Легкий акцент девушки для неискушенного уха вполне может сойти за вариант британского английского, но Томас Лалл сразу же отмечает карнатаканский призвук.
– Удачно вышло, что я заметил, как начинается приступ… Да ладно уж. Вечеринка для тебя на сегодня закончена, сестричка. Где ты остановились?
– В «Палм империале».
Хорошее место. Недешевое, более популярное у путешественников зрелого возраста. Томас Лалл знает вестибюли и бары всех отелей на тридцать миль вверх и вниз по кокосовому берегу. И кое-какие номера тоже. «Рюкзачники» и молодежь больше склонны останавливаться в прибрежных лачугах. Некоторые из них ему тоже знакомы. Там он убил нескольких змей.
– Я отвезу тебя домой. Ахутханандан присмотрит за тобой. С шоком шутки плохи. Могут быть всякие последствия…
Тилак… У Томаса возникает ощущение, что он движется. Загадочная девушка встает. Застенчивым жестом она протягивает ему руку: вполне официальное прощание.
– Огромное спасибо. Думаю, что, не окажись вас поблизости, все могло бы очень плохо закончиться.
Томас Лалл берет ее ладонь в свою. Она тонкая, длинная, изящной формы, мягкая и сухая. Девушка почему-то отводит глаза.
– Я исполнял свой долг, мадам, – говорит он с легкой иронией в голосе.
Томас ведет ее по направлению к огням, горящим среди пальм. Прибой усиливается, деревья взволнованно раскачиваются на ветру. Свет ламп на веранде отеля прыгает, судорожно мерцая за сеткой из ветвей. Пляжная вечеринка у него за спиной внезапно начинает казаться скучной и утомительной. Все то, что час назад представлялось Лаллу ценным и значительным, с приходом этой девушки утратило смысл, выдохлось. Наверное, все-таки приближается муссон – ветер, который вновь вернет его к жизни.
– Если есть желание, я могу научить одному очень полезному методу борьбы с удушьем. Я в молодости тоже очень страдал от астмы. Существует один способ дыхания… Он со всем несложен. У меня не было приступов уже на протяжении двадцати лет, и если ты будешь следовать моим рекомендациям, тоже сможешь выбросить свои ингаляторы. Я покажу самое основное. Если тебя заинтересовало мое предложение, приходи сюда завтра…
Девушка замедляет шаг, задумывается, затем кивает. На ее тилак откуда-то падает свет.
– Спасибо. Я очень ценю подобную заботу.
Как странно она говорит. Такая сдержанность, почти викторианская, такое внимание к словесному этикету.
– Ну что ж, прекрасно. Меня можно найти…
– О, я просто спрошу богов, и они мне укажут. Они знают дорогу куда угодно.
На подобное замечание Томасу Лаллу ответить нечего, по этому он просто сует руки в карманы мешковатых бриджей и говорит:
– Итак, если боги не будут против, мы завтра снова встретимся, а?..
– Аж.
Так звучит ее имя во французской транскрипции. Она поворачивается в сторону отеля, разноцветные огни которого подпрыгивают на усиливающемся ветру таким манером, будто отплясывают джигу.
– Думаю, что отсюда дойду сама, спасибо. До завтра, профессор Лалл.
7
Тал
Сегодня вечером Тал едет в пластиковом такси. Маленький пузырь фатфата громыхает по выбоинам и горбылям проселочной дороги, а водитель при свете единственной фары нервно пытается не съехать невзначай на обочину. Он уже едва не врезался в отбившуюся от стада корову и в группу женщин, несущих связки хвороста на головах. Придорожные деревья то и дело выпрыгивают из густой темноты деревенской ночи. Водитель напряженно смотрит вперед, готовясь к повороту. Его инструкции прикреплены к приборной панели, там он может прочесть их при свете неяркой лампочки. В инструкциях указано, сколько миль он должен проехать по этой дороге, какое количество деревень миновать – и свернуть на втором повороте налево, сразу же за настенной рекламой белья «Рупа». Раньше ему никогда не приходилось выезжать из города.
У Тала есть специальный микс, где звучат мелодии анокха, смешанные с мрачными некротическими аккордами «славянского металла». Для встреч со знаменитостями необходимо иметь в запасе особые миксы. Биография Тала может быть описана чередой саундтреков.
Неожиданный рывок сбрасывает Тала с сиденья. Фатфат резко останавливается. Тал поправляет термическое напыляемое пальто ньюта, стряхивает пыль с шелковых брюк ньюта и в то же мгновение замечает солдат. Шесть фигур медленно материализуются из густой ночной темноты. Приземистый офицер-сикх поднимает руку, делает шаг к такси.
– Вы что, нас не видели?
– Вас трудновато разглядеть, – отвечает водитель.
– О правах нет смысла и спрашивать, полагаю? – замечает джемадар.
– В общем, да, – отвечает водитель. – Мой двоюродный брат…
– Не знаете, что объявлен режим повышенной бдительности? – строго спрашивает сикх. – Самоходные мины замедленного действия авадхов, возможно, уже продвигаются по территории нашей страны. Они ведь способны маскироваться множеством самых разнообразных способов.
– Они, конечно, замедленного действия, но не до такой степени, как этот старый горшок, – пытается шутить водитель.
Сикх хмыкает и наклоняется, чтобы рассмотреть пассажира. Тал поспешно выключает музыку. Ньют сидит неподвижно, выпрямившись, но его сердце бьется громко, выдавая нешуточное волнение.
– А вы, сэр? Или мадам?..
Солдаты хихикают. Сикх явно только что ел лук. Тал боится, что может упасть в обморок от вони. Ньют открывает сумочку и извлекает из нее карточку с позолоченными краями. Приглашение. Офицер смотрит на него с таким видом, словно появились основания для полного обыска с раздеванием. Затем резко поворачивается в сторону Тала.
– Вам посчастливилось, что встретили нас. Вы проехали свой поворот пару километров назад. Теперь придется…
Тал снова более или менее спокойно дышит. Пока водитель разворачивает машину, ньют отчетливо слышит грубый смех солдат, заглушающий урчание спиртового двигателя.
Хочется надеяться, что эти самоходные мины сейчас как раз подбираются к вам, подонки, думает Тал.
Полуразрушенный храм Ардханарисвара стоит среди деревьев на проселочной дороге, которая отходит прямо от шоссе. Организаторы вечеринки позаботились о том, чтобы осветить местность биолюминисценцией. В зеленоватом свете виднеются лица, выглядывающие из-за стволов деревьев; тусклая подсветка выхватывает из травы рухнувшие статуи и якши, зарывшиеся в древнюю почву. Темы вечера – крайние противоположности: сакти и пуруша; женские и мужские энергии; саттва и тамас; духовность и материализм. Резервуары в форме йони вызывающе наполнены до краев. Тал думает о приготовлениях к вечеринке. Скудное питье – бутылка подогретой минеральной воды. Водопровод в Белом форте – это грандиозная агломерация новостроек, где у Тала двухкомнатная квартира, – не работает уже два месяца. Днем и ночью длинная процессия из женщин и детей носит банки с водой вверх и вниз по лестнице мимо двери ньюта.
Пламя вырывается из газовых горелок в центре резервуаров-йони. Тал разглядывает двух близнецов – стражей храма, дварапалов, – а водитель такси тем временем пропускает карточку ньюта через считывающее устройство. Над разрушенной аркадой возвышается изображение Ардханарисвара. Полумужское-полуженское. Одна полная грудь, возбужденный член, разрезанный посередине, одно яичко, завиток женских гениталий, намек на щель. Торс отличает мужская широта плеч, бедра – женская полнота, чувственные руки сложены в ритуальной мудре, но черты лица лишены индивидуальности, андрогинны. Третий глаз Шивы на лбу закрыт.
Там, внутри, гремит музыка. Сжимая приглашение в руке, Тал проходит между божествами-стражами на главную вечеринку сезона.
Когда ньют показал приглашение, в отделе решили, что это подделка. Почти естественное предположение для людей, занятых разработкой визуальных обоев для мнимых жизней актеров-сарисинов самых популярных индийских сериалов. Ньют не поверил своей удаче, когда обнаружил в почте толстую карточку кремового цвета.
«ПРЕДСТАВЛЕНИЕ МОДНЫХ ЗВЕЗД»
от имени «АЗИАТСКОЙ МОДЫ» приглашает ТАЛА,
27-й коридор, 30, 12-й этаж Квартал им. Индиры Ганди (под таким названием
Белый форт был известен только
на почте, в налоговом агентстве и судебным приставам) на
ПРИЕМ
в честь приезда ЮЛИ в Варанаси на
НЕДЕЛЮ МОДЫ В БХАРАТЕ
МЕСТО ПРОВЕДЕНИЯ: Храм Ардханарисвана,
округ Мирза Мурад
ПРАЗДНОВАНИЕ: 22 колокольчика.
НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: Племя Нью.
На ощупь карточка казалась теплой и мягкой, словно человеческая кожа. Тал показывает ее Маме Бхарат, старой вдове, живущей с ньютом в одном подъезде. Это добрая душа, которую семейство заключило в шелковую темницу. В современном смысле слова. Они предоставили ей возможность провести старость «независимо». Три месяца назад, после приезда в дом Тала, ньют стал для Мамы Бхарат настоящей семьей. С ньютом ведь больше никто не станет разговаривать. Тал с удовольствием каждый день заходит к ней на чашку чая, а она дважды в неделю навещает ньюта, чтобы немного прибраться у Тала в квартире. Тал никогда не спрашивает, как она воспринимает ньюта – как дочь или как сына.
Старушка проводит пальцами по приглашению, гладит его, тихо воркует, словно на ухо возлюбленному:
– Такая мягкая. Такая мягкая… И они все будут такие, как ты?
– Ньюты?.. В основном да. Мы – главная тема вечера.
– О, какая большая честь! Все лучшие люди города и звезды с телевидения.
Да, думает Тал. Но почему все-таки я?
Тал идет по полумраку храмовой мандапы, освещенной факелами, которые держат четверорукие аватары Кали, и начинает ощущать, как к нади-чакре подбирается страх. Вот под вызывающе непристойной статуей Очень Знаменитый Кинорежиссер беседует с Уже Добившейся Известности Молодой Писательницей. А вот мировая звезда тенниса выглядит необычайно счастливой, столкнувшись не просто с Известным Профессиональным Игроком в Гольф, а с Футболистом из Всеиндийской футбольной лиги и его женой, которая сияет белозубой улыбкой. Теперь они смогут до бесконечности беседовать о разновидностях бросков и гандикапах. А это прославленный господин Межзвездный Поп-Промоутер – и его последняя блестящая находка, чья дебютная песня наверняка станет Первым Номером. А вот и сама девушка, которой суждено стать звездой сегодняшней вечеринки: да, она в слишком короткой юбке, чересчур крепко сжимает в руке бокал с коктейлем и напрасно так громко смеется…
Тут же – трое совсем молодых «раджей», производящих пользовательское обеспечение компьютерных систем, двое нервных разработчиков игр и «темная лошадка» – «Повелитель сундарбанов», киберджунглевый антрепренер «горячей зоны» «Дарвинвер». Он стоит в полном и гордом одиночестве, высокомерно спокойный, весь словно отполированный, как приготовившийся к прыжку тигр. Так может выглядеть только человек, окруженный собственным легионом пандавов-телохранителей из сарисинов.
Ко всему уже перечисленному следует добавить также множество фигур с избытком одежды и лиц с избытком косметики, не знакомых Тал, но они всей своей внешностью демонстрируют глянцево-журнальное происхождение. Здесь же около сорока тележурналистов, уже успевших насквозь пропитаться потом и перезнакомиться со всеми подряд; репортеры из светской хроники с нечеловечески широким и активным периферийным зрением; шикарные дамы полусвета Варанаси, несколько обескураженные и раздраженные значительно большей популярностью стайки ньютов. Присутствует здесь даже парочка генералов в парадной форме, шикарных, как длиннохвостые попугаи. Армия «tres tres chic»[11] во времена нервного обмена угрозами с Авадхом… И еще тут имеется горстка чем-то недовольных представителей золотой молодежи, сынков и дочерей брахманов, как-то подозрительно молодо выглядящих.
Нита, руководитель торгового отдела Девгана, накануне показала Тал список. Большая часть сотрудников находит совершенную безликость Ниты угнетающей, но Талу она нравится. Вполне естественная банальность оттеняет свойственные ей неожиданные парадоксальные сочетания в дзенском стиле. Девушка хотела знать, что ньют наденет на вечеринку, какой косметикой воспользуется, куда отправится на предклубный аперитив и на традиционную попойку после вечеринки. Нужно попытаться попасть туда, где окажется больше всего знаменитостей. Прислонившись к колонне, ньют отмечает тридцать крупных имен из списка Ниты.
Двое ракшасов охраняют вход в святилище и в бесплатный бар. Ритм – Адани, ремикс «Библейских Братьев». Сверху опускаются раскачивающиеся ятаганы. Актеры настоящие, из плоти и крови, но нижние дополнительные конечности – искусственные. Тал в восторге от грима, покрывающего тела актеров целиком. Он безупречен.
Демоны сканируют его приглашение. Мечи поднимаются – вход свободен. Тал вступает в страну чудес. Сюда заявились все ньюты города. Тал отмечает, что его доходящее до колен пальто из ворсистого оптоволокна все еще «последний крик», но с каких пор в моду в качестве аксессуара вошли лыжные очки, которые носят на лбу? Талу не нравится в чем-то отставать. Головы поворачиваются в сторону ньюта, когда он идет к стойке бара, а затем наклоняются друг к другу. Тал чувствует, как волна сплетен поднимается за его спиной. Кто этот ньют?.. Этот ньют совершенно никому не знаком… Где он прятался до сих пор?
Меня не волнует ваша болтовня, говорит себе Тал. Я здесь для того, чтобы взглянуть на звезд… Ньют усаживается в конце изогнутой светящейся барной стойки из пластика и оглядывает оттуда присутствующих знаменитостей. Четырехрукий бармен с акробатической ловкостью смешивает коктейли. Тал в восторге от расторопности здешних роботов.
– Что это за коктейль? – спрашивает ньют, указав на флюоресцентный конус золотистого льда, покачивающийся на одной из своих вершин на стойке бара.
– «He-Русский», – отвечает бармен, а нижняя рука поднимает еще один бокал.
Тал делает осторожный глоток. В основе напитка, несомненно, водка плюс что-то с привкусом ванильного сиропа, немного фруктового сока, хорошая струя немецкого шнапса с корицей… Между льдинками на дно опускаются хлопья золотой фольги.
Тут в ходе вечеринки происходит резкий поворот. Все мгновенно поворачиваются в одну сторону, образовав коридор напряженных и заинтересованных взглядов, – и в одежде из шкуры белого медведя, с золотистыми лыжными очками на лбу появляется звезда – ЮЛИ.
Тал лишается дара речи. Ньют парализован присутствием знаменитости. Все ухищрения масс-медиа кажутся ничтожными. Даже до появления Юли ньют боготворил супер-звезду как результат сложного творчества, в чем-то сходного с подбором актерского состава для «Города и деревни». И вот Юли перед ним во плоти, в своих ошеломляющих одеждах… и Тал переживает настоящее потрясение. Ньют должен находиться рядом с Юли. Ньют должен чувствовать дыхание Юли, слышать смех Юли, ощущать тепло Юли. С этого мгновения в храме есть только два реальных существа. Гости, ньюты, персонал, музыканты – все становится неопределенным и расплывчатым в царстве Ардханарисвары.
Теперь Тал стоит за спиной Юли, достаточно близко, что бы протянуть руку, коснуться, ощутить материальность божественного. Внезапно Юли оборачивается. Тал улыбается широкой глуповатой улыбкой. О боже, я выгляжу как слюнявый дебил!.. Что мне сказать? Ардханарисвара, бог двойственного, помоги. Боже! От меня, наверное, воняет. У меня ведь была всего одна бутылка воды, чтобы вымыться…
Взгляд Юли скользит по ньюту, смотрит сквозь ньюта, уничтожает ньюта и переходит на кого-то за спиной ньюта. Юли улыбается, раскрывает объятия.
– Какая приятная неожиданность!..
Юли проносится мимо. Теплое касание мехов, золотистый загар и скулы, как бритвы. За Юли следует свита. Кто-то толкает Тала, выбивает бокал из руки ньюта. Он падает на пол, какое-то мгновение бешено вращается. Тал стоит в растерянности, окаменев, подобно многочисленным статуям храма.
– Вы, кажется, потеряли свой коктейль.
Голос, пробившийся сквозь стену оглушающей болтовни, не принадлежит ни мужчине, ни женщине.
– Ну-ну, не расстраивайтесь. Это всего лишь сборище наглых сучек, сестричка, а мы для них просто часть декора.
Череп у подошедшего ньюта не такой удлиненный, как у Тала, кожа смуглая, глаза имеют монголоидный разрез: явно не обошлось без непальских или ассамских генов. В ньюте есть что-то от присущей обоим народам застенчивой гордости. Ньют безразличен к моде, одет в белое, обритый череп посыпан золотистой слюдой – единственная уступка современному стилю. Как со всеми ньютами, Талу трудно определить возраст подошедшего.
– Транх.
– Тал.
Они раскланиваются и обмениваются приветственным поцелуем. Пальцы у ньюта длинные и элегантные, с французским маникюром. У Тала они короткие, приплюснутые от бесконечной работы с клавиатурой, с обкусанными ногтями.
– Мерзко, чертовски мерзко, не так ли? – говорит Транх. – Пей, дорогуша. Вот!.. – Ньют стучит костяшками пальцев по стойке. – Хватит этой «He-Русской» мочи. Дайте мне джина. На двоих.
После театрального, слишком навороченного коктейля бокал чистого джина с лимоном кажется таким приятным, таким охлаждающим, таким бодрящим… Тал чувствует, как холодное пламя поднимается вверх и ударяет в голову.
– Потрясающий напиток! – восклицает Тал.
– Все переворачивает. Хинин! Вот!.. – Ньют поворачивается к аватаре за стойкой. – Господин актер! Еще два таких же.
– О, мне больше не надо, у меня работа завтра с самого утра. Я не представляю, как буду возвращаться домой, – говорит Тал, но ньют сует ему в руку ледяной, покрытый капельками влаги бокал.
В музыке пробивается завораживающий ритм, а по развалинам храма бежит порыв ветра, увлекая за собой тени и язычки пламени. Все поднимают глаза, задаваясь вопросом, не первое ли это дуновение муссона.
Ветер приносит толику безумия в жуткую скуку вечера, и у Тала начинает кружиться голова. Ньют чувствует странную легкость, стремление болтать без умолку и непонятное желание оказаться в каком-нибудь другом городе, на другой работе, в гуще жизни – рядом с маленьким, смуглым и таким безумно красивым ньютом.
Дальнейшее похоже на письмена под дождем. Тал неожиданно для себя обнаруживает, что начинает танцевать. Ньют не помнит, как оказывается на танцполе. Вокруг стоят люди, наблюдающие за ньютом. Собственно, танцует только Тал, но танец его превосходен, безупречен. Тал похож на ветер, только что пролетевший по храму и собравшийся в одном месте, в один порыв. Ньют похож на свет, ночь, искушение, на лазерный луч, направленный на Транх и освещающий только ньюта. «Я хочу, я стремлюсь, я мечтаю». Ну же… Манящий жест… да, он влечет к себе Транх, шаг за шагом выводя ньюта из толпы. Ньют улыбается, отрицательно качает головой. Я подобными вещами не занимаюсь, дорогуша. Но ньют втягивается в круг непредсказуемой игрой шакти и пуруши. Тал видит, как дрожит Транх, словно нечто – некая отверженная, демоническая ночная сущность – выскользнуло из ночной темноты и проникло в ньюта. Транх начинает улыбаться безумной завороженной улыбкой, и вот они уже оба выходят в центр, со всех сторон окруженные музыкой: охотник и его жертва. Все взгляды устремлены на них. Краем глаза Тал видит Юли, самую яркую звезду на небесах, торжественно удаляющуюся в сопровождении свиты. Но это происходит где-то там, ближе к заднику сцены…
Присутствующие ждут кульминации танца – поцелуя, но, несмотря на бесчисленные эротические скульптуры, откровенно демонстрирующие себя со всех колонн и опор храма, Тал и Транх – индийские ньюты, время и место для их поцелуя не здесь и не сейчас.
И вот они уже сидят в такси, и Тал не знает, как и куда они едут, но вокруг темно, а в ушах «эно» продолжает звучать музыка, а голова гудит от выпитого… и все-таки мало-помалу окружающий мир становится более упорядоченным и пристойным Тал знает, чего хочет ньют. Ньют знает, что должно произойти. И уверенность в этом тупо и ало пульсирует внизу живота ньюта.
Они сидят на заднем сиденье подскакивающего на ухабах фатфата. Рука Тала медленно опускается и касается мягкой поверхности бедра Транх, проводит по ней снизу вверх. После мгновенного колебания пальцы Транх ласкают чувствительную, лишенную волос кожу, нащупывают спрятанные под ней штифты контроля гормональной системы и осторожно вводят в них коды возбуждения. И почти сразу же Тал ощущает, как у него бешено начинает колотиться сердце, как перехватывает дыхание, как кровь приливает к лицу… Половые гормоны играют на струнах его тела, как на ситаре: каждый орган, каждый крошечный капилляр вступает в общий гармоничный напев страсти. Транх протягивает руку Тал. Ньют производит подкожный ввод кода, быстро, легко и незаметно. Ньют чувствует, как напрягается Транх с началом гормонального всплеска. Они сидят рядом в подпрыгивающем такси, не прикасаясь друг к другу, но дрожа от желания, не в состоянии произнести вслух ни единого слова.
Отель расположен неподалеку от аэропорта в укромном уголке – комфортабельный, со сдержанным и неболтливым персоналом. Девица с усталым и раздраженным лицом в окошке регистрации с явной неохотой поднимает глаза от иллюстрированного журнала. Ночной носильщик вначале вроде бы зашевелился, но затем, получше разглядев вновь прибывших, мгновенно отворачивается и делает вид, что чрезвычайно увлечен происходящим на экране телевизора. Стеклянный лифт поднимает их по стене отеля в номер на пятнадцатом этаже. Вокруг – узор из огней аэропорта, словно громадное, разукрашенное драгоценностями черное полотно. Небо усыпано гроздьями созвездий и аэронавигационными огнями транспортных самолетов, столь многочисленных в последние дни из-за объявленного режима повышенной бдительности. Сегодня все дрожит – и небо, и земля.
Они вваливаются в номер. Транх протягивает руки к Талу, но Тал ускользает, ньюту хочется немного подразнить партнера. Есть кое-что еще, что необходимо сделать. Тал отыскивает систему обеспечения гостиничного номера и вкладывает в нее чип. «FUCK MIX». Играет Нина Чандра. Тал покачивается в такт мелодии, закрыв глаза. Ньют изнемогает под волнами поднимающейся в нем страсти. Транх подходит к ньюту, движения Транх также входят в ритм музыки. Транх сбрасывает туфли, белое пальто, парусиновый костюм, шикарное фирменное белье в сеточку… Ньют протягивает руку. Тал пробегает пальцами по клавишам оргазма. Все в мире – лишь саундтрек.
Тал просыпается от жажды и идет в ванную.
Ньют, все еще пьяный, все еще не до конца понявший, что произошло, тупо смотрит на однообразие потока, льющегося из крана. Предрассветье окрасило комнату в сероватый цвет. За окном слышится непрекращающийся вой самолетов. Что-то есть в этом утреннем свете, нечто, подчеркивающее каждый из крохотных хирургических шрамов на теле Транх. Тал мрачно качает головой.
Ньюту внезапно страшно захотелось расплакаться, но Тал просто ныряет в постель к Транх и дрожит, чувствуя, как партнер, пошевелившись во сне, протягивает руку и обнимает его. Тал снова засыпает – и просыпается только на стук горничной, желающей узнать, может ли она убраться в номере.
Уже десять часов. У Тал от боли раскалывается голова. Транх уже нет. Одежда ньюта, туфли ньюта, тонкое прозрачное белье ньюта. Перчатки ньюта… Ньюта больше нет. Вместо ньюта визитная карточка с названием улицы и номером дома.
8
Вишрам
Конферансье уже сумел рассмешить аудиторию. Здесь, в артистической уборной, Вишрам чувствует, как смех накатывает волнами, словно морской прибой на прибрежный песок. Это уже настоящий хохот. Тот самый хохот, с которым ничего невозможно поделать, который невозможно остановить, даже если он причиняет вам боль. Такой смех – самый лучший звук на свете.
Оставьте мне ваш смех, люди.
Аудиторию можно очень точно охарактеризовать по тому, как она смеется. Есть жидковатое хихиканье южан – и монотонное «ха-ха-ха» обитателей центральных графств, оглушительный грохот островитян, подобный церковному пению, и очень приятное веселье жителей Глазго. Смех родной, отечественной толпы…
Вишрам Рэй топочет ногами, раздувает щеки и читает заметки из «желтой» газетенки, пришпиленные к стенам артистической уборной.
Вы хорошо знаете свое дело. Вы можете проговорить текст в любом порядке – с начала до конца или с конца в начало. На английском, на хинди, стоя на голове, совершенно голым. Вы знаете, где у вас спрятаны главные козыри и на что лучше всего попадается публика. У вас три главные тематические отсылки. Вы в курсе, в каких местах можно на ходу внести коррективы и затем продолжать, не сбавляя темпа. Вы способны заткнуть рот любому наглецу и клакеру одним ударом острого словца. Сегодня вечером они будут смеяться кошке у микрофона… но почему же тогда у вас такое чувство, словно кто-то засадил кулак вам в задницу и медленно вытаскивает кишки наружу? На родине выступать тяжело, там всегда самые сложные зрители, а сегодня у них будет еще одно оружие. Палец вверх, палец вниз, голосуй глоткой в соревновании «Смешно Ха-Ха», которое проводится в Глазго и которое сейчас в самом разгаре. Это только первое препятствие на пути в Эдинбург и к премии Перрье, но на нем можно споткнуться и сломать себе ноги.
Конферансье начинает неторопливо разогревать публику. Сидящие справа складывают руки вместе. Сидящие слева оглушительно свистят, заложив два пальца в рот. Зрители на балконе заливаются исступленным хохотом. Зовут господина Вишрама! Рэ-э-э-эй! И вот он выскакивает из-за кулис, бежит по направлению к ярко горящим софитам, восторженному реву публики и своей металлической возлюбленной – стройному стальному торсу одинокого микрофона.
Он видит, как она оставляет пальто у клубного швейцара, и думает: попытка – не пытка. Девушка идет, словно рассекая волны. Высоко подняв голову, глядя по сторонам, Она направляется к бару, обходя помещение по часовой стрелке. Вишрам следует за ней, пробираясь сквозь джунгли человеческих тел. Ее окружает банда дружков. Она настоящий профессионал. Но он может отрезать ее от остальных…
Вишрам точно просчитывает время пути и достигает бара за долю секунды до того, как туда подходит девушка. Барменше приходится одновременно обслуживать двоих, справа и слева.
– О, извините, проходите, пожалуйста! – восклицает Вишрам.
– Нет-нет, вы подошли первым…
– Нет, прошу вас…
Акцент уроженки Глазго. Всегда неплохо выглядеть местным. На ней маечка с двумя бретельками на спине и юбка с заниженной талией, настолько короткая, что, когда девушка наклоняется над стойкой, чтобы прокричать свой заказ барменше, взору Вишрама открываются два соблазнительных изгиба восхитительных ягодиц.
– Да, я возьму это, – обращается она к девице за стойкой и добавляет: – И смешайте мне «Черного пса» с водкой.
– Мы делали ставку на вас… – кричит она Вишраму прямо в ухо.
Он качает головой и одновременно украдкой смотрит в сторону, чтобы убедиться, не смотрят ли на него ее ребята. Они внимательно следят за ним.
– Я плачу. Сегодня чувствую себя миллионером.
На стойке появляются заказанные напитки. Девушка протягивает их своей свите, что теснится у нее за спиной, и чокается с Вишрамом.
– Мои поздравления. Значит, вы прошли?
– Что касается эдинбургского финала, то – да. Для меня это означает славу, богатство, собственную программу на телевидении. – Наступает время для маневра номер один. – Знаете, я не слышу даже собственных мыслей, не говоря уже о возможности вести светскую беседу. Мы не могли бы куда-нибудь удалиться от здешнего нестерпимого шума?
Уголок у сигаретного автомата под балконом ненамного тише, но по крайней мере здесь они будут далеко от ее дружков – и в приятном полумраке к тому же.
– Я голосовала за вас, – говорит девушка.
– Спасибо. В таком случае я тем более был обязан угостить вас. Извините, но в суматохе не расслышал вашего имени.
– Я его и не называла, – отвечает она. – Ани.
– Ани… это хорошее… м-м…
– Французское.
– Да, хорошее французское имя. Старая добрая галльская основательность.
– Я должна благодарить за него родителей. Парочку старых добрых основательных галлов. Знаете, мне кажется, между Бхаратом и Шотландией много общего. Два молодых независимых государства.
– А что вы скажете, когда дело дойдет до старых добрых столкновений на религиозной почве?
– О, вы явно не видели игру «Старая фирма»…
Пока Ани говорит, Вишрам поворачивается таким образом, чтобы закрыть ей проход к площадке для танцев и к ее дружкам. Завершив маневр номер два – «полная изоляция», – он переходит к маневру номер три. Вишрам делает вид, что узнал музыку.
– Мне она нравится. – На самом деле она вызывает у него отвращение, но это хорошая добрая «115». – Вам нравится стиль «ви-буги»?
– Мне очень нравится стиль «ви-буги», – отвечает Ани и подходит к нему ближе.
Ее глаза загадочно блестят.
Он успевает многое узнать о девушке: она учится в университете Глазго на юридическом факультете, работает в Шотландской национальной партии, ей нравятся горы, новые независимые государства, прогулки с друзьями и возвращение домой без них. Вишраму Рэю все это кажется поистине безупречным, поэтому он заказывает еще один коктейль для девушки, и они идут танцевать. Ее дружки превратились в мрачную группку, сгрудившуюся у самого конца стойки неподалеку от женского туалета. Ани танцует несколько тяжеловато, но с задором. Вишраму нравятся женщины в теле. Где-то посередине танца из кармана его брюк начинает доноситься его имя. Он не обращает внимания на звонок.
– Вы что, не будете отвечать?
Он вытаскивает палм, надеясь, что кто-то хочет поговорить с ним о комедии. Однако он ошибается. Вишрам, это Шастри. Не сейчас, старина. Сейчас совсем не время.
Но вечеринка уже начинает надоедать ему. Надо переходить к маневру номер четыре.
– Вы предпочитаете остаться здесь? Или мы пойдем куда-нибудь еще?
– Мне все равно, – отвечает она. Хороший ответ.
– Вы не против зайти ко мне на чашечку кофе?
– Не против, – говорит она. – Почему бы и нет?