Глава 29

Я шел в гору к машине. Вокруг не было ни души. Опустившееся в океан солнце у тянуло за собой всех жителей.

В приемной доктора Брокау на втором этаже горел свет.

Я поднялся в старичке-лифте и подергал за ручку двери приемной. Заперто.

Мужской голос за дверью спросил:

— Кто там?

— Лу Арчер. Я говорил с вами по телефону о Гарольде Шерри.

— Ясно.

Некоторое время была полная тишина, затем зазвенели ключи на связке и один стал поворачиваться в замке. Дверь медленно открылась — внутрь, словно под давлением моего желания общаться с хозяином. В проеме показался силуэт доктора Брокау — человека среднего роста, с огромной головой.

Когда он отступил в сторону, давая мне пройти, я заметил, что его гигантская голова в основном состояла из шевелюры и бороды. Из этих зарослей на меня смотрели глаза лесного обитателя — темные, чуткие и слегка встревоженные.

— Извините, что не дождался вас тогда. Но я действительно не мог. А теперь, раз уж приехали, входите.

Я проследовал за ним через комнату для пациентов в кабинет. Он закрыл дверь и, опершись на нее, поглядел на меня с каким-то подозрением. В его бороде была седина, но глаза смотрели по-молодому. Вскоре взгляд его заметно смягчился.

— Вы, по-моему, сильно устали.

Это прозвучало скорее как выражение сочувствия, нежели вердикт врача. Но так или иначе, я вдруг понял, как он прав. Усталость накатывала волнами, омывая тело, ударяя в голову.

— За последние двадцать четыре часа я много где побывал. Но в результате оказался нигде.

— Это место, по-вашему, называется нигде? — сверкнул он белозубой улыбкой. — Присаживайтесь, мистер Арчер, дайте отдых ногам.

Я подождал, пока он не запер дверь и не перешел к другому концу стола. На столе стоял его черный медицинский чемоданчик, а также фотография женщины с глазами, напоминавшими его собственные. Он протянул руку и положил фотографию лицом вниз, словно не желая, чтоб эта женщина нас слушала. Я спросил:

— Неотложный случай — это Гарольд Шерри?

— Я бы не хотел это обсуждать.

— Значит, это Гарольд.

— Вы делаете необоснованные и поспешные выводы.

— Тогда скажите, у кого вы были?

Он наклонился через стол и заговорил с необычным жаром:

— Я лично несу ответственность за моих пациентов. Вы не имеете права допрашивать меня.

— Если вы считаете это допросом, то...

— Не надо угрожать мне, мистер Арчер, — повысил он голос. — Мне и раньше пытались угрожать, и, смею вас уверить, ничего хорошего из этого не вышло.

— Я и в мыслях не держал угрожать вам. Но мне кажется, вас вовлекли в ситуацию, смысл которой вам не очень понятен.

Его настроение мгновенно изменилось.

— В этом я не вижу ничего необычного. Такова моя жизнь.

— Я и сам, признаться, многого тут не понимаю. Я подозреваю, что произошло тяжкое преступление, может быть, не одно. Вчера вечером исчезла молодая замужняя женщина, Лорел Рассо. Сегодня днем Гарольд Шерри получил за нее выкуп в сто тысяч долларов. В то же время он выстрелил в отца Лорел, который, в свою очередь, выстрелил в него. Они оба ранены, а Лорел так и не обнаружена.

Он слушал мой рассказ, и лицо его менялось, словно он сам участвовал в событиях. Брокау оказался очень впечатлительным человеком, пожалуй, даже слишком чувствительным для своей профессии. Возможно, он и бороду отпустил, чтобы прятать свои чувства.

— Вы видели Гарольда сегодня вечером? Вы отдаете себе отчет в важности моего вопроса?

— Вполне. Вы называете себя частным детективом, но все равно вы из тех, кого мои пациенты именуют легавыми. Вы добровольный представитель репрессивного общества, и ваша задача хватать людей и бросать их за решетку.

— Это, по-вашему, моя единственная задача в жизни?

— Похоже на то.

Стрела попала в цель. Я пытаюсь вести себя как нейтрал на ничейной земле между законом и беззаконием. Но когда начинается стрельба, я четко понимаю, на чьей я стороне. Слова Брокау, превратившие нас в антагонистов, заставили меня снова почувствовать себя тем человеком, что двадцать лет тянул лямку в полиции Лонг-Бича.

— Как вы предлагаете поступать с преступниками, доктор?

— Лечить их. Но ваше словечко «преступники» очень спорно. Я хочу лечить их, чтобы они не превратились в настоящих преступников. Потому-то я и открыл здесь приемную.

— Вы сами из Лонг-Бича:

— Увы.

— Я тоже. — Я был рад, что у нас нашлось с ним что-то общее. — В мое время это было неплохое местечко, — сказал я, чувствуя, до чего фальшиво прозвучали мои слова.

— Сейчас тут хорошего мало. Половина заболеваний, с которыми мне приходится иметь дело, связаны с наркотиками. Очень много венерических. И психических.

— У Гарольда не в порядке с психикой?

Он метнул на меня взгляд:

— Почему вы так подумали?

— Я немного знаю его биографию. Сегодня я говорил с его матерью.

— Я не имел такой чести. Собственно, я и Гарольда видел не так уж много. Четыре — пять раз. Пять.

— Включая сегодняшний?

— Вы очень настойчивы. Но я воспользуюсь правом молчать.

— Не знаю, откуда у вас это право?

— Гарольд Шерри — мой пациент.

— Я вполне понимаю вашу заботу о нем, — сказал я. — Но мне трудно понять ваше безразличие к похищенной им женщине.

— Она не похищена. Я ее видел.

— Сегодня?

Он безнадежно махнул левой рукой.

— Да, сегодня.

— Где?

— В мотеле.

— С Гарольдом?

Он кивнул своей косматой головой:

— Она была там по доброй воле.

— Опишите ее, доктор.

— Брюнетка, вполне приятной наружности, довольно высокая: пять футов шесть дюймов. Около тридцати лет.

— Вы с ней говорили?

— Толком нет. Она держалась в тени.

— Тогда с чего вы решили, что она находится там по своей доброй воле?

— По тому, как она себя вела, по отношению к Гарольду. С большой теплотой. Она думала не о себе, а о нем.

— Гарольд ранен серьезно?

Брокау втянул голову в плечи.

— Вы ставите меня в невозможное положение, мистер Арчер. Вы не успокоитесь, пока я не отведу вас к Гарольду. Но я решительно отказываюсь это сделать. Пациенты — моя главная ответственность.

— Если Гарольд ранен серьезно, вы оказываете ему медвежью услугу.

Его глаза сузились и потемнели.

— Я профессионал. Вы не имеете права так со мной разговаривать.

— Тогда говорите вы, доктор.

— Мне вам нечего сказать.

Мы сидели в молчании. Я смотрел на дипломы в рамках, развешанные по стенам. Он учился в хороших институтах, стажировался в классных больницах, причем сравнительно недавно. Судя по датам на дипломах, Брокау не было и сорока. Он встал, оттолкнув стул.

— Если вы меня извините... Я сегодня еще не ел.

— Поешьте, — сказал я, продолжая сидеть. — Надеюсь, покойник не испортит вам аппетита.

— Какой покойник? При чем тут покойник? У Гарольда не такая уж серьезная рана.

Но Брокау заволновался. Лицо его побледнело и даже как-то пожелтело. Я сказал:

— Вы должны докладывать полиции, если к вам обращаются с огнестрельным ранением.

— Полиции, но не вам.

— Думаете, полицейские отнесутся к Гарольду с большим пониманием, чем я? Его просто пристрелят на месте, вот и все. И вы это прекрасно знаете.

Брокау покачал головой.

— Это будет трагедия, самая настоящая трагедия. Он не виноват в случившемся.

— Психологически не виноват или морально?

— Одно из двух. А может, и то и другое. Готов побиться об заклад, что Гарольд не совершал тяжкого преступления...

— Не проспорили бы, доктор... Дело далеко не в том, добровольно или нет пошла с ним Лорел. Он стрелял в ее отца и взял деньги.

— Откуда вы знаете?

— Я был там. Все это, по сути дела, произошло на моих глазах. Вы не совсем удачно выбрали пациента, чтобы ставить на карту вашу профессиональную репутацию.

— Не я выбираю пациентов, а они меня.

Брокау явно защищался. Он утратил былую самоуверенность. Мне было немного стыдно, как я с ним обошелся, но нужно было во что бы то ни стало выйти на Гарольда.

— Вы сказали о покойнике, — услышал я голос Брокау. — Но отец девушки ведь не умер?

— Нет, и, надеюсь, не умрет. Но сегодня утром я вытащил из воды труп. — И я рассказал ему о человеке в твидовом костюме.

Лицо Брокау снова изменилось. Он был явно ошеломлен.

— Значит, этот старик умер?

— Вы знаете его, доктор?

— Гарольд приводил его ко мне вчера. Он хотел, чтобы я полечил его.

— От чего?

— Старик был плох физически и душевно. — У него были следы от ожогов на лице и голове. Похоже, он побывал в катастрофе. У него были все признаки душевной травмы. Он был совершенно лыс и так перепуган, что не мог связать двух слов. Он выглядел целиком зависимым от Гарольда. В нем сочетались полная независимость и отсутствие каких-то теплых чувств — как у человека, долгое время проведшего в клиниках или подобных заведениях.

— Каких именно?

Брокау помолчал и сказал:

— Психиатрических. Я спросил об этом Гарольда, но он сказал, что не знает. По его словам, он встретил старика у моря и привел его ко мне, потому что бедняга был совсем плох. Но если вдуматься, их отношения не носили случайный характер. Мне показалось, что этот старик зачем-то нужен Гарольду и он обратился ко мне, чтобы я как-то привел его в форму. Я дал ему кое-какие транквилизаторы. Но когда я сказал, что его надо госпитализировать, они встали и ушли. — Он посмотрел на свои ладони, лежавшие на столе. — Похоже, я поступил не самым лучшим образом.

— Старик утонул. Вы тут ни при чем.

— Ему нужно было лечь в больницу. Я не имел права так отпускать его.

Брокау качал головой из стороны в сторону, в глаза ему лезли пряди волос. Казалось, он вот-вот расплачется. Он явно не справлялся со своими эмоциями и они мешали ему как врачу. Он, запинаясь, проговорил:

— Гарольд солгал мне. Он сказал, что поместил старика в больницу.

— Когда он сказал вам это?

— Сегодня. — Брокау посмотрел на меня с испугом превратившимся в грусть. — Он сказал, что отвез его обратно в государственную больницу.

— В какую же?

— Он не назвал. Если то, что вы говорите, правда, значит, мне он лгал.

— Я говорю правду. Я видел их вместе вчера вечером. Они обедали на пирсе в Пасифик-Пойнте. Примерно там он и утонул. Рано утром я вытащил тело из воды. Вам не кажется, что Гарольд должен ответить на вопросы в связи с этим?

Новая перемена в лице доктора. Гримаса боли, затем непреклонная решительность.

— Вы правы. Должен.

— Где вы с ним сегодня виделись?

Он ответил через силу. Он много поставил на Гарольда в эмоциональном плане. Так люди вкладывают средства куда-то перед самым финансовым крахом, когда вложенное вернуть почти невозможно.

— Он в мотеле с той женщиной.

— Это я понял. Где мотель?

— В Рендондо-Биче.

— А называется?

— Мотель «Миртл».

— Вы не поедете со мной?

— А зачем я там вам?

— Последний, кто имел дело с Гарольдом, получил рану в голову. Мне это ни к чему. Но в вас он стрелять не будет.

— Что я ему скажу? Что предал его?.. — Голос его прервался.

— Вам нравится Гарольд?

Брокау опустил голову.

— Да, несмотря ни на что, я в него верил. Я думал, что могу помочь ему, показать дорогу... Но у меня не хватило то ли мастерства, то ли времени.

— Вы можете оказать ему услугу. Помогите мне взять его по-хорошему.

Некоторое время он молчал, сражаясь с чувствами, затем сердито вскинул голову:

— Нет. Я доктор, а не сыщик.

Я встал и пошел. Он проводил меня до дверей.

— Извините, мистер Арчер. Просто в данных обстоятельствах я не могу заставить себя видеть Гарольда. Если я как-то еще смогу вам помочь... — он замолчал.

— Пожалуй. Могли бы вы узнать, не находился ли тот второй в госпитале ветеранов войны? Его звали Нельсон.

Он подумал и сказал:

— Хорошо. Я это сделаю. С удовольствием.

Глава 30

Мотель «Миртл» находился на старом шоссе 101. На окружающих его холмах высились многоквартирные дома. Внизу местность была ярко освещена огнями ресторанов, бензозаправочных станций и винных магазинов.

Домики мотеля были из сверхпрочного бетона, словно строились для ведения загадочных боевых действий. Ни на одной из стоянок я не заметил зеленого «фалькона». Я поставил свою машину под неоновой вывеской «свободно» и вошел в мотель. Откуда-то появился человек, явно потерпевший поражение в своей личной войне, и вопросительно поглядел на меня через конторку. У него были редкие волосы, зато бакенбарды отличались пушистостью и висели по щекам, словно стремена.

— Чем могу помочь?

— Мы, наверное, оба сможем помочь друг другу, — предположил я. — Вы и не подозреваете, наверное, что у вас остановился человек, которого ищет полиция.

Он следил за мной, стараясь не смотреть мне в глаза.

— Вы из полиции?

— Я частный детектив. — Я назвался и показал фотокопию своей лицензии. — Мне нужен Гарольд Шерри.

После секундного колебания он ответил:

— Таких у нас нет.

— Наверное, он зарегистрировался под другим именем. Ему тридцать с небольшим, глаза и волосы темные, рост выше шести футов, крепкого сложения, широкоплеч, возможно, хромает.

Портье покачал головой.

— Я его не видел, а дежурю с полудня. За это время к нам поселилось трое — четверо. Возможно, позже дела пойдут поживее, — с надеждой добавил он.

Догадка, что Брокау мог наврать, подступила тошнотворным комом. Я проглотил его и продолжил:

— Возможно, регистрировалась женщина. Миловидная, лет тридцати, волосы и глаза темные. Рост пять футов шесть дюймов, отличная фигура.

Его взор просветлел.

— Это, наверное, миссис Себастиан, из восьмого номера. Она сказала, что ее мужу нездоровится.

— Какая у них машина?

— Маленький старый зеленый «фалькон» — ему лет пять или шесть. Я обратил на него внимание, потому что она забыла дать номер машины. Поэтому я вышел и сам потом вписал его в карточку.

— Можно взглянуть на карточку?

Он порылся в ящике и извлек ее.

Мистер и миссис Франк Себастиан.

Вистоза-стрит, 408. Лос-Анджелес, Калифорния.

Это был адрес Тома Рассо, но почерк был явно не Лорел. Слишком уж по-детски выглядели большие крупные буквы.

— Заполняла женщина? — спросил я, возвращая карточку.

— Да, только вот номер не вписала.

Я переписал себе номер и попросил:

— Опишите, пожалуйста, женщину.

— Вы сами ее точно описали, только я не назвал бы ее особо миловидной. И, на мой вкус, она полновата. — Его руки изобразили в воздухе подобие песочных часов.

— Проводите меня к номеру.

Мы двинулись вместе к коттеджу восемь. Возле него не было машины. Но из комнаты через опущенные шторы сочился свет. Я вернулся в контору так, чтобы меня не было видно из окна. Портье следовал за мной.

— Похоже, они уехали, — сказал он.

— Не хотите проверить?

— А вдруг начнут стрелять?

— Скажите, что вам надо проверить отопление.

Он покачал головой.

— Мне за это не платят.

Но все же он двинулся к восьмому номеру и через минуту вернулся.

— По-моему, там пусто.

— Вы заходили?

— Нет, но ключ в дверях снаружи.

Мы вошли в комнату. Она была пуста. Двойная кровать не убрана. Простыни в крови — не очень свежей, но и не очень старой. Дым от сигарет еще не выветрился.

В целом комната казалась воплощением той жизни, от которой Гарольд и его спутница с трудом убежали.

Я обыскал комнату, и ванную, и платяной шкаф, но не обнаружил ничего существенного, кроме новых кровавых пятен на кафеле в ванной. Я вернулся к портье и с его разрешения сделал ряд звонков.

Первый звонок капитану Долану. Я рассказал, как нашел и потерял Гарольда, и сообщил ему номер зеленого «фалькона» и описание спутницы Шерри.

— Кто она, Арчер? Лорел Леннокс — Лорел Рассо?

— Нет, это другая женщина.

— А где Лорел?

— Не знаю.

— Кто же с ним тогда?

— Не знаю, капитан, — сказал я, хотя и догадывался, кто она такая.

Я позвонил Тому Рассо домой, надеясь, что трубку снимет кузина Глория. Но ответил мужчина. Он сказал, что Тома нет дома, и повесил трубку.

Я позвонил в аптеку. Незнакомый мужской голос сообщил, что Том на сей раз выходной. Нет, где Том, он не знает, но сегодня он заходил в аптеку за бинтами.

— За бинтами? — переспросил я.

— Да. Том сказал, они понадобились его другу.

— Он случайно не сказал, как зовут друга?

— Нет.

Я позвонил доктору Брокау, надеясь как-то пробиться к нему через его телефонную службу. Но он сам взял трубку с первого же звонка. Рассказал ему, что произошло.

— Значит, они уехали, — в его голосе было явное облегчение.

— Да, но далеко им не уйти. У нас есть номер их машины. Их быстро задержат.

— Женщина уехала с ним?

— Похоже.

— Тогда она действительно находится с ним по доброй вате.

— Это другая женщина, — сказал я. — Непонятно, что он сделал с Лорел Рассо.

— Кто же тогда с ним?

— По-моему, ее зовут Глория. Вы вряд ли знаете ее, доктор. Как дела с больницами?

— Кое-что посчастливилось узнать. Впрочем, посчастливилось тут неудачное слово. Из одной больницы Западного Лос-Анджелеса пропал пациент — ветеран войны Нельсон Бэгли. Позавчера его взяли — якобы на обед, и он так и не вернулся.

— Кто же забрал его?

— Пока неизвестно. Хотите, чтобы я это выяснил?

— Мне бы очень помог доктор. Особенно в такое вечернее время. Государственные больницы крайне неохотно дают информацию.

Брокау помедлил и наконец сказал:

— Хорошо. Встретимся там.

Глава 31

Я припарковался у больницы, но чтобы войти, сделал над собой усилие. Я уже бывал там и помнил, каким унылым, наводящим тоску был вестибюль — словно предупреждение о том, что рано или поздно ожидает каждого из нас. Некоторые их тех, с кем это уже случилось, сидели по стенам этого большого зала. С многими были друзья или родственники.

Доктор Брокау вступил в диалог с женщиной у конторки, которая сама вполне годилась в ветераны. Она весьма походила на отставного военного, но не рядового, а сержанта. В ее глазах светилось выражение, хотя и ограниченной, но власти.

— Это мисс Шелл, — сообщил мне Брокау. — Она помнит, как позавчера выписывался Нельсон Бэгли.

— Да уж, — ее острый профиль резал воздух, как нож. — Он должен был вернуться к десяти часам того же вечера. Я вообще не хотела его отпускать. Но доктор Лампсон сказал, что не видит в этом никакой беды.

— Доктор Лампсон — его лечащий врач?

— Да. Я уже позвонила ему. Вам надо поговорить с ним. Я только оформила Бэгли, а разрешение давал доктор. — Женщина явно нервничала.

— Никто вас ни в чем не винит, — утешающим голосом проговорил Брокау. — Откуда вам было знать, что с ним случится.

— А что с ним случилось? — спросила она.

— Мы и сами толком не знаем. Но сегодня утром его нашли в воде недалеко от Пасифик-Пойнта. Мистер Арчер собственноручно вытащил его.

— Он покончил с собой? — спросила меня женщина.

— Сильно сомневаюсь. Скорее, похоже на убийство.

Ее губы тесно сжались, а зрачки расширились.

— Мне не понравился этот молодой человек. Если бы решала я, то ни за что не доверила бы ему ни Бэгли, ни кого-то еще из больных.

— Что показалось вам в нем подозрительным?

— То, как он держался. Он никому не смотрел в глаза.

— Зачем ему понадобилось забирать Бэгли?

— Хотел угостить его домашним обедом. По крайней мере, так он нам объявил.

По вестибюлю в нашу сторону шел человек в белом халате. Метнув на него короткий обвиняющий взгляд, мисс Шелл словно надела ту официальную маску, что носят медсестры в присутствии начальства.

— Вот и доктор Лампсон.

Это был высокий смуглый сухощавый человек с лицом, которое знало, что такое боль. Его черные волосы были подстрижены коротко, почти по-военному. Он сдержанно кивнул сначала Брокау, который назвал себя, затем и мне. Он провел нас в угол, где мы сели на пластиковые стулья.

— Что случилось с Нельсоном? — спросил он.

Я рассказал ему все в деталях. Он внимательно слушал. Как и здание, в котором мы находились, глаза Лампсона были полны теней.

— Не понимаю, — наконец сказал он. — Вы видели Нельсона вчера вечером в среду — в морском ресторане в Пасифик-Пойнте. Но от нас он ушел во вторник в половине шестого, якобы на обед с друзьями. Что же было в промежутке?

— Я знаю только одно, — сказал Брокау. — Гарольд Шерри показывал его мне вчера в Лонг-Биче.

— Вы знаете Шерри?

— Он мой пациент.

— Что он за человек?

Брокау вопросительно посмотрел на меня, а я столь же вопросительно посмотрел на него. Он задумчиво опустил голову, подперев ладонью бородатый подбородок.

— Я затрудняюсь ответить.

— Давно он ваш пациент? — осведомился Лампсон.

— Пару месяцев. Не могу сказать, что я хорошо узнал его за это время. Но я понял, что у него есть проблемы.

— Какие?

Тут подал голос я.

— Сегодня утром Гарольд ранил человека и сам получил ранение в ногу. Его ищет полиция, и я тоже. Его подозревают в киднэппинге.

Лампсон чуть прищурил уголки глаз, но в остальном не выказал никаких эмоций.

— Да, у него и впрямь есть проблемы. От чего он у вас лечился, доктор?

— Он пришел ко мне, думая, что у него венерическое заболевание. Оказалось, что это всего лишь легкое воспаление, которое быстро прошло. Но я продолжал с ним видеться, потому что он явно хотел общения. Он был очень сердит на своего отца и на кое-кого еще. Я чувствовал, что с ним может стрястись беда. Но мне не удалось ее предотвратить. — Брокау понурил свою косматую голову и высморкался.

Лампсон обернулся ко мне и слегка нетерпеливо спросил:

— Вы знали Гарольда Шерри?

— Наше знакомство крепнет, но на расстоянии. Я никогда не говорил с ним. Мне бы очень хотелось понять, чем интересовал его ваш пациент Нельсон Бэгли.

— Мне тоже. Пока я ничего не понимаю.

— Как он познакомился с Бэгли?

— Через молодую женщину. Она привела Шерри сюда неделю назад. Она бывала здесь до него. Я так понял, что она его родственница.

— Чья? Бэгли или Шерри?

— Бэгли. Насчет нее и Шерри все было понятно сразу. Она от него без ума.

— Не могли бы вы ее описать, доктор?

Лампсон поднял глаза к потолку.

— Довольно крупная, достаточно миловидная брюнетка. Возраст — около тридцати.

— Глория?

— Да, но фамилии я не запомнил.

Мрачные стены больницы давили на меня. Мне казалось, что я нахожусь в катакомбах под городом, где ни одному из жителей верить нельзя.

— Ее фамилия Флаэрти, — сказал я. — Я ее знаю. Она сейчас скрывается вместе с Гарольдом.

Брокау поднял голову.

— Так оно и есть. Я ее видел.

Он замолчал с открытым ртом, напоминавшим красную рану в бороде. Он смотрел то на меня, то на Лампсона. Затем он снова опустил голову, и его лицо скрылось за упавшими прядями волос.

Лампсон поглядел на меня, вопросительно вскинув брови. В ответ я отрицательно покачал головой. Словно услышав наш безмолвный диалог, Брокау встал и пошел прочь. У дверей он оглянулся, но ничего не сказал и даже не махнул на прощание рукой.

— Что с ним? — спросил Лампсон.

— Не знаю. Похоже, он приобрел большой пакет акций фирмы по имени Гарольд Шерри, и теперь это его смущает.

— У него такой вид, словно он соучастник преступления.

— Нет, на этот счет я как раз спокоен.

— Что он хотел сказать насчет девушки? Вы поняли?

— Нет.

Я с удивлением обнаружил, что готов выгораживать Брокау. Возможно, я чувствовал себя ему обязанным. Со мной он был исключительно честен. Но он ушел, а многие вопросы остались без ответа.

— Вы сказали, что знаете Глорию, мистер Арчер?

— Я говорил с ней пару раз. У меня создалось такое же впечатление, как и у вас: достаточно честная, хочет как лучше. Возможно, так оно и есть. Она не первая симпатичная девушка, оказавшаяся заодно с социопатом.

— Вы считаете, Шерри социопат?

— Во всяком случае, очень похож.

— А что это за киднэппинг?

Я рассказал ему, что знал, опустив, однако, имя Лорел. Во время моего рассказа Лампсон все больше и больше морщил лицо, а потом разгладил морщины ладонью. Затем он несколько раз повторил этот жест.

— Мне больно сознавать, что я позволил моему пациенту покинуть больницу в обществе Шерри.

— Почему?

— Я был уверен, что раз тут замешана Глория, с ним ничего плохого случиться не может. Да и Шерри вроде бы проявлял к нему искренний интерес. Это было первое приглашение, полученное Нельсоном за все то время, что я с ним работал. Когда он стал моим пациентом, это был человек, находившийся в состоянии почти полной кататонии, вне связей с миром. Я пытался вывести его из этого транса, и мне в общем-то кое-что удалось. За это время улучшилось и его физическое состояние. Я решил, что он готов понемногу начать общаться с миром и людьми. По крайней мере, я не видел в этом вреда. — Он обнажил зубы в безулыбчивом оскале. — До чего же может человек ошибаться! Выписывая его на один вечер, я подписал ему смертный приговор.

В его голосе была печаль. Хотя Лампсон и держал себя в руках, я вдруг вспомнил сцену, устроенную Эллисом в морге. Ни доктор, ни офицер-авгор не убивали Нельсона, но оба чувствовали себя виновными в его смерти. Я сказал:

— Вы не единственный человек, считающий себя ответственным за гибель Нельсона Бэгли. Сегодня утром в морге Пасифик-Пойнта я разговаривал с человеком, убежденным, что это он погубил его. Он служил на авианосце «Ханаан» во время войны и уверен, что совершил ошибку, приведшую к пожару на корабле. Эллис был в плохом состоянии, практически бредил. Он думал или делал вид, что думал, что тело Нельсона проплавало в океане двадцать пять лет и приплыло к нам с Окинавы.

— В каком-то смысле так оно и было, — сказал Лампсон. — Последние двадцать пять лет Бэгли в общем-то и не жил. Как звали офицера — Эллис?

— Да.

— Эллис не объяснил, почему возник пожар?

— Он сказал, что допустил ошибку, в цистернах повысилось давление и образовалась утечка горючего.

— Правда?

— Я не лгу. И Эллис тоже, по-моему, не выдумывал.

— Да, он говорил правду.

— Вы говорили с Эллисом, доктор?

— Я говорил с Нельсоном. — Рот Лампсона исказила загадочная улыбка. — Теперь это уже неважно — дело прошлое, но к нему постепенно стала возвращаться память. Как раз на прошлой неделе он рассказал мне про пожар на корабле. Это последнее, что запомнилось ему на «Ханаане» — и вообще в его жизни.

— Что вернуло ему память?