Глава 16

Джанкал Плэйс располагалась высоко на террасированном холме, нависая над кампусом Уэствуд. Это была тупиковая улица длиной в квартал с домами на одной стороне и крутым обрывом на другой. Восьмой, последний дом стоял вдалеке от остальных на покатой лужайке, оканчивающейся у боковой дорожки каменной стеной, которая обрывалась бетонными ступенями. Дом был сделан в псевдотюдоровском стиле с облицовкой из темного дуба, со свисающими карнизами, свинцовыми оконными переплетами. Стукнув в огромную дубовую дверь, я почувствовал себя персонажем из «Макбета».

Цветная служанка в переднике открыла дверь и с подозрением уставилась на мой портфель.

— Мистер Ричарде дома?

— Не знаю. А вам что угодно?

— Скажите ему, что я пришел поговорить об ограблении.

— Вы из полиции?

— Ага. Добровольный помощник.

— Что же вы сразу не сказали? Входите. Думаю, он вас примет.

Она провела меня в комнату с высоким укрепленным балками потолком, стены которой были заставлены шкафами с книгами. Но, глядя на эти роскошно переплетенные фолианты, становилось понятно, что их ни разу не брали в руки. Было похоже, что их оптом закупили, поставили в соответствии с обстановкой и позабыли напрочь.

Внезапно от двери ко мне, наклонившись вперед под углом градусов в 30, ринулся маленький, круглолицый, с белесыми волосами человечек. Видимо, он свыкся со столь неудобным способом передвижения. Подскочив, человечек энергично потряс мою ладонь.

— Рад вас видеть, сержант, всегда рад видеть представителя вашей славной организации. Потрясающая у меня здесь библиотека, да? Одних книжек на пять тыщ. Жаль, времени нет все это прочитать. А вон тот орган в нише тянет на три пятьсот. Садитесь же! Хотите что-нибудь выпить?

— Нет, спасибо. И кстати сказать, я не полицейский, а офицер по надзору за условно осужденными. Фамилия Кросс.

— Ясненько, — произнес он с таинственным видом. — Я преклоняюсь перед тем, что вы, ребята, делаете. Сигару?

— Нет, благодарю.

Он зажал в кулаке тонкую длинную бледно-зеленую сигару и сунул ее в рот.

— Вы не представляете себе, от чего отказываетесь, — нахваливал он. — Их специально изготавливают для меня на Кубе. Стоят — четыре с половиной сотни за тыщу. А тыщу я скуриваю за два месяца. Вы, конечно, можете подумать, что здоровье у меня никудышное, но нет, сэр. Ставлю на кон и выигрываю. Сегодня, например, пари на двести долларов.

— Вы просто молодец, мистер Ричарде.

Ирония отскочила от него словно мячик. Он лучезарно улыбнулся.

— Я вам не Бобби Джонс и достаточно зарабатываю, чтобы оплачивать клубные долги. Я умен и покупаю вещи за бесценок. Не говоря о личных контактах... — Он зажег сигару и, причмокнув, выпустил клуб дыма. — Леа сказала, что вы пришли по поводу ограбления. Неужели обнаружили остальное барахло?

— Боюсь, что нет. Я бы хотел получить кое-какую информацию.

— О барахле?

— О грабителе, — поспешил сказать я, но его уже прорвало.

— Вам, наверное, приятно будет узнать, что страховая компания полностью оплатила убытки. В совокупности это составило тысячу четыреста двадцать долларов, куда входят и триста сорок долларов за костюм. Показал счет от портного, они и заткнулись. Новенький костюмчик, только раз в чистке побывал. Кстати сказать, его как раз из чистки прислали. Висел на вешалке у запасного входа. Видимо, грабитель прихватил его с собой, когда уходил.

— А что грабитель?

— Его видела Мэйбл — моя жена. Она с ним довольно долго беседовала. Как вам понравится? Пригласила его, понимаете, в дом и обращалась как с королевской персоной, пока он тащил из-под ее носа всякие безделушки. — Он насмешливо заквохтал. — А чего это вы интересуетесь? Еще кого-нибудь подозреваете?

— У меня с собой несколько фотографий. — Я похлопал по портфелю. — Могу я переговорить с вашей женой?

— Не вижу причин, почему вам этого не сделать. — Ричарде разинул рот, чтобы заорать, затем, подумав, закрыл и нажал кнопку звонка. — Надо и слугами попользоваться. Бог свидетель — они мне недешево обходятся. Одна эта служанка стоит двести долларов в неделю, а еще и питание. Мне платили меньше, когда я только начинал в этой чертовой компании...

Я ловко отразил вопросом биографическую атаку:

— Если я вас правильно понял, то по этому делу был арестован подозреваемый?

— Не арестован. Это оказался совсем не тот. Может, Мэйбл и доверчива, но память на лица у нее ой-ей-ей!.. Уж я-то знаю. Так вот, страховщики не стали даже обращаться в полицию. Не было никакого дела.

— А кто просил вашу жену опознать грабителя?

— Следователь из страховой компании. Это было на следующий день после того, как нашлись часы. Пришлось вернуть им часть денег. Двести долларов. Часы были так себе. Те, что с брильянтами, жена держит в сейфе.

Мне еще ни разу не приходилось допрашивать более обстоятельного и готового на все, только бы преступник был пойман, свидетеля. А быть может, Ричарде был просто болтун.

— Итак, сыщик из страховой компании обнаружил женские часы? — спросил я с надеждой.

— Точно. Они всплыли пару недель назад в ломбарде, в восточном Лос-Анджелесе. След привел к человеку, который их заложил: им оказался фотограф из Пасифик-Пэлисэйдс.

— Значит, фотограф.

— То-то и оно, грабитель ведь тоже был фотографом либо притворялся. Но оказалось, что это не тот. Заложивший часы сказал, что купил их у посетителя. По-видимому, он говорил правду. Мэйбл ездила в студию, в Пасифик-Пэлисэйдс, вместе со страховым сыщиком. Прошла прямо к нему и начала разговор, якобы хотела сфотографироваться. Ну и разыграла она там представление — будь здоров! Ведь Мэйбл до сих пор в душе актриса. В свое время она классно играла. Я лично снял ее в тринадцати картинах.

В дверях появилась служанка.

— Вы вызывали меня, мистер Ричарде?

— Попроси миссис Ричарде спуститься и присоединиться ко мне в библиотеке.

Когда служанка удалилась, я сказал:

— А миссис Ричарде здорова? Сердечко или еще что не пошаливает?

— Мэйбл здорова как лошадь, — испытующе посмотрел он на меня.

— Просто эти фотографии — они сделаны с покойника.

— Он умер?

— Не просто умер. Его здорово покорежило. Я обязан был вас предупредить.

— Мэйбл переживет.

— Что это я переживу, Джейсон?

Из-за наших спин бесшумно появилась женщина. Высокая, стройная, она была одета в узкое вечернее платье. С ее маленькой, изящной головки седеющие темные волосы волнами скатывались на красивые загорелые плечи.

— Что я должна пережить? Во что это ты меня втравливаешь, а? — Она улыбнулась.

— Вот тут у офицера — мистера Кросса, если не ошибаюсь? — фотографии покойника.

— И зачем вы их принесли, мистер Кросс?

— Я подозреваю, что это тот самый человек, который ограбил ваш дом.

— Во-первых, он не то чтобы ограбил...

— Это точно! — вломился Ричарде. — Ты чуть ли не силой затащила его к нам и преподнесла барахлишко на серебряном блюдечке. И если бы не страховая компания, то мне бы это обошлось в тыщу четыреста двадцать долларов. Нет, — я почти услышал, как щелкнула в его голове счетная машина, — тыщу двести двадцать долларов, после того как они вернули твои часики.

Жена положила руку ему на плечо и стала терпеливо втолковывать:

— Но ты ведь получил страховку, так что это не стоило тебе ни гроша. Надули не тебя, а меня.

— Как же это произошло, миссис Ричарде?

— Очень естественно, знаете ли. Однажды ранним утром мне позвонил этот молодой человек с очень приятным голосом. Это было в феврале.

— В январе, — поправил муж. — Двенадцатого января.

— Ну пусть в январе. Он сказал, что работает фотографом в журнале «Для дома, для семьи», что наслышан о нашем доме, о том, какой он красивый, и все такое прочее, и не буду ли я против, если он сделает у нас несколько снимков. Я, разумеется, сказала, что не буду. Я ведь пресловутая обалдуха, да к тому же так горжусь этим домом.

— Естественно, — снова встрял ее муж. — У тебя большой красивый дом — почему им нельзя погордиться? Он обошелся в кругленькую сумму, состоящую из шести...

— Помолчи, Джейсон. Так вот, этот человек появился ближе к полудню вместе с оборудованием. Я провела его по дому, он делал снимки, а может, только притворился. Мне и в голову не приходило заподозрить его в чем-то, и надо признать, что я весьма неосторожно оставляла его одного в некоторых комнатах. В общем, чтобы сократить это повествование, он прихватил то, что плохо лежало, откланялся и был таков. Я даже угостила его бутылочкой пивка.

— Эля, — сказал ее муж. — Эля «Басс», импортированного из Англии.

— За бешеную сумму, — сказала она со смехом. — Не обращайте внимания на Джейсона, мистер Кросс. На самом деле он не корыстолюбив. Просто он переводит свои чувства на язык денег. Сколько я стою, например, Джейсон?

— Для меня?

— Да.

— Миллион долларов.

— Скряга, — засмеялась она и ущипнула его за щеку. — А кто-нибудь предлагал тебе миллион?

Ричарде вспыхнул.

— Не говори так. Это недостойно леди.

— А я не леди. — Она повернулась ко мне, и ее улыбка угасла. — Я готова взглянуть на ваши фотографии, мистер Кросс.

Я стал подавать их по одной, при этом внимательно изучая ее реакцию.

Ее лицо стало очень печальным.

— Бедняга. Что с ним случилось?

— Переехало машиной. Узнаете его?

— Думаю, это тот самый человек. Поклясться, конечно, не могу, но...

— Вы уверены?..

— В общем — да. Когда он умер?

— В феврале.

Она вернула мне фотографии и взглянула на мужа.

— Видишь?.. Я же говорила, что в Пасифик-Пэлисэйдс был не тот человек. Он и старше, и темнее, и плотнее сбит, и совершенно не похож на того, который приходил.

— И все-таки мне бы хотелось с ним побеседовать, — сказал я. — Где находится его студия?

— Адреса не помню. Попробую растолковать, как туда добраться... Знаете светофор на перекрестке Сан сет-бульвар и приморского шоссе? Оттуда, в полумиле к северу, в одном из захудалых домишек, что натыканы между шоссе и пляжем...

— Если ехать на север, дом находится с левой стороны?

— Да. Думаю, не ошибетесь. Это единственная фотостудия в том районе; на стене намалевано что-то вроде вывески, а в окне натыканы фотографии. Старые, грязные, раскрашенные от руки фотографии. — Ее передернуло от омерзения. — Это одно из самых мрачных мест, которые мне встречались в жизни.

— Почему?

— Знаете, с первого взгляда становится понятно: здесь живут неудачники... Все в таком запустении... А этот «мастер»... Он ведь даже не знает дела, которым занимается.

— Мэйбл не выносит неудачников, — встрял Ричарде. — Это напоминает ей о днях юности. Моя жена в то время жила в таком, извиняюсь, бардаке! Ну а потом я ее открыл...

— Скорее уж я открыла тебя, Джейсон.

— Ваш муж сообщил, что вы разговаривали с этим «фотографом».

— Верно. Сыщик предложил мне разыграть сценку «посетительница», чтобы хорошенько рассмотреть человека и послушать голос. Я стала спрашивать о ценах и размерах снимков, так этот «фотограф» ничего не знал. Пришлось справляться у девушки.

— У какой девушки?

— У ассистентки, такой миниатюрной блондинки. Видимо, жены. Чем угодно могу поклясться, что он ей даже жалованье не платит. Девушка недурна собой, хотя, может, это мне только показалось? Но, в общем, она меня узнала. Наверное, видела мои старые картины по телевидению.

— Не смей упоминать эту дрянь в доме! — закричал муж.

— Извини. Вы только представьте себе: она попросила у меня автограф! Никто этого не делал последние несколько тысяч лет.

— Описать ее можете?

— Такая, знаете ли, малышка с коротко подстриженными «под мальчика» волосами. Глаза у нее красивейшие: темно-синие, но она их совершенно жутко красит и этим все портит. Много у нее на лице косметики: помады, пудры, теней, туши... Вот сейчас я почти уверена, что она — его жена. Припоминаю, она называла его Артом.

Арт Лемп и Молли Фоон. Во рту у меня пересохло.

— А мужчина, миссис Ричарде? Как он выглядел?

Увидев, как меня зацепило, она стала очень тщательно подбирать слова.

— К нему больше всего подходит слово «аморфный». У него был, знаете, такой обвисший, будто резиновый рот, — как бы его получше описать? Такой рот, который может превратиться во что угодно. Я обращаю внимание на рты — в характере человека они много значат...

— Возраст?

— Трудно сказать. Лет пятьдесят пять — шестьдесят.

— Лысый?

— Нет. Я тогда подумала, что он носит парик. Слишком уж аккуратно лежали его волосы, что, кстати, совсем не вязалось с остальным его видом.

Я вышел в холл.

— Большое спасибо. Вы мне очень помогли.

— Надеюсь, — сказала женщина.

Ричарде проводил меня до входной двери.

— Послушайте, Кросс, что все это значит, а? Он что, скупщик краденого?

— Слишком долго рассказывать. А времени у меня маловато.

— Ну, как знаете. — Он вышел на крыльцо и глубоко вздохнул. — Прекрасный вечер, замечательный вид. Хорошо было бы построить там, внизу, университет. Атмосфера культуры бодрит, знаете. Люблю я ее, культуру...

— Физкультуру, — послышался голос его жены. — Всего доброго, мистер Кросс. Удачи вам.

Глава 17

Сделав по Сансет поворот налево, я влился в поток автомобилей, кативших на запад. Потом обогнал несколько машин, поравнялся с «кадиллаком» и позволил ему обойти меня на неогороженном повороте. Депрессия, охватившая меня утром, когда я узнал о похищении, давила меня все сильнее и сильнее. И хотя я не нашел мальчика, но, по крайней мере, чем-то занимался. Сейчас проезжал, например, широкий дуговой скат, ведущий в самое пекло.

Внезапно в потоке машин образовалась широкая брешь. Я обогнал «кадиллак» и сейчас шел на большой скорости. Фары, подобно безумным глазам, выныривали из ночи, и со вздохами и хрипеньем машины проносились мимо. Я свернул на последнем повороте, ведущем к берегу моря, и, подождав зеленого сигнала, поехал направо.

Высокий эродированный берег вел к морю. Я катил по левой полосе, внимательно вглядываясь в строения на противоположной стороне. Пестрый ряд разноцветных и разномастных построек вцепился в край прибрежной дороги. Это были либо обычные пляжные домики на двенадцати — пятнадцатифутовых участках, либо одноэтажные съемные сарайчики. Присутствовало также несколько магазинов, торгующих сувенирами из резного красного дерева, картинами маслом, тканным вручную полотном, керамикой — этакая богемская роскошь а-ля «чертовы кулички». А сзади зевал тяжелый серый океан.

Увидев вывеску «Фотография», я пустил машину совсем ползком. Огромный грузовик разочарованно проревел, когда ему не удалось превратить в лепешку зад моего бедного автомобиля. Я поспешно включил сигнал левого поворота и, увидев брешь в потоке машин, двигавшихся на юг, бросился туда. Припарковаться, кроме как у самого дома на обочине шоссе, было больше негде.

Ни в жилой части дома, ни в студии свет не горел. Сквозь завазюканное стекло я увидел образцы фотографий. На всех крупных плывущим почерком было выведено — «Керри». Здесь находилась точка пересечения случайных судеб.

На заднем крыльце магазинчика я заметил пробивающийся из-под двери луч света, но постучал в парадную, стеклянную. Пустой темный прямоугольник внезапно ожил. В нем появилась молодая женщина, которая застыла, положив руку на дверную ручку-кнопку. Не видя, кто стоит на крыльце, она крикнула, и ее голос, прозвучавший из-за стекла, показался мне тонким и слабым:

— Арт? Это ты, Арт?

Я крикнул:

— Он попросил кое-что вам передать!

Она подошла ближе: ее гигантская тень вышагивала впереди; я услышал тихое шлепанье ног. Голова придвинулась к стеклянной панели: вместо лица — белая клякса, на ней — черные провалы глаз и чуть ниже — рот. И все это в ореоле освещенных сзади желтоватых волос. Мне показалось, что я вижу череп.

Черный рот задрожал:

— Если он намеревается вернуться, передайте, чтобы лучше и не пытался.

— Именно поэтому я здесь...

— Скажите, что после всех его выкрутасов я до него десятифутовой палкой не дотронусь. — Ее дыхание снова стало ровным. — Так зачем вы пришли?

— Впустите меня, Молли. У нас есть о чем потолковать.

— Мы не знакомы. Кто вы такой, интересно знать?

— Я видел сегодня Арта. Вообще-то он неважно себя чувствовал.

— А вот это меня очень мало волнует. — Бурк ее точно описал. — Если вы приятель Арта, то можете убираться. И передайте ему мои слова.

— Не могу. Он стал очень плохо слышать.

— Купите ему слуховой аппарат. Спокойной ночи. Уходите. — Но лицо ее оставалось прижатым к двери, нос расплющился о стекло. — Чего вам еще?

— Пустяки. Мне нужны сведения.

— Почему бы вам не спросить Арта? Он ведь так кичится, что все про всех знает, он вам о любом может что угодно наплести.

— Говорить он тоже не может.

Темные глаза распахнулись до предела.

— Его поймали? — Ее рот прижался к стеклу, потом немного отодвинулся, и я увидел на двери грубый отпечаток губ.

— Так мы можем всю ночь с вами болтать. Впустите меня, и я расскажу все, как есть. А потом это сделаете вы.

— А как мне удостовериться в том, что с вами нет Арта?

— Надо выйти и посмотреть.

— Ну нет. Отсюда вы меня не выманите. Вы кто? Полицейский?

Мне надоело.

— Что-то вроде этого. Офицер по надзору за условно осужденными.

— Ну тогда при чем здесь я?

А дверь все-таки хоть и без особой охоты, но открыла. Я сунул в образовавшуюся щель ногу.

— У меня как в аптеке — чисто и красиво, — сказала девушка.

— Когда вы в последний раз видела Арта?

— Пару недель назад. Он здорово набузил. Я его из себя вывела.

— Он ваш муж?

— Не сказала бы. Мы были э-э... деловыми партнерами. Я пристроила его сюда после того, как Керри свинтил в неизвестном направлении. Но больше его на порог не пущу. Этот гад наложил на меня свои грязные лапы. Мне очень приятно, что ему худо.

Внезапно ее стала бить крупная дрожь.

— Ветер такой зябкий... Ненавижу, когда с моря дует холодный ветер. Если хотите поговорить — входите. Все равно делать нечего. Зимой предпочитаю бездельничать. В душе я — медведь. А с тех пор как Керри смотался, мне и поговорить не с кем.

Снова налетел пронизывающий ветер. На девушке было всего лишь легонькое платьице без рукавов.

— Минутку, Молли. — Я достал из машины портфель.

— Что это там у вас?

— Покажу в доме.

Она распахнула и, когда я вошел, осторожно прикрыла за мною дверь. Задняя комната с двумя большими окнами и дверью в самом конце была оборудована под студию. За шторами, задыхаясь от ярости, билось в берег море и ревел ветер. Словно непрошенные гости, которых не пускают в дом. В углу беспорядочной кучей были навалены предметы фотографического ремесла — треноги, подставки для софитов, лампы.

Свет шел из противоположной части студии, где Молли, по-видимому, жила. Напольная лампа была укутана чулками и нижним бельем. Истерзанная диван-кровать указывала на то, что человек, который на ней спал, судя по всему, мучился кошмарами. В углу за покрытой пятнами раковиной с выплеснутыми туда опивками кофе стояла газовая плитка. На полу валялись разорванные газеты. Судя по обстановке, жизнь Молли явно расползалась по швам.

Но, несмотря на это, девушка оказалась чистенькой и ухоженной. Ее зализанные назад волосы лаково блестели, платье — хорошо отутюжено, руки — изящные, белые.

Она укрыла их коричневой шерстяной кофтой и, усевшись на краешек постели, подоткнула полы под ноги.

— Ненавижу, когда это море орет... И чего я вообще сюда приперлась? — Интонация поехала вниз. — Там, откуда я приехала, летом ночи теплые. Вообще-то, когда шторма нет, здесь тоже неплохо...

— А откуда вы приехали, Молли?

Глаза ее моментально застыли.

— Не ваше дело. Мне уже двадцать один, и законы я не нарушала. Вы мне нечего не сделаете!..

— Меня интересуют ваши друзья. Керри Сноу, Арт Лемп, Фред Майнер.

— Фред кто?

— Фред Майнер. — Я описал его.

— Не знаю никакого Майнера. Остальных двоих — да. А зачем они вам понадобились?

— Забавно, что вы спрашиваете об этом, Молли.

— Почему? Вы ведь коп, так? Вы ведь приехали сюда не для того, чтобы наслаждаться изысканной беседой в моем обществе. — Она сглотнула и искоса посмотрела на меня. — Вы видели Керри? — В ее голосе послышалась робость.

— Не теперь. Как давно он ушел от вас?

— Не помню, где-то месяца три назад. Мы здесь и пяти недель не прожили к тому времени. Но меня это не удивило. Я знала, что рано или поздно он попрется за ней. Эта женщина была его идеей фикс.

— Не могу уследить за вашей мыслью.

— А, ерунда.

— Когда вы видели его в последний раз, Молли?

— Говорю же вам — три месяца назад. Это был февраль, начало февраля. Незадолго до дня святого Валентина[5]. Я-то все надеялась, что он объявится к празднику. Но ошиблась. — Ее глаза, словно два темно-синих прожектора, обшарили мое лицо. — Может быть, вы работаете в системе досрочного освобождения заключенных?

— Ему это не нужно. Керри мертв.

Ее зубы клацнули. Звук с трудом прорывался из-за сжатых губ.

— Вы лжете. Керри не может быть мертв. Он слишком молод.

— Он погиб страшной смертью. Это случилось незадолго до дня святого Валентина.

— Вы хотите сказать, что его убили?

— Я расследую это дело.

— Для чего же вы пришли ко мне?

— Потому что вы его знали.

— Я вам не верю. Я не верю в то, что он мертв. Вы лжете, вы пытаетесь меня запугать!..

Я показал ей фотографии Сэма Дрессена. Она вяло подержала их, потом карточки, как маленькие рыбки, выскользнули из ее пальцев на пол. Дернувшись вбок, девушка повалилась на кушетку. Ноги ее висели как сломанные палки. Напряжение челюстных мышц ослабло, и рот широко раскрылся. Глаза таращились в пустоту. Она уткнулась лицом в измятую простыню и издала долгий протяжный вой. Потом накинула кофту на голову.

Я положил фотографии обратно в портфель. Руки у меня дрожали, и последний снимок порвался.

Молли лежала совершенно тихо. Она подтянула ноги к голове и вжалась лицом в колени. Девушка словно возвратилась в эмбриональное состояние и ни в какую не желала вылезать на свет.

Я тронул ее за дергающееся плечо.

— Молли.

— Уйдите. Оставьте меня в покое. — Ее приглушенный кофтой голос был по-детски тонок.

— Вам нравился Керри?

— Зачем вам это?

— Затем, что, по-моему, он был убит.

Она отшвырнула в сторону кофту и приподнялась на руках. Если бы не размазанная вокруг рта губная помада, можно было подумать, что она совершенно спокойна. Слез в глазах не было. Девушка встала на колени.

— Кто это сделал?

— Доказательств убийства нет. Он был раздавлен машиной. До сегодняшнего вечера его даже не могли опознать.

— Арт Лемп, — сказала она. — Он вернулся на «крайслере», принадлежавшем Керри...

— Вернулся откуда?

— Оттуда, куда они поехали. Керри не сообщил куда именно. В тот день он уехал вместе с Артом, и с тех пор я его больше не видела. — Она осеклась, и взгляд ее затуманился воспоминаниями.

— Я слышала, как ночью Арт сказал, что видел эту женщину. И пообещал отвезти к ней Керри.

— Это та женщина, которую вы упомянули ранее?

— Да, та самая, из-за которой он прокуковал в тюряге. Она навела на него федрил и засадила на шесть лет в Портсмутскую тюрьму. Керри искал ее с тех самых пор, как освободился.

— И когда же это произошло?

— Прошлым летом. Мы встречались примерно в то же время.

— И как звали эту женщину?

— Понятия не имею. Я знаю только то, что он мне рассказывал: она его подставила, и он с ней решил поквитаться.

— А где она жила?

— Без понятия. Да и какое это теперь имеет значение? Лемп рассказал Керри небылицу для того, чтобы выманить его из дому и укокошить в тихом месте.

— Вы это знаете наверняка или только догадываетесь?

— Я знаю Арта Лемпа: такой правды даже под дулом пистолета не скажет. Арт вернулся на «крайслере» и сказал, что Керри решил уехать из этих мест и потому продал ему свою машину. Я спросила: куда же уехал Керри? Лемп сказал, что не имеет представления. Но он все знал...

— Думаете, он выманил Керри якобы в погоню за женщиной, а сам его прикончил?

— Ему ведь я была нужна — вот что. Он двинулся на мне, так-то. Вот правильное слово — двинулся. А у меня тоже ума хватило. Зачем я только ему позволила?..

— Вот именно? Зачем?

— Из-за Керри, конечно... Одиноко здесь, ренту надо платить.

Да-а, только вот помощи от вечно полупьяного Арта — как от козла молока...

— И когда вы его выставили?

— Пару недель назад. Увидела, что он стибрил мои часики, которые Керри мне подарил на помолвку. Вот тогда мы и поцапались с Артом, и этот ублюдок меня избил. Такого я стерпеть не могла, потому и сказала: убирайся, иначе вызову полицию. Улики у меня на спине. Хотите посмотреть?

Она встала и принялась стаскивать с себя платье.

— Оставьте, — сказал я. — Значит, Лемпа вы больше не видели?

— Зато слышала. Он вечно названивал, умолял приехать к нему. Наобещал с три короба: и шубу норковую, и новую машину, и поездку в Гонолулу. Я сказала, что лучше с Франкенштейном буду жить, чем с ним...

— Вы случаем не знаете, где он живет?

— В каком-то отеле в Лонг-Бич; по крайней мере, оттуда он звонил мне в четверг.

— Что за отель?

— Кажется, «Нептун». Арт совершенно чокнулся, все ныл, чтобы я к нему приехала. Но я ему врезала, что не мазохистка.

Глава 18

Мы двинулись на юг, к Санта-Монике. Было начало двенадцатого, и движение на дороге заметно поубавилось. Огни города, находящегося южнее, походили на гигантский, катящийся вниз по склону и разбрызгивающий снопы искр фейерверк. На пляже перед Санта-Моникой почти никого не было, за исключением нескольких парочек, понадеявшихся на любовный пыл, а скорее, на автомобильные обогреватели.

Дул сильный береговой бриз, и передние колеса моей машины елозили по песку. Над морем стояло пыльное облако.

Отвернувшись, Молли наблюдала за этим серым вторжением.

— Ненавижу это место, — сказала она. — Страна нелюдей. Смотрю на океан, думаю, насколько он глубок и широк, и это приводит меня в бешенство. Керри рассказывал, что он шириной в десять тысяч миль. Вы это знали?

— Во время войны мне приходилось пересекать его.

— Керри тоже. Корабль, на котором он служил, избороздил океан вдоль и поперек. Минуту назад я подумала — видимо, действительно свихнулась, — что, быть может, Керри снова куда-то поплыл, но на этот раз путешествие завело его в такую даль, что ему оттуда никогда не вернуться. — Она наклонилась вперед и прижалась лицом к ветровому стеклу. — Здесь так темно. И одиноко.

Она подняла воротник пальто до ушей. Макушка ее блестела, словно золотое яичко в коричневом гнезде. Когда я свернул на шоссе, в глубь материка, Молли обернулась и стала наблюдать за морем в заднее окошко до тех пор, пока полоска воды не скрылась из виду.

— Так откуда же вы приехали, Молли?

— Не скажу. А то вы еще отправите меня обратно.

— А я-то думал, что вы захотите вернуться домой после того, как столько здесь наколбасили.

— Я и не надеялась, что мой жизненный путь будет чересчур легким. — Ее голос стал монотонным, словно у цитирующего Библию фанатика. — Стать звездой не так уж просто, даже если ты красотой и талантом наделена. Если не верите мне — почитайте кинематографические журналы.

— Вы весьма симпатичны. Так, значит, у вас и талант имеется?

— Не симпатична, а красива, — поправила она меня. — Компетентное жюри признало меня красивой. Во-первых, классические пропорции: тридцать пять — двадцать три — тридцать пять. Хотите продемонстрирую? Некоторые роли я знаю наизусть.

— Пока веду машину, я вряд ли смогу оценить вашу игру по достоинству. Скажите, а для чего вы сюда приехали? Чтобы участвовать в конкурсе красоты?