— Это было где-то в 1956 году, как говорит Аллан, когда Педро было двадцать лет. Он, вероятно, думал, что это место для него будет счастливым. Как бы то ни было, практически он с корабля прямо вступил в классную комнату. Он посещал школу в Лонг-Биче в течение года, я не знаю, как он ухитрился, чтобы его приняли в колледж. А затем он перевелся в Государственный колледж Лос-Анджелеса.
Он находился там два года, и Аллан Бош познакомился с ним достаточно хорошо. Он поразил Аллана тем же самым, что и меня, — он был высокоинтеллигентным молодым человеком с проблемами.
— Социальными и культурными. Историческими проблемами. Аллан характеризует его как своего рода тропического Гамлета, пытающегося совместиться с современной реальностью. На деле эта характеристика может относиться к большинству центральных и южноамериканских культур. У Доминго были проблемы личные. Он тосковал по сверкающему городу.
Профессор Таппинджер был на грани начать лекцию.
— Сверкающему городу. Это фраза, которую я использую для характеристики этого царства духа и интеллекта для концентрации великих умов прошлого и настоящего. — Он похлопал себя по виску, будто таким образом претендовал на принадлежность к этой группе. — Сюда входит все от Платоновских «Форм» и «Сивитас Дей» Августина до «Богоявлений» Джойса.
— Простите. — Он смутился, когда я прервал его. — Я заговорил на своем университетском жаргоне? На деле дилемма Педро может быть определена достаточно просто: он был бедным панамцем со всеми надеждами, разочарованиями и проблемами своей страны. Он вышел из трущоб Санта-Аны. Его мать была девушка «Голубой Луны» в кабаре города Панамы, и сам Педро, вероятно, незаконнорожденный. Но он обладал большим самолюбием и не хотел соглашаться со своими условиями жизни и оставаться в нищете.
Я понимаю, что он мог чувствовать. Я не был незаконнорожденным, по правде говоря, но я пробивал свою дорогу из чикагских трущоб и знаю, что такое ходить голодным в годы депрессии. Я никогда не окончил бы университет, если бы не поддержка из армии. Так что, вы можете заметить, я симпатизирую Педро Доминго. Надеюсь, они не будут с ним очень строги, когда поймают его.
— Они его не поймают.
Он обратил внимание на окончательность моих слов. Медленно его глаза встретились с моими. Это были впечатлительные, даже женственные глаза, которые когда-то были светлыми и чистыми, до того как постоянная напряженность замутила их белки.
— Его застрелили вчера. Вы не читали газет? — Признаюсь, я очень редко заглядываю в них. Но это ужасная новость. — Он помолчал, его чувствительный рот исказился. — У вас есть какие-нибудь сведения, кто убил его?
— Главный подозреваемый — профессиональный игрок по имени Спилмен.
Это тот человек на фотографии, которую я вам показывал.
Таппинджер достал ее из кармана и стал рассматривать.
— Он выглядит опасным.
— Доминго был так же опасен. Для Джинни большая удача, что она отделалась легким испугом и осталась живой.
— Насколько этого можно ожидать, после потери матери и мужа за одну неделю.
— Бедное дитя. Я хотел бы повидать ее и успокоить.
— Вы лучше свяжитесь с доктором Сильвестром. Он присматривает за ней. У меня назначена встреча сейчас с ним.
Я встал, чтобы уйти. Таппинджер обошел вокруг стола.
— Сожалею, но не могу пригласить вас сегодня на обед, — сказал он с виноватым видом. — У меня нет времени.
— У меня также. Передавайте привет вашей жене.
— Я уверен, она будет рада. Она ваша почитательница.
— Это потому, что она плохо меня знает.
Моя попытка перевести все в легкомысленный тон не удалась. Маленький человек смотрел на меня внимательными и настороженными глазами.
— Меня беспокоит Бесс. У нее такая мечтательная натура, так привержена боваризму. Я не думаю, что вы подходите для нее.
— Я так же думаю.
— Не обижайтесь, мистер Арчер, если я вам скажу, что вам не следует встречаться с ней снова.
— Я так и собирался поступить.
Таппинджер явно почувствовал облегчение.
Глава 28
По дороге в город я остановился у бензоколонки с наружным телефоном и позвонил Кристману в Вашингтон. Он был все еще на обеде. Оператор соединил меня с рестораном, где он обедал, и я услышал:
— Кристман слушает. Я пытался связаться с тобой, Лью. Тебя никогда не бывает на месте.
— Меня не было в городе несколько последних дней. У тебя есть что-нибудь еще по поводу нашего друга?
— Немного. Несколько месяцев назад он был вторым секретарем Панамского посольства. Он довольно молод для такой должности, но он, очевидно, весьма квалифицированный работник. У него есть поощрительная степень от Парижского университета. До того как они перевели его в Вашингтон, он занимал пост третьего секретаря посольства в Париже.
— Почему он оставил дипломатическую службу?
— Я не знаю. Человек, с которым я беседовал, сказал, что по личным мотивам. Но Доминго не запятнал себя ничем, могу это утверждать. Хотите, чтобы я еще покопал?
— В этом нет надобности, — сказал я. — Можете сказать всем тем, с кем беседовали, что Доминго был убит выстрелом в Бретвуде вчера.
— Убит?
— Да. Они, вероятно, захотят предпринять что-нибудь в отношении тела, когда позволит полиция. Капитан Перлберг занимается этим делом.
Я опоздал на несколько минут на встречу с доктором Сильвестром, но он и сам опоздал. Он прибыл в клинику в половине второго и провел меня в свой консультационный кабинет.
— Прошу прощения, что задержал вас, Арчер. Я подумал, что лучше заскочу к Джинни Фэблон.
— Как она?
— Полагаю, что с ней все в порядке. Она, конечно, не оправилась от шока, и я дал ей довольно сильное успокоительное. Но она уже смирилась со смертью своей матери и мужа и уже может смотреть мимо всего этого в будущее.
— Я остаюсь при своем мнении — ее нельзя оставлять одну.
— Она не одна, Джемисоны отдали ей коттедж для приезжих гостей. Они снабжают ее едой, и Питер все время там крутится. Он всегда хочет быть около нее. У нее может быть счастливый финал.
— С Питером?
— Я бы не удивился, — сказал он бодро, но с кривой улыбкой. — Вы улавливаете мою мысль о том, что счастливая свадьба — самое лучшее средство?
— Как обстоят ваши собственные матримониальные дела?
— Мы с Одри разберемся в нашей путанице. Нам обоим есть что прощать.
Но я не обращался к вам как к советчику по брачным вопросам. У меня есть кое-какая информация для вас. — Он достал картонную папку из ящика стола. — Вы все еще ищете Лео Спилмена, так?
— Да, так, полиция тоже.
— Что, если я вам скажу, как его найти? Могу я рассчитывать на сохранение некоторых фактов из моей жизни в тайне?
— Объясните, что вы имеете в виду?
Он куснул себя за большой палец и посмотрел на след укуса.
— Я много вчера наговорил лишнего. Это факт, что вы знаете обо мне больше, чем кто-либо в городе. Кажется, начинает проступать то обстоятельство, когда все, связанное с этим делом, будет размазано по нашей печати. Все, чего я прошу от вас, — определенной степени скрытности в отношении моей роли в этом деле. У меня есть много, что терять.
— О чем вы хотите, чтобы я не говорил?
— Я не хотел бы, чтобы знали детали моего сотрудничества со Спилменом. Не могли бы мы представить это как отношения врача и пациента? Так, по сути дела, все и было!!!
— Это то, что стало, во всяком случае. Остальное я попридержу, если это будет возможно.
— Затем то, что произошло между Одри и Фэблоном. Можно не говорить об этом вообще?
— Не вижу причины для отказа. Что-нибудь еще?
— Не хочу, чтоб всплыл один факт, — сказал он, устремив на меня обеспокоенный взгляд. — По поводу тех денег, что Мариэтта хотела занять у меня в понедельник. — Можете вы сохранить это в тайне?
— Сомневаюсь. Миссис Стром в клубе знает об этом.
— Я уже говорил с ней. Она будет молчать.
— Я не могу вам обещать этого.
Глаза у Сильвестра потемнели.
— Почему вы впутываетесь в это? Здесь же нет ничего криминального. Поверьте мне!
— Нет, если Мариэтта пыталась вас шантажировать.
— За что? За это дело между Спилменом и Фэблоном? Я думал, что оно уже давно решено.
— Не решено, как я считаю.
— Но вы не можете обвинить Мариэтту в том, что она шантажистка. Она просто попросила денег взаймы. Естественно, я надеялся, что она промолчит о Спилмене и связи Одри с ее мужем.
— Естественно. Есть ли у вас еще что-нибудь, что не было известно газетчикам и полиции?
— Чтобы вы промолчали?
— Кто угодно. Меня, например, интересует, почему и как Джинни пришла к вам работать. Я знаю, что она работала здесь в приемной два года.
— Правильно. Она работала до лета два года назад, затем она пошла в школу.
— Зачем она бросила школу и пошла работать?
— Она переучилась.
— Это было ваше мнение?
— Я согласился с Мариэттой на этот счет. Девушке нужна была перемена обстановки.
— Значит, она пришла сюда не по каким-то личным причинам?
— Я не был ее любовником, — заявил он резким голосом. — Если вы на это намекаете. Я делал подлые вещи в своей жизни, но никогда не совращал юных девиц.
Он взглянул на висящие на стене дипломы в рамках. В его глазах появилось странное выражение, будто он вспоминает и не может вспомнить, где он их приобрел. Его мысли уносились все дальше и дальше, будто его сознание пошло странствовать во времени вплоть до самого начала его жизни. Я вернул его к настоящему:
— Вы намеревались сказать мне, как найти Спилмена.
— Да.
— Если бы вы мне сообщили эти сведения вчера, вы бы избавили нас от многих неприятностей и, возможно, спасли бы жизнь.
— Вчера у меня не было этих сведений. Вернее, я не знал, что ими располагаю. Я наткнулся на них рано утром, когда просматривал карту медицинского обслуживания Спилмена. Около трех месяцев тому назад, 20 февраля, мы запросили копию данных его обследования у доктора Чарльза Парка в Санта-Терезе. Я сам не подписывал запрос — на бумаге стоят инициалы миссис Лофтин, а она не удосужилась сообщить мне об этом. Но, как я вам сказал, я наткнулся на них.
— А что вы искали?
— Я хотел проверить, насколько серьезно болен Спилмен. Он действительно был болен. Очевидно, болен и сейчас. Я позвонил в клинику доктора Парка, как только обнаружил медицинское заключение. Я его самого не застал, но старшая медсестра подтвердила, что Кетчел пациент доктора Парка. Очевидно, Спилмен использовал имя Кетчел в Санта-Терезе.
— Вы узнали его адрес?
— Да. 1427, улица Падре-Ридж.
Я поблагодарил его.
— Не благодарите меня. Между нами есть соглашение, и оно того стоит.
Я хочу к нему добавить еще одну просьбу. Не говорите Лео Спилмену, что я навел вас на него.
Он боялся Спилмена. Страх слышался в его голосе. На пути на север, в Санта-Терезу, я остановился у своего дома и взял пистолет.
Глава 29
Город Санта-Тереза раскинулся на склоне, начинающемся на краю моря и поднимающемся все круче к прибрежным горам серией уступов. Падре-Ридж первый и самый низкий из них и единственный в пределах города.
Это весьма дорогостоящая территория, устоявшееся соседство хорошо содержавшихся старых домов, и при многих из них замечательные сады. Участок 1427 был единственным в этом квартале, выглядевшим неухоженным. Кустарник нуждался в стрижке. Колючая трава разрослась по всей территории. Даже дом под красной черепицей показался мне необитаемым. Передние окна занавешены. Единственным признаком жизни был крапивник, преградивший мне дорогу на веранду.
Я приподнял колотушку в виде львиной головы и ударил ею, не ожидая ответа. Но послышались шаги с задней стороны дома. Дверь слегка открылась и вышла женщина средних лет в мокром голубом купальном костюме.
— Мое имя Арчер. Миссис Кетчел дома?
— Сейчас посмотрю.
Женщина вышла из лужи, образовавшейся на кафеле вокруг ее ног, и ушла в глубь дома. Я толкнул входную дверь, она распахнулась, и я вошел внутрь, ощущая под мышкой как приятную опухоль выпирающий пистолет.
В коридоре находилось несколько закрытых дверей и открытая дверь в конце. Через нее и через комнату со скользящими дверьми, я увидел голубую воду бассейна.
С Китти текла вода, когда она переходила комнату, оставляя следы на ковре. На ней был белый эластичный купальный костюм и белая резиновая шапочка в форме шлема, что делало ее похожей на амазонку.
Она увидела меня в дверях.
— Вы немедленно отсюда уберетесь, иначе я позову полицию.
— Конечно, вызывайте. Они прочесывают штат в поисках Лео.
— Он не сделал ничего плохого, — окрысилась она, — в последнее время, по крайней мере.
— Я хочу это услышать от него.
— Нет, вы не сможете с ним говорить.
Она вышла вперед и хотела запахнуть за собой дверь, но сделала это так резко, что налетела на меня. Она оперлась руками на мои плечи, чтобы сохранить равновесие, и отпрянула, будто обожглась. Она, вероятно, ощутила пистолет у меня под мышкой под пиджаком. Страх к ней вернулся. Ее лицо передернулось, будто она проглотила яд.
— Вы пришли сюда, чтобы убить нас, так что ли?
— Мы уже с вами говорили на эту тему. У вас, по-видимому, убийство все время на уме.
— Я видела их очень много... — Она остановилась.
— Видели, как умирают люди?
— Да, в автомобильных катастрофах и в случаях, подобных этому. Она пыталась придать себе облик невинности. Без косметики и со скрытыми под шапочкой волосами она выглядела моложе и естественнее, но отнюдь не невинной.
— Чего вы хотите от нас? Денег? У нас нет денег. — Не вертите, Китти. Это же головное заведение денежной фабрики.
— То, что я говорю, истинная правда. Этот кот, который называл себя Мартелем, удрал со всей нашей наличностью, и мы не можем реализовать наши вложения.
— Как он ухитрился наложить лапу на вашу наличность?
— Предполагалось, что он привезет деньги Лео. Я не верила с самого начала, а Лео поверил.
— Мартеля застрелили вчера в Лос-Анджелесе. Еще один инцидент для вашего дневника. У него с собой была только сотня тысяч долларов. — А где же они?
— Я думал, что могли бы быть здесь. Это были «черные деньги», не так ли, Китти?
Она взмахнула руками как пьяная, прижав кулаки к плечам, затем снова опустила руки.
— Я ничего не признаю.
— Настало время говорить правду, вы не думаете? Есть такая вещь, как возможность купить за счет информации освобождение от ответственности, особенно если это касается налогов. Хотя в комнате было не холодно, она начала дрожать.
— Попасть за решетку по делу об убийстве, — сказал я, — это так просто. Но вы не можете себе позволить молчать. Это Лео или один из его молодцов вышли на Мартеля?
— Лео не имеет ничего общего с этим.
— Если имел, а вы знаете, что имел, лучше скажите мне об этом. Если вы не хотите попасть вместе с ним за решетку.
— Я знаю, это не его дело. Он не покидал этот дом.
— Но вы выезжали.
Она задрожала еще сильнее.
— Послушайте, мистер, я не понимаю, почему вы преследуете нас?
— Вы сами себе это сделали. То, что вы сделали другим, вы сделали себе — это обратная сторона «Золотого правила», Китти!
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Три убийства. Мартель вчера, Мариэтта Фэблон за день до этого, когда вы по совпадению оказались в Монтевисте, и Рой Фэблон семь лет до того. Помните вы его?
Она быстро кивнула.
— Скажите мне, что случилось с Фэблоном. Вы там были.
— Дайте мне одеть что-нибудь. Я замерзаю. Я была с Лео в течение часа.
— Он у бассейна?
— Да, занимается с физиотерапевтом. Не говорите ничего в ее присутствии, хорошо? Она не надежная женщина.
Китти стянула с головы свою резиновую шапочку. Ее рыжие волосы рассыпались. Когда она открыла одну из запертых дверей, я успел заметить женскую спальню с зеркалом на потолке над большой, королевского размера, кроватью.
Я вышел наружу. Среди мебели у бассейна стояла инвалидная коляска. Женщина в голубом купальном костюме находилась по грудь в воде с мужчиной на руках. У него было круглое, вялое лицо и дряблое тело. Только в его глазах блестела какая-то доля сознательной жизни.
— Хэлло, мистер Кетчел!
— Я скажу ему «хэлло», — сказала женщина. — Около трех месяцев назад у мистера Кетчела был небольшой инсульт, и с тех пор он не говорит. Так ведь, дружок?
Его печальные черные глаза ответили ей. Затем он с опаской перевел их на меня. Он униженно улыбался. Из угла рта текла слюна.
Китти появилась у скользящей стеклянной двери и поманила меня внутрь.
Она одела штаны в обтяжку с блестками, которые вызывающе сверкали, ангорский свитер с высоким воротником, кое-как наскоро намазанное лицо обрело бессмысленную маску. Было трудно сказать, что она приготовила для меня.
Она провела меня в небольшую комнату в передней части дома, подальше от бассейна, и отодвинула шторы. Она стояла у окна, и один ее вид дополнял раскинувшуюся за окном картину. Паруса на море выглядели нарядно и отрешенно, как белые петухи на салфетках, разложенных на голубой выцветшей скатерти.
— Вы видели, что я теперь имею на руках? — спросила она, вытянув руки. — Совершенно больной старик. Он не может ходить, не может говорить, он не может даже написать свое имя. Он не может мне сказать, где все находится. Он не может защитить меня.
— От кого вам нужна защита?
— Лео всю жизнь наживал себе врагов. Если бы они знали, что он беспомощен, то за его жизнь ничего нельзя дать. — Она щелкнула пальцами. — За мою также. Тогда почему мы прячемся здесь, в камышах?
«Для нее, — подумал я, — зарослями является любое место, не находящееся на линии Чикаго-Вегас-Голливуд».
— Представляет угрозу партнер Лео — Дэвис?
— Он главная опасность. Если Лео умрет или будет выбит, Дэвис первый от этого выиграет.
— Клуб «Скорпион»?
— На бумаге он уже его владелец: комиссия по налогам заставила Лео отказаться от него. И у него есть претензии к Лео.
— Я говорил с Дэвисом вчера. Он предложил мне деньги, чтобы я сказал, где Лео.
— Вот почему вы здесь?
— Я никогда не делаю поспешных выводов. Я отказался.
— В самом деле?
— Да. Какие претензии к Лео?
Она качнула головой. Ее волосы рассыпались рыжим огнем в солнечном свете. Странно, но они мне напомнили сборщиков апельсинов, их костер около железнодорожного полотна. Странная вынужденная близость той ночи все еще не исключала возможности близости между мной и Китти.
— Этого я не могу сказать.
— Тогда я скажу. Служба внутренних налогов гоняется за Лео из-за денег, которые он присвоил со всей выручки. Если они не смогут найти его и деньги, даже если и смогут, они пришлют все Дэвису. На худой конец, он потеряет свою лицензию на дело из-за сокрытия доходов. На самый худой конец, ему грозит федеральная тюрьма до конца жизни.
— Он не один.
— Если вы имеете в виду Лео, то смотрите, остаток его жизни ничего не стоит.
— А что с остатком моей жизни? — Она погладила свою прикрытую ангорской шерстью грудь. — Мне еще нет тридцати. Я не хочу попасть в тюрьму.
— Тогда вступите в сделку.
— И выдать Лео? Я этого не сделаю.
— Они ничего ему не сделают, увидев его в таком состоянии.
— Они запрут его, и он не будет лечиться. Он никогда не научится вновь говорить или писать, или... — Она остановилась на полуслове.
— И не сможет сказать вам, где находятся деньги, — досказал я фразу.
Она заколебалась.
— Какие деньги? Вы сказали, что деньги ушли.
— Сотня тысяч — да. Но по моим сведениям, Лео снял со счетов миллионы. Где они?
— Мне самой хотелось бы знать, мистер. — Сквозь маску, надетую на ее лицо, я видел, какие сложные расчеты происходят за ней. — Как вы сказали ваше имя?
— Арчер. Лео знает, где деньги?
— Думаю, да. У него кое-что из мозгов осталось. Но трудно сказать, насколько он все понимает. Он всегда изображает, что понимает все, что говорю. Однажды, я испытала его, шутки ради, на тарабарщину. Он улыбался и кивал головой, как всегда.
— Что вы говорили?
— Я не хотела бы это повторять. Это был набор грязных слов о том, что я сделала бы ему, если бы он научился говорить или хотя бы писать. — Она медленно сложила руки на груди. — Меня бесит, когда я подумаю, через что я прошла в надежде обрести мир и какую-то безопасность. Избиения, оскорбления и многое другое. Не думайте, что у меня не было других возможностей. Но я привязалась к Лео. Привязалась — это именно то слово, которое определяет мое отношение к нему. Теперь я связана с калекой, и это стоит нам две тысячи в месяц, чтобы прожить. Шесть тысяч только за доктора и терапевтическую помощь — и я не знаю, где взять деньги на следующий месяц. — Ее голос зазвучал громче. — Я была бы миллионершей, если бы имела свои права.
— А может быть, и ничего бы не имели.
Она склонила голову.
— Я заработала эти деньги. Я намолачивала их как кофе каждый год. Не говорите мне, что я не имею права на них. Я имею право на приличное существование.
— Кто вам это сказал?
— Никто и не должен говорить мне. Женщина с моей внешностью может выбирать.
Это был детский разговор. Она себя накручивала, и я начал понимать ее фантазии, которые привязали ее к Спилмену и держали ее при нем, когда она была отгорожена от всего его усилиями.
— Вы говорите, что можете выбирать. Почему тогда не займетесь какой-нибудь деятельностью. У вас большая сила воли и самолюбие.
Ее все еще заносило.
— Как вы смеете, я не проститутка!
— Я не имею в виду этот род деятельности. Найдите работу.
— Я никогда не буду работать ради существования. Благодарю вас.
— Пришло время начать. Если вы продолжаете мечтать о тех исчезнувших миллионах, вы мечтаете о несбыточном.
— Не смейте мне угрожать.
— Я вам не угрожаю. Это все ваши мечты. Если вы не хотите пальцем пошевелить, чтобы помочь себе, вернитесь к Гарри.
— Этому ничтожеству? Он не мог даже расплатиться с больницей.
— Он отдал все, что имел.
Она молчала. Ее лицо было похоже на цветную картинку, пытающуюся с трудом и болью вновь ожить. Жизнь засветилась в ее глазах. Слезы проложили дорожки на ее щеках. Я стоял около нее и пытался ее успокоить. Она положила голову мне на плечо, и я почувствовал, что дрожь ее тела стала слабее, и она наконец успокоилась.
Терапевт постучала в дверь и вошла. Она переоделась в уличную одежду.
— Я ухожу, миссис Кетчел. Мистер Кетчел доволен и спокоен, он в своем кресле. — Она посмотрела на меня подозрительно. — Но не оставляйте его одного на слишком долго.
— Не буду, — сказала Китти. — Благодарю вас.
Женщина не двигалась.
— Не могли бы вы мне заплатить за прошлую неделю? А также за дежурство ночью в понедельник. Мне самой тоже нужно платить по счетам. Китти ушла в спальню и вернулась с двадцатидолларовой бумажкой. Она сунула ее женщине.
— Этого хватит?
— Думаю, да. Я не переоцениваю свои услуги, но, понимаете, каждый человек имеет право на честную оплату и честный труд.
— Не беспокойтесь, вы получите свои деньги. Оплата по нашим дивидентам что-то задерживается в этом месяце.
Женщина недоверчиво посмотрела на нее, но ничего не сказала. Китти рвала и метала от злости. Она стучала кулаками в гневе.
— Старая тряпка, она издевается еще надо мной.
— А действительно вы ожидаете деньги по дивидендам?
— Нечему приходить. Мне придется продать драгоценности. А я держала их на черный день.
— Похоже, что лето не из легких, дождливое.
— Вы что, приносите с собой дождь?
Она близко подошла ко мне, напевая песенку о том, что можно делать, когда идет дождь. Ее груди мягко касались меня.
— Я могла бы сделать очень много для любого, кто помог бы мне найти деньги для Лео.
Она вела себя намеренно провокационно. Но момент был упущен.
— Вы можете сказать мне правду, например.
— О чем?
— О Рое Фэблоне. Лео убил его?
После некоторого молчания она сказала:
— Он не хотел. Это был несчастный случай. У них была драка из-за чего-то.
— Из-за чего?
— Если хотите знать, виной всему была дочка Роя. Чем старше становился Лео, тем больше ему нравились молоденькие курочки. Это было невыносимо. Может быть, мне не следовало бы делать того, что я сделала, но я шепнула миссис Фэблон, что Лео договаривается с Фэблоном относительно девушки.
— Вы сказали миссис Фэблон?
— Верно. Но действовала в виде самозащиты. Я так же оказывала девушке услугу. Миссис Фэблон потрясла своего мужа, и он сказал Лео «нет».
— Я понимаю, почему он не сказал «нет» сразу же.
— Он должен был Лео кучу денег, а это было то средство, которое хотел использовать Лео. Фэблон также притворялся, что не понимает существа сделки. Вы знаете, что я имею в виду?
— Понимаю.
— Он думал, что Лео филантроп или что-то в этом роде. А он продал бы кровь своей больной матери за десять долларов пинту и еще взял бы залог за бутылку. Лео это бы сделал не раздумывая. Но он собирался послать девушку в школу в Швейцарию, чтобы помочь ей в образовании. И Фэблон считал, что это великолепно, пока его жена не взбеленилась. Откровенно говоря, я думала, что Фэблон ненавидит девушку.
— Я думал, что он ее безумно любит.
— Иногда нет большой разницы между любовью и ненавистью. Спросите меня, я специалист в этом вопросе. Фэблон взъярился против нее, когда она от кого-то забеременела. И Фэблон предпринял все возможное, чтобы отвлечь от нее этого человека.
— А кто это был?
— Я не знаю. Миссис Фэблон также не знала или же не хотела мне говорить. Как бы там ни было, Фэблон пришел тогда ночью в наш коттедж и отказался от сделки. У него и Лео завязалась драка, и Фэблон получил изрядную взбучку. Лео умел управлять своими кулаками, даже когда был болен. Фэблон выкатился из коттеджа в очень плохом состоянии. Он не мог найти дорогу в темноте, упал в бассейн и утонул.
— Вы это видели?
— Сервантес видел.
— Он, вероятно, лгал. По данным химического анализа Фэблон утонул в соленой воде. В бассейне пресная вода.
— Может быть, это сейчас. В те дни она была соленая. Мне положено знать. Я плавала там каждый день в течение двух недель.
Ее голос прерывался в воспоминаниях. Может быть, для нее и наступили дождливые дни и ей придется продать свои драгоценности. Но она провела две недели под солнцем Теннисного клуба.
— Что Сервантес говорил об этом, Китти?
— Он обнаружил Роя Фэблона в бассейне, пришел и сказал Лео. Произошла неприятная сцена. Лео совершил преступление, использовав свои кулаки. Когда Фэблон утонул, произошло фактически убийство. Сервантес предложил, что он выбросит тело в море и имитирует самоубийство. Он и раньше крутился вокруг Лео, и это был верный шанс втереться к нему в доверие. Когда мы покинули город на следующий день или около того, он забрал парня с собой. Вместо того, чтобы послать дочку Фэблона учиться в Швейцарию, Лео послал Сервантеса во Францию, в мужской колледж в Париж.
— Я сказала Лео, что он сумасшедший. Он ответил, что делает это потому, что смотрит на годы вперед. Он ожидал время, когда можно будет использовать Сервантеса, сказал он, и что он верит ему после этого дела с Фэблоном. Это был первый случай, когда он оказался не прав. Как только Лео заболел, Сервантес обернулся против него. — Ее голос зазвучал проникновеннее, глубже. — Чудно с Лео. Все боялись его, включая меня. Он был крупной фигурой. Но как только он действительно заболел, он стал никому не нужен. Подонок вроде Сервантеса мог ободрать его как липку.
— По крайней мере, произошла пересменка. Как Сервантесу удалось наложить руку на деньги?
— Лео передавал ему разовые суммы единовременно в течение последних трех-четырех лет. У Сервантеса была какая-то правительственная работа, и он мог переезжать границу без осмотра. Он складывал деньги где-то за пределами страны, может быть, в Швейцарии, в одном из тех банков, где имеются номерные счета.
Я не думал, что в Швейцарии. Номерные счета имеются и в банках Панамы.
— О чем вы думаете?
— Я прикинул, не шантажировала ли миссис Фэблон Лео за убийство мужа.
— Так и было. Она приезжала в Лас-Вегас встретиться с ним после того, как было найдено тело. Она сказала, что оградила его во время допроса и самое меньшее, что он может сделать для нее, помочь ей материально. Он терпеть не мог делать такое, но, думаю, он посылал ей с тех пор пособие. — Она замолчала и внимательно посмотрела на меня. — Я сказала все, что знаю о Фэблоне. Вы не собираетесь найти для меня эти деньги?
— Я не говорю «нет». В настоящее время я занят другим делом и на мне висит расследование еще двух убийств. — Но там деньги не замешаны?
— Деньги всегда самое главное в жизни.
— Я так тоже думала до настоящего момента. Кто вы такой? Человек, помогающий всем? Или что-то в этом роде? — Я бы не сказал так. Я работаю честно. Она посмотрела на меня с сомнением.
— Я не пойму вас, Арчер. Чему вы поклоняетесь?
— Я люблю людей и стараюсь им помочь.
— И в этом заключается смысл жизни?
— Это делает жизнь возможной, во всяком случае. Попытайтесь это сделать сами когда-нибудь.
— Я пробовала, — сказала она. — С Гарри. Но у него не было того, что нужно. Меня всегда окружали слабые и калеки. — Она вздрогнула.
— Я пойду посмотрю, что с Лео.
Он сидел и терпеливо ждал в тени под навесом. Его рубашка и штаны висели на нем свободно. Он заморгал, когда я подошел, будто ожидал, что я ударю его.
— Трусливый размазня, — произнесла Китти. — Это мой новый дружок. Он собирается найти деньги и взять меня в круиз вокруг земного шара. И ты хочешь знать, что случится с тобой, ты, бедный старый клоун? Мы поместим тебя в палату дураков в загородную больницу. И никто не придет навестить тебя.