— А потом, с прахом Тома, вы и Энид возвратились в Нью-Йорк?
На кухне засвистел вскипевший чайник.
— Да, — кивнула Франсина. — Отсюда Энид улетела в Калифорнию.
— А почему вы отправились в Швейцарию без детей?
— Без Тома и Та-та?
— Да.
— В тот момент Энид только начала обретать душевное равновесие. Ей не хотелось вновь бередить рану. Не забывайте, после смерти Тома прошло лишь шесть месяцев, — Франсина поднялась. — Позвольте принести вам кофе.
Когда она вернулась, Флетч сидел наклонившись вперед, уперев локти в колени. В отсутствии Франсины он прошелся по комнате. Ему показалось, что мозаика на столике у окна несколько изменилась, приняла более законченный вид. Прежде, чем вновь сесть на диван, он окинул взглядом крыши и светящиеся окна соседних домов. Франсина поставила перед ним чашечку кофе, а со своей уселась в кресло.
— Франсина, — Флетч помешал кофе ложечкой, — я думаю, что Энид убила вашего брата.
Франсина едва не вывернула кофе на себя.
— О Боже! — воскликнула она. — Что вы такое говорите?
— Я думаю, что ваша милая, неумеха-сноха весьма ловко обставила все так, что вы поверили в смерть брата в далекой Швейцарии.
Франсина шумно глотнула. Раз, другой.
— Знаете, Флетч, это уже чересчур. Нельзя так пугать людей.
— Извините. Но у меня есть доказательства.
— Убийства? — пронзительно вскрикнула Фраисина.
— Убийства, — кивнул Флетч. — Я не хотел представлять вам эти доказательства, прежде чем… не познакомился с вами поближе, пока не убедился…
— Не убедились в том, что это доказательства или в том, что я смогу их воспринять?
— Нет, насчет доказательств уверенность у меня полная.
— Хорошо, Флетчер, — Франсина выпрямилась в кресле, поставила блюдечко на колени. — Что это за доказательства?
— Зола, что заполняет урну, — не прах вашего брата.
— Не прах… — голос ее сорвался. — Не прах моего брата?
— Нет. К вашему брату она не имеет никакого отношения.
— Да как вы можете это утверждать?
— В субботу ночью, вернее, рано утром в воскресенье, я проник в дом Энид в Саутуорте и взял щепотку золы из металлической шкатулки или урны. Предыдущим днем Энид показала ее мне, заявив, что в ней покоится прах вашего брата.
— Вы проникли в дом моего брата?
— Дверь оставили незапертой. Мне сделали анализ золы.
— Вы украли прах моего брата? — вновь она шумно глотнула.
— В том-то и дело, что нет. То был не прах вашего брата. И вообще не прах. Просто зола.
— Что? Разве можно отличить прах одного человека от праха другого? В похоронном бюро могли перепутать урны. Так ли необходимо говорить нам об этом?
— В том-то и дело, Франсина, что в урне была не человеческая зола. Так что ни о какой путанице в похоронном бюро не может быть и речи. А вот ваша сестра утверждает, что прах человеческий. Как надо это понимать?
— Тогда чей же там прах?
— Ковра, — ответил Флетч. — Ковра из натуральной шерсти. Немного древесной золы, песок, продукт переработки нефти, скорее всего, керосин.
Франсина с такой силой шмякнула блюдечко о кофейный столик, что оно треснуло, а чашка перевернулась.
— С меня довольно!
— Франсина, вы только что сказали мне, что прилетели в Швейцарию вдвоем, а урну из похоронного бюро Энид забирала одна. Вы с ней не ходили. Она принесла урну в отель и сказала вам, что в ней прах Тома.
— Я это говорила?
— Так все было на самом деле или нет?
— Вы меня совсем запутали.
— Прах персидского ковра Энид привезла в Швейцарию из Соединенных Штатов.
Даже в полумраке гостиной Флетч заметил, как побледнела Франсина. Скрипичная музыка, все еще струящаяся из динамиков стереосистемы, резала слух.
— Послушайте, Франсина, — Флетч наклонился к ней. — Энид сказала вам, что ваш брат умер. Ее слова — единственное, полученное вами, доказательство его смерти. По ее настоянию вы не улетели в Швейцарию, получив это трагическое известие. Она убедила вас, что смерть Тома, преданная гласности, приведет к банкротству «Уэгнолл-Фиппс». Вы ждали шесть месяцев. Тела вашего брата вы не видели. Из того, что вы рассказали о вашей поездке в Швейцарию, следует, что вы не разговаривали ни с лечащим врачом Тома, ни с хозяином похоронного бюро. Посольство Соединенных Штатов в Швейцарии утверждает, что ни один американский гражданин, с именем Томас и фамилией Бредли не умирал в Швейцарии в последнее время. Прах в урне, что красуется на каминной доске в доме вашего брата, никоим образом с ним не связан.
Флетч ждал. Франсина молчала. Тогда он взял ее за Руку.
— Послушайте, Франсина, этот брак не был счастливым. Я разговаривал с их соседом в Саутуорте. Он не походил на сплетника, но знал достаточно много. Он сказал, что из дома вашего брата по ночам часто доносились крики Энид, хлопание дверей, звон бьющейся посуды. Причем случалось это не время от времени, но постоянно. А когда родители начинали скандалить, дети предпочитали садиться в машины и уезжать из дома.
— Это невозможно.
— Я даже не знаю, был ли ваш брат тяжело болен. Может, вы знаете?
— Был.
— Энид могла придти к выводу, что прекрасно без него обойдется, тем более, что вы никогда не откажите в деловом совете.
— Вы думаете, что Энид убила Тома, — в глазах Франсины стоял ужас. Она отдернула руку.
— Скажите мне, как иначе истолковать приведенные мной факты?
— Нечего их толковать, — Франсина встала, пересекла гостиную, открыла дверь стенного шкафчика и нажала клавишу. Музыку, как отрезало. Затем изменила положение реостата, и лампы торшера ярко вспыхнули.
— Я думаю, что сыта по горло вашими инсинуациями, Ирвин Флетчер.
— Инсинуациями?
Стоя у торшера, в смявшемся платье, со встрепанными волосами, Франсина впервые показалась Флетчу маленькой, легко ранимой.
— Вы оскорбили меня и Энид. Безо всякой на то причины.
— А мне думается, что представленные мной доказательства — куда более веская причина.
— Никакие это не доказательства, Флетчер. Вы лишь стараетесь спасти свою работу. Это же ясно, как божий день. Я не уверена, что вы все выдумали сами, но в том, что вы подтасовываете факты, сомнений у меня нет. Если вы, не понимаете этого сейчас, то поймете, дожив до моих лет. Да, какие-то несуразности есть, но ваше толкование далеко от истины. Служебные записки датировались не тем числом или ошибочно подписывались не теми инициалами, чиновники затеряли запись о смерти…
— Ковровая зола в похоронной урне?
— О Боже! Да, мы полетели в Швейцарию через шесть месяцев после смерти Тома! Мало ли куда мог задеваться его прах в тамошнем похоронном бюро? Они же не думали, что вы отправите прах, который они передали Энид, на анализ.
— Подозреваю, они насыпали бы в урну человеческий прах, благо в крематории его хватает, если уж источник подмены — похоронное бюро. У каждого есть профессиональная гордость. Профессионал никогда не стал бы жечь персидский ковер, чтобы наполнить урну золой.
Франсина повернулась к нему боком.
— Флетчер, с меня довольно. Во всяком случае, на сегодня. Я понимаю, какой-то инцидент, имевший место в компании моего брата, привел к тому, что вы потеряли работу, а Чарлз Блейн наговорил вам всяких глупостей. Я пыталась идти вам навстречу, отвечала на все ваши вопросы, — хотя Франсина стояла спиной к торшеру, Флетч видел, что она плачет. — И я ценю ваше участие в судьбе Тома-младшего и Та-та. Я верю, что в отношении их вы сказали правду. Но когда вы начинаете утверждать, что Энид убила Тома! Подобной галиматьи мне еще слышать не доводилось. Это уж слишком… Это безумие!
Флетч поднялся, подхватил пиджак.
— Вы хоть обдумаете мои слова?
Она посмотрела на него, мокрыми от слез глазами.
— Как по-вашему, могу я теперь думать о чем-то еще?
— И все-таки, обдумайте. Вы недооценивали другую женщину, Франсина. А напрасно.
Она открыла дверь.
— Спокойной ночи, Флетчер, — в покрасневших глазах стояла мольба. — Есть ли смысл просить вас уйти и более нас не беспокоить?
Флетч поцеловал Франсину в щеку.
— Спокойной ночи, Франсина. Благодарю за обед.
Глава 32
— Доброе утро, Мокси. Я тебя разбудил?
— Конечно, разбудил. Кто это?
— Твой лендлорд. Твой банкир.
— Слушай, Флетч, сегодня же суббота. На репетицию мне только к двум часам.
— По калифорнийскому времени или по нью-йоркскому?
— Ты все еще в Нью-Йорке?
— Да, и через несколько минут улетаю в Техас.
— А зачем тебя понесло в Техас?
— Я ищу покойника, дорогая. И пока безо всякого результата.
— Томас Бредли умер и прячется в Нью-Йорке?
— Похоже, что нет. Несмотря на все мои усилия, его сестра не показала мне своего братца или хотя бы то, что от него осталось.
— А что она сказала?
— Мой рассказ вроде бы очень ее расстроил. Дама она умная, хладнокровная, деятельная. И должна понимать, что рано или поздно я выложу все, что мне известно, властям. Я уверен, что она найдет своего брата… если это возможно.
— Слушай, Флетч, у меня идея. А может, Томас Бредли умер, независимо от твоей статьи в «Ньюс-Трибюн»? Такого ты не предполагаешь?
— Я начинаю верить своим гипотезам.
— О, нет.
— О, да.
— До сей поры, дорогой Флетч, твои гипотезы стоили не больше улыбки борцов перед началом схватки.
— Метод проб и ошибок, проб и ошибок.
— А что ты намерен найти в Техасе?
— Все, если ты спросишь коренного техасца. Там корни семейства Бредли.
— И что из этого, — сказала она, более всего желая перевернуться на другой бок и снова заснуть.
— Если ищешь человека, живого или мертвого, надо начитать с его родного дома.
— Только не в наши дни. Домов теперь нет, есть места, где мы живем. И главное в том, Флетч, что конкретного плана действий у тебя нет.
— Ты права.
— Ты бьешь наугад.
— Абсолютно верно.
— Ты мотаешься из Мексики в Нью-Йорк, оттуда — в Техас и еще бог знает куда только потому, что в восхищении собой не можешь поверить в совершенную глупость, суть которой — публичное цитирование покойника.
— Твой монолог, Мокси, меня не вдохновляет.
— На это я и рассчитывала. И ты не мотался бы по стране, если б не получил наследство от некоего Джеймса Сейнта Э. Крэндолла и, позволь добавить, мое разрешение на его использование.
— И это правда.
— Как же я сглупила.
— Надеюсь, ты в этом раскаиваешься.
— Я не раскаиваюсь. В постели одной холодно. Это совсем другое чувство.
— Тебе следовало бы быть рядом со мной, в теплом номере нью-йоркского отеля. Тут центральное отопление, везде зеркала.
— Я рада, что тебе хорошо отдыхается. Кстати, ты потерял и другую работу.
— У меня ее не было.
— Была. Или ты забыл? Главная роль в пьесе «В любви».
— Я потерял и эту работу? О, горе мне! Горе!
— Сэма выгнали. Eго заменил Рик Кесуэлл. Такой красавец.
— Я очень рад.
— Он прекрасно сложен, с длинными ресницами, знаешь ли.
— Не знаю.
— И очень пластичен.
— И с ляжками у него все в порядке?
— Что? Да, конечно. Он прилетел из Небраски. Настоящий красавец.
— Кажется, ты это уже говорила.
— Правда? Извини. Он — красавец.
— О-хо-хо.
— Правда.
— Я тебя понял. Послушай, Мокси…
— Можно мне еще немного поспать? Я думала, что-звонит твоя бывшая жена, потому и взяла трубку. Так хотелось в очередной раз наврать ей с три короба.
— Не хочешь ли ты поработать для меня лопатой?
— Ради этого Бредли?
— Я понимаю, ты мне не веришь. И хочешь списать все на мои некомпетентность и глупость…
— У меня практически нет времени, Флетч. Премьера через…
— Мне нужно от тебя совсем немного.
— Все, что угодно, дорогой. Приказывай, мой лендлорд и банкир.
— Не могла бы ты подобрать команду, сойдут и артисты из театра, чтобы перекопать огород Энид Бредли? С девяти утра до пяти дня она обычно на работе.
— Что?
— Можешь сказать им, что ты ищешь клад.
— Как это, перекопать?
— Если взять с собой не одну, а несколько лопат, вы легко управитесь за восемь часов.
— Ты хочешь, чтобы мы помогли Энид Бредли вскопать огород?
— Нет, нет. Ты не поняла. Я кое-что ищу.
— Что именно?
— То, что и всегда: Томаса Бредли.
— Флетч, ты шутишь?
— Я думаю, что Энид Бредли закопала мужа на огороде.
— Флетч!
— Да.
— Ты совсем не думаешь.
— В каком смысле?
— Обнаружив Томаса Бредли под грядкой с салатом, ты докажешь, что он умер.
— Да, пожалуй, сомнений в этом не будет.
— А если будет доказано, что Томас Бредли умер, твоя карьера окончательно рухнет.
— Мне приходила в голову подобная мысль.
— Тогда почему же ты выпрыгиваешь из штанов в стремлении найти тело?
— Причин две. Первая, для удовлетворения собственного любопытства.
— Дорого же тебе обходится любопытство. Вторая причина не менее весома?
— Естественно, это же материал для блестящей статьи.
— Флетчер…
— Ты это сделаешь?
— Нет.
— Вам всем надо поразмяться. Особенно этому Рику. Подумай только, вы приведете в саду чудный день, помахаете лопатами.
— Рику физические упражнения ни к чему. Он…
— Я знаю.
— …прекрасен.
— Мокси, ты находишь самые глупейшие предлоги, лишь бы отвертеться от того, о чем тебя просят.
— Ты просто не можешь смириться с тем, что тебя уволили. Пора тебе забыть об этой истории.
— Я чувствую, здесь что-то, есть. Я же репортер. Покопайся в огороде, Мокси. Пожалуйста!
— Прощай, Флетч. Я засыпаю.
— Мокси..? Мокси..? Мокси..?
Глава 33
Такси остановилось у здания Бюро регистрации рождений и смертей Далласа. Водитель опустил стекло.
— Гранчестер-стрит, дом триста сорок девять, — назвал адрес Флетч.
— А зачем вам туда? — выражение лица водителя ясно говорило о том, что он невысоко ценит умственные способности пассажира. Ибо сам никогда не поехал бы по названному адресу.
— А почему бы мне не поехать туда?
— Кого-нибудь ищите?
— Можно сказать, что да.
— Никого вы там не найдете.
— Я уже начинаю свыкаться с этой мыслью.
— Я уверен, что там нет ничего, кроме большого котлована.
— Большого..?
— Хотя, этот дом, может, и уцелел. Какой номер?
— Триста сорок девять.
— Вполне возможно. По вам видно, что вы можете позволить себе поездку на такси.
Под одеждой Флетч обливался потом в сухом, жарком воздухе Техаса. Сев на заднее сидение и захлопнув дверцу, он услышал мерное гудение кондиционера. Водитель тронул машину с места и влился в транспортный поток. Он поднял стекло, отделяющее его от пассажира, и в салоне стало еще прохладнее.
— Там нет ничего, кроме большого котлована, — повторил он.
В понедельник, в девять утра, Флетч вошел в Бюро регистрации рождений и смертей в центре Далласа. Худенькая, седовласая женщина встретила его, как родного, и не только приняла его просьбу близко к сердцу, но налила кофе, сунула в руку пирожок и лишь после этого скрылась среди длинных полок. И вскоре возвратилась с толстой, покрытой пылью регистрационной книгой, испачкавшей ее белоснежную блузку. Она назвала дату рождения и место (городская больница Далласа) рождения Томаса Бредли, имена и фамилии родителей (Люси Джейн, урожденная Макнамара, и Джон Джозеф Бредли) и адрес их дома (349, Гранчестер-стрит).
— Говорю вам, там один большой котлован, так что потом не сердитесь, что я завез вас туда.
— Сердиться не буду, — заверил водителя Флетч.
— Если, конечно, вы не по строительной части.
— По какой части?
— Будь вы по строительной части, я бы ничего вам не сказал. Но на строителя вы не похожи.
— Это точно, — согласился Флетч.
Солнечный свет отражался от зеркал, окон домов, никелированных и хромированных бамперов. Водитель был в солнцезащитных очках.
Пот на теле Флетча начал замерзать. Он обхватил себя руками.
Старушка в Бюро регистрации рождений и смертей, таскала ему книгу за книгой. Он даже начал сомневаться, удастся ли ей отстирать блузку.
Водитель повернул направо, снова направо. Второй раз следуя указанному стрелкой направлению под табличкой «Гранчестер-стрит».
Вместо улицы они попали на огромную строительную площадку, протянувшуюся по обеим ее сторонами, отделенную проволочным забором. Бульдозер мирно дремал между мусорных холмов. Рабочих Флетч не заметил. В место домов и деревьев зиял глубокий котлован. Новые дома строить еще не начали.
— Реконструкция городских кварталов, — пояснил водитель. — Я же говорил вам — один котлован.
— Понятно. Все переехали.
— Никого тут нет, — подтвердил водитель. — Кого бы вы не искали.
— Похоже на то.
— Даже не у кого спросить.
— Сам вижу.
— В Далласе много строят, — добавил водитель.
— И вы этим гордитесь, не так ли?
Затем он назвал водителю адрес отеля, в котором провел ночь с воскресенья на понедельник.
— Франсина.
Он назвал секретарю свои имя и фамилию, без полной уверенности, что она захочет говорить с ним.
Вернувшись в отель, он принял душ, надел плавки, поплавал в бассейне. Теперь он сидел на кровати думая, в чем же выходить на улицу.
— Да, мистер Флетчер, то есть Флетч, — в голосе Франсины чувствовалась усталость.
— Появились новые мысли? — звонил Флетч по коду, не пользуясь услугами телефонистки, так что ни секретарь, ни Франсина не могли знать, что говорит он из Далласа.
— Насчет чего?
— Насчет того, о чем мы говорили в пятницу вечером.
— Я понимаю, что вы обижены, Флетч. Из-за путаницы, возникшей в «Уэгнолл-Фиппс», вы потеряли работу. Загублена ваша профессиональвая карьера. Я собираюсь поговорить с Энид о компенсации причиненного вам ущерба.
— Какой компенсации?
— Финансовой. Ошибся Чарлз Блейн или кто-то из его подчиненных или все дело в том, что мы с Энид решили сообщить о смерти Тома лишь через шесть месяцев после его кончины, результат один: поймали-то вас. И вина в этом частично лежит на нас, вернее, на «Уэгнолл-Фиппс». Вы пострадали из-за нас. Потому-то вас и посещают безумные идеи.
Она говорила так тихо, что Флетч с трудом разбирал слова, хотя изо всех сил прижимал трубку к уху.
— Я порекомендую Энид выплатить вам компенсацию. Скажем, полугодовое жалование. Сумму, достаточную для того, чтобы слетать на отдых в Европу и обдумать, как жить дальше.
— Как вы добры.
— Видите ли, я чувствую, что мы обязаны это сделать. Путаница возникла в результате того, что мы хотели укрепить авторитет Энид в компании, помочь ей примириться со смертью мужа. Но вы-то не должны за это страдать.
— Франсина, где выродились?
Ответила она после долгой паузы.
— Мой отец, как вы знаете, был инженером. Я родилась на стройке.
— Где именно?
— В Джуно, на Аляске.
— Флетч, почему вы не хотите, чтобы я поговорила об этом с Энид?
— Я вижу, что вы не удостоили вниманием представленные мною доказательства, Франсина.
— Как раз наоборот. И я нашла очень простые объяснения, на удивление очевидные. Только об одном я не смогу сказать Энид. Насчет того, что в швейцарском похоронном бюро ей насыпали в урну золу сгоревшего ковра. Это ужасно. Надеюсь, она не узнает об этом и от вас.
Флетч улыбнулся, разглядывая пальцы ног.
— Вы позволите мне еще раз заехать к вам? — спросил он.
— Конечно. В конце недели?
— Вечером в четверг?
— Договорились. Жду вас у себя. К тому времени я обо всем переговорю с Энид и буду знать ее мнение. Полагаю, она согласится со мной. Путешествие в Европу пойдет вам на пользу. Поможет вам восстановить душевное равновесие.
— Я буду у вас в четверг, — и Флетч положил трубку. Наклонился над чемоданом и достал свитер.
Глава 34
— Мокси?
— Флетч?
— Привет.
— Слушай, мы как раз репетируем последнюю сцену. И тут кто-то говорит, что мне звонят из Джуно, Аляска. Это же надо. В Джуно я никого не знаю.
— Ты знаешь меня.
— Ты в Джуно? На Аляске?
— Да.
— Ты, похоже, ничего не можешь сделать, как полагается. Летишь в Даллас, штат Техас, а приземляешься в Джуно, штат Аляска. Флетчерский стиль, ничего не скажешь. Линда рассказывала мне, как из редакции ты добирался домой через Гавайи. Но тогда, по крайней мере, ей скрашивал одиночество полный холодильник.
— Помолчи хоть минуту.
— А в Джуно тоже есть покойники, подписывающие текущие документы?
— В Далласе я был вчера.
— Эй, Флетч, между прочим, во время репетиции звонить нельзя. Что будет, если всех артистов начнут подзывать к телефону? Мы не доберемся до премьеры.
— Так почему ты подошла к телефону?
— Подумала, что звонит старина Фредди, требуя приезда Офелии. А может, ему понадобилась женщина с железными нервами, чтобы кидать в нее нож.
— Я хочу тебя кое о чем попросить.
— Что? Меня ждут на репетиции.
— Тебе приходилось сталкиваться с чем-то совершенно непонятным?
— Конечно. Со своим отцом.
— Я хотел сказать, с чем-то таким, что твое сознание отказывается воспринимать?
— Конечно. Моего отца.
— Я серьезно.
— Я тоже.
— Вопрос действительно серьезный, Мокси. Тебе приходилось доказывать то, что абсолютно невероятно?
— Нет. По-моему, нет.
— Если б ты оказалась в подобной ситуации, что бы ты сделала?
— К моим выводам надо подходить с большой осторожностью.
— Это я знаю.
— Наши мнения не всегда совпадают?
— Не всегда.
— Ладно, мне надо идти.
— У меня есть еще один вопрос.
— Что? Когда ты вернешься?
— Возможно, в пятницу вечером.
— Так какой у тебя вопрос?
— Как Рик?
— О, он…
— Я знаю. До встречи, Мокси.
Глава 35
В четверг, еще до рассвета, Флетч стоял напротив дома Франсины Бредли в Нью-Йорке. Несмотря на теплую ночь, он был в плаще и шляпе. И в очках. Притаился он в нише у двери химчистки, закрытой в столь ранний час. Его удивляло щебетание птиц. Он полагал, что в Нью-Йорке их давно не осталось. В предрассветном сумраке их можно только слышать, но не видеть. Помимо птичьего щебетания он слышал и полицейские сирены. Последних желающий мог услышать в Нью-Йорке всегда, в любое время дня и ночи.
Без четверти шесть у дома Франсины остановилось такси. Она вышла из подъезда, в коротком плаще и высоких сапогах, и села в машину.
Такси уже проехало несколько кварталов, прежде чем Флетчу удалось поймать другую машину. Автомобилей было немного, а потому настигли они Франсину достаточно быстро. Флетч сказал водителю, что хочет догнать жену, забывшую бумажник.
Они пересекли Центральный парк и повернули на север.
Франсина вышла из машины на углу 89-й улицы.
Остановил машину и Флетч. Расплатился, медленно зашагал к углу. Поворачивая, он увидел, как Франсина нырнула в переулок посередине квартала.
Проходя мимо переулка, он бросил вдоль него короткий взгляд. Его ждал очередной нью-йоркский сюрприз: вымощенный брусчаткой двор и шесть стойл, в каждом из которых стояла лошадь. По углам двора лежали тюки сена. Три конюха занимались повседневными делами. Четвертый помогал Франсине сесть на серую в яблоках кобылу.
Флетч пошел дальше. Обернулся, услышав цокание подков по асфальту.
Франсина, верхом на лошади, выехала из переулка и направилась в парке. Плащ она оставила в конюшне.
Глава 36
— Привет, — поздоровалась она, открывая ему дверь квартиры 21М.
Флетч смотрел на грудь Франсины.
В подъезд он вошел в начале седьмого, и швейцар сказал, что его ждут. Открыл дверь лифта, добавив, что сам позвонит мисс Бредли, чтобы предупредить о прибытии Флетча.
— Привет.
Франсина заново подкрасилась. Надела жемчужное ожерелье, гармонирующее с серым вечерним платьем. Глубокий вырез обнажал значительную часть не очень больших, но упругих грудей Франсины. Исходя из размеров выреза, Флетч предположил, что Франсина гордится своей грудью и не стесняется выставить ее напоказ.
— Вы выглядите уставшим, — посочувствовала Франсина, закрывая за ним дверь. — Чтобы выдержать темп нью-йоркской жизни, апельсинового сока с овсянкой явно недостаточно.
— Я осматривал окраины, — ответил Флетч.
Она провела Флетча в гостиную и остановилась у бара. Флетч проследовал к окну, посмотрел вниз.
— Налить вам что-нибудь?
— Пока не надо.
— Тогда и я воздержусь. Франсина села на диван.
— Вы, похоже, действительно устали, — она поправила подушку. — И немного взволнованы.
— Нет, — ответил Флетч от окна. — Я не взволнован.
— Осмелюсь предположить, вам не терпится узнать о нашем решении.
— Каком решении?
— Я два или три раза говорила с Энид. Разумеется, я не рассказала ей о ваших безумных предположениях. Лишь сказала, что вы заглянули ко мне, очень расстроенный. Мы сходили в ресторан, я вас выслушала. И пришла к выводу, что вы потеряли работу, в основном, из-за нашего с ней решения никому не говорить о смерти Тома до тех пор, пока она, Энид, не освоится в «Уэгнолл-Фиппс». Хотя непосредственный виновник, разумеется, Чарлз Блейн, с его идиотскими фантазиями. Я даже сказала Энид, что теперь вас не возьмут ни в какую другую газету. Так оно и есть?
— В общих чертах, да.
— Она подтвердила, что вы заезжали в Саутуортскую школу и виделись с Робертой. Та выразила ей свое недовольство по поводу вашего визита. Насчет того, что вы были у Тома, она не знала. Я сказала, что вы заезжали к обоим, чтобы извиниться. Это так?
— В определенной степени.
— Энид в конце концов поняла, что вы вправе винить нас за происшедшее. И согласилась, что мы должны вам помочь. Материально.
На крыше дома на другой стороне улицы Флетч видел пожилых мужчину и женщину, сидевших на складных стульчиках под солнцезащитным зонтиком. На металлическом столике стоял шейкер с «мартини» и тарелка с крекерами и сыром. У ног мужчины лежала газета. Женщина что-то сказала, и мужчина рассмеялся.
— Разумеется, мы не знаем, сколько зарабатывает журналист, — продолжала Франсина. — Но подумали, что вам потребуется добрых полгода, чтобы вновь обрести вкус к жизни, найти новые интересы, новую профессию. Успокоиться и избавиться от этой навязчивой идеи. Возможно, путешествие очень вам поможет. Вы также можете использовать полученные от нас деньги на обучение в институте.
Франсина глубоко вдохнула.
— И я вам очень благодарна, что вы раскрыли мне глаза на Тома. Мы понятия не имели, что с ним происходит. Энид полетела в общежитие и выяснила, что вы сказали правду. Она нашла его в ванне, как вы и говорили. Лежал, наглотавшись таблеток, отключившись от реальности. Энид тут же переправила его в закрытую клинику. Специалисты помогут ему избавиться от вредной привычки. На это потребуется время, но с ним все будет в порядке. Так что за Тома мы у вас в неоплатном долгу, Флетч. И чисто по-человечески…
Франсина не договорила. На крыше напротив мужчина налил женщине «мартини».
— Короче, мы с Энид решили загладить свою вину и выдать вам полугодовое жалование, — радостно возвестила Франсина. — Мы проведем выплату через «Уэгнолл-Фиппс», так что на нашем благосостоянии эти расходы не отразятся. Делайте с этими деньгами, что хотите, поезжайте, куда хотите. Дайте себе шанс начать новую жизнь.
— Нет.
— Что?
Флетч по-прежнему смотрел в окно.
— Нет.
Франсина на мгновение даже потеряла дар речи.
— Послушайте, разве не за этим вы пришли сначала к Энид, а затем ко мне? Вы же чувствовали, что мы перед вами в долгу? Будьте честны с самим собой. Разве вы не надеялись, что мы вас поймем и поможем выкарабкаться из той ямы, в которую вы угодили?
— Нет.
— А что вам не нравится? Мы предложили недостаточную сумму? Вы же рассчитываете на нашу финансовую помощь, не так ли?
— Нет.
В комнате повисла гнетущая тишина. На улице начали сгущаться сумерки.
Флетч наблюдал, как пожилая пара сложила стульчики, собрала газету, шейкер, стаканы, тарелку с сыром и крекерами и ретировалась через люк.
Глава 37
— Наверное, Мелани ждет не дождется вашего перевоплощения.
Он повернулся достаточно быстро, чтобы увидеть ее дрогнувшие губы и мелькнувший в глазах испуг. Ибо секундой позже ее лицо выражало разве что тревогу за его психическое состояние.
— Что теперь у вас на уме?
— Мелани. Ваша лошадь. Ваша лошадь в Калифорнии. Ее же не продали.
— Что значит, моя лошадь?
— Я понятия не имею, как такое возможно, но вы — Том Бредли.
— Мой Бог! — ахнула Франсина. — Вы окончательно свихнулись.
Взгляд Флетча уперся в груди Франсины.
— Возможно.
— Сначала вы заявили, что Энид убила Тома, теперь говорите, что Том — это я, — она выдавила из себя смешок. — Похоже, за полгода вам не оклематься.
Флетч по-прежнему смотрел на Франсину.
— Должен признать, вы прекрасны.
— Энид не продала лошадь Тома, Мелани или как там вы ее назвали, потому что я — мой брат? Энид была занята, очень занята, знаете ли. Семейные дела, руководство крупной компанией. Да о лошади она и не вспоминала.
— Вы ездите верхом. Я видел это сегодня своими глазами. На восемьдесят девятой улице.
— Да, я обожаю ездить верхом. И мой брат любил ездить верхом. Разве это означает, что я — мой брат?
— В тот вечер, когда мы обедали, в прошлую пятницу, вы все время рассказывали длинные, не очень смешные, но скабрезные истории.