— Думаю, она просто пыталась спасти своего сына.
— Ее сына, ее, а не моего! Ее и Ралфа. Вот в чем была суть! Неужели вы не понимаете этого? Я чувствовала, что она убила меня. Я оказалась всего лишь бесплотным привидением в этом мире, моя жизнь была пригодна только для того, чтобы выбросить ее на свалку вместе с другим никому не нужным хламом. Шел дождь, и я, идя от того места, где оставила «кадиллак», чувствовала себя настолько бесплотной, что дождь, казалось, легко проходил сквозь меня. Наверное, муж застал ее, когда она звонила мне. Он приволок ее в коттедж, где они жили, избил, бросил без сознания на полу. Убить ее было легко. Очень легко. Нож вошел в нее, как в масло, и так же легко вышел. Я даже не представляла себе, как это будет легко.
— Но во второй раз было уже не так просто, — сказал я. — Нож застрял в ребрах. Я не смог вытащить его.
— Да, — сказала она высоким голосом, в котором прозвучала какая-то детская обида и жалоба. Эта маленькая актриса, скрывающаяся за морщинами, жаловалась на жестокий мир, где вещи не слушаются ее, люди не покупаются.
— Что заставило вас убить и его?
— Он начал подозревать, что Кэрол убила я. Тогда он воспользовался телефоном Тома, позвонил мне, предъявил обвинения и стал угрожать. Конечно, требовал денег.
Она проговорила это так, словно то, что у нее были деньги, давало ей право осуждать людей, которым деньги были нужны, необходимы.
— Это наверняка продолжалось бы без конца.
Из темноты вышел Том. Он смущенно посмотрел на всех нас, но я заметил в его взгляде и нечто другое — сожаление.
Мальчик сказал Хиллману:
— Почему ты не говорил мне? Все могло быть совсем по-другому.
— Все еще будет, — сказал Хиллман с наигранным оптимизмом. — А, сын?
Хиллман протянул руку к Тому и пошел к нему, но мальчик не позволил себя обнять, повернулся и вышел из комнаты. Нетвердыми шагами Хиллман последовал за ним. Я слышал, как они поднимались по лестнице: впереди Том, несколькими ступенями ниже Хиллман.
Неуверенно, словно освобождаясь от невидимого рабства, покинул свое место и Дик. Он вошел в нишу, и я услышал, как он готовит себе выпить.
Эллен Хиллман все еще думала о деньгах.
— Ну так как же, мистер Арчер? Сколько вы хотите?
Лицо ее было совершенно спокойно.
— Меня нельзя купить даже за все, что вы можете предложить.
— Тогда скажите, есть ли у вас хоть капля сострадания ко мне?
— Сострадания во мне вообще не так уж много.
— Я не прошу ничего особенного. Только разрешите мне провести еще одну ночь в своем доме.
— Что это вам даст?
— Очень много. Я буду откровенна с вами. Я довольно долго собирала снотворные таблетки...
— Как долго?
— Почти год. Я была в отчаянии, что...
— Вы могли бы воспользоваться ими и раньше.
— Вы имеете в виду до всего этого?
Волнообразным движением руки она обвела гостиную с таким видом, словно это была сцена, на которой только что была разыграна трагедия, и сейчас она была усеяна трупами.
— До всего этого, — повторил я.
— Но я не могла умереть, не зная правды. Я знала, что моя жизнь была пуста и бессмысленна. Я должна была найти причину этого.
— А сейчас она полна и обрела смысл?
— Сейчас переполнена, — ответила она. — Послушайте, Арчер. Я ведь была искренна с вами сегодня. Дайте мне в благодарность за это последний шанс. Я прошу только время, чтобы я смогла принять таблетки.
— Нет!
— Ведь вы мне кое-чем обязаны. Я помогла вам сегодня днем настолько, насколько у меня хватило смелости.
— Вы даже не пытались помочь мне, миссис Хиллман. Вы сообщили мне лишь то, что я уже знал или к чему я был уже близок. Вы сообщили мне об усыновлении Тома, но таким образом, чтобы это могло скрыть, что он настоящий сын вашего мужа. Вы дали мне и ложную информацию о стерильности вашего мужа. Это понадобилось вам для того, чтобы скрыть мотивы убийства Кэрол Харлей.
— Боюсь, ваши рассуждения слишком тонки для меня.
— Едва ли. Вы достаточно изысканная женщина.
— Нет, я дура! Набитая дура! Люди на улицах, любой подонок знал о моей жизни гораздо больше, чем я сама... — Она прервала себя. — Так вы поможете мне?
— Нет, не смогу. Извините. Полиция уже выехала.
Она оценивающе посмотрела на меня.
— Этого времени мне хватило бы, чтобы воспользоваться револьвером.
— Нет.
— Вы тяжелый человек.
— Это не я, миссис Хиллман. Это наша действительность такова.
В это время подъехала машина шерифа. Я услышал шум двигателя у входных дверей, поднялся и направился к дверям, ведущим в гостиную, чтобы пригласить Бастиана. За спиной я услышал, как глубоко вздохнула Эллен. Это был тяжелый вздох человека, который находится на грани отчаяния. Затем она взяла из корзины вязальные спицы и вонзила их острием себе в грудь. До того, как я успел подбежать к ней, она повторила это несколько раз.
В середине следующего дня она добилась того, чего так страстно хотела: успокоилась навеки.