Глава 22

Флетч стоял на коленях, заталкивая под кровать чемодан с чудесной машиной, когда услышал, как скользнула в сторону стеклянная дверь на балкон.

Он тут же стянул покрывало до пола.

И мысленно отругал себя за то, что не запер дверь.

— Теперь я узнала тайну Флетча, — услышал он голос Кристал. — Надобно рассказать всем, как он преклоняет колени перед кроватью, нашептывая: «Господи, положи меня рядом с овцой!»

Кристал стояла в дверном проеме. Ее жир со всех сторон нависал над черным бикини.

— В самолете я сидел рядом с методистским священником, — Флетч встал. — Когда мы поднялись на двенадцать тысяч футов, он начал разучивать со мной псалом: «Все ближе мы к тебе. Бог мой».

Никогда ранее он не видел, чтобы такие узкие полоски материи сдерживали столь много плоти.

— Я замерзла, — пожаловалась Кристал. — Моя комната на другой стороне отеля. Можно мне залезть под твой душ?

— Конечно.

У нее была прекрасная кожа.

Когда она шла через комнату, жир ее так трясся, что Флетч испугался, а не начнет ли он отваливаться и клочьями падать на пол.

— Этот идиот, Стюарт Пойнтон. Из-за него я полчаса простояла в бассейне, по пояс в воде, слушая, как мне будет хорошо, если я поработаю на него.

— Поработаешь на него?

— Да, займусь сбором информации по делу Марча. Кто-то сказал ему, что я без работы. Дверь ванной она оставила открытой.

— Ты согласилась?

— Ответила, что скорее буду работать в «Правде».

— А чего ты его слушала?

Раздевшись догола, она растянула пластиковую занавеску. Даже когда она поднимала руки, живот ее свисал вниз.

— Хотела узнать, известно ли ему что-нибудь. По его версии, портье испугался, что Уолтер Марч пожалуется начальству и его уволят за грубое обхождение с миссис Марч. А потому поутру схватил ножницы, с помощью своего ключа проник в «люкс», где поселилось семейство Марч, и разделался с Уолтером.

— И где только Пойнтон раскапывает такие глупости? — удивился Флетч.

Кристал уже стояла в ванной, под горячим душем.

— Почему бы и нет? — добавил он.

Разделся и вошел в ванную. Отодвинул занавеску в сторону.

— На двоих места хватит? Только не наступи мне на ногу.

Вода, ударяясь о тело Кристал, летела во все стороны.

— Ты захватил с собой сэндвич? Что-нибудь из съестного?

— Юная леди, я намерен научить вас более не говорить про себя гадости?

— Так жратвы нет?

— Я этого не сказал.

— О, не нравится мне пища с высоким содержанием белка.

— Возможно. Повторяй за мной. Я более никогда не буду оскорблять себя.

— Я более никогда не… ой!

Вываливаясь из ванны, они потянули за собой не только занавеску, но и пластмассовый стержень, на котором она висела. На полу они попытались выпутаться из занавески, один край которой оказался под ними.

— Черт побери, — прорычал Флетч, — ты сидишь на моей ноге. Моей левой ноге!

— Я ничего не чувствую.

— Зато я чувствую! Немедленно слезь с нее!

— Не могу. Занавеска…

— Отпусти мою ногу! О Боже, ты, похоже, сломала ее.

— Что значит, сломала? В таких ситуациях мужчины должны брать инициативу на себя?

— Как я могу что-то взять, если ты придавила меня к полу?

— Ежели ты придавлен к полу, толку от тебя не будет.

— Слезешь ты с моей ноги или нет?

— Сначала сними с меня эту чертову занавеску.

— Как мне это сделать? Я не могу шевельнуться.

Тут пластиковую занавеску дернули и убрали. Над ними стояла Фредерика Эрбатнот, в юбке-брюках и легкой блузке.

— О, привет, Фредди, — поздоровался с ней Флетч.

— Рада, что наконец-то увидела вас, Флетч.

— Благодарю, — Кристал скатилась с него.

— Вы, однако, шумный сосед, — Фредди бросила занавеску на пол и удалилась.

Флетч сидел, ощупывая левую ногу.

— Я ее сломала? — склонилась над ним Кристал.

— К счастью, нет.

— Ты ее возбуждаешь.

— Кого?

— Фредди.

— Хорошо ли это? — этот риторический вопрос ответа не требовал.

Глава 23

— Хорошо помылись в душе? — спросила Фредди.

— Спасибо, что спасли нас. И главное, вовремя.

— Всегда готова. Знаете, Флетч, вам следовало бы постоянно носить на шее свисток. Аккурат для подобных ситуаций.

В гостиной Аманды Хендрикс Флетч стоял с бокалом виски «Чивас Регал» с содовой. Фредди отдала предпочтение мартини.

С того момента, как он переступил порог, Леона Хэтч не отрывала от него глаз.

— Скажите, вы всегда поете, когда занимаетесь этим делом?

— Разве я пел?

— Что-то неподобающее моменту. Мне показалось «Все ближе мы к тебе. Бог мой!»

— Нет, нет. Для Кристал я пел: «Все ближе я к тебе, Бог мой!»

— Как же повезло этой девчушке.

Леона Хэтч, которую уже заметно покачивало, подошла к ним.

— Кажется, мы знакомы? — обратилась она к Флетчу.

И сегодня она не дотянет до обеда, подумал Флетч.

— Моя фамилия Флетчер, — он протянул руку. — Ай-эм Флетчер.

Леона нерешительно пожала его руку.

— Фамилию вашу я слышу впервые. Но мы наверняка встречались, только не помню где.

— Я никогда не работал в Вашингтоне.

— Может, в какой-нибудь из предвыборных кампаний?

— Не участвовал ни в одной.

— Странно. А у меня такое чувство, будто я хорошо вас знаю.

— Возможно, и так, — пробормотал Флетч. — Очень возможно.

За спиной Леоны выросли Дон Джиббс и еще один, незнакомый ему мужчина.

Лицо Джиббса раскраснелось от выпитого.

— Флетчер, старина!

Чуть не оттолкнув Леону в сторону, во всяком случае, задев шляпку, Джиббс, с бокалом в руке, неуклюже попытался обнять Флетча за плечи.

— Ха-ха, — прокомментировал появление Джиббса Флетч. — Ха-ха-ха.

После чего начал внимательно разглядывать свой бокал.

Затянувшееся молчание прервал улыбающийся до ушей Джиббс.

— Флетч, а не представить ли тебе нас? Флетч пожал плечами, не поднимая глаз.

— Я полагал, что вы и так знаете друг друга. И, искоса глянув на Фредерику Эрбатнот, заметил, как блеснули ее глаза.

Леона все это время поправляла шляпку.

— Но я знать не знаю, кто они такие, — недовольно проворчала она. — Кто вы, черт побери?

— О, мисс Хэтч, извините, — оживился Флетч. — Это Дональд Джиббс. А это — Роберт Энглехардт. Они работают в Центральном разведывательном управлении. Мисс Леона Хэтч.

Улыбка сползла с лица Джиббса, шеи, и ускользнула куда-то под воротник рубашки.

Энглехардт, крупный, лысый мужчина в плохо сшитом коричневом костюме, побледнел, как полотно.

— У вас в голове одно ЦРУ, — пробормотала Фредерика Эрбатнот.

Флетч вновь пожал плечами.

— И, откровенно говоря, мисс Хэтч, я понятия не имею, кто эта юная леди.

Энглехардт выступил вперед и схватил руку Леоны.

— Рад познакомиться с вами, мисс Хэтч. Мистер Джиббс и я приехали на ваш конгресс наблюдателями. Мы — представители канадской прессы. Хотим провести в следующем году аналогичный конгресс. В Онтарио…

— У вас не канадское произношение, — осадила его Леона Хэтч.

— Пип, — вырвалось у Джиббса. — Пип, пип, пип.

— Поп-пап, — откликнулся Флетч.

— Понимаете, что я имею в виду? — продолжила Леона. — С каких это пор канадцы говорят «пип»?

Энглехардт, лысина его покрылась пленочкой пота, он бросил на Флетча убийственный взгляд.

— И слово «наблюдатели» вы произнесли неправильно. — Леона дернула рукой. — Мистер, мне больно.

— О, извините.

Энглехардт, отпуская ее руку, отступил на шаг, отчего потянул Леону вперед и та чуть не свалилась, но в последний момент удержалась на ногах. Шагнул назад и Дон Джиббс. Боязнь окончательного разоблачения по-прежнему отражалась на его физиономии.

— Мисс Хэтч, я — Фредерика Эрбатнот, — отвлекла внимание старушки Фредди. — Я работаю в журнале «Ньюсуорлд».

— Ерунда, — фыркнула Леона. — Никто не работает в журнале «Ньюсуорлд».

— А вот и наша очаровательная молодая пара, — к их группе присоединилась Хелена Уилльямс. — Привет, Леона. Все в порядке?

Хелена с любопытством взглянула на Джиббса и Энглехардта.

Те попятились.

— Флетч и… — Хелена смотрела на Фредди. — К сожалению, забыла ваше имя.

— Она тоже, — ввернул Флетч.

— Фредерика Эрбатнот. Для краткости можете называть меня мисс Блейк.

— Ты знаешь, Леона, я предложила им «Свадебный люкс». Но они настаивали, что неженаты! Куда катится мир?

— Это большой шаг вперед, — ответила Леона. — Большой шаг.

— Хелена, что-то я совсем не вижу Джейка, — повернулся к ней Флетч.

— Да, конечно. Он старается как можно больше времени проводить с Младшим. После ухода Уолта… Кто-то должен принимать решения, а Младший пока явно не в форме, — она поправила волосы. — Боюсь, Джейку этот конгресс не в радость. Да и нам, пожалуй, тоже.

— Если я не увижу Джейка, передайте ему мои наилучшие пожелания. Скажите, что я питаю к нему самые теплые чувства.

— Обязательно, Флетч.

И Хелена унеслась к другой группе журналистов.

— За каким чертом тебе это понадобилось? — послышался под ухом Флетча хриплый шепот.

Он обернулся, чтобы оказаться лицом к лицу с Доном Джиббсом и Робертом Энглехардтом.

— А вы пытались когда-нибудь лгать такой, как Леона Хэтч?

— Она сама часто врет.

— Вы пытались лгать такой, как Леона Хэтч, даже если она сама часто врет?

Энглехардт стоял мрачнее тучи.

— Она сразу выведет вас на чистую воду. Собственно, именно так оно и вышло.

Оставляя за собой широкий проход, к ним подошла Кристал Фаони.

— Мисс Кристал Фаони, — торжественно изрек Флетч, — позвольте представить вас мистеру Роберту Энглехардту и мистеру Дональду Джиббсу, сотрудникам Центрального разведывательного управления.

Глаза Энглехардта медленно закрылись и открылись вновь.

Верхняя губа Джиббса, с капельками пота, дрожала.

— Привет, — поздоровалась Кристал и повернулась к Флетчу. — Я задержалась в номере, чтобы прослушать вечернюю проповедь Льюиса Грэхэма. Знаешь, что он сделал?

— С нетерпением жду, пока ты мне расскажешь.

— Свои девяносто секунд он употребил на то, чтобы уверить телезрителей, что, объявив во всеуслышание об уходе на пенсию, люди должны держать слово, от чего бы им ни пришлось ради этого отказываться. И сослался при этом на судьбу Уолтера Марча.

— Мы написали ему текст за ленчем, — улыбнулся Флетч.

— Можно сказать, что мы внесли свою лепту, — поправила его Фаони.

— Он воспользовался теми же библейскими цитатами.

— Естественно.

— Да, как обычно, определить источник информации Льюиса Грэхэма не составляет большого труда. Вы позволите сопроводить вас в столовую, мисс Фаони?

— С удовольствием! Мы придем туда первыми? Хочется хоть в чем-то быть рекордсменом.

— Мисс Фаони, — Флетч взял ее под руку. — Мне есть что тебе сказать.

— Ты узнал, кто убил Уолтера Марча?

— Нет, речь пойдет о более важном.

— Что может быть важнее?

— Единство и борьба противоположностей. Смерть в присутствии жизни; жизнь в присутствии смерти.

— Пусть это покажется тебе странным, но от подобных головоломок у меня возникает острое чувство голода.

— Кристал, дорогая, сегодня днем ты пыталась забеременеть.

— Думаешь, нам это удалось? — тут же спросила она.

— О, Боже, — вздохнул Флетч.

— Если ты помнишь, математика всегда была моим коньком.

Они вошли в столовую.

— Кристал, присядь.

— О, как мило с твоей стороны. Ты уже заботишься обо мне, — она села на предложенный стул. — Не волнуйся, Флетчер.

— Не буду.

— Я не могу еще девять месяцев не работать. Святое небо! Я же умру с голоду.

Флетч сел напротив.

— Кристал, ведь именно так ты потеряла работу в прошлый раз. Это жестокий мир. И ничего в нем не изменилось.

— Отнюдь, — она покачала головой. — Уолтер Марч мертв.

Глава 24

— Откровенно говоря, я считаю, что вы все несправедливы, — Элеанор Иглз положила салфетку рядом с кофейной чашечкой. — Никогда в жизни я не слышала, чтобы с такой злобой и ненавистью говорили об одном человеке, как здесь, на Плантации Хендрикса, говорят об Уолтере Марче.

Флетч сидел за круглым столом на шестерых с тремя женщинами, Элеанор Иглз, Кристал Фаони и, разумеется, Фредди Эрбатнот. Ни Роберт Макконнелл, ни Льюис Грэхэм не почтили их своим присутствием.

— Вы ведете себя, как банда подростков в исправительном заведении, дующихся на то, что самого здорового из них пырнули ножом, а не как подобает уважающим себя журналистам и порядочным людям.

Кристал рыгнула.

— А что мы такого сказали? — спросила Фредди. Справедливости ради, следует отметить, что за столом держались нейтральных тем, обсуждая, главным образом, завтрашний приезд вице-президента и кандидатуры журналистов, которые сыграют с ним в гольф (Том Локхарт, Ричард Болдридж и Шелдон Леви; Оскар Перлман пригласил вице-президента на партию в покep, дабы доказать, что скрывать ему нечего), и гадая, возьмет ли он на Плантацию Хендрикса свою очаровательную супругу.

Лишь Фредди упомянула о богослужении в память усопшего Уолтера Марча, намеченном на следующее утро в Хендриксе.

— О, я не о вас, — Элеанор негодующе оглядела столовую. — Я обо всех этих прохвостах.

Элеанор Иглз, симпатичная и едва ли не самая высокооплачиваемая журналистка одной из телекомпаний, не пользовалась любовью и уважением коллег, потому что на прежней работе, в другой телекомпании, делала рекламные ролики (большинство журналистов полагало подобное унижением профессии), что, однако, никоим образом не отразилось на ее блестящей карьере.

Многие отказывали ей в таланте, утверждая, что ей никогда бы не подняться выше рекламных роликов, если б не желание телекомпаний использовать ее, как символ женщины-журналиста. В этом, пожалуй, они грешили против истины. Ума Элеанор Иглз хватало.

— Уолтер Марч был прекрасным журналистом, прекрасным издателем и, самое важное, прекрасным человеком.

— Воистинно так, — отозвалась Кристал.

— Он интуитивно чувствовал, что представляет интерес, а что — нет, как следует подать тот или иной материал. И на моей памяти ни разу не ошибался. «Марч ньюспейперз» всегда выступала на стороне победителей.

— О, это уже слишком, Элеанор, — заметил Флетч.

— А как насчет людей? — спросила Кристал. — Его отношения к своим сотрудникам?

— Вот что я вам скажу, — Элеанор поджала губы. — Я сочла бы за честь работать на Уолтера Марча. В любое время, в любом месте, при любых обстоятельствах.

— Вы никогда не работали у него, — резонно возразила Кристал.

— Вы помните тот случай, когда я застряла в Албании? Я работала тогда в другой телекомпании.

Флетч помнил, но смутно. Произошло это давно, он еще учился в университете, и три дня об этом кричали аршинные заголовки газет. Злоключения Элеанор Иглз в неведомой стране. Тогда он впервые услышал о ней.

— Такое иной раз случается. — Элеанор чуть наклонилась вперед, поставила локти на стол, уложила подбородок на сложенные руки. — Я и продюсер, Сара Поллинг, провели пять дней в Албании на съемках серии телерепортажей. Нет нужды говорить, что операторы были албанцы, снимали мы лишь то, что нам дозволяли, и так, как им хотелось. Однако даже приезд в Албанию и возможность снять этот фильм мы расценивали невероятной удачей. Им предшествовали несколько месяцев дипломатических переговоров. Меня они лишь терпели, но я полагала, что увиденное и услышанное позволят мне при озвучивании в Нью-Йорке предложить зрителям объективный комментарий.

Несмотря на то, что они контролировали каждый наш шаг, нас поселили в лучшем отеле, пусть напоминающем наши курятники, и относились по-доброму. Постоянно предлагали поесть или выпить, и Сара даже заявила, что это их способ отвлечь нас от работы.

Так что все складывалось как нельзя лучше, разумеется, в данной ситуации. Мы не знали, что окажется на пленке, но рассчитывали с максимальной выгодой использовать полученный материал.

Уезжали мы вечером, собрали вещи, нас отвезли в аэропорт, там мы попрощались с теми, кто нас опекал. Все были в превосходном настроении. Обнимались, целовались. Они уехали, а мы пошли на посадку.

Тут-то нас и арестовали. У самого выхода на летное поле, когда все формальности, связанные с проверкой документов и багажа, остались позади. К нам подошли двое мужчин, отвели нас в сторону, и мы молча простояли до тех пор, пока последний пассажир не скрылся в самолете, а персонал аэропорта, отводя взгляды, не занялся другими делами.

Потом нас взяли под локти, вывели из здания аэропорта и усадили в машину, отвезли обратно в город, раздели, обыскали, выдали по короткому халатику и отправили замерзать в одиночные камеры, грязные и вонючие. Три дня нас кормили клецками, плавающими в холодной воде. Никто из официальных лиц не приходил к нам. Нас не допрашивали. С нами даже не разговаривали. Люди, приносившие воду с клецками и выносившие парашу, лишь улыбались да пожимали плечами.

Три дня такого кошмара. Можете себе представить? Мы словно попали в иррациональный мир. И поневоле в голову лезли дурные мысли. Мол, если они могут продержать нас в таких условиях день-другой, то кто помешает им продлить удовольствие на месяц? На год? На всю оставшуюся нам жизнь?

Я не сомневалась, что телекомпания подняла на ноги Государственный департамент, дипломаты предпринимают все меры к нашему освобождению, но, тем не менее, мы сидели в камерах уже три дня. Наш арест стал сенсацией в Америке и Европе. Телекомпания постаралась извлечь из него максимум выгоды. Они рвали на себе волосы. Честили на чем свет стоит чиновников из госдепа. Но, похоже, сами не ударяли пальцем о палец, чтобы вызволить нас из тюрьмы.

На четвертый день в коридоре между нашими камерами появились двое мужчин. Один — албанец. Второй — руководитель римского корпункта «Марч ньюспейперз». Вы знаете, что он нам сказал? Спросил: «Как поживаете?»

Кто-то открыл наши камеры. Эти двое мужчин вывели нас, грязных, дрожащих от холода, из тюрьмы, усадили на заднее сидение автомобиля. В аэропорту мужчины на прощание пожали друг другу руки.

В самолете шеф римского корпункта «Марч ньюспейперз» сидел позади нас. За весь полет он не обменялся с нами и словом.

В Риме всех пассажиров направили в зал таможни. Нас троих итальянский полицейский вывел через другую дверь, а там сидел Уолтер Марч, читая какие-то бумаги.

Я увидела его впервые.

Он глянул на нас, сложил бумаги в брифкейс, закрыл его, не торопясь поднялся, протянул руку, спросил: «Все в порядке?» Он отвез нас в отель, удостоверился, что номер нам забронирован, отвел нас наверх и откланялся.

Час спустя в номер влетели представители нашей телекомпании. Должно быть, он позвонил им и сказал, где нас найти.

Потом я несколько лет не видела Уолтера Марча. Разумеется, я посылала ему благодарственные письма, но не уверена, что они доходили до него. Во всяком случае, ответа я не получила ни разу.

Когда же мы, наконец встретились, произошло это на приеме в Берлине, знаете, что я услышала от него? «Что? — сказал он. — Кто-то в Риме выдал себя за меня? Такое случается».

— Милая история, — кивнул Флетч.

— Меня проняло до слез, — добавила Кристал.

— Да, старина Марч вполне достоин причисления к лику святых, — Флетч встал. — Извините, мне нужно уйти.

За обедом коридорный принес ему записку, на бланке отеля, с надписью «Мистеру И. Флетчеру» на конверте. Он прочитал:

Записку он никому не показал. Полюбопытствовала только Кристал: «Для безработного тебя слишком часто дергают за едой. Стоит ли удивляться, что ты такой худой. Должно быть, на работе у тебя вообще нет времени поесть».

— Насколько я поняла, вы работали у Уолтера Марча? — спросила Элеанор Иглз.

— Работала, — кивнула Кристал.

— Я тоже, — присоединился к ней Флетч.

— И он обошелся с вами жестоко? — продолжила допрос Элеанор.

— Не то слово, — ответила Кристал. Флетч предпочел промолчать.

— Подозреваю, вы того заслуживали, — вынесла вердикт им обоим Элеанор.

Глава 25

Дверь в «люкс» 12 открыл Флетчу Джейк Уилльямс, с ручкой и блокнотом в руке, осунувшийся, посеревший от усталости.

— Флетчер!

Они обменялись крепким рукопожатием.

Лидия, в перламутрово-сером домашнем халате стояла посреди комнаты. В одной руке она держала несколько желтых телетайпных лент, в другой — очки.

Ее светло-синие глаза быстро пробежались по Флетчу.

— Рада, что снова вижу вас, Флетч.

Флетч мог поклясться, что это их первая встреча.

— Мы закончим через минуту, — продолжила Лидия. — Надо кое-что утрясти, — и, позабыв о Флетче, она водрузила очки на нос и уткнулась в телетайпные ленты. — Разве наши люди в Сан-Франциско не могут прислать свой материал? С какой стати мы должны давать версию Ассошиэйтед Пресс?

— Вопрос времени, более ничего. — Джейк что-то чиркнул в блокноте.

— За шесть часов эта тема не устареет.

— Шесть часов?

— Если наши люди не успеют дать статью за шесть часов, значит, нам следует заменить их на более компетентных журналистов, Джейк.

— Миссис Марч? — подал голос Флетч. Она посмотрела на него поверх очков.

— Могу я воспользоваться вашим туалетом?

— Разумеется. Пройдите через спальню, — и взмахом руки она указала дорогу.

— Благодарю.

Когда он вернулся в гостиную, Лидия сидела на диване. Перед ней на кофейном столике стояли чашечки, сахарница, горшочек сливок, полный кофейник. Исчезли и телетайпные ленты, и очки.