Рождество 1862
      – Андрэ! О Боже!
      Дайана увидела изможденного человека в оборванной одежде и испуганно вскрикнула. Ей хотелось бросится к нему, обнять его, но она не посмела.
      – Сколько дней ты уже ничего не ел?
      – Слишком долго, но кто сейчас ест вдоволь в Монкере?
      – Андрэ, тебе опасно здесь находиться из-за твоей противоблокадной деятельности! Говорят, они собираются атаковать Мюрфресборо. Это недалеко отсюда. Тебя не должны здесь видеть!
      – Не увидят. Я привык красться по темным местам. Они контролируют реку, Диди. Эти ублюдки хотят, чтобы мы умерли с голоду.
      Дайана тоже устала от войны, но она была так рада видеть Андрэ живым. После того, как Жан Поль был ранен, она одна управляла Монкером.
      – Бедный Жан Поль, он так расстроен из-за того, что не может воевать! Он такой храбрый, Андрэ! Он постоянно страдает от боли из-за этой пули. Она так близко от позвоночника! Но доктор Коллинз говорит, что не может сделать ему операцию, потому что у него нет ни медикаментов, ни инструментов. Но, Андрэ, ты ведь так и не сказал мне, что ты здесь делаешь. Ты не должен так рисковать собой. Мы сами позаботимся о Монкере.
      – Я слышал о том, как ты подвергаешь себя опасности каждый раз, когда у тебя появляется немного виски для продажи, как ты кормишь всю семью.
      – Знаешь, когда ушел Шон, а Жан Поль был ранен, у меня не оставалось другого выбора. А твой брат был очень щедр ко мне за это. Я не знаю, есть ли у тебя время, но, наверное, мне следует сказать тебе, что он сделал.
      Андрэ кивнул.
      – Я знаю, он подарил тебе эту гору. Аурэлия рассказала мне, не зная, как я отнесусь к этому. Но я абсолютно согласен с братом. После всего, что ты сделала для нашей семьи, ты этого вполне заслуживаешь.
      Девушка с облегчением вздохнула. Она слышала реакцию Габриэллы – «отдать столько земли людям, которые даже не родственники нам», – и не была уверена, что реакция Андрэ будет другой.
      – Думаю, ты также знаешь, что он подарил домик и акр земли Руфусу и Пруди, чтобы они не остались бездомными после войны.
      – И от всей души одобряю! Они были так преданы нам и заслуживают награды! – сказал Андрэ, шагнув вперед, и едва не упал.
      Дайана подхватила его.
      – Ты ранен! – закричала она.
      – Нет, нет, это старая рана. Но все равно не уходи! Расскажи мне о своей дочери. Она будет такой же красивой, как ее мать?
      «Она все больше и больше становится похожа на своего настоящего отца», – подумала Дайана. Она была рада, что Андрэ не заметил этого сходства.
      – Знаешь, если бы у меня не было Эрни, я бы, наверное, уже сдалась. Она напоминает мне, что в мире еще есть невинность и надежда, что мы как-нибудь переживем эту войну и будем жить дальше!
      – Иногда я сомневаюсь, что Юг хотя бы выживет, не говоря уже о том, чтобы вернуться к прежней жизни! Диди, нас ждут трудности. Неужели мы не можем дать друг другу хоть немного счастья?!
      – Но ведь есть еще Шон, – прошептала она.
      – Аурэлия сказала мне, что он был очень расстроен из-за того, что Жан Поль отдал своих лошадей кавалерии и ушел, не сказав никому ни слова.
      – Его здесь ничто не держало. Ты же знаешь, как он относился ко мне и Эрни. И в армию он пошел вовсе не из патриотических чувств – ему просто хотелось быть более независимым.
      – Ты думала о том, что я говорил насчет развода?
      – Андрэ, даже если бы моя религия не запрещала мне этого, я никогда бы не поступила так с моим ребенком.
      – А как ты поступаешь со мной? С нами? Ведь Шон, в сущности, бросил вас с Эрни! Как ты можешь после этого хорошо к нему относиться? Ни один мужчина не бросил бы вас в подобной ситуации!
      – Всем мужчинам сейчас пришлось бросить свои дома и семьи. Нам еще лучше живется, чем другим.
      Девушка не хотела думать о своем муже. Андрэ не понимал, что она сделала Шону. Ее обман был гораздо хуже всего того, что он когда-либо сделал ей.
      – Мой отец, наверное, умер бы со смеху, узнав, что я делаю и продаю виски после всех моих лекций о его пьянстве!
      – Что слышно о нашем старом распутнике? Он все еще гоняется за горшком золота по ту сторону радуги?
      – Райли О'Ши скоро станет крупным землевладельцем. Он написал мне, что сейчас появилась возможность приобрести до 160 акров земли, заплатив всего десять долларов.
      Андрэ задумчиво сказал:
      – Только представь себе, здесь, на Юге, лишают всего, чем мы владели и заставляют страдать именно за то, что мы – владельцы какой-то собственности! А федеральное правительство разбрасывает землю направо и налево всяким прохвостам, у которых найдется десять долларов.
      Он торопливо добавил:
      – Пойми, я не называю именно твоего отца прохвостом, Но принцип всего этого именно таков.
      – Я согласна. И мой отец действительно в какой-то мере прохвост. А теперь позволь мне помочь тебе добраться до дома, пока ты не потерял сознание. Когда я уходила, Пруди готовила бобовый суп.
      Андрэ тяжело оперся на Дайану.
      – У вас действительно достаточно еды?
      «Мука и бобы», – подумала девушка.
      Завтра рано утром она поедет в Холли Гэп, чтобы купить немного картошки за бочонок виски. Может быть, удастся достать немного масла. Она слышала, что одной семье там удалось сохранить корову.
      – Тебе кто-то показался слишком истощенным?
      Андрэ засмеялся.
      – Ну, только не Габриэлла! Они с Чарльзом не теряли времени, не так ли? Я только надеюсь, что он вернется домой. Он еще слишком молод для этого дела.
      Андрэ внезапно остановился.
      – В чем дело?
      – Вот в чем. – Андрэ прижал ее к себе. – Я могу еще немного прожить без еды, но без тебя я не проживу больше ни минуты.
      Его поцелуй вывел Дайану из равновесия. На этот раз именно она едва удержалась на ногах, когда он наконец отпустил ее.
      – Андрэ, пожалуйста, не делай этого. Клянусь, я уйду отсюда сегодня же вечером, если ты не прекратишь. Ты не можешь ждать от меня, чтобы я нарушила свою клятву верности мужу.
      – Но это же пустой звук.
      – Но Шон давал ее, веря мне, а я… Девушка остановилась, осознав, что едва не сказала слишком много.
      – Что ты?
      В глазах Андрэ мелькнуло подозрение.
      – Выкладывай, Дайана. Что ты от меня скрываешь? Что ты скрыла от Шона, когда вышла за него замуж…
      Сердце Дайаны бешено колотилось. Он был так близко к разгадке!
      – Ты же знаешь, он никогда бы не женился на девушке, которая работала в заведении мадам Джулии. И он абсолютно прав. Его оскорбило то, что я вышла за него замуж нечестно.
      Андрэ посмотрел на эту красивую, гордую женщину и с сожалением сказал:
      – Он абсолютный идиот, если оскорблен тем, что ты его жена.
      Он поморщился, поскользнувшись на снегу по дороге к кухне.
      – Мне нужно немного поесть и отдохнуть. Но клянусь тебе, Дайана О'Ши Макафи, я не вернусь обратно на эту кровавую бойню, пока не получу женщину, которую я жажду больше самой жизни!
      Андрэ спал, не просыпаясь, два дня, и Дайана воспользовалась этим, чтобы наполнить кладовую Монкера.
      Хотя она знала, что в окрестностях могут быть солдаты-юнионисты, она все же погрузила в повозку несколько бочонков виски и отправилась в Холли Гэп, захватив с собой свой кнут.
      Она думала о своих заботах, и не заметила трех мужчин, вышедших из-за деревьев, пока они не приказали ей остановить лошадей.
      – Миссис Диди, смотрите! Юнионисты!
      Руфус потянулся за длинной палкой, которую он возил в повозке, но Дайана остановила его.
      – Нет, Руфус, я сама с этим справлюсь. Она понимала, что переговоры – их единственный шанс.
      – Привет. Я везу кое-какие припасы в Холли Гэп. Пропустите меня!
      Один солдат вышел вперед и широко ухмыльнулся.
      – Смотри-ка, какая красотка! Да у тебя в повозке есть кое-что получше припасов!
      – Ну, может, ты и прав. Скажи мне, куда вы направляетесь, и я, может, покажу вам дорогу покороче.
      – Мы направляемся туда, где нет наших войск.
      Другой солдат подошел к повозке и откинул покрывало с бочонков виски.
      – Так, что у нас тут? Похоже на контрабанду, капитан.
      У Дайаны кольнуло сердце при мысли о том, что она может потерять свой товар, но это было лучше, чем потерять что-то еще. Может быть, даже жизнь.
      Дезертиры – опасные люди.
      – Это хорошее виски. Попробуйте стаканчик.
      – А почему бы тебе не повеселиться с нами?
      – Что, если я просто оставлю вам этот бочонок, а сама поеду по своим делам? К тому времени, когда я буду возвращаться, вы уже будете в хорошем настроении, и я отправлю Руфуса домой вместе с тележкой.
      Виски уже начинало действовать. Капитан смерил девушку взглядом.
      – Тебе придется возвращаться этой дорогой. Мы знаем окрестности. А если не вернешься…
      Дайана знала короткий путь через поля и, когда солдаты скрылись из виду, повернула обратно в Монкер. Она возвращалась в Монкер без картофеля и масла, но, по крайней мере, они с Руфусом были живы.
      Аурэлия ухаживала за Андрэ во время его выздоровления. Ее шатало от истощения, хотя Дайана прилагала все усилия, чтобы заставить ее позаботиться о себе.
      – Я считаю честью ухаживать за героем. Вы и Пруди делаете всю работу, и мне тоже пора чем-то помочь вам. Жан Поль говорит, что вы единственная знаете, как массажировать ему спину, чтобы не было больно.
      Это было сказано в присутствии Андрэ. Дайана увидела выражение его лица. Ей хотелось только одного – чтобы Аурэлия не упомянула о все возрастающей зависимости ее мужа от Дайаны.
      – Но ведь именно вы, Аурэлия, способны развеселить его своим оптимизмом!
      Девушка повернулась к Андрэ.
      – Это правда. Ваша невестка никогда не теряет присутствия духа.
      – Аурэлия – удивительная женщина. – Андрэ посмотрел на обеих женщин, так заботливо ухаживающих за ним.
      После всех ужасов войны они казались ему сошедшими с небес ангелами.
      – Вы обе удивительные. Но я не могу оставаться здесь и лежать в постели, зная, чем занимаются мои товарищи. Моя одежда – сплошные лохмотья. Аурэлия, как ты думаешь, ты не могла бы отдать мне пару брюк и рубашек Жан Поля? И ботинки покрепче, если у него есть лишняя пара. У нас один размер.
      Аурэлия пошла выполнять просьбу Андрэ, и Дайана осталась с ним наедине. Все это время она избегала его, он это чувствовал и вот придумал этот предлог.
      – Ты не должен переутомляться. Война может обойтись без тебя пару дней…
      – Диди, я не хочу говорить о войне. Когда я уеду отсюда, я могу уже не вернуться обратно.
      – Не говори так! – воскликнула Дайана. – Андрэ, ты должен вернуться к нам!
      Она поняла, что ее слова прозвучали слишком страстно, и слабо добавила:
      – Ты нужен своей семье, Монкеру… Югу, после войны нужны будут такие люди, как ты больше, чем когда-либо!
      – А тебе, Диди? – он победно улыбнулся. – Тебе я нужен?
      Она не могла говорить, поэтому он ответил за нее:
      – Думаю, нужен. И, пожалуй, больше, чем кто-либо другой.
      Ей нужно уходить, пока он не сказал больше.
      – Андрэ, это неприлично, что я с тобой здесь сижу, а ты со мной так разговариваешь. Я должна идти.
      – Диди!
      Его властный голос остановил ее у двери.
      – Ты можешь уйти сейчас из этой комнаты, но я не уеду из Монкера, пока не заставлю тебя признать того, что есть между нами!
      Габриэлла, хотя и смотрела на Дайану свысока, очень полюбила маленькую Эрни. Она появилась в Монкере перед ужином и попросила Дайану позволить ей забрать девочку на ночь в Барксдэйл.
      – Мне еще целых два месяца ждать своего ребенка, а мне так одиноко там. Столько слуг убежало! А все эти разговоры о войне мне так надоели!
      Дайана была рада, что Габриэлла была так внимательна к Эрни, потому что сама она была слишком занята, чтобы проводить с девочкой достаточно времени.
      – Только не давайте ей этих сладостей, которые вы постоянно едите. И проследите за тем, чтобы она рано легла спать и не гуляла одна.
      Габриэлла тряхнула своими черными кудрями:
      – Мы с Эрни прекрасно ладим. Мы – как кровные родственники. Вообще-то, она совершенно не похожа на вас с Шоном.
      Она погладила черные кудри маленькой Эрни.
      – По правде говоря, она достаточно похожа на меня, чтобы быть моей дочерью.
      Дайана испугалась, но ей тут же захотелось рассмеяться. Эрни была достаточно похожа на Андрэ, чтобы быть его дочерью.
      – Я рассматриваю это, как комплимент, Габриэлла! Ну ладно. Развлекайтесь, только ложитесь пораньше спать.
      Габриэлла взяла крохотную ручку Эрни в свою и, уже выходя из дома, обернулась к Дайане и сказала:
      – Кстати, теперь вы можете называть меня Гэби, если хотите.
      Дайана громко рассмеялась.
      – Боже, Габриэлла, я никогда не думала, что услышу это от вас! Ну, ладно, значит, Гэби. И раз уж мы заговорили об этом, называйте меня Диди.
      Эрни перевела взгляд с одной женщины на другую.
      – Мамочка Диди и тетя Гэби!
      Дайана обняла своего ребенка.
      – А ты, моя дорогая, всегда будешь Эрни! Всегда!
      «Всегда» – эхом отозвалось в голове Дайаны, когда перед ней вдруг предстал странный образ маленькой грустной девочки одних с Эрни лет, но с прямыми светлыми волосами до плеч. И Дайана еще раз обняла и поцеловала свою дочь за этого одинокого ребенка.
      После того как Габриэлла и Эрни ушли, девушка долго размышляла над образом этого ребенка. Она достала свой потрепанный журнал и начала писать.
      «Четвертое января 1863.
      Сегодня был очень неспокойный день. Мы еще многого не знаем о сражении при Мюрфресборо. Война становится все ужаснее с каждым часом. Но Андрэ жив и здоров, и у меня есть надежда, что Жан Поль тоже скоро выздоровеет. Я как-то странно чувствую будущее. Я видела грустного маленького ангела, которого я почему-то считаю частью меня самой. Может быть, это видение было послано Богом, чтобы вселить в нас уверенность в том, что война кончится, и Юг снова возродится».
      Как обычно, Дайана провела час до ужина с Жан Полем. Почти уснув, он вдруг спросил, уехал ли уже Андрэ, и Диди сжала ему руку, зная, как ему надоело быть беспомощным и бесполезным.
      – Я не видела его после ленча, но я уверена, что он не уедет, не попрощавшись.
      – Он хороший человек и хороший брат, – сонно пробормотал Жан Поль. – Ваш муж Шон – тоже хороший человек. Мне только жаль, что он не понял, почему я должен был отдать своих лошадей кавалерии.
      – Не думайте о Шоне, Жан Поль.
      Она укрыла Деверо одеялом и пошла на кухню за стаканом теплого козьего молока. Они с Пруди решили, что Аурэлия должна пить его каждый вечер.
      Аурэлия уже засыпала.
      – Не дайте Андрэ уехать, не попрощавшись. И позаботьтесь, чтобы он взял с собой еду.
      – Обязательно. Не волнуйтесь, Аурэлия. Отдыхайте спокойно и ни о чем не волнуйтесь.
      Как бы Дайана хотела, чтобы кто-нибудь сказал то же самое ей самой! Теперь волноваться обо всем стало ее обязанностью. Но когда молодая женщина надела свою старую сорочку и развела в камине огонь, она постаралась забыть обо всех своих тревогах.
      Габриэлла не получала известий от Чарльза с тех пор, как он ушел. Дайана стала на колени. Она молилась и за него, и за Шона, и за всех молодых мужчин, ушедших на войну.
      Пруди заставила ее взять кружку молока, сказав, что ей оно нужно так же, как и Аурэлии. Дайана встала и поставила молоко к печке, чтобы подогреть его.
      Стук в дверь вывел ее из задумчивости. Открыв ее, Дейердрэ увидела, что на пороге стоял мужчина, о котором она думала все то время, пока он был дома.
      – Диди, если ты не разрешишь мне войти, я стану выть на луну до тех пор, пока ты не пожалеешь, что не впустила меня!
      Он посмотрел на ее косу, перевязанную розовой ленточкой.
      – Боже, – простонал он. – Ты похожа на ангела и смотришь на меня так, как будто я дьявол! Ну, что ж, дьявол забирает все.
      Андрэ осторожно встал с постели, чтобы не разбудить спящую. Он не чувствовал вины за то, что заставил Диди признать их общую страсть.
      – Моя дорогая, – прошептал Андрэ, стоя рядом с женщиной, которую любил.
      В этот миг он старался запомнить каждую черточку ее лица.
      – Твоя храбрость просто удивительна! И не только в том, что ты сделала для моей семьи и моего дома, но и в том, что ты отдала мне этой ночью! Я никогда этого не забуду, даже если мне суждено умереть. Но если я вернусь, ты не будешь принадлежать другому! Ты моя! И мне все равно, за кем ты замужем – за Шоном или Папой Римским! Ты принадлежишь мне!
      Когда он выходил из дома, то не заметил человека, наблюдавшего за ним из-за вишневых деревьев.
      Дайана вскрикнула и села на кровати, увидев возникшую ниоткуда темную фигуру.
      – Посмотри на себя, – с отвращением сказал Шон. – Лежишь здесь, как шлюха, которой ты была в Нашвилле, когда я встретил тебя!
      Он рывком стянул с нее одеяло.
      – Даже ребенка нигде не видно. Ты что, отдала ее кому-нибудь, чтобы она не мешала тебе превратить этот дом в очередной бордель?
      Девушка надела ночную сорочку и посмотрела на мужа. Оправдываться было бессмысленно. Она даже и не пыталась. Но Дайана забыла обо всем, когда хорошенько рассмотрела Шона. Он был таким изможденным, голодным, и в его глазах стояла горечь. Но это было не самое худшее.
      У него не было ноги!
      – О, Шон! Твоя нога! Когда… когда это случилось? Дай я помогу тебе.
      Она потянулась к нему, но он оттолкнул ее.
      – Я живу без этой ноги с тех пор, как меня ранили солдаты Джонстона. Но я живу без жены гораздо дольше и скажу тебе сразу. От этого мне еще больнее.
      – Дай я покормлю тебя. О, Шон, не смотри на меня так. Я была тебе верной женой, клянусь! Но я думала, что ты никогда не вернешься, я боялась, что ты…
      – Умер?
      Шон неловко доковылял до камина и сел на стул.
      – Несколько раз мне было недалеко до этого… Ты сказала что-то о еде.
      Дайана отдала ему все, что было – остатки бобового супа с ветчиной, который они растягивали, пока она не достанет еще продуктов.
      Он уснул, держа в руках пустую чашку. Когда она попыталась разбудить его, он закричал во сне:
      – Моя лошадь! Она ранена, как и я! Мне нужно застрелить ее, избавить ее от страданий! О Господи!! Меня ранило! Черт возьми, ранило! Неужели ты не видишь? Я больше не человек! Я даже не полчеловека!!
      По щекам девушки текли слезы, когда она помогала Шону добраться до постели. Она укрыла его одеялом. Ее охватило чувство вины и жалости.
      – Прости, Шон, – прошептала она.
      Как бы ей хотелось, чтобы она могла любить его так, как он заслуживал!
      – Прости!

       Новый год 1989
      Я проснулась в своей постели, не зная, как я туда попала. Сон о том, как Шон ехал на черной кобыле, которую ему купила Джена, растаял, когда в мою дверь постучали. Я снова была в своем собственном мире в Монкере.
      Это была Азалия. Она принесла мне кофе, сок и домашние булочки. Азалия смотрела на завтрак в постели, как на высшую форму проявления человеческой лени, поэтому я поняла, что она сильно беспокоится за меня.
      – С Рождеством! – пропела я.
      Азалия посмотрела на меня, как на сумасшедшую.
      – Что с тобой, девочка моя? Сегодня последний день декабря. И если ты спросишь у меня, что ты делала с самого Рождества, я скажу тебе, что ты слонялась по той горе.
      Я удивленно посмотрела на нее.
      – Кто-нибудь звонил мне?
      – Ты имеешь в виду с этой планеты или с той, где ты пропадаешь почти все время?
      Она сделала многозначительную паузу.
      Все записки она положила под кофейник. Там не было ничего интересного, кроме той, в которой Харрисон просил позвонить ему. Я вспомнила нашу последнюю встречу и улыбнулась.
      – Когда Харрисон звонил?
      – Он сказал, что уедет в Джорджию до Нового года. Он устраивает вечеринку у себя дома и хочет, чтобы ты была там.
      – Он сказал, зачем едет в Джорджию?
      – Нет, и я не стала спрашивать, потому что это не мое дело.
      Я допила свой кофе и еще немного подумала о той жизни, с которой я только что рассталась.
      Моя утренняя верховая прогулка была довольно грустной. Я могла думать только о том, как Дайана пожертвовала своим драгоценным виски, чтобы купить мужу новую лошадь.
      Гэмблер споткнулся о камень на маленьком кладбище, и я остановила его.
      – Стой, парень! Хватит, я не хочу, чтобы ты сломал ногу!
      Я пустила счастливого Гэмблера на траву, а сама пошла к последним надгробьям – моей сестры и Ройса. Надо было принести цветов.
      Но кто-то уже опередил меня. На могиле Селесты лежал огромный букет желтых роз – любимых цветов сестры.
      – Конечно же, это отец принес их, – сказала я себе без особой уверенности.
      Наш отец никогда и никому не дарит цветов. Он считает такие подарки пустой тратой денег.
      Я немного постояла там, раздумывая над этим вопросом. Но ответа на него просто не было. Я не знала никого, кто мог бы до сих пор оплакивать мою сестру.
      Это была очень грустная мысль для такого чудесного дня. Я пошла дальше по кладбищу и нашла могилу Дайаны.
      – Действительно ли ты спишь здесь? – прошептала я. – Почему-то мне ты не кажешься мертвой, но я ничего не могу понять. Почему я живу твоей жизнью?
      Я решила вернуться домой. Кладбища хранят от живых секреты мертвых, что, вероятно, лучше для всех нас.
      У Азалии было для меня сообщение от Харрисона.
      – Он просил сразу же позвонить ему.
      Я налила себе чашку кофе.
      – Азалия, что ты думаешь о Харрисоне?
      Я доверяла инстинкту этой женщины и хорошо помнила, как она пыталась предостеречь меня от Ройса.
      – Ты ведь высказывалась о каждом моем парне, а о Харрисоне не сказала еще ни слова.
      – Это потому, что я еще не решила ничего. И все из-за этих странных его волос.
      Я засмеялась.
      – Да ладно тебе. Ты ведь не из тех, кто судит по внешности. Кроме того, мне очень нравится его хвост. Скажи мне, что ты на самом деле думаешь о нем?
      Азалия села напротив меня, достала свою пачку сигарет и по привычке предложила мне.
      – Я думаю, – сказала она, выпуская клубы дыма, – что он подходит тебе больше, чем все остальные, кого я с тобой видела. Как он смотрит на тебя, когда ты этого не знаешь!..
      Я покраснела.
      – Азалия!
      – Ладно, не напускай на себя вида скромницы. Уж я-то тебя знаю!
 
      – Ого! Вот это да!
      Харрисон так посмотрел на мой наряд, что я начала лихорадочно соображать, все ли молнии застегнула. Вообще-то он смотрел не на сам наряд, а на те места, которые он не совсем прикрывал.
      – Полегче, парень! Как там Джорджия? Все еще думаешь о ней?
      Харрисон как-то пропустил этот вопрос. Я решила, что, может быть, мне следовало бы побольше узнать о его прошлом, прежде чем он станет важной частью моего настоящего. Но тут ко мне стали подходить все подряд и спрашивать, чем я собираюсь теперь заняться. После этого у меня уже не было ни одной свободной минуты, и к тому времени, когда мы уже считали секунды до Нового года, я снова была в реальном мире. Мне пришла в голову мысль, что Дайана просто не вписалась бы сюда. Почему-то это показалось мне очень грустным.
      – Почему все эти люди не расходятся по домам, чтобы я мог подарить тебе рождественский подарок?
      Харрисон был сногсшибателен в белой шелковой рубашке и вытертых джинсах.
      – Они должны отправиться по домам к своим любимым! Я очень хочу остаться наедине с тобой. Знаешь, найди-ка себе местечко поудобней, а я пойду, попробую очистить помещение.
      Надо сказать, у него это отлично получилось. Мой бокал шампанского был пуст только наполовину, когда Харрисон пришел доложить, что поздравил с Новым годом последнего гостя.
      – Ну, а теперь как насчет поцелуя? Я не мог пробраться к тебе, когда часы пробили двенадцать.
      Мы лежали на софе и подошли к самому серьезному моменту, когда прозвенел звонок в дверь.
      Харрисон сел и громко выругался.
      – Черт возьми, если это какой-нибудь сбившийся с дороги пьяный идиот!..
      Но это был Лэйни Форд.
      – Извини, Харрисон, что я так поздно. Просто хотел сказать, что я проследил, чтобы все твои гости добрались до главной дороги.
      Харрисон, несмотря на свое раздражение, был с ним вежлив.
      – Спасибо, Лэйни, что зашел и сказал мне. Но уже так поздно, а твоя жена и ребята хотят, чтобы их папа был дома сегодня ночью…
      Лэйни посмотрел на меня.
      – Добрый вечер, мисс Фэйбл. Дело в том, что я бы не зашел сюда, если бы не увидел вашей машины. Мне нужно серьезно поговорить с вами.
      Харрисон заволновался.
      – Лэйни, с ее родителями все в порядке?
      Когда шериф кивнул головой, Харрисон с облегчением вздохнул.
      – Ну, что бы это ни было, наверняка ты хочешь поговорить наедине. Я пойду приготовлю кофе.
      – Спасибо, Харрисон, немного кофе действительно не помешает.
      Шериф подождал пока Харрисон скроется на кухне и сел у камина, вертя в руках свою шляпу и озабоченно глядя на меня.
      – Я точно не знаю, что это такое, мисс Фэйбл. Но только что-то происходит, и это касается вас.
      Я наклонилась вперед.
      – Это имеет какое-то отношение к мужчине, преследовавшему меня, и к тому, что произошло в доме моей сестры?
      Лэйни кивнул.
      – ФБР сейчас этим занимается. У меня есть один хороший знакомый в Майами. Он не должен был мне ничего говорить, но мы иногда оказываем друг другу услуги.
      – ФБР! Но почему, Лэйни?
      – Я не знаю всех подробностей, но мой знакомый говорит, что вы можете вывести их кое к кому, с кем они очень хотят встретиться. И не только они. Кому-то еще нужно тоже самое, что и ребятам из Бюро.
      – Так, значит, за мной следит ФБР?
      Лэйни отвел глаза.
      – Я не должен был говорить вам всего этого, мисс Фэйбл. Я могу потерять свою работу.
      – Черт возьми, Лэйни, я должна знать! За мной следит ФБР? Это они проникли в дом той ночью?
      – Они действительно следят за вами, – Лэйни нервно посмотрел в сторону кухни. – Но в том-то все и дело, что кто-то еще следит за вами с той ночи, когда взорвалась лодка вашей сестры и ее мужа.
      Я была просто ошарашена. Какое, к черту, я могла иметь отношение к тому темному делу, из-за которого, по всей вероятности, Ройсу пришлось скрываться столько лет?
      – Но кто? Кто кроме ФБР преследует меня? И, черт возьми, зачем?
      – Мисс Фэйбл, клянусь, если кто-нибудь узнает, что я вам это сказал…
      Я подняла руку и торжественно поклялась, что никому не скажу.
      – Кажется, муж вашей сестры получил в свои руки какую-то книгу, когда работал на ФБР в Луизиане. Эту книгу должны были использовать как доказательство против тех высокопоставленных чиновников, за которыми следило тогда Бюро. Но когда этот парень исчез, исчезла и книга. Ребята теперь хотят получить ее обратно. И те, и другие.