Я поглядел на Смизерэма. Он, не слушая Ника, раздраженным шепотом пререкался с женой.
Он круто обернулся, но не откликнулся, а потянулся за письмами, лежавшими у Ника на коленях.
— А ну-ка, дайте посмотреть, — Смизерэм пошелестел тоненькими листками и прочитал, обращаясь к жене: — «Летчики чем-то напоминают скаковых лошадей — они до того растренированы, что это уже нездорово. Надеюсь, что я не выгляжу так со стороны. А вот командир нашей эскадрильи Вильсон выглядит именно так (он больше не читает наших писем, так что я могу не стесняться в выражениях). Вот уже четыре года, как он на войне, но мне кажется, он ничуть не переменился, — все тот же чопорный выпускник Йельского университета, что и четыре года назад. Однако мне кажется, он остановился в своем развитии. Он отдал лучшие годы войне...»
— Вы отлично читаете, доктор, — сухо сказал Тратвелл, — но не кажется ли вам, что вы выбрали неподходящее время?
Смизерэм словно не слышал Тратвелла.
— Как звали командира моей эскадрильи на «Сорел-бей»? — спросил он жену.
— Вильсон, — сказала она еле слышно.
— Ты помнишь, что точно в тех же выражениях я писал тебе о нем в марте сорок пятого года?
— Смутно. Но охотно тебе верю.
Смизерэма ее ответ ничуть не удовлетворил. Он снова пролистал письма, в ярости чуть не раздирая страницы.
— Слушай дальше, Мойра: «...Мы почти у самого экватора, очень донимает жара, но не подумай, что я жалуюсь. Если мы и завтра будем стоять у этого атолла, я поныряю с борта: мне уже несколько месяцев не приходилось плавать — с самого Пирл-Харбора. Теперь мое самое большое удовольствие — душ, я его принимаю каждый вечер перед сном». И так далее. Потом в письме упоминается, что Вильсона сбили над Окинавой. Явственно помню, что писал тебе об этом летом сорок пятого года. Как ты это объяснишь, Мойра?
— Никак, — сказала она, не поднимая глаз. — И не подумаю ничего объяснять.
Тратвелл встал и из-за плеча Смизерэма пробежал письмо глазами.
— Насколько я понимаю, это не ваш почерк. Нет, нет, явно не ваш. — И добавил после паузы: — Ведь это почерк Лоренса Чалмерса, не так ли? — Затем последовала еще одна пауза. — Значит ли это, что военные письма Чалмерса к матери были подделкой?
— Разумеется. — Смизерэм потряс зажатыми в кулаке письмами. Глаза его были обращены на жену. — Но я так до сих пор и не понял, как могли быть написаны эти письма.
— Чалмерс служил когда-нибудь в морской авиации? — спросил Тратвелл.
— Нет. Он поступил было на летные курсы. Но так и не смог их закончить. По правде говоря, его демобилизовали через несколько месяцев после того, как он был зачислен во флот.
— Почему? — спросил я.
— Психическая неполноценность. Ему и учебный лагерь оказался не под силу. Такое не редкость у склонных к шизофрении юнцов, когда они пытаются стать вояками. Особенно если в их жизни, как в жизни Ларри, главную роль играла мать.
— Я служил тогда в военно-морском госпитале в Сан-Диего, и меня прикрепили к Чалмерсу. Мы обычно держали пациента несколько недель у себя: подлечивали, прежде чем отпустить на все четыре стороны. И с тех самых пор Чалмерс был моим пациентом, если не считать двух лет, что я провел в плавании.
— В том числе и из-за него. Чалмерс был мне благодарен и предложил помочь с практикой. Мать его к тому времени умерла, оставив ему кучу денег.
— Я одного не понимаю, — сказал Тратвелл, — как он мог втереть нам очки этими липовыми письмами. Ведь ему, наверное, приходилось подделывать армейские конверты и штампы. И как он получал письма, если не служил во флоте?
— Он работал на почте, — сказал Смизерэм. — Я сам его туда устроил, перед тем как уйти в море. Наверное, он завел специальный ящик для своей корреспонденции. — Тут Смизерэм снова повернулся к жене: — А я не понимаю, Мойра, как ему удавалось — и притом неоднократно — переписывать мои письма к тебе?
— Должно быть, он брал их у меня, — сказала она.
— Он брал их с твоего ведома? Она хмуро кивнула.
— По правде говоря, он брал их почитать, так он мне говорил. Но я вполне понимаю, почему он их переписывал. Ты был для него идеалом, и он хотел во всем походить на тебя.
— Он ко мне привязался. Ты мог это заметить еще до отъезда. Он ведь этого не скрывал.
— А ты как думал? Мы ведь жили дверь в дверь.
— Ты сам просил меня за ним приглядывать, — сказала она.
— Я тебя не просил с ним спать. Ты спала с ним? — грубо сказал он; видно было, что это объяснение тяжело и ему, но остановиться он уже не мог.
— Я спала с ним, — сказала Мойра. — И ничуть об этом не жалею. Я была ему нужна. И может быть, спасением своего рассудка он мне обязан не меньше, чем тебе.
— Ах, вот как, значит, ты с ним спала в лечебных целях? Вот почему тебе так хотелось приехать сюда после войны. Вот почему...
— Ты ошибаешься, Ральф, — оборвала его жена, — впрочем, когда речь идет обо мне, ты всегда ошибаешься. Я порвала с ним задолго до твоего возвращения.
— Это правда, — подняла голову Айрин Чалмерс, — он женился на мне в июле...
Тратвелл, склонившись к ней, прижал палец к ее губам.
— Держите свою информацию при себе, Айрин.
Она смолкла, и тут раздался низкий взволнованный голос Мойры.
— Ты знал о наших отношениях, — сказала она мужу. — Нельзя лечить пациента двадцать пять лет кряду и не знать про него таких вещей. А теперь ты делаешь вид, будто для тебя это открытие.
— Если и так, — сказал он, — я ничего не признаю, я действовал не в личных интересах, а в интересах моего пациента.
— Разумеется.
— Ты можешь обманывать самого себя, но больше никого тебе обмануть не удастся. Ты не хуже меня знал, что Ларри Чалмерс не тот, за кого себя выдает. Но мы не разоблачали его и брали у него деньги.
— Это ложь! — Однако в голосе Смизерэма прозвучала тревога и неуверенность. Он вглядывался в нас, словно хотел прочесть по нашим лицам, осуждаем мы его или нет.
Мойра, едва не натолкнувшись на мужа, выбежала из дверей. Я выскочил за ней в коридор.
Глава 36
Я настиг ее перед запертой дверью у обитой войлоком комнаты. Второй раз за наше знакомство она не могла попасть ключом в замочную скважину. Я поделился с ней этим наблюдением.
Она подняла на меня злые блестящие глаза.
— Забудем о той ночи. Она отошла в далекое прошлое, настолько далекое, что я с трудом припоминаю, как вас зовут.
— Мне казалось, что мы друзья.
— Мне тоже. Но вы разрушили нашу дружбу.
И она указала рукой на комнату Ника. Женщина за стеклянной дверью зарыдала.
Мойра наконец открыла дверь и мы прошли в ее кабинет. Первым делом она вынула из ящика сумочку и поставила ее на стол, давая понять, что не собирается здесь задерживаться.
— Я ухожу от Ральфа. И пожалуйста, не надо предлагать мне уйти к вам. Вы ко мне недостаточно хорошо относитесь.
— Вы всегда принимаете решения за своих знакомых?
— Ладно, скажем так: я сама недостаточно хорошо к себе отношусь. — Она замолчала и обвела глазами кабинет. Казалось, в пылающих ослепительными красками картинах, словно в волшебных зеркалах, отражается ее жгучее недовольство собой. — Я не люблю наживаться на чужих страданиях. Вы меня поняли?
— Еще бы. Только у меня нет иного источника доходов.
— Но вы ведь не из-за денег этим занимаетесь?
— Стараюсь по мере сил, — сказал я. — Когда доходы переваливают известную цифру, теряется ощущение реальности. Внезапно начинаешь посматривать на всех остальных, как на бродяг, босяков, одним словом, как на людей второго сорта.
— Так случилось с Ральфом. Но я не допущу, чтобы такое случилось со мной. — Она была в панике, и все же в голосе ее звучал не страх, а надежда.
— Я снова займусь социальным обеспечением. Мне всегда только им и хотелось заниматься. Я в жизни не была счастливее, чем в ту пору, когда жила в Ла-Джолле, в одной комнате.
— Дверь в дверь с Сынком?
— Да.
— А Сынком, разумеется, был Лоренс Чалмерс.
Она кивнула.
— А Айрин Чалмерс — той девушкой, с которой он сошелся?
— Да. В те дни она звалась Ритой Шеперд.
— Откуда вам это известно?
— Сынок мне о ней рассказывал. Он с ней познакомился за два года до этого на вечеринке в Сан-Марино. А потом в один прекрасный день она вдруг зашла на почту, где он работал. Сначала ее визит очень расстроил его. Теперь-то я понимаю почему. Он боялся, что его тайна раскроется и до миссис Чалмерс дойдет, что он не морской летчик, а всего-навсего почтовый служащий.
— Вам было известно, что он обманщик?
— Разумеется, я знала, что он живет в выдуманном мире. По вечерам он часто наряжался в офицерский мундир и расхаживал в таком виде по улицам. Но о его переписке с матерью я ничего не знала. Кое-что он утаивал даже от меня.
— Что он вам рассказывал о Рите Шеперд?
— Не так уж мало. Говорил, что она живет с человеком гораздо старше ее. Что он прячет ее в Империал-Бич.
— С Элдоном Свейном.
— Вот как его звали? — И добавила, подумав: — Да, все сошлось, правда? А я ведь тогда не понимала, какие вокруг творились опасные дела. В жизни, наверное, все понимаешь слишком поздно. Но как бы там ни было, Сынок прибился к Рите, а я отошла на второй план. Правда, тогда меня это уже не трогало. Приглядывать за Сынком было нелегко, и я охотно перепоручила его Рите.
— И все-таки я никогда не пойму одного: как он мог целых два года вам не наскучить? И как могла им увлечься такая женщина, как его жена?
— Женщин далеко не всегда пленяют добродетели, — сказала она. — В Сынке было что-то сумасшедшее, необузданное. Чего только он тогда не вытворял.
— Что ж, придется культивировать в себе необузданность. Но должен сказать, что Чалмерс теперь ее ловко скрывает.
— Он стал старше. И потом, он постоянно принимает транквилизаторы.
— Такие, как нембусерпин?
— Вижу, вы не теряли времени даром.
— Скажите, он серьезно болен?
— Если бы не предупредительная терапия и лекарства, его б, наверное, пришлось госпитализировать. Ну а так он может вести почти нормальную жизнь, — сказала она тоном продавца, не слишком убежденного в достоинствах рекламируемого товара.
— Он опасен, Мойра?
— Он мог бы быть опасен при определенных обстоятельствах.
— К примеру, если бы кто-нибудь попытался его разоблачить?
— Может быть.
— Откуда вдруг все эти «может быть»? Он, по вашим словам, уже двадцать пять лет лечится у вашего мужа. Кому как не вам знать это.
— Конечно, мы его неплохо знаем. Но отношения врача и пациента во многом основываются на полном соблюдении тайны.
— Не стоит так на это уповать. Если пациент является преступником или потенциальным преступником, на него это правило не распространяется. Мне надо знать, представляет ли Чалмерс, по вашему мнению, угрозу для Ника?
Она обошла мой вопрос:
— Какого рода угрозу?
— Смертельную, — сказал я. — Вы с мужем знали, что Чалмерс представляет опасность для Ника, верно?
На этот раз вместо ответа Мойра стала снимать со стен картины и складывать их на стол, словно доказывала мне, что нисколько не дорожит клиникой и не считает себя с ней связанной.
Ее остановил стук в дверь. Вошла холеная регистраторша.
— Мисс Тратвелл хочет поговорить с мистером Арчером. Послать ее к вам?
— Я выйду, — сказал я.
Регистраторша удрученно посмотрела на опустевшие стены.
— Что случилось с вашими картинами?
— Я уезжаю. Вы не могли бы мне помочь?
— С удовольствием, миссис Смизерэм, — откликнулась молодая особа.
Бетти, расстроенная и взволнованная, ждала меня за дверью.
— Лаборатория обнаружила в рвоте кучу нембутала и еще хлоральгидрат. Но много его или мало, они пока сказать не могут. Нужны дополнительные анализы.
— Ничуть не удивлен.
— Что это значит, мистер Арчер?
— А то, что Ник, приняв снотворное, некоторое время провалялся на заднем сиденье семейного «роллса». Часть снотворных вышла вместе со рвотой, и это, по всей вероятности, спасло ему жизнь.
— Как он?
— В полном порядке. Я только что имел с ним беседу.
— Можно мне его повидать?
— Это не от меня зависит. Сейчас там его мать и ваш отец.
— Я подожду.
Мы ждали вместе, но каждый из нас думал о своем. Мне надо было посидеть в спокойной обстановке. Дело начинало обретать целостные очертания; оно выстраивалось перед моим мысленным взором, как неожиданно выстраивается рухнувшее здание, когда киноленту вдруг запускают в обратном порядке.
Дверь во внутренние покои отворилась — оттуда вышла Айрин Чалмерс, она опиралась на руку Тратвелла с таким видом, словно чудом спаслась от катастрофы. Ага, да ты, голубушка, уже перекинулась с Чалмерса на Тратвелла, подумал я, так же как в свое время с Элдона Свейна — на Чалмерса.
При виде дочери у Тратвелла беспокойно забегали глаза, но руки Айрин он не выпустил. Бетти посмотрела на них. Ах, вот оно к чему идет, говорили ее глаза.
— Здравствуй, папа. Здравствуйте, миссис Чалмерс. Нику, мне сказали, уже лучше.
— Лучше, — сказал отец.
— Можно мне с ним поговорить?
Тратвелл колебался и с минуту напряженно обдумывал ответ. Скользнув взглядом по моему лицу, он снова посмотрел на дочь.
— Надо спросить разрешения у доктора Смизерэма, — ответил он мягко, провел Бетти во внутренние покои и тщательно прикрыл дверь.
Айрин Чалмерс оставили в приемной наедине со мной. Она не возражала. Она смотрела на меня отчужденными унылыми глазами, словно предупреждала, чтобы я не вздумал ее ни о чем расспрашивать.
— Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, миссис Чалмерс.
— Не надейтесь, я не стану отвечать.
— Так вот, спрашиваю в последний раз: Элдон Свейн отец Ника или нет?
— Возможно. Во всяком случае, он так считал. Только не воображайте, что я скажу Нику: мол, ты убил своего отца...
— Ему это и так известно, — сказал я. — И потом, нельзя же вечно прятаться за спину Ника.
— Не понимаю, на что вы намекаете.
— Вы утаивали все сведения, касающиеся Элдона Свейна и его смерти, ради себя, а вовсе не ради Ника. Из-за вас он жил с вечным ощущением вины, и кару он нес за ваши грехи.
— Какую еще кару? Мы ведь хранили все в тайне.
— Из-за вас Ник пятнадцать лет прожил в мучениях. Так жестоко поступать с собственным сыном, да и вообще с кем бы то ни было — просто мерзко.
Она опустила голову, словно устыдилась, но на всякий случай все же предупредила:
— Учтите, я ничего подобного не признаю.
— Обойдемся и без ваших признаний. У меня хватит и улик и свидетелей, чтобы привлечь вас к ответственности. Я говорил с вашим отцом и вашей матерью, с мистером Роулинсоном и миссис Свейн. Говорил я и с Флоренс Вильямс.
— Это еще кто такая?
— Хозяйка «Хижин Кончиты» в Империал-Бич.
Миссис Чалмерс подняла голову и провела рукой по лицу, словно смахивала не то пыль, не то паутину.
— Простить себе не могу, что поехала в этот вертеп. Только вам от этого не легче. Ничего вам мое признание не даст. Я тогда еще несовершеннолетней была. Да и что бы я тогда ни натворила, срок давности вышел.
— А что вы тогда натворили?
— Неужто вы думаете, я вам против себя факты в руки дам? Я вас предупреждала, что воспользуюсь пятой поправкой. — И добавила окрепшим голосом: — Через минуту придет Джон Тратвелл и займется вами. Хотите нас силой взять — так он вас пересилит.
Я знал, что почва подо мной шаткая, но другого случая поговорить с миссис Чалмерс могло и не представиться. И ее умалчивание, и ее ответы подтверждали мое мнение о ней.
— Если бы Джон Тратвелл знал то, что знаю я, он бы вас боялся как чумы.
Она не нашлась, что ответить, отошла к двери во внутренние покои и чуть было не села мимо стула.
— Куда делись деньги? — спросил я, подойдя к ней вплотную.
Она отвернулась от меня.
— Какие деньги?
— Те, что Элдон Свейн похитил из банка.
— Он перемахнул через границу в Мексику и деньги взял с собой. Я оставалась в Даго. Он обещал приехать за мной, но так и не объявился. И я вышла за Ларри Чалмерса. Вот вам и весь сказ.
— Что Элдон сделал с деньгами в Мексике?
— Ходили слухи, будто он их лишился. Будто на него напали в Байе бандиты, отняли деньги, тем все и кончилось.
— Как звали этих бандитов, Рита?
— Откуда мне знать. Ходили тогда такие слухи, а как на самом деле вышло, я не знаю.
— Я передам вам слухи похлеще. Бандитов звали Ларри и Рита, и деньги они украли не в Мексике. Элдон Свейн и не думал переходить границу. Вы обвели его вокруг пальца и вместе с Ларри стащили у него деньги. Вот с тех-то пор бандиты и жили безбедно. Вплоть до сегодняшнего дня.
— Вам ничего не доказать! Ни в жизнь.
Она чуть не кричала, будто надеялась заглушить криком и мой голос, и давние слухи. В дверях показался Тратвелл.
— Что тут происходит? — строго посмотрел он на меня. — Что вы хотите доказать?
— Мы беседовали о том, что случилось с деньгами Свейна. Миссис Чалмерс утверждает, что деньги достались мексиканским бандитам. Но я более чем уверен, что они с Чалмерсом обманом отобрали их у Свейна. И произошло это, скорее всего, через день-два после того, как Свейн похитил деньги и привез их в Сан-Диего, где она его поджидала.
Миссис Чалмерс подняла глаза: видно, в своей импровизации я попал в точку. Это непроизвольное движение выдало ее; лицо Тратвелла вдруг сжалось — так рука сжимается в кулак.
— Они украли машину, — продолжал я, — и привезли деньги в Пасифик-Пойнт, в особняк Чалмерсов. Было это третьего июля сорок пятого года. Ларри и Рита инсценировали ограбление, хотя на самом деле все обстояло наоборот. Задача оказалась не из трудных, потому что мать Ларри к этому времени ослепла. К этому же у Ларри, должно быть, имелись ключи и шифр от сейфа. Они сложили деньги в сейф.
Айрин подошла к Тратвеллу и взяла его за руку.
— Не верьте ему, я в тот вечер была километров за сто от Пасифик-Пойнта, не меньше.
— Ну а Ларри? — спросил Тратвелл.
— Да, Да! Это все его рук дело. С тех пор, как его мать ослепла, она перестала пользоваться сейфом, ну вот он и рассчитал, что нам не найти лучше места, чтобы спрятать деньги, то есть я хочу...
Тратвелл оттолкнул ее от себя.
— Вы были в тот вечер с Ларри? Были или нет?
— Ларри меня заставил. Револьвером грозил.
— Значит, за рулем сидели вы, — сказал Тратвелл. — Вы задавили мою жену.
Женщина опустила голову.
— Это все Ларри виноват. Понимаете, она его узнала, поэтому он вырвал у меня руль и погнал машину. Я не смогла затормозить, и мы ее задавили. Он так и гнал всю дорогу до самого Диего.
— Не могу этого слышать, — Тратвелл схватил ее за плечи и стал трясти. — Где ваш муж?
— Дома. Я вам уже говорила, что он скверно себя чувствует. У него временное помрачение.
— Он по-прежнему опасен, — сказал я Тратвеллу. — Вам не кажется, что нам надо пригласить Лэкленда?
— Нет, не раньше чем я переговорю с Чалмерсом. Вы пойдете со мной. И вы тоже, миссис Чалмерс.
Она снова втиснулась между нами на переднее сиденье тратвелловского «кадиллака» и пожирала глазами дорогу, словно чудом уцелевшая жертва аварии, которая только и ждет от судьбы что новых напастей.
— В то утро, когда Ник отравился, — спросил я, — где были вы?
— Спала. Я сама накануне приняла пару таблеток хлоральгидрата.
— Ваш муж тоже спал?
— Откуда мне знать. Мы спим в разных комнатах.
— Когда он уехал на поиски Ника?
— Сразу после того, как вы ушли.
— Он сам вел «роллс»?
— Да.
— Куда он поехал?
— Не знаю. Наверное, колесил по округе. В возбуждении он носится как сумасшедший. А потом может неделю сидеть как истукан.
— Он поехал в Сан-Диего, миссис Чалмерс. У меня есть улики, свидетельствующие о том, что Ник был с ним в машине — он лежал в бессознательном состоянии на заднем сиденье под пледом.
— Какая-то ерунда. Не понимаю, зачем Ларри понадобилось его прятать?
— А ваш муж отлично понимал. Когда Ник вылез из окна ванной, ваш муж уже ждал его в саду. Стукнул лопатой или чем-то другим по голове и прятал в «роллсе» до тех пор, пока сам не смог поехать в Сан-Диего.
— Зачем ему было так поступать с сыном?
— А Ник не его сын. Он сын Элдона Свейна, и вашему мужу это прекрасно известно. Вы забываете собственную биографию, миссис Чалмерс.
Она метнула взгляд в мою сторону.
— Если б я могла ее забыть!
— Похоже, что Ник знал и догадывался о том, чей он сын, — сказал я. — Во всяком случае, он пытался узнать, как умер Элдон Свейн. И с каждым днем был все ближе к истине.
— Ник сам застрелил Элдона.
— Совершенно верно. Но Ник не стал бы тащить труп к костру, чтобы уничтожить отпечатки пальцев. Для этого нужны не детские силы и не детские мотивы. Ник не стал бы прятать свейновский револьвер, чтобы через пятнадцать лет застрелить из него Сиднея Хэрроу. Ник не стал бы убивать Джин Траск, хотя ваш муж из кожи вон лез, чтобы припаять ему и это убийство. Вот для чего Чалмерсу понадобилось увезти Ника в Сан-Диего.
— Выходит, всех этих людей убил Ларри? — спросила она с трепетом в голосе.
— К сожалению, да.
— Но зачем?
— Они слишком много о нем знали. Он больной человек. И он встал на защиту своих вымыслов.
— Вымыслов?
— Ну да, того выдуманного мира, в котором он жил.
— Ага, теперь я вас поняла.
Мы свернули на Пасифик-стрит и поехали вверх по пологому склону. Сзади, у подножия холма, багровое солнце опускалось в море. В красном вечернем свете особняк Чалмерсов казался нереальным и призрачным, как воздушный замок.
Входная дверь была не заперта; мы вошли.
— Ларри! — позвала мужа миссис Чалмерс. Ответа не последовало.
В коридоре, ведущем в задние комнаты, зашаркал Эмилио. Миссис Чалмерс кинулась к нему.
— Где мистер Чалмерс?
— Не знаю, мадам. Он не велел мне выходить из кухни.
— Вы передали ему, что я обыскал «ролллс»? — спросил я.
Эмилио отвел глаза. Он молчал.
Миссис Чалмерс вмиг оказалась у двери кабинета. Она забарабанила кулаками по резной дубовой двери, облизала кровоточащие костяшки пальцев и снова забарабанила.
— Он здесь! — закричала она. — Надо войти туда. Он покончит с собой.
Я оттолкнул женщину и подергал дверь. Она была заперта. За дверью царила тишина.
Эмилио принес из кухни отвертку, молоток и снял дверь с петель.
Чалмерс сидел в кресле судьи, неловко свесив голову набок. На нем была морская форма с тремя золотыми нашивками командира. Кровь из перерезанного горла окрасила орденские ленточки. На полу, прямо под его безвольно болтающейся рукой, валялась опасная бритва.
Миссис Чалмерс в ужасе попятилась, словно тело было лазером, испускавшим смертоносные лучи.
— Я знала, что он покончит с собой. Он еще в тот день, когда они явились, хотел умереть.
— Кто явился? — сказал я.
— Джин Траск и тот бандюга, с которым она всюду разъезжала, Сидней Хэрроу. Я захлопнула дверь перед их носом, но поняла, что они вернутся. Ларри тоже понял. Вынул револьвер Элдона, он его все эти годы держал в сейфе, и говорит: «Давай кончим жизнь по сговору: сначала я в тебя стреляю, потом в себя». Мы с доктором Смизерэмом еле уговорили его уехать в Палм-Спрингс.
— Не надо было ему мешать, — сказал Тратвелл, — лучше бы он покончил с собой тогда.
— А заодно и со мной? Скажете тоже. Я не хотела умирать. И сейчас не хочу.
В ней по-прежнему бушевали страсти, но волновала ее только собственная судьба.
Мы с Тратвеллом молчали. Она сказала:
— Слушайте, вы еще работаете на меня? Вы говорили, что да.
Он покачал головой. Глаза его смотрели сквозь нее куда-то вдаль: не то в печальное прошлое, не то в безрадостное будущее.
— Теперь вы не имеете права от меня отвернуться, — сказала она. — Думаете, я мало страдала? Мне правда жаль, что так вышло с вашей женой. Я и сейчас еще иногда проснусь среди ночи и вижу, как она, бедняжка, лежит на дороге — ну точно куль с тряпьем.
Тратвелл наотмашь ударил ее по лицу. Изо рта миссис Чалмерс тонкой струйкой потекла кровь. Я встал между ними. Тратвеллу не следовало бить ее. Не в его это стиле.
Она тут же приободрилась.
— Зря вы меня ударили, Джон. Мне и так скверно. Все эти годы я жила как в доме с привидениями, ей-ей. Когда мы в первый раз сюда приехали, стоим мы здесь в темном кабинете, складываем деньги в сейф, и вдруг входит слепая старуха, мать Ларри, и спрашивает: «Это ты, сынок?» Не понимаю, как она догадалась, что это он. Просто жуть какая-то.
— А дальше что было?
— Ларри отвел старуху в ее комнату и поговорил с ней. Мне он их разговора не пересказал. Но после этого она нас не беспокоила.
— Эстелла никому об этом не сказала, — повернулся ко мне Тратвелл. — Она умерла, так никому ничего и не сказав.
— Теперь мы знаем, отчего она умерла, — сказал я. — Она узнала, что стало с ее сыном.
И тут мертвец, словно подслушав меня, смущенно дернул головой. Вдова подошла к нему походкой лунатика, встала рядом и погладила по волосам.
Я остался с ней, пока Тратвелл ходил звонить в полицию.