Глава 8

К тому времени, как Флетч вылез из автобуса, нос губернатора уже покраснел от холода. Дул северо-западный ветер, и за ночь навалило не меньше дюйма снега. В сложенном из красного кирпича заводском корпусе горел свет. Губернатор стоял у главных ворот, пожимая руку всем желающим. Он был в куртке из толстой шерсти в красно-черную клетку и черных башмаках на каучуковой подошве. Рабочим, пожимавшим его руку, губернатор говорил: «Доброе утро, надеюсь, дома у вас полный порядок? Дайте мне шанс стать вашим президентом, хорошо?» Рабочие отвечали: «Доброе утро, губернатор». «Позаботьтесь о создании новых рабочих мест, ладно? Мой брат уже два года не может найти работу»: «Я всем сердцем за вас. А моя тетушка ведет кампанию за ваше избрание в Шриве». «Эй, скажите Уолмену, что забастовка нам не нужна». Некоторые не пожимали губернатору руку, но, проходя мимо, говорили: «Как дела, Кэкстон? Удачи вам». «Надеемся на вашу победу». Кое-кто от смущения не решался ни подать руки, ни сказать хоть слово. Были и такие, кто сердито смотрел на него.

В десяти метрах от губернатора, достаточно близко, чтобы все видеть и слышать, топтались репортеры. С губернатора они не сводили глаз, дабы не пропустить момента, когда его застрелят, или с ним случится сердечный приступ, или он сподобится на какой-то неприличный поступок.

Стоящий у заводских ворот губернатор казался как никогда одиноким. Никого рядом с ним не было, ни жены, ни Уолша, ни референтов, ни добровольцев.

Команда кандидата расположилась в теплом, хорошо освещенном автобусе.

— Где мы забираем конгрессмена? — спросил Ли Оллен Парк, что-то втолковывавший двум женщинамдобровольцам, тридцати и шестидесяти лет.

— В школе, — Уолш, в рубашке с короткими рукавами, оглядывал автобусный салон, словно учитель — класс, желая убедиться, что все ученики при деле.

Ознакомившись с содержимым папок, Флетч уже мог определить, кто есть кто.

За маленьким столиком вели неспешную дискуссию Фил Нолтинг и Пол Добсон, авторы всех речей губернатора. По ходу они вычерчивали только им понятные линии на лежащем на столике единственном листке бумаги, словно два архитектора, проектирующие здание.

Барри Хайнс, руководитель группы связи, сидел на вращающемся стуле с телефонной трубкой у уха.

Три женщины печатали у раскладных столиков, выстроившихся вдоль боковой стены салона.

Утренние газеты валялись на полу.

Доктора Тома в переднем салоне Флетч не узрел.

Не успел Флетч подойти к Уолшу, как тот воскликнул: «Вы все знаете Флетча!»

Никто, однако, не знал. А потому вслед за выкриком все, как один, повернулись к Флетчу, после чего продолжили прерванные занятия. Теперь они его знали.

— Эй, Уолш! — Барри Хайнс оторвался от телефона. — Вик Роббинс — организатор предвыборной кампании Аптона?

— Да. Что с ним?

— Его автомобиль только что слетел с моста в Пенсильвании. В реку Саскьюхенна.

— Погиб?

— Если только не сидел за рулем в акваланге.

— Запросите, пожалуйста, подтверждение, — подал голос Флетч. — От полиции штата Пенсильвания.

Барри Хайнс склонился над телефоном.

Уолш коснулся плеча ближайшей к нему машинистки. Та тут же вытащила из каретки лист, на котором печатала, и вставила чистый.

Уолш начал диктовать.

— Узнав о трагической смерти Виктора Роббинса, губернатор Кэкстон Уилер сказал: «Никто не понимал сути американской политики лучше Виктора Роббинса. Миссис Уилер и я приносим глубочайшие соболезнования семье Вика и его друзьям, число которых — легион. Я и моя команда сделаем все возможное, чтобы помочь сенатору Аптону и его помощникам пережить столь серьезную потерю».

— Да, он мертв, — подтвердил Хайнс. Уолш взял у машинистки отпечатанное заявление для прессы и протянул Флетчу.

— Почему я должен работать за тебя? — он улыбнулся. — Немедленно размножь и раздай, пожалуйста, журналистам.

— Должен Кэкстон упомянуть о смерти Роббинса, выступая в Уинслоу? — спросил Пол Добсон.

— Нет, — Уолш потер шею. — Теперь вся свободная пресса Пенсильвании в кармане у Аптона. Ну почему Роббинс не слетел с моста в штате поменьше? К примеру, в Южной Дакоте.

— Эти организаторы предвыборных кампаний готовы на все ради лишнего заголовка в газете, — ввернул Фил Нолтинг.

— Да, да, — покивал Добсон. — Давайте предложим сделать то же самое Уилли из Калифорнии. Тоже большой штат. И мостов там хватает.

— И газетчики очень шустрые, — подхватил Нолтинг. — А погода лучше.

Флетч стоял у ксерокса, копируя пресс-релиз о смерти Виктора Роббинса.

Заревел заводской гудок. Через запотевшее окно Флетч увидел, как губернатор повернулся и прошел в ворота.

— Куда он идет? — спросил Флетч. Репортеры потянулись к автобусу.

— Выпить кофе с профсоюзным лидером, — ответил Уолш, даже не посмотрев в окно. — Как там его фамилия… Уолмен. Вместе с ним будет пить кофе и администрация.

— Кофе, кофе, — пробурчал широкоплечий мужчина, появившийся из двери в дальнем конце салона. — Кофе ему вреден.

— Ты знаком с Шустриком Грасселли? — спросил Уолш. — Это Флетчер, Шустрик, — здоровяк крепко пожал руку Флетча. — Личный шофер отца.

— И друг, — добавил Шустрик.

— Без Шустрика он никуда, — подтвердил Уолш. На что здоровяк пробасил: «Именно так».

— Рад с вами познакомиться, — улыбнулся Флетч и осторожно протиснулся к выходу мимо Ли Оллена Парка, продолжавшего наставлять добровольцев.

— Конгрессмен должен чувствовать себя, как дома, понимаете? В какое бы время он ни появился в автобусе, держите наготове бокал шотландского с содовой. Если он не захочет выпить, то сам скажет об этом.

Репортеры столпились у лесенки в автобус.

— Где заявление для прессы? — спросила за всех Фенелла Бейкер.

— Какое заявление? — деланно удивился Флетч.

— Заявление губернатора в связи с трагической гибелью Вика Роббинса, — Фенелла уставилась на листки в руке Флетча. — Идиот.

— Как вы узнали о гибели Роббинса? — спросил Флетч. — Не прошло и трех минут, как нам сообщили об этом.

— Давай сюда это чертово заявление! — взревел Билл Дикманн. — Меня ждет телефон!

— Вы же знаете, что губернатор не мог сделать никакого заявления, — тянул резину Флетч. — Он же на фабрике.

— Он что, издевается над нами? — проорал Айра Лейпин.

— Нет, — покачал головой Флетч. — Вот заявление, — он попытался раздать листки, но их у него вырвали.

— Тебя-то я перегоню, — радостно пообещал Билл Дикманн Бетси Гинзберг.

— Если тебе в задницу будет дуть сильный ветер, — огрызнулась Бетси.

— Да вам в головы, похоже, вживлены антенны, — пробормотал Флетч.

Эндрю Эсти просмотрел заявление, повернулся к Флетчу.

— А религиозное утешение? В заявлении об этом ни слова! — значок «Дейли госпел» он носил и на пальто.

— О Боже! — простонал Флетч.

Преодолевая ветер и снег, репортеры ринулись к телефонным аппаратам в административном корпусе.

Все, за исключением Фредди Эрбатнот. Та, улыбаясь, осталась у автобуса.

— Читателям «Ньюсуорлд» это не интересно? — полюбопытствовал Флетч.

— Я уже все передала. Обычно такие заявления состоят из трех частей. Дань уважения профессиональным достоинствам усопшего. Соболезнования семье и друзьям. И обещание помощи конкурирующей команде. Я ничего не упустила?

К заводским воротам подкатило грязное дребезжащее такси. Флетч подумал, что поездка из города влетела пассажиру в приличную сумму.

— Прямо-таки банда дикарей. Требовать заявление губернатора в связи со смертью Роббинса, прекрасно зная, что губернатор понятия не имеет о случившемся.

Из кабины вылез мужчина. Вытащил чемодан. Зажав в руке деньги, заспорил с водителем.

— Кто это? — спросил Флетч. Фредди обернулась.

— Это дурные новости. К нам пожаловал сам мистер Дурные Новости, — она посмотрела на Флетча. — Мистер Майкл Джи. Хэнреган, грязное пятно на чистой совести журналистики, ведущий специалист по лжи и гнусным инсинуациям, автор скандальной газетенки, выходящей под названием «Ньюсбилл».

С чемоданом в одной руке и портативной пишущей машинкой в другой, с развевающимися на ветру полами пальто, мужчина направился к автобусам. Водитель что-то прокричал ему вслед.

— Так это Хэнреган. Я надеялся, что нам не доведется встретиться.

Хэнреган обернулся и плюнул в сторону водителя.

— Я думал, Мэри Райс освещает предвыборную кампанию для «Ньюсбилл».

— Мэри — мышка, — пояснила Фредди. — Хэнреган — крыса.

— Привет, Эрбатнот, — Хэнреган даже не кивнул Фредди, лишь искоса глянул на нее. — В последнее время удалось потрахаться с козлами?

— Как приятно засвидетельствовать вашу физическую и моральную деградацию, Хэнреган, — отпарировала Фредди. — Сколько часов жизни дают вам сейчас врачи?

Хэнреган не выпускал из рук ни чемодана, ни пишущей машинки. И дрожал всем телом в тонком пальто. Одутловатое, нездорового цвета лицо пламенело прыщами. Меж желтыми зубами чернели прогалины. Одежду он, похоже, не снимал целый месяц.

— Никогда, никогда не пользуйтесь туалетным сидением после того, как на нем посидел Хэнреган, — посоветовала Фредди Флетчу.

Хэнреган рассмеялся.

— А где этот болван Флетчер?

— Я — болван, — ответил Флетч. Хэнреган закрыл рот, безуспешно попытался вдохнуть через нос, вновь открыл рот.

— О, какое счастье. Этот молокосос еще и не пользуется туалетом. Ему вполне хватает горшка, — и, подняв голову, уставился на Флетча налитыми кровью глазами, каждый из которых буквально сочился злобой. — Юноша, вы попали в передрягу.

— Это почему? — поинтересовался Флетч.

— Потому что теперь вам придется иметь дело с Хэнреганом.

— Ваши статьи отвратительны, — порадовал его Флетч.

— Раньше-то вы имели дело с котятами, которые лишь мяукали, требуя своей доли.

— Мяу, — мяукнул Флетч.

— С этой минуты вы работаете на меня. Да так, что пар повалит столбом.

— Что вам нужно, Хэнреган?

— Интервью с вашим кандидатом. И немедленно.

— Немедленно не получится.

— Тогда сегодня. На три часа. Я хочу задать ему несколько вопросов.

— Насчет чего?

— Насчет убитых «телок», — рявкнул Хэнреган. — В Чикаго и вчерашней. Жестоко избитых женщин, которых ваш кандидат оставляет за собой.

— Должно быть, электроника в «Ньюсбилл» не хуже, чем в «Ньюсуорлд», — обратился Флетч к Фредди.

— Наши машины на знают таких замысловатых слов, которыми радуют читателя репортеры «Ньюсбилл», — ответила Фредди.

— Эй, Хэнреган, — вновь повернулся к нему Флетч, — дело-то уже закрыто. Хэнреган сощурился.

— Правда?

— Да. Час тому назад полиция арестовала Мэри Райс. Вашего же репортера. Из «Ньюсбилл».

— Ерунда.

— Он не обманывает, Хэнреган. Мы все знаем, что репортеры «Ньюсбилл» идут на все ради сенсации. На этот раз Мэри попалась.

— Полиция знает, что убийца — Мэри, потому что она оставила на месте преступления блокнот другого журналиста, — добавил Флетч.

У Хэнрегана покраснела даже шея.

— Вы знаете, сколько у меня читателей? — прокричал он.

— Да, — кивнула Фредди. — Все неграмотные Америки читают «Ньюсбилл».

— Они тоже голосуют, — напомнил ей Хэнреган.

— А жаль, — вздохнул Флетч.

— Я требую интервью с вашим кандидатом, — продолжил Хэнреган. — И довольно болтовни.

— Сомневаюсь, что кандидат сможет выделить для вас хоть минуту, Хэнреган.

— Это еще почему? — Хэнреган шагнул к автобусу. — Вы организуете мне это интервью, а не то завтра «Ньюсбилл» сообщит своим читателям, что губернатор Кэкстон Уилер отказывается отвечать на вопросы о двух убийствах, напрямую связанных с его избирательной кампанией.

— Именно так и напишите, Хэнрегаи, — Флетч поднялся на две ступеньки, намереваясь зайти в автобус. Пусть читатели впервые услышат от вас правду.

Глава 9

— Вот послушайте, — доктор Том разлегся на кро вати в комнате отдыха кандидата, занимающей хвостовую часть автобуса. Он читал книгу «Теория Дарвина: старо, как мир». — «Тысячи лет нам говорили, что coвершенство недостижимо, но достойно стремления к нему. Теперь же, в пост-фрейдистскую эру, нам говорят, что недостижимо уже естественное состояние, но к нему тоже надо стремиться. В первом случае мы можем обрести идеал, во втором — посредственность», — доктор положил раскрытую книгу себе на грудь. — Чем я могу вам помочь?

— Хочу задать пару вопросов, — прежде чем войти, Флетч постучал, получил ответ: «Войдите, раз уж вам надо», — а переступив порог, сел на один из удобных вращающихся стульев.

Говорил доктор Том медленно, нарочито растягивая слова.

— Тот, кто пытается держать прессу в узде, может получить от меня все, что пожелает: отравляющий газ, огнеметы, автоматы, гранаты. Если у меня не найдется требуемого, я достану сей предмет незамедлительно.

— Сейчас я заказал бы что-нибудь из вашего арсенала, — признался Флетч. — Только что познакомился с Майклом Джи. Хэнреганом, из «Ньюсбилл».

— Репортеры — вымирающие особи, — покивал доктор Том. — Их эволюция остановилась на низшей стадии. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть, как они ходят, принюхиваясь к земле. Я, пожалуй, посоветую кандидату, что в дальнейшем прессой должен ведать департамент внутренних дел. Тем самым вымирание будет гарантировано.

— Нам необходима свободная пресса, — возразил Флетч.

— Вы действительно так думаете? Ни любимый вид спорта американцев — политика, ни любимая их еда — булочки с сосиской, нe выдержат объективного анализа. Если выставить напоказ закулисную кухню политики или рассказать читателям, из чего делаются эти булочки с сосисками, американцев вывернет наизнанку, а избирательные участки они будут обходить за милю.

— Вы и против материнства?

Доктор Том постучал ногтем по лежащей на груди книге.

— На шкале эволюции женщина и птица, разумеется, не знают равных, — он откашлялся. — Потому-то мужчины и изобрели телефонную связь.

— Как я понимаю, вы одним из первых оказались у тела Элис Элизабет Шилдз?

— Да.

— Что вы можете мне сказать?

— А с чего столь нездоровое любопытство?

— Фредерика Эрбатнот и Майкл Джи. Хэнреган сидят в автобусе прессы не для того, чтобы подсчитывать голоса избирателей. Они — криминальные репортеры.

— Однако. И преступник, возможно, один из нас?

— Вполне вероятно.

— И вы хотели бы получить необходимую информацию раньше, чем они, чтобы затем подать ее в нужном ракурсе.

— Да еще так, чтобы они этого не заметили.

Доктор Том внимательно разглядывал потолок.

— А полиция этим не занимается? Или они глянули на среднестатистический процент раскрываемости убийств и решили, что портить его не стоит? А потому ограничились взиманием штрафов за стоянку в неположенном месте, где их успехи существенно выше?

— Убийства слишком уж разнесены территориально. Разные юрисдикции. Мы живем в благословенной стране, не имеющей государственной полиции.

— О, да. Дабы гарантировать поимку лишь мелкой рыбешки, не имеющей возможности переплыть границу штата.

— Расскажите мне о том, что произошло прошлой ночью.

— Я сидел в баре. Вошел коридорный… а может, швейцар. Поначалу я даже не понял, то ли он ищет ответственное лицо, скажем, управляющего мотелем, то ли просто хочет выпить. И произнес сдавленным голосом: «Кто-то прыгнул с крыши. Она голая».

— Так и сказал?

— Я, конечно, не помню всего того, что вчера вечером говорилось в баре о сенаторе Аптоне, сенаторе Грейвзе, Ближнем Востоке и «Вашингтон пост», но эти слова отложились в моей памяти. Тем более, что их смысл дошел до меня не сразу.

— Что вы делали в тот самый момент?

— Беседовал с Фенеллой Бейкер и Бетси Гинзберг. Ранее говорил с Биллом Дикманном, но он, кажется, уже ушел. Кто там еще был? Несколько бизнесменов, пьющих в одиночку. Громкоголосые, болтливые водители-дальнобойщики, готовые говорить с кем угодно и о чем угодно. Обычная компания для бара рядового мотеля.

— Это все?

— Все, что я могу вспомнить. Потом, после приезда и отбытия «скорой помощи», в бар потянулись репортеры. Некоторые пришли в пальто, наброшенном на пижаму.

— Расскажите мне о женщине. Вы осмотрели ее?

— Благодаря большому числу судебных исков к врачам, мы, как вы знаете, не стремимся в те места, куда побоится идти даже дурак. Разумеется, если бы мне попался лежащий на тротуаре адвокат, я бы с удовольствием прошел прямо по его физиономии.

— Вы не любите и адвокатов?

— Адвокатов не любят даже их матери. Если провести опрос общественного мнения, наверняка выяснится, что среди различных групп населения наивысший процент выступающих за легализацию абортов — у матерей адвокатов.

Флетч отметил, что речь доктора обладает гипнотическим эффектом.

— Проходя через вестибюль, вы столкнулись с губернатором Уилером?

— Нет. С губернатором я увиделся лишь ночью, в его «люксе».

— Укладывали его спать.

— Укладывал его спать. У тела женщины стояла хорошо одетая пара. Мужчина как раз снимал пальто, чтобы прикрыть тело. Я попросил его этого не делать. Потому что хотел осмотреть ее.

— Она еще жила?

— Нет. Смерть наступила мгновенно при ее соприкосновении с асфальтом.

— Не раньше?

— Думаю, что нет. Она приземлилась на голову, сломала себе шею, затем упала на спину.

— Вы видели доказательства того, что ее жестоко избили, прежде чем она упала или ее скинули вниз?

— Синяки на лице. Левый глаз заплыл. Кровь, струящаяся из носа и губ. Два выбитых передних зуба. Два или три сломанных ребра. Кровоподтеки на груди и животе.

— Коронер объявил сегодня утром, что ее не изнасиловали.

— Так какой же мотив? Ограбление? Кто-то позарился на ее одежду? Разумеется, избиение молодой женщины предполагает изнасилование.

— Пока вы ее осматривали, собралась толпа?

— Небольшая толпа. Главным образом, журналисты.

— Вы помните, кто там был?

— Я окинул их взглядом, чтобы убедиться, что детей среди присутствующих нет. Была Эрбатнот. Весьма симпатичная дама. Фенелла Бейкер пришла из бара вместе со мной. О ее красоте или отсутствии оной распространяться не будем. Стоял кто-то еще. Но помогал мне лишь один водитель грузовика.

— Как я понимаю, погибшую вы видели раньше.

— Да. Встречал ее несколько последних дней. То в лифте, то в вестибюле мотеля.

— А почему вы обратили на нее внимание?

— Потому что она неизменно оказывалась в том же мотеле, что и мы, хотя не имела никакого отношения к предвыборной кампании. Правда, один раз она завтракала с Бетси Гинзберг.

— Вы видели ее с мужчинами?

— Нет. Похоже, она ехала одна в маленьком двухдверном «фольксвагене».

Взревел двигатель. И тут же автобус тронулся с места.

— Эй! — Флетч вскочил. — Мне же нужно в другой автобус!

Доктор Том закрыл книгу.

— А мне пора освобождать кровать хозяину, — и сел.

Флетч протер запотевшее окно.

Губернатор Уилер открыл дверь комнаты отдыха, на ходу снимая красно-черную клетчатую куртку.

— Как жизнь? — спросил он находящихся в комнате мужчин.

— Сколько чашечек кофе вы выпили? — ответил вопросом на вопрос доктор Том.

— Всего лишь две. Но черного, — кандидат хитро улыбнулся, словно ему удалось кого-то провести.

— Тогда не вините меня, если у вас начнется бессонница.

— А что мне делать? Каждый раз просить сгущенного молока? Эти парни не могут без кофеина.

В двери возник Уолш.

— Сегодня утром Вик Роббинс слетел с моста в Пенсильвании. Погиб.

— Понятно, — губернатор повесил куртку на плечики. — Вот уж кто был настоящим кудесником. Я сделал заявление?

— Да.

— Послал венок?

— Пошлешь, как только мы будем знать, куда. И теперь в Уинслоу тебе нужно сказать что-то важное и значительное, чтобы попасть в вечерние выпуски новостей. Этот несчастный случай будет смотреться с телевизионного экрана.

— Естественно. И что я скажу?

— Фил и Пол стараются что-нибудь придумать.

— Каковы результаты?

— Расходы Пентагона.

— Черт, да о них говорят все, начиная с Эйзенхауэра. Только ему хватило ума упомянуть их в прощальной речи.

Уолш скрылся за дверью.

— Вам что-нибудь нужно, Кэкстон? — подал голос доктор Том.

— Да. Трансплантация мозга. Иди. И не возвращайся, пока не отыщешь подходящую голову.

Флетч последовал за доктором Томом.

— Останьтесь, Флетч, — остановил его губернатор. — Думаю, нам пора познакомиться поближе.

Глава 10

— Такое впечатление, что мы все — одна шайка, не так ли? — хохотнул губернатор Уилер, когда за доктором Томом закрылась дверь. — Гибнет один из главных помощников конкурента, а мы заказываем венок еще до того, как узнаем, куда его послать, — он опустился на стул, с которого только что встал Флетч, и указал тому на кровать. — В американской политике всего понемногуг тут и спорт, и показ мод, и загородный отдых, и деловые переговоры, — он наклонился, чтобы развязать шнурки башмаков. — Задавайте вопросы.

— Какие?

— Спрашивайте, о чем вашей дуще угодно. Человека легче узнать по вопросам, а не ответам. Кто это сказал?

— Вы, только что.

— Неплохой, однако, афоризм.

— Вопрос у меня простой.

— Валяйте.

— Почему вы хотите стать президентом Соединенных Штатов?

— У меня особого желания нет, — кандидат уже снял обувь и теперь менял носки. — Да вот миссис Уилер хочет быть Первой леди Соединенных Штатов, улыбаясь, он посмотрел на Флетча. — Чего вы так удивляетесь? Большинство мужчин стараются ублажить своих жен, не правда ли? Знаете ли, после десяти, пятнадцати лет работы многие подали бы в отставку и предпочли удить рыбку, если б жены не продолжали толкать их вперед и вверх. Или вы придерживаетесь иного мнения?

— Не знаю, что и сказать.

— Никогда не были женаты?

— Раз или два.

— Ясно, — губернатор переменил носки, надел башмаки, завязал шнурки, откинулся на спинку вращающегося стула. — Так вот, миссис Уилер принимала самое активное участие в двух избирательных кампаниях по моим выборам в палату представителей, в трех — на пост губернатора. Она много и с большой пользой для дела трудилась как в Вашингтоне, так и в столице штата. Карьеру делал не только я, но и она. Для себя, пять или шесть лет назад, я почувствовал, что имею шанс стать президентом, а потому сознательно двинулся в этом направлении. Я — политик, потому и венчать мой жизненный путь должно президентство. Так почему же не попытаться?

— То есть у вас нет твердой убежденности…

Губернатор заулыбался.

— Американский народ не ждет от своего президента твердой убежденности. Принципиальные люди опасны. Они неспособны править демократическим обществом, потому что не приемлют компромиссов. Люди, которые не могут поступиться принципами, сажают всех несогласных с ними в тюрьму. А потом могут взорвать мир. Вы этого не хотите, не правда ли?

— Может, я имею в виду не столь жесткие принципы.

— Насколько же они должны быть жесткими?

— В принципе…

— Послушайте, Флетч, государство — это хорошо отлаженная бюрократическая машина. Президент — дверная ручка, а бюрократия — сама дверь. Ручкой пользуются, чтобы открыть или закрыть дверь, поставить ее так или эдак. Но дверь, она остается дверью.

— И все эти разговоры насчет самого высокого поста в стране…

— Черт, самый высокий пост в стране — учительская кафедра. Учителя — единственные, кто отличается от всех остальных.

— Так почему вы не учитель?

— Дидактика, но не догма, вот основной принцип настоящего политика. Кто это сказал?

— Кроме вас, больше некому.

— Президент Соединенных Штатов должен быть хорошим администратором. Я — хороший администратор. Как, я надеюсь, и другие господа, поставившие перед собой ту же цель, что и я.

— И вам без разницы, кто победит?

— Мне — да. Но не миссис Уилер, — кандидат рассмеялся. — После моей последней фразы у вас глаза вылезли из орбит.

— Я удивлен.

— Но вы же не хотите, чтобы президентом стал честолюбец?

— Все зависит от того, куда направлено его честолюбие.

— Нет, я такой же, как и соседские парни. Получу работу, которую доверят мне люди, и буду ее выполнять.

— Похоже, вы морочите мне голову. Кэкстон Уилер рассмеялся.

— Возможно. Теперь моя очередь?

— Конечно. Какая очередь?

— Задавать вопросы.

— А я знаю ответы?

— Мы уговорились прошлой ночью, что я беру вас на эту работу с одним условием — выдвигать новые идеи. И перед тем, как заснуть, я все гадал, а какие же у вас идеи?

— Вы предъявляете ко мне высокие требования.

— Иногда можно узнать человека и по его ответам.

— Губернатор, я не думаю, что вас интересует политическая доктрина Ирвина Мориса Флетчера, шута и бумагомараки.

— Наоборот, еще как интересует. Я готов выслушать политическую доктрину любого. Рано или поздно мы набредем на что-нибудь ценное.

— Ладно, выкладываю, — Флетч глубоко вдохнул, но ничего не сказал.

Губернатор рассмеялся.

— Вывел вас на чистую воду, так?

— Нет, сэр.

— Тогда говорите. И забудьте о благоговейном ужасе. Я всего лишь один из тех, кто включился в гонку.

— Ладно, — Флетч вновь замолчал.

— Ладно, так ладно.

— Ладно, — в третий раз повторил Флетч и тут же выпалил. — Идеологии никогда не удастся создать мир равенства. Это под силу лишь техническому прогрессу.

— Поздравляю.

Флетч молчал.

В маленькой комнатке в хвостовой части автобуса кандидат пристально вглядывался в лицо Флетча.

— Технический прогресс преобразует мир?

Флетч молчал.

— Вы верите в технический прогресс?

— Я верю тому, что вижу собственными глазами.

— Так, так, — губернатор повернулся к запотевшему окну. — Всегда полезно прислушаться к мнению молодого поколения.

— Это не политическая доктрина, — пояснил Флетч. — Всего лишь жизненное наблюдение.

Губернатор все еще смотрел на окно.

— Емкое наблюдение.

— Я — репортер. И моя задача — наблюдать наше бытие во всех его проявлениях.

Сквозь запотевшие, покрытые снаружи слоем грязи окна проникал ровный серый свет. Те же грязь и водяной конденсат не позволяли любоваться окрестным пейзажем. Губернатор протер стекло. Грязь, однако, находилась по другую сторону окна, за пределами его досягаемости, а потому видимость не улучшилась.

— Включись в президентскую гонку, и ты увидишь Америку, — пробормотал кандидат.

Приоткрылась дверь, и в комнату отдыха всунулась голова Шустрика Грасселли.

— Что-нибудь нужно, губернатор?

— Да. Кофе. Черный.

— Сегодня вы уже выпили свою норму, — отрезал Шустрик. — Кофе вам не будет.

Голова исчезла, дверь закрылась. Кандидат и Флетч улыбнулись друг другу.

— Когда-нибудь… — начал кандидат.

— Почему вы зовете его Шустриком?

— Потому что он так медленно все делает. Медленно ходит. Медленно ведет машину. Более того, медленно прыгает на людей, — губернатор нахмурился. — Я могу во всем положиться на него, — он развернул стул, чтобы посмотреть Флетчу в глаза.

— Как дела в автобусе прессы?

— Не так хорошо, как хотелось бы. Есть личности, которые представляют для вас определенную угрозу.

— Неужели?

— Фредерика Эрбатнот и Майкл Джи. Хэнреган. Фредди — криминальный репортер «Ньюсуорлд», Хэнреган — «Ньюсбилл».

— Криминальные репортеры?

— Фредди умна, талантлива, истинный профессионал. Хэнреган мерзок и отвратителен. Будь моя воля, я бы не пустил его в автобус прессы.

— А может, попробовать его выгнать?

— У «Ньюсбилл» больше читателей, чем у «Нью-Йорк таймс» и «Лос-Анджелес таймс», вместе взятых.

— Да, но читатели «Ньюсбилл» предпочитают не афишировать себя.

— Если уж на то пошло, у «Дейли госпел» читателей еще больше.

— Чем мы привлекли внимание криминальных репортеров? Кто-то залез под юбку Фенеллы Бейкер?

— Вчерашнее убийство Элис Элизабет Шилдз оказалось вторым по счету за неделю, имеющим отношение к предвыборной кампании.

— Имеющим отношение? — переспросил губернатор.

— Возможно, они никак не связаны. Таково, на текущий момент, мнение чикагской полиции. Но велика вероятность и наличия такой связи. Достаточно велика, чтобы привлечь внимание Фредди Эрбатнот и Майкла Джи. Хэнрегана.

— Связи, — покивал губернатор. — С моей предвыборной кампанией?

— Не знаю.

— Кого убили в Чикаго?

— Молодую женщину. Личность еще не установлена. Ее нашли задушенной в чулане, примыкающем к банкетному залу, где вы принимали прессу. В отеле «Харрис».

— И вчера вечером в мотеле женщину убили?

— Несомненно.

— То есть меня могут спросить об этом?

— Да.

— Что же мне отвечать? Подготовьте меня.

— Хорошо. Расскажите мне о вашем приезде в мотель.

— Пожалуйста. Уилли привез меня после моего выступления в Торговой палате.

— Уилли Финн, один из организаторов вашей предвыборной кампании?