Глава 10

— Слушаю?

Короткая пауза.

— Это мистер Флетчер?

— А говорю я тоже с мистером Флетчером? — вопросом на вопрос ответил Флетч.

Вновь пауза.

— Это мистер Карр. Вы все наверху?

— Кто все?

— Ваш отец с вами? С вами и вашей женой, в вашем номере?

— Я его не видел. Ни в Кении, ни в Америке.

— О. Мы собирались встретиться здесь, на веранде лорда Деламера. Выпить, познакомиться. Я-то полагал, что старик захочет, чтобы я приехал в аэропорт. Но я его понимаю. Первая встреча отца с сыном.

Барбара принимала душ.

— Вы понимаете куда больше, чем я. Флетч уже раскрыл свой рюкзак, достал бритвенные принадлежности.

— Я заказал столик на веранде. Он появится. Две пары лыж стояли у стены рядом с окном. В окно Флетч видел бесчисленные цветочные клумбы.

— Я сейчас спущусь, — пообещал Флетч. — Как я вас узнаю?

— Вы сразу заметите двух достойных джентльменов с бокалами в руках, не сводящих глаз с двери.

Флетч хохотнул.

— Отлично. Но вам все-таки придется чуть-чуть подождать. Последние несколько месяцев мы не вылезали из самолетов. Так что вы не захотите знаться со мной, если я не приму душ и не побреюсь.

— Понятно, — рассмеялся и Карр. — Значит, за нашим столиком грязнуль не будет.

— Ты слышал, что звонил телефон? — Барбара вышла из ванной, завернутая в полотенце.

— Да, — сбросив рубашку, Флетч направился в ванную с бритвенными принадлежностями.

— Звонил твой отец?

— Нет.

— Полиция?

— С какой стати? Друг моего отца, которого тот пригласил, как я понимаю, для моральной поддержки. Они будут ждать нас внизу, на веранде.

— А почему не позвонил твой отец?

— Он еще не приехал. Барбара!

— Да, дорогой?

— Если уж мы решили пожениться…

— Мы уже поженились.

— Или мне придется отрастить бороду, или я должен видеть свою физиономию в зеркале.

— Ты же сказал, что я могу принять душ первой.

— Зачем заполнять ванную паром? Разве обязательно принимать душ с закрытой дверью? — в ванной стоял параллельный телефон. — В каком столетии ты живешь? Кто сейчас закрывает дверь, принимая душ?

— Тут очень сухой воздух. Пар сейчас исчезнет.

Флетч протер зеркало полотенцем.

— Я ужасно выгляжу.

— Это точно, — кивнула Барбара. — Я и пыталась избавить тебя от лицезрения собственной физиономии.

— И правильно, — он уже брился.

— А как ты себя чувствуешь?

— Ноги не дрожат. Думаю, выживу.

— Если тебе нехорошо, ты можешь прилечь. А с этими людьми… со своим отцом встретишься завтра.

— Это еще почему?

— Одного стресса на день более чем достаточно. Не так ли говорил Аристотель?

— Аристотель сказал: «Сегодня очень хороша жареная баранина».

— Слишком уж ты все осовремениваешь.

Когда он вышел из душа, Барбара не сменила полотенца на другой наряд, но все вещи лежали на полу, кровати, стульях, креслах. Свитера. Лыжные ботинки. Лыжные очки. Перчатки. Коробка с лыжными мазями.

Чувствовалось, что Барбара в замешательстве.

— А где моя одежда? — спросил Флетч.

— В прачечной.

— Какой прачечной?

— Пришел какой-то человек и спросил, не надо ли чего постирать. Я дала ему твою одежду.

— Какая ты великодушная.

— И свою тоже. Все, что было на нас в самолете.

— А другая одежда у меня есть? Которую можно носить?

— Нет, — честно призналась Барбара. — И у меня тоже. Практически ничего, — она обвела комнату рукой. — Только лыжное снаряжение.

— Даже джинсов нет?

— Я сказала Олстону, что не хочу видеть тебя в джинсах в наш медовый месяц. Или теннисных туфлях. Только в лыжном костюме.

— Великолепно.

Он присел на краешек кровати. Лег, не отрывая ступней от пола. В окружении свитеров и лыжных брюк.

— Ты все еще мокрый.

— Я не простужусь.

Барбара сняла с себя полотенце. Вытерла им Флетча, с плеч до щиколоток.

— Ты забыла про пятки, — заметил Флетч.

— Подними ноги. Остальное, я вижу, и так стоит.

Барбара опустилась на колени. Он положил ноги ей на плечи.

— Каланча. Флагшток. Башня, — она покачала указанный предмет. — Ничего похожего не сыскать. Твердый и гибкий.

— Насколько мне известно, таких штучек многие миллионы.

— Это единственный, за который я ухватилась.

— Тут ты права.

— И что мне с ним делать?

— Что хочешь. При необходимости я отращу другой.

— М-м-м-м-м-м.

— Мой отец…

— Где мои теннисные туфли? — спросил Флетч.

— Я отдала их мужчине из прачечной. Сомневаюсь, что тебе их вернут.

Флетч стоял посреди комнаты. Он принял душ второй раз и теперь вода капала на пол.

— Наверное, они уже набрались, — Барбара лежала на каких-то лыжных одеждах, сброшенных на пол и смотрела в потолок.

— Кто?

— Твой отец и его приятель. Расслабились. Ты тоже расслабился.

— Я подумал, что он может и подождать. Барбара перекатилась на бок, согнула одну ногу.

— Ты куда лучше выглядишь. Даже порозовел.

— Барбара, мне придется пойти на первую в жизни встречу с отцом в лыжном костюме в Экваториальной Африке. Какой цвет ты порекомендуешь, зеленоватосиний или ярко-желтый?

— Лучше синий. Событие почти что официальное.

— Лыжные ботинки!

— Мне пойти с тобой?

— А как ты думаешь?

— Я думаю позвонить маме. Она наверняка волнуется. Я же обещала позвонить ей из Колорадо.

— Может, мне действительно лучше спуститься к нему одному?

— А моральная поддержка тебе не нужна?

— С моралью у меня все в порядке, — Флетч уже натягивал зеленовато-синие, плотно облегающие нейлоновые брюки.

— Она небось обзвонила все авиалинии, полицию, больницы, морги. Наверное, от волнения не находит себе места.

— Да, я как-то не подумал. Нужно было попросить Олстона перезвонить ей.

— И что бы он ей сказал? «Добрый вечер, миссис Ролтон. Флетч увез вашу дочь в Африку. Кажется, хочет продать ее в один из тамошних гаремов», — Барбара вновь улеглась на спину. — О Господи. А что скажу я? «Привет, ма. Со снегом тут негусто. Мы в Африке».

— Какой из этих свитеров самый тонкий?

— Надень красный.

— По-моему, я в нем спарюсь.

— Закатай рукава. «Мы попали не куда собирались, а совсем в другое место, перелетев через два континента, разделенные безбрежным океаном».

— Просто скажи ей, что у тебя все в порядке. Вытянув ноги, она оторвала их от пола и держала на весу, тренируя мышцы живота.

— Ты не намерен обратиться в полицию?

Флетч как раз надевал лыжные ботинки.

— Не будем валить все в одну кучу. Сначала надо встретиться с отцом.

— «Эй, мам! Помнишь мои ярко-зеленые шорты? Не могла бы ты переслать их мне в Найроби?» Может, начать с этого?

— Звучит неплохо, — покончив с ботинками, он присел и поцеловал Барбару.

Она пробежалась пальцами по выпуклости между ног.

— М-м-м-м. Приятное ощущение, даже через материю.

— И таможеннику понравился материал.

— Странные здесь таможенники.

У двери Флетч обернулся.

— Так ты скоро спустишься?

Барбара перекатилась на живот.

— Конечно. Я же сказала, что присоединюсь к вашей мужской компании.

Глава 11

Только один достойный джентльмен, с высоким стаканом в руке, не отрывал взгляда от двери, когда Флетч появился на веранде лорда Деламера в лыжных ботинках, лыжных зеленовато-синих брюках, красном свитере (с закатанными рукавами) и солнцезащитных очках. Во всяком случае, только у этого джентльмена при виде Флетча глаза вылезли из орбит и отвисла челюсть.

Остальные удостоили Флетча лишь мимолетным взглядами, продолжая непринужденную беседу.

Мужчина приподнялся, и Флетч направился к нему.

Мужчина протянул руку.

— Я — Карр. Четырехдверная модель.

— Мой отец еще не подошел? — спросил Флетч, пожимая протянутую руку.

— Не представляю себе, что могло с ним произойти, — мужчина вновь сел.

Пива в его бокале практически не осталось. Сидел он за круглым столиком в окружении трех пустых стульев. Флетч устроился напротив.

— У вас ослепительный наряд, — отметил Карр. — Потрясающий. Такую, значит, одежду носят сейчас американцы?

— Когда катаются на лыжах, — уточнил Флетч высказанное Карром предположение.

За соседним столиком сидели двое пузатых мужчин в рубашках с короткими рукавами, лысеющие, с раскрасневшимися физиономиями, длинными усами. За другим — женщина в черном, в черной же широкополой шляпе. Ее кавалер был в двубортном синем блейзере, белой рубашке, красном галстуке. С напомаженными волосами. Еще за одним — шестеро студентов, юношей и девушек, белых и черных, одетых в обрезанные джинсы и тенниски. Рядом с ними о чем-то беседовали два бизнесмена. Их брифкейсы стояли на полу. А белизна воротников и манжет прекрасно гармонировала с чернотой кожи и костюмов. На другом конце веранды за столиком сидели три женщины в ярких сари. Большинство остальных посетителей ресторана отдавали предпочтение рубашкам цвета хаки, с длинными или короткими рукавами.

— Вы играете на гитаре? — спросил Карр.

— Нет, — ответил Флетч. — Не дал Бог таланта.

Сам Карр был в шортах, гольфах и рубашке с короткими рукавами того же цвета хаки. Крупный, среднего возраста мужчина, широкоплечий и мускулистый. Редеющие, светлые волосы. Загорелое лицо, с конопушками на носу, ясные, чистые глаза.

— Как вам понравился «Норфолк»? — спросил Карр.

— Такое ощущение, будто его действительно построили в пятнадцатом веке.

Карр хохотнул.

— Это точно. В не столь уж давние годы всадники, пропылившись в пути, мучимые жаждой, подъезжали к бару прямо на лошадях. Тогда на веранде был бар, а не дорогой ресторан. Из-за большой потери жидкости спиртное било им в голову, и они начинали палить в потолок, не осушив и первого стакана, — он вновь хохотнул. — Я уж и не упомню, сколько раз меня выбрасывали отсюда.

— Я понимаю, — впрочем, Флетч позволил себе усомниться в достоверности последней фразы Карра.

— Красный, белый, синий.

Флетч глянул на зеленовато-синие брюки, красный свитер.

— А где белый?

— Это вы.

— О, да. Я забыл.

— Jambo, — обратился к Флетчу молодой официант.

— Jambo. Habari?

— Habari, bwana.[9]

— Mzuri sana.

— Мой бог! — воскликнул Карр. — Вы говорите на суахили.

— Почему нет? — Флетч посмотрел на часы. — Я здесь уже два с половиной часа.

Карр ответил долгим взглядом, потом повернулся к официанту.

— Beeri mbili, tafahadhali, — он взял со стола стакан. — Baridi.

— Baridi, — повторил Флетч. Карр рассмеялся.

— Молодец! — официант отошел. — Американцы никогда не жаловали иностранные языки.

Флетч смотрел на университет Найроби, располагавшийся на другой стороне проспекта Гарри Туку.

— Мой отец говорит на суахили?

— Да, конечно, И еще на бог знает скольких языках. Приходится, знаете ли, если летаешь на маленьких самолетах по всему миру. Здесь девяносто процентов населения говорит по-английски, девяносто — на суахили и девяносто — на языке, по крайней мере, одного племени.

— А вы?

— Что, я?

— Вы можете говорить на английском, американском, южноафриканском и, я полагаю, австралийском. Так?

— Только не на австралийском. Для этого требуется слишком много усилий. Я — кениец. Поменял английский паспорт на кенийский и нисколько об этом не сожалею. Живу здесь и очень этим доволен. Очень демократичная в национальном вопросе страна, знаете ли.

— Вы — пилот?

— Пока еще летаю.

— Мужчина, появившийся на моей свадьбе в прошлую субботу, не произнес ни слова, но передал мне конверт с авиабилетами. Мне показалось, что он пилот, — Флетч потел. Свитер колол кожу. — Невысокого роста, в хаки, синий галстук.

— Интернациональное братство пилотов.

— А где вы летали?

— Латинская Америка, Индия, Америка. Опять же, Африка.

— Контрабанда?

— Не по моей части.

— А мой отец?

— Он тоже этим не занимается.

Официант принес высокий стакан с пивом. Флетч взял стакан со словами: «Благодарю, bwana». Карр улыбнулся. Поставил свой недопитый стакан на поднос официанта.

— Как поживает мой отец? — спросил Флетч.

— У всех нас бывали лучшие дни.

— Он, должно быть, богат.

— Почему вы так решили?

— Билеты на двоих, тысяча долларов, этот отель. Набегает приличная сумма.

— Если разделить на все ваши годы, получится не так уж и много. Вы от него что-нибудь получали?

— Никогда.

— Вы прилетели только из-за его богатства?

— Нет, в основном из любопытства.

— Он небогат.

— А как он узнал, что я женюсь? Точное время, место… Я сам едва успел приехать.

Карр внимательно изучал свои мозолистые ладони.

— Полагаю, ваш отец постоянно был в курсе того, что происходило с вами.

— Я ему ничего не писал.

— Получал о вас самую разнообразную информацию. Я видел у него ваши фотографии.

— Мои?

— На школьном дворе. На улице. В футбольной форме. На пляже.

— Все эти старикашки, что фотографировали меня!

— Полагаю, пилоты.

Флетч широко улыбнулся.

— Все эти годы я думал, что меня снимают исключительно из-за моей фотогеничности.

— Полагаю, вы никогда не видели его фотографии?

— Нет.

— А что вам говорили?

— Меня убедили, что он мертв. Суд признал его мертвым, когда я пошел во второй класс. А в прошлую субботу выяснилось иное. Оказывается, моя мать всегда допускала, что он жив. Полагаю, она не хотела, чтобы я сорвался с места и отправился на поиски отца, а потом вернулся разочарованный, с пустыми руками.

Глаза Карра широко раскрылись. Он покачал головой.

— Вне всякого сомнения — это миссис Флетчер.

В дверях стояла Барбара, в лыжных ботинках, зеленовато-синих брюках и красном свитере с закатанными рукавами.

Глава 12

— Три кролика и, полагаю, пиво для дамы, — заказал Карр.

— Кролика, — повторила Барбара. — Американцы не едят кроликов.

Чуть раньше Карр предложил перекусить, раз уж они в ресторане.

Не успел официант отойти, как к столику подошел какой-то мужчина. Карр коротко представил его Барбаре и Флетчу, а потом заговорил с мужчиной о каких-то коробках с образцами посуды, которые мужчина просил доставить в Китале[10].

— Это твой отец? — прошептала Барбара.

— Его приятель. Тоже пилот. Фамилия Карр. Имени он не назвал.

— А где твой отец?

— Он не знает. Мне кажется, он недоволен. Его призвали для моральной поддержки, а мой старик не явился. Но он пытается изобразить радушного хозяина.

Разговор о коробках с посудой тем временем завершился.

— Кролик Питер, — промурлыкала Барбара. — Питер Трусохвостик. Братец Кролик.

— Мое имя — Питер, — повернулся Карр к Флетчу. — Но люди зовут меня Карр.

— Питер, — повторил Флетч.

— Я не могу есть Питера Трусохвостика, — подвела итог своим рассуждениям Барбара.

— Что? — переспросил Карр, словно не расслышав ее.

— Где отец Флетча? — выпалила Барбара.

Карр коротко глянул на дверь. Тяжело вздохнул.

— Если бы я знал.

— А вы не можете позвонить ему?

— Это не Европа, — покачал головой Карр. — И не Штаты. Если человек не приходит на встречу, маловероятно, чтобы он оказался рядом с телефоном.

— Я позвонила маме, — Барбара повернулась к Флетчу.

— И что ты ей сказала?

— Буквально следующее: «Я в Найроби, в Кении, в Восточной Африке, провожу медовый месяц с моим обожаемым Флетчем, у нас все в полном порядке, извини, что не смогла позвонить из Колорадо и заставила тебя волноваться».

— Вы уловили суть, — покивал Карр. — Проще дозвониться до другого континента, чем до дома на соседней улице.

— И что она ответила?

— Она подумала, что я шучу. И сказала: «Этот парень, за которого ты вышла замуж, он хоть когда-нибудь бывает там, где ему положено быть? Какой-то он странный. Так жить нельзя, Барбара».

Карр пытался уловить выражение глаз Флетча сквозь солнцезащитные очки.

Флетч снял очки и положил их на стол.

— Она сказала, что я должна незамедлительно вернуться домой и развестись с тобой.

— Каковы твои планы?

— Сначала я хотела бы что-нибудь съесть. Но только не кролика.

— Сразу не поворачивайтесь, но к нам идет мужчина, на которого стоит взглянуть, — прервал их дискуссию Карр.

Мужчина надвигался на столик, как авианосец. Ростом под семь футов, весом за триста фунтов.[11] Огромная, абсолютно лысая голова. Мужчина и Карр кивнули друг другу.

Сел он за столик у самого поручня, на ярком солнце, лицом к двери. Достал газету и разложил ее на столе.

Мгновенно официант принес ему бутылку пива и высокий стакан.

— Обычно он не приходит раньше четырех часов, — заметил Карр.

— Кто он? — спросил Флетч.

Карр помедлил с ответом. Официант как раз расставлял тарелки.

— Его фамилия Дьюис. Дэн Дьюис.

— И чем он занимается?

Барбара внимательно разглядывала свою тарелку.

— Это не похоже на кролика.

— Преподает в школе.

— Держу пари, его ученики обращаются к нему «Bwana».

— Естественно, — кивнул Карр.

Барбара ткнула ножом принесенное ей блюдо.

— Сыр.

— Гренок с сыром, — уточнил Флетч.

— Эти кролики из сыра, — и Барбара набросилась на еду.

Официант отошел.

— Он стреляет в людей, — добавил Карр. — По ночам. Только по ночам.

Барбара едва не подавилась.

— В плохих людей. Бандитов. Некоторые говорят, что он работает на полицию. Убивает тех, против кого полиция не может собрать достаточно улик, чтобы передать дело в суд, людей, на которых, по мнению полиции, нет смысла тратить время и деньги. Судить, содержать в тюрьме, вешать.

— Он просто выходит на улицу и стреляет в людей?

— Стреляет он по одному разу. Из пистолета сорок пятого калибра. В затылок. Всегда точно.

Глаза Барбары вылезли из орбит.

— И он преподает в школе?

— Математику.

Барбара посмотрела на Флетча.

— Если он…

— Пожалуйста, не продолжай, — мягко оборвал ее Флетч.

Пока они ели, Флетч то и дело поглядывал на гиганта, читающего газету. Его лысая голова напоминала булыжник, который пришлось бы объезжать, попади он на дорогу.

— Вы работаете в газете? — спросил Карр.

— Да.

— Это хорошо. И что для газетчика самое важное?

— Быстрые ноги.

— И какая вам выгода от этой работы?

— Могу рассчитывать на роскошный некролог.

Карр повернулся к Барбаре.

— А вы?

— Я работаю в бутике. Продаю галифе.

— Галифе? Мой бог, странная у вас, американцев, мода.

— Как самочувствие? — спросил Карр, когда их тарелки опустели.

— Жарко, — пожаловалась Барбара.

Флетч оттянул горло свитера.

— Жарко.

— Здесь совсем не жарко, знаете ли, — возразил Карр. — Мы на высоте пять тысяч футов над уровнем моря.

— Склоны, однако, совсем сухие. И не хватает снега.

— Я имел в виду ваше общее самочувствие. Смену часовых поясов и так далее.

— У меня тело, словно чужое, — пожаловалась Барбара.

— День мы переживем, — добавил Флетч. — Надо сразу переходить на местное время, а не то мы не сможем перестроиться до отъезда.

Карр на мгновение задумался.

— Раз уж ваш отец так и не появляется… Как бы это сказать? Вы же репортер.

— Его здесь нет. И это не новость.

— Мне нужно съездить в одно место. По своим делам, — неожиданно лицо Карра покраснело. — Вы, я вижу, люди непредубежденные. То есть вас не смущает тот факт, что английский — не единственный в мире язык, а есть еще и суахили. Вы даже пытаетесь выучить несколько слов, — Барбара пристально смотрела на Карра, не понимая, к чему тот клонит. — У меня назначена встреча. Необычная встреча, — он вздохнул. — Ваш отец вот не пришел, а я не прийти не могу, — он почесал ухо. — Меня ждет местная колдунья.

— Колдунья, — повторил Флетч.

— Колдунья, — повторила Барбара.

— У меня возникли трудности, — Карр не смотрел ни на Флетча, ни на Барбару. — Кое-что никак не получается. Вот мне и нужно разобраться, в чем тут дело.

Барбара посмотрела на Флетча.

— Колдунья.

— По-моему, интересно, — отреагировал Флетч.

Карр глянул на часы.

— Ждать Флетча бессмысленно. Я хочу сказать, другого Флетча. Вы можете поехать со мной. Посмотрите окраины Найроби.

— А вы уверены, что мы не помешаем?

Карр рассмеялся.

— Нет, не уверен. Но что за жизнь без риска?

Барбара повернулась к Флетчу.

— Я думаю, если другой Флетч даже и появится здесь, у нас нет желания дожидаться его. Во всяком случае, сейчас.

Карр встал.

— Пойду за «лендровером». Оставил его неподалеку. У Национального театра. Я подъеду через несколько минут.

Глава 13

— Быстрее, — подгоняла Барбара Флетча. — Я кое-что хочу.

Они взбежали по лестнице на второй этаж.

— Что?

Они прошли мимо залитого солнцем дворика с разбитым в нем японским садом.

— Сними с меня эту одежду.

— Барбара, нет времени. Этому милому человеку надоело нас ждать еще утром. Он выпил почти все пиво, пока мы трахались.

— Ты расскажешь Карру о том, что видел утром в аэропорту?

— Я об этом думаю, — Флетч вставил ключ в замочную скважину. — Колдунья!

На комоде стояла новая пара теннисных туфель. Рядом лежала записка:

— Мои дырявые теннисные туфли! Какая жалость!

Барбара через его плечо прочитала записку.

— Как мило с их стороны, — в руке она держала ножницы.

— А что ты собираешься делать?

— Раздевайся.

— Раздеваться?

— Я не могу носить эту одежду. Я не могу видеть тебя в этой одежде. Нельзя же ходить на экваторе в таком виде.

— Моя жена нападает на меня с ножницами! Мы не прожили вместе и недели!

— Сними эти брюки, а не то я обрежу их прямо на тебе!

— Помогите! Дэн Дьюис! Спасите меня! В моем номере бандит!

Глава 14

Залитая ярким послеполуденным солнцем усадьба нежилась в деревенском покое.

Барбара и Флетч стояли во дворе, у деревянного забора.

Карр застыл перед колдуньей; его крепкие, мускулистые руки висели, как плети.

Она сидела на земле у входа в дом со стенами из перевитых прутьев, обмазанных глиной. Вытянув перед собой босые ноги, укрытые до колен черной юбкой. Голову знахарки украшала турецкая феска.

Ее муж, в дышащих на ладан шортах и пиджаке, без рубашки, сидел рядом на низком стульчике, не сводя с нее глаз, готовый выполнить любое указание.

Вместе эти почтенные старички весили никак не больше ста фунтов.

На другой стороне двора кучковались трое юношей в рваных шортах. Двое пьяно покачивались. У третьего неестественно ярко сияли глаза.

Старушка колдунья мелом нарисовала вокруг себя треугольник. Часть линии прошла не по земле, а по темной тряпке, что лежала сбоку. Тем же мелом забелила себе виски.

Затянула немелодичную песню — молитву или заклинание.

Муж протянул ей вазу с узким горлом. Раз за разом она вытряхивала из вазы на ладонь бусинки, бросала их на темную тряпку, передвигала, смотрела, как они ложатся относительно друг друга. Что-то побормотала, попела, собрала бусинки, бросила их в вазу, потрясла ее, вновь начала раскидывать бусины по тряпке.

Муж с неослабным вниманием следил за всеми ее манипуляциями.

По двору прошествовала курица.

По дороге в Тика, где жила колдунья, Карр в основном молчал.

Он ждал их у отеля в «лендровере». Улыбнулся, увидев, что зеленовато-синие штаны Барбары и Флетча превратились в шорты. Из красного свитера Барбара сделала Флетчу безрукавку с глубокими вырезами по бокам. Лыжные ботинки сменили новые белые теннисные туфли. Носки, правда, пришлось оставить шерстяные: других просто не было. Барбара надела одну из теннисок Флетча и резиновые сандалии.

— Этот наряд получше, — прокомментировал увиденное Карр. На выезде из Найроби они остановились в таверне «Синий пост» и выпили по чашке бульона в саду у небольшого водопада.

— Этот бульон целебный, — заметил Карр. — Излечивает все. Расстройство желудка. Разбитое сердце. Даже помогает адаптироваться к смене часовых поясов. Очень популярен. Варится из костей, — он обвел рукой окружающие холмы, — различных животных. С добавлением лекарственных трав. И еще бог знает чего, — от бульона першило в горле. Но, выпив его, Флетч действительно почувствовал прилив сил.

Карр проскочил нужный поворот, и ему пришлось сдать назад. Где бы они ни ехали, помимо легковушек и грузовиков по обеим сторонам шоссе они видели непрерывный поток людей в темных, из дешевой ткани брюках, рубашках, платьях, босых, идущих по обеим сторонам дороги. Им постоянно встречались стайки школьников, в особой форме: шорты, носки, ботинки (туфли), рубашка (блузка). Часто мужчина шел с ребенком или несколькими детьми. Карр свернул на проселок, петляющий по полю, засеянному кукурузой.

Совершенно невидимая с шоссе, посреди поля стояла маленькая деревушка, полдюжины расположенных на значительном расстоянии друг от друга хижин с коническими, из пальмовых листьев, крышами и обмазанными глиной стенами, каждая — окруженная крепким забором.

Колдунья вышла и села у двери как только они появились. О приезде Карра она, несомненно, знала заранее. Карр знаком предложил Барбаре и Флетчу отойти к забору. А сам встал перед колдуньей.