Дайана всегда знала, что Аурэлия глубоко любила Андрэ, но она никогда не позволяла этому влиять на ее привязанность и уважение к этой женщине.
      У нее было тяжело на сердце от своего собственного горя из-за тех ужасов, которые ждали ее любимого в тюрьме. Она боялась рассказывать Аурэлии о судьбе Андрэ и молилась только о том, чтобы ей хватило смелости быть сильной ради ее друга.
      Когда она вошла в спальню Аурэлии, та встретила ее улыбкой.
      – Cherie! Есть новости?
      Но ее улыбка исчезла, когда девушка подошла к кровати. Ее лицо все еще было мокро от слез.
      – О, мой Бог! У вас такой вид… это может означать только одно… он мертв! Вы получили новости об Андрэ, и он мертв!
      Крик боли и страдания вырвался прямо из сердца Аурэлии.
      Рассказ Дайаны о том, как Андрэ был захвачен в плен, был выслушан в скорбном молчании. Потом обе женщины заплакали и крепко обнялись.
      Им не понадобились слова, чтобы выразить чувство утраты и сочувствия друг другу. Их слезы сказали все, что нужно было сказать.
      Дайана поддерживала Аурэлию, пока та не уснула. Когда в комнату вошла Габриэлла, Дайана поднесла палец к губам.
      – Ш-ш-ш, не будите ее! Встретимся внизу.
      Когда Дайана спустилась вниз, Габриэлла была в истерике.
      – О Диди, как мог Шон так поступить с нами? Он уехал, и нас теперь некому защищать!
      Габриэлла плакала так, как будто была ребенком одного с Эрни возраста, и Дайана с отчаянием поняла, что только она могла удержать Монкер от того, чтобы он не превратился в место беспомощной скорби. С грустью она подумала, что ее собственное горе должно подождать своей очереди.
      – Успокойтесь. Нам придется самим защищать себя, а это значит, что мы должны быть сильными. Мы должны суметь, Гэби, уберечь Монкер от еще большего вреда! Вы говорите, Шон уехал?
      Дайана была рада этому. Она не смогла бы встретиться с мужем, не показывая своей ненависти за его предательство.
      – Что делает Руфус?
      – Он сказал, что прятал еще оставшееся у нас виски и еду.
      – Хорошо.
      Дайана погладила девушку по плечу.
      – Я сказала Пруди и Летиссии, чтобы они постоянно держали Эрни при себе и немедленно прятались в подвал, если услышат хоть один подозрительный шорох. Мы живы до сих пор. Как-нибудь справимся. Давайте-ка подумаем. Вы привезли с собой пистолет вашего свекра?
      Этот пистолет был их единственным огнестрельным оружием.
      – Он наверху, в спальне Аурэлии.
      Какой-то звук на веранде заставил обеих женщин застыть от ужаса.
      – Что это было? – Габриэлла вцепилась в руку Дайаны. – Я что-то слышала.
      – Ш-ш-ш! Ни звука.
      Сердце Диди стучало так громко, что она едва расслышала свой собственный шепот:
      – Помогите мне сдвинуть его. Быстро.
      Они попытались придвинуть к двери тяжелый дубовый стол, но не смогли.
      – Идите наверх, Гэби. Бегите! Возьмите пистолет и спрячьтесь, пока не сможете хорошенько прицелиться! Я попробую задержать их.
      Девушка налегла спиной на сотрясавшуюся от ударов дверь.
      – Торопитесь! Торопитесь!
      Дверь поддалась, и Дайану отбросило через всю комнату, когда в нее ворвались трое мужчин. Габриэллу парализовал страх, и, увидев мужчин, она начала истерически кричать. Один солдат подбежал к ней и подхватил на руки, грубо закрыв ей рот рукой.
      – Все так и есть. В этих домах никого нет, кроме женщин да нескольких старых негров.
      Дайана лишь усмехнулась, когда Габриэлла попыталась укусить его.
      – Эй, малышка, даже не пытайся улизнуть от старого Фрэда! Давай-ка познакомимся поближе!
      Дайана следила взглядом за другим мужчиной, казавшимся вожаком этих дезертиров. Он был в столовой, копался в ящиках буфета, искал серебро или что-нибудь ценное. Диди перевела взгляд на тяжелый медный подсвечник, стоявший на столе в фойе.
      Когда Габриэлла снова закричала, Дайана взяла подсвечник и осторожно подошла к солдату.
      – Отпусти ее, – прошептала она.
      Он не обратил на нее внимания, и Диди изо всех сил ударила его по голове. Солдат упал на пол в луже крови.
      Диди повернулась и увидела вожака, переводящего взгляд с нее на стонущего на полу Фрэда.
      – Ты за это заплатишь!
      Он достал свой пистолет и направился к ней.
      Девушка попятилась, каждую секунду ожидая пули.
      Но он остановился и на его губах появилась отвратительная ухмылка.
      – Нет, это слишком быстро для тебя, слишком легко! Я, может быть, застрелю тебя потом за то, что ты сделала с моим другом. Но сейчас я дам тебе пару уроков, как надо вести себя с мужчинами. А ну-ка брось этот подсвечник!
      Он снова двинулся к ней, на ходу расстегивая штаны.
      Руки Дайаны дрожали, глаза обыскивали комнату в поисках другого оружия.
      – Не… не подходи ко мне.
      – Почему же?
      Теперь он подошел уже вплотную и положил руки ей на горло. Затем быстрым, свирепым движением разорвал на ней платье.
      Диди резко вскрикнула, и в дверях появился третий солдат, стороживший вход в дом.
      – Хек, иди обратно! Я не хочу получить пулю в спину.
      Дайана молила Бога только об одном – чтобы не потерять сознание, иначе она не сможет бороться с этим подонком.
      В тот момент, когда он прижал ее, беспомощную, к стене, с верхней ступени лестницы раздался голос:
      – Отпусти ее, ты, мерзкий ублюдок!
      Габриэлла поднялась с колен, а Диди и ее мучитель посмотрели туда, где стояла Аурэлия с пистолетом в руке.
      – Я сказала, отпусти ее.
      Аурэлия медленно спускалась по лестнице.
      – Возьми его пистолет, Диди.
      Дайана не стала терять времени и вытащила пистолет из-за пояса солдата.
      – За дверью еще один человек, – прошептала она. – Но я не думаю, что он вооружен.
      – С ним мы разберемся позже.
      Девушка заметила какое-то движение и закричала:
      – Аурэлия, берегись того, на полу!
      Но она не видела, что произошло дальше.
      Мучитель снова схватил Дайану, но ей удалось направить пистолет прямо ему в живот. Закрыв глаза, она нажала на курок.
      Эхо было оглушительным. Дайана открыла глаза и увидела лежащего у ее ног человека.
      – Я убила его… О Боже, Аурэлия, я убила человека!
      Габриэлла показала на дверь.
      – Смотрите. Третий убегает!
      – Пусть себе бежит, – презрительно сказала Диди. – Он такой же трус, как и все они!
      – Проверьте этих двоих, Гэби, мертвы ли они. Если они хотя бы пошевелятся, пристрелите их.
      Дайана подошла к Аурэлии, лежавшей на лестнице. «Бедняжка, наверное, потеряла сознание от этого кошмара», – с нежностью подумала она.
      – Они оба мертвы, – сказала Габриэлла с нескрываемым удовлетворением. – Как тетя Аурэлия? – Она опустилась на колени рядом с Дайаной. – Она отлично стреляет. Попала этому зверю, что напал на меня, прямо в шею.
      Девушка сняла руку Аурэлии с груди и увидела расплывающееся алое пятно.
      – Он тоже был отличным стрелком. Гэби, она ранена! О Боже! Аурэлия, вы были такой храброй! Пожалуйста, не покидайте нас! Гэби, быстро позовите кого-нибудь на помощь! Быстро!
      Аурэлия взяла Габриэллу за руку. Ее веки дрожали, когда она заговорила:
      – Нет, уже слишком поздно. Не уходите. Останьтесь со мной. Мы справились с ними, правда?
      – Конечно, справились! Благодаря вам.
      – Интересно, что бы сказал Андрэ обо всем этом?
      На лице Габриэллы появилось почти счастливое выражение.
      – Он ведь не поверит, – правда, когда вы скажете ему, что я выстрелила из пистолета?
      Диди сжала одну руку Аурэлии, Габриэлла – вторую. По щекам обеих женщин текли слезы. Но Аурэлия закрыла глаза и еще более счастливо улыбалась.
      – Он поверит, что вы самая храбрая, самая смелая, самая удивительная женщина на свете!
      – Я слышу его голос. Я думала, он в тюрьме, Диди! Это правда, что Андрэ вернулся домой в Монкер?
      Аурэлия попыталась подняться, но не смогла.
      Дайана предостерегающе посмотрела на Габриэллу, которая начала громко всхлипывать.
      – Да, Андрэ снова вернулся домой. Ах, Аурэлия, как замечательно мы все заживем!
      – Андрэ, правда, дома? Он жив и здоров?
      Девушки посмотрели друг на друга и Габриэлла уверенно сказала:
      – Он жив и здоров, тетя Аурэлия, и не может дождаться, чтобы увидеть вас сегодня вечером за обедом.
      Аурэлия улыбнулась.
      – Боюсь… что… уже… не вижу… его. Диди, вы позаботьтесь о нем!
      – Обязательно, – прошептала Дайана, но Аурэлия уже не слышала ее.
      – Пусть ангелы, принесшие тебя сюда, отнесут тебя обратно на небеса на своих крыльях, – прошептала Дайана, сложив на груди безжизненные руки своей подруги.
      Они похоронили Аурэлию на маленьком семейном кладбище, и Дайане предстояло сообщить Жан Полю о смерти его жены. Она дождалась утра после нападения. Дайана пыталась успокоить его, рассказывая о храбрости Аурэлии, спасшей Габриэллу и Дайану, но Жан Поль был безутешен.
      Диди слышала как он плакал ночью, но не пошла к нему. Она знала, что он должен встретить это горе один.
      Жан Поль пришел на кладбище на костылях.
      – Я хочу, чтобы вы спели для нее, Диди, – сказал он после того, как были произнесены молитвы.
      – Спойте «Земля Дикси» – она была ее любимой, а потом «О, Бренди».
      Слезы струились по щекам девушки, когда она выполняла просьбу Жан Поля.

      Надежда Юга на победу уменьшалась с каждым новым поражением и исчезла абсолютно девятого апреля 1865 года, когда генерал Ли сдался генералу Гранту.
      Дайана, теперь уже истинная дочь Конфедерации, вместе со всеми оплакивала разрушения, смерть и несчастья, которые оставила после себя война. Но главной ее задачей было помочь выжить своей семье. Всю весну она занималась своим заводиком. Одним солнечным июньским утром они с Руфусом нагрузили свою повозку и отправились в путь.
      Когда они приехали в лавку Дональда Булла, ее там ждал приятный сюрприз – письмо от отца.
      «Я хотел приехать, не сообщая тебе ничего, но передумал. Ты так давно не видела своего старика, что можешь не узнать его. Я отправлюсь из Сант-Луиса в Новый Орлеан на «Султане» приблизительно двадцать пятого июня…»
      Эта радостная новость была немного омрачена другим сообщением. Лем Джо Бартоу вышел из новой группы гражданской защиты, называемой ку-клукс-клан, и организовал свою собственную банду.
      Владелец лавки сокрушенно качал головой, сообщая Дайане эту новость, и добавил еще кое-что:
      – Не хотел говорить вам, миссис Макафи, но, говорят, ваш муж тоже в этой шайке.
      Девушка едва не выронила из рук корзинку яиц.
      – Шон! О чем он думает?
      Хозяин снова покачал головой.
      – Война изменила многих.
      Он вынес два огромных мешка: один с мукой, а другой – с сухими бобами. А когда Дайана уже сидела в повозке рядом с Руфусом, он протянул ей пакетик леденцов.
      – Малютке Эрни нужно что-нибудь особенное. Ей долго пришлось ждать этих сладостей.
      Растрогавшись, Диди от всего сердца поблагодарила его:
      – Скажите миссис Булл, что Эрни посылает ей целую тележку благодарностей.
      Жан Поль поправлялся. Доктор Холлинз сказал Дайане, что ничего больше сделать уже нельзя, и самое лучшее – это позволить ему делать все, на что он физически способен.
      Жан Поль приложил все усилия, чтобы снова занять свое место в управлении плантацией. Он дал это понять Диди, когда она вернулась из лавки в Шелбивилле. Он стоял перед своим кабинетом, опираясь на костыли.
      – Пора мне уже заняться делом – снова ставить на ноги Монкер и Юг, – сказал он Дайане через неделю после похорон Аурэлии. – Пора занять в этом доме место, подобающее мужчине. Если бы я не лежал в постели, она была бы теперь жива, а вам не пришлось бы делать того, что должен был делать я.
      Дайана постаралась уверить его, что он не должен винить себя за действия этих подонков-дезертиров. Жан Поль был еще слишком слаб физически, но он уже мог вести книги. Кроме того, Диди была рада его моральной поддержке.
      Однажды Жан Поль сообщил ей ужасную новость:
      – Они сожгли дома негров в Барксдэйле! Те, которые полковник подарил своим черным слугам, оставшимся работать у него даже после того, как он дал им свободу. Шайло и его жену грозили повесить, но ваш муж остановил их, сказав, что достаточно и того, что они сожгли дома.
      Девушка закрыла глаза и произнесла благодарственную молитву за то, что инцидент не закончился еще более трагически. Если бы Шон принял участие в физической расправе над неграми, она никогда бы не смогла уже смотреть на него без омерзения, а она и так уже была недалека от этого.
      – Клан был образован совсем для другого. Наши мужчины собрались вместе, чтобы защищать нашу собственность и беззащитных людей, а не за тем, чтобы терроризировать, калечить и убивать.
      – Скажите это Лему Джо Бартоу и его сборищу, – мрачно сказал Жан Поль, но тут же добавил:
      – Простите, Диди, я не хочу сказать, что ваш муж такой же как они…
      – Да нет, такой же, если связался с этими отбросами и участвует в их зверствах! Он такой же, как они, а может и еще хуже.
      Но нельзя терять время на сожаления. То же самое может случиться и с Монкером, если Дайана не примет мер, чтобы защитить его.
      – Пойду к Пруди и Руфусу. В лавке Булла я слышала, что Лем Джо и его банда сегодня ночью снова будут охотиться на негров.
      – Я пойду с вами.
      Жан Поль оперся на костыли. Девушка заметила, как он сжал от боли челюсти.
      – Жан Поль, думаю, будет лучше, если я встречусь с Шоном сама. Он не позволит причинить мне вреда, я знаю. Я верю, что в глубине души он все тот же. И потом, вы нужны здесь, чтобы защищать Монкер. Я отправлю Летиссию и Эрни сюда, чтобы они были в безопасности. Я знаю, вы сможете защитить мою дочь.
      Жан Поль расправил плечи.
      – Вы совершенно правы, никто не причинит вреда этой малютке, пока я жив. Да-да, вы правы. Они могут решиться напасть и на дом. У меня есть пистолет, который Чарльз привез с собой из Эппомэттокс. Он прислал его мне, когда вас не было. Чарльз сказал, что привез бы его и сам, если бы смог. Я знаю, как он расстроен из-за этой дизентерии.
      – Бедный Чарльз! Но я уверена, Габриэлла быстро вылечит его… Ну, я пошла.
      Девушка по-сестрински поцеловала Жан Поля.
      – Может, вам этот пистолет нужен больше чем мне, Диди?
      – Нет, Шон скорее послушает здравого смысла, если у меня не будет никакого оружия.
      «Кроме моего кнута», – мысленно добавила Дайана. Она не забыла, как Лем Джо любит мучить одиноких женщин, думая, что они беззащитны.
      Пруди и Руфус ужинали в своем доме. Покачав головой в ответ на их приглашение разделить с ними трапезу, девушка быстро рассказала им, что случилось на плантации Барксдэйл.
      – Руфус, вы с Пруди должны уйти в большой дом ради вашей безопасности, а я попытаюсь уговорить своего мужа.
      Руфус достал толстую трость, которой он пользовался, когда его ревматизм давал о себе знать.
      – Я не уйду отсюда, миссис Диди! У нас с женой это первый дом в жизни, и я останусь здесь, чтобы защищать свою собственность.
      Дайана попыталась успокоить старика, понимая, что он только разозлит этих негодяев.
      – Оставайся здесь, Руфус, пока ты мне не понадобишься! Лучше, если я встречу их одна. Шон не позволит им дотронуться до меня, но он не сможет удержать их, если они увидят, что ты готов сражаться.
      – Ладно, миссис Диди. Я только не понимаю, как ваш муж мог связаться с бандой таких подонков!
      – Война была жестока ко многим. У Шона ничего не осталось, кроме горечи.
      Девушка вышла на крыльцо.
      – Запри двери на засов, Руфус, и не выходи, пока я не скажу!
      Вскоре послышался стук копыт по деревянному мосту на старой дороге к Холли Гэп. Шайка мужчин в колпаках остановилась перед маленьким домом. Диди узнала лошадь Лема Джо и презрительно сказала, сжимая в руке кнут, спрятанный в складках юбки:
      – Это так похоже на тебя, Лем Бартоу, прятаться под колпаком! Зная твою трусость, я не ожидала ничего другого.
      Она повернулась к всаднику на черной кобыле. Жена пожертвовала так много, чтобы купить эту лошадь своему мужу!
      – А ты, Шон! Я никогда не ожидала, что ты спрячешься под маской и будешь жечь дома своих соседей! Я знаю, у тебя была причина, чтобы обозлиться, но эти бедные старые негры всегда были так добры к тебе!
      Шон медленно снял свой колпак, и девушка даже испугалась, увидев, насколько изменилось его некогда красивое лицо. Глубокие морщины несчастья и боли делали ее мужа на двадцать лет старше.
      – Я не принимал в этом участия, Диди, хотя и был там. Но мы должны опередить этих людей, пока они не начали делать то, что уже делают по всему югу.
      В глазах Шона полыхал фанатичный огонь.
      – Если бы ты видела, что они творят в городах, ты бы сама поехала с нами! То малое, что еще осталось, грабят саквояжники, земля конфисковывается, налоги подскочили… Сейчас наши деньги обесценились, и никто из южан не может позволить себе ничего купить! Освобожденные негры ведут себя так, словно владеют всем! И сами мы ничего не предпримем, они действительно будут владеть всем.
      – Но это же не вина Шайло или Руфуса! Шон, ты не должен позволить им сделать что-нибудь здесь. Я знаю, ты чувствуешь себя обманутым, знаю, что война сильно изменила тебя, но я также знаю, что под этим… под этим твоим колпаком – добрый, честный человек. Шон, как твоя жена, я умоляю тебя заставить этих людей уехать и не совершать преступления, за которые ты никогда не сможешь себя простить!
      Шон отвел глаза, в первый раз проявляя неуверенность, и девушка воспользовалась бы этим, но Лем Бартоу спрыгнул с лошади и с грязным ругательством подбежал к ней.
      – Сука! Ты никогда не была женой бедному парню, так почему же ты думаешь, что он тебя послушает? Давай, убирайся с нашей дороги, и мы тебя не тронем. Мы не трогаем белых.
      С быстротой молнии, захватившей всех врасплох, Дайана выхватила свой кнут. Он змеей обвился вокруг испуганного главаря шайки, привязав ему руки к туловищу. Еще один взмах – и Диди накинула толстую петлю на шею Бартоу.
      – Еще одно движение и я сломаю тебе шею! – Она увидела, как один из бандитов достал пистолет, и хрипло сказала Лему Бартоу:
      – Я не шучу! Если кто-нибудь из твоих мародеров выстрелит, я на последнем дыхании затяну петлю, которая давно уже должна быть у тебя на шее.
      – Убери пистолет, Рэнди, – прохрипел Лем.
      Девушка была удивлена тем, что Бартоу даже не сопротивляется. Да он же просто трус, который всегда прячется за свою банду!
      – Скажи, чтобы они убирались отсюда! А если нет, то их вожак за все заплатит.
      Лем отдал приказ и добавил потом, чтобы его услышала только Дайана:
      – На этот раз ты победила, но мы вернемся, и тогда ты уже не будешь нас ждать…
      Затянувшаяся петля едва не задушила его.
      – Ты же убьешь меня! Шон, заставь эту дьяволицу отпустить меня!
      Девушка выхватила пистолет из-за пояса Лема и приставила к его голове.
      – Что я сказала другим, касается и тебя, Шон! Если ты выстрелишь в меня – я не думаю, что ты опустишься так низко, – этот уйдет со мной, – сказала она, кивнув на Лема.
      Дайана посмотрела на лошадь Бартоу, терпеливо ожидавшую своего хозяина, и выстрелила в воздух. Лошадь стремглав умчалась прочь.
      – Моя лошадь! Черт побери, как я доберусь обратно?
      Дайана посмотрела на его ноги.
      – Эти сапоги кажутся мне довольно прочными.
      Она освободила разбойника. Потирая шею, тот посмотрел на девушку с нескрываемой ненавистью, но ничего не сказал и повернулся к главной дороге.
      – Ты идешь, Шон?
      Шон не смотрел на Лема. Он не спускал глаз с жены.
      – Встретимся сегодня вечером у тебя дома. А пока мне надо поговорить с моей женой.
      Лем что-то пробормотал и выругался.
      – Чертов камень попал в сапог.
      Он остановился недалеко от Шона и, наклонившись, сунул руку за голенище сапога.
      Дайана смотрела на Шона и не заметила нож, появившийся в руках Лема, но ее муж увидел его.
      – Берегись! Диди, берегись!
      Шон бросился к крыльцу и упал на жену. Девушка закричала:
      – Шон! О нет, Шон! О Боже!!
      Она подняла глаза, увидела торчащую из спины мужа рукоятку ножа. Прямо ей в голову было направлено ружье Шона, которое Лем отстегнул от его седла.
      Женщина закрыла глаза и начала молиться.
      Прогремел выстрел.
      Наверное это чудо, но она была жива! Однако она не посмела открыть глаза, боясь увидеть ненавистное лицо Лема Бартоу. Когда Диди почувствовала, что с нее сняли тело Шона, она еще крепче зажмурила глаза.
      – Ну, давай, застрели меня, трусливый ублюдок! Наши солдаты вернутся домой. Они не позволят тебе безнаказанно убивать!
      – Что ты еще скажешь?
      Услышав знакомый голос, Диди открыла глаза, но потом снова быстро закрыла их.
      – Я умерла, и ангелы играют со мной!
      – Моя дорогая Диди, ты не умерла!
      Андрэ Деверо осторожно поднял ее и прижался губами к ее волосам.
      – Жаль, что я не появился здесь раньше! Может быть, я смог бы спасти Шона.
      – Шон!
      Дайана оттолкнула Андрэ и, зарыдав, опустилась на колени рядом с неподвижным телом мужа.
      – Ах, Шон, прости меня, прости!!!
      Она взяла его руку в свои и поднесла к залитой слезами щеке.
      – Ты спас меня! Ты остался таким же, каким всегда был – я знала это!!
      Андрэ нежно обнял ее, поднял с колен и прижал к себе.
      – Пруди и Руфус уберут тело. А ты пойдешь со мной.
      Девушка открыла глаза и увидела изможденное лицо человека, которого она уже не надеялась когда-нибудь снова увидеть. Она слышала, как юнионисты относились к заключенным.
      – Андрэ, это было так ужасно!
      Она снова расплакалась.
      – Бедный Шон, никто не мог спасти его!
      Она крепко обняла Андрэ за шею.
      – А ведь он спас меня… Он все-таки остался прежним Шоном…
      – Я никогда особенно не винил его за то, что он предал меня… Ведь Шон был не в себе – он потерял ногу и тебя, а это больше, чем смог бы вынести любой мужчина.
      – Как ты мог простить Шона, ведь из-за него тебе пришлось пройти через этот ад?!
      – Потому что он потерял тебя, а я знал, что мы будем вместе навсегда. У него не было этой уверенности, чтобы удержаться от падения, а у меня она была.
      Увидев, что Руфус и два других негра уносят тело Шона в большой дом, женщина снова безудержно заплакала.
      – Как бы я хотела, чтобы он никогда не уезжал из Ирландии, никогда не встретил меня. Мне было его так жаль!
      – Мне тоже. Лишить себя радости узнать своего собственного ребенка…
      Андрэ грустно покачал головой.
      – Если бы малютка Эрни была моей дочерью, а ее мать – моей женой, я бы был самым счастливым человеком на свете.
      Дайана повернула к нему заплаканное лицо и почти произнесла вслух: «В одном Шон был прав, Андрэ. Эрни – не его ребенок». Но почему-то она не могла заставить себя сказать Андрэ правду. Это было бы предательством по отношению к человеку, который только что отдал за нее свою жизнь.