1988 год
      – Дорогая, если ты сейчас же не отнесешь этот джулеп в гостиную, лед растает до того, как гости успеют выпить! Я не хочу, чтобы ужин был испорчен только потому, что ты спишь на ходу.
      Я взяла поднос с напитком, который протягивала мне Азалия, и уставилась на серебряные чашки, которые моя мать начала собирать после их свадьбы с отцом.
      – Азалия, – робко спросила я, так как не имела понятия, что я делала все это время с тех пор, как вошла в кухню как Дайана, – сколько времени я уже здесь? Ну, в смысле, с тех пор как вернулась из города?
      – Милая, ты дома уже около двадцати минут, но ты также могла бы быть сейчас и на Марсе, судя по тому, как ты мне помогаешь. Я тебя, наверное, пять раз просила нарезать хлеба, а ты только и делаешь, что сидишь здесь, как во сне, что, впрочем, ты часто делаешь в последнее время. А теперь отнеси-ка этот поднос, пока твой отец не начал кричать на нас.
      Двадцать минут. Но как же я смогла прожить столько времени как Дайана, всего за двадцать минут? У меня было такое чувство, что даже доктор Вэлкофф не сможет ответить мне на эти вопросы.
      Родители ждали меня в нашей официальной гостиной, где мы встречались за коктейлем каждый вечер перед обедом. Они пригласили очередного, «подходящего» для меня молодого человека. Эта привычка появилась у них после смерти моей сестры.
      – Фэйбл, это Кейт Монкриф. Мы встречались с его семьей на прошлогоднем фестивале в Шэлбивилле.
      Я протянула руку молодому человеку и улыбнулась. В конце концов, это ведь не его вина, что мои родители решили найти подходящую пару своей взбунтовавшейся дочери.
      – Ну, конечно, я помню. Привет, Кейт! По-моему, я училась в школе с твоей младшей сестрой.
      Я подала ему джулеп, взяла чашку сама и передала поднос отцу, который, для разнообразия, был мною доволен.
      – Я слышал ваши песни. Вы действительно станете скоро знаменитостью в городе.
      – Вы любите кантри-музыку?
      У меня были сомнения на счет того, что этот парень слышал хоть одну вещь в этом стиле.
      – Ну, мне нравится хорошая музыка во всех стилях.
      Мы продолжали разговор в том же духе, пока не подошло время обеда. И я вдруг поняла, как бы мне хотелось, чтобы в гостиной сегодня сидели Дайана, Аурэлия и все Деверо, вместо людей, которых я едва знала и которые были мне практически не интересны.
      Как только Кейт с отцом начали говорить о политике, я вежливо извинилась и поднялась к себе поразмышлять о своем последнем визите в прошлое.
      В основном меня интересовал Андрэ Деверо. Как ему удастся снова завоевать Дайану? Что будет с Монкером, когда Юг вступит в войну? Я достала гитару и начала играть ирландские баллады, которые помнила, и новые, неизвестно откуда пришедшие мне в голову. Перед тем, как отправиться спать, мне хотелось услышать, как Аурэлия захлопает мне и попросит:
      – Еще, Диди, еще!
      Я жила сразу в двух мирах, и прошлое начинало меня интересовать все больше.
      Странные вещи случались со мной так часто в последнее время, что я уже не удивилась некоторым происшествиям следующих двух недель.
      Первое из них произошло во время моей поездки в Хендерсонвилль. Так как родственники Ройса не появились, распорядиться их с Селестой домом нужно было нашей семье. Выполнять эту неприятную миссию выпало мне, потому что больше просто было некому.
      Когда я вошла в дом, меня охватило странное чувство, потому что мне казалось – я везде видела Селесту. Здесь были выставлены все ее фотографии, и это превратило весь дом в своего рода место поклонения исчезнувшей королеве красоты.
      Я не увидела ни одной фотографии Ройса, за исключением свадебной. Я посмотрела на нее и обругала вслух.
      – Ах ты двуличный сукин сын! Не знаю, что ты сделал с моей сестрой, но зато я точно знаю, что ты сделал со мной!
      Я быстро собрала вещи в спальне. Вообще-то, у Макколлов было очень немного личных вещей – только одежда и фотографии Селесты. Одежда сестры была мне не нужна, так как она носила пятый размер, а я к тому времени – восьмой, поэтому я собрала ее в сумку для Армии Спасения.
      Я вошла в ванную и почувствовала любимый запах духов Селесты.
      – Странно!
      Ни в ванной, ни на туалетном столике не было флакона «L'Air du Tempg».
      – Очень странно!
      Запах духов не держится так долго. У меня по коже побежали мурашки.
      – Надо выбираться отсюда!
      Азалия однажды говорила мне, что через несколько недель после смерти своего брата, она уловила в комнате запах его нюхательного табака.
      Дрожа, как осиновый лист, я вышла из спальни так быстро, что разбила одну из фотографий Селесты.
      Тогда-то я и услышала его – почти неуловимый звук закрывающейся внизу двери. Я застыла на месте, не зная, бежать ли мне или закрыться в спальне с привидениями. Я остановилась на первом варианте. Ведь возможно же, что дверь закрылась от сквозняка.
      Конечно, была и другая, равноценная первой возможность, но я не хотела об этом думать. Я на цыпочках прошла к лестнице, захватив сидевшего на мраморном столике кота, и прокралась вниз.
      Там ничего и никого не было. Я выглянула в дверь черного хода и обвела взглядом спокойную поверхность озера. Ничего.
      Закрыв все двери, я уехала.
      На полпути я поняла, что не взяла вещи, которые собрала в доме.
      – Проклятие! Я не хочу туда возвращаться!
      Я проехала еще немного и обругала себя суеверной дурой. Там ничто не может причинить мне вред. Если там и бродит привидение Селесты, оно бессильно нанести телесные повреждения.
      Я развернула машину и поехала обратно.
      Тогда-то и произошел второй странный случай. Я держала в руке ключ и собиралась вставить его в замок, когда в моей голове раздался голос:
      – Не входи туда! Оставь вещи.
      Испугавшись, я вздрогнула и уронила ключ в густые колючие кусты. Через десять минут тщетных поисков я выругалась и решила:
      – Ну что ж, так тому и быть. Коробки подождут, пока их не заберет кто-нибудь еще.
      На этот раз я не повернула назад. Я не очень-то верю в шестое чувство и в общение с духами, но я не идиотка. Я могу понять, когда в моей голове кто-то кричит: «Стой!»
      Я получила хорошее известие после того, как закончила записывать свою новую песню. В тот день в студии я чувствовала, что должно что-то произойти. Когда ребята из технической бригады затихают, прежде чем разразиться аплодисментами, ты понимаешь, что только что создала что-то выдающееся.
      Так случилось и в тот день, когда я спела последнюю ноту своей «Женщины с горы виски». Тишина была просто оглушающей, а потом – взрыв аплодисментов. Мой самый строгий критик Вэлли Прайвет – лидер-гитарист сопровождающей группы, посмотрел на меня и медленно кивнул. Это самая высшая похвала, которую вы можете получить от него.
      Харрисон подошел и молча обнял меня, потом он сказал:
      – У меня есть дела в конторе, но вечером мы едем обедать. Никаких возражений!
      За обедом он сказал, что я участвую сразу в двух номинациях Грэмми – как лучшая исполнительница и за лучший альбом.
      К тому времени, как принесли кофе и десерт, я уже знала, что у Харрисона было еще что-то на уме. Он смотрел на меня так, как будто видел меня впервые.
      – Ну, ладно, Харрисон. Выкладывай, что там у тебя.
      Теперь, когда Ройс Макколл уже не мешал мне, я могла хорошенько разглядеть Харрисона Джада. Я поняла, что не уделяла ему должного внимания. Он был чертовски красив!
      Но Харрисон был гордым человеком. Я это знала и уважала его чувства.
      – Фэйбл Деверо, ты знаешь, что я не из любопытных. Я ни разу не вмешался в твою личную жизнь и не задавал тебе об этом вопросов, даже когда ты сходила с ума по этому рыжеволосому ковбою, хотя я сразу мог бы сказать, что он тебе не подходит.
      – И все свое любопытство ты приберег к этому случаю? Так? Извини! Продолжай. Ты был прав насчет Ройса, но это история. Так что же это может быть? Сплетни обо мне на «Мьюзик Роу»?
      – Нет, все там говорят о тебе только хорошее. Это не сплетни. Просто твоя новая песня вызвала у меня какие-то странные чувства.
      – «Женщина с горы виски»? Тебе она действительно понравилась?
      – Да, это очень хорошая работа. Но я говорю сейчас не об этом… Фэйбл, эту песню написала не ты. Я знаю тебя, твой стиль, твой ритм. Это отличная работа, но она не твоя. Я знаю это так же точно, как то, что сижу сейчас напротив тебя.
      Я аккуратно сложила свою салфетку и медленно сказала:
      – То есть ты хочешь сказать, что я украла песню у какого-нибудь бедняги и теперь пытаюсь выдать ее за свою? Ты на это намекаешь?
      Харрисон выглядел абсолютно потерянным.
      – Послушай, я знаю, что вокруг полно молодых ребят, которые хотят попробовать себя в кантри и у некоторых из них настоящий талант. Они готовы на все, только чтобы их песни исполнялись. И если ты пожалела какого-нибудь паренька, который пришел к тебе с хорошей песней и согласился выпустить ее с твоим авторством, это большая ошибка. Не с моральной точки зрения – это между тобой и твоей совестью, – но с юридической. Понимаешь ли ты, что если эта песня станет хитом, – а я знаю, что станет, – то настоящий автор может тут же объявиться, и тогда у нас будут такие проблемы, о которых ты даже не подозреваешь.
      Я долго молчала, решая, могу ли я доверить Харрисону правду. Он ведь просто деловой человек. Поверит ли он мне, если я скажу ему, что эта песня пришла мне в голову однажды утром, когда я гуляла на горе?
      Я решила, что поверит. И потом, Харрисон умеет слушать.
      – Харрисон, я должна рассказать тебе о настоящей женщине с горы виски, хотя, вероятно, тебе трудно будет в это поверить…
      Когда я закончила, Харрисон долго молча смотрел на меня.
      – Ты что, меня разыгрываешь? Ты хочешь сказать, что эту песню ты получила от женщины, которая жила во время Войны Штатов? Что у тебя есть прямая связь с этой Дайаной и ты знаешь все, что творится у нее в голове?
      – Не все. Но ее песни всегда остаются со мной.
      Харрисон очень долго смотрел на меня.
      – Это имеет какое-то отношение к твоей сестре?
      – Думаю, да. И доктор Вэлкофф тоже так считает.
      – А ты проработала с ним эту историю с Ройсом?
      – Частично, Харрисон. Уйдем отсюда.
      – Мы уйдем, но разговор еще не окончен.
      Он отсчитал несколько купюр и положил их на стол.
      – Я хочу побольше услышать об этих путешествиях во времени.
      Мы ехали на машине по дороге из Нашвилла, и я попыталась объяснить.
      – Я рассказала тебе все, Харрисон. Я этого не понимаю, мой психиатр тоже, но клянусь, я снова живу той жизнью, которая закончилась более ста лет назад. Ну, давай, скажи, что я сумасшедшая.
      – Я не думаю, что ты сумасшедшая. Просто ты даешь волю своему воображению. Слушай, я не знаю, что с тобой происходит, и насколько я всему этому верю, но я точно знаю, что эта песня, которую ты пела сегодня, станет хитом. Если ты поклянешься, что никто из живущих ныне не помогал тебе ее писать, я буду раскручивать ее.
      Я наклонилась и поцеловала его в щеку.
      – Клянусь! И Дайана не вернется и не подаст на нас в суд. Даю гарантию.
      Харрисон свернул на Франклин Роуд и проехал мимо поворота к моему дому.
      – Что ты делаешь? Ты пропустил наш поворот.
      – Я знаю. Мы едем ко мне, – сказал Харрисон и поправил зеркало на ветровом стекле.
      – Харрисон, уже очень поздно. Может, нам лучше…
      – Фэйбл, я не собираюсь делать того, о чем ты подумала, хотя и сам не раз об этом думал. Я просто не хотел поворачивать на дорогу к твоему дому.
      – Но почему? И кто же из нас самый загадочный?
      – Потому, – спокойно сказал Харрисон, снова поправляя зеркало, – что кто-то едет за нами от самого ресторана. Не поворачивайся! Я не хочу, чтобы он понял, что мы его заметили…
      У меня пересохло в горле.
      – С чего бы это ему за нами ехать?
      – Может, это один из твоих фанатов. Ладно, я сделаю вид, что поворачиваю к своему дому, а сам развернусь и поеду прямо на него.
      Завизжали шины, и наша машина уже ехала в обратном направлении.
      – Куда он делся? – прошептала я.
      – Наверное, свернул вниз к тому старому заброшенному дому. Я уверен, мы его напугали. По-моему, нам обоим не мешает пропустить по стаканчику.
      – Мне – двойную порцию.
      Не знаю почему, но к тому времени, когда мы допили свое виски, в воздухе явно завис вопрос: «А что же дальше?»
      – Я умею готовить дрянной омлет, – наконец нарушил тишину Харрисон. – Твои родители не будут волноваться, если ты останешься позавтракать?
      – Мои родители никогда обо мне не волнуются. Я взрослая женщина, Харрисон. Это на случай, если ты еще не заметил.
      – Я заметил. Кстати, если я тебе еще не говорил, то скажу сейчас. Ты отлично выглядишь.
      Он провел рукой по моим волосам.
      – Спасибо. Я, наконец, рассталась с этим подростковым ожирением.
      – Фэйбл, пожалуйста… Думаю, ты знаешь, чего я хочу сегодня, и, по-моему, ты тоже этого хочешь. Я с самого начала был очень терпелив, даже когда ты носилась с этим Ройсом. Но пора бы нам разобраться, что происходит между нами. Ты только что сказала, что уже взрослая. Докажи это. Ты никогда по-настоящему не целовала меня. Поцелуй сейчас!
      Если бы я могла написать песню об этом первом поцелуе, я бы стала богатой. Я попыталась остановить неизбежное.
      – Думаю, нам лучше остановиться на этом. Уже так поздно…
      – Ты совершенно права.
      После следующего поцелуя я уже не могла сопротивляться, когда он взял меня на руки и понес в спальню.

      Если быть до конца честной, то я была рада, что вся следующая неделя была у меня слишком занята, чтобы встречаться с Харрисоном. Все-таки, я еще не была готова броситься в новую любовную историю.
      Харрисон не настаивал, хотя я знала, что он думал о том, что произошло между нами, каждый раз, когда мы встречались, хотя мы и разговаривали только о делах.
      – Кто-нибудь преследовал тебя?
      – Только моя тень! – пошутила я.
      Но я-то знала, что еще не скоро смогу пережить тот день в доме Селесты или ту ночь, когда кто-то преследовал нас с Харрисоном.
      Агент по продаже недвижимости, занимавшаяся домом Селесты, позвонила мне и сообщила неприятную новость.
      – Мне очень жаль, Фэйбл, но сделка сорвалась. Эта пара просто не смогла собрать столько денег. Но мы найдем другого покупателя, я уверена.
      Я поблагодарила ее и попросила держать меня в курсе дел. Но она хотела мне сказать что-то еще, и это не имело отношения к потенциальным покупателям.
      – Фэйбл, вы были в этом доме?
      Я ответила, что была, но не рассказала ей подробностей этого визита.
      – А в чем дело?
      – Не знаю, может быть, это было всего лишь отражение в воде огней какой-нибудь лодки. Но я могу поклясться, что кто-то был в доме вчера вечером. Я видела этот свет на втором этаже. Знаете, он так быстро передвигался, похоже на фонарик.
      – Бэтти Лу, вы говорили мне, что будете держать электричество подключенным, пока не продадите дом.
      – Да, многие покупатели любят осматривать дома по вечерам… Вот что меня беспокоит. Я подумала, что, если бы это был какой-нибудь клиент, он бы включил свет.
      – Я надеюсь, что вы не пошли одна расследовать это?
      – Конечно нет! Я попросила полицейского пойти со мной сегодня утром. Наверно, мы напугали того, кто там был. Я видела несколько коробок с личными вещами Макколлов. Там никого не было, но все-таки это место какое-то странное.
      – Странное?
      – У меня просто было такое чувство, что кто-то был там всего несколько минут назад. Я занимаюсь своим делом уже давно и знаю свои дома вдоль и поперек – это моя работа. Может быть, это неважно, но я все равно заметила, что кто-то был наверху и что-то искал. То ящик не совсем закрыт, то дверь в шкафу приоткрыта, некоторые вещи не на своем месте.
      Теперь у меня не было никаких сомнений, что кто-то прокрался в дом сестры. И он не хотел, чтобы его видели. Почему?
      – Думаю, вы должны сообщить об этом в полицию.
      – Знаете, я пока не буду сообщать. Хочу сама проверить коробки. Кстати, мне нужно взять ключ у вас в офисе. Я где-то потеряла свой. Завтра утром подойдет?
      – Нет, я сама проверю, нет ли там кого-нибудь.
      Ночью прошел легкий снегопад, и утром мне потребовалось больше времени, чем обычно, чтобы добраться до Хендерсонвилля. На этот раз я не раздумывала перед входом в пустой дом. Я сразу же поднялась наверх в спальню, где оставила две самых больших коробки. Закончив осматривать их, я села и начала обдумывать эту новую загадку.
      Зачем кому-то понадобилось пробираться вечером в дом и взять только три вещи, ни одна из которых не представляет никакой ценности? Фотография Селесты, когда она выиграла свою первую корону, и платье, которое было на ней в тот вечер. Третьей пропавшей вещью была их с Ройсом свадебная фотография.
      Когда я ехала обратно, я раздумывала о том, кто проник в дом и зачем. Но я зашла в безнадежный тупик. У меня разболелась голова, особенно когда я вспомнила о той машине, которая преследовала нас с Харрисоном. Какое все это имело отношение ко мне?
      Я сообщила о случившемся в полицию Хендерсонвилля, и они пообещали мне, что будут посылать к дому патрульные машины.
      Выехав на проезжую часть, я взглянула в зеркало, чтобы проверить, свободна ли моя полоса.
      Темная машина, стоявшая через две машины от меня, тоже начала движение. Я несколько раз перестраивалась в другой ряд, но темная машина продолжала меня преследовать.
      С меня было достаточно. Не включая поворота, я развернула машину и пристроилась в хвост преследовавшего меня автомобиля. Я хотела рассмотреть водителя, а лучше всего – номер машины. Но белый «кадиллак» перегородил мне дорогу, и я беспомощно смотрела, как мой преследователь скрылся из виду.
      Ну что ж, по крайней мере, он знает, что я его заметила. В следующий раз я прижму его к краю дороги и получу ответы на несколько вопросов.
      Управляющий нашего семейного винокуренного завода обрадовался до смерти, когда я согласилась спеть свою, ставшую популярной, песню о «королеве виски» на традиционном вечере накануне Рождества для работников и их семей.
      – Фэйбл, мы продали почти вдвое больше виски с тех пор, как вышла эта песня и люди узнали, что она о нашем продукте!
      Я пригласила Харрисона пойти со мной. После моей песни мы улизнули с этой вечеринки и пошли к ручью, откуда нам были видны огни огромного винокуренного завода. Глядя на них, я представила себе Диди. Что бы она почувствовала, если бы знала, что ее маленький заводик превратился в один из самых больших и известных в мире? Я сказала Харрисону:
      – Посмотри на все это! Дайана бы не поверила своим глазам, если бы была сейчас здесь.
      – Думаю, она сейчас здесь. Во всяком случае, ты так считаешь. Она стала для тебя реальностью.
      – Но она такая же реальная, как и я.
      – Но не для меня.
      Он долго смотрел на меня и тихо сказал:
      – Ты нравишься мне в лунном свете. Но еще больше ты нравишься мне при свете камина. Поедем ко мне. Я хочу подарить тебе свой рождественский подарок.
      С искренним сожалением я сказала:
      – Я не могу. У отца случится припадок, если я не появлюсь ровно в полночь, чтобы выпить наш традиционный тост. Мы всегда пьем джулеп за всех умерших предков и еще не рожденных наследников.
      Харрисон поцеловал меня и сказал:
      – Я хочу, чтобы, пока мы находимся в этом волшебном месте, ты приняла свою судьбу, мисс Фэйбл Деверо.
      – И какова же моя судьба, по твоему мнению?
      – Стать великой певицей и моей девушкой!
      Харрисон снова поцеловал меня, на этот раз так, чтобы я поняла, что он имел в виду.
      – Забудь про джулеп, забудь про отца! Поехали ко мне домой, Фэйбл.
      Искушение было велико. Рядом с Харрисоном я чувствовала себя желанной, а такого у меня еще никогда в жизни не было.
      – Не могу. Извини.