Глава 18

— Одну минуту, сэр. С вами будет говорить майор Леттвин.

Флетча отвели к настенному телефону в коридоре у входа в большую столовую.

Через стеклянную панель в конце коридора, заменяющую стену, в нескольких метрах от него, он видел, как сверкают под солнцем крыши машин на автостоянке.

— Добрый день, — поздоровался майор Леттвин. — Имею ли я честь говорить с Ирвином Морисом Флетчером?

Густой южный акцент.

— Так точно.

— Ветеран военно-морского флота Соединенных Штатов?

— Да.

— Регистрационный номер 1893983?

— Был. Я его освободил. Можете дать ему кому-нибудь еще.

— Так вот, сэр, один востроглазый мальчуган прочел в газете об убийстве… этого… ну как же его…

— Уолтера Марча, — после долгой паузы ответил Флетч.

— Уолтера Марча, — согласился майор. — Похоже, вы опять попали в самое пекло, не так ли?

— В данную минуту я попал на ленч.

— Во всяком случае этот востроглазый мальчуган, кстати, он из Теннесси, подозреваю, в родных краях он славился тем, что мог с сотни метров выстрелить курице в глаз, читая статью об убийстве Уолтера Марча, обратил внимание на вашу фамилию.

— И что? — поинтересовался Флетч.

— Послушайте, вас нет в списке подозреваемых?

— Нет.

— То есть можно гарантировать, что на этот раз вы никоим образом не связаны с убийством?

— Когда убили Уолтера Марча, меня здесь не было. Я летел над Атлантическим океаном. Из Италии.

— Видите ли, статья так написана, что можно подумать всякое. И почему журналисты так делают? По мне лучше б они ничего не писали, — майор Леттвин запнулся. — О, простите, вы же журналист, не так ли? Впрочем, я ничего не имею против спортивных обозревателей.

— Я не обозреваю спорт.

— Короче, он обратил внимание на вашу фамилию. Действительно, много ли найдется Ирвинов Морисов Флетчеров? — Флетч едва сдержался, чтобы не ответить: «Не знаю». — Заглянул в наши архивы, здесь, в Пентагоне, и, естественно, нашел вас. Регистрационный номер 1893983. Это вы?

— Майор, чего вы от меня хотите? Все-таки вы звоните по межгороду. Вдруг нас слушает кто-нибудь из налогоплательщиков?

— Это точно, — майор хохотнул. — Это точно. Последовала длительная пауза.

— Майор?

— Дело в том, что мы давно разыскиваем вас.

— Почему?

— Мы задолжали вам Бронзовую звезду. Вы это знаете?

— Ходили такие слухи.

— Раз вы это знали, почему не получили ее?

— Я…

— Мне представляется, что Бронзовую звезду надобно носить на груди, раз уж заслужил такую высокую награду. Это дело серьезное.

— Майор, благодарю за беспокойство…

— Пустяки, пустяки. Я лишь выполняю свой долг. В Пентагоне так много народу, что работу так и рвут друг у друга из рук. Поэтому редко удается сделать что-то полезное.

Через автостоянку шел мужчина, засунув руки в карманы джине.

— Вы еще пробудете там несколько дней, мистер Флетчер?

— Где?

— Где сейчас находитесь. Плантация Хендрикса. Хендрикс, штат Виргиния.

— Да.

Мужчина был в синей джинсовой куртке.

— Полагаю, я найду какого-нибудь генерала, уверяю вас, в Пентагоне это не составит большого труда. В любом кафетерии генералов у нас больше, чем в армии Наполеона. Если мы украсим ими статую Свободы, никто и не заметит облупившейся краски. Полагаю, он не перетрудится, прогулявшись в Хендрикс.

— Генерала? Что-то я вас не понял, майор.

Свои курчавые, обильно тронутые сединой волосы мужчина стриг коротко.

— Я толкую о церемонии вашего награждения. Перед коллегами-журналистами. Вручение Бронзовой звезды…

Мужчина, который спрашивал у миссис Лири о прибытии Уолтера Марча, уходил все дальше от особняка.

— Майор, мне надо идти.

— Да и Военно-морскому флоту не помешает реклама, знаете ли. В наши дни…

— Майор, должен бежать. Экстренная ситуация. У меня загорелись брюки. Перезвоните позже.

Флетч повесил трубку, повернулся, побежал к торцу коридора. Нашел пожарную дверь с табличкой «Запасной выход», открыл ее, слетел по ступеням. На автостоянке он сбавил шаг, дабы не привлекать внимания. Среди машин не было ни души.

Мужчина уходил все дальше.

Флетч перемахнул через выкрашенный белой краской рельс ограждения, двинулся вниз по склону. Мужчина уже скрылся меж двух кустов рододендронов. Флетч последовал за ним. Увидел, что мужчина стоит под яблоней, не вынимая рук из карманов, и смотрит на него.

Флетч медленно двинулся к нему.

Мужчина вытащил руки из карманов, повернулся и побежал вниз по склону, к сосновой роще, за которой находилась конюшня. Флетч заметил, что он в теннисных туфлях. Флетч припустил следом, но, вбежав в сосновую рощу, поскользнулся. Он схватился за тоненький ствол, пытаясь удержаться на ногах, вымазал руку в смоле, но все равно упал.

Подняв голову, он осмотрелся в поисках мужчины, но тот словно растворился в воздухе. Флетч встал, пошел к конюшне, пытаясь на ходу оттереть смолу с ладоней. В середине дня в конюшне, естественно, царила тишина. На лошадях привыкли ездить утром и вечером. Днем лошади и конюхи отдыхали.

Несколько минут Флетч поглаживал лошадь, на которой ездил утром, спрашивая, не видела ли она, куда побежал мужчина, и сам отвечая за нее: «Вон туда». Затем вернулся в особняк-отель.

Глава 19

С магнитофонной ленты.

Приемный блок 1.

«Люкс» 12 (миссис Уолтер Марч и Уолтер Марч младший).

— Бэнди звонил из Лос-Анджелеса, Младший. Какие-то проблемы, справиться самостоятельно он не может. И Мазур спрашивает, надо ли давать информацию о том баскетбольном скандале в Нью-Йорке…

Ответа не последовало.

— Ты идешь на ленч? — спросила Лидия сына. Ответа не последовало.

— О, ради бога. Младший. Встряхнись! Твой отец умер, и кто-то должен принимать решения за редакторов. Они не способны брать ответственность на себя. Не приучены.

В ответ то же молчание.

— Я прикажу принести ленч в номер. Нельзя же жить на одних «Кровавых Мэри…»

С магнитофонной ленты.

Приемный блок 9.

Номер 36 (Ролли Уишэм).

— Если позволите, я задам вопрос первым, капитан Нил.

— Даже не знаю. Как только вы, журналисты, начинаете задавать вопросы, вас уже не остановишь. Я это испытал на себе.

— Только один: почему вы допрашиваете меня?

— Мы полагаем, что у вас был мотив для убийства Уолтера Марча.

— Однако?

В голосе Ролли Уишэма еще слышалась, несмотря на его двадцать девять лет, мальчишеская агрессивность и, тем не менее, доброта.

Сидевший на кровати Флетч ожидал, что за этим последует коронная фраза Уишэма: «Ролли Уишэм, с любовью». Уишэм повторял ее многократно, хотя едва ли она что-то да значила, особенно в журналистике.

— И какой же у меня мотив для убийства старого мерзавца?

— Я знаю о передовице в одной из газет Марча, не оставляющей камня на камне от вашей манеры ведения телепередач. Манера эта характеризуется, как «небрежная, сентиментальная, страдающая отсутствием профессионализма». Цитирую дословно. Перед тем, как прийти к вам, я попросил найти передовицу и зачитать ее мне по телефону.

— Я и сам знаю, что там написано.

— Мне также известно, что передовица эта знаменовала начало кампании, разворачиваемой «Марч ньюспейперз», с целью дискредитировать вас, как ведущего, и добиться вашего увольнения с телевидения. Статьи появлялись бы в газетах Марча изо дня в день, ловя вас на каждом неудачном слове, раздувая до небе каждую вашу неточность.

— Я этого не знал, но догадывался, куда дует ветер.

— Уолтер Марч собирался отправить вас в небытие. Откровенно говоря, мистер Уишэм, я и представить себе не мог, что такое возможно в наши дни.

— Называйте меня Ролли.

— Я думал, что подобные кампании отошли в прошлое.

— Вы заблуждались.

— Похоже. И не только в этом. По ходу этого расследования я узнал многое из того, о чем хотел бы остаться в неведении.

— Кампания будет продолжена? Газеты Марча смешают меня с дерьмом, несмотря на его смерть?

— Насколько я понял, дан отбой. Мистер Уилльямс… Джейк Уилльямс… распорядился прекратить нападки на вас.

— Хорошо.

— Разумеется, не для того, чтобы облегчить вам жизнь. Он думает лишь о том, чтобы не бросить тень на память усопшего. Чтобы люди не думали плохо об Уолтере Марче.

— Если такова их логика, я бы хотел, чтобы кампания продолжалась. Тем более, что едва ли покойник может рассчитывать на симпатии тех, кто ненавидел его при жизни.

— Интересно наблюдать, как принимаются решения в средствах массовой информации. Вы ежедневно скармливаете нам тысячи фактов и идей, и, как я вижу, не все руководствуетесь чистыми помыслами.

— Очень редко. Потому что в каждом болоте есть свой Уолтер Марч.

— Однако, мистер Уишэм, факты говорят о следующем: Уолтер Марч развернул против вас кампанию в прессе. Его убили. Кампания свернута.

— Капитан Нил, кто вас на это натолкнул?

— Не понял?

— Кто рассказал вам о передовице и намеченной кампании?

— Я не журналист, мистер Уишэм. И не должен раскрывать свои источники информации, кроме как на суде.

— Значит мне придется подождать?

— Я намерен передать дело в суд, мистер Уишэм. И добиться осуждения преступника.

— Почему вы мне это говорите?

— Что-то я вас не понял.

— Как-то странно слышать от вас такие слова. Вполне естественно, что вы собираетесь передать дело в суд. Совершено убийство. А вы — коп.

— Ну…

— Доводилось ли вам слышать что-то малоприятное об Уолтере Марче?

— Я занимаюсь этим делом только двадцать четыре часа.

— Когда расследуешь убийство такого, как Уолтер Марч, двадцати четырех часов вполне достаточно, чтобы наесться дерьмом до тошноты.

— Миссис Марч заверяет меня, что врагов у него не было. Это же факт, что его выбрали президентом Ассоциации американских журналистов.

— Разумеется, факт. Как и то, что Аттила был предводителем гуннов.

— Мистер Уишэм, любой человек с таким влиянием…

— …обязан иметь хоть нескольких врагов. Совершенно верно. Уолтера Марча любили все, за исключением тех, кому приходилось иметь с ним дело.

— Мистер Уишэм…

— У меня к вам еще один вопрос.

— Мистер Уишэм, я… Вопросы положено задавать мне.

— Вы видели меня по телевизору?

— Разумеется.

— Часто?

— Да, пожалуй, что да. Моя работа… Мне не удается регулярно смотреть телевизор.

— Что вы обо мне думаете? Что вы думаете о моих передачах?

— Видите ли, я не журналист.

— Я работаю не для журналистов. Для зрителей. Вы — зритель.

— Я не критик.

— Я не работаю и для критиков.

— Мне кажется, у вас очень хорошие передачи.

— Очень хорошие?

— Видите ли, специального анализа я не проводил. Мне и в голову не приходило, что Ролли Уишэм поинтересуется моим мнением о его репортажах. Я, в основном, смотрю спортивные передачи…

— Тем не менее. Скажите, что вы думаете о моей работе.

— Репортажи у вас хорошие. Мне нравятся. Во всяком случае, вы работаете не так, как другие. Как бы это выразить. Вы показываете живых людей. Не просто сидите в студии и вещаете о том, что видели. Нет, вы всегда на улице. И с кем бы не говорили, будь то наркоманы, карманники, к любому вы относитесь уважительно, как к личности, со своими проблемами и страхами. Я не знаю, как это должно звучать в журналистских терминах…

— Остается только пожалеть, что вы не критик. Вы только что дали мне положительную рецензию.

— Наверное, не след мне судить об этом.

— Следующий вопрос…

— Довольно вопросов, мистер Уишэм.

— Если моей работой удовлетворены и вы, и руководство компании, и множество зрителей, каким образом Марч собирался отлучить меня от эфира?

— Это вопрос.

— Вы знаете ответ?

— Нет. Но у меня есть вопросы.

— Я и задаю их за вас.

— Ладно, мистер Уишэм. В умении задавать вопросы мне с вами не сравниться. Суть я уяснил.

— Суть не в этом. Я не собирался унизить вас, капитан Нил. Просто хотел донести до вас одну мысль.

— Какую же?

— Вы смотрите на экран телевизора. Видите многих репортеров. У большинства из нас собственный стиль. В чем же разница между мною и прочими? Я моложе. Волосы у меня чуть длиннее. Я не работаю в студии в пиджаке и при галстуке. Мои репортажи, в основном, документальные съемки. Так называемые картинки из жизни. И главное в них не факты, но отношения между людьми, человеческие чувства. Это моя работа, и, как вы только что сказали сами, я в ней преуспел.

— Мистер Уишэм…

— Так почему я? С чего Уолтеру Марчу или кому-то еще затевать общенациональную кампанию, цель которой — вышибить меня вон?

— Хорошо, мистер Уишэм. Ролли. Вы задали вопрос. С чего слон набросился на мышку?

— Потому что он боялся меня.

— Уолтер Марч? Боялся вас?

— Я представлял собой опасность, с которой он уже не мог не считаться.

— Ага… Кто-то говорил мне вчера вечером… кажется, Нетти Хорн, что самомнение — бич журналистов. «Мания величия», — так она сказала. Ролли, ну как можно сравнить ваши еженедельные несколько минут на экране с Уолтером Марчем и его газетами, выходящими каждый день по всей стране…

— Потенциально я был для него очень опасен.

— Ладно, Ролли. Теперь я должен спросить: «Чем же?» Так ведь?

— Я по-прежнему стараюсь донести до вас одну мысль.

— Я слушаю.

— У меня больше причин убить этого мерзавца, чем у кого бы то ни было.

— Тогда…

— Только не говорите мне, что пора вызывать адвоката. Я знаю свои права. Я на конгрессе только потому, что на этом настояло руководство компании. И приехал с лютой ненавистью к этому мерзавцу. Откровенно говоря, боялся случайно встретиться с ним, увидеть его, даже услышать, оказаться в одной комнате… Потому что мог потерять контроль над собой.

— Подождите.

— Моему отцу принадлежала газета в Денвере. Я катался на лыжах, ездил на лошадях, любил журналистику, отца, радовался, что я — сын издателя газеты. Вам, наверное, не известно, но, если газета начинает терять читателей, остановить этот процесс практически невозможно. Я этого не знал, но когда мне исполнилось десять лет, такое произошло с газетой отца. Еще через четыре года он уже заложил все, что можно, даже свой стол. Черт побери, стол, который унаследовал у отца, лишь бы газета продолжала выходить. Конечно, он брал ссуды в банке, и вот здесь-то допустил ошибку, ибо обращался только в один банк. Он не был силен в бизнесе.

— Я тоже. Но…

— И когда газета начала-таки выправляться, а на это потребовалось пять лет, этот единственный банк потребовал незамедлительно расплатиться за ссуды.

— А они имели на это право? По закону?

— Конечно. Но отец и представить себе не мог, что такое случится. Они же были друзья. Отец пошел в банк. В директорате его не пустили на порог. Ссуды должны быть выплачены, и точка.

— Я ничего не понимаю.

— Отец тоже не понимал. С чего банк хочет забрать себе газету, и именно в тот момент, когда забрезжила надежда? Они же ни черта не смыслят в издательском деле. Отец потерял газету. Держался мужественно. Неделями слонялся по дому, пытаясь осознать, как же такое могло случиться. Мне тогда было пятнадцать лет. А потом пошли слухи, что банк продал газету Уолтеру Марчу или «Марч ньюспейперз».

— Послушайте, но это же обычное…

— Не совсем. Эти банкиры с давних пор дружили с отцом. Вместе охотились, удили рыбу, пили.

— Представляю себе, как же он обиделся.

— Скорее, заинтересовался, а в чем же истинная причина. Кстати, журналистом он был отменным. И со временем все выяснил. В конце концов кто-то всегда да проговорится. Уолтер Марч чохом выкупил закладные отца, чтобы получить контроль над газетой.

— Но как банкиры ему позволили? Они же были друзьями вашего…

— Шантаж, капитан Нил. Неприкрытый шантаж. Он шантажировал директоров банка. Надеюсь за те двадцать четыре часа, что вы ведете расследование, до вас дошли слухи об орде частных детективов, работавших на Уолтера Марча.

— Что-то такое говорили.

— Когда мне стукнуло шестнадцать, отец умер от пулевого ранения в висок, выстрел производился с близкого расстояния.

Последовала долгая пауза.

— На этот вопрос я так и не нашел ответа, — продолжил Ролли Уишэм. — Почему отец застрелил себя, а не Уолтера Марча?

— Мистер Уишэм, я все-таки настоятельно советую вам пригласить адвоката…

— Никаких адвокатов.

Тяжелый вздох капитана Нила.

— Где вы были в понедельник, в восемь утра?

— Поехал на машине в Хендрикс, чтобы купить газеты и позавтракать в каком-нибудь кафетерии или закусочной.

— У вас здесь машина?

— Я взял ее напрокат.

— Вы могли позавтракать и купить газеты прямо в отеле.

— Я хотел выбраться из отеля. Прошлым вечером я столкнулся в лифте с Уолтером Марчем и Джейком Уилльямсом. Они смеялись. Что-то насчет президента и гольфа… какие-то караси. Я не спал всю ночь.

— Вы поехали в Хендрикс один?

— Да.

— Отлично, мистер Уишэм. Значит, никаких проблем у нас не будет. Ваше лицо знают многие. Мы опросим жителей городка. Кто-то наверняка видел вас и узнал. Где вы завтракали?

— Я не вылезал из машины, капитан Нил.

— Простите?

— Я не позавтракал и не купил газет. По крайней мере, до возвращения в отель.

— О Господи.

— Я передумал. Приехал в торговый центр и сказал себе, какого черта. Какой завтрак в закусочной. Меня тут же узнают, подойдут, будут жать руку, смеяться, просить автограф. Отказать я не смогу, вы же знаете, людей я люблю, но больно уж неподходящее у меня настроение.

— То есть в понедельник утром вас никто не видел?

— Пожалуй, я принял все меры, чтобы не задержать на себе чей-то взгляд. Надел солнцезащитные очки. Поездил по округе. Может, старался подавить в себе желание убить Уолтера Марча.

— Когда вы уехали из отеля?

— В четверть восьмого.

— Когда вернулись?

— В девять. Позавтракал в кафетерии. О смерти Марча узнал позднее. В половине одиннадцатого. Может, в одиннадцать.

— Понятно, мистер Уишэм. Вы говорите, Уолтер Марч пытался порушить вашу карьеру, изгнать…

— Не пытался, капитан Нил. Уже рушил. И я не сомневался в его успехе.

— И все потому, что вы представляли для него потенциальную опасность?

— А вы не согласны? Я никогда не смог бы сравниться с ним по влиянию. Мы потеряли единственную, принадлежавшую нам газету. Но я быстро прогрессировал как журналист. Мне еще нет тридцати, капитан Нил. У меня есть что сказать, есть и кому. Даже мое присутствие на конгрессе — угроза Марчу. Я мог поделиться с коллегами тем, что мне известно о его методах. Вы должны признать, что он бы предпочел, чтобы я избрал профессию лыжного инструктора, а не телерепортера.

— Полагаю, вы правы. Скажите, мистер Уишэм, вы, часом, не знали, куда поселили Уолтера Марча и его семью?

— В третий «люкс».

— Как вы это узнали?

— Спросил. Чтобы не появляться там, где можно встретить Уолтера Марча.

— Спросили у портье?

— Совершенно верно. То есть имел возможность утащить с регистрационной стойки ножницы. Так?

— Вы предельно откровенны со мной, мистер Уишэм.

— Я вообще предпочитаю откровенность. И мне представляется, что вы — мастер своего дела. На вас будут крепко давить. Рано или поздно вы выясните, что Уолтер Марч подтолкнул моего отца к самоубийству. Весь Денвер это знает, возможно, многие из тех, кто сейчас на конгрессе. Скрыв эту информацию, я лишь заставил бы вас потратить попусту много времени.

— То есть вы советуете мне поискать преступника в другом месте?

— Не просто советую. Настоятельно рекомендую. Поверьте, я не убивал Уолтера Марча.

Глава 20

В среду, в половине четвертого дня, игра шла на всех теннисных кортах, около бассейна толпился народ, а по окружающим Плантацию Хендрикса холмам прогуливались и катались на лошадях гости отеля.

В баре (коктейль-холла Бобби-Джо Хендрикса), темном и прохладном, лишь несколько журналистов из Бостона запивали ленч джином с тоником.

У стойки в одиночестве сидел Уолтер Марч младший.

Флетч устроился рядом и заказал джин с мутным лимоном. Скучающий бармен не торопясь потянулся к бутылкам.

Услышав голос Флетча, Младший сразу повернулся к нему.

Налитые кровью, затуманенные глаза, опухшее лицо. На виске пульсировала жилка. Мгновение спустя Младший отвел взгляд, икнул, вновь посмотрел на Флетча.

— Уилльям Моррис Флетчер. Я вас помню.

— Ирвин Морис Флетчер.

— Совершенно верно. Когда-то вы у нас работали.

— Практически все, кто приехал сюда, когда-то работал у вас.

— Флетч. Помнится, была такая шутка. «Слово сотворило Флетча».

— Вроде бы да.

— И вообще, вас часто поминали. Вы умели повеселить публику.

Флетч расплатился с барменом.

— Вы слышали, что мой отец мертв?

— Что-то такое говорили.

— Кто-то зарезал его, — Младший резко вытянул вперед руку, словно нанес удар ножом. В тот момент глаза его наполняло безумие. — Ножницами.

— Не повезло, — посочувствовал Флетч.

— Не повезло! — фыркнул Младший. — Не повезло ему. «Марч ньюспейперз». Всему гребаному миру.

— И вам тяжело.

Последовала томительная пауза.

— Да, тяжело, — Младший мигнул. — Вы знаете, отец ненавидел вас.

— Ваш отец ненавидел всех, — не удивился Флетч.

— Я тоже ненавидел вас.

— Наверное каждый, кто ненавидит меня, имеет на это право.

— Мой божественный отец полагал, что вы — день и ночь.

Флетч отпил из бокала.

— Что это должно означать?

Младший попытался придать своей физиономии начальственное выражение.

— Знаете ли, он хотел поладить с вами. Ему нравился ваш стиль, — веки Младшего упали. — Он хотел привести вас в свою конюшню. Сделать из вас человека.

— Знай я об этим, никогда не ушел бы из журналистики.

— Вы помните, как однажды он попытался напугать вас?

— Нет.

— Он пытался.

— Не помню.

— Потому что вы не напугались. Помните ту историю с секретарем губернатора?

— Конечно.

— Он посылал вам служебные записки. Лично. С требованием оставить эту тему.

— Было такое.

— Приехал в город. Вызвал вас на ковер.

— Как я могу забыть этот незабываемый миг.

— До смерти напугал вас.

— Неужели?

— Предупредил, что уволит вас, если вы напишете эту статью.

— За пять минут трудно напу…

Голова Младшего качнулась к Флетчу.

— Вы написали эту гребаную статью! И уволились!

— Это точно.

Вновь надолго затянулась пауза. Младший дважды икнул.

— Не о губернаторе заботился отец. Не о его секретаре. Не о статье, — на этот раз, икая, Младший прикрыл рот рукой. — О вас.

— Я все понял. Едва вокруг начинается суета, до меня сразу доходит, что к чему.

— Ничего-то вы не поняли. Я извиняюсь.

— Извиняетесь?

— О, Боже, да. Извиняюсь.

— Но за что? За поднятую вокруг меня суету?

— Прежде чем отец сделал это… — вероятно, тут Младший еще раз обдумал значимость слов, которые намеревался произнести, — он предпринял все возможное, дабы избежать крайних мер.

Флетч молча потягивал джин.

— Он хотел, чтобы вы работали у него.

— Он был работодателем. Я написал статью. Уволился. Обычное дело.

— Отец ничего этого не хотел. Он предпочел бы иметь вас под рукой. И предпринял все возможное, чтобы избежать крайних мер. Или я это уже говорил?

— Нет.

— До того, как вызывать на ковер, он просеял вас через тонкое сито.

— Не понял.

— Он хотел, чтобы вы работали у него. Вы оказались крепким орешком. Не испугались.

— Он заставил меня подать заявление об уходе.

— Потому что… — Младший опять наклонился к Флетчу, — он не мог раскусить вас. И сдался, знаете ли.

— Он натравил на меня детективов?

— Ему нравились ваши манеры. Поведение в редакции. Поначалу вы обошлись ему в тысячу долларов. Простая слежка. Он не поверил тому, что ему доложили. За первой тысячей последовали еще десять. Пятнадцать.

— Я бы предпочел получить их в виде жалования.

— Он не мог поверить… На ком вы тогда были женаты?

— Я не помню.

— Он говорил: «Или все это правда, или — ложь».

— Разумеется, ложь. Если хочешь узнать правду…

— Истории, — перебил его Младший. — Какие истории он о вас рассказывал. За обедом.

— Как же тут мерзко, — Флетч круто изменил тему. — Отвратительный бар. И у бармена грязные локти. Нет музыки. Что это за шум? Неужели «Лунная река»? Вот я и говорю, нет музыки. Посмотрите на эту каргину. Ужасно. Лошадь. Лошадь над стойкой бара. Нелепо…

Младший навис над своим бокалом.

— Отец ненавидел меня.

— Что?

— Всю жизнь… Я рос…

— Не только вы.

— Уолтером Марчем, младшим. Уолтер Марч Ньюспейперз, младший. Наследник могущественной империи.

— Тут есть определенные сложности.

— А если бы я хотел стать скрипачом, художником, играть в бейсбол?

— А вы хотели?

Младший зажмурился.

— Даже не задумывался над этим.

— Похоже, Уолтеру пора бай-бай, — донеслось от углового столика.

— Самое время.

Флетч оглянулся на бостонских журналистов.

Младший их не услышал.

— Я помню мой первый рабочий день. В сентябре. В год окончания колледжа. Летом мне позволили отдыхать. Я пришел к конторе. Двадцать минут стоял на противоположной стороне улицы. Может, полчаса. Потом вернулся домой. Насмерть перепуганный. В тот вечер ко мне приехал Джейк Уилльямс. Мы долго говорили. На следующее утро он заехал за мной и мы вошли в Марч Ньюспейперз Билдинг. Вместе, — Младший попытался выпить из уже пустого бокала. — Добрый верный Джейк Уилльямс.

Флетч промолчал.

— Флетчер, вы мне поможете?

— Каким образом?

— Поработайте со мной. Как хотел мой отец.

— Я же ничего не смыслю в издательском деле. Я — чистый журналист.

— Это ерунда.

— Для меня — нет.

Младший сжал правую руку в кулак и медленно опустил ее на стойку.

— Помогите мне!

— Младший, вы, похоже, пропустили ленч.

— Мой отец так вас любил.

— Перестаньте, я общался с этим мерзавцем, то есть, с вашим отцом, ровно пять минут в его кабинете…

— Я не могу объяснить. Я не могу объяснить. По щекам Младшего покатились слезы.

— Пора на боковую? — участливо спросил Флетч. Младший резко выпрямился. Исчезли слезы. Дрожь в голосе. Рука крепко держала пустой бокал.

— Послушайте, Уолт, я предлагаю сауну и массаж. У них фантастическая массажистка, миссис Лири. Она просто творит чудеса…

Младший посмотрел на него. Рядом с Флетчем сидел президент «Марч ньюспейперз».

— Рад снова повидаться с вами, Флетчер, — он откашлялся. — Приходится только сожалеть, что вы не хотите остаться в нашей лодке, — Младший наклонился к Флетчу. — Распорядиться, чтобы вам в номер прислали что-нибудь выпить?

— Нет, благодарю.

Флетч соскользнул с высокого стула, в темноте бара пристально посмотрел на Младшего.

— А впрочем, Уолт, — Флетч засунул руки в карманы брюк, — я не возражаю. Пришлите в мой номер два джина с тоником. Комната 79. Идет? Комната 79.

Флетч не мог с уверенностью сказать, что Младший его услышал.

— Заранее благодарю, Уолт.

Глава 21

С магнитофонной ленты.

Приемный блок 8

«Люкс» 8 (Оскар Перлман).

— … Да.

— Позвольте начать с того, мистер Перлман, что моя жена в восторге от вашей колонки.

— В гробу я видал вашу жену.

— Простите? — капитан Нил аж отшатнулся.

— В гробу я видал вашу жену. Всегда одно и тоже. «Моя жена в восторге от вашей колонки», — несомненно, Перлман говорил, не вынимая сигары изо рта. — Что бы я ни сделал, будь то пьеса, книга или газетная колонка, в ответ я услышу: «Моей жене понравилось». Когда я прихожу на вечеринку и пытаюсь увести разговор с моей персоны или моей работы, я заранее знаю, что меня ждет. Я спрашиваю: «Вы видели вчера Нуриева в Национальном театре?» Мне отвечают: «Моей жене он понравился». Вы видели последнюю картину Бергмана? «Моей жене понравилось».