Глава 20

— Знаешь, Мокси, это уже чересчур, — возмущался режиссер в двубортном, из тонкой ткани, блейзере. — Если ты опаздываешь на вечеринку, можно ли ожидать, что ты будешь вовремя приходить на репетиции и спектакли?

— Нас задержал мост, — попытался защитить ее Флетч.

— Всех задерживает мост, — покивал режиссер. — Для того мосты и созданы.

— Нам пришлось задержаться на мосту, — поправила Флетча Мокси.

«Кэлоуквиэл», как и большинство театров, в период между спектаклями, являл собой нечто среднее между грязным складом и обедневшей церковью. На одной половине сцены лежал штабель досок. На второй стоял длинный стол с наполовину съеденными головками сыра и полупустыми бутылками. От сцены уходили вдаль ряды печальных, просиженных кресел, свидетели бессчетных слез и смеха, трагедий и комедий.

Когда Мокси и Флетч появились на сцене, остальные актеры и технический персонал впились в нее взглядами, профессионально оценивая, как она идет, как останавливается. Только режиссер поспешил ей навстречу.

— По крайней мере, ты жива, — подвел итог режиссер. — И ты здесь. Мы должны благодарить судьбу за ее маленькие подарки.

— И я выучила мою роль, — словно маленькая девочка, просюсюкала Мокси. — Пол, я думаю, это прекрасная пьеса.

— Насколько мне известно, автора ты увидишь только завтра, — ответил на это режиссер. — Он уже прилетел из Нью-Йорка, но заявил, что валится с ног от усталости. Я подозреваю, что сейчас он на телевидении. Пытается заполучить там работу, — режиссер, вскинув брови, повернулся к Флетчу. — Это тот парень, которого ты хотела мне показать?

— Это Флетч, — представила Флетча Мокси. — Ты же сказал по телефону, что не в восторге от Сэма…

Режиссер отступил на шаг, брови его все еще не спустились с середины лба, оглядел Флетча с головы до ног, потом с ног до головы, словно намеревался заказать ему костюм.

— Симпатичный мальчик. Естественный. Полагаю, ваши тела подходят друг другу.

— Подходят, — подтвердил Флетч.

— А нагота тебя не смущает? — спросил режиссер.

— Я таким родился.

— Но не на сцене. В отличие, к примеру, от Мокси. Как поживает драгоценный Фредди Муни, твой нестареющий папаша?

— По-прежнему не стареет.

— Но, клянусь Богом, разве он не моется? — режиссер вновь смотрел на Флетча. — Я понимаю, некоторых грязь возбуждает, но их не хватит, чтобы заполнить зал да еще при таких ценах на билеты.

— Я грязный? — спросил Флетч Мокси.

— Грязный, — подтвердила Мокси. — И потный.

— Клянусь, что приму душ осенью.

— По правде говоря, он фанат чистоты, — пояснила Мокси. — Но так уж вышло, что по пути в театр, он…

— Он что? — переспросил режиссер. — Прополз по городской свалке?

— Он спас жизнь женщине, — ответила Мокси. — Дело нелегкое, ему пришлось попотеть.

— А играть он может? — обеспокоился режиссер.

— Нет, — твердо ответил Флетч. — Абсолютно.

— Как приятно это слышать. Наконец-то, я услышал в Калифорнии новую для меня фразу: «Нет, я не могу играть». Если вы серьезно претендуете на главную мужскую роль в пьесе «В любви», мистер Флетч, или как там вас звать, вы должны знать, что вам придется появиться на сцене обнаженным не один раз, а два. И я прослежу, чтобы вы мылись перед каждым спектаклем. А уж потом делайте все, что хотите.

Флетч повернулся к Мокси.

— Мокси, дорогая, как все это понимать?

— Расскажи ему, какой ты великий актер, Флетч.

— Я вообще не умею играть.

— Чепуха, — отмахнулась Мокси. — Ты играешь всю жизнь.

— Никогда.

— Тебе нужна работа, Флетч.

— Только не такая.

— Будет очень забавно. Ты и я.

— Это будет ужасно.

— Все равно тебе больше нечем заняться.

— Чем заняться у меня как раз есть.

— Чем? Брать интервью у других покойников?

— Мокси!

— Как бы то ни было, — вмешался режиссер, — тебе надо познакомиться с Сэмом, Мокси. Твоим нынешним партнером. Скажи мне, что ты о нем думаешь. Эй, Сэм! — позвал режиссер.

Черноволосый, с широкими бровями молодой парень поднялся со штабеля досок и направился к ним.

— Обезьяна, — режиссер перешел на шепот. — Он ходит как подхвативший гонорею орангутанг. Массивные бедра. Нынешней аудитории они не по вкусу. Сэм, это Мокси Муни.

— Привет, — кивнул Сэм.

— Привет, — чуть улыбнулась Мокси.

— Почему бы вам не поприветствовать друг друга поцелуем? Вы будете работать вместе.

Оба, Мокси и Сэм, наклонились вперед, подставив щеку для поцелуя, ни один не хотел целовать сам. В конце концов, после некоторого замешательства, их губы едва коснулись друг друга.

— Вот так пишется театральная история, — саркастически прокомментировал режиссер.

— Я уверена, что мы отлично сработаемся, — вновь улыбнулась Мокси.

— Да, — согласился Сэм. — Я видел твоего отца в «Короле Лире». Слушай, в молодости он действительно работал в цирке метателем ножей?

Глаза Мокси превратились в щелочки.

— Сейчас полетят искры, — прокомментировал ее реакцию режиссер. — Мне надо спешить домой и занести этот факт в дневник. Для потомков.

— До встречи, — кивнул Сэм.

— В десять утра, — уточнил режиссер.

Сэм удалился за кулисы. Режиссер вздохнул.

— Так что ты думаешь? — спросил он Мокси.

— Я не думаю, — ответила та. — Я играю.

— По крайней мере, тебе хватает ума это понимать, дорогая. Как бы мне хотелось, чтобы и другие актеры не думали, что они могут думать, — режиссер повернулся к Флетчу. — Загляните к нам через пару деньков. Мне кажется, Сэм с этой ролью не справится. Не хочется выгонять кого-то за массивные бедра, но…

— Никогда, — отрезал Флетч.

— Ладно, он зайдет, — пообещала Мокси.

— Вдвоем вы отлично смотритесь. И смотрелись бы еще лучше, если б один из вас помылся. Из вас получится очень сексуальная пара.

— Извините, что заявился на вашу вечеринку с грязной физиономией, — пробормотал Флетч.

— У грязи есть свои достоинства, — признал режиссер. — Особенно, если использовать ее для выращивания тюльпанов.

— Мы можем идти, Мокси? — спросил ее Флетч.

— Мы только что пришли. Я не успела познакомиться с другими актерами.

— Мне надо принять душ.

— Ему действительно надо принять душ, Мокси. А с актерами познакомишься утром. Постарайся приехать к десяти часам. Опозданий я не потерплю, — режиссер указал на Флетча. — Отвези этого мальчика домой и хорошенько вымой его!

Глава 21

— Я оказала тебе услугу, — за вечер эту фразу Мокси повторила несколько раз.

Флетч не отреагировал.

— Флетчер?

Вопрос этот последовал после того, как они ублажили друг друга и теперь, умиротворенные, лежали на спине в темной комнате. Они приняли душ и поужинали сэндвичами с ореховым маслом, после того, как Флетч объяснил Мокси, что он не собирается становиться актером. Она терпеливо возразила, что попробовать стоит, потому что для этой роли он подходит куда больше, чем Сэм.

— Да, мадам?

— Где ты был этим утром?

— В какое время?

— Я проснулась в три часа. Не нашла тебя ни в кровати, ни в ванной, ни в квартире.

— Я уезжал. Надо было забраться в один дом.

— О господи, — вздохнула Мокси. — Ты говоришь столь убедительно, что я готова тебе поверить. И при этом утверждаешь, что ты не актер.

— Можешь не волноваться. Меня не застукали.

— Это хорошо, — Мокси потянулась, положила на Флетча руку и ногу. — Я оказала тебе услугу. Ценою в тысячу долларов. А может, и в двадцать четыре тысячи. Смотря с какой стороны посмотреть.

— Не понял тебя.

— Что ж тут непонятного? Я украла тысячу долларов. Из бумажника.

— Что? Что ты сделала?

— Это же логично, Флетч. Ты не тратишь эти деньги, хотя сидишь без гроша, потому что хочешь вернуть хозяину все двадцать пять тысяч. Так?

— Так.

— Так вот, теперь ты не можешь вернуть все двадцать пять тысяч. Потому что я взяла тысячу долларов. И сейчас самое логичное для тебя — потратить остальные двадцать четыре тысячи самому. Так?

— Ты серьезно?

— С деньгами не шутят.

— Извращенка.

— Что?

— У тебя извращенная логика.

— Отнюдь.

— Мокси, ты украла тысячу долларов, которые мне не принадлежат.

— Правильно. И тем самым дала тебе возможность потратить еще двадцать четыре тысячи.

— Это преступление. Ты преступница.

— Я — благоразумная, здравомыслящая дама.

— И что ты сделала с деньгами?

— Спрятала их.

— Где?

— Там, где тебе их не найти.

— Куда же ты их засунула?

— Тебе знать об этом не обязательно.

— И ты намереваешься потратить эти деньги?

— Если возникнет такая необходимость. Если я захочу купить какую-либо вещь стоимостью в тысячу долларов, я их потрачу.

— И на что ты готова потратить тысячу долларов?

— Пока не знаю. Наверное, что-нибудь придумаю. Я крала деньги не для того, чтобы их тратить.

— Разумеется, не для этого. Охотно тебе верю.

— У тебя такой тон, словно ты включил меня в список подозреваемых.

— Ты не подозреваемая. Ты — преступница.

— Флетчер, представь себе, что ты потерял двадцать пять тысяч долларов. Неужели ты думаешь, что кто-то будет гоняться за тобой по всей стране, чтобы вернуть эти деньги?

— Я на это надеюсь.

— Тогда ты тронувшийся умом идеалист. Совсем как Икар.

— Какой Икар?

— Тот самый, что полетел к солнцу на восковых крыльях.

— Восковых?

— Ну да. Он скрепил перышки плавящимся воском.

— А, тот самый Икар.

— Вот-вот. Полоумный Икар.

— Мокси, есть такое понятие, как моральный кодекс. На нем зиждется цивилизация.

— A y меня создалось впечатление, что ни Френк Джефф, ни твоя газета и слыхом не слыхивали о этом кодексе.

— Отнюдь. Там ситуация совершенно иная. Я, похоже, напортачил, и они меня уволили. Это вполне естественно.

— Тебе соврал кто-то из сотрудников «Уэгнолл-Фиппс».

— Чарлз Блейн. И Энид Бредли по существу признала, что она у меня в долгу. Предложила мне деньги, чтобы возместить урон, нанесенный мне по милости «Уэгнолл-Фиппс».

— Ты взял деньги?

— Нет.

— Скорее, она предлагала деньги, чтобы отделаться от тебя.

— И я того же мнения.

— Между прочим, в моральном кодексе так и написано: кто-то теряет, кто-то находит.

— И где это написано.

— Страница тридцать восьмая. Статья семьдесят четвертая.

— Так то моральный кодекс для юных читателей. От четырех до семи лет.

— Перестань, Флетч.

— Мокси, что я буду делать, если найду этого человека, Джеймса Сейнта Э. Крэндолла, и у меня не окажется двадцати пяти тысяч долларов?

— В том-то и дело, Флетч, что теперь, благодаря мне у тебя есть веская причина более не искать Джеймса Сейнта Э. Крэндолла. Неужели ты до сих пор этого не понял? Ты у нас такой тугодум.

— Ты — преступница. Ты украла тысячу долларов.

— Я оказала тебе услугу.

— Довольно с меня твоих услуг. В семь часов ты оказала мне услугу, попытавшись определить меня в стриптизеры. В одиннадцать ты осчастливила меня еще одной услугой, украв у меня тысячу долларов. Какова будет следующая? Ты наградишь меня коклюшем?

— Я об этом подумаю.

— О, Господи!

— Ты тоже подумай.

— О чем?

— О тех услугах, что я оказываю тебе. Утром настроение у тебя улучшится. Ты проснешься и поймешь, что у тебя есть двадцать четыре тысячи долларов, которые ты волен потратить. Ты так богат, что даже можешь позволить себе поработать в театре.

— Спокойной ночи, дорогая.

— Спокойной ночи, милый. Сладких тебе снов.

Глава 22

Флетч открыл дверь в коридор и оказался лицом к лицу с собственной физиономией, грязной и потной, смотревшей на него с первой страницы «Ньюс-Трибюн».

— О, только не это!

Аршинный заголовок над фотографией гласил:

В полотенце, обернутом вокруг бедер, он наклонился, поднял газету, закрыл дверь и, прошествовав в гостиную, уселся на диван.

«Наблюдательный водитель автомобиля, готовый, рискуя собственной жизнью, спасти жизнь другого человека, прошлым вечером, после наступления темноты вылез на силовую балку моста на Гилден-стрит и уговорил женщину средних лет отказаться от попытки броситься в реку».

— В этой жизни мы все в одном автомобиле, — прокомментировал свой поступок двадцатичетырехлетний Ирвин Морис Флетчер.

«До прошлой пятницы Флетчер был корреспондентом „Ньюс-Трибюн“.

Флетчер сказал, что въезжая на мост, он случайно заметил полощущуюся на ветру юбку потенциальной самоубийцы…»

Зазвонил телефон. Не отрываясь от статьи, Флетчер взял трубку.

— Слушаю.

— Флетч? Это Джейн. Френк хочет поговорить с тобой?

— Какой Френк?

— Привет, Флетч! — для понедельника голос Френка Джеффа звучал очень уж бодро. — Ты попал на первую полосу.

— Не первый раз, высокоуважаемый господин главный редактор.

— «Ньюс-Трибюн» не пожалела на тебя места.

— Я как раз читаю вашу газету. Как мило с вашей стороны отметить уже в третьем абзаце, что на прошлой неделе вы меня уволили. Посодействовали, можно сказать, процветанию и благополучию Ирвина Мориса Флетчера.

— Поступили, как говнюки, не так ли?

— Полностью с вами согласен.

— Не могли не написать об этом. Для журналиста главное — честность.

— Но зачем писать об этом в самом начале?

— Да, тут ты прав, переборщили. Наверное, причина в том, что многие в редакции очень сердиты на тебя. Один наш маститый репортер полагает, что тебе не следовало отговаривать женщину от рокового прыжка, а вот потом взять у нее интервью. После того, как она бы утонула.

— Намек понял, Френк.

— Некоторые, сам видишь, признают только черный юмор.

— Передайте мне, что я не буду брать у них интервью после их смерти, если они не изменят своего отношения ко мне.

— Наверное, у тебя нет желания услышать заголовок, который они предлагали поместить над фотографией.

— Разумеется, нет.

— А может, выслушаешь.

— Не хочу.

— Но у тебя-то с чувством юмора всегда был полный порядок.

— Хорошо, Френк. Выкладывайте. Я еще завтракал, так что едва ли меня вывернет наизнанку.

— Заголовок предлагался следующий: «ГЕРОЙ МОСТА НА ГИЛДЕН-СТРИТ УВОЛЕН ИЗ ГАЗЕТЫ, КОТОРОЙ ВЫ ВЕРИТЕ».

— Для заголовка слишком длинно. А чего вы звоните, Френк? Хотели поздравить меня?

— Да нет же. Я всегда знал, что ты и испуганного котенка уговоришь спуститься с дерева. Не такой уж великий подвиг, уговорить женщину не прыгать с моста. Во всяком случае, для тебя.

— Так чем вызван ваш звонок.

— Наступил понедельник. И я в кабинете.

— И что?

— Ты сказал, что в понедельник я на работу не приду. Откушав стряпню Клары Сноу.

— У вас, оказывается, козлиный желудок, Френк. Насчет рогов я знал и раньше.

— У меня возникла интересная мысль, Флетч.

— Надеюсь, у вас не перегрелись мозги.

— Ты очень хорошо пишешь.

— Когда у меня есть такая возможность.

— Возможность у тебя есть. Я предоставляю ее тебе. Я думаю о большой статье. Так сказать, информация из первых рук.

— С названием «КАК Я УГОВОРИЛ ЖЕНЩИНУ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ САМОУБИЙСТВА» и подписью «И. М. ФЛЕТЧЕР»?

— Попал в самую «десятку».

— Нет, благодарю, Френк.

— Почему нет? Разве у тебя есть сегодня другие дела?

— Да, есть.

— Мы тебе заплатим. По ставке внештатного корреспондента.

Внештатники получали сущие гроши.

— Еще раз благодарю, Френк. Но я больше на вас не работаю, не забывайте об этом.

— Этот материал мог бы немного подправить твою репутацию.

— Популярность газеты могла бы возрасти.

— И это тоже.

— Знаете, Френк, вы неплохой главный редактор, хотя и похоронили статью о том, как брат пресс-секретаря губернатора продавал машины полиции штата.

— Знаешь, Флетч, а ты неплохой парень, хоть и берешь интервью у покойников.

— До встречи, Френк.

— До встречи, Флетч.

Войдя в гостиную Мокси взяла газету, посмотрела на заголовок, фотографию Флетча, прочитала первые строчки.

— Тебе же не двадцать четыре года.

Сидевший на диване Флетч печально покачал головой.

— Теперь ты сама убедилась, что написанному в газете верить нельзя, — он оглядел Мокси, одетую лишь в его старую байковую рубашку. — Одевайся. Я отвезу тебя в театр.

— А где завтрак? — спросила Мокси.

— Там же, где и тысячедолларовый банкнот, который ты вчера украла из бумажника.

Мокси бросила на него сердитый взгляд.

— А где банкнот?

Флетч пожал плечами.

— Если бы я знал.

Глава 23

— Вы — управляющий банка? — спросил Флетч сухопарого мужчину в поношенном костюме, который сидел за большим столом по другую сторону перегородки, разделяющей зал.

— Совершенно верно, — управляющий тепло улыбнулся. — Чувствуется, что вы хотите взять ссуду на автомобиль. Мы как раз специализируемся на подобных ссудах.

— Нет, благодарю. Ссуду на автомобиль я уже взял, — Флетч помахал тысячедолларовым банкнотом, — Я хочу знать, настоящий он или фальшивый.

Управляющий знаком пригласил Флетча подойти к его столу, благо в перегородке имелась дверца. Взял банкнот обеими руками, потер пальцами, словно купец, щупающий сукно. Пристально рассмотрел, уделив особое внимание изображению Гровера Кливленда.[16]

— У вас есть основания сомневаться в подлинности банкнота? — спросил управляющий.

— Конечно. Раньше я таких не видел.

— Действительно, фотографии Гровера Кливленда встречаются в наше дни нечасто.

— Так вот он какой. А я думал, что это Карл Маркс.

Управляющий в ужасе отпрянул.

— Карл Маркс?

Флетч пожал плечами.

— Его фотографии тоже большая редкость.

Управляющий хохотнул.

— По-моему, банкнот подлинный.

Флетч вытащил из кармана второй банкнот.

— И этот тоже?

Второй банкнот управляющий осмотрел более тщательно.

— А где вы их взяли?

— Мой работодатель человек довольно-таки странный. Ненавидит выписывать чеки.

— Вам, должно быть, хорошо платят, — управляющий вгляделся в лицо Флетча. — Где-то я вас уже видел.

— Неужели?

— Ваш снимок. И совсем недавно.

— А, вы об этом. Я изображен на пятидолларовой купюре.[17]

— Может на плакате «Разыскивается»? — управляющий рассмеялся. — Как вам их разменять?

— На сотни, пятидесятки, двадцатки, десятки и пятерки.

Управляющий поднялся.

— То есть на купюры, которыми можно расплачиваться?

— Вот именно.

— Подождите минутку.

Пачка денег, которую принес управляющий, оказалась больше, чем ожидал Флетч. Он вновь пересчитал купюры, у Флетча на глазах.

— Благодарю, — Флетч с трудом рассовал деньги по карманам джинсов.

— Никак не могу вспомнить, где я видел вашу фотографию, — управляющий вновь всмотрелся в лицо Флетча. — А ведь видел совсем недавно. Буквально, этим утром.

— Вы любите комиксы? — спросил Флетч.

— Да, — кивнул управляющий. — Всегда просматриваю их в автобусе.

— Наверное, вы спутали меня с одним из персонажей.

— Когда будет готов костюм?

— Через десять дней.

— Не скоро.

— А когда он вам нужен?

— В среду.

— Сегодня у нас понедельник.

— Тогда в четверг утром.

— Мы постараемся вам помочь.

В очень дорогом магазине, торгующем товарами для мужчин, Флетч купил, помимо строгого синего костюма, рубашки, туфли, галстуки, кроссовки, шорты, рубашки спортивного покроя и чемодан.

— Собираетесь в отпуск? — спросил продавец.

— Да. Я хочу взять с собой все, кроме костюма.

— Конечно, мистер Флетчер. Как будете платить? По чеку?

— Я заплачу наличными, — Флетч достал из кармана смятые купюры.

— Очень хорошо, сэр. Я распоряжусь, чтобы все завернули.

— В этом нет нужды. Я положу все в чемодан.

— Как пожелаете.

Пока продавец подсчитывал общую сумму, Флетч запаковал чемодан. Потом расплатился, получил сдачу, убрал деньги в карман.

— Мистер Флетчер, — продавец смущенно запнулся. — Не согласитесь ли вы принять от магазина подарок?

— Подарок?

— Вчера вечером вы совершили такой благородный поступок… спасли женщину на мосту.

— Вы знаете об этом?

— Об этом все знают, — продавец не отрывал глаз от ковра. — Наша кассирша, в прошлом году, тоже едва не покончила с собой. Про это, конечно, мы никому не рассказываем…

— Значит, люди читают газеты.

— Мы гордимся тем, что вы — покупатель нашего магазина.

Только теперь Флетч заметил, что его обступили и другие продавцы.

Продавец протянул Флетчу коробку со щеткой для волос и расческой.

— Однако, — только выдохнул Флетч.

— Сделано в Англии, — пояснил продавец.

— Большое вам спасибо, — Флетч пожал продавцу руку. — Я очень тронут.

— Люди так редко помогают другим… — продавец зарделся от смущения.

— Еще раз благодарю.

С чемоданом в одной руке и подарком в другой, Флетч зашагал к выходу. Продавцы проводили его улыбками и аплодисментами.

— Не могу поверить, что вы хотите поехать в Сан-Орландо, — сильно накрашенная женщина в облегающем пиджаке покачала головой. Стены туристического бюро украшали плакаты с видами Акапулько, Афин, Ниццы, Неаполя, Эдинбурга, Амстердама, Рио-де-Жанейро. Флетч с радостью отправился бы в любой из вышеназванных городов.

— Я должен.

— Никто не должен ехать в Сан-Орландо, — телефонную трубку она держала у уха, ожидая информации из билетной кассы. — Вы знаете, где находится Сан-Орландо? Это же мексиканская глубинка. Вы будете добираться туда целую вечность. И курортную зону там только начали строить. Функционирует лишь один отель. Там жарко, пыльно… Да, да? — она записала все, что ей продиктовали по телефону. — Поездка туда — сущее мучение. Такими деньгами можно распорядиться и получше. Вот через несколько лет, когда строительство закончится… — наклонившись над конторкой, она рассказала Флетчу, как туда лететь, со сколькими пересадками и во что это обойдется.

— Отлично, — кивнул Флетч. — Закажите билеты на одного?

— На одного? — ужаснулась женщина.

— Да, — подтвердил Флетч.

— О Боже, неужели так плохо быть героем? — она присела за маленький столик, что стоял за конторкой. — На какой день заказывать билет из Сан-Орландо?

— На среду.

— На среду? Сегодня же понедельник.

— Надо получить новый костюм. В четверг утром.

Женщина вставила бланк авиабилета в каретку пишущей машинки.

— Наверное, у каждого свое представление об отдыхе. Мне без разницы, если потом во всех бедах не винят туристическое бюро.

Глава 24

— Эй, Флетч, — воскликнул Олстон Чамберс, взяв трубку, — ты у нас опять безработный герой.

Флетч вернулся домой и удобно устроился на диване, поставив кружку с кофе аккурат на собственную физиономию, отпечатанную на первой странице «Ньюс-Трибюн». Мокси оставила газету на кофейном столике.

— Я начинаю склоняться к мысли, что это твое естественное состояние, — продолжал Олстон. — Героический безработный.

— Перестань издеваться, Олстон.

— Я бы не полез на этот кабель даже за миллион долларов. И за миллион с хвостиком. Особенно в темноте.

— Откровенно говоря, я и не собирался этого делать, Олстон. Сделал, и все.

— Видать, ты и подумать не успел, к чему может привести твое безрассудство.

— Не слишком ли рано я звоню? — часы на руке Флетча показывали половину третьего.

— Нет. Я связался с посольством США в Швейцарии перед уходом из дому, и они отзвонились мне перед самым полуднем. Правильно я продиктовал им фамилию: Боб-Рональд-Евгения-Дональд-Лорд-Ингрид? Томас Бредли?

— Абсолютно верно.

— Так вот, ни один американец, которого звали Томас Бредли, в Швейцарии не умирал.

— Никогда?

— Никогда.

— Томас Бредли никогда не умирал в Швейцарии? — Флетч восхищенно взглянул на свой новый чемодан, стоящий у двери. — А они знают о тех, кто умирает в частных клиниках?

— Они говорят, что да. Заверили меня, что у них отмечены все американцы, когда-либо закончившие свой жизненный путь в Швейцарии. Я склонен им поверить.

— А если этого парня кремировали?

— Я попросил их проверить все смерти и похороны. Как ты знаешь, у швейцарцев с бумагами всегда полный ажур. Тут они кому хочешь дадут сто очков вперед. Если этот человек и умер, то не в Швейцарии. Ты слышал дневной выпуск новостей? Мэр присвоил тебе звание Лучшего гражданина месяца.

— Месяц же еще не закончился. А что ты мне скажешь насчет золы, Олстон?

— О, да. Я передал образец в полицейскую лабораторию по дороге на работу. А с чего ты вообще дал мне эту золу?

— Каков результат анализа?

— Результат таков, что добрые господа в белых халатах позвонили, когда я вернулся с ленча и поинтересовались, а действительно ли «О-пи»[18] хочет знать химический состав этой золы. Я заверил этих господ, что у «О-пи» есть такое желание. Разумеется, не упомянув, что под «О-пи» я подразумевал олуха первостатейного по фамилии Флетч.

— Олстон…

— Ковер…

— Что?

— Ковер. Ты знаешь, такая вещь, которую стелют на пол. Это зола от сгоревшего шерстяного ковра очень высокого качества. Возможно, персидского.

— Ковер?

— Есть следы горючей жидкости, предположительно, керосина, древесная зола, немного земли и песка.

— Эти парни не ошибаются?

— Послушай, Флетч, эти парни — эксперты по пожарам. Они проводят анализы всего, что сгорело в этом штате. И уж золу от сгоревшего ковра видят не впервые. И теперь их разбирает любопытство, а каким поджогом мы занимаемся. Между прочим, Флетч, какой мы расследуем поджог?

— Понятия не имею.

— Мокси сожгла семейные реликвии, чтобы получить pоль в «Die Walkure»?[19]

— Что-то в этом роде.

— Флетч, Одри права?

— Возможно. Насчет чего?

— Ты расследуешь убийство?

— На текущий момент я этого не знаю.

— А что ты знаешь на текущий момент?

— На текущий момент… — Флетч на мгновение задумался, — я знаю, что Томас Бредли был ковром.

Глава 25

В лучах утреннего солнца ослепительно блестел белый песок пляжа Сан-Орландо. После ночи, проведенной в аэропортах, Флетчу приходилось щуриться. В отель он прибыл без четверти три утра, выяснил, что кормить его не будут, проспал три часа, проснулся от голода, поплавал в бассейне, пока в семь часов не открылся зал завтраков, съел бифштекс, яичницу с ветчиной, жареную картошку, затем пошел на пляж и снова заснул.

Дама в туристическом бюро его не обманула. Дорога оказалась ужасной. Ему пришлось добираться тремя рейсами, причем в залах ожидания он провел больше времени, чем в полете. Полностью соответствовала действительности и ее характеристика Сан-Орландо. Строительство шло полным ходом. До пляжа Флетчу пришлось добираться, лавируя между бетонными блоками. Вокруг ревели бульдозеры, грохотали отбойные молотки, визжали пилы. В воздухе стояло густое облако пыли. Сказала она правду и насчет жары.

Ближе к полудню, проснувшись, Флетч уселся за столик на двоих под навесом из пальмовых листьев и заказал в баре пиво. Если его и держали в холодильнике, то в выключенном. Пиво он выпил маленькими глотками и заказал «кока-колу». К сожалению, и безалкогольный напиток принесли теплым.

А перед самым полуднем он увидел Чарлза Блейна. В длинных шортах и желтой рубашке, в очках в тяжелой оправе и сандалиях на босу ногу, он вышел из отеля и направился к бару.