Глава 1

Стоял жаркий апрельский вечер – первый по-настоящему жаркий день года. Я въехал в ворота и увидел, что Лоррейн уже вернулась домой. Ее спортивный “порше”, сверкающий бронзовой краской, стоял у гаража. Я поставил в гараж свою машину, потом загнал туда же ее дорогую игрушку.

Закрыл ворота и вошел в дом. То обстоятельство, что машина моей жены стояла у гаража, ничего не значило. Лоррейн могла пойти к соседям или просто сидеть в спальне, с бутылкой и стаканом, набирая свою норму. Звать ее не имело смысла. Если у Лоррейн было плохое настроение – что случалось нередко, – она просто не отзовется. А потом скажет, что не слышала.

Мужчина, закончив работу, обычно стремится домой. За последние несколько лет такое желание появлялось у меня все реже. Сегодня тепло домашнего очага было бы мне очень кстати. Да и немудрено после такого трудного дня.

Лоррейн и я женаты восемь лет. У нас не было детей. Все восемь лет я работал управляющим на фирме ее отца, Э. Дж. Малтона, президента строительной компании “Малтон Корпорейшн” – невысокого бледного мужчины с глазами и ртом, как у рыбы, и голосом, напоминающим звуки валторны. Он принадлежал к тем маленьким мужчинам, в характере которых поразительная глупость сочетается с высокомерной убежденностью в своей непогрешимости.

Откуда было мне знать, что сегодня в моей жизни снова появится Винс Бискэй, который вынырнет из давно забытого прошлого, подобно тигру из мрака джунглей, и принесет мне соблазн огромных денег. Если бы знал, к чему приведет сегодняшний вечер, то уж, наверно, не спешил бы домой. Скорее, не вернулся бы совсем.

Но я, подобно преданному мужу, вошел в этот лишенный радости дом № 118 на Тэйлер-драйв, который подарили нам ко дню свадьбы родители Лоррейн. Она сидела у себя в спальне перед зеркалом в желтом лифчике и прозрачных трусиках, занимаясь маникюром. На столике рядом стоял стакан виски, наполовину выпитый.

– Привет, – увидела меня в зеркале Лоррейн. Я сел на кровать.

– Чем занимаемся?

– Как это – чем занимаемся? Делаю маникюр. Дураку понятно.

– Куда пойдем?

– А куда идти? Ирена готовит ужин.

– Кухня пустая.

– Значит, она пошла в сортир. Она мне не докладывает.

– Хорошо, Лорри, мне все ясно. Ты делаешь маникюр. Ужинаем дома. Как прошел этот радостный день?

– Солнце пекло так, что Мэнди сказала садовнику залить бассейн. Вот только вода оказалась слишком холодной.

Теперь я успел оценить степень ее опьянения. Судя по всему, Лоррейн начала недавно и еще не успела зайти далеко. Стакан на столике был всего лишь третьим или четвертым. Прошло два года после свадьбы, и я заметил, что увлечение спиртным стало у нее превращаться из привычки в проблему. И она упорно отказывалась ее замечать. Проще всего объяснить это тем, что она несчастлива. А поскольку мы женаты, вина ложится на меня.

Четыре года назад, когда стало ясно, что детей у нас не будет, мы решили усыновить малыша. Получили разрешение и оформили массу всяких документов. Но за несколько дней до усыновления Лоррейн напилась до такой степени, что проехала перекресток на красный сигнал светофора и разбила машину. О катастрофе до сих пор напоминает крохотный шрам в уголке ее прелестного рта. Лоррейн лишили водительских прав на год, я заплатил огромный штраф, но самое главное – нас вычеркнули из списков семейных пар, желающих усыновить ребенка. Сказали, что обстановка в семье не благоприятствует воспитанию детей. С тех пор по взаимному молчаливому согласию этот вопрос не возникал.

Я смотрел на свою жену и в который раз поражался – как это ежедневное пьянство не отразилось на ее красоте. Лоррейн была прелестной девушкой и превратилась теперь в удивительно привлекательную женщину. Родители избаловали ее – в неменьшей степени, чем брата, – и она стала несчастным, жадным, ленивым, вспыльчивым и жестоким человеком. Говорить про ее моральные устои не приходилось – они просто отсутствовали. Иногда... в ней проглядывала такая прелесть... такая врожденная доброта... Но это бывало очень редко. Время от времени мне казалось, что мы сможем начать сначала и будем счастливы. Но это только казалось.

Я встал, подошел к ней, поцеловал в душистый затылок и положил ладони на обнаженные плечи. Лоррейн раздраженным жестом сбросила мои руки.

– Я подумал, Лорри, что можно бы...

– Боже мой, неужели тебе недостаточно этой выцветшей Лиз в конторе?

– Ты ведь знаешь, что это неправда. – Я снова сел на кровать. Мне хотелось рассказать жене о том, что случилось сегодня, что у меня отняли единственное, чем я еще мог гордиться.

– Сегодня твой отец нарушил данное мне слово, отстранил меня от руководства строительством на Парк-Террэс и решил сам заняться этим.

– Что в этом необычного?

– Господи, Лорри, постарайся хоть сейчас понять, о чем идет речь. Твой отец обещал, что не будет вмешиваться в строительство жилых домов в этом районе. Мы предполагали возвести на Парк-Террэс целый квартал отличных, удобных и красивых коттеджей. Я не жалел сил, работал, как вол, над этим проектом. Рынок изменился, Лорри. Он перенасыщен. Клиенты ищут не просто жилые дома, а дорогие и комфортабельные жилища. А он внезапно передумал и решил построить еще сотню таких же мрачных и непривлекательных домов, как те, что строились нами за последние годы. Компания потерпит фиаско. Убытки будут огромными. Твой отец – и мы вместе с ним – вылетит в трубу.

Лоррейн посмотрела на него презрительным взглядом.

– Один ты знаешь, что делать, Джерри. У отца никогда не было неудач. Одни успехи. И сейчас все будет в полном порядке.

– Чтобы успешно действовать на деловом поприще, не надо быть гением. Твоему отцу везло, да и конъюнктура была благоприятной. На этот раз одним везением не обойтись. Компания разорится. Если он решил руководить строительством сам, я ухожу.

Ее глаза были полны неподдельного изумления.

– Каким же это образом?

– Пока не знаю. Чтобы начать свое дело, понадобятся деньги, и немалые. Продам акции. Попытаемся сбыть этот мрачный дом – найдутся дураки, которым он нравится.

– Дом принадлежит нам обоим, и я не дам согласия на продажу. Да и вообще, перестань болтать. Если ты уйдешь от отца, где заработаешь на жизнь?

Но я зарабатывал, и неплохо, до знакомства с Лоррейн. Когда закончилась эта идиотская война и меня демобилизовали, я долго не мог найти себе места. Переезжал из одного города в другой, пока не оказался в каком-то дрянном мотеле на окраине Рено. Мы сидели за столом с приятелями и строили планы ограбления казино. Зрелище огромных пачек денег на столе кассира не давало нам покоя. Но я тут же понял, какое это безумие, и вернулся в Верной. Сначала было трудно, перебивался случайными заработками, затем на деньги, которые оставили мне отец с матерью, основал небольшую строительную фирму. “Джерри Джеймисон” называлась она, “строительство и ремонт жилых домов”. И я понял, что нашел свое призвание. Фирма приобрела популярность и стала процветающим предприятием.

Но однажды на пикнике для строителей-подрядчиков я встретил Лорри Малтон. Она пришла вместе со своим отцом, Э. Дж. Малтоном. Мне уже приходилось встречаться с ним, и мнение о нем было у меня не слишком лестным. Малтон был самовлюбленным, не очень умным, хотя и преуспевающим бизнесменом. Зато ни разу в жизни мне не приходилось встречать девушку прелестнее Лоррейн. Блестящие, иссиня-черные волосы и поразительно синие глаза. В тот вечер на ней были белые шорты, подчеркивающие загорелую бархатную кожу длинных стройных ног, и желтая шелковая блузка. Узкая талия, зрелые формы тела и грация движений свели с ума всех холостяков, которые тут же слетелись к ней, как пчелы на мед. Она весело улыбалась и ни разу даже не взглянула на меня.

Я влюбился и ухаживал за ней весьма энергично. Мои намерения были самыми серьезными. Не будь я так ослеплен ее красотой, то заметил бы, возможно, ее раздражительность, высокомерие, жадность и страсть к спиртному. Родители воспитали ее так, что Лоррейн с детства считала – вселенная вращается вокруг нее. Но я не видел этого: очарование, свойственное прелестным юным девушкам, скрывало недостатки.

Пятнадцатого августа мы сыграли свадьбу и после страстного медового месяца, который провели на Бермудских островах, поселились вот в этом доме, свадебном подарке ее родителей, недалеко от их дома. Скоро маленькая процветающая фирма Джерри Джеймисона слилась со строительной компанией Э. Дж. Малтона. Меня назначили управляющим с окладом в тридцать тысяч долларов. Кроме того, я получил двести акций новой корпорации. Мои рабочие, которыми руководил отличный мастер Ред Олин, тоже стали работать у Малтона. Лоррейн и ее брат – ленивый и тупой парень девятнадцати лет с прыщавым лицом – стали акционерами.

Мне казалось, что передо мной открылись ворота в рай. Энергия била во мне ключом, и я готов был перевернуть горы. Еще бы, у меня красивая, чувственная молодая жена, большой дом, под моим руководством строительная корпорация, до этого момента едва сводившая концы с концами, начала преуспевать и приносить немалую прибыль. Я надеялся, что мы начнем строить современные удобные дома.

Прошло всего лишь восемь лет, и стало ясно, что радужные надежды не сбудутся. У нас был дом, страховка и тысяча сто долларов на общем с Лоррейн банковском счете – если только, разумеется, она не прошлась сегодня по магазинам. За последние годы дивиденды, которые выплачивала компания, были слишком щедрыми. Малтон не мог отказать себе в удовольствии, и на Рождество все акционеры получали щедрые дивиденды. А Лоррейн, как и ее мать, считала, что деньги для того и существуют, чтобы их тратить.

– И все-таки я ухожу, – повторил я, словно втолковывая прописные истины непонятливому ребенку.

Лоррейн отвернулась, подула на ногти, взяла щетку и принялась расчесывать волосы.

– Ты надоел мне, Джерри, честное слово. Никуда ты не уйдешь. Пойди займись чем-нибудь – холодный душ прими, что ли.

И в этот момент, когда у меня появилось страстное желание схватить ее за плечо, встряхнуть, а то и ударить по лицу, раздался звонок.

– Кто это? – недовольно спросил я.

– Открой дверь и посмотри.

Я спустился по лестнице и открыл дверь. На крыльце стоял высокий мужчина и как-то очень знакомо улыбался.

– Винс! – воскликнул я. – Сукин ты сын! Заходи, Винс!

Он вошел в прихожую, поставил чемодан, и мы пожали руки.

– Рад видеть тебя, лейтенант, – сказал он.

Последний раз я видел Винса через иллюминатор самолета на аэродроме в Юго-Восточной Азии, много лет назад. Самолет начал разгон, я смотрел на Винса, стоящего рядом с джипом, положив руки на плечи двум знакомым девушкам, с которыми мы провели последние недели.

Я сразу заметил, что Винс прожил эти годы лучше меня. Его лицо было коричневым от загара, а рукопожатие – твердым и решительным. Несмотря на высокий рост и мощное телосложение, его движения были легкими и непринужденными, как у кошки, и, подобно киноактеру Митчему, он производил впечатление человека, смелого до дерзости и пренебрегающего опасностью. У Винса был широкий волевой подбородок с ямочкой посередине и высокие скулы. Портили его лишь какие-то странно плоские, подернутые пленкой глаза. Судя по покрою его костюма, прическе, золотому перстню с красным камнем на мизинце левой руки, он приехал из-за границы.

– Сейчас принесу выпить, – сказал я, – а потом провожу тебя в комнату для гостей.

– Спасибо, лейтенант, – кивнул он и последовал за мной на кухню. Там он оперся о буфет и внимательно следил за мной, не упуская из вида ни одного моего движения.

Мы стали близкими друзьями во время этой странной войны в Азии. Винсент Бискэй и я служили в подразделении “зеленых беретов” и действовали за линией фронта, в тылу у врага. Для службы такого рода требовалась дерзкая бесшабашность, и мы с Винсом оказались именно такими парнями. В этих операциях обычно принимали участие только мы и местные жители. Наша работа становилась иногда очень нервной. Ты лежишь, распластавшись на мокрой траве, а шаги вражеского патруля раздаются всего в нескольких футах от тебя. Затаив дыхание, уткнувшись лицом в землю, осмеливаешься поднять голову лишь после того, как шаги стихнут вдали. Тогда можно выплюнуть изо рта переполнявшую его рвоту страха. Старшим в нашей группе был капитан Бискэй. Нам неизменно везло, и мы всегда возвращались обратно с важными сведениями, которые тут же передавались в штаб. За время войны я узнал много такого, чему нас не учили в Форт-Беннинге.

И вот теперь, много лет спустя, Винс сидел у меня на кухне. Мы подняли стаканы с шотландским виски, залпом осушили их, и я спросил, как он жил после того, как вернулся домой.

– Сначала нужно было вернуться, Джерри. Эти узкоглазые едва не прикончили нас. Через две недели после тебя я едва унес ноги.

– У тебя был мой адрес. Мог бы написать.

– Зачем?

– А как ты оказался здесь, в Верноне?

Винс плеснул виски себе в стакан, поднял его и посмотрел на свет через янтарную жидкость.

– Решил навестить старого друга.

– У тебя вид преуспевающего человека. Чем ты занимался все эти годы? Ведь мы не виделись больше десяти лет!

– Разными вещами, Джерри, самыми разными.

– Женат?

– Пробовал. Не получилось.

Ответы Винса были намеренно уклончивыми. Кроме того, у меня создалось впечатление, что он внимательно изучает меня. Он сидел, спокойно глядя по сторонам, но я чувствовал в нем какую-то огромную напряженность, полную концентрацию. И тут я вспомнил, что таким расслабленным и добродушным, с небрежной улыбкой на лице он всегда был перед началом ответственной, исключительно рискованной операции.

В кухню вошла Лоррейн со стаканом в руке. На ней были бордовые замшевые брюки, плотно облегающие бедра, и белая орлоновая блузка.

– Мне показалось, что ты с кем-то разговариваешь... – начала она и тут же заметила Винса. – Здравствуйте!

– Познакомься, милая, это тот самый знаменитый Винс Бискэй, о котором я тебе рассказывал. А это Лорри, моя жена.

И тут же ее манеры преобразились. Многие женщины с самого начала увлекались Винсом. На щеках Лоррейн появился румянец, глаза заблестели, и лицо озарила кокетливая улыбка. Я почувствовал укол ревности.

Стараясь продемонстрировать Винсу, какая у нас счастливая семейная жизнь, я обнял Лоррейн за плечи, посадил рядом, налил ей виски с содовой, шутил и смеялся. Но меня не покидало ощущение, что все это театр, что обстановка остается натянутой и неестественной. Если супруги любят друг друга, между ними протянуты невидимые нити теплоты и интимности. Когда же муж и жена чужие, ласковые жесты, шутки и притворное внимание друг к другу не заменят атмосферу семейного счастья. Я не сомневался, что Винс, обладающий обостренной, почти женской интуицией, сразу заметит равнодушие и скуку, которые царили в нашем доме.

Я сказал Лоррейн, что Винс приехал с вещами и переночует у нас. Она проявила неожиданный энтузиазм, оказалась гостеприимной хозяйкой, провела Винса в лучшую комнату и показала, где ему расположиться. Обычно Лоррейн не любит, когда у нас останавливаются гости, и ее гостеприимство удивило меня.

Я предупредил Ирену, что у нас гость и стол нужно накрыть на троих. Ирена – серенькая и преждевременно увядшая женщина – была увлечена своей церковью и религией настолько, что у нее не оставалось времени на остальное. Впрочем, это не мешало ей быть отличной кухаркой и прислугой.

На лестнице послышались шаги. Винс и Лоррейн спускались в гостиную. Я услышал смех Лорри – так она всегда смеялась при посторонних, особенно когда ей хотелось казаться веселой и очаровательной. Но сейчас в звуках ее смеха я почувствовал какие-то новые нотки, хриплую чувственность.

За ужином она была оживленной и шутила с Винсом, однако после нескольких коктейлей начала терять контроль над собой. Ее глаза потускнели, дикция пропала, и она не принимала участия в нашей беседе. В десять вечера Лоррейн пробормотала что-то вроде “спокойной ночи”, глядя на нас остекленевшими глазами, и, сжав в руке бокал с бренди, с трудом начала подниматься в спальню, цепляясь одной рукой за перила.

– А теперь, – повернулся я к Винсу, – рассказывай, зачем приехал.

Глава 2

Ирена вымыла посуду, убрала со стола и отправилась домой. Стоял теплый вечер, дверь во двор была открыта, и мухи бились о сетку, стараясь пробиться к яркой лампочке.

– А ты постарел, Джеймисон. – Винс посмотрел на меня с саркастической улыбкой. – Тебе сколько, сорок три? Я на гол старше. Итак, ты завоевал место в обществе, стал членом Торговой палаты Вернона. Может быть, тебе уже не по плечу эта маленькая операция... которую я задумал.

– Сначала расскажи о ней.

– Хорошо. Начнем с того, что я в США нелегально. Я сменил гражданство. Но у меня отличный паспорт – поддельный, однако лучше настоящего. Мой босс считает, что я поехал охотиться в Бразилию. Моя поездка в Штаты пришлась бы ему не по вкусу. Он мог бы даже догадаться о цели моего визита к тебе. Так вот, Джерри, я тут кое-что придумал. Понадобилось несколько месяцев, чтобы обдумать все, до мельчайших деталей. Два смелых человека смогут провернуть все. Один – это я. А вот второй – это человек, на которого я смог бы полностью положиться. Человек, безусловно надежный и по-своему честный. И тут я вдруг вспомнил о тебе, Джерри.

– Может, хватит ходить вокруг да около?

Винс усмехнулся и приступил к делу. Рассказал мне о стране, гражданство которой принял. Я буду называть эту страну Валенсией. Она расположена в Южной Америке и уже много лет находится под властью жестокого Диктатора.

– После возвращения домой, Джерри, я не мог найти покоя – думаю, мы все прошли через такой период. Ты помнишь, что у меня были документы на право управлять самолетом. И вот я решил на все оставшиеся деньги купить самолет и облететь Латинскую Америку. Целый год был сплошным праздником и пролетел как сон. Но в Валенсии у меня стало туго с деньгами. На вечеринке я встретил одного человека и разговорился с ним. Он записал мой адрес и сказал, что позвонит. Я решил было, что все это пустая болтовня – в Латинской Америке много обещают, но мало делают. Но все обернулось по-другому. На следующее утро за мной приехал огромный “мерседес” с шофером. Он передал мне приглашение некоего сеньора Мелендеса, который хотел побеседовать со мной. Оказалось, что ему требуется надежный человек, говорящий на английском и испанском языках, летчик, готовый на опасную работу и не теряющий самообладания при любой, самой опасной обстановке.

Он нанял меня восемь лет назад. Признаюсь, Джерри, работа оказалась интересной и хорошо оплачиваемой. Но сначала он решил меня проверить. Мне делались самые соблазнительные предложения. Однако я сразу понял, в чем дело, и сумел избежать все ловушки. И теперь Винсент Бискэй – доверенное лицо самого Мелендеса, личный пилот и телохранитель.

Если не считать нашего великого диктатора, генерала Пераля, мой босс, сеньор Мелендес – самый могущественный человек в стране. Но он не политик, всего лишь промышленник, холодный и безжалостный бизнесмен. И все шло хорошо, однако за последние три года отношения между генералом Пералем и миллионером Мелендесом начали ухудшаться. Пераль опасается, что благодаря своему огромному состоянию Мелендес становится для него слишком опасным, поэтому он изменил систему налогообложения и принялся выкачивать из Мелендеса деньги. Империя Мелендеса оказалась в опасности. Он понял, что диктатор хочет подрезать ему крылья, и ему такое положение дел ничуть не понравилось. Теперь, чтобы удержаться на плаву, Мелендесу поневоле пришлось заняться политикой. А политика в Латинской Америке неизбежно означает связь с армией. Понятно, Джерри?

– Кто, по-твоему, одержит верх?

– Самый важный вопрос, Джерри. Думаю, что победа будет на стороне Пераля. Его поддерживает военная хунта, генералы. Правда, Мелендесу удалось переманить к себе молодых и честолюбивых офицеров, стремящихся к власти. Несмотря на то, что Мелендес подбирал их очень тщательно, я уверен, что среди них есть люди Пераля. Мелендес разработал план военного переворота, причем с максимальной тщательностью, до мельчайших деталей. Переворот будет выглядеть как народное восстание, а завербованные Мелендесом армейские офицеры встанут на сторону народных масс. В случае успеха власть перейдет в руки военной хунты, которая пообещает всеобщие выборы. Выборы действительно состоятся, но исход их предрешен – к власти придет кто-то из людей Мелендеса. На первый взгляд кажется, что все легко и просто. На деле, однако, ситуация иная. Диктатор Пераль крепко держится за власть, и в случае неудачного переворота за мою жизнь не дадут и ломаного гроша. Видишь, как все переплелось. Тогда я решил предпринять определенные меры, чтобы уцелеть.

– Какие меры?

Бискэй допил виски и поставил стакан на стол.

– Информация, которой я располагаю, исходит непосредственно от самого Рауля Мелендеса. Ну, положим, не от Мелендеса, а из его постели. Она неглупа, очень красива, весьма любопытна, и самое главное – Мелендес ничего от нее не скрывает. От нее мне стало известно, что он закупает за границей и прячет на одном из своих отдаленных ранчо большое количество самого современного оружия. Мелендеса снабжает один грек по имени Киодос. Грек живет в Штатах и продает оружие только за доллары. У него отличные отношения с торговцами оружием во всем мире. Таким образом, Мелендесу пришлось продать тайно, разумеется, и под чужим именем некоторые свои активы в разных странах Латинской Америки, и на полученные деньги он покупает оружие. А Киодос поставляет в Валенсию, под видом оборудования и станков для строящихся заводов Мелендеса, современное пехотное вооружение, легкую артиллерию, ракетные установки и бронетранспортеры. Таможня никогда не проверяет грузы, поступающие на имя самого крупного промышленника страны. Последнее время я занимался тем, что обучал пеонов Мелендеса обращения со стрелковым оружием. Но процесс закупки оружия – медленный, потому что нужно немало времени, чтобы собрать достаточное количество долларов и переправить их в США в уплату за вооружение. Так вот, старина, мне стало известно, когда, где и как будет переправлена очередная крупная сумма денег. Теперь тебе все ясно?

– Это не для меня.

– Именно такого ответа я и ждал от тебя. Ты слишком честный и добродетельный, да и наши подвиги далеко в прошлом. Понял, что убедить сразу мне тебя не удастся. Слушай дальше. Я договорился с Кармелой, что не брошу ее в беде. Она тоже получит свою долю, правда, не слишком большую. Деньги поделим мы – ты и я.

– Ты не убедил меня, Винс.

– Пойми, Джерри, это не ограбление. Мы всего лишь перехватим деньги, с помощью которых властолюбивый миллионер намеревается свергнуть законное правительство, признанное другими странами, в том числе и Соединенными Штатами, и предотвратим, таким образом, кровавую братоубийственную войну. Если хочешь, это наш вклад в торжество демократии.

– Не наш, Винс. То, что ты предлагаешь, – безумие. Особенно, когда слушаешь такое предложение в своей кухне.

– Но это еще не все, Джерри. С риском для жизни, единственной компенсацией за который было... время, приятно проведенное в компании прелестной Кармелы, я научил ее управлять самолетом. От нее требуется совершить всего лишь один-единственный полет. После этого Мелендес не сможет преследовать ее – он окажется в одной из тюрем Пераля или, если ему повезет, в шести футах под землей. Твоя задача, Джерри, очень проста. Отсюда, от Вернона, не так уж далеко до Флориды. Я сообщу тебе, когда приехать в Тампу. Мой план прост и потому надежен. Всего два человека требуются для его осуществления. Мы забираем у курьера деньги, и в это же время Кармела вылетает на самолете, предварительно сообщив – анонимно, разумеется, – генералу Пералю о подробностях готовящегося путча. Империя Мелендеса разваливается, мы делим захваченные деньги и расстаемся навсегда. Обещаю тебе, что операция в Тампе пройдет легко и бескровно. Никто не обратится в полицию с жалобой, поэтому она не проявит интереса. Но мне нужен надежный человек, на которого я могу полностью положиться.

Я задумался. Нужно объяснить Винсу, что он обратился не по адресу, но как сделать это?

– Послушай, Винс, – начал я, – возможно, ты был прав. Я действительно изменился за эти годы. Да, в прошлом мы бесшабашно шли на самые рискованные дела, но это была война, и мы были молоды. Сейчас мне даже в голову не придет так рисковать. Может быть, ты сочтешь меня трусом, но я не могу принять твое предложение. Даже за... скажем, за сотню тысяч долларов и то не соглашусь. Ведь я всего лишь рядовой бизнесмен, живущий в маленьком городке. Ты – это другое дело. Тебя всегда окружала атмосфера опасности и авантюр, и ты в ней живешь. А я – нет.

Винс оперся локтем на стол и внимательно посмотрел на меня.

– Значит, твоя жизнь полна семейного покоя и счастья? Скажи, почему у тебя нет детей?

– Не твое дело.

– Верно. Но вот что я скажу тебе, Джерри, и это совершенно честно. Если бы я приехал и увидел, что ты счастлив, поверь, тогда мой приезд был бы только визитом к старому другу.

– Я доволен своей жизнью.

– Это неправда. Между прочим, Джерри, твоя жена – алкоголичка.

– И это не твое дело.

– Тогда позволь мне спросить тебя вот о чем. Как ты думаешь, сколько сейчас стоит военная техника?

– Думаю, немало.

– Состояние Мелендеса измеряется сотнями миллионов долларов. По моим расчетам, он вложил в организацию военного переворота не меньше пятидесяти миллионов. А в ближайшее время собирается переправить Киодосу миллиона три или три с половиной. По требованию грека эти деньги состоят из подержанных банкнот, проследить их происхождение невозможно. Они никому не принадлежат. Киодос не станет разыскивать их. Мелендес исчезнет. Пераль не знает об этих деньгах – да они и не заинтересуют его. А курьер, можешь мне поверить, уж никак не захочет обратиться к властям. Такого случая больше нам не представится. Делить деньги будем так: два миллиона мне, один – тебе, остальное получит Кармела, но не больше полумиллиона. Остаток делим пополам. Значит, ты получишь не меньше миллиона долларов, скорее – миллион с четвертью. А дальше сам решай. Можешь вложить их в свое дело в Верноне, но осторожно, чтобы не привлечь внимания налоговых инспекторов. Можешь уехать в Европу и жить, окруженный роскошью. Вспомни, Джерри, какие опасные операции мы с тобой задумывали и осуществляли. Они не идут ни в какое сравнение с тем, что я предлагаю. Никакого риска. Колоссальный выигрыш. Советую подумать, прежде чем отказать. Ты не будешь возражать, если эту бутылку я возьму с собой?

Шаги Винса затихли на лестнице, хлопнула дверь его комнаты. Я остался на кухне. Да, Винс изменился. Раньше в нем был заметен мальчишеский оптимизм, бесшабашность сорвиголовы. Теперь он стал жестоким и равнодушным. Но и я изменился. Винс не ошибся. Разве мою жизнь можно назвать счастливой? Последние годы Эдди медленно вытесняет меня с поста управляющего. Разумеется, он мало что понимает в строительстве и не сможет заменить меня, но все его поведение говорит о том, что он считает себя наследным принцем. Если Малтон-старший умрет, Эдди унаследует пакет акций отца, что даст ему возможность контролировать деятельность корпорации. И тогда работать в ней станет невозможно. Правда, к этому времени от нее вряд ли что останется. Миллион долларов. Как бы он мне пригодился!

Миллион долларов – и я смогу уйти от Э. Дж. Малтона. Освободиться от Лоррейн. Навсегда выбросить ее из своей жизни.

Может быть, ее место займет Лиз Адамс? Малтон взял ее на работу три года назад. Морской летчик, ее муж, погибший в Юго-Восточной Азии, оставил ей страховку, и Лиз потратила ее на приобретение специальности. Она закончила секретарские курсы. Высокая, стройная, сероглазая женщина со светлыми, блестящими, длинными волосами, падающими на плечи, и редким чувством юмора, Лиз понравилась мне с первого взгляда. Не знаю, по какой причине, но год назад Лоррейн начала преследовать меня, намекая на мой роман с Лиз. Лишь тогда я присмотрелся к ней повнимательнее и увидел красивый изгиб бедра, тонкую талию, длинные изящные ноги и пухлые губы.

Однажды я пригласил ее в ресторан во время обеденного перерыва и рассказал о намеках жены. Лиз рассмеялась.

– Ну и что? – сказала она. – Если вы предлагаете осуществить на практике то, о чем ходят слухи, то я вынуждена отказаться. Лиззи не любит служебных романов.

– У меня и мысли не было о простом романе, – возразил я. – Можно вместе удрать в экзотический Самарканд или в Паго-Паго.

– Или на тропическую Аляску. Пошли обратно, перерыв уже кончился. Мечты захватили меня. Миллион долларов, белый дом на острове, яхта у причала и Лиз, плавающая в коралловой лагуне.

Какая чепуха, спохватился я наконец. По крайней мере, стоит поблагодарить Винса за то, что его безумное предложение укрепило мою решимость покинуть семейную корпорацию Малтона.

“Твоя жена – алкоголичка”. Услышав эти слова, произнесенные холодным, насмешливым голосом, я рассердился. Но Винс был совершенно прав.

Пора уходить от Малтона. Попытаюсь начать сначала, пока еще не поздно, пока есть время. Ведь мне всего сорок три.

Я встал и пошел спать. Соблюдать тишину не было необходимости. Луи Армстронг со всем своим джазом мог маршировать по спальне взад и вперед, не нарушив пьяный сон Лоррейн. Я подошел к ее кровати, наклонился и посмотрел на нее. Во сне следы порока исчезли с ее лица. Она походила на спящего ребенка.

Я лег в свою кровать и начал обдумывать предстоящий разговор с Э. Дж. Малтоном.

Глава 3

Когда я вошел в контору в девять утра, Лиз сообщила, что “великий маленький человек” еще не пришел. Шел дождь. Капли, стекающие по окну рядом со столом секретарши, создавали впечатление, что природа плачет. Мне было грустно.

– Готов поспорить, что вчера он отказался от поставок многих видов строительных материалов. – Я сел рядом с Лиз.

– Совершенно верно. И к тому же телексом.

– Лиз, я ухожу от него.

Она допечатала последнюю строчку и посмотрела на меня, сняв пальцы с каретки пишущей машинки.

– Пожалуй, ты поступаешь правильно, Джерри.

– Вот как? Я не ожидал, что ты одобришь мое решение.

– Почему же? Совершенно ясно, что будет дальше. – Она взглянула в сторону двери. – Доброе утро, мистер Малтон.

В приемную вошел Э. Дж. Малтон в сопровождении сына Эдди.

– Доброе утро. Какая погода, а? Настоящий рай для уток.

– Нам надо поговорить, мистер Малтон, – встал я.

– Одну минуту, Джерри, одну минуту. – Он скрылся за дверью своего кабинета. За ним вошел Эдди и закрыл дверь. Эдди вышел только через полчаса. Трудно было представить себе, о чем говорил президент корпорации со своим сыном целых тридцать минут.

– Заходи, Джерри! – позвал Малтон из глубины кабинета.

Я вошел и сел в кресло рядом с его огромным письменным столом.

– Прошу выслушать меня, мистер Малтон, – начал я.

– Что за вопрос, Джерри! Ты знаешь, с каким вниманием я прислушиваюсь к твоим предложениям.

– Вчера, мистер Малтон, я струсил и не дал вам должного отпора. А сегодня вы отказались от размещенных мною заказов на поставки материалов.

– Совершенно верно, Джерри, отказался. Эти заказы были размещены на основании пересмотренных тобой рабочих чертежей, без согласования со мной. Ты нарушил правила, существующие в нашей корпорации.

– Тогда мне нужен ответ, мистер Малтон. Вы обещали не вмешиваться в строительные работы?

– Обещал, но в разумных пределах. Ты не должен был выходить за рамки правил, которыми руководствуется наша корпорация.

– Чепуха. Значит, вы отказываетесь от того, чтобы разрешить мне строительство домов по разработанным мною строительным чертежам?

– Принимая во внимание огромный масштаб предстоящих работ, с моей стороны было бы глупо идти у тебя на поводу.

– Тогда я выхожу из дела. Прямо сейчас.

– Ты подумай, Джерри, если мы начнем заниматься подобными экспериментами... Что ты сказал?

– Я сказал, что выхожу из дела, – терпеливо повторил я.

– Ты хочешь уволиться из моей корпорации?

– Почему же просто уволиться, мистер Малтон? У меня двести акций. Восемь лет назад, когда ваша корпорация слилась с моей фирмой, вы утверждали, что это для меня исключительно выгодная сделка. Значит, она выгодна для обеих сторон. Вот полный список оборудования и имущества, переданного вашей корпорации. Возместите их стоимость, мы пожмем друг другу руки и мирно разойдемся.

Теперь он действительно прислушивался к каждому слову.

– Это невозможно, Джерри, – наморщил лоб Малтон, – совершенно невозможно. Твои требования меня изумляют. У нас были разногласия, но мы всегда приходили к общей точке зрения. Для осуществления предстоящих работ понадобится каждый цент.

– Хорошо, есть и другой выход. Раз корпорация не может выкупить свои акции, возместите их стоимость сами.

– Меня это не устраивает.

– В таком случае выделите мне пару грузовиков, оборудование и строительные материалы на сумму, соответствующую стоимости акций.

– Строительство на Парк-Террэс тоже нуждается в оборудовании и материалах.

– Боже мой, мистер Малтон, неужели до вас еще не дошло, что я не хочу работать с вами?

– Не груби, Джерри. И не надо казаться глупее, чем ты есть на самом деле.

– Итак, вы отказываетесь возместить мне стоимость акций?

– Отказываюсь.

– Считайте, что я больше у вас не работаю.

– Но ты по-прежнему мой зять. Если захочешь вернуться, для тебя всегда найдется работа.

– По-вашему, корпорация будет существовать вечно?

– А почему бы и нет?

Я вышел из кабинета и хлопнул дверью.

Я зашел в “Мерчантс Мидлэнд Бэнк” к Колу Уордеру, посидел у него в кабинете, поговорил о гольфе. На часах было чуть больше десяти. Наконец я поведал ему свою грустную историю. Оказалось, что Кол знаком с ситуацией не хуже меня. Он был моим хорошим другом и обладал острым чутьем прирожденного банкира. Кол отлично знал, в каком положении оказалась корпорация Малтона, и понимал, что ждет ее в ближайшем будущем. Он сказал, что попробует дать мне небольшой заем, обеспеченный двумя сотнями акций корпорации, однако гарантировать ничего не может. Правление банка, сказал он, неохотно ссужает деньги, если они обеспечиваются акциями предприятий, находящихся в тяжелом положении. Я также рассказал ему, что Лоррейн отказывается дать мне разрешение на продажу дома. Кол – добрая душа – покачал головой, сказал, что его симпатии на моей стороне, однако посоветовать мне он может лишь одно – вернуться на работу и попытаться не допустить банкротства фирмы.

В одиннадцать часов я вернулся домой. Винс сидел в гостиной и листал журнал. Он сказал, что Ирена приготовила ему вкусный завтрак, что Лоррейн, наверное, уже встала, потому что из ванной доносится шум текущей воды.

Я поднялся в спальню. Лоррейн стояла перед огромным зеркалом совершенно обнаженная и вытиралась желтым полотенцем. Привычного стакана с виски нигде не было.

– Доброе утро, милый. Почему так рано? Боишься оставить меня наедине со своим другом?

Я сел на кровать. Лоррейн бросила полотенце в ванную, выбрала оранжевые трусики, натянула их и поправила эластичный поясок.

– Я вернулся домой так рано, потому что уволился. Теперь я безработный.

– Ты сошел с ума! – Лоррейн уставилась на меня непонимающими глазами.

– Почему же, я совершенно здоров. Для увольнения у меня были самые серьезные основания, но сейчас не время вдаваться в подробности. Твой отец отказался выкупить мои акции. А без денег я не смогу основать фирму. Лорри, мы уже давно не говорили с тобой серьезно. Прошу тебя... если хочешь, умоляю о помощи. Давай продадим этот безобразный дом и переселимся на некоторое время в дешевую квартиру. Ред Олин и его рабочие согласны перейти ко мне. Поверь, мы быстро встанем на ноги.

Лицо Лоррейн было непроницаемым. Она просунула руки в лямки лифчика, наклонилась, руками поправила груди и застегнула его на спине. Затем взяла сигарету со стола и закурила. Наконец посмотрела на меня.

– Теперь мне ясно, что ты спятил.

– Лорри, я прошу всего лишь...

– Ты хочешь, чтобы я сделала выбор между тобой и своей семьей? Хорошо, Джерри, я его сделала. Выбираю семью. Сразу, решительно, без малейших колебаний. Мне даже алиментов от тебя не нужно. Ты передашь мне дом, обе машины, счет в банке и пять тысяч долларов наличными. После этого ты свободен и можешь убираться куда угодно. Да, чуть не забыла. Акции тоже передаешь мне. Уж если ты начал упрямиться, милый, я отпущу тебя, но отпущу таким же нищим, каким ты был до того, как папа взял тебя на работу и стал платить тебе куда больше, чем ты заслуживаешь.

– Спасибо, Лорри, с тобой приятно иметь дело.

– Так что твоя очередь выбирать. Или вернешься к папе, или я выброшу тебя на улицу без единого цента.

Она подошла к гардеробу и принялась выбирать платье. Меня так и подмывало ответить, что я согласен на ее условия, но что-то предостерегало меня. Может быть, для своей операции Винсу понадобится, чтобы я по-прежнему жил здесь.

– Ты ставишь меня в трудное положение.

– Сам виноват. – Лоррейн застегнула юбку и повернулась к зеркалу боком, проверяя, нет ли морщин.

– Тогда я подумаю.

– Подумай, милый, подумай.

Она сошла вниз. Я остался в спальне, размышляя. Взял со столика перед зеркалом флакон духов, откупорил его и понюхал. Сколько таких флаконов можно купить на миллион долларов? Или проще купить парфюмерную фабрику?

Спускаясь по лестнице, я снова услышал ее хрипловатый чувственный смех. Он был не для меня, для Винса.

Войдя в столовую, я увидел, что Лоррейн приступила к завтраку, а Винс налил себе кофе.

– А вот и наш безработный! – воскликнула Лоррейн с нескрываемым сарказмом, увидев меня. – Он еще не рассказал вам о своих подвигах? Сегодня утром он решил уволиться с работы. Пошел к папе, что-то наговорил ему и в приступе праведного гнева потребовал расчета.

В глазах Винса промелькнул интерес.

– Ничего, проживем как-нибудь, – заметил я. – Найти хорошую работу – пара пустяков. Самое главное – я освободился от этого психопата.

– Папочка – очаровательный человек, – произнесла Лоррейн с обольстительной улыбкой, и тут я заметил, что у нее рот тоже как у форели, только это не так заметно, как у ее отца.

Понадобилось немало усилий, чтобы оторвать Лоррейн от Винса. Наконец я сказал, что хочу показать ему дом, построенный по мот чертежам. Мы сели в машину и поехали за город. Дождь усилился.

– Значит, ты бросил работу? – с любопытством спросил Винс.

– Да, но это не значит, что я принял твое предложение. У меня другие планы.

– Понятно.

– И все-таки, ради любопытства, расскажи подробнее об этой операции в Тампе.

– Ради любопытства? Хорошо. Деньги Мелендеса перевозит дипкурьер из соседней страны. Он предан Мелендесу душой и телом. Я ни разу не встречался с курьером, но хорошо знаю его лицо по фотографии. Он прилетит в Тампу седьмого или восьмого мая с документами для консула. У него статус дипломата, поэтому он не подвергается таможенному досмотру. Это будет его четвертая поездка с деньгами Мелендеса. Процедура передачи денег никогда не меняется. В международном аэропорту Тампы его встречает автомобиль консула с шофером и охранником. Не исключено, что с момента приземления за ним следят и люди Киодоса. Автомобиль едет к центру города. Там курьер размещается в отеле и оставляет чемодан с деньгами в своем номере. Затем спускается к машине и едет в консульство с дипломатическими бумагами. За это время люди Киодоса забирают чемодан с деньгами из его номера.

– И все это происходит днем?

– Да. С того момента, когда деньги оказываются в руках людей Киодоса, операция становится слишком опасной. Они, подобно самому греку, решительные и безжалостные парни. Мне не хотелось бы связываться с ними. Так что деньги мы перехватим сразу после того, как дипкурьер выйдет из аэропорта.

– Замечательно, Винс. Великолепно задумано! – заметил я, не скрывая сарказма. – Вокруг сотни свидетелей, а мы грабим дипкурьера.

– Джерри, приятель, неужели ты считаешь меня таким идиотом? Вспомни, я когда-нибудь работал грубо? Операция будет протекать следующим образом. Ты приедешь в Тампу шестого мая и остановишься в отеле “Шератон”. К этому времени я уже приеду в Тампу и точно узнаю, когда и каким рейсом прибывает курьер. Арендую или куплю солидный черный автомобиль и приготовлю для тебя шоферскую форму серого цвета. Она будет твоего размера.

– Нет!

– Подожди, я еще не кончил. Задолго до прибытия самолета в консульство прибудет телеграмма, извещающая о том, что курьер прилетит следующим рейсом. Я встречу его в аэропорту – между прочим, я великолепно владею испанским. Итак, я встречаю курьера и у меня будут наготове необходимые разъяснения – я не хочу вдаваться в подробности. Ты останешься в машине, стоящей прямо у выхода из здания аэропорта, причем поставишь ее таким образом, чтобы курьер не обратил внимания на номера. У меня есть герб его страны, который мы наклеим на дверцу автомобиля. Можешь положиться на меня – он сядет в машину покорно как ягненок.

– А вдруг не сядет?

– Ну, Джерри, положись на дядю Винса. Предположим, он откажется. Ну и что? Разве ты совершил преступление?

– Что будет дальше?

– Еще до приезда курьера мы несколько раз проедем по маршруту, чтобы ты познакомился с каждым светофором и каждым поворотом.

После того как я усажу его в машину, улучу удобный момент и ударю его кастетом по голове. Затем вспрысну дозу демерола, которая гарантирует сон в течение четырех часов. Далее убедимся, нет ли сзади люден Киодоса. Если нет, едем к центру города, туда, где стоит твоя машина. Курьер будет лежать на полу, между сиденьями, с дипломатической почтой под головой вместо подушки, накрытый одеялом.

– Вдруг за ним уже следят?

– Боже мой, Джерри, ты безнадежный пессимист. Это крайне маловероятно, но у меня наготове и запасной план. Мы подъезжаем к больнице, которую я уже выбрал. Взволнованно, на ломаном английском языке я обращаюсь с просьбой оказать помощь несчастному джентльмену, который внезапно потерял сознание. Его везут в приемный покой, а мы следуем за ним, прихватив с собой его багаж. Никто не заподозрит нас – если не обратят внимания на номерные знаки. Ведь на черной машине они не будут дипломатическими. Далее ты спускаешься через боковой вход к стоянке такси с чемоданом в руке. Я вернусь в машину, объяснив врачу, что должен отвезти в консульство дипломатическую почту. Брошу машину на стоянке, смешаюсь с толпой, а дальше, как и в нашем первоначальном плане, мы встретимся у “Шератона”. Через час будем далеко за пределами города. Есть замечания?

– Мне не нравится, что я буду в шоферской форме.

– Никто не смотрит на лицо, обращают внимание только на форму. От тебя требуется всего лишь уверенность и профессиональное уважение шофера к дипломату. А выбрал я тебя вот по какой причине. Дело в том, что на короткое время а-ы остаешься наедине с чемоданом, набитым деньгами. Три миллиона долларов – огромная сумма и слишком велик соблазн. Мне нужен человек, на которого я могу положиться.

– Понятно. А вдруг телеграмма запоздает или ей не придадут значения? Тогда две машины будут встречать в аэропорту одного курьера.

– Это уж моя забота.

– У тебя будет оружие?

– Тебя это беспокоит?

– Не хочу, чтобы началась перестрелка.

– Если ты настаиваешь, я оставлю пистолет в своем чемодане. Итак, ты согласен?

– Мне нужно подумать.

– У меня есть еще один план. Вместе с нашим голубком прямо из аэропорта едем на север. После того как он придет в себя, я впрысну ему новую дозу. Постараемся отъехать как можно дальше от Тампы. У этого плана есть, впрочем, крупный недостаток. Мы будем слишком долго привязаны к черному автомобилю и курьеру. Самые непредвиденные обстоятельства могут нарушить наши планы. Остановит полиция за превышение скорости. Произойдет несчастный случай. Прокол шины. Поломка двигателя. Поэтому предлагаю отделаться от черного автомобиля как можно быстрее. И от курьера – тоже.

– Согласен.

– В темноте все было бы легче. Но репс прибывает днем. Я проверил по расписанию. Пан-Америкэн-675 в 15.15 седьмого мая. Так что в три часа дня в Валенсии развернутся драматические события. Пераль получит и примется читать документы, а Кармела отправится в свой первый самостоятельный полет.

– Где мы разделим деньги и расстанемся?

– Сначала нужно как можно дальше отъехать от аэропорта.

– Это верно. Значит, так: подъезжаем к моей машине и пересаживаемся в нее. А если придется ехать в больницу, я возвращаюсь к своей машине и жду тебя в ней. Затем отправляемся в путь. Разделить деньги можно в Клируотер или другом месте.

– Хорошо. У тебя есть еще предложения, Джерри? Я задумался. Если Винсу удастся посадить его в машину, остальное будет просто. Оставив курьера в больнице, мы собьем с толку не только возможных преследователей, но и самого курьера. Как он объяснит, что с ним произошло? Да и в отель мне не хотелось возвращаться. Вот только шоферская форма...

– А если мы ограничимся шоферской фуражкой? Я надену серый костюм. Подъехав к больнице, я оставлю фуражку в машине...

– Мне все-таки хочется, чтобы ты был одет как шофер.

– А мне – нет.

– Превосходно, – ухмыльнулся Винс. – На тебе будет одна фуражка. Значит, договорились?

– Не торопись. Насколько надежна твоя информация о курьере?

– Стопроцентно надежна. Часть узнал от Кармелы, остальное – из других источников. Проверил несколько раз. Когда Мелендес дал ему это поручение, курьер перепугался до смерти и все рассказал жене. Так что на мои сведения можно положиться.

– Ты не думал о том, чтобы перехватить деньги еще до передачи их курьеру?

– Четверо вооруженных людей Мелендеса привозят чемодан с деньгами к трапу самолета и не уходят, пока самолет не взлетит.

– Вдруг один из них будет сопровождать его?

– Это намного усложнит дело. Каждый знает меня в лицо. Но тебе в этом случае ничего не угрожает. Если начнется перестрелка, уезжай. Брось автомобиль, пересядь в свою машину и отправляйся домой.

– А ты бросил меня, когда я, раненный в плечо, упал в реку?

– Но ведь я даже не намекнул на это, правда, Джерри?

– Правда.

– Ну что, согласен?

– Ты когда улетаешь?

– Завтра в 13.15.

– Мой ответ изменит время вылета?

– Нет. В любом случае я вылетаю этим рейсом.

– Тогда я скажу тебе о своем решении перед вылетом. – Если ты согласишься, Джерри, тебе придется найти правдоподобное объяснение причины отъезда.

– Сошлюсь на поиски работы. Да, вот что еще, Винс... если я соглашусь, мне понадобятся деньги. Мой бумажник пуст.

– Никакой проблемы. Денег у меня достаточно.

– Разумеется, если соглашусь.

– Да понял я, понял. Нас должно быть двое, Джерри. Всего двое. Надеюсь, что вторым будешь ты. Именно ты. Черт побери, это похоже на песню.

– Возьми патент, Винс. Заработаешь кучу денег. – Я включил двигатель.

– Поздно. Меня уже опередили. “Один лишь ты...” помнишь?

– Помню. Только ради Бога, не вздумай петь.

– Вот что еще, Джерри. Пусть тебя не смущает моральная сторона этой операции. Пераль – это дикий тигр, а Мелендес – хищная акула. Тогда как мы с тобой – всего лишь пара ловкачей, пытающихся ухватить жирный кусок. И при этом не дадим разразиться гражданской войне – хотя это для меня не самое главное.

– У меня тоже возник вопрос. Винс. Один человек с такой суммой денег. Ты считаешь, это логично?

– Во-первых, он до смерти боится Мелендеса. Во-вторых, охрана только привлечет к нему внимание. Наконец, его доставляют к трапу самолета, следят за ним во время промежуточной посадки и встречают в Тампе. Куда он денется, даже если захочет?

Мы вернулись домой. Лоррейн куда-то уехала. Ирена приготовила поесть. Мы сидели за столом и вспоминали прошлое. Я взглянул на Винса и неожиданно понял, что никогда не знал его по-настоящему. Интересно, подумал я, а кто-нибудь вообще знает его? Понимает, что он думает, как настроен? Медленные, уверенные движения, характерные для крупных хищников. Казалось, от него пахнет тигром. А тигры охотятся в одиночку и никогда не собираются стаями...

Много лет назад, ночью, мы окружили вражеский патруль и погнали его вниз по крутому склону, у подножия которого местные жители повтыкали острые бамбуковые колья. На следующее утро мы отправились взглянуть. Шел мелкий дождь. Семь человек лежали, проткнутые острыми кольями, а четверо были еще живы. Винс снял автомат, переставил регулятор на одиночную стрельбу и начал спускать вниз. Я видел его сквозь туман мелкого дождя, смывшего, казалось, все цвета, кроме серого. В углу Рта у него торчала сигара. Он переходил от одного умирающего к другому и стрелял им в затылок. Звуки выстрелов гасли в пелене дождя. Затем он махнул рукой, я и сопровождавшие нас местные жители спустились вниз, туземцы сняли с трупов оружие, боеприпасы, снаряжение, а также одежду, которая могла им пригодиться.

И еще я вспомнил, что Винс любил уходить в джунгли один. Затем, через час или через сутки, он возвращался.

– Смотрите, парни, я нашел отличный мост, который охраняет небольшая группа солдат, – говорил он и чертил план моста и подходов к нему. Мы обсуждали, как лучше подобраться к мосту, уничтожить охрану, а потом взорвать мост.

Тогда мне все казалось естественным. Но это было давно. С тех пор прошло много лет, и все разговоры о государственных переворотах, военных путчах и дипкурьерах с миллионами в чемоданах напоминали мне детективный фильм.

В воскресенье я отвез его в аэропорт. Мы оба молчали. Наконец я нарушил тишину.

– Ладно, Винс. Давай попробуем.

Мне показалось, что он облегченно вздохнул.

– Отлично, Джерри. Остановишься в отеле “Шератон” и скажешь при регистрации, что приехал на пару дней. Ты должен быть там не позднее полудня шестого мая. Машину поставь рядом с отелем. Выбери имя попроще.

– Роберт Мартин.

– О’кей. Если что-нибудь изменится, я оставлю записку у портье. Оставайся в комнате и жди звонка.

Я затормозил у входа в аэропорт. Перед тем как выйти из машины, Винс достал из бумажника десять пятидесятидолларовых банкнот и передал их мне. Затем пожал руку и скрылся за стеклянными дверями, распахнувшимися перед ним. На обратном пути я остановился у светофора. На углу стояли двое полицейских. Я посмотрел на них и почувствовал легкое беспокойство.

Вечером к нам ввалилась толпа знакомых. Впрочем, это были друзья Лоррейн, а не мои. На протяжении ряда лет мне приходилось терпеть подобные вторжения. Женщины с жадными глазами попытались заигрывать со мной. Их смех напоминал звуки бьющегося стекла. С ними пришли мужья – коричневые от загара, полупьяные и самоуверенные местные донжуаны.

Теперь, после принятого мной решения, я смотрел на них по-другому. Они были чужими, откуда-то из прошлого.

Вечером перед тем, как лечь спать, я подошел к зеркалу в ванной и внимательно посмотрел на себя. И увидел незнакомца с тонкими, плотно сжатыми губами, равнодушным лицом и невыразительными глазами. В доме было тихо. Уезжая, они взяли с собой Лоррейн. Теперь до поздней ночи они будут пить, обниматься, потихоньку щупать чужих жен, глупо шутить и смеяться.

Когда Лоррейн вернулась домой, я проснулся. Она споткнулась о кресло, пробормотала какое-то ругательство и включила все лампы в спальне. Притворившись спящим, я следил за ней. С трудом держась на ногах, Лоррейн разделась и упала на кровать. После того как она уснула, я встал и выключил свет. В спальне пахло ее духами, табачным дымом, перегаром и едким женским потом.

В моем новом мире для Лоррейн не будет места.

А для Лиз Адамс?

Глава 4

Я приехал в Тампу во вторник, шестого мая. Зарегистрировавшись в отеле под именем Роберта Мартина. Я взглянул на часы. Было десять минут первого. Мне пришлось пройти пешком два с половиной квартала от места парковки, и хотя я снял пиджак и перекинул его через руку, рубашка промокла от пота и прилипла к спине. Я был на девяносто процентов уверен, что в отеле меня ждет записка от Винса, в которой он сообщает, что задуманная операция не состоится. Однако записки не было.

Я поднялся в свой номер. Оставалось только одно – ждать. За три дня я проехал тысячу шестьсот миль. Выехав в субботу утром, я рассчитывал проехать это расстояние за три дня, но дорога заняла немного больше времени из-за проливных дождей на всем пути. В этой чертовой Тампе стояла жара, как в парилке, но в комнате было довольно прохладно – кондиционер работал превосходно.

Я взял книжку и попытался читать, но никак не мог сосредоточиться. Отложив ее в сторону, я принялся ходить по комнате. Закуривая, тут же тушил сигарету и брал новую. Я уже начал раскаиваться, что ввязался в эту историю, к тому же Винс заставлял себя слишком долго ждать.

Двенадцать дней для меня прошли как в тумане. Лоррейн и ее родители почему-то были уверены, что я одумаюсь и вернусь на работу. Но я зашел в контору только за расчетом, после чего стал ходить в разные строительные компании, делая вид, что ищу работу.

И буквально с первых шагов меня ждал сюрприз. Джордж Фарр, президент одной из самых известных и процветающих строительных фирм, пригласил меня зайти и поговорить. Я пошел туда в полнейшей уверенности, что получу вежливый отказ, но ошибся.

– Джерри, – сказал он, откинувшись в кресле, – при всем уважении к твоему тестю, думаю, ты поступил правильно. Самое время было оттуда убраться. А мне сейчас как раз нужен помощник. Понимаешь, врачи советуют поменьше заниматься делами. Так что все получилось очень кстати. Только учти, работы у тебя будет невпроворот: подгонять мастеров, следить за расходованием материалов, воевать с архитекторами, Целовать в зад клиентов. В случае чего – я буду все время рядом. Значит, так. Я даю тебе триста пятьдесят долларов в неделю, и можешь Рассчитывать на долю в прибылях. Начать можешь прямо сегодня.

Предложение Фарра звучало заманчиво, чертовски заманчиво. Приняв его, я мог бы согласиться на условия Лоррейн и, получив развод, стать свободным. “Да... да, это интересно, – пробормотал я. – Спасибо, Джордж. Но мне надо все хорошенько обдумать”.

– Мы строим сейчас агентство по продаже автомобилей, два мотеля, супермаркет и жилой дом. У меня полно разных предложений, но без помощника я не потяну. В общем, подумай.

– Я позвоню, Джордж.

Когда я отъехал от конторы Фарра, в голове моей была полная сумятица. Пожалуй, лучше всего было бы сейчас послать письмо в Тампу:

“Уважаемый директор отеля “Шератон”! Если кто-нибудь спросит Роберта Мартина, вручите ему, пожалуйста, этот конверт”.

“Винс, дружище! Возвращаю тебе пятьсот долларов. Мне очень жаль, но сумма, о которой мы с тобой говорили, слишком велика. Спасибо, что вытащил меня тогда из реки. Не обижайся”.

Дома на меня опять накинулась Лоррейн:

– Я не понимаю, что происходит! О чем ты думаешь? На что мы будем жить?

– У меня есть кое-какие планы.

– Отлично. У него грандиозные планы! Приезжала мама и сказала, что отец ужасно расстроен. Они с папой не могут понять, как ты мог так с ним поступить после всего, что он для тебя сделал. Она даже плакала.

– Лоррейн, оставь меня в покое.

– Я хочу знать, что ты собираешься делать!

– Я собираюсь на несколько дней уехать.

– Куда, черт возьми?!

– Встретиться кое с кем. Может быть, займу денег и начну собственное дело.

– Да кто тебе даст денег?!

– Это уж не твоя забота. Дадут и попросят прийти еще. Послушай, взяла бы ты свою бутылочку и пошла бы с ней наверх!

– Я имею полное право выяснить, что ты собираешься делать...

После этого разговора Лоррейн стала пить больше обычного, а я старался как можно меньше бывать дома.

В пятницу, за день до отъезда, я вспомнил о Лиз и мне захотелось с ней увидеться. Я зашел в закусочную напротив нашей конторы, позвонил ей и пригласил выпить чашку кофе. Она ответила, что Малтон как раз уехал и она свободна. Через несколько минут она уже сидела напротив меня за столиком и подробно рассказывала о плачевных делах в их конторе.

Я слушал ее и думал о том, что из-за глупости и жадности одного человека рушится дело, в которое я вложил часть своей жизни. Хоть я и воспринимал сейчас все эти новости немного отстранение, все же в глубине души шевельнулась досада.

Я видел, что Лиз тоже грустно.

– Без тебя у нас совсем тоскливо, Джерри. Особенно мне. Ладно, это все не важно. Лучше расскажи о себе.

Я соврал ей, что ищу финансовую поддержку в надежде начать собственное дело.

– Надеюсь, тебе это удастся, Джерри. Может, взял бы меня тогда секретаршей.

– Да, если я тебя возьму на работу, Лоррейн прямо завизжит от радости.

Ее серые глаза с минуту испытующе смотрели на меня.

– А тебя на самом деле беспокоит, что на это скажет Лоррейн? Наш разговор становился все более интимным. Никогда ранее мы не касались этой темы.

– Я хочу, чтобы ты знала, – произнес я твердо. – С Лоррейн у меня все кончено.

– Как это понимать?

– Лиз, дело в том, что я тебе наврал. Ну, про то, что я ищу работу и все такое... И насчет собственного дела – тоже.

Она нахмурилась.

– Я тебя не понимаю, – сказала она недоуменно.

– Я не могу пока ничего объяснить. Просто не хочу тебя во все это впутывать. Давай поговорим абстрактно. Представь себе, что у меня вдруг появится... ну, в общем, у меня будет много денег.

– Рада за тебя.

– Я уезжаю ненадолго. Может быть, вернусь богатым. В ее взгляде вдруг появилось беспокойство.

– Джерри, только не делай ничего... никаких глупостей! Прошу тебя!

– Не беспокойся, это мои деньги. Все будет в порядке. Ее рука лежала на столе. Я накрыл ее своей ладонью и крепко сжал.

В первый раз я взял ее за руку. По лицу Лиз было видно, что ей больно, но она не сопротивлялась.

– Я скоро вернусь, Лиз. Вернусь с деньгами. И тогда мы сможем уехать.

– Куда?

– Да куда угодно. Куда нам захочется.

В серых глазах Лиз мелькнуло нескрываемое любопытство. Она была явно взволнована.

– Здесь скучно жить, Джерри. И день ото дня становится все тоскливее. – Она облизнула сухие губы.

– Я думаю, потом мы сможем все официально оформить.

– Вот потом давай и поговорим об этом. Если ты достанешь денег, конечно.

Я разжал пальцы. Ее тонкая рука еще с минуту безвольно лежала на скатерти. Потом, словно очнувшись, она быстро допила свой кофе и встала. На прощание она бросила на меня взгляд, полный такой отчаянной надежды, что у меня невольно сжалось сердце.

– Я желаю тебе удачи, Джерри, – прошептала она. – Возвращайся поскорей. Тогда поговорим.

Я уехал в субботу утром, после отвратительной ссоры с Лоррейн. Машина неслась по мокрому шоссе на юго-восток сквозь проливные дожди. Новоиспеченный мистер Роберт Мартин останавливался на ночь в дешевых мотелях, спал на продавленных кроватях, задыхаясь от отвратительного запаха неисправной канализации и грязного линолеума. По потолку мелькали разноцветные огни неоновой рекламы и свет фар проносящихся за окном грузовиков, из-за стены доносился истерический женский смех и нескончаемый кашель коммивояжера, продающего пластмассовые игрушки.

В двадцать минут четвертого телефон наконец зазвонил. Я взял трубку и услышал голос Винса. Он сказал, что сейчас придет, и через пару минут раздался стук в дверь. Вошел Винс, высокий, загорелый и бодрый. На нем была соломенная шляпа и темные очки в тонкой металлической оправе. Закрыв дверь, он бросил на кровать коричневый полиэтиленовый пакет.

– Да мы никак нервничаем сегодня, а? – усмехнулся он, бросив взгляд на пепельницу, полную окурков.

– Ладно, прекрати! Ну что, черт тебя побрал?

Он развернул пакет и достал оттуда шоферскую фуражку. Я надел ее. Фуражка была чуть-чуть тесновата, но со стороны это не было заметно.

– Где серый костюм? – спросил Винс. Я открыл шкаф. – Ладно, если добавить сюда черный галстук, сойдет.

Он снял шляпу, очки и положил их на диван.

– Итак, наш приятель прилетает завтра шестьсот семьдесят пятым рейсом в три часа дня.

– Ничего не изменилось? Все идет по плану? – В ту минуту мне страшно захотелось отказаться от нашей безумной затеи.

– Да ладно, Джерри, не трясись, я тебя не узнаю! Значит, так. Я достал черную машину. Мелендес думает, что я в Сан-Пауло, улаживаю кое-какие его дела. Кармела наготове. Завтра, в три часа дня по местному времени – а по нашему в четыре, – генерал Пераль получит подробнейшую информацию о подлом заговоре против него. Это будет гениальная операция, Джерри! А мы с тобой получим по большому куску сладкого пирога. Вот так, мой мальчик.

– Ну, а теперь что?

Винс встал, вытащил из кармана план города и развернул его на столе. Маршрут был отмечен красным карандашом. Мы вышли на улицу. У обочины стоял блестящий черный “крайслер”. Я сел за руль, и мы поехали в аэропорт. Постояв несколько секунд у главного входа, развернулись и поехали дальше. Винс держал на коленях план города и часы, указывая, с какой скоростью ехать на каждом участке пути. Маршрут был весьма запутанным и заканчивался у въезда в больницу. Здесь мы развернулись, и я повторил весь маршрут без подсказок. Ошибся я только дважды. С третьей попытки все получилось идеально. Затем мы подъехали к стоянке, где должен будет стоять мой автомобиль, проехали до универмага и оттуда кратчайшим путем до 301 шоссе, ведущего на север. Эта часть маршрута была простой, и мы решили не повторять ее дважды.

Дождавшись времени вечерних посещений, мы зашли через боковой вход в больницу и отыскали коридор, ведущий в приемный покой. Винс внес только одно изменение в свой первоначальный план. Он решил, что будет неразумно бросить где-то машину, взятую напрокат. Лучше вернуть ее и расплатиться, чтобы не привлекать внимания. Для того чтобы быстро стереть с дверцы машины герб, на заднем сиденье будет лежать наготове флакон с бензином. А герб он наклеит перед самым выездом в аэропорт.

В десять часов вечера мы расстались. Я вернулся в гостиницу, а Винс поехал ночевать в другое место. В ту ночь я почти не спал. Утром, надев белую рубашку, черный галстук и серый костюм, я выпил в отеле кофе и расплатился за номер. Потом взял чемодан, пакет с шоферской фуражкой и пошел к машине, на которой приехал в Тампу. Я запер чемодан в багажник, отошел от машины и стал ждать. Через три минуты подъехал Винс в черном “крайслере”. Я сел за руль и положил пакет с фуражкой на заднее сиденье. Мы еще раз проехали по маршруту, засекая время. От аэропорта до больницы – двадцать восемь минут, плюс-минус две минуты, в зависимости от движения и светофоров на перекрестках. От больницы до стоянки моей машины – три минуты. Там я буду сидеть с деньгами и ждать Винса. Он тем временем должен будет стереть герб с “крайслера”, выбросить дипломатическую почту и фуражку, расплатиться за автомобиль и пройти пешком шесть кварталов. Мы рассчитали, что на это уйдет тридцать минут. Для того чтобы доехать до универмага, где мы встретимся, мне понадобится всего десять минут. Так что двадцать минут мне лучше не стоять на месте, а покружить по улицам. Винс сделает вид, что ловит попутную машину, а я остановлюсь и подхвачу его. Итак, всего – семьдесят три минуты. Если все будет в порядке и самолет не опоздает, в четверть пятого мы уже будем за городом.

В половине первого мы зашли в кафе и съели по паре сандвичей. Я слегка успокоился. От меня требовалось совсем немногое – проехать по маршруту, который я знал как свои пять пальцев. Винс нашел подходящее место, где можно будет оставить диппочту, и мусорный ящик, куда он выбросит фуражку. Мы поехали к стоянке, и я пересел в свою машину. Винс в “крайслере” следовал за мной. Возле бокового входа в больницу мы переложили его чемодан ко мне в багажник. Винс осмотрелся по сторонам. Прохожих не было. Он аккуратно наклеил гербовый знак на дверцу черной машины. Я надел шоферскую фуражку и сел за руль “крайслера”, а он – на заднее сиденье. Не доезжая метров сто до входа в аэропорт, мы остановились. Винс вытащил металлическую коробочку, достал оттуда шприц и наполнил его демеролом, втягивая жидкость через резиновую пробку маленького пузырька.

– Ты точно знаешь дозировку?

– До одного кубика. Раньше семи вечера он не проснется. А даже если бы и проснулся... Сеньор Зарагоса почти не говорит по-английски. Пока он сможет что-то внятно объяснить, пройдет немало времени. Так что консульство будет уже закрыто. В полной уверенности, что он прилетит завтра, они будут встречать другой самолет. В общем, начнется полная неразбериха.

– Значит, все зависит от того, сумеешь ли ты его усадить в машину.

– Я уж сумею, милый мой. Будь спокоен!

– А я все-таки не очень верю во все это. Слишком уж большие деньги!

– Ничего, поверишь, когда будешь их пересчитывать. – Он взглянул на часы. – Еще шесть минут.

Вокруг нашей машины сновали люди. Мне почему-то казалось, что на меня в этой дурацкой униформе все обращают внимание. Черный “крайслер” раскалился на солнце как печка. Я весь взмок, тесная фуражка стягивала голову как железный обруч.

– Поехали, – скомандовал Винс.

Мы подъехали к главному входу и остановились, как и было задумано, слева, где было поменьше народу. Без десяти три. Винс вышел из машины. Тут к нему подошел полицейский.

– Эй, приятель, тут нельзя останавливаться, – громко сказал он. Винс широко улыбнулся, поклонился и быстро заговорил по-испански.

– Не понимаю, что ты говоришь, но стоянка здесь запрещена, – пожал плечами полицейский.

Винс, улыбаясь, похлопал по крыше автомобиля и, отчаянно жестикулируя, объяснил: “Дипломатикс! Дипломатикс! Оффесьяль!”

Подошел еще один полицейский, оглядел нас и сказал:

– Да ладно, Гарри. Пусть останавливаются, где хотят. И они ушли. Винс кивнул и скрылся за дверью аэропорта. Через пять минут он появился один.

– Радуйся, мой мальчик. Я только что позвонил в консульство. Мне сказали, что ожидают сеньора Зарагосу завтра утром, в восемь пятьдесят.

У меня немного отлегло от сердца. Теперь можно хотя бы не беспокоиться о том, что вот-вот появится машина из консульства.

– А рейс не задерживается?

– Точно по расписанию. – Винс поднял голову и посмотрел на заходивший на посадку самолет. – Похоже, это он и есть.

Винс хлопнул меня по плечу и, сверкнув белоснежной улыбкой, исчез в дверях аэропорта.

Я не спускал глаз с дверей. Несколько минут показались вечностью. Это чувство было мне знакомо. Ты сидишь в засаде, все давно готово, остается только ждать. Вот-вот раздастся звук приближающихся грузовиков или на дороге покажется вражеский патруль. А ты должен затаиться и ждать и молить Бога и дьявола, чтобы тебя не заметили. А потом Винс вскочит и откроет огонь, и грохот его автомата сольется с отрывистым треском наших очередей...

Наконец в дверях аэропорта появился Винс в сопровождении невысокого коренастого человека в темном костюме и белой соломенной шляпе. В руках у него был мешок с дипломатической почтой и портфель. Винс нес большой черный чемодан с металлической окантовкой. Оживленно жестикулируя свободной рукой, он что-то втолковывал своему спутнику. Взгляд у того был встревоженный, он явно колебался. Винс настойчиво уговаривал его.

Теперь настала моя очередь вступить в игру. Я с невозмутимым видом вышел из машины, открыл заднюю дверцу, затем подошел к Винсу и взял из его рук чемодан, такой тяжелый, что я прямо крякнул от неожиданности.

– Моменто! Альто! – Курьер попытался остановить меня резким окриком.

Не обращая на его крик никакого внимания, я открыл переднюю дверцу и водрузил чемодан на сиденье, а Винс взял Зарагосу под руку и повел его к машине. Тот еще мгновение поколебался, потом пожал плечами и шагнул к открытой дверце. Все в порядке! Сработало!

Но в этот самый момент я заметил двоих мужчин, стремительно приближавшихся к нам. Двое высоких, спортивного вида парней двигались прямо на Винса. Они были уже в десяти шагах. И прежде, чем на солнце блеснула темно-синяя сталь пистолета, я успел крикнуть:

– Винс, сзади!

Винс обернулся как пружина, но было уже поздно. Выстрел отбросил его назад, но он сумел удержаться на ногах. Сработала его потрясающая реакция. Схватив Зарагосу в охапку, он успел прикрыться им как шитом.

– В машину! – услышал я его крик и бросился к передней дверце. А дальше все происходило как в замедленной съемке или, вернее, как в кошмарном сне: ты бежишь, а ноги вязнут в чем-то липком, и ты не можешь сдвинуться с места, и просыпаешься в холодном поту. Но сейчас все происходило наяву, а я, как сквозь сон, слышал еще два выстрела, крики, топот бегущих ног, женский визг. Не помню, как я сел за руль. Должно быть, сработал дремавший во мне эти годы солдат. И очнулся я, только повернув ключ зажигания.

Эти парни были уже совсем рядом. Я увидел, как раненый Винс из последних сил приподнял Зарагосу и толкнул его прямо на них. Один из парней упал, сбитый с ног, второй отскочил в сторону, но, потеряв равновесие, опустился на четвереньки. Винс рухнул на заднее сиденье, я нажал на газ, и “крайслер” с визгом сорвался с места. Какой-то толстяк с криком отскочил в сторону, а нам наперерез, размахивая руками, бросился полицейский. Я услышал, как Винс захлопнул заднюю дверцу и мельком взглянул в зеркальце. Парни куда-то бежали. Зарагоса лежал на тротуаре, а рядом валялись портфель и мешок с дипломатической почтой.

Я втиснул машину в небольшой просвет на шоссе среди мчащихся автомобилей и погнал по весь опор, слыша сзади визг тормозов и разъяренные гудки. На скорости восемьдесят миль в час мы подъехали к повороту в город. Я притормозил и резко свернул направо. Издалека доносился вой сирен. Мы мчались, обгоняя все машины, то и дело выезжая на левую сторону и заставляя встречный транспорт прижиматься к обочине. Через несколько минут мы были уже в городе, и я сбавил скорость. Миновав три квартала, мы остановились у светофора.

Я обернулся к Винсу, который полулежал на заднем сиденье.

– Как ты?

– Не знаю. Хлещет, как из резаного поросенка. – Сможешь остановить кровотечение? – Пробую. Тьфу ты, черт! – Что там с этим, как его, курьером?

Вспыхнул зеленый свет, и я тронулся с места.

– После второй пули, по-моему, был готов.

– Откуда взялись эти козлы, черт бы их взял?

– Одного я, по-моему, где-то видел, не помню только где. Это вряд ли люди Киодоса. Наверное, пришли за бабками, как и мы с тобой. Черт! – Он застонал от боли.

– Куда ты ранен?

– В плечо, под правую ключицу и в левое бедро.

– Вести машину можешь?

– Да ты что! Нет, конечно. Того гляди, потеряю сознание. – Только сейчас я вспомнил про шоферскую фуражку, снял и бросил ее на пол.

– Ну что, заедем в больницу?

– Да ты не в своем уме. Это будет конец всему. Поехали отсюда побыстрее, найдем укромное местечко, а там что-нибудь придумаем.

Я прибавил газу, обогнул больницу и подъехал к тому месту, где стояла моя машина. Перетащив в нее черный чемодан, я вернулся к “крайслеру”. В его заднем стекле зияла дырка от пули. Я приоткрыл дверцу.

– Сможешь добраться до машины?

– Придется. – Голос Винса звучал глухо, а лицо стало серым, несмотря на загар. Из машины пахнуло сладковатым запахом крови. Левая штанина и пиджак Винса были пропитаны ею насквозь. Я помог ему вылезти из машины и хотел перетащить его на себе, но он оттолкнул меня и медленно пошел сам. Добравшись до моей машины, он упал на заднее сиденье. Переведя дух, он вытащил из кармана пузырек с бензином.

– Не нужно оставлять улик. – Я с трудом разобрал его слова. – Сотри герб и отпечатки пальцев.

На тротуаре стоял маленький мальчик и с интересом наблюдал за моими поспешными действиями.

– Это что, пуля? – спросил мальчик, указывая на пробитое стекло. Вот ведь принесла нелегкая!

– Нет, один мальчишка бросил камнем. Кстати, очень похожий на тебя. Может, это ты? – Мальчик подумал, потом повернулся и убежал. Я огляделся по сторонам, бросил пузырек с бензином на асфальт, переложил шоферскую фуражку в свою машину и хотел было вытащить ключи от зажигания из “крайслера”, но оставил их в замке – если кому-нибудь взбредет в голову украсть машину, – это еще больше запутает следы.

Сев за руль своего “бьюика”, я оглянулся на Винса.

– Ну, как ты?

Он полулежал с закрытыми глазами.

– Не теряй время даром, – услышал я его слабый голос. Мы тронулись на север. Свернув с шоссе 92 на шоссе 301, мы очутились за городом. Я взглянул на часы. Около четырех. Винса ранили в десять минут четвертого. Выглядит он ужасно. Нужно срочно что-то делать. Я свернул на обочину и остановился в тени деревьев. С шоссе нас не было видно. Винс выбрался из машины и лег на землю. Я стянул с него брюки.

Было ясно, что пуля не задела артерию, иначе он бы давно истек кровью. Темная густая венозная кровь, пульсируя, медленно вытекала из круглого отверстия на внутренней стороне бедра. Пуля прошла насквозь, оставив сзади большую рваную рану. Я достал из своего чемодана початую бутылку виски и плеснул на рану, потом вытащил белую рубашку, разорвал ее на полосы и перевязал ногу.

– Чувствую райское благоухание, – пробормотал Винс.

– Заткнись. Давай-ка приподнимись, надо снять с тебя рубашку. Рана на плече кровоточила меньше, но была куда более опасной. По-видимому, пуля задела ключицу и порвала мышцы и сухожилия. Все, что я мог сделать, – это повторить те же манипуляции и сделать перевязку. После этого я помог Винсу одеть чистую рубашку и брюки и подвесил его правую руку в повязке, перекинутой через шею, а пропитанную кровью одежду закопал под кустами. Винс взял бутылку виски и отпил несколько глотков. Цвет лица у него стал получше.

– Спасибо, доктор Джеймисон, – сказал он.

– Тебе нужен настоящий врач, Винс.

– Успеется.

– Черт, что же мы будем делать дальше?

– Поехали. Найдем местечко и там пересчитаем деньги.

Я помог ему сесть в машину, и мы выехали на шоссе 301. Винс велел мне отъехать как можно дальше от Тампы. Вспомнив о шоферской фуражке, я выбросил ее из окна в придорожные кусты.

В пять часов, включив радио, я поймал передачу последних известий. После обзора международных событий диктор с явным удовольствием приступил к изложению чрезвычайного происшествия в Тампе. Должно быть, у них редко происходит что-нибудь интересное.

Итак, сеньор Зарагоса мертв – убит пулей в сердце. Дипломат прибыл в Тампу по служебным делам из Южной Америки трехчасовым рейсом. Убийцы напали на него в тот момент, когда он стоял у здания аэропорта рядом с черным лимузином. Внутри лимузина сидел шофер и разговаривал с неопознанным мужчиной. Неизвестный мужчина “под градом пуль” нырнул в лимузин, который тут же скрылся. Убийцам также удалось улизнуть на голубом “форде” с местными номерными знаками. Дипломатическая почта и прочие документы остались лежать рядом с убитым. Мужчина, находившийся рядом с “дипломатом” в момент нападения, по описанию очевидцев, был высоким, крепкого телосложения брюнетом. На нем был одет темно-коричневый костюм, соломенная шляпа и солнцезащитные очки. По-видимому, он не говорит по-английски. Представитель консульства не захотел прокомментировать происшествие. Полиция перекрыла все дороги и разыскивает черный лимузин и голубой “форд”. Далее шло короткое и неточное описание нападавших.

Когда диктор перешел к спортивным новостям, я выключил радио.

– Значит, мы успели выехать из города до того, как полиция перекрыла дороги, – заметил Винс.

– Похоже на то.

– Даю руку на отсечение, что консул сейчас в полном замешательстве. Он сделает все, чтобы избежать широкой огласки.

– Почему?

– Подумай сам, Зарагоса – простой курьер, он для них – никто. Ни один документ из диппочты не пропал. Они решат, что Зарагоса связался с контрабандистами, которые его и пристрелили. Никому не нужен политический скандал. Киодос, конечно, будет в ярости, но и он успокоится. На его товар всегда найдется покупатель. К тому же начнутся события в Валенсии, и он решит, что все это было связано с подавлением генералом Пералем готовящегося переворота. Кстати, странно, что этот болван диктор ничего не сообщил о Мелендесе. Ну, ничего, скоро мы услышим и об этой заварушке. В общем, не беспокойся, Джерри. Все о’кей.

– Ну, конечно, все идет отлично. У тебя в теле всего две дырки, курьера ухлопали, а те двое нас разыскивают. Все хорошо, просто великолепно!

– Ладно, Джерри. Давай, жми. Нам нужно уехать как можно подальше.

К шести часам вечера мы уже проехали Окалу. Я забыл включить радио, а когда спохватился, диктор уже вовсю рассказывал о событиях в Валенсии. Из приемника доносился его бархатно-сладкий голос: “... мало что известно. Знаем только, что диктатор, генерал Пераль, опираясь на свою немногочисленную, но преданную профессиональную армию, уже практически подавил переворот, возглавленный Мелендесом. В столице введено военное положение, жителям запрещено выходить на улицу. Как нам стало известно из информированных источников, все заговорщики – за исключением немногих, оказавших сопротивление, – находятся под арестом. Штаб-квартира заговорщиков, находящаяся на фазенде Мелендеса “Де лас Трес Мариас”, окружена правительственными войсками.

Мы неоднократно предупреждали об опасности подобных событии для всего свободного мира. По всей видимости, этот путч является еще одной попыткой насаждения прокоммунистического режима в одной из разваливающихся стран. Выяснилось, что заговорщики во главе с Мелендесом готовили этот переворот в течение нескольких месяцев, закупая крупные партии оружия. Остается лишь гадать, каким образом просочилась информация о заговоре, благодаря чему генерал Пераль успел принять ответные меры”.

– Ну, конечно, что вам, дуракам, еще остается делать? – заметил Винс.

“Только что мы получили еще одно сообщение из Валенсии. Возможно, это прольет свет на некоторые обстоятельства подавления путча. Личный секретарь Рауля Мелендеса, очаровательная Кармела де ля Вега, по всей видимости, получила сведения о готовящемся перевороте. По версии нашего корреспондента, она и явилась тем лицом, кто, исполняя свой гражданский долг, предупредил генерала Пераля. Затем, опасаясь мести со стороны заговорщиков, она вылетела на двухместном самолете, принадлежавшем Мелендесу, в сторону северной границы страны. Кармела де ля Вега не являлась профессиональным пилотом. Подлинных причин, толкнувших ее на этот отчаянный шаг, мы уже никогда не узнаем, потому что самолет разбился, заходя на посадку возле города Вьядидад. Кармела де дя Вега погибла”.

После небольшой паузы другой диктор с еще более сладким голосом стал расхваливать преимущества нового дезодоранта. Я выключил радио взглянул на Винса. Его лицо ничего не выражало.

– Предупреждал ее, что нужно быть внимательнее, – произнес он наконец. – Небось пыталась сесть в тридцати футах над землей и врезалась в грунт. Вечно спешила.

– Как ты? Не пора нам остановиться? – спросил я.

– Да, пора бы. Из-за этого кровотечения страшно пить хочется. Я остановился возле нового мотеля в Старке, штат Флорида. Уже стемнело. Было крайне нежелательно, чтобы Винса кто-нибудь видел в таком состоянии, и я оставил его в машине. За конторкой сидела полная женщина. Она любезно предложила мне двухкомнатный коттедж. Я объяснил ей, что мой приятель очень устал и заснул в машине, и она позволила мне зарегистрировать нас обоих. Мальчик-посыльный отпер наш домик, и я послал его принести льда. Как только он скрылся из виду, я помог Винсу вылезти из машины и буквально втащил его по ступенькам. Мальчик через порог передал мне лед, и я запер дверь, но тут же, вспомнив о черном чемодане, внес его в комнату. Я тщательно проверил, хорошо ли запирается наш коттедж, задвинул шторы и включил кондиционер. Винс, сидя в кресле, большими глотками пил воду. Выпив пятый стакан, он почувствовал себя получше.

– Давай я уложу тебя в кровать.

– Нет. Сначала посмотрим, что в чемодане. Вдруг он набит кирпичами.

– Типун тебе на язык.

Я положил чемодан набок. Он был заперт, и замки выглядели весьма внушительно. Пришлось взять из багажника монтировку. Взломав замки, я откинул крышку. Сверху лежало старое тряпье. Я разгреб его трясущимися руками, и нашим взорам открылось удивительное зрелище.

Глава 5

Банкнота в один доллар выглядит скромно и непритязательно. У пятидолларовой бумажки вид более солидный. Десятка внушает доверие и требует к себе уважение, как лидер скаутов. Если поднести к уху двадцатидолларовую банкноту, свернув ее в трубочку, тебе померещится морской прибой и сладкая музыка, доносящаяся из ночных ресторанов. Пятьдесят долларов самодовольно усмехаются, как толстяк, выигравший на скачках. Так и видишь его, лоснящегося, с золотым перстнем на мизинце. Ну, а сотенную купюру просто распирает от собственного величия. Она надменна и не любит валяться рядом с какой-то мелочью.

Впрочем, количество банкнот тоже говорит о многом. Несколько мятых бумажек, по одному доллару засунутых в грязный карман или развернутых веером во время игры в железку. Потом идут трешки в тощем бумажнике. Вслед за ними выступают всякие там пятерки, десятки и двадцатки, набитые в портмоне из кожзаменителя. Ступенькой выше появляется платиновый зажим с пятидесятидолларовыми банкнотами, новенькими и хрустящими. И, наконец, гордый конверт с внушительной пачкой стодолларовых купюр, передаваемый из рук в руки в правительственных коридорах.

А еще существуют банки. Вы подходите к окошечку кассира, а при виде пачек денег у вас перехватывает дыхание. Вам знакомо это чувство?

Когда школьников приводят на экскурсию на монетный двор, добрый дяденька разрешает какой-нибудь симпатичной девчушке подержать в руках миллион долларов – совсем небольшую пачку банкнот по десять тысяч, всего сто казначейских билетов. Эти купюры водятся где-то в таинственных недрах федеральной банковской системы. Даже не верится, что миллион можно так просто взять и подержать в руках. Но вот унести его оттуда можно и не пытаться. Такие банкноты все равно никто не разменяет.

Ладно. Это было лирическое отступление. Совсем иначе выглядело содержимое черного чемодана. Куда более реально. Джерри Джеймисон, ломавший замки и выбрасывающий из чемодана старое тряпье, – это был прежний я. Но я, увидевший деньги в чемодане, – это был уже новый человек. В ту самую минуту я всем своим нутром почувствовал, что мне больше никогда не стать прежним Джеймисоном, как бы мне этого ни захотелось.

Сидя на корточках, я поднял глаза на Винса. Взгляды наши встретились. Несколько мгновений мы обалдело смотрели друг на друга со смешанным чувством неловкости и какого-то дикого, сумасшедшего восторга, потом оба отвели взгляд в сторону.

– Даже не знаю, что сказать в такой момент, – тихо произнес Винс.

– Надо не говорить, а считать. – Я сам не узнавал своего голоса. Деньги были упакованы в толстые пачки, в четыре дюйма каждая. Пачки туго перевязаны и плотно уложены рядами. Я с трудом вытащил одну. Верхняя и нижняя банкноты оказались стодолларовыми, не новыми, бывшими в употреблении. Я несколько раз подбросил пачку на ладони, наслаждаясь ее ощутимым весом, и передал Винсу. Он зажал ее между коленями и провел большим пальцем по боковой стороне, пытаясь заглянуть внутрь пачки. Деньги были плотно спрессованы. Винс взвесил пачку на ладони.

– Здесь, похоже, бумажек пятьсот, – прикинул он.

– Значит, тысяч пятьдесят.

– И сколько таких пачек в чемодане?

Я начал вытаскивать их одну за другой, пересчитывая. Казалось бы, следовало считать медленно, растягивая удовольствие. Но мой взгляд лихорадочно стремился вперед, и руки едва успевали за ним. Итак, шестьдесят восемь пачек сотенных и еще одна пачка банкнот по пятьсот долларов, такой же толщины.

– у меня просто в голове не укладывается, – хрипло произнес Винс откашлялся. – Джерри, вон та пачка с пятисотенными – в ней четверть миллиона! Возьми карандаш и бумагу и валяй...

– Постой-ка, что там у нас? – На самом дне чемодана лежал листок бумаги с цифрами, напечатанными вкривь и вкось, видимо, на старой и разбитой пишущей машинке.

34.000 х 100= 3.400.000

500 х 500 = 250.000

–

3.650.000

Я передал листок Винсу. Он не ошибся – в каждой пачке ровно по пятьсот бумажек. Трудно поверить! Тридцать четыре тысячи сотенных! Два миллиона – Винсу и один – мне.

– Значит, Кармела не в счет? – спросил я.

– Ну ты же слышал все по радио. Все, что больше трех миллионов, делим пополам.

Итак, я стал владельцем миллиона трехсот двадцати пяти тысяч долларов. Я посмотрел на разбросанные по полу пачки.

– Давай одну распечатаем и разделим. Мне не терпелось.

– Валяй.

Развязывая узел, я порвал верхнюю банкноту. Пачка, освободившись от тугой бечевки, стала вдвое толще. Я на глаз разделил ее на две части и пересчитал половину. Двести шестьдесят две бумажки. Я взял двенадцать сотенных и переложил в другую стопку. Теперь поровну. Двести пятьдесят своих банкнот я сунул себе в чемодан пол одежду. Подумаешь, двадцать пять тысяч. Так, мелочь! Сверху была порванная банкнота. Я показал ее Винсу.

– Эту мы выбросим.

– Черта с два. Дай ее мне, а себе возьми одну из моих. Для друга ничего не жалко. Закурим?

Я достал сигареты и зажигалку. Винс взял порванную купюру за уголок и поднес ее к огню. Прикурив от нее, мы полюбовались, как она догорала в пепельнице.

– Вот уж не думал, что смогу себе такое позволить, – заметил Винс. И тут мы начали хохотать как безумные, до слез. Отсмеявшись, я вспомнил, что должен Винсу пятьсот долларов и хотел немедленно вернуть. Но он гордо отказался, не желая даже слышать о такой мизерной сумме. На мою долю пришлось двадцать шесть пачек. Пачку с пятисотдолларовыми банкнотами получил Винс.

– Мне будет их легче разменять, чем тебе, – объяснил он. Я любовно сложил свои двадцать шесть пачек. Но при взгляде на долю Винса где-то внутри у меня зашевелилось смутное недовольство. Впрочем, это чувство появилось так же быстро и исчезло. Мы запомнили, сколько пачек приходится на каждого, и я сложил все обратно в чемодан. Пришлось повозиться со сломанными замками, но они в конце концов защелкнулись, и я запер чемодан в стенной шкаф. После этого принес Винсу еще пару стаканов воды, помог дойти до туалета и уложил в кровать. Он сказал, что боль немного уменьшилась, но тело стало неметь. Симптомы были мне знакомы. Они не предвещали ничего доброго.

Вспомнив, что нужно перекусить, я вышел из домика. В ночном баре я купил два гамбургера и кофе. Отпирая дверь, я вдруг подумал о том, что, пока меня не было, Винс забрал чемодан с деньгами и смылся. Глупость, конечно, но в тот момент я был уверен, что не увижу его на месте.

Нет, он спал. Я решил, что ему необходимо поесть, и разбудил его. Он с трудом запихнул в себя гамбургер и отпил чуть-чуть кофе.

– Дальше-то что нам делать, – спросил я.

– Посмотрим, как будут заживать раны.

– Не думаю, что особенно быстро.

– Если все пойдет нормально, дней через десять я встану на ноги и смогу уехать.

– Куда?

– Есть одно укромное местечко. Теперь, после того как Кармела приказала долго жить, мне не нужно никуда заезжать.

– Я смотрю, ты не особенно ее оплакиваешь?

– Ты очень догадлив.

– Так где же ты хочешь провести эти десять дней?

– По-моему, Джерри, надежнее всего, а главное – удобнее, у тебя дома.

Я задумался. По-своему он был прав, но мне совсем не хотелось вешать на себя эту обузу. Распознать в нем таинственного мужчину, с которым разговаривал курьер в Тампе, проще простого.

– Послушай, а в Штатах ты легально?

– На этот раз – да.

– А ты понимаешь, чем я рискую?

– Твой риск не лишен здравого смысла.

– Винс! Чем больше риск, тем больше вознаграждение. Он посмотрел на меня и зевнул.

– Сколько?

– Еще одна пачка сотенных. Он присвистнул.

– Дорогая у тебя, однако, жилплощадь! Тот, прежний Джерри, который ломал замки у чемодана, никогда бы не потребовал такого. Но я был уже другим человеком, куда более жестким.

– Есть другой вариант. Я могу найти тебе квартиру и раз в сутки приносить еду.

– И сколько мне это будет стоить?

– Нисколько.

Он закрыл глаза. Время шло. Я уже решил, что Винс уснул, но он просто дремал.

– Ладно, поехали к тебе. Получишь двадцать седьмую пачку, можешь подавиться. Может, тебе удастся выманить у меня еще несколько за эти десять дней.

– Да заткнись ты, Бискэй! Можно подумать, я тебя обобрал до нитки! Это все равно была бы доля Кармелы. Кстати, ты забываешь, что я и не подумал смыться, когда у вас там началась заварушка.

Он устало закрыл глаза.

– Спокойной ночи, старина. А взял я тебя именно потому, что был уверен, что ты не смоешься.

На следующее утро Винсу стало гораздо хуже. Мы выехали в одиннадцатом часу. В пути он часто впадал в забытье и громко стонал. Я остановился у придорожного кафе перекусить, но он не смог взять в рот ни кусочка.

К вечеру у него начался жар, я заметил это по лихорадочному блеску его глаз. Я потрогал ему лоб – как печка.

– Это из-за ноги, – сказал он.

– Нужен врач.

– Плевать, само пройдет. Ты знай рули, лейтенант!

Но еще через час, когда мы проехали Бирмингем, он начал бредить, говорил что-то по-испански, попытался открыть дверцу и выпрыгнуть на скорости шестьдесят пять миль в час. Я едва успел его удержать. Ехать дальше в таком состоянии было невозможно.

Я остановился у первого попавшегося мотеля на окраине Бирмингема. Втащить его в комнату стоило мне больших трудов. Но он же, черт возьми, тоже изрядно попотел тогда, выволакивая меня из реки! Нет, вру. Совсем другая мысль пришла мне в голову в тот момент. Подлая такая мыслишка: взять, запереть его в этой комнате и уехать, прихватив с собой все денежки. Но это было бы безумием.

Я сунул в карман несколько банкнот и отправился в город. В Бирмингеме я нашел врача и привез с собой в мотель. За пять тысяч долларов он с готовностью согласился оказать помощь человеку, случайно ранившему себя из револьвера. Дважды. За пять тысяч долларов он был готов на все и, разумеется, на то, чтобы не сообщать в полицию о таком странном несчастном случае. Он промыл и перевязал раны, сделал уколы, и я отвез его обратно. На прощание он сказал, что Винсу не стоит несколько дней вставать с постели, а тем более путешествовать в машине.

На следующее утро Винс разбудил меня на рассвете. Он был еще очень слаб, но в полном сознании. Я передал ему слова доктора. Винс сказал, что если я помогу ему добраться до машины, то он вполне может ехать дальше, я взял из номера четыре одеяла и оставил на столе сто долларов Для портье – на случай, если ему взбрело в голову сверить номер моего автомобиля с записью в регистрационной книге.

Я устроил Винса на заднем сиденье, но ехать ему все равно было тяжело. Лицо его пожелтело, глаза ввалились. Когда стемнело, я остановился у обочины и пару часов поспал. Потом мы снова тронулись в путь и ехали всю ночь. Мимо пронеслись Спрингфилд, Престон и Канзас-Сити и, наконец, в пять часов вечера, в субботу, мы добрались до Вернона. Хорошо бы Лоррейн не оказалось дома, подумал я. Ни Лоррейн, ни Ирены не было. Я вытащил Винса из машины. Надо было поскорее поднять его на второй этаж. Сам он идти не мог. Я взвалил его себе на спину, но он оказался слишком тяжел, пришлось отказаться от этой затеи. Тогда я потащил его волоком. Он помогал мне, как мог. Общими усилиями мы добрались до свободной спальни. Там я раздел его и уложил в постель.

На все это ушло минут сорок. Теперь надо было куда-то спрятать деньги. Лоррейн чертовски любопытна и непременно захочет выяснить, где я был и чем занимался. Она обнюхает все углы и доберется до чемодана в багажнике. Единственное место, куда она не любит заглядывать, – это подвал. Там у нас хранились дрова для камина, не меньше восьми кубометров березовых и дубовых поленьев – сложенные штабелями до самого потолка. Мы не разжигали камин с прошлой зимы. Камин – символ семейного счастья и благополучия. Чего-чего, а этого у нас не было. Ну что ж, нет худа без добра. Значит, никому не взбредет в голову копаться в дровах. Я поставил чемодан к стенке и стал обкладывать его поленьями. Я так спешил, что все руки у меня были в занозах и царапинах.

Закончив работу, я поднялся к себе в спальню и выдернул самые крупные занозы щипчиками, лежавшими на туалетном столике Лоррейн. Мне страшно хотелось поскорее принять душ, но сначала нужно было решить, куда девать двадцать пять тысяч, оставшихся в моем чемодане. Времени на раздумья не было, и я переложил пять сотенных в свой бумажник, остальные деньги запечатал в большой конверт и приклеил его клейкой лентой к задней стенке письменного стола. Конверт был слишком толстым, и ящик не задвигался до конца, но я решил, что сойдет и так.

Начало седьмого. Я зашел проведать Винса. Он дремал и проснулся, когда я присел на край кровати.

– Ну, как дела?

– Господи, Джерри, неужели мы уже приехали? По-моему, грешников в аду держат на заднем сиденье автомобиля и катают по этому чертову шоссе.

– Давай скорее решим, что сказать Лоррейн.

– Чем меньше ты ей скажешь, тем лучше.

– Но я же не могу ей вообще ничего не говорить.

– Тоже верно.

– Только ни слова про огнестрельное оружие. У нее буйная фантазия. Она черт-те что может напридумывать, а после трех коктейлей об этом будет знать вся округа. Надо выдумать что-нибудь поскучнее.

– Нет ничего скучнее, чем хирургическая операция. А Джерри? Как ты считаешь?

– Во, отлично! Но какая?

– Ну, например, хронический – как его? – бурсит... Мне вскрыли нарывы на плече и бедре и выпустили жидкость, или что они там делают?

– Ладно. Значит, так. В прошлый раз ты сказал мне, что ложишься на операцию. И ей ты тоже об этом говорил. Можешь смело ей это сказать: она все равно спьяну ни черта не помнит. Итак, я ездил тебя навесить в больнице. Да, а где ты лежал?

– Скажем, в Филадельфии.

Д,а вроде все сходится. Я решил забрать Винса, чтобы он отлежался меня. После такой пустячной операции это выглядит вполне правдоподобно. Лоррейн не станет возражать – я видел в прошлый раз, какое Винс произвел на нее впечатление.

– А деньги куда ты спрятал?

– Они в надежном месте.

Он испытующе посмотрел на меня.

– Приятно слышать, но все-таки где именно?

– Я же тебе ясно сказал: в надежном месте.

Винс с трудом приподнялся на локте. Заходящее солнце, пробивавшееся сквозь щели жалюзи, отбросило полосатый отсвет на его осунувшееся лицо. Трехдневная щетина отливала медью.

– Старик, давай договоримся раз и навсегда. В этом чемодане чертова прорва денег. Имея дело с такими деньгами, очень легко забыться и наделать глупостей. Я должен знать, куда ты их спрятал.

– В подвал, под дровами.

Винс вздохнул с облегчением и откинулся на подушку.

– Вот и отлично, молодец.

В этот момент я услышал знакомый рев мотора “порше” и, выглянув в окно, увидел, как Лоррейн въезжает в гараж.

Я спустился по лестнице и встретил ее у входной двери.

– А, вернулся, – протянула она и направилась на кухню. Под ее синим махровым халатом виднелся купальный костюм. Непросохшие темные волосы завились колечками на висках.

– Купалась?

– Нет, была на танцах. – Она достала из холодильника ведерко со льдом. – Ну, как съездил?

– Отлично, дорогая. Знаешь, у нас гость. Лоррейн бросила в стакан несколько кубиков льда и резко повернулась ко мне.

– Какого черта...

– Помнишь, Винс нам говорил, что ложится на операцию, вскрывать нарывы на плече и ноге?

– Что-то припоминаю. Ну и?..

– Я заехал к нему в больницу в Филадельфии. Она с сомнением взглянула на меня.

– Ты, что же, специально отправился на машине в Филадельфию?

– Нет, я ездил по другим делам, оказался неподалеку и решил его проведать. Больница – не самое лучшее место в мире. Вот я и пригласил его отлежаться у нас несколько дней. Ему нельзя вставать с постели.

– Бедолага!

– Ты не возражаешь?

– Да нет, ради Бога. Разве что Ирена будет недовольна. Она что-то совсем разленилась в последнее время. Кстати, сегодня опять отпросилась на полдня. Постой, а чем же мы будем кормить Винса?

– Да ему ничего особенного не нужно. Так, бульона с тостами и все. А я могу поесть в городе.

– Я сегодня ужинаю в клубе. Перед уходом что-нибудь для него приготовлю. – Тут она впервые взглянула на меня повнимательнее. – Джерри, ты ужасно выглядишь. Что это ты так осунулся?

– Устал. Все время был в дороге.

Лоррейн взяла свой коктейль и пошла наверх. Я немного постоял, собираясь с мыслями, но голова была пустая. Я решил принять душ и, поднимаясь по лестнице, слышал, как Лоррейн разговаривала с Винсом. Слов я не разобрал, но, по-моему, она опять с ним кокетничала.

Когда я вошел в спальню, Лоррейн стояла возле кровати, где была разбросана моя измятая одежда, и держала в руках спичечный коробок. Она уже успела пошарить у меня в карманах.

– А ты, однако, успел попутешествовать. Эти спички из мотеля в Старке, штат Флорида. Гм...

– Да нет, во Флориде я не был. Это спички из другого места. У них, наверное, сеть мотелей с общими поставками.

– Слушай, на нашем счете в банке почти ничего не осталось. Ты собираешься вообще работать?

– У меня есть немножко денег, я положу их на счет. Нам придется жить поскромнее, Лоррейн. Придется тебе с этим смириться.

– А если я не хочу с этим мириться? Что тебе мешает с понедельника вернуться в папину контору?

– Это не твоя забота. Я прошу тебя, потерпи немного.

– А это уж мое дело, захочу я терпеть или нет. Так ты не нашел новую работу?

– Я выбираю.

– Ха, он выбирает! Значит, твои любимые друзья не подумали дать тебе денег? Я так и знала. Нет, Джерри, ты точно чокнутый. Кстати, скажи, чего это Винс так плохо выглядит?

– Наверное, плохо перенес операцию.

– Зачем же ты его повез на машине от самой Филадельфии?

– Ничего, он крепкий мужик.

Лоррейн пожала плечами. Перед уходом в клуб она приготовила бульон и тосты для Винса и, переодевшись в вечернее платье, сама отнесла ему поднос наверх. Стоя у окна в комнате Винса, я наблюдал, как она села в свой “порше” с откинутым верхом, покрыла свою хорошенькую головку шелковой косынкой и уехала.

Я помог Винсу дойти до туалета и поставил на его ночной столик воду, таблетки и часы. У меня было ощущение, что нам надо поговорить о чем-то важном, но мой усталый мозг отказывался работать. Мне даже есть не хотелось. Я отнес его поднос на кухню, выпил стакан молока и пошел спать.

Глава 6

Я проснулся в десять часов утра. Лоррейн еще спала. В доме было тихо. Ирена по воскресеньям к нам не приходит. Я спустился и достал из почтового ящика утреннюю газету, сварил себе кофе и стал читать.

Анализ событий в Валенсии занимал несколько страниц. Длинный и нудный комментарий мог бы уложиться в одном абзаце. Восстание полностью подавлено, склады оружия захвачены армией генерала Пераля, организаторы переворота убиты или арестованы. Сам Рауль Мелендес повесился в камере федеральной тюрьмы. Его земельные владения перешли в ведение министерства внутренних дел. В столице отменен комендантский час. Официальные круги полагают, что последние события не окажут заметного влияния на туризм в Валенсии.

Только в конце одной заметки я нашел то, что меня интересовало. После краткого сообщения о трагической гибели Кармелы де ля Вега шел параграф следующего содержания:

“Разыскивается также личный пилот и доверенное лицо Мелендеса, уроженец США, принявший гражданство Валенсии, по имени Винсент Бискэй. Установлено, что Бискэй покинул страну 4 мая, за четыре дня до переворота. Дальнейшая его судьба неизвестна. Принимая во внимание его давние и весьма близкие связи с Мелендесом, он вряд ли вернется в Валенсию. Информированные источники полагают, что он может искать политического убежища на Кубе, с которой Мелендес поддерживал тесные связи. Знавшие Винсента Бискэя считают его “темной лошадкой”, так сказать “джентльменом удачи”.

Описанию убийства курьера в Тампе также отводилось значительное место, но нигде не проводилось параллели между этими двумя событиями. Голубой “форд” был обнаружен в латинском квартале Тампы. Было установлено, что за два часа до перестрелки его угнали с автомобильной стоянки. Полиция нашла и черный лимузин, в котором таинственному мужчине удалось скрыться от убийц. Выяснилось, что за сутки до инцидента в аэропорту этот автомобиль был взят напрокат Даниэлем Харландом, жителем города Тампа. На допросе в полицейском участке он заявил, что в тот день к нему подошел на улице незнакомый, хорошо одетый господин и попросил ему помочь, пообещав пятьдесят долларов, если тот возьмет для него напрокат самый дорогой черный лимузин и зарегистрирует на свое имя. Харланд согласился. Они отправились вместе в ближайшее агентство. Незнакомец вручил ему сначала сто долларов – заплатить за машину – и потом еще пятьдесят, когда получил ключи.

Судя по тому, что в найденном “крайслере” одно стекло было пробито пулей, а пол залит кровью, есть основания полагать, что ускользнувший от убийц человек был серьезно ранен. Все врачи в округе предупреждены об обязанности сообщать в полицию, если к ним обратится человек с огнестрельными ранениями.

В обоих автомобилях обнаружены отпечатки пальцев, правда, нечеткие. Пока неясно, смогут ли они быть использованы в ходе следствия.

Посол Валенсии в Вашингтоне сделал заявление, что данное преступление не имело политической подоплеки, так как все официальные бумаги в сохранности. По мнению посла, сеньор Альваро Зарагоса был убит по личным мотивам.

Я поднялся наверх с газетой и кофе. Винс был в ванной. Когда он открыл дверь, я едва успел подбежать и подхватить его. Он был смертельно бледен, губы плотно сжаты, зрачки расширены от боли. Я дотащил его до кровати, понемногу он пришел в себя.

– Что ж ты меня не позвал?

– Хотелось немного размяться. Просто слишком долго стоял, пока брился. Теперь уже все в порядке. – Он приподнялся, сел в постели, я передал ему кофе.

– Ну, что пишут? Наши имена еще не попали на первые полосы? – спросил Винс, заметив в моих руках газету.

– Твое уже попало.

Мне показалось, что Винсу опять стало плохо. У него перехватило дыхание, и он чуть не выронил чашку, но тут же взял себя в руки.

– Тампа? – спросил он сдавленным голосом.

– Нет.

– А, ты, сукин сын! Удавить бы тебя за такие шутки. Я-то без тебя знал, что про меня вспомнят в связи с переворотом. Дай-ка я взгляну. Он прочитал заметку на последней странице и отбросил газету.

– Ладно. Все не так уж плохо, лейтенант.

– Я вот о чем хочу с тобой поговорить. Проснувшись сегодня, я все время думаю об этом. Ты говорил, что узнал одного из парней?

– Вроде бы. Не уверен.

– А ты не думаешь, что он тоже мог тебя узнать? Может быть, поэтому они и начали перестрелку среди бела дня? Может быть, они собирались только выследить его и потом отобрать деньги в каком-нибудь укромном месте? А увидев тебя, поняли, что надо действовать быстро.

– И что?

– А они не могут узнать, где ты сейчас находишься? Он поморщился.

– Один шанс из тысячи. Да нет, это совершенно невозможно. Теперь ты успокоился?

– Да. И вот еще что. Пока ты не встанешь на ноги, все остается как есть. Потом ты уедешь, но история может на этом не закончиться.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Винс, не прикидывайся дурачком. Ты прекрасно понимаешь, к чему я клоню. Представь, что меня вдруг поймают с миллионом долларов и вежливо попросят объяснить, откуда у меня столько денег наличными. Ты думаешь, мне удастся кого-нибудь убедить, что я нашел их в капусте? Или выиграл на скачках? Или накопил за много лет? Они, конечно, заинтересуются, куда я в последнее время ездил, почему из этой поездки вернулся вместе с тобой. Потом они спросят, куда ты отсюда направился, сколько у тебя было денег, где ты их взял. Они ведь не отстанут, пока я им все не расскажу. Из всего этого следует, что ты кровно заинтересован в том, чтобы я не делал глупостей. То же касается и меня, если вдруг ты попадешься.

Мои слова его насмешили.

– Джерри, я уже приготовил для себя путь к отступлению. Я знаю, как мне незаметно выехать из страны, знаю, куда направиться. У меня есть новые документы. Как только я выйду из твоего дома, я превращусь в другого человека, и все. Тогда ты, мой мальчик, можешь бегать по городу и кричать про всю эту историю на каждом перекрестке. Мне будет уже наплевать. Я заинтересован только в том, чтобы ты дней восемь, пока я здесь, подержал язык за зубами. Да тебе и самому ни к чему трепаться.

– А как же ты вывезешь из страны столько денег?

– Есть надежный способ. Это все, что тебе положено знать.

– Черт, а если мне придется отсюда смываться? Он нахмурился и с минуту помолчал, потом задумчиво произнес:

– Ну, ладно, давай прикинем, как тебе быть. Самолетом управлять ты не умеешь, значит, надо искать другой способ. Поезжай в район Сан-Диего или Браунисвилля – там до Мексики рукой подать. Возьми напрокат лодку для рыбной ловли. Высадись где-нибудь на тихом побережье в Мексике, найди укромное местечко и спрячь там деньги. Потом возвращайся на лодке обратно и пересекай мексиканскую границу легально. Там отыщешь свои деньги и езжай куда хочешь. Или вот еще способ. Можешь отправиться в Нью-Йорк, открыть счета во всех банках, которые попадутся тебе по пути. Положи в каждый банк по пятнадцать – двадцать тысяч. Потом сделай то же самое в Бостоне и Филадельфии. У тебя будет шестьдесят-семьдесят чековых книжек. Лети с ними в Швейцарию. На таможне скажешь, что едешь по коммерческим делам. Открывай счет в швейцарском банке. Когда осядешь где-нибудь, напишешь им, и они будут высылать тебе ежемесячно определенную сумму. Будешь жить как король до конца своих дней. Или можешь испытать судьбу и попробовать переправить деньги нелегально. Ты же рисковый тип. Тогда купи большой американский автомобиль и спрячь деньги под обшивкой. Потом плыви вместе с ним на корабле в Европу. Менее опасный способ – накупить бриллиантов и продать их за границей. На этой операции можно понести, конечно, большие убытки, потому что за границей бриллианты дешевле, чем в Америке. Но это тебя не разорит, а главное – на границе никому в голову не придет их искать. Ни один дурак не станет вывозить бриллианты из Америки, как раз наоборот... Дай-ка подумать. У меня есть куча вариантов. Например, такой...

– Хорошо, хорошо, Винс, достаточно.

– Знаешь, Джерри, вчера твоя жена пыталась воспользоваться моим беспомощным состоянием и вытянуть из меня что-нибудь о твоих планах на жизнь. Она почему-то думает, что ты должен был говорить со мной на эту тему. Она очень переживает.

– У меня пока нет никаких планов.

– А все-таки?

– Ну, единственное, что я точно сделаю, – так это с ней разведусь. После бракоразводного процесса я еще немного выжду и потом уеду из страны.

– Старик, меня не касается, что ты будешь делать после моего отъезда. Но мне придется пробыть у тебя еще по крайней мере неделю, а то и больше. Поэтому меня интересуют твои ближайшие планы. Мне бы не хотелось, чтобы твоя жена стала вынюхивать, где ты берешь деньги на жизнь. Почему бы тебе не вернуться на работу к ее отцу? Уйти ведь ты всегда успеешь, а это бы ее успокоило на время.

Как ни противна была мне мысль об унизительном возвращении, но я сразу понял, что Винс абсолютно прав. Лучше всего вернуться на старое место, затаиться и переждать, не привлекая к себе внимания. Мысль о том, что это ненадолго, будет согревать мою душу.

– Ладно. Выйду на работу с понедельника.

– Вот и умница.

Тем временем проснулась Лоррейн. Мы с Винсом еще поговорили, а она тем временем принимала душ. Когда я зашел в спальню, Лоррейн в ярко-оранжевой блузке и широких черных брюках сидела перед трюмо и красила губы. Она не удостоила меня взглядом. Закончив с макияжем, она принялась за прическу. Стянув темные волосы на затылке в тугой блестящий узел, она еще некоторое время любовалась в зеркало своей неотразимой внешностью и только потом обернулась ко мне.

– Доброе утро, дорогая, – поздоровался я.

– Привет. Как наш больной?

– Я принес ему кофе, но не мешало бы позавтракать.

– Сейчас приготовлю. Яичница сойдет?

– Вполне. И мне, если можно, тоже. Хорошо вчера повеселилась? Она пожала плечами.

– Обычно. Те же самые люди.

– Лоррейн, дорогая, я тут все обдумал и решил вернуться в старую упряжку.

– Ты вернешься к папе? – воскликнула она радостно и вся прямо расцвела. Я кивнул.

– Ты правильно решил. Честно говоря, я очень переживала. Ты знаешь, как я не люблю быть в подвешенном состоянии.

Она встала и подошла ко мне вплотную. Мне показалось, что она хочет меня поцеловать, но она только потерлась щекой и сказала:

– Осторожнее, я уже накрасила губы.

Таким образом мир в семье был восстановлен, а на большее рассчитывать было уже глупо. Во время всех наших прежних ссор мы заходили слишком далеко, наговорив друг другу слишком много гадостей, стараясь ранить побольнее. Чувство давно умерло, и ссорились мы теперь просто по привычке и так же равнодушно мирились. Мы словно играли свои небольшие назубок заученные роли в спектакле, идущем каждый день много лет Мы лениво изображали гнев, негодование, радость примирения, не испытывая ничего, кроме тупого безразличия и скуки. Я вдруг вспомнил, как Лиз сказала, что хотела бы выйти замуж за настоящего мужчину, и подумал что тоже когда-то хотел жениться на настоящей женщине. Я мечтал об этой женщине и надеялся, что нашел ее. На самом же деле я оказался женат на упрямом, капризном, неряшливом и жестоком подростке. А она, по-моему, была вполне довольна жизнью. Папочка и мамочка всегда под боком, чтобы не дать ее в обиду. Ирена делает всю работу по дому, есть клуб для развлечений, есть “порше” – дорогая игрушка моей маленькой Лорри. Что еще нужно для безмятежной, уютной жизни со стаканом виски в руке?

– Джерри, милый, почему бы тебе не сходить сейчас же к папе? Он так переживает. Ты очень грубо с ним обошелся...

– После всего, что он для меня сделал! – закончил я фразу за нее, не скрывая сарказма.

Она удивленно на меня взглянула.

– Да, именно это я и хотела сказать.

– Ну да. Дело было так. Стоял я как-то на углу с протянутой рукой и просил милостыню. Тут, откуда ни возьмись, появились твои родители и...

– Я тебя прошу, не начинай все сначала. От тебя не убудет, если ты сходишь к папе и извинишься. Они уже, наверное, пришли домой из церкви. А я как раз приготовлю завтрак, когда ты вернешься.

Скрепя сердце, я отправился из дома № 118 на Тэйлер-драйв в дом № 112 по Тэйлер-драйв и нажал кнопку звонка. Дверь торжественно отворилась, и из темноты прихожей выплыла моя драгоценная теща, миссис Эдит Малтон. Она благоухала лавандой и напоминала какое-то съедобное морское существо, осторожно выглядывающее из своей расщелины в коралловом рифе, опасаясь быть проглоченным.

Она окинула меня не особенно приветливым взглядом и сообщила, что Эдвард пьет на кухне кофе.

Э. Дж. сидел в белоснежной рубашке с аккуратно закатанными рукавами, такой маленький, чистенький, бело-розовый, как маленький мальчик, только что выкупанный и вылизанный заботливой мамашей.

– А доброе утро, доброе утро, – сказал он, отставляя в сторону пустую чашку. – Садись, садись, хочешь кофе? Эдит, налей Джерри кофе.

– Мистер Малтон, если вы согласитесь принять меня обратно, я готов завтра же приступить к работе, – выпалил я скороговоркой, в надежде разом покончить с этим малоприятным делом. Но не тут-то было.

Их лица просияли. Они стали похожи на счастливых родителей, гордых за свое чадо, прочитавшее без запинки заученную роль на рождественском празднике. И Э. Дж. начал свою речь. Он сказал, что не держит на меня зла и был уверен, что рано или поздно я осознаю свою ошибку и пойму что все, что он делает – правильно; и что он всегда считал меня благоразумным молодым человеком; и они рады за Лоррейн, она так переживала, бедная девочка. Она, конечно, должна оставаться на стороне мужа, но ведь у нас одна семья, и это ужасно, когда в семье начинаются раздоры. Они готовы забыть это маленькое недоразумение, а те дни, когда я не ходил на работу, он оформит как отпуск. Ха, ха, ха. И теперь мы будем работать рука об руку и превратим Парк-Террэс в райский уголок. И тогда продадим оба наших дома на Тэйлер-драйв и переедем на Парк-Террэс.

Он вымотал мне всю душу, и когда я наконец выбрался на улицу, то вздохнул с облегчением. Лоррейн и Винс уже позавтракали. Мой завтрак успел остыть. Когда я доедал холодную яичницу, вошла Лоррейн и сообщила, что Дэйв и Нэнси Браунэлл ждут нас сегодня вечером к себе на вечеринку.

– Они звонили еще в среду, но я сказала, что сама обязательно приду, а что касается тебя, то я не знаю, вернешься ли ты к воскресенью. В общем, приглашали нас обоих.

Семья Браунэллов жила на соседней улице, Ван-Дорн-роуд, так близко от нашего дома, что можно было выйти от нас через черный ход, пройти через участок Карла Гована и очутиться у Браунэллов. Лоррейн сказала, что можно будет принести с вечеринки какой-нибудь еды для Винса.

Мы отправились к Браунэллам в начале третьего. Веселье было в самом разгаре. Гости пришли с детьми. Около сотни детей с визгом носились по зеленой лужайке между столами, ломившимися от вина, пива, соков и всевозможных закусок. Все гости, даже друзья Лоррейн вели себя вполне благопристойно. Мне хотелось расслабиться после приключений в Тампе, и я прямиком направился к бару с крепкими напитками и уже через час здорово надрался. Тут среди гостей я заметил Джорджа Фарра и Кола Уордера. Я был еще не настолько пьян, чтобы не помнить, что Кол искренне пытался мне недавно помочь, а Джордж Фарр готов был взять к себе на работу, но тем не менее я зачем-то нагрубил им обоим. Потом съел половину большого бифштекса и пошел домой... Но там я застал Лоррейн с двумя подружками, Мэнди Пирсон и Тинкер Вэлбисс, рассевшихся в кружок возле постели Винса. Кокетничая и хихикая, они по очереди кормили его мясом. На его лице застыло довольное выражение, он лениво жевал. Мне стало противно, и я вернулся к Браунэллам. Там я накачался пивом, потом перешел на джин, дальше не помню. Проснулся я в шезлонге, было уже темно, дети давно разошлись по домам. Гости небольшими группками прогуливались по лужайке, их приглушенные голоса сливались с монотонным гулом ночной улицы. Когда я спал, какой-то болван напихал мне в карманы жареных картофельных чипсов.

Пока я, чертыхаясь, чистил карманы, Тинкер каким-то чудом отыскала меня в темноте и уселась на колени. Мы уже не первый год слегка флиртовали друг с другом. Я приобнял ее, и она сообщила, что ее Чарли отключился, а моя Лорри уехала с друзьями в клуб.

Бар был давно закрыт, а нам, как назло, ужасно захотелось выпить, мы пешком отправились к ней домой, где спал ее перебравший муж. Тинкер отпустила прислугу и наполнила стаканы. Мы сидели в темной гостиной и пили бренди, потом неожиданно для нас обоих очутились в постели. Подумать только, подвыпивший, но вполне энергичный Джерри Джеймисон занимался любовью с лучшей подругой своей жены. Все произошло быстро, бурно и совершенно бессмысленно, скорее из спортивного интереса. Потом мы выкурили одну сигарету на двоих, и она, зевнув, стала одеваться. Не переставая зевать, она проводила меня до дверей, пожелала шепотом спокойной ночи и равнодушно поцеловала в губы.

Дома Винс полулежал в постели и читал. Он попросил холодного пива и довольно ехидно посоветовал стереть с лица губную помаду.

Я умылся и лег в кровать. Интересно, куда Винс потратит свою долю, думал я, засыпая. И что куплю я? Уж конечно, я не стану тратить деньги на таких, как Тинкер.

Наверное, я надеялся получить то, о чем мечтал, когда женился на Лоррейн. Только боюсь, что с этим я уже опоздал.

Глава 7

Приехав с утра в контору, я застал там одну Лиз Адамс. Она медленно сняла чехол с машинки и вопросительно на меня посмотрела.

Я подошел к ней и многозначительно кивнул. Лиз поняла меня без слов. У нее перехватило дыхание, она резко побледнела, а потом залилась краской.

– Пора собираться? – спросила она почти беззвучно.

– Пока еще нет. Мне придется немножко поработать, еще чуть-чуть. Поговорим попозже.

– А чего мы должны ждать? Зачем?

– Долго объяснять. Верь мне.

Она взяла мою руку и прижала к щеке.

– Я тебе верю, Джерри. – Получилось в рифму, и она засмеялась. Открылась дверь, и появился энергичный Э. Дж.

– Доброе утро, доброе утро. Какой сегодня чудный день, чудный майский день. Зайди ко мне Джерри, и давай решим наши вопросы.

К половине одиннадцатого я был уже на Парк-Террэс. Мне пришлось возиться два часа, чтобы устранить грубейшие ошибки, которые успел натворить Малтон-младший в мое отсутствие. В половине первого я присел на груду кирпичей поболтать с Редом Олином. Он только что закончил обедать и раскуривал толстую черную сигару.

– А я ждал твоего звонка, Джерри. Думал, наш договор остается в силе.

– Мне не удалось раздобыть денег, Ред. Понимаешь, не удалось.

– Жаль. А я уже подобрал ребят для работы, четырех отличных парней. Господи! Если бы ты знал, как мне осточертела эта контора! Должен же человек хоть немножко себя уважать. Будь я проклят, если построю хоть один еще такой курятник. – Он кивнул в сторону ряда уродливых домов.

Я подумал о том, что Ред еще мог бы мне пригодиться.

– Между нами, Ред, я вернулся сюда временно. Мне, может, удастся достать денег.

– Остается надеяться.

В этот момент мне пришло в голову, что это неплохая мысль: занять как можно больше денег, а потом потихоньку добавлять свои. Конечно, делать это надо очень осторожно, но зато я смогу заниматься своим любимым делом. Можно будет постепенно расширяться, не боясь разориться. Отличная мысль!

Я купался в розовых мечтах и мысленно уже строил проекты, но в это время увидел Малтона-младшего, с важным видом вылезавшего из ярко-красного спортивного автомобиля. Находясь от меня в шестидесяти футах, заглушая стук молотков, он заорал:

– Джеймисон, подойдите-ка сюда!

Ред усмехнулся. Я с изумлением уставился на Эдди и не тронулся с места. Он подошел на двадцать футов ближе.

– Немедленно идите ко мне, Джерри! – завопил он снова. Я достал сигарету и закурил.

– Если рабочие не успеют постелить крышу, дома изнутри все промокнут, – обратился я к Реду.

– Ребята что-то медленно работают, Джерри.

Малтон-младший угрожающе надвигался на меня. Его прыщавое лицо дергалось от злости, и он закричал своим тоненьким, сорвавшимся на визг голосом:

– В чем дело? Вы что, оглохли?

Я оглядел его с ног до головы с холодным презрением.

– Во-первых, здравствуй, Эдди.

– Когда я вас зову, вы должны немедленно... – закончить он не успел. Зря он подошел ко мне так близко. Моя нога, помимо моей воли, уперлась ему в грудь и резко выпрямилась. Падая, он попытался за меня ухватиться, но не сумел и опрокинулся на спину на кучу песка. Кубарем скатившись с нее, Эдди оказался на четвереньках, лицом ко мне. Его аж перекосило от ярости, маленькие глазки пытались испепелить меня на месте. Неуклюже поднявшись, он зашагал к своей машине. Мотор гневно взревел, и надменный переросток скрылся за поворотом.

Ред стряхнул пепел с сигары и заметил:

– Не знаю, насколько это было умно.

– Я тоже не знаю, зато забавно.

– Да, зрелище было славное. Он тут всех достал, ходит туда-сюда и командует писклявым голосом.

– Ред, командовать здесь будешь только ты.

Пообедав на скорую руку, я возвратился в контору. Лиз встретила меня веселым взглядом. Э. Дж. Малтон был так взбешен, что его голос звучал уже не как валторна, а дребезжал как старый разбитый трамвай.

– Джеймисон, ты избил моего сына! В чем дело? Что ты себе позволяешь? Ты не имеешь права поднимать руку... – и так далее, и тому подобное.

Я прервал его:

– Вы так и будете кричать или все-таки выслушаете меня?

– Я слушаю, говори.

– Я отсутствовал на работе совсем недолго, но за это время ваш сынок наломал таких дров, что теперь там сам черт ногу сломит. Он перепутал все сроки и объемы поставок, отдавал рабочим идиотские приказы. Работа застопорилась, несколько лучших рабочих уволились. Мне придется целую неделю вкалывать в поте лица, чтобы как-то исправить его ошибки. Может, он и хотел сделать как лучше, но у него нет никакого опыта. Он высокомерный и глупый мальчишка. Сегодня он заявился на стройку и стал на меня орать. Он думал, что я побегу к нему на задних лапках, буду ему кланяться и твердить: “Да, сэр, слушаюсь, сэр”. Заметьте, я его не бил, а только усадил его маленькую дурацкую задницу в кучу песка. Рабочие были очень довольны, а он помчался вам ябедничать. Так вот, передайте Эдди, что, если ему вздумается выкинуть еще раз нечто подобное, я заделаю ему рот цементом.

– Да кто ты такой?!! – Э. Дж. задохнулся от возмущения.

– Я – ваш главный управляющий, если вам угодно. У вас на Парк-Террэс идет серьезное строительство. Вы и так рискуете потерять последнюю рубашку, но если управлять работами будет ваш сынок, вы вообще останетесь без штанов.

– Но Эдди... он... хороший мальчик.

– Тогда помогите ему это доказать. Пусть наденет рабочий комбинезон и инструменты, мы договоримся с профсоюзом, и он поработает для начала помощником каменщика.

Малтон прикусил губу и растерянно промямлил:

– Его мать никогда не... – Он осекся, но было поздно. Эти слова нарисовали мне всю картину взаимоотношений в их семье. Э. Дж. уже никогда не сумеет получить права голоса, что уж говорить о его сыне. Мне вдруг стало жаль беднягу Малтона. Человек работал, работал всю жизнь, а теперь удача отвернулась от него. Пожалуй, пока я работаю на него, нужно работать по-настоящему, а не изображать бурную деятельность. К тому же, занимаясь делом, мне удастся немного отвлечься от других проблем.

В среду, четырнадцатого мая я так заработался, что только в три часа Дня вспомнил, что надо перекусить. Я припарковал машину у небольшой закусочной и заказал гамбургер. В ожидании еды я взял утреннюю газету. Дома, за завтраком, я не успел ее всю пролистать и теперь открыл сразу внутреннюю страницу. И тут же мне в глаза бросилось мое собственное имя, напечатанное крупными буквами. Оно было в разделе местной хроники, куда я никогда не заглядывал. Заметка называлась “В нашем городе” и была написана Кончитой Райли. Я знал эту маленькую высохшую женщину. Она красила волосы в жгуче-черный цвет, носила огромные безвкусные сережки и была довольно едкой особой. Я вспомнил, что она была среди гостей на вечеринке у Браунэллов. В местной хронике все имена писались большими буквами.

“В городе ходят слухи о том, что в очаровательном гнездышке ДЖЕРРИ И ЛОРРЕЙН ДЖЕЙМИСОНОВ на Тэйлер-драйв поправляется после операции старый боевой товарищ ДЖЕРРИ ДЖЕЙМИСОНА. Ваш корреспондент не имел удовольствия лично повидать загадочного человека по имени ВИНС БИСКЭЙ. Но молодые леди, ухаживавшие за ним во время ужина, данного ДЭЙВОМ И НЭНСИ БРАУНЭЛЛ, утверждают, что это настоящий мужчина, мечта любой женщины. ДЖЕРРИ и ВИНС вместе воевали во Вьетнаме”.

Я машинально откусил от гамбургера, но он словно приклеился к моему нёбу и не лез в горло. Видела ли эту заметку Лоррейн, показала ли ее Винсу? В каком бы он сейчас ни был состоянии, ему надо немедленно уезжать отсюда. Будь проклята эта Кончита Райли, мерзкая ищейка! Она вечно путала все имена и фамилии, но на этот раз написала все без ошибок. Глупо было надеяться, что имя Винса останется незамеченным теми, кто внимательно читал хронику переворота Мелендеса.

Я быстро расплатился, сел в машину и погнал домой. Если Винс еще не успел прочитать заметку, ему самое время сделать это. Как назло, за квартал до дома мотор чихнул и заглох, завелся было снова, еще раз чихнул и заглох окончательно. Я, оказывается, не заметил, что бензин был на нуле. Утром я собирался заправиться, но совершенно забыл об этом. Кое-как я подкатил машину к бордюру, благо дорога шла вниз под горку, и пошел к дому пешком.

Наружная дверь была незаперта. Поднявшись по лестнице, застланной ковровой дорожкой, я подошел к комнате Винса. Дверь была открыта. Но тут я услышал характерные звуки, доносящиеся из глубины комнаты, и остановился как вкопанный. Я облокотился плечом о стену, сжав челюсти до желваков. На улице начинались мягкие сиреневые сумерки, где-то приглушенно звонил телефон. А здесь, в каких-нибудь пятнадцати футах от меня, раздавались звуки, спутать которые невозможно было ни с чем. Нет, не нарастающий пронзительный скрип дешевой кровати, не грубый скрип пружин. Я, оказывается, никогда не замечал такого звука. Это был мягкий, сдержанный звук, скорее даже шелест осторожно раскачиваемой дорогой постели – звук, напоминающий учащенное дыхание. Меня прошиб пот. Темп постепенно нарастал и достиг крещендо. Я стоял и слушал. Нет, я не был извращением. Просто эти звуки вызывали в моем сознании отчетливые и рельефные образы. Я словно видел их воочию. Когда усилитель и динамики полностью совпадают по своим характеристикам, получается эффект присутствия.

– А-а-а-а, – стонала она. – Боже! – в экстазе шептала она. – А-а-а, – кричала она.

Все затихло. Не знаю, сколько я простоял там, прижавшись к стене с закрытыми глазами. Она заговорила, я не слышал слов, но интонация была предельно понятна. Ее вкрадчивый гортанный голос говорил о полном удовлетворении и блаженстве. Винс отвечал ей лениво и самодовольно. Ноги отказывались мне повиноваться, но все же, оттолкнувшись от стены, я вошел в комнату.

Он лежал, затягиваясь сигаретой, глаза лениво полузакрыты. Она как раз в этот момент тянулась за стаканом на ночном столике, не покидая объятий его загорелых рук. Возле кровати на полу в беспорядке валялась ее одежда. Ее голубые глаза чуть не вылезли из орбит, когда я возник на пороге.

Выронив стакан, она одним прыжком выскользнула из кровати, схватив в охапку свою одежду. Лицо ее подурнело, покрылось красными пятнами, рот открылся как у форели, выброшенной на берег.

– Шпион проклятый! – как на базаре завопила моя драгоценная женушка. – Ах ты гнусный, вонючий шпион. Мерзавец! – И нырнула мимо меня в коридор. Обернувшись, я успел только заметить, как промелькнули, качнувшись в полумраке, ее белые предательские ягодицы. Винс поспешно закрылся простыней. Заложив руки за голову, с сигаретой в углу рта, он невозмутимо следил за моими действиями. Я сделал шаг к кровати и наступил на кубик льда из перевернутого стакана, он выскользнул из-под ноги и, как выстрел, ударил в стену.

– Какая же ты скотина! – Мой голос прозвучал глухо, я старался, чтобы он не дрожал.

– Ну, послушай, старина! О чем ты говоришь? Ты же давно ее не хочешь, и она спокойно обделывает свои делишки, так почему бы не со мной? Мне надо было скоротать еще один скучный вечер. Я бы, правда, не сказал, что она меня очень сильно развлекла...

– Заткнись, скотина!

– Эй, лейтенант, пластинку, что ли, заело? Я, кстати, довольно дорого плачу за гостеприимство в этом доме. По-моему, за свои деньги я могу воспользоваться кое-какими услугами.

– Ты здесь больше не останешься.

– Нет, останусь, потому что я не в форме. Отчеркнув заметку ногтем, я протянул ему газету. Его лицо вытянулось, он сел в постели.

– Кто это сделал?

– Откуда, черт возьми, мне знать? Кто-нибудь из твоих подружек. Тинкер Вэлбисс, Мэнди Пирсон. Может, Лоррейн. Откуда мне знать?

– Мне нельзя здесь больше оставаться. Какой-нибудь вшивый репортеришка не упустит такого шанса, если он читает свою местную газету и у него при этом хорошая память. А если завтра эта газета попадет в Вашингтон, – нам точно крышка.

– Ты должен уехать.

– Без твоей помощи мне это сделать не удастся. Джерри, ты должен найти мне место, где я отлежусь. Если меня будут искать, придется тебе придумать что-нибудь правдоподобное. А через пару-тройку дней я уеду.

Я молчал.

– Пойми, Джерри, я еще здорово хромаю и привлеку этим внимание. Нам обоим это невыгодно. Я смотрел в окно и думал.

– Ладно. У меня есть на примете одно тихое местечко, в сорока милях отсюда. Называется Морнинг-Лейк. У ее родителей там коттедж в горах. В мае и июне они туда не наведываются, боятся комаров. Я знаю, где ключи. Могу тебя туда отвезти вместе с запасом продуктов. Если ты уже в состоянии трахаться, то уж приготовить себе поесть как-нибудь сумеешь.

– Конечно, сумею.

Я обернулся на него. Он лежал, опираясь на здоровую руку, и испытующе смотрел на меня.

– Значит, Винс, сегодня мы поделим деньги и расстанемся. Я помогу тебе устроиться, а когда ты поправишься, ты оставишь в коттедже все как было и отвалишь на все четыре стороны. Надеюсь, наши дороги больше не пересекутся.

– Как мне оттуда выбраться?

– В двух милях от коттеджа – деревня. Я покажу тебе, когда мы туда поедем. Ты сядешь в автобус.

– Меня это устраивает.

– Устраивает? – Я холодно посмотрел ему в глаза. – Это еще одна моя дополнительная услуга.

Он не сразу понял, что я имею в виду. Потом усмехнулся.

– Возвращаю тебе твой комплимент, Джерри. Ты порядочная скотина. Сколько ты хочешь?

– Еще одну пачку.

– А ты дорого, однако, ценишь свои услуги.

– И еще одну пачку за... услуги, оказанные моей женой.

– На что ты становишься похож, старик?

– На самого высокооплачиваемого сутенера в штате.

– Ну, ты и мерзавец! Ни одна шлюха на свете столько не стоит!

– Ничего, не разоришься.

– А что, если я скажу “нет”?

– В этом случае уеду я, а ты останешься здесь. И, собираясь, я могу вдруг неправильно сосчитать деньги. Могу ведь я допустить серьезную ошибку?

Он откинулся назад, его рука нырнула под подушку и появилась с маленьким пистолетом. Я таких маленьких пистолетов в жизни не видел. Но направлена эта игрушка была мне прямо в живот.

– Ты можешь допустить чертовски серьезную ошибку. Я презрительно усмехнулся.

– Что же ты про него забыл, когда он был действительно нужен? – Он был в кармане, а у меня руки были заняты Зарагосой. Не мог же я попросить Зарагосу стоять смирно, пока залезу в карман! А вот в машине я держал его наготове, пока не убедился, что ты не выкинешь какой-нибудь фокус. Только потом я спрятал его в чемодан. – Спасибо за доверие, старый верный Винс!

– Японская вещица, последняя модель. Они здорово умеют делать такие штучки.

– Ты что, меня за дурака принимаешь, Винс? Думал меня напугать. Валяй, стреляй, а дальше что будешь делать?

– А ты умнеешь прямо на глазах, – сказал он и отложил пистолет в сторону. – Хорошо, так и быть. Вы с красоткой Лоррейн получите еще одну сотню тысяч. А мне лучше поскорее сматывать удочки, пока меня здесь совсем не раздели.

– Быстро одевайся, собирай вещи, и мы выезжаем. Я спустился в гостиную. Дверь в нашу спальню была заперта. Сколько я ни стучал, ответа не последовало. В гараже у меня была канистра с бензином для сенокосилки, куда я не успел еще добавить масла. Спускаясь с канистрой вниз по улице, я встретил Ирену, идущую от автобусной остановки.

– Ирена, миссис Джеймисон неважно себя чувствует. Она не хочет есть, а я поужинаю где-нибудь в городе.

– Да, но нужно еще кое-что погладить...

– С этим ведь можно подождать до утра?

– Да, конечно.

– Тогда пойдемте, я сейчас заправлюсь и подвезу вас до остановки.

– А, у вас кончился бензин? Я так и подумала, увидев там вашу машину.

Я залил бак. С третьей попытки мотор завелся. Я подвез Ирену и попросил ее зайти завтра утром. Выходя из машины, она как-то странно на меня посмотрела и произнесла:

– Молитесь Богу, мистер Джеймисон, он услышит ваши молитвы. Молитва искупает любой грех. Господь всемилостив.

– Обязательно, Ирена, я так и сделаю.

Она повернулась и пошла к остановке. Я поехал на бензоколонку и всю дорогу думал, что она успела заметить и о многом ли догадывается?

Расплатившись за заправку, я поехал домой и поставил машину в гараж. “Порше” Лоррейн был на месте. Я зашел в дом и снова попытался открыть дверь в спальню. По-прежнему заперта. Винс сидел на кровати одетый, правая рука под пиджаком на перевязи, пустой рукав аккуратно засунут в карман, соломенная шляпа небрежно сдвинута на затылок. Я отнес вниз его чемодан. Винс спускался без моей помощи. Откидываясь назад, чтобы держаться за перила здоровой рукой, он на одной ноге перепрыгивал со ступеньки на ступеньку, морщась от боли. Преодолев лестницу, он был бледен как мертвец. Поделом, подумал я.

Он сидел на кухне, пока я ходил в подвал. На этот раз, разгребая дрова, я предусмотрительно надел перчатки. Я вытащил из чемодана двадцать девять пачек, положил их на место, где только что был чемодан, заложил их опять поленницей, отбросил перчатки и отнес чемодан на кухню. Вес его заметно убавился.

– Будешь пересчитывать? – спросил я ехидно.

– Если тебя это не затруднит.

– А ты не боишься, что она спустится?

– Нет, не боюсь. Ты сам прекрасно знаешь, что она не спустится. Я открыл чемодан. Винс тщательно пересчитал деньги.

– О’кей.

Он надел темные очки, и мы пошли к моему “бьюику”. Винс с трудом сел в машину, а я тем временем положил его вещи на заднее сиденье. Я повел машину длинным окружным путем, чтобы не ехать через город. Было уже шесть часов, когда я свернул на проселочную дорогу, круто спускающуюся к коттеджу на берегу озера. Я хорошо знал эти места. Когда-то мы с Лоррейн любили здесь бывать. Мне вспомнился один душный августовский вечер. Мы были здесь одни. Сходили в деревню на танцы, потом, возвращаясь, всю дорогу шли обнявшись, смеялись. Часа в три ночи купались голыми в черном, со звездными отсветами озере. Вода была, как парное молоко.

Подъехав к коттеджу, я внес в дом коробку с продуктами, купленными по дороге, нашел распределительный щит и включил рубильник.

– Не забудь потом вырубить электричество.

– Ну, еще бы.

– Веди себя потише. Место здесь довольно уединенное, сезон еще не начался, но кто-нибудь из соседей может вдруг появиться. Не устраивай иллюминацию.

– Ладно.

Вот, пожалуй, и все. Больше ничего в голову не приходило. Я повернулся попрощаться. Он стоял, опираясь о кухонный стол, с направленным прямо мне в грудь японским пистолетом.

– Какого черта?

– Прощай и все такое прочее, – спокойно произнес он. – Просто мне бы не хотелось, чтобы ты подходил ближе. Ты что-то умнеешь на глазах и становишься все более жадным, Джерри. А в соседней комнате чертовски много денег, и рядом глубокое озеро. Так что давай поскорее распрощаемся. Я тебе больше не верю. Забавно все у нас получилось, а? Так что выбрось дурь из головы и лучше здесь не появляйся, приятель.

– У меня ничего такого и в мыслях не было.

– А могло бы и быть. Не будем испытывать судьбу. Адьос, амигито!

– Прощай. И чтоб тебе было неладно, скотина!

Я хлопнул дверью, сел в машину и погнал вверх по крутой дороге, чувствуя, как заносит заднее колесо на узких поворотах. Около семи я шел уже по садовой дорожке к дому. Над Тэйлер-драйв опускались тихие уютные сумерки. В листве кустарников и вязов мирно жужжали мухи.

На кухонном столе таял на подносе лед. В пепельнице тлела испачканная помадой сигарета. Я прислушался. В спальне работало радио, но дверь была по-прежнему закрыта. Вернувшись на кухню, я собрал уцелевшие на подносе кусочки льда, бросил в стакан и налил виски. Со стаканом и бутылкой в руках я поднялся в комнату для гостей.

Раньше мне, бывало, удавалось убедить себя в том, что Лоррейн была мне верна. Зная в глубине души, что это не так, усилием воли я заставлял себя выбросить из головы дурные мысли, поверить, что во мне просто говорит ревность, что все это – игра воображения.

На этот раз все было иначе. Я смотрел на смятую постель, на перевернутый стакан с отбитым краем, на мокрое пятно, расползавшееся по ковру – и не мог отвести взгляда.

Я никак не мог понять, почему мне так больно. Я ведь думал, что давно уже разлюбил ее. Откуда же тогда это желание бежать куда глаза глядят и крушить все на своем пути?

Ну, в самом деле, что такого произошло? Несколько дней назад я переспал с Танкер – разве это что-нибудь для меня значило? Так и Винс затащил к себе в постель испорченную, вздорную, скучающую бабенку, прожигающую последние остатки своей молодости, пока алкоголь не отнял у нее всю красоту и привлекательность. То, что было между ними, не должно значить для меня больше, чем мое собственное приключение с Тинкер.

Допив стакан, я почувствовал, что алкоголь ударил мне в голову. Я налил еще и выпил залпом. Потом пошел и принялся стучать в дверь спальни. Я долбил в дверь кулаками, пока она не открыла. Лоррейн стояла, потягиваясь, в прозрачном шелковом халате и смотрела на меня туманным взглядом.

– Ну, заходи, если тебе так невмоготу, – проговорила она с пьяной усмешкой. И я вошел.

Глава 8

Я отодвинул Лоррейн в сторону, прошел через спальню и тяжело опустился на пуфик возле ее туалетного столика.

– Герой-любовник уехал, – сообщил я и посмотрел на нее. Она вытаращила глаза.

– То есть как это “уехал”?

– А ты думала, он здесь останется?

– Он не в состоянии никуда ехать. Где Винс? Что ты с ним сделал?

– Отвез в аэропорт. – И куда он улетает?

– А я его не спрашивал. Ты что, хотела лететь с ним?

– Это мое дело – ехать с ним или оставаться здесь. С грязным шпионом.

– Я тебя не выслеживал.

Она присела на кровать, глядя мне прямо в глаза.

– Нет, именно выслеживал. Специально прокрался в дом незаметно. Я бы услышала машину. Я постоянно прислушивалась.

– У меня кончился бензин за два квартала до дома.

– Здорово придумал. Очень правдоподобно. Что, мозгов не хватает на лучшую выдумку?

– Спроси Ирену. Она видела меня с канистрой в руках. Я подвез ее до остановки.

Она смотрела недоверчиво.

– У тебя, правда, кончился бензин?

– Да.

– Значит, мне здорово не повезло. Надо же такому случиться! – Она покачала головой, усмехаясь, как провинившийся, своенравный ребенок.

– Лоррейн!

– А?

– Лоррейн, послушай, ну зачем тебе все это нужно? Зачем ты каждый день напиваешься до бесчувствия? Зачем ты легла в постель к Винсу?

Она сидела, безвольно опустив руки, но глаза смотрели дерзко и упрямо.

– А почему бы нет? Он бы ничего не сказал, я бы ничего не сказала. Все было бы шито-крыто. Подумаешь, маленькое развлечение!

Я вдруг заметил, что совершенно успокоился, и говорил вальяжным менторским тоном.

– Ты рассуждаешь аморально.

– А ты – как глупый святоша.

– Почему ты так много пьешь?

– Потому, что мне нравится так много пить. Вот почему. А вот зачем ты отправил Ирену домой – мне непонятно. Я хочу есть.

– Лоррейн, дорогая, давай постараемся понять друг друга.

– Ну, валяй, разбирай меня по косточкам. Скажи мне, кто я такая. Ты же меня застукал! И теперь у тебя есть полное право прочитать мне длинную, нудную лекцию. Ну, давай же. Ты ведь меня застукал! И мне, разумеется, должно быть стыдно. Прости бедную грешницу! Помолись за мою душу, как Ирена.

– Ну что ты кричишь? Я же стараюсь говорить с тобой спокойно.

– Правильно. Будь великодушен и снисходителен.

– Да при чем здесь снисходительность? Я сам не безгрешен. Я... я тоже тебе изменял.

– Наконец-то признался. С этой воблой, Лиз Адамс. Я всегда это знала, а ты упорно отрицал...

– Нет, не с Лиз Адамс, Лоррейн. С твоей подругой Тинкер.

– Тинкер? – еле выдохнула она от изумления. – Когда? Где?

– В прошлое воскресенье. Вечером. У нее дома. Лоррейн выглядела потрясенной, в глазах было смятение. Мне показалось, что она сейчас разрыдается. Но она вдруг звонко расхохоталась.

– О Боже! Тинкер! Я умру! Мамочки! Что я с ней сделаю!

– Замолчи! – заорал я. – Возьми себя в руки.

Она все никак не могла успокоиться, встала, покачиваясь, зажимая рот рукой и утирая слезы. Потом повернулась и пошла в ванную. Я догнал ее на пороге и схватил за руку.

– Что с тобой? – кричал я ей прямо в лицо. – Сходи к психиатру. Для тебя супружеская измена – все равно что игра?

Она вырвала свою руку и проворковала мне прямо в губы:

– Ну, конечно. Конечно, мой милый. Это и есть игра. Чудная, восхитительная игра! Как я люблю в нее играть... – Она распахнула халат, качая бедрами, как шлюха, и пропела:

– Как только я встречаю подругу, мы обмениваемся с ней последними новостями. И, будь уверен, у меня список длиннее. О, как я люблю это дело! У меня бо-о-ольшой опыт по этой части. О-о-о! Дорогой, какой у меня большой опыт!

Глядя в ее развратное лицо, на ее развратную улыбку, в ее развратные глаза, я обзывал ее самыми грязными словами, какие только знал. Она выбросила вперед руку и, как кошка, вонзила свои когти мне в лицо. Я влепил ей пощечину и той же рукой что было сил толкнул ее в ванную.

На ней был длинный халат, доходивший до самого пола. Наверное, потеряв равновесие, Лоррейн наступила на его шелковый край. Поскользнувшись, она развернулась налево, лишив себя таким образом возможности подставить при падении руки. Ванна находится прямо напротив двери. Ее голова ударилась о край ванны с такой силой, что ванна загудела как медный гонг. Она упала и осталась лежать на спине с головой, развернутой под неестественным углом. Ее ногти беспомощно скребли кафель на полу. Затем тело напряглось, несколько раз дернулось в конвульсиях и замерло навсегда. Глаза остались полузакрыты и, казалось, продолжали смотреть, жалобно, как у ребенка. Только совершенно неподвижно. Мертвенно-голубой свет в ванной добавлял зловещий фон в эту картину. Моя рука инстинктивно дернулась к выключателю. За окном сгущались сумерки.

Тяжело дыша, я медленно вошел в спальню и бессильно опустился за ее туалетный столик. Взгляд мой случайно наткнулся на собственное отражение в зеркале. На моей щеке остались три длинных царапины. Из самой глубокой сочилась кровь и стекала по подбородку. В зеркале я увидел в своей руке стакан и отставил его в сторону. Только сейчас я вдруг услышал свое хриплое и судорожное дыхание.

Потом я подумал, что нет, я, конечно, ошибся, она не умерла – просто лежит без сознания. Сейчас откроется дверь, и она выйдет, покачиваясь и ругаясь на чем свет стоит.

Поэтому я опять включил свет, вошел в ванную, с опаской встал на колени и приложил ухо к ее груди. Я был уверен, что сейчас услышу ритмичные удары ее сердца. А услышал мертвую тишину.

Вернувшись в спальню, я судорожно схватил стакан с виски, но сразу же отставил его в сторону. Потом пошел к телефону на ее ночном столике, сел на кровать и поднял трубку. Несколько секунд посидел, слушая длинные гудки, и думал, как это просто: набираешь цифру “ноль”, вызываешь полицию и говоришь, что просто слегка толкнул ее...

Я повесил трубку и вытер вспотевшие ладони о покрывало.

Думай, черт побери! Возьми себя в руки, постарайся протрезветь! Она мертва! Все, конец! Ее больше нет. Она теперь – просто кусок неживого мяса, труп для катафалка. Ей теперь нужно только немного органной музыки. Ей уже ничем нельзя помочь.

Давай выбирай, Джеймисон! Можешь сейчас же позвонить в полицию и уповать на милосердие и правосудие. В лучшем случае ты получишь три года за непреднамеренное убийство. Вряд ли ты выйдешь вообще сухим из воды.

А как быть с деньгами в подвале?

А с вопросами, которые зададут о Винсе Бискэе?

Спокойно, Джеймисон! Возьми себя в руки, рассуждай логично и объективно. И думай. Взвесь все “за” и “против”.

Положить кусок мыла на пол, испачкать мылом ее каблук, прочертить длинный след на полу. Оставить включенным кран и уйти из дома, обеспечив себе алиби. Потом вернуться и найти ее.

Но ведь полицейские обязательно проверят угол падения, силу удара о край ванны, ширину следа, который оставило бы мыло в этом случае. Может, и стоило бы попытаться, если бы не царапины на моем лице. Они возьмут пробу из-под ее ногтей и сверят с моей группой крови. Тогда – конец. Дураку ясно.

Другой вариант. Беги сегодня же ночью. Бери деньги и сматывайся.

Но тогда тебя будут искать. Искать и преследовать. Объявят розыск по всей стране. А с такими деньгами нельзя, чтобы тебе наступали на пятки. Нет, ты должен сделать все чисто!

Было бы лучше, если бы она, например, уехала.

Да, в этом что-то есть. Надо хорошенько обдумать этот вариант.

Так, я застаю ее с Винсом в постели. Скандал. (Тогда она меня и оцарапала.) А затем они вместе убегают. Это вполне соответствует репутации Винса и ее тоже.

Думай, думай! Нельзя действовать сгоряча. Нужно продумать каждую мелочь, составить план во всех подробностях, пункт за пунктом. По-моему, именно тогда я и придумал хитрый ход, который толкнул меня на все последующие шаги, сделав мой план неуязвимым. Во всяком случае таким он мне в ту минуту казался. А ход моих рассуждений был примерно таков.

Шесть лет назад, когда наши ссоры были неистовыми, когда я еще мог чувствовать боль от ее оскорблений, до того, как скандалы стали неотъемлемой частью нашей семейной жизни, между нами произошла очень неприятная сцена. Я уже не помню причину той самой ссоры, но тогда Лоррейн впервые попыталась меня бросить. Вернувшись домой с работы, я нашел ее записку. Она написала ее на полях книги, которую я тогда читал, и оставила на видном месте в гостиной.

Вслед за той ссорой наступило короткое перемирие, и она хотела вырвать из книги тот листок, но я решил его сохранить, рассчитывая использовать как аргумент на случай следующего скандала. Вспомнив о существовании этой записки, я спустился в свой кабинет и отыскал ту книгу. Открыв нужную страницу, я перечитал ее послание, нацарапанное зелеными чернилами, с маленькими кружочками вместо точек над буквой “I”:

“Джерри, на этот раз я ухожу навсегда. Так будет лучше для нас обоих. Не пытайся меня разыскивать. Я не вернусь”. И вместо подписи – размашистая буква “Л”.

Насколько я помнил, никто не знал о существовании этой записки. Я где-то читал о научных методах, позволяющих определить возраст чернил. Записка была написана шесть лет назад. Правда, выглядела вполне новой и свежей. Что, если рискнуть?

Вдруг я услышал шаги на крыльце. Я захлопнул книгу, поставил ее на прежнее место на полке. Сердце бешено заколотилось.

Я пошел открывать, но не зажег света ни на крыльце, ни в холле. На фоне уличного освещения вырисовывался женский силуэт. У меня отлегло от сердца.

– Джерри?

– А, Мэнди, привет!

– Лоррейн дома?

– Нет.

– Наш проклятый телефон опять сломался. Представляешь, уже в третий раз за последний месяц! Не знаешь, где ее найти?

– Она мне не сказала, куда уходит. Машина в гараже. Наверное, где-нибудь поблизости.

– Нет, я не собираюсь бегать и ее искать. Если вернется до десяти, пусть попробует мне дозвониться. Или, может быть, она зайдет ко мне на пару минут?

– Я ей передам.

– Спасибо, Джерри. Ну, пока.

Она повернулась и вышла. Я вернулся в кабинет, достал книгу и бритвой аккуратно вырезал страницу. Потом вернул книгу на место и положил записку у зеркала на туалетный столик. Все выглядело вполне правдоподобно. Она не вернется.

В погребе я нашел кусок брезента цвета хаки и толстую веревку. Несколько секунд помешкал, не решаясь открыть дверь в ванную. Мне вдруг показалось, что там должно было что-то измениться. Но все оказалось по-прежнему. Расстелив брезент на полу возле ее тела, я присел на корточки и вытер ладони о брюки. Никак не мог заставить себя прикоснуться к ней. Потом взял за левое плечо и перевернул на брезент. Тело уже начинало остывать, оно было еще не холодным, но уже и не теплым – что-то среднее, вызывающее тошноту и омерзение. Я перевернул ее еще раз, на спину, опустил раскинутые руки вниз и сложил ноги вместе. Затем закатал тело в брезент, пропустил под ним веревку и крепко связал щиколотки, колени, бедра, талию, грудь и шею. Когда а встал, мои колени дрожали. Только потом я подумал, что ухитрился все это проделать, ни разу не взглянув ей в лицо.

Прежде мне не раз приходилось слышать, что трупы могут казаться неестественно тяжелыми. Но на этот раз она была не тяжелее, чем в тех многочисленных случаях, когда мне случалось относить ее бесчувственное тело после очередной пьянки. Я прислонил ее к стене, как делал до этого сотни раз, нагнулся, подхватил ее рукой за колени и перекинул через плечо.

Когда я выпрямился, она вдруг издала жуткий жалобный вздох. От испуга меня прошиб холодный пот. Я остановился как вкопанный, пытаясь убедить себя в том, что это просто вышел от давления воздух из мертвых легких. Я спустился по темной лестнице на кухню и, положив ее на пол, бегом вернулся наверх, вытер в ванной пол, и с помощью крем-пудры постарался сделать менее заметными царапины на лице.

Едва я успел закончить с этим, зазвонил телефон. Я поспешил в спальню, дал телефону прозвонить еще раз, чтобы успокоить дыхание.

– Алло?

– Джерри, это опять Мэнди. Извини за беспокойство. Лоррейн еще не вернулась?

– Нет еще.

– Ну, ладно. Скажи ей, что телефон у нас заработал.

– Ты знаешь... я... Мне надо сейчас уходить, Мэнди. Возможно, вернусь домой поздно. Но я обязательно оставлю ей записку.

– А вы что, оставляете твоего больного друга одного? Может, мне прийти и посидеть с ним до вашего прихода?

– Да нет, Мэнди, спасибо. Это ни к чему. Он все равно спит.

– Как ты считаешь, ему нравятся блондинки?

– Очень. И брюнетки, и рыжие – тоже.

– А ты сам, по-моему, стал чуть-чуть неравнодушен к рыжим, а Джерри?

– Что ты имеешь в виду?

– Да так... До меня тут дошли слухи, что тебя видели с одной нашей хорошей знакомой в одном шезлонге. А потом вы отправились куда-то в более уединенное местечко, наверное, провести время поинтереснее.

– Брось, Мэнди, меня с кем-то спутали.

– Ага, скорее всего. Ну, так ты оставишь записку, дорогой?

– Да, да, оставлю.

Я положил трубку, пошел в гостиную, сел за журнальный столик и написал: “Лорри, тебя просила позвонить Мэнди. Больной спит. Я пойду куда-нибудь схожу. Не знаю, когда вернусь. Я очень переживаю из-за твоих слов. Надеюсь, что ты передумаешь”. И подписался.

Записку я оставил на кухонном столе и прижал ее солонкой. Взгляд мой упал на сверток, лежавший в темной прихожей, и я произнес вслух:

– Дорогая, Мэнди очень хочет, чтобы ты ей позвонила. – Мой нервный смешок прозвучал отрывисто и зловеще в тишине опустевшего дома

Я пошел в гараж, положил на заднее сиденье машины лопату и взглянул на светящийся циферблат своих часов. Без двадцати минут десять. Вокруг было тихо – ни машин, ни пешеходов. Я перенес тело в машину и положил на пол. Ее голова тяжело упиралась о дно автомобиля. Затем накрыл сверток старым армейским одеялом, которое всегда держал в багажнике. Но под ним четко проступали очертания человеческого тела. Я снял одеяло, положил на труп лопату и накрыл заново. Теперь получилась бесформенная куча.

Я запер дом и гараж и поехал в город. Припарковав машину возле отеля “Верной”, я тщательно ее запер и пошел в бар. Как обычно в будние дни посетителей там было мало – за столиками четыре-пять пар и три человека возле стойки. Я присел на высокий табурет. Ко мне подошел бармен по имени Тимми.

– Добрый вечер, мистер Джеймисон.

– Если его можно назвать добрым! – проговорил я заплетающимся языком, изображая вдребезги пьяного, и бросил на стойку стодолларовую бумажку.

Он участливо взглянул на меня и поставил передо мной стакан виски.

– Что за жизнь, Тимми! Дерьмовый народ эти бабы. С ними плохо и без них невозможно.

– Да, бывает, мистер Джеймисон.

Лоррейн часто выкидывала всякие фортели в отеле “Вернон”, поэтому Тимми смотрел на меня с искренней жалостью.

– Будь я проклят, если вернусь сегодня домой. Может, мне снять здесь номер?

– Да вы не горячитесь так. Может, все образуется, – проговорил он успокаивающе.

Я допил виски и дал ему доллар на чай. Мне хотелось, чтобы он меня запомнил. Пошатываясь, я направился к выходу и по дороге сильно ударился плечом о дверной косяк. Убедившись, что никто меня не видит, я быстро уселся в машину и погнал к нашей стройке на Парк-Террэс. Впервые я был благодарен Малтону за его тупое упрямство. Я ведь неоднократно уговаривал его нанять ночного сторожа, доказывая, что урон, наносимый мальчишками, разворовывающими рабочие инструменты, значительно превышает расходы на содержание охранника. Вечно он жадничал.

Я знал, что завтра должны заливать бетоном опоры, фундамент и пол гаражей следующих десяти домов. Все для этого было уже готово. Я несколько минут погулял по строительной площадке, пока мои глаза не привыкли к темноте. На стройку, кроме мальчишек, могла забрести какая-нибудь влюбленная парочка, но все было тихо. Только где-то в четверти мили отсюда, у ближайших населенных домов противными голосам перекликались кошки, а над головой пролетел, заходя на посадку, воздушный лайнер с мигающими огнями. Все спокойно.

С лопатой в руках я перешагнул натянутую веревку и выбрал место посередине будущего фундамента, засыпанное грунтом. Грунт был довольно рыхлым, поэтому копать было сравнительно легко. Но я очень торопился, Быстро устав, я остановился на глубине примерно четырех футов.

Я подогнал машину с потушенными огнями как можно ближе к яме. Потом вытащил труп за ноги и взвалил на плечи. Ее тело еле-еле уместилось в яме, и я трясущимися руками стал забрасывать могилу землей. Изо всех сил я старался отогнать прочь мысли о том, что я делаю, но безуспешно. Она стояла у меня перед глазами как живая – на солнце у бассейна, в вечернем платье с обнаженными плечами, бегущая мне навстречу и смеющаяся. А я еще должен был заставлять себя утрамбовывать могилу ногами.

Лишнего грунта осталось меньше, чем я ожидал – она заняла совсем немного места. Я раскидал оставшуюся землю по площадке и загладил могилу армейским одеялом, уничтожив свои следы.

Одиннадцать часов. Время пролетело незаметно. Я поехал домой, бросил лопату в подвал, достал из шкафа в прихожей два больших чемодана и набил их ее вещами. Я старался класть то, что она, на мой взгляд, могла бы выбрать сама. Самое лучшее и новое. Костюмы, юбки, блузки, туфли, нижнее белье, драгоценности, духи, косметику. Я старался делать все так, как делала бы она, уезжая в страшной спешке, оставив шкаф открытым и разбросав остальную одежду по полу.

Я уже почти все закончил, когда раздался телефонный звонок. Я не подходил. Телефон прозвонил одиннадцать раз и умолк. С чемоданами в руках я спустился вниз и положил их в багажник ее спортивного “порше”. Между чемоданами я засунул норковое манто и поднял откидывающийся верх автомобиля. Ключ был, как обычно, в замке зажигания. Подумав, я вернулся в дом, переоделся в старые охотничьи штаны, кроссовки и темный шерстяной свитер, а в карман сунул спортивный пистолет двадцать второго калибра, к которому не прикасался по меньшей мере три года. Девятизарядная обойма была полностью заряжена.

Как и в прошлый раз с Винсом, я кружным путем выехал на 167 шоссе, ведущее в сторону Морнинг-Лейк. Маленькая, но увы, очень приметная спортивная машина уверенно мчалась по горной дороге, ловко вписываясь в крутые повороты. Проезжая через местечко Бринделл, я волновался, что меня заметят и запомнят роскошный “порше”. Но опасения мои были напрасны. Улицы с редкими огнями были пустынны. Миновав деревню, я свернул на узкую проселочную дорогу. Стояла такая тишина, что я побоялся подъехать к самому коттеджу. Не доезжая четверть мили, я выключил мотор. Машина еще несколько метров прокатилась по инерции и остановилась на крутом травянистом склоне в тени деревьев.

Не верилось, что я был здесь сегодня, всего несколько часов назад. Мне казалось, что с тех пор, как я привез сюда Винса, минуло уже много дней. Столько изменилось за это время – практически все. Я передернул затвор. Зажимая в кармане пистолет, убрал палец со спускового крючка, боясь нажать на него, если вдруг поскользнусь по дороге.

Яркий лунный свет, пробиваясь сквозь густую крону деревьев, освещал каждый камешек, каждую сухую ветку у меня под ногами, когда я пробирался по лужайке к дому. Этот отрезок я преодолел быстро и бесшумно. Но дальше лежала густая черная тень от деревьев. Я замедлил шаги осторожно нащупывая землю перед собой. Под ногой хрустнула ветка. Я замер, затаив дыхание, и слушал. Меня начали одолевать комары. Со стороны озера доносился плеск волн, бьющихся о скалистый берег. Где-то далеко лаяла собака, и в горах заунывно ухала сова.

Я делал сейчас то, чему отлично выучился много лет назад, во время наших ночных вылазок. И выучился на всю жизнь. Опустившись на одно колено, я принялся внимательно разглядывать дом, чернеющий приземистым силуэтом на фоне серебристого озера и мерцающего звездного неба. Я мысленно представил себе план расположения комнат и решил, что он должен был выбрать спальню в юго-восточном углу коттеджа. Она находилась рядом с кухней и в ней была удобная двуспальная кровать. Левой рукой я набрал горсть мелких камушков и вынул из кармана пистолет.

Одним рывком я пересек залитое лунным светом пространство перед домом и прижался к каменной стене. Если бы Винс следил за мной, то подстрелить меня на этом участке не составляло никакого труда. От этой мысли у меня перехватило дыхание. Выждав несколько секунд, я продолжил свой путь, обошел угол дома и очутился под окном вычисленной мной спальни. Я услышал его дыхание, медленное и тяжелое. Похоже, он спал. Я отступил на шаг и бросил камешком в листву ближайшего дерева. Послышалось шуршание, камешек стукнулся о ветку и упал. После второго камешка я прислушался и не услышал звука его дыхания. Я бросил третий и стал ждать. Вот скрипнула кровать. Хрустнула половица. Я положил палец на спусковой крючок.

Отсчитав про себя три секунды, я отступил на один шаг и вскинул руку с пистолетом. В черном проеме окна появился бледный овал его лица, едва различимый сквозь щели жалюзи.

Я выстрелил три раза в центр этого белого пятна, упал на землю и откатился к стене. Послышался глухой удар падающего тела, металлический стук пистолета о деревянный пол и хриплый тяжелый вздох. Я выждал минут десять. Потом, используя ствол пистолета в качестве рычага, раздвинул медную сетку, просунул палец и отодвинул щеколду. Потом снял раму с петель и поставил ее, прислонив к стене дома, стараясь держать голову ниже оконного проема. Из комнаты не доносилось ни звука. Тогда, держа пистолет наизготове, я быстро заглянул внутрь. Разглядев лежащее на полу тело, я подтянулся и влез в комнату. Задернул шторы и включил свет.

Винс в нижнем белье лежал на боку, лицом в пол, согнув больную ногу.

Я подцепил его носком ботинка за плечо и перевернул на спину. Одна пуля пробила ему верхнюю губу, вторая попала чуть левее носа и третья – в уголок глаза. Мозговое вещество под действием давления заполнило образовавшиеся пустоты и придало его голове нелепую форму, раздув ее в висках. Крови было совсем мало. Если бы пистолет был заряжен не целевыми, а настоящими боевыми патронами, пули разнесли бы ему затылок.

Оставив свет включенным, я собрал его вещи в чемодан, отнес в машину и положил в багажник рядом с вещами Лоррейн. Я решил не тратить времени на одевание и, взяв Винса за руки, стащил с темного крыльца к машине. Пришлось повозиться, прежде чем удалось усадить его на перед. нее сиденье. После этого я вернулся в дом проверить, не осталось ли там вещей Винса. В ванной я обнаружил его станок для бритья. Черный чемодан стоял под кроватью. Деньги были на месте. Бритву и японский пистолет я бросил в озеро, а чемодан поставил на место.

Я уже говорил, что хорошо знаю эти места, поэтому прекрасно ориентировался в темноте. Проселочная дорога шла вдоль озера, спускаясь в полумиле отсюда к самому берегу. В этом месте мы с Э. Дж. прошлым летом ловили окуней. Там было так глубоко, что нельзя бросить якорь, и мы привязывали лодку к дереву. Чудная была ловля! На высоте в пятнадцать футов над вашей головой проносятся машины, а на семидесятифутовой глубине лениво плавают в теплой голубой толще воды серебристые рыбы.

На берегу я включил фары и огляделся. Вокруг – ни огонька. И тут я вдруг увидел, что дорогу отделяют от обрыва бетонные столбы с натянутым между ними металлическим тросом. Я совсем забыл про ограждение. Меня охватила паника. Что, если осуществить задуманное не удастся? Но, пройдя вдоль ограждения, я нашел небольшой промежуток, на вид достаточный для въезда небольшой машины. Можно попытаться протиснуть “порше” между ограждением и нависавшим краем обрыва. Этот коридор над самой водой становился все уже и уже, почти сходя на нет. Я подъехал к самому краю. Дальше ехать было опасно. Выключив фары, я оставил двигатель включенным и еле-еле сумел вылезти из машины – дверца упиралась в заграждение и открывалась всего на несколько дюймов. Держась рукой за ограду, я ребром ладони включил первую скорость, а ногой медленно отпустил сцепление. Машина потихоньку покатилась. Я захлопнул дверцу. “Порше” со скрежетом двигался к краю. Дальше и дальше. Переднее колесо зависло над обрывом, вниз посыпалась земля и мелкие камешки. Мне показалось, что машина застряла. Нет, двинулась дальше, качнулась, накренилась и полетела вниз. Перевернувшись в воздухе, она коснулась воды, подняв фонтан брызг, прозрачно-белых на фоне темного озера. Несколько мгновений машина задержалась на поверхности, затем вода медленно поглотила ее. По поверхности озера пробежали волны и разбились о каменистый берег. Вода на глубине вскипела крупными пузырями. И озеро успокоилось.

Перелезая через ограждение, я услышал звук приближающейся машины. Я перебежал через дорогу, вскарабкался на четвереньках по крутому склону и приник к земле. Мимо на бешеной скорости промчался грузовик и скрылся в темноте.

Я спустился вниз и подошел к коттеджу. Там тщательно протер пол от кровавых пятен, поправил жалюзи, стараясь сделать незаметными следы от пуль. Потом отнес ящик с продуктами подальше в лес, ругая себя за то, что забыл положить его в машину. Было уже двадцать минут третьего, когда я залез под дом и задвинул чемодан в дальний угол.

Заправив постель Винса и закрыв все окна, выключил свет. После этого я запер дверь и спрятал ключ на прежнее место. Я зашагал прочь до дороге, стараясь поскорее миновать деревню. Начав задыхаться, пошел медленнее, потом снова ускорил шаг. Меня провожали лаем собаки. Каждый раз, когда я слышал шум приближающейся машины, я разворачивался и бежал ей наперерез, отчаянно размахивая руками в надежде, что кто-нибудь меня подвезет. Примерно в половине четвертого возле меня остановился грузовик. Я залез в кабину. За рулем сидел маленький, тщедушный водитель.

– Поздновато для прогулки, приятель.

– Большое спасибо, что остановились. Подбросите до Вернона?

– Ладно. Это мне как раз по пути, – кивнул он. – Я говорю, поздновато гуляете.

– Да, действительно. Понимаете, в чем дело. Я должен быть в Верноне завтра, рано утром. У меня сломалась машина. Здесь, в деревне, взялись ее починить. Мы с ними вместе провозились два часа, потом они плюнули и ушли. А я еще пытался сам что-то сделать. Потом бросил эту затею и решил добраться на попутной. Моя жена приезжает завтра утренним поездом. Мне обязательно надо ее встретить... Она будет волноваться, а когда я спохватился, было уже слишком поздно просить кого-нибудь подвезти, а взять машину напрокат я тоже не мог, потому что раньше уже разбил пару машин. Последний автобус уже ушел. Поэтому я вышел на дорогу и стал голосовать, но все неслись мимо как сумасшедшие, пока вы не остановились, и вы не можете себе представить, как я вам благодарен, и теперь я доберусь до Вернона, посплю пару часов на вокзале и встречу жену... – Все это я выпалил одним духом.

– Ох-хо-хо, – только и смог он ответить на мою тираду. В начале пятого он высадил меня в полутора милях от Тэйлер-драйв. Через четверть часа я был уже дома. Я вымылся и переоделся в ту самую одежду, которая была на мне, когда я заходил в бар отеля “Верной”. Я чувствовал себя совершенно разбитым, голова гудела, ноги отказывались повиноваться. Я налил полный стакан виски и заставил себя залпом проглотить его. Потом взял бутылку и вылил остатки себе на рубашку.

В двадцать минут пятого я уже стоял перед дверью Малтона с запиской Лоррейн в руках. Нажав большим пальцем кнопку звонка, я звонил, не отрываясь, барабанил в дверь ногами и кричал во все горло.

Глава 9

Дверь, наконец, распахнулась, и на пороге появился заспанный Э. Дж. Его седые волосы были всклокочены, лицо покрыто красными пятнами от негодования, а маленькие голубые глазки метали молнии. За его спиной спускалась по лестнице моя сердитая и встревоженная теща, кутаясь в блестящий алый халат.

– Прекрати немедленно! – закричал на меня Э. Дж. – Слышишь меня, немедленно! Ты перебудишь полгорода, черт бы тебя побрал! Что тобой? Ты пьян!

Покачиваясь, я вперился в него взглядом, глупо улыбаясь.

– Не настолько пьян, чтобы не суметь прочесть, дурачье!

– Суметь прочесть... суметь прочесть! О чем это ты?

– Читай сам, если ты грамотный, папаша! – Я сунул ему в руки за. писку Лоррейн.

Он повернулся к свету и стал читать, шевеля губами. Украдкой взглянув на жену, он опустил записку в карман халата.

– Зайди-ка лучше в дом, Джерри. Его тон резко изменился.

– В чем дело? Что здесь происходит? – За его спиной возникла Эдит Малтон. Вцепившись в его руку, она извлекла из кармана записку и впилась в нее глазами.

– Что ты сделал с моей девочкой? – запричитала она.

Я ввалился с гостиную и рухнул в кресло, обводя их туманным взглядом.

– Свари-ка ему крепкий кофе, Эдит, – распорядился Э. Дж.

– И не подумаю. Пока не узнаю, что произошло.

– Ничего. Они просто поссорились. Бывает, – успокаивающим тоном проговорил мой тесть.

– Нет, это не ссора, – замотал я головой. – Дураку ясно, как дважды два. Там же все написано: А плюс Б равняется...

Он присел на кушетку и участливо смотрел на меня.

– Послушай, возьми себя в руки, Джерри. Лоррейн что, ушла от тебя?

– Ну, конечно. Взяла и ушла.

– Вы что, поссорились? Что это у тебя с лицом?

– Она мне разодрала лицо, Э. Дж.

– За что?

– Вы слышали о нашем госте? О моем старом боевом товарище, Винсе?

– Да, Лоррейн упоминала его, – холодно произнесла Эдит.

– Возвращаюсь я домой сегодня вечером, раньше обычного. Черт, уже вчера вечером. Сколько сейчас времени?

– Почти пять часов утра, сынок, – ответил Э. Дж.

– Так вот. Еду я вчера вечером домой, и здесь, на углу, у меня кончается бензин.

– Я видела, как ты шел с канистрой, – сказала Эдит. – Я еще подумала, что это у тебя случилось. С тобой, по-моему, была Ирена.

– Да, я ее перехватил возле нашего дома. Не хотел, чтобы она подслушивала, как мы ругаемся.

– А из-за чего вы ругались? – поинтересовался Э. Дж.

– Я не хотел вам ничего рассказывать, но теперь придется. У меня просто кончился бензин. У меня и в мыслях не было никого выслеживать. Прихожу домой и застаю Лоррейн в постели с Винсом.

У Эдит вырвался возглас недоверия. Она выпрямилась, изображая оскорбленное достоинство.

– Какая грязная ложь! Наша Лоррейн никогда бы, никогда... – Помолчи, – заткнул ей рот Э. Дж. – Что дальше? – Потом, как вы выразились, мы поссорились. Она меня поцарапала. Я готов был убить их обоих, но не стал. Лоррейн заперлась в спальне, а на Винса я не смог поднять руку. Он лежал в постели после операции.

Я пропустил пару стаканчиков и не стал возвращаться на работу.

– Да, я удивился, что ты не зашел в контору.

– Я и думать забыл о работе. Был в таком состоянии! Совершенно подавлен. Я не мог сидеть дома. Пошел выпил. Потом вернулся домой. Винс спал. Лоррейн не было дома. Заходила Мэнди Пирсон, хотела поговорить с Лоррейн. Я оставил Лоррейн записку, чтобы она ей позвонила. Во время ссоры она кричала, что уйдет от меня. Я решил, что она меня просто пугает. Я не мог найти себе места и поехал в отель, еще выпил. Потом кружил по городу, пытался собраться с мыслями. Даже не заметил, как пролетело время. Вернулся домой совсем недавно.

– Пьяным в стельку, – ядовито заметила Эдит.

– Будь добра, помолчи! – зарычал на нее Э. Дж.

– Ну так вот. Пришел домой и нашел эту записку. Она ушла. Машины ее в гараже нет. Взяла с собой свои лучшие вещи и драгоценности. Мой дружок тоже исчез, вместе со своим барахлом. Так что все понятно, как дважды два. Они сбежали вместе, на ее машине.

Э. Дж. был очень взволнован. В комнате воцарилась гнетущая тишина.

– Уф-ф! – произнесла Эдит. – Все это – вранье. Наша маленькая Лорри никогда бы, никогда не была способна...

Я вдруг почувствовал себя страшно усталым. Мне так все это надоело.

– Выслушайте меня спокойно, – тихо сказал я, – и я вам расскажу, на что была способна ваша Лорри, а на что – нет. Ваша драгоценная маленькая Лорри. Она уже пять лет пила, как извозчик. Она стала алкоголичкой. Вам, ее родителям, не хочется признаваться себе в этом, но в глубине души вы понимаете, что я прав. Да вы и сами все видели. Она проводила целый день со стаканом в руке.

– Кто в этом виноват? – вызывающе спросила Эдит.

– Наверное, все-таки вы сами. Я женился на ней слишком поспешно. Я мало знал ее и совсем не наводил о ней справок. Может быть, вы думаете что во время учебы в колледже она была пай-девочкой? Как бы не так! Один из ее школьных приятелей как-то спьяну мне такого о ней порассказал! Она ложилась под любого парня. Мисс шлюха колледжа! А сколько раз, как вы думаете, мне приходилось вытаскивать ее из разных автомобилей во время вечеринок, с размазанной по всему лицу помадой, полуодетую, напившуюся до невменяемого состояния?

– Не было такого! – упрямо твердила Эдит.

Э. Дж. устало посмотрел на нее. Он вдруг на глазах постарел на много лет.

– Джерри знает, о чем говорит, Эдит. И я всегда знал об этом. Ее лицо вытянулось. Она стала похожа на старую, загнанную лошадь

– Ты что же, не мог прибрать к рукам свою жену?

– А вы, что же, не могли нормально воспитать свою дочь? Ладно, давайте не будем друг друга обвинять. Это все равно ничего не изменит. Просто вчера так случилось, что я впервые застал ее в постели с мужчиной

– Она была... одета? – сдавленным голосом спросил Э. Дж.

– Она былая голая, как куриное яйцо.

– О!

Я поднялся. Мне хотелось поскорее поставить точку.

– В общем, она ушла. Наверное, все это могло подождать и до утра. Но я хочу, чтобы вы знали. Я не собираюсь ее искать. Пусть едет, куда хочет и с кем хочет.

– Ты никогда не любил ее, – сказала Эдит. Я задумчиво посмотрел на нее.

– Вы правы. Нет, я никогда ее не любил. Только думал, что люблю. Лоррейн казалась мне самой красивой девушкой на свете. Впрочем, она тоже себя такой считала. Любовь – забавная штука. Нельзя любить по-настоящему, если тебе не отвечают взаимностью. Поэтому я никогда не любил ее. Она была неспособна ни на какие чувства.

– Ты так странно о ней говоришь... – вдруг заметил Э. Дж., – как будто она уже умерла.

Я смешался на мгновение.

– В некотором смысле для меня... Для меня Лоррейн действительно умерла.

Эдит расплакалась. Она издавала какие-то странные звуки, больше смахивающие на гнусавое хихиканье. Даже плакать по-человечески не умела. Э. Дж. пошел провожать меня до двери. Он весь сгорбился и выглядел совсем потерянным.

– Я не знаю, что сказать, – тихо произнес он, отводя взгляд в сторону.

– Я думаю, что говорить больше не о чем.

– Не знаю, где и когда мы допустили ошибку. Когда это началось? У нее было все, чего бы она ни захотела. Мы делали все, что было в наших силах для нее и для Эдди. Джерри, я хочу, чтобы она вернулась. Я позвоню в полицию и дам им номер и описание машины. Понимаешь, Джерри, я хочу, чтобы она вернулась. Ты помнишь номер “порше”?

– И-экс-93931, – сказал я. Он повторил его за мной. Будет довольно сложно обнаружить этот номер, подумал я про себя. Для этого потребуются аквалангисты с мощным фонарем.

– Лоррейн достаточно взрослая и в состоянии сама решить, что ей делать, – заметил я. – Если она не захочет вернуться, никакая полиция не сможет ее заставить. Вряд ли они вообще станут ее искать.

– Но ведь она пропала, не так ли? А они занимаются такими людьми.

– Да, конечно.

– Ты можешь не приходить на работу завтра... сегодня. – А вы все еще хотите, чтобы я у вас работал? – А почему бы нет, Джерри? Почему бы нет?

– Мистер Малтон, вы не можете отдать мне записку?

– Зачем?

– Ну, просто мне хотелось бы сохранить ее. Вы не против? Он кивнул, пошел в гостиную и вернулся с запиской. Я положил ее в карман. Мы пожали друг другу руки. Знал бы он, кому протягивает руку! у него была маленькая и мягкая ладошка, как у девушки. – Ты так и не выпил кофе, – покачал он головой.

– Все нормально.

Я повернулся и пошел и еще некоторое время слышал за спиной завывающие рыдания Эдит. В предрассветных сумерках на востоке уже занималась робкая, бледно-розовая заря.

Мне не хотелось спать на кровати, которую мы делили с Лоррейн. Но ложиться в постель, где я застал ее с Винсом, было еще хуже. В другой комнате для гостей на кровати не было белья. Я постелил себе там и уснул, едва голова моя коснулась подушки. Уснул, как убитый.

Проснувшись в полдень, я не сразу сообразил, где нахожусь. А еще через несколько секунд кошмар последних событий всей своей тяжестью обрушился на мою голову. Нет! Я не мог это сделать! Я не мог убить ее и похоронить, потом убить Винса и утопить его тело в Морнинг-Лейк. Это сделал кто угодно, только не Джером Дэрвард Джеймисон! Только не я! Только не эти самые руки! Мои руки выглядели такими же, как обычно; и лицо в зеркале ванной выглядело как всегда. Только на лбу у самых волос виднелись следы от укусов москитов.

Все, что вчера мне казалось задуманным логично, тонко и умно, сегодня в безжалостном свете утра выглядело нелепым и опасным. Было ощущение, что весь мой план состоял из одних сплошных дыр, и сквозь эти дыры любой идиот легко сможет увидеть истинную картину происшедшего. Деньги в подвале коттеджа и в моем собственном доме совсем не грели мне душу. Теперь все изменилось. Нужно срочно найти им другое место. Надежное место. И там их придется оставить надолго... до тех пор, пока все не поверят, что Лоррейн сбежала с Винсом, и найти их не представляется возможным. И когда все успокоятся, только тогда я смогу думать о том, чтобы уехать.

Я принял душ, одел халат, побрился и спустился на кухню. Там сидела Ирена и читала Библию. Увидев меня, она закрыла ее и встала.

– Хотите сейчас позавтракать, мистер Джеймисон?

– Да, пожалуйста, Ирена. Миссис Джеймисон нет дома.

– Я заметила, что в гараже нет ее машины.

– Она больше не вернется, Ирена. Она помолчала, обдумывая мои слова.

– На все воля Господня, – кивнула она наконец.

– И мистер Бискэй тоже уехал. Они сбежали вдвоем.

В ее глазах в первый момент отразилось изумление. Впрочем, не слишком сильное.

– Это вавилонская блудница, мистер Джеймисон, – произнесла она поджав губы. – Я вижу гораздо больше, чем вы полагаете. Но говорить об этом не считаю возможным. Мне было приятно у вас работать. Вы хотите, чтобы я осталась?

– Не знаю, смогу ли я содержать такой большой дом. Пока я не решу вы можете приходить по утрам, готовить завтраки и наводить порядок Этого будет вполне достаточно. Обедать и ужинать я могу вне дома.

Она кивнула и принялась готовить завтрак. Зазвонил телефон. Это оказалась миссис Пирсон.

– Доброе утро, Мэнди.

– Боже мой, какой ты мрачный в такое прекрасное утро. Что, наша малышка вчера так напилась, что не смогла прочитать записку? Я вам звонила до полуночи.

– Не знаю уж, в каком состоянии она вернулась домой. Меня не было. Она собрала чемоданы и уехала, как она написала, навсегда. С Винсом... Мэнди? Мэнди! Ты меня слушаешь?

– Да, да, дорогой, я тебя слушаю. Просто никак не могу все это переварить. Бедный мой Джерри.

– И бедная Лоррейн.

– Ну, в каком-то смысле – да.

– Я не хочу, чтобы она возвращалась, Мэнди. Я сыт по горло.

– Знаешь, хоть она и была моей лучшей подругой, но надо признать, что временами она бывала такой несносной! У тебя просто ангельское терпение. Я даю ей две недели. Потом она, вот увидишь, вернется печальная, загадочная и станет вовсю каяться. Постарается все загладить и помириться с тобой.

– Нет, на этот раз у нее ничего не выйдет, – твердо сказал я, живо представив, как она прыгает, завернутая в брезент, и с нее во все стороны летят ошметки грунта, и внутренне содрогнулся.

– Она, наверное, скоро пришлет мне какую-нибудь веселую открытку с весточкой. Ты захочешь узнать, откуда?

– Я – нет, а вот ее родители, конечно, захотят.

– Дорогой, а что ты собираешься теперь делать? Наверное, продашь дом и переедешь в какую-нибудь мрачную меблированную комнату?

– Вряд ли мне удастся продать дом без ее подписи. Может быть, буду его сдавать. Не знаю. Поговорю с Арчи Бриллом.

– А! Я слышала, он большой специалист по разводам. Можно ведь в качестве аргумента представить тот факт, что она неизвестно куда уехала. Или лучше – что ты уличил ее в неверности?

– Не знаю. Надо с кем-то посоветоваться.

– Несчастная Лоррейн. Этот твой дружок – настоящий кобель. Ну, ничего, придет Тинкер и утешит тебя в горе. Да, дорогой?

– Как раз самое время.

– Извини меня. Я неудачно пошутила. Но вообще это уже ни для кого не секрет. И растрепала это не я. А ты хотел сохранить все в тайне? – Да мне в общем-то все равно.

– Ну, тогда не будем больше об этом говорить. Ох, меня сегодня просто замучают расспросами. Ну, пока, Джерри! Не расстраивайся.

Завтрак был уже готов. Пока Ирена накрывала на стол, я сказал ей, что миссис Джеймисон оставила в спальне ужасный беспорядок, и попросил ее там прибраться. Я также поинтересовался, не видела ли Ирена записки, которую я вчера написал для Лоррейн. Выяснились, что она уже бросила ее в мусорное ведро. Она нашла записку, аккуратно разгладила, протянула ее мне. Я положил записку рядом с прощальным посланием Лоррейн в гостиной.

Я оделся и собирался уже было уйти, как вдруг вспомнил о деньгах, которые засунул вчера в карман охотничьих брюк. Слава Богу, что я вовремя спохватился! Дотошная Ирена наверняка решит почистить брюки, и ее хватит удар от такого количества денег. Я сложил деньги в аккуратную пачку и пересчитал. Сто девяносто девять стодолларовых купюр. Пятьдесят мы отдали врачу, а одну сожгли. Я вспомнил, как мы тогда смеялись.

Винс и я.

Я сейчас очень спешил, и мне было некогда искать надежный тайник, чтобы спрятать эти деньги. Две банкноты я положил к себе в бумажник, а остальные – в платяной шкаф, под стопку чистого белья.

Приехав на Парк-Террэс, я увидел, что бетонщики уже закончили заливку фундамента двух домов и приступили к третьему. Рабочие как раз заравнивали то место, под которым была ее могила. Я смотрел, как сохнет цемент, и думал о тех, кто будет жить в этом доме. И вдруг я похолодел от мысли, что Малтон может разориться или его вдруг хватит удар, и тогда эту стройплощадку займет другая компания. Другие проектировщики, другие деньги. А значит, маленькие участки, маленькие дома. Как наяву я услышал команду: “Разбейте фундамент того дома и уберите оттуда обломки”. И вот бульдозер вытаскивает тело Лоррейн из земли...

– Я слышал, что у тебя случилось, – раздался из-за спины голос Реда Олина. – Сочувствую тебе, Джерри.

Ред меня напугал. Он всегда двигался бесшумно. Даже странно для такого крупного мужчины.

– Я вспоминаю, как впервые ее увидел. Мы ведь были тогда с тобой вместе. Помнишь, Джерри?

– Да, на Риджмонт-роуд, она была на пикнике с отцом. – Очень красивая женщина. Кто их вообще разберет, этих женщин! Говорят одно, делают другое, думают третье, а в один прекрасный день просто берут и уходят. И во всем этом – ни грамма здравого смысла. – Да, ты прав.

– Ты-то сам остаешься здесь работать?

– Пока, наверное, поработаю. Еще не знаю.

– Думаешь, она вернется, Джерри?

– Не знаю, мне все равно.

– Я понимаю, каково тебе сейчас. Представляю себя на твоем месте.

Потом мы поговорили о работе, и я поехал в контору. Там были только Лиз и бухгалтер. Я пригласил ее выпить кофе в той же закусочной, где мы сидели в прошлый раз. Она была какая-то подавленная.

– Ну что, теперь все... упростилось? – спросила она.

– В общем, да.

– Хорошо, что она ушла, Джерри. Она всегда тебе изменяла. Все об этом знают.

– Это для меня не новость. Она дотронулась до моей руки.

– Мы уедем отсюда, и все будет хорошо, Джерри. Мы никогда не будем вспоминать о прошлом. Никогда.

– Да, уедем. Надо только немного подождать.

Когда я вернулся домой, мне вдруг стало ужасно одиноко. Восемь лет мы прожили здесь с Лоррейн бок о бок. Ее присутствие чудилось мне на каждом шагу. Мне все время мерещился ее голос, шум воды в душе и песенка “Фрэнки и Джонни”, которую она напевала в ванной. В спальне еще летали в воздухе пылинки ее пудры и ощущался аромат ее духов.

Ирена прибрала спальню. Я сел на кровать и вдруг перед моими глазами возникла отчетливая картинка: Лоррейн за рулем маленького спортивного “порше”, который мчит сквозь знойный вечер по горной дороге. На ветру развеваются ее черные волосы и она, оборачиваясь, одаривает Винса белоснежной улыбкой, полной желания. На заднем сиденье лежат их вещи, среди них и черный чемодан. И Винс, лениво развалившийся, с самодовольной и равнодушной ухмылкой на загорелом лице. Это видение было таким реальным, что на долю секунды я поверил в возможность их бегства вдвоем. Словно куклы оживают и начинают двигаться на экране.

Конечно, я знал, что это плод моего воспаленного воображения. Над ее могилой застывает бетон, а в закрытые окна “порше” тычутся носом любопытные рыбы.

Я вышел из спальни. Слишком многое здесь напоминало о ней.

Сидя за столом в гостиной, я машинально водил карандашом по листку бумаги и ломал голову, куда бы мне деть три миллиона шестьсот тысяч долларов наличными. Надо найти надежное место – такое, чтобы мне ж пришлось волноваться за их сохранность. К тому же это должно быть место, откуда я смогу быстро достать деньги, если придется в спешке уехать Они должны пролежать там месяцев шесть, а то и год. К тому же деньги не должны пострадать от сырости или огня. Их очень много, и это усложняло задачу. Дома хранить их слишком опасно. Снять для них сейф в банке невозможно. Ко мне и так сейчас все проявляли повышенное внимание.

Пожалуй, нужно их спрятать так, чтобы они были как бы у всех на виду, но не так, как обычно хранят деньги. Идея стала обретать очертания. Так, так... Что, если я сдам свои личные вещи на склад для хранения? Все знают, что мне одному не под силу содержать такой большой дом, и никто не удивится, если я стану избавляться от некоторых вещей. Допустим, я возьму ящик с книгами, а деньги положу на дно, связывая по три пачки вместе, чтобы по размеру они были похожи на книги. Когда же мне понадобится уехать, я смогу быстренько взять этот ящик обратно. Или даже попросить переслать его на мой новый адрес...

Вдруг раздался звонок в дверь. На крыльце стоял мужчина в довольно потрепанном бежевом костюме, засаленной шляпе, сдвинутой на затылок, открывающей широкий выпуклый нос. Он был крепкий и приземистый, а ширина его плеч потрясала воображение. Лицо выражало скуку и смирение и было мне очень знакомо.

– Не узнаешь меня, Джерри?

– Я... простите, что-то не могу...

– Колледж Вест-Вернон. Пол Хейсен.

– О Господи, ну конечно. Пол, извини меня, что сразу не вспомнил. Заходи.

Впрочем, было неудивительно, что я его не узнал. Он был младше меня на два курса. Когда я заканчивал колледж, Пол Хейсен был лучшим центровым в нашей футбольной команде. Ему тогда было семнадцать лет, играл он превосходно. Его никто не мог обойти. А я был полузащитником. Хороший у нас тогда был сезон.

В гостиной он едва уместился в кресле и положил шляпу на пол.

– Что будешь пить?

– Пиво, если есть.

– Сейчас принесу.

– Только не надо стакан. Давай прямо банку или бутылку, Джерри.

Я принес две банки. Он сделал большой глоток, вытер рот рукой и громко рыгнул. По его виду я решил, что он ищет работу.

– Чем я могу тебе помочь, Пол?

– Да нет, я здесь по делу, так сказать, с официальным визитом. Э. Дж. Малтон сегодня с утра названивает моему шефу по поводу своей пропавшей дочери. Вот шеф меня и послал сюда задать тебе несколько дурацких вопросов.

– Так ты полицейский?

– Да. Лейтенант Хейсен. Работы невпроворот, платят гроши, а я не знал, куда податься после Вьетнама, так и прижился в полиции. Много Раз видел тебя в городе, но как-то недосуг было подойти, поговорить.

– Так что ты хочешь узнать?

Он вытащил из кармана дешевую записную книжку, открыл ее на чистой странице и щелкнул шариковой ручкой.

– Итак, она уехала прошлой ночью. Не знаешь, во сколько?

– Что-нибудь между десятью вечера и четырьмя часами утра. Меня не было дома. Вернулся около четырех и нашел ее записку. Потом я пошел к Э. Дж. и все ему рассказал. Я... я здорово был пьян.

– А где записка?

Я взял ее со стола и протянул ему. Высунув язык, он старательно переписал ее содержание. Я дал ему и вторую записку, написанную мной, объяснив, что оставил ее в десять вечера, уходя из дома. Он переписал и ее, так же аккуратно.

– Здесь написано, что ты переживаешь из-за каких-то ее слов. Каких именно?

– Она сказала, что хочет меня бросить.

– Вы поссорились? Почему?

– Да... – Я подумал, что Малтон вряд ли рассказал ему о связи между Лоррейн и Винсом. – Из-за нашего гостя... Она... была с ним – как бы сказать – чересчур любезна. Они сбежали вдвоем.

– Откуда ты знаешь, что вдвоем?

– Пол, я, конечно, не знаю наверняка. Но подумай сам: я прихожу домой, их обоих нет, их вещей – нет, ее машины – тоже. Мой дружок всегда нравился женщинам. А Лоррейн в последнее время была какая-то странная.

– Странная?

– Много пила, держалась очень вызывающе. Вообще, если честно, наша семейная жизнь давно дала трещину.

– Детей нет?

– Нет.

– А у меня четверо, и пятый на подходе.

– Наверное, у нас все могло сложиться иначе, если бы Лоррейн могла родить. Она просто не знала, на что убить свободное время.

– Теперь по поводу этого Бискэя. Сколько ему лет?

– Примерно наш ровесник.

– Женат?

– Вроде нет.

– Как зарабатывает на жизнь?

– Я точно не знаю, но он говорил, что работает кем-то вроде помощника какого-то латиноамериканского промышленника.

– Как вы познакомились?

– Во Вьетнаме. Он был моим командиром в подразделении “зеленых беретов”. Потом мы много лет не встречались, а в апреле он меня разыскал и прогостил здесь пару дней. Сказал, что скоро ложится на операцию. Что-то с плечом. Вскоре после его отъезда у меня возникли разногласия с Малтоном, и я уволился с работы. Поехал улаживать кое-какие свои дела и натолкнулся на Винса. Он только что выписался из больницы и был не в лучшей форме, поэтому я и пригласил его к себе.

– Где ты его нашел?

– В одной... он снимал квартиру в Филадельфии.

– Какой адрес?

– Я уже не помню. Улица называлась... что-то вроде... то ли Каштановая, то ли Ореховая... или Кленовая. Какое-то деревянное название. Он дал мне адрес, когда был здесь в апреле.

– И просил к нему приезжать?

– Нет. Винс приезжал ко мне с деловым предложением. Но оно меня заинтересовало. И он сказал, что если я вдруг передумаю, то могу написать ему в Филадельфию.

– В чем заключалось предложение?

– Какое-то дельце в Южной Америке. Мне показалось, что там не сосем чисто. Это на него похоже. Он... довольно рисковый тип. Я не совсем понял, о чем шла речь, по-моему, он собирался вступить в конфликт с законом. А это не в моем стиле.

Он попросил описать Винса, и я постарался сделать это как можно подробнее.

– Как ты считаешь, он когда-нибудь привлекался к судебной ответственности?

– Я не знаю.

– Ладно. Попрошу ребят в Вашингтоне проверить, нет ли в банке данных его отпечатков пальцев. Если он в розыске, у меня будет повод задержать с ним и твою жену.

– Вряд ли она будет довольна.

– Зато будет доволен ее отец. Опиши, пожалуйста, ее машину. Я описал и назвал регистрационный номер.

– Машина на ее имя?

– Да. И технический паспорт она взяла с собой. Машина шикарная, и она вполне может ее продать.

– Не знаешь, куда они могли поехать? Может, есть какие-нибудь предположения на этот счет?

– Дай подумать. Он явно не был стеснен в средствах. Возможно, решил вернуться в Южную Америку. Я, конечно, могу только догадываться, но у меня почему-то такое чувство, что их уже нет в Штатах.

Нахмурившись, он листал свою записную книжку.

– Рад, что она уехала, Джерри? – Он бросил на меня быстрый испытующий взгляд.

– В каком-то смысле – да. Наша семейная жизнь в последнее время совсем не клеилась. Я даже начал подумывать о разводе. С другой стороны, теперь я по ней скучаю.

– Да, банальная история. Жена изменяет с лучшим другом. Немало людей было застрелено в припадке ревности.

– Я не способен на такие решительные действия.

Он ухмыльнулся.

– Помнится, раньше ты был довольно решительным парнем.

– Скажи, Пол, а как пойдет расследование?

– Даже не знаю. В том, что жена тебя бросила, нет ничего противозаконного. Она не оставила на произвол судьбы никаких детей и даже не забрала твою машину. Поэтому у нас нет оснований ее задерживать. Единственное, что я могу сделать, – это раскопать что-нибудь на Бискэя и получить ордер на его арест. Это должно здорово испортить ей настроение. И она может вернуться домой. Отец ее будет рад. А ты – нет?

– Пожалуй, не очень.

– Может быть, ты потом передумаешь?

– Вряд ли.

– Где ты нашел ее записку?

– В спальне.

– Можно туда подняться?

– Да, конечно.

Я проводил его наверх и положил записку на туалетный столик. Ее можно было заметить от самой двери.

Развалистой походкой он прошелся по спальне, тихонько насвистывая и внимательно озираясь по сторонам.

– Уютное гнездышко, – заключил он.

– Слишком большое для двух человек.

– Ты останешься жить здесь?

– Пока – да. По крайней мере, на первых порах.

Он приоткрыл дверцу ее шкафа.

– А она оставила много шмоток.

– И забрала столько же с собой. Моя жена накупала шмотки вагонами.

– А в какой комнате жил Бискэй? Я показал.

– В каком он был состоянии? Передвигался свободно?

– Рука на перевязи и довольно сильно хромал.

– Почему он хромал?

– По-моему, ему делали операцию и на бедре.

– Но ты точно не знаешь?

– Пол, ты разговариваешь как на допросе. Винс был не из тех людей, которые любят делиться своими проблемами.

– Друг его приютил, а он увел у него жену. Порядочная скотина.

– Я не ожидал от него такого свинства.

– Бывают такие люди, которые ходят по головам.

– Да, Винс из таких.

Мы спустились в гостиную, он нахлобучил свою шляпу и пошел к двери.

– Мистер Малтон дал нам несколько ее хороших снимков. Если мы раскопаем что-нибудь на Бискэя, то отыскать их не составит большого труда. Очень уж заметная машина и очень яркая женщина. Я видел ее пару раз в городе, но не знал, что она твоя жена, пока не увидел фотографии. Она выглядит прямо как кинозвезда. Элизабет Тейлор.

– Все так говорили, и ей это нравилось.

– Ну, рад был тебя повидать, Джерри. Может, как-нибудь попьем вместе пивка.

– С удовольствием, Пол.

– А тебе так и не выправили нос после той игры, я смотрю.

– Да, это Проктор тогда постарался.

– Хороший он защитник. Трудно было его остановить. Ладно, пока. Еще увидимся.

Он сел в машину и, отъезжая, помахал мне рукой. Я вздохнул с облегчением, как будто целый час находился без воздуха. Ничего, все обойдется. Вряд ли возникнут какие-нибудь сложности. Я чуть было не попался на вранье про Филадельфию, но он вроде бы ничего не заподозрил. А главное – он не взял с собой записку Лоррейн, только переписал ее в свой блокнот. Подумав о том, что они легко могут определить возраст чернил, я взял, порвал обе записки, да и спустил их в унитаз. И в тот момент, когда они исчезли в потоке воды, я с ужасом понял, что ведь никем еще пока не доказано, что записка написана ее рукой.

Глава 10

После ухода Пола Хейсена, дождавшись вечера, я в сумерках отправился в коттедж “Сутсус”. Взял оттуда черный чемодан и привез домой. Разобрав поленницу, я достал свою долю, запихнул ее в чемодан и запрятал его на прежнее место. Было приятно осознавать, что все деньги теперь у меня. От вида огромной массы туго перевязанных пачек сладко замирало сердце.

В понедельник утром я поехал на Парк-Террэс и попросил Реда Олина помочь мне сдать кое-какие вещи на хранение. Он отдал распоряжение плотнику сколотить большой прочный ящик. К тому времени, когда я закончил обычный осмотр строительной площадки, ящик уже лежал у меня в машине. Он был сделан из толстой фанеры и скреплен по бокам досками и шурупами. По дороге домой я купил бечевки и плотной коричневой оберточной бумаги.

Ирена уже ушла. Я запер все двери и упаковал деньги по четыре пачки в оберточную бумагу, обвязав ее бечевкой. Получилось семнадцать коричневых свертков. В каждом свертке по двести тысяч долларов, за исключением последнего, в котором было четыреста тысяч банкнотами по пятьсот долларов. Я плотно уложил пачки в ящик. Они заполнили его почти доверху. Я с трудом перетащил ящик в гостиную и доложил оставшееся пространство книгами. Привинтив шурупами фанерную крышку, я написал на ней красным фломастером свое имя.

Потом отыскал в телефонной книге номер склада и позвонил. Они выразили готовность принять мой ящик и пообещали тут же прислать грузчиков. Через час двое дюжих парней погрузили ящик на грузовик и увезли, оставив мне маленькую оранжевую квитанцию с мелко напечатанным на обороте текстом. Я внимательно прочитал каждое слово. Там была указана сумма страховки на каждый кубический фут. Мой ящик был размером два на три. Значит, в случае утери я получу шестьдесят долларов. Что ж, ладно.

Теперь нужно было придумать, куда спрятать квитанцию. Я долго бродил по дому, пока не нашел хорошее место. Однажды Лоррейн решила, что ей непременно нужно научиться играть на флейте. Она приобрела хорошую флейту и самоучитель. Десять дней в доме раздавались душераздирающие скорбные звуки, после чего она оставила эту затею навсегда. Я отыскал кожаный футляр, вытащил мундштук, засунул туда свернутую трубочкой квитанцию, вставил мундштук на место и положил футляр на полку.

Покончив со всем этим, я развалился в кресле, вытянул ноги и закинул руки за голову, мысленно анализируя свои действия. Вроде все чисто. Остается только ждать, пока улягутся страсти, и тогда...

Внезапно я почувствовал на себе взгляд Лоррейн. Она смотрела на меня со стены, выглядывая из рамки чеканного серебра. Я вскочил и снял со стены ее портрет. Это была черно-белая фотография, снятая на Бермудах во время нашего медового месяца. Она стояла, держась за руль английского велосипеда, и улыбалась совсем как живая. Казалось, сейчас вскочит на велосипед и умчится, послав мне на прощание воздушный поцелуй. Ах, какой у нас был медовый месяц на Бермудах!

Глядя на фотографию, я внезапно почувствовал дурноту. Голова кружилась. Я был весь во власти какого-то холодного ужаса, словно стоял на снежной вершине, а под ногами не было ничего, кроме страшной, ледяной пустоты. Дрожащими руками я поскорее перевернул фотографию лицом вниз. Но она продолжала смотреть на меня. Я отступил в сторону, но она все равно продолжала смотреть. И улыбаться. Это была странная улыбка. Как будто она знала то, о чем я забыл.

Черный чемодан! Ну, конечно. Спасибо тебе, Лоррейн.

Я вытащил его из подвала и, потопав хорошенько ногами, поехал на городскую свалку. Убедившись, что за мной никто не следит, бросил чемодан в груду всякого хлама.

Субботний день тянулся нудно и бесконечно. К вечеру я напился в одиночку и рано пошел спать. Так рано, что, проснувшись в восемь утра в воскресенье, даже не страдал от похмелья. Бодро одев джинсы и футболку, я приготовил завтрак и уселся читать воскресную газету.

Предстоящий день обещал быть таким же пустым и нескончаемым. Я и раньше не любил проводить воскресенья дома с Лоррейн, но тогда мне все же было, чем заняться.

В одиннадцать часов я вышел из дома и, не зная, чем бы еще заняться, стал подравнивать живую изгородь на самом солнцепеке. И тут по другую сторону ограды появилась Тинкер Вэлбисс. На ней была простенькая маечка в бело-зеленую полоску и зеленые бермуды. Волосы горели на солнце рыжим пламенем. Ее любопытный нос, уже успевший обгореть на майском солнце, был покрыт задорными веснушками. Соблазнительно покачивая бедрами, она подошла поближе.

– Упражняем мускулы? – кокетливо произнесла она, пожирая меня голодными глазами.

– Доброе утро.

– Решила зайти проведать тебя. Сегодня ведь дата.

– Какая дата? – Я действительно не понимал, о чем она говорит.

– Прошлое воскресенье, глупый! Ты что, тогда спьяну все забыл? Очень мило с твоей стороны!

– Ну что ты, я отлично все помню.

– Ах, спасибо, очень признательна!

Боже мой, мне казалось, что с того воскресенья прошла целая вечность. В прошлое воскресенье с тем, прежним Джерри Джеймисоном произошло какое-то приключение, которое я уже едва помнил.

– Похоже, ты не теряла времени даром и тут же побежала к Мэнди Пирсон поделиться впечатлениями, а, Тинк?

Она одарила меня взглядом оскорбленной невинности.

– Ну что ты! Никому я ничего не рассказывала!

– А Мэнди уже в курсе всех подробностей. Обогнув изгородь, она подошла ко мне вплотную.

– Ты на меня сердишься, да? Я ей просто слегка намекнула. И вообще ты, наверное, плохо теперь обо мне думаешь. Но я просто потеряла голову, немножко перепила, и к тому же мне чертовски надоел Чарли. А вообще именно Чарли больше всех выиграл в этой ситуации. Целую неделю я вела себя с ним как ангел. Слушай, сколько событий за последнюю неделю! Не получил еще открытки от Лоррейн?

– Нет, еще не получил.

– По-моему, ты заработался и тебе пора присесть в тенек отдохнуть. А где же ваша мебель для улицы?

– Представь себе, до сих пор лежит в подвале. Так что придется выпить на кухне. А где твой Чарли?

– Он устроил себе сегодня мальчишник. Развлекается в клубе. Сначала у них там какие-то соревнования, а потом будут до ночи накачиваться пивом. А своих маленьких чертят я отправила к матери Чарли до семи вечера. Вот я и решила заглянуть к тебе и поболтать о Лорри. Ты на меня еще сердишься?

– Да нет, конечно.

Мы зашли на кухню. После яркого солнечного света здесь казалось совсем темно.

– Хочу джина со льдом. У тебя тоник есть? Отлично. Я сама достану лед, дорогой.

– Послушай, Тинк! Какого черта ты все растрепала Мэнди?

– О, мы с ней такие близкие подруги. У нас нет друг от друга никаких секретов. А кроме того, я не рассказала ей, а только намекнула.

– И с Лоррейн вы такие же близкие подруги?

– Упаси Бог, нет! С ней можно попасть впросак. Запросто проболтается Чарли.

Я начал наливать джин в высокий стакан и хотел уже остановиться и наливать второй, как вдруг она прижала горлышко пальцем и держала, пока стакан не наполнился до половины.

– Это мне, – сказала она. – Терпеть не могу тоник.

Мы чокнулись и отпили по глотку. Она наклонила набок голову и проворковала:

– Боже мой, Джерри, перестань наконец меня стесняться! А то мне придется действовать самой.

Она отобрала у меня стакан и прижалась всем телом, нетерпеливо и страстно целуя меня.

– Итак. – Она снова подняла свой стакан. – Будем друзьями.

– Мы и так друзья.

– Очень хорошие друзья?

– Угу.

– К тебе никто не должен прийти?

– Нет, а что?

– Дорогой, давай устроим пикник.

– Какой пикник?

– Ты меня поражаешь. Все нормальные люди по воскресеньям устраивают пикники. Где термос для льда? Я нашел то, что она просила.

– Теперь у нас будет лед, почти полная бутылка джина, так... Стаканы, сигареты, пять бутылок тоника. Собирай, собирай все в корзинку. Ну как, идешь со мной на пикник?

– Хм... ну, давай.

– Что ты на меня уставился? Будь умницей, пойди и проверь, закрыта ли дверь.

Я все еще не мог понять, куда она собралась.

– А где у нас будет пикник, Тинкер?

– Да наверху же, дурачок! Что ты такой скучный сегодня? Я прихожу тебя развеселить и утешить, приглашаю на пикник, а ты хлопаешь глазами и пятишься как рак! Пошли. У нас будет замечательный пикник, без муравьев. Терпеть не могу пикники с муравьями...

Ее голос удалялся вверх по лестнице.

После длинного и скучного занятия любовью с Тинкер я лежал со стаканом джина под рукой, сигаретой в зубах, холодной пепельницей на груди и чувствовал себя опустошенным и подавленным. Я слышал, как она шлепала босиком по полу, гремела вешалками в шкафу Лоррейн, выдвигала ящики. Осмотр оставшихся после Лоррейн вещей шел полным ходом. У меня возникло желание запретить ей это делать, но лень было шевелить языком. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы она оделась и поскорее ушла.

Чувствовал я себя ужасно. Только что мне казалось, что запрятал реальное осознание всего содеянного мною, весь этот ужас, в тайные глубины моего “я” и наглухо забил туда двери. Но в состоянии депрессии, неизменно следующем за любовным актом без любви, воля моя ослабла и потайная дверь приоткрылась. И теперь я, содрогаясь от омерзения, заглянул туда и увидел суть своих поступков и их истинный смысл.

И все это совершил я, Джерри Джеймисон, всегда считавший себя хорошим парнем. Ни в одном дурном сне я не мог бы себе представить, что это может случиться со мной. Когда подобные вещи совершал кто-нибудь другой в приключенческих фильмах, я твердо знал, что в конце его неминуемо должна сразить пуля, и он, медленно развернувшись, эффектно упадет на пыльную мостовую; или за ним с лязгом закроются навсегда большие тюремные ворота.

Медленно, с неумолимой и жестокой неотвратимостью, в моем сознании всплывали два слова, определяющие мою новую, нынешнюю суть: убийца, вор.

Неужели это я?! И в который раз мысленно прокручивал ход событий, пытаясь найти звено этой цепи, разорвав которое я мог бы тогда предотвратить такой исход. Мне хотелось убедить самого себя в том, что с самого начала меня захлестнул вихрь событий, и я был бессилен что-либо изменить. Но снова и снова я видел десятки возможностей уйти, отказаться, остаться порядочным человеком. Просто я не захотел этого. Мне навсегда врезался в память момент, когда я впервые увидел деньги в чемодане. Так вот, в этот самый момент я уже знал, что эти деньги все будут моими. Чего бы это ни стоило. Так что незачем лгать самому себе, ища оправданий.

Так кто же я все-таки, черт возьми, такой? Притворялся ли я всю жизнь этаким славным парнем, будучи по сути своей подонком; и эта моя суть – мое второе “я” – только ждала предлога выразить себя и стать моим истинным лицом? Или восемь лет с Лоррейн изменили меня до неузнаваемости? Или я просто оказался в ловушке, из которой не смог найти иного выхода, кроме преступления?

Оказался ли я сам легкой добычей для тигра, идущего на охоту, и, попав в ловушку, по собственной воле запутал сам себя по рукам и ногам, не имея сил вырваться? Или сам я и есть этот тигр, готовый ради обладания добычей перегрызть глотки всем, кто стоит на его пути?

Но что ни говори, дело уже сделано, и ничего нельзя вернуть. Лоррейн и Винс мертвы. И все это сделано мной. Так что, где бы я ни находился, мне никогда уже не удастся освободиться от страха. И от воспоминаний. И от мучительного омерзения.

Тинкер вернула меня к реальности.

– Милый, она, должно быть, действительно уезжала в страшной спешке.

– Что ты имеешь в виду?

– Она купила вот это только на прошлой неделе. Я была в магазине вместе с ней. Это же не свитер, а просто мечта. Восемьдесят пять долларов пятьдесят центов. В жизни не держала в руках такого мягкого мохера.

Я приподнялся и посмотрел на нее. Она стояла в пушистом сером свитере. Не знаю, есть ли на свете менее соблазнительные вещи, чем свитер на голой женщине. Видно было, что Тинкер загорала совсем недавно. Ее длинные полноватые ноги были розового цвета, а из-под свитера виднелась полоска незагорелого тела, совершенно белого цвета, какое бывает только у рыжеволосых женщин.

– Наверное, она про него просто забыла.

– Не понимаю, как о нем можно было забыть. – Тинкер оторвалась наконец от зеркала. – У нас с ней примерно одинаковый размер, только бедра у меня пошире. Милый, ты не мог бы мне дать его поносить? Посмотри, как он мне идет. Это мой цвет. Если она вдруг вернется, то наверняка не будет возражать. Ну, а если не вернется, то я оставлю его себе на память.

– Мне совершенно все равно. Бери ради Бога.

– Спасибо, дорогой. Ты такой славный.

Я сел в кровати и отпил из стакана большой глоток. Напиток приготовила мне Тинкер. Это был почти чистый джин. Я почувствовал, как по телу разливается приятное тепло. Мне захотелось выпить столько джина, чтобы остановить жуткую карусель, раскручивавшуюся в моем мозгу, в этой карусели мелькали яркие картинки с изображением Винса, Лоррейн и денежных пачек.

Она выпросила еще один свитер, плиссированную юбку, целый мешок бижутерии, две пары туфель и босоножки. У нее нога такая же, как у Лоррейн, только чуть-чуть пошире, объяснила она. Потом она проголодалась, надела желтый халат Лоррейн, спустилась вниз, приготовила яичницу с беконом и вернулась с двумя тарелками. Мы поели, потом еще выпили, и она улеглась в постель. Мы были уже здорово пьяны, и оба уснули.

Разбудил меня звонок в дверь. Я взглянул на часы. Шестой час. Рядом, свернувшись клубочком и привалившись ко мне, лежала Тинкер. Она вспотела во сне и тихо посапывала. Я брезгливо отодвинул ее, в ответ она издала жалобный звук. В дверь позвонили еще раз. Голова раскалывалась, во рту – словно кошки обделались. К тому же я еще не протрезвел. Ноги были как ватные и отказывались повиноваться. Поморщившись, я взглянул на Тинкер. Она спала с открытым ртом, на левом плече краснели два прыща.

Я накинул халат, пригладил волосы и, держась за перила, спустился вниз. Звонок прозвенел в третий раз.

На пороге стояла встревоженная Лиз Адамс. Она вошла в прихожую.

– Слава Богу, ты дома, Джерри. У тебя все в порядке? Ты так странно выглядишь.

– Никак не могу проснуться.

– Ты что, пьян?

– Да, есть малость.

– Джерри, меня сегодня допрашивали два человека. Задавали какие-то странные вопросы о тебе. Я ничего не поняла, но мне показалось все это подозрительным. Они из какого-то вашингтонского агентства, о котором я никогда не слышала. Я подумала, что тебе стоит об этом знать...

Я стоял спиной к лестнице. Она увидела что-то у меня за плечом и замолчала. Ее глаза широко раскрылись, и лицо вдруг застыло и помертвело. Она перевела взгляд на меня. В ее глазах больше не было того теплого света, который я не мог описать словами, но который был мне теперь так нужен... И еще до того, как я успел обернуться, я уже знал, что никогда больше не увижу в ее глазах этого удивительного сияния.

По лестнице босиком спускалась Тинкер в накинутом на плечи желтом халате, запахиваясь в него на ходу. Она остановилась на середине лестницы, заспанная и опухшая, со всклокоченными рыжими волосами и размазанной помадой. Вид ее не оставлял сомнений, что она только что вылезла из постели.

– Ох, – пробормотала она растерянно. – А я думала, это Мэнди Пирсон. Ваши голоса так похожи. Мне так неловко.

Она хотела уйти, но споткнулась о ступеньку, упала на четвереньки и потеряла халат. Схватив его в охапку, неуклюже прикрылась им и, одарив нас идиотской пьяной улыбкой, прошлепала вверх и скрылась.

Избегая моего взгляда, Лиз повернулась и пошла к двери. Что я мог ей сказать? Через окно я смотрел ей вслед. Она медленно спустилась по ступенькам и ушла по дорожке сада прочь из моей жизни.

Я закрыл дверь и поднялся наверх. Тинкер сидела за туалетным столиком, надев уже халат как положено, и расчесывала свои жесткие рыжие волосы. Она кротко взглянула на меня в зеркале.

– Похоже, я допустила большую промашку?

– Да.

– Это была та самая блондинка из вашей конторы? У тебя с ней, по-моему, что-то было.

– Да, это она.

– Вряд ли она смотрит на такие вещи просто. Судя по ее виду.

– Ты права.

– Мне жаль, что так получилось.

– Мне непонятно только одно, Тинк. Если ты действительно думала, что это Мэнди, какого черта ты спустилась?

– О, мне хотелось видеть ее лицо. Она бы обалдела, увидев меня здесь. К тому же от Лоррейн осталось много вещей, которые мне малы, а ей были бы в самый раз. Она поуже в бедрах, как Лорри. Мэнди никому бы ничего не сказала. Она такая забавная. У нас нет друг от друга секретов.

– Похоже на то.

– А ты очень нравишься Мэнди. Я думаю, она тоже была бы не прочь нанести тебе маленький визит, мой дорогой.

– Слушай, чего ты, черт возьми, хочешь? Свести меня с Мэнди? Она посмотрела на меня насмешливо.

– Боже мой, какой ты закомплексованный. Как старый ханжа. Мой Чарли говорит, что во всех нас накопилось огромное количество стронция. Ты знаешь об этом? Даже подумать страшно. Чтобы не думать, надо развлекаться. Потому что, когда развлекаешься, то больше ни о чем не думаешь. Мы с Мэнди, конечно, стараемся все это делать очень осторожно, но все равно основательно подмочили себе репутацию. Но нас мало это волнует, так же как и Лоррейн. Черт, я вся такая потная. Можно, я приму душ? у Лоррейн здесь не осталось купальной шапочки?

– В ванной, на верхней полке.

– Спасибо, котик.

Она сбросила халат и помчалась босиком в ванную. Я спустился на кухню и сварил себе крепкий кофе. Я не мог забыть выражение лица Лиз. И, кроме того, все время думал об этих двух людях из Вашингтона.

Я налил себе вторую чашку горячего кофе, когда сверху спустилась Тинкер. Взгляд ее уже не был мутным, она выглядела бодрой и энергичной. Под мышкой она держала свою добычу, обернутую плиссированной юбкой.

– Дорогой, мне, наверное, надо было бы остаться и помыть посуду, но я так опаздываю. Мне действительно пора бежать. Ты не обидишься?

– Беги, беги, ради Бога.

– Ну, не хмурься, мой котик. Мне очень жаль, что я испортила твой служебный роман, правда.

– Да.

Она приблизилась ко мне, провела рукой по волосам и поцеловала в висок.

– Ты просто прелесть, мой ангел. Эта скучная блондинка тебе все равно не подходит. Мы с Мэнди будем тебя развлекать, и наш Джерри забудет и думать о ней, правда?

Она ушла через черный ход. Я попробовал кофе, он был еще горячий, и я отнес его наверх. Мне хотелось принять душ, но вид ванной поверг меня в ужас. Там был настоящий потоп. Похоже, она плескалась тут как тюлень. Вся ванная была наполнена горячим паром, запахом ее духов и пота. Я распахнул окно и вытер пол.

Выждав полчаса, я все-таки помылся, допил кофе, заправил постель, выпил три таблетки аспирина и переоделся во все чистое. И тут в дверь опять позвонили. Я пошел открывать, надеясь в глубине души, что это вернулась Лиз.

Но на пороге стоял Пол Хейсен, такой же огромный и бесстрастный. Но на этот раз он как-то смущенно переминался с ноги на ногу.

– Заходи, Пол. Хочешь пива?

– Нет, спасибо. Не сейчас.

Он сел в прежнее кресло и так же бросил на пол шляпу и немного поерзал, прежде чем приступить к делу.

– Джерри, я в несколько неудобном положении. Полицейским иногда приходится выполнять не слишком приятную работу. Хочу быть с тобой откровенным. Понимаешь, старушка Малтон не верит, что ее дочь могла уехать, не попрощавшись с нею. И она обработала Э. Дж. Малтона в этом направлении. Вчера они были у моего шефа. Тот поручил мне это. Супруги Малтон сообщили, что ты давно был не в ладах с женой. Потом долго ходили вокруг да около, пока наконец не подошли к цели своего визита. Они считают, что ты мог убить Лоррейн и этого Бискэя.

– Что за чушь!

– Может, это и чушь, но я обязан все проверить. Что я и делаю. Поэтому мне придется задать тебе несколько дурацких вопросов, чтобы составить ответ начальству. Миссис Хинкли, которая живет напротив, сказала, что видела, как твоя жена в прошлую среду подъезжала к дому около часа дня. С тех пор никто ее больше не видел. Ты приехал домой около трех часов, у тебя кончился бензин. Это подтвердила миссис Ситтерсолл. – Кто? А, Ирена. Да.

– Ты встретил ее, когда она направлялась к вашему дому, и сказал, что твоя жена неважно себя чувствует. Зачем ты сказал это?

Я тяжело вздохнул и сказал ему, что опустил некоторые подробности, пытаясь как-то спасти репутацию Лоррейн. Затем рассказал, как застал их в постели, вернувшись домой.

– Иногда случается, что люди расстаются с жизнью в подобной ситуации.

– Я знаю, но мне и в голову не пришло их убивать. Он был не в лучшей форме, а Лоррейн... У меня и раньше было немало поводов сомневаться в ее верности. На этот раз у меня просто были неопровержимые доказательства, которыми можно было воспользоваться для развода. Зачем было ее убивать? Она заперлась в спальне. Я нашел в гараже канистру с бензином и пошел заправить машину. Наткнувшись на Ирену, я решил, что ей ни к чему знать, что происходит в нашем доме. Сам понимаешь, при семейных ссорах посторонним лучше не присутствовать.

– Значит, ты отвез ее к автобусной остановке и заправил машину. Что было потом?

– Я вернулся домой, немножко выпил и отправился прогуляться. Мне хотелось побыть одному и привести мысли в порядок.

– Когда ты вернулся?

– Я не смотрел на часы. Не знаю, было уже темно. Винс спал, а Лоррейн нигде не было видно, хотя ее машина стояла в гараже.

– Да, я разговаривал с Амандой Пирсон. Она заходила к вам в половине десятого. Сколько времени ты провел дома?

– Ну, минут пятнадцать – двадцать.

Я знал, что Мэнди заходила гораздо раньше. Она ошиблась, и ее ошибка могла сыграть мне на руку впоследствии.

– Как ты думаешь, где в это время была твоя жена?

– Откуда я могу знать? Она вечно ходит в гости по соседству. Может, просто вышла погулять, а может быть, черт ее знает, пряталась где-нибудь в доме. У меня и в мыслях не было ее разыскивать.

– Что ты делал дальше?

– Потом Мэнди позвонила по телефону. Я оставил Лоррейн записку и опять ушел проветриться. Я тебе показывал эту записку. Потом разъезжал по разным барам. Помню, заходил в бар отеля “Верной”. Тимми, наверное, это вспомнит. Ты должен понять мое состояние. Честно говоря, Пол, я не имел права садиться за руль – мог кого-нибудь сбить или сам разбиться насмерть. Но идти домой я тоже не хотел. Я все-таки сел в машину и покружил по городу. Потом поехал на Морнинг-Лейк. Там у Малтонов летний коттедж. Хотел там переночевать, но меня заели комары.

– Ах, вот откуда у тебя эти укусы.

– Да, оттуда. Так вот. Тогда я поехал домой. Я уже остыл и даже думал с ней помириться. Во всяком случае, как-то найти общий язык. Но их обоих уже не было, вместе с ее машиной. Видно было, что она собиралась в страшной спешке.

– Да, миссис Ситтерсолл это подтвердила.

– Прочитав записку, я кинулся к Малтону и сгоряча наговорил им всяких резкостей. Очень глупо себя вел.

Он внимательно полистал свой блокнот.

– Нужно уточнить еще одну деталь. Миссис Ситтерсолл не заметила на твоем лице никаких царапин. А ты утверждаешь, что больше не виделся с женой.

– Нет, царапины уже были. Просто, сам понимаешь, мне не хотелось выходить с таким лицом на улицу. Вот я и замазал их крем-пудрой Лоррейн. Ирена не особенно наблюдательна.

– На какой колонке ты потом заправлял машину? Я ответил, с беспокойством понимая, насколько это дотошный и методичный человек. Он обязательно проверит все мелочи.

– Теперь следующее, Джерри, – произнес он бесстрастно. – В пятницу к твоему дому подъехал грузовик, двое мужчин погрузили и увезли большой ящик. Это заметила миссис Хинкли. Что было в этом ящике?

Я показал рукой на книжные полки.

– Книги и личные бумаги. Я собираюсь сдать на хранение и другие личные вещи. Я хочу переехать из этого дома. Пол. Он для меня слишком велик.

– У тебя есть квитанция?

– Конечно.

– Ты меня извини, Джерри, но я должен на нее взглянуть. Я мог быстро достать ее, но мне не хотелось, чтобы он видел, откуда я ее вынимаю. Будет чертовски сложно объяснить, зачем мне понадобилось прятать ее в таком странном месте.

– Постой. Дай мне подумать, куда я ее положил. Я что-то в последнее время страшно рассеянный.

– Конечно, я подожду. А пока мне хотелось бы получить записку, которую оставила Лоррейн. Этого я и боялся.

– К сожалению, Пол, я ее выбросил. И свою записку – тоже. Ты же их уже видел и даже переписал.

– Малтоны не уверены, что там был почерк их дочери.

– Да это была ее записка!

– Теперь доказать это будет непросто.

– Не понимаю. Что вы все привязались к этой записке? Лоррейн сама подтвердит, что написала ее.

– Знаешь, если бы ты смог найти записку, это намного бы упростило дело, Джерри. Вот и все.

Я выдвинул ящик письменного стола, делая вид, что ищу квитанцию.

Пол встал и посмотрел по сторонам.

– Ты не возражаешь, если я осмотрю дом?

– Что ты хочешь здесь найти?

– Ничего, просто чтобы я мог написать в отчете, что все осмотрел. Мне все равно придется это сделать, но тогда у меня будет ордер на обыск, Джерри.

– Так арестуй меня уж сразу за убийство.

– Не заводись. Пойми, такая уж у меня сволочная работа. Я вовсе не думаю, что ты убийца, но мое мнение никого не интересует. Мне приказано представить факты, и я выполняю приказ.

– Ладно, валяй. А я пока поищу квитанцию.

Он пошел на кухню, затем я услышал, как он спускается в погреб. На какое-то мгновение у меня все внутри похолодело, мне вдруг показалось, что деньги все еще там. Голова плохо работала после джина и Тинкер. Я достал квитанцию из тайника, разгладил ее и, дождавшись возвращения Пола, протянул ему. Он прочитал ее, кивнул и сунул в карман.

– Завтра с утра мы с тобой пойдем и вскроем ящик.

– А это еще зачем?

– Потому что иначе меня обязательно спросят, почему я этого не сделал. К тому же разве это так уж трудно?

– Ладно, ладно. Мы пойдем, посмотрим, нет ли там расчлененных трупов, вытащим каждую вонючую книгу и прочитаем каждую ее вонючую страницу.

– Я просто хочу тебе помочь и упростить расследование.

– Да, Пол, прости. Я все понимаю. Сам не знаю, почему завожусь. Просто я расстроился, что выбросил эту проклятую записку.

– А может быть, она все еще в мусорном ведре?

– Нет. Я ее порвал и выбросил из окна машины.

– Да, плохо дело.

– Неужели все так серьезно?

– Да нет, не думаю. Не переживай.

Он был устрашающе педантичен. Он задал тысячу вопросов. Поднял щетку с туалетного столика, выудил оттуда несколько спутанных рыжих волосков и вопросительно взглянул на меня.

– Это... это просто... заходила подруга Лоррейн, миссис Вэлбисс. Тинкер Вэлбисс. Лоррейн брала у нее взаймы какие-то вещи и забыла вернуть. Вот Тинкер и зашла. Я велел ей подняться и поискать то, что ей нужно.

– И для этого ей необходимо было причесаться.

– Ну ладно, Пол, черт с тобой! Она зашла поболтать с Лоррейн, и это закончилось несколько иначе, чем мы планировали. Я же мужчина, в конце концов...

– Послушай, Джерри. Я советую тебе больше не врать мне. Даже по мелочам. Не обманывай меня ни в чем, это очень важно. – Хорошо, Пол. Извини, этого больше не повторится.

– Я хотел бы задать тебе несколько вопросов о миссис Адамс, которая работает с тобой в конторе. До меня дошли слухи, что вас связывает до. вольно нежная дружба. Следствие может рассматривать это как мотив для преступления.

– Бред какой-то. Лиз Адамс – замечательный человек. Я очень ей симпатизирую. Вот и все. Между нами даже ничего не было. Я бы с удовольствием женился на ней, а не на Лоррейн. Но жизнь распорядилась иначе.

Он попросил меня составить по памяти список вещей, которые Лоррейн забрала с собой. Потом он внимательно осмотрел мою машину. Проверил все садовые инструменты. Долго растирал между пальцами кусочки земли с лопаты, которой я закапывал Лоррейн. Стараясь ровно дышать, я наблюдал за его действиями. Но ни о чем не спросил.

Когда он наконец ушел, было уже совсем темно. На прощание он повторил, что будет ждать меня в девять часов утра возле камеры хранения. И еще раз извинился за беспокойство. Я, в свою очередь, попросил прощения за свою несдержанность.

Как я провел следующую ночь, лучше не вспоминать.

Глава 11

Когда я подъехал к зданию склада. Пол Хейсен уже был на месте. Я принес с собой отвертку. Работники хранилища выразили недовольство по поводу причиненного им беспокойства, но быстро успокоились, когда Хейсен показал им полицейское удостоверение.

Я отвинтил крышку. Пол вытащил из ящика книги. Его взору открылись толстые коричневые свертки.

– Старые записи, – объяснил я, стараясь унять дрожь в голосе. – Деловые бумаги, планы зданий, журналы по архитектуре и прочий хлам.

Сверху действительно лежало несколько таких свертков. Он развернул один из них, просмотрел, потыкал другие пальцем.

– Развернуть другие пачки? – Мне оставалось только блефовать. Он засунул руку в ящик и пошарил по дну.

– Не надо. В этом нет необходимости.

Мы положили книги на место, и я привинтил обратно крышку. Он поблагодарил служащих, и мы вышли на улицу. Он проводил меня до машины и произнес доверительно:

– Бармен из отеля “Верной” подтвердил, что ты заходил около десяти вечера и уже был под градусом.

– Он прав.

– Он сказал, что не дал тебе вторую порцию виски и что ты все жаловался на свои семейные проблемы.

– Да, тогда они у меня еще были.

– Я понимаю.

– Что вы будете делать дальше. Пол?

– Будем искать ее машину. Получается, что она исчезла при подозрительных обстоятельствах. Объявим розыск по всей территории США. Но ты не волнуйся, огласки не будет. Это не попадет в газеты.

– А если вам не удастся в ближайшее время ее найти?

– Если в течение двух ближайших недель мы ее не найдем, то придется проводить повторное расследование. Тебя пригласят на допрос.

– Да, видно, в покое вы меня не оставите.

– Оставим, как только выясним, что же с ней все-таки произошло.

– Понятно.

Я включил зажигание. Он повернулся было уйти, но, вспомнив что-то, наклонился к окошку моей машины и сказал:

– Да, забыл тебе сказать. Забавная вышла штука с этим Бискэем.

– Что такое?

– Обычно ответ на запрос поступает очень быстро. Они сверяют свои данные с картотекой ФБР и отвечают либо “да”, либо “нет”. А на этот раз – полный молчок. По-моему, это связано с появлением в нашем городе двух приезжих.

– Каких приезжих?

– Я не знаю, кто они такие. Они к нам заходили, но ничего толком не сказали. Мне кажется, они из министерства финансов. Похоже, в Вашингтоне заинтересовались всерьез этим Бискэем. Но это пока только мои предположения. Они еще не успели тебя навестить?

– Нет еще.

Я поехал в контору. Лиз сидела на своем месте. Ее спокойный взгляд скользнул по мне, не задерживаясь, выражая полное безразличие. А ведь еще недавно я был частью ее жизни, ее надеждой на будущее. Но все это было разрушено появлением на лестнице моего дома пьяной рыжей шлюхи. Пышнотелой, деревенской, вульгарной, безмозглой шлюхи – доступной, как полотенце в общественном туалете, и ординарной, как кофе из автомата.

Я потерял Лиз. Впрочем, за последнее время я вообще потерял почти все. И самое страшное заключалось в том, что я с катастрофической скоростью терял самого себя. Правда, оставались еще деньги. И надежда на золотое будущее.

Я спросил Лиз, у себя ли мистер Малтон.

Она встала, подошла к его двери и постучала. Потом, приоткрыв щелку, спросила у него что-то тихим голосом.

– Джерри, – закричал он. – Заходи, заходи.

Она открыла передо мной дверь. Я прошел так близко от нее, что уловил аромат ее тела. Так близко, что она невольно отпрянула. Брезгливо, как от пьяного на улице.

– Э. Дж., – сказал я, садясь в кресло, – меня уже замучили полицейские из-за того, что вы с Эдит вбили себе в голову, будто я убил Лоррейн.

Он явно не ожидал от меня такой откровенности. Он покраснел и что-то промямлил в замешательстве. Я смотрел ему прямо в глаза.

– Ээээ... Джерри, просто... мы, Эдит и я, просили полицию все варианты... проверить все возможности. Наверное, они перестарались, они сами оказались... слишком уж усердными...

– Да бросьте вы, Э. Дж.

– Джерри, мы всегда были так близки с нашими детьми. То есть я имею в виду, у нас были очень хорошие отношения. Даже если Лоррейн на самом деле убежала с твоим... мм-м... другом, то все равно странно... то есть Эдит считает, что она бы обязательно предупредила нас об этом.

– Даже если?!! Если она сбежала... А куда же она, по-вашему, делась?

– Вот этим полиция и занимается.

– А мне куда деваться? Как вы понимаете, в этой ситуации мне очень трудно продолжать на вас работать. Я здесь в довольно двусмысленном положении.

Он не поднимал на меня глаза, разглядывая свои маленькие бело-розовые ручки и нежно потирая их одну о другую.

– Действительно, Джерри, мне кажется, что тебе лучше пока взять отпуск, пока... пока все не уладится.

В это время открылась дверь, и в комнату решительным шагом вошел Эдди. Он остановился возле меня как вкопанный, широко расставив ноги, со свирепым выражением лица. Не знаю уж, какой кинозвезде он пытался подражать – Кирку Дугласу или Берту Ланкастеру. Но похож он был больше на Чарли Чаплина.

– Что ты сделал с моей сестрой, Джеймисон? – визгливо зарычал он. Я бросил на него презрительный взгляд и зевнул. Он топнул ногой. Никак не мог научиться вести себя как подобает взрослому мужчине.

– Я задал тебе вопрос! Отвечай! – Его голос дрожал и срывался.

– Утри сопли, молокосос, – посоветовал я ему. Он поднял свою хлипкую правую ручонку и изо всех сил размахнулся. Я слегка отклонил голову назад и почувствовал на губах лишь слабый ветерок от его мелькнувшего кулака. Потеряв равновесие, он плюхнулся ко мне на колени. Я вытолкнул его коленом под зад. Он провизжал что-то невразумительное и выскочил из кабинета, хлопнув дверью. Я взглянул на Э. Дж. Он выглядел пристыженным.

– Эдди очень переживает, – извиняющимся тоном проговорил он.

– Я переживаю не меньше.

– Они были так близки.

– А почему вы все время говорите о Лоррейн в прошедшем времени?

Он выпятил свою рыбью нижнюю губу и покачал головой.

– Да, в прошедшем времени, – произнес он бесцветным голосом, – и довожу этим Эдит до истерики. Но я ничего не могу с собой поделать. Каким-то шестым чувством я ощущаю, что она мертва. И никакая логика тут не помогает. Прошлой ночью я видел ее во сне, она была мертва.

– Ну, конечно, мертва, а как же! – усмехнулся я. – Мертвецки пьяна! Загорает небось где-нибудь возле бассейна в Палм-Спрингс.

Я поднялся.

– Ну, хорошо. Я возьму отпуск. Но только с сохранением заработной платы.

– Ну, разумеется, Джерри. Я не держу на тебя зла.

– А я держу. Вы видите какие-то сны, а меня из-за этого обвиняют в убийстве. Кстати, прежде чем мне уйти в отпуск, я съезжу на объект и кое-что там проверю. С вашего разрешения, конечно.

– Пожалуйста, пожалуйста.

Он остался сидеть, уставившись в одну точку, а я вышел. Я не обернулся взглянуть на Лиз Адамс. Дробное стаккато ее пишущей машинки звучало уверенно и безостановочно. Оно сопровождало меня до самых дверей на улицу.

Я сел за руль, но силы вдруг оставили меня. Только что в конторе я был таким сильным и твердым, а сейчас вдруг все растерял, словно меня уничтожили, растоптали. Плохо, что он видит такие сны. Мне же самому ничего не снилось с тех пор... В общем, с тех самых пор. И я очень надеялся, что мне ничего такого не приснится, никогда, до самой смерти. Я чувствовал, что если они во сне придут за мной, Винс и Лоррейн, то мне уже не удастся проснуться.

Ирена подала мне завтрак и рассказала, как ее допрашивал следователь. А у меня перед глазами стояли толстые пальцы Пола Хейсена, ощупывающие перевязанные коричневые пачки с деньгами. А в ушах – глухой стук падающего тела Винса с простреленной в трех местах головой. И еще я вспомнил, что вырытая яма была ей слишком узка и как она лежала в ней на боку. Она всегда спала на боку – но только не в такой холодной яме и не в брезенте, а свернувшись под шелковым одеялом теплым клубочком, уютная и взъерошенная. Высокая округлость бедра плавно ныряет, переходя в узкую талию, гибко поднимаясь затем в длинную ровную линию от талии до плеча. Люди не должны лежать в могиле так, словно собрались поспать. Их нельзя так хоронить. А Винс спит в машине сидя. Под водой.

Я встряхнул головой, как лошадь, отгоняющая слепней.

Приехав на строительную площадку, они подошли ко мне сзади, когда я уже заканчивал объяснять Реду Олину, что следует делать дальше. Их было двое. Они приехали на черном “мерседесе”, взятом напрокат. Истинные янки, скучающие и невозмутимые, оба в дорогих костюмах, учтивые и высокомерные. Высокий широкоплечий брюнет представился как Барнсток. Такие хорошо подают в бейсболе – так забросит мяч, что в глазах зарябит. Второго, шатена, звали Квиллан. Гибкий, поджарый, с цепкими руками. Видно, бывший защитник.

Я попросил их показать удостоверения и сказал, что никогда не слышал об их агентстве.

– Мы не тратим денег на рекламу, – сказал Барнсток. Я попросил их подождать пятнадцать минут, чтобы я мог закончить работу и быть полностью в их распоряжении. Они согласились.

Потом Барнсток проводил меня до моей машины, и я поехал следом за их “мерседесом”. Мы остановились у бокового входа в отель “Вернон”. По дороге, в лифте, поговорили о погоде. Действительно, какое жаркое лето. Впрочем, это характерно для нашего штата... Мы зашли в небольшой двухкомнатный номер на восьмом этаже и расположились в гостиной. Барнсток вытащил магнитофон и поставил микрофон на журнальный столик. Я сидел на кушетке. Квиллан устроился напротив меня, достал толстую зеленую ручку и положил на колени стенографическую тетрадь Барнсток подвинул стул по другую сторону журнального столика и сел так, чтобы смотреть мне прямо в глаза.

– Мистер Джеймисон, – сказал Квиллан, – наша беседа не является официальным допросом. Она может продолжаться достаточно долго. Надеюсь, вы не возражаете против магнитофонной записи?

– Нет, отчего же.

Квиллан кивнул Барнстоку. Тот нажал кнопку, медленно сосчитал до десяти, перемотал пленку назад и прослушал свой голос. Затем снова вернул кассету на начало и произнес:

– Понедельник. Девятнадцатое мая. Одиннадцать часов двадцать минут утра. Запись беседы Квиллана и Барнстока с Джеромом Джеймисоном по делу Винсента Бискэя.

Квиллан задал первый вопрос:

– Мистер Джеймисон, я прошу вас рассказать об обстоятельствах вашей первой встречи с мистером Бискэем. Постарайтесь изложить все как можно подробнее. Если нам понадобится что-либо уточнить, мы будем вас перебивать и задавать дополнительные вопросы. Прошу вас.

Стараясь не упустить ни одной мелочи, я рассказал им абсолютно все о периоде между нашей первой встречей с Винсом во Вьетнаме до того момента, когда видел его из окна самолета, улетая в Америку. Они задавали вопросы вежливо, но не упускали из внимания ни одной подробности. Под их нажимом я смог вспомнить такие случаи и имена, которые давно и, как мне казалось, навсегда вылетели у меня из головы. В час дня мы сделали небольшой перерыв и пообедали, не выходя из номера. У меня осталась последняя сигарета, и Барнсток предупредительно заказал по телефону две пачки, бутерброды и кофе. В комнате мягко жужжал кондиционер, и я даже начал чувствовать себя здесь почти уютно.

Рассказывать о военном периоде мне было несложно. Мне нечего было скрывать. Я воспринимал их дотошный интерес ко всем привычкам и вкусам Винса как обычную формальность.

В четверть третьего мы закончили с нашими боевыми подвигами.

– Когда вы встретились с Бискэем в следующий раз? – спросил Квиллан.

– Месяц назад.

Барнсток перебил меня, обращаясь к Квиллану:

– Эд, мне кажется, мы здорово сэкономим время, если сразу предупредим мистера Джеймисона, что нам известно, что Бискэй прилетел в Вернон 25 апреля, в пятницу, в десять минут пятого, семьсот двенадцатым рейсом из Чикаго. Он прилетел в США по фальшивому паспорту под именем парагвайца Мигеля Брокмана, рейсом Мехико – Новый Орлеан. В воскресенье, двадцать седьмого апреля, он улетел из Вернона рейсом двести двадцать восемь в час пятьдесят, следующим до Чикаго. Оттуда он звонил в Новый Орлеан и заказал билет до Мехико. Всю эту информацию Барнсток выдал мне по памяти, никуда не заглядывая. Мне стало несколько не по себе.

– Итак, – подытожил Квиллан. – Мы проследили все передвижения Бискэя и поняли, что он приехал в нашу страну с единственной целью встретиться с вами, мистер Джеймисон. Он предупредил вас о своем визите заранее?

– Нет.

– Тогда начнем с того момента, когда он у вас появился. В котором часу это было и кто открыл дверь?

Я не мог вымолвить ни слова. Я понял, что меня загнали в угол. Они ловко и методично подготовили мне ловушку, в которую я залез как безмозглая мышь в мышеловку, да вдобавок сам услужливо ее захлопнул. Я так непринужденно и откровенно выкладывал им все подробности событий в Юго-Восточной Азии, демонстрируя при этом неплохую память на мельчайшие детали, что теперь уже было слишком поздно менять тактику, ссылаясь на забывчивость или невнимательность. А лгать им, описывая последние события, в той же легкой манере и без запинки я не мог из-за боязни проговориться. К тому же я понимал, что мои способности к сочинительству неадекватны профессиональному уровню этих парней.

Не видя никакого выхода, я начал отвечать на вопросы. Мозг мой лихорадочно работал, но все равно я запинался на каждом слове. И дело было даже не в отдельных каверзных вопросах. Сама ситуация оказалась для меня ловушкой. Они оба пристально смотрели на меня. Паузы становились все длиннее. Магнитная лента крутилась, записывая тишину. Наконец они переглянулись. Барнсток протянул руку и выключил магнитофон. Квиллан закурил и встал со стула.

– Джеймисон, – проговорил он тихо. – В наши задачи не входит привлечение вас к уголовной ответственности. И мы не собираемся передавать эту пленку в полицию для заведения уголовного дела.

Я не мог не обратить внимания на то, что в обращении ко мне уже было опущено слово “мистер”. Для них я стал просто “Джеймисон”.

– Не могли бы вы выразиться яснее?

– Яснее некуда. Итак, к вам пришел Бискэй. Он сделал вам деловое предложение, а вы его приняли.

– Представьте себе, я не могу вспомнить, о чем идет речь. – Странно. До сих пор память вам не изменяла. Заметьте, без малейшего нажима с нашей стороны. Но мы можем заставить вас говорить правду.

– Каким образом?

– Через сотрудничающую с нами организацию, Джеймисон. Полиции Тампы посоветовали особенно не торопиться с расследованием убийства иностранного подданного, мистера Зарагосы, в международном аэропорту, которое произошло двенадцать дней назад, 17 мая. Полиция располагает некоторыми фактами, но дело это довольно запутанное. Тем более что южноамериканское правительство заинтересовано в том, чтобы спустить его на тормозах. Так вот, полиция нашла лимузин, взятый напрокат, и пузырек с бензином, с помощью которого с дверцы машины был стерт герб Пузырек нашли в кювете, и на нем обнаружили два отчетливых отпечатка указательного и среднего пальца левой руки. Их попытка идентифицировать эти отпечатки пока не увенчалась успехом. В картотеке ФБР они не числились. Ну, а мы сверили эти отпечатки с вашими из военного архива, и они совпали, Джеймисон. Полиция Тампы не сможет выйти на вас, если конечно, мы ей не поможем. И тогда они вынут из вас все, до мельчайших подробностей. Не проще ли рассказать все нам?

Я смотрел на свою левую руку. Выбрасывая бутылочку, я думал, что она разобьется. Но она не разбилась. Тогда я попытался раздавить ее каблуком, но она выскользнула и упала в кювет, а я тогда очень спешил.

Я кивнул на магнитофон.

– Включайте, – сказал я Барнстоку. Он нажал кнопку.

– Я повторяю вопрос: в котором часу он к вам приехал и кто открыл дверь?

– Около половины седьмого. Дверь открыл я.

– Теперь расскажите нам подробно обо всем, что здесь тогда произошло, о предложении, которое он вам сделал, о своей реакции на это предложение и о причинах, пробудивших вас его принять.

Мой мозг напряженно работал, и вдруг мне показалось, что я нашел выход. Впереди забрезжил призрачный луч надежды на спасение. Я решил рассказать им все, не упоминая лишь о деньгах и оставляя в стороне переворот Мелендеса. Я объяснил, что в тот момент оказался на мели, отношения с женой зашли в тупик, и у меня не было никакой уверенности в будущем.

– Что конкретно Бискэй просил вас сделать?

– Я должен был приехать на собственной машине в Тампу, во вторник, шестого мая, и поселиться в отеле “Шератон” под именем Роберта Мартина. Что я и сделал. Он объяснил, что в моих действиях не будет ничего противозаконного. Все, что от меня требовалось, – это ждать его в машине в определенное время на определенном месте в Тампе вечером, шестого мая. Он подъедет на другой машине, пересядет ко мне, и мы уберемся из этого города. Я должен был отвезти его в аэропорт Атланты.

– Сколько он вам за это предложил?

– Двадцать пять тысяч наличными.

– А вам не показалось, что это многовато за работу водителем?

– Показалось. Но у меня создалось впечатление, что он собирается совершить нечто вроде операции по захвату самолета. А он объяснил, что хочет иметь рядом человека, которому мог бы полностью доверять. Поэтому он выбрал меня и готов заплатить любую сумму, лишь бы я согласился. Поймите, я долго отказывался. Но он все твердил и твердил, что дело это абсолютно безопасное и мне не придется нарушать закон. – Дальше. Он пришел к вам в гостиницу шестого мая?

– Да. Мы поехали на моей машине к тому месту, где я должен был ждать его, у бокового входа в больницу. Он сказал, что выйдет оттуда.

– Мне показалось, что вы сказали, будто он должен был подъехать на другой машине?

– Разве? Нет, я ошибся. Просто вышло так, что он действительно подъехал на другой машине. А по первоначальному плану он должен был выйти из больницы, а я – следить за выходом и включить мотор сразу же, как увижу его на ступеньках. Затем мы пару раз проехали по маршруту, которым нам предстояло выбраться из города.

– Продолжайте. Что произошло далее?

– Я припарковал машину в указанном месте в четверть третьего пополудни. Машина была заправлена. Я сидел и наблюдал за выходом из больницы. В три сорок пять, плюс-минус пару минут, рядом остановился черный лимузин. Я не знал, что и думать. И тут я заметил в лимузине Винса и вышел из машины. Из лимузина выбрался человек и быстро зашагал вниз по улице. Он не оглянулся, поэтому лица его я не видел. Могу только сказать, что это был высокий мужчина в сером костюме и шоферской фуражке. А возможно, он был не в костюме, а в шоферской униформе. В руках у него была небольшая сумка. Винс истекал кровью. Он был ранен в плечо и бедро, но мог передвигаться самостоятельно, хотя и с трудом. Он торопился поскорее убраться из города. В лимузине лежал большой черный чемодан. По его просьбе я переложил чемодан к себе в багажник, где уже были наши с Винсом собственные вещи. Винс дал мне бутылочку с бензином и попросил стереть герб с дверцы лимузина. Я так и сделал, а пузырек потом выбросил в кювет. Мы очень быстро выбрались из города.

Я рассказал, как оказал Винсу первую помощь. Назвал им места, где мы останавливались, с какой скоростью двигались, о том, как у Винса началось заражение, и о том, как по его просьбе мне пришлось подкупить врача.

– Вы, должно быть, слышали об убийстве Зарагосы. В прессе и по Радио сообщалось достаточно деталей, и вы не могли не понять, что в этом убийстве был замешан Бискэй. Неужели вы его об этом не спросили? Ведь в вашем контракте не шла речь об убийстве.

– Да, конечно. Винс заверил меня, что это не он убил Зарагосу. Он объяснил мне, что неожиданно появились люди, которым пришла в голову такая же мысль, что и ему. Они спутали ему все карты.

– Что за мысль?

– Отобрать кое-что у Зарагосы.

– Черный чемодан?

– Думаю, именно его.

– Он не говорил вам, что было в этом чемодане?

– Нет. Но я знаю, что он был чертовски тяжелый.

– Когда он заплатил вам за работу?

– В первый же вечер после Тампы. В Старке, штат Флорида.

– Вам не пришло в голову, что в чемодане могут быть деньги?

– Я думал об этом, но для денег чемодан был чересчур тяжел.

– Он не упоминал какие-либо имена?

– Да. Какую-то женщину по имени Кармела. Я читал о ней потом в газете. Она разбилась на самолете. Он сказал, что самолет принадлежал человеку по имени Мелендес, на которого Винс работал.

– Другие имена?

– Возможно. Но я больше не помню.

– А как насчет человека по имени Киодос? Он называл это имя?

– По-моему, нет. Оно мне ничего не говорит. То есть я не могу утверждать, что он его не упоминал, просто я не помню.

– Какими купюрами он вам заплатил?

– Сотенными. Двести пятьдесят сотенных купюр. Он сказал, что я могу спокойно их тратить, не опасаясь, что их номера переписаны.

– Почему вы не отвезли его в Атланту?

– Он был слишком плох...

– Поэтому вы предложили ему отлежаться у вас дома? Я постарался придать своему лицу растерянное выражение.

– Собственно... Это было не совсем мое предложение... Он сам меня попросил. Я понимал, что рискую, но не знал, за что. Я ведь вообще мало что понимал в этом деле. Вот я и попросил, чтобы он оплатил мой риск. Мы... заключили сделку. И в конце концов сошлись еще на двадцати тысячах. Причем деньги вперед.

– Какими купюрами он вам заплатил?

– Такими же, сотенными.

– Но вы все равно не додумались, что в черном чемодане деньги?

– Ну... я уже стал догадываться...

– Вы его об этом спрашивали?

– Да. Несколько раз. Он не хотел мне говорить. Когда он лежал без сознания, я попытался туда заглянуть. Но чемодан был закрыт на замок. Я даже подумал о том, чтобы сломать замок, но потом решил этого не делать. Ведь он меня взял потому, что доверял мне. И имел на то основания. Мы через много испытаний прошли вместе. Я очень хорошо к нему относился, пока... пока он не сбежал с моей женой.

– Мы коснемся этого позже, Джеймисон. Давайте вновь вернемся к событиям в Тампе. Расскажите нам поподробнее все, что сможете вспомнить. Меня особенно интересует, казался ли Бискэй чем-то сильно встревоженным, не говорил ли, что вас могут преследовать?

– Он довольно здорово нервничал.

– В чем это проявлялось? Какие именно его слова и действия привели вас к этому выводу?

И мы пошли по второму кругу. Я придерживался своей версии о человеке в шоферской фуражке. Похоже, они в это поверили. Мне приходилось быть все время начеку, чтобы не проговориться. Когда говоришь правду, отвечать на вопросы очень легко. Но стоит один раз соврать – и нужно следить за каждым своим словом, чтобы не попасться на мелочах. К тому же я стремился производить впечатление спокойствия и расслабленности, как при рассказе о военных событиях. Это было крайне утомительно, особенно когда они своим видом показывали, что не вполне удовлетворены моим повествованием.

В четыре часа мы сделали еще один десятиминутный перерыв. Они ушли в спальню и там тихо совещались. Потом допрос был продолжен. Теперь они интересовались тем, что было после того, как я привез Винса к себе домой. Рассказ об этом я уже несколько раз отрепетировал с Полом Хейсеном, поэтому чувствовал себя более уверенно.

Тут Барнсток задал мне каверзный вопрос:

– Джеймисон, а не кажется ли вам несколько нелогичным то, что этот Бискэй сбежал с вашей женой?

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

– Ваша жена, по вашим же словам, любительница выпить и порядочная потаскушка. А Бискэй разжился крупной добычей. Он – человек далеко не глупый. Ненадежная женщина могла оказаться для него чрезвычайно опасной. Из вашего рассказа следует, что она именно та женщина, какую он не взял бы с собой ни при каких обстоятельствах.

Они оба сверлили меня взглядом. Я проглотил слюну.

– Я понимаю, о чем вы говорите. Конечно, это так. Но вы забываете, что он был еще не в лучшей форме. А у нее все же была машина. Я думаю, он рассчитывал... спрятаться где-нибудь вместе с ней в укромном месте, пока не сможет уехать... один. Он читал газеты, которые я ему приносил, и понимал, что ему лучше поскорее убраться. А я был вовсе не расположен ему в этом помогать. Вы, наверное, сможете в этом меня понять. Да черт их разберет! Он мог даже предложить ей деньги. Она – довольно жадная особа.

Кажется, они поверили, хотя я не был в этом полностью уверен. Потом они перешли к другим вопросам. В семь мы поехали ко мне домой. Я достал деньги из письменного стола. Квиллан продиктовал их номера на пленку. Я думал, что деньги они конфискуют. Но мне их вернули. Я стоял, зажав деньги в руке.

– Думаю, вы их заработали, – насмешливо бросил Барнсток. – Не забудьте внести их в декларацию. Это будет последним штрихом в этой детективной истории. Может быть, мы еще вернемся.

Я проводил их до двери.

– Не можете ли вы объяснить мне, ребята, что же все-таки произошло? Если это, конечно, не противоречит вашим правилам.

Они повернулись ко мне с одинаковым выражением холодного презрения на бесстрастных лицах. Квиллан вопросительно взглянул на Барнстока, тот в ответ кивнул головой.

– Твой старый приятель попросту обвел тебя вокруг пальца, Джеймисон, – сказал Квиллан. – Мы занимаемся этим делом из-за его политической окраски. Наша задача – доказать, что федеральное правительство не замешано ни в какой секретной сделке по продаже или поставкам оружия. Ты помог Бискэю украсть очень большую сумму денег. По меньшей мере миллион. Может быть, пять миллионов. Он заранее приготовил себе убежище. У тебя такого убежища нет. Но, мой милый друг, существует несколько группировок очень решительных людей которые знают об этой сумме и, возможно, знают также, кто ее украл’ И они не остановятся ни перед чем, чтобы заполучить эти деньги. Мы легко вышли на тебя. Они тоже могут на тебя выйти. ТЫ ходишь по лезвию ножа, приятель. Они не станут возиться с магнитофоном, как мы. Им нужно знать, где находится Бискэй и черный чемодан. И они будут спрашивать до тех пор, пока ты не расколешься.

Я стоял и смотрел в окно, как они сели в “мерседес”, зажгли фары и уехали. Улица была пуста, на садовой дорожке лежали резкие и черные, как смоль, тени от деревьев. Я запер все двери в доме, от души проклиная Винса Бискэя. И самого себя.

Я позвонил в участок Полу Хейсену, но мне ответили, что он дома. Я позвонил ему домой и спросил, могу ли я ненадолго уехать. Он вежливо, но твердо отказал. Он ответил, что, если я уеду, меня вернут обратно. В сердцах я швырнул телефонную трубку.

Глава 12

Мне ничего не оставалось делать, только ждать. Шли дни. Я не знал, правду ли сказал Квиллан об угрожающей мне опасности или просто хотел меня напугать. Но каждый раз, когда я думал о Винсе, мне казалось все более и более вероятным, что он намеренно подставил меня своим друзьям, чтобы убрать с дороги. Я перестал выходить по вечерам из дома. Пробовал играть в клубе в гольф, но координация движений оставляла желать лучшего, к тому же я никак не мог сосредоточиться. Вечерами я пытался читать, но не мог вникнуть в смысл повествования. Я отклонял все приглашения и отказывался от помощи друзей, которые стремились меня поддержать.

Несколько раз ко мне заходил Пол Хейсен. Он ни разу не заговорил со мной о Лоррейн. Двадцать восьмого мая, в среду, Пол пригласил меня в полицейский участок, чтобы я написал официальное заявление. Он, походя, сообщил мне, что Э. Дж. дал ему ключи от коттеджа и он уже побывал там, но не обнаружил следов пребывания Лоррейн.

У человеческого организма есть предел. Он не может бесконечно оставаться в состоянии напряжения. Я впал в состояние апатии. Один раз я позвонил домой Лиз Адамс. Как только она поняла, кто с ней говорят, тут же бросила трубку. Я все больше и больше пил. Но напивался не до полной невменяемости, а до того состояния, когда все острые углы сглаживаются, а мысли становятся бесформенными и вялыми, и можно их не бояться до следующего утра.

Временами я думал о деньгах, о толстых коричневых свертках на дне ящика. И тогда я грезил о яхтах и коралловых лагунах, прекрасных женщинах и бриллиантах, об экзотических винах и мраморных дворцах неведомой далекой страны. Но постепенно мысль о деньгах перестала вызывать меня это сладкое замирание сердца и учащенное биение пульса. Мое нынешнее состояние было лишь жалким подобием того восхитительного ощущения, которое я испытал, впервые заглянув в черный чемодан. Теперь это были просто бумажки, аккуратно связанные и запрятанные в фанерном ящике. Я был сказочно богат, и что из того? Однажды я сел за стол в гостиной и рассчитал, какой доход мог бы получать, положив деньги в банк. Получилось двести шестьдесят тысяч в год. Около семисот долларов в день. Я испытал приступ отчаяния от того, что так глупо теряю время. Но я никак не мог уехать и вынужден был сидеть и ждать. Наверное, можно было попытаться бежать, но тогда меня объявят преступником и скорее всего поймают – вот чем все это закончится. Нет, лучше уж дождаться, когда в один прекрасный день ко мне придет Пол, чтобы официально снять с меня все подозрения. А пока надо набраться терпения. Когда мой бумажник будет пустеть, я могу доставать по две банкноты из письменного стола. Расходы мои были невелики, этих денег должно хватить надолго. Очень надолго.

Для отвода глаз я договорился о встрече с Арчи Бриллом, зашел к нему в контору и поговорил о разводе. Он сказал, что я смогу начать бракоразводный процесс примерно через два года.

Выйдя от него, я зашел в бар и там случайно посмотрел на себя в зеркало позади стойки. Арчи говорил мне, что я выгляжу неважно, да я и сам подозревал об этом. Но в этом зеркале голубоватого оттенка я увидел совершенно изможденного человека с землистым лицом, ввалившимися глазами и глубокими морщинами возле рта.

Что я мог поделать? Ночами напролет я лежал без сна в комнате для гостей, которая теперь была моей спальней, и слушал тяжелые и глухие, как из подземелья, удары своего сердца. В моей жизни была одна сплошная пустота, которую нечем было заполнить. Весна перешла в знойное, Душное лето, и каждый мой день был похож на предыдущий как брат-близнец. Все это медленно сводило с ума. Я сказал Ирене, что больше не нуждаюсь в ее услугах. В доме теперь было пыльно и грязно, трава в саду выросла и пожухла. Несколько раз мне звонила Тинкер в надежде, что я ее приглашу, но мне не хотелось ее видеть.

Только один вечер врезался мне в память. Я был пьян. В полночь очнулся у телефона, с трубкой в руках, слушая длинный гудок. У меня было страстное желание позвонить кому-нибудь, все равно кому, и сказать: “Я убил их. Это я убил их обоих”.

Отчаянным усилием воли я оторвал себя от телефона, едва отдавая себе отчет в том, что был на волосок от гибели. Впервые в жизни я постиг дикое желание исповедаться.

Я пошел к себе в спальню и стал делать то, чего не делал с тех поп как был ребенком. Я встал на колени возле постели, сложил руки, склонил голову, закрыл глаза и попытался молиться.

– Господи, помоги мне, – шептал я.

Ответа не было. Я был пустотой, вставшей на колени и взывающей к другой пустоте. От шероховатого пола болели колени.

– Кто я?

И услышал свой собственный ответ. Убийца. Вор. Лжец. Пьяница.

Я уложил свое пустое тело, в котором уже не было души, в постель и постарался забыться в коротком сне, больше похожем на умирание.

На следующий день я не мог найти себе места. Бродил и бродил по пустым комнатам моего заброшенного дома. Перед наступлением сумерек на город обрушилась короткая, но бурная гроза. Я наблюдал за ней из окон гостиной. Мой дом был похож на стойкий корабль, ведомый твердой рукой сквозь бушующий шторм, освещаемый разрядами молний. Но небо быстро прояснилось, и гроза, воинственно громыхая, ушла к юго-западу, а последние лучи заката окрасили город золотом. Меня не покидало странное, необъяснимое чувство ожидания или, вернее сказать, предчувствие какой-то важной перемены. Я вдруг понял, что именно это ощущение не давало мне покоя с самого утра. Я оделся с давно забытой тщательностью, вышел на улицу и сел в машину. Что-то меня гнало из дома, и я поехал, сам не зная куда.

Глава 13

Я остановился напротив ресторана “Сайдвиллер”, примерно в восемнадцати милях к югу от Вернона, у самой границы штата, и зашел в бар. Он стоял прямо возле шестирядного шоссе, освещенного по обеим сторонам сумасшедшей, кричащей неоновой рекламой. Здесь, на небольшом отрезке вдоль шоссе, было все – рестораны и бары, клубы и мотели, магазины сувениров и закусочные, стриптиз-клубы и биллиардные, казино и кинотеатры, где можно посмотреть фильм, не вылезая из машины.

Мне приходилось бывать здесь прежде, во всякий раз с шумной компанией, после вечеринок. Ресторан “Сайдвиллер” был здесь одним из самых шикарных. Перед его входом располагалась большая заасфальтированная площадка, ведущая к массивным белым ступеням. На гигантской неоновой рекламе был изображен плывущий по Миссисипи колесный пароход с вращающимися лопастями и мерцающими огнями. Когда вы подъезжаете на машине к бару, к вам тут же выбегает швейцар, услужливо распахивает перед вами дверцу, а затем другой служитель отгоняет машину на стоянку. Внутреннее оформление бара полностью соответствует названию. Иллюминаторы медные колокола и корабельные штурвалы, навигационные карты и красно-зеленые цепочки бегущих огней, а в довершение картины – в игровой комнате крупье, одетые под матросов с Миссисипи, – и вот вы уже как бы плывете на уютном старинном пароходе. Игра здесь шла по-крупному и не всегда честно. Ни для кого в Верноне не было тайной, что бар так и кишит шулерами и проститутками, но это мало кого отпугивало: здесь подавали превосходные напитки и еду по вполне умеренным ценам. Публику привлекали также выступления довольно известных артистов на сцене этого заведения.

Я передал швейцару ключи от машины, положил в карман квитанцию вошел в заполненный до отказа уютный зал. Я сидел за стойкой и смотрел на декольтированные плечи женщин, бледные в бегущем свете приглушенных огней, на сосредоточенные лица их кавалеров. С утра у меня маковой росинки не было во рту, если не считать чашки кофе, и после второй порции мартини голова моя поплыла. Я испытал ощущение вакуума, словно сидел в замкнутом пространстве, и до меня сквозь невидимую перегородку доносились звуки внешнего мира: гул возбужденных голосов, игривый женский смех, жужжание миксера, постукивание льда о стенки бокалов и приглушенный рокот грузовиков, доносившийся с шоссе.

Дрожащие световые блики метались по залу, вспыхивая радужным блеском на бриллиантовых кольцах, браслетах и серьгах, золотых запонках и зажигалках, разноцветных напитках и посуде. Блики отражались и смешивались с оранжевым пламенем огоньков, зажигавших сигареты.

Слева от меня какая-то компания встала из-за столика и направилась к выходу, и метрдотель тут же посадил на их место новых посетителей. Возле меня за стойкой тоже все время менялись люди. Я заказал третью порцию мартини.

– Ты когда-нибудь видел такое? – сказал голос слева от меня. Я обернулся и посмотрел на говорящего. Это был молодой крупный парень в серой спортивной куртке и голубой рубашке, расстегнутой на груди. Он немного смахивал на немца: короткий светлый ежик на круглой голове, мясистое лицо с маленькими голубыми глазками. Если он и был немцем, то явно много лет скитаний по американским дорогам и десятки тысяч стаканов виски давно превратили его в истинного американца. Я подумал, что будь свет в баре немного поярче, я бы обязательно заметил тонкие красные сосудики на его носу и щеках.

– Что я должен видеть? – спросил я. Он кивнул на свой огромный кулак, в котором что-то сжимал.

– У меня здесь муха. Отличная, жирная муха. Шикарные мухи водятся в таких заведениях. А теперь смотри.

Рядом с его бокалом виски стоял стакан с водой. Он осторожно разжал кулак и быстро накрыл стакан ладонью. Муха упала в воду и затрепыхалась на поверхности. Парень взял соломинку и окунул муху под воду. Она еще немного подергалась и замерла на дне.

– Ты внимательно следишь за мной? – спросил парень.

– Ну и что? Ты поймал муху и утопил. Молодец.

– А теперь – что будет, если она пролежит в воде десять минут. Я тебя спрашиваю: она сдохнет?

– Да она уже сдохла.

Он посмотрел на часы.

– Сейчас десять минут девятого. Когда стрелка будет на двадцати минутах, я ее вытащу. Так ты говоришь, она сдохнет?

– Я говорю, она уже сдохла.

Он вытащил из своего бумажника двадцатидолларовую бумажку и положил на стойку.

– Спорю, она останется жива.

– Вот эта муха будет жива через десять минут?!

– Жива, и даже сама улетит.

– И ты не подменишь муху и не скажешь, что имел в виду что-то другое?

– Нет, зачем же мне это делать? Все без обмана. Я говорю, эта муха улетит, приятель.

Я положил свои двадцать долларов поверх его бумажки. Когда прошло около восьми минут, он попросил у бармена солонку. По истечении десяти минут он соломинкой вытащил муху из воды и стряхнул ее на стойку. Чтобы муху было получше видно, он поднес к ней зажженную спичку. Перед нами на стойке лежал бесформенный черный комочек.

– Ну, сдохла?

– Конечно. Кто сомневался?

– Ну-ка, подожди хватать деньги, – сказал он и стал посыпать муху солью до тех пор, пока она не скрылась под маленькой белой горкой. – А теперь следи внимательно.

Я попивал себе мартини и смотрел на кучку соли, но ничего не происходило. Парень заказал новую порцию виски и содовую. Вдруг кучка зашевелилась, стала оседать, и на ее поверхности появилась муха. Стряхнув с крылышек соль, она дернулась и улетела. Парень придвинул к себе деньги и переложил их в свой бумажник.

– Узнал об этом в Сан-Антонио пару лет назад. Клянусь, выиграл на этом уже тысяч пятнадцать долларов. С меня виски.

– Да, все было по-честному. Лопни мои глаза!

– Соль их быстро высушивает. А пятнадцать минут – слишком много, муха подыхает. Меня зовут Рой Мэкси.

– Джерри Джеймисон.

Мы обменялись рукопожатием.

Он оторвал шесть бумажных спичек и положил их на стойку.

– Ставлю пять долларов, что ты не сможешь построить из этих спичек четыре равносторонних треугольника.

– Нет, хватит с меня. Спасибо.

– Это тоже хороший источник дохода, Джерри.

Мы разговорились. Он сказал, что продает тяжелое оборудование. Я начал было пить уже пятую рюмку, но поперхнулся и сказал ему, что мне надо срочно что-нибудь поесть, чтобы не свалиться под стол.

– Я тоже проголодался, – согласился он, – но здесь мы есть не станем. Тут неподалеку есть славное местечко, там готовят бифштексы – пальчики оближешь. Пошли? Я покажу.

– Ладно, валяй. Рой.

Мы забрали сдачу, оставили чаевые на стойке и вышли на оживленную ночную улицу. Я шел впереди. Над выходом был большой тент, и две ступеньки оставались в тени. И тут я почувствовал сильный толчок в спину холодным и твердым предметом, спутать который невозможно ни с чем. – Теперь, Джерри, медленно вниз по ступенькам и на тротуар.

В десяти шагах стоял швейцар.

– Вам подогнать машины, господа?

– Не надо, мы сейчас вернемся, – сказал Мэкси.

– Какого черта? – прошипел я.

– Быстро на тротуар и через дорогу. Я тебя познакомлю с друзьями, которые сгорают от нетерпения поговорить о Винсе.

Я повиновался. Моя реакция сейчас была замедленной. Я знал много разных приемов, но судя по тому, как он держал револьвер, не касаясь моей спины, я понял, что нас обучали в одной и той же школе. Я подошел к краю тротуара. Мимо мчались машины. Когда появился просвет, он скомандовал мне идти, но я не сдвинулся с места. Я ждал, когда он толкнет меня снова. И в тот момент, когда моей спины коснулся револьвер, я оперся о дуло, чтобы быть уверенным, что Мэкси в шаге позади меня, и, одновременно развернувшись вправо, ребром ладони резко ударил его точно по горлу. Прием сработал безотказно. Я попал прямо между нижней челюстью и кадыком. Он не успел ни качнуться, ни попятиться, а рухнул ничком как подкошенный, как мешок с овсом, как большая марионетка, у которой перерезали одновременно все нитки. И остался лежать – ногами в траве, животом поперек бордюра, головой на проезжей части, правая рука – в кармане куртки. Мимо проносились машины, взгляд мой запечатлел бледные пятна лиц, оборачивающихся поглазеть на эту неожиданную сцену. Несколько мгновений я стоял неподвижно, не соображая, что делать дальше. И тут заметил через дорогу напротив две мужские фигуры на фоне желтого рекламного щита, бегущие прямо на меня. Через секунду их заслонил новый поток машин. Я повернулся и бросился бежать. Я бежал по тротуару вдоль встречного движения, слыша только мягкие шлепки кожаных подошв своих ботинок об асфальт, и мне казалось, что я плыву по воздуху без малейших усилий, невесомый как ветер.

Я бежал до тех пор, пока не споткнулся и чуть не упал. И только тогда услышал свое хриплое дыхание и согнулся от резкой боли в левом боку.

Сзади никого не было, и я медленно пошел вперед, не видя перед собой ничего, кроме мерцающих и двоящихся у меня в глазах неоновых огней.

Отдышавшись, я понял, что уже иду в оживленном потоке пешеходов, неторопливо двигавшихся в разные стороны, вдоль ярко освещенных зданий. Слившись с потоком гуляющих людей, я свернул направо и оказался на аллее, ведущей на площадку для карнавалов. Здесь горели яркие фонари, шум каруселей сливался с громкой музыкой духового оркестра, с голосами, несущимися из громкоговорителей, шарканьем сотен ног и гулом возбужденной толпы. В воздухе витал запах опилок и дешевых леденцов. Молодые разомлевшие бедра под хлопчатобумажными юбками, снующие стайки возбужденных юнцов, черные дерматиновые куртки с молниями, хлопанье винтовок, подстреливающих облупленных уток из фанеры – десять центов за три выстрела, и вы обязательно попадете! – и маленькие дети, уткнувшиеся головами в плечи своих молодых отцов. Чувствовал я себя прескверно: ноги подгибались, левый бок был словно налит свинцом, но я напустил на себя беспечный вид и смешался с толпой, погрузившись в море запахов сверкающих огней и всеобщего веселья.

Наконец, я заметил уголок, показавшийся мне более или менее безопасным, за пестрым обшарпанным павильоном, откуда я мог наблюдать за широким проходом на аллею. Я стоял и ждал их появления. Я вспомнил как решительно они переходили дорогу, их зловещие черные силуэты на фоне ядовито-желтого рекламного щита. Они надвигались неотвратимо непреклонно, как рок, как возмездие, как те двое в аэропорту Тампы. Может быть, это они и были, подумал я. Впрочем, я давно ждал встречи с ними, понимая всю ее фатальную неизбежность. Как ни странно, я стал постепенно успокаиваться. Пот высох, дыхание восстановилось, ноги перестали дрожать. Я закурил сигарету и стал наблюдать.

Внезапно возле меня появилась девушка. Я и не заметил, как она подошла. Короткие красные, как у тореадора, штаны, поношенные туфли, обесцвеченные до белизны волосы, ярко накрашенные губы, белая сатиновая блузка, туго облегающая большую грудь. Ее равнодушные коровьи глаза оценивающе смотрели на меня. Возраст таких девиц определить крайне сложно: ей может оказаться семнадцать лет с таким же успехом, как и все тридцать. В руках она держала потрепанную сумочку, покрытую блестками, часть которых была давно утрачена.

– Может, постоим вместе? – спросила она низким грудным голосом.

– Может быть, – ответил я. Эти дамы никак не могут пройти мимо одинокого мужчины.

– Меня зовут Бобби.

– Привет, Бобби. Меня – Джо.

– Привет, Джо.

Некоторое время мы молча и изучающе созерцали друг друга – древний как мир обряд знакомства. Слово было за ней.

– У меня есть трейлер, – предложила она.

– Отлично. Это очень кстати.

Самое сложное дело в их профессии – запрашивать цену, важно не про’ дешевить. Она колебалась, оглядывая мою одежду и обувь.

– Двадцать пять долларов, – решилась наконец она.

– Идет. – Люблю парней, которые не торгуются из-за каждого цента.

Мне хотелось ей сказать, что ее прямота нравилась мне значительно больше, чем кривляние всех этих Тинкер и Мэнди. Она взяла меня в темноте за руку и повела с собой. Там был узкий проход, и она пошла впереди, вызывающе покачивая полными бедрами в облегающих красных штанах. Мы оказались на задворках среди сваленных в кучи досок, афиш и тросов. Группа парней, усевшись вокруг большого ящика, играла в карты при тусклом свете покосившегося фонаря.

– Добрый вечер, Бобби, – обратился к ней сиплым голосом один из них.

– Привет, Энди, – откликнулась она. Они продолжили свою игру. Ни свиста, ни насмешек. Каждый занимается своим делом. Каждому – свое.

Неподалеку стояло несколько трейлеров. В некоторых из них горел свет. Откуда-то доносился голос коменданта, аплодисменты, смех. Ее трейлер был маленьким, сделанным из алюминия, с облупившейся краской, колеса подперты почерневшими деревяшками. Рядом стоял серый “форд”. Она постучала и, не получив ответа, открыла дверь и зажгла свет. От оранжевого абажура трейлер изнутри выглядел как большая тыква с вынутой сердцевиной. Пахло дешевыми духами и вином. Она заперла дверь и задернула занавески, отделив нас от внешнего мира.

– Располагайся, Джо. Хочешь выпить? Есть немного виски.

– Нет, спасибо. Я уже сегодня достаточно выпил.

– Да? А по тебе не скажешь. Не против, если я себе налью?

– Давай, конечно.

Я сел на единственный стул. Он был маленький и неудобный. Она плеснула виски в зеленый пластмассовый стаканчик и села со стаканом на кушетку, выжидательно глядя на меня.

– За твое здоровье, – произнесла она, вздохнула и выпила залпом. – Мне действительно нужно было выпить.

– Это твой “форд”? Ты сама перевозишь свой трейлер?

– Нет, меня за руль не пускают, постоянно твердят, что из меня еще тот водитель. Это Чарли и Кэрол Энн так говорят. Чарли – приятель Кэрол Энн. Это его и машина, и трейлер. Скажу тебе, они самые лучшие мои друзья. У нас тут все общее, мы всем делимся поровну. Я всегда сначала соображаю, прежде чем кого-то сюда приводить. Знаешь, какие бывают проходимцы! Ну, ты понимаешь. Ненавижу подонков. А ты мне понравился.

– Спасибо. Я рад.

– Так что все в порядке. Добро пожаловать. – Она отставила пустой стакан, зевнула и начала расстегивать блузку. – Ты как любишь – со светом или без?

– Не надо, Бобби. Мне совсем не это от тебя нужно.

Она напряглась, в глазах появилось недоверие и подозрительность.

– Ты что это, черт возьми, задумал? Я не занимаюсь всякими там извращениями, парень.

Я вытащил свои бумажник, достал двадцатку и пятерку и протянул ей две бумажки. Она взяла их.

– Что тебе надо-то? – Она продолжала смотреть на меня с опаской. Я показал ей квитанцию на машину.

– Мне надо, чтобы ты оказала мне одну небольшую услугу. Потом получишь еще двадцать долларов.

– А что надо делать?

– Знаешь бар “Сайдвиллер”?

– Конечно. Там, прямо у шоссе. Только я внутри никогда не была.

– Понимаешь, мне нужно было смыться от надоедливых друзей, и мне не хотелось бы на них там опять нарваться. Вот я и хочу, чтобы ты отдала эту квитанцию швейцару и попросила ключи от моей машины, Я скажу тебе ее номер и опишу, как она выглядит. Швейцар, может быть спросит об этом. Скажешь ему, что владелец плохо себя почувствовал и прислал тебя за машиной. Он позволит тебе ее забрать, тогда дашь ему вот этот доллар и подгонишь машину сюда.

– Эта машина что, краденая?

– Нет.

– Покажи свое водительское удостоверение. – Я вынул его из бумажника и протянул ей. – Тебя зовут Джером Джеймисон?

– Да.

– В какую историю я могу влипнуть с этой машиной?

– Ни в какую. Это моя машина. Мне просто надо скрыться от некоторых людей.

– А они могут узнать твою машину?

– Смотри по сторонам, если увидишь за собой хвост, не приезжай сюда. Оставь машину где-нибудь на стоянке, возвращайся сюда окольными путями и принеси мне ключи от машины.

Она подумала и покачала головой.

– Я не буду это делать. За двадцать долларов – не буду.

– А за сколько будешь?

– За пятьдесят.

– Почему ты считаешь, что это стоит пятьдесят долларов?

– Догадываюсь, что не меньше.

Я достал еще пятьдесят долларов и вручил ей. Она спрятала их в лифчик.

– Ладно, парень. Мне только надо переодеться, чтобы идти к такому шикарному заведению, как ты считаешь?

– Да, пожалуй.

– У меня есть подходящий костюм. – Она открыла узкую дверцу крошечного шкафа, достала темно-синий костюм и бросила его на кушетку. Трейлер был так мал, что она чуть не задела меня, стаскивая свои красные штаны. Застегнув юбку, она деловито расправила морщинки. – А я точно не нарвусь на полицейских?

– Точно не нарвешься.

Она заправила в юбку свою белую сатиновую блузку и надела пиджак. Поправив волосы, она вопросительно обернулась ко мне. – Годится?

– Прекрасно.

Я вместе с ней вышел из трейлера в темноту.

– Откуда ты придешь, Бобби?

– Вон оттуда. Придется объехать площадку и железнодорожные пути.

– Я тебя жду.

Я смотрел ей вслед. Она исчезла в тени деревьев, потом появилась снова, освещенная огнями карусели, торопливо удаляясь от меня в своем темно-синем костюме. Я засек время. Пять минут идти до “Сайдвиллера”, той минуты – получить машину и еще пять минут ехать назад. Если все пройдет гладко, – всего – не больше пятнадцати минут.

Я приоткрыл дверь трейлера и выключил оранжевый свет. Опершись на него спиной, я встал и закурил. Шум и музыка с карнавальной площадки были здесь едва слышны. На чистом небе ярко горели звезды. В соседнем трейлере базарными голосами ругались две женщины: “Ты говорила, что сделала это”. – “Ничего я такого не говорила. Тебе померещилось”. – “Врешь, я прекрасно слышала, как ты сказала”. – “Заткнись сейчас же”. – “И не подумаю. Я слышала своими ушами, как ты сказала это Питу”. – “Ничего я Питу не говорила...”

Когда прошло десять минут, я выбросил окурок и отошел от трейлера в тень ржавого грузовика.

И тут на железнодорожном переезде показался свет от фар автомобиля. Он ехал прямо на меня. Я узнал свою машину, но отошел еще глубже в тень. Мне хотелось убедиться, что сзади нет другого автомобиля. Машина остановилась примерно в сорока шагах от меня, возле трейлера. Оставив зажженными фары и не выключив мотора, Бобби вылезла из машины. Я уже было пошел к ней, но остановился как вкопанный.

– Говорю вам, он должен был ждать меня здесь, – услышал я ее голос.

– Шшшшш!

Я осторожно попятился в надежде незаметно проскользнуть между трейлером и грузовиком, но, споткнувшись о трос, с грохотом упал на лист ржавого железа. Я тут же вскочил на ноги, но было уже поздно. Прямо за моей спиной послышался приближающийся топот бегущих ног. Я попытался бежать, но кто-то набросился на меня сзади, и мы вместе рухнули в заросли зловонной крапивы. Пытаясь освободиться, я резко ткнул его локтем в живот, но тут же получил сильнейший удар по голове. В глазах мелькнула ослепительная вспышка, но сознания я не потерял. Сначала меня куда-то поволокли за ноги, потом крепко связали руки за спиной и заставили идти.

Пришел в себя я уже возле своей машины. Она стояла, ярко освещенная светом Фар, отражающимся от алюминиевой стенки трейлера. Я услышал голос Бобби:

– Чего это вы с ним делаете? У нас такого уговора не было, что вы его...

Неясная тень метнулась к ней, и я услышал глухой звук удара по лицу, потом увидел, как она бросилась бежать к своему трейлеру и упала. Пытаясь отползти в сторону, она завыла как беспомощное животное. Я дернулся было к ней, но они держали меня мертвой хваткой. После первого удара я едва устоял на ногах.

– Поверните его чуть-чуть. Вот так. Отлично. Левая сторона моей головы хрустнула, огни перед глазами взорвались и погасли, и я погрузился в беспросветный мрак.

Глава 14

Я проснулся среди ночи от страшной головной боли. По знакомым полоскам света на потолке я понял, что нахожусь в своей спальне. Лоррейн, видно, уже встала и пошла в ванную, оставив дверь открытой. Ну, вчера была и вечеринка! Вот уж повеселились на славу!

Самое лучшее сейчас – повернуться на бок и постараться опять заснуть. Но повернуться мне не удалось. Я страшно удивился и проснулся окончательно. Пытаясь выяснить причину, я обнаружил, что лежу на кровати полностью одетый, а руки и ноги привязаны к четырем углам кровати.

А, все ясно. Значит, вечеринка была у нас дома, я ушел к себе и отрубился, а какой-то шутник привязал меня к кровати.

– Лоррейн, – позвал я, и не получив никакого ответа, крикнул громче: – Лоррейн!

Ответа не было. Непонятно даже, дома ли она. Может, они решили продолжить вечеринку в другом месте, и она уехала вместе с ними. Может, это была именно ее идея связать меня, чтобы самой получить полную свободу действий. Вот дура!

Надо постараться заснуть.

Я попытался, но у меня ничего не вышло. Спать в такой позе оказалось крайне неудобно. Снизу послышался какой-то шум. На первом этаже кто-то был.

– Эй, – заорал я. – Эй, кто-нибудь!

На лестнице послышались торопливые шаги. Поднималось явно несколько человек. Кто-то вошел в комнату и начал шарить рукой по стене в поисках выключателя. Зажегся яркий свет. Я зажмурился и, глуповато улыбаясь, сказал:

– Какой-то болван с большим чувством юмора здорово меня привязал. Будьте добры, отвяжите меня.

Вокруг моей кровати стояли трое мужчин. Ни одного из них я не знал. Здоровый, краснорожий блондин – это, наверное, один из новых приятелей Лоррейн. Двое других были не в ее вкусе. Невысокие, смуглые и жилистые, к тому же безвкусно одетые. Никто из них не улыбнулся.

– Да развяжите же меня, черт бы вас взял. Где Лоррейн?

Белобрысый стоял в ногах кровати и пристально смотрел на меня. Шея у него была забинтована.

– Ты поступил очень остроумно, Джеймисон, послав за машиной ту маленькую шлюшку. Но за лишние тридцать долларов она очень даже охотно согласилась нам помочь.

Я тупо уставился на него.

– Не понимаю, о чем это вы. Кто вы такие? Где моя жена?

– Браво! Здорово сыграно, – усмехнулся блондин. – Мы пришли за деньгами. Где они?

Теперь я все понял. Это ограбление. Это ж надо иметь такую наглость, чтобы прийти в дом и связать хозяина. Боже мой, что же они сделали с Лоррейн?

– Послушайте, – сказал я как можно спокойнее. – Мы не держим деньги дома. Разве что совсем немного. Берите все, что найдете, и уходите.

Двое чернявых заговорили друг с другом на непонятном мне языке. Один из них достал из кармана самую толстую пачку сотенных, какую мне доводилось в жизни видеть, и ткнул ею мне в лицо.

– Это мы уже нашли у тебя, Джеймисон. Но это действительно немного. Где остальное?

– Какое остальное? Вы не могли найти в моем доме столько денег.

Все трое некоторое время молча разглядывали меня, потом отошли от кровати и стали тихо совещаться. Я беспокоился о Лоррейн. Если они пришли в ее отсутствие, она может в любую минуту сюда войти, ни о чем не подозревая. Она не поймет, как вести себя в подобной ситуации. Лучше поскорее отдать им все, что они хотят.

Эти трое, по-видимому, приняли решение. Взяв из ванной синюю губку, они задернули шторы, белобрысый бугай оттянул мне нижнюю челюсть, открывая рот, и запихнул туда губку. Потом прижали ее одним из моих галстуков, связав концы за головой, чтобы я не смог ее выплюнуть. Сняв с моей правой ноги ботинок и носок, они крепко привязали щиколотку к кровати. Один из черных открыл перочинный нож, сел на кровать спиной ко мне и стал резать мою ступню.

Пока я не почувствовал боль, я все еще думал, что это какая-то затянувшаяся изощренная шутка, что это кто-нибудь из друзей нанял этих идиотов, чтобы напугать меня до полусмерти. Но как только началась боль, я понял, что это далеко не шутка и не розыгрыш. Я не мог вырваться и попытался локализовать боль в ноге, но она поднималась все выше и выше, охватив меня всего. Не осталось ничего, кроме страшной боли. я ревел сквозь кляп, дергался и кричал, глаза вылезали из орбит. Но он не прекращал пытку. В ушах нарастал дикий звон. Потолок кружился перед моими глазами, и я погрузился в темноту.

Очнулся я с мокрым от слез лицом. Они переглянулись, и он снова принялся за работу, склонившись над моей обнаженной ногой. Двое других смотрели в сторону. Я пытался разорвать веревки, пока не затрещали плечевые суставы и не онемели руки. Я беззвучно кричал, пока не провалился в небытие.

Когда я снова пришел в себя, во рту уже не было губки, нога горела, словно ее жгли на раскаленных углях, но эту боль уже можно было терпеть.

– Так где же остальные деньги? – услышал я голос белобрысого. Я задыхался, словно пробежал длинную дистанцию.

– Я не знаю, о чем вы говорите. Это... это какая-то ошибка. Забирайте все, что хотите. Только... только не мучайте меня больше.

– Нет, мы будем тебя пытать, снова и снова, – сказал он. – Мы никуда не спешим. Будем пытать до тех пор, пока не получим деньги.

Тут один из чернявых, но не тот, который меня пытал, подошел поближе и сказал:

– Постойте-ка минутку. – Он включил ночник на моей тумбочке, повернул мое лицо поближе к свету и заглянул мне в глаза. – Какое сегодня число, Джеймисон? – Он говорил с акцентом.

– Дайте подумать. Апрель. Какое-то апреля. Забыл.

– Что ты делал вчера?

– Вчера? Наверное, работал. – Я изо всех сил пытался вспомнит! вчерашний день, но безуспешно.

– Когда ты последний раз видел Винсента Бискэя?

– Винса? Боже мой, давно, тринадцать лет назад... Хотя...

– Хотя что?

– Мне вдруг показалось... Какое-то странное чувство... что я недавно с ним встречался. Просто на секунду показалось... У него было на пальце кольцо с рубином. Но это, конечно, чушь.

– Ты уверен? – насмешливо спросил белобрысый.

– У тебя, друг мой, слишком тяжелая рука, – обратился к нему тот, который задавал только что вопросы. – Я не думаю, что наш приятель может так гениально симулировать. У него все симптомы травматической амнезии, провал памяти. Ты отшиб ему мозги. Вряд ли он смог бы молчать при такой боли.

Белобрысый верзила встревожился.

– И что это значит?

– Это значит, что память к нему будет возвращаться либо постепенно, помаленьку, либо однажды он вспомнит все сразу. Может, через десять минут, может, через десять дней, а может, через десять недель. До этих пор мы ничего не сможем сделать. Пытать его бесполезно.

– Какая память? – спросил я.

Латиноамериканец бесстрастно посмотрел на меня, перевел взгляд на часы и сказал:

– Сейчас три часа утра, суббота, четырнадцатое июня. Я тупо уставился на него.

– Вы с ума сошли?

– Я говорю тебе правду. Тебе предстоит многое вспомнить. Начни с Бискэя. Попытайся вспомнить про Бискэя. Потом – про деньги. Очень большие деньги.

– Кто вы такие? Что вам нужно?

– Мы подождем, пока ты не вспомнишь все.

– Где моя жена?

– Ее давно уже здесь нет, больше месяца.

– Где она? Черт бы вас взял, куда вы ее дели?

– Мы здесь ни при чем. Где она – никто не знает.

Они отошли в дальний угол спальни и снова посовещались шепотом. Тот кто пытал меня, достал из аптечки бинт и аккуратно перевязал мою ногу. После этого они с блондином ушли, я слышал, как они спускались по лестнице. Третий с минуту колебался, пристально глядя на меня, потом махнул рукой и вышел вслед за ними, по дороге выключив свет.

Бискэй и деньги. Я понятия не имел, как Винс жил все эти годы, и чем он занимался. Четырнадцатое июня. Прошло два месяца, которые полностью испарились из моей памяти. В это невозможно поверить. Но я старался заставить себя думать об этом, соединить в памяти бессвязные обрывки смутных воспоминаний. Воспоминаний о чем? Я не знал. Когда я был ребенком, у нас жила маленькая серая кошка. Ее звали Мисти. Потом она умерла, а я еще много недель продолжал ее видеть краем глаза. Я видел ее постоянно, но когда быстро поворачивал голову, конечно, ее там не было и быть не могло, потому что я видел собственными глазами, как мой отец ее похоронил, и я сам поставил крестик на ее могиле.

И вот сейчас мои смутные воспоминания были в точности как та серая кошка. Мне казалось, что в моей памяти всплывает нечто, но как только я пытался ухватиться за кончик какой-то мысли, она бесследно исчезала.

Передо мной стояла лишь одна четкая картинка. Я гнал ее, но она упорно появлялась снова. В залитой солнцем спальне перед зеркалом сидит обнаженная Тинкер Вэлбисс и расчесывает свои рыжие волосы. Это был, конечно, полный бред.

А еще какая-то медная сетка, пробитая в трех местах пулями. И кроме этого – ничего. Как я ни напрягался.

Он сказал, что Лоррейн месяц как пропала. Значит, она уехала? Он, наверное, врет. Зачем ей уезжать? И куда?

Правая нога пульсировала и горела. Я почувствовал, как во мне закипает жгучая ярость от боли, унижения и, главное, от собственной беспомощности. Что бы ни произошло в эти два месяца, испарившиеся из моей памяти, эти подонки не имеют права так надо мной измываться. Я не стал больше мучить себя воспоминаниями, а начал думать, как бы освободиться от веревок. Думать об этом было гораздо легче и даже принесло мне некоторое успокоение. Нужно действовать, а не лежать здесь как тюфяк в ожидании своих палачей.

Я пошевелил по очереди обеими руками и здоровой ногой. До узлов на запястьях можно было дотянуться пальцами. Похоже, они привязали меня моими собственными галстуками. Судя по положению кистей, галстуки привязаны к каркасу кровати так туго, что я не мог даже приподнять голову. Собрав все силы, я подвинулся вправо, чуть не вывихнув от напряжения левое плечо. Зато теперь правая рука обрела некоторую свободу. Я стал двигать ею из стороны в сторону, насколько позволял галстук пытаясь порвать его о край металлического каркаса. Но гладкая шелковистая ткань мягко скользила по полированной поверхности металла. Я еще немного подвинулся и слегка изменил угол трения. После нескольких попыток я услышал треск ткани о какую-то неровность. Теперь главное – не потерять эту маленькую зазубрину. Время от времени я прекращал свою работу, отдыхая и одновременно прислушиваясь к звукам снизу. Узел стал ослабевать, и я попытался порвать галстук, дернув изо всей силы. Но шелковые нитки были очень прочными, и я только затянул петлю на руке. Теперь кисть онемела, а от напряжения заболело плечо.

От отчаяния, собрав остаток сил, я дернулся всем телом. Послышался треск разрываемой материи, и моя рука оказалась на свободе. Я положил ее на живот и дал ей немножко отдохнуть, расслабив все мышцы. Затем я повернулся на другой бок и зубами развязал узел на левом запястье. После этого сел, потирая онемевшие руки, и тут услышал на лестнице шаги.

Нащупав на туалетном столике массивную стеклянную пепельницу, я придвинул ее поближе и лег в первоначальное положение, задрав руки кверху. Мне оставалось только лежать и надеяться, что войдет только один из них и не включит верхнего света. Я повернул голову к двери и прикрыл глаза настолько, чтобы наблюдать за ним сквозь ресницы. Увидев его в дверях, я застонал.

Он подошел к кровати и наклонился надо мной, но недостаточно низко, чтобы я мог до него дотянуться. Я снова застонал. Он нагнулся пониже. И тогда я правой рукой схватил его за затылок, а левой нанес изо всех сил удар тяжелой пепельницей прямо в лицо. Пепельница выскользнула из моей руки и упала на кровать. Он издал какой-то нечленораздельный звук и покачнулся. Я поднял пепельницу и снова ударил его в лицо. Череп хрустнул. Он ничком упал на меня и медленно сполз на пол. Это был тот чернявый, который поставил мне диагноз. Теперь лицо его было изуродовано до неузнаваемости. Я свесился с кровати и обыскал его карманы. Пистолета при нем не было, только маленький плоский перочинный ножичек с одним лезвием. Им я перерезал узлы на ногах. Подвинувшись к краю кровати, я сел, собираясь с духом, чтобы встать на свою больную ногу. Потом поднялся, но как только коснулся пола носком правой ноги, комната качнулась и поплыла перед глазами. Я опустился на кровать, потом сделал еще одну попытку. Теперь мне удалось вытерпеть боль, несмотря на тошноту и головокружение.

Перочинный нож – это, конечно, слабое оружие. Как же это я до сих пор не вспомнил о своем пистолете двадцать второго калибра! Я доковылял до письменного стола. В ящике его не оказалось. Я ведь бросил его в... Опять провал в памяти. Куда – не помню. Помню только, что было очень темно... Я потряс головой, тщетно пытаясь прояснить свои мысли, но вызвал только приступ резкой боли в левом виске. Дотронувшись пальцами до больного места, я нащупал большую рану и запачкал пальцы липкой горячей кровью.

Я достал из шкафа носок и медленно пошел в ванную, стараясь как можно меньше опираться на правую ногу. Едва я повернул выключатель, как увидел на полу ванной, прямо перед собой, Лоррейн. Ее голова была повернута под каким-то неестественным углом. Я в ужасе отшатнулся, но она вдруг стала таять и исчезла. Так бывает, когда долго смотришь на предмет, а потом быстро переводишь взгляд и еще несколько мгновений видишь его контуры. Только что здесь лежала мертвая Лоррейн, а потом ее отражение растаяло на кафельном полу. По-моему, я начал терять рассудок.

Я открыл аптечку, достал большой стеклянный флакон с кремом и запихнул его в носок. Держа носок в руке, я покачал своим оружием. Пожалуй, им можно нанести смертельный удар.

Их осталось двое. Во всяком случае, тех, кого я видел. Белобрысый здоровяк и тот, который резал мне ногу. Но их может оказаться и больше. Я проковылял в спальню и посмотрел на этого, на полу. По-моему, он еще дышал. Я выключил ночник и снял телефонную трубку. Услышал длинный гудок. Набрал ноль. Послышался голос оператора. Я попросил соединить с полицейским участком.

– Полицейский участок. Сержант Эшер.

– Соедините меня с лейтенантом Хейсеном. – Я с удивлением слышал свой голос, произносящий фамилию, которую я никогда не слышал. Вернее, я знал когда-то одного Хейсена. Пола Хейсена, который был центровым в нашей команде в колледже.

– Он сегодня выходной.

И тут меня вдруг охватил страх. Он появился откуда-то изнутри, из желудка, и охватил меня мгновенно, как огонь охватывает лист бумаги. Мною овладел холодный животный ужас.

– Алло? Алло? – твердил сержант. Я медленно опустил трубку на рычаг.

Я не мог понять, откуда этот страх. Словно мчался на поезде сквозь темный тоннель, а мимо мелькали не огни, а яркие эпизоды, значение которых я никак не мог уловить. А поезд летел к обрыву.

На лестнице снова послышались шаги.

Рванувшись к стене, я снова наступил на больную ногу и на несколько мгновений погрузился в темную пустоту со вспыхивающими и вертящимися искрами. Но я не упал. Придя в себя, я успел прижаться к стене рядом с дверью. В дверном проеме показался высокий темный силуэт. И, размахнувшись с удвоенной от страха силой, я обрушил на его голову тяжелый флакон. В моей руке остался носок с осколками стекла. Я отчетливо слышал при ударе хруст ломающегося черепа. Я сделал шаг, пытаясь схватить его тело, но он был слишком тяжелый, и я боялся потерять равновесие, опираясь на одну здоровую ногу. В общем, он выскользнул из моих рук и упал с грохотом, гулким эхом разнесшимся по дому.

Снизу послышался хриплый голос. Он спрашивал, в чем дело. Я стоял на коленях в темноте возле трупа. Мои руки, дрожа, метались по его одежде, лихорадочно ощупывая карманы. Он лежал лицом вниз. Одним толчком я перевернул его на спину. Под пиджаком нащупал пистолет. Холодная рукоятка с насечкой приятно остудила мою мокрую от пота ладонь. Пистолет был с массивной рукояткой и длинным тяжелым стволом. Я пополз на коленях к двери, но, задев больной ногой о мертвое тело, упал вперед, животом на порог, высунувшись до пояса в коридор. Внизу, в холле, горел свет, и фигура, поднимавшаяся по лестнице, выделялась на его фоне четким силуэтом. Вот он уже на верхней ступеньке. У пистолета был тугой спуск. И очень тихий выстрел. Сдержанный звук, словно кто-то чихнул в носовой платок во время воскресной службы.

Человек на лестнице не успел сделать шаг вперед. Он коснулся пола носком ботинка и медленно отвел ногу назад, прочертив правильный полукруг, словно танцевал степ. Но он все же сделал шаг вправо и оказался в коридоре. Опершись боком о стену, он издал душераздирающий вопль: “Маааааам!” Он вопил, как заблудившаяся коза.

Я выстрелил еще дважды. Мне показалось, что каждый выстрел звучит немного громче предыдущего, но третий выстрел все равно прозвучал не громче, чем шлепок упавшей книги. Он сделал еще два шага, как лунатик, в сторону лестницы, отвесил церемонный поклон и повис на перилах. В тишине раздался хриплый стон и затих.

Я почувствовал, как мои губы раздвигаются в идиотской улыбке, какая появляется на лице, если ты неуклюже сталкиваешься на улице со случайным прохожим. Когда-то очень давно я смотрел фильм об убийце, который пел песенку “Красивый, словно роза”. Глупая такая песенка. Я стал насвистывать ее сквозь зубы. Мой свист отдавался эхом в тишине пустого дома. Я помнил только припев и насвистывал его снова и снова. Я заполз обратно в спальню, приставил дуло пистолета к виску этого белобрысого и выстрелил, продолжая насвистывать. Не знаю, кто он был такой, но поистине он был красивый, словно роза. То же самое я сделал с тем, у которого было изуродовано лицо. Этот, второй, дернулся, засучил ногами и поскреб одной рукой ковер, потом вздохнул и замер. Интересно, в какие глубины его сознания ворвалась моя пуля, в какие черные коридоры он нырнул. Не знаю, как его звали, хотя...

Я включил свет, стараясь не смотреть на них, и нашел свой ботинок с носком. Натягивая их на больную ногу, я морщился от боли и до крови кусал губы. Теперь наступать стало легче. По лестнице мне пришлось спускаться очень медленно и осторожно, ступенька за ступенькой, ставя вперед здоровую ногу... Что-то мне это напоминало...

Третий мертвец так и висел на перилах лицом вниз, руки скрещены, ноги врозь. Инни, минни, майни, моза – ты красивый, словно роза. Сзади, на шее, прямо посередине, у него была такая маленькая, аккуратная дырочка, как стежок на кармане, как мячик в лунке, как розовый бутончик. На верхней ступеньке что-то мелькнуло и, подняв голову, я успел заметить тающий силуэт обнаженной женщины, пытающейся запахнуть падающий халат.

Электронные часы в холле показывали четверть пятого. В замке зажигания моей машины не оказалось ключей. Пришлось возвращаться и искать у них в карманах. Мне повезло. Ключи оказались у того, кто висел на перилах.

Я сел в машину.

И вдруг в моей голове стало проясняться, словно включился кинопроектор. Воспоминания словно падали с грохотом на мою голову, как огромные глыбы. У меня было ощущение человека, стоящего возле рушащегося здания, пытающегося закрыть свою голову руками, ожидая, когда обвалится крыша и сровняет его с землей. Будто со стороны я разглядывал каждый обломок. Я знал, что это далеко не все, и многому еще предстоит свалиться мне на голову. Но по отдельным фрагментам картина в моем мозгу уже стала восстанавливаться. Маленький “порше” летит в озеро, кувыркаясь в воздухе. Я выношу тело Лоррейн и кладу в машину. Тинкер и Мэнди. Пол Хейсен.

И деньги. Толстые, туго перевязанные пачки банкнот, плотно набитые в черный чемодан. Я должен забрать их и уехать. Немедленно.

Память услужливо подсказала мне, откуда их нужно достать.

Я поехал на Парк-Террэс. Остановившись возле груды кирпичей, я взял один из них в руки и сломал замок на сарае, где хранились инструменты. Я был уверен, что хорошо помню это место. Мне понадобится лом и лопата. Звезды на небе уже начали гаснуть, уступая место серым сумеркам. Я попытался с силой ударить ломом, но у меня ничего не вышло, и я с трудом устоял на ногах. Оставалось только поднимать лом как можно выше и позволять ему падать под собственной тяжестью. Я должен собрать все свои силы и работать, не обращая внимания ни на что, кроме ударов железа по серому бетону. Трудился я долго, очень долго. Потом опустился на колени и ощупал руками отверстие, которое мне удалось продолбить. Оно было размером с пол-яблока, вокруг все было в осколках отбитого бетона. Я довольно часто промахивался.

Для меня перестало существовать все в этом мире, кроме денег в земле и страстного желания до них добраться. Моя одежда насквозь промокла от пота. Иногда я падал и некоторое время лежал, отдыхая, набираясь сил, чтобы снова поднять лом. Наконец, лом уткнулся в мягкий грунт. Я остановился и огляделся по сторонам. Только сейчас я заметил, что уже рассвело. Рукоятка стала липкой от крови. Я пошел в сарай и взял длинный железный шест, чтобы сломать металлическую арматуру бетонного фундамента. По дороге я упал вместе с ним, но заставил себя снова подняться. Мне удастся это сделать. Во что бы то ни стало.

Отверстие уже стало размером с мою голову. Вдруг за спиной раздался голос.

– Господи, Джерри! Что ты здесь делаешь?

Я обернулся. Это был Ред Олин. Оказывается, солнце уже давно взошло. Я и не заметил.

– Я должен достать деньги. Ред.

– Какие деньги? О чем ты?

– Я закопал их здесь до того, как залили фундамент. Они в большом черном чемодане. Там чертова уйма денег.

– Ты очень плохо выглядишь.

– Там целая куча денег, Ред. Около трех миллионов. Я не помню точно, сколько. Наличными. Я должен их достать и уехать отсюда.

Он ласково мне улыбнулся.

– Ну, конечно. Ты обязательно должен достать деньги. И уехать. Все правильно.

Я улыбнулся ему в ответ. Мы всегда прекрасно ладили и понимали друг друга с полуслова. Мы отлично работали вместе.

– Понимаешь, Ред, раз уж начал убивать людей, приходится смываться.

– Да, конечно, ты прав.

– Ты не поможешь мне? Я с тобой поделюсь.

– Конечно, Джерри, я тебе помогу. С удовольствием.

– Вдвоем мы живо управимся.

– Я вернусь через пару минут, Джерри. А ты пока продолжай откапывать эти деньги.

– Куда ты пошел?

– Я... понимаешь... Я не успел выпить кофе. После кофе я буду копать гораздо быстрее. Я и тебе могу принести.

– Давай, только не задерживайся. Я тебе уже говорил, что мне надо поскорее уехать.

Я уже успел выкопать довольно глубокую яму, когда вернулся Ред, а с ним все остальные. Пол Хейсен, другие полицейские и врач. Они хотели меня увезти, но я попросил Пола за меня заступиться. Он велел им оставить меня в покое. Я отошел в сторону и наблюдал оттуда за их работой. Молодые полицейские копали очень быстро.

– Ищите большой черный чемодан, – сказал я им.

Но из земли показалось совсем, совсем другое. И они увезли меня оттуда.