Глава 19

После обеда Флетч нашел Джеффри Маккензи в биллиардной. Тот играл сам с собой.

Пока Флетч выбирал кий, Джефф установил шары. Игра уже подходила к концу, когда Маккензи заговорил.

— Извините. За обедом я был не на высоте. Вел себя, как юная леди, не приглашенная на пикник.

— Не корите себя. Вы сказали лишь то, что считали необходимым.

— Но теперь вы, янки, будете думать Бог знает что о нас, осси.

— Наше отношение к вам не изменится. Мы вас любили и будем любить, — Флетч промазал, а Маккензи уложил два шара подряд.

— К тому же, вы отличные спортсмены, — Флетч опять ударил неудачно: шар остановился прямо перед лузой. — Но скажите мне, вы действительно думаете, что кто-то из «Джампинг коу продакшн» мог убить Питермана, или сказали это лишь для того, чтобы поддеть Коллера?

Маккензи воспользовался ошибкой Флетча и одним ударом положил в лузу два шара.

— Не знаю, — пробурчал австралиец. — Коллер был хорошим режиссером, пока не растратил свой талант на всякую ерунду. Теперь он готов снимать даже по плохому сценарию, лишь бы ему платили. Обидно, что он это понимает. А Питерман уж точно все портил. И получил по заслугам.

Увидев, что Флетч поставил кий на подставку, Маккензи продолжал играть сам, пока на зеленом сукне не остался один шар.

— Вы думаете, что Питерман сознательно губил фильм?

— Я не могу найти причины. Никому не нравится терять деньги, — Маккензи положил кий на стол. — Но, по моему разумению, едва ли кто мог причинить больше вреда, чем Питерман.

— Хотите выпить? — спросил Флетч. — Есть плохое американское пиво.

— Я привез с собой несколько сценариев. Пойду, поработаю над ними. Почему-то мне кажется, что сегодня Коллер не захочет общаться со мной.

Глава 20

Эдит Хоуэлл и Сай Коллер сидели во дворе. Каждый держал в руке большой бокал шотландского с содовой.

— Вы знаете, что Фредди опять куда-то ушел? — этим вопросом встретила Флетча Эдит Хоуэлл.

— В Ки-Уэст есть, где поразвлечься.

— Он — как кот. Думаешь, что он в доме, а его и след простыл.

— Ему нравится общаться с людьми. Вы за него тревожитесь?

— За Фредди? Упаси Бог. У него же миллионы.

Флетч-то полагал, что прогулки Фредди никоим образом не связаны с его богатством или бедностью, но не стал развивать эту тему.

— Долларов?

— Десятки миллионов. Это я знаю наверняка.

Флетч покачал головой.

— А я почему-то думал, что он разорен. И Мокси, насколько я знаю, придерживается того же мнения.

— Десятки миллионов, — повторила Эдит. — Я знаю, о чем говорю. У меня есть друзья, которые тесно знакомы с друзьями Фредди. Так что сведения верные. Его миллионы разбросаны по всему миру.

— Какая жалость, что вы не можете запустить свои жадные пальчики в его сокровищницу, Эдит, — хохотнул Коллер.

— Я пытаюсь, дорогой, пытаюсь. Вы же слышали, как он просил эпизодическую роль в фильме, который никто и не собирался снимать? Бедняжка. Он нуждается в уходе.

— Он свихнулся от беспробудного пьянства, — выставил диагноз Сай Коллер.

— А мне кажется, что общаться с ним интересно, — заметил Флетч.

— Потому что вы с ним никогда не общались, — отрезала Эдит. — Общение с Фредди все равно, что редкая болезнь. Интерес быстро остывает, а остается только боль.

Сай Коллер рассмеялся.

— Но ты, похоже, согласна терпеть эту боль. Ради миллионов.

— Лишь короткое время, дорогой. Все-таки печень Фредди сработана не из молибдена.

Глава 21

— Ну, что ж, дорогие мои, — Эдит Хоуэлл встала. — Не говорят только мертвые да спящие, — последние две минуты все действительно молчали. — А потому мне пора на боковую.

После того, как за ней закрылась дверь, Сай Коллер отпил из бокала.

— Нет ничего лучше, чем бокал виски перед сном.

— У вас был тяжелый день, — посочувствовал Флетч. — Сначала актер угрожал вам ножом. Потом обругал коллега.

— Такова режиссерская жизнь, — Сай Коллер рассмеялся. — Режиссер — что отец многочисленного потомства, причем дети его явно не в себе и постоянно теряют контакт с реальностью. За эту нелегкую ношу нам и платят, хотя и меньше, чем следовало бы.

— Полагаю, мне надо сказать вам, что полиции известно о вашей драке с Питерманом. Три года тому назад. У одного лос-анджелесского ресторана.

— Правда? А как вы об этом узнали?

— Из сегодняшнего разговора с Роз Начман. Вы помните, она руководит расследованием убийства Стива Питермана. Позвонила сама. Обвинила меня в том, что я умыкнул всех подозреваемых.

— И я в их числе? — Коллер потер подбородок. — Не может быть.

— Но почему?

— С какой стати мне лишать себя работы? После смерти Питермана продолжение съемок «Безумия летней ночи» — большой вопрос.

— То есть вы опасаетесь, что не сумеете закончить картину?

— Только Питерман и верил, что у этого фильма есть будущее.

— А вы?

— Честно говоря, нет. Питерман дал мне сценарий и велел снимать, не отступая от него ни на шаг.

— А сценарий Маккензи вы не читали?

— Нет. Питерман сказал, что это куча говна.

— Вы думаете, это так?

— Пожалуй, что нет. Но не мог же я просить показать мне сценарий Маккензи, а тем паче снимать по нему, ясно понимая, что он имеет полное право подать на Питермана в суд. Вы не шибко разбираетесь в наших делах, так?

— Совсем не разбираюсь.

— Представляете, каково нам делать карьеру, если каждые шесть месяцев приходится искать новую работу.

— И найти ее — самое трудное.

— Повторюсь, такова режиссерская жизнь. И актерская. Да и у всех остальных то же самое. Сплошная нервотрепка.

— А разве невозможно через какое-то время стать богатым и знаменитым? Чтобы выбирать самому?

— Такое случается редко. Зарабатываешь кучу денег, но тратишь полторы кучи. Это же непрерывная гонка. Надо держаться на гребне волны. Чем больше денег ты зарабатываешь, тем больше приходится их тратить для поддержания образа, так что вместо того, чтобы богатеть, обычно все глубже залезаешь в долги.

На деревьях у забора о чем-то сплетничали ночные птицы.

— Полиция полагает, что вы подрались из-за женщины.

— Неужели? Наверное, так записано в наших показаниях.

— Вы выволокли его из ресторана и едва не задушили на тротуаре.

— Да, — вздохнул Коллер. — Эту сцену я вспоминаю с удовольствием.

— Роскошная, видать, была женщина.

— Хотелось бы мне познакомиться с женщиной, ради которой я смог бы задушить человека, — Коллер закурил. — Если не ошибаюсь, вы хотели бы знать, почему я душил Стива Питермана?

— Из чистого любопытства, — подтвердил Флетч. — Вас возмутил телефонный счет за разговоры, которые он вел с вашего аппарата?

Коллер отпил виски.

— Хоть маленькая, да радость. Три года тому назад я его едва не задушил. И это полностью снимает с меня подозрения в убийстве.

Флетч ждал продолжения. В темноте светился лишь кончик сигареты Коллера.

— Я поймал его на подлоге. Мне это, мягко говоря, не понравилось. Я просто рассвирепел. Питерман был не первым, отрабатывающим эту схему. Да и в дальнейшем у него найдутся последователи. Но в данном случае дело касалось и меня. Он собирал деньги на съемки фильма, который никто и не собирался снимать. Каким-то образом у него в руках оказались несколько страниц текста, называемых киносценарием. История о латиноамериканском правителе, его дочери, священнике и революционере. Короче, дерьмо. Любой, кто хоть что-то понимал в кинобизнесе, сразу бы увидел, что никакой это не сценарий, а набор ничем не связанных диалогов с многочисленными «Здравствуйте» и «До свидания». Но он подсовывал эту пакость людям, не имеющим к кино ни малейшего отношения. Вы понимаете, докторам и сапожникам, вдовам и сиротам, которые мечтали о том, чтобы заработать кучу денег на кассовом фильме и искупаться в лучах славы, ожидающей тех, кто финансировал его съемку. Их обещали пригласить на премьеру в Нью-Йорке. А также на церемонию вручения «Оскаров», которыми должны были засыпать создателей фильма. А деньги он обещал отдать из авансов, полученных от прокатчиков.

— Но не предупреждал, что ничего не отдаст, если таковых не окажется?

— Естественно, нет. Еще он говорил, что снимать фильм будут в Сальвадоре. Даже показывал договоренность с посольством. Естественно, ничего он снимать и не собирался. Мы слышали о таком способе обогащения?

— Нет.

— Полагаю, он собрал полмиллиона долларов, которые осели в его карманах, — Коллер затушил сигарету. — Я возненавидел его по двум причинам. Во-первых, это история бросала тень на весь кинобизнес. В следующий раз собирать деньги может честный человек. А из-за таких вот мошенников и ему никто не поверит. А во-вторых, он прикрывался моим именем. Говорил этим людях, что режиссером фильма будет Сай Коллер. Он, мол, ведет переговоры, которые близки к успешному завершению.

— Врал?

— Я никогда не встречался с этим сукиным сыном. Мне рассказал об этом Сонни Филдз, — Коллер зажег новую сигарету. — И однажды вечером, выпив больше, чем следовало, я случайно столкнулся с Питерманом в одном из лос-анджелесских баров, схватил за воротник пальто, выволок на улицу и врезал в челюсть. Он упал. Я уселся на него и начал душить. Мне это понравилось. Шея у него была мягкая. Совсем без мускулов. Наверное, я бы его убил, если б мне не помешали.

— Почему Питерман не подал на вас в суд?

— Почему я не засадил его в тюрьму за подлог?

— Не знаю.

— Мы пришли к взаимоприемлемому соглашению. Питерман сказал, что деньги эти нужны ему для того, чтобы в будущем снять действительно стоящий фильм. Мои перспективы к тому времени выглядели отнюдь не радужными. Требовалось позаботиться о будущем… А потому…

— Что, потому?

— Я согласился стать режиссером того стоящего фильма. А полиции мы сказали, что подрались из-за женщины.

— Вы его шантажировали.

— Мы шантажировали друг друга. В кинобизнесе это обычное дело.

— А что случилось с собранными долларами?

— Они осели в карманах Питермана. Чтобы потом обратиться в его ботинки и меха его жены.

— Когда же на горизонте всплыл фильм «Безумие летней ночи», с Мокси Муни, делами которой ведал теперь Питерман, и Джерри Литтлфордом в главных ролях…

— А Толкотт Кросс нанял Джеффри Маккензи, я позвонил Стиву Питерману.

— Вы видели сценарий?

— Нет. Но предполагал, что он не так уж и хорош.

— Почему вы хотели стать режиссером заведомо плохого фильма?

— Ну… За три года я опустился так низко, что хватался уже и за соломинку. Вы меня понимаете?

— Каким образом еще одна неудача могла помочь вашей карьере?

— Доказала бы, что меня все еще нанимают. И к тому же, за работу я получил бы столь необходимые мне деньги. Вам известно, для чего они нужны?

— В самых общих чертах.

— Подведем итог. Пока Питерман был продюсером, Коллер оставался режиссером. Питерман мертв — Коллер мертв. Отсюда вывод: ваш покорный слуга — единственный, кто не мог убить Стивена Питермана. Возможно, эта история не делает мне чести, но лучшего алиби, пожалуй, не найти.

— Флетч? — раздался голос Мокси с балкона Голубого дома. — Ты здесь?

— Да, — он подошел поближе.

— Если ты собираешься изображать Ромео, я плюну тебе на голову, — предупредила Мокси.

— Жаль, что тебя не слышат твои поклонники, — отпарировал Флетч.

— Найди, пожалуйста, Фредди. Напрасно я нагрубила ему.

— Это точно.

— А вот в твоих комментариях я не нуждаюсь, — раздраженно бросила Мокси.

Глава 22

После долгой паузы в трубке послышался мужской голос: «Извините, но чиф Начман говорит, что не может подойти к телефону».

— Пожалуйста, передайте ей, что звонит Флетчер.

— Флетчер? — повторил мужчина.

— Он самый.

Вновь пауза, и наконец Роз Начман взяла трубку.

— Благодарю, чиф, что выкроили для меня минутку. Вижу, вы работаете допоздна.

— Кого-то из ваших гостей замучила совесть и он сознался?

— К сожалению, преступление куда как не простое.

— Это я понимаю.

— Впрочем, есть у меня одна версия. Позволите поделиться с вами?

— Валяйте.

— У Стива Питермана наверняка была машина. Скорее всего, взятая напрокат. Он все время мотался по дороге 41.

— Полагаю, вы правы.

— Неплохо бы узнать, где она сейчас. И сбил ли он на ней человека.

— Вы говорите о жене Маккензи? — Начман сразу поняла, к чему он клонит.

— Это всего лишь предположение. Проверить его не составит труда.

— Согласна.

— Вдруг что-то да прояснится.

— Будем надеяться.

— А с пленками ничего нового?

— Ничего.

— И на съемочной площадке эксперты ничего не нашли?

— Нет.

— Это тоже результат.

— Спокойной ночи, Ирвин. Я занята.

Глава 23

Около стойки бара «Грязный Гарри»[34] не было не души: все посетители столпились в углу внутреннего дворика.

Флетч купил банку пива и вышел во дворик.

Странная там собралась толпа. Туристы в ярких рубашках и шортах, какие можно купить только в большом городе, с покрасневшими от солнца руками и лицам. Жители Ки-Уэст, бледные, как скандинавы. Солнечные лучи они почитали врагом номер один, и прятались от них, перебегая из дома в дом или от дома к машине. Художники всех возрастов, с яркими, схватывающими любую мелочь глазами. Ковбои, затянутые в кожу и джинсы. Шлюхи с выкрашенными волосами, в широких юбках и полупрозрачных блузах. Каждый держал в руке то ли бокал, то ли кружку с пивом. В углу сидел объект всеобщего внимания — Фредерик Муни. Он говорил, ему внимали. С седыми волосами, с щетиной на щеках, с широким лицом и большими глазами, он как никто другой напоминал святого этих мест: Эрнеста Хемингуэя. Муни был Папой, слушатели — его детьми.

Флетч прислонился плечом к дверному косяку и прислушался, не забывая про пиво.

— …Не только слава, не только деньги, — говорил Муни. — Те, кто думает, что актеру достаточно уметь вылупить в изумлении глаза, — Муни вылупил в изумлении глаза, вызвав восторженные крики, — …отреагировать с задержкой на какое-то действие или слова, чтобы усилить комический эффект, — Муни отреагировал с задержкой, люди рассмеялись, — дрожать подбородком, — подбородок Муни задрожал, вызвав более громкий смех, — …плакать, — из глаз Муни покатились слезы, слушатели зааплодировали, — понятия не имеют, в чем заключается актерское мастерство, — виртуоз вытер щеки и продолжил. — Актер должен учиться мастерству. И мастерство его состоит не только в умении контролировать собственное лицо. Он должен уметь и расправить плечи, и поставить ногу, и все это в комплексе, потому что выражение его лица должно сочетаться и с осанкой, и с походкой, создавая цельный образ.

Наклонившись вперед, Муни взял со стада бутылку коньяка, поднес к губам, сделал добрый глоток.

— От разговоров сохнет горло, — он рыгнул и добродушно улыбнулся, вновь сорвав аплодисменты.

— Мастерство, способности, — продолжил Муни. — Барримор[35] однажды сказал, что предпочел бы прямые ноги умению играть. Разумеется, у Барримора и так были прямые ноги, — Муни подождал, пока стихнет смех. — Актер должен учиться двигаться. Вы, наверное, знаете, что люди в тогах и джинсах ходят по-разному. Или в средневековых рейтузах. Или в деловом костюме, при галстуке. Актер должен всему этому учиться. Даже если актер терпеть не может этой гадости… — Муни с пренебрежением указал на сигарету в руках женщины, — …он должен уметь обращаться с сигаретой лучше всякого наркомана. Сигарету, кстати, курят совсем не так, как сигару. Редко кому из актеров свойственна агрессивность. Я не слышал о драматических студиях, при которых есть тир. Однако, если актер берет в руки ружье и пистолет, он должен научиться держать его так, словно оружие — продолжение его руки. Чтобы у зрителей возникли нужные ассоциации: да, он знает, для чего нужен пистолет, и не замедлит воспользоваться им, если возникнет такая необходимость. Моя подготовка состояла не только в заучивании текстов Шекспира. Нет, я учился владеть мечом и сражаться им так, будто на карту ставилась моя жизнь. Учили меня и верховой езде. Джон Уэйн[36] как-то сказал, что нет разницы, по какой методике учиться, а вот останавливать лошадь на всем скаку надо уметь. Разумеется, Джон Уэйн мог остановить лошадь, — вновь слушатели рассмеялись. Оглядывая их, Муни заметил Флетча. Вроде бы и узнал, но продолжил лекцию. — Возможно, вам и не покажется это важным, вы только смотрите на экран и думаете, что можете судить об игре актера, не имея ни малейшего понятия, сколько он пролил пота, чтобы развлечь вас. Но актер должен научиться скакать на лошади и ездить на мотоцикле, пользоваться веревкой и лассо, пить из винного бурдюка, открывать бутылку шампанского, держать в руке скрипку и бить в челюсть с правой и с левой… в совершенстве.

Муни замолчал. Прошелся взглядом по гладкой поверхности стола, словно фермер, ищущий первые всходы. Не обнаружил их и погрустнел.

Поняв, что лекция закончена, слушатели начали задавать вопросы:

— Мистер Муни, вам нравилось играть с Элизабет Тейлор?

— Какую из своих ролей вы считаете самой лучшей?

— Правда ли, что вы принимали героин, когда играли пианиста в «Клавиатуре»?

Муни положил руки на стол, уронил на них голову.

— Не было этого. Не было. Все ложь.

Флетч протясяулся сквозь толпу.

— В какой картине мы вас теперь увидим?

— Все ложь.

— Вы думаете, что сможете скакать на лошади в теперешнем вашем состоянии?

Флетч подхватил дорожную сумку Муни. Тот поднял голову. Долго смотрел на Флетча.

— А, мистер Патереон.

— Пришел, чтобы помочь вам нести сумку.

— Как мило с вашей стороны, — он указал на бутылку, затем палец его описал широкую дугу, нацелившись на сумку. — Бутылку положите в сумку.

Флетч заткнул бутылку пробкой, положил бутылку в сумку.

— Вы заболели малярией, когда снимались в «Королеве джунглей»?

— Да, — поднимаясь, ответил Муни. — И я до сих пор не вылечился.

— У вас бывают приступы? Вы беспричинно потеете?

Пошатываясь, Муни двинулся к выходу. Флетч последовал за ним. В этот момент он ничем не напоминал великого актера, владеющего всеми тайнами мастерства.

Люди раздавались в стороны, пропуская его. Некоторые, протягивали руки, чтобы коснуться его рукава, плеча.

— Я хочу пожелать спокойной ночи собаке, — Муни остановился, повернулся к Флетчу.

— Собаке?

— Черной собаке.

Уже в баре Муни вновь застыл на месте.

— Я все-таки хочу попрощаться с собакой.

— Я не вижу тут собаки, мистер Муни.

— Большая черная собака. Зовут ее Император.

Флетч огляделся.

— Нет здесь никакой собаки.

— Она по другую сторону стойки.

— А может, пойдемте к двери? Так быстрее.

— Хорошо, — Муни ослепительно улыбнулся. — Я читал эту лекцию тысячу раз. Знаю ее наизусть, как и роль Ричарда Третьего. Разумеется, все это ерунда.

Выйдя на улицу, Муни обернулся, долго смотрел на бар.

— Чистое, хорошо освещенное место.

Глава 24

Зазвонил телефон, и Флетч, еще окончательно не проснувшись, спрыгнул с кровати и пересек комнату.

— Слушаю.

— Флетч? — Марти Саттерли уже мог выдавать информацию.

— Доброе утро, Марти, — Флетч сел на стул у телефонного столика. — Который нынче час в Нью-Йорке? За окном только забрезжил рассвет.

— Четверть шестого утра.

— Здесь, должно быть, столько же, — Мокси не лежала в его постели. Она решила провести ночь в гамаке на балконе. — Что-нибудь выяснили?

— Не так много, как могли, если бы нам не помешали. Час тому назад в контору Питермана заявилась полиция и потребовала все бухгалтерские книги со счетами мисс Муни. Нас же вежливо, но твердо попросили удалиться.

— Какие шустрики. Ты показал им разрешение Мокси?

— Разумеется. Я же не хотел, чтобы меня приняли за взломщика. Но их бумагу подписала более высокая инстанция.

— То есть их клочок бумаги побил твой?

— Их бумагу подписал судья. Мою — кинозвезда.

— Ты хочешь сказать мне, что все в порядке, и Мокси лишь приснился плохой сон?

— Фильм «Желтая орхидея». Это название тебе что-нибудь говорит?

— Нет.

— «В постели Рамона»?

— Нет.

— «Без двадцати двенадцать»?

— Тоже нет.

— «Безумие летней ночи»?

— Разумеется, говорит. В нем снимается Мокси.

— Его действительно снимают?

— Сейчас вроде бы нет. Но снимали.

— «Сад скульптур»?

— Нет.

— Их все финансирует компания «Джампинг коу продакшн».

— И что из этого?

— А единственный владелец этой «Прыгающей коровы» — мисс Мерилин Муни.

— Святая корова!

— А исполнительный директор и казначей — ныне покойный Стивен Питерман.

— Давай вернемся чуть назад Марти. «Джампинг коу продакшн» принадлежит Мокси?

— На все сто процентов.

— Боюсь, Мокси об этом понятия не имеет. Она говорит о «Джампинг коу» только в третьем лице. «Они», «их». Насколько я понимаю, она ждет, пока кто-то из «Джампинг коу» не примет решения продолжать съемки «Безумия летней ночи» или нет.

— Решение может принять только она.

— Однако!

— Ты, конечно, можешь говорить, что она ничего не знает, но ее подпись красуется во всех положенных местах. Заявка на регистрацию компании в штате Делавер[37], договоры о займах…

— Расскажи мне об этих договорах, Марти.

— Всего я тебе рассказать не могу. Помешала полиция. Мы лишь смогли узнать, что под эти фильмы занимались огромные суммы денег. Миллионы долларов. Доказательств, что фильмы эти существуют, хотя бы в форме сценариев, мы не нашли. За исключением «Безумия летней ночи». Однако этот фильм располагает на удивление скромным бюджетом. Деньги брались в швейцарских, колумбийских и боливийских банках. Часть займов использовалась, чтобы оплатить другие займы, взятые ранее, в Гондурасе, Мексике, на Багамских островах. Все как следует запутано. По некоторым займам нет сроков возвращения денег. По другим, уже возвращенным, нет документов, подтверждающих, что сами займы были-таки получены.

Флетч подтянул колени к груди, а ступни поставил на стул. Стало чуть теплее.

— И все это делалось под знаменем «Джампинг коу продакшн»?

— Нет. Масса денег бралась лично Мокси.

— Это плохо.

— И я того же мнения.

— Марти, а каково положение в целом? Она с прибылью, по нулям или в долгах?

— Ты, похоже, меня не слушал. Миллионы долларов, переведенные на ее имя или компании «Джампинг коу продакшн», испарились, как дым.

— Их украли?

— Они исчезли.

— То есть, она в долгах.

— Если коротко, то да. Так что, если ты искал мотив для убийства, то он перед тобой.

— Я, в общем-то, его и не искал.

— Даже не представляю себе, как она сможет выкрутиться. Несмотря на то, что она еще совсем молоденькая. Пропали миллионы. Разумеется, если бы нам позволили посидеть над бухгалтерскими книгами еще недели три, часть мы бы отыскали.

— Разве она не может объявить себя банкротом?

— Я же говорю не о деньгах, Флетч. От ее имени велись малопонятные финансовые операции. Я не успел достаточно полно ознакомиться с документами, чтобы воспользоваться термином «подлог».

— Ну и ну!

— А еще налоги. Она же их практически не платила. Минимальные взносы, максимальные отсрочки. Она перечисляла Департаменту налогов и сборов какие-то гроши, не имеющие ничего общего с ее доходами.

— Тюрьма!

— Пожалуй, на ее месте, я бы не звал гостей на новогоднюю вечеринку.

— Но она ничего этого не делала. Ни о чем не имела ни малейшего понятия.

— Все делалось от ее имени. И везде стоит ее подпись.

— Марта, а как обстоят дела с ее личной собственностью?

— У нее кооперативная квартира в Нью-Йорке, заложенная и перезаложенная. Очень дорогое поместье в Малибу, также заложенное. Какие-то странные манипуляции с акциями. Она покупала их по пятьдесят-шестьдесят долларов за штуку, а продавала по двенадцать-шестнадцать.

— Всегда?

— За редким исключением.

— Уменьшение общей суммы налога? Может, Питерман таким образом пытался уменьшить ее доходы?

— Доходы он уменьшал. Да еще как. Почему-то она вкладывала деньги в акции зарубежных компаний, о которых никто не слышал. К примеру, в сеть пекарен в Гватемале.

— Наверное, эти пекарни приносили большую прибыль.

— Мексиканская компания грузоперевозок. Ресторан в Каракасе, столице Венесуэлы.

— Caramba!

— Странные пристрастия у твоей подруги. В этой стране она деньги не вкладывала. Если не считать ферму по разведению лошадей в Окале, штат Флорида. Половина фермы принадлежит ей.

— Правда? — изумился Флетч. — А я — то думал, что ее хозяин — Тед Стилл. Кстати, приятель Питермана. Я встретился со Стиллом на квартире Мокси в Нью-Йорке. Питерман нас и познакомил.

— Твоя подруга немало заплатила за перевозку скаковых лошадей из Флориды в Венесуэлу и обратно.

— Но, Марта, Мокси не знает, кто такой Тед Стилл. Она никогда не слышала этого имени. Мы сейчас в его доме.

— Мир тесен.

— Даже я вложил кое-какие деньги в скаковых лошадей этого пройдохи.

— Может мне следует взглянуть и в твои бухгалтерские книги.

— Может, и стоит, но не сейчас Марта, что все это значит?

— Не знаю. Я не успел вникнуть во все подробности. Но с первого взгляда нет ни малейшего сомнения в том, что у Мокси Муни был мотив для убийства Стива Питермана.

— К этому выводу придет и полиция, так?

— Полагаю, что да.

— Марта, все эти манипуляции с деньгами могли принести Мокси какую-то прибыль?

— Не знаю.

— Разве из этих документов не видно, что она — жертва обмана.

Марта Саттерли задумался.

— Предполагается, Флетч, что человек, пускающийся в рискованные финансовые операции, рассчитывает на прибыль.

— Но, Марта, здесь же одни убытки!

— Обычно так и случается с теми, кто рискует. Они чаще всего проигрывают. Так что убытки, Флетч, еще не доказательство добродетели.

— Кошмар.

— А кроме того, раз уж ты обратился ко мне за советом, я должен обратить твое внимание и на такой вариант. Вполне возможно, что твоя подруга, Мокси Муни, лгала тебе от начала и до конца.