Глава 7

Здание компании по сбережению и выдаче ссуд на Уилшире[5] представляло собой двенадцатиэтажную башню из стекла и алюминия. На автоматическом лифте я поднялся на третий этаж, где находился кабинет Себастьяна.

Секретарша с фиалковыми глазами, сидевшая в приемной, сказала, что Себастьян ждет меня.

— Но, — добавила она многозначительным тоном, — сейчас у него мистер Стивен Хэккет.

— Сам большой босс?

Нахмурившись, она произнесла:

— Тс-с! Мистер Хэккет приехал после обеда с мистером Себастьяном. Но он хочет побыть здесь инкогнито. Я сама вижу его всего второй раз. — Она говорила таким голосом, словно им сейчас наносил визит член королевской семьи.

Я присел на кушетку у стены. Д евушка встала из-за машинки и, к моему удивлению, подошла и села рядом со мною.

— Вы полицейский, врач или кто-то еще?

— Кто-то еще.

Она обиделась.

— Можете не отвечать, если не хотите.

— Именно так.

Она помолчала.

— Я очень беспокоюсь за мистера Себастьяна.

— Я тоже. Почему вы так решили, что я полицейский или врач?

— По тому, как он говорил о вас. Он очень хочет вас видеть.

— Он сказал, почему?

— Нет, но я видела, как он плакал у себя сегодня утром. — Она показала на дверь в его кабинет. — Вообще-то мистер Себастьян человек очень уравновешенный. Но он в самом деле плакал. Я вошла и спросила, не могу ли я чем-то помочь. Он ответил, что помочь тут ничем нельзя и что его дочка очень больна. — Она пристально посмотрела на меня своими фиалковыми глазами. — Это правда?

— Вполне возможно. Вы знаете Сэнди?

— Видела ее. Что с ней случилось?

Выдумывать диагноз мне не пришлось. В кабинете за дверью послышались шаги. Когда Себастьян открыл дверь, секретарша уже сидела за машинкой на своем месте, словно статуя в нише.

Стивен Хэккет оказался ухоженным мужчиной лет сорока, моложе, чем я предполагал. Его упитанному телу придавал стройность отлично сшитый твидовый костюм. Его глаза презрительно скользнули по мне, словно по предмету мебели, стоящему не на месте. Он производил впечатление человека, использующего деньги так же, как другие мужчины — ботинки с толстой стелькой и внутренним каблуком — для увеличения роста.

Себастьяну явно не хотелось, чтобы тот уходил, и он попытался проводить его до лифта. Но Хэккет в дверях обернулся, быстро пожал ему руку и попрощался:

— До свидания. Продолжайте работать так же успешно.

Себастьян подошел ко мне, глаза его мечтательно сияли.

— Это был мистер Хэккет. Ему очень понравился мой проект плана на следующий год. — Он почти открыто хвастался перед секретаршей и мною.

— Я так и знала, что ему понравится, — сказала она. — План замечательный.

— Да, но ведь заранее никогда не знаешь.

Он провел меня к себе в кабинет и закрыл дверь. Это была небольшая угловая комната окнами на бульвар и автостоянку. Посмотрев вниз, я увидел, как Стивен Хэккет подошел к красной спортивной машине и, заскочив на переднее сиденье прямо через дверцу, умчался на большой скорости.

— Отчаянный спортсмен, — заметил Себастьян.

Его обожание вызвало у меня раздражение.

— И это все, что он делает?

— Он следит, разумеется, за положением своих финансовых дел. Но активного участия в управлении компанией не принимает.

— Откуда у него деньги?

— Унаследовал состояние от отца. Марк Хэккет был одним из техасских нефтепромышленников, о которых слагали легенды. Но Стивен Хэккет делает деньги по-своему. За последние годы, например, он приобрел эту компанию и выстроил вот это здание.

— Надо же, какой молодец! Молодец да и только.

Себастьян удивленно посмотрел на меня и сел за свой письменный стол. На нем лежали фотографии Сэнди и жены в полный рост и кипа рекламных макетов, на одном из которых красовалась надпись, выполненная старинной вязью: «К чужим деньгам мы относимся со столь же глубоким уважением, как и к своим собственным».

Я подождал, пока Себастьян настроится на другую волну. На это ушло некоторое время. Ему нужно было перенестись из мира денег, в котором лучшее, на что можно надеяться, заключается в том, что тебя купит миллионер, в такой сложный и запрятанный мир своей личной жизни. Себастьян стал нравиться мне больше после того, как я узнал, что некоторое время назад обладатель этой вьющейся шевелюры сидел, повесив голову, весь в слезах.

— Я видел вашу дочь несколько часов назад.

— Правда? С ней все в порядке?

— Внешне все в порядке. А вот что у нее творится внутри, не знаю.

— Где вы ее видели?

— Она была со своим приятелем у него в квартире. Боюсь, что желания возвратиться домой у нее не было. Похоже, что Сэнди сильно озлобилась на вас и на вашу жену.

Последнюю фразу я произнес с такой интонацией, чтобы она прозвучала как вопрос. Себастьян взял со стола фото дочери и стал внимательно смотреть на нее изучающим взглядом, словно пытаясь найти там ответ.

— Она всегда любила меня без памяти, — проговорил он. — Мы были настоящими друзьями. До этого лета.

— А что случилось этим летом?

— Она вдруг стала относиться ко мне резко враждебно, к нам обоим. Фактически прекратила с нами разговаривать. Только когда вдруг вспыхивала, обзывала нас плохими словами.

— Я слышал, что этим летом у нее была любовная связь.

— Любовная связь? Это невозможно в ее возрасте.

— Причем несчастливая любовная связь, — добавил я.

— Кто он был?

— Я надеялся, что об этом вы мне скажете.

Его лицо опять изменилось. Рот приоткрылся, а челюсть беспомощно отвисла. Казалось, что его отсутствующий взгляд сосредоточился на каком-то предмете где-то сзади, у него за головой.

— Откуда вы это услышали?

— От ее подруги.

— Вы имеете в виду настоящую половую жизнь?

— Почти вне всякого сомнения, Сэнди живет ею, начиная с лета. Не отчаивайтесь, держите себя в руках.

Мое предупреждение не возымело действия. Себастьян весь поник, как побитая собака, в глазах его появился страх. Он положил фотографию Сэнди на стол лицом вниз, словно не давая ей смотреть на себя.

Я достал листок с планом, который обнаружил в письменном столе Дэви, и разложил его перед Себастьяном.

— Взгляните-ка хорошенько. Прежде всего, знаком ли вам почерк?

— Похоже, что писала Сэнди. — Он взял листок в руки и посмотрел пристальнее. — Да, почерк точно ее. Что это означает?

— Не знаю. Вы узнаете это место с искусственным озером?

Себастьян почесал голову, от чего один крупный завиток упал, закрыв ему глаза. Это придало ему несколько таинственный и неопрятный вид. Он осторожно поправил упавшую прядь, но вид у него так и остался неопрятным и жалким.

— Похоже на усадьбу мистера Хэккета, — сказал он.

— Где это?

— На возвышенности, прямо над Малибу. Место красивейшее. Но не знаю, для чего Сэнди понадобилось чертить этот план. Вам это о чем-нибудь говорит?

— Кое о чем. Прежде чем мы начнем говорить об этом, хочу, чтобы вы еще кое на что взглянули. Я привез вам ваше ружье, точнее, оставшиеся от него части.

— Как понимать «оставшиеся части»?

— Пойдемте на автостоянку, я покажу вам. Не хотел приносить сюда.

Спустившись в лифте, мы вышли на улицу и подошли к моей машине. Я открыл багажник и развернул полотенце, в которое были завернуты отпиленные стволы и приклад. Себастьян взял их в руки.

— Кто это сделал? — Он был потрясен и разгневан. — Сэнди?

— Вероятнее всего — Дэви.

— Каким же надо быть варваром! Это ружье обошлось мне в полторы сотни долларов.

— Думаю, что это не варварство. И привести это может кое к чему похуже. Обрез у Дэви почти наверняка с собой. Прибавьте к этому план усадьбы Хэккета, начерченный Сэнди...

— Боже мой, по-вашему, они задумали вооруженное ограбление?

— По-моему, Хэккета нужно предупредить о такой возможности.

Себастьян двинулся было к зданию, но повернулся ко мне. Его терзали душевные муки, и он не мог скрыть их.

— Нельзя этого делать. Неужели вы думаете, я смогу сказать ему, что моя собственная дочь...

— План начертила она. Хорошо она знает то место?

— Очень хорошо. Хэккеты прекрасно относятся к Сэнди.

— И вы считаете, их не нужно предупредить?

— На этом этапе, конечно, не нужно, — он швырнул остатки ружья в багажник, и они звякнули. — Нам еще не известно точно, что именно они замышляют. Понимаете, чем больше я об этом думаю, тем менее вероятным мне это представляется. Что же, по-вашему, я должен ехать к ним и тем самым губить карьеру, не говоря уже о Сэнди...

— Вот ее жизнь действительно будет погублена, если ее дружок грабанет Хэккетов. И ваша — тоже.

Он глубоко задумался, уставясь на асфальт у себя под ногами. Я наблюдал за машинами, несущимися по Уилширу. Когда я смотрю на поток автомобилей, сам находясь вне его, у меня улучшается самочувствие. Но сегодня это не помогло.

— Хранит ли Хэккет дома деньги и драгоценности?

— Крупные суммы — нет. Но у жены есть бриллианты. И у них ценная коллекция картин. Мистер Хэккет часто бывал в Европе и приобретал там картины. — Себастьян помолчал. — Что конкретно вы сказали бы Хэккету, если бы стали ему об этом сообщать? Я имею в виду, могли бы вы не упоминать о Сэнди?

— В этом и заключается весь смысл того, что я пытаюсь сделать.

— Почему вы не привезли ее домой, когда виделись с нею?

— Она не захотела возвращаться. А силой я не мог ее заставить. И вас тоже я не могу заставить силой сообщить обо всем Хэккету. Но считаю, что вам следует это сделать. Или передать все дело в руки полиции.

— И отправить ее в тюрьму?

— Если она ничего не совершила, в тюрьму ее не посадят. Во всяком случае, есть места похуже тюрьмы.

Он неприязненно посмотрел на меня.

— Похоже, вы не отдаете себе отчета в том, что говорите о моей дочери.

— Единственное, о чем я думаю, это о ней. А вот вы — еще и о многом другом. Потому мы и стоим здесь, а время уходит.

Себастьян прикусил губу. Подняв глаза, он посмотрел на здание из стекла и металла, словно ища в нем моральной поддержки. Подойдя ко мне, он взял меня за руку повыше локтя и сжал пальцы, будто желая сделать комплимент и одновременно проверить мою физическую силу на тот случай, если мы станем драться.

— Послушайте, Арчер. А почему бы вам не поехать к мистеру Хэккету и не поговорить с ним? Не раскрывая, кто именно в этом замешан, не называя имен — ни моего, ни Сэнди.

— Вы хотите, чтобы я сделал это?

— Это единственный благоразумный выход. Не могу поверить, что они действительно задумали что-то серьезное. Сэнди не преступница.

— Обычно у молодой девушки ход мыслей тот же, что и у парня, которым она увлечена.

— Только не у моей дочери. С ней никогда не было никаких неприятностей.

Я устал спорить с Себастьяном. Этот человек предпочитал верить в то, что в данный момент улучшало его самочувствие.

— Будь по-вашему. Когда Хэккет прощался с вами, он собирался ехать домой?

— Думаю, что да. Так, значит, вы съездите к нему?

— Раз вы настаиваете.

— И ничего не скажете о нас?

— Это может не получиться. Не забывайте, что Хэккет видел меня у вас в приемной.

— Придумайте что-нибудь. Скажите, что узнали об этом случайно и пришли ко мне, потому что я служу в его компании. Вы и я — старые приятели, ничего больше.

На самом же деле — куда как меньше. Никаких обещаний давать я не стал. Он объяснил мне, как доехать до дома Хэккетов, и дал номер их телефона, отсутствующий в справочнике.

Глава 8

Приехав в Малибу, я набрал этот номер. Трубку сняла женщина, которая сказала с иностранным акцентом, что мужа дома нет, но что она ждет его с минуту на минуту.

Когда я назвал имя Себастьяна, она сказала, что велит меня встретить у ворот.

От центра Малибу ехать было мили две. Ворота были трехметровой высоты, по верху натянута колючая проволока. По обе стороны от ворот шел прочный забор из плетеной проволоки с прикрепленными к нему табличками «Вход запрещен. Частная собственность», уходящий, насколько хватало глаз, вдаль за холмы.

Человек, ожидавший меня у ворот, был худощав и внешне походил на мексиканца. Обтягивающие джинсы и взлохмаченная шевелюра придавали ему юношеский вид, которому, однако, никак не соответствовали темные глаза, словно лишенные возраста. Он даже не пытался скрыть от моего взгляда тяжелый револьвер в кобуре, оттопыривающий ему куртку слева на поясе.

Прежде чем отпереть ворота, он потребовал показать ему фото на моем водительском удостоверении.

— О'кей, парень. Думаю, все о'кей.

Он отпер ворота, я въехал, после чего он опять запер их, пока я ждал рядом с его джипом.

— Мистер Хэккет уже вернулся?

Он покачал головой, забрался в джип и поехал, сказав, чтобы я следовал за ним, вверх по огибающей холм частной дороге. Уже после первого поворота местность предстала передо мною почти столь же уединенной и нетронутой, как где-нибудь в самой отдаленной глуши. В кустах призывно кричали невидимые перепела, а на ветках сидели какие-то маленькие птички и склевывали ярко-красные ягоды. Два парящих в вышине грифа зорко следили за каждым движущимся по земле предметом.

Пройдя по невысокому перевалу, дорога шла по гребню широкой земляной дамбы, огораживающей искусственное озеро. По водной глади скользили утки, шилохвость и чирки, а в траве на берегу бродили болотные цапли.

Человек, ехавший впереди, выхватил револьвер и, даже не притормозив свой джип, выстрелил в ближайшую от него цаплю. По-моему, сделал он это, просто чтобы похвалиться передо мной. Утки мгновенно взлетели, а все цапли, за исключением одной, засеменили в воду, словно перепуганные человечки в мультипликационном фильме.

Дом стоял на возвышении у дальнего берега озера. Широкий, приземистый и красивый, он настолько удачно вписывался в окружающий пейзаж, что казался его неотъемлемой частью.

Миссис Хэккет ждала меня на террасе перед домом. На ней был шерстяной коричневый костюм, длинные пшеничного цвета волосы были собраны в слабый пучок на затылке. Ей было немного за тридцать, выглядела она симпатичной и пухленькой, а кожа у нее была очень светлая. Сердитым голосом она обратилась к мужчине, сидящему за рулем джипа:

— Это ты стрелял из револьвера?

— Подстрелил болотную цаплю.

— Я же просила не делать этого. Ты распугаешь всех уток.

— Но цапель развелось слишком много.

Женщина побледнела.

— Не сметь препираться со мною, Луп.

Они злобно смотрели друг на друга. Его лицо походило на потрескавшуюся седельную кожу. Ее — на дрезденский фарфор. Победа, очевидно, осталась за фарфором. Луп умчался на джипе и скрылся из виду за одним из подсобных строений.

Я представился. Женщина повернулась ко мне, но из головы у нее не выходил Луп.

— Он не хочет подчиняться мне. Просто не знаю, как с ним обращаться. Живу в вашей стране больше десяти лет и до сих пор не понимаю американцев. — Говорила она со среднеевропейским акцентом, вероятнее всего — с австрийским или немецким.

— Я живу здесь больше сорока, — ответил я, — а американцев тоже не понимаю. Особенно трудно понять американцев мексиканского происхождения.

— Тогда боюсь, что помощи мне от вас не получить, — улыбнулась она, пожав своими широкими плечами.

— Что за работа у Лупа?

— Присматривать за усадьбой.

— Одному, без помощников?

— Здесь не так много дел, как может показаться. За домом и усадьбой ведут уход приходящие работники по договоренности с фирмой по обслуживанию. Мой муж не любит, когда под ногами крутятся слуги. Мне же лично слуг очень не хватает, дома у нас всегда были слуги.

— А где ваш дом?

— В Баварии, — проговорила она с ностальгическими нотками в голосе. — Под Мюнхеном. Моя семья живет в нашем доме еще со времен Наполеона.

— А сколько лет живете здесь?

— Десять. Стивен привез меня в вашу страну десять лет назад. И я до сих пор никак к ней не привыкну. В Германии слуги всегда относятся к вам с уважением.

— Луп ведет себя не как типичный слуга.

— А он и не типичный. Это моя свекровь настояла, чтобы мы взяли его. Он знает об этом. — Она вела себя как человек, которому просто необходимо перед кем-то выговориться. Похоже, она слышала себя со стороны. — Боюсь, я слишком много говорю. Но почему вы задаете мне все эти вопросы?

— Это у меня привычка такая. Я — частный детектив.

Она изучала меня.

— Со Стивеном произошел несчастный случай? Он поэтому не вернулся домой?

— Надеюсь, что нет.

Она осуждающе посмотрела на меня. Для нее я был гонцом, принесшим дурную весть.

— По телефону вы сказали, что являетесь другом Кита Себастьяна.

— Я знаю его.

— Что-нибудь случилось с мужем? Вы это хотите сказать?

— Нет. Думаю, как объяснить вам, почему я здесь. Присесть можно?

— Разумеется, но проходите в дом. Здесь на ветру прохладно.

Я последовал за нею в распахнутую стеклянную дверь, затем вверх по небольшой лестнице, после чего мы прошли по хорошо освещенной галерее, увешанной картинами. Я узнал одну картину Клее, одну — Кокошки, одну — Пикассо[6] и подумал, что нет ничего удивительного в том, что усадьба обнесена забором.

Из широких окон гостиной открывался прекрасный вид на океан, который, как казалось с такой высоты, наклонно уходил за линию горизонта. На его глади виднелось несколько белых парусов, словно бабочки на голубоватом оконном стекле.

Миссис Хэккет усадила меня в аскетическое на вид металлическое кресло, обитое кожей, сидеть в котором оказалось, однако, очень удобно.

Я рассказал о деле. Послышался шум подъезжающей машины. Хэккет затормозил у самой террасы и теперь помогал своей матери выйти из машины. Она казалась его ровесницей и одета была соответственно этому возрасту. Но если Хэккету было сорок, то его матери должно было быть по меньшей мере пятьдесят шесть или пятьдесят семь. Когда она шла по террасе, опираясь на его руку, я увидел по ее походке, что несмотря на столь моложавую внешность, прожитые годы все же дают себя знать.

Подойдя к окну, миссис Хэккет довольно вяло помахала им рукой. При виде свекрови ее, как мне показалось, совершенно покинула жизненная энергия.

Мать мне представили как миссис Марбург. Она смерила меня оценивающим взглядом увядающей профессиональной кокетки, словно определяя, сгожусь ли я на что-нибудь в постели.

Ее сын тоже посмотрел на меня холодно и оценивающе, но его интересовало другое.

— Это не вас я видел в приемной Кита Себастьяна?

— Да.

— И вы приехали за мной сюда? Зачем? Я смотрю, вы тут уютно устроились.

Он имел в виду рюмки на кофейном столике. Его жена виновато вспыхнула. Мать же заметила укоризненно и вместе с тем кокетливо:

— Стивен, я знаю, ты терпеть не можешь, когда нарушают твое уединение. Но сейчас веди себя прилично. У этого приятного молодого человека наверняка есть очень веские основания находиться здесь.

Она хотела взять его за руку. Хэккет уклонился от прикосновения, но ее попытка, похоже, все же поубавила в нем спеси. Он спросил уже более спокойно:

— И какие же это основания?

— Это идея Себастьяна. — Я сел и повторил то же самое, что несколько минут назад рассказал его жене.

Видно было, что мой рассказ огорчил всех троих. Из бара на колесиках Хэккет достал бутылку виски и, не предложив никому, налил себе солидную порцию, опрокинув ее залпом. Его жена-немка начала совершенно беззвучно плакать, волосы ее распустились и рассыпались по плечам. К ней подсела мать Хэккета и успокаивающе погладила рукой по широкой спине. Другой рукой она взялась за свою шею, закрытую креповой тканью, как свидетельство давно ушедшей молодости.

— Вы очень помогли бы нам, — обратилась миссис Марбург ко мне, — если бы предоставили в наше распоряжение все имеющиеся у вас факты. Кстати, я не расслышала, как вас зовут.

— Лью Арчер. К сожалению, я не могу прибавить что-либо существенное к тому, что уже сказал.

— Но кто эти люди? Откуда нам знать, что они вообще существуют?

— Потому что я вам говорю.

Тут вмешался Хэккет:

— А что, если вы просто ищете работу и напрашиваетесь к нам в телохранители?

— Должность телохранителя не соответствует моему представлению о достойном занятии. Если пожелаете, могу дать название хорошей фирмы. — Однако никого из них мое предложение не заинтересовало. — Разумеется, вы вольны поступать по своему выбору. Обычно все так и делают.

Хэккет увидел, что я собираюсь уходить.

— Ну, не уноситесь от нас так стремительно, мистер Арчер. Я в самом деле весьма признателен вам за то, что вы приехали. — От выпитого виски он сделался человечнее, интонация его смягчилась, равно как и выражение лица. — И конечно же я вовсе не хотел показаться негостеприимным. Выпейте.

— Мне уже достаточно, спасибо. — Я, однако, почувствовал, что стал относиться к нему с чуть большей симпатией. — Вы не получали угроз по телефону? Или писем с требованием денег?

Хэккет посмотрел на жену, и оба они отрицательно покачали головами. Он сказал:

— Могу я задать вам вопрос? Откуда вам известно, что этот, э-э, преступный замысел направлен против меня... против нас?

— Точно мне это не известно. Но у людей, о которых я веду речь, имеется план вашей усадьбы.

— Этой усадьбы или пляжного коттеджа?

— Этой усадьбы. Я счел это достаточно веским основанием, чтобы приехать сюда и переговорить с вами.

— Вы правильно поступили, — сказала Рут Марбург. У нее был приятный, слегка хрипловатый голос, как у героини вестернов. По такому голосу можно было определить, что его обладательница, хотя и располагает большими деньгами, знавала времена, когда вообще не имела ни цента. — Думаю, что мы должны оплатить мистеру Арчеру затраченное им время.

Хэккет достал из кармана бумажник и из купюр разного достоинства выбрал двадцатку.

— Это вам за потраченное время.

— Спасибо, но об этом уже позаботились.

— Берите, берите, — сказала миссис Марбург, — это честные деньги, полученные нами за нефть.

— Нет, благодарю.

Хэккет удивленно уставился на меня. Интересно, когда и кто последний раз отказался принять от него незначительную сумму. Когда я шагнул к двери, он последовал за мной в галерею, перечисляя имена создателей картин.

— Вы любите живопись?

— Очень.

Однако повествование Хэккета показалось мне малоинтересным и унылым. Он принялся рассказывать, сколько стоила каждая картина раньше и сколько за нее дают сейчас. Добавил, что от каждой картины, купленной им за последние десять лет, он имеет потенциальную прибыль, причем весьма солидную.

— Вот молодец!

Он настороженно посмотрел на меня своими тусклыми глазами.

— Считаете, что это должно быть очень смешно?

— Нет.

— Ну ладно. — Однако вид у него стал недовольный: я не проявил подобающего уважения к нему и его деньгам. — Вы ведь сказали, что интересуетесь живописью. Здесь собрана одна из самых ценных коллекций современных произведений во всей Калифорнии.

— Это вы мне уже говорили.

— Ну что же, если вас это не заинтересовало. — Он было отвернулся, но опять подошел ко мне. — Одного не могу взять в толк. Какое отношение ко всему этому имеет Кит Себастьян?

Пришлось солгать, хотя с самого начала я надеялся, что этого удастся избежать.

— Я знал, что Кит служит в одной из ваших компаний. Приехал к нему, а он направил меня сюда.

— Понятно.

Пока Хэккету не стало понятно что-нибудь еще, я сел в свою машину и поехал к воротам. Луп последовал за мной на джипе.

Утки на озеро не вернулись. Перепуганные болотные цапли перебрались к дальнему берегу. Издали они походили на группу людей, пришедших на похороны.

Глава 9

На пути в город я остановился у дома «Лорел» проверить, не вернулись ли Дэви и Сэнди. Дверь в квартиру Лорел Смит была приоткрыта. На мой стук она не отозвалась. Прислушавшись, я расслышал, что в глубине квартиры кто-то храпит. Мне подумалось, что Лорел напилась до потери сознания.

Но когда я вошел и обнаружил ее лежащей в ванне, то увидел, что ее свалило чем-то более крепким, чем алкоголь. Из распухшего носа шла кровь, заплывшие глаза были закрыты, губы рассечены. Ванная была сухая, но вся забрызгана кровью. На Лорел было все то же черно-оранжевое домашнее платье.

Сняв трубку, я позвонил в полицию, попросив их одновременно прислать «скорую помощь». За те несколько минут, что оставались до их прибытия, я быстро обыскал квартиру. Первое, что я осмотрел, был портативный телевизор. В то, что Лорел якобы выиграла его по конкурсу, я не верил с самого начала. Сняв заднюю стенку, я обнаружил, что изнутри к футляру липкой лентой был приклеен пластмассовый «жучок» — миниатюрный радиопередатчик размером не больше пачки сигарет. Я не стал трогать «жучок» и поставил стенку на место.

Другой факт, тоже не совсем обычный, можно было занести в разряд негативных. Ничего из того, что мне удалось найти в ходе своего торопливого обыска, даже отдаленно не указывало на то, что у Лорел Смит была хоть какая-то биография: ни писем, не старых фотографий, ни документов. Мне все же удалось найти в сумочке, лежавшей в прикроватной тумбочке в спальне, чековую книжку с оставшимся вкладом, превышающим шесть тысяч долларов, и карточку социального страхования с загнутыми уголками на имя Лорел Блевинс.

В той же тумбочке лежала мало заполненная алфавитная адресная книжка, в которой я отыскал две знакомые фамилии — Белсайз и Спэннер. Я списал адрес супругов Спэннер, они жили неподалеку от меня в Западном Лос-Анджелесе. После этого я положил все на место, задвинул ящик в тумбочку.