороном коне, представлял поразительный контраст с Пендегастом, который был облачен в яркую красно-желтую накидку поверх серебристой кольчуги и доспехов и сидел на белоснежной боевой лошади.
      Эйтин обняла Тамлин и почувствовала, как дрожь сотрясла тело кузины, когда Малькольм спросил, согласны ли Шеллон и Пендегаст, что один из них останется в живых, а другой будет убит в поединке чести, веря в то, что такова воля Господа. Подтвердив это, каждый из рыцарей развернул своего громадного коня и направился к своему концу поля. Оруженосцы поднялись на помосты и надели на воинов боевые шлемы.
      Малькольм бросил белый платок, и тот плавно приземлился. Затем двое воинов пришпорили своих коней, опустив и нацелив копья для удара.
      Эйтин закрыла глаза, когда копья с грохотом врезались в рыцарей. Она услышала стон толпы и несколько криков:
      – Он удержался! Шеллон удержался!
      Это был кошмар наяву. Топот лошадиных копыт, звук ломающихся и раскалывающихся копий. Ломающихся о доспехи, которые защищали плоть и кость.
      – Два захода. Еще три, – сказал Деймиан.
      Пронзительно заржала лошадь, рыцари пошли на третий заход. Тело Деймиана дернулось, толпа в ужасе вскрикнула. Не в силах вынести это, Эйтин открыла глаза и увидела, как последний удар выбил Шеллона из седла. Он перелетел через хребет Язычника и упал на землю.
      Тамлин застонала, сильно, до синяков, стиснув руку Эйтин. Эйтин, как и все, задержала дыхание, ожидая, поднимется ли Шеллон.
      Дирк отшвырнул поломанное копье, затем стащил с седла ядро и цепь. Медленно, покачиваясь, Шеллон поднялся на ноги, но тут же ядро и цепь ударили его по спине. На спине не было доспехов. Лишь тяжелая кольчуга не дала отвратительному оружию искалечить тело. Развернув коня, Дирк снова обрушился на Шеллона, тяжелым ядром с шипами ударяя его по спине и шлему.
      Тамлин закричала. Схватив Деймиана за руку, она взмолилась:
      – Останови это! Бога ради, останови это безумие! Он же убивает Шеллона! – Она бросилась было вперед, но Деймиан схватил ее за руку:
      – Оставайся на месте, иначе ты убьешь и Шеллона, и себя.
      Дирк опять атаковал Джулиана. Когда он замахнулся ядром, Язычник набросился на коня противника. Опустив голову, черный как ночь жеребец врезался в лошадь Дирка. Кусаясь и лягаясь, пронзительно кричащие животные дрались с такой же ненавистью, что и рыцари. Впав в неистовство, Язычник зубами разорвал плоть противника, кровь заструилась из раны на белой шее. Дерущиеся жеребцы сбросили Пендегаста, великолепный конь Шеллона скорее всего спас хозяину жизнь.
      Тяжело сглотнув, Эйтин смотрела, как Шеллон сорвал с головы сильно помятый шлем и бросил его на землю. Эйтин стало нехорошо. Она видела не Шеллона, а Деймиана. Шестое чувство говорило ей, что приближается тот момент, когда Деймиан встретил бы свою смерть. Умрет ли Шеллон на его месте?
      На каждом конце поля в землю были воткнуты мечи, оставленные для воинов на тот случай, если они смогут добраться до них. Сейчас Шеллон направился к мечу Гленроа. Дирк несколько мгновений понаблюдал, как Шеллон пошатывающейся походкой идет к могущественному оружию. Бросив еще один взгляд, повернулся и побежал к своему.
      И снова свирепый вороной конь сыграл свою роль, преградив Дирку дорогу, мешая ему добраться до меча. Давая Шеллону время.
      Шеллон дошел до своего меча. Вместо того чтобы выдернуть его из земли, он рухнул перед ним на колени.
      – Что он делает? – Голос Тамлин сорвался, она дернулась, пытаясь вырвать свою руку у Деймиана. – Джулиан, вставай!
      Эйтин спрятала лицо на плече Деймиана, не в силах смотреть. Она боялась, что, изменив жизненные пути, она спасла Деймиана, но обрекла на смерть Шеллона. Оставалось лишь плакать и молча молиться.
      Шеллон поднял глаза на меч, словно это был крест, он произносил молитву. Его ангельски красивое лицо оставалось неподвижным, глаза прикованы к золотой рукоятке. Разум Эйтин то и дело раздваивался. Одно мгновение это был Шеллон, а в следующее она уже видела Деймиана. Серые облака расступились, и луч яркого утреннего солнца пролился на Джулиана и преломился на янтаре рукоятки великого меча, словно Шеллон получил благословение свыше.
      Наконец, поднявшись, Джулиан выдернул оружие из земли и повернулся к Пендегасту. Клинки ударялись и звенели снова и снова. Дирк теснил Шеллона силой своих ударов. Наконец меч Шеллона отразил размашистый удар Дирка. Используя стремительность атаки, Джулиан развернулся и ударил ногой в середину защищенной доспехами груди Дирка. Пендегаст казался выдохшимся, зато Джулиан удивительным образом обрел второе дыхание.
      Никогда не видела Эйтин рыцаря настолько могучего, настолько четко направляющего каждое свое движение. Неудивительно, что люди называют его Черным Драконом Шеллона.
      Джулиан крутанулся еще раз. Силой поворота он выбил меч из рук Дирка. Тот пролетел по воздуху, упал на землю и завибрировал.
      Сунув кулак в рот, Тамлин закусила костяшки пальцев, когда Дирк поднял одно из поломанных копий. Поскольку оно было длиннее, чем меч, он мог держаться на безопасном расстоянии, размахивая им как дубинкой. Отражая каждый выпад, Шеллон использовал меч, чтобы отсекать щепы от копья. Дирк быстро отступал, пока наконец не приблизился к своему палашу. Он швырнул теперь значительно укоротившееся копье в голову Шеллона и бросился к оружию.
      Толпы людей подбадривающе кричали, свистели, выкрикивали предостережения, стонали с каждым поворотом событий, явно болея за Шеллона.
      Дирк атаковал размашистым боковым ударом, намереваясь рассечь Шеллона пополам, но Джулиан отскочил, изогнувшись, словно кошка. И все-таки кончик меча Дирка распорол накидку и ударил по железной пластине под ней.
      Эйтин почувствовала себя так, словно это она поглотила удар, нанесенный Шеллону. Эйтин беспокоилась о Тамлин и ребенке, которого она носит.
      В этот момент Язычник ринулся через поле в атаку. Он загнал жеребца Дирка. Бедное животное, ослабленное кровопотерей, рухнуло на краю поля. Теперь Язычник вернулся, чтобы снова сражаться бок о бок с хозяином. Дирк запаниковал и нанес Шеллону удар сверху, от которого Джулиан упал на одно колено. Используя меч как щит, Шеллон вскинул оружие, чтобы защитить плечо и спину. Дирк приблизился и ударил Джулиана коленом в подбородок. Шеллон полетел назад и упал на спину, открытый для последнего удара.
      Эйтин закричала «Нет!» в то же мгновение, как услышала этот крик от Тамлин.
      Огромный черный жеребец налетел на Дирка, встав на дыбы, замолотив копытами в воздухе. Он попал Пендегасту копытом по голове и продолжал бить даже после того, как Дирк упал.
      Чувствуя дурноту, Эйтин повернулась, ища Деймиана, желая, чтобы он обнял ее, согрел.
      Но Деймиан обнимал Тамлин.
      Майкл бросился вперед, чтобы помочь Джулиану подняться, а Джервас и Винсент занялись Язычником. Наконец, поднявшись сам, Джулиан подошел ко все еще возбужденному коню, потрепал по лбу и что-то прошептал ему.
      – Уберите этого… эту падаль с поля.
      Несколько человек подчинились, оттащив тело Дирка в сторону.
      С залитым слезами лицом Тамлин вырвалась из рук Деймиана и бросилась к Шеллону. Когда Деймиан наконец посмотрел на Эйтин, взгляд его был затравленным. Казалось, он чуть не пошатнулся от ее безмолвного укора. Они смотрели друг на друга, и ветер шевелил его черные волосы. Эйтин снова подумала о том, какой Деймиан красивый. В нем есть все, чего она хочет в мужчине.
      Но он не любит ее.
      Он ничего не сказал. Говорить было нечего.
      Повернувшись, он бросился к Шеллону, оставив Эйтин одну.
      Такую бесконечно одинокую.

      Эйтин смотрела на бесконечный поток людей и животных, извивающийся впереди, насколько хватало глаз, двигающийся со скоростью улитки по дороге на Берик. Повернувшись в седле, она заметила, что то же самое и сзади. Эйтин вздохнула. Она была утомлена и расстроена. Пот стекал на лоб, и она вытирала его тыльной стороной ладони. Маленькая струйка сбегала по спине, вызывая невыносимый зуд, но невозможно было ничего сделать, сидя верхом на лошади. Эйтин страдала молча. Жаловаться бесполезно, это ничего бы не изменило. Поэтому, стиснув зубы, она ехала вместе с отрядом Шеллона.
      Теперь, когда срок был более трех месяцев, они с ребенком приспособились друг к другу. Тошнота случалась не часто и уже не была такой сильной. Эйтин была рада передышке. Сейчас же жара делала ее настолько больной, что она не знала, как долго сможет еще выдержать. Август всегда был самой жаркой порой в этих краях, но в этом году он казался еще жарче обычного. Вся Шотландия страдала от длительной засухи.
      Каким-то образом это, казалось, отражало состояние души Эйтин. Ее жизни.
      Ужасная жара не имела большого значения. Эдуард Плантагенет, король Англии, верховный правитель Шотландии, приказал созвать парламент на конец августа, и все представители знати должны были явиться перед ним и принести присягу новому правителю шотландцев. Теперь вся Шотландия находилась под его игом. Каждый дворянин, фригольдер, представитель духовенства, член городского парламента и вассал – всего более двух тысяч – должны были преклонить колено перед новым монархом, принести вынужденные клятвы верности и почитания и подписать грамоту признания и одобрения.
      Лорду и леди Шеллон, лорду Рейвенхоку и леди Койнлер-Вуд было предписано явиться. И Джулиан, и Деймиан понимали, что нельзя игнорировать королевское требование.
      Эйтин сидела верхом на своей мышиного цвета кобыле по кличке Любимица и ехала рядом с Тамлин. Ее кузина управляла Годивой – свадебным подарком Шеллона – с меньшим чем обычно мастерством. Эйтин беспокоилась.
      Тамлин была искусной наездницей, но казалась встревоженной неблагоприятными обстоятельствами, и ее беспокойство передавалось нервному животному. Черная кобыла то и дело нарушала шеренгу, отскакивала в сторону, потела от испуга. Вот и сейчас лошадь снова дико отшатнулась в сторону, затем попятилась назад, задом врезавшись в бок Любимицы.
      – Тамлин, осторожнее! – Эйтин нахмурилась, пытаясь направить свою лошадь в сторону, с дороги Годивы, но Тамлин то и дело озиралась вокруг, словно не видела, что происходит. Было ясно, что она охвачена паникой, хотя и непонятно почему.
      – Извини. – Тамлин встревоженно взглянула на Эйтин.
      Эйтин нахмурилась:
      – Что тебя беспокоит?
      Тамлин улыбнулась, но в улыбке не было веселья.
      – Ночные кошмары. Такие, которые, я надеюсь, никогда не сбудутся. Кошмары о том, к чему мы направляемся, и нет выхода.
      В этот момент ветер поменялся, принеся с собой тошнотворный запах, предупреждающий о том, что их ждет впереди. Эйтин покачнулась от отвратительной вони, изо всех сил натянув поводья Любимицы. Не в состоянии вынести зловоние, Эйтин ухватилась за подол платья, прижала его ко рту и носу и только тогда смогла вдохнуть.
      Шеллон угрюмо рявкнул:
      – Мы с подветренной стороны Берика. – Лошадь Дракона отскочила в сторону, и он повернул ее назад. – Тамлин, леди Эйтин, нет никакой возможности подготовить вас к тому, что ждет впереди.
      – Матерь Божья, что это за безумие? – ахнул Деймиан. – Нет слов, чтобы описать эту вонь.
      – Именно этого я и боялся. – Шеллон направил своего жеребца поближе к коню Деймиана, потом с беспокойством оглянулся через плечо на Тамлин. Джулиан ответил тихо, поэтому Эйтин расслышала только часть слов.
      – …не забыть поблагодарить Эдуарда за предстоящее испытание… приказал, чтобы тела были оставлены до тех пор, пока шотландцы не подчинятся полностью. Боюсь, именно так все и произошло.
      Деймиан в ужасе уставился на Джулиана.
      – Даже Эдуард не мог подвергнуть нас этому. Подумай о нездоровом воздухе. Он не мог… ни один человек бы не…
      Шеллон предостерег:
      – Говори Эдуарду только то, что он желает слышать. Может, тогда нам удастся покинуть Берик с головами на плечах.
      Несмотря на духоту жаркого августовского дня, Эйтин поежилась.
      Пытаясь сдержать свое отвращение, Эйтин не сводила глаз со спины Деймиана, едущего рядом с Шеллоном. Горячее возмущение бурлило у нее в крови. Возмущение – это хорошо. Гнев – хорошо. Они удерживали ее сознание сосредоточенным на желании пнуть Деймиана, вместо того чтобы открыть рот и закричать от ужаса, когда они проезжали через то, что осталось от города Берик. Она не хотела, чтобы образы мертвых тел, разлагающихся более четырех месяцев, запечатлелись в ее памяти. Поэтому сделала своей мишенью Деймиана.
      – Ceann-clo, – пробормотала она, назвав его болваном по-гэльски.
      Тамлин была слишком возбуждена, чтобы управлять своей лошадью. Боясь, что она может вывалиться из седла и попасть под копыта перепуганных лошадей, Шеллон снял жену со спины Годивы и усадил перед собой, на своего огромного коня.
      – Сэру Тугодуму наплевать на то, что случится со мной, – проворчала Эйтин себе под нос.
      Моффет, ехавший слева от нее, сказал:
      – Прошу прощения, леди Эйтин. Вы обращались ко мне?
      – Нет, просто я заметила, что твоему отцу глубоко наплевать, если даже я свалюсь с лошади и буду затоптана до смерти, – угрюмо ответила она. Вся эта отвратительная поездка изматывала ее. Эйтин была готова заплакать. Вместо этого вымещала свою боль и расстройство на Деймиане, надеясь выдержать это чудовищное зловоние.
      – Это не так, миледи. Мой отец попросил меня ехать рядом с вами, дабы вы были защищены.
      Найдя, что обида и возмущение несколько отвлекают, Эйтин состроила гримасу, решительно настроенная держаться за свое раздражение.
      – О да, я часто удовлетворяюсь объедками со стола.
      Моффет, находящийся на пороге взросления, улыбнулся.
      – Мне кажется, леди Эйтин, вы говорите загадками.
      – Джервас! – крикнул Шеллон.
      – Да, милорд. – Оруженосец пришпорил свою лошадь и проскакал мимо Моффета и Эйтин, чтобы догнать своего господина.
      Шеллон, все еще бережно держащий Тамлин перед собой, заговорил. Он бросил оруженосцу поводья беспокойной кобылы Тамлин:
      – Возьми поводья Годивы и веди ее. Поезжайте с Винсентом и Майклом впереди нас. Несите штандарт высоко. Пусть все знают, что едет Дракон Шеллона.
      Несгибаемые, суровые и угрюмые, Джулиан и Сент-Джайлз ехали за фалангой, образованной оруженосцами, прокладывая путь через разоренный город. Сердце Эйтин разрывалось, когда они проезжали мимо женщин, прячущих под платками заплаканные лица. Женщин с затравленными глазами, которые говорили, что их любимые умерли в этом опустошенном городе. Эйтин снова подняла подол и закрыла им лицо, прилагая все силы, чтобы ее не вырвало от удушающего смрада, висящего в воздухе подобно черному туману. Слезы промочили ткань цвета ржавчины.
      Лошадиные копыта застучали по деревянному мосту, переброшенному через широкий сухой ров, предназначенный для защиты, затем они проехали под каменной аркой, ведущей во двор Берикского замка, достигнув наконец цели своего путешествия. С правой стороны Эйтин заметила спущенный штандарт Дугласов. Голубые звезды на серебряном поле – флаг, который развевался над бастионом замка до того, как Берик был захвачен англичанами. Теперь гордый штандарт Дугласов был измазан конским навозом – объект английского презрения и насмешки.
      Эйтин боролась с головокружением, когда они наконец остановились, и оруженосцы взяли под уздцы лошадей. Деймиан подошел и помог ей спуститься с Любимицы. На долгое мгновение его глаза заглянули в ее глаза, и так много мыслей закружилось в их светлых глубинах – печаль, ярость, сожаление, – но он ничего не сказал. На грани обморока Эйтин, тоже не проронив ни звука, отвернулась.
      Едва отделавшись от Деймиана, она тут же с размаху врезалась в грудь кого-то другого. Филан Комин. Он обхватил ее руками за локти, чтобы поддержать. Встревоженная, она дернулась назад, но хватка Филана была крепкой. Эйтин посмотрела на него гневно, не мигая. Что-то в его поведении вызвало ощущение, будто она смотрит в лицо незнакомца.
      – Эйтин, как поживаешь? Красива, как всегда. – Филан улыбнулся, но это было больше похоже на улыбку голодного волка, облизывающегося на новорожденного ягненка.
      – Как жаль, что ты не только глуп, но еще и слеп, Филан! – Эйтин опять попыталась вырваться.
      Улыбка его не дрогнула, хотя в глазах появился жесткий блеск.
      – И так же любезна и приветлива, как я вижу.
      Деймиан появился в поле ее зрения.
      – Отпусти мою…
      – Супругу, лорд Рейвенхок? Не думаю. Не было в Лайонглене заключено никакого брака – ни Гилкриста, ни вашего. Священника вызывали, но, полагаю, для погребального обряда. – Лицо Филана светилось торжеством.
      – По нашим английским законам, возможно, правильнее было бы сказать «мою невесту». Однако я открыто объявил, что женат на леди Эйтин, в присутствии Шеллона, ее братьев и Динсмора. Потом повторил то же заявление перед тобой, с Шеллоном в качестве свидетеля. – Деймиан торжествующе вскинул черные брови. – Ты забыл, что я наполовину шотландец. Я уважаю законы моей матери. А старый пиктский закон гласит, что если мужчина перед свидетелями заявляет, что берет женщину в жены, и она дает согласие, значит, они женаты. Эдуард приказал мне жениться на леди Эйтин, когда пожаловал грамоту на Глен-Эллах, точно так же, как приказал Шеллону жениться на одной из дочерей графа Кинмарха. Эдуард был слишком занят, прижимая Шотландию к ногтю, когда Шеллон женился на леди Тамлин. Я надеюсь доставить ему удовольствие христианским обрядом венчания в Берике. Думаю, он будет крайне доволен.
      Филан переводил взгляд с Эйтин на Деймиана, который только что испортил удовольствие от задуманной интриги.
      – Кое-кто говорит, что вы не кто иной, как бастард, еще один дракон из помета Майкла Шеллона.
      – Я любил своего родителя, но и на Майкла Шеллона смотрел как на своего отца, поскольку он воспитывал меня. Если бы я был его сыном, то не находил бы ничего, кроме чести в руке судьбы. Однако подумай дважды, если хочешь вытащить на свет божий перед Эдуардом эту старую сплетню. Могу тебе сказать, что он слышал ее десятки раз. Он знает, кем я порожден. Но даже если б сплетня была правдой, это не имело бы значения. Теперь я Лайонглен. Эдуард даровал мне это право. Он – закон на этой земле. Как он скажет, так и будет. Если ты до сих пор этого не понял, то очень скоро поймешь. – Деймиан улыбнулся, взяв Эйтин за руку. – А теперь просим нас извинить. Тебе нужно встать в очередь вместе с остальными шотландцами, а я уведу свою жену с этой убийственной жары.
      Стражники в доспехах и с алебардами стояли у входа во внутренний двор Берикского замка, спрашивая прибывающих людей: «Англичане или шотландцы?»
      Эйтин заметила, что англичан отправляли направо и быстро уводили с палящего полуденного зноя в прохладный каменный замок. Шотландцы не имели такого счастья. Их сгоняли налево, в очередь, которая медленно змеилась по замковому двору и за его пределы. Оттуда их отправляли на задний двор, в сторону кухни. Это было намеренное унижение. Шотландцев впускали в замок через черный ход. Оскорбление. Но еще большей жестокостью было то, что им не разрешалось выйти из длинной очереди, чтобы попить воды или хотя бы облегчиться. Двойные ряды вооруженных стражников, стоящих почти плечом к плечу с алебардами наперевес, заворачивали шотландцев назад в очередь, если они пытались ее оставить.
      Темные камни замка запотели от летнего зноя. Все вокруг провоняло дымом от горящих факелов, дабы замаскировать отвратительный смрад, висящий над городом.
      Дорога от сторожки до большого зала заняла, казалось, целую вечность. К тому времени, когда они вошли, Тамлин едва держалась на ногах. Эйтин требовалось прилечь, но она пришла к выводу, что кузина выглядит еще хуже. И тем не менее Тамлин нервно взяла Эйтин за руку, предлагая поддержку.
      – Не знаю, кто из нас в худшей форме.
      – Здесь так душно. Мне нечем дышать. – Эйтин почувствовала, что колени подгибаются, и обрадовалась, когда Деймиан неожиданно обнял ее рукой за талию, добавляя своей силы. Она слабо улыбнулась ему.
      Шеллон поспешил им навстречу.
      – Я раздобыл комнату. Нам вчетвером придется спать на одной кровати. Я велел оруженосцам расположиться на ночлег на полу для дополнительной безопасности. Другого места просто нет в этом сумасшедшем доме. Идемте.
      Эйтин приложила влажную ткань к затылку, борясь с головокружением. Она разделась до рубашки, и ей было наплевать, что оруженосцы Деймиана и Шеллона вносят их сундуки. Она должна охладиться, или заболеет.
      – Нам придется спать в одной кровати, но она достаточно большая. – Тамлин сидела на краю, прислонившись к кроватному столбику. – Матрас не очень комковатый. Я привезла с собой ореховых листьев. Разбросаю их по матрасу перед тем, как пойдем ужинать. Это прогонит блох, если они есть. Полагаю, для нас большая честь получить такую просторную комнату в этом столпотворении. Такое впечатление, что здесь вся Шотландия. Должна признаться, я несколько ошеломлена. В отличие от Рейвен и Ровены я никогда прежде не была при дворе и не привыкла ко всем этим… людям.
      Вошел Деймиан с улыбкой на лице.
      – Ничего особенного, но, возможно, это немного утешит вас, дамы…
      Моффет и Винсент внесли ведра с холодной водой.
      – Ничего особенного… – засмеялась Эйтин. – Я бы заплатила за нее золотом. Спасибо.
      – Хотел бы я сделать для тебя больше. Если бы был какой-то иной выход, я бы не брал тебя сюда. Я бы все сделал, лишь бы избавить тебя от этого… ужаса. – Деймиан взял влажное полотенце и положил его Эйтин на лоб. – У вас нездоровый вид, миледи.
      Она смотрела в его светлые глаза, гадая, стоит ли задать вопрос, не дающий ей покоя, или просто оставить все как есть и постараться пройти через эту пытку. А когда они снова вернутся домой, посмотреть правде в лицо.
      – Сколько мы должны пробыть в этой помойной яме?
      – Сколько пожелает Эдуард. Нам надо думать о Глен-Шейне и Глен-Эллахе. Хочешь не хочешь, придется пройти через этот кошмар, а потом мы поспешим домой и, даст Бог, на сто лье не приблизимся к этому месту.
      Эйтин кивнула, но поняла, что ни расстояние, ни время не сотрут из памяти картину мертвых тел и клюющих их ворон. Знать, что такое происходит, уже достаточно ужасно. Но еще хуже знать, что человек использует это как средство держать в подчинении завоеванную страну.
      – Предлагаю тебе отдохнуть, Эйтин. Этот вечер обещает быть долгим.
 
      Эйтин дрожала, сидя на скамье возле комнаты, ожидая аудиенции у короля.
      Не успели они все вернуться в комнату после долгого ужина и как раз попытались устроиться в постели на ночь, как в дверь постучал слуга с известием, что король желает видеть лорда Рейвенхока и леди Койнлер-Вуд и они должны явиться тотчас же. Шеллон не слишком встревожился приказом, сказав, что Эдуард спит мало и часто решает дела двора поздно ночью. Но все равно Эйтин боялась, что Филан уже успел что-то нашептать Эдуарду и его наушничанье – причина того, что король срочно вызывает их к себе. Деймиан ничего не сказал, просто оделся как можно быстрее. Он продолжал хранить молчание и когда взял ее за руку и повел через замок к покоям Эдуарда.
      Встревоженная предстоящей аудиенцией, она вскочила и снова заходила взад-вперед, за что заслужила сердитый взгляд Деймиана. Ничего нового. Он весь вечер бросал на нее испепеляющие взгляды с тех пор, как проклятый всезнающий король с превеликим удовольствием объявил на весь большой зал, перед присутствующей английской знатью и большей частью Шотландии, что она носит ребенка.
      Эйтин зажмурилась, пытаясь отгородиться от этого ужасного воспоминания, но не могла забыть. Деймиан сопровождал ее в большой зал вслед за Тамлин и Шеллоном. Не успели они с Тамлин присесть в глубоком реверансе перед королем, как он приказал им подняться, мол, он донимает, что женщинам в интересном положении тяжело переносить жару. Затем он стал говорить о своей любимой покойной королеве Элинор, и как она уставала на ранних сроках беременности. Эйтин испытывала острое желание послать проклятого англичанина к дьяволу. Он даже хлопнул Шеллона с Деймианом по спине и поздравил их!
      – Не мог даже дождаться приветствия, – пробормотала Эйтин себе под нос, поднеся ноготь большого пальца ко рту и испытывая соблазн погрызть его.
      – Что ты сказала, Эйтин? – насмешливо переспросил Деймиан, прекрасно зная, что она разговаривала с собой, а не с ним.
      – Amadan. – Назвать его дураком было не самым умным поступком, поэтому она убрала палец и выдавила улыбку. – Нет, ничего, милорд. Просто хотелось бы знать, сколько нам еще ждать, вот и все.
      Он сложил руки на груди, скрестил ноги и прислонился спиной к стене.
      – Будем ждать, пока нас не позовут. Всю ночь, если понадобится. Уверен, Эдуард не забудет, что беременные женщины быстро устают, и не заставит нас томиться слишком долго.
      Она мерила шагами маленький зал и пыталась придумать, что сделать со своими руками, – хотелось придушить Деймиана Сент-Джайлза. Несколько человек – Ричард де Бург, его дочь Элизабет и какой-то незнакомец – прошли мимо и были допущены к королю.
      – Гилберт де Клер, граф Глостер и зять Эдуарда, – пояснил ей Деймиан, кивнув на человека с де Бургом. – Перестань мельтешить и сядь, Эйтин.
      Решив, что нет нужды раздражать Деймиана еще больше, Эйтин села. Не в силах успокоиться, она фыркнула.
      – Мои шотландские посевы скоро дадут всходы. Я вижу, лорды Шеллона неплохо орудуют своими мощными мечами ради блага Англии, – передразнила она слова короля, не в состоянии усидеть спокойно.
      Деймиан закрыл глаза и притворился спящим. По крайней мере, она думала, что он притворяется. Эйтин наклонилась поближе и стала вглядываться, пытаясь понять, действительно ли он задремал в таком положении.
      – Не слишком благоразумно передразнивать короля смешными голосами, – последовал его совет.
      – А как насчет несмешных голосов, милорд?
      – Прибегай к любому голосу, как только мы вернемся в Глен-Эллах. Делая это здесь, ты рискуешь лишиться жизни, – предостерег Деймиан.
      – Ты можешь спать стоя, как лошадь?
      – Лошадь спит стоя. А я не сплю. – Он зевнул и потянулся. – Ты бы лучше использовала это время, чтобы успокоиться перед встречей с Эдуардом. Все это нервное мельтешение может убедить его, что тебе есть что скрывать. Конечно, если ты будешь лгать ему как мне, то можешь оказаться в опасном положении.
      Решив, что эту тему лучше обойти, Эйтин спросила:
      – А это правда?
      – Что правда? Что я умею спать стоя? Воин учится спать при любой возможности, в любом положении.
      – Нет, правда, что ты орудуешь своим могущественным мечом ради блага Англии? – Эйтин постаралась, чтобы это прозвучало игриво, но было больно думать, что такое возможно. Мало ей опасения, что он приходит в ее постель потому, что она похожа на Тамлин. Мысль о том, что он делает это по приказу английского короля, просто в заботе о том, чтобы шотландские леди родили английских детей, печалила и причиняла еще большую боль.
      – При каждой возможности. Не слышал, чтобы ты жаловалась по поводу моих ударов и выпадов. – Он открыл один глаз. – И не вздумай пытаться дать мне пощечину, потому что на этот раз я уж точно переброшу тебя через колено.
      – Дать тебе пощечину даже не приходило мне в голову. – Она выпрямила спину.
      Он кивнул:
      – Значит, мы продвинулись в наших отношениях. Это воодушевляет.
      – На самом деле я думала о том, чтобы придушить тебя. А один раз мне хотелось стукнуть тебя камнем.
      – Все, что угодно, лишь бы не дать себе соскучиться. Какую игру ты затеешь следующей? Подсыплешь отравы в пиво… – Он остановился посреди предложения и пристально уставился на Эйтин.
      Краска залила ей шею и ударила в лицо, отчего она почувствовала себя на грани обморока.
      – Ой, Шеллон, замолчи. – Голос Тамлин разбил напряженную тишину. К счастью.
      Шеллон был неумолим:
      – Мне наплевать, Тамлин. Я говорю тебе, что ты никуда не пойдешь без меня или охраны.
      – Я не пойду с охраной в уборную, Шеллон. Это уж слишком. – Она сердито посмотрела на мужа, он ответил ей таким же взглядом. Затем Тамлин подошла и села рядом с Эйтин. – А он заставляет тебя брать охрану?
      Деймиан открыл глаза.
      – Он не заставляет.
      Тамлин показала язык Шеллону.
      – Он опекает ее точно так же, как Шеллон тебя. Перестань ворчать на Джулиана. Здесь слишком много людей, слишком много ярости, ищущей выхода. Им пришлось проглотить приказы Эдуарда. Они могут увидеть в вас – двух шотландках, не попавших под тяжелую руку Эдуарда, – подходящую мишень для своего гнева. Особенно теперь, когда Эдуард позлорадствовал перед всеми, что вы обе вынашиваете детей.
      Эйтин опустила глаза на свои ногти, разглядывая их так внимательно, словно на данный момент это было для нее самым важным занятием. Чрезвычайно важным.
      Она знала, что Деймиан прав. Тут были люди – и шотландцы, и англичане, – которые не желали им добра. Вспомнилось столкновение, которое произошло ранее, сразу после того, как они покинули большой зал. Сэр Джон Пендегаст, старший брат Дирка, вместе с еще одним братом перекрыли коридор. Они были возмущены как смертью Дирка в поединке чести, так и тем, что Эдуард воспринял это как волю Господа. Они намеревались вызвать Шеллона на драку, но, к счастью, Брюсы – Роберт, Эдуард и Найджел – подошли и встали у плеча Шеллона.
      Между Дирком и братьями существовало семейное сходство, хотя во взгляде Джона не было налета безумия, как в черных глазах Дирка. Однако они явно горели алчностью и жаждой власти, что было пугающим. Возможно, Брюсы и вынудили его отступить, но Эйтин была уверена, что Джон этого так не оставит.
      Дверь открылась, и вышли, горячо переговариваясь, де Бург и его зять. Они не обращали внимания на других людей в зале и быстрым шагом прошли мимо. Пожилой служитель, держащий дверь, взглянул на Шеллона, потом на Деймиана.
      – Король желает видеть лорда Рейвенхока и леди Койнлер-Вуд – наедине.
      Деймиан обменялся красноречивым взглядом с Шеллоном, Джулиан лишь выгнул бровь. Взяв Эйтин за локоть, Деймиан тихо прошептал:
      – Сделай нам всем одолжение и прибереги для меня свою привычку врать. Я считаю это результатом строптивости, которую со временем смогу обуздать. Эдуард не посмотрит на это в таком свете. Поэтому держи свой язычок за зубами. Ты поняла меня, Эйтин?

      Деймиан легонько сжал локоть Эйтин, когда их ввели в покои короля. Ему следовало использовать то время, пока они ждали, и подготовить ее к этому испытанию. Но Деймиан был все еще слишком зол, после того как узнал, что Эйтин в положении, чтобы здраво мыслить. Теперь он жалел, что позволил раздражению взять верх.
      Будучи воином, он давно научился откладывать чувства до тех пор, пока не успокоится и не сможет хладнокровно обдумать их. Другие часто недоумевали, почему он имеет склонность не замечать неприятности и реагировать на них гораздо позднее. Он никогда не любил действовать слишком поспешно, предпочитая сдержаться и обдумать ситуацию, а затем уже поступать соответственно. Это избавляло от ненужных эмоций.
      Он все еще прилагал усилия, чтобы избежать необходимости открываться Эдуарду, поэтому вместо того, чтобы подготовить Эйтин, обменивался с ней колкостями. Теперь оставалось лишь надеяться, что она достаточно умна, чтобы распознать его ложь, и, если повезет, достаточно мудра, чтобы держать рот на замке.
      – Входите. Садитесь, леди Эйтин, – любезно предложил король Эдуард. Когда он поднял взгляд от документа, который изучал, его тяжелые веки – в точности как у отца – приподнялись над яркими голубыми глазами, мудрыми глазами, которые мало что упускали. Естественно, он заметил, что Эйтин посмотрела на Деймиана в ожидании подсказки. – А, женщина уже ждет от вас руководства. Как и должно быть. Хорошее начало, лорд Рейвенхок.
      – Благодарю вас, сир. Она быстро поняла, кто ее господин, – с беззаботной небрежностью ответил Деймиан.
      – Гилкрист давал ей слишком много свободы. Задача укрощения этой строптивицы, должно быть, не из легких. Мы вам не завидуем. Эти женщины из клана Огилви слишком своевольны, слишком горячи.
      Деймиан разделил с королем улыбку.
      – Мне не слишком по вкусу трусливая собака или лошадь. Я нахожу, что мне больше нравится живость, горячность, задор. Да, больше сложностей, с которыми приходится справляться, но я говорю себе, что она воспитает этот дух в моих сыновьях. Полагаю, ваша прекрасная королева Элинор была сильной духом женщиной. Разве она не последовала за вами в крестовый поход и не спасла вашу жизнь?
      Лицо Эдуарда смягчилось, когда он вспомнил королеву.
      – Что верно, то верно. Один мусульманин напал на меня с ножом. Мне удалось побороть его и убить, но кинжал был вымазан ядом. Сказали, что я не выживу, ибо яд попал в кровь. Наша королева и слышать об этом не желала. Она сказала, что я поправлюсь, а того, кто скажет иначе, она убьет. Я не осмелился противоречить ей, поэтому пришлось выздороветь. Теперь менестрели слагают баллады о том, как она спасла мою жизнь, высосав яд из раны. Наша королева была воительницей. – Он замолчал, охваченный грустью. – Я так скучаю по ней.
      Деймиан заметил, как при этом Эдуард опустил королевское «мы». Мало кто сомневался, что Эдуард любил Элинор. Большинство сожалели, что ее больше нет рядом, что некому обуздывать его приступы ярости. Деймиан перевел взгляд на грубо обтесанный кусок красного песчаника. За ужином он стоял прямо позади Эдуарда, используемый как стол, золотой графин и два кубка стояли на неровной поверхности. В свете того, что Эдуард старался произвести на шотландцев впечатление английским богатством, казалось неуместным, странным, что он вынужден использовать такой плохо обработанный камень в качестве стола.
      Эдуард проследил за взглядом Деймиана:
      – А, вы восхищаетесь Королевским Камнем.
      – Не уверен, что «восхищаюсь» – правильное слово. Я полагал, что шотландцы коронуют своих монархов на чем-то чуть более изысканном. – Деймиан вспомнил, что его мать описывала Камень Судьбы, на котором коронуют шотландских королей, гладким как стекло, черным, с нарисованными на нем пиктскими символами – и гораздо больше, почти как скамейка для ног. Кусок же камня перед ним выглядел наспех обтесанным и совсем не походил на то, что может являться главной шотландской регалией.
      Деймиан оперся локтем о подлокотник кресла и вытянул свои длинные ноги.
      – Мы знаем от Энтони Бека, что вы хотите официальной помолвки – оглашения в церкви в Кинмархе. Мы пошлем папского священника в оставшиеся кельтские церкви. Эти кельтские жрецы – мятежники. Они произносят проповеди на своем языке, не на латыни. Место священника переходит от отца к сыну.
      – Похоже, так, – согласился Деймиан. – И все-таки мне бы хотелось, чтобы это было сделано как можно быстрее, но как полагается. Это определит путь, которым я пойду в Лайонглене. Пусть шотландцы посмотрят, как это должно быть.
      Эдуард просматривал документы – присяги на верность от шотландской знати ему, как правителю Шотландии. Потом рассеянно взмахнул рукой.
      – На самом деле, когда мы пожаловали вам грамоту на Глен-Шейн, мы сделали леди и ее братьев вашими подопечными. Юношей надо воспитывать, обучить их рыцарству. А леди надо обратить в верноподданную. – Он торжествующе улыбнулся. – Приятно видеть, что вы исполнили нашу волю. Итак, чего вы хотите?
      – Как ваш вассал, я бы хотел вашего благословения этого союза. – Деймиан вздохнул. – Конечно, она не совсем то, что я ожидал найти в жене. Шеллон завладел лучшим, взяв в жены леди Тамлин. Леди Эйтин немного выше, но это ничего, поскольку я выше Шеллона. И фигура у нее не такая пышная. К тому же еще эти веснушки на носу. И все же она здоровая, сильная… плодовитая. Я мог бы взять ее в жены и покончить с этим, но предпочитаю, чтобы это было сделано по-английски. Что касается ее братьев, они не получили обучения в качестве пажей, поэтому не готовы быть даже оруженосцами. Я уже начал исправлять это упущение Гилкриста.
      – Превосходно. Вы не тратили время зря вдали от нас.
      – Значит, вы даете разрешение на брак?
      – Тревожные слухи достигли наших ушей… что леди вышла замуж за Гилкриста, прежде чем он упокоился, дабы удержать власть в Лайонглене.
      – Динсмор. Примите во внимание источник. Глупец передал шутки братьев Эйтин. Похоже, у братьев любимое занятие – поиздеваться над Кэмпбеллом. Печально, что человек верит всему, что ему говорят. – Деймиан подавил зевок. – Прошу прощения, сир, но, орудуя мечом во славу Англии, я не сплю по ночам.
      – В самом деле? – Холодные, безжалостные глаза Эдуарда наблюдали за Деймианом. Затем он расхохотался. – Мы уверены, что Англия по достоинству оценит ваши старания. Если оба незаконнорожденных брата Дракона трудятся так же усердно, дабы сделать детей старшим сестрам леди Тамлин, к весне все эти пиктские принцессы будут обращены в верных английских подданных. Мы согласны с оценкой Динсмора Кэмпбелла, поэтому будет легко не обращать внимания на его болтовню. Но Филан Комин поведал то же самое.
      – Комин? Кузен графа Бьюкена и лорда Бейднока? Командующих шотландской армией, разгромленной в битве при Данбаре?
      Эдуард кивнул.
      – Но Комин не поддерживал их.
      – Равно как не поддерживал и английскую сторону. Мне кажется, Филан Комин заботится о своих собственных интересах. Как я понимаю, когда-то он был поклонником леди. Гилкрист ему отказал. Он лишь кружил вокруг, как черная ворона, чтобы попировать на останках моего прародителя. Он встретился нам, когда мы приехали, пытался намекать, что я бастард Майкла Шеллона.
      – Мы разделяем ваше мнение об этом человеке. – Эдуард кивнул. – Итак, что вы скажете, леди Эйтин? Хотите вы этого Дракона себе в супруги? Или предпочитаете Филана Комина?
      Рука Деймиана сжалась в кулак, когда он пытался обуздать свой гнев против «прощупываний» Эдуарда. Король подстрекал, проверял, хотел посмотреть, на какую реакцию может спровоцировать Деймиана. Однако лицо Сент-Джайлза не выражало ничего, кроме скуки. Он спрятал улыбку, когда Эйтин взглянула на него, прежде чем ответить королю. Он ответил ей легким кивком.
      – А! Нам нравится эта женщина. – Эдуард хлопнул себя по колену. – Мы замечаем ум, вспыхивающий в этих необычных глазах, но она достаточно сообразительна, чтобы признавать ваше руководство, лорд Рейвенхок. Мудрая женщина.
      – В то время как мне нелегко принять свою судьбу, решаемую без моего слова…
      – А, вот она все и испортила. Мы даем вам слово. Мы только что спросили. – Он погрозил ей пальцем – Так скажите нам, хотите вы Рейвенхока или Комина в качестве своего мужа и господина?
      – Поскольку я скорее поцелую змею, чем Филана Комина, то у меня не остается выбора.
      Эдуард позвонил в колокольчик, и вошел Энтони Бек в сопровождении слуги.
      – Епископ, присоединяйтесь к нашему тосту, а потом можете скрепить печатью договор о помолвке между лордом Рейвенхоком и леди Койнлер-Вуд. Мы становимся настоящим сватом в наши преклонные лета. Браки между английскими лордами и шотландскими леди укрепят нашу власть над Шотландией. Великий день, не так ли?
      Он поднял золотой кубок:
      – Будьте оба счастливы, как я был счастлив со своей королевой. Подарите мне сильных сыновей. Наша земля станет сильной благодаря этим союзам.
 
      Наливая воду в котел, подвешенный над бивачным костром, Тамлин взглянула на Эйтин.
      – Скоро мы будем в Глен-Шейне. Завтра, я думаю. Дорога так утомила меня, но мы почувствуем себя лучше, когда доберемся домой. Я рада, что Шеллон получил разрешение уехать из Берика. Не думаю, что смогла бы выдержать еще хотя бы один день. Нам повезло, что Эдуард посчитал нездоровый воздух вредным для женщин, вынашивающих детей.
      Эйтин лишь вполуха слушала кузину, наблюдая за воинами, выезжающими в караул. Ощущение тревоги не покидало ее. Шеллон и Деймиан оставили половину своих людей охранять жен и ускакали. Не потрудившись сказать зачем. Эйтин не понравились скрытые взгляды, которыми они обменивались.
      – Ты не разговариваешь с Сент-Джайлзом? – спросила Тамлин.
      Эйтин выбросила маленький камушек, который держала.
      – Нет. Я больше никогда не желаю разговаривать с этим сэром Тупицей.
      – Это потому, что они с Эдуардом решили твою судьбу, обручили тебя с ним, не спросив твоего мнения? – Тамлин вздохнула. – Я бы посочувствовала твоей судьбе, дорогая кузина, если бы Деймиан не был так часто у тебя в постели, если бы ты не носила его ребенка. Ты же хочешь, чтоб ребенок родился в законном браке, а?
      Эйтин не отрывала взгляда от леса, слушая журчание ручья. Оно казалось таким прохладным, таким манящим. Это первая речушка, встретившаяся им в пути.
      – Пожалуйста, не напоминай мне о моей прошлой глупости. С тех пор как Сент-Джайлз вошел в мою жизнь, она превратилась в одну сплошную неразбериху, в петлю, которая, кажется, затягивается вокруг моей шеи.
      – Девочка, только не говори мне, что тебе ненавистна мысль быть его женой. Я слишком давно знаю тебя. Ты не видишь ничего, кроме него. Твое сердце у тебя в глазах каждый раз, когда ты смотришь на него. И не нужно быть ясновидящей, чтобы увидеть правду.
      – Я не стану тебе лгать. Это мое самое заветное желание. Только это было… – Она сглотнула и подавила всхлип.
      – Что было, Эйтин?
      – Тебя не было там… ты не слышала все то, что он говорил королю Эдуарду. Он не просто ранил мою гордость, Тамлин, он втоптал ее в грязь. Унизил меня перед своим монархом. Насмехался надо мной… и моими веснушками.
      Кузина глубоко вздохнула и вытерла ладони о юбку.
      – Боюсь, ни ты, ни я не созданы для мира мужских интриг. Я не понимаю всего, но наши мужчины говорят Эдуарду то, что он хочет услышать. Это не значит, что они так думают, они просто стараются умиротворить короля. Уверена, Деймиан сделал то, что должен был, чтобы обеспечить твою безопасность и безопасность Глен-Эллаха.
      – Разве тебя не раздражает, что Шеллону было приказано взять тебя в жены и осеменить во славу Англии?
      – О да, я беспокоюсь об этом каждый раз, когда занимаюсь любовью с несносным Джулианом… по крайней мере, один-два раза в день. – Тамлин рассмеялась музыкальным смехом. – Поговори с Деймианом, Эйтин. Поговори с ним о ребенке…
      – О, так ты обсуждаешь своего ребенка с Шеллоном? – Эйтин пожалела о своих словах, как только произнесла их. – Извини, с возрастом я не становлюсь мудрее.
      – Мне знакомо это чувство. Да, я не сказала Шеллону и теперь буду расплачиваться за это. Черт бы побрал короля. Я надеялась выбрать правильное время. Наш брак все еще юн. Пендегаст омрачил новость о ребенке. Похоже, мы обе выбиты из колеи Эдуардом Длинноногим.
 
      Самая темная часть сумерек спустилась на землю. Моффет сидел на дальней стороне большого плоского камня, по указанию Эйтин, повернувшись к ней спиной, пока она раздевалась.
      – Когда милорд отец просил меня присматривать за вами, леди Эйтин, он не имел в виду этого. Присмотр подразумевает, что я должен видеть вас.
      – Вполне достаточно того, что ты меня слышишь. Спиной ко мне ты можешь видеть любую приближающуюся угрозу, верно? – Она улыбнулась затылку Моффета. – Этот ручей – настоящее благо. Я должна избавиться от запаха Берика, или меня стошнит.
      – Вас тошнит из-за ребенка? – Он помолчал. – Прошу простить меня, леди Эйтин. Это не мое дело, но я слышал, как король Эдуард сказал, что вы и леди Тамлин в положении. Это правда? Вы носите ребенка моего отца?
      – Да, я ношу твоего сводного брата. Поначалу меня тошнило, но теперь, похоже, малыш успокоился и заключил мир с моим телом.
      – Вы знаете, что это мальчик? Вы наделены ясновидением?
      – Да, иногда я вижу то, что недоступно другим. Правда, мне не удается контролировать это. Просто непонятные обрывки видений приходят ко мне.
      – Иногда во сне? – Его вопрос прозвучал целенаправленно.
      Как ребенок Деймиана, он мог унаследовать эти способности.
      – Ты тоже чувствуешь такое?
      – Я не уверен. Я никогда раньше не чувствовал. Только…
      – Только что, юный Моффет? – спросила она, выскальзывая из рубашки.
      – С тех пор как мое тело, мой голос начали меняться, я вижу сны. Я часто спрашиваю себя, не кажется ли мне все это, – признался он.
      – Ясновидение главным образом присуще женщинам с кровью Огилви, – пояснила она. – Видимо, твоя бабушка по какой-то линии унаследовала кровь Огилви и передала это твоему отцу. Поговори с ним. Возможно, к мужчинам это приходит с возмужанием.
      – Вы с ним поженитесь?
      – Так приказал ваш король.
      – Это хорошо. Мой отец счастлив с вами.
      Эйтин закусила уголок губы.
      – Может быть.
      Она положила сложенную одежду на плоский камень и вошла в ручей. Успокаивающая вода была не очень прохладной из-за жары, но этого было достаточно. Определенно даже на небесах не может быть такого блаженства. Держа кусок мыла в одной руке, Эйтин прошла на середину, где вода едва доходила до груди. Окунувшись с головой, принялась тереть волосы. Она любила хорошую ванну, но это купание в ручье было лучше. Оно было исцеляющим. Удушающие миазмы Берика прилипли к ней, пропитали волосы, поэтому купание очищало не столько тело, сколько душу.
      – Если бы было так же легко избавиться от назойливых мужчин, – пробормотала Эйтин, прежде чем нырнуть под воду. Придется не раз намылиться, чтобы отмыться от отвратительной стойкой вони.
      Когда она вынырнула из воды, то увидела Деймиана, сидящего на камне вместо своего сына. Он сидел, скрестив руки и вытянув перед собой длинные ноги, белая нижняя рубашка почти мерцала в густых сумерках. Он был очень красив – и, кажется, зол.
      – Разве ты не слышала, что я велел тебе никуда без меня не ходить?
      Она скрестила руки на груди.
      – Я сказала Тамлин, что пойду соскрести отвратительную вонь со своей кожи и волос.
      – Ты должна была попросить меня пойти с тобой, Эйтин.
      – Ты был занят разговором с Шеллоном. А потом вы с ним уехали. Я попросила Моффета постоять на страже.
      – Да, я отправил его в постель. И тебе пора спать, – проворчал он.
      Более чем сытая по горло командующими ею мужчинами, Эйтин поднырнула под воду и зачерпнула полную горсть мягкого ила со дна ручья. Когда Деймиан открыл рот, чтобы продолжить свои обличения, она швырнула горсть грязи ему в лицо.
      Он стоял и вытирал ее, отплевываясь от того, что попало в рот. Эйтин следовало бы чувствовать себя неловко за такую дурную выходку, но она усмехнулась. Он отшвырнул грязь, взглянув на свою рубашку.
      – Ах ты, ведьма. Мне бы следовало поколотить тебя. – Он сел, расшнуровал завязки на сапогах и снял их.
      – Тот, кто повышает голос и применяет силу, – тупица и не может победить в споре по-другому. – Она победоносно улыбнулась.
      Он стянул с себя кожаные лосины и положил их на камень рядом с ее платьем, затем вошел в воду.
      – Совершенно верно. Но с другой стороны, это не помешает твоему голому заду гореть после того, как я приложу к нему руку.
      Она швырнула в него еще горсть грязи, которая ударила его прямо в мускулистую грудь. Такое поведение нельзя было назвать хорошим, но это определенно доставляло Эйтин удовольствие. Она не могла сдержать смех, рвущийся наружу. Это было так приятно после невероятного напряжения последних дней.
      – Дерзкая девчонка. Веселись. Теперь я рядом. – В доказательство он протянул руку. Она затаила дыхание. Его ладонь сомкнулась на ее плече. Красота его обнаженной груди пробуждала в ней ответное желание прикоснуться к ему. – Должно быть, вода – священный источник Эннис. Божественное ощущение. Судя по всему, у тебя даже настроение улучшилось. Наслаждайся передышкой. Мы выезжаем с первыми лучами рассвета. Будем ехать быстро и почти без отдыха, Эйтин. Шеллон хочет добраться до Гленроа как можно скорее. Я не виню его. Боюсь, нас преследуют.
      – Преследуют? Кто преследует нас? Зачем?
      – Точно не знаю кто. Это, скорее, ощущение. У меня такое чувство… я просто знаю.
      – Ясновидение. Это кровь твоей матери. Ты наделен даром. По большей части он проявляется у женщин клана Огилви. У меня он есть, но я не могу управлять им. Я пытаюсь, но когда я расстроена или встревожена, то перестаю видеть, и именно в то время, когда мне это больше всего нужно. Ты должен поговорить об этом с Моффетом.
      – С Моффетом?
      – Да, он говорит о снах. Это пришло к тебе в пору возмужания, когда ты превращался из мальчика в мужчину?
      Он кивнул:
      – В сущности, да.
      – Не так много мужчин обладают способностью предвидения.
      Его светлые глаза, казалось, почти светились в сумраке.
      – Значит, я особенный, Эйтин?
      Не в силах встретиться с его неотступным пристальным взглядом, она потупилась, потом слегка кивнула.
      – Ты вдруг оробела? Почему?
      Она пожала плечами, не в состоянии выразить словами все то, что тревожило ее.
      – Ты моя должница.
      Вздрогнув, она вскинула голову.
      – Не понимаю, что ты имеешь в виду.
      – Эдуард.
      Ее спина одеревенела при упоминании английского короля.
      – Я ничего тебе не должна за Длинноногого. Он твой правитель, не мой.
      – Возможно, тебе это не нравится, но он теперь правит Шотландией. И если бы не я, ты могла бы оказаться обрученной с Филаном Комином или Вонючкой Динсмором. – Его усмешка была поддразнивающей.
      – Вместо этого я оказалась обрученной без моего согласия с человеком, который считает, что я не слишком сообразительна, что я лгу на каждом шагу и что я совсем не такая красивая, как моя кузина Тамлин, а мои груди не такие большие, как у нее, – еще и веснушки на носу.
      Он рассмеялся. Это оказалось последней каплей. Эйтин была такой храброй. Она терпела длинную дорогу, тяжелую и утомительную, изнервничалась, устала. Потом ее протащили через город, где идиот-король оставил лежать тела убитых в сражении на целых четыре месяца, дабы выставить их напоказ перед половиной Шотландии. Эйтин была напугана, на нее косо смотрели, над ней смеялись.
      – Я бы врезала тебе, Деймиан Сент-Джайлз, но ты воспользуешься этим как поводом, чтобы поколотить меня. – Поэтому она бросила в него кусок мыла. Игривое настроение пропало.
      Он поймал мыло, потом притянул Эйтин к своей груди.
      – Шш, девочка. Я обещал, что не ударю тебя… никогда. Не надо расстраиваться, это может плохо отразиться на ребенке. – Его сердце билось сильно и ровно, увеличивая темп. – Ребенок мой, да?
      – Ах ты, тупоголовый… – Эйтин укусила его за грудь.
      Он дернулся.
      – О-о-й, зачем ты укусила меня?
      – Ты сказал, что я не должна тебя бить, но ничего не говорил о том, что нельзя кусаться, – подчеркнула она, пытаясь вырваться. – Конечно, ребенок твой. Он…
      – Он? – благоговейно переспросил Деймиан. – Сын?
      Она кивнула:
      – Это то, что я вижу с помощью своего дара. И Уна с Бессой тоже видят.
      – Конечно, у тех, в ком течет кровь рода Шеллонов, рождаются только сыновья с черными волосами и зелеными глазами. Во мне течет кровь одной из немногих женщин рода Шеллонов, но у меня тоже черные волосы и зеленые глаза. Так что ты можешь представить, как будет выглядеть ребенок, которого мы с тобой зачали. – Он приподнял ее подбородок. – Эйтин, все то, что я говорил о тебе Эдуарду…
      Она отвела глаза.
      – Не напоминайте мне, милорд.
      – Я был вынужден показать ему, что мало ценю тебя. Эдуард коварен, и любая слабость – оружие у него в руках. Тамлин была бы тем средством, с помощью которого Эдуард мог бы многого добиться от Шеллона, точно так же он мог захотеть использовать тебя, чтобы подчинить меня своей воле.
      – И он бы жестоко ошибся, да?
      Деймиан покачал головой.
      – Совсем слепая, а еще ясновидящая называется. Иногда, Эйтин, твои мысли ужасно перепутаны. – Она открыла рот, чтобы возразить, но он остановил ее. – Хватит болтать. Закройте глаза и позвольте мне поухаживать за вами, миледи.
      Убрав волосы вперед, он намылил ей спину и стал сильно тереть, словно понимал ее потребность избавиться от отвратительной вони Берика. Эйтин откинула голову назад, наслаждаясь сильными руками воина, гладящего ее напряженные мышцы.
      – Окунись, чтобы смыть мыло.
      – Мне было так приятно, – чуть ли не захныкала она.
      – Делай, как я сказал, девчонка.
      – Эти Драконы Шеллона любят отдавать приказы, – проворчала Эйтин, но подчинилась.
      И как хорошо, что сделала это. Он провел умелыми руками по ее плечам, груди, собирая густую мыльную пену кверху. Он позволил пене соскользнуть вниз, растечься по вершинам грудей. Эйтин окунулась ниже, чтобы не дать пене омыть соски. Он усмехнулся, прекрасно сознавая, что делает.
      Эйтин прислонилась головой к твердыне его груди, почувствовав, как при этом напряглись мускулы.
      – Amadan.
      – О да, я глупею, когда дело касается тебя, Эйтин. – Его ладони проследовали по пути мыльной пены, через грудь, затем ниже, на живот. – Наш ребенок растет здесь. Знаешь ли ты, как это смиряет? Твоя грудь стала полнее. А я-то полагал, что ты просто толстеешь.
      Он засмеялся, когда она повернулась и стала отталкивать его. Поймав ее, потянул на себя.
      – Мне нравится дразнить тебя. Тебя так легко вывести из терпения.
      – О, вот как, милорд? – Ее ладонь прижалась к его груди, потом стала продвигаться вниз до тех пор, пока не сомкнулась вокруг его возбужденной плоти. – Я бы сказала, что вы предпочитаете слово «ввести», а не наоборот, Рейвенхок. Выполняете свой долг перед королем и страной, орудуете мечом для Эдуарда?
      Его белые зубы сверкнули в темноте.
      – А это не дает тебе покоя, да? Ты хочешь, чтобы я сказал, что солгал Эдуарду, что беру тебя ради удовольствия, а не из чувства долга. Тебе и в самом деле нужны эти слова, Эйтин? Ты, наделенная даром ясновидения, неужели не можешь увидеть правду во мне?
      – Я же говорила тебе, мои видения беспорядочны. Я никогда не умела управлять ими, иногда не могу даже понять. Старая Бесса думала, что однажды я стану такой же сильной, как Эвелинор. Этого не произойдет. Я никак не могу отыскать ту точку внутри себя, куда могла бы дотянуться, чтобы слышать, – печально призналась она. Ей хотелось рассказать Деймиану, как она заглядывала ему в сердце и видела все очень ясно, когда братья привезли его в Лайонглен. С тех пор она изо всех сил старалась не входить в его мысли, страшась увидеть, насколько глубоко Деймиан любит ее кузину. Она, как могла, преграждала путь ясновидению, не в состоянии вынести боль, увидев Тамлин в его мыслях.
      Но она не считала, что он уже готов услышать эту правду. Она знала, что он все еще страдает от предательства матери Моффета. Возможно, со временем Эйтин сможет рассказать об этом. Конечно, этот день наступит скоро, когда рождение ребенка подскажет Деймиану дату зачатия.
      А пока она отвлекала его, доставляя наслаждение телу, проводя ладонью туда и обратно по всей длине его плоти. Услышав, как он резко втянул воздух, продолжила ласки.
      – Обхвати меня ногами, девочка, – хрипло выдавил он между прерывистыми вздохами. – Пусть твое тело скажет мне правду.

      Деймиан резко проснулся перед рассветом. Не зная точно, что разбудило его, он потянулся к своему мечу, дабы удостовериться, что его легко достать. Чувство, что за ними наблюдают, не уменьшилось, а, напротив, только усилилось. Странный зуд между лопатками, там, куда невозможно дотянуться. Деймиан не мог отбросить его или избавиться от ощущения; предчувствие лишь росло.
      Он боялся, что это ясновидение. Обычно так это и начиналось: тревога нарастала в течение трех дней, являлись мимолетные вспышки, более сильные по ночам, во сне. Наверняка на третий день видения будут самыми сильными и его сны превратятся в реальность.
      Пока же он не мог сказать, откуда дует враждебный ветер, от кого исходит опасность. От шотландцев, прячущихся в горах? Еще со времени битвы при Данбаре многие шотландцы стали скрываться от англичан, крепостные воспользовались возможностью избавиться от зависимости и, чтобы выжить, принялись разбойничать. Другие же были шотландскими мятежниками, которые прятались в надежде привлечь к своему делу сторонников. Всюду ходили слухи об Уильяме Уоллесе. Его отец, Алан Уоллес, подписал свиток в Берике, но никто нигде не видел сына. Боялись, что он и несколько его кузенов планируют не давать покой новым английским правителям. Если Эдуард думает, что Шотландия покорилась, то его ждет большой сюрприз.
      Деймиан был также озабочен реакцией Джона Пендегаста на смерть Дирка. Джон ясно дал понять, что недоволен тем, что Эдуард посчитал поединок чести законным. Столкновение в Берике предостерегало, что Пендегасты не оставят так это дело, несмотря на заявление Эдуарда о том, что это был приговор свыше. Они заявятся к Шеллону, когда преимущество будет на их стороне.
      Разумеется, не радовала Деймиана и ситуация с Филаном Комином. Наутро после того, как он водил Эйтин к королю, Джулиан с Деймианом имели вторую аудиенцию у Эдуарда. Джулиан хотел убедить короля и получить им разрешение покинуть парламент, поскольку жара и удручающее состояние Берика – неподходящая атмосфера для леди, носящей ребенка.
      Деймиан рассердился, обнаружив, что Комин уже там и улыбается как кот, чья морда в голубиных перьях. Филан заявил, что обручен с Эйтин. Деймиан опроверг это заявление, и Шеллон поддержал его – человек, который только что доказал чистоту сердца в поединке чести. Король принял заверения Деймиана в том, что ребенок, которого носит Эйтин, его. Комин, естественно, был не в восторге. Неужели у него хватит ума попытаться напасть на них по дороге в Глен-Шейн?
      Динсмор ему тоже не нравился. Чувствовалась в нем какая-то подлость. О да, он полный олух. Просто ради смеха Деймиан обронил прозвище, которое дали ему мальчишки, перед несколькими завзятыми сплетниками – включая Эдуарда. Король расхохотался. В скором времени вся округа будет называть Динсмора Вонючкой.
      – Слишком много врагов, – пробормотал Деймиан себе под нос.
      Повернувшись на бок, Деймиан прильнул своим телом к телу Эйтин, прижался грудью к ее спине. Он положил ладонь на округлившийся животик, где растет его дитя, но тут же резко отдернул руку, почувствовав легкий толчок. Ребенок? В благоговении Деймиан ждал еще одного признака движения, но ничего не было.
      Он провел ладонью по бедру Эйтин, улыбнувшись от удовольствия. Будучи рядом с ней в постоянном возбуждении, он был бы счастлив заняться с ней любовью. Но он и без того уже совершил глупость, уступив своему желанию там, в ручье. Не станет он больше так рисковать до тех пор, пока они не окажутся в безопасности за стенами Гленроа.
      – Безрадостная предстоит ночка. – Он позволил себе роскошь потереться лицом о ее волосы, прежде чем закрыл глаза. – Ах, моя маленькая лгунья… моя бесценная маленькая лгунья… как я люблю тебя.
 
      Туман клубился вокруг него, такой густой и тяжелый, что Деймиан почти ничего не видел даже на расстоянии вытянутой руки. Проклятый туман, казалось, проглотил пейзаж, укрыв все вокруг белым одеялом. Деймиан направил своего большого серого коня Галеона обратно к колонне. Тревога дышала ему в затылок, гнала вперед. Он скакал безрассудно, совершенно ослепленный густой пеленой тумана.
      Он должен добраться до Эйтин. Спасти ее.
      Деймиан натянул поводья лошади, приостановившись на мгновение, когда услышал воронов высоко в горах над ущельями Глен-Шейна. Вороны – это хорошо, это значит, что они почти дома, и в то же время какое-то мрачное предчувствие охватило его. Пронзительные крики нарушали безмолвие отдаленного высокогорного глена, говоря ему, что что-то не так. Дюжины перепуганных птиц взмыли в небо. Их неблагозвучная какофония действовала на нервы. На какое-то мгновение мир словно затаил дыхание, небеса почернели. Туман клубился вокруг Деймиана, ветер с озера ерошил волосы, глаза Сент-Джайлза следили за кружащимися черными птицами.
      Дурное предзнаменование, шептало ему шестое чувство. Он должен вернуться к Эйтин. Спасти ее. Ее и ребенка, которого она носит.
      Галеон слегка вздыбился, когда Деймиан развернул его, затем пришпорил, погоняя огромного жеребца так, словно за ним гнались демоны, спеша вернуться к Эйтин, пока еще не слишком поздно.
      Когда он пересек вершину холма, ясновидение резко врезалось в его сознание. Вся картина развернулась перед ним. Воины, притаившиеся на дальнем конце холма, поджидали их с луками наготове. Вытащив меч, Деймиан поскакал наперегонки со смертью, чтобы спасти Эйтин. Если он не доскачет до нее вовремя, она умрет. Ничего в целом свете не было важнее того, чтобы спасти ее. Он хотел жить с Эйтин, с их ребенком, смотреть, как сын растет сильным и здоровым, становится мужчиной. И все же он без колебаний отдал бы жизнь, чтобы спасти ее.
      Несясь во весь опор, он галопом промчался мимо нападающих. Они были слишком ошеломлены, чтобы успеть что-то сделать, лишь выпустили несколько плохо нацеленных стрел, когда Галеон промчался мимо. Деймиан думал, что все обошлось, – до тех пор, пока последняя стрела не вонзилась ему в бедро.
      Глаза Деймиана отыскали Эйтин. Винсент охранял ее. Но тут Шеллон, уже предупрежденный о предстоящем нападении, увидел Деймиана, скачущего во весь опор навстречу им. Он быстро расставил оруженосцев фалангой, выставив длинные щиты вокруг Тамлин и Эйтин. Джервас и Винсент помогали им спешиться, дабы использовать коней как защитный барьер. Стрелы вонзились в бок коня Джерваса, и мощный конь рухнул на землю в потоке крови. Деймиан увидел муку на лице Джерваса, но оруженосец, не колеблясь, встал перед Тамлин, прикрывая ее своим щитом.
      Выскочили всадники. Теперь они оказались в ловушке между теми, кто использовал склон холма как прикрытие, чтобы выпускать град стрел, и всадниками, наступающими с обоих флангов. Шеллон, Майкл, Дейл и несколько других тяжело вооруженных всадников развернули своих коней, направив их в атаку, и в утреннем воздухе раздался звон мечей. Деймиан удостоил сражающихся лишь мимолетным взглядом и наклонился вперед, погоняя Галеона навстречу всадникам, атакующим их на дальней стороне.
      Эйтин развернулась, когда заметила всадников, атакующих с тыла. Галеон нагнал их, мечи зазвенели. Деймиан вступил в схватку с одним и быстро с ним разделался. Когда он повернул, чтобы добраться до Эйтин, еще одна стрела ударила его в правое плечо, у края нагрудника. Боль была настолько обжигающей, что чуть не заставила Деймиана уронить меч. Стиснув зубы, он развернул Галеона, когда третья стрела попала ему в бедро, недалеко от первой. От мучительной боли Деймиан покачнулся в седле.
      Эйтин вскрикнула и бросилась к нему. Джервас попытался схватить ее. Но было слишком поздно.
      Стрела ударила ее в грудь… кровь растеклась по лифу платья.
      – Не-е-т!!! – закричал обезумевший Деймиан.
      Он резко сел, рукой уже нащупывая рукоятку меча, готовый драться, чтобы спасти Эйтин. Сердце заколотилось, когда до него дошло, что он все еще в палатке и уже начало светать. Пот заструился по груди, когда Деймиан осознал что это был всего лишь сон.
      Желудок скрутило. Нет, не сон. Видение, показывающее ему, что будет. В отчаянии он обратил мысли внутрь себя, пытаясь вспомнить все части сна, но некоторые уже ускользали, расплывались, таяли словно дымка. Но чувство страха не проходило.
      Он заморгал, увидев Джулиана, стоящего перед ним на одном колене.
      – Прости, что потревожил тебя, Деймиан. Нам пора ехать. Я хочу быть на дороге к Кинмарху до восхода солнца.
      – Джулиан… – начал Деймиан, затем заколебался. Но Джулиану и не требовалось ничего говорить.
      – Стало хуже?
      Деймиан кивнул:
      – Образы сильны. На нас нападут. Это тянущее ощущение под ложечкой. Джулиан… плохо дело. Я боюсь… боюсь, что потеряю ее.
      Джулиан перевел взгляд на спящую Эйтин, лицо его побледнело.
      – Твое ясновидение уже спасало нас раньше. Вспомни случай, когда ты предупредил о засаде. Я знаю, я поносил ясновидение после того, как на Тамлин напали. Я воин. Я доверяю тому, что вижу. Я не понимаю этого… этого дара… этого проклятия. Но несправедливо, что ты так мучаешься. Достаточно тех ужасных трагедий, которые нам пришлось пережить в жизни, чтобы еще какая-то высшая сила насмехалась над тобой, говоря: смотри, что будет, только ты ничего не можешь сделать, чтобы это остановить. Поверь, это предупреждение, мы можем спасти тех, кого любим.
      Деймиан прерывисто вздохнул и кивнул.
      – Мы можем отправиться в дорогу без завтрака. Это лучше, чем умереть с полным желудком.
      Он наклонился над Эйтин, жадно вбирая ее безмятежную красоту, отметил темные круги под глазами. Она устала, ей требуется больше отдыха. Путешествие было изматывающим и для Тамлин, и для нее. Долгие дни в седле достаточно тяжелы даже для мужчин. Беременной женщине нужно много отдыхать, чтобы ребенок рос сильным.
      Страх потерять Эйтин накатил вновь, чуть не подтолкнув Деймиана к панике. Призвав на помощь всю свою воинскую выдержку, он подавил это чувство. Он не позволит эмоциям завладеть им, иначе будет бесполезен для нее. Надо верить, что Джулиан прав. Эти видения были даны не зря.
      Дрожащей рукой Деймиан взял ее руку, поднес к губам и поцеловал по очереди каждый изящный пальчик.
      – Просыпайтесь, миледи.
      Эйтин вздрогнула, потом зевнула.
      – Гм… уже утро? – Она зевнула еще шире.
      – Это самый неподобающий леди зевок, который я когда-либо видел, – поддразнил он.
      – Идите поцелуйте свою лошадь в зад, милорд. – Она еще раз зевнула и потянулась. – Не могли бы мы поспать еще чуть-чуть? Пожалуйста. Я очень устала. Уверена, что Тамлин тоже утомлена, хотя моя безупречная кузина никогда этого не покажет.
      – Да, Тамлин всегда безупречна, тогда как ты, моя дорогая нареченная, не более чем ворчливая ведьма… – Он наклонился и поцеловал ее в веснушчатый нос. – С пятнами на носу.
      – Милорд, вы – лошадиная задница.
      Деймиан погрозил ей пальцем, и она игриво цапнула его.
      – Я добавляю укусы к списку действий, от которых тебе следует воздерживаться.
      Дерзкая девчонка лукаво улыбнулась:
      – Все укусы? Мне кажется, ты был совсем не против того, чтобы я кусала тебя.
      – Собирай свои веснушки и одевайся. Мы выезжаем, как только все оденутся. – Он легонько шлепнул по соблазнительной попке.
      Она натянула платье через голову.
      – Когда мы приедем в Гленроа, я приму горячую ванну, а потом буду неделю спать.
      – Звучит разумно. Возможно, я присоединюсь к тебе.
      Натянув кожаные лосины, он зашнуровал сапоги. Сон вновь пришел ему на память, разбередив тревогу в груди. Практичный разум воина хотел отбросить это как не более чем ночной кошмар, происходящий из страха потерять Эйтин. Только предвидение оказывалось право слишком много раз, чтобы не обратить на него внимания.
      – Эйтин, – он подошел к ней сзади, обхватил руками и притянул к своей груди, нежно обнимая, – у тебя не было никаких предчувствий последние три дня?
      Она отрицательно покачала головой.
      – Мое сознание борется с образами Берика. Я не могу открыть себя ему или тем безглазым телам, лежащим на улицах. Я должна преградить доступ тем ужасам, поселившимся в моих мыслях. Чтобы управлять ясновидением, нужно быть в мире с собой и всем вокруг, вот почему Три Мудрые из Рощи живут уединенной жизнью. Мысли других людей, их чувства, сталкивающиеся с тобой и в тебе, могут быть жестокими. Наверное, поэтому я никогда не старалась усилить свой дар. Иногда… лучше не знать… не заглядывать в чужую душу. Это спасает от боли, милорд.
      Последние слова, похоже, имели какое-то отношение к нему. Деймиан открыл было рот, чтобы спросить, что она имела в виду, но в этот момент Джулиан заглянул в палатку:
      – Готовы?
      – Почти. – Он заколебался, ему хотелось так много сказать Эйтин, но позади Джулиана стояли оруженосцы, чтобы свернуть маленькую палатку.
      У них еще будет время. Должно быть.
 
      Деймиан ехал впереди, пристально вглядываясь в окружающий пейзаж, чтобы не упустить чего-нибудь подозрительного. Наконец, сдавшись, он вернулся назад, к колонне, и подъехал прямо к Джулиану. Натянув поводья Галеона, Деймиан бросил взгляд на Эйтин и Тамлин. Он беспокоился о женщинах, особенно об Эйтин. Она выглядела изнуренной. Нахмурившись, он пожалел, что не может посадить ее перед собой, облегчить ей тяжесть пути.
      – Наши леди не привыкли так долго находиться в седле, Джулиан. Эйтин держится из последних сил, – сказал Деймиан, понимая, что не может ничего сделать, не может облегчить ей страдания до тех пор, пока они не окажутся в безопасности Глен-Шейна.
      Джулиан обернулся, его глаза устремились к Тамлин.
      – Путешествие было для них тяжелым во многих отношениях. Хотел бы я избавить их от ужасов Берика.
      – Хотелось бы, чтобы мы все были избавлены от ужасов Берика.
      – Никто не должен претерпевать такой ад. Тамлин прошла через него задолго до того, как мы попали туда. Она, похоже, умеет проникать в мои воспоминания, видеть то, что я предпочел бы забыть. Нелегко быть женатым на колдунье. Тамлин говорит, что способности Эйтин еще сильнее. Сдается мне, обмануть женщину из клана Огилви не просто. – Темно-зеленые глаза Джулиана окинули Деймиана. – Или обмануть тебя, если уж на то пошло. Правда, я никогда и не пытался. Что-нибудь еще приходило к тебе?
      Чувствуя, как поднимается раздражение, Деймиан огрызнулся:
      – Проклятие, ясновидение – это не то, что является по первому зову! – Он стиснул зубы. – Прошу прощения. Настроение у меня ни к черту.
      – Ты же воин. Выбрось это из головы. Нам понадобится вся наша сосредоточенность и мозги. Беспокойство их затмевает.
      – Скажи мне, что не беспокоишься о Тамлин! – вызывающе засмеялся Деймиан.
      Правая рука Джулиана погладила рукоятку меча.
      – Чертовски беспокоюсь, но я смогу защитить ее, только если буду в наилучшей форме. Я воин. Этим я ценен для нее.
      – Ты ценен для нее тем, что она любит тебя. Не думаю, что ее волнует, воин ты или нет. – Деймиан нахмурился, когда они поднялись на вершину очередного холма и начали спускаться в окутанный густым туманом глен. – Проклятие, я надеялся, что туман к этому времени поднимется. Может, нам лучше поехать в Лайонглен, а не в Гленроа?
      – Путь туда как раз в два раза длиннее. Если кто-то готовит засаду, значит, мы будем дольше уязвимы для нападения. Я отправлю верховых и в Лохшейн, и к Гленроа, чтобы оборонительные силы вышли нам навстречу.
      Джулиан повернулся в глубоком военном седле и крикнул:
      – Майкл, Моффет…
      Деймиан схватил кузена за руку.
      – Только не Моффет. Я бы предпочел, чтобы он был рядом, тогда мне будет спокойнее. Если ты пошлешь его вперед, душа моя будет тревожиться и об Эйтин, и о нем. А так они будут в одном месте. Мое внимание не будет раздвоено.
      – Винсент…
      Оруженосцы пришпорили своих коней, чтобы поравняться с Джулианом и Деймианом.
      – Моффет, оставайся с дамами. Держись поближе и охраняй их. Майкл, Винсент, каждый берите по вооруженному всаднику. Майкл, поезжай в Лохшейн и скажи моему брату, чтобы встретил нас с колонной. Винсент, скачи в Гленроа и передай приказ верховым. Будьте осторожны.
      Деймиан боялся, что они отправили людей на смерть, и в то же время понимал, что другого выхода нет.
      – Бог в помощь.
      Губы Шеллона сжались.
      – Теперь будем ждать.
      – Шеллон, нам надо остановиться. – Тамлин поцокала языком, подгоняя Годиву, чтобы поравняться с мужем.
      Шеллон взглянул на Деймиана, молча спрашивая его совета. Оба понимали, что Эйтин и Тамлин нуждаются в отдыхе. Лошадям тоже нужен был отдых, но тревога тяжким грузом лежала на душе, подгоняя вперед.
      – Я сожалею, что скорость обременительна, миледи, но мы надеемся добраться до Гленроа около полудня. Там мы сможем отдохнуть – в безопасности.
      Тамлин взглянула на Деймиана, словно это он был виноват, потом вновь устремила взгляд на Шеллона.
      – Прошу прощения, если женщины в положении доставляют слишком большие неудобства, но Эйтин нуждается в отдыхе. Резкие боли в спине мучают ею. Боюсь, если мы и дальше будем ехать в таком изматывающем темпе, это поставит под угрозу ребенка. Имейте это в виду, милорды.
      Деймиан повернулся в седле и заметил, что лицо у Эйтин мертвенно-бледное.
      – Проклятие. – Он развернул Галеона и направил лошадь назад, в середину колонны, где ехала Эйтин. Натянув поводья, он заметил, что она с трудом держится в седле прямо. – Тамлин сказала, у тебя болит спина?
      Эйтин кивнула, нижняя губа задрожала.
      – Прошу прощения, милорд, я не могу ехать дальше… очень сильно болит. Мне надо отдохнуть, попить воды.
      Деймиан покачал головой, давая знать Шеллону, что они не могут ехать дальше.
      – Ты должна была сказать, Эйтин.
      – Я знаю, что вы хотите поскорее добраться до Гленроа. – Она попыталась коротко улыбнуться, но это оказалось выше ее сил.
      Колонна свернула к склону небольшого холма. С него открывался хороший обзор, и в то же время холм был отделен небольшой купой деревьев, тем самым не оставляя их на открытом месте. Деймиан снял Эйтин с лошади и отвел чуть выше по склону. Развернув накидку, расстелил ее на земле.
      Сев чуть позади, он стал пальцами растирать Эйтин поясницу.
      – Так лучше?
      Взяв у Моффета воду, Эйтин улыбнулась юноше, затем попила.
      – Я не хотела быть обузой, Деймиан.
      – Тише, Эйтин. Просто расслабься.
      – Помогает. Спасибо.
      Глаза Деймиана ощупывали местность в поисках чего-то необычного. Легкий ветерок кружился вокруг них, принося долгожданную прохладу и обещание дождя. Первого дождя за несколько недель.
      Деймиан попытался сосредоточиться на сне. Он помнил туман, не дождь. Если бы пошел дождь, дорога в Гленроа была бы безопасна.
      – Ты все еще боишься, что кто-то преследует нас? – спросила Эйтин, взглянув на Деймиана через плечо.
      Он выдохнул, затем кивнул.
      – Не могу избавиться от ощущения. Ночью я видел сон.
      – Тревожный, судя по твоему лицу. – Она протянула руку и погладила большим пальцем его бровь. – Ты обеспокоен.
      – Какие-то части сна забылись, как это бывает. Другие остались в памяти. – Он поймал яблоко, которое Шеллон бросил ему. Взяв нож, очистил яблоко и порезал для Эйтин.
      – Расскажи мне о Филане Комине и Динсморе Кэмпбелле. Особенно о Комине.
      Эйтин состроила кислую мину и пожевала яблоко, прежде чем ответить ему:
      – Не самая приятная тема для разговора. Что ты хочешь знать? Думаешь, один из них преследует нас? Зачем?
      – Я почти не знаю никого из них, поэтому и спрашиваю. Просто рассматриваю возможности.
      Она пожала плечами.
      – Динсмор – сущее наказание, к тому же глуп, что, на мой взгляд, причиняет больше неприятностей ему самому, чем кому-то еще. Однако часто самые недалекие могут быть довольно хитрыми. Они застают тебя врасплох. Филан… я не знаю. Когда я увидела его в Берике, возникло такое чувство, будто я никогда его по-настоящему не знала. Он ухаживал за мной некоторое время. Я думала, что Гилкрист устроит брак. А потом я поймала его выходящим из конюшни – нет, он не проведывал свою лошадь. Я сочла это верхом глупости и неуважением по отношению ко мне – лезть под юбку служанке и пытаться добиться моей руки в одно и то же время.
      – Наутро после того, как мы с тобой были с Эдуардом, мы с Шеллоном нанесли визит королю. Филан был там. Чертов интриган.
      – Интриган? Что он еще затеял?
      – Эдуард сказал, Филан пришел к нему и заявил, что ты была обручена с ним…
      – Ах, свинья! – Ее отвращение было очевидно. Как и злость.
      Он взял ее руку.
      – Выслушай меня, Эйтин, прежде чем выйдешь из себя.
      Янтарные глаза с зелеными крапинками сузились.
      – Говори.
      – Он сказал, что ребенок, которого ты носишь, его.
      На мгновение Деймиану показалось, что Эйтин ударит его. Но она лишь испепелила его взглядом, потом поднялась и зашагала вниз по склону. Она разозлилась. Деймиан ожидал этого. Она расценила его вопрос как сомнение. Что ж, на какой-то миг у него возникло ощущение, будто кто-то ударил его в живот. Большинство мужчин отреагировали бы точно так же. Потом разум возобладал.
      Вскочив, он схватил свою накидку и пошел за Эйтин.
      – Эйтин…
      – Оставь меня в покое!
      Когда он попытался схватить ее за локоть, она увернулась, поэтому он преградил ей путь.
      – Я не поверил ему, Эйтин. Но…
      Она посмотрела на него так, словно он слизняк.
      – Он солгал. И это все, что я могу тебе об этом сказать.
      – Я верю.
      – Ох, подите прочь, сэр Тугодум.
      Она снова направилась к лошадям, но он поймал ее за руку и не отпустил, когда Эйтин попыталась вырваться. – Я не поверил ему про ребенка, но мне хотелось бы знать…
      – О-о… я обещала, что не ударю тебя, но если каждый раз, когда ты будешь открывать рот, из него станет вылетать этот вздор, я с радостью закрою его – кулаком. – Ее глаза метали молнии. – Пустите… сейчас же… лорд Рейвенхок.
      Подстрекаемый демонами, он держал ее крепко.
      – Когда ты пришла ко мне в постель… в ту первую ночь в Лайонглене…
      – Лопни твои глаза. Я скажу тебе это один раз – поскольку ты, похоже, решительно намерен наступить прямо в коровью лепешку своей глупости, – я пришла к тебе девственницей.
      Она тут же пожалела о вырвавшихся словах, но было уже поздно.
      – Ты пришла в мою постель опытной женщиной, а не дрожащей девственницей. Я не взял твою девственность в ту ночь. Крови не было.
      – Если ты не оставишь меня в покое, я покажу тебе кровь.
      Шеллон медленно поднялся по склону, хмуро глядя на Деймиана, словно не мог поверить, что его кузен так недостойно ведет себя.
      – Идемте, леди Эйтин. Позвольте мне помочь вам сесть на лошадь. Сэр Тугодум слишком занят, вылезая из лужи, в которую сел.

      Нападение последовало. Как Деймиан и ожидал.
      Все утро дождевые тучи сгущались высоко в горах, над ущельями, но до сих пор не пролили свои живительные струи на страдающую от жажды землю. Он так надеялся на дождь. В его сне не было дождя. Поскольку они находились вблизи двух озер с холодной водой, в воздухе висело достаточно влаги, чтобы туман, тяжелый и низкий, стелился по земле. Проклятый туман кружился вокруг, когда Деймиан выехал вперед, чтобы разведать обстановку.
      Они ехали по обширному владению Кинмарх и в скором времени должны были оказаться на земле Глен-Шейна.
      Он потрепал лошадиную шею, успокаивая вспотевшее животное. Его собственная нервозность передавалась лошади. Пытаясь успокоить своего боевого товарища, Деймиан заговорил с ним:
      – Галеон, дороги почти совсем не видно – да вообще ничего не видно, если уж на то пошло. Я буду рад, когда мы окажемся за крепостной стеной Гленроа. Ты заслужил дополнительную порцию овса за свой тяжелый труд.
      Конь тихо заржал и кивнул, вызвав у Деймиана усмешку.
      Тамлин рассказывала Джулиану, что туманы, которые постоянно висят над ущельями Глен-Шейна, это своего рода древний страж, помещенный в долине первой леди глена. Считается, что туманы укрывают ущелья, пряча их, чтобы никто не мог отыскать вход. В течение столетий в этом нетронутом высокогорном краю не ступала нога захватчика. До тех пор, пока не пришел Шеллон. Ее люди увидели в этом предзнаменование и приняли приход Джулиана как благословение богов.
      – Хотел бы я знать… может ли сегодня этот проклятый туман быть благословением, а не помехой? – спросил Деймиан. В своем сне он видел, что туман сделал их уязвимыми для нападения. А что, если туман – ключ к спасению? Если отряду удастся добраться до ущелий, сможет ли священный туман окружить их защитой, сомкнуться позади и не позволить несущим зло найти дорогу? Быть может, укутанная мглой земля является спасением?
      Взволнованный такой возможностью, Деймиан потянул поводья, чтобы развернуть Галеона.
      И тут он услышал их. Воронов высоко в горах над ущельями Глен-Шейна.
      Черные птицы давали Деймиану знать, что Глен-Шейн близко. И в то же самое время они были предвестниками его ночного кошмара. Их пронзительные крики нарушали глухое безмолвие окутанного туманом высокогорного глена. Предупреждая Деймиана.
      Дюжины перепуганных птиц взмыли в небо. На какое-то мгновение мир словно затаил дыхание, небеса почернели. Встревоженный неблагозвучной какофонией, Галеон слегка вздыбился, когда Деймиан развернул его. Сент-Джайлз не винил коня. Эти пронзительные крики действовали Деймиану на нервы. Густой туман клубился вокруг, ветер с озера ерошил волосы, глаза Деймиана следили за кружащимися крикливыми черными птицами. Время вышло.
      Он должен вернуться к Эйтин. Спасти ее.
      Когда Деймиан пересек вершину холма, ясновидение резко врезалось в его сознание. Враги. На дальней стороне холма они лежали, прижавшись к земле, притаившись в засаде, чтобы напасть на колонну. Некоторые из них держали в руках большие луки. У нескольких были более дорогие арбалеты – оружие наемных убийц.
      Вытащив меч, Деймиан помчался наперегонки со Смертью, чтобы спасти Эйтин. Не было на свете ничего важнее того, чтобы спасти ее. Без колебаний Деймиан отдал бы жизнь, лишь бы защитить ее. Он знал, что скачет навстречу смерти.
      Когда Деймиан галопом промчался мимо нападающих, некоторые выпустили торопливо нацеленные стрелы из арбалетов. Одна вонзилась ему в бедро. Точно как во сне. Рассудок воина пытался остановить боль, но, раскаленная добела, она растекалась по мышцам ноги. К счастью, стрела вошла неглубоко, иначе Деймиан мог истечь кровью прежде, чем доберется до Эйтин.
      Шеллон, уже предупрежденный о предстоящем нападении, увидел Деймиана, скачущего навстречу во весь опор. Он быстро расставил оруженосцев фалангой, выставив длинные щиты вокруг Тамлин и Эйтин. Джервас и Винсент помогали им спешиться, чтобы использовать коней как защитный барьер. Стрелы вонзились в бок коня Джерваса, и мощный конь рухнул на землю в потоке крови. Деймиан увидел муку на лице Джерваса, но оруженосец, не колеблясь, встал перед Тамлин, прикрывая ее своим щитом.
      Глаза Деймиана отыскали Эйтин. Винсент охранял ее с одной стороны, а Моффет прикрывал с другой.
      – О Господи, защити их. Пожалуйста.
      Развернув Галеона, он приготовился встретить всадников, когда те атакуют с обоих флангов. И они атаковали, и словно ад разверзся. Шеллон пришпорил своего коня навстречу тем, кто атаковал слева. Деймиан оказался лицом к лицу с дюжиной нападающих справа. Они оказались заперты в ловушку, окружены. Не будет помощи от гарнизонов Лохшейна или Гленроа. Всадники – если они прорвались – еще не успели добраться до крепостей и вернуться с так необходимым подкреплением. Они сами должны сражаться за свои жизни.
      Деймиан преградил путь нападающим. Точным рубящим ударом он расправился с одним, затем повернулся, чтобы отразить удар другого. Галеон реагировал, как его учили, набросившись на лошадь третьего всадника, выбив его из седла. Затем ожидаемая стрела вонзилась в правое плечо Деймиана, попав точно туда, где заканчивалась нагрудная пластина. Боль была настолько сильной, что он чуть не выронил меч, Деймиан переложил его в левую руку, порадовавшись, что воинов учат драться обеими.
      Покачнувшись от мучительной пульсирующей боли, он стиснул зубы и натянул поводья, чтобы отыскать Эйтин. Убедиться, что с ней все в порядке.
      Время остановилось, когда их глаза встретились. Вокруг них бушевала битва, звенели мечи, раздавались грозные приказы, ржали лошади. Внезапно шум стих, остались лишь нестройные пронзительные крики большой стаи воронов, кружащей над головами.
      Он видел только Эйтин. Видел, как она закричала, когда еще одна стрела вонзилась ему в бедро недалеко от первой. Видел, как она пытается прорваться мимо Джерваса.
      Черт бы ее побрал, как она красива со своими длинными волосами волшебного огненного оттенка, развевающимися вокруг. Лицо, которое так давно являлось ему в снах. После стольких лет поисков, не зная, настоящая ли она, он наконец нашел ее. Только чтобы потерять. Как же он сожалел, что так и не сказал ей слова любви, не поведал о своих глубоких чувствах, не признался, что в его видениях была не Тамлин, всегда лишь она одна владела его сердцем.
      Эйтин вырвалась из рук оруженосца, оттолкнув его так, что он чуть не повалился на лошадь, и побежала прямо к Деймиану.
      Ясновидение затопило его душу, расплавленной уверенностью вскипев в крови. Если он не успеет вовремя, они оба умрут.
      – Нет! – закричал он.
      Заставив себя наклониться вперед, он пришпорил Галеона навстречу Эйтин.
      – Ложись! – прокричал Деймиан, надеясь, что она послушается. Напрасная надежда.
      Изо всей силы вонзив шпоры в бока Галеона, он заставил коня совершить прыжок в воздухе, как раз когда полетел град стрел. Две попали Галеону в бок, одна в холку, но бесстрашный конь держался твердо, как истинный воин. Деймиан принял в грудь стрелу, выпущенную из арбалета, – ту, которая должна была убить Эйтин. Он почувствовал, как острый конец пробил нагрудную пластину, силой удара Деймиана выбило из седла.
      Эйтин бросилась к нему, но он схватил ее за плечи и толкнул на землю, пытаясь прикрыть ее своим телом, а левой рукой дотянуться до меча, который выронил.
      Как раз в тот момент, когда пальцы сомкнулись вокруг рукоятки, новый ужас заполонил Деймиана. Целая колонна всадников галопом неслась по склону холма, скача под флагом с изображением большого ястреба на красном с золотистым фоне.
      – И кто это, дьявол его дери, пытается убить нас? – спросил Деймиан, когда увидел Шеллона, спешивающегося перед ними.
      Тамлин подбежала к мужу и схватила его за руку. Шеллон, едва удостоив ее взглядом, подтолкнул жену себе за спину. Могущественный Дракон Шелл она готов был убить всех, чтобы защитить свою жену, раненого кузена и Эйтин.
      – Нет, Шеллон, нет! Это флаг Гранта Драммонда. С ним Дункан Мактомас. Они едут к нам на помощь. С ними братья Эйтин и Эйнар.
      Эйтин притянула голову Деймиана к себе на колени, слезы текли у нее по лицу, она смотрела на стрелы, торчащие из тела.
      В скором времени объединенные силы Лайонглена, Драммонда и Мактомаса уничтожили большую часть нападавших; немногие оставшиеся ускакали в горы, спасаясь бегством. Деймиан наконец откинулся назад, наслаждаясь тем, что его голова лежит у Эйтин на коленях, и любуясь ее прекрасным лицом. Сделав медленный, глубокий вдох, он осознал, что два английских рыцаря только что были спасены двумя шотландцами.
      – Как ты смотришь на то, чтобы назвать нашего сына Ястребом? – спросил он Эйтин. – Смех подкатил к горлу, но Деймиан поперхнулся и поморщился от боли.
      – Ох, замолчи. Я назову его Тугодум в честь отца, – проворчала Эйтин, а потом ударилась в слезы.
      – Я приказываю тебе успокоиться, девчонка. Удиви меня хоть раз и подчинись. – Он протянул руку к ее руке, их пальцы переплелись.
      Шотландские всадники спешились. Шеллон опустил меч, потянулся левой рукой и обнял Тамлин.
      – Я никогда раньше не думал, что когда-нибудь захочу расцеловать шотландца, тем более двух.
      Один из шотландцев вез пленника с кляпом во рту и связанными руками. Шотландец в голубом пледе Мактомасов сгрузил пленника к ногам Шеллона:
      – Я подумал, тебе понравится это, Дракон. – Спешившись, он сверкнул волчьей улыбкой. Сияющие голубые глаза казались еще ярче, оттеняемые цветом шерстяного пледа.
      Пленник приземлился лицом в пыль, поэтому Дункан Мактомас пнул его в ребра, а потом носком сапога перевернул на спину. Эйтин и Тамлин ахнули, уставившись на Филана Комина.
      Шеллон нахмурился:
      – Я готов был поспорить, что за нападением стоит барон Пендегаст.
      Выругавшись на гэльском, Тамлин решительно подошла и пнула Комина в бок. Филан дернулся, издав звук, похожий на рвотный позыв.
      Дункан взглянул на Гранта Драммонда.
      – Пожалуй, стоит вытащить ему кляп. Если его стошнит, он может утонуть в своей блевотине. – Впрочем, это не слишком его волновало.
      Драммонд наклонился вперед, локтем опершись о высокую луку седла. Темная бровь изогнулась дугой над серыми глазами.
      – Вот была бы жалость, а? – Со вздохом он спешился и протянул руку. – Грант Драммонд к твоим услугам, англичанин.
      – Странные времена, а? Спасаем англичан и убиваем шотландцев. – Мактомас покачал головой. – Враг моего врага – мой друг – шотландская поговорка. Разумеется, не будь с вами этих двух очаровательных дам, мы с Грантом, возможно, не стали бы вмешиваться и посмотрели бы, что будет дальше.
      Тамлин снова пнула Филана, на этот раз в зад.
      – Пни его еще, Тамлин. Пни за меня.
      Когда Шеллон протянул руку Мактомасу, шотландец зыркнул на него, потом посмотрел на Гранта.
      – Я спас шкуру этого англичанина, но это не значит, что я должен пожимать ему руку.
      – Что ты намерен делать с этой падалью? Я бы попинал его. Но похоже, у твоей леди это хорошо получается. – Грант улыбнулся, наблюдая за Тамлин.
      Деймиан подтянулся и сел.
      – Вытащите у него кляп и развяжите руки.
      – Что? – в один голос воскликнули Тамлин и Эйтин.
      – Помоги мне встать. – Деймиан взглянул на Шеллона.
      Кузен поморщился, глядя на стрелы, торчащие из тела.
      – Лежи. Я сам разберусь. Это не займет много времени.
      Мактомас шагнул к Деймиану и подал ему руку, несмотря на протесты Эйтин. Разумеется, рука не была мягкой.
      – Раз разговариваешь, значит, не слишком серьезно пострадал. – Мактомас осмотрел нагрудную пластину с торчащей из нее стрелой. – Пробила пластину, но кольчуга остановила ее. Должно быть, адски больно. Будет ужасный синяк.
      – Помоги мне выбраться из этого. – Деймиан понимал, что ему ни за что не дотянуться до пряжек, чтобы снять нагрудник.
      Мактомас фыркнул.
      – Чертов англичанин тронулся умом от кровопотери. Думает, что я его оруженосец.
      Моффет подошел к Деймиану и начал отстегивать металлические наплечники и ремень. Когда это было сделано, Деймиан снял нагрудную пластину и бросил на землю.
      – Надо, чтоб ничто не стесняло мне движений. Щита и кольчуги будет достаточно.
      Эйтин встала перед ним:
      – Сэр Тугодум, что это, черт побери, вы делаете?
      Деймиан наклонился и поцеловал ее в кончик носа.
      – Я бы поцеловал тебя по разу на каждую веснушку, но я устал.
      – Нам нужно доставить тебя в Гленроа, чтобы я могла заняться твоими ранами. – Она повернулась к Эйнару: – Лорд Рейвенхок нуждается в помощи.
      – Эйнар, не слушай свою принцессу. – Деймиан выдавил улыбку для Эйтин. – Мы поедем в крепость, как только я расправлюсь с этим паразитом.
      Ничего не видя от слез, Эйтин затрясла головой:
      – Нет! Ты слишком слаб.
      Шеллон подошел к Тамлин, которая собиралась снова пнуть Комина, и оттащил ее в сторону.
      – Я просто пытаюсь сравнять счет, милорд. – Тамлин захлопала ресницами.
      – Ты не можешь драться, – выдавила Эйтин, когда Моффет подал Деймиану меч. Она накинулась на Моффета: – Прекрати ему помогать, болван. Ты хочешь, чтобы твоего отца убили?
      – Он не будет драться, Эйтин, – заверил ее Шеллон. – Я разберусь с негодяем, который осмелился угрожать моей жене.
      Деймиан толкнул Эйтин в руки Моффета:
      – Держи ее. Я никогда не поднимал на тебя руку, сынок, но если ты выпустишь ее, я устрою тебе взбучку.
      – Да, отец. – Моффет кивнул.
      – О-о! Сэр Тугодум Второй! – в ярости закричала Эйтин. – Что, в этой семье у всех мужчин овечий помет вместо мозгов? В таком случае нельзя сказать, что это делает ожидание рождения моего будущего ребенка обнадеживающим.
      Шеллон преградил Деймиану путь к лежащему на земле Комину.
      – Я невредим. Я…
      – Вы с Тамлин подверглись смертельной опасности из-за меня, Джулиан. Комин охотился за мной. Эйтин станет моей женой, поэтому сегодня я буду драться за нее.
      Слова Деймиана были отражением тех, что Шеллон произнес в утро поединка с Пендегастом. Джулиан и Деймиан смотрели друг на друга, каждый чувствовал братскую любовь, каждый понимал воина в другом. Наконец Шеллон кивнул и отступил назад.
      Эйтин подошла и пнула Комина.
      – Ты врезала ему недостаточно сильно, Тамлин.
      Ее кузина улыбнулась:
      – Ох, извиняюсь. – И Тамлин с силой пнула Филана в спину. – Ой… пальцам больно!
      Грант рассмеялся:
      – Эй, англичане, почему бы вам просто не почивать на лаврах? Думаю, ваши леди держат этого пленника в руках.
      – Ты хочешь сказать, в ногах! – Мактомас громко расхохотался.
      Грант вытащил нож из-за пояса:
      – Уверен, что хочешь, чтобы я развязал его?
      – Развяжи и дай ему меч. – Деймиан поднял свой, готовый отомстить за Эйтин.
      Грант разрезал веревки, которыми были связаны руки Комина, и тот немедленно вытащил изо рта кляп. Мактомас плюнул.
      – Ба! Да просто прикончить его, и дело с концом. Ох уж эти англичане с их кодексом чести! Скука смертная!
      Деймиан посмотрел на Филана:
      – Чего ты надеялся добиться? Убить меня, а потом побежать к Эдуарду в надежде, что он отдаст тебе Эйтин и Лайонглен? Ты настолько глуп?
      – Он пытался напасть на Лайонглен, – вставил Хью. – Вот почему мы поехали навстречу вам. Он собирался захватить его, пока вас нет. Наверное, полагал, что мы не сможем его удержать. Грант и Дункан подоспели и атаковали их с тыла. Комин убежал поджав хвост.
      Комин вытер кровь с лица, с ненавистью глядя на Эйтин.
      – Я надеялся убить вас обоих и этого английского ублюдка, которого она носит. С чего бы мне хотеть ее после того, как она спала с английским прихвостнем?
      – Ты теряешь кровь, Деймиан. Заканчивай, – напомнил Шеллон. – Если не поспешишь, то потеряешь сознание, и тогда мне придется прикончить его.
      В глазах Филана появилось выражение загнанного в угол зверя, Комин понимал, что как только возьмет меч, который протягивает Дункан, он покойник. Филан огляделся вокруг, явно надеясь, что кто-нибудь из его воинов остался чтобы помочь ему. Никого не было.
      Когда Дункан бросил меч рукояткой вперед, Филан прыгнул, толкнув Моффета на Деймиана и схватив Эйтин за длинные волосы. Потянув на себя, он обхватил ее рукой за шею и повернул под необычным углом.
      – Стой на месте и не приближайся, иначе я переломлю ей шею как ветку. – В доказательство этого Филан дернул ее шею вбок, заставив Эйтин вскрикнуть.
      Неожиданно Эйнар сделал резкий рывок. Не успел Филан понять, что великан позади него, как викинг метнул нож, и его длинное лезвие воткнулось Филану между лопаток. Деймиан и Шеллон подскочили к Филану и вырвали у него Эйтин.
      Деймиан крепко обнял ее, позволив плакать на своем здоровом плече, ощущая небывалый покой от сознания, что все закончилось.
      Эйнар подошел и наклонился, чтобы вытащить нож из умирающего и убедиться, что дело сделано. Вынув, викинг начисто вытер лезвие о руку Комина.
      – Не жить тому, кто причинил вред моей принцессе.
      Деймиан вздохнул и посмотрел на Шеллона.
      – Пендегаст…
      Шеллон кивнул:
      – Я знаю. Позже…
      Только что Деймиан стоял, а в следующую минуту уже смотрел вверх на людей, склонившихся над ним. Эйтин опустилась рядом и положила его голову к себе на колени.
      Дьюард присел перед Деймианом, держа чашку.
      – Эйнар, помоги ему сесть, нам нужно влить в него этот отвар, он поможет подкрепить его силы до тех пор, пока мы не доставим его в Гленроа и не вытащим стрелы. Отвар приготовила Уна. Сказала, он понадобится нам для раненых.
      Деймиан смотрел на три лица, которые были неразличимы. На мгновение, когда накатила очередная волна боли, он подумал, не троится ли у него в глазах. Затем он вспомнил – Хью, Дьюард и Льюис – братья Эйтин. Дьюард – по крайней мере, Деймиан думал, что это он, – поднес чашку к его губам:
      – Давай, новый брат, выпей все до дна. Забудь о том, что тебя мучит.
      «Забудь о том, что тебя мучит». Почему Деймиану кажется, что он уже слышал эти слова раньше?
      Он попытался повернуть голову, увидеть Эйтин. Прекрасную Эйтин…
 
      Дни и ночи не отличались друг от друга, сливались в одно. Ад на земле. Деймиан тяжело дышал, окутанный горячим туманом лихорадки, обжигающей тело и мозг.
      – Пошли за священником, – чуть слышно выдавил он.
      – Нет! – Эйтин прижала прохладную ткань к его лбу, и та почти тут же стала горячей. Деймиан видел, что Эйтин старалась быть сильной, сдерживала подступающие слезы. Пусть даже одной силой воли, но Эйтин не позволит ему умереть. Его Огненный Цветок будет крепко держаться за его жизнь. – Малькольм может оставаться в Кинмархе. Он тебе ни к чему.
      Деймиан выдавил слабую улыбку, слыша в этом отказе ее решимость, ее любовь.
      – Да, Эйтин, пора. Пошли за священником. Он нужен.
      Она ничего не ответила, просто покачала головой. Дрожащими руками Эйтин стиснула его руку, крепко сжала. Огромные слезы выступили у нее на глазах, но он видел, что она отказывается дать им пролиться. Бедная Эйтин. Его храбрая воительница.
      Когда он с нежностью взирал на это встревоженное лицо, все его сны оживали снова. И снова. О том времени, когда он был ранен и чуть не умер. Ее лицо являлось ему в туманном, лихорадочном бреду, требуя, чтобы он не умирал, говоря, что она не позволит ему умереть. Те же самые слова она повторяла и в эти дни. Другие сны приходили к нему. Странные сны, перемешанные с воспоминаниями о ней. Один, особенно своеобразный, о том, как он пьет из чашки, которую вручили ему ее братья. Затем он увидел, что прикован цепью к кровати и дергает цепь, пытаясь освободиться. Потом он любил ее на большой кровати в башне Лайонглена.
      «Ты должен высказать свое самое сокровенное желание». «Посмотри на меня. Ты – мое желание. Я хочу видеть твои глаза, когда овладею тобой. Когда сделаю тебя своей». Он посмотрел на Эйнара, стоящего в углу и караулящего свою принцессу.
      – Приведи священника, викинг.
      Бледные глаза Эйнара устремились на Эйтин, наблюдая за ней с любовью и беспокойством. Деймиан мог прочесть его мысли. Эйнар боялся, что будет делать Эйтин, если Деймиан умрет. Затем великан повернулся и снова воззрился на Деймиана.
      – Сделай это, Эйнар. И поспеши, – приказал он.
      Эйтин резко повернула голову и гневно зыркнула на викинга, словно говоря: только посмей послушаться. Бедняга прямо-таки весь съежился под ее испепеляющим взглядом, но потом кивнул Деймиану, что исполнит приказ. Открыв дверь, Эйнар еще раз хмуро взглянул на Эйтин, затем ушел.
      – Ты не умрешь, Деймиан Сент-Джайлз. Твое тело горит в лихорадке, потому что борется с ядом. Если бы ты умирал, эта битва прекратилась бы и ты бы не был таким горячим. Твое тело борется, потому что стремится жить. Ты будешь жить. – Она убрала ткань с его лба, смочила ее, затем протерла Деймиану лицо и грудь.
      Вошла Уна, неся свою шкатулку с травами, а позади нее появился Моффет с ведром горячей воды, от которой поднимался пар.
      – Я натолкла побольше травы для припарок, чтобы хватило на всю ночь. Я велела Эйнару ехать к Малькольму через Кинлох и взять еще трав у леди Рейвен. Мои запасы истощились. – Она насыпала большую горку темно-зеленых листьев и порошка на середину большого куска материи, свернула его, затем опустила в горячую воду.
      Когда она приложила зелье к ране, Деймиан дернулся в кровати и зашипел от боли. Рана горела и гноилась; от приложенного к ней горячего зелья боль лишь запульсировала во сто крат сильнее.
      – Ад и все дьяволы, старуха, кажется, ты пытаешься ускорить мою смерть! – прорычал он. – И не смей зубоскалить, старая карга!
      – Раз у вас есть силы шуметь, лорд Рейвенхок, значит, есть силы и жить, – сказала Уна, сильнее прижимая горячий компресс к ране. – Вот, девочка, держи как следует, пока я сделаю другой. Надо, чтобы они были очень горячими, надо вытянуть яд из его плоти.
      – Тысяча чертей, старуха, я уже и так наполовину сварился.
      – Полумерами делу не поможешь. – Едва только эти слова слетели с губ, глаза Уны широко раскрылись, и он увидел, что она хочет взять их обратно.
      Деймиан наблюдал за Эйтин, которую так сильно любит. Хотя он никогда не говорил ей этих слов.
      – Я послал за священником…
      – Если ты хочешь соборование, то иди к своему дьяволу. Я не позволю Малькольму читать над тобой молитвы. Вот так, сэр Тугодум.
      Он засмеялся, но от этого плечо заболело еще сильнее, поэтому улыбка сникла.
      – Да, думаю, лучше, если он прочтет их надо мной. Возможно, во мне и есть что-то языческое благодаря материнской крови, но я все же христианский рыцарь. Но есть другая причина для того, чтобы позвать Малькольма. Ребенок.
      Он увидел, как свет понимания мелькнул в ее ореховых глубинах. Со всеми этими треволнениями она забыла о ребенке, которого носит. Свободная рука скользнула к животу, из глаз наконец пролились слезы, которые она так долго сдерживала.
      – Да, ребенок. Нам нужно произнести супружеские обеты, чтобы у нашего сына было мое имя. – Он хотел засмеяться, но сдержался, подумав, что не выдержит боли. – Тебя когда-нибудь предупреждали быть осторожнее со своими желаниями?
      Эйтин опасливо вглядывалась в его лицо, задержав дыхание.
      Уна усмехнулась, потом убрала руку Эйтин и поменяла компресс.
      – Множество раз.
      – Когда-то ты хотела выйти замуж за моего деда, чтобы спасти Лайонглен, защитить его людей. Что ж, этой ночью боги смеются. Ты спешно послала за священником, чтобы он поженил вас с лордом Лайонгленом. Малькольм не успел вовремя. Будем надеяться, что я выносливее деда.
      – Ой, помолчи уж. Кто сказал, что у меня есть желание выходить замуж за такого надменного рыцаря? Я подумываю о том, чтобы выйти за Динсмора, как только мы закопаем тебя в землю. Из него получится прекрасный отец моему сыну.
      Деймиан понимал, что она отвлекает его, но все равно не смог сдержаться. Он схватил ее за руки повыше локтей и отчаянно попытался подняться. Расплавленная агония растеклась по телу, но он хотел посмотреть Эйтин в глаза.
      – Ведьма, – сказал он сквозь стиснутые зубы.
      – Да, я ведьма.
      – С веснушками, – добавил он с усмешкой, зная, что это ужасно разозлит ее.
      – О-о-о… сэр Тугодум! – Она зыркнула на него, а потом расплакалась.
      Деймиан улыбнулся:
      – Глупая… веснушчатая… женщина… я…
      Все вокруг поплыло, и он закрыл глаза, не имея больше сил бороться, повалился на подушки, часто и прерывисто дыша.
      – Эйтин…
      – Да. – Она всхлипнула, спрятав лицо у него на груди.
      – Я помню.
      Она медленно села, ореховые глаза с тревогой уставились на него.
      – Что помните, милорд?
      – Все.
      Длинные ресницы невинно захлопали.
      – Что все, милорд?
      – Хватит прикидываться, девочка. Я все вспомнил. Ты отправила своих балбесов братьев напоить меня чем-то, что состряпала эта старая ведьма… – Он поморщился, когда Уна не слишком нежно приложила новый компресс к его плечу. – Потом ты приковала меня к своей кровати.
      – Я не понимаю, о чем ты говоришь, – последовал ответ маленькой лгуньи.
      Братья, стоявшие у стены, неловко заерзали. Дьюард и Льюис бросили многозначительный взгляд на Хью.
      – Сестра, – сказал тот, – мы пойдем в, большой зал. Наверное, уже пора ужинать.
      – Бегите, трусы. – Деймиан засмеялся в их удаляющиеся спины. – Потому-то ты и говорила, что я взял твою девственность, когда я спросил тебя…
      – Бедняга, от лихорадки у него помутились мозги, – сказала Эйтин Уне.
      – Ах, моя маленькая лгунья. Эйтин, тебе в самом деле стоит прекратить врать. У тебя это плохо получается. – Он протянул руку и поймал ее подбородок, вынуждая посмотреть в глаза. – Больше никакой лжи между нами. Ты захватила меня, использовала, чтобы забеременеть, надеясь убедить Эдуарда, что носишь наследника Лайонглена?
      Эйтин закрыла глаза и тяжело сглотнула. В конце концов, кивнула.
      – Я знаю, что ты возненавидишь меня за это. Но можешь ненавидеть меня сколько хочешь, лишь бы ты только жил.
      – Почему я должен ненавидеть тебя за это?
      – Потому что… – Эйтин осеклась, прежде чем заговорить об Энии. Взгляд ее устремился к Моффету, шевелящему кочергой горящие угли. Эйтин вспомнила, что Деймиан не хочет, чтобы его сын знал об обстоятельствах своего рождения.
      – Это не одно и то же, девочка. Она поступила так ради корысти. Ты же делала это, чтобы защитить людей, которых любишь. Кроме того, это ведь было предопределено, а? Я направлялся в Лайонглен. Я бы заявил на тебя права. Эдуард уже велел мне либо взять тебя в жены, либо упрятать в монастырь. Не думаю, чтобы ты позволила мне упрятать тебя в монастырь. Думаю, ты бы одурманила меня, приковала к своей кровати и спала бы со мной до тех пор, пока я не сделал бы тебе ребенка.
      Она пожала плечами.
      – Звучит вполне разумно.
      – Я люблю тебя, девочка.
      Ее лицо обратилось в камень.
      – Ты просишь меня не лгать, Деймиан Сент-Джайлз. И я тоже прошу тебя не лгать мне. Я заглядывала в твое сердце в первую… ночь. И я видела там правду.
      – Ах вот почему ты думаешь…
      – Я знаю…
      – Ты видела то, что я считал правдой. Когда я приехал в Гленроа, то увидел лицо из своих снов. Шеллон говорил мне, что я ошибаюсь. Он сказал, что я должен искать ответы в другом месте, что не лицо Тамлин являлось ко мне в снах. Когда я приехал в Лайонглен и увидел тебя, то сразу понял, что это была ты.
      Ее подбородок задрожал.
      – Почему ты так уверен?
      Он протянул руку и постучал по ее носу семь раз.
      – Потому, черт побери, что у женщины в моих снах было семь пятнышек на носу.
      – Мои веснушки? – Она просияла. – Что ж, в таком случае, сэр Тугодум, прекратите эту чепуху с умиранием. Я отказываюсь иметь труп в качестве мужа.
      – Да, Эйтин.

      – Милорд, принцесса! – Эйнар ворвался в спальню, запыхавшийся и взволнованный. – Только что прибыла весть из Гленроа. Леди Тамлин родила двух детишек – девочку по имени Паган и сына, названного Кристианом.
      – Спасибо, Эйнар, – отозвался Деймиан, проходя через комнату, чтобы сесть на кровать рядом с Эйтин, когда дверь снова закрылась.
      Она прижимала к груди черноволосого младенца, который непокорно размахивал в воздухе своим крошечным кулачком.
      – Ну и тьфу на нее. Опять безупречная Тамлин доказала, что может делать все лучше меня.
      Громко расхохотавшись, Деймиан улыбнулся жене и ребенку. Он наклонился к женщине, которая стала смыслом его жизни, и коснулся легким поцелуем ее щеки.
      – Если вы хотите близнецов, миледи, значит, в следующий раз мне придется потрудиться усерднее, орудуя мечом во славу Англии.
      – В следующий раз? Если ты думаешь, что я собираюсь пройти через эту канитель еще раз, то ты глуп как пробка, сэр Тугодум. Если бы хоть один мужчина хоть раз родил, вы бы были осмотрительнее со своими могущественными мечами. – Подтянув колени, она положила бесценное дитя так, чтобы малыш лежал, прислонившись спинкой к ее ногам, позволяя ей любоваться ангельским личиком, увенчанным черными кудряшками. – Что ж, пусть у Шеллона сын и дочь, но никто из них не может быть таким совершенством, как мой Дариан.
      Послышался стук в дверь, и когда она приоткрылась, в образовавшуюся щель заглянул Моффет.
      – Отец? – Моффет, казалось, не решался войти.
      – Входи, поздоровайся со своим новым братом. – Деймиан улыбнулся, гордясь обоими сыновьями.
      Моффет неуверенно приблизился к кровати.
      – Он такой маленький.
      – Маленький? Ты сначала роди этого крепыша, а потом посмотрим, захочешь ли ты назвать его маленьким. – Эйтин самодовольно улыбнулась. – Бьюсь об заклад, дети Тамлин не такие большие, как Дариан.
      Деймиан усмехнулся:
      – Да, он выше и красивее.
      – Точно как его отец.
      Моффет широко улыбнулся:
      – Не хотелось бы говорить тебе это, отец, но я не думаю, что ты красивее, чем лорд Шеллон. Милорд – самый красивый из всех рыцарей христианства.
      Эйтин усмехнулась, когда малыш с поразительной силой схватил ее за палец.
      – И могу поспорить, ты считаешь леди Тамлин самой прекрасной из всех женщин христианского мира.
      – Да, она прекрасна, но не так прекрасна, как вы, леди Эйтин. Мой отец женился на самой красивой леди, которую мне когда-либо доводилось видеть. Я лишь надеюсь, что когда-нибудь женюсь на девушке, хотя бы вполовину такой прекрасной, как вы.
      – Без семи проклятых веснушек на носу, – добавила она.
      Моффет казался озадаченным.
      – У вас есть веснушки, леди Эйтин?
      – О, я обожаю твоего первенца, Деймиан.
      – А я обожаю обоих своих сыновей – и жену. – Деймиан поцеловал ее в лоб, а затем обнял старшего сына. – Моффет, если когда-нибудь в ночь Белтейна кто-то предложит тебе снадобье, которое исполнит все твои самые сокровенные желания, верь не задумываясь.