Среди присутствующих есть заранее подготовленные клакеры, которые должны были начать овацию в честь ученых компании и Бхарата, но их услуги не потребовались: аплодисменты начинаются спонтанно и совершенно искренне.

Теперь наступил момент для глотка воды и взгляда в сторону матери. У нее на лице обычная добрая улыбка, ничуть не более. Но что-то внутри, какое-то чутье на гормональном уровне подсказывает Вишраму, что он победил. Он подчинил их себе, своей воле и теперь может направить их туда, куда пожелает. Но осторожно, осторожно, главное – не переусердствовать. Чувство времени и чувство меры превыше всего.

– Мы являемся свидетелями поворотного момента в истории, который изменит характер будущего не только здесь, в Бхарате, но на всей нашей планете. Это великое открытие, сделанное великим народом, и я хочу, чтобы о нем узнал весь мир. Здесь сейчас присутствуют представители различных средств массовой информации из многих стран мира. И теперь я хочу сообщить им новость, благодаря которой сегодняшний день будет рассматриваться как важнейшая историческая веха. Сразу же после нашего собрания по моей просьбе состоится полномасштабная публичная демонстрация поля нулевой точки.

Давай-давай, так их!..

– За один квантовый переход «Рэй пауэр» становится компанией планетарного масштаба. А теперь я перехожу ко второй, более практической причине, по которой пригласил вас сюда сегодня. «Рэй пауэр» – компания, находящаяся в состоянии кризиса. Пока мы можем только гадать относительно истинных мотивов ухода нашего отца и разделения им компании. Со своей стороны, я старался оставаться верным его видению целей и характера компании, которое прежде всего заключалось в том, что высшие нравственные ценности являются не менее важной составляющей ее деятельности, нежели ориентация на прибыль. Должен сказать, что названному принципу в наше время очень трудно соответствовать.

У него перед глазами проплывает воспоминание о Марианне Фуско, лежащей на спине и сжимающей в кулаке конец завязанного узлами шелкового шарфа.

– Я пригласил вас сюда, потому что мне нужна ваша помощь. Ценности нашей компании находятся в большой опасности. В мире существуют другие значительно более крупные компании, цели которых прямо противоположны нашим. Они предложили крупные суммы, чтобы скупить «Рэй пауэр» по частям. Предлагали подобную сделку и мне. Воз можно, вы сочтете меня легкомысленным, а мой поступок опрометчивым, но я отклонил их предложение по уже упомянутой причине: я верю в те ценности, на которых стоит наша компания.

Немного сбавить газ…

– Конечно, если бы я был твердо уверен в том, что они будут работать в интересах дальнейших исследований проекта нулевой точки, то более внимательно рассмотрел бы их предложение. Но их интерес в покупке нашей компании весьма утилитарен и эгоистичен. Они хотели бы выкупить нас для того, чтобы отложить работы над проектом, а со временем и вообще его закрыть. Подобные предложения делались – воз можно, представителями тех же компаний, – и моим братьям, которые сейчас присутствуют за этим столом. Я хотел бы помешать распродаже компании, скупив их доли. Я сделал щедрое предложение Рамешу по поводу приобретения принадлежащий ему «Рэй Джен», подразделения по производству энергии, чтобы работать на нем по дальнейшему внедрению технологий нулевой точки. В случае приобретения названной компании я становлюсь владельцем контрольного пакета акций всей «Рэй пауэр», что достаточно для того, чтобы не позволить никакому внешнему вмешательству воспрепятствовать работам в главном направлении – по крайней мере до тех пор, пока исследования в области энергии нулевой точки не станут общедоступны и мы сможем более эффективно противостоять любому давлению. Подробности данного предложения изложены в ваших презентационных материалах. Прошу вас внимательно изучить их и обдумать сказанное мной – с тем, чтобы мы могли перейти к голосованию.

Вишрам садится и встречается взглядом с матерью. Она тихо улыбается, как будто каким-то своим мыслям, мудрой улыбкой много повидавшей и много знающей женщины, а в это время почти все сидящие за столом вскакивают на ноги и начинают буквально выкрикивать вопросы.

Водитель такси курил и слушал радио, развалившись на заднем сиденье и не обращая ни малейшего внимания на то, что его высунутые из машины ноги мочит дождь. Тем временем Тал и почти ничего не соображающая Наджья бежали по стеклянному переходу.

– Ах, миленький, как мы рады тебя видеть, – кричит Тал, заметив, что водитель включил свой желтый сигнал и несколько раз мигнул фарами.

– Вы очень похожи на людей, которым нужен транспорт. – Тал толкает Наджью в спину. – Как бы там ни было, сегодня ночью ввиду чрезвычайных политических обстоятельств особые расценки. Кроме того, вы заплатите мне и за время простоя. Ну, если согласны с моими условиями, то куда едем?

– Все равно куда, только подальше отсюда.

Тал вынимает палм и открывает видеофайл Наджьи с Эн Кей Дживанджи, а также пиратскую программу по определению адресов и телефонов. Никогда не знаешь, когда может понадобиться такая удобная штука.

– Мы едем? – спрашивает Тал, поднимая глаза от палма.

– Мне нужно прежде задать один вопрос, – говорит водитель. – Я требую гарантии того, что вы никак не замешаны в произошедших сегодня утром… э-э… беспорядках. Я, конечно, частенько осуждал недостатки и некомпетентность нашего правительства, но в душе очень люблю свою страну и ее руководителей.

– Миленький, они как раз те самые люди, что все это совершили. Преследовали ее и стреляли в меня, – отвечает Тал. – Поверь мне. А теперь поедем.

Шофер включает зажигание.

– С вашей подругой все в порядке? – спрашивает он, истошно сигналя, чтобы разогнать толпу фанатов «Города и деревни», стоящих с поднятыми руками, словно предлагающих жертву богу, и что-то зачарованно шепчущих в трансе. – Она какая-то не такая.

– Получила плохие новости о своей семье, – отвечает Тал. – А что с этими такое?..

– Они приносят пуджу богам «Города и деревни» за благополучный выход нашей страны из кризиса, – отвечает водитель. – Глупые суеверия, по моему мнению.

– Отнюдь, отнюдь, – шепчет Тал.

Когда такси выезжает на главную улицу, навстречу, разбрасывая вокруг фонтаны воды, появляется большая роскошная «тойота», до отказа набитая карсеваками. Голубоватый свет освещает их ножи и трезубцы. Тал провожает взглядом машину, невольно содрогаясь от ужаса. Если бы они задержались еще на две минуты, зачарованные сарисином…

– Я полагаю, вы хотите, чтобы я избегал подобных субъектов – наравне с полицейскими, солдатами, правительственными чиновниками и тому подобными? – замечает таксист.

– В особенности тех, что только что проехали.

Тал рассеянно касается контура штифтов под кожей, вспоминает сильнейший выплеск адреналина, город, полный ненависти, несущий смерть, и тот страх, который ньют испытал и который прежде казался невозможным. Вы еще не знаете этого, но я ведь сильнее вас, «нормальные», думает Тал. Крепкие, жестокие ребята, вы считаете, что улицы принадлежат вам, что вы можете делать все, что вам заблагорассудится, – и никто вас не остановит, потому что вы беспощадны, циничны, молоды… но простой жалкий извращенец-ньют одержал над вами победу. У меня в руках оружие, и оно сообщило мне местонахождение человека, который уничтожит вас с его помощью.

– Вам известно это место? – спрашивает Тал, перегнувшись через спинку сиденья водителя и показывая ему на дисплей палма.

За стеклами, за мерным стуком «дворников» на ветровом стекле темная ночь понемногу начинает уступать место серому утру. Таксист покачивает головой.

– Далековато.

– Ну что ж, а я тем временем высплюсь, – говорит Тал и поудобнее устраивается на засаленной обивке сиденья, делая вид, что собирается подремать.

На самом же деле ему просто не хочется вновь выслушивать бесконечную болтовню шофера о политическом положении в стране.

Но тут Наджья хватает Тала за руку и шепчет на ухо:

– Тал, что делать? Сарисин показал мне такие вещи из прошлого про моего отца из тех времен, когда мы жили в Афганистане. Тал, страшные вещи, о которых никто не знает…

– Элементарная ложь. Не забывай, что ты имела дело с сарисином, созданным специально для «мыльной оперы», и его главная функция состоит в том, чтобы из минимально возможного количества информации создавать истории с максимальным эмоциональным воздействием. Успокойся, сестренка, кому не приходилось узнавать всякие мерзости о своих родителях?..

Часа полтора «марути» пробирается между тлеющих куч мусора, объезжает контрольные пункты, проносится мимо баррикад из горящих машин. Тал слушает, как радио в двадцать четвертый уже раз исполняет национальный гимн. За тем следует очередной короткий бюллетень из бхавана Ранов об успехах правительства национального спасения в деле восстановления порядка и спокойствия в стране.

Ньют сжимает руку Наджьи, и она наконец перестает плакать, зажимая рот рукавом своей серой блузки.

Таксисту очень не хочется ехать на своей очаровательной «марути» по грязной неровной мощеной дороге.

– Дорогуша, за что я тебе плачу? Ты сможешь купить новое такси, – возмущенно восклицает Тал.

И тут по направлению к ним по длинной прямой мощеной дороге от обнесенного высокой стеной охотничьего домика выезжает большой «мерседес», наполовину скрытый серой пеленой дождя. Он громко и нервно сигналит. Тал проверяет местонахождение нужного палма, хлопает водителя по плечу и приказывает:

– Остановите эту машину.

– Остановить машину? – недоуменно переспрашивает водитель.

Тал распахивает дверцу. Шофер ругается, резко тормозит. Не слушая возмущенных криков, ньют выскакивает из такси под моросящий дождь и идет по направлению к «мерседесу». Фары светят прямо в глаза, слепят ньюта. От звука мотора у Тала содрогается все тело. Сигнал гулкий, стереофонический. Но Тала ничто не способно остановить. Прикрыв глаза рукой, ньют следует по направлению к «мерседесу». «Мерседес» мчится на Тала.

Наджья прижимает ладони к стеклу и кричит, видя, как автомобиль во всей своей забрызганной грязью роскоши несется на ньюта. И тщетно Тал поднимает руку. Тормоза визжат, и машину ведет юзом в липкой болотной грязи. Наджья от ужаса закрывает глаза. Она не знает, с каким звуком должны столкнуться полмиллиона рупий, потраченные на шедевр европейского машиностроения, с шедевром искусственного телостроения, но понимает, что сейчас произойдет нечто чудовищное. Но она ничего не слышит. Только стук тяжелой дверцы автомобиля. Наконец Наджья осмеливается открыть глаза. Мужчина и ньют стоят под дождем. Это Шахин Бадур Хан, думает девушка. Она помнит его по тем клубным фотографиям. Они предстают перед ее умственным взором: вспышка фотокамеры над темной обивкой, резным деревом, полированными поверхностями. И сейчас тот же разговор политика и ньюта. Но теперь ньют сообщает нечто такое, что наделено особой мощью и силой.

Шахин Бадур Хан значительно меньше ростом, чем предполагала Наджья. Она пытается представить, какими эпитетами сейчас его награждают. Предатель, трус, идиот, подонок. Но все обвинения в адрес Шахина несутся, подобно звездам, притягиваемым к черной дыре, к той комнате в конце коридора. Комнате, в которой она никогда не бывала, о существовании которой не имела ни малейшего представления, комнате в конце ее детства… Здесь, сейчас она является свидетельницей исторического события. Наджья пытается заставить себя преодолеть мучительное притяжение образов, нарисованных сарисином. Прямо перед твоими глазами, на изъезженной грунтовой дороге рождается новое будущее, и ты присутствуешь при этом. Ты находишься рядом с эпицентром борьбы гигантов политического мира. Здесь разворачивается история, которая может стать главной в твоей жизни. Перед тобой твоя пулитцеровская премия, а ведь тебе еще нет и двадцати пяти.

А всю оставшуюся жизнь ты будешь оглядываться на то, что случилось сегодня.

Кто-то стучит в окно машины. Шахин Бадур Хан наклоняется ниже. Наджья опускает стекло. У него серое изможденное лицо, глаза запали от усталости и страданий, и все-таки в них заметен какой-то огонек, словно от крошечной свечки, плывущей по широкой темной реке. Несмотря ни на что, несмотря на движение истории, которое вот-вот готово было раздавить его, Хан видит первый луч надежды.

Наджья вспоминает женщину, которая носила по арене боевых котов, израненных, порой истекающих кровью, но все равно рвущихся в бой.

Шахин Бадур Хан предлагает ей руку.

– Мисс Аскарзада. – У него значительно более глубокий голос, чем предполагала Наджья. Она принимает его руку. – Я надеюсь, вы простите меня, если сегодня утром я покажусь вам туго соображающим. Я был слишком сильно потрясен последними событиями, но должен выразить вам свою благодарность. Не за себя – я ведь всего лишь скромный государственный служащий, – но от имени моего народа.

Не благодарите меня, думает Наджья, я же была первой, кто продал вас, но вслух произносит:

– Хорошо, хорошо, спасибо.

– Нет-нет, мисс Аскарзада, вам удалось раскрыть заговор такого масштаба, такой немыслимой дерзости… Я даже пока не знаю, как поступить в сложившейся ситуации, от нее в самом буквальном смысле слова дух захватывает. Искусственный интеллект… – Он качает головой, и Наджья чувствует, как бесконечно он устал. – Даже при наличии той информации, которой мы сейчас располагаем, все еще далеко не закончено, и ни в коем случае нельзя сказать, что вы находитесь в безопасности. У меня есть план бегства. Все члены Сабхи Бхарата имеют план бегства. Я намеревался воспользоваться им вместе с женой, но моя жена, как вам известно… – Шахин Бадур Хан вновь качает головой, и на этот раз она чувствует его неспособность поверить в чрезвычайную, фантастическую изощренность заговора. – Скажем так: у меня все еще есть верные мне люди, занимающие довольно влиятельное положение, а те, в чьей верности я не могу быть уверен, по крайней мере получают за нее хорошие деньги. Я могу доставить вас в Катманду, но, к сожалению, оттуда вам придется добираться собственными силами. Я прошу вас только об одном. Я знаю, вы журналистка и являетесь обладательницей самой скандальной истории десятилетия, но, пожалуйста, не публикуй те ничего, пока я не разыграю свою главную карту.

– Да, конечно, – запинаясь, обещает ему Наджья. Конечно, что угодно. Ведь я ваша должница. Вы не знаете этого, но я ведь ваша главная мучительница…

– Спасибо. Огромное спасибо. – Шахин Бадур Хан поднимает голову и смотрит на окрашивающееся в кровавый цвет небо, прищуривается из-за мелкого моросящего дождя. – Да, для меня наступили самые мрачные времена. Пожалуйста, поверьте: если бы я хоть на мгновение мог предположить, что материалы, переданные вами, могут ухудшить положение в Бхарате… Но… Теперь я уже ничем не могу помочь моему премьер-министру, однако кое-что могу сделать для своей страны.

Шахин резко выпрямляется, окидывает взглядом пропитавшиеся муссонной влагой болота.

– Нам еще предстоит преодолеть некоторое расстояние, прежде чем мы сможем чувствовать себя в безопасности.

Хан крепко жмет ей руку и возвращается в свою машину. С Талом он обменивается быстрым, ничего не значащим взглядом.

– Политик? – спрашивает таксист, уступая дорогу «мерседесу».

– Это был Шахин Бадур Хан, – отвечает Тал. Ньют, промокший до нитки, сидит рядом с Наджьей на заднем сиденье. – Личный секретарь покойной Саджиды Раны.

– Черт возьми!.. – восклицает водитель, глядя вслед «мерседесу», который сигналит ранним автомобилям, выехавшим на проселочную дорогу. – Не любите вы Бхарат!

Штат сотрудников банка «Джамшедпурграмин» состоит из дюжины деревенских женщин, работающих по микрокредитным схемам более чем в сотне деревень. Некоторые из них никогда не выезжали за пределы своих бихарских сел, а некоторые вообще друг с другом никогда не встречались, но являются обладателями значительной доли акций «Рэй пауэр». Их агент-сарисин уровня 2,1 – простодушная маленькая женщина, пухленькая и постоянно улыбающаяся, с морщинистым лицом и ярко-красным биди на лбу. Она вполне подошла бы на роль сельской тетушки в какой-нибудь серии «Города и деревни». Женщина кланяется Вишраму, находясь в поле зрения его хёка.

– Голосую за решение, – произносит она приятным голосом и исчезает.

Вишрам уже многое просчитал в уме до того, как Индер вывела всю статистику на ментальный экран хёка. Следующий в списке – «Кей-Эйч-Пи холдингс», держатель восемнадцати процентов акций, самый крупный акционер компании, не являющийся членом семьи. Если Бхардвадж проголосует «за», значит, Вишрам выиграл. Если он проголосует «против», тогда Вишраму для победы понадобится поддержка одиннадцати из оставшихся двадцати блоков.

– Господин Бхардвадж?.. – спрашивает Вишрам.

Его руки неподвижно лежат на столе. Он не может поднять их. Они наверняка оставят на полированной поверхности два потных следа.

Бхардвадж снимает очки в титановой оправе и начинает специальным мягким платочком протирать их. Затем шумно выдыхает через нос.

– Все это крайне, крайне необычно, – заявляет он. – Единственное, что я могу сказать: при Ранджите Рэе подобное было бы невозможно. Но предложение довольно щедрое, и его, конечно, нельзя игнорировать. Поэтому я склоняюсь к положительному ответу и голосую за решение.

Вишрам позволяет своему кулаку и челюстным мышцам слегка сжаться, произведя молчаливое восклицание «Yes!». Даже в тот вечер, когда он одержал победу на конкурсе «Смешно – Ха! Ха!», Вишрам не испытал такого ощущения торжества, как то, которое вызывал у него теперь шепот, пробегающий из конца в конец стола. Они ведь все тоже хорошо просчитали свои выгоды и потери.

Вишрам чувствует, как обтянутая чулком нога Марианны Фуско на мгновение прижимается к его бедру под прозрачной поверхностью стола. Какое-то движение заставляет Вишрама поднять глаза. Его мать тихо выскользнула из зала.

Он уже почти не обращает внимания на формальности дальнейшего хода голосования. Лишенным всяких эмоций голосом Вишрам благодарит акционеров и членов правления за верность семье Рэй. А сам в эту минуту думает: моя взяла! моя взяла! я победил!.. Затем он заверяет присутствующих в том, что не обманет возлагаемых на него ожиданий, не подведет их и что сегодняшним голосованием они обеспечили великое будущее великой компании. А сам думает: сейчас я отведу Марианну Фуско в ресторан, в самый лучший из тех, которые можно найти в столице страны, терпящей позорное поражение в войне. Следует официальное приглашение для всех присутствующих пройти в конец коридора и собственными глазами увидеть то будущее, за которое они только что проголосовали.

А все мысли Вишрама – о мягком шелковом шарфе с узлами.

ОЧЕНЬ НАПОМИНАЕТ ПЕРЕГОН СТАДА ТЕЛЯТ, – посылает Марианна Фуско сообщение Вишраму, когда обслуживающий персонал «Рэй пауэр» пытается направить членов правления, исследователей, гостей, журналистов и разных других людей по кленовому паркету к демонстрационному залу.

Вихрь тел в коридоре неожиданно сталкивает Вишрама и Рамеша лицом к лицу. Рамеш выше брата на целую голову.

– Вишрам.

Большой Брат улыбается широкой и открытой улыбкой, которая кажется странной и немного жутковатой.

Вишрам не помнит Рамеша улыбающимся. Он всегда был серьезным, насупленным, каким-то слегка озадаченным и ходил, вечно понурив голову.

Рамеш долго и крепко жмет Вишраму руку.

– Прекрасная работа!

– Ты теперь богат, Рам.

И типичный для Рамеша жест – легкий кивок, глаза закатываются вверх, словно он ищет ответа на небесах.

– Полагаю, что да, просто неприлично богат. Но знаешь, богатство меня никогда особенно не интересовало. У меня есть к тебе одна просьба: найди мне какую-нибудь работу, связанную с энергией нулевой точки. Если правда все то, что ты сегодня говорил, то я всю свою жизнь шел в ложном направлении.

– Но ты же будешь присутствовать на демонстрации?

– Еще спрашиваешь! Ни за что на свете… ни за что во всей вселенной я бы ее не пропустил.

Рамеш нервно смеется. Третье правило настоящего комедианта, думает Вишрам Рэй: никогда не смейся собственным шуткам.

– Мне кажется, Говинд хотел с тобой поговорить…

Он столько раз репетировал эту встречу, самыми разными способами, на разные голоса, пытался учесть различные нюансы, продумать позу, но стоило наступить долгожданному мгновению – и все куда-то ушло. Вишрам не может выступить во всеоружии против идущего к нему круглолицего, смущенно улыбающегося, потного мужичка в костюме, который ему явно слишком мал.

– Извини, – говорит он, протягивая руку. Говинд качает головой и принимает ее.

– Вот почему, братец, тебе никогда не удастся ничего по-настоящему достичь в бизнесе. Ты слишком мягок. Слишком вежлив. Сегодня ты победил, очень многого достиг, так наслаждайся своей победой! Торжествуй. Прикажи охране снова вывести меня из этого здания.

– Одного раза довольно.

Пиаровская группа «Рэй пауэр» ведет толпу дальше. Вишрам и Говинд остаются в коридоре одни. Говинд еще крепче сжимает руку брата.

– Наш отец гордился бы тобой, но я по-прежнему сохраняю уверенность в том, что ты погубишь компанию. У тебя есть стиль, есть харизма, есть настоящий талант шоумена. Конечно, и в нашем деле такие вещи нужны. Но только на них строить бизнес нельзя. У меня есть предложение. Компания «Рэй пауэр» – так же, как и семья Рэй, – не должна быть разделена на противоборствующие части. У меня имеется устное соглашение с внешними инвесторами, но никакие официальные сделки пока не заключены, никакие документы не подписаны.

– Ты предлагаешь слияние подразделений? – спрашивает Вишрам.

– Да, – отвечает Говинд. – При том, что я буду руководить производственным.

Вишрам чувствует, что здесь скрывается какой-то подвох, но не может с ходу его раскусить.

– Я не могу сразу дать ответ на твое предложение, – говорит он. – После демонстрации. А теперь я хочу, чтобы ты увидел мою вселенную.

– И еще один вопрос, если позволишь, – почти шепотом произносит Говинд, когда они идут по коридору. – Откуда у тебя деньги?..

– От одного давнего компаньона отца, – отвечает Вишрам и каким-то внутренним слухом слышит тот звук, которого больше всего боятся комедианты, – звук собственных удаляющихся шагов.

Ему в голову приходит вдруг странная мысль: среди всех многочисленных вариантов сценария проведения сегодняшнего совещания, много раз отрепетированных, не было варианта на тот случай, если бы за тем широким овальным столом он внезапно умер.

Они находят небольшое место на полу рядом с дверью, под откидывающейся полкой проводника. Здесь они ложатся, забаррикадировавшись чемоданами и прижавшись друг к другу, как дети. Двери плотно закрыты, и Парвати сквозь крошечное окошко с матовым стеклом виден только кусочек неба цвета дождя; сквозь перегородку ей видна и дверь в следующий вагон. Тела пассажиров прижаты к твердому пластику и кажутся какими-то жутко расплющенными. Не просто тела – люди, человеческие судьбы тех, кто больше не может, подобно ей, жить в этом городе нормальной жизнью. Голоса тонут в шуме двигателей, в стуке рельсов. Она удивляется тому, что поезд, до такой степени перегруженный, может вообще двигаться, но какое-то особое чувство внутри и мерные удары неровной пластиковой стенки по спине заставляют Парвати поверить, что райпурский экспресс набирает скорость.

В вагоне нигде не видно никакого обслуживающего персонала. Нет ни кондуктора в традиционном белом сари с колесом Бхарата на плече паллава, ни разносчика чая, ни проводника, который должен был бы сидеть над ними, скрестив ноги.

Теперь поезд мчится на большой скорости. Мимо проносятся опоры линий электропередачи на фоне крошечного квадратика тусклого неба. На какое-то мгновение Парвати охватывает паника, ей кажется, что она едет вовсе не в поезде и не по железной дороге. Но потом молодая женщина решает – а какое, собственно, имеет значение, на чем она едет. Лишь бы подальше от прежней жизни.

Куда-нибудь подальше… Парвати прижимается к Кришану, берет его за руку – но так, чтобы никто не заметил, чтобы ни у кого не возникло ненужных мыслей на тот счет, чем там занимаются эти двое индусов. Ее пальцы натыкаются на что-то теплое и влажное. Она отдергивает руку. Кровь… Кровь растекается липкой лужицей в пространстве между их телами. Кровь прилипает к ребристой поверхности стены. Рука Кришана, сжатая в кулак и лежащая всего в нескольких миллиметрах от ее руки, красна от крови. Парвати отодвигается, но не от ужаса и отвращения, а просто чтобы лучше понять, что же все-таки происходит. Кришан сползает по стене, оставляя на ней красное пятно, пытается удержаться, опираясь на левую руку. Его белая рубашка, начиная от бедра и ниже, окрасилась в красный цвет, пропиталась кровью. Парвати видит, как с каждым вдохом, который он делает, из него изливается все больше крови.

Тот странный вздох, с которым он потащил ее к поезду во время выстрелов на платформе… Она видела, как пули отлетали рикошетом от стальных опор.

Лицо у Кришана становится пепельного цвета, цвета муссонного неба. Он дышит с трудом, руки дрожат. Долго он так не продержится: каждый удар сердца, каждый вздох изливают из его тела на пол вагона очередную порцию жизненной силы. Кровь лужей растекается вокруг его ног. Губы шевелятся, но он уже не способен произнести ни слова. Парвати тянет Кришана к себе, кладет его голову себе на колени.

– Все хорошо, любимый, все хорошо, – шепчет она. Конечно, молодая женщина может закричать, начать звать на помощь, просить, чтобы нашли врача, но она прекрасно понимает, что в переполненном вагоне ее никто не услышит. – О, Кришан, – шепчет она, чувствуя, как его кровь течет по внутренней поверхности ее бедер. – О, мой милый.

Его тело холодное, как лед. Парвати ласково касается его длинных черных волос, нежно перебирает их, а поезд несется все дальше на юг.

В холодном утреннем свете господин Нандха поднимается по ступенькам жилого комплекса Дилджит Раны. Он мог бы, конечно, воспользоваться лифтом – в отличие от старых комплексов, таких, как Шива Натараджа и Белый форт, в новых правительственных кварталах все работает исправно, – но ему хочется поддерживать в себе энергию, силу, внутренний импульс. Сыщик Кришны не позволит ему ускользнуть. Его аватары нитями паутины разбросаны между многоэтажными зданиями Варанаси. Он чувствует, как вибрации внутренней энергии города сотрясают мир.

Пятый пролет, шестой…

Господин Нандха намерен извиниться перед женой за то, что обидел ее в присутствии матери. В извинениях, конечно, нет никакой особой нужды, однако господин Нандха считает, что в супружеской жизни полезно иной раз и уступить, даже если ты и прав. Но она должна оценить его шаг, понять, чего он стоил ему во время расследования самого важного дела в истории их министерства. Дела, которое по завершении процесса экскоммуникации – в этом он ни на мгновение не сомневается – возведет его в ранг офицера расследования первого класса. И тогда они смогут проводить вдвоем счастливые вечера за рассматриванием рекламных проспектов с мебелью для новой квартиры в пригороде.

Минуя последние три пролета, господин Нандха насвистывает темы из «Кончерто гроссо» Генделя.

Когда он вставляет ключ в замок, ничего особенного не происходит. Не происходит ничего из ряда вон выходящего и когда он берется за ручку и поворачивает ее. Но за то время, которое проходит между прикосновением к ручке, ее поворотом и открыванием двери, Сыщик Кришны уже узнает, что там обнаружит. И начинает понимать смысл того откровения, что было ему в предрассветные часы в коридоре министерства. Именно в то мгновение жена и оставила его.

Обрывки музыки Генделя еще звучат в его слуховых центрах, когда он переступает порог квартиры и входит в совершенно новый период своей жизни, которая с этого мгновения становится абсолютно иной, ничем не похожей на прежнюю.

Ему незачем звать ее. Ее нет, она ушла и никогда не вернется. Остались вещи. Вот лежат ее глянцевые журналы, а на кухне рядом с гладильной доской стоит ее корзина с бельем, ее орнаменты, маленькие фигурки божеств занимают обычные места в ее домашнем святилище. В вазе свежие цветы, герань недавно полита. Но отсутствие жены чувствуется во всем: в мебели, в очертаниях комнаты, в коврах, в уютном уголке рядом с телевизором, даже в обоях. В освещении комнат, в кухонной утвари, в скатертях на столах. Утрачено полдома, полжизни и весь его брак целиком. Но природа почему-то не боится подобной пустоты. Жизнь продолжается, она пульсирует, у нее есть своя новая форма, новая геометрия.

Господин Нандха знает, что он должен произнести определенные слова, совершить определенные действия, испытать определенные чувства, соответствующие той ситуации, в которой он оказался. Но Сыщик Кришны ходит по комнатам в каком-то полутрансе, и у него на губах появляется некое подобие улыбки. Он как будто готовится к защите, словно матрос, во время тропического шторма привязывающий себя к мачте для того, чтобы лицом к лицу встретиться со стихией, бросить ей вызов. Поэтому господин Нандха прямо идет в спальню. Подушки с вышивкой, свадебный подарок от его коллег, лежат на кровати на своих местах. Дорогое издание «Камасутры» для успешного функционирования пары молодоженов – на прикроватном столике. В нем аккуратно перевернута очередная страница.

Господин Нандха наклоняется и вдыхает аромат страницы. Но нет… Он не желает знать, была ли какая-либо вина на его жене. Он открывает раздвижные деревянные двери, проверяет, что она взяла, уходя, а что оставила. Золотистые, голубые, зеленые сари, белый шелк для официальных приемов… Восхитительные прозрачные малиновые чоли, в которых она так ему нравилась и которые так волновали его, стоило увидеть в них жену в комнате или в саду. Она забрала с собой все мягкие ароматизированные вешалки, оставила только дешевые алюминиевые и проволочные, давно растянувшиеся и потерявшие форму.