Фургоны были большими, все сняты с колес, около каждого – маленький внутренний дворик и крылечко с козырьком. Расставлены «елочкой» по обе стороны широкой полосы асфальта, никуда не ведущей. Примерно в половине из них свет уже не горел. Фургончик Патриции – шестой слева – был освещен. Остановив машину, я выбрался, подошел к крылечку и только поднял руку, чтобы постучать в алюминиевую дверцу, как передо мной предстала дама чрезвычайно крупного сложения.

– Чё надо?

– Я хотел бы поговорить с Мартой Уипплер.

– А ты кто?

– Меня зовут Макги. Я был знаком с Пэтти.

– Слушай, а не пойти ли тебе подальше? У детки был тяжелый день. Она просто выдохлась. Ну, так как?

– Ладно, Бобби, – послышался из фургона слабый голос. – Впусти его.

Великанша чуть посторонилась, пропуская меня. Рассмотрев ее при свете, я понял, что она моложе, чем мне вначале показалось. На ней были джинсы и голубая форменная рубашка с высоко закатанными рукавами, обнажавшими сильные загорелые руки. Волосы каштановые, коротко подстриженные, на лице никакой косметики.

Внутреннее убранство фургончика составляли обитые светлой фанерой и выложенные виниловой плиткой стены, прозрачные занавески, мебель из пластика и нержавеющей стали. На кровати лежала, откинувшись на подушки, хрупкая девушка. На ней была нейлоновая, в оборочках, рубашка. Длинные волосы цвета меди обрамляли ее бледное печальное лицо, глаза покраснели, помада размазалась на губах. Хотя она слегка похудела, тем не менее узнал я ее сразу.

– Уиппи! – произнес я не подумав и тут же почувствовал себя круглым дураком. Она сильно удивилась и уставилась на меня с явным неодобрением.

– Я вас не знаю. И не помню, чтобы где-либо с вами встречалась. Теперь меня зовут Мартой. Пат не позволяла никому называть меня прежним именем. – Это прозвучало значительно, но как-то по-детски, подчеркивая ее ранимость и беззащитность.

– Извините. Я буду звать вас Мартой.

– А вас как зовут?

– Тревис Макги.

– Никогда не слышала, чтобы Пат упоминала ваше имя.

– Я не был так уж хорошо с ней знаком, Марта. Но знаю кое-каких людей, возможно, известных и вам. Их имена: Вэнс, Кэсс, Карл, Нэнси Эббот, Харви, Ричи, Сонни.

Она отпила из своего стакана, хмуро глядя на меня поверх него.

– Сонни мертв. Я слышала об этом. Слышала, что он сгорел, и меня это ничуть не тронуло.

– Нэнси видела, как он сгорел.

Она недоверчиво спросила:

– Как это?

– Она тогда с ним путешествовала.

Слегка удивившись, Марта покачала головой:

– Чтоб она с ним моталась? Ну и ну! Кто бы мог подумать? Если в я – тогда конечно. Но она? Ги, послушайте, это просто невозможно, вы уж мне поверьте.

– Марта, я хочу поговорить с вами наедине.

– Ясно, что хотите, – подала голос великанша, стоявшая позади меня.

– Мистер Макги, это моя подруга Бобби Блессинг. Бобби, выйди на минутку, а?

Бобби изучающе меня осмотрела. Традиционный взгляд, который они приберегают для натурального представителя мужского пола, – смесь вызова, презрения и соперничества. Пожали, в наше время гомиков стало больше. Или же они просто стали вести себя более нагло? Не имея ни пениса, ни бороды, они из кожи вон лезут, чтоб заиметь все остальное. И к числу вторичных половых признаков, которыми им удалось обзавестись, относятся агрессивные манеры, развязная походка и эдакое задиристое, петушиное отношение ко всем и вся. А в последнее время они завели моду шляться группками, что небезопасно для окружающих. И если какой-нибудь неосторожный парнишка попытается увести их девушку, то он может схлопотать себе удар, силе которого позавидовал бы и портовый грузчик. Это некая субкультура, давно существующая, но лишь в последнее время вылезшая из подполья. И теперь, совершенно обнаглев, они занимаются вербовкой новобранцев в свои ряды, что не может не пугать. Успешнее всего у них это получается с беззащитными, кроткими девушками, которые, как, например, Марта Уипплер, натерпелись от мужиков вроде Кэттона. Обиженные и чувствующие к мужчинам отвращение, эти напуганные девушки в конечном счете оказываются в стане лесбиянок.

– Далеко я не уйду, позовешь – услышу, – процедила Бобби, не сводя холодного взгляда с моего лица. И вышла вразвалку, передернув плечами.

Я подошел к Марте поближе и уселся в скелетообразный пластиковый стул вполоборота к ней. Она глянула в свой недопитый стакан и сказала:

– Вы назвали имена людей, которые в тот раз были там.

– Кроме одного...

– Да, кроме той кинозвезды, – прошептала она.

– Вы кому-нибудь рассказывали, что она была там?

– Да ведь мне никто бы не поверил! Я просто не могла никому об этом рассказать. Ну, с Пат мы могли иногда об этом поговорить, вы ж понимаете. Ночью мне, бывало, снились кошмары. Она увезла меня оттуда к себе домой. Я знала... я всегда знала – она предпочла бы, чтобы на моем месте была Нэнси.

Во взгляде Уиппи сквозила тоска. У нее была простенькая, пустая, смазливенькая мордашка с выщипанными бровями и увеличенным с помощью помады ртом.

– Вам доводилось видеть те снимки? – неожиданно спросил я.

Даже у самых недалеких и апатичных натур срабатывает порой подсознательная осторожность, и они вдруг замыкаются в себе.

– Какие еще снимки?

– Те, что были сделаны по заказу Вэнса.

– Сегодня целый день меня без конца расспрашивали. Откуда я знаю, что вы не очередной нахал?

– Не могу доказать, что я таковым не являюсь. – Я колебался. Нужно было найти к ней правильный подход и не суетиться. Она явно легко поддавалась внушению, а горе сделало ее еще более уязвимой. Пожалуй, лучше всего разыграть из себя доброго дядюшку Макги. Я печально покачал головой.

– Я всего лишь человек, который считает, что Вэнс Макгрудер плохо, очень плохо обошелся с Патрицией.

Слезы брызнули у нее из глаз, заструились по щекам. Она вытерла нос кулаком.

– О Боже! Да! Этот ублюдок! Мерзкий ублюдок!

– Я так и не понял, почему Пат не стала бороться за свои права.

– Ги, вы ж не знаете, как тщательно все продумал этот поганый Вэнс! Он раздобыл на нее какое-то досье лондонской полиции нравов, собранное еще задолго до их женитьбы, – дескать, она и права-то не имела вступать в брак. И еще у него были магнитофонные пленки с записями ее развлечений с Нэнси у них дома, ну, и снимки – он специально нанял человека, чтобы тот за ними следил. Должно быть, это стоило ему кучу денег, но, как сказала Пат, это было в сотни раз дешевле, чем заплатить за развод в Калифорнии. Она не смогла найти адвоката, который взялся бы ее защищать.

– Так вы видели те снимки, Марта?

– Ну конечно. Представляете, они так все обставили, что и подозрений не возникало, что кто-то там поблизости крутится. Не знаю, как этот тип умудрился снять так близко. Пат со мной, с Нэнси и с Лайзой Дин. С Лайзой Дин только один снимок, да там и не различишь, что это Лайза Дин, если не знаешь.

– Значит, к тому времени, когда вам попались эти снимки, вы с Пат были уже вместе?

– Да. И он вот еще какую гнусность проделал. Мы поехали в город – повидаться с какими-то ее друзьями, а когда вернулись в Кармел – Вэнса дома не было, замки он сменил, а все наши пожитки были свалены под навесом для автомобиля. И еще там был какой-то тип, который охранял дом, чтоб мы не вломились и не скандалили. А Пат... По-моему, она все время пыталась освободиться от любви к Нэнси и, видно, так и не смогла. Но я шла на все, чтобы сделать ее счастливой, я так старалась...

– Зачем кому-то понадобилось ее убивать, Марта?

Она снова разрыдалась, потом высморкалась.

– Я не знаю! Просто не представляю! Именно об этом меня сегодня все время и расспрашивали. Ги, мы совсем незаметно и тихо здесь жили – уже больше года, и очень долго работали в одну смену в «Четырех тройках»: я – официанткой, а она в разменной кассе. Знакомых у нас совсем немного. Она никакой другой девушкой не интересовалась, и ко мне тоже никто не приставал. Только вот... – Она замолчала.

– Что только?

Нахмурившись, она покачала головой.

– Я не сумею толково объяснить. Началось это несколько недель назад. До этого, стоило ей только подумать о Вэнсе, она сразу приходила в бешенство, а иногда плакала. А несколько недель назад она получила от кого-то письмо. Мне не показала и, наверное, уничтожила, потому что найти я его не могу. Она стала какой-то... словно в облаках витала несколько дней, после того как получила его, и ничего мне не говорила. Потом однажды, когда меня не было дома, она звонила по междугородному. Пришел какой-то жуткий счет – на сорок с лишним долларов. И позже она еще несколько раз звонила в другой город. А потом вдруг сделалась очень довольной и веселой. Все время улыбалась и что-то напевала, а когда я спросила, с чего это ей так весело, ответила: «Не важно». Порой она хватала меня в объятия и начинала кружиться. Говорила, что все будет хорошо и мы скоро разбогатеем. Для меня это не имело такого уж значения. То есть нам и так было здесь хорошо. Нам просто ни к чему было богатеть. Не знаю, имело ли все это какое-то отношение к тому, что ее убили вчера ночью.

– Где вы были, когда это произошло?

– Да здесь! Я ж все слышала! Господи, я уже легла и пыталась заснуть. Почему-то за нее беспокоилась. Я подцепила какой-то вирус и поэтому не ходила на работу. Она должна была закончить в одиннадцать и приехать домой не позже, чем через пятнадцать минут. Но уже за полночь перевалило, когда я наконец услышала шум мотора. По звуку я поняла, что это наша машина – она у нас маленькая такая и шумная. Специально для Пат я оставила гореть одну лампочку. Я лежала и гадала, что же она мне принесет – когда я болела, она всегда приносила мне маленькие подарки – что-нибудь забавное. Машина остановилась, я услышала щелчок дверцы, а потом, уже с крыльца, она вскрикнула: «Что ты...» Только эти слова. Тут раздался страшный треск. А потом шум падающего тела... И звук удаляющихся шагов. Я включила свет, накинула халат и выбежала на крыльцо, а она лежала там, на земле, и голова у нее...

Я выждал несколько минут, пока она старалась взять себя в руки.

– Она была такая чуткая, – простонала Марта.

– Но несколько недель назад она перестала бушевать по поводу Вэнса?

– Да. Но я не знаю почему.

– После того как он выставил ее из дома, была же у нее возможность поговорить со своим мужем?

– О да, и не раз. Она просила, умоляла его. Но все без толку. Он даже ее машину забрал. Сказал, мол, ей еще повезло, что он позволил ей оставить одежду, которую она себе покупала. В конце концов он дал Пат пятьсот долларов, чтобы она смогла уехать. У меня было долларов семьдесят пять. Мы приехали сюда на автобусе и устроились на работу. Он с ней гадко поступил.

– Марта, вам что-нибудь говорит имя Айвз? Д.С. Айвз?

Казалось, это ее озадачило.

– Нет.

– А Санта-Росита?

Она склонила голову:

– Как странно!

– Что вы хотите этим сказать?

– Дня два назад она пела эту старую песенку... ну, «Санта-Лючия». Но вместо «Лючия» произнесла «Росита», я ее поправила, а она засмеялась и сказала, что сама все прекрасно знает. Почему вы об этом спрашиваете?

– Может статься, это и не имеет никакого значения.

– Но если это имеет какое-то отношение к убийце...

– Она не упоминала о какой-нибудь предстоящей встрече?

– Встрече? Ах да, я и забыла. Как раз на днях она сказала, что, возможно, кое-куда ненадолго съездит. Одна. На денек или два. У меня это вызвало ревность. Пат стала меня дразнить, так что я заревновала по-настоящему, а потом она заявила, что это всего лишь деловая поездка и она мне потом все расскажет.

– Куда она собиралась ехать?

– В Феникс. Ги, мы в Фениксе ни одной души не знаем.

– И когда она туда собиралась?

– Не знаю. Вроде бы на днях.

Больше мне из нее ничего интересного не вытрясти. Она совсем выдохлась. Однако вдруг опять забеспокоилась и начала выспрашивать, кто я такой и что мне надо. Пришлось ответить вопросом на вопрос:

– И что же вы теперь будете делать, Марта?

– Об этом я не думала.

– У вас есть возможность выбраться... из этой ситуации.

Она поджала губы.

– Не знаю, что вы хотите сказать. Послушайте, Пат вытащила меня из дерьма. И вляпываться во что-нибудь опять я не желаю. Что вы вообще понимаете?

– Не заводитесь.

– Нет, почему же! Господи ты Боже мой! Все, что люди не могут понять, кажется им отвратительным. Пат всегда это говорила. Почему мир должен быть устроен только по-вашему? Нам плевать, что вы о нас думаете. Кому мы мешаем? Мы же для всех посмешище! А почему? Когда я вспоминаю, как все у меня раньше с мужчинами было... Я ведь тогда считала, что только так и бывает... Господи, да меня просто наизнанку выворачивает! И у меня есть друзья, которые хотят обо мне позаботиться.

– Да уж это точно, – иронически вставил я.

Она пристально посмотрела на меня сузившимися от злости глазами, откинула назад голову и закричала:

– Бобби! Бобби!

Я ретировался без особой спешки, но и не задерживаясь. И все же они оказались между мной и моей машиной. Бобби была с подругой тоже подходящих размеров. Черноволосая, с короткой стрижкой, в штанах мышиного цвета, в руках – клюшка для гольфа с поблескивающей золоченой головкой и хромированной рукояткой.

Они разделились и стали подходить ко мне с двух сторон.

– Только без глупостей, – заметил я, останавливаясь.

Черноволосая, имитируя баритон (видимо; хорошо потренировалась), произнесла:

– Пора вас, ублюдков, проучить как следует, чтобы не шлялись тут и не надоедали нашим девушкам.

– У вас тут что – колония? – поинтересовался я.

– Козел, – изрекла Бобби, приближаясь ко мне. Марта подошла к двери фургона, чтобы позабавиться состязанием.

В большинстве случаев они очень неплохо справляются с несведущим мужчиной. Существует ведь некий рыцарский барьер, не позволяющий ударить женщину. Однажды, уже давно, я получил довольно-таки болезненный урок, когда подобный «барьер» замедлил мою реакцию, и последующие несколько дней я провел, еле волоча ноги, словно девяностолетний старик. Такого рода ошибки, как правило, дважды не повторяют. А эта парочка еще более опасна, чем мужики-головорезы, поскольку из-за своего отклонения они прямо-таки источают ненависть к натуральному мужику. У них могут и тормоза отказать...

Освещение было слабым, а клюшка для гольфа действовала мне на нервы. Попытайся я разобраться по-хорошему, эта деваха прошибет мою черепушку. Поэтому я решил действовать без оглядки на рыцарство. Сделав ложный выпад в сторону Бобби, я ринулся к ее подружке и вцепился в рукоять клюшки прежде, чем она смогла ею воспользоваться. Я вырвал клюшку, быстро перехватил ее, развернув другим концом, отступил на шаг в сторону и двинул ею по заднице в мышиных штанах. Раздался звук сильного удара. Черноволосая так и подпрыгнула и пронзительно, по-девичьи (вероятно, к вящему своему неудовольствию), взвизгнула от боли. Я успел вовремя обернуться, чтобы увидеть, как Бобби швыряет булыжник, метя мне в голову. Он слегка задел мои волосы, а испуг прибавил мне энтузиазма. Бобби отскочила в сторону. Я три раза с силой съездил ей по плотно обтянутому грубой тканью заду, и она завопила, составив дуэт с подругой. А та вцепилась в меня, пытаясь повалить на землю. Она всхлипывала от бессилия, и несло от нее, как от погонщика мулов. Я отшвырнул ее в сторону и затем еще раз двинул ей. Взвизгнув, она бросилась бежать к фургону.

Бобби совершила ошибку, побежав рядом со своей подругой, футах в пяти от нее. Я вклинился между ними и нанес ей удар слева. Они чуть не раздавили стоявшую в дверях Марту, стремясь как можно скорее оказаться вне пределов моей досягаемости. Звуки, издаваемые ими, напоминали пение тирольцев. Расхохотавшись, я отшвырнул в сторону клюшку, сел в машину и уехал.

И вот я снова в звенящей тишине большой комнаты «Обители апачей». Дэна все еще спит. Зная, что кухня «апачей» будет уже закрыта к моему возвращению, я заехал по дороге в гастроном. Включив побольше света, распаковал свои покупки и приоткрыл краешек упаковки с тушеным мясом с лапшой. Оттуда все еще поднимался пар. Я присел на полу у кровати и стал водить упаковкой с едой взад-вперед перед лицом Дэны. Она потянула носом, открыла глаза и, сильно вздрогнув, уставилась на меня.

– Ой! – произнесла она. – Привет! – Потянулась, зевнула, потом протянула руку к лоточку с едой. Устроившись поудобней на подушках, она уселась в постели, обернувшись до подмышек простыней, и жадно отправила в рот столько еды, сколько смогла захватить вилкой. – Ох! Господи, Трев, в жизни не ела ничего подобного!

Я придвинул поближе к ней небольшой столик, принес головки чеснока, горячий чай и ватрушку с земляникой. Потом сел в ногах кровати, с восхищением наблюдая за ней. Утолив первый голод, Дэна вдруг почувствовала неловкость.

– А ты сам-то ел? – спросила она.

– Налопался до отвалу.

Она провела рукой по своим спутанным волосам.

– Представляю, какой у меня взъерошенный вид.

Ее живые темные глаза все еще были утомленными. Губы, бледные, ненакрашенные, припухли. На шее – длинная царапана, а на левом плече – три небольших овальных кровоподтека – следы моей страсти.

– Пустяки, Дэна, ты прекрасно выглядишь!

Лицо ее залило краска. Она упорно не смотрела на меня.

– Ну еще бы! Э-э-э... А который час?

– Двадцать минут первого.

Она сказала, что, пожалуй, доест ватрушку попозже. Потом попросила меня отвернуться, если я буду так любезен, встала и потащила наш чемоданчик в ванную комнату. Слышно было, как она включила душ. Вскоре после того, как шум воды прекратился, Дэна робко вышла из ванной – волосы причесаны, губы подкрашены, одета в коротенькую, до бедер, голубую прозрачную ночную рубашку, отороченную каймой и на завязочках у горла. Вместо того чтобы дать мне возможность насладиться созерцанием ее одеяния, она поспешно, сгорбившись, шмыгнула в постель. Закуталась в простыню и, покраснев от гнева, заявила:

– Честно говоря, все это не входило в мои планы!

Я от души рассмеялся. Она, нахмурившись, бросила на меня быстрый взгляд из-за земляничной ватрушки и вдруг робко улыбнулась.

– Я не привыкла к таким ситуациям, Трев. Извини.

– Не стоит извиняться. В таких случаях это не принято.

Она проглотила кусок ватрушки. Вид у нее был страдальческий.

– Я так... Не знаю, что ты можешь поду... Я никогда... А, к черту, хватит!

– Брось переживать, Дэна. Просто наши отношения перешли в новое качество. А это всегда риск. И мы оба уже знаем, что рискнули не напрасно. Кто-то, кажется Хемингуэй, определил критерий моральности или аморальности любого поступка. Моральный поступок – это когда потом чувствуешь себя хорошо. А если принять во внимание, откуда я к тебе только что вернулся, так мы с тобой вообще ангелочки невинные.

Она встревоженно посмотрела на меня:

– Что случилось, милый?

Уже и с ватрушкой, и с чаем было давно покончено, а я все еще рассказывал о своих приключениях. Когда я наконец изложил все свои соображения по поводу происшедшего, Дэна спросила с сомнением:

– А не слишком ли много догадок и предположений?

Я изложил все еще раз, только уже в конспективной форме.

– Что мы знаем о Макгрудере? Богатый, скаредный, агрессивный и жестокий тип. Не имеет постоянного занятия. Свободен в своих передвижениях. Жуликоватый, сильный и бессердечный. Нанял Айвза. Тот узнал Лайзу, понял, какой шанс подбросила ему судьба, нащелкал столько снимочков, сколько мог, с тем чтобы потом увеличить их и выбрать нужные ракурсы и комбинации. Похоже, Макгрудер не имеет к Лайзе никакого отношения. У него была своя задача. Видимо, узнав, где состоится веселье, он просто позвонил и предупредил фотографа. Айвз же из тех, кто свое не упустит. Он выполнил работу для Макгрудера и получил свои деньги. За счет Лайзы Дин он тоже очень неплохо поживился. Попытался подоить и старого Эббота, но тут сорвалось – за Нэнси заступиться было некому.

А вот дальше придется опираться на догадки. Макгрудеру чертовски хотелось жениться на молоденькой дочке Этланда. Папочка-профессор был против, но Макгрудеру удалось расположить его к себе. Пожалуй, если принять во внимание традиционное для шведов дочернее уважение к родительскому авторитету, другого пути и не было. И сдается мне, вот тут Айвз и совершил ошибку, попытавшись шантажировать своего недавнего клиента, хотя тот знал, где его найти. Видно, Айвз угрожал показать профессору Этланду снимочки с подобной мерзостью – и Макгрудер навсегда распрощался бы с мечтой о женитьбе на его дочке. Айвз не считал Макгрудера опасным – возможно, он просто недооценил его скупость. Макгрудер выследил его, дождался удобного случая и проломил ему башку. А через пару недель женился на своей Улке.

Рассуждаем дальше. Предположим, что Пэтти Макгрудер узнала имя фотографа от Вэнса. Должно быть, ему доставило особое удовольствие рассказать ей, как он умело все обстряпал и ловко лишил ее денежек Макгрудеров. Он ее ненавидел. Она оскорбила в нем самца, которого провели, разыгрывая восторги с ним в постели, а на самом деле предпочитая ему девочек. Какой страшный удар по его самолюбию! Пэтти получила письмо – возможно, от каких-то доброхотов-сплетников. Насчет молоденькой невесты Вэнса и сложностей с профессором. Это навело ее на размышления. Она знала, что собой представляет Вэнс и услышала о гибели Айвза. Связавшись с кем-то по телефону, она уверилась, что Айвза прикончил Вэнс. И отправила бывшему мужу письмо – видимо, с каким-нибудь прозрачным намеком. Мол, давай-ка выкладывай денежки, которых ты меня лишил, дружок, а не то тобой заинтересуется полиция Санта-Роситы. Что-нибудь в этом роде. Рисковать Вэнс не мог. Думаю, он написал ей в ответ, что собирается в Феникс и готов обсудить там с ней ее финансовые проблемы. Она решила, что напала на золотую жилу. Но открыто появиться в Лас-Вегасе Макгрудер не мог: ведь, когда убивают женщин, полиция имеет обыкновение проверять алиби их бывших мужей. Пожалуй, он обеспечил себе надежное алиби в Фениксе, приехал сюда прошлой ночью и убил Пэтти, размозжив ей голову. Должно быть, он понимал, что иного выбора у него нет. Она ненавидела его столь же сильно, как он – ее. И рассчитывать на ее снисхождение ему не приходилось – она бы тянула из него деньги всю жизнь.

Дэна погрузилась в размышления.

– На мой взгляд, смысл в этом есть. Но послушай, Трев, разве это наши проблемы? Разве Сэмюэль Боген – наша проблема?

– В настоящее время, моя милая Дэна, какой-нибудь очень сообразительный коп вполне может отыскать какую-нибудь маленькую промашечку Макгрудера. Обстоятельствами гибели Патриции наверняка займутся вплотную. Допустим, они его сцапают за убийство. Думаешь, он будет благородно молчать? Да он сразу выложит все факты – может, чуть-чуть подтасует их, чтобы выгородить себя или по крайней мере представить убедительное оправдание убийства. А как только к этому делу привлекут Кэсса, Карла и Марту Уипплер и примутся их расспрашивать по одному, как ты думаешь, долго сможет Лайза Дин оставаться в тени? Представь себе, дорогая, такой заголовочек: «Кинозвезда замешана в убийстве на почве разврата!» Ей придется даже хуже, чем она предполагала. Так что я должен проверить, насколько верны все мои предположения. Если ей грозят крупные неприятности, самое лучшее, что я могу сделать, – это предупредить ее. Возможно, она решит предпринять какие-нибудь шаги. Заключить долгосрочные контракты, обратиться за советом к службе по связям с общественностью – хоть что-нибудь.

Дэна нахмурилась.

– Понимаю. Но ведь Макгрудер мог назвать Феникс просто так.

– Думаю, он там. Это совсем близко. Хочу проверить.

– Хорошо, милый.

Я погладил ее по ноге.

– Люблю послушных женщин.

Она зевнула.

– Я так устала, просто шевельнуться не могу.

– Совсем-совсем не можешь?

Она чуть улыбнулась. Потом склонила голову, провела по лицу рукой.

– Ну... столь категорично я бы утверждать не стала.