— А когда это было?
— Позапрошлой ночью, кажется. Я уже потеряла счет дням и ночам.
— Я не знал, что у Роя есть брат.
— Да, у него есть брат. — Голос ее стал скучным. — Рой связан со своим братом на всю жизнь. Мы бы сейчас все еще были в Неваде и прекрасно жили, если бы не этот подонок.
— Как это?
— Я много говорю. — Но неудачи сделали ее ум негибким, а вино заставило распустить язык. — Власти сказали, что они отпустят его, если кто-то за него поручится. Вот мы и вернулись в Калифорнию, чтобы следить за Томми, чтобы у него был дом.
Я подумал: «Это считается домом?» Она поймала мой взгляд.
— Мы не всегда здесь жили. Мы внесли взнос за хорошенький домик в Дейли-Сити. Но Рой опять начал пить, и все пропало. — Она перевернулась на живот, подперев подбородок руками. Ее голубые глаза казались растрескавшимися при этом свете. — Я его не виню, не думайте, — добавила она мягко. — Этот его брат сделает пьяницу из святого. Рой в жизни никого не обижал. Кроме меня. А это присуще всем мужчинам.
Я был тронут ее полнейшей невинностью. Длинные ноги, прекрасные бедра и грудь были как бы камуфляжем, скрывавшим ее почти юношескую невинность.
— А за что посадили Томми?
— Он избил одного парня и украл его кошелек, в кошельке было три доллара, а Томми просидел за это шесть месяцев.
— Значит, он заработал по пятьдесят центов в месяц. Ну и умница же ваш Томми.
— Да. Особенно когда начинает рассказывать. Он просидел бы дольше. Но его отпустили раньше за хорошее поведение. Он прекрасно себя ведет, когда за решеткой и кто-то следит за ним. А когда выходит, тогда совсем другое дело. — Она склонила голову набок, и ее светлые волосы упали ей на руку. — Не знаю, почему я вам все это рассказываю. Обычно, когда я с мужчинами, разговаривают в основном они. Видимо, у вас такое лицо, что хочется быть откровенной.
— Пожалуйста, откровенничайте.
— Большое спасибо, — сказала она по-испански. — Вы пришли сюда купить машину. Почти забыла об этом. Я так беспокоюсь, что все стала забывать. — Она перевела свои глаза с моего лица на бутылку «Мускателя». — Я бы еще немного выпила, по правде говоря.
Она взяла пальцами прядь своих волос и закрыла ею глаза, сквозь нее глядя на меня. Ее игривое настроение раздражало.
— Когда я могу посмотреть машину?
— Думаю, в любое время. Но, может быть, вам лучше поговорить с Роем?
— А где его найти?
— Не спрашивайте меня. По правде говоря, я даже не знаю, привез ли Томми машину обратно.
— А почему Рой сказал, что машину угнали?
— Не знаю. Я не совсем проснулась, когда он уходил, и не спросила его.
Воспоминание о сне заставило ее зевнуть. Она опустила голову и затихла. По улице ехали машины, как вражеская армия. Затем в коридоре послышались шаги и остановились у двери. Человек у двери тихонько спросил:
— Ты занята, Фрэн?
Она поднялась на локтях, как боксер в нокдауне, услышавший, что отсчет цифр кончается.
— Это ты, дорогой?
— Да. Ты занята?
— Нет. Заходи.
Он распахнул дверь, увидел меня и отступил назад.
— Извините.
Его черные глаза бегали. Он был не уверен в себе. Ему все еще было немногим за тридцать. Но вид такой, какой бывает у человека, который споткнулся и неуклонно скользит вниз. Костюм выглажен, но давно не чищен. Полное лицо было инертным, оно выглядело так, как будто он перестал реагировать на любые события, за исключением критических.
Лицо меня заинтересовало. Если я не ошибался, он был очень похож на парня, который украл у меня машину, но старше и мягче, чем тот. Его темные кудри были не такими густыми, а жесткость молодого парня у него трансформировалась в раздражительность.
— Ты сказала мне, что не занята.
— Я не занята. Просто отдыхаю. — Она повернулась на спину и села. — Этот человек хочет купить у нас «ягуар».
— Он не продается. — Лемберг закрыл за собой дверь. — Кто сказал, что я его продаю?
— Ходят такие слухи.
— А какие еще слухи вы слышали?
Он быстро соображал. У меня не было надежды обмануть его. Поэтому я ударил по больному месту.
— У вашего брата неприятности.
Он посмотрел сначала на мои плечи, потом на руки, рот и уже потом в глаза. Я подумал, что он хотел бы меня ударить. Но я мог сломать его пополам. И он, должно быть, понял это. И все же гнев или отчаяние заставили его сказать глупость.
— Это Шварц послал вас сказать мне это?
— Кто?
— Не стройте из себя дурачка. Отто Шварц. — Он произнес эти слова с ненавистью. — Если это он, то передайте ему: пусть он утопится и избавит нас от себя.
Я поднялся со стула. Инстинктивно Лемберг закрыл лицо рукой. Этот жест многое рассказал о нем и его прошлом.
— У вашего брата большие неприятности. И у вас тоже. Вчера на вашей машине он поехал к югу и совершил там убийство. Вы дали ему свою машину.
— Я не знал зачем. — Он открыл рот, а потом быстро закрыл его. — А вы кто?
— Друг семьи. Скажите мне, где сейчас Томми?
— Не знаю. Здесь его нет. Он так и не вернулся. Женщина спросила:
— Вы представитель закона?
— Нет.
— Кто вы? — повторил Лемберг. — Чего вы хотите?
— Я хочу видеть вашего брата Томми.
— Но я не знаю, где он. Клянусь вам.
— А какое отношение имеет Отто Шварц к вам и Томми?
— Не знаю.
— Вы сами назвали это имя. Шварц нанял Томми, чтобы убить Каллигана?
— Кого? — спросила женщина. — Кто, вы сказали, был убит?
— Питер Каллиган. Вы его знали?
— Нет, — ответил за нее Лемберг. — Мы его не знали.
Я пошел на него:
— Вы лжете, Лемберг. Лучше расскажите мне все, что знаете об этом деле. Неприятности не только у Томми. Вы являетесь соучастником любого преступления, которое он совершил.
Он попятился от меня, пока не уперся в кровать, посмотрел на свою жену, ища в ней единственную защиту, на которую мог рассчитывать. Она смотрела на меня:
— Что, вы сказали, Томми сделал?
— Совершил убийство.
— Боже мой! — Она спустила ноги с кровати и встала перед своим мужем: — И ты дал ему машину?
— Я не мог не дать. Это его машина. Она просто на мое имя, и все.
— Потому что он выпущен под вашу ответственность? — спросил я его.
Он не ответил.
Женщина взяла его за руку и стала ее трясти:
— Скажи человеку, где он.
— Не знаю, — Лемберг повернулся ко мне. — И это чистая правда.
— А что вы можете сказать о Шварце?
— Томми на него раньше работал, когда жил в Рено. Они все время звали его обратно.
— А чем они занимались?
— Всякими незаконными вещами.
— Включая убийства?
— Томми никогда никого не убивал.
— До последнего раза?
— Я поверю вам, когда услышу его подтверждение этому.
Женщина закричала:
— Не будь идиотом, которым ты был всю жизнь! Что он такое тебе сделал, Рой, что ты так о нем заботишься?
— Он мой брат.
— Вы думаете, он с вами свяжется? — спросил я.
— Надеюсь, что да.
— Если вы что-нибудь услышите о нем, сообщите мне.
— Обязательно сообщу, — соврал он.
Я спустился на лифте вниз и положил перед дежурным десять долларов. Он лениво поднял на меня глаза.
— А это за что? Вы хотите снять номер?
— Сегодня нет, спасибо. Это ваш членский билет участника нашего общества. Завтра мы поставим в нем печать.
— Еще десятка?
— Вы быстро соображаете.
— А что я должен для этого сделать?
— Следить, кто приходит к Лембергу. И отмечать все телефонные звонки, особенно из других городов.
— Это можно. — Он быстро спрятал деньги. — А ее посетители?
— А к ней много приходят?
— Приходят и уходят.
— Она платит вам за то, что вы разрешаете ей принимать их?
— Это наше с ней дело. А вы полицейский?
— Только не это, — ответил я, как будто его вопрос был для меня оскорбительным. — В общем, следите за ними. Если это мне что-нибудь даст, вы получите премию.
— Если даст что?
— Даст результаты. А потом я буду с благодарностью вспоминать вас.
— Вот это для меня очень важно.
— Как вас зовут?
— Джерри Фарнсворд.
— Утром вы будете дежурить?
— В какое время утром?
— В любое время.
— Если получу премию, то буду.
— Еще пятерку, — сказал я и вышел.
На противоположном углу был магазин, где продавали периодику. Я перешел через улицу, вошел в магазин, купил «Субботнюю газету», проделал в ней дырку и час или больше следил за тем, что происходит в «Сассекс Армз», надеясь, что Лемберг не догадается о моей литературной маскировке.
Но Лемберг не вышел из отеля.
Глава 13
Я приехал в Редвуд-Сити после пяти. Электрички отправлялись на юг каждые пять минут. Их пассажиры, одинаково одетые — шляпы на голове, дипломаты в руке и газеты под мышкой, — устало направлялись к ожидающим их вагонам. Полицейский, регулирующий движение на углу рядом с вокзалом, сказал мне, как добраться к Шервуд-драйв.
Это был жилой район, где жили в основном молодые руководители. Он находился немного выше дороги, которая вела к комплексу Марвиста. Дома здесь стояли довольно на большом расстоянии друг от друга. По своей архитектуре они были разными. Перед домами ярко цвели цветы.
Перед домом Матесонов на траве лежал велосипед. Я постучал. Дверь открыл маленький мальчик. У него были черные глаза, как у матери, и копна каштановых волос.
— Я сейчас делал отжимания, — сказал он, тяжело дыша. — Вы к папе? Его нет дома, он еще не вернулся из города.
— А мама дома?
— Она поехала на вокзал, чтобы встретить его. Они должны быть через одиннадцать минут. Мне как раз столько лет.
— Одиннадцать минут?
— Одиннадцать лет. На прошлой неделе у меня был день рождения. Хотите посмотреть, как я отжимаюсь от пола?
— Хочу.
— Хорошо, заходите. Я покажу вам.
Я прошел за ним в гостиную, где главное место занимал большой кирпичный камин. Все в комнате было новым и очень чистым. Мебель была расставлена так аккуратно, что, казалось, трогать ее просто нельзя. Мальчик опустился на пол на зеленый ковер.
— Смотрите.
Он стал делать отжимания до тех пор, пока руки у него совсем не ослабли. Тогда он встал, дыша, как собака в жаркий день.
— Теперь, когда тренируюсь, я могу делать отжимания хоть всю ночь напролет.
— Но ведь ты устанешь.
— Чепуха. Я сильный. Мистер Стил говорит, что я очень сильный для своего возраста. Посмотрите, какие у меня мускулы.
Он завернул рукав своей трикотажной рубашки и стал сжимать и разжимать руку в локте, показывая, какие у него мускулы. Я потрогал руку.
— Да, твердые.
— Это оттого, что я занимаюсь отжиманием. Как вы думаете, я крупный для своего возраста или средний?
— Я бы сказал, довольно крупный.
— Вы таким же были, когда вам было одиннадцать?
— Примерно таким.
— А какой у вас рост сейчас?
— Немного больше шести футов.
— А сколько вы весите?
— Около ста девяноста фунтов.
— Вы когда-нибудь играли в регби?
— Играл немного в школе.
— А как вы думаете, смогу я играть в регби? — спросил он меня с надеждой в голосе.
— А почему нет?
— Это моя мечта. Я хочу стать регбистом.
Он стрелой выбежал из комнаты и вернулся с мячом в руках, который бросил мне.
Я поймал мяч, и это почему-то показалось ему очень смешным. Он смеялся до упаду, опустился на пол и сделал заодно несколько отжиманий.
— Прекрати. Я устал от твоих отжиманий.
— А я никогда не устаю, — сказал он хвастливо, хотя сам еле дышал. — Когда закончу с отжиманиями, начну бегать вокруг квартала.
— Прекрати эти разговоры. Я устаю от них.
Во двор завернула машина. Мальчик поднялся на ноги.
— Это мама с папой. Я скажу им, что вы здесь, мистер Стил.
— Моя фамилия Арчер. А кто этот мистер Стил?
— Это мой тренер. Я спутал вас с ним.
Его эта ошибка не беспокоила, но меня она взволновала. Он поверил мне, а я еще не знал, что мои действия принесут его матери.
Она вошла в дом первая. Лицо ее вытянулось и стало жестким, когда она меня увидела.
— Что вам нужно? Что вы делаете с мячом моего сына?
— Я его держу. Он бросил его мне, и я его поймал.
— Мы с ним играли, — сказал мальчик, но смеяться перестал.
— Оставьте моего сына в покое, вы меня слышите? — Она повернулась к мальчику. — Джеймс, папа в гараже. Помоги ему принести в дом продукты. И возьми с собой этот мяч.
— Держи, — я бросил ему мяч. Он нес его, как будто мяч был из железа. Когда дверь за ним закрылась, я сказал: — У вас хороший мальчик.
— Плевали вы на моего мальчика, если приходите сюда и беспокоите меня. Я разговаривала сегодня утром с полицией. Они сказали, что я не обязана с вами разговаривать.
— Но я думаю, что вы сами хотите говорить со мной.
— Нет, не могу. Мой муж ничего не знает.
— Чего он не знает?
— Пожалуйста, — она быстро подошла ко мне, но ноги ее не держали. Казалось, она вот-вот начнет падать и схватит меня за руку. — Рон будет здесь с минуты на минуту. Вы же не заставите меня говорить при нем?
— Отправьте его куда-нибудь.
— Как я могу это сделать? Он должен пообедать.
— Скажите ему, чтобы он купил что-нибудь в магазине.
— Но мы только что из магазина.
— Придумайте что-нибудь.
Глаза ее стали, как две маленькие черные щелки.
— Будьте вы прокляты! Приходите сюда и портите мою жизнь! Что я такого сделала, чтобы все это переживать?
— На этот вопрос вы и должны ответить, миссис Матесон.
— А вы не можете сейчас уйти и прийти обратно позже?
— У меня есть другие дела. Давайте покончим с нашим с вами делом.
— Я бы хотела покончить с этим, если бы могла.
Задняя дверь в дом открылась. Она отскочила от меня. Лицо ее стало гладким, невыразительным, как лицо умирающего.
— Садитесь, — сказала она. — Вы можете сесть.
Я сел на мягкий диван, обитый блестящей зеленой тканью. Послышались шаги на кухне, шелест бумаги. Мужской голос сказал:
— Мэриан, ты где?
— Я здесь, — ответила она напряженным голосом.
Ее муж появился в дверях. Матесон был худым маленьким человеком в сером костюме. Выглядел он лет на пять моложе своей жены. Он посмотрел на меня сквозь очки с воинственностью, присущей маленьким мужчинам, но обратился к своей жене.
— Я не знал, что у тебя гость.
— Мистер Арчер — муж Сэлли Арчер. Я тебе рассказывала о Сэлли Арчер, Рон. — Несмотря на его удивленный взгляд, она продолжала: — Я обещала прислать ей торт для ужина в церкви, но забыла его испечь. Что мне делать?
— Забудь об этом.
— Не могу. Она рассчитывала на меня. Рон, пожалуйста, поезжай в магазин и купи торт.
— Прямо сейчас? — спросил он возмущенно.
— Он нужен сегодня вечером. Сэлли ждет его.
— Ну и пусть ждет.
— Но я не могу так. Ты же не хочешь, чтобы все говорили, будто я ничего не делаю для общины.
Он развел руками, сдаваясь.
— Какого размера торт?
— На два доллара. Шоколадный. Ты знаешь булочную в торговом центре?
— Но это на другом конце города.
— Рон, ты должен купить хороший торт. Ведь ты не хочешь, чтобы я опозорилась перед моими друзьями.
В ее словах проскользнули истинные нотки. Он посмотрел на меня, потом на нее:
— Послушай, Мэриан, что случилось? С тобой все в порядке?
— Конечно, все в порядке. — Она улыбнулась. — А теперь будь умницей, поезжай и купи мне торт. Можешь взять с собой Джимми. Когда вы вернетесь, ужин будет готов.
Матесон вышел, возмущенно захлопнув за собой дверь. Я услышал, что он включил мотор своей машины.
— А он у вас послушный.
— Пожалуйста, оставьте моего мужа в покое. Он не заслуживает неприятностей.
— А он знает, что здесь была полиция?
— Нет, но соседи расскажут ему. И тогда я снова должна буду врать. Ненавижу вранье.
— Тогда прекратите врать.
— Чтобы он узнал, что я замешана в убийстве? Это было бы прекрасно.
— О каком убийстве вы говорите?
Она раскрыла рот и подняла руку, чтобы прикрыть его, но опомнилась и опустила руку. Она стояла не двигаясь, как часовой, охраняя свой семейный очаг.
— Убийство Каллигана? Или убийство Джона Брауна?
Услышав это имя, Мэриан отшатнулась, как от удара в лицо. Она была слишком поражена, чтобы что-то ответить. Потом собралась с силами и сказала:
— Я не знаю никакого Джона Брауна.
— Вы сказали, что ненавидите ложь, а сами лжете. Вы работали у него зимой 1936 года, присматривали за его женой и ребенком.
Она молчала. Я вынул одну из фотографий Энтони Гэлтона и протянул ей.
— Разве вы его не знаете?
Она утвердительно кивнула головой, сдаваясь.
— Я узнаю его. Это мистер Браун.
— И вы работали у него, ведь так?
— Ну и что? Работать у кого-либо — это не преступление.
— Мы говорим об убийстве, а это преступление. Кто убил его, Мэриан? Каллиган?
— А кто сказал, что его убили? Он собрался и уехал. Вся его семья уехала.
— Браун далеко не уехал, всего на фут или два под землю. Прошлой весной его нашли. Все, кроме головы. Кто отрезал ему голову, Мэриан?
Атмосфера в доме стала страшной. Она, как дым, заполнила комнату, затмевая свет, проникавший из окон.
Страх охватил и женщину. Глаза ее помутнели. Губы пытались что-то произнести, но звука не было. Я сказал:
— Давайте с вами договоримся. Я постараюсь никому не говорить об этом. Мне жаль вашего мальчика. Я ничего не имею против вас или вашего мужа. Подозреваю, что вы были свидетельницей убийства. Возможно, по закону вы будете считаться соучастницей...
— Нет, — она замотала головой. — Я не имею к этому никакого отношения.
— Возможно, нет. Не хочу вам что-то пришивать. Если вы расскажете мне всю правду, я постараюсь не вмешивать вас в это дело. Но вы должны рассказать мне всю правду, всю, и сейчас, немедленно. От этого многое зависит.
— Что может от этого зависеть, если это произошло столько лет назад?
— А почему после стольких лет был убит Каллиган? Я считаю, что две эти смерти связаны между собой. И также считаю, что вы можете мне сказать, почему они связаны, каким образом.
Ее истинное лицо, более жесткое, наконец проявилось.
— Вы думаете, я гадалка, могу гадать на кофейной гуще?
— Прекратите, — сказал я резко. — У вас всего несколько минут. Если вы не хотите разговаривать со мной один на один, мы можем поговорить в присутствии вашего мужа.
— А если я вообще откажусь говорить?
— Тогда вам придется иметь дело с полицейскими. Они навестят вас еще раз. Начало будет здесь, а кончится все в суде. И все ваши соседи будут иметь возможность прочитать обо всем этом в газетах. А теперь — говорите.
— Я должна подумать.
— Вы уже подумали. Кто убил Брауна?
— Я не знала, что его убили, не была уверена. Каллиган не позволил мне пойти в этот дом после той ночи. Он сказал, что Брауны уехали, собрали вещи и уехали. Он даже пытался дать мне деньги. Он сказал, что они оставили их для меня.
— А где он взял эти деньги?
После некоторого молчания она тихо сказала:
— Он украл их у Браунов.
— Это он убил Брауна?
— Нет. У него не хватило бы мужества.
— А кто же?
— Там был другой человек. Наверное, это он.
— А как его звали?
— Не знаю.
— Как он выглядел?
— Не помню. Я видела его всего один раз. И это было ночью.
Она начала крутить, и это было подозрительно.
— А вы уверены, что был такой человек?
— Конечно.
— Докажите.
— Это был беглый каторжник. Он бежал из тюрьмы Сан-Квентин. Он принадлежал раньше к той же банде, что и Каллиган.
— А что это за банда?
— Не знаю. Она развалилась задолго до того, как мы поженились. Он никогда не рассказывал о своем участии в этой банде. Меня это не интересовало.
— Давайте вернемся к этому беглому каторжнику. У него должно было быть какое-то имя. Каллиган должен был как-то его называть.
— Не помню.
— Постарайтесь вспомнить.
Она посмотрела в сторону окна. Лицо ее было мрачным.
— Он называл его Плечистый. По-моему, точно, Плечистый.
— А у него была фамилия?
— Не помню. Не думаю, чтобы Каллиган называл мне его фамилию.
— А как он выглядел?
— Это был большой человек с темными волосами. Я, в общем-то, никогда не видела его при дневном свете.
— А почему вы думаете, что это он убил Брауна?
Она ответила тихим голосом, чтобы даже ее дом не мог ее слышать.
— Я слышала, как они спорили той ночью. Они сидели на улице в моей машине и спорили о деньгах. Этот человек сказал, что он убьет Пита тоже, если тот ему не уступит. Я слышала это. Стены в домике, где мы жили, были очень тонкими, как бумага. И у этого Плечистого был резкий голос. Все было слышно. Он хотел взять себе все деньги и большую часть драгоценностей.
Пит же сказал, что это будет несправедливо. Ведь это он рассказал ему о деньгах и драгоценностях, поэтому они должны поделить поровну. Ему тоже нужны были деньги.
И это точно. Ему всегда нужны были деньги. Он сказал, что пара краденых рубинов — это ничто. Поэтому я и догадалась, что произошло. У миссис Браун были такие крупные красные серьги. Я всегда думала, что это стекло. Но это были рубины.
— Куда же они делись, эти рубины?
— Их взял этот человек. Он должен был их взять. А Каллиган получил часть денег. Я так думаю. Потому что некоторое время он шиковал.
— А вы спрашивали у него, откуда у него деньги?
— Нет. Я боялась.
— Боялись Каллигана?
— Не столько Каллигана. — Она хотела что-то сказать, но слова застряли у нее в горле. Она схватилась за горло рукой, как бы стараясь освободить их. — Я боялась правды, боялась, что он скажет мне то, о чем я думала. Этот спор, который я слышала ночью. Я пыталась себя убедить, что это был сон. Я тогда любила Каллигана и не хотела верить, что он преступник. И боялась за себя.
— Вы имеете в виду, что боялись потому, что не сообщили в полицию?
— И это тоже. Но я сделала еще хуже. Во всем я виновата. И это у меня на совести уже более двадцати лет. Это моя вина. Я должна была молчать, а я распустила язык. — Она посмотрела на меня снизу вверх. В глазах у нее светилась боль. — Может быть, мне и сейчас следовало молчать?
— А почему вы во всем виноваты?
Она еще ниже опустила голову. Глаз ее не было видно.
— Это я рассказала Каллигану, что у них есть деньги. Мистер Браун хранил их в своей комнате в железной коробке. Я увидела их, когда он платил мне за работу. Там было несколько тысяч. И я рассказала об этом моему мужу... Каллигану. Лучше бы я проглотила свой язык. — Она медленно подняла голову. — Вот и все.
— А Браун говорил вам, откуда у него деньги?
— Нет. Один раз он пошутил, что украл эти деньги. Но такого быть не могло. Он не мог этого сделать, не такой он был человек.
— А какой?
— Мистер Браун был джентльменом, во всяком случае, раньше, пока не женился на этой своей жене. Не знаю, что он в ней нашел, за исключением хорошенького личика. Она набитая дура, если хотите знать. А он был очень образованным. Он все знал и мог долго рассказывать об этом.
Она вздохнула. Наконец-то до нее дошло то, что произошло.
— Они отрезали ему голову? — Она спрашивала не меня, а свои переживания, нахлынувшие на нее из прошлого.
— До смерти или после, мы этого не знаем. Вы сказали, что больше не возвращались в этот дом?
— Не возвращалась. Мы уехали в Сан-Франциско, где жили раньше.
— А не знаете, куда делась остальная семья — жена и сын?
Она покачала головой.
— Я старалась о них не думать. А что с ними произошло?
— Точно не знаю, но думаю, они уехали на восток. Во всяком случае, кажется, они остались живы.
— Слава Богу, — она попыталась улыбнуться и не смогла. Глаза ее все еще были напряженными от тягостных воспоминаний. Она посмотрела на стены своей гостиной, как будто они были сделаны из прозрачного стекла.
— Думаю, вы задаете себе вопрос, что я за женщина? Как я могла таким образом убежать от своей пациентки? Не думайте, что я сама не мучаюсь этим. Чуть не сошла с ума той зимой. Просыпалась среди ночи, слушала дыхание Каллигана и молила Бога, чтобы он умер. Но я еще прожила с ним после этого пять лет. Потом развелась.
— Теперь он умер.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы могли нанять убийцу. Он угрожал вам, хотел нарушить ваше спокойствие. А вам есть что терять.
Я не верил в это, но хотел увидеть, как она прореагирует.
— Я? Вы думаете, я могла бы это сделать?
— Чтобы сохранить мужа и сына. Вы это сделали?
— Нет. Ей-Богу, нет.
— Это хорошо.
— Почему вы так говорите? — Глаза ее были грустными.
— Потому что не хочу, чтобы вы потеряли то, что имеете.
— А я не хочу, чтобы вы делали мне одолжение.
— Однако я сделаю его вам. Не буду вмешивать вас в дело Каллигана. А что касается информации, которую вы мне сообщили, использую ее только в частном порядке. Мне было бы легче, если бы...
— Вы хотите, чтобы я заплатила вам за это?
— Да, но не деньгами. А вашей откровенностью. Хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете.
— Но я и так все рассказала. Больше ничего не знаю.
— Что произошло с Плечистым?
— Не знаю. Должно быть, он скрылся. Больше ничего о нем не слышала.
— И Каллиган больше никогда не упоминал о нем?
— Никогда. Честно.
— И вы никогда не разговаривали об этом?
— Никогда. Я слишком боялась.
Подъехала машина. Она вздрогнула и подошла к окну. На дворе потемнело. В доме напротив красные розы горели, как уголь. Она потерла глаза кулаками, как бы пытаясь стереть все воспоминания о своей прошлой жизни и после этого жить честно в этом честном мире.
Мальчик первым вбежал в дом. За ним шел Матесон, помахивая коробкой с тортом.
— Смотри, купил этот проклятый торт, — он почти швырнул его мне. — Теперь будет что есть на церковном ужине.
— Спасибо.
— Не за что, — ответил он резко и повернулся к жене. — Ужин готов? Я умираю от голода.
Она стояла в дальнем конце комнаты.
— Я не приготовила ужина.
— Не приготовила? В чем дело? Ты сказала, что он будет готов, когда я вернусь домой.
Скрытые силы вцепились в ее лицо — рот стал шире, под глазами появились морщины. Внезапно глаза ее налились слезами. Они покатились по щекам. Всхлипывая, она села на край камина, как домовой на печку.
— Мэриан, в чем дело? В чем дело, дорогая?
— Я плохая жена, не гожусь для тебя.
Матесон подошел к ней, взял за руки. Она спрятала свое лицо у него на груди.
Мальчик направился к ним, потом остановился и спросил у меня:
— Почему мама плачет?
— Люди иногда плачут.
— Я никогда не плачу, — сказал он.
Глава 14
Я поехал обратно через горы в сторону последнего угасающего луча света в небе. На дороге, которая вела вниз к Луна-Бэй, встретил старика с котомкой за плечами. Это был один из бездомных из прошлого, которые шли за солнцем, как перелетные птицы. Но птицы летают, а люди ходят. Птицы вьют гнезда, высиживают птенцов. А у стариков ничего нет. Они шагают по дороге к смерти.
Я остановился, подал назад и отдал ему торт.
— Большое спасибо. — Рот его зарос волосами. Он положил торт в котомку. Это был дешевый подарок, поэтому я дал ему еще доллар.
— Хотите довезу вас в город?
— Нет, большое спасибо. От меня провоняет ваша машина.
И он пошел от меня медленной, раскачивающейся походкой, не имея никакой цели и мечтая неизвестно о чем. Когда я проехал мимо, он не поднял своей бородатой головы. Он был как движущаяся часть пейзажа, попавшая в свет моей фары.
Я съел рыбу с жареной картошкой в захудалой закусочной и отправился в полицейский участок. Часы, висевшие на стене у письменного стола Мангана, показывали восемь часов. Он оторвался от своих бумаг.
— Где вы были? Сын Брауна искал вас.
— Я хочу с ним увидеться. Вы не знаете, куда он пошел?
— К доктору Динину домой. Они подружились. Он сказал мне, что доктор учит его играть в шахматы. Эта игра всегда была слишком сложна для меня. Покер — пожалуйста, в любое время.
Я зашел к нему за стойку.
— Я тут порасспрашивал людей и узнал кое-что, что может вас заинтересовать. Вы говорили, будто знали некоторых бандитов в этом районе в тридцатые годы. Имя Каллиган вам ничего не говорит?
— Да. Его называли Веселый Каллиган. Он был в банде «Красная лошадь».
— А с кем он дружил?
— Сейчас вспомню. — Манган погладил свой массивный подбородок. — Росси, Плечистый Нелсон, Левша Диарборн — все они были члены банды Лемпи. Каллиган в основном все разузнавал, но не брезговал и оружием.
— А Плечистый Нелсон?
— О, это был самый крепкий орешек. Даже приятели его боялись. — Черты детского восхищения появились на лице Мангана. — Я видел, как он чуть не до полусмерти забил Каллигана. Они оба хотели иметь одну и ту же девушку.
— Какую девушку?
— Да одну из тех, что находились на верхнем этаже отеля «Красная лошадь». Не знаю, как ее звали. Нелсон некоторое время с ней жил.
— А как Нелсон выглядел?
— Он был крупный парень. Почти такой же, как я. Женщинам нравился. Должно быть, они считали его красивым. Я так никогда не считал. Это — злой ублюдок с длинным печальным лицом и злющими глазами. Он, Росси и Диарборн сели вместе с Лемпи.
— Их посадили в Алькатрац?
— Лемпи попал туда, когда им занялось правительство. Остальные же сели за мошенничество и грабеж. Их посадили в Сан-Квентин.
— А что с ними было потом?
— Не следил за ними. В то время я не был полицейским. К чему весь этот разговор?
— Плечистый Нелсон может быть убийцей, которого вы ищете, — сказал я. — У вас в Редвуд-Сити может сохраниться его досье?