Глава 22

...Я шел по усыпанному галькой руслу высохшей реки. В неподвижном, ярко раскрашенном небе пролетали попугаи и кричали, словно у них в горле перекатывалась та же самая галька. Мимо меня неслышной поступью прошла девушка, от ходьбы ее золотые волосы развевались. Я пополз за ней на четвереньках, а она обернулась и рассмеялась. У нее было лицо Мэвис, но смех звучал так же, как крики попугаев. Потом она вошла в темную пещеру, уводящую куда-то далеко от берега высохшей реки. Ориентируясь на блестевшие волосы, я тоже ступил во тьму.

Когда девушка снова обернулась ко мне, чтобы засмеяться, лицо ее превратилось в лицо Гретхен Кек, а красные губы, оказывается, были красными от крови. Мы находились в коридоре отеля, бесконечном, как время. Девушка все шла и шла, из-под ног ее поднимались маленькие облачка пыли. Она забивала мне дыхание и пахла смертью.

Я пробирался вперед по осколкам, усыпавшим потертый ковер. Видел какие-то фотографии, газетные вырезки и обведенные в черную рамку некрологи, мятые конверты и стопки любовных писем, перевязанные розовой ленточкой, пепел и сигаретные окурки коричневого и белого цвета, пустые бутылки из-под виски, засохшую блевотину и засохшую кровь, жирные тарелки с холодной, наполовину оставленной едой. За пронумерованными дверями раздавались пронзительные крики, хихиканье, завывания, стоны, издаваемые в любовном экстазе, и стоны, вызванные, должно быть, нестерпимой болью. Я глядел прямо перед собой, шел все дальше, надеясь, что ни одна из этих дверей не откроется.

Девушка остановилась у последней двери и опять обернулась — это была Кэти Слокум, она кивала мне, приглашая заходить. Я вошел за ней в комнату, наполненную ароматом жасмина. На кровати, накрытая черным полицейским брезентом, лежала женщина. Я убрал с ее лица брезент и увидел, что оно напрочь покрыто какой-то пеной, — лица вроде и не было.

Я подошел к забранному в переплет окну и распахнул его. Но тут на двери щелкнула задвижка. Оглянувшись через плечо, я увидел лишенное каких-либо черт, напрочь обугленное лицо. Я закричал, что не делал этого. Человек с обугленным лицом направился в мою сторону, и прикосновение его ног к полу было столь же мягким, как если бы на пол сыпался пепел. Я как можно дальше высунулся из окна, посмотрел вниз: на улице, далеко внизу, ползли машины, их движение напоминало муравьиную процессию.

Наконец выскочил из этого кошмара и проснулся.

В голове отчаянно стучала кровь — так тяжелые волны прибоя бьют методично и сильно в пустынный берег. Я лежал на спине, и подо мной было что-то и не твердое, и не мягкое. Я поднял было голову, но ослепительная вспышка боли полоснула меня по глазам. Лежа, я попытался пошевелить руками — не получалось. Пальцы дотрагивались до чего-то грубого, влажного и бесчувственного. Некоторое время я лежал, утешая себя мыслью, что эта поверхность не собственная моя кожа. Виски и щеки щекотал холодный пот.

По комнате разливался желтый свет, исходил он из высокого, забранного в проволочную решетку окна, пробитого в стене, которую покрывал холст. Я скосил зрачки, поглядел на свои неподвижные руки и увидел, что они лишены подвижности при помощи коричневой холщовой рубашки. Ноги были свободны; на них едва держались брюки, я был в ботинках. Потянув ноги и превозмогая боль в глазах, я принял сидячее положение. Оказался, таким образом, на краю койки. А когда, лязгнув, откинулся засов, я поднялся на ноги и увидел, что распахивается обитая кожей дверь.

В комнату вошел Меллиотс — в белых парусиновых брюках, с обнаженным от ключиц до пупка торсом, покрытым черными колечками волос, вроде шкурки персидского ягненка. Густой черной шерстью заросли и его босые ноги, видные под закатанными до колен штанами.

За Меллиотсом показалась крошечная седовласая женщина.

— Хорошо, очень хорошо, — Меллиотс как бы продолжал с ней разговор. Потом обратился ко мне:

— Еще раз доброе утро. Надеюсь, вы насладились отдыхом. — Гримаса на его лице должна была изобразить хозяйское радушие.

— В вашем приюте слишком много вшей. Уберите вот это, — я устыдился своего голоса, который вырывался наружу тоненьким и сухим ручейком.

— Убрать? Получится не очень-то скромно. — Меллиотс посмотрел сверху вниз на маленькую женщину. — Мужчина должен быть одет во что-то в присутствии дамы. Я прав, мисс Мэкон?

На мисс Мэкон было белое одеяние медсестры. Ее седая, коротко остриженная макушка как раз достигала Меллиотсу до пояса, совиные глаза улыбались, отвечая на его взгляды, при этом она еще и подхихикивала. Нацелившись для удара головой в волосатый живот, я бросился вперед. Меллиотс слегка расставил ноги, как матадор. Его колено нанесло моей голове встречный удар, направив меня обратно, так что я всей спиной грохнулся об обитую чем-то мягким стену. Я сполз на пол, но тут же снова встал на ноги. Маленькая женщина захихикала:

— Да он буйный, доктор. Он ведет себя прямо как помешанный, вы видите?

— Мы знаем, как с ним справиться, мисс Мэкон. — И обращаясь ко мне, повторил:

— Мы знаем, как с тобой справиться.

Я снова, как мне казалось, закричал, потрясая связанными руками:

— Уберите от меня это!

— Не понимаю. Ты в расстроенном состоянии сознания. Это просто моя обязанность — некоторое время удержать тебя от злонамеренных поступков, пока ты хоть немного не успокоишься.

Медсестра с восхищением взирала на доктора.

— Я уже убил одного человека, — сказал я. — Думаю, ты будешь следующим.

— Послушайте-ка его, — произнесла мисс Мэкон с блаженной улыбкой. Он к тому же одержим манией убийства.

— Я скажу вам, мисс Мэкон, что я думаю предпринять, — проговорил Меллиотс, как бы в раздумье. — Наверное, водное лечение как нельзя лучше подойдет в данном случае. Не устроить ли нам сеанс уже сейчас, как вы считаете, мисс Мэкон?

— Пожалуй.

— Мы устроим тебе сеанс водного лечения, — улыбаясь, объявил мне Меллиотс.

Я стоял, прислонившись спиной к стене.

Доктор вытянул из замочной скважины ключ, подошел ближе, играя связкой ключей, и вдруг ударил меня ею по лицу.

— Ты будешь следующим, — сказал я.

Он снова размахнулся. Звяканье, удар, жгучая боль... я потерял счет этой повторяющейся последовательности. В моей голове яростно вспыхивали и гасли взрывы света. По лицу текла кровь, оставляя за собой влажные, как следы улитки, полосы.

— Пошел! — скомандовал Меллиотс. — Пока ты еще можешь видеть, куда идти.

И я пошел — в комнату, напоминающую склеп, выложенную белым кафелем, лишенную окон. И холодную. Утренний свет проникал сюда через расположенный на высоте примерно в двенадцать футов потолок и переливался на хромовой поверхности каких-то водопроводных кранов и труб, вытянувшихся вдоль стены. Пока сестра развязывала мне руки, доктор держал меня за плечи. Я попытался ударить его по рукам. Он звякнул ключами. Доктор стянул с меня рубашку, бросил ее сестре. Она поймала ее, скомкала, встала у двери. На лице застыла улыбка ожидания, счастливая, как у несмышленого младенца.

Я стоял у кафельной белой стенки и смотрел на свои руки. Они будто сморщились, они медленно приходили в себя, как змеи, выползающие ранней весной на солнышко.

И тут меня ударила струя воды. Опрокинула на пол. Откатила под стену.

Я пытался сесть, задыхаясь, отплевываясь. Где-то над гудящей водой прокатился детский счастливый смех медсестры.

Меллиотс стоял у противоположной стены. Капельки воды блестели в его шерсти на животе, словно роса. Одной рукой он держался за кран, присоединенный к белому резиновому шлангу. Другая покоилась на вделанном в стену хромовом руле.

Мне в лицо снова резанула струя холодной воды.

Отвернув лицо в сторону, я на карачках пополз к мучителю. Но струя, окрепнув, опрокинула меня на спину. И все-таки я вскочил на ноги, я прыгнул на него, но был перехвачен в центре траектории своего прыжка чудовищной силы потоком, который опять отбросил меня к "моей" стенке. И все-таки я снова поднялся!

Меллиотс быстро снял с крючка еще один раструб, поуже того, что был на белом шланге. Смерил расстояние до меня снайперским взглядом.

— Посмотри-ка сюда. Мой самый лучший фонтан.

Тоненькая водяная струя метнулась через склеп и ужалила меня в грудь.

На коже отпечаталась, высотой в шесть дюймов, буква "М", из нее засочились капли крови.

— Кстати, об убийствах, — сказал Меллиотс. — Этот маленький фонтан способен убить.

Я бросился через всю комнату и смог схватить его за горло. Он легко оттолкнул меня, я пошатнулся, я был настолько слаб, что едва мог устоять на ногах. Струя, еще сильнее прежней, тотчас отшвырнула меня назад к "моей" стене.

— Фонтан убьет, — произнес Меллиотс. — Он слеп.

— Сделай же с ним это, — сказала Мэкон, сопровождая свои слова невинным смехом.

— Мне бы самому хотелось сделать с ним это. Но помните, мисс Мэкон, мы должны оставаться в рамках закона, — доктор сделал это замечание вполне серьезно.

Вода сбила меня с ног, я ударился головой о стену, упав на то же место, куда упал в первый раз. Я лежал почти без сознания. Но слышал, как дверь захлопнулась и как в замке повернулся ключ. Потом я сел, откинувшись к стене, вытянув по полу ноги. Грудь и живот покрывали красные рубцы, на глазах превращавшиеся в синие.

Постепенно я приходил в себя...

Дверь в этом кафельном склепе была сделана из покрытой эмалью стали и плотно пригнана к металлическому проему. Она открывалась наружу, с моей стороны была абсолютно гладкой. Пару раз я попробовал ударить в нее плечом и сдался.

Потолок из матового стекла был укреплен проволочной решеткой. Она находилась в добрых двенадцати футах от пола, и никаким человеческим прыжком нельзя было преодолеть эту высоту. Я попробовал забраться по той стене, где краны и шланги, цепляясь за них. Все, что я получил, — это водяной душ, в котором я вовсе не нуждался. Я закрутил кран, который случайно отвернул, и принялся праздно наблюдать, что происходит в этом склепе-камере без моих попыток искать выход... Обратил внимание на пол. Его стала заливать прибывающая откуда-то вода. Откуда? Оказывается, она вытекала из впадины в центре пола. Ну а как ее отсюда... извлекали? Воду собирала дренажная труба тоже в полу. Труба была накрыта круглой металлической сеткой. Я запустил пальцы под сетку, и она поддалась. Открылось отверстие, диаметром в четыре дюйма. Можно было посожалеть, что я не канализационная крыса. Но... некая сырая мысль шевельнулась во мне, какое-то полуутопленное животное вспомнилось...

Был еще один выход из склепа-камеры. А что, если... Если я смог бы наполнить склеп водой настолько, чтоб подняться к стеклянному потолку? Опасный эксперимент, но не более опасный, чем пребывание там, где я находился, в ожидании Меллиотса и его новых игр.

Перво-наперво надо было как-нибудь заткнуть дренажную трубу.

Я снял ботинки и носки, запихнул носок одного ботинка, обмотав его носком, в отверстие. Потом до отказа отвернул все краны. Зашипело, зажурчало и хлынуло из всех кранов и шлангов. Я увертывался от воды, как мог: Меллиотс привил мне водобоязнь. Замерев в углу, я смотрел, как вода покрывает мои лодыжки, добирается до колен, поднимается к поясу. Через пятнадцать-двадцать минут я уже оторвался от пола.

Вода была теплой и приятной, постепенно я перестал ее бояться. Перевернулся на спину, раскинул руки и стал ждать, когда потолок окажется поближе ко мне. Поднимая голову, слышал, как воздух, шипя, прорывается наружу сквозь щели в переплете застекленной крыши. Через какое-то время я незаметно поднялся вместе с водой так, что уже мог дотянуться до потолка рукой. Стукнул кулаком по стеклу! Я вовсе не хотел пробивать отверстие; если бы кулак пробил крышу насквозь, я просто искалечил бы себе руку. От удара по стеклу пошли трещины, но оно осталось целым.

Сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, я нырнул за ботинком. Вода была чистой и спокойной, за исключением тех мест, где вытекавшие из стены струи пузырились и метались во все стороны. Преломленный стеклянной крышей луч солнца превратил водяную массу в куб бледно-зеленого свечения. Все-таки я достал спасительный ботинок, хотя от давления воды у меня закололо в ушах.

Вдруг в массе возникло какое-то движение, вибрация, которая отозвалась во мне чувством страха. С моим планом случилось что-то такое, чего я не предусмотрел. Можно задохнуться? Да, было похоже, что я тщательно проработал план, по которому мне предстояло умереть, как крысе в колодце. Но откуда вибрация? Я поплыл к кранам, чтобы выключить их. Но прежде всего моим легким был нужен воздух, а наверху его уже почти не оставалось. Все-таки я выключил краны. Держа ботинок в руке, я подобрал под живот ноги, собираясь вынырнуть.

Еще один толчок потряс воду и меня вместе с ней. Дверь! Дверь скрежетала, прогибалась. Дверь была рассчитана на воду, но отнюдь не на такое количество ее, когда склеп целиком наполнился бы ею. Я разворачивался медленным движением пловца, поднимающегося из глубины, но тут белая дверь, словно паруc, прогнулась и — исчезла из проема, переворачиваясь под напором воды. Поток вытолкнул меня следом за нею. Моя рука (без ботинка) задала направление в рухнувшей вслед за дверью воде, меня вынесло через пустой дверной проем, ударило о стенку уже в коридоре, и я, сделав сальто, прокатился по нему на дверной плоскости, за которую успел уцепиться. Вода из склепа тянула меня за собой, пока ее уровень не выровнялся.

Дверь из ближайшей комнаты в коридор была распахнута внутрь — ее распахнул поток. В комнате этой находился Меллиотс вместе с медсестрой. Она барахталась в воде, колотя руками и ногами, — видно, поскользнулась и упала. Доктор нагнулся и поднял ее на руки. Она взобралась на него, похожая на розовую безволосую обезьянку, жалобно повизгивающую от страха. Я все еще держал в руке ботинок, добрый шотландский походный ботинок с металлической подковой на каблуке, и я, не раздумывая, с размаху опустил его Меллиотсу на голову. Доктор упал в мелкую воду, вместе с уцепившейся за него женщиной. Шимпанзе-отец с детенышем...

Я огляделся. Белая одежда медсестры, наполненная бумагами корзина, рассыпавшийся букет цветов, разрозненные предметы одежды, оседающие на пол после схлынувшей воды. Тяжелые красные драпировки на окне провисли от пропитавшей их снизу влаги. Белый дубовый стол, кожаное кресло и кушетка — на всем следы воды. Канцелярские принадлежности лежат на столе. Вывеска: "Ангел милосердия. Частная лечебница. Гидротерапия и частичная ирригация. Отдельные комнаты для пациентов. Владелец — доктор Г.М.Меллиотс".

Венецианский адрес и номер телефона.

Кто-то заворочался у моих ног. Я отодвинулся. Я не был расположен прикасаться к мисс Мэкон.

— Он утонул! — крикнула она. — Я не могу его перевернуть.

Меллиотс распростерся на темном от воды ковре, лицом в лужу. Я посмотрел на его окровавленный затылок и не почувствовал ни злорадства, ни сочувствия. Взял доктора за руку и за ногу, перевернул на спину. Белки глаз Меллиотса пронизывали красные ниточки. Грудь вздымалась тяжело, как у загнанной собаки.

Мисс Мэкон засеменила вокруг стола. Открыла ящик. Только теперь я обратил на нее внимание: обеими руками она держала тяжелый револьвер. Я легко выбил у нее оружие. Она издала какой-то звериный визг и стиснула руками тощую грудь.

— Верните мне одежду, — сказал я. — И сами оденьтесь во что-нибудь. Я не могу на вас смотреть.

Ее рот открылся и закрылся, потом опять открылся и закрылся. Как у рыбы. Я поднял револьвер, и она мигом сделала то, что я приказал. Открыла дверь из какого-то чулана, натянула через голову платье. Моя одежда кучкой валялась на полу того же чулана.

Я направил дуло на эту обезьяну:

— А теперь уходите.

Глава 23

Это был револьвер 38-го калибра с шестидюймовым стволом номер серии 58237. Я засунул его в карман пиджака. В чуланчике, на вбитом в стену крючке, висел полосатый пиджак Меллиотса, там я нашел и свой пистолет, и свой бумажник. Я положил их туда, где им и надлежало находиться, и направился к двери. Меллиотс все еще был без памяти.

Я пошел по коридору, увязая я в чем-то мягком и липком, — видно, это было следствием прошумевшего водяного потока. Массивные двери все были заперты. Коридор выглядел так же гадко и мрачно, как тот, что я видел во сне. Единственный источник света находился за занавешенным входом в дальнем конце коридора. Я уже занес одну ногу на порог, как позади меня кто-то вскрикнул. Это был женский крик, отчаянный, хотя и приглушенный стенами. Я повернул назад.

— Выпустите меня, — согласные терялись по дороге, и наружу прорывались только гласные:

— Вы-у-й-е-ня! О-а-у-та, вы-у-и-е-ня! Это было похоже на вой раненой кошки.

У одной из дверей крик зазвучал громче. Здесь! Я толкнул дверь. Женщина закричала уже членораздельно:

— Выпустите меня! Кто там?

Мэвис!

Сердце мое покатилось в пятки, потом прыгнуло вверх, перехватило горло... Ребенок обжегся, но не может отойти от огня подальше. "Да ну вас к черту, Мэвис". Но сколько ни бормочи, а я уже побежал в комнату, где на полу все еще валялся Меллиотс, я забрал связку его ключей, я заметался, по очереди вставляя их в замочную скважину, пока не нашелся тот, что открыл дверь.

Мэвис отступила назад, посмотрела на меня и, всхлипнув, бросилась ко мне на шею. Я обнял ее.

— Арчер! Вы пришли!

— Да, на некоторое время мне пришлось здесь задержаться.

— Арчер! Вы здесь!

Она оторвалась от меня, прошла в глубину комнаты, безжизненно опустилась на койку. Это была в точности такая же конура, какую совсем недавно занимал и я, — с решеткой на окне и мягкообитыми стенами, не пропускающими звуков. Ангелы милосердия одинаково хорошо позаботились о своих пациентах.

— Что за клиентура у Меллиотса?

Бледная, почти обезумевшая от всего, что с ней произошло, Мэвис, конечно, не ответила. Она качала головой вперед-назад, вперед-назад, и ее глаза тоже раскачивались вперед и назад. Я подошел к ней совсем близко.

— Я никогда не была здесь раньше, — и вдруг тем же тихим и жалким голосом:

— Я хочу убить его.

Я заметил, что верхняя ее губа была разбита, остались следы засохшей крови.

— Слишком уж много убийств. Соберитесь-ка с силами, Мэвис. Теперь вы уж точно отправитесь в Мексику.

Она подалась вперед, так и не встав с койки. Голова уперлась мне в бедро, волосы упали на лицо — волна или два широких крыла. Из этого укрытия донесся шепот:

— Если вы поедете со мной, Арчер.

Вот так: мы с Мэвис Килборн вернулись на то же место, с которого началось все на молу. Катер. Яхта. Килборн и Меллиотс. Склеп с "гидротерапией". Актеры и сцены из моего — навеянного морфием — сна. Я вспомнил обугленные черты лица Пэта Ривиса. Я отодвинулся от Мэвис Килборн.

— Я поеду с вами до аэропорта. И куплю вам билет.

— Я боюсь ехать одна, — эти слова были произнесены шепотом, но глаза из-под тонкой вуали волос сверкнули.

Я же сказал, что боюсь ехать вместе с ней. Внезапно она поднялась с койки, выпрямилась, топнула ногой.

— Что такое, Арчер? У вас есть девушка?

Она была никудышной актрисой, но я смутился.

— Хотелось бы мне, чтоб так оно и было.

Она встала напротив меня, подбоченясь, сверкая глазами, разметав волосы, она заявила, что я, видимо, страдаю импотенцией (эту свою мысль она оформила в более энергичных выражениях).

— Мужчины изуродовали ваши представления о них еще со школы, не правда ли? Но, по-моему, сейчас не место и не время обсуждать данную тему. Ровно через две минуты я отсюда ухожу. Если хотите, можете идти со мной. До аэропорта.

— "До аэропорта", — передразнила она. — Я-то думала, что понравилась вам, неизвестный поклонник.

— Вы мне... нравитесь. Очень, Мэвис! Но у меня две веские причины, чтобы... проводить вас только до аэропорта. Первая — что произошло с Ривисом. Вторая — дело Слокумов, его я должен завершить. Обязательно! — Мне казалось, что вы работаете для меня?

— Прежде всего — для себя!

— Все равно, разве я не лучшая часть этого дела?

Я сказал, как мог мягко:

— Целое всегда больше, чем часть, Мэвис.

Где-то хлопнула дверь и послышался отчетливый нарастающий шум шагов. Кто-то шел по коридору тяжелой и быстрой походкой.

Услышав эти звуки, Мэвис застыла в позе нимфы на урне.

Я достал пистолет и выглянул в коридор, перед тем проверив обойму.

Она была полна, и патрон находился в патроннике.

Постепенно замедляясь, шаги приблизились к открытой двери нашей комнаты.

Пальцы Мэвис стукнули по моему плечу.

— Кто это?

— Тише.

Тяжелые шаги замерли, поспешили обратно. Ну уж нет! Я выскочил в коридор. Килборн поспешно подходил к занавешенному выходу.

Я крикнул: "Стой!" — и выстрелил в стену рядом с входом. Пуля пробила в штукатурке шестидюймовую дыру и остановила Килборна.

Он медленно повернулся, обе руки поднялись, как под действием гидравлического пресса. На нем был темный свежий костюм, в лацкане которого торчала огненно-красная гвоздика. Лицо его было под цвет гвоздики.

— Меллиотс был прав, — сказал он. — Я ошибся. Не следовало оставлять вас в живых.

— Вы совершили слишком много ошибок. Сотни людей все еще живы...

Мы вошли все в ту же комнату-конуру. Килборн — первым.

Я протянул револьвер Меллиотса стоявшей за моей спиной женщине.

— Вы умеете с ним управляться?

— Да.

— Держите мужа под прицелом.

— Да.

Я побежал к входу, спрятался за занавесью. На порог коридора влетел мужчина, из носа которого воздух вырывался, как дым из фабричной трубы. Когда шофер Килборна через дверной проем проскочил в коридор, я подставил ему подножку. Он тяжело шлепнулся на руки и на колени, и рукояткой пистолета я угомонил его.

Эхом вернулся ко мне этот удар — гулким револьверным выстрелом.

Мэвис встретила меня в дверях конуры.

— Я должна была это сделать, Арчер, — быстро заговорила она. — Муж пытался отнять у меня револьвер. Он убил бы нас обоих.

— Но Мэвис...

— Да, да, он собирался убить меня! — из горла Мэвис рвался истерический крик, похожий на крик попугая.

Килборн лежал на полу, подпирая одним своим могучим плечом койку. Состоящий из мяса и мускулов могильный холмик, дорого одетый по случаю смерти и с единственным цветком, который он сам себе купил. В глазной впадине распускалась вторая, другая красная гвоздика, потемнее. Револьвер Меллиотса лежал на коленях убитого.

— Вы отвезете меня в аэропорт? — спросила Мэвис.

— Не сейчас. — Я ощутил, как что-то тяжелое легло мне на сердце. — Вы все всегда делаете не так, как надо, красавица Мэвис.

— Он мертв?

— Все умирают.

— Я рада. Но заберите меня отсюда. Он ужасен.

— Вы должны были подумать об этом минуту назад.

— Не ругайте меня, ради Бога. Заберите меня отсюда.

Я посмотрел на нее и подумал об Экепалко. Чудесная вода, в которой водится рыба, высокие морские утесы, длинные тихие ночи. Десять миллионов долларов и Мэвис... и все, что мне было нужно, так это ненадолго остановиться.

Все это промелькнуло перед потайным глазом моего сознания, как очень старая кинокартина. Все, что от меня требовалось, — это вынуть его из коробки и продублировать в форме диалога. Но не только диалог был неизбежен. Шофер был сбит еще до того, как прозвучал выстрел. Меллиотс был без сознания. И выстрел в голову Килборна пришелся из его пистолета. Мы с Мэвис могли спокойно уйти отсюда и ждать, когда будет утверждено завещание.

Я бросил долгий испытующий взгляд на Мэвис, на ее прекрасную фигуру и на опустошенное лицо.

Она разгадала мое намерение прежде, чем я заговорил.

— Вы не хотите помогать мне, Арчер?

— Теперь вы вполне способны помочь себе сами. Хотя и не в достаточной степени. Я бы мог прикрыть вас, но... когда явятся люди из районной прокуратуры, вы опять сделаете все не так, как надо, и жертвой окажусь тогда и я.

— Вы так сильно заботитесь о свое проклятой костлявой шее?

— У меня только одна шея.

Она изменила тактику:

— Мой муж не составил завещания... Вы знаете, как много у него денег?

— Возможно, даже лучше, чем вы. Но нельзя будет их потратить, если вы умрете или попадете за решетку.

— Вы... вы... так хотите засадить меня туда. — Ее губы дрогнули.

— Не надолго... Вы можете раздобыть прекрасного защитника по делу о непредумышленном убийстве или даже выдвинув версию самозащиты. С такими адвокатами, которых вы сможете купить, вы не проведете за решеткой и ночи. — Вы мне лжете.

— Нет. — Я поднялся, глядя на нее. — Я желаю вам добра, Мэвис.

— Если вы и впрямь желаете мне добра, тогда заберите меня отсюда. Мы могли бы уехать вместе. Куда вам угодно.

— Я об этом тоже думал... Нет.

Она была расстроена и озадачена.

— Вы говорили, что я красива. Я могла бы сделать вас счастливым, Лью.

— Но не на всю мою оставшуюся жизнь, Мэвис.

— Не знаю, — отозвалась она. — Вы еще никогда... не были со мной.

Мне стало стыдно за нее. Стыдно за себя. Перед глазами, словно бриллиантовая змея, промелькнули кадры-картинки из киноленты об Экепалко. — В комнате Меллиотса есть телефон, — сказал я. — Вызовите полицию... Лучше всего держаться версии о самозащите.

Она разразилась слезами и, рыдая, порывисто вскочила, плотно зажмурив глаза. Необузданное горе Мэвис было более трогательным, чем любая из ее "игровых" поз. Когда она стала искать, во что бы ей по-настоящему выплакаться, я подставил ей плечо. И повел вдоль по коридору к телефону.

Глава 24

Охранник на студии — здоровенный бывший полицейский, неприступный в своей вежливости. Он наклонился к отверстию в окне из зеркального стекла:

— Кого вы хотите видеть?

— Милдред Флеминг. Она секретарь у одного продюсера... или режиссера.

— О да... мисс Флеминг. Одну минутку, если позволите, — он что-то сказал в трубку стоящего рядом с его локтем телефона и взглянул снова на меня, вопросительно подняв брови:

— Мисс Флеминг интересуется, кто ее спрашивает.

— Льюис Арчер. Скажите, что меня прислала Мод Слокум.

— Кто прислал Вас?

— Мод Слокум, — это имя вызвало неожиданное эхо в глубине моего сознания.

Охранник снова побеседовал с телефонной трубкой и заулыбался.

— Мисс Флеминг скоро спустится к вам, мистер Армчер. Присаживайтесь, прошу вас.

Я не стал поправлять перевравшего мою фамилию охранника и уселся на собранный из хромированных железок стул в дальнем конце большого, просторного вестибюля.