Выпитое виски разморило Флетча. Он попрощался с миссис Сэйер, поел приготовленное ею жаркое, около шести вечера завалился спать.
      Шесть часов в Бостоне соответствовали полночи в Риме.
      Кто-то покусывал его за ухо.
      Прохладное тело прижалось к нему. Набухший сосок терся о предплечье.
      Тело пополнее, чем у Анджелы. Немного.
      Нога поглаживала его ноги. Вперед-назад, вперед-назад.
      – Сильвия!
      Даже в темной комнате он увидел разметавшиеся по подушке волосы его будущей приемной тещи.
      – О Господи, Сильвия!
      – Слишком поздно, дорогой, – она подсунула под него свое правое бедро. – Как писано в Библии: «Они познали друг друга в его сне».
      – Это же инцест!
      – И что из этого, дорогой?
      Теперь она полностью лежала под ним, ее бедра выписывали восьмерку.
      Груди вдавливались в ребра.
      – О Боже!
      Действительно, было слишком поздно.
      И оставалась единственная возможность избежать перелома одной из частей его тела.
      – Это не инцест, дорогой.
      Наконец, улегшись на спину, Флетч смог взглянуть на фосфоресцирующий циферблат. Только восемь вечера.
      – Вы что-нибудь поели? – спросил он.
      – Конечно. Зачем мне ждать от вас очередного подвоха.
      – Вы сами не так уж просты, графиня ди Грасси.
      – Куда вы подевались вчера вечером? Я два часа ждала обеда.
      – Пошел прогуляться.
      – Я знаю. Сукин сын, – она села. – Только от вас можно ждать такого. Помолоть языком и уйти, оставив меня голодной. Никакой вы не шеф-повар. Вы – сукин сын! То же самое и с картинами – вы лжете, лжете, лжете! Хотите ограбить меня.
      Флетч положил руку ей на спину.
      – Я оставил дверь незапертой. Швейцар впустил вас в подъезд?
      – Мне пришлось ждать, ждать. Вы не отвечали на звонок.
      – Я спал.
      Сидя в постели, в темноте, графиня ди Грасси заплакала.
      – О, Флетч! Вы мне поможете?
      – Помогу?
      – Вы должны мне помочь.
      – Должен?
      – Менти умер. Я – вдова. Без гроша в кармане. Без гроша!
      – Да.
      – У меня ничего нет, Флетч.
      – Ну, что-то вы по наследству получите.
      – Анджела молодая, красивая. Умная. У нее впереди целая жизнь. А я? У меня ничего нет.
      – Она – ди Грасси, Сильвия.
      – Она? Я – графиня ди Грасси.
      – Я знаю.
      – Я вышла замуж за Менти.
      – И его картины.
      – Это мои картины. Менти хотел отдать их мне. Я в этом не сомневаюсь. Сколько раз он называл их «нашими картинами».
      – Сильвия, вы можете меня выслушать? Не мне решать, чьи это картины. Или Менти упомянул о них в завещании, или нет. Если упомянул, они отойдут только вам, или Энди, или вам обеим, в полном соответствии с его волей. Если нет – лишь итальянский суд может определить, кому они принадлежат, при условии, разумеется, что мы их разыщем.
      Сильвия легла, крепко прижалась к нему. Флетчу вспомнилось, как она лежала на пляже в Канья, с накрашенными ногтями рук и ног.
      – Флетч, скажите мне правду. Вы знаете, где картины?
      – Сильвия, я приехал в Бостон, чтобы работать над биографией Эдгара Артура Тарпа-младшего.
      Она легонько шлепнула его по груди.
      – Вы лжете. Всегда вы мне лжете.
      – В данном случае, нет.
      – Если вы пишете большую книгу, то где пишущая машинка? Где ваши записи? Вчера вечером я прошлась по квартире. Никто не пишет тут никаких книг.
      – Я еще не начал. Меня отвлекали.
      – Отвлекали! Вы нашли картины, – он чувствовал боком ее жаркое дыхание. – Где они?
      Он уже проснулся. И хотелось ему отнюдь не говорить.
      Он промолчал.
      Сильвия положила на него ногу.
      – Где картины? А, Флетч?
      – Вы умело ведете переговоры, Сильвия.
      – Вы мне поможете, Флетч. Правда?
      – Сначала помогите мне.
      – Америка! – вскричал Флетч.
      Телефон зазвонил в самый неподходящий момент.
      Продиктовали телеграмму. От Энди. Анджелы ди Грасси.
      «ПРИБЫВАЮ В БОСТОН ВОСКРЕСЕНЬЕ ШЕСТЬ-ТРИДЦАТЬ ВЕЧЕРА. РЕЙС „ТУЭ“ 540. СИЛЬВИЯ С ТОБОЙ? ЛЮБЛЮ. – ЭНДИ».
      – Дерьмо, – процедил Флетч. Она никогда не могла уложиться менее чем в десять слов. – О Боже. Что же это я делаю?
      – Продолжим, Флетч, – отозвалась с кровати Сильвия.
      – Хорошо, – выдохнул Флетч.
      Второй звонок уже ничего не прервал.
      – Слушаю.
      – Ты пьян? – Флетч узнал Джека Сандерса. Из трубки доносился шум редакции.
      – Нет.
      – Ты спал?
      – Нет.
      – Чем это ты там занимаешься?
      – Не твое дело.
      – Все понял. Но ты уже кончаешь?
      – Остынь, Джек.
      – Подожди, Флетч. Я в запарке.
      – Я тоже.
      – Действительно, в запарке. Можешь ты выслушать меня? Одну минуту.
      – Нет.
      – Чарльзтаун в огне. Кто-то решил спалить весь город. А у меня некому готовить статьи к печати.
      – И что?
      – Один литобработчик пьян в стельку, второй, вернее, вторая беременна и только что уехала рожать. Я ничего не могу поделать. Их дневного сменщика тоже не найдешь. Его жена говорит, что он отправился то ли на хоккей, то ли на баскетбол. Мне недостает трех репортеров. Двое в отпуске, у третьего – грипп. Для литобработки остался один парнишка. Такой материал ему не по зубам.
      – Похоже, у вашей газетенки не хватает денег, Джек.
      – Да кто мог предполагать, что в обычную октябрьскую субботнюю ночь разверзнется такой ад?
      – Надо предвидеть любые неожиданности.
      – Ты сможешь приехать?
      – Чтобы готовить статьи в номер?
      – Да.
      – Ты спятил.
      – Сам я не справлюсь, Флетч. Не могу я один выпустить целую газету.
      – Сколько сейчас времени?
      – Без десяти девять.
      – Когда ты освобождаешься?
      – Материалы на первую полосу сдаются в десять двадцать.
      – Джек, меня подозревают в убийстве.
      – Тебя – да, но не Ральфа Локе.
      – Я не знаю города.
      – Зато умеешь складывать слова.
      – Я уже забыл, как это делается.
      – Пожалуйста, Флетч. Ради нашего прошлого. Я не могу больше говорить.
      В темноте Флетч посмотрел на Сильвию, перебравшуюся на его половину кровати.
      – Ну, хорошо. Мерзавец.

      – Френк?
      – Кто вам нужен, – сонный детский голос. Половина третьего ночи.
      – Инспектор Флинн.
      Трубка легла на дерево.
      – Папа! – донеслось издалека.
      После долгой паузы послышался голос Флинна.
      – И кто бы это мог быть?
      – И. Эм. Флетчер.
      – Благослови, Господи, мой нос. Это вы. Неужели вы выбрали столь необычное время, чтобы сознаться?
      – Я в «Стар», Френк.
      – И что вы там делаете? Переметнулись во вражеский стан?
      – Чарльзтаун в огне. Кто-то поджигает его.
      – Понятно.
      – Давний приятель по «Чикаго пост» попросил меня приехать и помочь ему.
      – У вас есть давний приятель в Бостоне?
      – Как выяснилось, да.
      – Что он делал в прошлый вторник? Вы спросили?
      – Я знаю, что понедельник и вторник – его выходные дни.
      – Сколько ни говоришь с человеком, но, напои его, и узнаешь что-то новое.
      – Френк, я хотел бы побыстрее закончить этот разговор.
      – Вы могли бы и не звонить.
      – Извините, что разбудил вас.
      – Пустяки. Я всего лишь заполняю время сном.
      – Я не могу заставить представителя бостонской полиции по контактам с прессой выслушать меня.
      – А кто представляет нас сегодня?
      – Некий капитан Хольман.
      – А, ну конечно. Он только и может, что говорить от лица полиции.
      – Он звонит каждые пятнадцать минут, сообщая все новые факты, но меня слушать не желает.
      – Вы же знаете, кто такой представитель полиции по контактам с прессой: человек с двумя ртами и одним ухом, аномалия. Так что вы хотели бы ему сказать?
      – У меня тоже есть интересная информация. Наших репортеров в Чарльзтауне, возможно, поболе, чем фараонов.
      – Уже и наших. Кажется, вы удалились от дел, мистер И. Эм. Флетчер.
      – Послушайте, Френк. Все очень просто. Одиннадцать поджогов после семи вечера. В основном старые дома, несколько складов, церковь. Никакой связи.
      – В домах не живут?
      – Нет.
      – Вот вам и связь.
      – Согласен. На третьем, пятом, седьмом, восьмом и девятом пожарах найдены двухгаллонные канистры из-под бензина «Астро». Такие продают на автозаправках на случай, что у вас кончится бензин прямо на дороге.
      – Знаю.
      – Я послал репортера, чтобы он выяснил, нет ли таких же канистр и на остальных пожарах.
      – А разве в службе выявления поджигателей пожарной охраны еще не обратили на это внимания?
      – Нет. Они заняты обычным делом. Наблюдают за зеваками. Не слушают репортеров, показывающих им канистры. Фотографируют.
      – Их методы мне знакомы. Утром они встретятся, сравнят полученные результаты, будет чем заняться, пока принесут кофе.
      – Поджигателя надо изловить этой ночью.
      – Согласен. Дым загрязняет атмосферу.
      – Здания горят вокруг Фарберского Холма. Более-менее равномерно по периметру. Первый пожар зафиксирован с севера, второй – с юга, далее – на северо-западе.
      – Не завидую пожарным. Метаться из стороны в сторону, туда и обратно. Могу представить себе, какие там транспортные пробки.
      – Я посмотрел на карту района. В его географическом центре, на углу Брид – и Экорн-стрит расположена бензозаправка.
      – И вы хотите сказать мне...
      – На карте не указано, какой компании принадлежит бензозаправка, поэтому я послал туда репортера.
      – Он не столкнулся с пожарной машиной?
      – Френк, это бензозаправка «Астро».
      – Так кого мы ищем?
      – Молодого парня, который работает на бензозаправке «Астро» на Брид – и Экорн-стрит. Его смена закончилась в шесть часов.
      – Почему молодого?
      – Очень уж он быстро перемещается. Через ограды. По крышам.
      – Да, для этого нужно отменное здоровье, так что, скорее всего, он молод. Не жалуется на ноги.
      – И имеет свободный доступ к канистрам с бензином «Астро».
      – Хорошо, Флетч, – Флинн понизил голос. – Сейчас надену штаны и поброжу по Чарльзтауну. Может, чем-нибудь и помогу. С детства терпеть не могу пожаров.
      – Я знаю.
      – Скажите мне, Флетчер. Поймав этого поджигателя, мы так же выясним, что именно он – убийца Рут Фрайер?
      – Спокойной ночи, Френк. Когда поймаете парня, позвоните в «Стар», хорошо?
      – Я прослежу, чтобы это сделал капитан Хольман.
      – Попросите его рассказать обо всем Джеку Сандерсу.
      – Обязательно. Как вам известно, я – за тесное сотрудничество с прессой.

      В воскресенье утром Флетч сел в «форд», не торопясь поехал на Фентон-стрит, без труда нашел дом 58. Машина с двумя детективами в штатском следовала за ним, как привязанная.
      Спал он четыре часа в одной из комнат для гостей.
      Вернувшись, он не стал беспокоить гостью, расположившуюся в его постели.
      Дверь квартиры 42 открыла Люси Коннорс.
      В широкой юбке и простенькой блузке. Без косметики, без украшений.
      – Мистер Хед?
      – Да, – кивнул Флетч. – Из журнала «Трэ».
      Взгляд Люси прошелся от одной его руки к другой в поисках камеры или диктофона.
      – Благодарю, что вы позволили мне прийти. Тем более, в воскресное утро.
      – Я не рискнула бы пригласить вас в другое время. К чему улучшать свою репутацию.
      Обычная квартирка, с одной или двумя спальнями. Маленький обеденный стол в углу гостиной. Вдоль стены, рядом с ним, стереопроигрыватель, полки с пластинками.
      У противоположной стены – старый дешевый диван, перед ним – коврик, у дивана – просиженное кресло.
      Окно без занавесей занимало четвертую стену. Из картин – лишь репродукция Ренуара над диваном.
      – Марша, – представила Люси вторую женщину.
      Плоскую, как доска, хрупкую, в джинсах, тельняшке с закатанными до локтей рукавами. Черные, блестящие волосы, стрижка под пажа, кожа прозрачная, как у чисто вымытого ребенка.
      При появлении Флетча она не шевельнула ни головой, ни телом.
      Ее черные глаза вперились в его, выражая скорее любопытство и вызов, но не враждебность.
      – Доброе утро, Марша, – поздоровался Флетч.
      – Не хотите ли кофе, Мартин?
      Люси явно нервничала. Еще бы, ее новый образ жизни экзаменовал профессионал.
      – Если вы тоже будете пить, не откажусь.
      – Мы уже позавтракали, – Люси опустилась на диван, у ног Марши.
      Флетч сел в кресло.
      – Я рад, что вы согласились на интервью, Люси. Люди должны знать, через что вы прошли.
      – Никто не хотел меня понять. Ни родные, ни друзья. Ни Барт. Я-то надеялась, что Барт меня поймет, поэтому ничего от него и не скрывала. Он же воспринял все это как личное оскорбление.
      Она взяла Маршу за руку.
      – В общем-то, Мартин, мне совершенно безразлично, понимает кто меня или нет.
      – Разумеется, – Флетч прокашлялся. – Вы решили свои проблемы. Другие – нет.
      Взгляд Марши потеплел.
      – Боюсь, большинство людей думает, что это болезнь. Я о том, что мы с Маршей живем вместе. Как прыщи или грипп, или что-то еще, приходящее и уходящее, – Люси еще крепче сжала руку Марши. – Полагаю, я прошла и через эту стадию. Но почему вы интересуетесь мною, а не Маршей?
      – Меня интересует и Марша. Но вы старше по возрасту. Были замужем. Получается, вам пришлось многим пожертвовать, я имею в виду материальные ценности, чтобы жить с Маршей. Я также думаю, что ваша жизнь изменилась более разительно, чем у Марши.
      – Вы, конечно, правы. Марше повезло. Она всегда была маленькой лесбиянкой, – Люси тепло улыбнулась Марше. – Начиная со школы. Все эти душевые после хоккея на траве, не так ли, Марша? – она вновь повернулась к Флетчу. – Марша училась в частной школе, получила куда лучшее образование, чем я. С девочками она начала спать с двенадцати лет.
      Марша молчала.
      – Мне же пришлось пройти через все муки ада. Господи, сколько же я натерпелась.
      – Расскажите мне об этом, – Флетч достал из кармана блокнот и ручку. – Расскажите мне о всех «муках ада».
      – Как миссис К.?
      – Именно так.
      – И я смогу прочитать текст, прежде чем вы передадите его в редакцию?
      – Можете не сомневаться.
      – Ладно, – Люси шумно выдохнула. – Дерьмо, – не выпуская руки Марши, Люси посмотрела на нее. – Начало вам, конечно, известно. Милая девушка. Хорошо воспитанная. Цель жизни определена. Роль уготована. Мы жили в Уэствуде, лужайка перед домом, лужайка за домом, гараж на две машины. Папе принадлежало автомобильное агентство. Мама была невротичкой, обожала таблетки. Да и сейчас глотает их пригоршнями. Своего старшего брата, Джека, я ненавидела. Пустой, жестокий. Великий хоккеист. Колол белку иголками. И меня тоже. Мерзавец.
      Взгляд Марши озабоченно уперся в лицо Люси.
      – Меня считали красивой, – Люси замялась. – Вы понимаете, что это означает для учащейся обычной американской средней школы. Одной из первой надеть бюстгальтер, одной из первых прийти на занятия с накладными ресницами, одной из первых перекраситься в блондинку. В тринадцать лет. Потом диета, короткие юбочки. Ставить цель и достигать ее в максимально короткий срок. Во всем быть первой. К примеру, лечь под мужика. Тоже цель. Мой первый парень, защитник школьной сборной по футболу, весил не меньше двухсот двадцати фунтов. Толстый живот. Никакого удовольствия. Он чуть не расплющил меня, как дорожный каток.
      Я поступила в колледж. Сошлась с парнем, который играл на скрипке и мечтал о том, что создаст и возглавит международный картель. Дерьмо собачье.
      На вечеринке встретилась с Бартом. Я училась уже на последнем курсе. И Барт стал очередной целью. Он выглядел нормальным человеком, соответственно и вел себя. Дартмут-колледж, юридический факультет Гарварда. Начавший лысеть. Старше меня на двенадцать лет. Работающий в юридической конторе. Очень богатый. Я изобразила полную невинность и позволила ему покорить себя. Разумеется честностью мое поведение не отличалось, но люди идут и не на такое, чтобы достигнуть поставленной цели.
      – Вы испытывали к нему сексуальное влечение? – спросил Флетч.
      – Откуда мне знать? Я понятия не имела, что такое сексуальное влечение. Мне говорили, что мальчики возбуждают девочек и наоборот. Ничего более. Происходящее между мной и парнем я и принимала за возбуждение.
      – Но вас это не возбуждало?
      – Никоим образом.
      – Никогда?
      – Никогда, – твердо ответила Люси. – Я слышала, кто-то испытывал оргазм, я же – никогда. Я играла роль. Участвовала в игре «когда-нибудь придет и мой час». Возбуждения я не ощущала. Только я даже не представляла себе, что это такое.
      – Перестаньте, Люси, – вмешался Флетч. – Вы же не могли не знать о существовании лесбиянства.
      – Нет, не знала. Мысль эта не приходила мне в голову. То есть я, конечно, слышала, что есть такие, как Марша. Лесбиянки. Но не рядом со мной. Где-то далеко-далеко. Совсем другие. Странные. А я не имею с ними ничего общего. Я достигла немалых успехов в подавлении собственной сексуальной сущности. Можно сказать, одержала полную победу.
      – Продолжайте, – кивнул Флетч.
      – Вскоре после того, как мы поженились, Барт начал говорить о фригидности. Как бы между прочим. Что я об этом знаю и тому подобное. Потом стал уходить к женщине в соседнюю квартиру. Их беседы затягивались за полночь, а возвращался он пьяный. Когда он уезжал в командировки, я находила себе других мужчин. Ради Барта. Ничего не произошло. Я хочу сказать, никто из них не смог возбудить меня. И когда он предложил обратиться к психоаналитику, я согласилась. Ему почти удалось убедить меня, что мне надо лечиться.
      Психоаналитик оказался мастером своего дела. Довольно быстро открыл мне глаза. Я убежала от него. Убежала от истины. Слишком велико было потрясение. Узнать, что ты одна из тех, совсем других, странных. Что мне нравятся женщины. Я старалась слова психоаналитика выбросить из головы. Но себя-то не обманешь. Я начала прислушиваться к себе. Период этот тянулся и тянулся. Невероятно долго.
      Я была злой, грубой, вспыльчивой, раздражительной, неистовой. Барт и я ссорились. Я била его. Бросала в него все, что подвернется под руку.
      – Неужели?
      – Да.
      – Я понимаю.
      – На лице у него было столько царапин и синяков, что на работе ему приходилось врать, будто он занимается боксом. Только рингом была собственная квартира. А соперником – жена. Из меня так и перла агрессия.
      – Вы и сейчас такая же?
      – Нет.
      Марша глянула на нее из-под полуприкрытых век.
      – Ну, иногда мы играем. Вы понимаете?
      – Да.
      – Я чувствовала, будто посажена в футляр и должна вырваться из него. Вы представляете себе это ощущение, Мартин?
      – Конечно.
      – Просто чудо, что я не отвернула голову двум-трем психоаналитикам. Я вымещала все на бедном Барте.
      – Как вы встретились с Маршей? – спросил Флетч.
      – Как-то я зашла в магазин женских товаров и увидела то, что мне понравилось... Маршу. В тот день я купила у нее блузку. На следующий вернулась и купила брюки. На третий попросила бикини. Позвала ее в примерочную, чтобы спросить, подходит ли мне купальник. Я что-то почувствовала. Кровь заиграла в жилах. Наверное, я уже свыклась с мыслью, что мне нравятся женщины. Пришло осознание того, что меня гложет. В примерочной Марша положила руку мне на бедро, заглянула в глаза. «Кого вы дурите?» – спросила она, – Люси погладила руку Марши. – От ее первого прикосновения я едва не кончила.
      Они обменялись взглядами, словно вспоминая то мгновение.
      Флетч уставился в блокнот.
      – А вы, как все, Мартин? – спросила наконец Люси.
      – То есть люблю ли женщин?
      – Да.
      – Да.
      – Тогда вы без труда поймете меня.
      Флетч хохотнул.
      – Вы абсолютно правы.
      – Вижу, мой рассказ не оскорбил вас.
      – Нет. С какой стати?
      – Но вы бы оскорбились, будь я вашей сестрой?
      – Полагаю, что нет.
      – Не все такие, как вы.
      – Каждый должен быть... какой он есть.
      – Барт даже предложил мне обратиться к религии. О Господи.
      – А как складывались ваши семейные отношения? – задал очередной вопрос Флетч.
      – Поначалу, и длилось это довольно долго, мне казалось, что можно ничего не рушить. С Маршей мы встречались регулярно. Или здесь, или в моей квартире. Как мне было хорошо. Слишком хорошо. Я испытывала истинное блаженство. Я поняла, это не мимолетное увлечение. В этом – я вся. Мы все более пренебрегали осторожностью. Занимались любовью в моей квартире в присутствии уборщицы. О Боже. Подсознательно я хотела, чтобы Барт обо всем узнал. Но он словно ослеп. В конце концов мне пришлось все ему сказать.
      – И как он отреагировал?
      – Я же говорила, воспринял мои слова как личное оскорбление. Он-то думал, что мужской потенции ему хватает на нас двоих. Решил, что сможет излечить меня, если я буду отдаваться ему, не сдерживая себя. Предложил вновь обратиться к психоаналитикам. Священникам. Хотел, чтобы мы продолжали жить вместе, встречаясь с любовницами на стороне. Но меня это уже не устраивало. Марша стала слишком дорога мне. Как личность, знаете ли.
      Вновь они переглянулись. Люси в который уж раз сжала руку Марши.
      – Барт приобрел для нас магазин женской одежды. Тот самый, в котором мы и работаем. Название его, пожалуйста, не упоминайте. Реклама нам не нужна.
      – Магазин принадлежит ему?
      – Он его финансирует. Мы же не развелись окончательно.
      – Вы говорите, он обиделся?
      – У меня сложилось такое впечатление. Мой поступок заставил его задаться вопросом, а каков он как мужчина? То есть он любил меня, женился на мне, а я вот дала такую реакцию.
      – Но ведь и он не считал ваши сексуальные отношения удовлетворительными?
      – Он подладился под них. Не стал выкидывать меня на улицу. Может, лучше бы он так и сделал. Вместо этого он старался помочь.
      – Вы видитесь друг с другом?
      – Случается. Бостон – маленький город. Все все знают. В том числе и о сексуальных пристрастиях друг друга.
      – Эй, Марша! – воскликнул Флетч. – А вы что об этом думаете?
      Люси в ожидании воззрилась на нее. Черные глаза блеснули. Марша чуть качнула головой, не произнеся ни слова.
      Флетч закрыл блокнот, убрал его в карман.
      – Еще раз извиняюсь за то, что заявился к вам в воскресенье утром. Я несколько раз звонил вам во вторник. Вечером. Вас не было дома? Никто не брал трубку.
      – Во вторник? – Люси наморщила лоб. – А, во вторник. Я была в Чикаго, закупала товары для магазина. Собиралась вернуться во вторник днем, но самолет опоздал. Я прилетела в девять вечера. Но ты была дома, не так ли, Марша?
      – Да.
      – Я скоро собираюсь в Чикаго. Рейсом какой авиакомпании вы летели? «Пан-Америкэн»?
      – Нет, «Транс Уорлд Эйрлайнс».
      – Так удобнее?
      – По расписанию время прибытия – пять часов, но мы прилетели в половине восьмого. Туман.
      – Люси, большое вам спасибо. Вы сохраните фамилию Коннорс?
      – Скорее всего, нет. Верну себе девичью фамилию. Хислоп. Чтобы не бросать тень на Барта.
      – Во вторник вечером вы сюда не звонили, – подала голос Марша, пристально глядя на Флетча.
      – Я пытался, – возразил тот. – Должно быть, чтото случилось с линией.
      Глаза Марши проводили Флетча до двери. Люси последовала за ним.
      – Вы упоминали об убийстве в квартире вашего мужа...
      – Оно не имеет никакого отношения к нашему разговору.
      – Я знаю. Просто любопытно. Все, что связано с убийством, всегда интересно.
      – Не для статьи?
      – Разумеется, нет. Так что там произошло?
      – В нашей прежней квартире убили девушку. После того, как Барт улетел в Италию. Он сдал квартиру какому-то прохиндею, который и обнаружил тело.
      – Вы полагаете, ее убил ваш муж?
      – Барт? Вы шутите. Насилие ему абсолютно не свойственно. Поверьте мне, я – то знаю. Если бы он собирался кого-то убить, то остановился бы на мне.
      – Полиция допрашивала вас?
      – С какой стати?
      С дивана, через всю комнату, Марша всматривалась в лицо Флетча.
      – У вас, наверное, есть ключ от квартиры?
      – Должен быть. Где-то валяется.
      – Интересно, – Флетч поощряюще кивнул.
      – Полиция, должно быть, не знает, где меня найти. Здесь все на фамилию Марши. И вы бы меня не нашли, если бы Барт не дал вам телефона.
      – Совершенно верно.
      – Я удивлена, что вам удалось разговорить Барта. Видать, вы и его подвели к мысли, что такое возможно и с другими людьми.
      – Ваш муж – очень своеобразный человек.
      – Как вы с ним встретились?
      – Он консультировал моего редактора по каким-то юридическим вопросам. Мы втроем встретились в Монреале. Во вторник вечером.
      Марша застыла. В ее глазах мелькнул страх.
      – Когда мы увидим вашу статью? – спросила Люси.
      – Через несколько недель, – Флетч открыл дверь. Я пошлю ее вам. Если напишу.

      Когда Флетч вернулся в квартиру, графини уже не было. Она оставила записку, что отбыла к мессе.
      Вскоре загудел звонок домофона.
      – Кто там? – спросил Флетч в микрофон.
      – Робинсон.
      Ничего общего с голосом графини.
      – Кто?
      – Клей Робинсон. Впустите меня.
      Флетч никогда не слышал ни о каком Клее Робинсоне.
      Но нажал на кнопку, открывающую дверь в подъезд. Распахнул дверь квартиры, постоял, ожидая, пока поднимется лифт.
      Из кабины вышел мужчина лет двадцати пяти, с вьющимися волосами. Опухшее лицо, налитые кровью глаза, потрескавшиеся губы. Захлопнув дверь лифта, он тут же сунул руки в карманы длинного плаща.
      – Флетчер?
      – Да.
      – Я собирался жениться на Рут Фрайер, – язык мужчины заплетался.
      Флетч выставил вперед левую ногу, ударил правой рукой. Аккурат по челюсти Робинсона.
      Тот рухнул, не вынимая рук из карманов. Флетч придавил его правым коленом, нащупал в правом кармане плаща пистолет, вытащил его, встал. Глянул на пистолет. Двадцать второго калибра. Робинсон не сопротивлялся.
      Какое-то время он приходил в себя. Взгляд его стал более осмысленным. Он сел, одной рукой упираясь в пол, второй осторожно коснулся челюсти.