Килси повел бульдозер тропкой вдоль склона. Я двинулся за ним с одолженной лопатой на плече, поднимая ногами оставшийся после пожара пепел. Потом я ждал, облокотившись о ствол платана, около двадцати минут или получаса, пока бульдозер медленными ритмичными движениями отбрасывал землю. Яма была уже почти в рост человека, когда ковш заскрежетал по металлу и Килси чуть не вылетел с сидения головой вперед.
Он медленно отвел бульдозер по склону, давая мне место в яме. За пару минут я очистил металлическую преграду настолько, что показалась темно-красная крыша автомобиля с более светлыми пятнами ржавчины, выгнутая как крыша «Порше». Я освободил от земли левое переднее окошко и лопатой выбил стекло. Из темной пустоты вырвался запах разложения, резкий, сухой, спирающий дыхание. На переднем сидении лежало нечто, завернутое в полуистлевший плед.
Я вытянулся на земле, свесив голову, и осмотрел лежащий в машине труп. Сначала обычно разлагаются ткани, потом волосы, потом кости и напоследок зубы. От Леона Броудхаста остались кости и зубы.
Глава 32
Килси принялся увеличивать и углублять траншею вокруг автомобиля, ну а я вернулся в колледж, чтобы уведомить о нашем открытии шерифа-коронера. Позвонив ему, я спустился в город, чтобы нанести еще один визит в дом Фрица Сноу.
К моему изумлению, дверь мне открыл он сам. Он был в старом коричневом растянутом свитере, мешковатых штанах и растоптанных теннисках. Сгорбив плечи, он смотрел на меня припухшими глазами, постаревший настолько, словно с нашей прошлой встречи минул не уик-энд, а целые годы. Своим безвольным тяжелым телом он заслонял от меня вход в дом.
— Я никого не должен впускать...
— Разве ты не помнишь, вчера ты хотел со мной поговорить.
— Я хотел? — он силился вспомнить. — Мамочка прибьет меня...
— Вряд ли, Фриц. Все открылось. Мы только что откопали капитана Броудхаста...
Он поднял на меня тяжкий взгляд, словно хотел прочитать свое будущее на моем лице. На моем лице его было нетрудно прочесть — будущее, такое же, как и прошлое, исполненное неуверенности, страха и страданий.
— Могу я на минуту войти?
— На-аверно...
Он впустил меня в дом, тяжело дыша, словно малое усилие, необходимое для того, чтобы открыть и закрыть дверь, исчерпало все его силы.
— Вчера ты сказал мне, что похоронил мистера Броудхаста. Я думал, речь идет о Стенли. Но ты говорил о его отце, капитане Броудхасте, не так ли?
— Да-а... — он оглядел голые стены, словно опасаясь, что его мать установила подслушивающую аппаратуру. — Я сделал страшное дело. Теперь должен отвечать...
— Ты убил капитана Броудхаста?
— Не-ет... Он был уже мертвый... Я только закопал его...
— Кто велел тебе это сделать?
— Элберт Свитнер.
Он закивал головой, как бы придавая веса своим словам, а потом глянул, верю ли я ему. Я и сам не знал, что думать.
— Элберт Свитнер сказал мне... — подтвердил он.
— Как он мог заставить тебя?
— Я его боялся...
— Для этого нужны более веские причины.
Он покачал головой.
— Я не хотел хоронить капитана. Я так волновался, что не мог вести бульдозер. Элберт хотел отвести его на базу, но свалился в ров на Дороге Грешников. Его поймали и опять посадили в тюрьму...
— А тебе удалось выкрутиться?
— В тот раз да-а... Меня только выгнали с работы и поместили в инвалидный дом... Но они так и не узнали о капитане Броудхасте.
— А твоя мать знает, что вы с Элбертом сделали?
— Да-а... Я ей сказал...
— Когда?
Он взвесил свой ответ.
— Наве-ерно, вчера...
— Перед моим приходом или после?
— Не по-омню... — на его лице все сильнее проступало нервное напряжение. — Вы все ходите и ходите, мистер, у человека может в конце концов все в голове перемешаться! Память со мной шутки шутит. Я все вспоминаю, как душегубы забрали папочку...
— Как душегубы забрали твоего папу?
— Да-а... Как его хоронили на кладбище... Я слышал, как земля стучит по крыше гроба...
На его лице показались крупные слезы, словно капли тумана.
— Ну, так что? Ты сказал матери перед моим приходом или после?
— Наве-ерно, после... Когда вы пошли себе... Она меня пугала, что если я хоть словечко оброню, меня в тюрьму посадят... — он смотрел на меня исподлобья, свесив кудлатую голову. — Меня посадят?
— Я же не знаю, Фриц, не убил ли ты вместе с Элбертом капитана Броудхаста?
Он, казалось был потрясен этим подозрением.
— Зачем нам было его убивать?!
Я мог бы привести несколько причин. Лео Броудхаст был счастливчиком, а они — пешками. Женой Лео была богатейшая женщина в округе. Лео увел самую красивую девушку города и сделал ей ребенка, а отвечать за это пришлось им. Мое молчание вызвало у Фрица панику.
— Ей Богу, я не убивал его! Могу поклясться на Библии! — на столике лежала Библия и Фриц положил ладонь на ее черный матерчатый переплет. — Видите, я присягаю на Библии, мистер! Я никого в жизни не убивал! Я даже на птиц охотиться не могу и мне делается плохо, когда я наступаю на червяка — он же тоже чувствует!
Теперь он плакал подлинными горючими слезами, наверное, оплакивал страдания птиц и смерть червей. Сквозь его плачь я услыхал на улице машину. Выглянув в окно, я увидел, как за моим автомобилем остановился старый белый «Ремблер». Из него вылезла миссис Сноу с большой бумажной сумкой, одетая в дождевик и брюки. Я вышел ей навстречу, захлопнув дверь перед носом Фрица. При виде меня миссис Сноу замерла, не успев шагнуть.
— Что вы здесь делаете?!
— Разговаривал с вашим сыном, миссис.
— Стоит мне на секунду выйти из дому, как вы тут же находите его!
— Вы преувеличиваете, миссис. Фриц сказал мне, что он похоронил капитана Броудхаста. Я знаю, что он и вам это сказал, так что на этом мы можем не останавливаться...
— Нонсенс! Фриц рассказывает сказки!
— Мне так не кажется, миссис. Час назад мы провели эксгумацию останков. Разумеется, официального свидетельства еще нет, но думаю, что Лео Броудхаст мертв уже пятнадцать лет.
— Фредерик знал это и ничего мне не сказал?!
— Он сказал вам вчера.
Она прикусила губу.
— Он рассказал мне какую-то сказочку... Я была уверена, что все это высосано из пальца... — неожиданно ее лицо странно прояснилось. — Может, он выдумал все это, у него в голове такая каша...
— Простите, миссис, но он не мог выдумать труп.
— А вы уверены в том, что это капитан Броудхаст?
— Практически уверен. Тело находилось в его красном «Порше».
— И где вы нашли его?
— В том самом месте, где был закопан Стенли. Стенли искал тело отца, когда его убили. Похоже, что его убил тот самый человек, который застрелил капитана.
— И вы обвиняете Фредерика?
— Я не взял бы на себя такую смелость. Но Фриц признался, что закопал труп. Его могут обвинить в соучастии...
— И посадить?!
— Возможно...
Миссис Сноу казалась встревоженной. Ее худое скуластое лицо напоминало посмертную маску. Это дало мне понять, насколько ее волнует судьба сына. Довольно долго она стояла молча, поглядывая то в одну, то в другую сторону улицы, словно готовясь отражать вероятные попытки соседей выразить ей сочувствие. Но в поле зрения не было никого, кроме нескольких смуглых детей, слишком маленьких, чтобы интересоваться нами.
Был полдень, но вокруг потемнело. Я поднял глаза к небу. Черные тучи смыкались, как закрывающиеся веки, город в их свете сиял непонятным блеском. На наши головы и на асфальт начал сеяться мелкий дождик.
Большой бумажный пакет с покупками грозил в любую минуту выскользнуть из рук миссис Сноу, я взял его и внес в дом следом за его хозяйкой. Фриц исчез в глубине жилища, но оба мы чувствовали его тягостное присутствие. Миссис Сноу отнесла покупки в кухню. Вернувшись в комнату, она заметила, что Библия на столике слегка сдвинута, и, прежде чем повернуться ко мне, аккуратно положила ее точно посередине.
— Фредерик заливается слезами в своей комнате. Вы не можете отправить его в тюрьму! Он там и полугода не протянет! Вы же знаете, что бандиты в заключении делают с беззащитными мальчиками! Какие издевательства и мучения...
Я знал это, но предпочитал об этом не задумываться.
— Фриц уже не мальчик, — сказал я и вспомнил, что эти самые слова я слышал сорок восемь часов назад из уст миссис Броудхаст.
— Он таков, — ответила миссис Сноу. — Для меня он навсегда останется маленьким мальчиком. Я всю жизнь старалась оберегать его, но он легко поддается влиянию. Делает то, на что его подбивают скверные люди, а потом страдает за чужую вину. Ужасно страдает! Он чуть не умер, когда его определили в лесную службу!
Ее худенькое тело дрожало от сдерживаемых эмоций. Трудно было поверить, что это тело, практически лишенное груди и бедер, произвело на свет такого большого полумужчину-полудитя.
— Чего вы ждете от меня, миссис?
— Оставьте его мне, мистер! Позвольте мне и дальше заботиться о нем!
— Это в компетенции властей...
— А они уже знают, что он сделал?
— Пока нет.
— И вы обязаны им говорить?
— К сожалению. Речь идет об убийстве.
— Вы говорите сейчас об убийстве капитана Броудхаста?
— Да. Надеюсь, ваш сын не замешан также и во втором убийстве?
— Конечно же, нет! — она смерила меня изучающим взглядом. — Я сейчас расскажу вам, мистер, то, чего до сих пор не говорила ни одной живой душе. Вы говорите, что капитан Броудхаст был застрелен?
— Все указывает на это.
— Из пистолета 22 калибра?
— Этого мы еще не знаем. Что вы хотели рассказать мне?
— Кажется, я знаю, кто застрелил его. Присягать я не стала бы, но почти уверена, что знаю. Если я расскажу вам и это окажется правдой, вы вступитесь за Фредерика, мистер?
— Попытаюсь.
— Вас наверняка послушают! — она убежденно кивнула головой. — Вы обещаете мне использовать свои связи?
— Да. Что же вы знаете?
— Собственно, это лишь подозрения. С тех пор, как Стенли был убит в субботу, все это постепенно вспомнилось мне. Однажды вечером я находилась в доме Броудхастов, присматривала за Стенли. В ту самую ночь Фредерик взял на базе бульдозер и его выгнали с работы. Все сходится.
— Что же все-таки случилось?
— Дайте же мне говорить! — она тяжело опустилась в кресло, словно устав от напряжения памяти. — В тот день за обедом Броудхасты ужасно поссорились. Я входила в столовую время от времени, и они смолкали в моем присутствии, но нетрудно было догадаться, что речь идет о женщине, которую капитан Броудхаст прячет в охотничьем домике. Сначала я думала, что это миссис Килпатрик, так как в разговоре прозвучало ее имя. Но оказалось, что это была та девчонка, Марта Никерсон, и что с ней дочурка. Капитан Броудхаст собирался уехать с ними обеими. Он купил для себя и для них билеты на Гавайи, а миссис Броудхаст узнала об этом.
— Каким образом она об этом узнала?
— Она сказала, что от мистера Килпатрика, у него был какой-то знакомый в бюро путешествий.
Я почти физически ощутил, будто все видимое делается ярче и четче.
Мои свидетели начали дополнять друг друга в своих рассказах.
— Как я сказала, — продолжала миссис Сноу, — это был ужасный скандал! Миссис Броудхаст развернула перед капитаном длиннющий список его подружек, а он кричал ей, что во всем виновата она сама. Я не могу повторить вам, мистер, всего того, что он ей кричал, обвиняя ее в том, что она вот уже десять лет ему не жена. В конце концов, он выскочил из дома как ошпаренный. Бедняжка Стенли дрожал как лист. Он обедал в кухне, но и там было слышно. Он ведь был уже достаточно большой, чтобы понимать, почему они ссорятся. Он выбежал, чтобы остановить отца, но капитан унесся, как ветер, в этой своей спортивной машине. Миссис Броудхаст тоже начала одеваться, чтобы выйти. Стенли хотел пойти с ней, но она не взяла его и попросила меня уложить его в постель. Я сделала это, но потом занялась чем-то в кухне.
Она подняла невидящие, утонувшие в прошлом, глаза.
— Второе потрясение я пережила, обшаривая дом в поисках Стенли. На столе в кабинете лежал футляр с пистолетами, которые миссис Броудхаст унаследовала от своего отца. Одного пистолета не было, рядом лежала открытая коробка патронов. Я не знала, что делать! В результате я не сделала ничего, просто сидела и ждала, когда они вернутся.
Она сидела передо мной в кресле на колесиках, отрешенная, в выжидательной позе, словно до сих пор ждала, чем окончится тот давний вечер.
— Их не было больше часа. Наконец, они вернулись вдвоем, мать и сын, с мокрыми от росы ногами, бледные и испуганные. Миссис Броудхаст прежде всего уложила Стенли в постель, после чего уволила меня. Вернувшись домой, я убедилась, что моего собственного сына нет в постели. Это была роковая ночь для матерей!
— Для сыновей тоже, — напомнил ей я. — Вы думаете, что Стенли был свидетелем убийства своего отца, миссис?
— Не знаю. Знаю только, что он слышал выстрел. Он рассказал мне потом, что его мама убила сову. Таким образом она объяснила ему выстрел. Но, я уверена, он подозревает, что застрелен был его отец. Думаю, это всю жизнь мучило его, но он не находил в себе смелости посмотреть правде в глаза. И потому до последнего дня искал доказательств того, что отец жив. — Он говорил с вами о смерти отца?
— О смерти нет. Мы не упоминали слово «смерть». Но временами он строил догадки, что могло случиться с его отцом. Спрашивал и меня, что думаю об этом. Я рассказывала ему разные историйки — что выехал в чужие страны, может быть, в Австралию, и, кто знает, не появится ли он снова в один прекрасный день... — она подняла на меня блестящие от переживаний глаза. — А что мне было делать? Не могла же я сказать ему, что подозреваю его мать в убийстве его отца?!
— А своего сына — в том, что он его закопал...
— Этого я вообще не знала тогда, — но она быстро сменила тему. — Но если бы и знала, то ни за что не сказала бы ни Стенли, ни кому-либо другому! Обязанность женщины — хранить своих близких.
Глава 33
Я попрощался с нею и под проливным дождем поехал в больницу. Это было четырехэтажное здание, протянувшееся вместе с переходами и административными помещениями на целый квартал между двух улиц. Добровольная помощница медсестры в розовом халате, дежурившая в холле, подтвердила что посещение миссис Броудхаст разрешено и назвала мне номер ее палаты на четвертом этаже.
Однако сначала я хотел сходить в прозекторскую. Канцелярия и секционные патологоанатомического отделения помещались на первом этаже, в конце светло-зеленого коридора с батареями центрального отопления вдоль стен. На дверях висела табличка: «Посторонним вход воспрещен».
За дверью меня приветствовал с холодной вежливостью мужчина аскетического вида в белом халате. На его столе стояла табличка с надписью «Д-р В.Силкокс». На мой вопрос он ответил, что останки Леона Броудхаста еще не привезли, но ожидают в любую минуту. Его глаза за очками в роговой оправе блеснули чем-то, похожим на профессиональный интерес.
— Кажется от него немного осталось?
— Достаточно. Вы должны найти след пули на черепе. Я говорил с двумя особами, они утверждают что он был убит выстрелом в голову. Но на показаниях свидетелей основываться нельзя, нам нужны конкретные доказательства.
— Для этого я здесь сижу. Вообще-то, у мертвых можно узнать больше, чем у живых.
— А тело Стенли Броудхаста еще здесь?
— Оно в морге. Вы хотите посмотреть?
— Я его видел. Хочу уточнить, что было причиной смерти?
— Многочисленные колотые раны, нанесенные длинным ножом.
— Спереди или со спины?
— Спереди, в живот. Кроме того, найден след удара мотыгой у основания черепа.
Поднимаясь в лифте наверх, я почти позавидовал Силкоксу с его молчаливыми свидетелями. Они не фальшивили, уже не страдали и не причиняли страданий.
На четвертом этаже я поговорил с молоденькой медсестрой на посту возле лифта. Она сообщила мне, что миссис Броудхаст чувствует себя значительно лучше, но, несмотря на это, следует ограничить визит десятью-пятнадцатью минутами. Я постучал в дверь палаты и услышал приглашение войти.
Палата была полна цветов — садовых и оранжерейных — розы, гвоздики, экзотические лилии... На туалетном столике стояла ваза жонкилий с прислоненной к ней визитной карточкой Брайана Килпатрика. Миссис Броудхаст сидела в кресле подле залитого дождем окна. Она была в цветном халате, ярком, как заполняющие комнату цветы, и выглядела неожиданно хорошо. Но в ее глазах пряталась обида, на секунду лишившая меня дара речи. Миссис Броудхаст заговорила первой.
— Это вы, мистер Арчер? Очень рада видеть вас! Я хотела вас поблагодарить.
Я ожидал чего угодно, но только не этого.
— Поблагодарить? За что?
— За спасение моего внука. Мне звонила моя невестка. Сейчас, когда мой сын... Стенли... когда его нет, у меня остался один Ронни...
— Ронни молодчина, с ним ничего не может случиться!
— Где вы нашли его? Я не слишком разобралась в том, что говорила Джин.
Я сжато рассказал ей о событиях последних двух дней и прибавил, пользуясь случаем:
— Не слишком вините Сьюзан, миссис. Она была свидетелем убийства вашего сына и могла потерять голову. Она думала только о спасении малыша. Произнося это, я сообразил, что Сьюзан была свидетелем двух убийств на протяжении пятнадцати лет. Если миссис Броудхаст убила мужа, не убила ли она также и сына? Или велела его убить? На этот вопрос я ответить не мог. И понимал, что также не могу задать его женщине, сидящей в кресле передо мной. Мои губы отказались бы произносить этот вопрос здесь, в палате, полной цветов, присланных ее друзьями, полной ее искренней благодарности. Но, как часто бывает в подобных случаях, миссис Броудхаст сама навела разговор на нужную тему.
— Я плохо поняла всю эту историю с девушкой... Как ее зовут?
— Сьюзан Крендалл.
— Да... Собственно, чего она искала в каньоне вместе с моим сыном и внуком?
— Думаю, ответа на загадки прошлого.
— Это мне ничего не говорит. Я нынче не слишком сообразительна. Раздражение в ее голосе и взгляде было направлено в равной мере против меня и против нее самой.
— Сьюзан уже была когда-то в охотничьем домике, — сказал я. — Маленькой девочкой она провела там ночь с матерью. Возможно, вы помните ее мать? Кажется, она у вас служила. Тогда ее звали Марта Никерсон...
Она волновалась все сильнее.
— С кем вы говорили?!
— Со многими людьми. Вы чуть ли не последняя в списке. Я надеюсь, что вы поможете мне восстановить события одной ночи в охотничьем домике. Это было около пятнадцати лет назад...
Она покачала головой, чуть отвернув от меня лицо. Ее голова в профиль напоминала классический медальон на фоне залитого дождем города.
— К сожалению, не могу помочь вам. Ведь я там не была...
— Там был ваш муж.
Мышцы ее шеи напряглись. Она резко повернула ко мне голову.
— Откуда вы можете это знать?!
— Ваш муж не вернулся оттуда. Он был застрелен и похоронен поблизости. Сегодня мы его откопали.
— Понимаю... — она не сказала, что именно понимает, но ее глаза сузились и потемнели от этого известия, а скулы заострились. Выражение ее лица напомнило мне вырытый череп. — Это конец.
— Не совсем.
— Для меня это так. Вы сказали, что обоих мужчин нет в живых. Мужа и сына. Я потеряла все, что любила.
Она постаралась принять трагическую позу, но в этом была какая-то фальшь, лишавшая ее слова смысла, они прозвучали пусто и неприятно. А перед моими глазами встали неровные строчки ее записок и неоднозначная характеристика отца, написанная ею.
— Вы уже пятнадцать лет знаете, что ваш муж мертв и похоронен в каньоне, миссис.
— Это ложь, — но ее голос все так же был лишен убедительности, словно она отвечала затверженный урок, в то же время прислушиваясь к его звучанию. — Предупреждаю вас, если вы выступите с этим заявлением публично...
— Мы говорим как нельзя более приватно, миссис. Вам нечего скрывать от меня. Я знаю, что в тот вечер вы поссорились с мужем и отправились следом за ним в охотничий домик.
— Откуда вам может быть это известно, если это ложь?! — это была обычная игра человека виновного, допрос допрашивающего, долгое перебрасывание мячика правды, пока он вовсе не затеряется. — Откуда вы получили эти драгоценные сведения? От Сьюзан Крендалл?
— Частично.
— Это не слишком надежный свидетель. Из ваших же слов видно, что она психически неуравновешенна. Кроме того, ей в то время было не больше трех-четырех лет. Все это — плод ее воображения!
— Трехлетки могут видеть и слышать. И помнить. У меня есть достаточно доказательств того, что она была в охотничьем домике и видела или слышала выстрел. Ее показания подтверждаются показаниями других людей. Кроме того, ее неадекватное поведение вполне объяснимо.
— Значит, вы признаете, что она неуравновешенна?
— Все это потрясло ее. Кстати о потрясениях: а Стенли случайно не был свидетелем выстрела?
— Нет это не возможно!
Она громко втянула воздух, словно для того, чтобы проглотить неосторожные слова.
— Откуда вы знаете, если вы там не были, миссис?
— Я была дома со Стенли.
— А вы не ошиблись? Я знаю, что он побежал за вами в каньон и слышал выстрел, от которого погиб его отец. Всю свою последующую жизнь он пытался изгнать это из памяти и искал доказательства того, что это было лишь дурным сном.
До сих пор она говорила со мной, как адвокат, не вполне уверенный в невиновности своего подзащитного. Но теперь я выиграл.
— Чего вы хотите от меня?! Денег? Но я окончательно ограблена, — она остановилась и растерянно глянула на меня. — Но только не говорите моей невестке, что у меня нет ничего. Тогда я больше не увижу Ронни...
Я был уверен, что она ошибается, но не хотел спорить с нею. Вместо этого я спросил:
— Кто же вас ограбил, миссис?
— Я не желаю говорить об этом!
Я взял с туалетного столика карточку Килпатрика так, чтобы она видела это.
— Если кто-то шантажирует вас, миссис, вы имеете возможность покончить с этим...
— Я же сказала, что не хочу говорить об этом! Я никому не могу доверять! После смерти отца — никому!
— Вы хотите, чтобы так продолжалось?
Она взглянула на меня горьким недобрым взглядом.
— Я не хочу, чтобы продолжалось что бы то ни было. В том числе и жизнь. А меньше всего — этот разговор, этот инквизиторский допрос!
— Я тоже не получаю от этого никакого удовольствия.
— Ну, уходите же! Я больше не вынесу!
Она стиснула поручни кресла с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и тяжело встала. Мне не оставалось ничего иного, как выйти из палаты.
Прежде чем вернуться в прозекторскую, мне необходимо было восстановить силы. Я отыскал дверь на узкую запасную лестницу и принялся не спеша спускаться. Бетонные ступени с серыми металлическими перилами, замкнутые в бетонном коробе без окон, напоминали тюрьму своим унынием и непоколебимостью. На половине спуска я приостановился, пытаясь представить себе миссис Броудхаст в тюрьме.
Собственно говоря, свое задание я выполнил в тот момент, когда вернул Ронни его матери. Все, что я мог сделать дальше, было неизменно отвратительно и болезненно. Я не ощущал необходимости доказывать любой ценой, что миссис Броудхаст убила своего мужа. Жажда справедливости остывала в моей груди по мере того, как я старел. Теперь для меня был внятен голос защиты ценностей, более заслуживавших того. Несомненно, человеческая жизнь принадлежала к ним. Но Лео Броудхаст был убит в состоянии аффекта много лет назад, и я очень сомневался, что какой бы то ни было суд присяжных признает его вдову виновной в чем-то более тяжком, чем убийство в состоянии частичной вменяемости.
Что же касается остальных убийств, то весьма неправдоподобно, что миссис Броудхаст имела причины убивать сына и физическую возможность убийства Элберта Свитнера. Я убеждал себя, что мне абсолютно все равно, кто их убил. Но мне было не все равно. Все в этом деле раскручивалось по спирали, которая, словно эта лестница, неуклонно выводила в светло-зеленый коридор, где за дверями с предостерегающей надписью доктор Силкокс допрашивал своих молчаливых свидетелей.
Я пересек кабинет и открыл стальные дери секционной. На цинковом столе, в свете рефлекторов лежало то, что осталось от Лео Броудхаста. Силкокс осматривал череп, классические линии которого были единственным свидетельством того, что когда-то Лео был красавцем. В полутьме, у стены, стояли Килси и помощник коронера Пурвис. Я подошел к столу, пройдя мимо них.
— Следы выстрела есть?
Силкокс поднял глаза от своей работы.
— Да, я нашел вот это.
Он взял со стола свинцовую пулю и протянул ее мне на ладони. Похоже было, что она выпущена из ствола 22 калибра.
— В каком месте пробит череп?
— А он не пробит. Я нашел лишь небольшое поверхностное повреждение, которое не могло стать причиной смерти.
Блестящим кончиком пинцета он указал на небольшую бороздку от пули на черепе.
— А что же стало ее причиной?
— Вот это.
Он подтолкнул в мою сторону бесцветный треугольничек, звякнувший о поверхность стола. В первое мгновение мне показалось, что это наконечник индейской стрелы. Но взяв его в руку, я понял, что это кончик кухонного ножа.
— Он застрял в ребрах, — пояснил доктор. — Несомненно, сломался, когда нож вытаскивали.
— Броудхаста ударили спереди или сзади?
— Вероятно, спереди.
— Это могла сделать женщина?
— Почему бы и нет? Как вам кажется, Пурвис?
Юный помощник коронера выступил из тени и влез между мной и Силкоксом.
— Мы поговорим об этом без свидетелей, — заявил он доктору, после чего обернулся ко мне:
— Мне очень жаль мешать вашим развлечениям, мистер Арчер, но вы не имеете права присутствовать в прозекторской. Вы видели надпись на двери: «Посторонним вход запрещен»? Так вот вы — посторонний.
Я подумал, что это всего-навсего юношеское служебное рвение.
— Ну, так наделите меня соответствующими полномочиями. И я буду не посторонний.
— Я не могу этого сделать.
— Кто это говорит?
— Я получил инструкции от шефа-коронера.
— А от кого он получил инструкции?
Кровь ударила в голову юному функционеру, его лицо в ярком свете сделалось пурпурным и рыхлым.
— Убирайтесь отсюда, мистер!
Я глянул на Килси, стоявшего у стены с серьезной миной и обратился к ним обоим.
— Но, господа, это ведь я нашел убитого!
— Это еще не дает вам права находиться здесь, мистер.
Пурвис положил руку на рукоятку пистолета. Я недостаточно знал его, чтобы быть уверенным в том что он меня не пристрелит, а потому вышел из секционной. Злость и обида стучали в мои виски горькими жаркими волнами. Килси вышел в коридор вслед за мной.
— Мне очень жаль, Арчер...
— Но вы не поспешили мне помочь...
Его серые глаза блеснули, в них появилось твердое выражение. Однако улыбка с губ не сползла.
— В отношении вас пришли инструкции сверху. Мне велели строже придерживаться предписаний.
— И что же говорят предписания?
— Вы знаете это не хуже, чем я. Если дело находится в ведении местных властей, я вынужден им подчиняться.
— Что они крутят? Хотят похоронить эту историю еще лет на пятнадцать?!
— Я сделаю все, чтобы не допустить этого. Но лично моим заданием является установление причины пожара...
— Убийства и пожар связаны между собой! Вы же сами это знаете!
— Вот и не говорите мне о том, что я сам знаю!
Он резко развернулся и возвратился к останкам и непосторонним лицам.
Глава 34
Когда я вышел из больницы, дождь лил еще сильней. Улицей текла вода, унося в океан слои летней пыли. Чем выше я поднимался, тем больше было воды. Поднимаясь по каньону миссис Броудхаст, я словно плыл против течения по быстрой реке. Издалека был слышен шум пенного потока, омывающего ранчо. Перед домом стоял «Кадиллак» Брайана Килпатрика. На переднем сидении восседала платиновая блондинка, которую я в первое мгновение не узнал. Лишь подойдя вплотную к черному лимузину, я сообразил, что именно ее Килпатрик представлял мне, как свою невесту.
— Как дела? — спросил я.
Она опустила окно и всмотрелась в меня сквозь сетку дождя.
— Мы с вами знакомы?
— Мы познакомились в субботу, в доме вашего жениха.
— Правда? Наверное, я была в дупель...
— Не стану возражать, мисс... Кроме того, вы были брюнеткой.
— Это парик. Я меняю цвет волос в зависимости от настроения. Все говорят, что я ужасно переменчива!
— Это заметно. И в каком же настроении вы сейчас?
— Честно говоря, я потрясена этим потопом! Над домом Брайана оползает склон, во внутреннем дворике уже тонны грязи. Поэтому я поехала с ним. Я не в восторге от этого сидения в машине!
— А зачем Брайан приехал сюда?
— Говорит, по делам.
— У него дело к Джин Броудхаст?
— Кажется, он называл эту фамилию. Ему звонила какая-то женщина и он летел сломя голову. Эй! Скажите ему, чтобы поторопился! — крикнула она, когда я повернул к дому.
Я вошел без стука и осторожно прикрыл за собой дверь. Шум потока перешел в ворчание, оставаясь, однако, достаточно громким, чтобы заглушить мои крадущиеся шаги. В гостиной не было никого, но из комнатки за ней пробивался свет. Приблизившись я услыхал голос Джин:
— Не нравится мне все это. Если свекрови нужны эти вещи, почему она не попросила меня?
— Она не хотела вас волновать, — как-то не вполне уверенно отвечал Килпатрик.
— Но я волнуюсь! Зачем ей в больнице счета и пистолеты?!
— Наверное, она хочет привести в порядок свои дела на случай, если с ней что-нибудь случится.
— Она что, хочет покончить с собой?!
Джин сказала это тихо, сдавленным голосом.
— Разумеется, нет!
— Так зачем же ей пистолеты?
— Этого она мне не сказала. Я только выполняю ее волю. В конце концов, я ее совладелец...
— Несмотря на это, я не могу вам...