Глава 7

— Могу я чем-нибудь вам помочь, сэр?

Увидев подъезжающую машину, коридорный выскочил из дверей, но остановился, взглянув на вылезшего из кабины Флетча. Босого, в мокрых шортах и тениске.

— Да. Передайте, пожалуйста, мисс Муни, что ее отец и шофер ждут внизу.

— Сию минуту, сэр.

Флетч привалился спиной к мокрому автомобилю. Из салона доносился храп Фредерика Муни.

Не прошло и пяти минут, как Мокси выпорхнула из отеля.

В простеньком коротком черном платье, с черной вуалью на голове.

Флетч открыл ей дверцу, захлопнул, как только она устроилась на переднем сидении, обошел машину, сел за руль.

Храп на заднем сидении стих.

— Мой Бог, — Мокси заломила руки. — Куда катится мир? Подумать только, такого человека, как Стив Питерман зарезали насмерть у меня на глазах.

— Правда?

— Что вы хотите этим сказать, молодой человек?

Флетч вновь вырулил на дорогу 41.

— Его закололи ножом у вас на глазах?

— Нет. Честно говоря, я ничего не видела. И не представляю себе, как такое могло случиться.

— Вы были близки?

— Как брат и сестра. Стив был рядом со мной много лет. Помогал мне. В огне и в воде. В хорошие времена и в плохие. При успехах и неудачах.

— При встречах и разлуках.

— Встречах и разлуках.

— Приездах и отъездах.

— Приездах и отъездах.

— Отлично, девочка, — раздался сзади голос Фредерика Муни.

Мокси сняла шляпку с вуалью и бросила на заднее сидение рядом с отцом. Заулыбалась.

— Я знала, что тебе понравится, О-би.

— Как я понимаю, дорогая дочь, если тебе не удастся удачно сыграть эту роль, следующую придется ждать очень долго, да еще и в каталажке.

— Он просидел несколько дней в тюрьме, чтобы войти в роль, — пояснила Мокси.

— Правда?

— Фильм назывался «Святой среди убийц».

— Понятно.

— Ты оборвала жизнь этому бедолаге, дочь?

— Честно признаюсь, нет.

— Судя по тому, что сказал мне Питерман, дело серьезное.

На переднем сидении Флетч и Мокси недоуменно переглянулись.

— Питерман? — переспросила Мокси, обернувшись к отцу.

В зеркале заднего обзора Флетч увидел, что Фредерик Муни показывает на него.

— Питерман.

— О-би, это Флетчер. А Питерман — фамилия убитого.

— Вроде бы он назвался Питерманом, — пробормотал Муни.

— Как он мил, мой О-би, — улыбнулась Мокси. — Всегда в курсе моих дел. Знает все о моей жизни. Друг всех моих друзей. И главное, любящий и заботливый отец.

— Так кого же закололи? — спросил Муни.

— Другого, — ответил Флетч.

— Тогда вы — Питерман, — заключил Муни.

— Нет, я — Флетчер. Я рассказал вам о Питермане.

— Это ничего не меняет, — Муни глотнул из бутылки.

— Дело очень серьезное.

Дабы не мешать Фредерику Муни общаться с бутылкой, Флетч обратился к Мокси.

— Ты зовешь отца О-би?

— Только когда обращаюсь к нему.

— Для меня это внове. Ты всегда называла его Фредди. — Поначалу он звался О-би-эн. Сокращение от «О, Блистательный Наш». Придумала это прозвище моя мама, когда они поженились и только начали сниматься. Она и сейчас его так зовет. В минуты просветления. В клинике. Бедная мама. С годами О-би-эн сократилось еще больше, до О-би.

— Они зовут меня О, Преисподняя, — объявил Муни с заднего сидения, голос его заполнил весь салон. — Или, сокращенно, О, Ад, — и он вновь поднес бутылку ко рту.

Мокси выглянула в окно. Они ехали на север по дороге 41.

— Куда держим путь?

— Пора пообедать.

— Что будем делать с суперзвездой на заднем сидении?

— Возьмем с собой.

— Ты никогда не видел зрелища «Фредди в ресторане»?

— Нет.

— Люди ахают и падают со стульев. Посылают бутылки на наш столик. Выстраиваются в очередь, чтобы пожать ему руку и перемолвиться с ним несколькими словами. До них, похоже, не доходит, что он и так пьян. Я называю это Общественным движением за убийство Фредерика Муни.

— Он все еще жив.

— Как меня это раздражало, когда я была маленькой. Публичная похвала пьянству. Где ты его нашел?

— На веранде какого-то бара. Декламировал один из монологов короля Лира. В реве дождя и сверкании молний. Незабываемое впечатление.

— Декламировать он любит, — Мокси снова повернулась к отцу, похлопала его по колену. — Ладно, О-би, едем обедать.

Муни согласно кивнул.

— Чертовски серьезное дело. Я говорил Флетчеру.

Мокси покачала головой и отвернулась от отца как раз перед тем, как они проехали щит с надписью «Дорога 41».

— Ox уж эта дорога 41! — воскликнула Мокси. — Только и делаю, что езжу по ней. Иногда мне кажется, что вся моя жизнь прошла на дороге 41. Вперед-назад, туда-обратно. Из Вандербилт-Бич в Бонита-Бич. Из Бонита-Бич в Вандербилт-Бич. Нелегко дается хлеб насущный работающей девушке.

— А что это за автокатасрофа? — спросил Флетч.

— Ты знаешь об этом?

— Слышал, как какой-то репортер спросил тебя о ней.

— Не думаю, что она как-то связана с этим. Я хочу сказать, имеет отношение к смерти Стива. В нее попала жена Джеффри Маккензи.

— Знакомое имя. Джеффри Маккензи?

— Австралийский режиссер, — Мокси зевнула. — Очень хороший австралийский режиссер. Возможно, лучший в мире режиссер. Снял три фильма. Не думаю, чтобы их широко показывали где-либо за пределами Австралии. Я видела все три. Великолепные фильмы. Он умеет раскрыть героя, его характер. Чувственность. Знаешь ли, главное тут — чувство времени, дать герою открыться на мгновение, долю секунды, может, даже сделать что-то противоестественное… ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Нет.

— Неужели? Ну, да ладно. Короче, я надеялась, что он будет режиссером «Безумия летней ночи». Я думала, что так оно и будет. Он приехал в Америку, чтобы поставить этот фильм.

— Но режиссер не он.

— Нет. Сай Коллер. Хороший человек, профессионал.

— То есть этот Маккензи прилетел из Австралии в полной уверенности, что у него есть работа, а ему показали фигу?

— Вместе с женой.

— Как такое могло случится?

— В кино это обычное дело. Есть у нас магическое слово — «кассовый».

— То есть достойный того, чтобы в него вкладывали деньги?

— Именно. В киноиндустрии решение принимают люди нетворческие, и заботит их не талант и богатое воображение, а прибыль. Одно имя может заинтересовать инвесторов и банкиров, другое — нет. И когда дело доходит до денег, «кассовость» решает все.

— А этого Маккензи объявили «некассовым»?

— Джеффри Маккензи? Да.

— После того, как он приехал сюда?

— После того, как выяснилось, что освободился Сай Коллер. Съемки фильма, над которым он работал, сорвались.

— Сай Коллер — режиссер «кассовый»?

— Пять последних фильмов Сая Коллера провалились. И у критиков, и у зрителей. Не принесли ни денег, ни славы.

— И потому он стал «кассовым»?

— Именно. Стив чувствовал, что следующий фильм Сай сделает «на отлично».

— А бедному осси[8], который поставил три хороших фильма и пролетел полмира, чтобы получить работу, дали отлуп?

— Совершенно верно. Потому что имя не на слуху. Пока. Никто не видел его фильмов. Коллера же знают все.

— Но его знают, как режиссера, снимающего плохие фильмы. Извини, Мокси, но в это не верю.

— Это невероятно. Потому-то такому человеку, как я, приходится нанимать таких, как Стив Питерман. Кто может это понять? Кому охота с этим разбираться?

— Разве у этого Маккензи нет никаких прав?

— Есть. Он может подать в суд. Возможно, он это уже сделал. Но со времен «Рождения нации» ни один фильм не обходился без судебных исков. В нашем деле люди просто обязаны судиться. А десять дней тому назад жена Джеффри Маккензи угодила под машину. На дороге 41. Она остановилась у киоска, где продавали фрукты и цветы, купила букет и переходила дорогу, возвращаясь к своему автомобилю, когда ее сбила проезжавшая машина. Водитель укатил прочь.

— Погибла?

— Умерла через три часа в больнице.

— Свидетелей не было?

— Лишь продавщица в киоске. Сказала, что сбившая миссис Маккензи машина мчалась с огромной скоростью. То ли зеленая, то ли синяя. За рулем сидел то ли мужчина, то ли женщина. Далековато мы едем на обед. Неужели в Форт-Майерс?

— А Маккензи все еще здесь?

— Конечно.

— Похороны… Мне-то представлялось, что он захочет вернуться домой.

— Сначала он должен был похоронить жену. Потом, я полагаю, нанять адвокатов. Надеюсь, он будет судится. Возможно, ему необходимо находиться на съемочной площадке, чтобы придать иску должную весомость. Не знаю. Мне он нравится. Все это ужасно.

На перекрестке, регулируемом светофором, Флетч повернул направо.

— Это же поворот к аэропорту, — удивилась Мокси.

— Совершенно верно.

— Так мы будем обедать в аэропорте?

— В некотором роде.

— Мы так долго ехали, чтобы пообедать в ресторане аэропорта?

Флетч не ответил.

— Ирвин Морис Флетчер, пресной, неаппетитной аэропортовской жратвой я сыта по горло.

— Зови меня О, Дивный Наш. Или сокращенно, О-ди.

— Я никогда не приглашу тебя на обед.

— Ответь мне честно и откровенно. Аэропортовская кухня всегда вызывала у тебя отвращение?

— Всегда?

— Без исключений.

— Признаюсь, один раз нас накормили неплохо.

— Где? В каком аэропорту?

— С какой стати я буду говорить тебе? Это же надо, обед в аэропорту!

Флетч наклонил голову, чтобы посмотреть на небо сквозь лобовое стекло.

— Точнее, над аэропортом.

— Великолепно. Обед в диспетчерской вышке. Как романтично.

— Погода разгуливается. Я подумал, что совсем неплохо взлететь в небо на самолете, перекусить, наблюдая за восходом Луны.

— Ты серьезно?

— С этим не шутят.

Он свернул на автостоянку. Мокси в изумлении уставилась на него.

— Ты нанял самолет, чтобы пообедать в нем?

Флетч заглушил двигатель.

— А куда еще могу пригласить я двух суперзвезд в этот вечер? Один из вас пьет весь день…

— Всю жизнь, — поправила его Мокси.

— …а вторая пуглива, словно говорящая кукла, попавшая в руки мальчишки.

— Флетчер, ну и горазд же ты на выдумки.

— Я это знаю.

Он вылез из машины, обошел ее, открыл багажник. Мокси последовала за ним.

— Что у тебя там?

— Корзинка для пикника. Купил кое-чего, пока искал Фредди. Ветчина. Маринованные огурчики. Креветки. Шампанское.

Он вытащил корзину, захлопнул багажник. Открыл заднюю дверцу.

— Мистер Муни!

Потряс Муни за плечо. В руке тот держал практически пустую бутылку.

— Мы в аэропорту, сэр, — Муни мигнул, пытаясь сообразить, что к чему. — Я подумал, что недурно подняться в небо и пообедать, сэр.

— Прекрасная мысль, — Муни пододвинулся к краю сидения. — Прекрасная мысль, мистер Питерман.

Глава 8

— Я не вижу Луны, — Мокси выглянула в иллюминатор.

— Сколько можно жаловаться! Потерпи, — Флетч разливал шампанское в высокие бокалы. — Вы составите нам компанию, мистер Муни?

— Шампанское не пью, — тот покачал головой. — Оно не в ладах с коньяком.

Они сидели в больших, вращающихся кожаных креслах. У каждого на коленях лежал ремень безопасности.

Пассажирский салон самолета представлял собой нечто среднее между гостиной и кабинетом.

Пилот, сопровождавший их к самолету, то и дело озабоченно поглядывал на спотыкающегося на каждом шагу Фредерика Муни. Не успокоила его и песня, которую затянул тот, громко и фальшиво.

— Имей я крылья ангела…

Когда они проходили мимо фонаря, глаза пилота едва не вылезли из орбит: он узнал Мокси Муни. Пилот тут же перевел взгляд на нетрезвого пассажира и испытал новое потрясение: Фредерик Муни. Так что он не счел за труд помочь Фредди подняться по лесенке, усадил в кресло и сам застегнул ремень безопасности.

Самолет тут же взлетел.

— Полагаю, мы будем летать кругами? — спросила Мокси, едва они оторвались от земли.

— А разве есть какие-то иные способы? — ответил вопросом Флетч.

Не вставая с кресла, он разложил складной столик и начал выкладывать на него съестные припасы из корзины. Тарелки с сэндвичами, баночки с креветками, омарами, салатами, соусы. За едой последовали столовые приборы и салфетки. Последней на столе появилась высокая белая ваза и алая роза. Он налил в вазу шампанское, поставил в нее розу и водрузил вазу на середину стола.

— А из тебя мог бы получиться интересный муж, — промурлыкала Мокси.

— Уже получался. Дважды.

— Как сказала одна дама, — Фредерик Муни холодно глянул на дочь, — когда ее уводили: «Все мои беды из-за того, что я вышла замуж за этого интересного человека».

Флетч приглашающе обвел рукой стол.

— Не желаете закусить?

Отец и дочь молча наложили полные тарелки.

— У кинозвезд неплохой аппетит, — пробормотал Флетч, добирая остатки. — Я-то думал, что всего этого хватит на шестерых.

Заговорил он, когда Мокси съела шесть маленьких сэндвичей, омаров и расправилась с половиной креветок.

— Не пора ли сказать, зачем я тебе потребовался? Или на сегодня ты уже наговорилась? А может, необходимость в моем приезде уже отпала?

— Тебя не так-то легко найти. Я потратила на розыски почти неделю.

— Я был в Вашингтоне. Пытался обнаружить Агентство по делам индейцев.

— Обнаружил? — Мокси доела последнюю креветку.

— Зона поиска сузилась до трех телефонных номеров.

Мокси вытерла салфеткой руки.

— Похоже, у меня серьезные финансовые проблемы.

— Да это же невозможно!

— Если бы.

— Бывают дни, когда тебя показывают по двум телевизионным каналам одновременно. Ты постоянно присутствуешь в выпусках новости. Твои фильмы пользуются успехом. На прошлое Рождество…

— И тем не менее, я по уши в долгах. Объясни мне, как такое могло случиться.

— Для меня это загадка. Ты дискредитируешь саму идею американской мечты. У богатых и знаменитых не может быть финансовых проблем.

На глазах Мокси выступили слезы. Она опустила голову.

— Я пашу, как вол. Приходится. Слишком многие зависят от меня. Благодаря мне тысячи людей имеют работу. Мы поместили маму в фантастически дорогую клинику в Канзасе. Я взяла на себя часть расходов Фредди, — она понизила голос. — И мне без гадалки ясно, что скоро придется оплачивать их целиком. Всем известно, что такое кино! — она заговорила громче. — Никакой стабильности. Сегодня под тебя дают деньги, завтра ты бродяга в канаве. Но если хочешь, чтобы тебя снимали, нельзя даже на секунду задуматься о том, что на следующей неделе, через месяц, через год ты можешь оказаться на обочине.

— Поешь креветок.

— Я уже съела креветки.

— Возьми еще.

— Не хочу я креветок, — раздраженно воскликнула Мокси, посмотрела на Флетча. — Утешительный вариант номер двенадцать в действии?

— Если честно, то номер девять. Ты видишь меня насквозь. Заставляешь краснеть.

— Да ты за всю жизнь еще ни разу не покраснел.

— Почему бы тебе не рассказать все по порядку, в определенной последовательности…

— Не могу.

— Я ведь простой журналист, временно без работы…

— Все это обрушилось на меня, как лавина, недели две назад. Как раз перед тем, как я приехала на съемки «Безумия летней ночи». Чертовски неприятно начинать картину в таком состоянии. Осунувшаяся, состарившаяся.

— За всю жизнь ты еще ни разу не выглядела осунувшейся и состарившейся, — он посмотрел на ее загорелую кожу, золотистые волосы. — Мед и зола не сочетаются, знаешь ли.

— Ладно. Ближе к делу. Две недели тому назад мне позвонил сотрудник Департамента налогов и сборов. Извините, мол, за беспокойство, но…

— За этим «но» обычно следует самое главное.

— Я тут же сказала ему перезвонить Стиву Питерману, который ведет все мои дела, в том числе и связанные с уплатой налогов. Но оказалось, что в том-то и причина его звонка непосредственно мне, ибо мистер Питерман, похоже, не предупреждал меня, что через несколько дней я могу попасть в тюрьму. Я, а не Стив Питерман.

— Мокси, Департамент налогов и сборов обожает угрозы. Однажды со мной произошел забавный случай…[9]

— В данный момент, Флетч, меня не интересуют забавные истории, связанные с Департаментом налогов и сборов. Я спросила этого человека, о чем, собственно, речь. Он сказал, что кончилась последняя данная мне отсрочка подачи налоговой декларации и многое другое, абсолютно мне непонятное. Я попросила его говорить помедленнее и растолковать мне, что к чему.

— Ты предъявляешь слишком высокие требования к государственному учреждению.

— Он, однако, пошел мне навстречу. Начал растолковывать и, наконец, я его поняла. Вместо того, чтобы платить подоходный налог с моих заработков за последние годы, Стив просил отсрочку. И теперь выясняется, что мои налоги не уплачены. Я спросила, сколько с меня причитается. Он ответил, что точно не знает, но сумма, несомненно, приличная. А когда он заговорил о тех деньгах, что я вывозила и ввозила в страну, то голова у меня просто пошла кругом.

— Какие деньги ты вывозила и ввозила в страну?

— Понятия не имею.

— В страну, я еще понимаю. Твои фильмы демонстрируются за границей, так что от их показа тебе должны идти деньги. А вот из страны… У тебя есть инвестиции за рубежом?

— Откуда мне знать?

— Возможно, Стив вложил твои деньги в парфюмерную продукцию Франции или куда-то еще.

— Он мне ничего не говорил. Но ты еще не слышал самого худшего. Расстроенная, я позвонила Стиву. И расстроилась еще больше, когда он начал вилять. Твердил лишь одно: не волнуйся, не волнуйся. Думай только о фильме, а я позабочусь обо всем остальном. Я так расстроилась, что трижды просмотрела «Быть там» и дважды «Зачем стрелять в учителя?»

— Действительно, ты очень расстроилась.

— Я вновь позвонила Стиву и сказала, что ближайшим рейсом вылетаю в Нью-Йорк. Он всячески пытался меня отговорить. Когда же я позвонила ему из своей квартиры в Нью-Йорке, оказалось, что он улетел в Атланту, штат Джорджия. По делам.

— Раз уж мы заговорили об этом, Мокси… — она скорчила гримаску, недовольная тем, что ее перебили, — живешь ты куда как неплохо. У тебя вилла в Малибу, на берегу океана, с бассейном и просмотровым залом. Плюс очень милая квартирка в Нью-Йорке…

— И кто это говорит! — взорвалась Мокси. — Никому неизвестный репортер, владеющий дворцом на итальянской Ривьере!

— Сдался тебе этот дворец.

— Уже много лет работающий над биографией какого-то художника…

— Эдгара Артура Тарпа.[10]

Мокси усмехнулась.

— Как продвигается книга, Флетч?

— Медленно.

— Медленно! Еще не начал вторую главу?

— Меня постоянно отвлекают.

— Дом в Калифорнии мне нужен для работы, Флетч. Я там живу. И квартира в Нью-Йорке мне нужна. Для работы. Где прикажешь мне жить, когда я там снимаюсь или играю в театре? В отеле? И ни квартира, ни дом не могут сравниться с твоим дворцом в Италии.

— У меня тоже были трения с Департаментом налогов и сборов.

— Не ищу я твоего сочувствия. Я уверена, что в данном случае Департамент абсолютно прав. В Нью-Йорке я пошла в контору Стива, хотя мне и сказали, что он в отъезде. Меня там все знают. Они ведут мои дела много лет. Я потребовала, чтобы мне отвели отдельный кабинет и принесли все бумаги, имеющие отношение ко мне и моим финансовым делам.

— Они обязаны дать их тебе.

— Они и дали.

— А почему ты обратилась к ним с такой просьбой?

— Почему нет? Разве у меня был другой выход?

— Мокси, самостоятельно разобраться в этих цифрах невозможно. Без помощи профессионального бухгалтера тут не обойтись.

— Я уяснила это.

— Ты ничего не могла уяснить.

— Все эти годы Стив твердил, что я должна занимать деньги, занимать и занимать, долги это хорошо, выплата процентов значительно снижает сумму подоходного налога. Меня воротило от одной мысли о долге. Он объяснял, что это бумажные долги. И каждый раз, когда он выкладывал передо мной документы, я их подписывала. Флетч, я выяснила, что от моего имени он занял миллионы.

— Вполне возможно. Может, это разумно… Не знаю.

— Флетч, что такое «укрытие от налогов»?

— Это маленький, скромный домик, где ты будешь жить после того, как с тобой разберется Департамент налогов и сборов.

— Он занимал деньги в иностранных банках. В Женеве, Париже, Мехико.

— Странно. Не знаю, что и сказать.

— На эти деньги он покупал акции, которые быстро падали в цене.

— Полоса невезения.

— Недвижимость в Атлантик-Сити. Ранчо со скаковыми лошадьми, кинокомпании…

— Мокси, эти цифры для тебя ничего не значат. И для меня тоже. Бизнесмены специально расставляют цифры так, чтобы простой смертный ни в чем не мог разобраться.

— Флетч, — голос, как у испуганного ребенка, — я задолжала миллионы долларов. Банкам. Департаменту налогов и сборов.

Мокси развернула кресло и выглянула в иллюминатор. Флетч не стал нарушать тишину. Фредерик Муни открыл новую бутылку, которую достал из сумки, и налил коньяк в бокал для шампанского.

— Смотрите! — воскликнула Мокси. — Встает Луна.

— Правда? — без энтузиазма отреагировал Флетч.

— Как точно ты рассчитал время.

Флетч наклонился к иллюминатору. Действительно, Луна поднималась из-за горизонта.

— Какой я, однако, романтик.

— Ужин в самолете при лунном свете. Мистер Флетчер, вы пытаетесь меня соблазнить?

— Нет. Вы осунувшаяся и состарившаяся.

Она пожала плечами.

— Меня всегда влекло к тем, кого я не возбуждала.

Они помолчали, но на этот раз первым заговорил Флетч.

— Что сказал Стив Питерман, когда ты выложила перед ним свои находки?

— То же, что и ты. Я не знаю, о чем говорю. Все слишком сложно для моего понимания. После съемок он сядет со мной за бухгалтерские книги и все объяснит.

— А как же Департамент налогов и сборов?

— Он пообещал все уладить.

— И ты этим удовлетворилась?

— Я потратила неделю, чтобы найти тебя. И попросила приехать.

— Я не бухгалтер. К сожалению. При виде трех, составленных вместе, цифр у меня кружится голова.

— Мне нужно крепкое плечо, на котором я могу поплакать.

— У меня их два. Выбирай любое.

— И потом, Флетч, мне ужасно не хочется говорить тебе комплименты, но в журналистском расследовании тебе не было равных.

— К сожалению, это признали слишком поздно.

— Ты мне кое-что рассказывал о своих подвигах.

— Лишь для того, чтобы скоротать время.

— Я подумала, что ты сможешь вывести Стива Питермана на чистую воду.

— Он был сукиным сыном.

— Почему я видел внизу Бродвей? — неожиданно вмешался в разговор Фредерик Муни.

— Интересный вопрос.

— Мы летели над Бродвеем, — стоял на своем Фредди. — Великий белый путь. Звездная улица. Дорога света в океане тьмы.

— О! — Флетч все понял.

Они пролетали над Флорида-Кис.[11]

— Что ж, молодой человек, — Фредерик Муни рыгнул. — Подозреваю, мы приземлимся на Геролд-сквэа.

Глава 9

— Флетч! Что ты наделал?

— В каком смысле?

Через иллюминатор Мокси разглядывала аэропорт, в котором они только что приземлились.

— Где мы?

— Здесь.

— Мы же не в Форт-Майерсе.

— Неужели? — Он уже тащил Мокси и Фредерика Муни к стоянке такси. К сожалению, в надписях «КИ-УЭСТ» недостатка не было.

— Мы же в Ки-Уэст! — Мокси открыла его маленькую тайну.

— Чудеса, — Флетч взял у Фредерика Муни дорожную сумку. — Чертов пилот. Высадил нас не там, где следовало.

— На Юнион-сквэа? — осведомился Муни.

— Что мы делаем в Ки-Уэст?

Флетч решил, что лучше обойти здание аэровокзала.

— Ты же жаловалась, что тебе надоела дорога 41.

— И что?

— Все дороги заканчиваются в Ки-Уэст. Обычно, на набережной.

На стоянке их поджидали две машины.

— Флетч, — в голосе Мокси слышалась тревога, — эта женщина, главный детектив, предупреждала, что мы не должны повидать Форт-Майерс. По крайней мере, она просила меня не уезжать из Форт-Майерса.

— Вроде бы она говорила что-то такое и мне.

Мокси остановилась, повернулась к Флетчу.

— Так что мы делаем в Ки-Уэсте?

— Скрываемся.

— Но нам сказали…

— Слова — еще не закон, знаешь ли.

— Правда?

— Да. Мы не отпущены под залог или на поруки. Нас еще ни в чем не обвинили.

Фредерик Муни уже залезал на заднее сидение такси.

— Но мы сбежали?

— Можно сказать, да. И люди, узнав об этом, могут подумать, что ты виновна.

— Веселенькое дельце. В интересную ты втравил меня историю.

— Мокси, а разве ты не виновна? — Взгляд ее метнулся на молчаливого шофера, на усевшегося на заднее сидение отца. — Мало у кого была такая уникальная возможность, учитывая сложившиеся обстоятельства, всадить нож в спину достопочтенного Стива Питермана. В нашем разговоре, — Флетч посмотрел на небо, намекая на недавний полет, — ты привела достаточно веские доводы, побудившие тебя разделаться с Питерманом. Налицо и возможность, и мотив.

— То есть, мне не следовало говорить тебе об этом?

— Оправдывающие обстоятельства для меня почти что признание.

В этот момент Мокси действительно выглядела осунувшейся и состарившейся.

— Пошли. Составим компанию Фредди. А не то он уедет незнамо куда.

Они тоже сели на заднее сидение, Мокси — посередине, Флетч — с краю.

— Голубой дом, — скомандовал Флетч. — На Дувэл-стрит.

Такси тронулось с места. Флетч повернулся к Мокси.

— Я попросил моего друга приютить нас в его доме.

Фредерик Муни приложился к бутылке.

— Несколько дней мира и покоя не повредят…

Мокси вылезла из кабины, пока Флетч расплачивался с водителем. Посмотрела на дом, в котором горели все окна.

— Ирвин, Голубой дом совсем не голубой.

— Не может быть.

— Или я сошла с ума. Даже при таком свете я могу сказать, что Голубой дом — не голубой.

Флетч помог Фредерику Муни выбраться из такси.

— Жителям Ки-Уэста свойственны разные чудачества. Сомневаюсь, что ты пробудешь здесь достаточно долго, чтобы привыкнуть к ним.

Мокси повертела головой, посмотрела на небо.

— И что же мне теперь делать?

— Будь хорошей девочкой, — ответил Флетч, помогая Фредерику Муни преодолеть три ступеньки, ведущие к двери.

— Мистер Питерман, — наконец заговорил Фредди. — Вы очень милый человек, но мне придется ударить вас, если вы не перестанете меня опекать.

— Извините, — Флетч тут же отпустил его.

Муни качнуло.

— Из-за вас я нетвердо стою на ногах.

Вслед за мужчинами Мокси вошла в холл.

— Почему этот Голубой дом белый?

— Слушай, ну не мог же хозяин назвать его Белый дом? Надо же уважать основы нашей государственности.

Четы Лопесов, которая поддерживала порядок в доме, нигде не было. Флетч знал, что жили они в собственном доме, отделенном от Голубого высоким забором. Парадную дверь они оставили незапертой, свет горел везде, даже в биллиардной, в столовой они нашли поднос со свеженарезанными сэндвичами и ведерко со льдом, полное банок с пивом.

Флетч прошелся по комнатам, всюду выключая свет.

— Я покажу вам ваши апартаменты.

— Но еще нет и девяти часов, — возмутилась Мокси.

— В Ки-Уэст время ничего не значит, — он уже поднимался по лестнице. — Часам тут верить нельзя.

За ним последовал Фредерик Муни.

— Вперед и вверх! — изрек он. Замыкая шествие, Мокси тяжело вздохнула.