Глава 18

— Виски? Пиво? Травку?

Олстон Чамберс, сотрудник окружной прокуратуры в пять шагов пересек гостиную и выключил телевизор.

— Воскресный день, а ты сидишь перед телевизором и наливаешься пивом, — Флетч покачал головой. — Кто бы мог подумать, что ты дойдешь до такой жизни? Почему ты не ухаживаешь за дворцом? Не красишь, не забиваешь гвозди, не косишь лужайку, не поливаешь кусты?

Олстон искоса глянул на Флетча.

— Паршивый маленький домишко. Кому он нужен?

— Ты же платил за него свои деньги, приятель.

Диван, кресло, торшер, кофейный столик и старый телевизор «Зенит» практически не оставляли в гостиной свободного места. Была еще спальня и кухонька. Соседние дома находились на расстоянии вытянутой руки. В дворике без труда размещался контейнер для мусора.

— Я платил их не за дом, — горячо возразил Олстон. — За закладную. Дом этот я ненавижу. Но мне нужны налоговые льготы. Мне нужен кредит.[15] В нашем возрасте без него не обойтись. Тебе, кстати, тоже. Увидишь сам, как только начнешь. Мы все ждем этого торжественного момента. Пора уж тебе присоединиться к гонке, в которой участвует вся Америка.

Олстон Чамберс, несомненно, уже присоединился к этой гонке и, соответственно, расплата не заставила себя ждать. Теплым днем, в воскресенье, в длинных брюках и мокасинах, в рубашке, обтягивающей наметившийся живот, двадцатипятилетний парень сидел в гостиной, пил пиво и смотрел по телевизору бейсбол. В будние дни Олстон, получивший диплом юриста, с девяти до пяти пахал в окружной прокуратуре.

Флетч и Чамберс вместе служили в морской пехоте, с первого дня в тренировочном лагере до демобилизации.

— Я пытался, Олстон, честное слово, но у меня ничего не выходит. Стоит мне выйти на старт, как что-то случается. Прямо-таки, какой-то заговор.

— Ты платишь Линде алименты, как распорядился судья? Ведешь себя, как порядочный джентльмен?

— Нет, сэр.

— Другого я от тебя и не ожидал, — вздохнул Чамберс.

— Каждый месяц я сажусь за стол, чтобы выписать ей чек, Олстон, но я же должен заплатить за квартиру, воду, телефон, электричество. Плюс взнос за машину, продукты, так что…

— Линде ничего не остается. Я знаю. Сейчас я бы тоже смог платить алименты. Но ты, по крайней мере, можешь пользоваться кредитной карточкой.

— Нет у меня никаких кредитных карточек. Была одна, полученная в редакции, для текущих расходов, но в четверг я ее потерял.

— Как это, потерял?

— Точнее, потерял право ей пользоваться.

Олстон в изумлении уставился на Флетча.

— Ты потерял работу?

— Можно выразиться иначе. Я вновь обрел свободу.

Олстон хохотнул. Повернулся в сторону спальни и позвал жену.

— Одри! Пришел Флетч.

— Я уже надеваю платье, — отвечала она из спальни, но слышал ее Флетч очень отчетливо, словно находилась она в той же комнате, что и он.

— Специально для меня могла бы и не одеваться, Одри. Ты и без платья хороша.

— Я это знаю, Флетч, — она зашла в гостиную, обняла Флетча. — Но мы ведь в доме Олстона и не хотим смущать его, так? — она поцеловала Флетча в губы.

— Так.

— Так, — откликнулся Олстон. — Что-нибудь выпьешь? — спросил он жену.

И он взял с телевизора оловянную пивную кружку. Кружку эту Олстон купил в Токио, столице Японии, когда их подразделение вывели из района боевых действий на кратковременный отдых.

— Нет, благодарю, — Одри села на диван. Флетч плюхнулся в единственное кресло.

— Мокси заставляет меня идти вечером в ее театр. Будут угощать коктейлями.

— Мокси?, — Одри улыбнулась. — Мокси возвращается на сцену?

— Да. Похоже на то. Точно возвращается. Наткнулся на нее у лотка, где продавали булочки с сосиской. Она, как обычно, прикинулась, что впервые меня видит.

— Ну и Мокси, — рассмеялся Олстон.

— Вот-вот.

— Она повела себя так, будто никогда раньше тебя не видела? — рассмеялась и Одри.

— Именно так. Такая уж у нее манера.

— Мокси, Мокси, — пропел Олстон, разглядывая содержимое кружки.

— Может, мы действительно встретились первый раз в жизни, — Флетч насупился. — Мокси — это множество разных людей, знаете ли.

— И все они — женщины, — добавила Одри.

— Мокси — актриса, — продолжал Флетч, — и играет всегда, хочет она того или нет. Она входит в лифт и превращает стоящих в кабине в зрителей. Однажды, когда народу набилось больше, чем сельдей в бочку, она повернулась ко мне и сказала: «Правда, Джек, почему я забеременела, если ты говорил, что такого не случится, ты же мой брат и все такое. Почему ты говорил, что это невозможно, если на самом деле все было не так? Ты слышал, что сказал нам доктор — это неважно, брат ты мне или нет. Ты обманул меня, Джек».

— И что ты сделал, Флетч? — смеясь, спросила Одри.

— Знаешь, атмосфера в лифте мгновенно накалилась. Меня буквально испепелили взглядами. Я уж подумал, что живым мне не выйти.

— Так что ты сделал? — повторила вопрос Одри.

— Ответил: «Не уверен, что это был я, Стелла. Может, папаша расстарался».

Олстон так смеялся, что пиво выплеснулось из кружки ему на рубашку.

— А почему вы расстались в последний раз? — спросила Одри.

Флетч на мгновение задумался.

— Ее папаша, рыдая, позвонил из Мельбурна. Требовал, чтобы она летела в Австралию играть Офелию, а не то ему придется отменять турне. Она собрала вещи и пятнадцать минут спустя выскочила из дома.

— Я не помню, чтобы Мокси играла Офелию в Австралии, — заметила Одри.

— Она и не играла. Когда она прилетела, оказалось, что роль уже занята. Фредди даже не помнил, что звонил ей. «Как хорошо, что моя малышка прилетела на край земли повидаться с папочкой!» — приветствовал он ее. Старый мерзавец даже не оплатил ей дорогу хотя бы в один конец. Она шесть месяцев проработала на овечьем ранчо. Наслаждаясь каждой минутой. Говорит, что более счастливых дней она еще не знала.

— Так теперь она делает вид… — Одри запнулась. — Что вы раньше не встречались?

— Да. Притворяется, что видит меня впервые, но при этом по разговору чувствуется, что знает она меня давным-давно. Странное сочетание, знаете ли.

— Вы оба одного поля ягоды, — резюмировал Олстон.

— Вы оба чокнутые, — конкретизировала его мысль Одри. — Почему бы вам не пожениться? Я уверена, что лучшего мужа или, соответственно, жены, ни одному из вас не найти.

— Мокси никогда не выйдет замуж, — возразил Флетч. — Ей необходимо влюбляться в своего партнера по пьесе или фильму. И потом, она винит Фредди в том, что ее мать угодила в дурдом.

— Она опасается, что и ты благодаря ей окажешься в аналогичном заведении? — Олстон хмыкнул. — Как бы не так.

— Трахаться с ней — одно удовольствие. Никогда не знаешь, кто лежит с тобой в постели.

Олстон откашлялся.

— Наверное, вдвоем вам в спальне тесно.

Флетч вытащил из заднего кармана конверт.

— Я приехал, потому что хочу тебя кое о чем попросить.

— Сделаю все, что в моих силах.

— В этом конверте зола. Я хочу сделать ее химический анализ.

— Нет проблем, — Олстон взял конверт и сунул в карман своих брюк.

— Далее, позволяет твоя должность в прокуратуре позвонить в посольство Соединенных Штатов в Женеве?

— Никогда туда не звонил. Думаю, сначала позвоню, а потом узнаю, имею ли я на это право. Как принято в морской пехоте.

— Хорошо. Меня интересуют подробности смерти американского гражданина Томаса Бредли. Он умер год тому назад. То ли в больнице, то ли в специализированной частной клинике. Возможно, покончил с собой.

— Жителя Калифорнии?

— Да.

— Говоришь, год тому назад?

— Его вдова говорит, что в этом месяце исполнился ровно год. Здесь его смерть не афишировалась. По меньшей мере, шесть месяцев полностью скрывалась. У Бредли семейная компания. «Уэгнолл-Фиппс». Сейчас ее возглавляет его жена, но вскоре ее должна сменить его сестра. Надо сказать, все очень запутано.

— В каком смысле?

— К сожалению, пока я ничего не понимаю. Кроме одного — запутывали все сознательно.

— Самоубийство, — протянул Олстон. — Ты говорил, что возможно самоубийство. Разве этим все не объясняется?

— Боюсь, что нет.

— Ты бы изумился, сколь часто моя контора идет навстречу людям, пытающимся скрыть факт самоубийства. В этом, кстати, я полностью согласен с руководством. Я сочувствую этим беднягам.

— Олстон, мне кажется, Флетч подозревает убийство, — вставила Одри.

— Это так, Флетч?

— Подозрительная смерть. Вроде бы этот человек уже с год, как умер. Но у меня такое ощущение, что детям сказали об этом лишь через шесть месяцев. Соседям и президенту компании — через восемь. И у меня есть все основания полагать, что вице-президент и начальник финансового отдела узнал о смерти босса лишь в этот четверг.

— Будет нелишне заглянуть в реестр завещаний.

— А оно было?

— Конечно. Ему же принадлежала собственность на территории штата.

— Буду тебе очень признателен.

— На первый взгляд причина этой таинственности такова, — продолжил Олстон. — Кто-то пытается отложить, а то и вообще избежать, выплаты налога на наследство. Сколько ему было лет?

— Меньше пятидесяти.

— Смерть наступила неожиданно. Каково финансовое состояние его компании, как там ты ее назвал?

— «Уэгнолл-Фиппс». Не знаю.

— Подозреваю, тут-то и зарыта собака. Люди не собираются умирать молодыми. Он умер в Швейцарии. Полагаю, наследники пытаются этим воспользоваться, дабы привести оставшуюся собственность в надлежащее состояние и свести к минимуму налог, взимаемый государством.

— Я даже не думал об этом, — признался Флетч.

— Потому что ты не учился на юридическом факультете.

— Понятно. Не потому ли у меня нет ни закладной, ни кредитной карточки?

— Именно поэтому, — кивнул Олстон.

— Меня ждут все эти люди, которых зовут Мокси, — Флетч встал. — Могу я позвонить тебе завтра, Олстон?

— Конечно. Анализ я проведу по категории «Сверхсрочно». Разговор со Швейцарией закажу из дома. И, возможно, еще до полудня буду знать все, что тебя интересует. В отдел регистрации завещаний я позвоню, как только приду на службу.

Одри посмотрела на мужа.

— Разве тебе больше нечем заняться? Своих дел у тебя нет?

— Я все еще помню, как в прошлом Флетч раз или два бросал все, чтобы помочь мне, — ответил Олстон. — Наверное, я уже говорил тебе, Одри, что морской пехотинец я был неважнецкий.

— До свидания, Флетч, — Одри поцеловала Флетча в щеку. — Спасибо, что спас шкуру моего мужа.

— Какая к черту шкура, — отмахнулся Флетч. — Я спасал его чувство юмора.

Когда Флетч сел за руль, провожавший его Олстон наклонился к окошку.

— Флетч, у меня на банковском счету чуть больше пятисот долларов. Если тебе нужны деньги, только скажи.

— Фу! — скорчил гримаску Флетч. — Что есть деньги? Туалетная бумага. Кому они нужны?

Флетч завел мотор.

— Спасибо, Олстон. Завтра позвоню.

Глава 19

— Где тебя носило, — прошипела Мокси, забравшись в темноте на переднее сидение. — Даже Фредди Муни на столько не опаздывал.

— Можешь не показывать мне дорогу. Я знаю, где находится «Кэлоуквиэл».

— Никогда в жизни не встречался мне такой странный человек, как ты.

— Через мост, так?

Она даже не посмотрела, куда они едут.

— Святой боже! Я знакома с тобой три дня, и все это время ты лишь жалеешь себя. Какой я разнесчастный! Я потерял работу! За три дня ты не купил мне ни крошки еды.

— Апельсиновый сок. Я покупал апельсиновый сок.

— Мне пришлось открывать в магазине счет ради какого-то бифштекса. И бутылки вина. Пришлось притворяться, что я только переехала сюда, выйдя замуж за банковского служащегося.

— Это ты умеешь.

— «У тебя есть пятьдесят долларов… и у меня примерно столько же — до конца жизни», — передразнила она Флетча. — Ты уезжаешь из дома, чтобы носиться по округе в своем спортивном автомобиле, — она хлопнула рукой по приборному щитку «MG», — а я нахожу бумажник, выпавший из кармана твоих грязных джинсов, спрашиваю себя: «Что это?», раскрываю бумажник, и пред моими глазами, словно гора Эверест в пустыне Сахара, возникают двадцать пять тысяч долларов, наличными, банкнотами по одной тысяче каждый.

— Это не мои деньги, Мокси. Я тебе это говорил.

— А ты даже не мог купить нам ленч по кредитной карточке!

— Я тебе говорил. Деньги принадлежат Джеймсу Сейнту Э. Крэндоллу.

— Мелочевка!

— Двадцать пять тысяч долларов — мелочевка?

— Мистер Флетчер, позвольте указать вам, что любой, кто может позволить себе выронить двадцать пять тысяч долларов и даже не оглянуться, знает, где найти курицу, которая снесет ему очередное золотое яичко.

— Одно другого не касается.

— Вот, значит, почему ты проехал сто пятьдесят миль, добираясь до того Богом забытого городка?

— Урэмрада.

— Плевать мне, как он называется. Нет, вы только посмотрите на человека, который хочет отдать двадцать пять тысяч долларов, когда он сам голодает. Я тебя спрашиваю, ты в своем уме?

— Я не голодаю.

— Ты даже не сказал мне, что у тебя так много денег. Мы спали на пляже!

— И прекрасно провели ночь. А об этих деньгах я тебе говорил.

— Да. «Поэтому я взял двадцать пять тысяч долларов». Неужели все, что ты говоришь — шутка? Ты у нас шутник, Ирвин Флетчер?

Въехав на мост, Флетч заметил, что справа от него, примерно на середине моста, что-то вроде куска ткани полошится на ветру.

— Ты пилишь меня, словно жена. Мокси улыбнулась.

— Я надеялась, что ты так и скажешь. Я репетировала.

Флетч притормозил.

На ветру полоскалась юбка. Пониже ее Флетч заметил ногу, очень белую, над ней — руку.

Флетч нажал клавишу на приборном щитке, включив фонари-мигалки, предупреждающие водителей попутных машин, что остановившийся автомобиль неисправен, и как можно ближе прижался к правому парапету моста.

— Вылезай из кабины, Мокси, и встань у парапета. А лучше, залезь на него. Только не оставайся перед машиной.

— Мы останавливаемся на мосту?

— Поэтому я прошу тебя вылезти и отойти от машины. Ее могут ударить сзади.

— А что случилось?

— Я сейчас вернусь.

Флетч выскочил из кабины. Увидел, что одна из приближающихся к ним машин — такси. Встал на пути, размахивая руками. Такси, в визге тормозов, замерло.

— Подонок! Совсем оборзел? — проорал через окно водитель. — Сукин сын! У тебя что, крыша поехала?

Флетч наклонился к окну.

— У вас есть радиотелефон? Или рация?

— Да. Кто ты такой?

— Позвоните в полицию. Самоубийца.

— О, — водитель все понял и потянулся к висевшему под приборным щитком микрофону.

— Там, — Флетч махнул в сторону парапета, затем указал на свою машину. — Поставьте свой автомобиль за моим, ладно? У вас задние фонари побольше. И есть фонарь на крыше.

— Да, конечно, — кивнул водитель.

Такси медленно двинулось с места.

— А вы полезете туда.

— Постараюсь подобраться поближе и отговорить.

— И откуда берутся такие психи, — покачал головой водитель, имея в виду самоубийцу.

Флетч наблюдал, как такси подъехало и встало в затылок его машины. Замигали фонари над задним бампером. Фары освещали бледную Мокси.

Флетч поднялся на ограждающий парапет. С него спрыгнул на полку несущей тавровой балки. Внизу, далеко внизу, увидел темную гладь реки, какие-то огни. По обоим берегам светились окна домов. Цепочка фонарей выстроилась вдоль моста. Светила луна. Флетч решил, что вниз лучше не смотреть.

Вдоль моста тянулся толстый, как канализационная труба, кабель. Крепился он на массивных кронштейнах, отходящих от балки под прямым углом. Флетч одной ногой ступил на кронштейн. Дул легкий, едва заметный ветерок. Он посмотрел на женщину, стоящую на тросе, чуть впереди. Силы ветра хватало, чтобы раздувать ее юбку.

— Флетч? — раздался сзади голос Мокси. По интонации чувствовалось, что она хочет его о чем-то спросить.

Теперь обе его ноги стояли на кронштейне. Он покачивал руками, чтобы сохранить равновесие. Затем повалился вперед, схватился руками за кабель, потерся щекой о его оплетку.

— Флетч? — крикнула Мокси. — Я лучше закрою глаза.

Флетч подтянул себя к кабелю. Его желудок конвульсивно сжался, показывая, что текущая далеко внизу маслянистая вода едва ли придется ему по вкусу. Сгруппировавшись, Флетч перебросил одну ногу через кабель. На мгновение она осталась без опоры.

А потом он уже сидел на кабеле верхом, упираясь ногами в кронштейн по обе его стороны, крепко держась руками за оплетку. На мосту непрерывно гудели проезжающие автомобили, недовольные возникшей пробкой. Над парапетом виднелись силуэты Мокси и водителя такси.

Женщина стояла на кабеле в паре метров от него. В развивающейся юбке, в одной зеленой туфельке без каблука. Вторая, похоже, свалилась в реку. На ее полных, белых ногах темнели жгуты варикозных вен.

— Привет, — непринужденно поздоровался Флетч.

Женщина повернула голову. Два больших черных глаза уставились на него из темных, запавших глазниц. Белое лицо обрамляли густые черные волосы.

— Что вам нравится?

Она продолжала молча смотреть на него.

— Вы любите шоколад?

Она отвернулась от Флетча и что-то сказала, но слова отнесло ветром.

— Что? — переспросил Флетч. — Я вас не слышу.

Женщина повернулась к нему. Раздраженно бросила:

— А вы что любите? Скажите мне.

— Я люблю шоколад. Мне нравится смотреть на пташек, прыгающих по подстриженной травке. А вам нравится?

Вновь ее слова отнес ветер.

— А что еще вам нравится? Какая ваша любимая телевизионная передача? Кто из ведущих вам наиболее симпатичен?

Ответа не последовало.

— Майк Уоллес? Мерв Гриффин? А как насчет «По странам и континентам»? Смотрите или переключаетесь на другой канал?

Никакого ответа.

У Флетча пересохло в горле.

— А вы любите запах выпекающегося хлеба? Лучше, по-моему, ничего нет.

Женщина молча смотрела на него сверху вниз.

— Какие вы предпочитаете музыкальные инструменты? — не унимался Флетч. — Аккордеон? Скрипку? Гитару?

Никакого ответа.

— А знаете, что мне нравится? Я люблю смотреть на порванную газету, которую ветер тащит вдоль улицы. Я люблю слушать дождь, особенно сильный дождь, когда сам лежу в постели. Тявканье щенка. Щенки так забавно тявкают, не правда ли?

— Эй, парень, — обратилась к нему женщина.

— Да?

— Возьми меня за руку, а? Я сама не своя от страха.

— Я тоже, — признался Флетч.

Женщина наклонилась и едва не потеряла равновесия.

— Подождите, — остановил ее Флетч. — Сейчас мы что-нибудь придумаем.

Он не мог добраться до женщины, не сдвинув ноги с кронштейна.

— Вы сядьте. Прямо, где стоите. Медленно, осторожно. Медленно, осторожно, она села на кабель, лицом к мосту. Зеленая туфелька без каблука слетела с ее ноги.

— Возьми меня за руку, — повторила женщина. Флетч потянулся вперед, взял ее за руку.

— А теперь подождем полицию. Спокойно посидим и подождем полицию.