Глава 1

Когда женщина отодвинулась от него, Тид, не просыпаясь, повернулся к плотно закрытому окну.

Неяркие лучи позднего октябрьского солнца косо отражались в спокойных и ласковых водах Канадского озера, в стеклах машин и коттеджей других кемпингов... Еще не открыв полностью глаза, он медленно приходил в себя от состояния полнейшего блаженства, но уже вбирал веками солнечное тепло. Тид Морроу – худощавого телосложения, но довольно мускулистый молодой человек со светло-каштановыми волосами, уже начинающими редеть, – лежал совершенно обнаженным на красно-синем индейском одеяле. Вот он громко зевнул, медленно сел, вытянул вперед правую руку и почесал пальцами рыжеватый пушок на груди. У него были, пожалуй, чуть тяжеловатые черты лица и сонно смотрящие глаза, будто он все еще не проснулся...

Тид бросил долгий взгляд на медленно заходящее за озеро солнце, на холмы, розовеющие где-то там, в отдалении, и остро ощутил легкую жалость оттого, что это, наверное, одна из последних его поездок сюда на уик-энды, потому что все это скоро, очень скоро уйдет в зимнее небытие до следующего сезона.

Отдаленное шипение крана в ванной комнате прекратилось, а вслед за ним и чавкающие звуки насоса. Он мысленно подкинул вверх монетку, поймал ее и, чуть подумав, решил сначала поплавать в бассейне. Его трусы по-прежнему лежали на постели, где он их сбросил, когда раздевался. Встав на пол, чтобы неторопливо их натянуть, он невольно обратил внимание, насколько же аккуратно разложила свою одежду жена мэра! На спинке игриво-ажурного вида стула, стоящего у изголовья постели, висели жакет с блузой, на сиденье лежала не менее старательно сложенная юбка, а под стулом носками вместе стояли дорогие туфли-лодочки из крокодиловой кожи на высоких каблуках.

Да, на редкость обстоятельная женщина, что и говорить. И при этом не только в высшей степени аккуратная, но и очень, очень осторожная. Не упускает из виду ни малейшей детали.

Дверь крохотной ванной комнатки в номере туристического кемпинга резко распахнулась, и оттуда, словно Афродита, завлекающей походкой выплыла она... Голова подчеркнуто небрежно склонена вбок и вперед, в результате чего еще влажные темные волосы призывно закрыли правый глаз, нижняя губа чуть прикушена... При этом она обеими руками застегивала на спине лифчик. Маленькие, элегантные груди, узкие, прекрасно подтянутые бедра... А вызывающая белизна лифчика и узеньких трусиков лишь еще больше подчеркивала смуглость кожи ее превосходно загорелого тела!

– Вот, наконец-то все! – довольно произнесла она, опуская руки и триумфально встряхивая копной волос, как бы в ожидании его открытого восхищения.

Тид знал, что она безумно гордится своим подтянутым, поистине девичьим телом, которое, казалось, было неподвластно времени, и своим ровным, безупречным загаром. Он, конечно, догадывался, что ей где-то тридцать четыре – тридцать пять, не больше, но она никогда ему в этом не признавалась. Впрочем, Тид и не очень-то интересовался. Что есть, то есть. Хотя самыми различными способами никогда не забывал показать ей, что ценит ее тело и восхищается им. Вот и сейчас покачал головой, довольно хихикнул, еще раз окинул ее долгим внимательным взглядом и сказал:

– Нет-нет, больше семнадцати вам, девушка, не дать, это уж точно. Как ни старайся!

– Дурашка ты мой! Что это тебя вдруг разбудило? Дурной сон или что-нибудь из ряда вон выходящее? А я ведь, признаться, собиралась незаметно улизнуть!

– Нет, нет, дорогая, совсем не дурной сон и ничего из ряда вон выходящего. Просто солнце, светившее прямо в глаза. И твои слишком шумные плескания.

Она достала из-под стула крокодиловые туфли на высоких каблуках, села на краешек постели и с на редкость сосредоточенным видом стала натягивать на ноги нейлоновые чулки. Он стоял совсем рядом, наблюдая и пытаясь про себя понять: вызывает ли она у него сейчас острое желание? Хочет ли его тело ее тела? И вообще, сколько все это еще у них будет продолжаться? И вдруг увидел, что на ее лице проступило что-то явно обезьянье... Откуда, почему, с чего бы? Никаких объяснений этому не было, однако же проступило, проступило!

Фелисия наконец-то сунула ступни в туфли, встала, чуть притопнула, как бы сажая их на место, затем отошла в сторону и через плечо внимательно, придирчиво себя оглядела.

– Кажется, все нормально, Тид? Как считаешь?

– Нормально, нормально. Кроме, конечно, волос.

– Хочешь сказать, они еще мокрые? Ничего страшного. Пока доеду до Дерона, высохнут. Это уж точно. – Она взяла свою сумочку с высокого бюро, стоящего в углу, повернулась и еще раз улыбнулась. – Кстати, если хочешь меня еще поцеловать, то поторопись сделать это до того, как я займусь своим лицом.

Он нежно приподнял ее подбородок и быстро поцеловал в даже не успевшие еще раскрыться губы.

– И это все? – удивилась она. – Все, что я заслужила?

– Не волнуйтесь, это только на данный момент, миссис Карбой.

Он присел на краешек постели и с явным одобрением стал наблюдать, как Фелисия тщательно наносила на лицо макияж. Наконец она еще раз критически осмотрела себя в висящем на стене небольшом зеркале, поправила сначала блузку, затем дорогой, сделанный явно на заказ жакет, потом достала из сумочки темные очки в массивной оправе и спрятала за ними глаза. Теперь жена мэра Фелисия Карбой снова выглядела как самая обычная библиотекарша...

– Слава богу, времени еще хоть отбавляй, – бросив взгляд на часы, произнесла она, присаживаясь рядом с ним и доставая из сумочки пачку сигарет. – На одну сигарету уж точно.

Он зажег спичку, поднес к ее сигарете, подождал, пока в воздухе не появится тоненькая струйка сизого дымка. Затем проделал то же самое и для себя.

– Послушай, а что ты обо мне думаешь, Тид? – весьма неожиданно спросила она.

– Думаю, что ты маленькая профессиональная обманщица. Не прошло и двадцати минут, как ты выпрыгнула вот из этой тепленькой постели, а уже полностью готова толкать политическую речь в каком-нибудь респектабельном клубе! Лично я назвал бы это лицемерием.

– Тид, но я же имела в виду совсем-совсем другое! Я спросила, что ты обо мне подумал, когда встретил меня? Ну тогда, помнишь? – Она игриво дернула ножкой и капризно надула коралловые губки.

– Ах вон оно что... Что ж, дай вспомнить. Да, да, это было в центральном офисе старого «хозяина», где я, чистенький, молодой и совсем еще невинный служащий, страстно, с почти непреодолимым желанием засмотрелся на жену нашего мэра...

– Тид, я же серьезно!

– Хорошо, серьезно так серьезно. Пусть будет по-твоему. Просто тогда я вдруг заметил в твоих глазах, можно сказать, весьма и весьма необычный блеск.

– Необычный блеск? А почему же тогда его никогда не замечали другие мужчины?

– Не знаю. Наверное, потому, что я, в отличие от них, обращаю особое внимание на такие мелочи. Например, старый «хозяин» отнюдь не производил впечатление человека, способного оценить этот блеск, даже если бы он его вдруг и заметил.

Фелисия бросила на него пристальный взгляд:

– И тогда наблюдательный Тид Морроу тут же решил, что перед ним распущенная женщина, которую совсем нетрудно будет... Ну и кто из нас больший лицемер?

– Нет, нет, совсем не тут же! То была только разведка. Результаты которой я более конкретно перепроверил в тот вечер, когда, как бы случайно задержавшись на работе позже обычного, напросился в твою машину.

– Перепроверил! – презрительно повторила она. – Профессионал, да и только... Точный расчет, разведка, проверка, перепроверка, безошибочный удар! И ни малейшего шанса, что я могу сказать «да», «нет» или «может быть», так ведь?

– Люди обычно говорят «нет» колеблющимся людям только потому, что на самом деле считают, что «да, именно это и следует сделать».

Фелисия опустила глаза, чуть наклонилась вперед, машинально, как бы думая совершенно о другом, остреньким кончиком ногтя начертила крестики на тыльной стороне его правой ладони. Под этим чуть иным углом зрения он мог яснее видеть, как в самом изгибе ее горла медленно и отчетливо пульсировала заметная жилка.

– Что со мной происходит, Тид? – мягко, чуть ли не шепотом проговорила она. – Мне ведь следовало бы чувствовать себя грязной с головы до ног, словно самая последняя шлюха из самой вонючей канавы, а моя совесть почему-то молчит. Будто ее никогда и не было! И боюсь я всегда только одного: как бы меня случайно не поймали за этим...

– Ты к чему это, Фелисия?

Она посмотрела ему прямо в лицо. Ее губы теперь были совсем рядом с его, ротик заметно подрагивал, хотя Тид почему-то был абсолютно уверен, что она специально заставила его так заметно подрагивать.

– Слушай, Тид, тебе не покажется ужасно глупым, если я... ну вроде как попробую сама себя чуть-чуть обмануть?

– В каком это смысле и каким это образом?

– Ну, скажем... убедив себя, что... что, занимаясь этим с тобой, я стараюсь помочь Марку...

Он тупо уставился на нее, изо всех сил стараясь не расхохотаться:

– Подожди-ка, подожди, Фелис! Тогда давай лучше вернемся к тому, с чего начали. С фактов. Итак, пункт первый: Марк Карбой – наш законно избранный мэр и твой законный муж. Пункт второй: Марк Карбой – мягко говоря, довольно глуповатый человек, который является не более чем подставным лицом неких влиятельных лиц, то есть, точнее, банды Раваля. Пункт третий: мой собственный шеф Пауэл Деннисон, став теперь главой администрации города, твердо и искренне желает отобрать город у Раваля и его банды... Ну и что прикажешь мне теперь делать? Пойти прямо к Пауэлу и попросить: «Мистер Деннисон, прошу вас, не обижайте, пожалуйста, старину Карбоя, потому что я сплю с его женой миссис Карбой»?

От возмущения Фелисия заморгала глазами. Однако, придя в себя, резко выкрикнула:

– Черт тебя побери, Тид! Неужели вот только так прямо и надо говорить?

– Ну, если ты не хочешь слышать такое «вот так прямо», то тогда постарайся сама выразить точнее, что, собственно, ты имеешь в виду и что тебе хотелось бы услышать. Так будет лучше и для тебя, и для меня, и для всех остальных.

Она пожала плечами:

– Все в округе и так открыто называют тебя «правой рукой Деннисона». С тех самых пор, как шесть месяцев назад он специально вызвал тебя сюда. И если бы ты захотел помочь Марку, то наверняка мог бы найти способ, как это сделать.

– Если бы захотел.

Фелисия снова опустила голову и «пробежалась» кончиками пальцев по тыльной стороне его запястья.

– Неужели ты на самом деле захочешь лишить меня моих маленьких невинных замыслов, дорогой?

– И что, если да?

– Я... а знаешь, мне самой до сих пор не совсем понятно, как это... как я могла продолжать все это.

– Что именно?

– А то, что я люблю тебя, что просто не могу без тебя, но...

– Но при этом тебе хочется считать, что на самом деле ты все это делаешь только и исключительно для блага Марка, так ведь?

Она даже не подняла головы.

– Не надо быть со мной таким жестоким, Тид, прошу тебя.

– Ты что, хочешь, чтобы я дал тебе какое-то обещание?

– Да, Тид, хочу. Очень маленькое, совсем маленькое обещание. Которое никому не принесет вреда, практически никого не затронет, совершенно никому не навредит. Ведь Марк совершенно не опасен. – Он успел заметить, как ее губы на какое-то мимолетное мгновение исказила кривая гримаса, которая, впрочем, тут же исчезла, будто ее никогда и не было. – Он просто-напросто дурак. Не более того...

У Тида вдруг появилось смутное, однако при этом какое-то вполне осязаемое ощущение того, что он находится где-то совершенно в другом месте и со стороны наблюдает за двумя фигурами, сидящими на постели номера коттеджа в курортном кемпинге, наблюдает бесстрастно, объективно, даже несколько язвительно... Ведь какими бы душевными взглядами этим двоим ни удавалось обмениваться друг с другом, какими бы открыто призывными ни были ее игра ноготками на тыльной стороне его руки и постоянные соблазнительные наклоны вперед в его сторону, чтобы увеличить обзор своих прелестей, все это оставалось не более чем довольно банальной сценой, которая ни ему, ни ей отнюдь не делала чести... Интересно, невольно подумалось ему, уж не этой ли банальностью происходящего между ними, не отвратительностью ли той самой сделки, которую она только что ему предложила, вызвано его столь внезапно возникшее желание унизить ее?

– Полагаю, мне требуется это хорошенько обдумать.

Она уставилась на него:

– Обдумать? Хорошенько обдумать? С чего бы это? Зачем?!

– Мне ведь надо дать тебе обещание, так? Возможно, маленькое, как ты говоришь, совсем маленькое, но, тем не менее, обещание. Потому что ты просишь об этом.

– Нет, нет, Тид, только потому, что, надеюсь, я для тебя кое-что значу. Вот почему.

– Конечно же значишь, котеночек. Ты для меня очень даже много значишь.

Фелисия неторопливым движением сняла темные очки в массивной роговой оправе, положила их на постель рядом с собой и слегка откинулась назад, обхватив себя руками и глядя на него одной из своих неотразимых «застенчивых» улыбок.

– А знаешь, вообще-то сейчас совсем не так поздно, как мне почему-то показалось вначале... Давай покажи мне, что именно я для тебя значу, Тид.

– Слабый выстрел, Фелис. Считай, что промахнулась.

Она заметно напряглась:

– И как это прикажешь понимать?

– Сначала ты все делала вроде бы безупречно, но когда дело дошло до постели, то здесь... здесь все стало происходить слишком уж расчетливо и предельно точно. Будто мы это уже не один раз детально репетировали. Твои бешеные всхлипывания и стоны страсти, четко размеренные оргазмы... Все ты делала точно по заранее намеченному плану, не изменяя себе, не отходя от него ни на шаг, ни на самую маленькую запятую, ни на самое крошечное двоеточие!

Первые несколько мгновений ее лицо оставалось совершенно невыразительным, в течение которых Тид тем не менее буквально физически услышал, как в ее мозгу что-то тихо, но достаточно отчетливо щелкнуло – очевидно, окончательное решение. Затем Фелисия Карбой, резко развернувшись и вскинув обе ноги высоко в воздух, упала спиной ему на колени. И снова «страстно», призывно на него посмотрела. Только на этот раз снизу вверх, а не наоборот...

– Конечно же именно так оно и было, Тид, – двусмысленно улыбнувшись, с неожиданной готовностью согласилась она. – Раньше. Но теперь у нас все будет иначе. Знаешь, наверное, я просто не до конца понимала, что во мне сидит это... а когда ты все так ясно и доходчиво объяснил... Кроме того, раз уж я знаю, что ты готов помочь моему глупенькому Марку, то можно спокойно убрать и все остальные барьеры. Вплоть до самого последнего, Тид! Зато теперь они нам больше не нужны. Совсем не нужны! Просто ни к чему... Отныне в постели ты будешь иметь в моем лице самую распущенную, самую безумно любящую тебя женщину в мире! Готовую исполнить любые твои желания, любые наши фантазии... Иди ко мне, Тид. Обними меня крепко-крепко. Так, чтобы я тут же полностью себя забыла. Давай же, прошу тебя, Тид! Ну чего же ты ждешь?..

«Ну уж нет, крошка, – слушая ее, подумал Тид. – Ты и раньше-то никогда не умела забываться, наверняка не сможешь – или просто не захочешь – забыть себя и теперь. Ты ведь, по сути, не более чем хорошо отлаженный механизм для достижения конкретно поставленной цели, и, когда тебе по сценарию требуется издать стон страсти, ты, прежде чем сделать это, сверяешься с ним. Я будто собственными ушами слышал, как переворачиваются его страницы где-то там, в самой глубине твоего мозга...»

Он даже не пошевелился, предоставив действовать ей самой. И оказался полностью прав, ибо успел заметить, как в глазах Фелисии на какую-то долю секунды мелькнула и тут же исчезла явная искорка ненависти, которую не удалось скрыть даже ее вдруг низко опустившимся векам. И кроме того, по-своему искреннее удивление оттого, что он стал раздумывать, а не согласился немедленно же продолжить эти размеренные, истинно партнерские любовные упражнения «для двоих», в которых каждое позиционирование, каждое физическое соприкосновение их дымящихся от всепожирающей страсти тел выглядело при этом до странности безличным – как будто они сосредоточенно и самозабвенно исполняют замысловатые фигуры некоего древнего ритуального танца, имеющего свои жесткие, обязательные, ни в коем случае не нарушаемые правила и скрытые исторические значения совершаемых ими движений...

Его даже несколько удивило то состояние облегчения, которое он вдруг почувствовал, поняв, что все уже кончено, что все уже позади. Будто вдруг к нему пришло чувство стыда, причем не столько от самого факта прелюбодеяния, сколько от ощущения его неверного исполнения! Будто он вдруг повзрослел и отбросил в сторону ставшие совершенно ненужными табу детского возраста.

Во многом поэтому Тид медленно покачал головой и сказал:

– Значит, все это ради Марка, так? Ягненочек мой, товар весьма привлекательный, слов нет, однако то, что придется платить свыше цены, боюсь, великовато. Слишком великовато...

Он вовремя успел поймать ее за кисть, когда ее острые наманикюренные ноготки были уже буквально в нескольких сантиметрах от его глаза. Еще секунда, и... Фелисия, поморщившись, с трудом выдернула свою руку. Тид преспокойно сидел, не без скрытого удовольствия глядя, как она гневно расхаживает по комнате, что-то при этом непрерывно бормоча.

– Боже ты мой, что за дивный вокабуляр! – с ироничным одобрением вполголоса произнес он.

Впрочем, она очень скоро пришла в себя:

– Хорошо, Тид. Будем считать случившееся, так сказать, «напрасной потерей времени». Или, скажем, «не совсем удавшейся попыткой», как тебе приятнее. – Фелисия позволила себе тут же ослепительно улыбнуться, что тоже не могло не вызвать у него одобрения. – Потерей конечно же восхитительной, ничего не скажешь, но все равно, увы, потерей!

– Я, само собой, мог бы несколько смягчить удар для Марка, но какой смысл? Он уже успел влезть в это дерьмо по самые уши. И, кроме того, за свои долги надо всегда платить.

– Слушай, Тид, а тебе не кажется, что ты говоришь совсем как... совсем как святоша? Это же отвратительно!

– Статус наших взаимоотношений пока еще не включает мордобоя со скандальным разделом мисок и сковородок, Фелис. Нам еще придется не раз встречаться в самых разных местах города. Так что давай попробуем закончить все не на самой плохой ноте. Так будет лучше для нас всех. Почему бы нам, как говорят политики, после драки не пожать друг другу руки?

– Как в том самом старом-престаром анекдоте про мартышек? «Знаете, все это, конечно, будет выглядеть очень глупо, но, кроме нас, цыплят, здесь на самом деле больше никого нет!»

Тид встал, и Фелисия снова подошла к нему почти вплотную. Ему всегда нравилось смотреть, как она ходит – упруго, энергично, твердо и уверенно печатая каждый шаг. Ее походка невольно привлекала внимание к тому, насколько же умно и предусмотрительно были собраны все до единого узлы ее двигательного аппарата, включая не только основные суставы, опоры и шарниры, но также и икры, колени, даже ягодицы... Он передал ей темные очки в массивной роговой оправе, которые она тут же надела и снова приобрела вид абсолютной благопристойности, столь свойственный, помимо представительниц прочих уважаемых видов деятельности, выпускницам престижных колледжей и высокопоставленным работницам сферы социального обеспечения.

Фелисия пожала ему руку с неуверенностью начинающей актрисы, которая совершенно неожиданно для себя обнаружила, что самый последний лист ее «радиосценария» вдруг совершенно необъяснимо и безнадежно куда-то пропал...

Собирать, собственно, было нечего, поскольку во время всех предыдущих визитов, в этот туристический кемпинг, где они всегда останавливались в одном и том же коттедже, она никогда ничего не оставляла. Поэтому, не теряя времени, они выключили свет и вышли наружу к слегка потрепанному светло-серому автомобилю с откидным верхом – второму у достопочтенного семейства Карбой.

– Знаешь, Тид, я тебя никогда не забуду, – серьезным, абсолютно серьезным тоном сказала она. В нем не слышалось даже намека на шутку или хотя бы издевку. Ни малейшего!

– Будь поосторожнее на обратном пути, Фелис. Дороги в предвечерней мгле совсем не безопасны.

– Тид, ты же никогда... ни словом, ни звуком не будешь даже намекать на то... ну, на то, что между нами было, так ведь?

На какой-то коротенький миг с нее вдруг спала маска внешней невозмутимости, уверенности в себе, и в глазах можно было увидеть что-то абсолютно откровенное и... по-детски испуганное. Она села за руль в не застегнутом на все пуговицы жакете, и, глядя на нее, Тид почему-то вспомнил, как страстно ему хотелось ее в самом начале их взаимоотношений, какое удовольствие доставляло то грубо, то нежно ласкать ее упругое шелковисто-бархатное тело, как нетерпеливо он ждал с ней следующей встречи... Но сейчас, в самый последний момент перед их, казалось, окончательным расставанием, он также твердо знал: они могут, могут начать все сначала, причем на новой и несравненно более хорошей основе!

Под влиянием внезапно возникших чувств Тид ласково похлопал ее по плечу и повторил:

– Будь поосторожнее на дороге, Фелис, – затем сделал шаг назад и долго смотрел, как ее машина сначала тряслась по ухабам проселочной дороги, а потом резко свернула вправо, на широкую двухполосную скоростную трассу вокруг озера. И вскоре становившийся все тише и тише ровный гул мотора совсем пропал где-то вдали...

Тид, чувствуя какое-то смутное и странное беспокойство, медленно вернулся в номер коттеджа. Там уже мало что напоминало о ней: все еще влажное полотенце на сушильной перекладине в ванной комнате, четыре сигаретных окурка со следами красной помады на фильтрах в массивной бронзовой пепельнице на тумбочке у постели, два длинных черных волоска, застрявшие в зубьях его щетки, да небольшая вмятинка, оставшаяся на подушке в том месте, где совсем недавно покоилась ее голова, – вот, пожалуй, и все... Он механически, думая совсем о другом, перевесил полотенце, выбросил окурки из пепельницы в дровяную печурку в углу комнаты, поправил подушку на постели, вытащил из своей щетки застрявшие волоски и, вспомнив одну из детских примет, плотно накрутил их вокруг указательного пальца, а затем аккуратно снял с него образовавшуюся тугую, иссиня-черную спираль и с силой выдул ее в воздух, что должно было означать пожелание самому себе могучего здоровья.

Когда Тид подходил к озеру, последние лучи солнца уже окончательно скрылись за горизонтом. Он с разгона прыгнул в воду и, фыркая, мощно гребя руками, поплыл подальше от берега. Метрах в шестидесяти перевернулся на спину и полностью отдал себя на волю течения, думая, помимо прочего, и о Фелисии тоже. Возможно, она и на самом деле любит Марка Карбоя, этого старого, ни на что не пригодного дурака. Хотя она и его вторая жена. Дети Карбоя от первого брака уже давно стали взрослыми и теперь живут самостоятельно, далеко от здешних мест.

Быть женой городского мэра считается престижным, весьма престижным, несмотря даже на то, что в новых условиях реальная власть давным-давно принадлежит отнюдь не ему, а городскому голове и «его команде». Нет, Фелисии так и не удалось спасти мужа. Впрочем, на это у нее и не было никаких шансов.

Мысли Тида Морроу невольно переключились на то, как они с Пауэлом Деннисоном наконец-то сначала полностью «вскроют зловонные гнойники» этого чертова города Дерон, а затем наведут в нем должный порядок. Эта замечательная, просто великолепная мысль, надо сказать, доставила ему истинное наслаждение.

В свое время, когда на старшем курсе университета Тид писал курсовую работу по политологии, а Пауэл Деннисон был его научным руководителем, между ними установились добрые, уважительные отношения. Затем, сразу же после окончания Второй мировой, полковнику Деннисону хоть и с трудом, но все-таки удалось добиться перевода капитана Морроу в распоряжение его оккупационной части в Германии. Вместе они преодолели упорнейшее сопротивление и бывших, и современных, но хорошо замаскировавшихся нацистов, в результате чего после долгих трудов, горьких поражений и радостных побед появился городок, впоследствии ставший самой настоящей моделью успешного военного управления во всей западной демилитаризованной зоне.

После этого прошло около пяти лет, в течение которых они более-менее регулярно переписывались друг с другом, и вот полковник снова призвал его под свои знамена. Пригласил в город Дерон, расположенный недалеко от Нью-Йорка, в качестве директора местного исследовательского центра по вопросам налогообложения. А затем добавил к этому еще и должность заместителя главы городской администрации. И это несмотря на нескрываемую ярость членов городского совета!

– Работа будет, учти, непростая, ох какая непростая, – сказал ему тогда Пауэл Деннисон. – Хотя тебе, Тид, похоже, именно такая всегда и нравится, так ведь?

Тид в ответ пожал плечами:

– Может, конечно, и так. Вот только с небольшими оговорками...

– Здесь проживают двести тысяч человек, и всем, абсолютно всем заправляют один мерзопакостный тип по имени Раваль и его банда ненасытных шакалов. Причем они снимают жирные пенки не только с игорного бизнеса и публичных домов. Нет, им вынуждены платить и полиция, и пожарные, и владельцы ресторанов, и... ну, короче, и все остальные. А знаешь, почему им все это так легко сходит с рук? Да потому, что у Раваля в кармане все члены городского правления. Все до единого. Так сказать, оптом и в розницу! Это его собственные компании якобы дерутся друг с другом за право мостить и убирать городские улицы, строить больницы и школы, чистить и ремонтировать канализацию... Со стороны все вроде бы выглядит вполне прилично, почти как обычная двухпартийная система, но на самом же деле все обстоит совсем иначе: никто, никакая компания, никакой человек не в состоянии что-либо сделать или получить, если до этого не сумеет договориться с Лонни Равалем! Его головорезы полностью контролируют все районы города, по его желанию изменяя баланс сил то в одну, то в другую сторону. Представляешь, как это удобно самому Лонни? Где-то около года назад наиболее влиятельные граждане города начали роптать против существующей системы откровенного произвола, ну и Раваль решил бросить им кость в виде независимого, то есть приглашенного со стороны, главы городской администрации. Ему казалось, на таком горячем месте любой быстро сгорит даже без особых усилий с его стороны. Что ж, в моем лице мистера Лонни Раваля ждет немалый сюрприз. И боюсь, для него далеко не самый приятный.

– Звучит забавно, что и говорить.

– Не только и не столько забавно, Тид, сколько опасно! Лонни Раваль намертво повязан с известным Восточным синдикатом, то есть мафиозным кланом, и может вызывать себе на подмогу «крутых парней» оттуда практически в любом количестве и в любое время. А поскольку он с «семьей» наверняка в доле, то легко можно себе представить, чего от него ожидать. Так что, если поднимем шум, как только хоть что-либо обнаружим, нас тут же постараются съесть без соли и перца. Значит, сначала нам надо долго и кропотливо поработать, раскопать все, что возможно, выяснить все по максимуму, ну а уж потом захлопывать ловушку. Накрыть их всех сразу, в одно и то же время!.. Более того, кое-кто из местных деловых людей, которые по вполне естественным причинам не хотели бы светиться раньше времени, решили создать для данных целей специальный секретный фонд. Очень даже серьезный фонд. Деньги, конечно, немалые, но все они прекрасно понимают, что в конечном итоге это им обойдется намного дешевле. Если, конечно, мы с тобой, Тид, сумеем все сделать правильно...

~~

Он вдруг встрепенулся, снова перевернулся на живот и поплыл назад к берегу. Да, последние шесть месяцев были по-настоящему напряженными, опасными и... интересными. В тайном сейфовом ящике продолжали накапливаться важнейшие свидетельские показания. Подписанные! Наружу выплыло уже столько, что немало людей почувствовали, как над ними сгущаются тучи. Естественно, они занервничали. Равно как и Фелисия. И не без оснований, нет, совсем не без оснований. Ведь на некоторых из этих показаний стояло имя ее мужа Марка Карбоя!

Пауэл Деннисон еще не определил точную дату, когда можно будет вывалить уже готовое пикантное варево на стол прокурора одновременно с выходом пары ежедневных газет, у которых хватит смелости размазать все эти мерзости на первой полосе. Тид всем сердцем надеялся, что это наконец-то произойдет достаточно скоро, поскольку, помимо всего прочего, постоянно нарастающее напряжение и неизвестность становились все более и более изнуряющими.

С удовольствием приняв теплый душ, он насухо вытерся темно-синим махровым полотенцем и вдруг задумался: а что теперь? Остаться здесь или вернуться в город? Помимо всего прочего, не следует забывать, что сегодня воскресный вечер...

Прежде всего Тид прошел на кухню и исследовал содержимое кладовки: пара консервных банок супа, одна – с бобами, другая – со спагетти. Воскресенье, октябрь... какое число? Прошлое воскресенье было двадцать первое. Значит, сегодня двадцать восьмое. Что ж, этого будет вполне достаточно...

Тид ухмыльнулся и громко щелкнул пальцами. Хотя ухмылка оказалась несколько, как бы это поточнее сказать... э-э-э... смущенной. Ведь сегодня день его рождения, а он только сейчас впервые вспомнил об этом! Да, сегодня ему стукнуло тридцать один, В этой связи содержимое кладовки показалось просто смешным. В такой день он, как минимум, заслужил хотя бы нормальный, хорошо прожаренный бифштекс и пару бокалов приличного вина!

В свое время (когда он был еще маленьким) дни рождения играли немалую роль в его детской жизни: серебряный доллар в конверте от тети Мариан, воздушное ружье, стреляющее настоящими свинцовыми пулями, которое он никогда не надеялся получить, самый глубокий нервный вдох воздуха в надежде, что ему удастся одним сильным выдохом загасить все свечи на красивом праздничном торте... Все, кроме самой последней. Да, тогда день рождения очень, очень много для него значил!

Но затем дни рождения постепенно стали чем-то вроде вех, которые проносятся мимо окна стремительно летящего поезда жизни и пропадают навсегда, если в нужный момент времени вы почему-то забыли задержать на них взгляд. И никому, абсолютно никому во всем этом поганом мире нет никакого дела до того, замечаешь ли ты свою веху или нет, так что празднование такой даты уместно сравнить скорее с мелодичным свистом, который ты издаешь, неторопливо шагая по узкой аллее, обрамленной густыми деревьями. Совсем как по внушающему ужас темному туннелю. Всех своих родных Тид уже похоронил, а Ронни, та самая прекрасная Ронни, бывшая для него больше чем сама жизнь, вышла замуж за какого-то аккуратного темненького человечка, который вполне преуспевает в страховом бизнесе где-то там, в далеком, мало кому известном маленьком провинциальном городке Дейтон...

И тем не менее в такой день человек, безусловно, имеет полное моральное право съесть хорошо прожаренный бифштекс, выпить пару бокалов приличного вина, а потом впасть в небольшую, но исключительно приятную прострацию, когда можно неподвижно сидеть, покуривая вкусную трубку или сигару, и думать, медленно, медленно думать на самые различные, но не реальные, а скорее псевдофилософские темы, включая тему «последней вехи», после которой уже больше ничего не будет вообще. И прежде всего стремительно летящего поезда жизни!

Поскольку это был его собственный день рождения, его собственная веха жизни, Тид Морроу решил одеться с особой тщательностью – элегантная французская хлопчатобумажная рубашка, дорогой пиджак, темные габардиновые брюки...

Вскоре он уже неторопливо ехал по направлению к Дерону. Свет далеких звезд тускло отражался от металлических частей его «форда» с откидным верхом. Музыкальная радиоволна тихо передавала мелодию за мелодией, и Тид раз за разом повторял себе, что ему хорошо, что он не одинок, совсем не одинок. Повторял до тех пор, пока самому не стало смешно: представьте себе взрослого мужчину в расцвете лет, который изо всех сил сам себя пытается обмануть!

Глава 2

Чтобы избавиться от слишком большого внимания множества чужих глаз, на втором месяце пребывания в городе он переехал из самого шикарного отеля «Дерон» в новый район на северной окраине города рядом с автотрассой номер шесть, который почему-то называли «садовым кондоминиумом». Все его краснокирпичные жилые блоки состояли из четырех отдельных апартаментов, каждый со своим «личным входом», причем расположены они были таким образом, чтобы создавалось впечатление изолированности и независимости, а не одного «братского кооператива», где каждый смотрит прямо в окно соседа...

Конечно, если бы Тид жил на одну весьма жалкую зарплату, которую всеми правдами и неправдами смог «выбить» для него Деннисон, такие апартаменты, само собой разумеется, были бы ему просто не по карману. Однако, получив наследство внезапно умершего отца, он распорядился им таким образом, чтобы основная часть оставалась нетронутой, а доходы от нее – приблизительно две тысячи долларов в год – можно было использовать по своему собственному усмотрению. А это, надо заметить, сделало его быт гораздо более комфортным, ибо различие между понятиями «жить по средствам» и «жить на уровне» довольно существенно.

Новый кондоминиум, помимо всего прочего, имел то явное преимущество, что в нем были центральный телефонный коммутатор, служба сообщений, а также специальная служба уборки помещений (для тех, кто пожелает)... Подъехав к своему дому, Тид остановился, аккуратно припарковал машину на стоянке и вошел внутрь. Стоявшая за высокой конторкой миссис Киддер, худенькая, застенчивая жена их управляющего, сразу же подняла на него глаза:

– Сэр, вам звонил по меньшей мере три раза мистер Деннисон. Последний раз просил передать, чтобы вы сразу же заехали к нему домой, если появитесь здесь до десяти вечера.

Тид бросил беглый взгляд на ручные часы – начало девятого. Он приветливо улыбнулся Эми Киддер:

– Спасибо, дорогая моя.

Она тут же покраснела:

– Мистер Морроу!

– Да, но, по-моему, пока нас не поймает на месте преступления ваш муж, мы в полной безопасности, разве нет?

Они давно уже играли в эту совершенно невинную игру, которая, похоже, доставляла ей искреннюю радость и при этом всегда заставляла краснеть. С серьезным видом подмигнув ей, Тид Морроу вышел из дома, сел в машину и отправился к Деннисону. Мысль, что его подзывают к себе, как собачку, свистком, сначала пробудила какое-то подспудное раздражение, однако ожидание того, что это может быть что-то важное, новое и «горячее», вскоре практически полностью приглушило неприятное чувство.

Пауэл Деннисон арендовал большой, отвратительного вида каркасный дом в одном из самых старых районов Дерона. В принципе он считался жилым, однако вокруг дома Деннисона находились одни только «коммерческие» здания. Подъехав, Тид аккуратно припарковал машину рядом с узенькой подъездной дорожкой.

Не успел он неторопливо подняться на последнюю ступеньку невысокого крылечка, как входная дверь распахнулась и в ее светлом проеме показался силуэт самого Пауэла.

– Рад, что ты все-таки решил вернуться в город, Тид, – вместо приветствия произнес он. – Входи, входи...

Голос крупного мужчины лет пятидесяти двух-трех, атлетическую фигуру которого уже покрыл заметный слой жира, был тягучим, теплым и искренним, а его светло-серые глаза на твердом, будто высеченном лице выглядели честными, открытыми и ничего не боящимися. Этот человек, как хорошо было известно Тиду, помимо абсолютной решимости, обладал настолько острым и быстрым умом, что, безусловно, добился бы блестящих успехов на любом избранном им поприще, не важно, будь то частный бизнес, промышленность или даже государственная служба. Но его сердце, увы, неизвестно почему, принадлежало только сфере городского управления. Пауэла интересовало только восстановление по тем или иным причинам пришедших или приходящих в упадок провинциальных городков, «пробуждение» живительных сил их вконец отчаявшихся жителей. А то, что ему приходится жить в эпоху, когда преданность делу, даже самому благородному и святому, оплачивается, мягко говоря, недостойно, – это не его вина. Впрочем, Тид Морроу давным-давно понял, что его друг-начальник Пауэл ни за что на свете не бросит начатое дело. Даже если ему за это не заплатят и ломаного гроша!

Пауэл, радушно улыбаясь, провел Тида в узкую гостиную с высоким потолком, довольно уродливой арендной мебелью, мрачными обоями темно-коричневого цвета, зияющей «глазницей» пустого, неиспользуемого камина... Марсия, старшая из двух дочерей Деннисона, сидела в обшарпанном кресле, поджав под себя одну ногу, с раскрытой книжкой на коленях. Ей было двадцать три. Она одна вела их скромное хозяйство – занималась покупками, готовила еду. И все это помимо того, что пять дней в неделю по утрам преподавала машинопись в местной школе секретарей. И хотя самому Пауэлу Деннисону конечно же не составляло бы никакого труда подыскать для нее неплохую работу на полставки в администрации города, это было одной из тех вещей, на которые он никогда в жизни не пошел бы. Ни при каких условиях!

Марсия, изящная блондинка, с тонкими решительными губами, светло-серыми, как у отца, глазами и подчеркнутым спокойствием, никогда, ни разу не проявляла как-либо явную неприязнь к Тиду, и тем не менее он постоянно ее чувствовал. И еще, где бы Марсия ни находилась, всегда создавалось впечатление, будто она только и ждет, что туда вот-вот нагрянет целая толпа журналистов и начнет снимать ее для обложек самых модных журналов. Хотя он твердо знал: болезненным тщеславием эта девушка не страдала. Более того, ему всегда казалось, что именно такими, как Марсия, наверное, были женщины древних викингов. Мягкая природная грация скрывала явную мощь ее бедер и чресла настоящей львицы. Она сидела в кардигане из тонкой кашмирской шерсти, что было не совсем удачным выбором, поскольку желтоватый оттенок ткани несколько затушевывал блеск ее волос.

Темноволосая и безусловно яркая восемнадцатилетняя Джейк, вторая дочь Деннисона, которая не без оснований считалась любимицей Пауэла прежде всего потому, что очень напоминала его покойную жену, была девушкой совершенно иного типа: пухлые широкие губки, густая копна разметавшихся во все стороны темных волос, глаза, полные восторженного ожидания своего героя, еще не до конца созревшее женское тело... Одетая в облегающие темно-синие джинсы и тенниску с короткими рукавами, она лежала на полу, читая газету, и, когда Тид вошел, немедленно вскочила и подбежала к нему с сияющими глазами, радостной, хотя и чуть смущенной улыбкой на губах.

– Тид, Тид, как же хорошо, что ты пришел! Ведь сегодня твой день рождения! – воскликнула она, хватая его за руку.

Он сразу же почувствовал, как к его плечу прижалась сначала ее нежная щека, а затем ее маленькие, твердые, еще совсем девичьи груди, и вдруг ощутил внезапный прилив радостного, по-своему даже блаженного чувства: значит, кто-то все-таки помнит!

– А знаешь, мы приготовили для тебя торт! – объявила Джейк, заглядывая ему прямо в глаза.

Марсия чуть заметно улыбнулась:

– Под ее поистине чудовищным давлением. Я, как могла, убеждала ее, что тебе он совсем не нужен. Но Джейк даже слушать ничего не пожелала. Упрямо стояла на своем.

Тид выдержал ее ровный внимательный взгляд.

– Да, но он мне очень даже нужен. Так что я искренне вам за него признателен.

– Я бы и сама его сделала, но у меня пока не получается. Точнее говоря, получается, но почему-то просто чудовищно ужасно. – Джейк с сожалением пожала плечами.

– Девочки, я скоро верну его вам. Минут через десять, не больше, – сказал дочерям Пауэл. – Пошли в кабинет, Тид. Мне надо тебе кое-что показать.

Тид давным-давно подозревал, что Пауэл лелеет определенные надежды породниться с ним через его женитьбу на Марсии. И хотя насчет личной жизни Тида у Деннисона конечно же не было ни малейших иллюзий, наверное, он все-таки надеялся, что, став семейным человеком, тот со временем остепенится. Разумеется, в немалой степени этому способствовала твердая вера в надежность и благоразумие его дочери Марсии.

Пауэл Деннисон плотно прикрыл дверь своего небольшого кабинета и ткнул пальцем в сторону открытого сигарного ящичка на письменном столе:

– Угощайся, Тид. Чувствуй себя как дома.

– Спасибо, но я же не курю сигар. Мне казалось, ты знаешь, Пауэл.

Деннисон загадочно улыбнулся:

– Знаю, конечно, но сначала внимательно посмотри, что там внутри.

Тид глянул в открытую коробку. Одной сигары там уже не хватало, и через образовавшуюся пустоту виднелась привычная зелень американских долларов. Он нерешительно вынул еще несколько сигар из верхнего ряда.

– Не трудись, Тид, – остановил его Пауэл Деннисон. – Я лично все тщательно пересчитал и положил обратно. Там ровно пять тысяч долларов. Сегодня утром я зашел в офис, чтобы кое-что доделать, и... и увидел это на моем письменном столе. В коричневой обертке, на которой карандашом было написано мое имя.

На лице Тида появилась широкая довольная ухмылка.

– Значит, мы все-таки заставили их волноваться!

– Выглядит все это откровенно грубым, но... но при этом, согласись, довольно ловким. Никаких следов, никаких доказательств... Никаких счетов, никаких расписок, никаких требований или даже просьб. Вообще ничего! Я просто должен молча положить эти бабки в свой карман, только и всего. И тем самым плавно оказаться у них на крючке!

Тид неторопливо провел указательным пальцем по краю коробки.

– Как же приятно будет вернуть все это законным владельцам!

– Да, я был уверен, тебе это понравится, Тид.

– Отправлюсь туда завтра же утром.

– Что ж, отлично, – произнес Пауэл тоном, означавшим, что вопрос закрыт и не требует дальнейших обсуждений... Затем выдвинул верхний ящик стола, достал оттуда маленький сверточек в аккуратной яркой обертке и протянул его Тиду. – А это тебе от Деннисонов.

– Ну зачем, Пауэл? Вам совсем не обязательно было...

– Совсем не обязательно? Нам? Ты, наверное, шутишь, Тид! Ладно, давай иди в гостиную и открывай его там. Там, где это будут видеть мои девочки. Надеюсь, ты догадался не поужинать?

– Да, догадался.

– Это хорошо. Марсия будет очень довольна. А то она сильно переживала. Боялась, тебе не придется оценить ее старание. Ну а я тем временем приготовлю нам по паре отличных коктейлей. Специально для тебя, Тид. В честь твоего дня!

Не сговариваясь, они решили перенести «торжественный» ужин из более чем мрачной столовой на ярко освещенную кухню. Все еще не распакованный подарок лежал рядом с тарелкой именинника. Как только все расселись вокруг круглого стола, из соседней комнаты раздался громкий призывный крик Джейк. Марсия тут же выключила верхний свет, и в кухню был внесен торт с горящими на нем свечами. Тид набрал в легкие как можно больше воздуха и одним мощным выдохом постарался задуть все тридцать одну свечу. Но одна все-таки «устояла» и трепетно замерцала в темноте. Гарсия снова включила верхний свет, и все невольно заморгали от внезапно вернувшейся яркости... Тид развернул сверточек с подарком. В нем оказалась серебряная зажигалка. Очень и очень хорошая! И дорогая! Внимательно осмотрев ее, Тид вынул из кармана свою старую, потрепанную зажигалку, перегнулся через свой стул и, все-таки чуть поколебавшись, небрежным жестом молча выбросил ее в металлическую мусорную корзину, стоявшую под раковиной умывальника.

Марсия тихо подошла к нему, положила руку ему на плечо и, наклонившись, нежно поцеловала в щеку.

– С днем рождения, Тид! – Губы у нее были прохладные и мягкие.

Джейк тоже подошла к нему, но с другой стороны.

– С днем рождения, Тид! – торжественным тоном произнесла она, но голос у нее при этом заметно дрожал, а с глазами явно творилось что-то неладное. Ее руки обвились вокруг его шеи, внезапно набухшие губы с неожиданно страстной силой впились в его губы...

Тид тут же понял, что это совсем не тот поцелуй, которым обычно поздравляют друзей с днем рождения, что он слишком интимный, слишком уж затянувшийся и что этот поцелуй может полностью разрушить создавшуюся добрую, дружескую атмосферу. Ему надо немедленно прекратить его, но прекратить таким образом, чтобы никто не успел догадаться...

Он мягко, но с силой отодвинул девушку от себя. Заметившая все это Марсия нервно хихикнула. Джейк выпрямилась, в упор на него посмотрела, причем все с тем же необычным выражением в глазах.

– Может, тебе лучше пойти спать, Джейк? – чересчур игривым тоном поинтересовался Пауэл.

Марсия не сводила с них внимательных, все подмечающих глаз.

– Да, наверное, – как ни в чем не бывало, совершенно невинным тоном согласилась Джейк, однако не отводя пристального взора от Тида. – Завтра ведь рано утром в школу, разве нет? А на торте слишком уж много этих чертовых свечей, разве нет? Зато...

– Джейк! – резко перебил ее отец.

Она демонстративно разболтанно-вихляющей походкой пошла к кухонной двери, на секунду остановилась в проходе, вызывающе посмотрела на них, затем подчеркнуто скромно опустила глаза и смиренным тоном произнесла:

– Спокойной вам всем ночи.

Пока окончательно не стих скрип лестничных ступенек и громко не хлопнула дверь ее спальни, никто не произнес ни слова.

– Да, трудная девочка, ничего не скажешь, – тяжело вздохнул Пауэл.

Марсия поставила локти на стол, опустила на сжатые кулачки головку.

– Ей кажется, что она в тебя влюблена, Тид, – пояснила Марсия. – В последнее время Джейк сама не своя. Раньше с ней такого не происходило.

«Хорошо, что все наконец-то стало явным и открытым», – с огромным облегчением подумал Тид.

– Да, меня это ставит не в самое удобное положение, – отозвался он.

– Я знаю, знаю, – кивнула Марсия.

– При чем здесь неудобное положение? Что это еще за неудобное положение? – требовательно поинтересовался Пауэл.

– Папа, ну неужели тебе не ясно? Неужели ты ничего не замечаешь? – нетерпеливо заметила Марсия. – Если он смеется над ней или говорит с ней слишком строго, она тут же делает что-то ужасно глупое или ужасно нелепое. Если же он, наоборот, поступает так, что ей кажется, будто он ее поощряет, она делает то же самое, только еще хуже! Пока у нее не пройдет это, Тиду придется все время ходить по острию бритвы.

Тид, полуобернувшись, бросил на нее короткий, полный искренней признательности взгляд.

– Ладно, осталось совсем немного до окончания школы. Летом она будет работать в лагере, ну а потом, в сентябре, уедет в колледж, – попытался успокоить их Пауэл.

– Папа, для нас от октября до июня всего несколько коротких месяцев, а для Джейк – все равно что несколько долгих лет.

– Хорошо, хорошо, я с ней поговорю... Завтра же, – тяжело вздохнув, пообещал отец.

– Нет, нет, ради бога, не надо, папа, а то будет еще хуже! – воскликнула Марсия.

Позже, когда вся посуда была перемыта и поставлена на место, Пауэл Деннисон, кашлянув, сделал очередную из своих неуклюжих попыток «как бы случайно» оставить Тида и Марсию вдвоем.

– Проводи его, пожалуйста, доченька. Тид, завтра, как только вернешься на работу, немедленно свяжись со мной, хорошо?

Тид и Марсия неторопливо вышли на переднее крыльцо. На улице стояла приятная ночная прохлада. Марсия, сложив руки на груди, как бы защищаясь от холода, облокотилась о боковую стойку. Он остановился совсем рядом, плотно зажав под мышкой заново обернутую плотной коричневой бумагой сигарную коробку.

– У тебя, кажется, совсем неплохо получается, – после небольшой паузы как бы невзначай заметила Марсия.

– О, ты имеешь в виду Джейк? Ошибаешься. Я вообще ничего не делаю. Она ведь еще совсем ребенок, ты же знаешь.

– Нет, она уже далеко не ребенок, а взрослая, в каком-то смысле даже слишком взрослая девушка, Тид, – вроде бы равнодушным тоном возразила Марсия.

Падающий на ее бледные волосы отдаленный уличный свет делал их похожими на застывший серебряный дождь или на отражавшиеся в стремительном потоке горного ручья лучи горделивой луны...

– Спокойной ночи, Марсия. Еще раз большое спасибо, что не забыли про мой день рождения.

– Спокойной ночи, Тид. Удачи тебе!

Выезжая на основную дорогу, он бросил невольный взгляд на их дом: Марсия все еще неподвижно стояла на крыльце, опершись бедром о деревянное перильце, по-прежнему со сложенными на груди руками, почему-то слегка наклонившись вперед... По какой-то ничем не объяснимой причине ей всегда удавалось вывести его из себя. Она была словно прозрачный, кристально чистый лед, сковавший зимний ручей, под которым, если повнимательнее приглядеться, можно было увидеть бурлящий поток. Да, семь лет, которые Марсия совсем одна ведет хозяйство всей семьи, очевидно, просто так не прошли...

Иногда ответственность такого рода делает с девушками вроде нее в высшей степени странные вещи. Ведь после смерти матери их «дом» мог просто-напросто рухнуть! Пауэл Деннисон с его фанатичной преданностью работе и долгу, совсем еще маленькая Джейк с ее страстью к диким выходкам... И ему и ей просто необходима была определенная стабилизирующая сила, какая-то точка опоры, на которую можно было рассчитывать в любое время, в любом деле. И Марсия стала той самой опорой, пожертвовав при этом собственной свободой и даже важнейшей частичкой собственного "я"!

Главная опасность добровольного мученичества во всех его формах, как хорошо было известно Тиду, заключалась в том, что со временем «жертве» это вполне могло понравиться, что Марсии это, возможно, уже по-своему начало нравиться, что она уже начала ценить глубокую жалость к самой себе куда больше, чем утраченную степень свободы.

И снова, как и раньше, ему на память невольно пришла очаровательная Ронни давно минувших дней. Ронни, которая никогда не могла ждать, Ронни – дейтонская жена страхового агента. Он прекрасно понимал, насколько глупы и напрасны любые надежды на то, что она будет хоть чего-то ждать. Чего-чего, а уж этого в ней не было вообще. Даже следов, даже малейших намеков! Все, что угодно, – даже война была для нее куда лучше, чем любое ожидание...

Итак, некий маленький темненький человечек ловко подобрал ее приблизительно через месяц после отъезда Тида. Теперь Ронни, его ни с чем и ни с кем несравненной Ронни следовало ожидать два возможных развития событий: либо кто-то женится на ней и намертво привяжет цепями бесконечной череды беременностей и родов, либо она станет на путь бродяжничества – и совсем не потому, что в ней сидит некое генетическое зло или вульгарная примитивность, а в силу непреодолимого внутреннего ощущения того, что время, ее время безвозвратно уходит и существует один, только один способ остановить его, так или иначе, заставить хоть ненадолго задержать свой неумолимо-безжалостный бег... Все принятые объяснения причин и возможных последствий нимфомании Тиду, само собой разумеется, были прекрасно известны, но ни одно из них совершенно не подходило к Ронни. У него в мозгу нередко возникал ее значимый символический образ: крошечная обнаженная Ронни, отчаянно крича, бежит по узкой, совершенно пустой улице мимо роскошных витрин и рекламных щитов, призывающих ее пахнуть лучше, выглядеть «сочнее» и быть «вкуснее», а за ней, отвратительно сопя и громко топая ножищами, несется неутомимый монстр с часовым циферблатом вместо лица и мешком в руках, в котором полно маленьких омерзительных свертков со старческими морщинами, седыми волосами, варикозными венами, дряблыми кусочками кожи... В стране, где молодость считается синонимом счастья, озабоченные этим женщины без малейших колебаний выбрасывают на ветер бесчисленные миллиарды долларов только для того, чтобы, несмотря ни на что, обмануть безжалостную стрелку часов, чтобы доказать себе и другим – календарь бессовестно врет!.. Продолжая играть в старую-престарую игру «Что могло бы быть, если бы...», Тид отправился спать. И сразу же в его сон вошла несравненная Ронни, неся в руках маленькое деревянное портмоне в форме изящного гробика, а стоявшая на его крышке серебряная свечка была не чем иным, как весьма элегантным тюбиком губной помады...

~~

На следующее утро, ровно в девять тридцать, Тид свернул на подъездную дорожку дома Лонни Раваля в районе Роман-Хиллз, одного из наиболее престижных пригородов Дерона. Слегка поднимающаяся вверх дорожка вела к овальному развороту, сразу за которым виднелся гараж, рассчитанный на три машины и античного вида фонарный столб на симпатичной, но прямо-таки крошечной зеленой лужайке.

Из боковой двери дома вышел небольшого росточка темноволосый человечек в белоснежном пиджаке и с рыбьим лицом. Встал в проеме двери, оглядываясь вокруг и ожидая, когда Тид подойдет к нему.

– Доброе утро. Я хотел бы поговорить с господином Лонни Равалем.

– Он там, на заднем дворике. Что в этой коробке?

– Сигары. Я...

– Я знаю, кто вы такой, кем и где работаете, Морроу. Он там, на заднем дворике.

Тид неторопливо обошел вокруг гаражей, бросил внимательный взгляд назад – белоснежный пиджак с рыбьим лицом следовал за ним на расстоянии метров в пятнадцать – двадцать, не больше.

Лонни Раваль стоял на траве лужайки, практически сразу же за гаражами, с железной клюшкой для гольфа в руках. У ног – сетка, полная белых мячиков. Это был загорелый, среднего роста мужчина с широкими и заметно сильными плечами. Темноволосый, с совершенно невыразительной внешностью, за исключением иссиня-черных глаз, обрамленных густыми шелковистыми ресницами, влажных, откровенно зовущих...

Увидев Тида, он улыбнулся:

– Привет, привет, дружище! Рад, очень рад тебя видеть... Спасибо, Сэм, все в порядке, можешь возвращаться назад.

Белоснежный пиджак с рыбьим лицом молча, не произнося ни слова, повернулся и пошел назад к дому.

– Как видишь, тренируюсь. Хочу получше отработать верхнюю амплитуду и обратное вращение, – с готовностью объяснил Раваль Тиду. – Вот смотри. – И тут же продемонстрировал, это, сделав сильнейший удар по стоявшему на подставке мячику, который стремительно полетел по очень низкой дуге.

Метрах в пятидесяти вниз по склону ногастая жгучая брюнетка в слишком открытом бледно-розовом купальном костюме наклонилась над упавшим мячиком, подняла его и положила в висевшую у нее на руке холщовую сумку. Весь ее вид, включая ленивую походку, говорил, как ей все это надоело.

– Ну и что, черт побери, по-твоему, я делаю не так, Тид?

Тид прошел и встал за его спиной.

– Давайте попробуем еще разок, мистер Раваль.

– Слушай, сколько раз мне просить тебя называть меня Лонни, а?

Он тщательно выбрал из кучи еще один мячик, аккуратно установил его на подставке, изо всех сил размахнулся... Увы, результат оказался точно таким же.

Подобрав мячик, девушка в открытом купальнике крикнула:

– Сколько можно, Лонни? Я уже устала!

– Давай, давай, подбирай! – отозвался тот и пожал плечами.

– Попробуйте ставить мячик чуть дальше от правой ноги, – посоветовал ему Тид. – Вы очень стараетесь как можно сильнее «выбить» его вперед, а надо, чтобы сама клюшка выбивала мячик, но не вперед, а вверх! Для начала попробуйте представить себе, что вы бьете по низко летящему «плоскому» мячу!

Лонни, хмыкнув, все-таки попробовал. Мячик взвился высоко в небо, упал и, не имея поступательной инерции, тут же остановился.

– Ух ты! – радостно воскликнул Раваль.

Со следующим мячом вышло то же самое. И с несколькими после него тоже.

– Слушай, я плачу пятнадцать баксов в час этому придурку из клуба, который называет себя «самым элитным тренером по гольфу», а ты всего за три минуты научил меня в два раза большему, чем он за два-три часа!

– Лонни, Лонни! – снова донесся до них слабый голос девушки снизу склона.

– Да заткнись же ты, наконец! – крикнул он ей в ответ, поставил еще один мячик на подставку, размахнулся и изо всех сил ударил.

Девушка продолжала стоять на старом месте, и Тиду хватило одного взгляда, чтобы понять: она не видит полета мяча...

– Поберегись! – изо всех сил крикнул он ей.

Но единственное, что она успела сделать, – это, как бы защищаясь, поднять вверх руки и отпрыгнуть... прямо под стремительно летящий мячик, который отскочил от ее темноволосой головы с громким, в тот момент казалось, оглушительным звуком «тук»!

Жгучая брюнетка в весьма открытом бледно-розовом купальном костюме медленно осела на землю, бессильно опустив руки по бокам. Лонни же, наоборот, начал кататься по траве, держась за живот и издавая странные хохочущие звуки.

– Господи! Смешнее я в жизни... ничего не видел!.. Это же надо так...

Тид торопливо спустился вниз по склону. Девушка сидела там с перекошенным от боли лицом, держась обеими руками за голову. А в короткие перерывы между звуками почти истерических рыданий издавала такие грязные, подзаборные ругательства, что казалось, зеленая трава увянет по меньшей мере метров на пятьдесят-шестьдесят вокруг! Подбежав к ней, Тид сел на корточки рядом.

– Жаль, я не успел крикнуть вам чуть раньше. Простите.

Брюнетка, взглянув на него, медленно отняла руки от головы.

– Это была... совсем... не ваша... вина. – Ее красивые губы при этом заметно дрожали. Она перевела взгляд куда-то мимо него, и Тид тут же услышал шаги подходившего к ним Лонни. Ее брови нахмурились. – Черт тебя побери, Лонни! Мало того что мне приходится бегать за твоими мячиками, как бездомный мальчишка при гольф-клубе, в довершение всего ты еще изо всех сил трахаешь меня одним из них прямо по голове!

– Для начала, дорогуша, будь любезна, заткни свою вонючую пасть и постарайся больше ее не раскрывать, ладно? Возражений, надеюсь, нет? – почти не повышая голоса, произнес Раваль.

Весь гнев и задор моментально слетели с ее лица, будто их только что стерли мокрой тряпкой. Лонни взял ее за верхнюю часть правой руки, помог встать на ноги. Тид заметил, как уголки ее рта заметно побелели от какого-то непонятного страха.

– Познакомься с мистером Тидом Морроу, дорогая, – уже совершенно другим тоном сказал Раваль. – Мистер Морроу, позвольте представить вам мою секретаршу мисс Алис Троубридж.

– Здравствуйте, мистер Морроу, – все еще слегка дрожащим голосом произнесла брюнетка.

– Итак, сегодня ты была на редкость неуклюжа, дорогая, не так ли?

– Да, да, мистер Раваль, вы правы. Простите.

– Хорошо, тогда тебе лучше пройти в дом, дорогая, и принять пару таблеток аспирина.

Он отпустил ее руку. При виде глубоких и, видимо, очень болезненных вмятин, которые его сильные пальцы оставили на ее нежной оливковой коже, Тид невольно поморщился. Девушка пошла вверх по холму – великолепные загорелые ноги, прямая спина, низко опущенная голова, – но массировать свою правую руку начала, только дойдя почти до гаражей.

– Это как, чисто дружеский визит или... – поинтересовался Раваль, когда она скрылась из вида.

– Вряд ли. Просто личный врач мистера Деннисона настоятельно требует, чтобы он прекратил курить сигары.

– Ну и что бы, интересно, это могло означать? Звучит совсем как одна из тех самых остроумных штучек, которые значат что-то совсем не то, что вроде бы означают, так ведь?

– Вот сигары, которые вы ему прислали, мистер Раваль. Те самые. – Он протянул ему коробку в коричневой бумажной обертке.

– Я ему прислал? Я? – Удивление Лонни было уж слишком искренним. Он взял коробку, покачал ее вверх-вниз, как бы определяя на вес. Затем решительно произнес: – Нет, нет, здесь наверняка какая-то ошибка.

– Особенно если учесть пять штук баксов, прилагаемых к подаренным сигарам? Лонни, зачем же дурить нам с мистером Деннисоном головы? Ведь все равно бесполезно.

Раваль усмехнулся:

– Ладно, пойдем в дом, там и поговорим.

– Да, но говорить-то особенно не о чем.

– Черт побери, Морроу, мне всегда казалось, у нас с вами общие интересы! Разве нет?

Тид пожал плечами:

– Ладно, Лонни, как вам будет угодно. Пойдемте. Куда прикажете?

Они пошли в направлении дома. На противоположной стороне подъездной дорожки имелся небольшой открытый дворик, в самом центре которого стоял столик со стеклянной поверхностью и несколько металлических стульев. Там они и уселись. Раваль приказал тут же подошедшему к ним Сэму сначала принести им с Тидом что-нибудь выпить, а потом сходить на лужайку и забрать оттуда все причиндалы для гольфа.

Тид зажег свою новую серебряную зажигалку, чтобы дать прикурить, потом закурил сам. Сигарная коробка стояла на столе между ними. Когда Сэм, принесший им бутылку виски, лед и бокалы, отошел, Лонни Раваль сказал:

– Если в этой коробке пять тысяч долларов, это, так или иначе, ставит меня в очень трудное положение, Тид. Мне ведь приходится отчитываться о всех, буквально всех моих доходах! Ну а как, по-твоему, мне быть с этим? Записать как подарок? Знаешь, мне почему-то совсем не хочется объясняться с этими ушлыми придурками из налоговой инспекции.

– Тогда не надо записывать это как подарок от Деннисона, Лонни, только и всего.

– Послушай, дружище, помоги мне. Скажи Деннисону, что ты отдал мне эти бабки, а сам возьми их себе. И все будут довольны.

– А затем в один прекрасный день вам захочется, чтобы я оказал вам «маленькую, ну совсем маленькую и к тому же вроде бы совсем невинную услугу». Так, Лонни? Ну уж нет. Мне совершенно не хочется, чтобы рано или поздно на меня повесили здоровенную табличку «Продано»!

Лонни Раваль печально улыбнулся:

– Ну вы даете, ребята! Самые настоящие христосики, да и только!

– Похоже, мы по тем или иным причинам заставили вас поволноваться, Раваль, так ведь?

Одна черная бровь Лонни медленно поползла вверх, глаза стали еще более влажными, почти томными.

– Поволноваться? Не самое хорошее слово, Морроу, далеко не самое. Вы оба вроде как острый камешек в моей туфле. А я, видите ли, по природе ленив, господа. Ненавижу специально садиться только для того, чтобы снять туфлю и просто вытряхнуть из нее тот самый, уже порядком поднадоевший камушек. Хотя, возможно, это хочешь не хочешь, но все-таки придется сделать.

– А что, если мы возьмем и вот так просто не вытряхнемся? – поинтересовался Тид, стараясь говорить в тон Равалю и при этом ничем не показывать, насколько сильно эти «спокойные и безобидные» слова его обеспокоили.

– Послушайте, Морроу, это же бессмысленно. Вы и эти глупейшие якобы свидетельства! Думаете, я буду вот так спокойно сидеть и ждать, пока вы на меня наедете? Так вот, передайте своему Деннисону, что Раваль до смерти боится... настолько боится федеральных разборок, что его руки чище, чем у хирурга перед операцией. Что же касается разборок местного порядка, то здесь у него, то есть у Раваля, тоже все схвачено и в полном порядке. Передайте ему также, что пара-другая полуграмотных придурков, нарушающих все мыслимые и немыслимые законы, меня попросту не волнует. Вообще не волнует и не интересует! Они мне попросту смешны, не более того.

– Ну а как, скажем, насчет предложения взятки?

Лонни Раваль уставился на него в упор:

– Знаешь, а ведь ты мне можешь разонравиться, Тид. Совсем разонравиться!.. Кстати, заодно передай своему Деннисону, что у меня есть парочка парней, которые так глупы, что от них не столько толку, сколько проблем. В случае чего я пошлю их к нему: пусть вышибет из них дух и станет настоящим героем.

– Боюсь, этот номер вряд ли пройдет, Лонни.

– Слушай, если вы намерены продолжать сидеть у меня в печенке, то скоро очень пожалеете, что вообще узнали про этот город!

– Пока что это скорее похоже на «много шума из ничего». Что вы, собственно, можете нам сделать? Избить? Подослать наемных убийц? Или что-нибудь в том же духе?

Раваль бросил на него обиженный взгляд:

– Господи, мальчик ты мой! Смотрел бы ты поменьше этих фильмов. Ну неужели ты думаешь, что я смог бы продержаться в нашем деле так долго, если бы убивал людей? Да ни за что в жизни!

– Это, конечно, жестоко, мистер Раваль, может, даже слишком жестоко, но знаете что? Остановить нас можно, только нас убив. Вот так. Собственно, именно это я и хотел вам сказать.

– Господи, прости мою грешную душу. Слушай, Тид, сам не знаю, с чего бы мне объяснять тебе, что к чему, ну да ладно, так уж и быть, слушай. Только слушай внимательно и постарайся все понять с первого раза, договорились? Так вот, ты и твой босс Деннисон сунули ваши длинные носы в дела строительного общества с таким старанием, что нам пришлось переделывать чуть ли не все спецификации на покрытие Крейман-стрит. В результате эта весьма выгодная работа потеряла всякий смысл, а лично я потерял двенадцать тысяч баксов... Хорошо, теперь давайте предположим, что я производитель и кто-то открыто пытается урезать мои доходы. Это мягко, очень мягко говоря. И что же я в таком случае делаю? Прежде всего пробую переманить этого «некто», или, попросту говоря, нанять его. Но это не срабатывает. Что тогда? Убить его? Ну уж нет, это не вариант. Во всяком случае, не самый умный вариант. Нет, тогда я начинаю искать у него маленькую скрытую «кнопочку». Совсем как у дверного звонка. Которую нужно только вовремя найти и нажать. Не более того.

От уверенности, с которой он говорил, у Тида даже слегка пересохло во рту.

– Но...

– Например, я смотрю на такого парня, как ты, и что же я вижу? Деньги его вроде бы совсем не интересуют. Может, их уже и так хватает? Ладно, тогда я пробую что-нибудь другое. – Раваль откинул голову и громко закричал: – Алис! Алис, подойди-ка сюда!.. Да шевелись же ты, шевелись!

– Иду, иду, дорогой! – тут же послышался ее голос откуда-то изнутри дома. И практически немедленно она появилась у их столика, уже успев переодеться в белоснежное длинное платье на бретельках. Села на свободный стул и, обиженно надув губки, сказала: – Ты просто не представляешь, как после этого удара у меня раскалывается голова!

Лонни Раваль, не обращая на ее слова никакого внимания, с подчеркнутой нежностью в голосе спросил:

– Любовь моя, скажи, что будет, если я попрошу тебя пройти вон туда и проверить, сколько травы ты сможешь съесть за один присест?

Она удивленно посмотрела на него:

– Ты что, сошел с ума?

– Нет, нет, меня интересует, что будет, если я на самом деле прикажу тебе это сделать?

Она долго и пристально смотрела ему прямо в глаза, затем отвела взгляд:

– Думаю, я сделаю все, что ты захочешь, Лонни.

– Тогда давай покажи ему.

– Но, Лонни, я же...

– Покажи ему!

Высокая загорелая девушка в легком белоснежном платье с бретельками медленно встала со стула, направилась к лужайке у дворика. Раваль следил за ее движениями совершенно равнодушным взглядом. Вот она наклонилась, вырвала пучок зеленой травы, поднесла его ко рту, неуверенно засунула внутрь и начала жевать. С очень недовольной гримасой на лице...

– Ладно, хватит, любимая, хватит! Выплевывай эту гадость и возвращайся к нам... Теперь ты видишь, Тид, что я имею в виду? Где-то год тому назад этой милой девушке очень нравилось раздражать меня. Иногда до белого каления. Поэтому мне пришлось поискать, на какую кнопочку следует нажать. Находишь ее, и человек становится твоим. Целиком и полностью твоим. Теперь она моя собственность: И сделает все, буквально все, что я ей прикажу, так ведь, золотце?

– Да, мистер Раваль, – покорно повторила девушка, не осмеливаясь даже поднять на него глаза.

– И ты больше не хочешь, чтобы я на тебя сердился, правда же?

– Нет, не хочу, мистер Раваль.

– Потому что, когда я на тебя сержусь, ты хорошо знаешь, чего ожидать, или я ошибаюсь?

Ее голос был похож скорее на тихий, едва слышный шепот.

– Нет, нет, конечно, не ошибаетесь, мистер Раваль. Вы никогда не ошибаетесь, мистер Раваль.

Лонни довольно ухмыльнулся:

– Лично меня всегда искренне забавляют попытки наших газетных писак делать страшную тайну из того, как коммунисты добиваются подобных признаний. Им бы следовало обратиться за этим ко мне, Лонни Равалю.

Тиду было откровенно неприятно наблюдать за тем, как на его глазах унижают живого человека. Кем бы он или она ни был!

– Хочешь пари, Тид?

– В каком смысле?

– В каком смысле? Да в таком, что задержись ты в нашем городе достаточно надолго, и ты станешь моей собственностью тоже, вот в каком. Прикажу тебе есть дерьмо – будешь его есть, не сомневайся. Без удовольствия, но будешь. Ты все время сам себя убеждаешь, что ты большой и сильный мальчик и что ты скорее умрешь, чем согласишься безропотно выполнять такие вот унизительные приказы. Но это все сказки, Тид. Книжные сказки про героев. В реальной жизни люди совсем не такие. Их легко можно сломать или сломить. Как тебе будет приятнее. Сломать или сломить можно любого, абсолютно любого, Тид, если, конечно, точно знать, как это делать. Хочешь быть умным? Тогда присоединяйся к моей команде. А твоему Деннисону об этом совсем даже не обязательно знать. Эти пять штук можешь оставить себе. Тебе нравится эта милая девушка? Бери ее. Она и для тебя будет делать все, что захочешь. Причем с готовностью и без каких-либо возражений.

– Нет уж, спасибо...

– Не спеши, Тид, не спеши, она ведь в любом случае намного лучше, чем жена мэра.

Не в силах скрыть своего удивления, Тид Морроу вскочил на ноги.

– Друг мой, ну а как, по-твоему, этому старому придурку удалось стать мэром? Просто Лонни Раваль всегда внимательно следит за всем, что происходит, никогда ничего не упускает из виду. Ни одной даже самой, казалось бы, мелочи. Вот видишь, я уже нашел одну маленькую «управу» и на тебя. Одну крошечную кнопочку. Скоро найду и на Деннисона тоже. После чего вы оба будете, держась за руки, дружно прыгать через горящий обруч, как только я подниму его и скомандую: «Алле!» Фелисия мне обо всем рассказала. Очень уж умной ее, конечно, не назовешь, но зато в определенной проницательности ей не откажешь, это уж точно. Некоторые вещи она умеет подмечать тонко. – Раваль бросил равнодушный взгляд на крепко сжатые кулаки Тида и заметил: – А уж пытаться ударить меня, Морроу, было бы совсем глупо.

– И все равно, остановить нас вам не удастся, даже и не мечтайте, – тяжело дыша, проговорил Тид. Потом резко развернулся на каблуках и решительно зашагал к выходу.

Обходя угол дома, Тид обернулся и посмотрел назад: Раваль и девушка спокойно, скорее даже безмятежно сидели на террасе. Жестокий хозяин и преданная рабыня. Кусочек средневекового кошмара посреди залитого солнцем мира!

Сев в машину, он вставил ключ зажигания в прорезь замка и повернул его. Вместо хорошо знакомого мягкого подвывания магнето под капотом вдруг раздался какой-то непонятный свист... Вскоре он перерос в пронзительный скрежет и закончился оглушительным хлопком, имитирующим звук взрыва, после чего из всех отверстий моторного отсека повалили густые клубы белого дыма.

Жилистый чернявый человечек по имени Сэм был уже рядом с Равалем, и оба они, схватившись за животы, громко и искренне хохотали. Девушка в элегантном белоснежном платье на бретельках стояла прямо за ними и тоже смеялась. Причем даже громче, чем ее хозяин и его слуга... Выйдя из машины, Тид вырвал «бомбу» из-под блока свечей зажигания и отшвырнул ее на траву. Затем с грохотом захлопнул капот, сел в машину и снова завел мотор... Их громкий издевательский хохот доносился до него даже в самом конце подъездной дорожки, когда он снизил скорость, чтобы свернуть на основную дорогу.

Только через милю с лишним Тид позволил себе расслабиться, пожать плечами и даже сочувственно улыбнуться. Сочувственно самому себе и Деннисону. Да, похоже, Раваль говорил весьма убедительно. Даже слишком убедительно. И та небрежная уверенность, с которой он высказывал свои откровенные угрозы, была направлена прежде всего на то, чтобы надломить его, Тида Морроу, уже сейчас. Морально и психологически. Как же он точно рассчитал время, чтобы в нужный момент «вбросить» Фелис Карбой! На такое способен разве что человек, хорошо знакомый с законами и внутренними нюансами человеческой психологии. Той же самой цели предназначалась также и отвратительная демонстрация хозяйской власти над ни в чем не повинной девушкой...

Впрочем, к моменту, когда Тид подъехал к городской мэрии, к нему уже практически полностью вернулась его обычная уверенность в себе.

Мэрия располагалась в приземистом здании из желтого кирпича и крупнозернистого песчаника с четырьмя двухэтажными колоннами на фронтальной стороне. Прямо перед ним была разбита небольшая травяная лужайка, до неприличия захламленная обрывками использованной бумаги, обертками и прочим мусором, посреди которой широкая асфальтовая дорожка вела к обшарпанным ступенькам центрального входа; за зданием узенькая крытая тропинка соединяла мэрию с центральным полицейским участком.

Тид вошел внутрь и неторопливо пошел вверх по обшарпанной лестнице на второй этаж – громкий цокот каблуков на металлических подковках, едкий запах зеленого раствора для мытья полов... «Монетный двор Лонни Раваля» – так любили иногда называть здание мэрии все знающие старожилы. И самым лучшим его символом были протертые до блеска штаны второсортного юриста. Статуя правосудия здесь, как и положено, была слепой, с завязанными глазами, но без весов в руках. В Дероне она, одетая в засаленную тогу, лежала на спине в главном холле центрального входа, и служащие мэрии по известным только им причинам делали все от них зависящее, чтобы она навсегда осталась именно в этом, а не в каком-то другом положении.

Навстречу ему по лестнице спускались три еще совсем молоденькие девчушки. Они звонко цокали высокими каблучками-шпильками и, громко смеясь и перебивая друг друга, обсуждали, как провести предстоящие выходные. Увидев Тида, одна из них тут же прекратила смех.

– Тш-ш-ш! – предупредила она остальных.

– Доброе утро, мистер Морроу, – дружно пропели девушки.

– Доброе утро, – невольно улыбнувшись, ответил он и, когда они были уже в самом низу ступеней, сам не зная почему, обернулся.

Девушки тоже, остановившись, глядели в его сторону...

Прежде всего Тид прошел через свой кабинет в приемную офиса Деннисона, где его секретарша и верная помощница мисс Андерсон, почтенная дама болезненного вида, с землистым цветом лица, спокойно раскладывала на своем столе только что поступившую почту.

– Он там? – кивнув ей вместо приветствия, спросил Тид.

– Да, и уже спрашивал про тебя, Тид, но сейчас у него комиссар Колвиц.

– Хорошо, мисс Андерсон, звякните мне, пожалуйста, сразу же, как только он освободится.

Тид вернулся к себе в кабинет и сел за стол. Протертый почти до дыр зеленый коврик; один из двух оконных вентиляторов давным-давно куда-то исчез, а второй был окончательно и безнадежно сломан; высокое, убогого вида стальное бюро с выдвижными ящиками; забавный, но совершенно неуместный календарь на стене – «Похороны на любой кошелек»; пепельница внутри резиновой автомобильной покрышки на столе; невыносимо скрипучие стулья... Короче говоря, все как и во всех остальных госучреждениях. Практически без каких-либо исключений. Убогая, донельзя обшарпанная обстановка и... голуби, гадящие прямо на подоконниках. И то и другое казалось совершенно неотделимым друг от друга. Вот и сейчас один из них сел на подоконник и, не скрывая любопытства, посмотрел на Тида темными глазами-бусинками.

Тид подошел поближе:

– Ну, как посоветуешь, голубь? Говорить боссу про Фелис или нет? Думаешь, не стоит? Хорошо, так я и сделаю. Спасибо тебе, голубок. Давай лети с миром.

Голубь взмахнул крыльями и... улетел.

Глава 3

Примерно через полчаса после того, как Тид вернулся с обеда, в его кабинете зазвонил телефон.

– Тид?.. Нет, нет, ни в коем случае не называй моего имени по телефону. Ты меня узнаешь?

– Да, конечно.

– Тид, мне надо с тобой повидаться. Как можно скорее. В том же месте, где и вчера.

– Мне казалось, мы оба уже сделали все это историей. Милой, хорошей, но историей.

– Тид, пожалуйста, прошу тебя, нет, умоляю! Скажи, как скоро ты сможешь освободиться?

– Для тебя совсем не скоро, золотце. Буду очень занят практически всю эту неделю.

Последовало долгое молчание, и он даже подумал, что она повесила трубку, но, оказывается, нет, не бросила.

– Послушай, Тид, я ошибалась, я очень сильно ошибалась и готова убить себя за это. Но сегодня мне удалось узнать кое-что важное... всего час назад... и, думаю, тебе непременно следовало бы знать это тоже.

– Неужели ты решила переметнуться на другую сторону? Интересно, с чего бы это и зачем?

– Не надо говорить со мной таким... таким презрительным тоном, Тид. Этим звонком я ведь сильно рискую, ты же знаешь. И самое меньшее, что ты мог бы сделать, – это...

– Сегодня утром я кое с кем уже встречался. Оказалось, ему известно куда больше, чем можно было ожидать.

– Прости... Ради бога, прости меня, Тид, – необычно робким, скорее даже обреченным голосом промямлила Фелисия. – Если бы можно было все переделать, я бы без малейших колебаний...

– Слушай, если тебе известно нечто настолько важное, что об этом, по-твоему, следует знать и главе городской администрации, то предлагаю тебе встретиться с мистером Деннисоном. Все, что для этого требуется, я устрою, не беспокойся.

– Будь ты проклят! Будь ты проклят, чертов Тид Морроу!

– А помнишь, как мы любили говорить в детстве, дорогая? «От пустых проклятий и угроз никогда не лопнет даже Дед Мороз!» Если уж...

– Думаешь, тебе известно все, что нужно? И больше тебе ничего не требуется? – с жаром продолжила Фелисия. – Ошибаешься, дорогой мой. Ой как ты ошибаешься! Я хотела сообщить тебе кое-что по-настоящему для тебя важное, причем хотела сделать это только потому, что, несмотря на все обидные слова, сказанные тобой не далее как вчера вечером, мне кажется, в тебе сохранилось что-то хорошее. Что-то хорошее и... порядочное. И мне совсем не по душе то, что они собираются с тобой сделать!

Он стиснул телефонную трубку пальцами чуть покрепче, но заставил себя говорить по-прежнему, как ни в чем не бывало:

– Ладно, ладно, не заводись на пустом месте. Если тебе все это на самом деле кажется достаточно важным, то постараюсь освободиться пораньше. Сделаем так: еще часок-другой я побуду здесь и час на дорогу. Тебя это устроит?

Она громко вздохнула:

– Что ж, так уже лучше, Тид, намного лучше. Я выезжаю прямо сейчас и буду ждать тебя там, на старом месте.

Связь оборвалась так же неожиданно, как и началась. Он медленно положил трубку на рычаг. А что, если она узнала что-то на самом деле очень важное? И даже опасное... Во всяком случае, для нее. Тид пожал плечами. Абсолютно ясным в данной загадочной ситуации было одно: он будет круглым дураком, если поедет на встречу с ней, и еще большим дураком, если... не поедет!

Ладно, пока есть время, пора вернуться к чертежам и спецификациям проекта с системой канализации, разработанного строительной компанией «Лантана бразерс» еще в 1950 году. Сама компания являла собой партнерство, старшим «братом» в котором, судя по активным, хотя и ничем не подтвержденным слухам, был не кто иной, как сам Лонни Раваль. Пауэл Деннисон просил Тида внимательно просмотреть соответствующую техническую и финансовую документацию и высказать свое мнение относительно того, имеет ли смысл пригласить, так сказать, независимого специалиста, который смог бы определить, где и для каких конкретно целей там были «срезаны углы». Весь проект стоил городу более восьмисот тысяч долларов и предусматривал замену старого трубопровода новым – более качественным и уложенным на большей глубине. Городские инспекторы, само собой разумеется, уже полностью приняли весь проект и дали ему в высшей степени положительную оценку, однако в Дероне, как хорошо было известно и Тиду, и любому другому, это ровным счетом ничего не значило. Ведь если использовать самые дешевые трубы должного диаметра и уложить их на том же уровне, что и раньше, то есть без запланированного углубления, то реальную стоимость всех работ вполне можно сократить всего до четырехсот тысяч долларов. Так-то оно так, однако пригласить в город независимого эксперта было далеко не просто. Не может же он совершенно незаметно проделывать отверстия в городских улицах, чтобы определить, все ли находится в должном соответствии с утвержденным и уже полностью выполненным проектом!

Просмотрев документацию, Тид сделал в самом низу сопроводительной записки Пауэла Деннисона коротенькую приписку: «Почему бы нам не подождать, пока они не пустятся в бега, а затем сделать все открыто и вообще без каких-либо проблем?»

В начале третьего Тид, быстренько переговорив с Пауэлом, вышел из мэрии и отправился на озеро. Нажимая педаль газа почти до самого пола, он добрался туда менее чем за пятьдесят минут. Машина Фелисии с откидным верхом уже стояла там. Тид припарковался рядом.

Первое, что привлекло его внимание, когда он вошел в комнату коттеджа, – это ее, как всегда, аккуратно сложенная на стуле одежда. Сама же Фелисия, совершенно обнаженная, лежала на расстеленном на постели одеяле, один угол которого слегка прикрывал ее ноги.

Увидев его, она подняла вверх загорелые руки и с сияющими глазами прошептала:

– Привет, любимый. Как я рада снова тебя видеть. Ты заставил меня ждать тебя целую вечность...

Он остановился от нее метрах в трех. Вынул из кармана сигарету, сунул ее в уголок рта, поджег новой серебряной зажигалкой. Она, устав держать руки вверху, медленно опустила их вниз.

– Мне казалось, ты хочешь что-то сказать. Я не ошибся?

– Нет, но это ведь может и подождать, дорогой, разве не так?

Она слегка подняла одну ногу и отбросила прикрывавший ее угол одеяла, не спуская при этом с Тида затуманенного взгляда.

Невольно почувствовав, как внутри его растет непреодолимое желание, он повернулся к ней спиной и отошел к шкафу, чтобы стряхнуть пепел в стоявшую там пепельницу.

– В чем дело, Тид? Что-нибудь не так?

– Когда все закончено, я предпочитаю, чтобы все таким и оставалось. Если у тебя есть что мне сказать, говори. Если же нет, то забирай свою одежду и отправляйся домой.

– Тид, но я...

Он заметно напрягся и предостерегающе вытянул вперед руку:

– Заткнись!.. Слышишь?

До них донесся громкий визг тормозов, затем шуршание автомобильных шин по гравию...

Предупреждать Фелисию и говорить ей, что надо делать, не было ни малейшей необходимости. Она тут же резко спрыгнула с постели, схватила в охапку свою одежду и со всех ног ринулась в ванную комнату. По дороге у нее выпала одна туфля, она остановилась, подобрала ее и, прикусив от досады нижнюю губу, побежала дальше. Глаза у нее были полны искреннего страха. Тид взял ее сумочку и перчатки, открыл дверь, которую она уже успела захлопнуть, сунул их ей в руки и снова закрыл дверь.

Затем сделал глубокий вдох и медленно-медленно, чуть ли не на цыпочках подошел к входной двери, открыл ее и осторожно выглянул наружу. Машина остановилась в небольшом тупичке совсем рядом с домом. Оттуда выскочили двое мужчин и направились прямо к нему. Увидев их, Тид сначала искренне хотел расхохотаться, но что-то в их весьма необычной внешности его остановило. Они были в резиновых масках и выглядели совсем как близнецы-братья. Причем близнецы очень и очень знакомые... Известный киноужастик Мортимер Снерд, догадался наконец Тид. С торчащими зубами, скошенным чуть ли не до нуля дегенеративным подбородком, глупым, совиным взглядом... Но зато автоматический пистолет в руках одного из них тускло поблескивал куда менее дружелюбно или забавно.

«Близнецы» подошли вплотную к Тиду и шепотом – ведь шепот практически невозможно впоследствии идентифицировать или даже толком запомнить – приказали ему повернуться и медленно, не делая лишних движений, снова войти внутрь.

– Значит, она меня специально подставила? Ну и где же в таком случае ваша фотокамера, ребята?

Он вошел в комнату, уловил какое-то не совсем понятное движение за спиной и попытался сделать быстрый шаг вперед, чтобы оказаться от них подальше и тем самым избежать возможного удара по голове, но не успел – сильнейший удар пришелся как раз туда, куда он и ожидал. Ноги у Тида подкосились, и он чуть не врезался в стену, но «близнецы» со знанием дела подхватили его за руки, вывернули их назад и, не церемонясь, швырнули его на постель... Когда он постепенно начал приходить в себя и уже собирался максимально эффективно использовать свою немалую природную силу, «близнецы», не дожидаясь возможных последствий, снова «вырубили» его еще одним мощнейшим ударом по голове, от которого он, словно воздушный змей, взлетел куда-то во мрак преисподней... Снова очнувшись, Тид тут же почувствовал, что обе его руки крепко привязаны к спинке кровати. Он попытался было ударить «близнецов» ногами, но они моментально прекратили и это, крепко связав его ноги в коленях тоже.

Возвышаясь над ним, маски качались перед туманным взором Тида, словно две комические фигуры в театре сатиры. Они поставили его голову по возможности прямо, затем поднесли к губам прохладный стеклянный бокал. Рот наполнился теплым противным виски, но при этом его нос крепко зажала чья-то рука. Ему пришлось торопливо проглотить огненную жидкость, но маски продолжали снова и снова наполнять стакан и вливать виски ему в рот... Наконец мозг попросту переполнился мощнейшим, совершенно несоразмерным с возможностями Тида алкогольным ударом, и он полетел куда-то далеко-далеко... Последнее, что Тид еще смог услышать, – это пронзительный крик женщины. То ли от оргазма, то ли от гнева, то ли от боли, он толком, конечно, не мог разобрать, но это было уже совершенно не важно...

– Помедленнее, лей помедленнее, а то он, чего доброго, захлебнется, – раздался над ним тихий шепот, но ничего этого он, естественно, тоже уже не слышал.

~~

Когда Тид пришел в себя, его окружал ледяной мрак темноты. Он медленно сел. Голова бешено кружилась, во рту стоял препротивный вкус перегара... Он снова рухнул вниз, поцарапав лицо и голое бедро о жесткий соломенный коврик. Соломенный коврик! Значит, он все еще в кемпинге. Как все это произошло? Почему ему так холодно, но при этом все тело мокрое от пота? С трудом опираясь на руки и колени, Тид медленно пополз вперед по коврику, пока голова не уперлась в дверную раму. Тид поднялся на ноги, протянул руку чуть налево, нащупал выключатель.

Яркий свет мгновенно разорвал темноту ночи, тут же высветив фигуру полностью обнаженной женщины, лежащей на полу возле полуоткрытой двери ванной комнаты. Она лежала спиной к нему, с подобранными под себя ногами и почему-то вытянутой далеко вперед правой рукой. Как будто очень хотела до чего-то дотянуться...

– Значит, мы вместе до чертиков напились. Вместе с моей верной доброй Фелис, – вслух пробормотал он, глядя на нее.

С трудом оторвав руку от дверной рамы, Тид сделал неуверенный шаг через невысокий порожек, но тут же снова потерял равновесие и полетел вперед, словно выпущенная из лука стрела. Затем больно ударился плечом и локтем о стену, наткнулся на стоявший у него на пути стул, перевалился через него и с громким стоном рухнул головой на крышку лежащего на полу сломанного стола...

Снова сел, потирая сначала ноющее плечо, а потом и локоть.

– Ладно, не переживай слишком уж сильно. Кстати, а кто это меня так уделал? Уж не ты ли, Фелис? – через силу ухмыльнувшись, произнес он. И посмотрел на нее.

С того места, где он находился, теперь можно было увидеть ее темное до черноты, ужасающее лицо, выпученные глаза с совершенно неестественным белым ободком вокруг них, распухший, вылезший наружу язык, зияющую яму широко раскрытого рта. Лицо, будто специально предназначенное для того, чтобы наводить на людей ужас! Лицо, увидев которое дети начинают кричать от страха и ищут, куда бы им поскорее спрятаться...

– Ну ладно, Фелис, хватит придуриваться, – громко произнес он раздраженным тоном.

Не услышав никакого ответа, Тид подполз к ней поближе, прикоснулся пальцами к ее обнаженному бедру. Ему потребовалось несколько долгих секунд, чтобы холод остывшего тела наконец-то через пальцы дошел до его мозга. Он резко отдернул руку и посмотрел на женщину уже совсем другим, куда более осмысленным взглядом.

– Значит, Фелисия мертва, – тихо прошептал Тид, с трудом формируя слова распухшими, плохо слушающимися губами.

Нет, теперь надо подумать. Хорошенько подумать, что, собственно, произошло. Как и почему все это случилось? Но для этого необходимо срочно протрезветь. Протрезветь как можно быстрее? Душ? Нет, лучше озеро. И холоднее, и быстрее, и надежнее. Ну давай же, парень, смелее, смелее. Не размышляй, а прыгай в воду!

По дороге к озеру Тид два раза упал, а когда все-таки добрался до него, то даже не попробовал прыгнуть с причала, а просто, закрыв глаза, вошел в воду рядом с ним. Ему потребовалось всего несколько минут барахтанья в ледяной воде, чтобы и мышцы, и мысли стали приходить в норму. Поэтому когда он, дрожа и тяжело дыша, выбрался на деревянные мостки причала, то практически сразу же вспомнил и про двух «близнецов» в масках, и про то, что с ним происходило потом... Его машина по-прежнему стояла там, где он ее припарковал, а вот машины Фелисии почему-то не было. Интересно, почему?

Войдя в дом, он прежде всего плотно закрыл за собой дверь. Ноги его еще не совсем слушались, противные позывы перепойной тошноты время от времени проявляли себя, но мозги, слава богу, кажется, уже начали работать яснее. Вариант выбора первый – как можно быстрее одеться, сесть в машину, доехать до ближайшего телефона и сообщить обо всем полиции. «Да, да, сэр, совершенно верно: двое крупных мужчин в одинаковых масках Мортимера Снерда неожиданно ворвались в мой коттедж и, грозя оружием...»

Здорово же все это будет выглядеть! Личный помощник главы администрации города Тид Морроу и жена мэра... Причем господин личный помощник все еще настолько нетвердо держится на ногах, что вряд ли сможет пройти по прямой линии! Даже если его очень попросить. Круто, просто по-настоящему круто, ничего не скажешь. Удар ниже пояса прежде всего его другу и соратнику Пауэлу Деннисону. Скандал настолько крупный и «сочный», что по сравнению с ним все откровения Деннисона, включая не знающую границ коррупцию членов шайки Лонни Раваля, покажутся не более чем детской игрой.

Значит, кому-то совершенно точно было известно об их встрече в кемпинге на берегу озера. И о самой встрече, и о ее точном времени. Соответственно, если попросту сложить два и два, значит, сюда вот-вот должен прибыть кто-то еще, чтобы лично увидеть его рядом с мертвым телом. Да, собственными глазами увидеть пьяного Тида Морроу рядом с трупом жены мэра на полу... А что? Кое-кому, наверное, это очень нужно. Совсем неплохо!

Тид быстро оделся, выскочил из дома, сел в машину, осторожно, не включая габаритных огней, подогнал ее задом к крыльцу. Затем открыл крышку багажника и снова вошел в дом.

Самым трудным, вопреки ожиданиям, оказалось физически прикоснуться к мертвому, но уже холодному, начавшему коченеть телу. Особенно почему-то к верхним и нижним конечностям... Он попытался слишком быстро пронести Фелисию через дверной проем, поэтому невольно ударил ее левую лодыжку о косяк. И даже застонал от боли, которую, как ему в тот момент показалось, сам того не желая, ей причинил... Аккуратно уложив ее на бок и задвинув как можно дальше в глубь багажника, Тид внимательно осмотрел, как все это выглядит при свете небольшой лампочки, вмонтированной в его крышку. Затем накрыл скрюченное тело принесенным из комнаты широким клетчатым пледом.

Одежда Фелисии, измазанная и разорванная, когда ее в спешке срывали, возможно все еще с живой, в беспорядке валялась на полу ванной комнаты. Тид собрал ее, внимательно проверяя, все ли на месте: так, лимонно-желтая юбка, белая блузка навыпуск, лифчик, парусиновые туфли на толстой пробковой подошве, темные очки в массивной оправе, сумочка... Все это он положил под плед рядом с ее телом и тихо, практически бесшумно опустил крышку багажника.

Затем, все еще не включая габаритных огней, отогнал машину метров на тридцать от крыльца и снова вернулся в дом. Тщательно отмыл под душем ноги от грязи, осмотрел свою одежду. Она была также вся перемазана и изорвана. Видимо, ее срывали с него так же грубо и бесцеремонно, как и с Фелисии, все еще живой или уже мертвой. Тид быстро достал из гардероба и надел спортивные брюки защитного цвета, синюю фланелевую рубашку, кожаную куртку. Полностью одевшись, поставил на место упавший стул, аккуратно подобрал с пола обломки сломанного стола, все до единого, бросил их в топку камина, подложил под них несколько листов смятой газеты и поджег. Когда огонь разгорелся, туда же бросил три сигаретных окурка со следами женской губной помады.

Тид вот уже в третий раз самым тщательным образом проверял, не упустил ли он случайно из виду чего-либо важного, когда до него сначала донесся звук автомобильного мотора, а затем к крыльцу подъехала какая-то машина. Он вышел на крыльцо, невольно жмурясь от яркого света направленных прямо на него автомобильных фар, и заставил себя приветственно улыбнуться непрошеным гостям.

– Кто это? – крикнул он, когда громкое урчание мотора прекратилось, а слепящие глаза фар погасли.

– Севард из «Дерон-таймс», мистер Морроу, – приветственно махнув рукой, представился ему вышедший из машины человек. – Долго же нам пришлось искать это чертово местечко! Плутали по всей округе, наверное, часа два-три, не меньше.

В тусклом свете дверного проема появилась фигура еще одного мужчины. На правом плече незнакомца плотного сложения висел большой фотоаппарат в черном кожаном чехле. Первого Тид узнал сразу же: это был худощавый репортер из «Дерон таймс» по имени Ричи Севард, занимавшийся всеми местными скандалами и сенсациями. Во многом именно благодаря его острым и содержательным материалам, регулярно публиковавшимся в «Дерон таймс», население города узнало и поддержало идею создания городской администрации во главе с Пауэлом Деннисоном.

– Привет, привет! А в чем, собственно, дело, ребята? – поинтересовался Тид, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее и безразличнее. – Чего это вы так всполошились? Да еще среди ночи! Что-нибудь случилось? Землетрясение? Отставка нашего мэра? Что?

Севард поднялся по ступенькам крыльца и протянул ему руку. Они обменялись рукопожатиями.

– Да сам толком не знаю, Тид. Мне позвонил какой-то анонимный доброжелатель и намекнул, что если мы немедленно отправимся сюда к тебе, то нас здесь ждет самая настоящая сенсация. Вечер выдался довольно скучный, жена ушла на девичник, поэтому я, не раздумывая, прихватил с собой Карла Энгалунда, и мы тут же отправились сюда. За сенсацией! Ну и где же она? Давай показывай. Только не вздумай говорить мне, что мы напрасно потратили свое драгоценное время и бензин!

– Да, но у меня для вас на самом деле нет ничего интересного, – пожав плечами, ответил Тид с явным недоумением в голосе. – Ладно, в любом случае имеет смысл зайти в дом и выпить по бокальчику-другому хорошего виски. Давайте заходите, ребята, заходите.

Следуя за ними в комнату, Тид случайно споткнулся о дверной порожек. Севард тут же повернулся и пристально на него посмотрел. Карл Энгалунд тем временем подошел к горевшему камину, чтобы согреться после долгого сидения в холодной машине.

– Значит, хочешь сказать, ничего такого особенного нам здесь ждать нечего, Тид?

Тид слегка ухмыльнулся:

– Похоже, что ничего. Просто вчера у меня был день рождения, только и всего.

– Только и всего? – ироническим тоном заметил уже слегка согревшийся Энгалунд. – День рождения в такой халупе? И почему без той самой девушки из мэрии, мистер Морроу?

– Слишком близко к флагштоку. Карл... Кстати, бурбон с простой водой вас устроит?

– Вполне.

Доставая на смежной с гостиной кухне стаканы из буфета, Тид случайно уронил один из них, и тот с грохотом разбился об пол. Когда же он ногой отбрасывал осколки в сторону, на кухню просунулась голова Севарда, подозрительно смотревшего, для чего и как он все это проделывает. Не обращая на него ни малейшего внимания, Тид наполнил два стакана виски, разбавил его водой и понес в гостиную.

– Я, с вашего позволения, ребята, пропущу. Боюсь, еще не совсем отошел от вчерашнего.

Севард присел на кровать, Энгалунд сел на стул, а сам Тид Морроу остался стоять у двери в ванную комнату.

– Ну и как там дела у вас в мэрии? – поинтересовался Севард, сделав большой глоток. – Побеждаете в войне или не очень?

Тид пожал плечами:

– Покусываем их потихонечку. Хотя насколько это беспокоит самого Раваля, точно пока не знаем.

– А знаешь, парень вроде Раваля... – философски заметил Севард, глядя в свой стакан. – В общем, когда имеешь дела с такими, не следует забывать, откуда они родом и как забрались наверх по своей маленькой лесенке. Два года отсидки многому его научили. Для начала достаточно сказать, что больше он никогда и ни на чем не попадался. Чем искренне гордится. А что? Имеет полное право. И не менее искренне хочет, чтобы все, все без исключения его деяния выглядели абсолютно законными. Совсем как наши самые знаменитые телезвезды. Например, Костелло и Адонис...

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что сказал, Тид. Единственное, что хоть как-то может задеть этого мерзавца, – это открытое обвинение в мошенничестве. Все остальное для него не более чем комариные укусы, на которые он просто не обращает никакого внимания. Ему, как тебе, не сомневаюсь, известно, удалось даже купить себе членство в самом престижном гольф-клубе «Сандовал». Каждый год зимой он ездит в Майами, его дочери-близняшки учатся в шикарной частной школе... Сейчас уже все – и ты, и я, да и сам Раваль – прекрасно знают: единственное, что вы в состоянии сделать, – это слегка его подрезать. Как сорняк в огороде, который тут же отрастет снова. Вы можете отстранить его от формального участия в управлении городом или даже вынудить на какое-то время залечь на дно, но это мало что вам даст. Он все равно будет иметь свой жирный кусок по меньшей мере от пятидесяти других предприятий. Не говоря уж о практическом влиянии на все без исключения дела в городе. Ну а когда вы с Деннисоном либо устанете, либо пойдете на повышение, Раваль снова окажется в том же самом седле. Причем учти: мои слова продиктованы не откровенным цинизмом, а самым элементарным практицизмом. Поэтому с чего бы ему дергаться? Серьезно вы все равно его никогда и ничем не зацепите, Тид. Думаю, ты сам знаешь это.

– Так ты уверен, что ему совсем, абсолютно совсем не с чего дергаться?

– Абсолютно. Кроме, конечно, доказанного публичного обвинения в мошенничестве. У него ведь иллюзия собственной порядочности, Тид. Или хотя бы видимости собственной порядочности. И чтобы сохранить эту видимость, он, поверь мне, без малейших колебаний пойдет на любую непорядочность! Я долго, очень долго наблюдал за ним, Тид. Когда-то в нашем городе жил человек по имени Джеймс Белл. Он содержал кабак, в задней комнате которого стояли запрещенные игровые автоматы, а наверху был небольшой зал для азартных игр. Разумеется, все это нелегально. Так вот, однажды он пообещал репортеру из «Дерон таймс», что готов под присягой назвать имя одной «очень важной шишки», с которой ему приходится делиться незаконными доходами. Причем отнюдь не малыми! Вообще-то самому Лонни это мало чем навредило бы, поскольку эти грязные деньги проходили через слишком много других рук, прежде чем попадали к нему. Но дурная слава и сплетни поползли бы по городу в любом случае. А это было нашему уважаемому мистеру Равалю совсем ни к чему...

Так вот, как-то поздно вечером Джеймс сидел у себя на кухне со стаканом молока в руках, когда кто-то просунул через кухонную перегородку обрез и отстрелил ему голову. С одного раза.

Тид через силу улыбнулся:

– Полагаю, в целях предостережения?

– С тобой или Деннисоном он, конечно, не может себе позволить такого, но Лонни весьма и весьма изобретателен. Догадываешься, например, почему я, не раздумывая, примчался сюда ночью по чьему-то анонимному звонку?

– Нет. И почему же?

– У меня вдруг возникло странное чувство, будто люди Лонни специально подставили тебя. Приготовили что-нибудь гадкое по моральной части. Или что-то вроде того... Если бы это оказалось именно так, я собирался сделать все возможное, чтобы прикрыть тебя и сорвать их мерзопакостный план. Потому что будущее нашего славного города мне совсем не безразлично, а ты – правая рука Деннисона! И я очень, очень рад, что ошибся. Во всяком случае, на этот раз. Но все равно, Тид, будь поосторожнее, прошу тебя. Постарайся не давать им шанса извозить тебя в дерьме и тем самым «решить вопрос» с Деннисоном! Избегай даже вроде бы невинного штрафа за неверную парковку своей машины. Если это, конечно, вообще возможно. В местном полицейском участке полным-полно тех, кто, как только им представится удобный случай, с превеликим удовольствием будут избивать тебя до тех пор, пока ты публично не признаешься в том, что самолично поджег рейхстаг в Берлине! Или в чем-либо еще. Причем не важно в чем. Совершенно не важно!

– Благодарю... Я постараюсь быть очень осторожным, – задумчиво пообещал Тид.

На какой-то момент ему вдруг очень захотелось рассказать, что, собственно, с ним произошло, но он тут же преодолел это опасное желание. Ведь в том, что с ним случилось, Ричи Севарду его все равно не прикрыть. Более того, его объяснениям вряд ли поверит даже самый благожелательный полицейский во всем мире!

– Ладно, нам пора. Карл, – поставив пустой стакан на стол и поднимаясь с кровати, сказал Севард. – Спасибо за виски, Тид.

Тид подошел к нему:

– Слушай, Ричи, не окажешь мне одну маленькую услугу?

– С превеликим удовольствием, Тид. Какую?

– Совсем небольшую. Я, скорее всего, останусь здесь до утра, а потом поеду не в мэрию, а на назначенную мне встречу в городском суде. Будь другом, позвони утром Деннисону и предупреди его, что я буду на работе во второй половине дня, хорошо?

– Никаких проблем, Тид. Конечно же позвоню.

Выйдя на крыльцо, Тид молча смотрел, как они развернулись, выехали на шоссе и направились в сторону города. Когда их машина исчезла из вида, он, тяжело и прерывисто дыша, бессильно опустился на ступеньки, обхватив голову руками. Ведь Севард и его напарник задержались в пути и не приехали сюда намного раньше только благодаря чистой случайности. В каком-то смысле это можно счесть Божьей милостью! Может, ему также повезет и в дальнейшем? Что ж, надо надеяться. А что еще остается? Кстати, а что случилось с машиной Фелисии? Почему они ее отогнали отсюда? Может, специально для того, чтобы все выглядело так, будто она приехала сюда в его машине?

Ладно, прежде всего надо – как можно скорее – довести дело до конца. Его дело! Чтобы не искушать судьбу еще раз. Тид сел в машину, завел мотор и, не выключая света в доме, осторожно, полностью соблюдая все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения, поехал по направлению к городу. У его северной окраины свернул направо, проехал через пустырь со старой мельницей, мимо железнодорожной сортировочной станции и, потушив фары, остановился рядом со зловонной городской свалкой на пустынной задней улочке, на которой не было ни домов, ни каких-либо иных строений. Приблизительно в квартале отсюда проходила скоростная автодорога, но стоящие друг за другом высокие и ослепительно яркие рекламные щиты – например, красивая девушка с невероятно гигантскими грудями и многообещающей, на редкость соблазнительной улыбкой непрерывно наливала пенящееся пиво из запотевший ото льда бутылки в пузатый стеклянный бокал на изящной тонкой ножке – практически полностью закрывали ее от свалки, о наличии которой напоминали только порывы ветра, время от времени доносящие зловонный запах тлеющих отбросов.

На дальней стороне скоростной автодороги, на холме, высились шесть высоких радиомачт. Опоясывающие весь остов мачт красные лампочки горели постоянно, не мигая, зато шесть ярких ламп на самом верху – по одной на каждой мачте – вспыхивали и гасли в какой-то совершенно немыслимой последовательности. Рулевое колесо машины Тида стало липким от выступившего на его ладонях холодного пота, пока он сидел там, ожидая сам не зная чего...

Затем вдруг вспомнил об этой чертовой лампочке в багажнике, которая автоматически загоралась, как только крышка приподнималась вверх. Решив, что с этим надо сделать, Тид открыл капот и с помощью перочинного ножа отсоединил один из контактов аккумулятора. Тем самым проблема горящей лампочки багажника была решена – внутри его стало темно. Прежде всего он вынул оттуда сумочку и одежду Фелисии и быстро прошел за рекламные щиты... Когда на него падал свет сигнального прожектора аэропорта, расположенного на противоположном конце города, Тид почему-то пригибался и холодел от страха. Он разбросал в разные стороны изорванную в клочья одежду, высыпал на тлеющие места содержимое сумочки. Заметив упавшие чуть в стороне темные очки в массивной роговой оправе, тут же раздавил их на мелкие части каблуком ботинка. Когда луч прожектора случайно упал на знакомый красный бумажник, Тид поднял его, вынул оттуда тонкую пачку денег, как мог, затер на нем инициалы и отбросил его в сторону. Затем взял в руки парусиновые туфли на толстой подошве, отошел назад, нашел кусочек влажной земли, наклонился, сделал там два четких отпечатка и с силой отбросил туфли в сторону разбросанной одежды...

Тело Фелисии уже порядком окоченело и стало намного тяжелее, чем могло показаться на первый взгляд. Когда, дойдя до места, он попробовал мягко опустить тело на землю, оно с шумом выскользнуло из его снова вдруг вспотевших ладоней. Свет сигнального прожектора с далекого аэродрома на секунду задержался на белом лице мертвой женщины, и Тид понял, что никогда, никогда ее не забудет. Он сорвал с ее руки часы, но так и не смог заставить себя снять с застывших пальцев кольца и перстень. Затем нашел заржавевшую консервную банку, засунул туда деньги, часы и, широко размахнувшись, забросил как можно дальше в глубь свалки. Затем вытер мокрые руки о брюки и торопливо зашагал назад к машине, не забывая уклоняться от луча прожектора и яркого света рекламных щитов... Там, за собой, он оставил прекрасное загорелое тело той, кто, помимо всего прочего, великолепно умела заниматься любовью точно по намеченному плану, чьи глаза всегда подмечали все требуемые детали, а губы столько раз так страстно его целовали!

Тид снова подсоединил контакт к аккумулятору, сел за руль своей, теперь уже полностью исправной машины, завел мотор... Красивая девушка с гигантскими грудями самодовольно ухмылялась ему, кролик с соседнего щита внимательно следил за ним взглядом Ричи Севарда, красные огоньки на высоких радиомачтах беззвучно вымигивали свой дикий, непредсказуемый танец...

Приблизительно через милю с небольшим начался сильный дождь. Тид съехал на обочину, остановился, в темноте торопливо снял с себя часть одежды, перебрался на заднее сиденье, накрылся пледом, лег и практически моментально уснул мертвецким сном. Бурные события последних нескольких часов настолько вымотали его в прямом и переносном смысле, что определение «мертвецкий» можно было употреблять почти в буквальном смысле слова...

Глава 4

Ровно в девять часов утра Тид был уже в здании городской мэрии и входил в кабинет главы городской администрации – своего друга-начальника Пауэла Деннисона.

Тот приветствовал его с искренним радушием:

– Что ж, рад, рад, что ты все-таки передумал, Тид. Наш друг Севард только что звонил и передал мне, что ты, скорее всего, задержишься. Буквально несколько минут назад... Значит, решил вернуться вчера вечером?

– Нет, сегодня рано утром. Кстати, а Севард, случайно, не говорил тебе, почему он там вчера оказался? Причем в такое время...

– Как он сказал, по чьей-то анонимной наводке. Вчера вечером кто-то совершенно неожиданно позвонил ему по телефону.

Тид, повернувшись, плотно закрыл за собой входную дверь, прошел к письменному столу Деннисона и сел в стоявшее рядом с ним кресло.

– Вот об этом-то, Пауэл, я и хочу поговорить. Происходит что-то странное, очень странное, хотя пока еще я толком не могу сказать, что именно! Вчера днем мне вдруг позвонила жена мэра миссис Фелисия Карбой, причем говорила она на редкость таинственно. Сказала, что ей надо сообщить мне что-то крайне важное. И как можно скорее. Даже намекнула, что речь пойдет о вещах настолько «горячих», что она до смерти боится открыто прийти сюда, в офис, и рассказать все это тебе лично. Ну, чуть подумав, я предложил ей встретиться в одном местечке в городе, но она настаивала, что встреча должна состояться только где-нибудь за городом. Что мне оставалось делать? Вот я и рассказал ей, как добраться до того самого кемпинга на берегу моего любимого Канадского озера.

– И что же ей, интересно, так хотелось тебе сообщить?

– В том-то все и дело, Пауэл. Она так и не появилась. Вот почему я там задержался. Ждал, ждал... Ждал, что она все-таки приедет. Может, Севарда тоже вытащили туда, чтобы он застукал меня с миссис Карбой? По каким-то известным только им причинам...

– Если бы все оказалось именно так, Тид, то скандальчик вышел бы что надо. Громкий, яркий, сочный! Она ведь весьма привлекательная женщина, ты не находишь?

– Как тебе кажется, Пауэл, у нее для нас на самом деле было что-то действительно важное или...

Деннисон задумчиво сложил губы трубочкой.

– Трудно сказать. Насколько я понимаю, о том, как Раваль со своей шайкой обделывают свои темные делишки, Марку Карбою мало что известно. Он, похоже, совсем не из тех, кого допускают к секретам, с позволения сказать, «семейной фирмы». Мэр честный, глупый, неуклюжий и на редкость добросовестный человек, который с искренним энтузиазмом выполняет чужие приказы. От кого бы они ни исходили. Но Карбой мог совершенно случайно узнать что-то на самом деле достаточно важное. А все, что становится известным ему, немедленно становится известным и его жене. Это, прости за невольный каламбур, известно всем. Может, ей что-то помешало приехать на встречу с тобой? Что-то совершенно неожиданное. Или именно так ими и было задумано? С привлечением прессы в лице самого Севарда из «Дерон таймс»... Тид, думаю, тебе лучше всего попытаться связаться с ней самой. Причем как можно быстрее. Боюсь, время не ждет!

– Время-то, может, и не ждет, Пауэл, но и твое предложение, боюсь, далеко не из самых лучших. Потому что если просьба миссис Карбой была искренней, то любые наши действия такого рода могут поставить ее в крайне неудобное положение.

– Сейчас, сейчас, дай немножко подумать. – Пауэл Деннисон шумно отодвинул стул от письменного стола, скрестил мощные вытянутые ноги, задумчиво постучал обратной стороной остро отточенного карандаша по верхней губе. – Ну а если мы попросим мисс Андерсон связаться с ней по телефону из ближайшего магазинчика, чтобы звонок не проходил через коммутатор мэрии?

– И что сказать?

– Сказать, что встречу, пропущенную по тем или иным причинам вчера, можно повторить сегодня. Она сразу же все поймет. После чего ты сможешь спокойно вернуться в свой кемпинг на озере, ждать ее приезда и... будем надеяться, важных новостей!

– Ладно, так и сделаем, – пожал плечами Тид, как бы выражая полное согласие с «разумным» предложением.

– Отлично. Тогда не сочти за труд, проинструктируй, пожалуйста, мисс Андерсон, что и как сделать.

Внимательнейшим образом все выслушав, мисс Андерсон коротко кивнула, аккуратно сложила свои бумаги в верхний ящик письменного стола и отправилась выполнять поручение. Тид же, не забыв ее поблагодарить, вернулся в кабинет Деннисона, чтобы там дождаться результатов ее попытки связаться с мисс Фелисией Карбой... Миссис Андерсон вернулась неожиданно быстро – минут через пять, не более. Выглядела она при этом заметно более бледной, чем обычно.

– Мистер Деннисон, боюсь, у нас большая проблема. Снявшая трубку, как я полагаю, горничная громко рыдала и бормотала что-то не совсем внятное. Понять ее было, поверьте, просто невозможно. Но когда я, естественно, тут же вернулась сюда, по дороге до меня дошли кое-какие сплетни. Кажется, что-то о том, что мэру надо куда-то ехать, чтобы опознать труп...

Деннисон грохнул здоровенным, крепко сжатым кулаком по столу с такой силой, что стоявшая на нем тяжелая стационарная зажигалка подскочила вверх и с громким стуком упала на пол.

– Черт побери! Только этого нам не хватало! Тид, давай бегом в полицию, узнай там все, что сможешь, и сразу же назад...

Узенькую крытую дорожку от мэрии до приземистого здания полиции Тид преодолел чуть ли не в несколько торопливых длинных шагов... И сразу же налетел на патрульного в полицейской дорожной форме и одутловатого человечка с обгрызенной кухонной спичкой в уголке рта, которые оживленно беседовали с дежурным сержантом, сидевшим за зарешеченным окошком.

Как только Тид появился перед ними, они прекратили свой разговор и окинули его взглядами, какими обычно умудренные жизненным опытом люди одаривают шестерок известных политиков.

– Послушайте, ребята, секретарь мистера Деннисона только что сообщила нам о слухах в отношении мэра города. Он что, попал в аварию?

Человечек с одутловатым лицом отодвинул засаленную шляпу на затылок, перекинул изжеванную спичку в другой уголок рта.

– Вы, кажется, работаете на Деннисона, так ведь?

– Да. Меня зовут Тид Морроу.

– Его самая верная ищейка.

Тид с трудом сдержался:

– Послушайте, мистер Деннисон специально послал меня выяснить, имел ли место несчастный случай, или произошло что-нибудь другое. И если да, то что именно. Это моя работа.

Человек со спичкой во рту повернулся к дежурному сержанту:

– Джордж, как по-твоему, это был несчастный случай?

Тот задумчиво почесал уже заметно лысеющую голову.

– А знаешь, Гарри, мне почему-то кажется, парень сделал это совсем не случайно. Думаю, это не несчастный случай.

Одутловатый, в сдвинутой на затылок засаленной шляпе, громко захохотал. Точнее говоря, заржал.

– Да, Джордж, рано или поздно мы из тебя все-таки сделаем настоящего полицейского. Самого настоящего копа!.. Нет, дружище, это был не несчастный случай, – довольно сообщил он, поворачиваясь к Тиду. – Мы думаем, жену мэра убили. Сначала оглушили, раздели догола, изнасиловали, ну а затем удушили. Местные ребята нашли ее труп на городской свалке. Сегодня утром. Где-то часа полтора назад. Я ответил на ваш вопрос?

– А когда точно это случилось, уже известно?

– В такую погоду, особенно если тело, возможно, пролежало чуть ли не всю ночь, это довольно трудно определить, сэр. Врачи считают, что ее убили где-то около полуночи. Место ведь там пустынное. Судя по всему, мэр уже поехал в морг на формальное опознание тела.

– Изнасиловать и ограбить жену мэра? И кому, интересно, такое могло бы прийти в голову?

Полицейский в форме только пожал плечами:

– Моя патрульная смена была с четырех до восьми. Когда я ее обнаружил, то тут же сообщил куда надо по рации, а затем накрыл тело куском брезента, валявшимся неподалеку, и стал ждать ребят из убойного отдела. – Он заметно нахмурился, как бы пытаясь вспомнить что-то очень важное. – Красавицей ее тогда назвать, конечно, было трудно, но все равно голой она выглядела ничего, совсем ничего! – Он громко причмокнул губами и довольно покачал головой.

– Надеюсь, тебе не пришло в голову залезть к ней под брезент, Дистом? – язвительным тоном поинтересовался Джордж.

От столь явной обиды Дистом даже стал заикаться.

– Что ты мелешь, Джордж?! Думай, что говоришь! Неужели... неужели, по-твоему, я способен на такое?!

Впрочем, Джордж не обратил на его возмущенные слова ровно никакого внимания.

– Слушай, Гарри, а ты, случайно, раньше ее никогда не видел? – спросил он у одутловатого.

– Видел? Конечно же видел! Черт побери, ведь мы с Бастером Янгом сторожили свадебные подарки во время их венчания... Так, когда же это было?.. Да, вспомнил: ровно четыре года тому назад. Как сейчас помню, мэр не поскупился, дал нам с Янгом по двадцать баксов каждому... Хотя тогда он был еще не мэром, а... а комиссаром по делам общественной безопасности, вот! Мэром тогда был Кеннелти. Да, Сэм Кеннелти. Нас многих тогда, помню, здорово удивило, с чего бы это такой цыпочке выходить замуж за Карбоя! Когда она была в своих любимых темных очках, про нее трудно было сказать что-либо определенное, но когда она их снимала, то... У нее в глазах можно было видеть такое, Джордж, что никогда не забудешь! А походка! Совсем как у сексуально голодной кошки, это уж точно! Скорее всего, вчера ее, не зная, кто она такая, просто сдернули с тротуара какие-то отвязные панки, отвезли на свалку, ну и там, как говорят, оторвались по полной программе. Нанюхались какой-нибудь дури, ну и... – Вдруг до него дошло, что Тид все еще здесь и все слышит. – Простите, мистер Морроу, это все, что вы хотели узнать?

– Да, да, конечно, благодарю вас.

– Не за что, мистер Морроу.

Когда Тид, чувствуя себя так, будто с его плеч гора свалилась, торопливо шел по узенькой крытой дорожке назад, то ничуть не сомневался, что полицейские смотрят ему вслед и с ухмылкой перемывают косточки «самой верной ищейке главы городской администрации». Войдя в здание мэрии, он сразу же заглянул в офис Пауэла Деннисона и рассказал шефу все, что ему удалось разузнать.

В одиннадцать часов утра вышел срочный выпуск «Дерон таймс», первая полоса которого была практически точной копией вчерашнего вечернего номера.

Мисс Андерсон немедленно принесла два экземпляра в офис. Тид, положив ноги на стол и поудобнее откинувшись на спинку стула, просмотрел газету. Точнее говоря, ту самую статью... Они использовали ее свадебную фотографию. С фатой и всем прочим. Заголовок гласил: «Жестокое убийство жены мэра!» А под ним шел текст: «...ее полностью обнаженное тело было найдено сегодня рано утром, где-то около семи тридцати, на городской свалке прямо за рекламными щитами Тормана. Сам мэр после опознания тела жены оправляется от полученного шока в местном госпитале...»

Читая эти газетные строки, Тид невольно чувствовал себя так, будто он не имел к случившемуся ровным счетом никакого отношения. Хотя, читая между строк, в них можно было без особого труда заметить нотки крайнего раздражения и чуть ли не истерии...

Интересно, как теперь все это воспримут те двое в масках-близнецах, которые, вдоволь поиздевавшись над ней, оставили ее мертвой там, в его комнате, в кемпинге у озера? Ну а тот, кто дал им этот чудовищный приказ? Как, узнав обо всем этом, чувствует себя он? Наверняка до смерти шокирован и крайне разозлен...

Однако дальше в газете сообщалось буквально следующее: «После проведения должных исследований найденного мертвого тела местный коронер доктор П.К. Муриель констатировал, что женщина умерла в результате насильственной смерти. Затем работникам полицейской лаборатории удалось обнаружить две довольно важные улики. Первая – на теле имелось пятно машинного масла, которое никак не могло быть нанесено на месте его обнаружения, что, по мнению следователя, свидетельствует о том, что тело было доставлено с места преступления на городскую свалку, скорее всего, в багажнике автомобиля. Кроме того, степень разрушения тканей и шейных суставов жертвы свидетельствует об огромной физической силе убийцы. Вторая – под одним из ногтей убитой женщины был найден небольшой кусочек тонкой резины, окрашенный в красный цвет с внешней стороны, причины появления которого пока еще не могут быть достаточно достоверно объяснены. По утверждению сотрудников полиции, у них имеются и другие улики, которые в интересах следствия они пока не желают разглашать. По настоятельной просьбе комиссара по делам общественной безопасности мистера Колвица, первый заместитель шерифа Уоллес Ветцель, в свое время бывший начальником отдела по расследованию убийств, взял это дело под свой личный контроль».

Тид медленно опустил газету на стол. Одна из строк полицейского отчета – о багажнике автомобиля – была для него как удар молотом между глаз! Значит, дождь полностью смыл следы, которые он оставил ее парусиновыми туфлями на толстой подошве специально для них, для полиции!.. Затем ему вспомнилась другая строка – о кусочке тонкой резины у нее под ногтями. Значит, Фелисия отчаянно сопротивлялась и даже пыталась сорвать с одного из них маску! Просто убить ее у него в комнате им было мало, нет, им надо было ее еще и изнасиловать! Интересно, явилось ли это спонтанным животным экспромтом или так изначально было предусмотрено сценарием? Скорее всего, да, было. Чтобы он, Тид, выглядел еще большим чудовищем, чтобы, узнав о его зверствах, люди не испытывали по отношению к нему даже намека на симпатию...

В картинках, которые невольно рисовались в его возбужденном всеми этими событиями мозгу, присутствовала какая-то закономерная неизбежность. Купленные свидетели готовы под присягой показать, что миссис Карбой действительно говорила им о своем твердом намерении поехать в тот самый день в тот самый кемпинг на озере на встречу с тем самым Тидом Морроу, личным помощником Пауэла Деннисона. Другие, тоже купленные, свидетели будут утверждать, что видели машину мистера Морроу именно там-то и там-то и именно в то самое время. Короче говоря, как им прикажут. А Севард, как честный человек, искренне покажет, что во время встречи с ним и его коллегой фотографом Карлом Энгалундом в том самом кемпинге у Канадского озера мистер Тид Морроу был заметно пьян. А затем кто-нибудь найдет ржавую консервную банку с ее часами и деньгами, что сразу же поставит полный и окончательный крест на версии возможного ограбления...

Далее: поскольку Фелисия ехала на встречу с ним средь бела дня, кто-нибудь наверняка вспомнит, что видел, как ее машина ехала по дороге, ведущей к озеру... Тид снял ноги со стола и с грохотом поставил их на пол. Его спонтанный план, который вчера в темноте ночи казался ему шедевром находчивости, теперь, при свете дня, выглядел просто убогим... Ведь человек, способный без особого труда нанять профессиональных убийц, так же легко может найти и любое количество требуемых лжесвидетелей. На все случаи!

Может, именно сейчас они уже обыскивают его квартиру и уже нашли ту самую фотографию, которую он взял у нее всего две недели назад? Какой же он дурак! На той фотографии она стоит на том самом причале, в том самом купальнике, готовясь прыгнуть в то самое озеро, и при этом радостно улыбается не кому-либо, а именно ему через плечо... У него хватило ума уничтожить все ее записки, сам он ей никогда не писал, но эта фотография, эта проклятая чертова фотография!..

Тид решительно вскочил со стула, скороговоркой предупредил мисс Андерсон, что вернется сразу же после обеда, и торопливо пошел к выходу. Но внизу лестницы его неожиданно остановил Хорас Дью, неприятный, безмерно общительный и чересчур разговорчивый человечек из городского комитета по налогообложению, – ему почему-то просто не терпелось поговорить о точке зрения господина Пауэла Деннисона в отношении предстоящей реформы системы штрафования злостных неплательщиков за потребление коммунальных услуг. Через пять минут, поняв, что просто так от него не отделаешься, Тиду пришлось прибегнуть к откровенной грубости, чтобы все-таки продолжить свой путь... Он как пуля вылетел со стоянки и, практически не соблюдая никаких правил дорожного движения, понесся к своему дому. Район был спокойным, полным дикой зелени и недорогих, но приятных кирпичных домиков...

Торопливо припарковавшись, Тид вышел из машины и... замер! Рядом, совсем рядом с его машиной стояло потрепанное авто Фелисии! То самое, с откидным верхом...

По-прежнему еще ничего толком не понимая и все время оглядываясь, Тид на деревянных, почти негнущихся ногах добрался до своего домика, открыл дверь и вошел в квартиру. Торопливо прошел через маленькую светлую гостиную в спальную комнату, резким движением выдвинул верхний ящик высокого бюро, немного там покопался и вытащил оттуда тоненькую пачку фотографий. Та, которую он искал, с улыбающейся Фелис, оказалась в пачке третьей. И единственной. Чтобы убедиться в этом, Тид внимательнейшим образом просмотрел всю пачку еще раз. Да, на фотографии его коттеджа в кемпинге у Канадского озера отчетливо просматривался зад ее автомашины с открытым верхом. И номерным знаком! Со всеми остальными фотографиями никаких проблем вроде бы быть не должно, но на всякий случай... Он тут же сжег их все в туалете, бросая в унитаз остатки, как только пламя доходило до его пальцев... На двери ванной комнаты висел пластиковый пакет с грязным бельем, предназначенным для стирки в прачечной. Вывалив его содержимое на пол, он нашел там свой носовой платок со следами ее губной помады. Даже самый поверхностный спектрографический анализ, сделанный в полицейской лаборатории, сразу же покажет, что это именно ее губная помада. И что же делать? Сжечь, как и фотографии? Нет, нет, так не пойдет. Слишком много вони, которая может привлечь внимание соседей. Лучше поступить иначе: сначала порвать платок на шесть частей, затем каждую из них еще на шесть и еще... А потом – в унитаз и вниз, туда, в канализацию, вслед за остатками той чертовой фотографии...

Так, что еще? Запах ее духов на его одежде? Нет, вряд ли. Ведь в его городской квартире она никогда не бывала, только там, в кемпинге у озера. А вот там наверняка надо бы просмотреть все куда внимательнее, чем ему удалось вчера вечером, это уж точно.

Теперь – что делать с машиной? С ее обшарпанным авто с открытым верхом, поставленным не где-нибудь, а прямо рядом с его домом! Сейчас полиция, само собой разумеется, разыскивает автомобиль по всему городу. Не исключено также, что миссис Киддер уже обратила на него внимание. Она замечает все и всех. Машину поставили сюда, очевидно, на рассвете. Значит, миссис Киддер могла подумать, что он провел здесь всю ночь не один. Скорее всего, с гостьей...

Самым худшим – и он прекрасно знал это – было бы попытаться тайком перегнать машину Фелисии куда-нибудь подальше. Ведь уже слишком много людей видели ее и слишком многие из них наверняка вспомнят об этом. Особенно если их об этом очень попросят! Проблема, да еще какая... Тот, кто спланировал всю эту подлость, – настоящий профессионал. И настоящий подлец! Сначала убитую женщину находят в комнате личного помощника главы администрации мистера Тида Морроу в кемпинге у озера, затем машину убитой жены мэра города Марка Карбоя обнаруживают не где-нибудь, а припаркованной прямо у подъезда городской квартиры Тида Морроу... «Скажите, как ее машина оказалась у вашего дома, мистер Морроу?» – «Не знаю, сэр». – «Как это – не знаете? Она что, сама поставила ее сюда? Приехала специально, чтобы повидаться с вами? Ну и вы предложили ей прокатиться к озеру на вашей машине? Поплавать, хорошо провести время, так ведь, мистер Морроу? А затем вы напились, стали приставать к ней, она изо всех сил сопротивлялась, вот вы в пьяном угаре, практически уже ничего не соображая, и убили ее! Предварительно зверски избив и изнасиловав... Ну и что вы теперь на это скажете?» – «Нет! – в отчаянии воскликнул мистер Тид Морроу. – Нет, нет, я не убивал, не убивал!»

Тид обеими руками с силой обхватил голову. Что же делать? Что?.. Что?.. А вот что! Он даже прищелкнул пальцами. Затем нашел редакционный номер телефона «Дерон таймс» и отнес его вниз, к столу домоправительницы. Миссис Киддер быстро соединила его с газетой.

– Простите, но мистера Севарда сейчас здесь нет... Хотя подождите, подождите, кажется, я ошиблась, вот он как раз входит...

– Алло, Ричи? Это Тид Морроу. Помнишь нашу милую беседу вчера поздно вечером? Ты обещал прикрыть меня, если кому-то вдруг захочется надо мной «подшутить». Так вот, переночевав в том кемпинге у озера, утром я приехал прямо в офис, провел там часа три-четыре, а потом приехал к себе домой... Где-где?.. Да, на Баннок-роуд. Номер 11. Второе здание слева после ворот от въезда. И знаешь, что я увидел прямо рядом со входом в мой дом? Тот самый «понтиак» сорок шестого года с откидным верхом. Серый. Слегка обшарпанный. Не совсем уверен, но, кажется, он принадлежит... нет, теперь уже принадлежал миссис Карбой.

От удивления Севард даже громко свистнул в трубку.

– Ничего себе! Ну и как все это следует понимать?

– Это вполне может быть связано с тем, о чем мне, наверное, следовало бы тебе рассказать еще вчера вечером. Да, я на самом деле ждал ее приезда в кемпинг на озере. Она сама просила меня об этой встрече. Обещала рассказать что-то весьма интересное о мэре, то есть о своем муже. Но почему-то так и не приехала. Признаться, я очень, очень боялся, что она появится именно в тот момент, когда вы с Карлом были там, и что вы можете сделать из этого совершенно неверные выводы... Если хотите, можете проверить все это у самого Пауэла Деннисона.

Голос Севарда вдруг стал вкрадчивым. Как у хищника, заманивающего свою жертву в западню.

– Думаешь, ее могли убить именно потому, что она, собиралась кое-что тебе сообщить?

– Нет, честно говоря, тогда я так не думал. Во всяком случае, до тех пор, пока собственными глазами не увидел здесь ее машину. Может быть, это совсем даже не машина миссис Карбой, хотя лично мне кажется, все-таки ее... Ну а теперь предположи сам: полиции каким-то образом стало известным, что она на самом деле собиралась приехать туда на встречу со мной и что ее труп был перевезен на городскую свалку, где его обнаружили сегодня рано утром, причем в багажнике какой-то легковой машины! И в какое, интересно, пусть даже вполне теоретическое положение это ставит лично меня? Кстати, ты не забыл, что сам настоятельно рекомендовал мне бояться даже штрафов за неправильную парковку?

– У тебя испуганный голос, Морроу. С чего бы это?

– А какой в моем положении, Ричи, был бы у тебя?

– Не знаю. Может, такой же... Послушай, только не вздумай изображать из себя эдакого суперумника и попробовать тайком отогнать ту машину куда-нибудь подальше.

– Что ты?! Даже не прикоснусь к ней!

– Хорошо. Тогда сиди тихо и не высовывайся. Кстати, ты успел прочитать в нашей газете, что это дело берет под свой личный контроль сам помощник шерифа Ветцель?

– Да, успел. И что из этого?

– Толком пока еще не знаю. Известно только то, что на этом настоял Колвиц, ну а уж этот шагу не сделает, не вздохнет и даже не плюнет, пока ему не прикажет это сделать Лонни Раваль. Но при этом Ветцель в приказном порядке забрал дело у капитана Герба Лейтона, нынешнего начальника убойного отдела и единственного не продавшегося офицера во всей городской полиции! Что невольно наводит меня на одну интересную мысль. Я постараюсь как можно скорее найти Лейтона, и мы прямо сейчас вместе приедем к тебе на квартиру. Так что скоро жди нас. И ради бога, только не вздумай высовываться, понял?

– Понял, понял. Даже носа отсюда не высуну, не сомневайся.

Повесив трубку, Тид вынул из кармана смятый носовой платок и вытер вдруг взмокшее от пота лицо...

Ричи Севард прибыл приблизительно минут через двадцать пять. Вместе с высоченным и бледным как смерть человеком, которого Тиду не раз приходилось встречать в здании мэрии. Рукопожатие Герба Лейтона оказалось вялым, влажным и холодным, он смутно напоминал бритого Авраама Линкольна. Впечатление сходства с президентом еще больше усиливал его тонкий, необычайно высокий голос.

– Да, это машина миссис Карбой, – коротко заметил Лейтон, как только взаимные представления были закончены. – После звонка Ричи я еще раз проверил номера...

Он бросил на Тида абсолютно лишенный жизни взгляд, ибо зрачки его глаз выглядели так, будто они были запрятаны под толстенным слоем пыли, потом неторопливо сложил свои мощи в кресло, стоящее в самом углу комнаты. Невольно создавалось впечатление, будто природа наделяла этого человека энергетикой в последний день творения, когда сама умирала от крайней усталости. А когда Лейтон вдруг зевнул, Тид успел заметить его крохотные, как у ребенка, зубы...

– Кто-то явно собирается шарахнуть по вашей голове здоровенной дубинкой, мистер Морроу. – Увы, это был не вопрос, а непреложная констатация факта.

– Да, вы правы, похоже, именно так оно и есть.

– Должен заметить, она была на редкость «занятой» женщиной. По крайней мере, с тех пор, как вышла замуж за Марка. Мне точно известны по меньшей мере трое парней, с которыми она умудрилась переспать. За весьма короткое время. – Он медленно отсчитал их на влажных и желтых от никотина пальцах. – Лонни Раваль, Люк Колвиц, судья Кеннелти... В прошлом году собственными ушами слышал, как на пикнике они обменивались своими, так сказать, впечатлениями. Наверное, у нее была непреодолимая тяга к «зрелым дядям». – На его лице появилась и исчезла совершенно нерадостная улыбка. – Послушай, Рич, когда ты пишешь о скандалах в мэрии, ты включаешь в свои репортажи эту тему тоже?

На лице Севарда, как ни странно, появился смущенный румянец. Это у профессионального-то репортера!

– В общем-то как-то раз мне действительно довелось побывать у них, чтобы взять интервью лично у самого Марка Карбоя, – отозвался он. – Но мэра совершенно случайно не оказалось дома, поскольку ему неожиданно пришлось уехать срочно улаживать какие-то проблемы с покупкой автобусов... Зато его жена была дома, и уже минут через десять до меня вдруг дошло, что, задержись я там еще хоть на пару минут, мне придется писать о нашем мэре только хорошее и исключительно в превосходной степени. Хотя бы для того, чтобы, как мне тогда казалось, облегчить мою провинившуюся совесть! Поэтому я немедленно, как у нас в газете принято говорить, сделал ноги. Боюсь, она тогда очень плохо обо мне подумала...

Лейтон лениво перевел сонные, «покрытые пылью» глаза на Тида Морроу:

– Кстати, мой юный друг, мне кажется, она готова вертеть хвостом перед любым, кто реально поможет Марку либо, по крайней мере, принесет меньше вреда. В силу чего я собираюсь внести вас в мой личный список тоже. Не возражаете?

Тид с трудом заставил себя усмехнуться:

– Надо же, а мне почему-то искренне казалось, что всему виной мое личное обаяние, и только. Ладно, капитан, согласен. Если все это не какая-то странная игра и вы на самом деле собираетесь помочь мне, может, это даже и к лучшему. Валяйте, добавляйте меня в ваш личный список грешников.

Севард странно посмотрел на него – как ему показалось, с презрением – и тут же отвернулся.

А Лейтон странно мягким тоном заметил:

– Полагаю, вы все-таки возили ее туда, в этот кемпинг у озера. Причем не один раз.

– Нет, обычно... то есть в последнее время она туда ездила сама. Чтобы встретиться со мной. Днем в конце недели, поскольку другие кемпинги были уже закрыты.

Севард молча стоял у окна, сцепив руки за спиной и покачиваясь с носков на пятки и обратно.

– Она пыталась выкачать из вас информацию? Узнать, что именно ваш Деннисон планирует предпринять?

– По-своему, да, конечно же пыталась. Но ей это так и не удалось: я никогда и ни при каких обстоятельствах ничего ей не говорил. Мы окончательно расстались, когда... когда она попыталась заставить меня дать твердое обещание, что с ее мужем «обойдутся полегче».

– Полагаю, кто-то все-таки видел, как она ездила на своей машине туда, а затем обратно?

– Честно говоря, не знаю.

Капитан тяжело вздохнул:

– Севард, похоже, считает, что я готов на все, лишь бы вытащить вас из трудного положения, Тид.

– Боюсь, теперь я в этом уже совсем не уверен! – не поворачиваясь, резко ответил Севард.

– Дело тут совсем не в морали, Ричи, – мягко возразил ему Лейтон. – Просто речь идет об убийстве, только и всего. Меня держат в полиции только для того, чтобы при виде моей потрепанной одежды, обшарпанной старой колымаги и чертовой закладной на убогий домишко кричать на всех углах: «Смотрите, у нас, в полиции Дерона, самый честный полицейский в мире!» Ну а я тоже изо всех сил стараюсь держать мои руки чистыми, кристально чистыми, мистер Морроу! Поэтому, когда ради чего-то приходится идти на сознательный риск, мне совсем не хочется, чтобы какой-то сукин сын отрубил их по самые локти! А теперь, Тид, прекрати прожигать взглядом этот старый протертый коврик и подними глаза на меня. Скажи: ты убил ее? – Его противный тонкий голос звучал так, будто ржавую железяку изо всех сил терли крупным наждаком.

– Нет, не я... Клянусь, я ее не убивал!

– Хорошо, пошли дальше. Вчера вечером она была вместе с тобой в том самом кемпинге у озера?

– Нет.

– Ты получал от нее какие-либо подарки на память, которые могли бы связать вас двоих вместе?

– Нет.

– Они могут найти что-либо дискредитирующее тебя среди ее личных вещей?

– Исключено!

Капитан медленно вытащил свои кощеевы мощи из кресла.

– Послушай, Тид, в отличие от Севарда у меня нет ни малейшего желания осуждать тебя по моральным соображениям. На такое попадались люди и куда лучше нас с тобой, дружок. Думаю, ты просто недооценил жену мэра... Или тех, кто стоял за ней.

– Да, теперь мне это понятно. Более чем понятно!

– Скорее всего, им очень хотелось через тебя ударить Деннисона. Причем ударить как можно больнее! Одним ударом порушить все то, что вы вместе собираетесь сделать в городе... Мне, например, не нравится, совсем не нравится, что они подкинули ее машину именно сюда, к твоему дому. Может, хотят, чтобы тебя задержали «по подозрению» и выбили нужные показания? Если это именно так, то как считаешь: ты сможешь такое выдержать?

– Думаю, да, смогу... Во всяком случае, постараюсь.

– Учти, они приложат все силы, чтобы заставить тебя рассказать им все, абсолютно все о планах Пауэла Деннисона. И поскольку мало кто способен выдерживать все это достаточно долго, как только я разберусь с ее «понтиаком», то сразу же свяжусь с Армандо Рогалем. Он на редкость крутой итальянец, еще упрямее, чем ирландец. Адвокат и настоящий боец, который к тому же неплохо знает, что и как надо делать. После предъявления обвинения они, нисколько не сомневаюсь, поспешат на какое-то время упрятать тебя в один из своих полицейских участков, ну а я тут же натравлю на них Армандо. И если кто-либо тебя спросит, помни и твердо стой на своем: он твой законный адвокат, и точка!

– А как ты собираешься разбираться с ее машиной? – в упор глядя на него, поинтересовался Тид.

Капитан Лейтон снисходительно посмотрел на него:

– Что значит «как»? Проверю все относящиеся к делу мелочи, постараюсь выяснить, кто именно и когда ее сюда пригнал... Если повезет, узнаю кое-что важное еще до того, как они начнут официальное расследование. И тут же сам им сообщу по телефону все, что надо. Если они упекут тебя так прочно, что даже Армандо не сможет вытащить тебя оттуда, то тогда Ричи Севард напустит на них свою «Дерон таймс». Обвинит их в нарушении законов и грубом полицейском произволе. Поэтому все, что от тебя потребуется – это суметь продержаться, думаю, часов шесть – восемь, не больше, и не дать им развязать твой язык. За столь короткое время они не посмеют предъявить тебе официальное обвинение в убийстве, так как просто не успеют нарыть или хотя бы состряпать достаточно конкретных доказательств. Если вообще что-нибудь успеют...

Закончив этот короткий, но объемный монолог, он медленно пошел к двери и плотно закрыл ее за собой.

– Ну и как он тебе? – с едва заметной улыбкой спросил Севард.

– Странный, весьма и весьма странный человек, не находишь?

– Возможно, но репутация его при этом выше всяких похвал. Улаживает в управлении полиции практически все споры, поскольку все знают, что он предельно честен, справедлив и объективен. К тому же ему известно на удивление много буквально о каждом, и он никогда ничего не забывает. Так сказать, навечно хранит в памяти и не упускает из внимания. Пьяным мне довелось увидеть его всего один только раз, не больше. Это случилось в тот день, когда на электрическом стуле казнили трех человек, которых он в свое время выследил и арестовал. Тогда в пьяном виде он много говорил об убийствах. В частности, сказал: «Ни одно человеческое существо не убивает другое человеческое существо, не убивая при этом самого себя»; Я попытался было оспорить его утверждение, заметив, что многим, очень многим людям удалось избежать справедливого наказания. На что он только устало улыбнулся и ответил: «А много, и даже очень много мертвых людей по-прежнему ходят по улицам»... Знаешь, в каком-то смысле его можно назвать и сентименталистом, и мистиком одновременно. Я рад, что ты не попытался выкручиваться, сказал ему правду. Он все равно докопался бы, после чего ни тебе, ни мне, никому на всем белом свете не удалось бы заставить его даже пальцем пошевелить, чтобы спасти тебя. Он ненавидит лжецов! Причем ненавидит в полном и прямом значении этого слова.

– Да, похоже, врать ему, как говорят, себе дороже.

– Равно как и пытаться его убить, – заметил Севард с нотками искреннего уважения. – У него дома можно увидеть кусочек свинца, который в свое время врачи из него вытащили. Он хранит его в стеклянной посудине на каминной полке. Когда смотришь на него в первый раз, кажется, что перед тобой не смертоносное орудие, а просто-напросто детская конфетка.

– Послушай, Ричи, почему бы нам не пообедать вместе? Тогда сможешь собственными глазами увидеть, как меня будут забирать, и в деталях напишешь обо всем этом в своей газете.

– Может, тебе лучше сначала предупредить о такой возможности самого Пауэла Деннисона? Может, он тогда сочтет нужным пустить в ход все, что вам уже удалось собрать?

– Ну а как тогда обо всем этом узнаешь ты?

– Тид, черт тебя побери, это же мой город! Точно так же, как город Герба Лейтона и даже самого Лонни Раваля... Всем давным-давно прекрасно известно, что вы с Деннисоном собрали уже вполне приличную коллекцию интереснейших материалов, причем многие из нас просто ждут не дождутся, когда же вы, наконец, пустите эти «бомбы» в ход. Если вы сделаете это достаточно быстро, большинство людей будет на вашей стороне, но если у вас вдруг задрожат коленки или вам захочется перестраховаться и ждать еще и еще, то вы с полковником очень скоро останетесь, считай, вдвоем. Сейчас за вас, помимо всего прочего, Энди Трим, наш окружной прокурор. Он на редкость честолюбив в хорошем смысле этого слова и заигрывал с Равалем, пока в этом был некий полезный для него смысл. Но как только ему представится случай разделаться с Лонни таким образом, что его репутация подскочит вверх во всем штате, он без малейших колебаний выбросит своего «компаньона» за борт. Так что давай, Тид, дерзай. Значит, сделаем так: я подожду, пока ты посоветуешься с Пауэлом Деннисоном, ну а потом мы с тобой поедем и хорошенько пообедаем вместе.

По дороге в мэрию Севард неотступно следовал за ним в своей машине. Как говорят, проводил от двери до двери...

Глава 5

Совсем неплохо пообедав с Ричи Севардом, Тид вернулся в офис и попытался заняться хоть каким-нибудь делом. Так вот, Деннисону еще позавчера в самом конце рабочего дня принесли весьма важные официальные документы налогового комитета, из которых становилось ясным, как производилась реальная оценка собственности, прежде всего недвижимого имущества, наиболее значимых граждан города Дерона, – в прямой зависимости от степени лояльности Лонни Равалю! И комитет по налогообложению вот уже много лет был для этого одним из его самых эффективных инструментов: сделай один неверный шаг – и твою собственность, с которой надо платить должные налоги, оценят не в пять, а скажем, в пятнадцать тысяч. Попробуете это оспорить в суде? Что ж, попробуйте. Если, конечно, хотите, чтобы над вами смеялся весь город...

Но сосредоточиться на работе Тиду, как он ни старался, так и не удалось. Он вдруг вспомнил, каким приятным, радостным и... абсолютно беззаботным было его пробуждение после короткого, но глубокого сна днем в то злосчастное воскресенье. Всего сорок восемь часов тому назад! Увы, чего-чего, а такой же безмятежности ему теперь ждать не скоро. Если такое вообще возможно. Много, слишком уж много лет ему пришлось играть в азартные игры, рискуя в основном чужими деньгами. И вот пришла пора ставить на кон свои собственные деньги и покрываться противным холодным потом от самого настоящего страха их потерять...

Раньше он искренне гордился тем, что честно исполняет свой долг, что ответственно и добросовестно делает свою работу, одним из важнейших компонентов которой была определенная степень отчужденности от всего того, с чем ему приходилось иметь дело. Это было его надежной броней, защитой от любых внешних влияний. Может, именно поэтому жизнь казалась ему слишком уж легкой? Может, именно поэтому он и стал эдаким хлыщеватым, самоуверенным героем, способным выложить на игорный стол последнюю карту, не боясь возможных последствий, поскольку на кону никогда не стояло ничего особенно важного?!

В такие моменты Тид всем сердцем завидовал своему другу и начальнику Пауэлу Деннисону. И было чему: ведь тот искренне верил в то, что делает! Равно как и в то, что точно такой же преданности делу следует ожидать и от его сподвижника и правой руки Тида Морроу! Пауэл никогда не предаст ни дело, ни друга, это уж точно. Про себя Тид считал точно так же, но... А если цена предательства очень и очень высока? Если на кон поставлена жизнь? Его собственная жизнь!

Одна из древних мудростей гласит, что человек прежде всего должен научиться жить сам с собой. Это, конечно, правильно, но вот что делать, если приходится выбирать: либо жить с тем, кого не уважаешь, либо не жить вообще?

Понимая, что сама логика такого мышления чревата весьма опасными последствиями, Тид постарался выбросить эти мысли из головы. Не думать обо всем этом, и точка!

В три часа дня неожиданно заглянувшая к нему в кабинет мисс Андерсон сообщила, что с мистером Морроу очень хочет переговорить мистер Армандо Рогаль.

Адвокат ворвался в кабинет, едва она успела полностью произнести его имя: лет тридцати с небольшим, совсем не высокого роста, но довольно плотного сложения, в прекрасно сшитом светлом габардиновом костюме. Лицо бледное, зато глаза... пронзительные черные глаза с совершенно невыразительным взглядом. Что и привлекало к ним особое внимание. А тонкие-претонкие губы крошечного рта произносили слова – что тоже звучало весьма и весьма неожиданно – великолепным, ну просто на самом деле великолепным баритоном!

Оказавшись в кабинете, Армандо Рогаль плотно закрыл за собой дверь, довольно улыбнулся, кивнул, что, очевидно, должно было означать радушное приветствие, и тут же плюхнулся на ближайший стул, не сводя при этом с Тида внимательных, все изучающих и все анализирующих пронзительных темных глаз.

– Похоже, я ваш новый адвокат, мистер Морроу. Во всяком случае, именно так считает этот вечно испуганный Лейтон. Надеюсь, он успел вас предупредить?

– Да, успел, но я... вообще-то я пока еще не совсем уверен, что адвокат мне понадобится, мистер Рогаль.

– Не уверены? Прекрасно, прекрасно. Ну что ж, тогда будем считать это превентивным медицинским средством, мистер Морроу. Так сказать, на всякий случай.

Тид внимательно посмотрел на него:

– Скажите, а с чего это вам вдруг захотелось идти на явный риск?

Рогаль опустил глаза на тщательно ухоженные ногти рук.

– А что, хороший вопрос. Очень даже кстати... Мы с вами ведь живем не в городе, а в джунглях. Самых настоящих городских джунглях! Где, как всем известно, шакалы держатся стаями. Хочешь быть шакалом и жить без проблем – научись слушаться самого главного шакала. Я же, видите ли, дикобраз. Самый обычный дикобраз. И когда время от времени какой-нибудь шакал пытается меня укусить или, может, даже сожрать, то в ответ тут же получает порцию колючек в нос. Причем не просто колючек, а очень острых колючек. Я ведь дикобраз, ми стер Морроу. Соответственно, и нрав у меня дикобразий. А это животное очень трудно съесть. Если вообще возможно. Кстати, вам самому когда-нибудь доводилось видеть живого дикобраза? Нет?.. Жаль. Обычно они живут долго и счастливо.

– Это что, бунтарство ради самого бунтарства? Неужели это может быть таким интересным?

Рогаль бросил на него острый взгляд:

– А чего, скажите, еще ожидать от адвоката? Эмоционального стриптиза? Я ведь здесь родился и вырос. Отец краснодеревщик, эмигрант и профессиональный патриот. Билль о правах человека, конституция, справедливость... Не сомневаюсь, вы понимаете, что я имею в виду. У эмигрантов и их детей свой собственный кодекс поведения. Свойственный только им, и никому другому. Нам надо вечно кланяться и просить помощи. Мой старик окончил вечернюю школу и решил быть самостоятельным. Никому не кланялся, ни у кого не просил помощи... Дурной пример для всех остальных. Его все время жестоко избивали. На третий раз он впал в самую настоящую кому и до самой смерти практически не приходил в сознание. Окончив юридический колледж, я сначала попытался устроиться в Утике, затем в Сиракузах, но... В общем, ничего не вышло, и мне пришлось вернуться сюда, в родной Дерон. И теперь я немножко зол на весь этот чертов мир! Хочу быть чем-то вроде ангела-мстителя. А может, и самого Сатаны. Хотите подвергнуть меня перекрестному допросу?

– Нет, не хочу, благодарю вас.

– Вы с вашим другом Пауэлом Деннисоном оказались в весьма затруднительном положении, Морроу. Хотите узнать почему?

– Конечно!

– Так вот, ваша подруга Фелисия Карбой была самой настоящей сукой. Но при этом сукой на редкость сообразительной. Пыталась обменять свое совсем неплохое тело на безопасность своего совсем не очень умного муженька. Хотя и мэра. Но у нее, во всяком случае, как дал мне понять Лейтон, ничего так и не получилось. Тогда она решила кое-что добавить на свою чашу весов. Чтобы было потяжелее. Что-нибудь остренькое, что-нибудь, что могло бы помочь вам с Деннисоном. Что вольно-невольно вынудило бы вас согласиться пойти с ней на сделку. Скорее всего, о мерзких делишках Раваля ей было известно намного больше, чем ее мужу. Вот она и решила воспользоваться этим, как ей казалось, вполне удобным обстоятельством. Но либо доверилась не тому парню, либо что-то еще, только, так или иначе, кое-кто узнал о ее намерении. Кстати, совсем не кстати. Простите за невольный словесный каламбур. И что ему теперь делать? Убрать ее, ликвидировать? Да, само собой разумеется, но... но почему бы заодно не подставить и вас? Прекрасная мысль! Как сейчас принято говорить, «два в одном флаконе»...

Чуть подумав, Тид медленно протянул:

– Да, честно говоря, такая же мысль была у меня тоже. Она звонила сюда через коммутатор мэрии и сразу же сказала, что не хочет ничего говорить по телефону. По нашему телефону. Значит, знала. Знала и боялась!

– И, как показали все последующие события, не зря. Совсем не зря.

– Но ведь ее имя тогда даже не упоминалось.

– И тем не менее девушка на коммутаторе узнала ее голос и тут же доложила куда надо. И сейчас ей тоже будет трудновато. Над этим надо поработать. Послушайте, мистер Морроу, теперь я ваш адвокат. Это требует взаимного доверия. Абсолютного доверия! Поймите: чем больше я знаю, тем лучше смогу вам помочь... И при этом мне, черт побери, надо быть полностью уверенным, что вы ее не убивали!

– Да, я на самом деле ее не убивал! В чем, в чем, а уж в этом вы можете быть полностью уверены.

– Ну а есть что-то такое, о чем мне следовало бы знать? Как вашему адвокату...

Тид встал со стула и медленно отошел к окну. Обвел глазами парковочную площадку мэрии, здания напротив. Затем вернулся к столу, снова сел и, стараясь говорить предельно спокойно, рассказал Рогалю все, абсолютно все о том, что произошло вчера вечером в кемпинге у озера. Включая мельчайшие детали... Когда он закончил свою исповедь, Рогаль долго сидел, не произнося ни слова, но затем резко вскочил со стула, подбежал к противоположной стене и с силой ударил по ней кулаком.

– Господи ты мой милосердный! Ну надо же! Ну почему из всех самых тупых идиотов во всем нашем мире мне – не кому-либо, а именно мне – достался самый тупой? Ну почему именно мне приходится его защищать? Этого короля шутов! Господи, ну за что, за что ты меня так не любишь? За что так караешь?..

– Ну будет вам, будет, мистер Рогаль. Может, мои действия, признаю, и не были такими уж умными, но...

– Помолчите, пожалуйста! Дайте хоть немножко подумать. Значит, говорите, они были в резиновых масках Снерда?.. Так, значит, скорее всего, не здешние, а специально приглашенные гастролеры, которых в городе наверняка уже нет. Сделали свое черное дело и растворились в миру... Оставаться здесь им, естественно, совершенно не для чего. Да и незачем. – Он задумчиво почесал затылок. – Хорошо. Дайте-ка мне, пожалуйста, ключ. От вашего коттеджа на озере.

Тид покорно достал ключ и передал его адвокату.

– Ну и что вы собираетесь там делать?

– Что я собираюсь там делать? Подчистить за вами. Постирать ваши подгузники. А вы как думали?

– Да, конечно, простите. Но поверьте. Рогаль, ведь я уже и сам все там тщательно вычистил! Как мне кажется, предусмотрел все детали...

Армандо тяжело вздохнул и снова опустился на стул.

– Послушайте, я здесь только для того, чтобы помочь вам выпутаться из передряги, в которой вы и сами оказались, и затащили вместе с собой Пауэла Деннисона. Так помогите и вы мне! Да, я вам верю, Морроу. Верю, что все произошло именно так, как вы мне рассказали, и что только благодаря счастливой случайности Севард не оказался там, когда вы еще благополучно храпели! И тем не менее давайте подходить ко всему этому чуть более профессионально и практично. Там могли остаться по меньшей мере несколько сот прекрасных, на редкость четких отпечатков пальцев. Ее пальцев... И даже если вы постарались их стереть, то вряд ли знали, где их искать и как уничтожать. Например, внутри медицинской аптечки на стене в ванной комнате или на нижней поверхности спусковой ручки унитаза... Может, нам надо просто, не теряя времени, отправиться туда и сжечь все к чертовой матери! Добавив ко всем этим преступлениям еще и преднамеренный поджог! Кстати, у вас есть девушка, которую вы могли бы взять туда с собой?

– Что вы имеете в виду?

– Если полиция сегодня днем вас еще не задержит, то вы с ней можете туда отправиться. Я к тому времени успею уже все закончить. Побудьте радушным хозяином, пригласившим свою девушку на любовную встречу. Она должна быть из тех, кому нечего скрывать свои отпечатки. Пусть их будет как можно больше. Равно как и остальных следов. Губная помада, забытые трусики, волосы на вашей расческе... У вас есть такая или мне самому побеспокоиться об этом?

– Не слишком ли это расчетливо?

– Не более чем приготовление осужденного к казни на электрическом стуле. Случайно порезав вас, брея вашу ногу, они тут же смазывают ранку йодом. Тоже ведь расчетливо, разве нет?

– Послушайте, Рогаль, вам нет никакой нужды меня пугать. Я и без того до смерти напуган.

– Так вы можете найти такую девушку?

– За столь короткое время вряд ли.

– Тогда будьте любезны, подождите меня здесь. Я выйду и позвоню из уличного автомата. Вернусь минут через пять – десять. Только не вздумайте куда-нибудь уходить.

Он вернулся ровно через двенадцать минут.

– Вот уж никогда не думал, что мне придется заниматься и такими делами. Хорошо еще, что у меня неплохие связи. Вам это обойдется всего в сто баксов. В пять часов она будет ждать вас в коктейль-баре отеля «Дерон». В кабинке по левой стороне прямо напротив стойки. Полностью готовая немедленно отправиться, куда потребуется. Высокая девушка с пышными каштановыми волосами. Зовут мисс Хеддон. Имя узнаете сами.

– Она хоть... хорошенькая?

Армандо бросил взгляд на свои ручные часы:

– Боюсь, мне пора идти. В данной ситуации, мистер Морроу, лично вас это должно волновать меньше всего на свете. И постарайтесь не привозить ее туда раньше шести тридцати... Чтобы у меня хватило времени сделать все как надо.

После того как Армандо Рогаль удалился, Тид немного подождал, а затем тоже вышел, чтобы поменять чек на наличные, которые ему наверняка очень скоро понадобятся... Когда он вернулся в свой кабинет в мэрии, мисс Андерсон обычным тусклым голосом сообщила, что его срочно просил позвонить, оставив свой телефон, капитан Лейтон.

Он сразу же взял трубку и без каких-либо предисловий сказал:

– Вы получили небольшую отсрочку, Морроу. Двое местных мальчишек, которые, по счастью, вас знают, потому что вам как-то довелось играть с ними в дворовый волейбол, видели парня, пригнавшего ту машину. Ту самую машину, Морроу. Это были не вы. Хотя достаточно точно описать его не могут, поскольку все взрослые дяди, кроме тех, кого по тем или иным причинам они знают лично, выглядят для них одинаково. Так что можете считать, что пока вы слезли с крючка. Пока!..

Было уже без пяти пять, поэтому Тид торопливо зашел в офис Пауэла сообщить ему, что собирается снова наведаться на озеро. Деннисона известие явно расстроило.

– Да, но я рассчитывал, что мы вместе поработаем над кое-какими важными и достаточно срочными документами.

– Пауэл, ты даже не представляешь, с каким удовольствием я никуда не ездил бы, а остался бы с тобой и поработал, но, увы, это не мое желание, а категорический приказ моего адвоката.

– Какого еще адвоката? Может, все-таки объяснишь?

– Сейчас не могу, Пауэл, извини. Сейчас мне надо как можно быстрее слезть с крючка, в смысле той чертовой машины.

– Что ж, ничего не поделаешь, тогда давай завтра... Как, кстати, идут дела с налоговым отчетом?

– Пока никак. Из-за всей этой истории просто еще не дошли руки. Да, честно говоря, и не до того мне сейчас... Пауэл сочувственно улыбнулся и пожал плечами:

– Ладно, ладно, я понимаю и не буду тебя торопить. Как сможешь, так и сделаешь. Только не затягивай все это слишком надолго, хорошо?

Быстро доехав до отеля, Тид с трудом нашел свободное место для парковки. Где-то в середине ближайшего квартала. По пути к входу его охватило сильное возбуждение, смешанное со странным чувством испуга. Разумность замысла Рогаля была очевидна, но абсолютная искусственность предстоявшей ситуации не могла его не тревожить. Кто его там ждет? С кем ему предстоит ехать на озеро? С грубой, наверняка дешевой особой с холодными, рыбьими глазами и прыщавой кожей?

Коктейль-бар в это время дня был, само собой разумеется, забит чуть ли не до отказа. На его левой стороне находилось шесть отдельных кабинок – четыре пока пустые, в пятой сидело трое занятых выпивкой и какими-то делами мужчин, а вот в последней... в последней на него сразу же подняла глаза высокая девушка с копной густых каштановых волос. Формальное описание, данное ему Армандо Рогалем, полностью соответствовало, но вот остальное... Темно-зеленый костюм великолепного ручного кроя, дорогая меховая накидка из серебристо-серой лисы, элегантная зеленая шляпка с вуалью, выражение некоей хрупкости, скромности и даже застенчивости на потрясающем, по-настоящему аристократическом лице. Лице, которое, раз увидев, уже никогда не забудешь!

Тид, растерявшись, неуверенно переступил с ноги на ногу, медленно повернулся к стойке бара, но затем, видимо окончательно решившись, шагнул внутрь кабинки:

– Мисс Хеддон?

Спокойные, глубокие темно-синие глаза, в которых легко можно было утонуть, медленная, неторопливая улыбка будто вырезанными из драгоценного камня губами...

– Здравствуйте. Да, я Барбара Хеддон.

Он сел на ближайший к ней стул.

– А меня зовут Тид Морроу. Боюсь, я несколько задержался. Прошу простить меня, мисс Хеддон.

– Ничего страшного, Тид. Полагаю, я могу вас так называть? Ну а вы зовите меня Барбарой. Отправляемся прямо сейчас или вы хотите сначала что-нибудь выпить?

– Сначала надо заказать, Барбара.

Он подозвал к их столику в кабине официанта и заказал себе коктейль из виски с мятным ликером.

Ее коричневые перчатки из прекрасно выделанной лайки небрежно лежали на темно-зеленой сумочке, которая, в свою очередь, практически идеально гармонировала с ее костюмом. А рядом с высоким бокалом можно было видеть серебряный гарнитур, состоящий из дорогого портсигара и изящной женской зажигалки... Барбара достала сигарету и, чуть приподняв вуаль, слегка наклонилась вперед, чтобы прикурить от огня любезно поднесенной Тидом зажигалки. К своему бокалу с каким-то коктейлем она не прикасалась до тех пор, пока официант не принес заказанный коктейль Тида. Только тогда подняла свой и улыбнулась ему:

– Прошу меня извинить, Тид, но мне надо сделать один короткий звонок. Вы позволите?

– Конечно, конечно. Делайте все, что считаете нужным.

Пока она шла к телефонным будкам в конце фойе, высокая, элегантная, блистательная, Тид откровенно ею любовался. Барбара, как и обещала, вернулась довольно быстро.

– Хотите что-нибудь еще выпить? – вежливо спросил он.

– Да, благодарю вас. – Она внимательно посмотрела на него, чуть нахмурив красивое лицо. – Тид, мы ведем себя словно пара умудренных опытом европейских дипломатов, вы не находите?

– Наверное, но при виде вас у меня, честно говоря, перехватило дыхание. Признаюсь, я ожидал чего угодно, только не такого. Оказывается, вы не только на редкость красивы, Барбара, но и... чертовски привлекательны.

На какую-то долю секунды ее рот, казалось, недовольно скривился.

– Значит, вы вполне готовы показаться вместе со мной в любом общественном месте? На людях?

– Простите, наверное, я, сам того не замечая, выражаюсь чересчур напыщенно. Еще раз простите. Просто... просто я немного растерялся, только и всего. Не сердитесь, пожалуйста.

Она улыбнулась:

– В благодарность за ваше благородство, мистер Морроу, я, пожалуй, открою вам мой секрет с этим телефонным звонком. Дело в том, что время от времени я позволяю себе некую дорогую роскошь. Она называется «избирательность». Пять минут назад я позвонила только для того, чтобы сообщить кое-кому, что не собираюсь делать вид, будто у меня вдруг страшно разболелась голова.

– Что ж, кажется, мы только что обменялись верительными грамотами, не так ли?

– Да, только что создали нечто вроде общества взаимного обожания. Еще раз благодарю вас, Тид, за то, что вы не стали просто мистером Смитом. Искренне ваша, Барбара.

– Еще один вопрос, Барбара. Для вас это... как бы попроще сказать? Ну, это вполне обычно – вот так отправляться за город с человеком, которого вы совсем не знаете?

– Нет, честно говоря, совсем необычно. Но за вас поручились. Точнее говоря, вам дали в высшей степени хорошую рекомендацию. – Она понимающе улыбнулась, но затем ее настроение неожиданно резко и заметно изменилось. – Ну и, кроме всего прочего, мной конечно же движет и самое обычное женское любопытство. Вы похожи на одного из тех необузданных мужчин, которые просто обожают бить себя в грудь и уверять своих менее удачливых собратьев, что им никогда не приходится за это платить! Что им все это преподносится на блюдечке с золотой каемочкой...

Это был первый намек на грубость, но сам по себе удар оказался точным и эффективным.

– Эй, там, на крейсере, поосторожнее! – невольно улыбнувшись, заметил Тид. – Значит, время от времени кто-то именно из таких вас все-таки здорово кусает, разве нет?

– Что, теперь моя очередь делать предупреждения? Хорошо. Никогда не бейте своего партнера правой, договорились?

– Ладно, тогда для начала давайте заключим временное перемирие. Пока кому-то из нас не свернули челюсть.

Она кивнула. Подозвав официанта, Тид заплатил по счету, взял со стула ее дорожную сумку, и они отправились к машине. Там он открыл для нее переднюю дверцу, бросил сумку на заднее сиденье и, уже сев за руль, спросил:

– Верх поднять или оставим как есть?

– Оставим как есть, – коротко ответила она, снимая шляпу.

Ее волосы представляли собой копну густых каштановых завитушек. А когда они наконец-то выехали из долины на взгорье, то последние лучи заходящего солнца коснулись их и высветили яркие рыжие пятнышки, скрытые в гуще, словно искорки пламени...

– Тид?

– Да, Барбара?

– Как ты относишься к соглашениям?

Переход на «ты» ему показался несколько преждевременным. Он ухмыльнулся:

– Каким? Дипломатическим? Насчет цвета? Или, может, в отношении самоубийства?

– Сверни, пожалуйста, на обочину и остановись. Ненадолго. Думаю, пары минут нам вполне хватит, чтобы прийти к соглашению. Ну уж а каким оно будет, жизнь покажет.

Тид послушно свернул на обочину. Когда машина остановилась, он повернулся лицом к Барбаре: левая рука осталась на рулевом колесе, а правая легла на спинку ее сиденья. Она тоже повернулась к нему, но... но из ее темно-синих глаз почему-то исчезло все сияние. Теперь они выглядели совершенно безжизненными, мертвыми, глядящими на него будто из могилы.

– Вообще-то все это, как ни странно, довольно стандартно, Тид. Рано или поздно ты все равно начал бы приставать ко мне с вопросами, как это меня угораздило заняться этой древнейшей профессией. В этом смысле все вы почему-то до боли одинаковые. Поэтому давай лучше сразу договоримся: ты меня ни о чем таком не спрашиваешь и не вынуждаешь нести околесицу о трагической судьбе, падших родителях, несчастной любви и тому подобную галиматью. Просто... просто принимай меня такой, какая я есть, Тид, хорошо? Так будет лучше нам обоим, поверь мне.

– Да, но, насколько я понимаю, любое соглашение неизбежно предполагает определенную степень искренности с обеих сторон, кажется, так, Барбара? Наверное, рано или поздно я на самом деле спросил бы тебя об этом, ты права. Но теперь не буду, обещаю. Только и тебе тоже придется кое с чем согласиться. Обещай мне, что ни при каких условиях ты не будешь изображать видимость страсти или желания, если не испытаешь их на самом деле. Обещаешь?

– Ты, наверное, хочешь здорово пошутить, Тид, да? Неужели тебе так хочется самого себя обмануть?

– Каким это, интересно, образом?

– Самым простым. Я холодна, как те самые монстры, которых время от времени выкапывают из ледников. Ты стал первым и... единственным из всех моих клиентов, с которыми я решилась поделиться своими самыми сокровенными мыслями. Ну а теперь, когда все уже позади, думаю, тебе лучше отвезти меня назад в отель. Сама не знаю почему, Тид, но мне совершенно не хочется тебя обманывать. Извини...

– Нет, Барбара, лучше давай постараемся закончить то, что начали, и пусть каждый из нас строго соблюдает только что принятые на себя обязательства. Даже если все закончится чисто платонической поездкой за город. Как будет, так и будет, хорошо?

– Хорошо. Но в таком случае и ты дай обещание, что не будешь платить мне, пока я сама не попрошу тебя об этом, хорошо?

– Ладно, Барбара, пусть так и будет. В общем-то считай, что две высокие договаривающиеся стороны пришли к обоюдному и вполне устраивающему их соглашению...

Ее волшебная улыбка медленно вернулась назад. Она, как бы не веря происходящему, задумчиво покачала головой, затем повернулась к нему:

– Ну что ж, сэр, тогда поехали. Чего уж теперь ждать?

Тид въехал в первую деревеньку, когда местный рынок уже почти закрывался. Но только почти, поскольку они все-таки успели туда войти и купить пару вполне приличных стейков, бутылку шампанского и кое-какие замороженные овощи. Его тогда еще почему-то очень позабавило, каким удивленным взглядом она смотрела за тем, как продавец взвешивает мясо для стейков.

Тид Морроу вынес покупки наружу. В горах было заметно прохладнее, поэтому он, уже не спрашивая ее разрешения, нажал на кнопку и поднял брезентовый верх своей машины.

– Слушай, Барбара, хочешь услышать признание? Совсем необычное признание...

– Да, конечно же!

– Дело в том, что у меня есть на редкость расплывчатый мотив, чтобы... чтобы ехать вместе с тобой туда, в этот чертов кемпинг на берегу озера. Ты будешь должна там кое-что для меня... нет, со мной сделать. Чтобы, когда мы оттуда уедем, все выглядело так, будто накануне мы с тобой там «прекрасно провели время». Точнее, вчера! Следы губной помады на полотенце в ванной комнате, случайно оброненная заколка для волос на полу, забытые трусики, запах духов...

Выражение ее лица в наступившей темноте было уже невозможно увидеть.

– Спасибо за то, что честно все говоришь. Да, такое, признаться, сейчас не так уж часто встретишь.

– Значит, сделаешь?

– Конечно, сделаю, Тид.

– Отлично. Тем самым автоматически решается вопрос о твоей оплате. Я плачу тебе за согласие оставить там как можно больше отпечатков твоих пальцев, только и всего. Согласна?

– В общем-то да.

Последовало несколько томительных минут никому не понятного молчания.

– Значит, ты используешь меня, чтобы заставить кого-то приревновать, так ведь?

– Боюсь, нет, Барбара... Не совсем так.

– Тогда я нужна тебе, чтобы прикрыть кого-то другого? У кого слишком ревнивая жена? Которая сама по себе не в состоянии удержать собственного мужа в собственной постели?

– Нет, нет, это тоже не совсем так, Барбара... Но... но только, пожалуйста, не принимай все уж слишком близко к сердцу...

– Интересно, почему бы и нет? Разве профессионалы в любой области не люди и не могут принимать близко к сердцу конкуренцию со стороны любителей?

– Сейчас это не так уж и важно. И прошу тебя: никогда не говори никому, что именно я просил тебя делать, хорошо?

Она громко рассмеялась:

– Знаешь, это даже смешно. Ты сказал это так, будто на самом деле веришь, что мне можно доверять.

– Как ни странно, но я на самом деле верю.

Барбара слегка коснулась кончиками пальцев его руки:

– Тид, думаю, нам пора прекратить наскакивать друг на друга. Никакого толка от этого не будет. У тебя есть какие-либо конкретные предложения?

– Конечно, есть! Например, вот эта: мы с тобой знаем друг друга вот уже несколько лет, я тайно вздыхаю по тебе и наконец-то уговорил съездить со мной на романтический пикник, выпить шампанского, искупаться в озере при лунном свете... Вроде бы ничего предосудительного, но у меня свои «черные» планы, и тебе невольно приходится задумываться, насколько яростно придется бороться за то, чтобы сохранить свою собственную честь. Свою девичью честь! Ну как, подходит?

– Господи ты боже мой! Неужели мне может понравиться такая игра? Вот уж не знаю...

– Ты ее полюбишь, дорогая, не сомневайся. Кстати, имя Альберт тебе ничего не говорит?

– Альберт?

– Да, наш старый добрый Альберт. Забавный парнишка, которого ты каким-то непонятным образом уговорила поехать с нами в горы покататься на лыжах. Его-то ты, конечно, помнишь?

– Ах, Альберт! Ну конечно же помню. Кто же забудет его прыщи?! И взгляд как у вечно испуганной совы. Ну и что с ним? Как он поживает? Доволен жизнью или нет?

– Вполне доволен. Нашел отличную работу. Сидит на крышах городских небоскребов и отпугивает голубей. Получает за это совсем неплохие деньги и пользуется заслуженным уважением коллег по работе.

– Да, честно говоря, я никогда и не сомневалась, что старина Альберт добьется настоящего успеха!

Во время разговора она, сама того не замечая, придвинулась к нему почти вплотную. И вдруг, резко откинув голову назад, весело рассмеялась. В стремительно наступающей темноте горной дороги переливы ее искреннего смеха казались теплыми, по-настоящему молодыми, берущими за сердце и... одновременно какими-то беззащитными, уязвимыми!

Отсмеявшись, они уже совсем спокойно обсудили друзей и знакомых своего несуществующего мифического прошлого. Наконец Тид выехал на хорошо знакомую ему дорогу... Никакой машины у коттеджа его кемпинга видно не было. «Слава тебе господи, – с облегчением вздохнул он. – Значит, Рогаль успел сделать все, что надо, и уже уехал».

Барбара взяла пакет с едой, а он ее дорожную сумку.

– Лучше подожди, пока я не включу там свет, Барбара! – крикнул он, видя, как она решительно направилась к входу в коттедж.

– Господи, какой же здесь восхитительный воздух! – остановившись, восторженно произнесла она. – Но предупреждаю: аппетит у меня будет просто волчий, так и знай!

Как он и ожидал, Армандо Рогаль оставил ключ в двери. Когда Тид включил в комнате свет, Барбара медленно вошла, положила пакет с едой на каминную полку, повернулась к нему и улыбнулась... Они снова стали осторожными незнакомцами, проверяющими реакции друг друга в этой пока еще новой для нее обстановке.

Глава 6

Тид первым подметил ее странную неуверенность. Неуверенность в себе.

– Да, здесь... здесь довольно уютно, – почти прошептала она.

Попытавшись снять вдруг возникшую напряженность, он весело заметил:

– Учти, почетным гостям я обычно уступаю мою поистине королевскую спальню, которая, кстати, одновременно служит гостиной, столовой и комнатой для развлечений. Заходи, посмотри сама... – Чуть ли не торжественно взяв ее под руку, Тид открыл дверь в комнату, настолько крошечную, что ее практически всю заполняла огромная двуспальная кровать. – Вот это, дорогая, и есть та самая спальная комната, которую я предоставлю тебе в полное распоряжение, как только переоденусь в купальные трусы.

– Эй, эй, подожди-ка! Ты что, имеешь в виду романтическое купание под луной? Это было бы, конечно, прекрасно, но... не слишком ли холодная в озере вода? Ведь уже давно не лето...

– Лето оставило озеру свое тепло. Холодным кажется только воздух, а с водой все в порядке, не волнуйся. А купальника у тебя конечно же с собой нет, я не ошибаюсь?

Барбара слегка нахмурилась:

– Нет, конечно нет. Но трусы и лифчик нейлоновые. Сохнут моментально. Надеюсь, огонь будет?

– Само собой разумеется. Как же без огня? Такого у нас не бывает.

– Ну тогда иди надевай свои купальные трусы. И бегом на озеро. Те ступени, которые я видела, когда ты зажег свет в комнате, они что, спускаются прямо к воде?

– Нет, прямо к причалу. Можешь нырять с него.

– Если у меня, конечно, хватит духу!

– Если не хватит, я помогу, уж не сомневайся. Все будет в самом лучшем виде! Сам лично столкну тебя в воду и прослежу, чтобы ты получила удовольствие по полной программе.

Он быстро натянул на себя купальные трусы, вышел на крыльцо и, не забыв ей улыбнуться, пробежал вниз по ступенькам. Да, ночной ветер был отнюдь не теплым, отнюдь... Тогда немедленно в воду! Она действительно оказалась намного теплее воздуха.

Увидев, как она величаво спускается по ступеням к озеру, Тид Морроу немедленно подплыл ближе к причалу и вполне уже привыкшими к лунному свету глазами увидел, насколько же великолепно она сложена: не в классическом смысле, а так, как способны видеть совершенную женщину только искренние мечтатели! Длинные, стройные ноги, покатые бедра, идеальные пропорции. Небольшие, но заметно твердые груди вызывающе торчали настолько высоко, что еще больше подчеркивали хрупкость оливковых плеч и изящество талии.

– Тид, где ты? Поторопись! Неужели не слышишь? Мои зубы уже стучат, как самые настоящие испанские кастаньеты!

– Ныряй сюда! Не жди! Прыгай, и все сразу будет уже позади. Давай, давай, не пожалеешь!

– Р-р-раз, д-д-два, т-т-три...

Она все-таки прыгнула. Именно прыгнула, а не плюхнулась с деревянного причала. Грациозно, профессионально, совсем как на спортивных соревнованиях. Но тут же яростно заработала руками и ногами, подплыла вплотную к нему, схватилась рукой за его плечо и, запыхавшись от усилий, пробормотала:

– Ты меня все-таки обманул, Тид. Подло обманул! Вода же холодная как лед!

– Значит, говоришь, что ты городская неженка? Ну а где же это ты, интересно, научилась так нырять?

– В водном шоу.

Он, слава богу, вовремя вспомнил свое обещание не задавать ненужных вопросов.

– А что, неплохо! Совсем неплохо, правда же? Теперь давай наперегонки!

Она стартовала всего чуть раньше его, однако ему, как ни странно, потребовалась далеко не одна минута, чтобы ее догнать. Впрочем, к тому времени они оба уже достаточно тяжело дышали и почти выбились из сил... Чтобы хотя бы немного отдохнуть и набраться сил для возвращения, Барбара, как и большинство женщин в аналогичной ситуации, перевернулась на спину, даже не думая о том, что ее трусы и лифчик из нейлона стали совершенно прозрачными. Особенно при ярком свете луны!

При виде всего этого он тут же почувствовал, как его тело буквально пронизывает острое физическое желание, как часто, несмотря даже на холодную воду, застучал его пульс...

– Тид, надеюсь, у тебя найдется во что переодеться, когда мы закончим наш рекордный заплыв?

– Да, конечно. Джинсы и шерстяная рубашка тебя устроят? Если нет, то, как только войдешь, сунь руку в правый шкаф и бери что хочешь. Там много всего. А ты что, ничего с собой не захватила?

– Захватила, конечно, но... но не для кемпинга же на осеннем озере, черт вас всех побери! А костюм после такого купания мне, как ты сам понимаешь, надевать не захочется, это уж точно.

– Тогда возьми любую чистую рубашку и свитер. На свой вкус. Надеюсь, их там достаточно... Ну как, готова вылезать?

– Конечно, готова. Иначе придется откусывать собственное мясо. Так голодна я еще никогда не была. Сейчас по сравнению со мной любой волк показался бы всем жалким ребенком! Но, Тид, я выйду первой. А ты зайдешь после того, как я выключу и включу свет, ладно?

– Что, ты настолько стеснительная?

Тон ее голоса моментально стал ледяным. По-настоящему ледяным.

– Если тебя это так раздражает, дай мне знать... Я постараюсь исправиться. Но привыкнуть, боюсь, так и не смогу. Никогда!

– Ну будет тебе, Барбара. Я ведь ничего такого не имел в виду. Сказал бы это, наверное, любой, абсолютно любой женщине.

– Ладно, ладно, прости, Тид. Возможно, я просто немножко сверхчувствительна. Время от времени позволяю себе и такую роскошь тоже. Боюсь, тут уж ничего не поделаешь. – Но из ее голоса что-то ушло. Скорее всего, теплота...

– Тогда вспомни нашего Альберта. Он тоже был, как ты говоришь, немножко сверхчувствительным. Просто ненавидел, когда голуби следили за ним...

– Придурок, самый настоящий придурок! – вдруг воскликнула она, но на этот раз с самой настоящей теплотой в голосе. Крепко схватила его за плечи и с силой, совершенно неожиданной для ее нежных рук, дернула Тида вниз... Когда он вынырнул и отдышался, то увидел, что она решительно и энергично гребет к причалу. Все, романтическая прогулка по осеннему озеру с лунным светом, похоже, подошла к концу. Интересно, каким будет следующий этап?

Дождавшись, пока свет в его комнате мигнет два раза, Тид выскочил из воды и, дрожа от холода, побежал вверх по ступенькам. Когда он влетел в комнату, Барбара, ухмыляясь, бросила ему махровое полотенце. Кроме того, – сюрприз, сюрприз! – оказывается, она уже успела разжечь огонь в камине, который только начинал весело разгораться...

– Кстати, если вдруг захочешь побыстрее согреться, то иди поближе к камину, – сказала она. – Да, я нашла бренди и лед и все остальное, но вот твоей любимой мяты нигде нет. Она что, закончилась? Будешь пить коктейль как все нормальные люди? Без мяты?

– Мята? Она в самом нижнем ящике буфета на кухне. А доза... доза пусть будет два с половиной к одному... Кстати, как там с размерами одежды? Надеюсь, все подошло?

Плечевые швы его мохерового свитера болтались где-то на уровне ее локтей, а под загнутыми вверх брючинами темно-синих джинсов виднелись его толстые шерстяные носки. Веревку же для сушки постиранного белья Барбара приспособила в качестве пояса.

– Ну и как тебе все это? Сойдет для сельской местности или, может, что-нибудь не так?

Тид тщательно вытерся полотенцем, схватил первую попавшуюся под руку одежду, практически то же самое, во что оделась Барбара, и ненадолго заперся в спальне. Там на постели лежала ее одежда. И сумочка тоже. Первое, что он сделал, – это достал из кармана пять бумажек по двадцать долларов и положил их в ее сумочку.

К тому времени, как он, закончив все, что спонтанно спланировал, и якобы искренне улыбаясь, вышел в гостиную, Барбара уже приготовила коктейли, даже неизвестно где нашла чистую скатерть, накрыла ею небольшой, придвинутый к самой стене и практически незаметный картежный столик и поставила на него полные бокалы.

– Прости, овощи почти растаяли, – почему-то извиняющимся тоном сообщила она. И до странности обыденно спросила: – Кто будет жарить бифштексы, ты или я?

– Я, я!.. Кстати, как тебе: с кровью, средний или...

– С кровью. А если это займет слишком много времени, то лучше сырой. Совсем сырой, но только как можно быстрее!

Пока мясо шипело на сковородке, они, дружно выпив по бокалу коктейля, практически подружились опять.

– А знаешь, Тид, вообще-то мы совсем не плохо поплавали. У меня до сих пор мурашки по всему телу бегают... – Ее волосы, выпрямившиеся было, когда она вылезла из воды, каким-то никому не ведомым образом снова закудрявились. А в глазах, в ее потрясающих глазах – тоже никому не ведомым образом – вдруг появилось дружеское, именно дружеское выражение... – Да, Тид, а знаешь, ведь ты, похоже, на самом деле хороший парень. Вот уж не ожидала...

– Если это попытка заставить меня поджарить бифштекс побыстрее, то она тебе вряд ли удастся, мой друг. Даже и не мечтай!

– Вот это да! Похоже, ты все предусмотрел, мой друг. Значит, теперь женщине совершенно незачем изображать из себя невинность, так ведь? Ну что ж, тогда приступим!

Они плотно, вроде бы даже ни на что особенно не отвлекаясь, поели, выпили бренди с кофе, лениво покурили, убрали все со стола...

Но потом... потом вдруг вернулась прежняя напряженность. Неизвестно почему, но вернулась. Почувствовав это, Тид сказал:

– Тут есть игральные карты. Ты, кстати, умеешь раскладывать пасьянс?

– Когда была совсем ребенком, то умела. Сейчас вряд ли...

– Ну а на интерес?

– Не знаю. Давай попробуем.

Они сыграли три партии. Подряд. Первую выиграл он, две остальные – она. И почему-то густо покраснела...

– Ну что, может, хватит? – спросил он.

Немного подумав, Барбара легко согласилась. С одним маленьким условием.

– Послушай, а можно подбросить в камин еще одно полешко и выключить свет?

– Ну а почему нет? Вообще-то в кемпинге всегда так делают. Мне это нравится.

Она почти вплотную придвинулась к ярко горящему камину, обняла руками колени и уставилась ставшим вдруг загадочным взглядом на лихорадочные сполохи пламени... Он же, безмятежно распластавшись, лег рядом на животе, положив голову на согнутые в локтях руки.

– Тид, ты там что-нибудь видишь? Ну там, в пламени? Видишь что-нибудь чудное? – шепотом спросила она.

– Да, конечно же вижу, Барбара. Но это, признаться, всегда вызывает у меня большие сомнения. Или огорчения... Правда, весьма далекие. Предсказать их в смысле прошлого и даже будущего, прости, вряд ли смогу.

– Ничего страшного. Думаю, не такие уж они важные... Я имею в виду прошлое или будущее. Что будет, то будет, и никуда от этого не денешься... Ни-ку-да! И зачем переживать?

Тид перевернулся на бок, вытянул руку, поймал и крепко сжал ее ладонь.

– Барбара, мне... я...

Из ее голоса вдруг исчезли нотки мечтательности.

– Как прикажете, сэр. Сегодня вы здесь хозяин!

Он тут же отпустил ее руку.

– Какого черта? Мы же здесь по делу, и не более того! Думай что хочешь, но делай, что надо! Понятно? Тогда вот что: ты последи за огнем, ну а я немного сосну...

Барбара немедленно вскочила на ноги:

– Тогда я сначала заберу оттуда мои вещи.

Она принесла свою одежду, сумочку, дорожный саквояж и положила, нет, скорее швырнула их на покрывало постели. С абсолютно бесстрастным выражением лица! Как будто она здесь совершенно ни при чем! Он запустил руку в копну ее густых волос, переворошил их. Затем нежно поцеловал в щеку.

– Извини, я ведь совершенно не хотел тебя обидеть. Просто ситуация, как бы это попроще сказать, не совсем обычная. Ладно, спи спокойно. И ни о чем не беспокойся.

– Да, ты был прав, Тид. Полностью прав! Ситуация на самом деле не совсем обычная. Точнее, совсем не обычная!.. Что ж, бывает. Ладно, поживем – увидим... А знаешь, нам совершенно не стоило заключать то соглашение. Тогда нам не пришлось бы изображать желание или хотя бы видимость того, что мы так уж хотим друг друга...

Он пожал плечами:

– Может, ты и права, кто знает? Но когда начинаешь игру, то невольно в нее втягиваешься. А отступать уже и поздно, и совсем не хочется!

Когда он, вытираясь полотенцем на ходу, вышел из ванной комнаты, Барбара сидела на корточках у камина и веткой клена помешивала в нем раскаленные угли.

– Спокойной тебе ночи, Тид, – сказала она, даже не обернувшись.

– Тебе тоже, Барбара.

Тид аккуратно закрыл за собой дверь крошечной спальни, разделся, небрежно швырнув брюки на пол, открыл и установил на крючок форточку, затем с удовольствием забрался под чистую простыню. Свежий ночной воздух с любовью коснулся его непонятно почему разгоревшегося лица...

Полежав несколько минут, мечтательно улыбаясь, он встал, нащупал в кармане валявшихся на полу брюк «последнюю сигарету дня», прикурил ее, снова лег и... задумался о странностях сегодняшнего дня, о странностях девушки, которая сидела на корточках у камина. В его комнате, в его джинсах, в его клетчатой рубашке!

Вот твоя сотня долларов, подумал он. Получил, что хотел? Ты что, окончательно свихнулся, Морроу? Проснись! Да кто она, по-твоему, такая? Принцесса? Блаженная послушница из монастыря благородных девиц? Недотрога из сказки для детей? А тебе не приходило в голову задуматься, сколько еще людей заплатили ей свою сотню?! Сто долларов! Не больше и не меньше! Не пятьсот и не тысячу, а именно сто! Как она сама сказала. Это ее цена! Стольник! Интересно, кто были те другие? Пухленькие, румяные бизнесмены, которые уверены, что могут купить все на свете? Прыщавые студентики элитных колледжей со знаменитыми папами и мамами, желающими наконец-то стать мужчинами и считающими, что им все позволено?

И она давала всем им. Всем, без исключения! Лишь бы платили. Честно выполняя свою естественную женскую функцию. Делала все, что положено, с милой застенчивой улыбкой... Сука! Она всего лишь девушка по вызову, Морроу, не заблуждайся.

Хочешь убедиться сам? Так открой дверь и позови. Ну а потом, когда все будет закончено, прими теплый душ и усни, как младенец. С чистой совестью. Она там, сидит на корточках перед твоим камином и улыбается, предвкушая, как один взрослый придурок по имени Тид Морроу только и ждет, когда она покажет ему свою голенькую сладенькую попочку. Причем всего-то за сто долларов! Ну и чего же ты ждешь? Давай, давай, действуй! Вперед, жалеть будешь потом! Эти котята быстро, поверь, очень быстро вылезают из розовых штанишек! Поддайся ей и жди, терпеливо жди, как она будет с искренним восторгом рассказывать про тебя своим «коллегам по работе». Нет, нет, не про дружбу и любовь, даже не надейся, а про то, какой ты... лопух!

И все равно, два этих образа никак не вязались друг с другом: Барбара – девушка по вызову и Барбара – девушка с улыбкой Моны Лизы, которая только что плавала с ним в ледяной воде, только что, искренне и счастливо улыбаясь, ела с ним шикарный бифштекс...

Нет, «вызвать» ее он не мог. Даже за свои собственные сто долларов. Не мог, и все тут! Тид затушил сигарету, нервно взбил подушку, пытаясь поудобнее устроиться, чтобы наконец-то уснуть и забыться... И чтобы не слышать даже торопливого топота чьих-то маленьких лапок по крыше! Крысы? Птица? Да какая разница! Не слышать, и все тут! Не видеть влажного, притягивающего взгляда черных глаз Раваля, этого чертова Лонни Раваля! А мысль о ней, о стодолларовой Барбаре, так и не уходила, все равно возвращалась и возвращалась...

Дверь спальни, чуть скрипнув, медленно отворилась, и в проеме, в тусклом свете постепенно угасающего камина как бы ниоткуда образовался неясный силуэт ее фигуры. Потрепанные темно-синие джинсы и его старая рубашка делали ее похожей на ребенка. Правда, на взрослого и очень красивого ребенка...

– Тид, – приглушенным голосом сказала она. – Тид, мне, мне... – И она рухнула рядом с ним. Точнее, прямо в его объятия. Уткнулась лицом куда-то в его шею и вдруг горько зарыдала.

Он невольно обнял ее: левой рукой за нежную, ставшую вдруг податливой талию, правой за тонкую шею под густой копной рыжих волос. Барбара, как и положено взрослому ребенку, немного громко порыдала, затем звуки горького плача стали все реже и реже, все тише и тише...

– Прости меня, ради бога, прости, Тид! – воскликнула она, яростно вытирая глаза кулачками и пряча их, как будто смертельно боясь, что сделала что-то не так. Совсем не так!

– Ничего страшного, дорогая. У всех нас бывают времена, когда просто страшно быть одному. Тут уж ничего не поделаешь.

– Нет, нет, мне надо было использовать тебя как «стену плача».

– Хочешь об этом поговорить поподробнее?

– Нет, это не так уж и важно. Во всяком случае, прямо сейчас. Просто ты мне вдруг кого-то напомнил, Тид. Знаешь, у меня чуть не остановилось сердце, когда ты вошел в кабинку! Там, в баре отеля. Ну а затем пошло-поехало... Вроде бы мелочи: твои привычки, как ты ходишь, как двигаешь руками, как держишь голову, как открываешь и закрываешь глаза... Сначала думаешь – старые шрамы заросли, а потом оказывается – нет, снова открылись! Только кровь из открытой раны хлещет еще сильнее.

– Считай, что уговорила: готов быть твоей «подушкой плача». Только прикажи, и я тут же под тебя лягу.

Она медленно встала.

– Да, я хотела, я очень хотела, чтобы меня кто-то обнял. Наверное, даже как ребенка. Слишком много темноты. А смотреть на яркий огонь камина одной, совсем одной, когда вообще не на кого опереться, далеко не всегда приятное занятие.

Тид протянул руку, схватил ее за запястье и не сильно, но настойчиво потянул к себе. Сначала Барбара пыталась сопротивляться, но затем... затем как-то странно, с не менее странным гортанным хрипом... сдалась. Поэтому когда она оказалась совсем рядом с ним под уже слегка влажной простыней, то первое, что сделала, – это обхватила его с такой силой, что он невольно охнул. Затем тут же снова откинул простыни назад...

– Я выполню наше соглашение, Тид! От первой до последней буквы, не сомневайся.

– Да, но мне не нужны съемки фильма, Барб! Вообще не нужны! – резко сказал он. И при этом чуть от нее отодвинулся.

Даже сильно поношенная ковбойка не смогла скрыть то, что скрывалось за всем этим. Чистое, настоящее, самое настоящее! Тид начал «раскрывать» ее, начиная с горлышка рубашки. Барбара села, с безропотной покорностью позволила ему снять с себя все остальное, небрежно отбросить в сторону... Он чуть замешкался с веревкой для белья, послужившей ремнем на джинсах, но представшее затем его взору, безусловно, стоило того...

Она лежала в его объятиях, засунув левую руку под его голову, правую положив поверх тела. Камин потрескивал все тише и тише, легкие сполохи умирающего огня появлялись все реже и реже... Хотя обстановка от этого отнюдь не становилась хуже... Тид, осторожно держа Барбару в руках, нежно целовал ее в глаза, в щеки, в шею. А когда добрался до губ, то физически ощутил скрытое в них отчаяние. Не случайное, не специальное для него, а свое собственное абсолютное отчаяние. Которое не приходит, когда захочется, которое живет вечно и только само по себе!

Когда он снова поцеловал ее губы, то вдруг почувствовал, как они напряглись. Что, стали сопротивляться? Передумали?

Но затем пропало дыхание, тело, дернувшись, обмякло, ее рот ожил с чудовищной силой, нашел его губы, впился в них и уже долго-долго не отпускал. Жадно, не желая отдавать ни капли!

Это было как лавина, как землетрясение, как если бы плотину прорвала паводковая вода. Рухнула вся система защиты. Безжалостный поток поглотил его, лишил силы сопротивляться.

Она была и потоком и землетрясением! Ничто превратилось во все. Вот так сразу. Никого и ничего не спрашивая. Увы, так бывает. И дай-то бог...

И одновременно где-то далеко-далеко, на вроде бы совсем уже запылившихся полках человеческой истории, появилось совершенно иное, чисто детское ощущение памяти – совсем как разрозненные кусочки «китайской головоломки». Тебе ее дал твой мудрый дед и сказал: «Не торопись, сынок, и у тебя все выйдет!» Он попытался, и у него ничего не вышло. Головоломка почему-то не реализовалась. И он крупно рассердился. Очень крупно! А потом? Потом пошли слезы... искренние слезы за то, что не успел сделать. Да, тебя не просили, ни о чем не просили, ну и что? Ты ведь все равно не успел! Не успел!

Что он сделал? Бежал вверх по темным, вельветовым ступенькам, только и всего. Не замечая ничего вокруг. Каждый шаг был высоким, практически неприступным, но ведь другие-то преодолели! Так почему не он? Надо только ничего не бояться и делать все как надо. Главное – не делать фатальных ошибок, ну а уж остальное само собой образуется... Вот только ступеньки почему-то никак не кончались, а шли все выше и выше!

Но вот перед его мысленным взором образовался лестничный пролет, который был круче, намного круче, чем все остальные, который, казалось, ни за что не преодолеть. Значит, надо попробовать бежать быстрее, попробовать преодолеть это вроде бы пустое, но на самом деле важнейшее в жизни любого человека пространство и... вернуться в реальную жизнь. Только так, и никак иначе.

Нет, как всегда бывает во сне, он так и не упал! И даже не закричал. Просто медленно и плавно опустился на место, где вихрь неуемной страсти уступил место алому пятну крови на его бедре, весь смысл которого он понял далеко не сразу. Только потом. Вместо этого, наконец-то отдышавшись, хрипло прошептал:

– Господи, как же все это странно. Когда я еще ходил в школу, мы как-то ставили пьесу. Репетировали целый месяц. Практически каждый день. Похоже, то же самое происходит со мной и сейчас. Впечатление такое, будто все, что я делал раньше, было всего лишь только репетицией! Тренировкой. Подготовкой к...

– Заткнись! – перебила она его.

Тид настолько удивился, что даже не стал возражать.

– А в чем дело? Что-нибудь не так? Я тебя чем-нибудь обидел? Если да, то поверь, совсем не хотел. Клянусь всем святым!

– Господи, господи, господи! – торопливо прошептала она. – Неужели такое возможно? – Все тем же невыразительным, совершенно безжизненным тоном.

Он протянул к ней руку, но Барбара откинула ее.

– Слушай, в чем дело? Что я сделал не так?

– Не важно. Ты все равно не поймешь.

– Как это не пойму? А ты попробуй, попробуй, дорогая...

– Может, я и попробую, вот только ты, прошу тебя, даже не пробуй, слышишь, не пробуй говорить со мной этим липким, вонючим, сутенерским тоном, дорогой!

– Ну ты даешь! У тебя что, сдвиг по фазе?

– Значит, хочешь все узнать? Действительно хочешь? На самом деле? Ладно, давай смотри! Тогда включи свет...

– Зачем?

– Сам увидишь. Раз уж так хочешь! Включай!

Он сел на кровати, протянул руку, дернул за шнур выключателя. Невольно зажмурился от яркого света. Барбара, действуя как сомнамбула, встала, повернулась к нему лицом, демонстративно выпятила живот и все, что было под ним, широко расставила ноги, но при этом почему-то чуть сгорбилась... Зато лицо, ее лицо говорило красноречивее, чем все остальное! На нем была скорбь всего мира.

– Что ж, смотри на товар, который ты хотел купить, мой друг! Товар стодолларовой шлюхи! – Как ни странно, но ни ее глупейшая вызывающая поза, ни самые искренние попытки выглядеть дешевой так и не сделали ее тело менее красивым. – Давай, давай, не жди, проверяй, за что платишь деньги!

– Ну зачем ты так, Барбара? Прекрати, ладно? Я же не собираюсь тебя унижать.

Ее голос стал еще более хриплым:

– Бедная, бедная, бедная Барбара! Какой же я была дурой! Самой глупой, самой... Ну так как, будем смеяться или проверять товар? Покупатели обычно делают это очень основательно. Что это с тобой, Тид? С чего это ты вдруг стал таким застенчивым? В первый раз видишь женщину? Ах нет, нет, извини, не женщину, нет, их ты вдоволь насмотрелся. Девушку! Проститутку. Которая продает себя за целых сто баксов, и никак не меньше. По вызову. Только при этом, учти, мой друг: продает, но не отдает! Это не отдается. На это не хватит всех денег мира... Господи, да вразуми же его, пусть он поймет!

– Думаю, я понял. Ты продавала не себя, а свое «пальто». Только то, что тебя прикрывало. Но не было тобой.

– Да, они покупали украшения, но не то, что внутри. Не меня! Я прячусь от них и смеюсь... Может быть, сама над собой. Хотя теперь это, наверное, не так уж и важно. Помню, мне как-то заплатили только за то, чтобы я голая прыгнула зимой в бассейн. За те же самые сто баксов!.. Но теперь-то, теперь! Теперь я только что продала не то, что на мне, а саму себя! Ты только что купил не мое тело, нет, мистер Тид Морроу, ты купил мою душу, ты за свои грязные деньги купил мои чувства, мои желания, мою мечту...

– Перестань, Барбара, перестань, ну прошу тебя!

– Если бы не ты, я продолжала бы делать то же самое! – Ее голос начал как бы теряться, куда-то пропадать. – И прекрасно при этом жить. Ну а что теперь? Что мне делать теперь? Прежнего нет, а будущего просто быть не может. Тебе-то, друг мой, все это не более чем сопливые страдания самой обычной потаскухи, ну а мне... А для меня это конец жизни! Я тебя ненавижу, Тид Морроу!.. И еще больше... себя! Да, раньше они покупали мою обертку, но не меня. Даже и не мечтайте! Я была сама в себе. Вам нравится смотреть, что снаружи? Давайте, валяйте. Но только снаружи. Только снаружи! И никогда изнутри! А теперь?

Он быстро наклонился вперед, поймал ее за кисть правой руки и легко, но настойчиво потянул снова к себе в постель. Однако Барбара стала сопротивляться и даже поцарапала ногтями его шею.

– Нет, нет, отпусти же меня, отпусти!

– Ну будет тебе, Барбара! Я ведь ничего не покупал. И не собираюсь. Думай что хочешь, но, пожалуйста, помни: то, что между нами произошло, можно назвать чем угодно, только не сделкой!

– Ты можешь называть это чем угодно и как угодно, можешь платить мне или не платить, это твое личное дело, но для меня ты всего лишь очередной клиент, не больше.

– Да послушай же меня, Барбара! – внезапно осипшим голосом проговорил Тид. – Послушай и вспомни. Мы же знаем друг друга далеко не первый год. И встретились специально только для того, чтобы поговорить, вспомнить былое, искупаться при луне... Ну а потом, совершенно независимо от нас, все вдруг изменилось, стало чем-то совсем иным. Так ведь может случиться с любым, разве нет?

– Чушь, ерунда! – отмахнулась она. – Полная ерунда! Ты сам не веришь в то, что говоришь.

– Эй, дружище, неужели ты так быстро забыла старину Альберта? И катание с горки на санях, и ту гулянку в деревне? Самую веселую во всей нашей жизни...

– Не надо меня жалеть, Тид. И помогать мне тоже. Не надо, прошу тебя. От этого мне будет только хуже, поверь, – тихо произнесла она внезапно изменившимся тоном.

Его взгляд тоже изменился, стал колючим, непреклонным.

– Не слишком ли крутой груз вины ты хочешь на себя взвалить, Барбара? Хочешь, чтобы он тебя раздавил? Нет, не верю! Ты... ты... просто самая чокнутая, самая красивая и... самая глупая девчонка в мире!

Она мягко, нет, скорее ласково высвободила свои руки.

– У тебя такой странный голос, Тид. Почему он вдруг так изменился?

Он смущенно попытался было отвести глаза, но кончики пальцев ее свободной руки коснулись его щеки, нежно провели сверху вниз, чуть задержавшись у самых губ...

– Большой ребенок. Какой же ты большой ребенок, Тид! – Ее голос надломился, и слова перешли в плач. Но уже в какой-то совершенно другой плач. Негромкий и осмысленный. – Тогда помоги мне, Тид. Прошу тебя, помоги! Кроме тебя, больше некому.

Вместо ответа, он, повинуясь какому-то ничем не объяснимому инстинкту, еще плотнее прижал ее к себе. А когда поток слез наконец-то закончился, она чуть отодвинулась.

– Сигарета найдется?

– На полу, с твоей стороны кровати.

Барбара пошарила по полу рукой, нащупала пачку, подняла ее, достала из нее две сигареты, протянула одну Тиду. При свете загоревшейся спички он почему-то отметил, как у нее от первой затяжки щеки заметно втянулись внутрь.

– Когда они спрашивают, я всегда отвечаю. Каждый раз что-нибудь новенькое. Повторения практически никогда не бывает. Во всяком случае, полного повторения.

– Для меня можешь ничего не придумывать, Барбара. Мне это и не важно, и, поверь мне, совсем не интересно.

– Вот как раз здесь-то ты и ошибаешься, Тид. Мне надо, просто очень надо сказать кому-то правду. Всю правду! Чтобы не сойти с ума... Да, я ходила в те самые правильные школы, вела тот самый правильный образ жизни. Даже была помолвлена с парнем по имени Роджер. Как мне тогда казалось, с очень хорошим парнем. Ты мне его, кстати, чем-то сильно напоминаешь... Так вот, скоро мы должны были пожениться. Я была вполне честной девушкой. То есть, короче говоря, девственницей. Чем ближе к свадьбе, тем ближе друг другу мы становились. Физически! Нет, нет, мы еще не спали, просто нам было хорошо вместе, только и всего. Уж не знаю, поймешь ли ты это... Все происходило в моем родном городе. В Балтиморе. Начальник Роджера, так уж случилось, был холостяком. Не старым, но холостяком. Мы часто вместе проводили время. То, что он самый настоящий половой бандит, было ясно с первого взгляда даже такой невинной девушке, какой я была тогда, но ведь мне-то нечего было бояться! Я жила в относительно небольшом провинциальном городке, была законной невестой Роджера, мы хотели пожениться и иметь несколько миллионов детей.

Так вот, как-то раз Роджер сказал мне, что его шеф дня на три уехал куда-то по делам и мы можем воспользоваться его домом. Лично мне это с самого начала не совсем понравилось, но он настаивал, очень настаивал, и мне не оставалось ничего иного, кроме как согласиться. Мой законный жених! В провинциальном городке! Роджер почему-то все время подливал мне и подливал, поэтому в голове скоро произошел «дворцовый переворот», и я отключилась. Пошла спать со своим женихом. Как мне казалось. А утром... утром проснулась с его шефом. Вот так... Через два дня Роджер получил причитающееся ему повышение по службе. Мой законный жених все устроил, соврал, наврал, приготовил все, включая даже напитки, споил свою собственную невесту, положил ее в постель с начальником, убрал все со стола и... преспокойненько ушел домой. Ну как, впечатляет?..

Сначала я пыталась покончить с собой. Да, да, пыталась, можешь не сомневаться, но, увы, не хватило смелости.

– Или ее оказалось слишком много? – сам не зная почему, предположил Тид.

– Но самое страшное, Тид, было потом – слушать, как он говорил: «Но ничего ведь не произошло, дорогая. Мы скоро поженимся, и все будет в порядке». Я, в свою очередь, тоже рассказала ему, во что, желая того или нет, он нас превратил – и меня и себя! Со всеми вытекающими последствиями... Слово «сутенер» ему почему-то не понравилось. Настолько, что он даже ударил меня по лицу. Я тут же уехала из города. Куда ехать – тогда мне было совершенно все равно. Так я и оказалась здесь. Глупо? Может, да, может, нет, кто знает... Потом меня подобрал какой-то мужчина, наглядно объяснил, что и как надо делать. А я и не сопротивлялась. Тогда мне было все равно! Просто все равно! Даже поторговалась: заставила его мне заплатить двадцать долларов. На следующее утро ко мне в дешевый мотель пришла молодая женщина. Представилась как мадам Гонзалес и все объяснила: что надо делать, как и почем. Откуда ей стал известен мой адрес, я до сих пор не знаю. Да, честно говоря, не очень-то и хочу знать. Слишком давно все это было... Конечно же я ее отшила. Не стесняясь в выражениях. Даже не помню, каких именно...

Ну а затем... Затем вышла из мотеля и отправилась проветриться. Догадайся, для чего? Для того чтобы меня забрали в полицию и посадили на два месяца за «бродяжничество», вот для, чего! А ведь ждали-то специально. Через два дня она снова пришла и еще раз объяснила, что от меня требуется. И что прикажете делать? Вот так, мистер Морроу, благородный мистер Тид Морроу, все и началось. Для меня!

– Так все и началось?

– Да, именно так.

– И все только для того, чтобы посчитаться с Роджером? Отомстить? Ну и что собираешься делать дальше?

– Нет, Тид, все намного проще. Я живу в шикарной квартире, одеваюсь сам видишь как, ем то, что хочу и где хочу, имею два телефона – обычный городской и незарегистрированный, но... но при этом никогда себе не вру! Каждое утро, когда я встаю и смотрюсь в зеркало, всегда говорю: «Доброе утро, шлюха!» А уж потом думаю, чем буду заниматься.

– Знаешь, может, я в каком-то смысле и ханжа, но такие определения мне почему-то совсем не нравятся.

– Да? Ну а мне, представь себе, нравятся. Просто я люблю честность. Со всеми и во всем!

– Ну ладно, ладно, не кипятись... А твоя семья, родители? Интересно, как ты им все это объясняешь? При твоей-то честности.

– Проще, чем тебе может показаться. Они уверены, что я работаю моделью. Разве такое трудно себе представить?

– Ну и что дальше?

– Дальше? Там будет видно. Хотя... теперь, честно говоря, не знаю. Ты что-то со мной сделал... Нет, нет, не волнуйся, я совершенно не хочу тебя ни в чем обвинять. Просто так вышло... После Роджера я долго болела, а потом... Проблема, конечно, есть, но толком пока еще не известно...

– Ладно, бог с тобой. Я поставлю вопрос чуть иначе. Что ты собираешься делать сейчас? В ближайшую минуту? Или, допустим, две... – Он недвусмысленно протянул к ней руки. По-доброму, необычно даже для него по-доброму улыбаясь.

Она, невольно поддавшись естественному импульсу, тоже потянулась к нему. И, хохотнув, сказала:

– Что я собираюсь делать? О, Тид, Тид! Неужели тебе не ясно? Не волнуйся, на этот вопрос я ответ найду. Причем, думаю, немедленно!

– А мне почему-то кажется, мы найдем его вместе.

– Да, но только не так яростно и... отчаянно, как совсем недавно, ладно? Мы через это уже прошли. Чуть понежнее и... помедленнее. Ты сможешь? Ну хотя бы изобразить видимость нежности...

– Барбара, с тобой мне ничего не надо изображать, – произнес он внезапно осипшим голосом. – Ничего! Все будет, как оно есть.

– Да? Ну тогда можно я скажу тебе что-то на самом деле глупое?

– Конечно, можешь. Сейчас ты все можешь!

– Тогда, прошу тебя, на время, ну хотя бы на время забудь, что сейчас имеешь дело с молодым, красивым, но... профессионально уже усталым телом, Тид. И вспомни о душе. О моей душе! Которая, несмотря ни на что, все-таки сумела сохранить свою первозданную чистоту, поверь. Так бывает. Или может быть... И этой душе нужна нежность. Только она, и ничего другого. Господи, как же ей ее не хватает!

– Это совсем не глупость, Барбара. Как же я тебя понимаю!

– Понимаешь? Тогда давай заключим другое соглашение. И не будем его нарушать. Что угодно, но только не это. Мы не будем использовать одно, всего только одно короткое немецкое слово – verboten. Это слово означает «любовь». Никогда, слышишь, никогда не говори его мне! Говори что хочешь, но не его! Обещаешь?

– Значит, ни любви, ни прошлого, ни будущего?

– Нет, Тид. Только здесь и сейчас! Только здесь и только сейчас я твоя, и только твоя! Всем моим сердцем.

Малиновые огоньки умирающего камина медленно, один за другим гасли, ветер за стенами дома по одной только ему известной причине полностью стих, где-то далеко-далеко в горах слышался слабеющий звук мотора машины, а совсем рядом вдруг громко затявкала чья-то собака. Наверное, от одиночества... А может, одиночество и есть та самая, та самая главная составляющая темной стороны каждого живого существа?! И его, и Барбары... И всех других.

Позже, намного позже, когда Барбара, сама не веря своему короткому, изменчивому женскому счастью, во сне чуть вздохнула, а Тид случайно коснулся ее матового плеча, он, тоже уже засыпая, подумал: «Ну а если она на самом деле говорит правду?»

Ночью он до боли сжимал и разжимал кулаки. Может, стоит все-таки съездить к этому Роджеру и разобраться? Раз и навсегда...

Глава 7

Утреннее солнце ласково светило в маленькое окошко комнаты кемпинга, а Барбара Хеддон, по-прежнему лежа рядом с ним, яростно трясла его, пытаясь разбудить:

– Тид, Тид, там, за дверью, кто-то есть! Проснись... Он, довольно улыбаясь, перелез через нее, нащупал на полу свои брюки, поднял их, натянул. Затем, сильно встряхнув головой и, очевидно, не очень-то понимая, что происходит, ухмыльнулся ей и протянул:

– Не вставай. Я сам. Как-нибудь разберусь. Если нужно, прогоню.

– Да, конечно же. Но я все равно сначала лучше оденусь.

В дверь снова сильно постучали, а потом мужской голос громко произнес:

– Мистер Морроу, откройте, это полиция!

– Да иду же, иду, – сердито пробурчал он, направляясь к двери. – Что, не могли найти другого времени?

Там стоял все тот же полицейский по имени Гарри, с вечной зубочисткой в виде изжеванной спички во рту и сдвинутой на затылок шляпе с широкими ковбойскими полями. А сразу за ним – амбал с совершенно пустыми глазами и... золотыми зубами.

– Что вам угодно?

– Мы принесли вам почту, Морроу. Учтите, свежую почту, – пояснил Гарри. – С уведомлением из прокуратуры. На обыск места вашего временного обитания с дальнейшим задержанием вас для кое-каких вопросов, которые, полагаю, неизбежно возникнут. Меня зовут детектив Пилчер, это мой коллега детектив Бойд, ну а вон того, видите, который выходит из машины с черным кейсом в руках, зовут Брознабан. Бернард Брознабан. Имя, согласен, несколько странное, но ведь он из лаборатории. Нашей лаборатории... Кстати, вы один?

– Нет, извините, с дамой. Кстати, она у меня в гостях. Причем именно сейчас...

Вконец изжеванная спичка задумчиво переместилась из одного угла рта в другой.

– Вы их что, каждый день ублажаете?

– А ордер-то на обыск к чему? И зачем, кстати? Что-нибудь случилось? Что? Это в наших-то местах?

– Нам тут сообщили, мистер Морроу. Срочно. Что вы тут развлекаетесь с женой мэра. Шутка. Вроде бы шутка! Ведь в каждой шутке всего лишь доля шутки, так ведь, Брознабан? Как там у вас принято говорить в лаборатории? Ну и что мы в результате имеем? Валяйте, валяйте, показывайте, Тид! Не стесняйтесь. Мы же все здесь взрослые...

Услышав легкий шум за спиной, Тид обернулся и успел заметить, как Барбара, одетая только в его рубашку, а остальную одежду неся в руках, торопливо шмыгнула в ванную комнату. Он отступил в сторону, давая троим мужчинам пройти в комнату.

– А что, собственно, вас здесь может интересовать?

– Что нас здесь может заинтересовать? – переспросил Гарри Пилчер, внимательно осматриваясь вокруг. – Ну, например, следы пребывания миссис Карбой. В понедельник вечером.

– Здесь? Но в понедельник вечером ее, кажется, убили, разве нет?

– Да, быстро же вам все становится известным. Боюсь, даже слишком быстро.

– Так, так, так... Вы что же, явились сюда, чтобы обвинить меня в убийстве миссис Карбой?

– А разве мы это сказали? Нет, нет, мы здесь только для того, чтобы с вами поговорить, не более. Задать вам пару-другую вопросов. Просто по-дружески посидеть, поболтать...

Он действительно сел на стул, закинул ногу за ногу, зато Брознабан, которого представили как эксперта из полицейской лаборатории, тут же прошел прямо на кухню, достал из своего саквояжа здоровенную лупу, мощный фотоаппарат, какие-то бутылочки, порошки, кисточки и, сдвинув очки на самый кончик тонкого длиннющего носа, сосредоточенно принялся за работу.

– Кстати, почему бы вам заодно не принять чуть более светский вид, мистер Морроу? – не скрывая иронии в голосе, предложил ему Гарри Пилчер. – Ну, скажем, надеть рубашку, костюм?..

Тид вроде бы равнодушно пожал плечами, достал из шкафа одежду, ушел в спальню, неторопливо оделся. Сумочка Барбары была все еще там. Он вынул из нее все пять бумажек по двадцать долларов, переложил их в свой бумажник и, полностью одетый и даже причесанный, как ни в чем не бывало вернулся в гостиную. Буквально за несколько секунд до того, как Барбара смущенно вышла из ванной комнаты.

При ее появлении оба детектива ошеломленно уставились на нее, а Бойд даже громко прищелкнул здоровенными пальцами.

– Эй, эй, не может быть! Ну и дела... Едрена в корень, да ты же из тех, кто по вызову! Точно-точно, как-то я даже арестовывал тебя во время облавы. С памятью у меня все в порядке, не сомневайся...

– И вы что, теперь за это платите, мистер Морроу? – искренне удивился Гарри Пилчер. – Невероятно, просто невероятно!

– Невероятно то, что у вас хватило мозгов догадаться об этом, сержант, – ледяным тоном заметила Барбара, не скрывая ни откровенной издевки, ни явной враждебности.

Бойд, нахмурившись, подошел к ней, положил огромную лапу прямо ей на грудь, пощупал...

– Слушай, а знаешь, мне все время хотелось узнать: они у тебя настоящие или накладные?

Барбара не дрогнула, не отодвинулась. Просто презрительно смотрела на сержанта. Затем, не отводя взгляда, сказала:

– Ну, теперь знаешь? Счастлив, сержант? Тогда убери свою грязную лапу! Как можно скорее. Чтобы я не успела провонять!

– Слушай, ну зачем нам с тобой ругаться, киска? Да еще при таких обстоятельствах. Может, лучше изобразим все по-быстрому? – довольно ухмыльнувшись, предложил Бойд. – А что? Дешево и сердито, и все довольны. Включая даже тебя.

– Прекратите! – гневно воскликнул Тид. – Вы не у себя в участке, сержант, и извольте вести себя как положено.

Бойд удивленно на него посмотрел:

– Ты чего это раскипятился? Ведь твое время, судя по всему, уже закончилось. – Он снова повернулся к Барбаре: – Пошли. Вон в ту комнату. Все будет в лучшем виде, крошка, не беспокойся. Сколько ты сейчас стоишь?

– Я же сказал вам!

Но Барбара перебила его. Только на этот раз до странности решительным голосом. Как будто задумала что-то.

– Не надо, прошу тебя, Тид! Предоставь это мне и ни о чем не волнуйся, ладно? – И она загадочно улыбнулась Бойду: – А знаешь, сержант, ты мне даже нравишься... Такой прямой, откровенный! Настоящий мужчина, ничего не скажешь. Именно поэтому я назначу тебе специальную цену. Не как другим и только потому, что ты мне вдруг понравился.

– Ну и во что, интересно, мне обойдется твоя «любовь»? – продолжая ухмыляться, спросил Бонд, доставая бумажник.

– Недорого. Совсем недорого, мой друг. Всего-то в пять штук. Баксов. И только в силу особого к тебе отношения!

Рука сержанта на секунду удивленно замерла на уже раскрытом бумажнике, а затем с силой ударила тыльной стороной Барбару прямо по правому уху! Отлетев к противоположной стене, она с громким стуком рухнула на пол...

Тид, со свойственной ему реакцией, тут же сделал широкий шаг вперед, одновременно размахнувшись, и со всей силой шарахнул сержанта по носу. Под костяшками его кулака раздался отвратительный звук треснувших хрящей... Бойд резко согнулся пополам, схватился за спинку стула, пытаясь удержаться на ногах.

В те считанные секунды, когда Тид готовился нанести следующий удар, успев краешком глаза заметить встающую на ноги Барбару, сзади него вдруг послышались мягкие шаги, и на его затылок опустилось что-то резкое, тяжелое, отчего его голова чуть ли не раскололась пополам, а ноги стали ватными.

Бойд, вне себя от ярости, уже подходил к нему, сжав здоровенные кулаки и злобно прищурившись, готовый размазать его по стене.

– Только не по лицу, сержант! Не вздумай бить его по лицу! Следы нам сейчас совершенно ни к чему! – раздался чей-то, казавшийся далеким-предалеким голос.

Удар пришелся действительно не по лицу, а в грудь, чуть ниже сердца, но зато ощущение от него было такое, будто он столкнулся с несущимся на полной скорости паровозом!

По-прежнему тяжело сопя, но только не от усталости, а скорее от «благородного гнева», Бойд левой рукой поднял его за шиворот и приставил к стене. Тид вяло пытался размахивать руками, как бы сопротивляясь и как бы даже пытаясь нанести противнику сокрушительный удар, но смотреть на все это было и больно и... смешно. Практически вжав его в самую стену и подставив под его подбородок свое массивное плечо, сержант начал методически обрабатывать его обмякшее тело не просто мощными, но и весьма грамотными, на редкость профессиональными ударами. Даже не обрабатывать, а скорее разбирать на части! При этом он с нескрываемым удовольствием громко крякал при каждом ударе, особенно при наиболее естественных звуках реакции тела жертвы на эти удары... И очень скоро руки Тида Морроу уже не более чем безвольно болтались. Совсем как у резиновой куклы на представлении в цирке... Гарри Пилчер молча стоял рядом и держал в руке резиновую дубинку (именно ею он совсем недавно и вырубил Тида), а лабораторная крыса – эксперт Брознабан, – буквально застыв от представшей перед ним картины жесткой расправы, только и двигал свои очки с кончика носа к переносице и обратно. Да, такого, признаться, ему давно видеть не приходилось!

Тид искренне, от всей души и во весь голос хотел крикнуть им всем, что его собираются убить, что это преступление надо немедленно остановить, но на это у него уже не оставалось сил. Физических сил. Зубы только жалко клацали, мышцы категорически отказывались слушаться, да и в мозгах был сплошной туман. Кровавый туман...

В себя он пришел много позже, уже лежа на пледе. На своей кровати, в собственной спальне. С сидевшей совсем рядом Барбарой, которая, увидев, что к нему вернулось сознание, тут же влажным платком вытерла пот с его лица.

– Где... они?

– Один там, в ванной комнате. Похоже, бреется. Бойд сторожит за дверью, – прошептала она.

– А ведь я мог бы его уделать... Если бы меня не шарахнули дубинкой по голове сзади... Неужели...

– Это была моя вина, дорогой. Моя, и только моя! Это я, сама не знаю почему, вдруг захотела с ним поиграть! Зачем? Господи ты мой, зачем, ну зачем?! Неужели не знала, что Бойд совсем не из тех, с кем можно шутить? С кем вообще можно иметь дело?!

– Но теперь, теперь-то... он уже не будет приставать к... тебе...

Она улыбнулась. Без юмора, но вполне по-доброму. Если не считать странного блеска в глазах.

– Вряд ли... Если... если только, конечно, по тем или иным причинам не захочет вдруг начать говорить как мальчик из католического хора.

– Вообще-то тебе совсем не пристало так... Господи, как же мне больно!.. Не могу даже согнуть колени...

– А ты и не пытайся. Зачем? Сейчас это вряд ли поможет... Эта скотина поработала с тобой на совесть.

– Да, бывает. Хотя, знаешь, бывает и хуже...

– Ладно, Тид, поговорим обо всем этом в следующий раз... Если, конечно, нам представится такая возможность.

– Уезжай. Немедленно уезжай, Барбара. Бери мою машину и уезжай! Оставь ее на парковке у мэрии...

– Нет, нет, я останусь с тобой...

– Пожалуйста... это важно. Очень важно! Прошу тебя... Немедленно свяжись с Армандо Рогалем. Это мой адвокат. А может, уже и наш... Это их задержит. Хотя бы на какое-то время. Чтобы я продержался. Вот ключи! Давай быстрее, у нас слишком мало времени...

Она все-таки взяла ключи и, спрятав их в ладошке левой руки, мягко поцеловала его сначала в губы, а потом в лоб.

– До свидания, Тид. И... и спасибо. За все...

Он внимательно слушал, как тихо зажурчал мотор «форда», и невольно улыбнулся, когда тот тронулся... И ухмыльнулся Пилчеру, когда тот, тоже услышав звук отъезжающей машины, с разгневанным видом выскочил из ванной комнаты.

– А знаешь, вот о чем я вдруг подумал, Пилчер: тебе давно пора бы понять, что она привыкла совсем-совсем к другой компании, – вроде бы равнодушно заметил Тид.

Пилчер, нахмурившись, подошел вплотную к кровати.

– Господи, как же я обожаю умников! Не вообще, а которые самые умные. Которые потом кровью рыдают на твоем плече! А знаешь, Морроу, то есть, простите, мистер Морроу, как же скоро ты будешь умолять, повторяю, на коленях умолять судьбу о том, чтобы как можно скорее умереть? И будешь молить нас поверить в то, что именно ты убил законную жену нашего мэра миссис Карбой!

– Знаешь, а у меня перед глазами несколько иная картина. Сам не знаю почему, но мне часто снится образ бывшего, для особо одаренных повторяю, бывшего полицейского, который пытается найти работу! От которой его почему-то освободили за взятки.

– Ах вон оно что? Господи, я совсем забыл, что ты у нас из тех самых реформаторов. Ну извини, Тид, извини... Мне показалось, ты обычный убийца. Причем именно нашего размерчика. Впрочем, извини, коли не так... Мало ли что? Надеюсь, не в претензии?

К тому времени, как они собрались уезжать, Тид уже вполне мог стоять на ногах без посторонней помощи – природа есть природа, ничего не поделаешь. Более того, они ведь ничего не нашли, кому-кому, а уж ему-то это было ясно. Об этом достаточно красноречиво говорил сам вид эксперта Брознабана – растерянный, неуверенный...

Старательно поддерживая Тида с обеих сторон – частично потому, что он при всем желании еще не совсем уверенно стоял на ногах, – они прошли до машины, не особенно церемонясь, запихнули его на заднее сиденье, рядом с уже сидевшим там мрачным сержантом Бойдом, тот в довершение всего прижимал к своему до сих пор кровоточащему носу влажное полотенце, бесцеремонно «позаимствованное» из ванной комнаты Тида.

Оказавшись в двухместной камере городского полицейского участка, Тид Морроу, уже полностью освобожденный от шнурков, галстука, перочинного ножа и иных предметов, с помощью которых мог лишить себя жизни, сначала неуверенно присел на железную койку, а потом с явным удовольствием на нее прилег. И постарался как можно удобнее устроить свое вконец измученное тело. После всех этих пыток! Тид уже почти заснул, когда в камеру вошел все тот же самый Пилчер и... какой-то незнакомец в полувоенных брюках, непонятно какой рубашке с короткими рукавами и с бросающимися в глаза рыжеватыми волосами на предплечьях...

– Он что, по-прежнему продолжает упрямиться, Гарри? – почему-то абсолютно равнодушным тоном спросил незнакомец.

– Да нет, боюсь, он просто еще не совсем понял, что мы хотим ему помочь, Мосс... Подержи-ка его.

Они вдвоем сдернули Тида с железной койки, поставили на колени, затем Мосс сел на кровать и крепко, как тисками, зажал кисти рук Тида.

– Давай включай, Джордж. На всю катушку! – крикнул Пилчер, и тут же радио заорало так громко, будто рядом с камерой поставили агитационный грузовик с мощнейшими громкоговорителями.

Уже самый первый удар по спине чуть не отправил Тида, как ему показалось, в полное и абсолютное небытие. Если, конечно, не считать адской боли. Слегка повернув голову, он увидел: сразу за его спиной, широко расставив ноги и гнусно ухмыляясь, стоял Пилчер. В правой руке он держал... нет, не обычную полицейскую резиновую дубинку, а полосатый, деревянный регулировочный жезл!

– Небольшой массаж почек, дружок. В принципе очень даже полезный. Не всем, правда, но кое-кому помогает, это уж точно. Причем если я делаю его достаточно аккуратно, то серьезных увечий, как правило, не бывает. Но вот если почему-то стану невнимательным, что со мной время от времени случается, то...

Второй удар пришелся на другую сторону и был чуть послабее. Тид каким-то образом даже ухитрился не завопить от боли. Мосс тоже ухмыльнулся:

– Ну зачем же так себя мучить, приятель? Кричи во всю глотку, не стесняйся.

Тид слегка расслабил мышцы рук, затем резким движением дернул их вверх и что было сил ударил правым кулаком в лицо Мосса. Удар вышел, конечно, слабым, практически бессмысленным и, наверное, даже приведет его к куда более серьезным и болезненным последствиям, но зато принес ему ни с чем не сравнимое моральное удовлетворение – он живет, он борется, он не сдается!

Они снова схватили его за руки, и третий удар, как и следовало ожидать, вырубил его полностью и надолго!

~~

Когда его пробудили к сознанию, было уже темно, камеру тускло освещала всего лишь одна голая лампочка в проволочной оплетке на потолке. Едва успев открыть глаза, даже еще не видя, кто тут рядом, Тид первым делом попытался нанести удар...

– Эй, эй, не так быстро, амиго, – остановил его голос Армандо. – Это ведь мы, а не они!

От радости Тид готов был уткнуться лицом в подушку и зарыдать.

– Ладно, ладно, раз уж это вы, а не они, то для начала помогите мне встать. Ну а там будет видно.

– Пожалуй, нам лучше забрать его ко мне домой. Прежде всего потому, что... – покачав головой, заметил Пауэл Деннисон. Забавно, но именно его-то Тид и не замечал до тех пор, пока тот не вышел прямо под свет тускло горящей лампочки.

– Секунду, секунду, – перебил его Армандо. – Давайте сначала попробуем хотя бы поставить его на ноги. И посмотреть, сможет ли он сам идти. Тид, вот ваша одежда из дежурки. Вы, Пауэл, всуньте ремень в его брюки, а я вставлю шнурки ему в туфли.

Тид облизнул вдруг пересохшие губы.

– Я... я ничего им не сказал. Вообще ничего!

Армандо, даже не улыбнувшись, кивнул:

– Да, нам это известно. Кстати, вы помните, сколько раз они вас обрабатывали?

– Вряд ли... Хотите верьте, хотите нет, но я не знаю даже, по каким частям моего драгоценного тела они колотили физически, а какие мне только снились в кошмарных снах.

– На всякий случай, если вам будет интересно, Тид, то учтите: вы крупно, очень крупно достали кое-кого из больших начальников в нашем городском полицейском управлении. И даже перевоспитали самого Пилчера. Как мне сообщил Лейтон, теперь он категорически отказывается даже прикоснуться к вам.

Боится даже следить за вами. Говорит, пусть сначала признается, а уж потом поговорим.

– Так вы что, забираете меня отсюда?

– Да. Пауэл Деннисон уже внес требуемый залог. Официальное обвинение – нападение на офицера полиции при попытке воспрепятствовать исполнению им своих служебных обязанностей.

– Да, но он пытался...

– Не тратьте силы понапрасну, мистер Морроу. Полагаю, они вам еще понадобятся. С вашей девушкой я уже переговорил. Детально и обо всем. – Армандо мягко, но, как и положено профессиональному адвокату, настойчиво взял его под руку. – Хорошо, хорошо. Вот так, так... Ну а теперь вставайте – и вперед... И ни о чем не волнуйтесь. Если что-нибудь вдруг будет не так, мы вам поможем, не сомневайтесь.

В самом главном он, безусловно, был прав, это уж точно: каждый шаг доставлял просто нестерпимую боль, каждый вздох был, казалось, самый последний... Он безвольно облокотился на них и поплелся, словно... словно пьяная горилла после сольного представления в цирке.

Они медленно поднялись по лестнице, универсальной отмычкой без особых трудов открыли входную дверь, все так же не торопясь проследовали через коротенький проход в большую залу. Там стояло несколько полицейских. И среди них Пилчер. Со своей вечной до конца изжеванной спичкой в углу рта... А Лейтон молча стоял у двери, выходящей на улицу. И все смотрели на него. Только на него, и ни на кого другого.

Затем Пилчер, громко откашлявшись и обведя всех внимательным взглядом, сказал:

– А знаете, есть ребята, у которых просто поехала крыша. Они то почему-то спотыкаются на ровном месте, то вдруг падают с лестницы, то придумывают что-нибудь еще... Причем знаете, что самое интересное? У них никогда толком не разберешь, что и почему... Вот так... Кстати, как самочувствие, мистер Морроу? Надеюсь, уже получше?

Тид остановился, медленно снял руки с плеч Армандо и Пауэла, выпрямился, шатаясь сделал шаг вперед, к Пилчеру. Тот, явно заметив что-то в его глазах, сначала попятился назад, затем тоже остановился, не отводя напряженных глаз с Тида.

– Ты... ты, самый сучий сукин сын на всем белом свете! Хуже того, ты еще и садист!

– Эй, эй, парень, ты что, свихнулся?

– Ты оказался полным говном как полицейский и, что еще хуже... как человек!

– Мне что, прикажете выслушивать все это?

– Не можешь, Пилчер? Не нравится правда? Ну тогда ударь меня еще разок. То ли своим кулачищем, то ли дубинкой... Короче говоря, чем лучше получается. Ну а там, как ты любишь говорить, видно будет...

Пилчер бросил беглый, но при этом заметно встревоженный взгляд на полицейских, которые молча стояли рядом, однако вроде бы никак не реагировали, затем издал нервный смешок:

– Да такие, как он, просто придурки. От них и не того можно ожидать! – после чего быстро повернулся и, не задерживаясь, не оборачиваясь, вышел через противоположный выход.

Армандо успел вовремя поймать Тида, чтобы тот не упал. И даже похлопать по плечам, прежде чем они с Пауэлом Деннисоном довели его до машины, усадили на заднее сиденье. Через два квартала Тид, сам толком не зная почему, зарыдал...

– Ну будет, будет, вам, Тид, ведь, думаю, все уже позади, – попытался успокоить его Армандо. – Не знаю, конечно, точно... в жизни, знаете ли, всякое бывает, но надеяться, полагаю, не только можно, но и нужно.

В холле дома Деннисона их встретили Джейк и Марсия. Молча, но с широко, очень широко раскрытыми глазами. Они уже все знали, однако не ожидали увидеть такое...

– Марсия, не затруднись позвонить доктору Шафферу, – терпеливо выждав секунду, попросил ее отец. – И пожалуйста, как можно скорее. Не надо заставлять нас ждать. Не тот случай.

Все остальное было как один короткий, но самый приятный сон в его жизни: комната, кровать с белоснежными простынями, верные друзья, помогающие ему раздеться и лечь... О вечность! О блаженная вечность бытия. О ней можно только мечтать! Ну а уж когда имеешь все это реально и наяву...

Доктор – оживленного вида худощавый мужчина с коротко, по-военному подстриженными усиками – появился почти немедленно. Армандо и Пауэл тут же отступили в тень широкого абажура настольной лампы, чтобы не мешать ему работать.

– Здесь болит?.. Нет?.. А здесь?.. Здесь? – спрашивал он, методически прощупывая и постукивая чуть согнутым пальцем по израненным и вздувшимся от внутренних повреждений мышцам спины Тида. – Так, теперь сделайте глубокий вздох. Еще, еще... Все, достаточно. В основном все вроде бы ясно.

– Шаффер, как вы считаете, его обязательно надо отправлять в больницу? – искренне обеспокоенным тоном спросил Пауэл, когда доктор, закончив осмотр, встал с постели.

– Нет, думаю, совсем не обязательно... Кто же это его так... Нет, нет, простите... а что, собственно, с ним случилось?

– Скажите, доктор, вы готовы официально и под присягой подтвердить, что этого человека избили? Причем не просто избили, а избили с особой жестокостью! – внешне совершенно безразличным тоном профессионального адвоката спросил Армандо.

– Вообще-то, как вам, очевидно, известно, я очень занятой человек, господа. Да у меня просто нет времени ходить по судам, являться туда по вызову...

– Хорошо, хорошо, доктор, это вполне понятно, и никому, поверьте, никому даже в голову не придет вас осуждать. Ну а как в таком случае насчет письменного подтверждения?

Шаффер долго молчал, задумчиво почесывая пальцем переносицу. Затем с большим сомнением в голосе протянул:

– Вообще-то полностью быть уверенным в таких случаях достаточно трудно...

– Понятно, понятно, доктор. Но вы хотя бы можете с достаточной степенью уверенности сказать, какие на данный момент времени у вашего пациента повреждения? Как врач, не более того.

– На этот вопрос, нравится вам это или нет, ответ будет точно отрицательным. Без конкретных результатов по крайней мере нескольких специальных медицинских анализов – мочи, кала, крови – я ничего не смогу сказать как врач... Определенные внешние повреждения почек, конечно, имеются, но... но ведь их вполне могло вызвать ну, скажем, падение на улице или с лестницы.

– Падение, которое в относительно короткий промежуток времени почему-то повторялось с завидной регулярностью, доктор? – по-прежнему ледяным тоном поинтересовался Армандо, ничего не предлагая и вроде бы даже ни на что не намекая.

Шаффер, недовольно нахмурившись, распрямил плечи, как будто приготовился к смертельной дуэли.

– Послушайте, я уже давно вышел из того романтического возраста, когда с восторженными воплями и счастливой улыбкой на устах, простите за несколько высокопарное сравнение, спешат сразиться с ветряными мельницами! Все это мы, увы, уже проходили. Я врач, и моя работа – лечить! Не больше и не меньше.

– И при этом никогда не высовываться, так ведь? А то ведь, кто знает... Лечишь, лечишь, а потом? Всякое ведь бывает. Или я ошибаюсь, доктор? – даже не меняя позы, равнодушно прокомментировал все это Армандо, подчеркнуто внимательно рассматривая прекрасно наманикюренные ногти своей правой руки.

– Мистер Рогаль, прошу вас... – неуверенным, почему-то чуть ли не заискивающим тоном попросил его Пауэл Деннисон.

Смоченная медицинским спиртом прохладная ватка, которой доктор протер его плечо, прежде чем сделать укол, на несколько, всего на несколько секунд вернула Тида к жестокости реальной жизни, но потом он снова тут же окунулся в столь приятное и, главное, совершенно безболезненное состояние небытия.

– Ладно, для начала пусть немного поспит. Полагаю, ему сейчас это крайне необходимо. Заскочу к вам завтра рано утром, – деловито заметил доктор Шаффер. – Ну а там уж посмотрим, понадобятся ли нам его рентгеновские снимки. Сейчас сказать трудно. Может, да, может, нет... Явных признаков сломанных ребер пока, во всяком случае пока, на ощупь не наблюдается. То ли они у него на редкость здоровые, то ли били его слабо... Не знаю, не знаю, пока не знаю... У него очень сильный организм, и не исключено, что он полностью придет в себя в самое ближайшее время. Такое, увы, редко, но время от времени все-таки случается. Поэтому лучше давайте подождем до завтра. Там видно будет.

Пауэл пошел вниз его проводить, и до Тида, как в самом счастливом сне, долго доносились приглушенный гул их голосов сначала из прихожей, а затем из фойе снизу.

– Думаю, какое-то время вам придется побыть совсем больным, мистер Морроу, – уже совершенно другим, деловым тоном обратился к нему Армандо. – Чтобы они не смогли забрать вас снова.

– Да уж... Армандо, если я вдруг снова окажусь в их лапах, то даже не знаю, что будет дальше.

– Никто не знает. Но зато у вас теперь есть надежный друг. По имени Лейтон. И не очень-то сердитесь, что нам не удалось вытащить вас раньше. Просто они вас должным образом не зарегистрировали, поэтому нам пришлось запрашивать все полицейские участки. По очереди. Один за другим. На это, сами понимаете, ушло какое-то время.

Его монотонный голос звучал словно надоедливая муха – шум есть, а смысла никакого! И тем не менее Тид постепенно возвращался из сладкого состояния небытия в реальность. Хотя речь его, когда он наконец отважился заговорить, звучала, мягко говоря, смешно. Мягко говоря! Как будто говорил даже не успевший нормально похмелиться алкаш!

– Что вы там сказали про полицейские участки, Армандо? Очень невнятно. Я как-то не совсем понял...

– Только то, мистер Морроу, что девушка по имени Барбара Хеддон сейчас для полиции на редкость желательный клиент. Слишком уж быстро и неожиданно она скрылась с места происшествия. Поэтому какое-то время ей придется залечь на дно. Место ей мы уже нашли. Ну а если они вдруг захотят настаивать на обвинении вас в нападении на представителей закона при попытке произвести должные следственные действия, причем, сами понимаете, естественно, «в состоянии крайнего алкогольного возбуждения», то она станет вашим основным и самым ценным свидетелем. Поэтому ее надо спрятать как можно дальше. С этим проблемы не будет, не беспокойтесь. Не знаю почему, но она сама жаждет этого. Интересно, чем это вы ее так купили?.. Рискует-то она куда больше вашего. И прекрасно знает об этом. Ведь окажись что не так, и ее тут же «депортируют». Причем раз и навсегда! Как говорят, приговор будет окончательным и не подлежащим обсуждению...

– Не надо... Не позволяйте ей так делать. Отговорите, если сумеете, – пробормотал Тид. – Пожалуйста. Прошу вас. Она ведь тут совсем ни при чем. Ей это совсем ни к чему...

– Не стоит так волноваться, мистер Морроу. Она ведь профессионалка. И прекрасно знает, что делает или, скажем, чего может ожидать... Увы, риск – это только часть, подчеркиваю, всего лишь только часть ее каждодневной работы. Не самой легкой, не самой приятной, но...

На большее у Тида уже попросту не хватило сил. Он еще смутно ощущал, как гаснет свет, как мягко шлепают чьи-то удаляющиеся шаги, как тихо закрывается дверь, как... Впрочем, все это было теперь совсем не важно. Куда важнее было отсутствие боли! Может, она еще и была, но теперь уже где-то рядом, около, не при каждом вздохе, близко, совсем близко, но... но уже не в нем самом.

Да, вот они все сидят у его смертного одра. Рядом друг с другом, соприкасаясь коленями, плечами, мужчины и женщины, взрослые и дети. Сидят в полной темноте, и только бледный свет далекой голубой луны освещает хоть что-то, позволяет ему видеть их лица, их совершенно мертвые, остекленевшие глаза... «Кто это, кто? – занудливым речитативом повторяют они. – А ведь когда-то он был просто ребенком. Причем иногда, как нам казалось, даже очень хорошим ребенком».

Голос отца: «Это мой сын. Был моим сыном».

Голос давным-давно умершей сестры: «Брат! Это мой брат. Мой родной брат».

Голос прекрасной, великолепной Ронни: «Это мой любовник. Тот самый отец того самого незаконнорожденного сына, который так и не появился на свет всего-то из-за двухсот долларов и десяти чудовищных минут. Да, тогда такое, увы, было возможно...»

А затем чудовищно ледяной голос Фелисии: «Это тот, кто меня убил. Поэтому из всех вас стоит, скорее всего, ближе всех ко мне».

Невнятное бормотание его темноволосой дочери: «Это мой папа, мой папа!»

Восклицание Пауэла: «Это мой сын, мой сын, которого я мог бы и хотел бы иметь!»

Потом приглушенный шепот Барбары: «Он мой позор. Вечный позор и вечный стыд!»

И снова назад, туда, в многократно усиленные эхом самые дальние уголки памяти. Не имеющие ни начала, ни конца... Тид Морроу поднял голову и закричал:

– Кто я? Кто я такой? – И кричал, одновременно плача от дикой боли отчаяния и бессилия, пока в ответ не последовал какой-то странный беззвучный выстрел, который отправил его туда, где ему и положено быть, – в безмолвие вечного мрака...

Глава 8

– Ну и как мы себя чувствуем сегодня утром? Лучше?.. Хуже?.. В общем, как по сравнению со вчерашним? – довольно бодрым тоном поинтересовался доктор Шаффер, присаживаясь на краешек постели.

Последствия предыдущего дня, включая, естественно, успокоительный укол, еще далеко не прошли – мозг плавал в каком-то густом сиреневом тумане, язык ощущал себя так, будто его сначала круто поджарили в докрасна раскаленной духовке, но потом почему-то забыли хоть немного охладить. Совершенно не хотелось не то чтобы поднимать голову и открывать глаза, но даже отвечать на любые вопросы.

– От шеи до самых коленей, доктор, я чувствую себя словно самая обычная тупая, глупая, казалось, никогда не проходящая зубная боль. Ну а в остальном все, надеюсь, в полном порядке. В общем, так сказать, плане.

– Что ж, в каком-то смысле вы правы. Выглядите словно самая настоящая радуга. Шесть отдельных и достаточно четких цветов на лице и теле можно различить невооруженным взглядом... Кстати, как у вас с аппетитом? Голодны? Или не очень?

– Вы будете смеяться, но я голоден как волк, доктор.

– Искренне сочувствую, но какое-то время вам придется побыть на диете. Слава богу, на щадящей диете, так что особенно не беспокойтесь. Молочные гренки, яйца всмятку, сыр, фруктовые соки... В общем, позавчерашняя высокая температура заметно спала, жар прошел, и сейчас у вас то, что на медицинском языке принято называть «ослабленное посттравматическое состояние». Не более того.

– Минутку, минутку... Позавчерашний жар? А какой сегодня день?

– Сегодня пятница, мистер Морроу.

– А разве меня привезли сюда не вчера вечером?

– Нет, мистер Морроу, вас привезли в среду вечером. Вы пробыли в забытьи практически весь вчерашний день. Хоть что-нибудь помните?

Тид нахмурился:

– В общем-то нет. Практически ничего. Только какие-то обрывки... Мне уже можно вставать?

– Думаю, да. Сегодня во второй половине дня. А завтра можете уже выходить в свет. Но еще какое-то время постарайтесь избегать резких движений, таскать тяжести, ну и тому подобных физических нагрузок. У вас слегка повреждены абдоминальные мышцы. Не очень сильно, но все-таки осторожность не помешает. И обязательно заскочите ко мне в офис в понедельник утром. Часиков, скажем, в девять, хорошо?

Когда доктор, попрощавшись, ушел, Тид попробовал встать с постели и тут же ощутил слабость – даже толком не смог сжать кулаки... Впрочем, долго переживать в одиночестве ему не удалось, поскольку на ступенях лестницы послышались чьи-то легкие шаги и в комнату вошла Марсия, держа в руках поднос с завтраком.

– Доброе утро, госпожа старшая медсестра, – с улыбкой обратился к ней Тид.

Поставив поднос на столик, она быстрыми, уверенными движениями поправила ему подушку и простыню, заодно одарив его весьма приятным запахом душистого мыла и каких-то тонких духов.

– Ну и как там наша самая объективная, самая неподкупная в мире пресса? Вспомнила о моем существовании? Или пока еще нет? – спросил он, терпеливо дождавшись, когда Марсия закончит свои дела.

– Наша самая неподкупная пресса? – Она чуть улыбнулась. – Да, конечно же вспомнила. Кстати, газеты я принесу чуть попозже. «Таймс» подала все это на редкость сдержанно, но зато «Вести» разгулялись вовсю. Обвинили тебя по меньшей мере: а) в пьяном дебоше, б) в распутных действиях, в) в нарушении общественной морали, г) в нападении на представителей власти и воспрепятствовании исполнению ими своих должностных обязанностей, д) в сокрытии важных свидетельских улик... Даже несколько раз – не прямо, конечно, но вполне откровенно и подленько – намекнули на твою якобы непосредственную причастность к варварскому убийству миссис Карбой. Впрочем, особых оснований для беспокойства пока нет. Наш все знающий и никогда не ошибающийся мистер Армандо Рогаль уже сообщил папе, что его юрист успел внимательно просмотреть эту статью еще до того, как она пошла в набор, и даже дал добро, поскольку в ней ничего, кроме слухов и домыслов, нет, и, значит, реальных юридических последствий она иметь не может. Разве только для самих авторов этой грязной стряпни!

– Да, боюсь, мне в любом случае придется потрясти на публике кое-каким грязным бельем!

Ее губы чуть сжались.

– Возможно, и придется. Но это твои дела, Тид. Слава богу, не мои.

– Послушай, Марсия, а внутри ты такая же натянутая, какой всегда стараешься выглядеть снаружи?

– Извини, мне надо сходить и принести тебе газеты.

Тид внимательнейшим образом просмотрел все вчерашние дневные и сегодняшние утренние газеты. Особенно «Вести». Те самые «Вести». Причем главным для него было понять, насколько все эти материалы могут навредить Деннисону. Хотя не менее важным представлялось также мнение Деннисона о моральном облике его личного помощника и... друга. Особенно в свете подробностей, с таким удовольствием и нездоровым азартом смакуемых в «Вестях»...

"Господин Пауэл Деннисон, насколько нам известно, считается весьма неплохим специалистом в области городского администрирования. В частности, в вопросах подбора кадров. С мистером Тидом Морроу он давно уже знаком и по совместной работе, и... ну, об этом чуть позже. Очевидно, именно поэтому и предпочел его многим действительно талантливым и способным работникам, которые к тому же и живут здесь, рядом с нами, и прекрасно разбираются в конкретных внутренних и внешних проблемах города. Но нет, мистер Деннисон не затруднился вызвать господина Тида Морроу бог знает откуда, кажется из самой Пенсильвании. Зачем? Только в силу его абсолютной личной лояльности? Наверное, но тогда какое отношение это может иметь к эффективному управлению городом? Нашим с вами городом! Вот в чем вопрос из вопросов, который каждый день задают себе все жители нашего города. И от ответа на него никому, надеемся, пока еще не дано уйти!..

К самому господину Тиду Морроу у нас нет никаких претензий. Наверное, он вполне справляется с теми обязанностями, для которых его сюда выписали. Судить об этом не нам, а нашему главному управленцу Пауэлу Деннисону. Ему, и только ему одному! Но... но за шесть месяцев пребывания здесь мистер Морроу почему-то возомнил, что, в силу его особого положения в должности доверенного лица, обычные нормы морали писаны не для него, что такие привычные для каждого из нас понятия, как «закон» и «порядок», к нему никак не относятся. Конкретно разбираться в скандальных похождениях любимчика женщин Тида – дело суда, мы же можем только догадываться о некоторых фактах. Факт первый: автомашина зверски убитой жены мэра города миссис Карбой была обнаружена аккуратно припаркованной прямо напротив подъезда кем-то уважаемого господина Тида Морроу буквально на следующее утро после убийства. Факт второй: когда хорошо известные всем нам офицеры полиции Бойд и Пилчер прибыли в кемпинг на озере, чтобы задать господину Морроу несколько важных вопросов относительно указанной машины убитой жены мэра, то застали его в обществе совершенно непотребной женщины, которую прекрасно знает не только весь город, но и полиция – ведь за соответствующие проступки ее уже, как минимум три раза, официально задерживали и подвергали административному наказанию. Факт третий: вместо ответа на, казалось бы, простой вопрос о том, где он находился накануне вечером, подозреваемый господин Тид Морроу, пребывая под воздействием сильной дозы алкоголя, бросился на находящихся при исполнении работников правоохранительных органов с кулаками и даже чуть не сломал сержанту Бойду нос... Последнему пришлось применить силу, чтобы задержать разбушевавшегося пьяного хулигана и доставить его в участок для дачи показаний...

Такое поведение, по нашему глубочайшему убеждению, совершенно несовместимо с моральным обликом любого, абсолютно любого государственного служащего, которого в силу тех или иных причин облекли высоким доверием честно служить на благо интересов общества, города и его обитателей!..

Поэтому нам бы очень хотелось надеяться, что у мистера Деннисона все-таки хватит здравого смысла и личной смелости отправить своего друга Тида Морроу в отставку и поставить на его место кого-либо из по-настоящему честных, добропорядочных и, само собой разумеется, высококомпетентных граждан нашего города...

В случае, если господин Пауэл Деннисон почему-то откажется потребовать отставки Тида Морроу, нам остается предполагать только одно – он полностью одобряет поведение своего распоясавшегося дружка и тем самым дает зеленый свет разврату, хулиганству, неуважению власти и пренебрежению всех норм общественной морали и нравственности!.. Если ваш дом нуждается в серьезной чистке, не надо ждать, пока приедет какая-то «надежная» фирма. Нет, надо не полениться самому вынести запылившиеся коврики и ковры во двор и хорошенько их промыть водой с мылом! Вот тогда, и только тогда все будет по-настоящему хорошо..."

Тид раздраженно смял газету в комок и отшвырнул ее в сторону. Да, статейка что надо, ничего не скажешь... Лучшего подарка Пауэлу не сделаешь. Особенно накануне запланированных ими откровений! Важнейших и действительно крутых откровений! С такими последствиями, что трудно себе даже представить.

И тем не менее, когда Деннисон вернулся домой, Тид уже принял окончательное решение.

– Ты уже видел статью в «Вестях», Пауэл?.. Видел... Ну и как она тебе? – спросил он, терпеливо дождавшись, пока тот, поздоровавшись, поинтересовавшись самочувствием больного и... вполне понятно почему, тяжело вздохнув, присел на стул у постели.

– Что, как? Хорошо поработали, ничего не скажешь. Но ведь это их работа, Тид. Вылить на нас столько грязи, чтобы мы не смогли отмыться. Или хотя бы не успели...

– И я, именно я был настолько любезен, что преподнес им все это на блюдечке с голубой каемочкой!

Деннисон заметно нахмурился:

– Не вижу связи. Во всяком случае, достаточно прямой. Какое отношение ты мог иметь к той машине? К тому же, как тебе прекрасно известно, я никогда не вмешивался в твою личную жизнь, Тид. И поверь мне, не собираюсь. Ни сейчас, ни в будущем!

Тид резко приподнялся на локте:

– Знаешь, Пауэл, чем деликатнее и милее ты пытаешься выглядеть, тем больше заставляешь меня ощущать себя самой настоящей шестеркой!.. Избавься от меня, пока не поздно! Не цепляйся за старую дружбу! Дело есть дело, особенно такое, как наше, и какие-либо сантименты здесь совершенно ни при чем! Учти, я категорически, категорически настаиваю на этом! Считай, что этими словами я подаю в отставку! Прямо с этой самой секунды!

Деннисон, откинув голову далеко назад, закрыл глаза, потом медленно их открыл.

– Что, наша работа для тебя слишком трудна? Хочешь чего-нибудь попроще? Почище и поприятнее?

– Неужели не понятно?

– Да, не понятно! Ты говоришь так, будто тебя вдруг подменили. Или, уж извини за это, Тид, они что, выбили из тебя дух?

– Да нет же, Пауэл, нет, все дело в моем вранье. Я врал тебе, потому что делал нечто дурное и не мог, более того, не хотел остановиться. Только, потому, что миссис Фелисия Карбой была слишком хороша в постели! Не восхитительна, нет, но... весьма компетентна! Более чем достаточно, чтобы доставить самое искреннее удовольствие!

Пауэл вдруг усмехнулся:

– Боюсь, это совсем не новость, Тид. Ни для кого вообще и ни для кого в частности.

– Откуда, интересно, тебе это стало известным?

– Случайно. И очень просто. В один из редких выходных мы с дочерьми решили наведаться к тебе на озеро. Так сказать, отдохнуть. Я вышел, подошел к коттеджу. И там стояла ее машина! А вы с ней плавали. Ныряли, плавали и счастливо, очень счастливо смеялись! Я вернулся, соврал дочерям, что тебя почему-то нет, и мы уехали.

– Тогда почему ты сразу же не сделал мне выволочку, не сказал, что я веду себя как последний дурак?

– С чего бы и зачем, Тид? Быть последним дураком – это право любого взрослого мужчины. Кстати, равно как и женщины тоже... Не говоря уж о том, что сама идея твоего последнего свидания с той другой женщиной изначально принадлежала нашему мистеру Армандо Рогалю! А что, совсем не глупый ход. В качестве прикрытия...

– Допустим. Ну а тебе известно, что Фелисию Карбой убили именно в моем кемпинге и в моем домике? Что с ней поработали два очень неплохих специалиста? Теперь всем уже известно... Известно, что именно я привез ее тело туда, на свалку, где его вскоре нашли?

Деннисон в очередной раз тяжело вздохнул:

– Да, не очень-то все это хорошо получилось.

– Все, что им теперь требуется, Пауэл, – это найти что-нибудь еще. Чуть-чуть, самую малость, и им хватит, чтобы закатать меня по полной программе. А потом взяться за тебя. Причем найти «что-нибудь» реально существующее или достаточно достоверно придуманное. Что угодно!

– Тид, ты что, на самом деле считаешь, что если уйдешь в отставку, то они вдруг успокоятся и перестанут копать? Копать против меня и всей нашей команды?

– Это изначально не моя идея, Пауэл. Не моя, но, тем не менее, аргумент, согласись, вполне весомый.

– Аргумент, может, и да, но не тот риск, на который мне хотелось бы тебя облечь, Тид. Но ведь, как мне кажется, есть и выход... Все это произошло в прошлый понедельник, так?

Деннисон резко встал, прошел к входной двери, открыл ее и громко крикнул:

– Девочки!.. Зайдите-ка сюда на секундочку!

Потом вернулся к постели, снова сел на стул.

– Джейк тоже дома. Прибежала, чтобы пообедать.

Девушки моментально появились в комнате, но их улыбки тут же увяли, как только они почувствовали напряженную атмосферу...

– Вспомните, пожалуйста, тот самый вечер в понедельник. Что тогда произошло? Были ли тогда какие-либо телефонные звонки? Лично я не припоминаю. Ну а визитеры?

Тид сразу же увидел, куда он клонит.

– Нет, нет, Пауэл, этот номер совершенно ни к чему...

– Успокойся, Тид... Итак, девочки, что мы имеем?

– Вечер выдался на редкость спокойным, – тут же с готовностью откликнулась Джейк. – Лично у меня было полным-полно домашних дел. Больше ничего особенного. А у тебя, Марси?

– В понедельник вечером?.. Да нет... Насколько мне помнится, никто не звонил и никто не приходил, – уверенно сказала Марсия.

Пауэл Деннисон окинул дочерей внимательным взглядом:

– Хорошо. Ну а теперь, девочки, постарайтесь, пожалуйста, запомнить следующее. Запомнить и, главное, ничего не забыть и ничего не перепутать! Это не совсем обычно, но очень важно... Итак, в тот вечер я до девяти работал в своем кабинете с документами. Ну а потом – так часто бывает, обычное дело – выяснилось, что надо было срочно проработать кое-какие вещи с Тидом, поэтому я поехал к нему на озеро, и нам пришлось работать там допоздна. Такую возможность я предвидел и, когда уезжал, предупредил вас об этом, помните?.. Вернулся домой только утром. Поэтому...

– Но, папа, – перебила его Джейк, глядя на него широко раскрытыми глазами. – Папа, зачем тебе...

– Пауэл взял ее за руку.

– А затем, доченька, что кому-то надо, очень надо подставить Тида. Обвинить его в том, чего он никогда не делал. И даже не собирался делать!.. Ну а мы? Будем вот так просто сидеть и смотреть, как эти мерзавцы пытаются облить нас грязью? Пытаются разрушить все, что мы делаем!.. Поэтому я решил стать главным лжесвидетелем. Нет, нет, не перебивайте, прошу вас. Да, я учил вас другому, совсем другому. Но так уж случилось, что... Короче говоря, вы совершенно не обязаны... даже мне, вашему отцу... Но если вдруг примете решение под присягой говорить о том, о чем я вас сейчас прошу, то... то менять его потом, учтите, будет уже нельзя. Совсем нельзя! Ибо, дети мои, это будет еще большим преступлением против совести. Своей собственной совести!

Джейк посмотрела на Тида сияющими глазами:

– Папа, ну о чем ты говоришь? Ну конечно же! Мы будем делать все, все, что ты скажешь! Разве нет, Марси?

В ответ Марсия всего лишь чуть кивнула красивой, но на редкость строгой головкой. Как будто это было очередной мелочью жизни. Не более того...

~~

Армандо Рогаль пришел намного позже днем, и Марсии пришлось срочно будить Тида от его вполне естественного болезненного полузабытья. Выглядел адвокат очень усталым. Даже поставил свой саквояж не на стол, как обычно делал, а прямо на пол, рядом с постелью.

– Вот прибыл с отчетом, мистер Морроу. Здравствуйте... Господи, ну и денек выдался!

– Ну и как наши дела с точки зрения моего адвоката?

– Если говорить предельно просто, то наши дела, можно сказать, и так и сяк. Все зависит от того, как на это посмотреть... Кто-то подал нашему бывшему мэру Кеннелти весьма плодотворную идею, заключающуюся в следующем: пока у нас есть эта Барбара Хеддон, продолжать вариант с Бойдом для них просто бессмысленно. И скорее всего, даже глупо. Более того, мне по телефону сообщили, а именно не кто иной, как сам заместитель шерифа Уолли Ветцель, что они намерены отказаться от выдвинутого обвинения. И уже должным образом информировали об этом соответствующие судебные органы. Я, естественно, тут же отправился в суд и забрал внесенный за вас Деннисоном залог. Казалось бы, все отлично, лучше не бывает. Убедившись в абсолютной бесплодности своих попыток, они вдруг решили отказаться от злобных и далеко идущих планов!.. Но лично меня все это, знаете, почему-то совсем не радует.

– Интересно, почему?

– Почему? Да просто потому, что опытный боец не наносит намеченный удар только тогда, когда появляется или может появиться реальная возможность нанести другой, куда более болезненный удар!.. Руководствуясь исключительно только профессиональным наитием, я немедленно связался с моим осведомителем в городской прокуратуре. Так вот, «дело об убийстве миссис Карбой одним или несколькими пока еще неизвестными лицами отложено до выяснения ряда определенных обстоятельств». Далее: следственная команда уже сегодня утром сокращена до... до одного человека – серого, незаметного человечка по имени Эрнест Динст, номер телефона которого вы не найдете ни в одной открытой телефонной книге! Значит, скоро надо ждать очередного нераскрытого убийства, то есть, как у них принято говорить, «глухаря». Вам интересно?

– Зачем вы спрашиваете? Не знаете ответа?.. Лучше скажите – желательно не на вашей профессиональной галиматье, а на нашем доступном всем языке – что нам теперь делать? Пойти сдаться? Сесть в тюрьму? Плюнуть на все, пойти с ними на мировую и уехать отсюда?

– Нет, нет, ни то, ни другое, ни третье... Сейчас нам надо залечь на дно и посмотреть, что будет дальше. Внимательно посмотреть... Если, конечно, вы не готовы взять город приступом завтра. Пороху у вас хватит?

– Пока еще только на то, чтобы достойно оспорить обвинения против Кеннелти, против семьи Карбой, против Джозефа Лантаны и трех честных членов городского совета. Против заговора с целью лишить граждан нашего города возможности узнать правду. Всю правду!

Внимательно его выслушав, Армандо кивнул:

– Понятно, понятно. Достаточно, чтобы наделать много вони, предъявить все возможные и невозможные обвинения, которые никогда и ничем конкретным не закончатся. А потом большая вонь постепенно развеется... А за рулем будут сидеть все те же самые люди, так?

– Главное – не трогать господина Лонни Раваля, так?

– Или его двух самых крупных шестерок. Винди Вейса и Тони Страттера. Вам может показаться, что, убрав их, вы чего-то добились, но уверяю вас: он их просто-напросто заменит другими. Такого добра предостаточно. И что потом? То же самое!.. Надеюсь, моя мысль вам понятна? Хотя бы в самых общих чертах?

– Да уж куда понятнее. Послушайте, Армандо, ну а если Фелисия и была тем самым ключом к разгадке? Ведь она на самом деле хотела мне что-то сказать! Вот только что?.. Армандо, а не может это знать сам Карбой?

– Скорее всего, да. Наверняка да. Но... но, Тид, он ведь будет извиваться, как червь. Его просто так не ухватишь. Слишком уж скользкий. Особенно если за ним стоит сам Лонни Раваль. Щелкнет пальцами – и все тут. Дело в том, что наш мистер Марк Карбой человек довольно глупый, но при этом на редкость сообразительный. Великолепное, надо отметить, сочетание! Напоминает, кстати, о весьма популярных ТВ-программах во время расследований. Вот там-то, и только там этих «жирных котов» и показывают. Больше этих «хозяев жизни» нигде не увидишь! Там они в свете юпитеров немножко попотеют, как черви поизвиваются, а потом – прыг-скок в личный вертолет и на Багамы. Или куда еще!.. И при этом всегда будут ждать, терпеливо ждать, когда же произойдет какое-нибудь новое событие. По-настоящему интересное событие! Когда «спадет жара». Событие, которое, как думают те самые «жирные коты», вполне позволит им разрешить все проблемы. Главное – ни в чем не сознаваться и делать вид, будто ты здесь совсем ни при чем. И не уходить далеко от кормушки! «Таких верных, как я, надо вознаграждать. А как же? Иначе падет империя...»

Рогаль вскочил со стула и подбежал к окну.

– Кроме того, у них явно что-то на уме. Они что-то затевают. Не знаю, что именно, но чувствую... чувствую, что-то есть! Вот только знать бы что...

Когда он ушел, Тид, надев шлепанцы и мягкий бордовый халат, который ему совсем недавно принесла Марсия, медленно спустился по ступенькам вниз... Дом казался совсем пустым. Но... Сначала остановилась полная смеющихся детей машина, потом в дом вбежала Джейк, замахала руками, что-то закричала вслед уезжающим школьникам. На ней была коротенькая клетчатая юбочка шотландского покроя и белый, просто белоснежно-белый кардиган.

– Эй, эй! – воскликнула она. – Что, уже на ногах? Наконец-то разрешили встать?

– Говорят, да. Вроде бы. Я и сам удивляюсь.

– Ну тогда лучше сядь, Тид, а то, чего доброго, еще упадешь и снова разобьешь себе лицо... Вот сюда, на кушетку. Нет, нет, подожди-ка секундочку, я поправлю подушку... – Закончив свои заботливые ухаживания, она присела на краешек кушетки. Внимательно посмотрела на его лицо, заметно покраснела, тут же торопливо отвела взгляд в сторону. – Извини за тот вечер, Тид. Я имею в виду прошлое воскресенье. Сама не знаю, что на меня тогда нашло.

– А помнишь, Джейк, в общем-то совсем недавно, всего несколько дней рождений назад, я перевернул тебя на моей коленке и отшлепал?.. Точно даже не помню за что. Наверное, так сказать, в воспитательных целях. Чтобы ты поскорее взрослела. Может, тебе вдруг захотелось со мной поквитаться? Такое возможно?

Ее взгляд стал вдруг решительным и смелым.

– Значит, все-таки подействовало, так ведь?

– Подействовало что?

– Чтобы поскорее повзрослела. Ну и как? – Она расправила плечи, вызывающе выпятила грудь...

Тид, тоже слегка покраснев, торопливо отвел взгляд от ее вдруг заметно увеличившегося спереди белоснежного кардигана.

– Джейк, Джейк, только давай без глупостей! Отшлепать тебя я, к сожалению, теперь уже не смогу. Ты же сама понимаешь...

– Без глупостей? Без глупостей в отношении нас, Тид? Ах да, понятно, что ты имеешь в виду. В общем, то же, что думает папа, что думает моя старшая сестра Марси. Что я не более чем капризная маленькая девчонка, влюбившаяся в человека намного старше ее. Думайте, думайте! Хуже от этого никому не будет. Потому что вы все ошибаетесь, Тид. Ох как ошибаетесь! Я люблю тебя, Тид, и буду любить всю свою жизнь. И ваши так называемые «девичьи глупости» здесь совершенно ни при чем. Не забывай, мне уже восемнадцать, Тид! Восемнадцать...

– Почти восемнадцать, и ты пока еще ходишь в школу...

– Посмотри на меня, Тид. Прекрати бегать глазами по стенам комнаты и посмотри повнимательнее. Ведь мне уже пора иметь детей. Твоих детей! Я хочу иметь твоих детей, Тид!

– Слушай, Джейк, хватит! Прошу тебя...

– Тид, не бойся, я все рассчитала. Когда мне будет тридцать, тебе будет всего сорок три. А когда мне будет тридцать шесть, тебе будет сорок девять. Всего сорок девять! Видишь, мы будем просто идеальной парой! Неужели тебе это было не ясно, когда я тебя поцеловала? В то самое воскресенье вечером...

Он посмотрел в ее красивые, чуть прищуренные глаза, невольно отметил внутреннюю их напряженность. И медленно проговорил:

– Тогда мне было ясно только одно: меня целует прекрасная восемнадцатилетняя школьница, девочка-подросток, ни больше ни меньше... Хотя ощущение, если говорить честно, было великолепное.

– Ты говоришь так, чтобы побольнее меня обидеть, Тид? Чтобы прогнать! Но этого не будет. Никогда и ни за что не будет! Я не сдамся. И даже не надейся, Тид!

– Слушай, может, уже завтра, прямо завтра ты встретишь парня. Молодого, красивого парня...

– Где, прямо в школе? – презрительно поинтересовалась она. – Одного из тех прыщавых юнцов, которым только и надо, что засунуть свои ледяные руки тебе под юбку? На заднем сиденье машины своего папочки. Только для того, чтобы потом с гордостью рассказывать о своей победе дружкам? – Возбужденно говоря это, она даже содрогнулась.

– Джейк, давай переменим тему, прошу тебя! Этот разговор нам совсем ни к чему, поверь мне.

Она пожала плечами, но в ее поведении произошли мгновенные изменения: тон стал каким-то рассудительным, глаза потухли и скромно опустились вниз.

– Конечно, любимый. Как скажешь. Если тебе надоело говорить об этом, то...

– Не называй меня «любимым»!

– Хорошо, не буду, если тебе так не нравится... дорогой.

– Господи, не покидай меня, дай мне силы стерпеть все это! – обреченно пробормотал Тид.

До них донеслись звуки открываемой задней двери, уверенные шаги Марсии на кухне, стук пакетов с продуктами, небрежно брошенных на стол. Затем она вошла в комнату, слегка разрумянившаяся от уже довольно прохладного ноябрьского ветра.

– Да, похоже, пахнет снегом. Зима уже на носу, это точно, – улыбнувшись, сказала она. И внимательно посмотрела на них. – Послушай, Тид, почему у тебя такой сердитый вид, а Джейк выглядит так, будто ее только что выпороли? Интересно, за что?

Джейк тут же вскочила с кушетки с видом оскорбленной добродетели:

– А вот это, моя дорогая старшая сестричка, боюсь, тебя совершенно не касается! – и гордо вынесла сама себя из комнаты.

– Вот это да! Вы только посмотрите! – удивленно произнесла Марсия, высоко подняв левую бровь. – Тид, ты сегодня будешь ужинать у себя или вместе с нами в столовой?

– Думаю, с вами.

– Ну а как самочувствие? Неужели уже лучше? Слава богу, наконец-то пошел на поправку?

– Похоже что да. Слабости еще хватает, но боль в основном прошла. Во всяком случае, так мне кажется.

– Судя по всему, моя сестричка Джейк выкинула очередную глупость, так?

– В общем-то да, выкинула. Да еще какую! Кое-кому мало не покажется. Наверное, мне следовало бы чувствовать себя весьма польщенным. Меня тут принимают за чьего-то прадедушку. Мудрого и... по причине возраста на редкость тупого. А я-то, я еще надеялся, что в газетах достаточно красочно разъяснят, кто и что я такой!

– Да нет же, нет! Она сама нам сказала: после того как вы с ней поженитесь, этих глупостей больше не будет.

– Тогда я сдаюсь.

– Вот именно этого ей от тебя, Тид, и надо! Неужели не понятно?

– Послушай, ты же ее старшая сестра. Неужели не можешь на нее хоть как-нибудь повлиять?

– Вряд ли. Она считает меня ледышкой. Последние года два-три все время повторяет, что я даже теоретически не способна понять вечную, никогда не умирающую страсть души!

– А на самом деле? Что, действительно не способна, Марсия? – спросил он, в глубине души задавая себе один и тот же вопрос: почему, ну почему и, главное, зачем ему так хочется побольнее уколоть эту девушку? Дочь его самого близкого друга!

Марсия, досадливо закусив губу, но ничего не ответив, резко развернулась и стремительно вышла из комнаты, виляя крепким задом настолько решительно, что казалось, он вот-вот выскочит из плотно облегающей клетчатой шотландской юбки... Женщина-викинг, иного не скажешь. Нет даже намека на вроде бы неуклюжую грацию младшей сестры Джейк Деннисон. Марсия была совсем, совсем другая. Даже двигается совершенно иначе. Тиду уже приходилось видеть такое, но то было связано со спортом: женщины на водных лыжах, верхом на лошадях, акробатки в цирке...

Пауэл пришел домой чуть позже обычного, но первым делом зашел не в ванную комнату, а к Тиду и предложил ему выпить по бокальчику виски. Так сказать, по случаю счастливого выздоровления. Затем, после того как они все вместе, не торопясь и с удовольствием отужинали в столовой, Тид в деталях рассказал ему об утреннем визите Армандо и его информации.

В ответ на это Деннисон тут же сказал:

– В принципе он, конечно, прав. Наезжать на нашего заклятого друга Лонни Раваля по-серьезному мы пока еще, увы, не можем. А может, даже никогда вообще не сможем. Дело в том, что этот Вейс и есть тот самый «кассир» бандитской шайки. Человек, через которого проходят все нелегальные денежные потоки. Естественно, только наличными. Без которого не принимается ни одно сколь-либо серьезное решение. Причем где и как именно Раваль берет свою долю, свою очень крупную долю, было и продолжает оставаться большим секретом. Во всяком случае, для нас. Так что выбор за нами, Тид: мы можем подождать, терпеливо собирая нужный материал, или ударить сейчас, не дожидаясь. Тем, что у нас уже есть. Хотя лично мне кажется, именно этого Раваль от нас и ждет – сырого, сопливого удара. В никуда, ни в кого, просто в воздух...

– Да, уж лучшего оправдания, чтобы вот так сидеть, чего-то ждать и вообще ничего не делать, просто не придумаешь, – с трудом подавив невольный зевок, заметил Тид.

– Ах да, извини. Совсем забыл, что ты еще не поправился. Быстро устаешь. Ладно, иди ложись. Поговорим завтра.

– Да нет, практически я уже здоров. Просто почему-то сильно хочется спать. Думаю, к понедельнику буду в полной форме.

– Не стоит так уж торопиться, Тид. У нас еще масса времени.

– Интересно, сколько, Пауэл? Ты знаешь? Или, может, только пытаешься догадаться?

Тид пожелал всем спокойной ночи и вернулся к себе в комнату. Сознание полностью оставило его, отдав во власть блаженных сновидений, как только он дернул за витой шнурок выключателя настольной лампы...

~~

Любой сон всегда имеет свой определенный вкус, фактуру и только ему одному свойственный цвет. Этот был ярким, на редкость живым образом женщины, которая прижималась к нему юным, горячим телом...

– Какого черта...

Холодная как лед ладонь закрыла его губы.

– Тихо, Тид, тихо, – прошептал нежный голос.

Он резко снял ее ладонь со своих губ и почему-то тоже прошептал:

– Черт побери, Джейк! Что ты себе позволяешь?

Все ее тело страстно дрожало, дыхание было частым, прерывистым... Обхватив сама себя руками, она еще теснее прижалась к его груди, шелковистые волосы защекотали его ноздри. Приятно защекотали... А его рука невольно опустилась на трепещущее тело, физически ощутила горячее тепло девичьей плоти...

– О, Тид, я ведь так тебя люблю!

– Господи, ты что, приняла ванну из духов?

Джейк молча затряслась от смеха.

– Что, слегка переборщила?.. Просто в темноте плохо было видно. А свет включать я боялась. Сам понимаешь. Сейчас ведь уже почти три. Они спят. Да, и вот еще что: я взяла одну из ночных рубашек Марсии. У меня таких пока нет. Но будут, не сомневаюсь.

Он высвободил из-под нее свою руку, перевернулся на спину.

– Джейк, иди к себе, прошу тебя.

– Люби меня, Тид, и ничего не бойся. Все будет хорошо. Мы скоро поженимся, у нас будут дети. Прекрасные дети!

– Господи ты боже мой, Джейк! Я к тебе даже не прикоснусь, и не мечтай. Уходи. Прошу тебя, Джейк!

Она уткнулась головой в его шею, снова положила руку ему на грудь.

– Тебе не победить, Тид. Нет шансов. Но даже если ты проиграешь, я все равно буду говорить, что ты победил. Так что... видишь? Известность, определенную известность ты получишь в любом случае. Ну а раз так, раз это неизбежно, тогда почему бы не использовать и саму возможность?

– Слушай, из чего, по-твоему, сделан человек? Не из железа же! Пойми: ты мне очень нравишься. Как дочь моего самого близкого друга, как сестра, но я тебя не люблю! Не люблю. И даже если бы любил, то такую глупость все равно бы не сделал. Поэтому, черт вас всех побери, сделай одолжение, иди к себе. В свою девичью постель!

– Да не бойся ты, любимый! Моей любви хватит для нас обоих. На всю оставшуюся жизнь!

– Хорошо, хорошо... Твоей любви хватит для нас обоих, согласен. Даже полностью на всю оставшуюся жизнь... Но только, прошу тебя, давай обсудим это не сейчас, а завтра утром!

– Дорогой мой, ты не мог бы чуть-чуть помолчать?

Она перегнулась через его плечо, нежно, но требовательно обрила руками его шею, нашла губами его губы...

– Что это ты там делаешь? – прошептал он, когда, оттолкнув ее от себя и отвернувшись, услышал какой-то странный шуршащий шум.

– Сейчас, сейчас, дорогой, просто я хочу избавиться от этой шикарной рубашки. Чтобы она не мешала и не помялась.

– Немедленно надень ее, Джейк! Слышишь? Немедленно!

– Увы, боюсь, уже слишком поздно, любимый, – промурлыкала она, снова прижимаясь к нему. Только на этот раз плотно-плотно, требовательно и со всей силой.

Ее дыхание стало громким и частым, ладони рук почему-то заметно похолодели, сердце забилось так громко, что казалось, оно вот-вот выскочит из груди... Джейк была напугана, очень сильно напугана, и Тид прекрасно понимал почему. Разум подсказывал ему: надо немедленно встать, отойти к окну, взять сигарету, закурить... И тем не менее теплота, нежная мягкость юного, пышущего страстным желанием тела сделала свое дело – Тид почувствовал, как его все сильнее и сильнее охватывает желание. Вполне естественное желание тоже молодой мужской плоти! Он медленно, как бы сопротивляясь внутреннему голосу, повернулся, обнял ее, ощутил нежную теплоту ее кожи, зовущие изгибы невероятно прекрасного тела. Но когда губами искал ее губы, то еще более отчетливо почувствовал, как в ней физически поднимается волна страха. Естественного страха вот так вдруг потерять столь привычную девственность, страха испытать ощущение, пока еще известное только теоретически, по рассказам подруг и интуитивным мечтам, проникновение мужской плоти...

Но именно этого ему хватило, чтобы окончательно не потерять голову и не совершить глупость. Возможно, с крупными последствиями. Он оттолкнул ее и, не вставая с постели, отодвинулся в сторону. Достаточно для того, чтобы их тела не соприкасались.

– Тид, Тид, ты не беспокойся, я не боюсь. Я ничего не боюсь! – едва слышным голосом прошептала она, и он сразу же понял: она все поняла, поняла, что именно остановило его.

– Джейк, извини меня, но если ты, полностью одетая, через тридцать секунд не покинешь эту комнату, я сам оденусь, включу весь свет и... уеду из вашего дома!

– Нет, нет, Тид, этого нельзя делать! Ты еще не совсем здоров... Тид, прошу тебя!

– Джейк, ты же меня хорошо знаешь. Я никогда не говорю того, что не имею в виду. И со мной уже все в порядке. Ну а если бы... в общем, потом ты меня просто возненавидела бы!

– Ты меня ведь тоже хорошо знаешь, Тид: я тебя никогда бы не смогла ненавидеть. Что бы ни случилось.

– Одевайся, Джейк. Одевайся и уходи.

В комнате было настолько темно, что виден был только смутный силуэт женского тела. Правда, очень красивого тела. Затем он услышал звуки уже знакомого шуршания. Почувствовал запах ее духов, когда она наклонилась и снова поцеловала его. Но уже скорее как ребенок. В щеку.

– Спокойной ночи, Тид.

– Спокойной ночи, Джейк... На самом деле ничего не было. Нам с тобой все это просто приснилось. В очень красивом сне.

– Да, ты прав, дорогой. На самом деле ничего не было. Нам с тобой все это просто приснилось. Но в очень красивом сне...

Дверная щеколда тихо щелкнула, потом из прихожей донесся уже совсем невнятный скрип половых досок, и все затихло. Наступило полное молчание. И остался только слабый запах ее духов. Тид крепко сжал кулаки и изо всех сил ударил сам себя по высоко поднятому правому бедру. Вот чертовка! Маленькая глупенькая девочка, которая хочет играть в игры с уже взрослым женским телом! Маленькая девочка, набравшаяся «мыслей» из дешевых развлекательных фильмов, сентиментальных журналов в глянцевой обложке, телесериалов, сокровенных признаний школьных подруг...

Он еще раз сильно ударил себя по бедру и довольно ухмыльнулся в темноту ночи. Хотя почему глупенькая? В общем-то, может быть, и совсем нет. Кто знает? Она же чуть не заставила его поддаться! Впрочем, лучше так, чем иначе. Намного лучше, чем услышать, как дочь его близкого друга, соратника и начальника во весь голос кричит от боли при разрыве девственной плевы! Лучше, чем видеть, как она потом искренне плачет, сожалея об утраченном раз и навсегда детстве... Да, куда лучше, это уж точно. И он, с превеликим удовольствием выкурив последнюю сигарету, уснул сном настоящего праведника.

Глава 9

Когда ровно в десять он, не совсем выспавшийся, но чисто выбритый и полностью одетый, спустился вниз, то обнаружил, что Пауэл, не желая тревожить больного друга, уже уехал на работу, а Марсия, как всегда, отправилась по магазинам за покупками. Зато Джейк, поскольку была суббота, оказалась дома – в темно-синих, плотно облегающих джинсах и пушистом желтом свитере деловито хлопотала на кухне, готовя ему завтрак.

Но говорила подчеркнуто игриво, неестественно высоким голосом, под глазами у нее лежали легкие следы синевы...

Закончив наконец с готовкой, она поставила бекон, яичницу и поджаристые тосты на стол, села напротив него, склонила голову на согнутый локоть.

– Кофе, если не возражаешь, я подогрею попозже. Когда ты поешь. Тебе ведь сегодня не обязательно куда-нибудь торопиться, так ведь?.. Знаешь, Тид, ведь каждый человек рано или поздно делает ошибку. Это же не преступление, правда же?

– Нет, это может случиться с каждым.

– Спасибо тебе, что уберег меня от моей...

– Не за что. Надеюсь, ты уже излечилась?

– Излечилась? Что ты имеешь в виду, Тид?

– От меня. Надеюсь, это окончательно и навсегда?

–  – Как это «навсегда»? Нет, нет, думаю, ты ошибаешься, Тид. Просто я вовремя поняла, что нельзя себя обманывать. Ни себя, ни свои чувства. Нет, в первый раз, я хочу сказать, в первый настоящий раз у нас с тобой, дорогой, все будет иначе. Совсем иначе! Никаких тайн, никаких шептаний, никакого вранья. Нет, все будет открыто и честно... Это произойдет где-нибудь в шикарном номере большого отеля, может быть, в Гаване или на Майорке, с небольшим, прекрасно и со вкусом декорированным внутренним двориком, где мы будем завтракать. Может быть, даже с шампанским... И все, все время будет нашим, и только нашим! И нам никто не будет мешать, и не надо будет ни от кого скрываться, и все нам будут только завидовать. Тид, любимый, ты только представь себе все это!

– Ну и когда же, по-твоему, эта весьма тревожная последовательность событий должна реально произойти?

Она с серьезным видом нахмурилась:

– Не волнуйся, Тид, я все продумала. Вплоть до мелочей. Прежде всего мне надо будет забыть о теперь уже совершенно ненужной подготовке к поступлению в колледж, а заняться чем-нибудь более практическим. Например, пройти курс экономики семейной жизни, воспитания детей. Папе говорить обо всем этом, само собой разумеется, пока не следует, но...

– Интересно, а на этих курсах показывают или хотя бы рассказывают, откуда и, главное, как появляются дети?

– Зря ты так шутишь, дорогой. В июне я заканчиваю школу и практически одновременно, двадцать шестого, мой день рождения. К тому времени ваши с папой проблемы наверняка уже будут полностью улажены. И если мы поженимся именно в этот день, тебе придется помнить не две даты, а всего одну. А для мужчин, как хорошо известно, серьезные даты всегда проблема. К тому же летом в Гаване, говорят, совсем не жарко. Во всяком случае, прохладнее, чем во Флориде...

– Значит, ты не спала всю ночь, думала, думала и полностью решила за меня мое будущее, так?

– Большой свадьбы, мне кажется, устраивать не стоит. Зачем она нам? Мы ведь и так будем счастливы, дорогой. Я в этом уверена. А ты?

– Нет, пока еще не совсем. Знаешь, все это так серьезно и... так неожиданно...

– Секс конечно же очень важен и по-своему даже нужен, без него не обойтись, но в семейной жизни он все-таки далеко не самое главное. Куда важнее родственность душ. А у нас с тобой и так много общего. К тому же сразу после того, как мы поженимся, я немедленно пройду соответствующие курсы, так что слишком глупой для тебя в этом смысле не буду, не беспокойся.

– Золотце мое, позволь мне сначала закончить мой завтрак, ладно? А там видно будет.

Джейк буквально засияла от радости:

– Боже мой, Тид, как же прекрасно это звучит! Будто мы давно уже одна любящая семья: «Позволь мне сначала закончить мой завтрак»! Здорово, просто здорово!

– Но послушай!

– И не забывай, дорогой: женившись на девушке, которая моложе тебя, ты помогаешь себе самому долго-долго оставаться молодым. А потом, через много-много лет, я тоже догоню тебя, и мы будем стареть вместе. Оставаясь счастливыми. А поскольку я хочу детей прямо сейчас, то бабушкой, молодой бабушкой наверняка стану еще до того, как мне стукнет сорок. Это будет просто здорово, правда же, любимый?! – Она медленно и многозначительно встала из-за стола. – А теперь, дорогой, я с удовольствием не буду тебе мешать закончить твой завтрак. Спокойно и не торопясь. Чтобы ты смог все обдумать. С ответом я тебя не тороплю. Скажешь все, когда сочтешь нужным.

– Спасибо, Джейк, большое тебе спасибо, дорогая, за столь милостивую отсрочку приговора, – слегка прищурившись, безразличным тоном произнес Тид.

Позавтракав, он с удовольствием выкурил первую в этот день сигарету, дождался прихода Марсии, перекинулся с нею несколькими словами и поднялся к себе, где сложил вещи в дорожную сумку, которую ему накануне предусмотрительно привезли из его квартиры.

– Нет, нет, тебе нельзя уезжать, ты же еще совсем болен! – воскликнула Джейк, когда он с сумкой в руке спустился в холл.

– Не волнуйся, я уже в полном порядке и вполне могу позаботиться о себе. Так, кое-где немножко побаливает, только и всего. Возьму такси, доеду до мэрии, заскочу к Пауэлу, сообщу ему, а потом пригоню машину... И огромное всем вам спасибо за все, что для меня сделали!

~~

Хотя большая часть сотрудников мэрии по субботам и воскресеньям не работала, интерес, вызванный неожиданным появлением там личного помощника главы городской администрации мистера Тида Морроу, оказался, мягко говоря, немалым. Не только девушки, но и другие клерки мужского и женского пола повскакали со своих рабочих мест и с подчеркнуто деловым видом торопливо поспешили в холл, чтобы лично убедиться в том, что тот самый помощник Деннисона, живой и невредимый, прибыл на работу. Как ни в чем не бывало... И если всего несколько дней тому назад столь значительный интерес к его особе вызвал бы у Тида, как максимум, легкую досаду и желание поскорее куда-нибудь спрятаться, но не более того, то сейчас требовалось что-то иное. Он даже с большим трудом сдерживал вполне естественное желание ускорить шаги, побежать и как можно быстрее скрыться от их совершенно нескрываемых любопытных, просто жадных взглядов.

Когда Тид поднимался по лестнице, ему встретилась крупная, весьма энергичная женщина из отдела старшего инженера. Она всегда одаряла его «ласковым» взглядом. А на этот раз, проходя мимо него, – особенно «ласковым», причем сопроводив его громким, демонстративно громким фырканьем!.. Вообще-то практически у всех муниципальных служащих, особенно в небольших провинциальных городках, сильно развито так называемое седьмое чувство: возможная катастрофа как бы окутывает потенциальную жертву некоей аурой, которую необходимо почувствовать заранее и на всякий случай осторожно отойти в сторонку, чтобы вдруг не оказаться ее вольным или невольным участником. По идее, это конечно же должно было затронуть и Пауэла Деннисона, и их общее дело. Теперь люди будут куда как менее охотно оказывать им содействие в любых делах. Даже если это является их прямой служебной обязанностью. Даже если это простые телефонистки городского коммутатора! Теперь все, абсолютно все вроде бы незаметно, но при этом весьма и весьма ощутимо станет намного труднее. Намного!

Рядовые труженики, напрямую зависящие от городского бюджета, ждали и внимательно следили, скажется ли предлагаемая командой Пауэла Деннисона реформа, и если да, то как, на их собственном бюджете, на их каждодневной работе. И вот каким-то никому не ведомым образом по городу вдруг поползла молва, что ничего из этого не выйдет, что затея эта с самого начала была пустым фарсом, что о ней лучше всего просто-напросто забыть. И те, кто в силу тех или иных причин поверили в это, перестали осторожно выжидать...

Результаты этого «нового отношения» можно было заметить, даже глядя на верную мисс Андерсон, – мелкие морщинки вокруг ее рта выглядели куда более глубокими и рельефными, треск пишущей машинки стал каким-то резким и категорическим. Особенно в конце каждой фразы, когда она ставила точку или восклицательный знак.

Впрочем, ничего нового во всем этом ни для Тида, ни для Деннисона не было. Они через все это уже не раз проходили. Например, в том самом послевоенном немецком городке, когда высшее армейское командование, казалось, вот-вот прикажет прекратить все их начинания, включая официальный прием на работу в городские органы известных всем экс-нацистов. Но ведь в конечном итоге правота Деннисона и его настойчивость все-таки взяли верх, и тогда отношение радикально, будто по мановению волшебной палочки, вдруг изменилось, даже до открытого признания властей, и все пошло как по маслу!

Когда Тид вошел в кабинет Деннисона, тот, довольно улыбнувшись, оторвался от какой-то бумаги и откинулся на спинку стула.

– О, Тид, привет, привет, рад тебя видеть, но твоя походка... Ты ходишь так, будто держишь между коленями двадцатипятицентовую монету и при этом жутко боишься ее потерять! Не поторопился ли ты с выздоровлением? Может, лучше было бы еще денек-другой подождать?

– Я торжественно распрощался с девушками, Пауэл... И не менее решительно возвращаюсь к холостяцкой жизни.

– Значит, Джейк все-таки достала тебя, так ведь? – заметил Деннисон, еще шире растянув рот в улыбке.

Тид невольно покраснел:

– В общем-то да, но уж не настолько, чтобы заставить меня немедленно убежать из вашего дома. Слушай, откуда у тебя такая, мягко говоря, упрямая дочь?

– Точно такой же была ее мать.

– Пауэл, скажи, ты ощущаешь какие-либо изменения, происходящие здесь вокруг тебя?

– Конечно же замечаю. Начиная с самого четверга, Тид. Да, похоже, кое-кто позаботился сразу же, не ожидая продолжения, пустить по городу нужный слух. Но ведь они заблуждаются, очень заблуждаются, ты же знаешь. И им еще предстоят весьма крупные разочарования, это уж точно. Не говоря уж о на редкость больших проблемах, с которыми большинству из них придется столкнуться и которые, не сомневаюсь, им будет не просто, далеко не так уж просто решить...

– И тем не менее, Пауэл, возникает законный вопрос: что еще они приготовили для нас?

– Тид, это перестанет быть важным, когда мы сами начнем выкладывать на стол козырные тузы. Кстати, я уже закончил анализ того налогового отчета. В нем более чем достаточно доказанных эпизодов, чтобы – естественно, только после того, как их опубликует наша «Таймс», что, не сомневаюсь, произойдет в самое ближайшее время, – никто не решился возражать против проведения независимой, по-настоящему независимой экспертизы всего этого чертова рэкета с налоговыми делами! И это станет началом их конца, Тид.

– Слушай, Пауэл, я сейчас собираюсь домой, но это совсем не помешает мне там поработать. Даже лежа в койке. У тебя для меня что-нибудь есть? Что-нибудь не терпящее отлагательства.

– Ты уверен, что сможешь?.. Хорошо, тогда бери вот эту папку и внимательно поработай с ней. Но не выпускай ее из рук! В ней результаты проверки купли-продажи недвижимости, карты, схемы, цены, клиенты... В общем, целый комплекс зданий на южной окраине города. Причем немалый! Кстати, похоже, именно там наш мало кем уважаемый господин Л.Л. Вейс отхватил себе в собственность здоровенный кусок земли:

– Винди? «Большой мальчик» Лонни Раваля?

– Он самый. А еще один из его «мальчиков» Джек Сэндском, зампред нашей торговой палаты, ссылаясь на авторитетное мнение члена Совета по делам образования Майкла Девлина, считает, что там идеальное место для строительства престижного колледжа, и, значит, не будет никаких проблем с получением разрешения на выпуск очередной партии облигаций. Очень дорогих и очень выгодных облигаций!

– Отлично, ну просто великолепно, ничего не скажешь! – иронически ухмыльнувшись, заметил Тид. – Вейс, шестерка Раваля, выбирает место, Раваль заставляет свою другую шестерку, Девлина, официально одобрить строительство там престижного и дорогого городского колледжа и, соответственно, выпуск крупной партии ценных бумаг, затем на редкость выгодно продаст эту землю городу и без особых трудов добивается выгодного контракта для одной из своих собственных строительных компаний. После чего уже ничто не мешает ему ловко, как принято говорить, «повышать эффективность процесса», или, проще говоря, срезать углы и получать все большую и большую прибыль. И так до бесконечности... Молодец. Здорово, ну просто здорово, ничего не скажешь!

Пауэл кивнул:

– Тем самым Раваль хочет дать нам понять, что ничего не боится. Что ему ничто не грозит. Что он даже не собирается «задраивать люки» на случай возможного шторма! Может, даже смертельного шторма... Бери эту папку, Тид, и постарайся довести все, что там есть, так сказать; до ума. Чтобы потом, когда мы будем полностью готовы запустить наш праздничный фейерверк, Ричи Севард мог с чистой совестью начать публикацию целой серии своих откровений!

Тид взял папку и встал.

– Ладно, сделаю. Ну, я поехал. Спасибо, Пауэл. Спасибо за все.

Деннисон тоже поднялся, при этом несколько неуверенно помявшись.

– Наверное, мне надо сказать тебе об этом, Тид. Вчера я встречался с теми, кто дает нам деньги на праведное дело. Последние события им явно не по душе, и они, похоже, начинают даже подумывать о том, чтобы ужесточить контроль за использованием средств. На этот раз мне удалось отговорить их от поспешных мер...

– На этот раз?

– Да, на этот раз. Но... но все равно не принимай все это слишком близко к сердцу, Тид. Все обойдется, я уверен.

– Спасибо, Пауэл. Спасибо, что не скрыл. Да, кстати, наш Марк Карбой уже приступил к работе?

– Еще нет. Похороны были в четверг. Сейчас он пока еще дома, но думаю, на работу выйдет уже в понедельник.

– А знаешь, Пауэл, довольно забавно, что он принимает все это так близко к сердцу. Значит, наконец-то все-таки понял, что Фелисия совсем не была... Вот черт, даже не знаю, как бы это поточнее сказать...

~~

Свою машину Тид, как ни странно, нашел не где-нибудь, а прямо на стоянке у здания мэрии. Ключи тоже были там, но почему-то не в замке зажигания, а в пепельнице... Когда Барбара убегала от Бойда и Пилчера, она, очевидно, догадывалась, что иметь с ними дело не стоит. С такими врагами не шутят! Во всяком случае, в ее положении...

Поскольку ветерок был достаточно прохладным, Тид закрыл все окна машины и включил обогреватель.

Миссис Киддер оказалась на своем обычном рабочем месте – за столом в вестибюле. Выглядела она вроде бы заметно более притихшей, чем обычно, но всю личную почту ему отдала немедленно. Он, как всегда бывало раньше, попытался обменяться с нею обычными добрыми шуточками, но не тут-то было: Она упорно избегала любых добрых контактов с ним; более того, даже не попыталась улыбнуться.

– Миссис Киддер?

– Да, мистер Морроу? Слушаю вас...

– Скажите, вам когда-нибудь доводилось слышать или читать то, чему не стоит верить даже наполовину?

– Да, мистер Морроу, конечно же доводилось. Причем не раз.

– Ну тогда у меня невольно создается впечатление, что вы по каким-то причинам меня осуждаете. Я прав?

Она дольше обычного задержала взгляд на его лице, затем, чуть потупившись, отвела его в сторону.

– Если люди вовремя платят аренду и не мешают жить другим жильцам, то у меня не может быть никаких причин их осуждать, мистер Морроу.

Сердито пожав плечами, Тид повернулся и пошел к себе, по дороге механически просматривая почту. Ничего интересного. Счета, счета, рекламные листки... Стоп, стоп, стоп!.. В самом низу пачки что-то интересное – письмо в сером конверте с белой каймой. Он тут же вскрыл его и, не дожидаясь, прочитал письмо у дверей своей квартиры.

"Дорогой Тид!

Мне трудно выразить словами все, что хотелось бы. Особенно на бумаге. И все-таки, надеюсь, ты меня поймешь. Вообще-то это письмо – выражение моей самой искренней благодарности. Тебе! Знаешь, у меня такое ощущение, будто я долгое время противно и тяжело болела и только теперь постепенно начинаю выздоравливать. Мне всегда казалось: то, что я сама с собой сделала, – это мое, и только мое личное дело, но сейчас, перефразируя Джона Донна, я уже не считаю, что «каждая женщина – это только остров сам в себе». Ты, Тид, стал для меня тем самым шоком, который, очевидно, был мне нужен как воздух. Как самый живительный в мире воздух!

Еще раз спасибо. Как мне настоятельно советует мистер Рогаль, я уеду куда-нибудь подальше и прежде всего попробую потихоньку, шаг за шагом, прийти в себя. Стать самой собой, стать тем, кем мне и предназначено быть. Не знаю, удастся ли мне начать все сначала, но стать честной самой с собой, думаю, я смогу... По крайней мере, хотя бы в этом я уже не сомневаюсь. Передай мои самые наилучшие пожелания Альберту и его голубкам. Искренне твоя,

Барбара".

Обратного адреса, само собой разумеется, не было. Тид открыл ключом дверь своей квартиры и вошел внутрь. Сел за столик, задумчиво почесал указательным пальцем переносицу, взял с полки телефонную книгу, нашел домашний номер Армандо Рогаля, снял трубку и... положил ее обратно и отшвырнул книгу на постель. Нет, встреча с нею не поможет ни ей, ни ему! Не говоря уж о том, что заставлять других задумываться о своих собственных мотивациях, сомнениях, правоте или неправоте дело, как минимум, в высшей степени неблагодарное. И к тому же частенько опасное... Сорвав с Барбары крутую броню ее защиты, он понял, насколько уязвим стал сам. Да и к тому же вряд ли ей снова захочется видеть его. Зачем? После того как химическая реакция началась, катализатор уже не нужен. Он сделал свое дело, ну и спасибо. Прощай, друг, увы, ты нам больше не нужен. Теперь процесс пойдет сам собой... Барбара не будет драматизировать события, в чем, в чем, а в этом Тид не сомневался. Не из тех дамочек. Ей самой природой было предназначено саму себя высечь. В общем-то совершенно неизвестно за что, но высечь. Что она весьма успешно и сделала! Итак, наказание закончено, организм выжил. Изменился, несколько мутировал, но зато выжил! И никогда не вернется назад. Никогда и ни за что на свете!

Сидя за столиком, он продолжал раздумывать о превратностях изменчивой судьбы, когда вдруг услышал скрип открываемой двери, ощутил спиной дуновение прохладного ветерка...

Мгновенно, даже не вставая со стула, повернувшись, Тид увидел в проеме двери... Марка Карбоя! Без шляпы, с красными, дикими, идиотски выпученными глазами, руки глубоко в карманах дорогого черного пальто, сделанного по заказу, без прорезей. На рекламных проспектах он всегда выглядел сильным, абсолютно уверенным в себе бюргером. С солидным животиком, олицетворяющим надежность, стабильность и вечность хозяина жизни, «человека с улицы со стальными глазами», но в реальности, особенно сейчас, когда все вдруг стало явным и очевидным, его лицо стало чем-то совершенно иным – старый, по-своему изможденный человечек с улицы, которого вдруг охватили некие старческие недуги, которые почему-то не желают отпускать. Ну и кто ж ему вот так возьмет и позволит? Да никто! И он это прекрасно понимает.

– Марк... господин мэр... Рад вас видеть... проходите, проходите, мистер Карбой, – пробормотал Тид, вообще-то еще не совсем понимая, что, собственно, происходит.

– Вставай, вставай, мистер Морроу, время пришло! – почему-то загадочно, совсем как в дешевом детективе, прошептал Карбой.

Тид, пожав плечами, медленно встал. Пистолет в правой руке Карбоя казался неимоверно большим. Просто огромным. Самым гигантским пистолетом, которые Тиду когда-либо доводилось видеть. Даже во время войны! А его покачивающееся туда-сюда дуло было просто чудовищным. Обрекающим его на вечное небытие!

– Чего тебе... извините, что вы хотите?

– Убить тебя, только и всего, гаденыш, – процедил Карбой. – А что еще с тобой делать? Большего ты просто не заслуживаешь.

На его лбу выступили крупные капли пота. Он медленно, с явным трудом вынул из кармана левую руку, взвел курок пистолета. Хорошо смазанный цилиндр щелкнул характерным звуком, более чем прекрасно знакомым любому, кто родился в Америке.

– За что? За что, черт вас всех побери? – воскликнул Тид, понимая, что его голос звучит неискренне, смешно и... как-то совсем по-детски.

Дуло медленно поднялось и уставилось в самый центр его груди. «Да, похоже, дело худо, – с отчаянием подумал Тид. – Теперь остается надеяться только на случай. На счастливый случай. На таком-то расстоянии пуля из этого пистолета вышибет не только мои мозги, но и все остальное, это уж точно!»

Карбой облизнул заметно пересохшие губы, а Тид физически услышал громкие звуки своего отчаянно стучащего сердца.

Секунда прошла. Как ему показалось, ведущая из вечности в никуда...

– Ну давай же, давай, чего, черт тебя побери, ты ждешь?! Делай, раз уж решил! Стреляй! Стреляй!

Но колени Карбоя вдруг мелко затряслись, потом дрожь пошла выше, добралась до самого тела, которое вдруг обмякло, совсем как у человека, полностью потерявшего волю к жизни: серый цвет лица, мелко клацающие зубы, тусклый взгляд, синие губы...

Тид, равнодушно махнув рукой, вернулся к столу, сел, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и выдох. Потом еще один, и еще...

Карбой вошел в комнату, сел на постель. Пистолет положил рядом с собой на подушку. Они внимательно посмотрели друг на друга, и Тиду показалось, что между ними образовалось некое внутреннее понимание, нечто вроде духовного товарищества двоих людей, которые наконец-то поняли друг друга, которым не надо тратить много лишних слов на никому не нужные объяснения, которые только что избежали страшной катастрофы.

– Да, это было близко, – выдохнув, сказал Тид. – По-настоящему совсем рядом. Слава тебе господи, все обошлось без крови.

– А знаешь, Тид, я был уверен, что смогу это сделать. Почему-то даже не сомневался.

– Может, для начала хотите чего-нибудь выпить?

– Да, пожалуй.

Тид на все еще не совсем твердых ногах подчеркнуто неторопливо прошел на кухню, достал из холодильника ледяные кубики, бросил их в первые попавшиеся бокалы, обильно полил их виски, добавил туда воды, попробовал и отнес оба бокала в гостиную. Когда Карбой делал первый глоток, его зубы так громко звякали о край бокала, что Тид невольно поморщился. Он взял с подушки пистолет, вынул обойму, увидел, что она действительно полностью заряжена, снова засунул ее на место, поставил пистолет на предохранитель, молча протянул его Карбою. Тот схватил ею и, с благодарным взглядом кивнув, тут же сунул в карман брюк.

– Ненавижу оружие... Вообще-то всегда ненавидел.

– А откуда у вас это чудо?

– От отца. Осталось еще со времен Силвер-Сити. С тех далеких восьмидесятых... Я, Тид, как сам понимаешь, в этом деле совсем не специалист, но полагаю, это кольт 48-го калибра. Даже взять его в руки уже проблема...

– Да, в этом, боюсь, вы совсем не один. А в чем, собственно, гениальная идея? Зачем все это?

– Затем, что ты убил мою жену, Тид. Вот зачем... Месть, самая обычная месть... Зачем ты это сделал, Тид? Зачем?

– Затем, что я этого не делал. Сосредоточьтесь, пожалуйста. И, ради бога, постарайтесь понять: я ее не убивал! Ну с чего бы и зачем?!

Карбой посмотрел на него с каким-то новым интересом:

– Да, вообще-то я знаю об этом.

– Знаете?.. А можно чуть помедленнее, господин мэр? Чтобы я тоже успел кое-что понять.

– Понять что? То, что мне самому не совсем ясно? Поверь я в то, что убил ее ты, не было бы никаких проблем убить тебя? Просто отомстил за смерть жены, только и всего. И никому бы даже в голову не пришло задавать вопросы. Тем более глупые. Тем более, что мертвые не могут на них ответить.

– Вообще-то это сильно попахивает чистейшей метафизикой, вам не кажется, господин мэр?

– Нет, не кажется. Другой вариант, Морроу, на мой взгляд, куда хуже. Если ее убил не ты, значит, это было сделано по приказу тех, кто меня создал. Это ужасно как факт, но еще ужаснее этот факт осознавать. Тебя постепенно, шаг за шагом, лишают достоинства, чести, самой обычной человеческой смелости и самоуважения, а в довершение всего убивают твою собственную жену только потому, что у нее-то все эти качества остались, только потому, что их у нее отнять почему-то оказалось невозможным! Ну и что теперь им делать?

– Именно об этом вы и думали пять минут назад, когда собирались размазать мои мозги по стене?

– В каком-то смысле да... К сожалению, вся проблема в том, что я не могу убить, Тид. Не умею и не могу! Даже ради сохранения собственного достоинства.

– Она для вас так много значила?

Карбой коротко хихикнул.

– Кто, Фелис? Нет, нет, тут дело совсем в другом. Просто ей нравилось, очень нравилось быть первой леди города, и делиться этим она, поверь мне, ни с кем не собиралась. Никогда и ни за что на свете! Ну а я... я... я был всего лишь чем-то вроде сутенера. Звучит, конечно, на редкость противно, но факт есть факт, тут уж ничего не поделаешь. Она занималась нашим, так сказать, публичным обликом, ну а я всем остальным. Доходы делили пополам. Им это нравилось. Больше чем нравилось. Потому что через нее на меня легко было влиять. И заставлять делать все, абсолютно все, что им надо. Хотя и к обоюдной выгоде. Я, признаюсь, с удовольствием прикрывал эту сволочь Лонни Раваля и его шайку эффектной словесной трескотней и обещаниями, на которую легко поддавались люди, а он обеспечивал нас удобствами и хорошими деньгами. Очень хорошими деньгами. Кто же откажется?

– Ну, если так оно и есть, то с чего бы вам принимать все это так близко к сердцу, Марк?

– Ас того, что в каком-то смысле я-то ее и убил, Тид. Звучит довольно глупо, конечно. Просто Фелис почему-то решила, что в надвигающейся «битве титанов» победит ваш Пауэл Деннисон, вот и поставила на него. Значит, и на тебя тоже. Хотела выгодно обменять мою безопасность на некую информацию, крайне нужную Деннисону для победы. Но я боялся, Тид. Я очень боялся. Мы отчаянно спорили до самого утра того понедельника. И Фелис выиграла. Поэтому я тут же сообщил Равалю, что именно она собиралась вам передать. Тогда мне казалось, это может ее остановить. Потому что Деннисон отнюдь не из тех, кого можно так легко купить. Кто способен пойти на сделку такого рода. Но он остановил ее, тоже поняв все это, остановил в самом прямом физическом смысле слова... Лонни Раваль! Частично поэтому у меня в голове застряла назойливая мысль: если я сумею убедить себя в том, что убил ее именно ты, мистер Тид Морроу, то тогда у меня будут все основания считать себя ни в чем не виновным.

Тид резко наклонился вперед:

– Что это за информация, Марк? Что она хотела мне сказать?! Не скрывайте! Сейчас в этом уже нет никакого смысла. Всем будет только хуже!..

Карбой медленно, очень медленно, почти печально покачал головой:

– Нет, Тид, не скажу. Ибо, может быть, это осталось моим единственным оружием, которым, с твоего, так сказать, разрешения, я распоряжусь по своему собственному усмотрению.

– Хорошо, хорошо, но тогда скажите мне хотя бы: информация точная? Достаточно достоверная? Она может серьезно навредить Равалю? Или все это просто так, туфта...

Майк Карбой медленно поднялся:

– Навредить? Навредить нашему мистеру Равалю? Вряд ли, мистер Морроу, вряд ли... А вот убить его на все сто процентов – это уж точно. В этом можете даже не сомневаться.

У самой двери он обернулся. И глаза у него были затуманены чуть ли не сплошной полосой.

– Знаешь, в последнее время я много думал, где, где именно меня свернули с правильного пути. Где?.. Странно: человек редко помнит, когда он сделал тот самый выбор, который определил всю его дальнейшую жизнь. Раз и навсегда. Поскольку назад пути уже не может быть. И не будет! Я очень много об этом думал, поверь, Тид.

– Марк, вы же не хуже меня знаете, что моралисты, как правило, обожают разглагольствовать о том, что вообще хорошо и вообще плохо. Как у нас, помню, любил говорить наш армейский старшина: «Значит, так, копаем отсюда и до обеда».

– Наверное, он был умным, может, даже очень умным старшиной, Тид, но в данном случае все гораздо сложнее... Человек вступает в мир публичной политики и первым делом клянется сам себе, что будет творить добро, и только добро! Будет честным и справедливым, будет верой и правдой служить согражданам... Совсем как тот, кто хочет построить прочный дом для себя и своих близких, но... Но чтобы построить более прочную крышу, ему надо заказать более дешевые окна, чтобы сделать более основательный камин, придется сэкономить на фундаменте. Дом теперь его совсем не удовлетворяет, однако он сам себя убеждает, причем, как правило, весьма успешно, что без этих «экономии» дома просто не будет! Вообще не будет! Ни хорошего, ни плохого...

Но когда ты влезаешь в публичную политику, то каждый вроде бы маленький компромисс затаскивает тебя в еще больший «маленький» компромисс, ну и так далее, и тому подобное. Старая как мир история, Тид. Ничего нового, но жить с этим трудно, очень трудно, поверь. У тебя круглые сутки перед глазами Уравнение, которому, кажется, нет никакого правильного решения. Два плюс два – это сколько? Четыре? Пять? Три? Или сколько? А сколько вам надо? Затем в твоей жизни вдруг появляется некий добрый человек, который говорит тебе: «Если ты сначала сложишь все доброе, а потом вычтешь из него все злое, то в результате выиграешь и ты, и все остальные». Казалось бы, просто как правда, нет? Ну а что, если это и есть правда? Но ведь... иллюзия на то и есть иллюзия. Ты старательно складываешь, складываешь, а потом вдруг видишь – результат-то совсем отрицательный! И самое страшное, что ты никогда не знаешь, где именно и когда именно все это началось! И где именно и как именно все можно было бы повернуть. – Тяжело вздохнув, он поднял на Тида глаза, которые стали почти совсем такими же, как на ретушированных предвыборных плакатах. – Тид, обычно я думаю медленно, иногда даже слишком медленно, но тупым меня вряд ли можно назвать... Равно как и сволочью!

– Лично я так не думаю, Марк. Ни того ни другого, – неожиданно мягко проговорил Тид.

– Наверное, все-таки настала пора перекинуть вес с одной стороны весов на другую. Да, рано или поздно это должно было произойти, Тид, – махнув рукой, произнес Карбой. – Рано или поздно. – И вышел...

Тид Морроу долго смотрел, как огромный черный «бьюик» городского мэра величаво выкатывается со двора его кондоминиума. На его заднем сиденье сгорбился городской глава мистер Марк Карбой и тупо, ничего не видя, смотрел куда-то вперед...

Глава 10

Как только машина мэра скрылась из вида, Тид прежде всего позвонил Пауэлу Деннисону, но, поскольку тот уже куда-то уехал по весьма срочным делам, набрал номер городского управления полиции. Капитана Лейтона на месте тоже не оказалось, но зато Тиду довольно любезно сообщили номер его домашнего телефона.

– Алло? – раздался в трубке детский голос и, после того как Тид попросил позвать папу, крикнул: – Пап, это тебя!

– Слушаю?

– Капитан Лейтон?.. Это Тид Морроу.

– В чем дело, мистер Морроу? Что-нибудь случилось? Неужели все-таки решили сделать признание?

– Нет, хочу поблагодарить вас за то, что помогли Армандо Рогалю узнать, где я находился.

– Не за что. Видеть, как вы отделали Пилчера, того стоило. Ну так в чем, собственно, дело? Замыслили очередное убийство?

– Нет, нет, не надейтесь. Просто появились некоторые обстоятельства. У меня дома только что побывал наш мэр Марк Карбой. Мой телефон работает через местный коммутатор, так что, может быть, найдете время нанести мне визит вежливости. Хотя все это вполне может оказаться лишь моими догадками, не более того.

– Я большую часть моей жизни потратил на то, чтобы гоняться за пустыми догадками... Хорошо, буду у вас где-то через полчаса. Плюс-минус десять минут.

Лейтон приехал через двадцать пять минут и в своем давно вышедшем из моды черном костюме, с худющими плечами и совиным взглядом выглядел совсем как нахохлившаяся пойманная птица... Пока Тид рассказывал ему о своей встрече с Карбоем, он ни разу его не перебил. И задал свой первый вопрос, только когда тот замолчал:

– А что может означать вся эта белиберда насчет уравнений, не имеющих решений? Думаете, он своим старинным кольтом собирается проделать в ком-то несколько дырок? Такое возможно?

– Боюсь, не смогу сказать вам ничего определенного, капитан. Я на самом деле даже не догадываюсь, что он имел в виду.

– Вообще-то Марк всегда обожал драматизм событий, мистер Морроу. В каком-то смысле его можно назвать, так сказать, профессиональным страдальцем. Он без этого жить не может.

– Ну а если на этот раз произошло нечто по-настоящему серьезное? Такое вы допускаете?

– Допускать-то допускаю, почему бы и нет? Хотя, если бы такое случилось, лично я, честно говоря, очень удивился бы... Кстати, раз уж я здесь, то позвольте мне задать вам один вопрос на другую тему. Вчера до меня дошли слухи, что на вас собираются перестать давить, потому что якобы появилась реальная возможность перенести гнев богов на вашего друга-начальника Деннисона. Как именно это будет делаться, мне неизвестно. Во всяком случае, пока неизвестно. Скажите, в его прошлом может быть такое, что ему очень не хотелось бы вытаскивать наружу?

– Нет, капитан, ничего. Абсолютно ничего такого! И если вы все еще помните известные школьные притчи о людях, чья жизнь как открытая книга, то перед вами как раз тот самый случай. Я знаю Пауэла слишком давно и слишком хорошо, уж поверьте.

– Хорошо, допустим. Ну а его дочери? Им никогда не приходилось оказываться в неприятных переделках? Той или другой...

– Если бы такое случилось, я бы знал на все сто процентов. К тому же Джейк практически еще совсем ребенок, а Марсия на редкость правильная и рассудительная девушка. С очень твердыми устоями и спокойным, уравновешенным характером. Совсем как у отца.

– Вообще-то эти «уравновешенные и рассудительные» иногда преподносят большие сюрпризы... Впрочем, пока все это не более чем слухи. Хотя в каком-то смысле они вполне согласуются с их намерениями на какое-то время оставить вас в покое.

– У них не было выбора.

– На вашем месте я не стал бы так заблуждаться, мистер Морроу. Им ничего не стоит найти десять свидетелей, которые под присягой подтвердят, что собственными глазами видели, как вы средь бела дня задушили жену мэра прямо в вестибюле отеля «Дерон», и еще, как минимум, трех, которые, потупив виноватый взгляд, признаются, что вы за хорошие деньги уговорили их отвезти ее труп на городскую свалку... Лучше попробуйте посмотреть на это несколько с иной стороны. Через вас они могут всего лишь немного дискредитировать мистера Деннисона, не более того. Но этого мало. Слишком мало! Его в городе поддержат много серьезных людей, не говоря уж о настолько хорошей репутации, что в принципе ему не составит особого труда пригласить сюда самого генерального прокурора штата. Со всеми вытекающими для них последствиями. Даже если им еще до этого удастся поджарить мистера Тида Морроу на раскаленной сковородке. Нет, бить надо только по Деннисону. Причем не тыкать лицом в грязь, а бить круто и наповал. Иначе толку будет мало. Выкинуть на политическую помойку вас, конечно, совсем не плохо, но практического толка от этого для них мало.

– И что теперь вы собираетесь делать в отношении нашего мэра? Сказать можете?

– Могу. Прежде чем выехать к вам, я связался с одним из моих людей в нашей конторе, немногих, кому я полностью доверяю, и приказал ему сесть на хвост мэру. И не отпускать до тех пор, пока я не дам отбой.

– Капитан, но ведь по телефону я вам ничего об этом не говорил! Даже не намекнул! Как? Откуда?

– Ваш голос подсказал мне это. Вот я и подумал... На всякий случай. В нашем деле такое никогда не помешает.

– Хорошо, но тогда, капитан, скажите честно: у вас есть хотя бы приблизительное представление, хотя бы догадки, о чем хотела тогда поговорить со мной его жена?

– Если бы у меня имелось хотя бы приблизительное представление, мистер Морроу, я был бы уже либо полностью мертв, либо, как минимум, начальником городской полиции.

– Судя по вашему намеренно скептическому тону, какие-то догадки у вас все-таки есть, капитан.

– Да, есть. Догадки есть. Но всего лишь догадки, не более того... Люк Колвиц слишком часто позволял себе вольности в отношении хозяина Лонни Раваля, а такое обычно себе не позволяют. Но время шло, а топор гильотины все не падал. Почему? Весь из себя счастливый, толстый и вечно потный Люк продолжает развлекаться, наслаждается жизнью. И вроде как ничего не боится. Интересно, почему? Вообще-то вопрос вопросов. В нашем городе людей тут же убивают за куда меньшие прегрешения. Кроме того, как говорят, Колвиц к тому же прикарманивает то, что, мягко говоря на их языке, ему «не совсем принадлежит». А это, по их понятиям, тоже наказуемо. Да еще как! А ему все сходит с рук. Почему?.. Я долго об этом думал, мистер Морроу, и знаете, что придумал? Ведь в свое время Лонни и Люк выросли в одном и том же районе. Значит, были, как это принято говорить, корешами. Но затем что-то случилось – может, давным-давно, а может, всего несколько лет тому назад, – и у Люка вдруг появилась какая-то информация на Лонни. При помощи которой его можно в любой момент вытащить за ушко да на солнышко, причем не на местное солнышко. Думаю, куда выше... Он припрятал все это подальше. Надежная страховка, все правильно. Но... но он по натуре патологический хвастун и любит похвастаться. Так вот, где-то год тому назад они сошлись с Фелисией Карбой. Тут-то все и началось. Связь замечаете?

– Да, кажется, замечаю. Вот всяком случае, начинаю... – Тут вдруг необычно громко зазвонил телефон. Тид снял трубку, выслушал и повернулся к Лейтону: – Это вас, капитан.

Тот, внимательно все выслушав и несколько раз хмыкнув, снова вернул трубку Тиду.

– Это тот самый, кто по моей просьбе сидел у мэра на хвосте. Карбой доехал до своего дома, спокойно прошел внутрь, судя по всему, тут же вышел через черный ход и куда-то уехал на «понтиаке» с открытым верхом. К сожалению, мой агент его потерял...

После того как капитан ушел, Тид быстро перекусил в ближайшем баре, вернулся домой, с удовольствием растянулся на постели. Хотел немного вздремнуть, прежде чем серьезно взяться за папку, которую дал ему с собой Деннисон.

Его разбудили громкие назойливые звонки телефона. За окном было уже темно. Дневной сон оставил во рту неприятный вкус. И в голове тоже. Делать ничего не хотелось. Тем более вставать, идти к нише, включать торшер, снимать телефонную трубку... И все-таки пришлось. Ничего не поделаешь. Не та ситуация, чтобы пренебрегать.

– Да?

– Тид, это ты? Почему у тебя какой-то странный голос? Только что вернулся? Я звонила, и звонила, и звонила...

– Привет, Марси. Что-нибудь случилось?

Она тяжело вздохнула:

– Послушай, Тид, Джейк сейчас там с тобой, так ведь?

– Кто-кто?.. Джейк?.. Нет, нет, с чего бы?.. Мы не виделись с ней с самого утра... И я никуда не ездил. Твой звонок разбудил меня. Сколько сейчас времени? У меня остановились часы. Наверное, забыл завести.

– Начало первого. Тид, меня все это уже начинает беспокоить. Очень беспокоить! На нее все это так не похоже. Ее можно назвать кем угодно, но не бездумной!

– А где Пауэл?

– Рыщет по городу на машине, пытается найти ее следы... Я уже обзвонила практически всех ее знакомых и друзей. Ничего!.. Тид, ты не мог бы к нам приехать? Прямо сейчас...

– Конечно же могу. Быстренько приму душ, переоденусь и немедленно выезжаю. Ждите. Скоро буду.

Контрастный душ окончательно его разбудил и привел в себя. Он натянул на себя первую попавшуюся одежду, снял с вешалки в прихожей черное пальто. На улице было уже весьма холодновато, и ему страшно не хотелось даже думать о том, что могло бы произойти с Джейк...

Если принять во внимание явную неуверенность Рогаля и каким-то образом дошедшие до капитана Лейтона слухи, то наиболее логичным было бы допустить, что ее похитили люди Раваля. Но ведь это более чем серьезное преступление. Как минимум, федерального уровня! Похищение девушки, тем более родной дочери достаточно важного политического лица, – это не просто преступление, нет, это уже политическое преступление! Неужели Раваль мог решиться на такой риск? На него это вроде бы не очень-то похоже. Так ведь можно потерять все. Вообще все!

По дороге к дому Пауэла Деннисона Тиду пришлось включить в машине стеклообогреватели.

Несмотря на столь поздний час, свет горел не только на первом этаже, но и на крыльце тоже. Тид припарковал машину прямо перед домом и торопливо взбежал по ступенькам.

Марсия открыла ему дверь еще до того, как он успел нажать кнопку звонка. Ее лицо выглядело до странности осунувшимся и как бы вдруг сильно сморщенным.

– Я ждала тебя, Тид, поэтому сразу же увидела, как ты подъехал... Хотя с моей стороны было глупо просить тебя приезжать сюда ночью, прости.

– Значит, с Джейк все в порядке?

– Уверена, что да. Она скоро появится. Тебе лучше вернуться к себе и лечь спать.

Он прошел мимо нее, плотно закрыв за собой дверь.

– Слушай, что здесь, черт побери, происходит? Пауэл уже вернулся?

– Нет, пока еще нет.

– Тогда подожду его здесь.

Тид решительно шагнул в гостиную, сел на ближайший стул, не снимая пальто. Достал из кармана пачку сигарет. Марсия тоже жестом попросила у него сигарету, взяла с полки стационарную зажигалку, зажгла свою и его. Он не сводил с нее глаз и заметил, что ее рука слегка дрожит.

– В полицию уже сообщили?

– Естественно. И даже проверили все больницы... Тид, тебе лучше уехать домой.

– Черт вас всех побери, Марсия! Я же вам не чужой! Здесь в каком-то смысле и есть мой самый настоящий дом! Других у меня просто нет.

Она даже не посмотрела в его сторону. Молча курила, опустив глаза вниз.

– Не задавай ненужных вопросов, Тид. И не жди понапрасну. Просто вставай и уезжай. Прошу тебя.

Он резко встал, подошел к ней, обхватил за плечи:

– Посмотри на меня, посмотри! Что произошло после того, как ты мне позвонила? Что?

Марсия, изо всех сил стараясь, чтобы ее взгляд оставался таким же бессмысленным и пустым, как несколько минут назад, ответила:

– Ничего. С тех пор ничего не произошло.

Тид грубо затряс ее за плечи. Настолько грубо, что голова девушки безвольно задергалась взад-вперед, а глаза, сильно увеличившись, казалось, чуть не вылетели из орбит.

– Не лги мне, Марсия! Не лги! И скажи, что здесь произошло. Что?

– Я... я не могу!

– Значит, либо кто-то звонил, либо кто-то приходил! Кто? Кто? Что он сказал? Что они хотят?

– Тид, я ничего тебе не скажу. И заставить меня сделать это никому не удастся.

Он отпустил ее плечи, снова сел на стул.

– Тебе придется сказать все это твоему отцу.

– Да, само собой разумеется. Когда он вернется, я ему все скажу, не волнуйся.

С ней произошла какая-то перемена, вроде бы не совсем видимая, но ощутимая буквально физически. Марсия утратила над собой контроль, утратила свою естественную загадочность. В ее серых, холодных глазах теперь был только гнев. Гнев и дикая, нескрываемая злость!

Они оба надолго замолчали. Марсия первая услышала тяжелые шаги отца на ступенях заднего крыльца и торопливо побежала ему навстречу. Тид проследовал вслед за ней.

Пауэл медленно расстегивал свое пальто. Выглядел он по меньшей мере на десять лет старше.

– Марси, я... мне не удалось ее найти. Нигде... Привет, Тид! В такие минуты видеть готового помочь друга особенно приятно. Спасибо тебе.

– Папа, мне надо с тобой поговорить. Наедине!

Он схватил ее за руку:

– Ты узнала что-то такое?.. Что?

– Только наедине! – твердо заявила она.

Пауэл перевел взгляд на Тида, и тот вдруг почувствовал себя чужим в этом доме. Он молча кивнул, вышел в гостиную, плотно закрыв за собой дверь. Низкий, басовитый голос Деннисона из кухни доносился до него словно невнятный монотонный рокот, но затем его перебил гневный голос дочери, причем настолько резкий и визгливый, что Тид практически мог различить ее слова.

Наконец все стихло.

– Тид, зайди, пожалуйста, сюда! – через дверь громко крикнул ему Пауэл.

Марсия сидела за столиком, обхватив голову руками. Плечи ее заметно подрагивали. Тид повернулся к стоявшему рядом Деннисону: широко расставленные ноги, по-военному выпрямленная спина, жуткое, как перед смертельной атакой, выражение на лице...

– Думаю, тебя это тоже касается, Тид, хотя моя дочь против этого возражает.

Марсия подняла залитое слезами лицо:

– Папа, неужели ты позволишь им...

– Успокойся и не перебивай! – проревел Пауэл. Такого тона в разговоре с дочерьми Тиду от него еще никогда не доводилось слышать... Ни с той ни с другой. – Пока ты сюда ехал, Тид, Марсии позвонила моя младшая дочь Джейк. Сказала, что ее не похитили, что она находится в каком-то месте по собственной воле. Мы должны сообщить полиции, что она в полной безопасности, и немедленно прекратить любые попытки ее найти. Домой же она вернется только после того, как я выполню определенные требования, которые мне в течение ближайшего часа передаст какой-то человек. Марсия боится за сестру, боится, что я не позволю им шантажировать меня таким мерзким и подлым образом!

– Марсия, каким голосом она с тобой говорила? – спросил Тид.

– Испуганным. До смерти испуганным. Сказала, что папа должен сделать все, что у него попросят сделать.

– Странно, лично мне всегда казалось, напугать Джейк не может ничто, абсолютно ничто в целом мире, – неожиданно мягким голосом, с нотками искреннего удивления произнес Пауэл, пожал плечами и вышел.

Через минуту до них донесся громкий стук двери его кабинета.

– Тид, ты должен убедить его сделать все, что они попросят, – тихим, умоляющим, но настойчивым тоном сказала Марсия. – Ты просто обязан! У нас нет иного выхода.

Тид сел на стул напротив нее.

– Он на редкость упрямый человек, Марсия, ты же знаешь.

– Но не бессердечный. Дороже, важнее младшей дочери Джейк у него никого и ничего нет, Тид.

– Нет, Марсия, неужели ты до сих пор не научилась понимать своего отца? Его нельзя ни купить, ни запугать. Хотя именно этого они сейчас и добиваются. Любыми средствами. Сначала запугать, потом купить!

– Значит, гордыня, даже самая благородная, может быть важнее... важнее, чем жизнь моей сестры? И ты будешь на его стороне?

– Нет, не буду. Но я знаю, что конечное решение, думаю, в любом случае очень трудное решение, будет принимать он, и только он один.

– Какое трудное решение, Тид? Неужели тут можно даже колебаться? Не зная, где она и... что с ней... происходит...

– Когда и как именно она «пропала»?

– Сразу после ужина. Помыла посуду, оделась и сказала, что хочет сходить в книжный магазин на углу. Чтобы забрать журнал, который она заказала несколько дней назад. Домой уже не вернулась. И... и даже не дошла до магазина. Я проверяла.

– Что на ней было надето?

– Синие джинсы, спортивный свитер с красно-белыми полосками, короткая куртка и широкий белый шарф... Иди поговори с ним, Тид. Попробуй убедить его, что в опасности жизнь его дочери, что это в любом случае намного важнее всех ваших политических разборок.

Он медленно, почему-то тяжело поднялся со стула:

– Что ж, наверное, ты права. Пойду попробую. Хотя...

Войдя в кабинет, Тид увидел, что Деннисон сидит за письменным столом, тупо глядя на кипу бумаг. Не очень яркий свет настольной лампы освещал поверхность стола, но оставлял в тени все остальное.

– Шеф, должен заметить, для расправы они выбрали, мягко говоря, довольно мерзкий способ.

Прозвучавший в ответ голос Пауэла звучал до странности отстраненно:

– Знаешь, Тид, теперь, когда это уже случилось, мне становится все более и более понятным, что чего-то вроде этого я ожидал давным-давно. Вот только подспудно, теоретически, не применяя лично к себе... Оказывается, не зря говорят: дети – это заложники судьбы. Не зря!

– Так, может, лучше не искушать судьбу и сделать, как они хотят? Чего бы они ни хотели!

– Возможно, ты и прав, Тид, но все дело в том, что во мне живут два Пауэла: с одной стороны, я самый обычный человек и... к тому же отец двух взрослых дочерей, а с другой – политический деятель, который просто не может, не имеет права допустить, чтобы его шантажировали, покупали, заставляли делать недостойные поступки. Ну и как мне теперь поступить? Оставаться самим собой или уступить этим подонкам? Компромисс, конечно, найти всегда можно. По крайней мере, в голове. Ну а в сердце? А способен ли один человек разорвать самого себя на две половины? Тид, тебе когда-нибудь приходилось отвечать на такие вопросы?

– Сейчас речь о куда более важных вопросах, Пауэл...

– Боюсь, слишком многим уже доводилось обжечься на «куда более важных вопросах».

– Это сильно попахивает фанатизмом, шеф. Или, если тебе так приятнее, популизмом.

– Тид, прежде чем я приму решение, мне надо выслушать их конкретные требования. Без этого, сам понимаешь, любое решение было бы не более чем простым мальчишеством. Если от них потом можно будет отказаться, я приму их, но если нет, я приму их вызов. И постараюсь достойно ответить блефом на блеф! По тому что, несмотря ни на что, убежден: они вряд ли решатся причинить Джейк реальную...

– Откуда у тебя такая уверенность, Пауэл? Они ведь не люди. Сейчас мы имеем дело с животными! И обрати внимание, не с хищниками, а с животными! У которых с самого рождения не было ни чести, ни честности, ни морали... Ничего. Вообще ничего!

– Нет, нет, они не осмелятся... Они не могут осмелиться! Я должен верить в это, должен, иначе...

– Ну а если? Если осмелятся?

– Об этом я не хочу даже думать.

– А зря, очень зря... Если они причинят ей хоть какой-нибудь реальный вред, ты, Пауэл, скорее всего, сразу потеряешь и Джейк и Марсию. Обеих своих дочерей!

– Тид, извини, но... интересно, а на какой стороне собираешься играть ты?

Почему-то не спуская глаз с нервно сжимающегося и разжимающегося здоровенного кулака Деннисона, лежавшего на зеленом сукне письменного стола, Тид, слегка кашлянув, сказал:

– Если они сделают с ней что-то не то, я буду думать о тебе совсем по-другому. Вот так я и буду играть, Пауэл. Иначе просто не могу.

– Скажи, как по-твоему, в этом мире осталось хоть немного порядочности? Или об этом лучше всего просто забыть?

– Знаешь, Пауэл, как бы там ни было, никогда не стоит слишком драматизировать события. Для начала давай, как они требуют, отзовем полицию, скажем, что все образовалось, что произошла досадная ошибка, ну а потом будем ждать их чертова посланца. Посмотрим, кто придет и зачем. Это ведь вот-вот будет, так ведь?

Деннисон, как ни странно, тут же послушно снял телефонную трубку и набрал номер. Пока он разговаривал, Тид терпеливо сидел сбоку письменного стола, думая о Джейк, о слишком сильном, почти абсурдном запахе ее духов в ту ночь торжества ее плоти и духа, о том, насколько она не похожа на Марсию, о молочно-шелковой нежности кожи ее спины, о едва слышных, но явно различимых звуках нетерпеливой страсти, исходящих откуда-то из глубины самой ее сути, о ее вдруг ставших как ледяные сосульки руках, которые с невероятной силой притянули его губы к ее губам...

В это время в кабинет неслышно вошла Марсия, прислонилась крепким и выразительным бедром к краешку стола, – согнутые плечи, руки, отчаянно прижатые к груди... Тид, не раздумывая, немедленно взял ее ладонь в свои руки, крепко сжал, понимающе улыбнулся. Но улыбкой не радостной, а именно понимающей.

– Да, вот как бывает: думаешь, твой мир настолько безопасное место, что, казалось бы, живи себе и живи, но потом вдруг случается такое... – тихо прошептала она.

– Я знаю, Марсия, знаю. Мы слишком многое воспринимаем как само собой разумеющееся. Не подлежащее ни сомнению, ни рассуждению. Знаешь, Марсия, там, где мы были с твоим отцом, в Германии, мне рассказывали, как все это было в тридцатых. Громкий стук в дверь в середине ночи. Стук в дверь рукояткой пистолета... И некому пожаловаться. Вообще некому! Во всей твоей любимой, единственной, сраной стране! Любой суд – городской, сельский, деревенский, федеральный, не важно – с превеликим удовольствием отштампует готовое решение, подготовленное профессионалами из, так сказать, определенных кругов. Тогда мне часто приходил в голову один очень простой вопрос: как можно жить в этом мире? Не лучше ли послать его... Но куда? И главное, как?! Но ответа при этом, увы, так и не нашел. Наверное, сейчас у твоего отца тот же самый случай.

Марсия тоже изо всех сил стиснула его руку.

– Мне кажется, я уступала бы до самого конца, Тид. Согласилась бы на любой компромисс. Хотя бы из-за простого чувства страха. Пока во мне ничего не осталось бы вообще. Ну а потом все было бы совершенно бессмысленно.

– Да, совсем недавно мне уже приходилось слышать это слово – «компромисс». Марси, не думаю, что ты на самом деле готова пойти на это. Ты слишком сильна и будешь бороться. До самого конца. Может быть, сделаешь вид, что готова, но все равно будешь стоять на своем.

– Марси? Ты назвал меня Марси? Так меня любит называть только Джейк... Тид, помоги нам ее освободить. Помоги вернуть ее домой. Чего бы это ни стоило. Даже если для этого придется...

– Ты же знаешь, твоего отца нельзя заставить сделать то, что хочет кто-то другой. Даже его родная дочь.

– Дочь нет, а вот ты, наверное, сможешь, Тид.

– Марси, не забывай, я работаю с ним и на него.

– Иногда надо уметь забыть про такое слово, как «лояльность». – Она мягко высвободила свою ладонь из его руки.

Тид встал, задержал на ней пристальный взгляд:

– Нам придется немного подождать и узнать, что им надо. А уж потом принимать решение. Нам всем. И Пауэлу, и тебе, и мне.

Марсия ничего не ответила. Только чуть заметно кивнула. Тид прошел в гостиную, внезапно обнаружив, что так и не снял пальто. Сбросив его и швырнув на кресло, наклонился, попробовал достать кончиками пальцев свои ступни. Не без некоторого удивления убедился, что с мышцами уже практически нет проблем, что боль прошла, что жизнь, во всяком случае физическая, продолжается.

Деннисон уже давно перестал говорить по телефону. Просто молча, как статуя, сидел на стуле в темной прихожей. Сидел и чего-то ждал. Марсия вошла в гостиную, села на подлокотник кресла Тида, он протянул ей сигарету, достал зажигалку.

– Ты очень изменился, Тид, – сказала она, благодарно кивнув.

– В каком смысле?

– Я тебя всегда недолюбливала, Тид. Эта ваша работа... Для тебя веселая игра, а для папы самое главное в жизни. Ну а мне все это время казалось, что ты... ты, смышленый мальчик, в глубине души просто смеешься над нами. Даже над папой, который вроде бы недостоин тебя, потому что может быть преданным, или, как у вас принято говорить, лояльным, своему делу! А все, похоже, складывается совсем иначе.

– Значит, по-твоему, я пошел на поправку?

– Значит, да, Тид. Ты становишься мужчиной, начинаешь сражаться не на словах, а на деле! У тебя появились собственные, совсем не шуточные проблемы, но зато теперь ты хотя бы начал реально думать не только о работе, о карьере, но и о людях. Не знаю, хорошо это или плохо, но это уже факт! Факт нашей жизни.

– Вот уж никогда даже не думал, что за моим развитием так внимательно следят.

– Не становись в позу, Тид. Ссориться нам совершенно ни к чему. Лучше оставаться друзьями. Добрыми друзьями.

– Но мы и есть добрые друзья, разве нет?

– Да, добрые... Ну почему, почему до сих пор нет этого чертова посланца? Чего он ждет? Прошло уже больше часа!

В этот момент у дома послышался негромкий звук мотора явно дорогой машины, легкий скрип тормозов, стук закрываемой дверцы, перестук каблуков на ступеньках крыльца...

Глава 11

В его поведении не было ничего пугающего. Все выглядело так, будто его просто пригласили заглянуть на чашку чая.

– Меня зовут Вейс, – с милой улыбкой представился он. – Хотя обычно друзья называют меня Винди, – еще раз улыбнувшись, добавил он. – Вы позволите мне оставить пальто здесь, на стуле?

– Да, конечно, – слегка прищурившись, отозвался Деннисон.

Вейс был худощавый, но, как было видно по его великолепно сбалансированной, как у боксера, походке, мускулистый и совсем не слабый человек, шутить с которым не рекомендуется. Его бледно-серый пиджак, наверное, был специально скроен так, чтобы скрывать короткую шею, на которой вполне уверенно сидела круглая голова со светлыми, круто зачесанными назад волосами. Тонкие, тоже блондинистые усики дополняли облик молодого, успешного и процветающего бизнесмена, занимающегося продажей недвижимости. Но то, что это совсем не так, выдавали сединки в его бровях, пухлость губ, хрипловатый, какой-то отдаленный голос...

Вейс, как и положено людям его профессии, вошел в гостиную уверенной походкой, не спрашивая ни у кого разрешения, вынул из бокового кармана пачку сигарет, достал одну, элегантным движением пальцев чиркнул дорогой серебряной зажигалкой, сел на стул, поддернул вверх брюки, положил ногу на ногу. Сделал глубокую затяжку, демонстрируя полнейшее удовольствие, выдохнул густую сизую струйку дыма, и... на его лице мелькнула улыбка. Именно мелькнула. Потому что тут же пропала, не меняя при этом стального взгляда его светло-серых глаз.

Марсия и Пауэл сидели на кушетке, глядя на него. Тид стоял, облокотившись о каминную полку, засунув руки в карманы.

– Ваша дочь, мистер Деннисон, оказалась на редкость строптивой маленькой леди. Знаете...

– Давайте короче. Говорите, с чем вас прислали. Только конкретно и по существу, – перебил его Пауэл.

– Не стоит так круто начинать, ребята. У нас же всего-навсего небольшое рабочее совещание... Учтите, ваша младшая дочь сама пришла к нам. Поговорить. Ее почему-то очень беспокоит судьба мистера Морроу, который сам себя загнал в угол. И ей, как, надеюсь, вы сами догадываетесь, весьма хочется помочь ему выбраться оттуда.

– Надеюсь, вы тоже догадываетесь, что этот номер у вас не пройдет, – резко ответил ему Деннисон.

– Номер с чем, мистер Деннисон? Ваша дочь пришла к нам сама по себе. И как только пожелает, может вернуться домой в любое время. Но она пока не очень-то хочет. Пока не получит четких гарантий, что мистера Морроу не оставят в покое. А мы, к сожалению, не в состоянии их предоставить до тех пор, пока вы, мистер Деннисон, не окажете нам одну, всего одну маленькую услугу.

– Уйти в отставку?

– Нет, нам этого совершенно не хочется. Вы нужны нашему городу, мистер Деннисон, и мы полностью поддерживаем и вас, и ваши начинания. Вот только не стоит иногда перебарщивать. Другого от вас и не требуется. Просто продолжайте, как говорят, честно и достойно служить нашему городу, только и всего.

– Ну а что требуется от меня в данном случае?

Вейс медленно, подчеркнуто медленно вынул из правого кармана два аккуратно сложенных листка бумаги, встал со стула, торжественно передал их Деннисону, вернулся и снова сел на стул.

– От вас требуется всего-навсего переписать этот текст своим почерком, датировать его тем же числом, только прошлого месяца, и подписать. Все. Согласитесь, это достаточно просто.

Пауэл быстро пробежал листки глазами. Выражение его лица не изменилось. Ни на йоту. Как будто это была сводка погоды. Затем протянул листки Тиду. Первый из них был адресован мэру Карбою.

"Дорогой Марк!

Во время нашего разговора вчера вечером ты разъяснил мне принцип, на основе которого можно уладить все наши проблемы. Внимательно все обдумав, я пришел к выводу, что предлагаемая сумма не представляется нам удовлетворительной. Пожалуйста, передай соответствующему лицу, что таковая должна быть по меньшей мере удвоена. Хотя сама схема решения вопроса меня вполне устраивает. Ты должен понимать всю деликатность моего положения: чтобы выглядеть предельно чистым, мне надо иметь определенную степень свободы. Особенно учитывая мою полную готовность дать вам требуемые гарантии в виде неких предварительных шагов с моей стороны. Более того, если мы хотим использовать Фел, ей следует давать запечатанные конверты для передачи их М.".

Второе письмо, датированное ровно через три дня после первого, было адресовано судье Кеннелти.

"Уважаемый господин судья!

Судя по всему, Марк полностью одобрил мои предложения, хотя, несмотря на его заверения относительно ее абсолютной надежности, определенные сомнения у меня все еще остаются.

М. вполне можно доверять, поэтому он должен передать ей упомянутый Вами перечень, чтобы своевременно решить, какие именно проекты следует отменить или задержать. Как я сообщил Марку, нам нужна определенная форма отчетности, в силу чего некоторыми членами Вашей группы, боюсь, придется пожертвовать, хотя кем именно, само собой разумеется, решать Вам, и только Вам самим".

Незамысловатая хитрость этого дьявольского замысла была видна с первого взгляда: как только эти письма будут переписаны, подписаны и переданы кому надо, главу администрации неподкупного мистера Пауэла Деннисона можно будет уже не бояться. Совсем не бояться! Он станет самой простой шестеркой, только и всего. Будет с должным рвением продолжать свое дело, может быть даже искренне веря, что служит людям, но... при этом всегда будет помнить и знать – как только он попытается, хотя бы только попытается, куснуть Раваля и его «семью», то эти письма немедленно предадут гласности, и тогда ему конец! Полный и окончательный... Он станет самым банальным взяточником, который за хорошие, очень хорошие деньги так же хорошо поет под дудку отпетых мерзавцев, а соответствующие инструкции и отчеты передавал своему личному курьеру Тиду Морроу через убиенную жену мэра Фелисию Карбой, которую они только для этого и использовали. Для нее, вполне возможно, даже совершенно вслепую. Кроме того, «привязывание» к делу женщины, которая уже не в состоянии отрицать свое участие, давало прекрасный повод для обоснованного подозрения в наличии мотива преступления.

– Только не рассчитывайте на то, что сможете наделать копии этих писем, вызубрить их наизусть, чтобы потом категорически от них отречься, – мягко предупредил их Вейс. – Мы уже предупредили вашу дочь, мистер Деннисон, что если только она не откажется от всего этого, то ее друга Тида будут продолжать выжимать, словно половую тряпку. И уверяю вас: мало никому не покажется!

– Мы же тоже можем сказать ей, что вы кормите ее чистой дезой, – заметил Тид. – Ведь дела-то против меня у вас никакого нет.

На лице Вейса промелькнула широченная голливудская улыбка и тут же исчезла. Он сунул руку во внутренний карман пиджака, вытащил оттуда небольшую, четыре на шесть, но глянцевую, великолепно выполненную фотографию.

– Мы показали ей вот это, мистер Морроу, и она, поверьте, чуть не потеряла сознание. Вот смотрите сами.

Тид взял протянутое ему фото, и то, что он там увидел, было хуже чем кошмарный сон: он сидит, прислонившись спиной к стене своей ванной комнаты и уронив подбородок на грудь, рядом на полу почти пустая бутылка джина, на которой можно отчетливо рассмотреть надпись на этикетке, а в левом нижнем углу... всего в нескольких дюймах от его голой ступни – обезображенное от ужаса лицо мертвой Фелисии!

– Почему же вы не использовали это раньше? – спросил он. Причем на этот раз его голос прозвучал совсем как чужой.

– Такие снимки иногда заставляют судью поинтересоваться, кто и зачем их сделал. Кроме того, Морроу, вы для нас слишком мелкая рыбешка. Нам нужен ваш хозяин, ну а вы лишь средство его достать. Надеюсь, понимаете, что я имею в виду? У каждого есть скрытая кнопочка, которую надо найти и вовремя нажать. В случае с вами, мистер Деннисон, времени потребовалось чуть больше, чем предполагалось сначала, но в конечном итоге мы все-таки нашли, как заставить вас прыгать через горящий обруч. По нашей команде.

– А Фелис Карбой вы, значит, запланировали убрать в любом случае, так? – поинтересовался Тид.

– К сожалению, она слишком быстро вырастала из коротких штанишек. – Вейс бросил на него быстрый взгляд. – Если, конечно, именно это вы имели в виду.

– Ну а зачем же тогда делать этот снимок, если Севарду всю требуемую информацию уже слили?

Вейс пожал плечами:

– На тот случай, если он вам вдруг поверит и решит прикрыть... А вы здорово все придумали, Тид. Особенно с ее трупом на городской свалке. Кстати, можете оставить этот снимок себе. А на ночь кладите прямо под подушку. Спать, думаю, будет намного спокойнее.

– Значит, вы ожидаете, что я перепишу эти письма собственной рукой и поставлю на них свою подпись, так? – произнес Пауэл.

Густые брови Вейса взлетели высоко вверх.

– А что еще, черт побери, вам остается делать?

– Ну а если я откажусь?

Вейс громко рассмеялся:

– Нет, нет, Деннисон, такое совершенно исключено. Ведь ваша доченька от Морроу просто без ума. Предложи мы ей ради его спасения броситься под колеса грузовика, и она сделает это немедленно, даже не раздумывая. – В его голосе зазвучали жесткие, угрожающие нотки. – Она сделает все, абсолютно все что мы ей прикажем! Вам это понятно?

Тид бросил взгляд на Марсию: пепельно-серое лицо, капельки пота на лбу и над верхней губой...

– Она сделает это, – прошептала Марсия.

– Мне совсем не хотелось бы рисовать вам страшные картинки и выглядеть эдаким крутым, не знающим пощады парнем, – по-прежнему жестким тоном произнес Вейс. – Но если вы не будете играть по нашим правилам, то вашей девочке придется совсем не сладко. Ей будет настолько стыдно, что не захочется возвращаться домой. Никогда! Например, мы можем подбросить в ее школу несколько студийных фотографий определенного рода. Надеюсь, вы меня понимаете, мистер Деннисон? – Вейс быстрым движением языка облизнул нижнюю губу, наклонился вперед. – Мы вас и сломим, и сломаем. Заупрямитесь – тут же получите несколько таких картинок, чтобы лично убедиться в их конечном предназначении. Причем учтите, принуждать ее к этому никто не будет. Все будет делаться исключительно добровольно. Будете продолжать упрямиться – пришлем целую пачку кадров из фильмов еще более откровенного содержания, ну а если не поможет и это, отправим ее на улицу. И даже если вам рано или поздно удастся ее найти, она пошлет вас к чертовой матери, потому что к тому времени ее, мягко, очень мягко говоря, уже нельзя будет назвать девушкой, а у вас начнут появляться мысли, что мы найдем способ проделать то же самое с вашей старшей доченькой. И тоже на совершенно добровольной основе. – От рисуемых им картинок Вейс настолько распалился, что стал буквально выплевывать слова. – Знаете, ваше тупоголовое упрямство меня просто смешит. Вы считаете, что закон – это Господь Бог, который все сверху видит и внимательно следит, чтобы все делалось по справедливости? Проснитесь, Деннисон! Откройте ваши подслеповатые глаза. В этом городе закон – это мы! Причем с каждым днем мы становимся все сильнее и сильнее, нас боятся и уважают все больше и больше... И никакому упрямому правдолюбцу вроде вас не под силу нас остановить. Никогда и ни за что! Готовы ради этого выкинуть вашу любимую доченьку на улицу, где ее будет пользовать любой немытый бродяга или обкуренный панк, у которого в кармане найдется пара лишних баксов? Что ж, давайте, но ведь, учтите, нам это не помеха... Так что принимайте решение, мистер Деннисон, только немедленно. И не делайте из всего этого жуткую трагедию. Ведь это не более чем самое обычное деловое соглашение, просто сделка. Так что давайте переписывайте, подписывайте, и уже через полчаса ваша любимая доченька будет дома. – Вейс откинулся назад, достал из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенный носовой платок, вытер мокрые губы.

Пауэл сидел, уставившись немигающим взглядом в пол, себе под ноги, держа крепко стиснутые кулаки на коленях. Затем встал.

– Передай мне эти письма, Тид, – бесцветным тоном попросил он, взял их и шаркающей походкой прошел к себе в кабинет.

В наступившей гробовой тишине до них доносилось сначала шуршание бумаги, а затем легкое поскрипывание пера...

– Символическое сопротивление – так, кажется, это называется, – цинично ухмыльнувшись, заметил Вейс. – Чтобы не потерять лицо.

– Подонок ты. Грязный говнюк и подонок, – даже не глядя на него, произнес Тид ровным тоном, будто просто констатировал очевидный и не подлежащий никакому сомнению факт.

Вейс прикурил еще одну сигарету.

– Здесь присутствует дама, мистер Морроу... Кстати, вы дама, милашка?

– Он подаст в отставку. Вы же знаете, другого выхода у него нет, – по-прежнему почти шепотом сказала Марсия.

– Ничего страшного, золотце, у нас есть кого поставить на его место. Пусть только не откладывает дела в долгий ящик. Иначе вам всем будет хуже.

Марсия посмотрела ему прямо в глаза. И не без едва заметной нотки искреннего удивления спросила:

– Скажите, что способно превратить человеческое существо в такую мерзкую вещь, как вы, мистер Вейс?

Вейс, как ни странно, заметно покраснел:

– Я ничем не отличаюсь от миллионов других парней, но единственным настоящим другом на всем белом свете, куколка, являются деньги, и только деньги. Лично против вас мы ничего не имеем. Это всего лишь бизнес, не более того. Совсем скоро ваша сестричка будет дома. Живая и невредимая. Я доеду на машине до... До того места, где она находится в настоящее время, и привезу ее сюда. Дайте ей снотворное, уложите в постель, и уже завтра утром она будет снова в полном порядке, будет хотеть жить, хотеть любить...

Ему не дал договорить Пауэл Деннисон, вернувшийся из своего кабинета с письмами в руке. Пустое, абсолютно безразличное лицо, никаких признаков злости и гнева. Вейс быстро проглядел их, аккуратно сложил и засунул во внутренний карман пиджака.

– Хорошо. Просто отлично. Вот так бы сразу. Благодарю вас мистер Деннисон.

– Не за что, – также равнодушно ответил Пауэл.

При виде его у Тида больно сжалось сердце. Это было поражение, полный и окончательный отказ бороться! Пауэл даже снял со спинки стула пальто Вейса и терпеливо держал, пока тот просовывал свои руки в рукава и поправлял воротник. Совсем как лакей или гардеробщик. Застегивая пуговицы, Вейс довольно ухмыльнулся и сказал:

– Не принимайте это слишком близко к сердцу. Мы скоро соберемся все вместе и что-нибудь придумаем. Не вижу никаких причин, чтобы не поработать на общее дело.

– Да, никаких причин, – тупо согласился Пауэл.

– Равно как и для того, чтобы жить на гроши, Деннисон. Когда все делается как надо, Лонни становится весьма щедрым.

– Хорошо, буду рад поговорить с ним.

Они все пошли с ним к выходу из дома. Марсия чуть позади.

Выйдя на крыльцо, Вейс повернулся и еще раз одарил всех широкой, но моментальной и совершенно бессмысленной голливудской улыбкой. Большой черный автомобиль у обочины отражал тусклый свет уличных фонарей...

Когда Вейс поднял ногу, чтобы спуститься со ступенек, тишину ночи вдруг разорвал оглушительный грохот выстрела. Откуда-то с правой стороны от крыльца.

Первое невольное впечатление было такое, будто Вейса с размаху изо всех сил шандарахнули в плечо здоровенной кувалдой: он ударился о левое перило, перелетел через него и с отвратительным треском рухнул вниз, на узенькую, покрытую зеленой травой лужайку. Резко обернувшись, Тид заметил смутный силуэт дородного мужчины, который, низко пригнувшись, молча побежал по траве к тому месту, где упал Вейс.

Добежав, также молча наклонился, бросил на тело быстрый взгляд и выстрелил еще раз. На этот раз в упор... Затем выпрямился, повернулся – в тусклом свете уличного фонаря Тид успел заметить вытянутое массивное лицо мэра Марка Карбоя – и быстро зашагал вниз по слегка наклонной улице. Причем не побежал, а именно зашагал твердой, уверенной походкой ничего не боящегося человека. Человека, который поставил перед собой сложную задачу и намерен выполнить ее полностью и до конца!

Пауэл медленно вытянул руку и тяжело оперся о дверную раму. Марсия даже не шелохнулась, и выражение ее лица было таким, будто она до сих пор пытается определить, что собой представляют эти ужасные и загадочные звуки. Откуда они? Тид легко сбежал вниз по ступенькам, наклонился над безжизненно лежащим на траве телом.

Откуда-то из темноты до них донесся хрипловатый, тягучий венский голос:

– Джордж! Говорю же тебе, это были выстрелы. Надо срочно звонить в полицию. Джордж, слышишь, Джордж?

Раздраженный мужской голос что-то невнятно пробормотал ей в ответ, и дверь с треском захлопнулась.

Тид присел на пятки, прикоснулся рукой к телу, лежавшему на животе лицом вниз, брезгливо ее отдернул... Второй выстрел в упор пришелся в самое основание шеи и чуть не снес жертве голову.

– Полиция скоро будет здесь, Тид, – тихо произнес Деннисон. – Думаю, наши соседи уже туда звонят.

– И что мне надо сделать?

– Вынь те письма у него из внутреннего кармана. Я позвоню Равалю и сообщу, что он в любое время может их забрать.

– И скажешь ему, что сюда неожиданно заявился Карбой и пристрелил Вейса? Неужели надеешься, он в это поверит?

– Достань, пожалуйста, письма!

Тид просунул руки под труп, перевернул его на спину, расстегнул сначала пуговицы пальто, затем пиджака, сунул руку внутрь, почувствовал ледяной холод металла, вытащил из кобуры небольшой автоматический пистолет, поставил на предохранитель, аккуратно протер с обеих сторон о траву и положил в боковой карман своей куртки. Затем, также не менее тщательно, вытер кончики пальцев правой руки носовым платком и достал из внутреннего кармана письма. Они оказались неповрежденными. Пауэл уже ушел в дом. В два часа ночи улица была темной и тихой. Только самый обычный светофор на перекрестке в двух кварталах отсюда – бездушный, регулирующий автомобильное движение в городе механический робот – бесшумно переключился с красного света сначала на желтый, а потом на зеленый...

Тид крепко схватил безжизненное тело Вейса обеими руками за лодыжки и потащил по траве через всю лужайку, через асфальтовую подъездную дорожку к черному седану, на котором тот сюда приехал. Пальто завернулось вокруг плеч, голова откинулась назад, руки с почему-то вывернутыми наверх ладонями, будто тряпичные, бесшумно ударялись о выпуклости поверхности.

Открыв заднюю дверь машины со стороны обочины, Тид затолкнул Вейса как можно дальше внутрь, торопливо обошел вокруг открыл заднюю дверцу с другой стороны, снова крепко схватил Вейса за лодыжки и уже полностью втащил на сиденье. Маленькая лампочка на потолке салона автоматически горела, не выключаясь, поскольку дверцы были открыты. Закончив первое дело, Тид прислонился к борту машины, чуть передохнул и заглянул через стекло передней дверцы. Да, ключи, как и положено, висели в прорези замка зажигания...

Свет на крыльце дома погас, туда бесшумно вышла Марсия, не отрывая взгляда, повернула голову в сторону двух стоявших практически рядом машин. Тид тут же подошел к ней:

– Возвращайся в дом, Марси, и выключи свет. Я положил его в машину, на которой он сюда приехал.

Пауэл сидел за столом в своем кабинете, сгорбившись над телефонным аппаратом, и тихим низким голосом говорил в трубку:

– Да, повторяю: ваши письма у нас. И полностью готовы... – Затем, выслушав ответ, отнял трубку от телефона и бросил на Тида почему-то отчаянный, совершенно беспомощный взгляд.

Тид взял трубку из его ставшей безвольной руки.

– Кто это? – требовательным тоном спросил он.

– Это мисс Троубридж, личный секретарь мистера Раваля, – тут же прозвучал в ответ раздраженный сонный голос. – И мне, простите, совершенно непонятно, чего вы хотите и о чем вообще идет речь... Особенно в такое время! Кстати, кто вы?

– Я Тид Морроу. Совсем недавно мы с вами встречались. Когда Лонни «угостил» вас ударом мячика для гольфа по голове. И мне надо срочно с ним поговорить, Алиса.

– Да, но ему не нравится, когда...

– Это очень важно. И для меня, и для него! Да разбуди же его, черт тебя побери!

В трубке отчетливо послышалось, как она громко и непритворно зевает.

– Ну ладно, ладно, не вешай трубку, сейчас позову. Хотя лично мне об этих письмах вообще ничего не известно.

Тид устало прислонился к стене. Вытащил сигарету из уже начатой пачки. Услышав легкий звук шагов и чуть скосив глаза вправо, увидел, как к нему с зажигалкой в руках подходит Марсия. Невольно проследив за ее взглядом, он опустил глаза – оказывается, его правая ладонь была измазана кровью, к которой прилипли кусочки травы. Хотя ее рука, когда она поднесла к его сигарете горящую зажигалку, как ни странно, совсем не дрожала.

– Кто это, черт побери, звонит?.. Тид Морроу?.. Ну и чего тебе, интересно, надо? В такое-то время...

– Послушайте, Раваль, позвольте мне вам кое-что рассказать. Сегодня поздно вечером Вейс сделал Пауэлу Деннисону некое деловое предложение... Нет, нет, только не надо делать вид, будто ничего об этом не знаете. И даже не имеете ни малейшего понятия!

– В общем-то да, не имею. Ну и что дальше? В чем дело?

– В том, что Деннисон согласился и сделал все, что от него потребовал ваш Вейс. Но теперь ему надо, чтобы другая сторона тоже выполнила свои условия сделки.

– Значит, все дело в каком-то мистере Вейсе? Но у меня с ним ничего общего, Тид. Этого парня я практически не знаю. Так, встречались пару раз, только и всего.

– Послушай, Лонни, наш разговор не записывается. Я же знаю, что его послал именно ты!

– У тебя что, крыша поехала?

– Лонни, совершенно неожиданно кое-что изменилось! То, за чем приезжал ваш мистер Вейс, по-прежнему у нас... Ну и кому теперь нам это передать?

– Ну а почему бы вам в таком случае не отдать их самому мистеру Вейсу? Насколько мне известно, он умеет держать свое слово, и, если у него перед вами определенные обязательства, не сомневаюсь, он полностью их выполнит.

– Потому что Вейс мертв, Лонни.

Тид отчетливо услышал удивленное хмыканье. Затем сердитый голос:

– Да, приятель, хороший вы выбрали метод вести деловые переговоры, ничего не скажешь.

– Но послушай! Деннисон не...

– Заткнись, Тид! Сначала вы делаете выбор, принимаете решение, а потом вдруг меняете условия? Нет, этот номер у вас не пройдет. Так дела не делаются, нет, не делаются! – В голосе Раваля прозвучали нотки благородного негодования. Возможно, даже искреннего.

– Но сначала дай же мне договорить! Дай...

– Передай своему ублюдку Деннисону, что у него был выбор. Честный и справедливый выбор! Теперь время честных деловых переговоров закончилось, теперь все это стало личным, теперь правила игры становятся совсем иными, теперь он может засунуть эти письма себе...

– Да послушай же меня! Сначала хотя бы позволь кое-что объяснить! Все вышло совсем не так...

– Тогда иди и подавай жалобу в суд, придурок. Самую жалобную жалобу в мире!

– Раваль, Раваль, это сделал Карбон!.. Алло, Раваль... – Но в трубке раздался сначала громкий щелчок, а потом прерывистые звуки разъединившейся связи. Тид тоже, поморщившись, медленно повесил свою трубку. И пробормотал: – Вот сволочь. Бросил трубку. Не хочет ничего даже слушать! Уверен, это мы убили его Вейса. Дико разозлился и теперь наверняка будет отыгрываться на Джейк.

– Нет! Нет! – с ужасом прошептала Марсия, широко раскрыв глаза и поднося тыльную сторону правой руки к губам.

– Перезвони ему, Тид, перезвони! – хрипло попросил Пауэл. – Его номер там, в телефонной книжке.

Тид нашел нужную страницу, набрал номер. Он оказался занят. И занят был довольно долго. Впрочем, минут через шесть в трубке все-таки прозвучал недовольный голос мисс Троубридж.

– Будьте любезны, мисс. Мне надо еще раз поговорить с мистером Равалем. Попросите его подойти к телефону.

– Простите, но мистер Раваль уже уехал. – И она, не затрудняя себя объяснениями, решительно бросила трубку.

– Сволочи!.. Ладно, пойду куда-нибудь отгоню ту машину, – сказал Тид. – А ты, Марси, пожалуйста, выключи свет во всем доме. Везде. Вы спите. Нам нужно выиграть время. Если приедет полиция и вызовет нас для допроса, мы не...

– Где ты собираешься оставить его машину? – спросила Марсия.

– Пока толком еще не знаю. Что-нибудь придумаю.

– Тид, давай я поеду за тобой на твоей машине и, когда все закончишь, привезу тебя обратно.

– Отличная мысль. Спасибо, Марси... Пауэл, ну а ты, пока нас не будет, постарайся связаться с капитаном Лейтоном. Пусть немедленно сюда приезжает. Только один!

Передав Марсии ключи от своей машины, он сел в седан Вейса, включил двигатель, развернулся и медленно, не форсируя звук мотора, выехал на дорогу. В зеркало заднего вида было отчетливо видно, что Марсия следует сзади, практически сразу же за ним. Внутри машины Вейса, как ему казалось, чувствовался отвратительный, тошнотворный запах, поэтому Тид, несмотря на холодный ветер, опустил все окна, чтобы свежий воздух как можно сильнее обдувал лицо.

Старательно избегая главных улиц, он удачно проехал через ближайшие, относительно мало освещенные жилые районы, нашел пустую в это время дня бензозаправку с автостоянкой за ней, тихо втиснул седан в небольшое свободное пространство между двумя другими машинами. Своим носовым платком тщательно протер рулевое колесо, кнопку стартера, ручки двери и боковых окон. Увидел, что Марсия припарковалась через улицу, напротив бензозаправки, и выключила фары, но мотор продолжал тихо урчать...

Когда Тид открыл дверцу своей машины со стороны водителя, она все поняла и сразу же передвинулась на соседнее место, пустив его за руль. Тронувшись с места, Тид, не отрывая взгляда от дороги, протянул руку к бардачку, пошарил там, достал две нераспечатанные пачки сигарет, бросил ей на колени.

– Если, когда мы вернемся, там уже будет полиция, скажем им, что ездили за сигаретами.

– Как нам найти Джейк, Тид? Как узнать, где ее искать? Думаешь, это возможно?

– Спросим Лейтона. Пусть попробует узнать. Во всяком случае, будем надеяться, ему это удастся.

– А если не удастся? Если мы не сможем ее найти?

– Давай лучше об этом не думать. Найдем. Так или иначе, мы ее найдем, Марси!

Он сделал последний поворот. Перед домом была припаркована какая-то машина. Тид остановился прямо за ней, и они с Марсией вышли. Поднявшись на крыльцо и заглянув через стеклянную дверь, Тид увидел, что внутри дома с Пауэлом беседуют двое мужчин – Бойд, с белой нашлепкой на переносице, и Пилчер, в потрепанной шляпе, сдвинутой на затылок, и неизменной изжеванной спичкой в зубах...

Тид успел схватить Марсию за руку и не дать ей войти внутрь.

– Мне туда нельзя, Марси. Я исчезаю. Когда сюда приедет Лейтон, постарайся пошептаться с ним. Скажи ему, что Рогаль будет точно знать, где и как со мной можно связаться. Я позвоню Рогалю сразу же, как только доберусь до одного надежного места с телефоном.

Он легко сбежал по ступенькам крыльца и, срезая угол, побежал через двор, инстинктивно огибая место, где еще совсем недавно лежало бездыханное тело застреленного Вейса.

Дверца полицейской машины вдруг открылась, и оттуда послышался громкий голос:

– Эй, эй, стойте!

Тид сразу же узнал высокого молодого полицейского, которого видел в то самое утро, когда ходил в центральный участок проверить слухи о Фелис Карбой. Но как его зовут, не запомнил.

– Подойдите сюда! Куда это вы направляетесь? Да еще бегом.

– А в чем дело, командир?

– Тут ведется полицейское расследование, сэр, – с важным видом пояснил тот. – Совсем недавно кто-то слышал здесь выстрелы... Постойте, постойте, вы же, кажется, Морроу, так ведь? Скажите, вам не надоело вечно высовываться там, где не надо?.. Ладно, идите в дом...

– Командир, сначала мне хотелось бы вам кое-что показать. Там, во дворе, под сломанными перилами крыльца, вполне может быть кровь.

– Кровь, говорите? – удивленно произнес полицейский, выходя из машины. – Что ж, пойдемте посмотрим.

Подведя полицейского к крыльцу, Тид левой рукой ткнул в место, где лежало тело Вейса:

– Вот здесь, командир.

Когда тот, сначала внимательно вглядевшись в темноту, а потом низко наклонившись, вытянул правую руку, очевидно, чтобы ощупать траву, Тид вытащил из своего бокового кармана пистолет и тыльной стороной рукоятки резко ударил склонившегося полицейского по голове – прямо над левым ухом, с отвратительным хрустом. Тот с болезненным стоном медленно опустился на колени и рухнул на траву... Тид со всех ног припустился к своей машине, на бегу засовывая пистолет в боковой карман куртки, включил мотор, еще не успев закрыть дверцу, и машина, громко взвизгнув колесами на сухом асфальте, понеслась к выезду на основную дорогу.

Страх за возможные последствия нападения на полицейского, находящегося при исполнении своих обязанностей, в тот момент казался ему мелочью по сравнению со страхом за Джейк Деннисон.

Глава 12

После первых торопливых слов Тида в трубке наступила долгая тишина. Когда же Армандо Рогаль снова заговорил, в его голосе уже не было даже намека на тупую сонливость.

– Повторите все еще раз, Тид, только желательно помедленнее и поподробнее.

– Они похитили младшую дочь Деннисона, затем послали Вейса, который, используя ее как рычаг, сломал Пауэла. В обмен на дочь тот подписал два письма, полностью его компрометирующие. Когда довольный и счастливый Вейс выходил из дома, неизвестно откуда появился Марк Карбон, застрелил его, спокойно дошел до своей машины и уехал. Очевидно, он следил за ним с самого начала.

– Карбой?!

– Да, Карбой. Но Раваль уверен, что Вейса убил сам Деннисон, и мы нигде не можем его найти и постараться объяснить, что произошло на самом деле. Это автоматически ставит девушку в крайне опасное положение: Пока я избавлялся от трупа Вейса, Деннисон должен был найти Лейтона, но туда неожиданно явились Бонд и Пилчер. Кто-то из соседей слышал выстрелы и сразу же позвонил в полицию. Меня они не видели, но вот их водитель видел. Я ненадолго его вырубил и немедленно уехал. Если Лейтон все-таки приехал, старшая дочь Пауэла должна была передать ему, чтобы он позвонил вам и узнал, где и как связаться со мной. Мы надеемся, Лейтон сможет знать или хотя бы попробует узнать, где они сейчас держат младшую.

– А где сейчас вы?

– В крытой телефонной будке у автобусной станции около кинотеатра «Фремонт».

– Господи милосердный! Как же мне хочется, чтобы все это оказалось всего лишь кошмарным сном!

– Увы, поверьте мне, это не сон.

– Зачем вам понадобилось избавляться от тела Вейса? Это же несусветная глупость!

– Потому что иначе нас всех забрали бы в полицию для допроса. И продержали бы там, как минимум, несколько часов, – терпеливо объяснил Тид. – А что за это время случится с Джейк?

– Кто такая Джейк?

– Та самая дочь, черт побери! Младшая дочь Деннисона, которую похитили, чтобы его шантажировать! Та самая, которую мне надо как можно скорее найти!

– Оставаться на автовокзале вам совсем небезопасно. Надо немедленно найти место понадежнее... Господи, создается впечатление, что все, чем мне в последнее время приходится заниматься, – это скрывать и прятать людей. У меня уже не хватает мест... Вы знаете, как найти Петерсон-стрит?

– Это одна из тех, которая отходит вправо от Колони-авеню?

– Она самая. Там на углу есть пожарное депо. Проезжайте от него два квартала вниз до второго дома слева. Входная дверь на улицу не заперта. Нажмите кнопку с именем Ферми и поднимайтесь на третий этаж. Я предупрежу их о вашем приходе.

– А кто это?

– Один из моих многочисленных «кузенов». Какая вам, собственно, разница?.. Да, и вот еще что: не забудьте оставить вашу машину чуть подальше от дома.

– Я не настолько глуп, Армандо.

– Обычно меня надо в этом убеждать, Морроу. Поезжайте, а я тем временем попробую найти Лейтона.

Свернув с Колони-авеню на Петерсон-стрит и припарковав машину через три квартала после пожарного депо, Тид пешком вернулся к указанному дому. Район выглядел просто ужасно: высокие узкие дома по обеим сторонам улицы, казалось, вот-вот рухнут друг на друга, со всех сторон слышалось пронзительное мяуканье котов, метрах в двадцати от него по тротуару на другой стороне, заметно шатаясь, брел какой-то пьяный мужчина и низким голосом монотонно бормотал, хотя ему, видимо, представлялось, что здорово пел веселую песню...

Света в подъезде не было, поэтому, чтобы найти кнопку с именем Ферми, Тиду пришлось воспользоваться своей зажигалкой. Нажав ее, он по узенькой деревянной лестнице поднялся на третий этаж. В глубине холла второго этажа свет горел. Тусклый, но все-таки горел. Из одной комнаты доносился мощный храп, из другой, напротив, – заунывный, несмолкающий плач ребенка...

Дверь нужной квартиры ему открыла женщина в наспех накинутом ярко-красном халате, выглядевшая как одна из героинь известного романа О. Соглоу «Маленький король». Мощное тело, смуглое вытянутое лицо, ярко блестящие карие глаза-пуговки...

– Мистер Морроу, – прошептала она. – Меня зовут Анна Ферми. Входите, входите, Армандо уже звонил. И предупредил, что вам наверняка понадобится чашка крепкого кофе. Пойдемте на кухню.

Впустив его внутрь, она закрыла за ним входную дверь, через прихожую провела на кухню, усадила за стол, а сама тяжелой походкой отошла к газовой плите. Рядом, в картонной коробке, спал толстый щенок, время от времени подергивая лапами, как будто в своем сладком щенячьем сне охотился на диких зайцев....

– Мне не хотелось бы вмешиваться в чужую...

Она резко повернулась, сощурив глаза-пуговки и положив обе руки на свои впечатляющие бедра:

– Вмешиваться! Вмешиваться в чужую жизнь! У нас такого слова нет! Вы друг Армандо, и это его дом!

– Его дом?

– Он, само собой разумеется, будет отрицать это. С тех пор как умер мой муж, который был его кузеном, Армандо регулярно присылает мне деньги. У меня трое маленьких мальчиков. Самому старшему всего десять. Я, конечно, работаю, но без него... Так что ни о каком вмешательстве здесь не стоит даже говорить!

– Хорошо, не буду. – Тид кивнул и улыбнулся.

Она ему начинала все больше и больше нравиться. Полнота была обманчива. Теперь он отчетливо видел, что Анна куда моложе, чем ему показалось, когда она впускала его в квартиру. Возможно, чуть за тридцать, не больше.

Анна слегка нахмурилась:

– Вы собираетесь здесь спать? Если да, то тогда есть маленькая проблема.

– Не думаю, миссис Ферми.

– Да, да, вы правы. Мы конечно же что-нибудь придумаем. Я положу двух мальчиков на кушетку, а вы можете спать в их кровати. Запасную постель я отдала той самой девушке.

– Той самой девушке? Ее зовут, случайно, не Барбара?

– Значит, вы ее знаете?! Хорошая девушка, в большой беде. Так сказал про нее Армандо. Она не выходит отсюда с... подождите, сейчас посчитаю... да, точно, с самой среды. Говорит очень мало, лицо всегда грустное, по ночам до меня доносится ее тихий плач. Деньги на щенка дала мне она. Мы назвали его Веселый Толстяк. А сейчас Барбара учится готовить настоящий итальянский соус для спагетти.

– Полагаю, вам не придется беспокоиться насчет того, куда меня положить спать, миссис Ферми. Скорее всего, я побуду здесь только до звонка Армандо.

– Вот ваш кофе. Крепкий. Вам с сахаром?

– Нет, спасибо... И знаете, просто покажите мне, где тут у вас телефон, и можете идти спать, миссис Ферми.

– Нет-нет, если не возражаете, я побуду здесь, вместе с вами. Тоже выпью кофе. Ведь Армандо может потребоваться что-нибудь еще. Кроме того, небольшие проблемы с постелями будут только сегодня. Завтра вечером Барбара от нас уезжает, и вы сможете пользоваться ее постелью. А я сплю в другой комнате, со старшим сыном... Вы голодны?

– Нет, благодарю вас.

– Знаете, Армандо надо поскорее жениться. Я часто говорю ему об этом. Как-то раз мне даже показалось, что он не просто помогает Барбаре, а... а за этим скрывается что-то большее... Такая хорошая девушка. Добрая, красивая, образованная.

– Миссис Ферми, мне почему-то совсем не кажется, что в ближайшее время она будет серьезно задумываться о замужестве.

Ее карие глаза-пуговки снова сузились. Но на этот раз от внутреннего понимания чего-то, что пока еще не было ведомо Тиду.

– А если будет? Чтобы поскорее забыть одну жизнь, лучше побыстрее начать новую. Она немного рассказывала мне о себе.

– Да, наверное, в своей прошлой жизни она здорово запуталась. Эта добрая, красивая девушка.

– Мы давно уже не живем в очень простом мире, мистер Морроу. В нем сейчас слишком много стыда и позора. Самых разных видов стыда и позора. И никто не может толком сказать, какой из них хуже всех. Лично я думаю, что ее далеко не самый худший.

– Вы очень хорошая женщина, миссис Ферми.

Она весело хихикнула:

– Кто я? Ну что вы, я всего лишь практичная женщина, которая... ш-ш-ш... Подождите-ка!

Она положила свою толстую руку на его кисть, тяжело встала со стула, дернула за шнур выключателя. Тид, тоже внимательно прислушавшись, уловил звуки шагов, поднимающихся вверх по скрипучим деревянным ступенькам.

– Не бойтесь, если это кто-нибудь, кого вам очень не хотелось бы видеть, мистер Морроу, я тут же спущу его с лестницы, – прошептала Анна. – В округе меня знают как на редкость агрессивную женщину, не знающую пощады. Иногда это оказывается очень полезным.

В дверь тихо постучали.

– Анна? Открой, это я, Армандо.

Она снова включила свет, торопливо подбежала к двери, открыла ее. Вошедший Армандо, довольно улыбнувшись, обнял ее, громко расцеловал в обе щеки.

– О, Тид, привет, рад видеть тебя живым и здоровым... Ну так как насчет чашечки кофе и для меня тоже? Не вам же одним наслаждаться...

Анна прошлепала к шкафу и достала еще одну чашку.

Армандо сел за кухонный столик. Тид заметил, что здесь, в этой по-своему где-то даже убогой квартирке, выражение его лица заметно изменилось: в нем вдруг пропала бесстрастность и, казалось, абсолютное внешнее безразличие. Их сменило что-то нормальное, человеческое, живое. Как будто, войдя сюда, он оставил маску, которую, не снимая, носил для всего остального мира.

– Лейтона нигде нельзя найти, – сообщил он. – Деннисон ничего не смог сделать. Его вместе со старшей дочерью увезли в центральный участок. К тому же, несмотря на столь поздний час, они подняли с постели и срочно вызвали практически всех копов и расставили их по всему городу. Вы с Карбоем главные объекты того, что обычно называют «планом перехвата». Перехват особо опасных преступников.

Дверь с противоположной стороны кухни открылась, и к ним, прикрывая тыльной стороной ладони глаза от яркого света, вошла... Барбара Хеддон.

– Мне показалось, я услышала чей-то знакомый голос... – И тут вдруг узнала Тида. Ее лицо сразу стало каким-то пустым.

– Привет, Барбара, – сказал он.

– Привет, Тид. – На ней была темно-синяя пижама и светло-голубые шлепанцы. Естественно, никакого макияжа, лицо как у внезапно разбуженного котенка. – Извините, что помешала, – невнятно пробормотала она, поворачиваясь, чтобы уйти.

– Нет, нет, проходи, Барбара. Проходи и садись, – остановил ее Армандо. – Полагаю, кое-что тебе следует знать.

Анна начала медленно вставать со стула, однако Барбара положила ей на плечо руку и мягко вернула на место. Затем взяла чашку, налила в нее кофе из еще теплой турки на плите. Села за стол справа от Тида, но на него даже не смотрела. Когда добавляла в чашку сливки, ее руки не дрожали, были на редкость уверенны и тверды. Бросив на них взгляд, Тид невольно обратил внимание, насколько они красивы, изящны, сильны...

– Расскажи ей все, Тид, расскажи, – попросил Армандо.

– А может, ей лучше ничего не знать?

Барбара жестом остановила его:

– Если Армандо считает, что мне следует это знать, думаю, тебе лучше все рассказать, Тид.

– Наверное, мне следовало бы оставить вас одних и пойти спать, но ведь кто-то должен делать вам кофе, так? – вопросительным тоном произнесла Анна.

– Останься, Анна, не уходи, – ласково погладил ее пухлую руку Армандо.

Тид, как можно короче и быстрее, стараясь придерживаться только конкретных фактов, предельно честно пересказал им все, что произошло. Даже не скрыл безрассудную, страстную влюбленность в него Джейк и, соответственно, ее готовность пожертвовать собой из-за него, в результате чего девочка и оказалась в этой чудовищной ловушке... Во время рассказа он случайно опустил взгляд вниз и не без внутреннего раздражения заметил: несмотря на вроде бы тщательное, хоть и торопливое мытье рук в туалете автобусного терминала, вокруг ногтей указательного и среднего пальцев его правой руки по-прежнему оставались заметными следы грязи. Досадливо поморщившись, он достал из кармана фотографию и левой рукой протянул ее Армандо. Тот посмотрел на нее с плотно сжатыми губами.

– А вот те самые письма, – добавил Тид. – Хорошо еще, что я не оставил их там, у Пауэла.

Если на фотографию Армандо только мельком взглянул, то письма он читал медленно и очень, очень внимательно. Вчитываясь буквально в каждую строчку.

– Господи, какая же это низость, – вполголоса произнесла Анна. – Таким образом использовать молоденькую девушку. Опозорить ее. Разбить сердце отцу...

Барбара резко перебила ее:

– Думаю, мне понятно, почему вы хотели, чтобы я выслушала все это, Армандо!

– Это совсем не что-то такое, о чем я мог бы тебя просить, Барбара, – ответил Армандо, не сводя с нее пристального взгляда.

– О чем это вы? – удивленно спросил Тид.

Барбара посмотрела на него. Впервые с тех пор, как она вошла к ним на кухню.

– Армандо знает, что я пытаюсь покончить со своим... э-э-э... не совсем хорошим прошлым и начать новую жизнь, Тид. Ему, как настоящему джентльмену, неудобно просить меня о такой услуге. Он думает, я неплохо осведомлена о деятельности «империи зла» в нашем родном Дероне и поэтому знаю или, по крайней мере, могу догадаться, где эту девочку сейчас держат, и, значит, могу помочь вам ее найти.

Анна положила пухлую руку ей на плечо.

– Из твоих слов и выражения на лице видно, что ты пытаешься сама себя высечь. Не стоит, Барбара, не стоит, – мягко проговорила она.

– Сейчас речь идет об этой бедной девушке, Анна. Не обо мне!.. Вот как все это выглядит, Армандо... Мария Гонзалес у них кем-то вроде координатора. Распоряжается так называемым списком девушек по вызову. Никаким конкретным борделем она не управляет, но зато получает определенную долю от всех остальных. Шлюхи, которых... «вербуют» здесь, никогда не работают в местном борделе. Равно как и «элитные девушки». – Лицо Барбары исказила презрительная гримаса. – Они никогда не обслуживают кого-либо из жителей города. Бордельных девочек время от времени перевозят из города в город, пакет заказов, так, наверное, вы его назвали бы, формирует хорошо известный вам Восточный синдикат. Девушки по вызову имеют чуть большую свободу действий. Независимых конкурентов-любителей люди Марии мгновенно вычисляют, и те либо немедленно и безоговорочно соглашаются на все предлагаемые условия, либо их безжалостно убирают...

Больше всего они не любят распространяться о вербовке. Любой из тех, кто работает на Вейса и Страттера, может получить совсем не плохую премию, если укажет на местный «талант», из которого со временем можно будет сделать хорошего профессионала. Тем же самым занимается и полиция. Знаете, как это обычно делается? «Детка, я направлю тебя к моему доброму другу, и, если ты не будешь противиться, мы забудем про все твои прегрешения». Некоторые девушки соглашаются с большой охотой, другие сопротивляются. Но, как правило, совсем недолго. Прежде чем попасть в «пакет заказов» в каком-нибудь другом городе или даже штате, все они в обязательном порядке проходят собеседование с Марией. В другие города их сразу же отправляют в целях их же безопасности. И синдиката тоже. Хотя особенно они не боятся. Просто так и проще, и надежнее. Скорее всего, именно там они сейчас и держат дочку Деннисона. Это всего в десяти милях от восточной границы Дерона. Слева от 63-го шоссе, в южной части Броганвилля, в месте, известном как «Замок Анны». Те, кто там работают или имеют к этому отношение, для конспирации обычно называют его «тренировочный лагерь».

– Я знаю это место, – кивнул Армандо. – Старый сельский отель на холме, с решетками на окнах первого этажа, отдельно стоящим баром и каменной стеной вокруг зданий...

– И колючей проволокой вокруг всей территории, – добавила Барбара. – И вооруженными охранниками у ворот. Там же находится и небольшая кинофотостудия. Ею заведует один профессионал, которого им удалось чем-то сломать и заставить работать на себя, где, помимо «снимков», как я понимаю, они также делают и свои порнушки. Наверное, побочный, но, не сомневаюсь, тоже очень доходный бизнес.

– Минутку, минутку, – нахмурившись, вмешался Тид. – Да, все полностью совпадает. Конечно же! У нас есть даже конкретные доказательства. Именно об этом чуть было не проговорился Вейс, но вовремя сам себя оборвал. Значит, «Замок Анны», надо немедленно туда ехать. Поехали! – И вскочил со стула.

– Сядь на место, Тид! – рявкнул Армандо. – Ты что, не понимаешь очевидных вещей? Думаешь, туда можно вот так просто явиться и забрать ее? Не сомневаюсь, Раваль полностью готов к такому развитию событий и заранее принял меры... «Замок Анны» – это его маленькая крепость. Там есть все, кроме рва и подвесного мостика. Если мы отправимся туда с открытым забралом на белом коне, они с превеликим удовольствием встретят нас и... заставят есть наше собственное дерьмо!

– Но пока мы здесь сидим, попивая кофе...

– Подожди, дай немного подумать.

– Ну а как тогда насчет ФБР? – требовательно спросил Тид. – Похищение людей ведь федеральное преступление, разве нет?

– Даже если сама жертва категорически утверждает, что находится там по своему собственному желанию?

– А местные копы?

– Они прекрасно выполняют свою работу... Охотятся за тобой.

– Мне пришлось побывать там. Один раз и недолго... после того как Мария вытащила меня из тюрьмы, – сказала Барбара. – Но кое-что я все-таки успела рассмотреть. Чтобы проникнуть туда силой, потребуется, как минимум, маленькая армия. Но... но если тебя знают...

Армандо похлопал ее по руке:

– Спасибо. Знаешь, Барбара, я боялся, что мне все-таки придется просить тебя об этом.

– Ну а что, скажите, она может сделать? Что? – сердито, чуть ли не гневно спросил Тид.

– Главное на данном этапе, конечно, – это попробовать передать девушке, что их шантаж, которым они ее удерживают там, не более чем откровенный блеф. Вот тогда я смогу немедленно возбудить против них официальное и гласное дело о похищении. На любом уровне. Которое будет крайне трудно, если вообще возможно, так просто замять. Барбара, как по-твоему, ты смогла бы проникнуть туда и повидаться с ней?

– Все будет зависеть от того, кто там сейчас есть, мистер Рогаль. Если в замке сама Мария Гонзалес, то могут возникнуть большие проблемы. Конечно, возможно, все и пройдет, но...

– Но ведь для тебя это, черт побери, смертельный риск, Барбара! – не сдержался Тид. – Нет, нет, Армандо, мне это совсем не нравится.

Она слабо, но благодарно улыбнулась ему:

– Я смогу позаботиться о себе куда лучше, чем любимая дочка Деннисона о себе, Тид, уж поверь.

– Вряд ли тебя там ждет теплый прием, Барб.

– Риск стоит того, Тид. Кроме того, если, конечно, повезет, я смогу даже вытащить ее оттуда... Например, скажу, что Мария велела мне поехать туда и привезти девушку в город.

– Хорошо, я сам отвезу тебя туда, Барбара, – заявил Армандо. – И если у тебя ничего не получится, я объявлюсь там чуть позже и постараюсь сыграть с ними в свою игру.

– Я с вами, – решительно произнес Тид.

– Нет, нет, Тид, ты останешься здесь, – не менее твердо возразил Армандо.

– Но ведь я, черт возьми, могу вам помочь. Реально помочь!

– Интересно, каким именно образом? Пробьешь кулаком дыру в каменной стене? Или поймаешь зубами пулю? Это твоя специальность? Или ты умеешь профессионально делать что-нибудь еще? Что?

– Вы не можете запретить мне поехать с вами! Помимо всего прочего, это и мое личное дело!

Армандо пристально посмотрел на него. Затем пожал плечами:

– Хорошо, хорошо. Не можем же мы тратить время на пустые препирания с тобой. Барбара, пожалуйста, иди одевайся...

Барбара быстро оделась и вернулась. В шикарном сером шерстяном костюме, с короткой накидкой из лисьего меха. Широко открыла свою сумочку, чтобы Армандо мог видеть все, что там находится.

– Я беру это с собой, – тихо сказала она.

– Эту игрушку?

– Это 25-й калибр, и я, поверьте, умею совсем неплохо им пользоваться, Армандо.

– Надеюсь, Барбара, ты полностью отдаешь себе отчет в том, какие проблемы это может повлечь за собой. И лично для тебя, и для дочери Пауэла Деннисона, и для Тида, да и для всех нас, которые в данной ситуации ни нам, ни вам, согласись, совсем ни к чему.

Она молча поставила сумочку на стол, подошла к зеркалу, старательно накрасила ярко-красной, если не сказать ярко-кровавой, помадой красивые пухлые губы, внимательно посмотрела, что получилось.

– Нет, возьму его с собой. За всю мою жизнь мне пришлось по-настоящему бояться только одного человека. Марию Гонзалес. Нет, все-таки возьму с собой. На тот случай, если... если она вдруг там окажется...

К Барбаре подошла Анна, ласково положила руки на ее плечи, пристально посмотрела в глаза:

– Ты только вернись, доченька. Пожалуйста, вернись и, если захочешь, можешь оставаться здесь хоть на всю жизнь.

Лицо Барбары заметно смягчилось.

– Спасибо, Анна.

– Потому что ты еще не научилась правильно делать соус для спагетти. Тебе нужно еще много практиковаться.

– Спасибо, Анна, спасибо за все.

Анна крепко обняла ее.

– Глупышка, какая же ты глупышка!

Проснувшийся от громких звуков щенок зевнул, его короткий толстый хвостик забил туда-сюда по бокам картонной коробки...

Они молча спустились вниз, на темную улицу. Армандо обошел вокруг своей машины, открыл переднюю дверцу, сел за руль Барбара устроилась на заднем сиденье, справа от Тида.

Прежде чем завести мотор, Армандо, полуобернувшись, сказал:

– Если хочешь, можешь вернуться, Барбара. Еще не поздно Мы оба поймем тебя. И... придумаем какой-нибудь другой план.

– Нет, я сама хочу сделать это. – Ее голос был каким-то удаленным, вроде бы безразличным. – Я должна... Пока не сделаю этого, не смогу забыть все, что пришлось пережить. Весы жизни качнулись не в мою сторону. Надо это исправить, иначе мне уже ничто и никто не поможет.

Армандо только покачал головой, но было видно, что ее слова ему пришлись по душе. Не говоря ни слова, он включил зажигание, и машина, тронувшись, медленно поехала вдоль улицы... 63-е шоссе – двухполосная асфальтовая дорога, которую справа и слева пересекали множественные ответвления, ведущие к заброшенным заводикам и отелям, – находилось за юго-западной границей Дерона. Приблизительно милю-полторы по дороге, на которую они свернули, тянулись неряшливые заправочные станции, убогие пивные бары, обшарпанные деревенские дома... Затем, затейливо извиваясь между фермами, дорога стала плавно подниматься вверх по холму... Слабый запах тонких духов Барбары ласково щекотал ноздри, ее колено время от времени касалось Тида. Но как только он чуть плотнее прижался к ее колену, она тут же убрала свое... Это почему-то напомнило Тиду о куда более сильном запахе тоже тонких духов Джейк, которые она в ту ночь позаимствовала у своей сестры Марсии, напомнило также о манящем запахе ее молодого, свежего тела...

Плавно затормозив, Армандо выключил мотор и свернул на обочину.

– Мы выйдем здесь, Барбара. Дальше поедешь одна. Если мы остановим машину за гребнем холма, охранники у ворот могут нас заметить и заинтересоваться, кто бы это мог быть и зачем...

Он вышел, и Барбара скользнула на его место, за руль. Тид положил руку на ее плечо.

– Будь осторожна, Барб... Будь предельно осторожна, прошу тебя!

Благодарно кивнув, она повернулась к Армандо, который молча стоял рядом с ней:

– Только не вздумайте выкинуть какую-нибудь глупость раньше времени. Вы оба. Я постараюсь выйти оттуда где-то минут через двадцать – двадцать пять, не позже. Если нет, вы поймете, что... что мне придется задержаться... на неопределенное время. Тогда пулей неситесь назад в город и попробуйте организовать помощь. Срочную помощь! Потому что меня будут удерживать там против моей воли!

– Барбара, скажи, такую возможность ты предполагала с самого начала? – спросил ее Армандо.

Чуть поколебавшись, она тихим голосом сказала:

– Да. – Затем, чуть помолчав, продолжила: – Тид, выходи... Пожалуйста...

Он, как завороженный, послушно вышел, шагнув в неглубокую канаву обочины... Машина медленно выехала на асфальт дороги и, стремительно набирая скорость, поехала вверх по пологому склону и скоро скрылась из вида за гребнем холма.

– Да, на редкость специфическая девушка, – заметил Армандо. – Особой породы. Таких теперь не часто встретишь. Надеюсь, это научит меня не судить о людях слишком поспешно. Иначе...

– Если там вдруг окажется эта Мария Гонзалес, значит, все будет очень плохо.

– У Марии на редкость крутой и вспыльчивый нрав. И всегда при себе острый нож...

– Не надо было нам позволять ей идти на это, Армандо.

– Она, конечно, нечто особое, Тид. И тем не менее ею в принципе можно и пожертвовать.

– Интересно, интересно...

– Ладно, Тид, ладно. Давай-ка лучше попробуем подобраться к воротам как можно ближе.

Глава 13

После того как звуки мотора машины окончательно затихли, наступившее молчание, казалось, накрыло одеялом все звезды на небе. Только тихий ветерок шевелил высохшую, уже начавшую чуть желтеть траву. Рядом шелестели сухие листья. Где-то вдали прокукарекал ранний петух...

– Как у нас со временем? – спросил Тид.

– Она отправилась три минуты назад. Значит, наша очередь настанет... без двадцати четыре.

– И что тогда?

– Тогда придется попробовать нашу игру.

– Это стоит того? Я имею в виду мысль.

– Честно говоря, Тид, не знаю. Более того... она, скорее всего, дурно пахнет. Вряд ли из этого что-нибудь выйдет. Но, боюсь, это единственный выход. Иначе нам придется на собственных ножках дотопать до города и постараться уговорить кого-нибудь из тех, кто может, правда неизвестно как, уговорить нашего дядю Сэма вот так вдруг, посреди ночи, вскочить с постели и чудом спасти одну из наших местных девушек по вызову. Кстати, эта идея тоже воняет. Причем, может, даже еще сильнее. Вот так, мой друг...

Молча пройдя через гребешок холма, они, уже низко пригибаясь, пересекли придорожную канаву и осторожно пошли вдоль ограды.

– Теперь на нас падает освещение всего города, Тид, – прошептал Армандо. – Теперь мы на виду, так что молчи и пой. Только про себя. И веди себя как червь, тайком пробирающийся в чужую норку. К жене другого червя. Который, наверное, все еще дома. И вполне возможно, не собирается никуда уходить.

Дойдя до заметно проржавевшей ограды из колючей проволоки, они ненадолго присели на корточки, чтобы отдышаться и подумать, что делать дальше. Мимо проехал автомобиль. Он перевалил через гребень холма, но скоро вернулся. Тид встал на ноги. Что-то больно укололо его чуть ниже колена. Колючка...

– Это и есть та самая ограда «Замка Анны»? – шепотом спросил он.

– Нет. Настоящая ограда начинается вон там, на самом гребне холма. Вон там, видишь?

Оказавшись на вершине гребня, они смогли заглянуть через высокие каменные стены «Замка Анны». Увидели, конечно, не так уж много, но все-таки... Ну и что там?.. Так, вытянутое четырехэтажное строение... каркасное здание рамной системы на небольшом вздутии приблизительно метрах в ста пятидесяти от шоссе. Часть окон на двух верхних этажах ярко освещены. Тусклые отблески света были видны и везде внизу, в самом дальнем конце первого этажа.

– Тид, видишь свет вон там, внизу? В соседнем здании. Это помещение бара.

Вокруг соседнего здания совсем не было деревьев; у него был до нелепости голый вид.

– Послушай, Армандо, скажи, интересно, а зачем кому-то вдруг понадобились эти четыре этажа в этой глуши? – искренне поинтересовался Тид.

– Ни за чем. Просто в начале двадцатых их построил один чокнутый, вдруг разбогатевший фермер. Самое мягкое, что можно было про него сказать, – он был, так сказать, несколько эксцентричен. Неизвестно каким образом сделал хорошие деньги во время Первой мировой, всегда хотел жить только в шикарном отеле, поэтому просто взял и построил его лично для себя. Какое-то время там останавливались серьезные бизнесмены, но потом этот выживший из ума придурок почему-то решил, что гости ему совсем ни к чему, и начал жить один. Сам по себе. И при этом его все больше и больше одолевала самая банальная жадность. Видя все это, он решил, что над ним смеются, и построил вокруг своего имения высоченную каменную стену, окружив ее сверху загородкой из колючей проволоки, и приказал срубить все деревья. Сидел в одной из своих комнат на четвертом этаже и палил в воздух из пистолета, если кто-нибудь случайно останавливался у ворот его имения. Когда он умер, где-то в самом начале тридцатых, отель купила одна пара, которая довольно быстро разорилась, пытаясь сделать из этого места шикарный ресторан. Потом это место купил один из шестерок Лонни Раваля. Для них и их бизнеса оно оказалось идеальным. Близко и одновременно далеко от города, никаких соседей рядом, вне юрисдикции городской полиции... Два-три раза на них, конечно, вроде бы неожиданно наезжали люди из отдела по борьбе с наркотиками штата, но ничего, естественно, не нашли... Короче говоря, Тид, хорошенько осмотрись и постарайся запомнить, покрепче запомнить все это, и как можно точнее. Боюсь, больше такой возможности у нас с тобой не будет... А теперь все разговоры только шепотом.

Низко пригнувшись, они осторожно пошли к воротам, стараясь держаться как можно ближе к каменной изгороди.

Армандо остановился, оперся спиной о стену, прошептал прямо в ухо Тиду:

– Пятнадцать метров до ворот. Время – три тридцать две. Охранника видишь? Посмотри.

Когда Тид, повернув голову, смотрел, там появился загадочный блеск, который длился всего несколько секунд, а затем исчез. Но сопровождался достаточно отчетливо слышимым щелчком.

– Зажигалка. Точно, это щелчок зажигалки. Другого и быть не может, – чуть слышно прошептал Армандо.

Слабый запах табака, донесенный до них прохладным ночным ветерком, подтвердил эту догадку, и Тиду сразу же страшно захотелось курить... Тяжело вздохнув, он вытащил пистолет из бокового кармана и засунул его за поясной ремень брюк.

– Еще четыре минуты, – прошептал Армандо. Нервы Тида были натянуты как струна, под ложечкой противно засосало. Там, в городе, сидя в теплой и уютной кухне с чашкой вкусного горячего кофе в руках, взять «Замок Анны» в одиночку казалось делом совсем не трудным, но сейчас, видя собственными глазами, что это такое, Тид понял, что попытка преодолеть даже самое первое препятствие – высокую каменную стену – может закончиться печально. Его либо убьют, либо возьмут в плен. И тогда обе девушки пропали. Равно как и Пауэл Деннисон. А может даже, и Марсия. Ведь у этих зверей нет ничего человеческого...

Армандо снова приложил губы к уху Тида.

– Судя по слухам, прямо за той стеной похоронено немало людей, которые не побоялись стать на пути Раваля, – прошептал он. – Так что оставайся здесь и даже не думай дергаться.

– Но...

– Заткнись! Сиди здесь, смотри и слушай, что происходит. Решение примешь сам, но только не торопись наделать глупостей.

Армандо медленно пошел вверх по холму в сторону, противоположную от ворот. Тид озадаченно смотрел, как он пересек канаву, резко изменил направление и шумно, клацая каблуками, затопал по дороге.

По ней он подошел к воротам. Тид видел, как лицо Армандо осветил яркий луч мощного карманного фонаря.

– Уберите свет! – раздраженным тоном потребовал Армандо.

– Ну и куда, интересно, ты направляешься, приятель?

– Мне срочно нужен телефон. Где-то в миле отсюда у меня кончился бензин, а в городе я должен быть не позже восьми. Любое опоздание смерти подобно...

– Минутку, минутку, где-то я тебя видел.

– Уберите свет от моих глаз!

Свет медленно спустился с лица Армандо к его ногам.

– Ну и зачем тебе телефон?

– Хочу позвонить старшему тренеру лучшей хоккейной команды штата и пригласить его вместе со всей командой босиком потанцевать джигу на вашей мокрой от росы траве.

– Большой шутник, да?.. Это частная собственность... Где же я тебя раньше видел?

– Может, вам заодно показать и свидетельство о рождении? Что, черт побери, это за место? Мне же всего лишь нужно позвонить, не более того! В чем проблема?

– Послушай, а ты, случайно, не Рогаль? Тот самый мистер Рогаль? – заметно изменившимся тоном спросил охранник.

Армандо махнул рукой:

– Ладно, хрен с вами. Пойду поищу где-нибудь еще.

Свет фонаря снова уперся ему в лицо.

– Не стоит так торопиться, мистер Рогаль. Стойте как можно спокойнее и не шевелитесь. Думаю, кое-кто будет просто рад повидаться с вами, чтобы поинтересоваться, что вы здесь вынюхиваете, особенно в такое время. И не вздумайте делать глупости, пока я буду открывать ворота. Специально для вас, сэр.

Тид медленно, очень осторожно спустился вниз, неслышно подкрался почти к самым воротам. Если использовать пистолет, выстрел может все испортить. Причем окончательно и бесповоротно. Тид сначала услышал легкий металлический скрип петель открывающейся створки ворот, а затем увидел охранника, одной рукой держащего направленный на Армандо пистолет, а другой – фонарь, светящий прямо ему в лицо.

Пошарив в траве рукой, Тид нащупал небольшой камушек и, размахнувшись, швырнул его через голову охранника так, чтобы он упал прямо за воротами. Как только охранник инстинктивно повернулся на звук, Тид в четыре прыжка достиг ворот, а Армандо изо всех сил ударил охранника в пах и, когда тот согнулся пополам, обеими руками схватил его за шею, резким движением опустил лицом на свое высоко поднятое колено. Раздался отвратительный хруст, и охранник безжизненно рухнул на землю. Как будто из него в буквальном смысле слова вышибли дух.

– Что ж, быстро и эффективно, – одобрительно произнес Тид.

– Я вырос в крутом районе, Тид. Хотя за последние шесть лет никого даже пальцем не тронул. Думал, что забыл, как это делается. Оказывается, все-таки нет, не забыл.

Подобрав с земли фонарь, Армандо обвел его широким лучом вокруг, быстро нашел пистолет охранника, подобрал его тоже, затем быстро обыскал безжизненно лежащее тело.

– Только пистолет и дубинка, – сообщил он. – Что предпочитаешь?

– Оставь их себе. У меня есть пистолет Вейса.

– Как ты считаешь, мы думаем об одном и том же? – спросил Армандо, не сводя глаз с лица Тида.

Когда Тид, чуть подумав, отвечал, в его голосе, как минимум, не было особой уверенности.

– Думаю, да. Ведь другого пути у нас нет, так ведь? Но... но я боюсь...

– Не бойся, в этом ты не один... Ладно, помоги-ка мне втащить охранника внутрь. Спрячем его в кустах. Но сначала позволь мне кое-что дополнить. Довести, так сказать, до логического конца. – И через секунду послышался тупой звук удара дубинки по голове...

Они оттащили охранника в густые кусты с правой стороны от ворот. Затем Армандо широко открыл обе створки.

– На всякий случай оставим их открытыми. Неизвестно, сколько нам понадобится времени. Думаю, ограду проверяет и другой патруль. Предложения будут?

– Будут. Надо как можно быстрее найти обеих девушек и постараться выбраться отсюда. Живыми и невредимыми... Ну что, вперед? Тогда показывай дорогу. Ты же лучше знаешь, где здесь что.

Поскольку гравиевая дорожка была слишком шумной, они осторожно пошли по траве вдоль нее. Метров через тридцать после ворот Армандо резко свернул влево, подальше от ярко освещенных окон первого этажа. Заглянуть в них они тоже, естественно, не могли.

– Восемь машин, не считая моей, – тихо произнес Армандо. – Как тебе нравится такое соотношение сил?.. Господи, видела бы меня сейчас моя родная Ассоциация адвокатов!.. Ладно, остается только надеяться на незапертую заднюю дверь. Может, хоть там повезет. Лично я буду изображать из себя Хэмфри Богарта. Ну а ты?

Тид тихо рассмеялся. Хотя и довольно нервно.

– Генри Олдрича.

– Ты хорошо стреляешь?

– По мишени в тире – да, думаю, вполне прилично. Но вот пробовать на людях, уж не знаю, хорошо это или плохо, увы, пока еще никогда не приходилось.

Когда они оказались на задней стороне здания, Армандо рискнул зажечь фонарь. Приложив ладонь левой руки к стеклу, уменьшил ширину луча до минимума, провел им вокруг, высветил несколько беспорядочно стоящих мусорных ящиков. Они были переполнены давно лежащими там отбросами и издавали тошнотворный, поистине невыносимый запах, к которому добавлялся не менее отвратительный запах протекающей канализации. Затем луч высветил нижнюю ступеньку невысокой лестнички, ведущей к узкой покосившейся двери. Армандо на цыпочках поднялся по ступенькам и легонько потянул на себя дверь. И тут же спустился.

– Здесь номер не пройдет, Тид. Придется искать другой.

Они пошли к соседнему, отдельно стоявшему приземистому зданию бара, и, когда уже почти достигли угла, в ночном воздухе вдруг раздалась громкая музыка, заставившая их на какое-то мгновение застыть на месте... Старый добрый Армстронг, голос которого Тид не только знал, но и очень, по-настоящему любил. Этот золотой, прекрасный и честный голос, который просто не умел врать...

– Значит, в баре люди, – напряженно объяснил Армандо.

– Тогда, может, окно?

– Нет, слишком высоко и слишком рискованно.

Армандо выглянул за угол, но тут же отпрянул назад, причем настолько стремительно, что невольно наступил на носок ноги Тида, который стоял у него за спиной и даже охнул от боли. Армандо, не совсем поняв, что, собственно, случилось, тупо посмотрел на него, потом, облегченно вздохнув, сказал:

– Вот черт. Ладно, все в порядке, извини.

Там лицом к стене стоял мужчина: ноги широко расставлены, правая рука оперлась о стену, рыгающие звуки изо рта... Пока они молча смотрели на него, мужчина медленно опустился на колени, затем несколько раз попытался встать, но так и не смог. Только громко замычал. И даже не обратил на них ни малейшего внимания, когда они проходили мимо него. Зато Армандо обратил. И остановился.

– Забавно, забавно, – задумчиво произнес он.

– В чем дело?

– Только в том, что такие, как он, обычно подозрительно быстро приходят в себя.

Он пожал плечами, сделал два быстрых шага назад и взмахнул дубинкой... Мужчина со стоном сполз вниз по стене и безжизненно растянулся на земле, перевернувшись на бок...

– Кто это?

– Один из доверенных людей Страттера. Иногда возит его на машине, иногда выполняет отдельные поручения, иногда... Ладно, бог с ним, пошли дальше, у нас слишком мало времени.

Крыльца у передней двери не было. Осторожно заглянув через стекло, Армандо жестом подозвал Тида к себе: так, темный холл освещенный только лучами света через открытую дверь, ведущую в зал бара, широкие ступеньки лестницы, громкая музыка, которая почему-то становилась громче...

– В принципе в холл из бара смотреть никто не должен, но в нашем случае лучше исходить из того, что кто-то все-таки смотрит, – прошептал Армандо. – И если мы туда прокрадемся тайком, они нас тут же начнут искать. Интересно, ты смог бы войти туда с таким видом, будто ты хозяин этого чертова заведения?

– Точно не знаю, но могу попробовать.

Из бара донесся громкий смех какого-то мужчины. Песня закончилась. Рука Армандо на дверной ручке застыла. Последовала недолгая, но в тот момент показавшаяся вечной тишина, во время которой Тид смог отчетливо услышать звуки разговоров, женский голос, иногда поднимающийся до почти визгливых, истерических высот... Затем снова заиграла музыка. Ту же самую песню. Очевидно, кому-то она очень и очень нравилась.

– Будто ты хозяин этого чертова заведения, – с выражением повторил Армандо, открывая входную дверь.

В холле никого не было. Они спокойно прошли через узкую полоску света из открытой двери бара. Краешком глаза Тид успел заметить полную табачного дыма комнату, замызганную черными пятнами темно-коричневую стойку бара, молодого мужчину в рубашке с короткими рукавами, с сигаретой в зубах, несущего на подносе бокалы с напитками к какому-то столику...

Они уже подошли к лестничным ступенькам, когда из бара донесся чей-то громкий вопль:

– Эй, эй! Кто это там ходит?

Армандо тут же не менее громко завопил в ответ:

– Грета Гарбо, не видишь, тупой придурок?

– Молоток, молоток, ничего не скажешь! – проревел тот, а остальные весело захохотали.

И никто даже пальцем не пошевелил, чтобы встать, выйти и проверить, кто же это все-таки был.

– Страттер здесь. Значит, ничего хорошего ждать не приходится, – прошептал Армандо, когда они прошли несколько ступенек.

– Бог с ним... Ну и что нам теперь делать?

– Не знаю. Для начала, наверное, как говорят, просто смотреть в оба глаза и слушать во все уши, ну а там будет видно. Ничего другого, увы, пока на ум не приходит.

Покрытый ковровыми дорожками длинный коридор второго этажа с окнами на противоположных концах и множеством – как успел подсчитать Тид, по девять с каждой – дверей на обеих сторонах. То есть восемнадцать. Три этажа. Значит, всего пятьдесят четыре. И все из них, вполне возможно, придется обыскать... Да, не слабо. Совсем не слабо.

Армандо решил начать с правой стороны. Подошел к первой двери, приложил ухо к замочной скважине, жестом показал Тиду делать то же самое на противоположной стороне. В первых двух комнатах было тихо, но зато в третьей... в третьей женский голос произнес: «...поэтому я сказала Джо, что если он собирается поступать так и дальше, то уж лучше пусть идет и поцелует сам себя в ж...»

Тид на цыпочках пошел вдоль по коридору, останавливаясь у каждой двери и прикладывая к ней ухо, и вот у самой последней услышал приглушенные, беспомощные рыдания. Исходившие, скорее всего, от женщины, которая, не в силах сдержать себя, плачет в подушку. У него сильно заколотилось сердце. Так как насчет двери? Вот черт, закрыта. Он обернулся и жестом позвал Армандо. Подойдя, тот сначала внимательно прислушался, а затем тихо постучал в дверь.

Послышался скрип кроватных пружин, легкий топот ног, а затем в щели под дверью появился узкий лучик света.

– Чего надо?

Армандо взглянул на Тида и вопросительно поднял левую бровь. Тот с сожалением покачал головой.

– Крошка, будь любезна, впусти меня на секунду, – как можно ласковее сказал Армандо.

– Вали отсюда и скажи ей – я никому не собираюсь открывать. Никому! Скажи ей, я никого сюда не впущу, и пусть угрожает мне сколько хочет! Понятно? Никому!

– Пожалуйста, не так громко, малышка, – тем же ласковым тоном попросил Армандо. – Это совсем не то, что ты думаешь. Нас здесь двое, и мы хотим тебе помочь. Честно. Без шуток.

– Поможете? Это уж точно, вы поможете... Уже помогли, – горько сказала она. – По полной программе.

– Да нет же, мы всего-навсего хотим узнать о другой девушке,которая может здесь находиться, – сказал Тид.

Дверь была настолько тонкой, что отчетливо слышно было, как она тяжело дышит, как всхлипывает...

Затем в замке повернулся ключ, дверь чуть приоткрылась, и в щели появилось ее настороженное лицо. Подозрительно переведя взгляд с одного на другого, она, похоже, окончательно успокоилась.

– Ладно, заходите.

Комната выглядела на редкость убогой и малоприятной. Покрашенная в белый цвет железная койка, круглый зловонный коврик, настолько старый и истоптанный, что практически полностью потерял цвет, обшарпанная деревянная этажерка, здоровенный белый кувшин на полу, цинковый умывальник в углу, куча ветхих полотенец на нижней полке открытого шкафа... Другой мебели, кроме шаткого, некрашеного комода в противоположном углу, с круглым щербатым зеркалом над ним, в комнате не было.

Зрелое женское тело, вытянутое бледное лицо средиземноморского типа, огромные, жгучие черные глаза... Плотный, туго облегающий, наглухо застегнутый от горла до самых щиколоток халат, густая копна иссиня-черных, нерасчесанных волос, здоровенный синяк под правым глазом. Не самое, признаться, приятное зрелище...

Армандо заговорил с ней по-итальянски. Она ответила ему тем же, но по мере того, как она говорила, фразы становились все более и более рваными, отрывистыми, совершенно несвязанными... Затем из огромных жгучих черных глаз снова покатились слезы. Она присела на краешек кровати, обхватила голову руками. Армандо предельно мягким тоном задал ей несколько вопросов. Она отвечала на них по-разному: на одни – с гневом в голосе, на другие – равнодушно, без какого-либо реального интереса.

– Здесь все ясно, – сердито сказал Армандо, когда девушка закончила свое печальное повествование. – Старая как мир история. Парень, за которого она собиралась выйти замуж, почему-то женился на другой. Она стала встречаться с человеком, который частенько приходил в ресторан, где она работала. По сути, ей было уже все равно. Он взял ее с собой в деловую поездку в Буффало, а затем привез сюда и отдал Марии Гонзалес. Теперь ей нечего делать – домой возвращаться стыдно, а другой работы нет. Завтра утром ее вместе с другой девушкой отвезут в другой город. Кажется, в Скрентон. В бордель. Я знаю того, кто привез ее сюда. Она была тогда в стельку пьяна. Все время истерически хохотала и бормотала что-то совершенно нечленораздельное. Его зовут Кислер. Его часто привлекали за всякие мелкие нарушения, но ни разу не осудили. А что ей теперь делать? Теперь от Марии уже никуда не убежишь. Не спрячешься. Она всесильна...

Девушка подняла вверх измученное лицо, кончиками пальцев коснулась здоровенного синяка под глазом, болезненно поморщилась. В глазах появилось выражение ненависти и... страха.

– А ее семья? Неужели они даже не обратятся в полицию?

– Нет. Она написала им письмо, которое продиктовала ей Мария. Они не будут поднимать шум.

– Жаль, жаль... Что ж, давай проверим третий этаж.

Армандо снова заговорил с ней. Тем же мягким, сочувствующим тоном, но на этот раз по-английски.

– Когда мы выйдем, запри дверь. Если нам повезет, мы сможем вытащить отсюда и тебя тоже. А где и почему ты была – никому знать совсем не обязательно.

Ее ответ прозвучал совершенно неожиданно:

– Забудьте об этом. У меня здесь все в порядке. Может, мне здесь даже понравится. – И посмотрела на них, когда они выходили, так, будто их ненавидела.

«А что, если так оно и есть на самом деле?» – с горечью подумал Тид.

На следующий этаж они добрались без каких-либо приключений. Звуки музыкального автомата здесь уже почти не были слышны. Одна из дверей была открыта, там на кровати сидели две девушки в полузастегнутых халатах: пьяные глаза, бокалы в руках, бутылка на полу...

Увидев их, пышная блондинка с то и дело вываливающейся из халата грудью махнула рукой:

– Валите, валите отсюда, мужики. Не видите, мы заняты? У нас выходной.

– Нам нужна высокая темноволосая девушка, которую привезли сюда вчера вечером.

– Тогда иди и спроси у Герцогини. Специальными заказами здесь заведует только сама старая кошелка.

Они обе пьяно захихикали, и вид у них был просто омерзительный: искривленные губы с размазанной помадой, пустые, бессмысленные глаза словно вход в туннели заброшенной железной дороги...

– А где вашу Герцогиню можно найти? – спросил Армандо.

Блондинка ткнула пальцем вверх.

– Вы что, здесь новенькие? Там, на самом верху, браток... А твой дружок ничего, совсем ничего. Значит, так: ты давай иди ищи нашу старую кошелку, а его оставь нам. Мы угостим его всем, чем надо. И даже дадим выпить...

Они быстро прошлись по коридору, останавливаясь и внимательно прислушиваясь у каждой двери. Нет, везде полная тишина, никакого движения, ни малейших признаков жизни.

– Армандо, вообще-то Джейк вполне может быть именно в одной из них, – прошептал Тид. – А что? Вкололи ей какую-то дурь или просто дали сильное снотворное...

– Может, может. Но сейчас нам надо проверить нечто иное. Пошли. – Он ткнул пальцем в потолок. – Туда, на «самый верх».

На середине лестничного пролета до них донесся какой-то странный звук – как будто совсем рядом сломали сухой прутик. Армандо остановился, прислушался...

– Это откуда? Сверху?

– Похоже, оттуда. Пошли.

Конфигурация самого верхнего этажа заметно отличалась от двух нижних. Очевидно, в свое время здесь хотели сотворить нечто вроде бальной залы, но потом передумали. Или не хватило средств. Или по тем или иным причинам вдруг пропал интерес... В середине потолка висела люстра из трех, очевидно, круглосуточно горящих лампочек, которые освещали лишь центральную часть залы, оставляя ее углы в тени. Окна в передней и задней стенах, две двери в противоположных концах, из-под которых пробивались слабые лучики света...

Когда они почти подошли к комнатам, стараясь ступать как можно тише, хотя на не покрытом ковровой дорожкой полу их шаги все равно можно было услышать, дверь слева вдруг открылась, и оттуда вышла высокая женщина в серебристом халате. Полное, зрелое тело, густые иссиня-черные волосы, затянутые в пучок настолько туго, что придавали всему лицу и прежде всего глазам почти восточный вид. В каком-то смысле она вполне могла напоминать Долорес дель Рио. Если бы не ее рот – слишком большой, хищный, зубастый... В левой руке она держала белый платочек, плотно прижав его к самому сердцу. Правая же терялась где-то внизу, в многочисленных складках ее шикарного серебристого халата.

Увидев их, она резко остановилась:

– Что... что вы здесь делаете?

– Полагаю, вы и есть та самая Мария Гонзалес, – не отвечая на ее вопрос, произнес Армандо.

– Вы стоите спиной к свету, я не вижу вашего лица. Кто вы?

– Думаю, меня вы хорошо знаете, мадам. Я Армандо Рогаль. А это мистер Тид Морроу, которого вы тоже наверняка знаете или о котором немало слышали... Итак, где дочь Деннисона?

Она только рассмеялась. Причем смех ее, как ни странно, звучал совсем как у молоденькой девушки.

– Боюсь, вы пришли слишком поздно, ребятки. Ее уже отвезли назад к дорогому папочке. Глупышка, зачем она вообще приходила сюда?!

– Значит, мадам, вы не возражаете, если мы здесь немножко осмотримся? Совсем немножко...

– Осмотритесь? С чего бы это? Здесь вам делать нечего. Уходите, причем как можно быстрее.

Когда, вот так перебрасываясь фразами, они подошли ближе, Тид отчетливо увидел, как уголки ее хищного рта опустились, она на секунду закрыла глаза, затем вдруг широко их открыла... Теперь с явной и безжалостной угрозой. Более того, ее голос стал подозрительно мягким, чуть ли не ласковым:

– Ребятки, валите отсюда. И побыстрее. Как можно быстрее! А то ведь...

Она, чуть покачнувшись, сделала шаг назад, слегка ударившись спиной о косяк двери.

– Не изображайте из себя слишком уж крутую, Мария, и дайте нам пройти, – спокойно потребовал Арманд о.

Тид обратил внимание на ладонь ее левой руки, под которой вдруг появилось темное, постепенно расширяющееся пятно.

– Армандо, смотри, у нее там, наверное, рана, – сказал он.

Армандо протянул руку, схватил ее за кисть левой руки. Когда он начал отрывать ее от тела, Мария внезапно качнулась к нему и с невероятной силой дикой кошки ударила его своей правой рукой. Снизу вверх! Тид заметил блеск металла, но не успел ни крикнуть, ни предупредить. Слишком поздно... Армандо сделал три шага назад, заметно пошатываясь. Поднял правую руку, нащупал коричневую рукоятку выкидного ножа на левой стороне своей груди... Мария стояла молча, с горящими глазами...

Армандо протянул руку за спину, пощупал там, И, прищурившись, спокойно сказал:

– Эта сука промахнулась. Ни сердце, ни кость не задеты. Кончик ее ножа торчит прямо из пиджака.

– Только не пытайся вытаскивать его, Армандо. Пусть остается там. Во всяком случае, пока!

Они оба одновременно перевели взгляд на Марию. Ее глаза были закрыты, на лице непонятная гримаса боли... Затем глаза открылись, Мария отодвинулась от дверной рамы, медленно, аккуратно, шаг за шагом, величаво качая мощными бедрами под серебристым халатом, прошла между ними. Заметно пошатнулась всего лишь один раз. Дверь при этом она оставила открытой.

Как же трудно ей все это давалось! Она медленно делала один шаг, тяжело дыша, сгибалась чуть ли не до самого пояса, затем выпрямлялась, делала другой и так далее...

– Не бойся, я тебя вытащу отсюда, – пообещал Тид, подхватывая готового упасть Армандо.

– Спасибо, друг, но пока еще рано. Пошевелить левой рукой без стонов и слез я, конечно, не могу, но в остальном со мной все в порядке, не беспокойся.

Они быстро прошли в комнату через дверь, которую Мария оставила открытой. Армандо повернулся, огляделся вокруг и удивленно воскликнул:

– Вот это да!

Нет, это была не квартира, а... всего-навсего две прекрасно, нет, скорее шикарно обставленные комнаты: светло-серые, почти белые ковры на полу, солидные нежно-коричневые портьеры на окнах, полированная мебель с примесью красных «китайских пятен», дюжина напольных и настольных светильников разных форм и размеров в направленных вниз матовых обрамлениях, благодаря чему светло-серые, почти белые ковры создавали дополнительный эффект освещения.

Здесь все выглядело так, как будто это было неким частным, уединенным «дворцом удовольствий» для избранных. Где железобетонной, безжалостной мадам можно было свободно распрямиться, забыть, что она чисто механический «вычислитель», и почувствовать себя женщиной во плоти... короче говоря, живым существом со всеми ее достоинствами и недостатками.

– Быстрее, быстрее!

В каждой из двух шикарно обставленных комнат стояла огромная постель с двумя подушками. Войдя во вторую комнату, Тид сразу же за постелью увидел женскую руку, беспрерывно, как на всю жизнь запрограммированный автомат, сжимающую и разжимающую ладонь, сжимающую и разжимающую...

Он подбежал к ней и остановился как вкопанный, увидев вместо лица кровавую маску. Густые, шикарные волосы и великолепное полуголое женское тело, безусловно, принадлежали Барбаре Хеддон. Но на лицо... вернее, на то, что осталось от совсем еще недавно прекрасного лица Барбары, было просто страшно смотреть. Сплошная кровавая маска! Болезненно постанывая, медленно переваливаясь с боку на бок, Барбара в агонии нестерпимой боли непрерывно царапала ногтями обеих рук бледно-серый ковер. В воздухе стоял смутный запах гари, источник которого, стал Тиду вполне понятен, когда он увидел маленький пистолет, валявшийся где-то в метре от нее.

Он склонился над девушкой:

– Барбара, Барбара, это я, Тид. Тид Морроу. Ты меня слышишь?

Внимательнее приглядевшись, он увидел, что с ней сделали. Кровотечение было не слишком обильным – ее несколько раз резанули острым ножом по щекам. И порезы были не такими уж глубокими. Во всяком случае, так казалось...

Но в голосе Барбары появились странные свистящие звуки.

– Я... я промахнулась, Тид. Выстрелила в нее и... промахнулась. А у нее был нож... Он всегда...

– Ты не промахнулась, Барбара.

– Что с моим лицом, Тид? Я ничего не вижу...

– Да нет, все в порядке, Барбара, – мягко сказал он. – Ничего страшного. Просто кровь заливает тебе глаза. Скоро мы доставим тебя в госпиталь, и тебя тут же поставят на ноги. Не волнуйся.

– Тид, я...

– Не волнуйся, дорогая, все будет в порядке.

– Эй, они уже идут! – крикнул им Армандо.

Барбара, похоже, немного пришла в себя:

– Дочь Деннисона, Тид! Я нашла ее. Она там, на другой стороне большой комнаты. Заперта! Тид, я почти вытащила ее оттуда, но... но Мария оказалась слишком догадливой. Будь с этой сволочью поосторожнее, Тид. Она способна на все. И... и ее кто-то здесь прикрывает! Кто-то очень, очень сильный и влиятельный...

– Не беспокойся, дорогая, я найду ее и тут же вернусь за тобой.

Но она снова «провалилась» и уже ничего не воспринимала – только переворачиваясь с боку на бок, непрерывно стонала, царапала бледно-серый ковер ногтями.

Послышался громкий выстрел, отдавшийся эхом во всех углах большой комнаты, затем вопль и звуки падения человеческого тела вниз по ступенькам лестницы...

Глава 14

Армандо лежал на животе на полу первой комнаты, держа в правой руке пистолет, нацеленный в проем двери, и опираясь на левую руку таким образом, чтобы рукоятка ножа не касалась пола.

Гримаса боли не сходила с его лица, однако, увидев Тида, он нашел в себе силы широко улыбнуться.

– Как любим говорить мы, старые веселые британцы, сами напросились... Не торчи, пожалуйста, мишенью в дверном проеме!

– А знаешь, ты выглядишь уже совсем как самый настоящий Богарт. Или, во всяком случае, почти как самый настоящий.

– Возможно, возможно. Вот только вряд ли ему когда-либо приходилось чувствовать себя так же, как я. Вместо крови у него текла сценическая краска. – Армандо поморщился от боли. – И вид у него всегда счастливый-пресчастливый... Кажется, я только что кого-то убил. Он бежал вверх по лестнице с пистолетом в руке, поэтому я, не раздумывая, и выстрелил. Он с грохотом покатился вниз...

– Барбара лежит в той комнате.

Глаза Армандо сузились до щелочек.

– Мертва?

– Нет, но изуродована до неузнаваемости. Изрезано все лицо. Сказала, что Джейк в комнате напротив. Сейчас пойду туда.

Они прислушались. С лестницы доносилось невнятное журчание нескольких голосов.

– Ладно, Тид, беги, беги со всех ног. Я постараюсь их задержать.

Тид сделал шаг назад, вышел из комнаты и изо всех сил побежал через бальную залу. Послышались сначала два выстрела подряд, затем, буквально через несколько секунд, третий и звуки разбитого стекла где-то слева от него. Не сбавляя ни скорости, ни темпа, прижав плотно сжатые кулаки к груди, Тид врезался правым плечом в закрытую дверь. При этом он постарался ударить как можно ближе к краю замковой стороны. Поддавшись с первого раза, дверь с треском ввалилась внутрь. Он тоже не удержался на ногах и несколько метров прокатился по полу. Что-то металлическое и угловатое больно ударило его по руке. Тид резким жестом отшвырнул это назад, встал на ноги. В комнате, куда через открытый дверной проем теперь проникали лишь смутные отблески люстры в бальной зале, было довольно темно.

– Джейк! – громко позвал он. Подождал чуть-чуть, крикнул еще раз, только еще громче: – Джейк, где ты?

Никакого ответа не последовало, а где искать выключатель, Тид, естественно, не знал.

Когда до него вдруг донесся мужской стон, за которым в темноте последовало неясное шевеление, он мгновенно повернулся, вытянул руку с пистолетом, медленно и осторожно покрался на звук. Вскоре увидел силуэт мужчины, ничком лежавшего лицом вниз рядом с бесформенным тюфяком. Тид опустился на корточки, перевернул мужчину на спину, чиркнул зажигалкой: толстое лицо, кровавый рубец возле самого уха, рядом с головой небольшой тяжелый фотоаппарат в дорогом кожаном футляре. Скорее всего, именно им бедолагу по уху и ударили.

Тишину ночи снова разорвали два выстрела. Подряд. Тид выпрямился, снова громко позвал Джейк... Одно из окон в самом дальнем конце комнаты было почему-то открыто, и ночной ветерок тихо покачивал тонкую, неряшливую занавеску... Тид подбежал к окну, высунул голову наружу, посмотрел вниз. Там, на капоте одной из стоящих рядом машин, виднелась скрюченная фигура. В тусклом свете из окна бара на первом этаже он рассмотрел ее черные волосы, которые были такими мягкими и шелковистыми в его пальцах... Для Тида время остановилось, поскольку из ее позы, из абсолютной неподвижности стало ясно – теперь торопиться уже незачем...

Лежавший мужчина снова застонал. Тид будто на деревянных ногах подошел к нему, несколькими сильными пощечинами привел его в чувство, приставил дуло пистолета к лицу, попытался заставить себя спустить курок, чтобы увидеть, как пуля размозжит ему череп, как мозги заляпают стены. Но почему-то не смог. Мужчина на сантиметр-другой отодвинулся и чуть слышно прошептал:

– Нет, нет, нет, не надо! Пожалуйста!

Тид попытался спустить курок еще раз. И снова у него ничего не вышло. Презирая себя за трусость, он широко размахнулся и со всей силы ударил рукояткой пистолета в подбородок стонущего и трясущегося от страха подонка. Кость громко хрустнула и провалилась куда-то внутрь. Тид встал, бросил гневный взгляд на теперь уже безжизненно лежащее тело, повернулся и, пинком ноги откинув в сторону дверь, вышел в зал.

– На пол, Тид! Ложись на пол! – услышал он крик Армандо.

Совсем недалеко со стороны лестничной площадки на секунду показалась чья-то голова и тут же снова исчезла. Но пуля с противным визгом ударилась в деревянный косяк всего в нескольких сантиметрах от его левого плеча. Когда Тид, низко пригнувшись и вытянув руку с пистолетом вперед, медленно, осторожно шагал в направлении лестницы, он невольно думал о девушке, которая совсем недавно прямо у него на глазах, корчась от невыносимой боли, перекатывалась с боку на бок, царапала ногтями бледно-серый ковер...

А также о той, другой, которой эти сволочи помогли выпасть из окна в вечный мрак прохладной ночи.

Откуда-то издалека до него донесся громкий, снова предостерегающий крик Армандо, затем звуки выстрелов в сторону лестницы. Теперь Тиду было уже видно, как там, внизу, движутся какие-то смутные тени. Подняв пистолет на уровень глаз, он прицелился, затем сделал шаг вперед и выстрелил. Внизу послышался пронзительный вопль боли. Тид сделал еще один шаг и снова выстрелил. Что-то острое с двух сторон ужалило его бедро, как будто «куснула» клешня гигантского краба, и заставило сделать невольный шаг в сторону. А затем в том самом месте на ноге он ощутил что-то липкое и влажное.

Тид нажимал на спусковой крючок с каждым шагом и делал это до тех пор, пока на лестнице полностью не прекратилось движение. Остались только безжизненные тени.

Кто-то сильно дернул его за руку. Тид мгновенно обернулся и снова спустил курок. В ответ послышался не выстрел, а всего лишь короткий сухой щелчок. Армандо левой рукой отвел его дуло в сторону.

– Что с тобой, Тид? – требовательно спросил он. – Ты ведешь себя как сумасшедший! Что ты собираешься сделать?

– Спуститься вниз.

– С пустым пистолетом?

– Я пойду вниз.

Жесткая ладонь Армандо сильно хлопнула его по щеке.

– Очнись! Что произошло?

– Джейк мертва.

Армандо чуть слышно присвистнул. Затем бросил на Тида пристальный взгляд:

– Мы отвоевали у них несколько минут. Ты очистил лестничный пролет. Вон видишь, там лежат двое из них... Ты что, считаешь себя Джеймсом Бондом? Очнись!

Тид потряс головой, как бы избавляясь от последних остатков тумана. И даже попытался улыбнуться:

– Ладно, Армандо, конечно же ты прав. Ну и что нам теперь делать?

– Думаю, прежде всего не упускать из рук инициативу. Будем спускаться вниз. Вдвоем. Только держаться надо рядом, как можно ближе друг к другу.

Нога Тида почти сразу же наткнулась на валявшийся на полу пистолет, скинув его на ступеньку ниже. Он нагнулся, подобрал его, отшвырнув в сторону свой... Армандо спускался по лестнице с предельной осторожностью, плотно прижимаясь к стене. На площадке третьего этажа он остановился. Тид держался прямо за его спиной. Впереди была пустая стена другой стороны коридора, слева перила и следующий пролет, ведущий вниз, к холлу второго этажа. Чтобы попасть туда, не подставляя себя тем, кто находился внизу, пришлось бы перепрыгнуть через перила, а по-прежнему ворчавший в боку Армандо нож вряд ли позволил бы ему сделать это достаточно проворно. Если позволил бы вообще! Да и раненая нога Тида тоже вызывала большие сомнения.

– Морроу! – неожиданно откуда-то совсем рядом прозвучал знакомый голос.

– Что вам угодно, Раваль? – поинтересовался Армандо. Причем таким спокойным и приятным тоном, будто между ними происходила самая обычная светская беседа.

Они оба услышали сдавленный возглас удивления, топот быстро удаляющихся ног.

– Рогаль? – Голос Лонни звучал с той же небрежной уверенностью, как и тогда, на террасе, в то приятное солнечное утро. – Послушайте, Рогаль, мы что с вами, дети? У нас тут, сами понимаете, хватает крутых серьезных парней. Если начнете палить, будут палить и они, а это уже проблема. Не самая большая, но все-таки проблема. А нам всем лучше постараться обойтись без нее... У нас уже есть мертвая Мария, и один ни в чем не повинный сельский паренек, и два парня с дырками в теле, и...

– И еще двое с дырками в голове там, на самом верхнем этаже, – не повышая голоса, перебил его Тид. – И полумертвая девушка с обезображенным лицом, и, кроме того, убитая девушка.

– Убитая девушка? – удивленно переспросил Раваль.

– Мисс Деннисон выбросили из окна, Раваль, – все тем же безразличным тоном произнес Тид.

Раваль тихо выругался. Затем сказал:

– Все это, конечно, плохо, очень плохо, ребята, но мы все еще можем выправить положение. Можем прекратить эту бессмысленную детскую игру в пиф-паф. Я вам прилично заплачу, а затем мы сожжем это чертово место дотла. И останутся только трагические жертвы случайного пожара. Вонь, само собой разумеется, будет, но не такая, чтобы ее нельзя было пересидеть.

– Советую не пренебрегать предложением шефа, – послышался новый голос.

– Это Страттер, – прошептал Армандо на ухо Тиду. – Собственной персоной.

На улице взревел мотор машины, на гравиевой дорожке резко взвизгнули шины...

– Ну так как? – крикнул им снизу Раваль.

– Знаешь, мне даже чуть обидно за тебя, Лонни, – ответил ему Армандо. – Такой достопочтенный член элитного загородного клуба, дочки которого ходят в закрытую школу... Говорят, у тебя одних дорогих костюмов штук тридцать, это так?.. А ведешь себя так, будто только-только вышел из тюрьмы для малолетних.

Голос Раваля перестал быть уверенно-светским, в нем послышались явные нотки обиды и гнева.

– Делайте выбор, ребята. Не захотите играть по моим правилам – сгорите вместе с остальными.

– Ну и как, интересно, все это будет звучать? – не скрывая иронии, поинтересовался Армандо. – По неизвестным пока причинам сгорел дотла притон, косвенным владельцем которого являлся Лонни Раваль! Среди жертв пожара известный адвокат, личный помощник управляющего городом, младшая дочь управляющего городом и целый комплект головорезов... Тебе конец в любом случае, Лонни. Как бы ты ни старался, что бы ты ни предпринимал. Все это зашло уже слишком далеко. Восточный синдикат, не сомневаюсь, будет тобой очень, очень, очень недоволен! Значит, ты намеренно игнорируешь их приказы? Мне казалось, сейчас, когда еще совсем не утихли страсти с Сенатским комитетом, в их намерение входит вести дела как можно тише, стараясь по мере возможности максимально соблюдать законы, всячески избегать любых публичных скандалов! А тут вдруг похищение детей известных, личностей, стрельба с убийствами, сжигание ни в чем не повинных людей. Да, Лонни, боюсь, тебе теперь не позавидуешь.

Снизу послышался невнятный шепот нескольких голосов, затем голос Страттера произнес:

– Хочешь это сделать – делай сам!

Со стоянки с шумом выехала еще одна машина.

– Не будь глупее других, Страттер! – крикнул ему Армандо. – Слышишь? Крысы уже бегут с тонущего корабля. С Равалем покончено... Кроме того, учти: мы не можем вот так просто взять и выйти отсюда, но точно так же не можете выйти и вы! Выруби его или хотя бы брось, и я прослежу за тем, чтобы тебе это зачлось в суде. Обещаю!

– Страттер, вернись, – бесцветным голосом произнес Раваль. – Немедленно вернись!

Кто-то шумно протопал через вестибюль нижнего этажа. И почти тут же громко хлопнула входная дверь.

– Слышите? Это еще одна крыса! – весело крикнул вниз Армандо.

– По десять тысяч каждому! – крикнул в ответ Раваль. Но уже куда менее уверенным тоном.

Тут они оба одновременно услышали тяжелые размеренные шаги – кто-то спускался по лестнице со второго этажа. Армандо бросил на Тида удивленный взгляд. Тот на цыпочках подошел к перилам и осторожно, стараясь не открываться, заглянул вниз. Невероятно, но факт! Это был не кто иной, как... Марк Карбой! В правой руке он сжимал громадный кольт.

Карбой глянул на Тида совершенно пустыми, казалось, ничего не видящими глазами и, тяжело, шумно сопя, продолжил спускаться по ступенькам лестницы.

– Кто это там? – крикнул Раваль. На этот раз уже совершенно несвойственным ему нервным тоном.

Дойдя до залы, Карбой свернул направо и пошел в направлении Страттера и Раваля. Затем поднял свой чудовищный кольт и... выстрелил в них. В закрытом, ограниченном стенами помещении этот выстрел прогремел как мощный взрыв, который, казалось, поднял их всех высоко в воздух. И оглушил. Во всяком случае, Тида, у которого, помимо всего прочего, невыносимо зазвенело в ушах. Карбой, словно большой, толстый ребенок, широко расставив ноги, опустился на корточки, упираясь дулом кольта о дощатый пол. Как ни странно, его лицо было мирным, без каких-либо признаков обеспокоенности. Он закусил нижнюю губу и попытался снова поднять пистолет. На несколько сантиметров это ему удалось, но затем дуло снова бессильно опустилось вниз. Он попробовал поднять его двумя руками, и на этот раз дело пошло вроде бы успешно, но... но тут на лбу, прямо над его левым глазом, вдруг появилось маленькое круглое пятно. Карбой резко дернулся вперед, чуть приподнялся и рухнул на пол, по-прежнему сжимая свой необычный, чудовищно гигантский кольт в обеих руках.

Раваль перепрыгнул через безжизненно лежащее тело Карбоя и бросился вниз по лестнице. Через несколько секунд до них донесся торопливый топот его бегущих ног, и скоро он исчез из вида. От неожиданности происходящего Тид настолько окаменел, что даже не подумал в него стрелять.

Армандо осторожно вошел в зал. И сразу же повернулся к Тиду:

– Остался один Страттер. Господи, ну и пушка! – Он медленно вытащил – именно вытащил, а не выдернул – кольт из рук мертвого Карбоя. – В нем есть еще целых три патрона.

Они, все время внимательно прислушиваясь, спустились вниз по лестнице. «Замок Анны» казался заброшенным. Во дворе послышалось завывание стартера машины. Мотор фыркал и фыркал, но почему-то никак не заводился, а затем совсем смолк. В зал выскочила какая-то девица с широко раскрытыми глазами, увидела их, раскрыла глаза еще шире, тут же нырнула назад в свою комнату, с треском захлопнула дверь.

Раненая нога Тида становилась все слабее и слабее – очевидно, начала сказываться потеря крови. Спускаясь по лестнице, он уже заметно хромал, окружающий мир то вдруг покрывался туманом, то возвращался во всей своей яркости и отчетливости, однако интервалы между ними становились все длиннее и длиннее...

Армандо неожиданно сел на ступеньку и громко закашлялся. Изо рта вылетели ярко-красные капельки крови, падая, словно огненные искорки, на голые доски лестницы.

– Кажется, нож задел легкое, – выдохнул он. – Последние полчаса дыхание было трудным и каким-то странным. – Он снова чуть ли не с нежностью коснулся темной рукоятки ножа.

Тид оставил его там сидеть, а сам пересек зал вестибюля. Во дворе снова послышалось завывание стартера. И снова безрезультатно. Затем последовал резкий хлопок дверцы машины, громкий, торопливый топот ног по гравиевой дорожке, и справа от Тида в свете окна бара появилась со всех ног несущаяся подальше отсюда фигура Раваля... Но теперь он уже совсем не выглядел уверенным в себе, всесильным хозяином жизни. Нет, сейчас это был просто до смерти испуганный человечек, бегущий с низко опущенными плечами, с гротескно отвисшей нижней губой...

Откуда-то издали ночной ветерок донес пронзительный, но в этот момент такой приятный вой полицейской сирены! Услышав знакомые звуки, Раваль попытался остановиться, однако сделал это настолько резко, что не удержался и упал на руки и колени, выронив что-то металлическое. Пистолет. Он прыгнул за ним – крошечная фигурка в тысяче миль отсюда, клоп под мощным увеличительным стеклом, в котором отчетливо и выпукло были видны все его отвратительные черты... Грохот двух оглушительных выстрелов из кольта Карбоя, казалось, сотряс весь мир, но Тид его даже не слышал, ибо в этот момент какой-то гигант вдруг протянул с неба руку и ткнул своим огромным, толстым пальцем в его правое плечо. Тид упал на землю лицом в гравиевую дорожку, в кровь разбив рот. Он долго лежал неподвижно, но затем все-таки с трудом поднялся на колени и руки. В ночи слышались чьи-то громкие отчаянные вопли, только Тид был совершенно не в состоянии определить, откуда и от кого они исходят: Угол здания казался ему другим концом света, но он все-таки до него дополз, устало, закрыв глаза, прислонился спиной к боковой стене...

Джейк лежала на боку у стороны бара, куда ее грубо спихнули капота большой машины, на которую она упала из окна. На ней был только тонкий сатиновый халатик, расстегнутый и практически весь задравшийся до самой шеи.

Недовольно хмыкнув и поморщившись, Тид с трудом поднялся доковылял до нее, первым делом спустил халат с шеи, обернул вокруг тела. Затем нашел замок «молнии», но она долгое время упрямо не поддавалась. Наконец язычок вошел в прорезь и он смог закрыть «молнию» до самого верха, прикрыв обнаженную белизну прекрасного девичьего тела, нежная кожа которого практически не пострадала. На нем совсем не было крови – но у Джейк вдруг появились новые, совершенно необычные пропорции, пропорции девушки из уже совершенно иного мира...

С трудом сев на корточки, Тид пристроился спиной к хромированному, покрытому крупными точками ржавчины бамперу машины и только потом мягко опустил голову Джейк себе на колени.

Когда яркий свет полицейских фонарей заслепил ему в глаза, Тид сильно сощурился, прикрыл их ладонью. Его язык с трудом ворочался от медленно, невыразимо медленно произносимых им слов, когда над ним наклонилось сразу несколько голов.

– Последний этаж... Девушка...

Много позже, уже в нормально освещенном месте, над ним откуда-то с сияющего, залитого солнцем небосклона склонилось бледное как смерть лицо капитана Лейтона, а его тонкие, змеиные губы, кривясь и извиваясь, произносили слова одной неразрывной цепочкой, понять которую было просто невозможно.

– Раваля застрелили? Может, он был ранен?

– Потом, потом, потом...

– Раваля ранили?

– Не знаю, – прошептал Тид. – Не знаю, не знаю! – Он замолчал, но слова эти продолжали настойчиво повторяться и повторяться у него в голове. Пока не потеряли смысл. А вместо лица Лейтона появилась зияющая дыра бесконечного туннеля, в которую влетали, бесследно пропадая в ее тьме, те же самые слова: «Не знаю, не знаю... Я не знаю»!

А затем из наклонной трубы этого туннеля к нему выбежала она. Радостно смеясь, с блестящими от счастья глазами, не скрывая своего огромного, поистине неизмеримого восторга! Подбежав, она прижалась к нему, и он содрогнулся, потому что она была из ледяного камня, с лицом Барбары на изуродованном теле...

Глава 15

У медсестры было лицо цвета мокрой половой тряпки, волосы – медной проволоки, а тело весьма внушительных размеров и пахло тальком. Она подкатила кресло-каталку поближе к кровати и радостно улыбнулась. Можно сказать, просто засияла.

– Сегодня, мистер Морроу, мы сможем провести в солярии уже чуть больше времени. Ну разве это не прекрасно?

Тид посмотрел на нее:

– Слишком уж это будет весело.

Улыбку с ее лица будто стерли.

– А теперь повернитесь и положите ладони на ручки кресла. Я подержу его, а вы, пожалуйста, потихоньку в него пересядьте.

Он послушно сделал, как она просила. Причем про себя отметил, что пересел в кресло заметно легче, чем раньше.

– Хотите взять с собой что-нибудь почитать? – спросила медсестра.

– Нет.

Медсестра обошла вокруг кресла и посмотрела на Тида в упор откровенно сердитым и неодобрительным взглядом голубых глаз:

– Мистер Морроу, значительная доля успешного процесса выздоровления во многом зависит от отношения пациента. Мне кажется, вам следует разрешить этим людям навестить вас. Уверена, это подбодрит вас.

– Уверены? На самом деле уверены?

– Вот видите, как вы со мной разговариваете?!

Он сделал глубокий вздох:

– Послушайте, мисс Мишн, рано или поздно я, само собой разумеется, начну принимать посетителей, но в данный момент мне пока совершеннее не хочется никого видеть. Не хочется читать ни книги, ни газеты. Мне вообще не хочется ничего делать! Только слушать, как крутится наш мир и как растет трава.

– Было так плохо, да? Эта бедная девушка и то, как...

– И разговаривать об этом мне тоже совершенно не хочется! Я ведь, кажется, уже предупреждал вас об этом.

– Но мистер Севард весьма настойчив. Приходит к вам дважды в день. Каждый день, мистер Морроу!

– Не сочтите за труд сделать мне одолжение, мисс Мишн, и пошлите его к чертовой матери. От моего имени... А теперь давайте катите это чертово кресло. Поехали!

Когда мисс Мишн огорченно пожимала плечами, ее белоснежная накрахмаленная форма приятно шуршала. Она прокатила кресло через дверь палаты к лифту, который поднял их на самый верхний этаж. В это время утра в солярии было много народу, но при их появлении все разговоры мгновенно смолкли и все глаза уставились на Тида. С нескрываемым жадным любопытством: еще бы, жертва кровавой разборки, в него всадили две пули! Когда привезли сюда, в нем оставалось всего литра полтора крови, не больше. Пока везли, в машине «Скорой помощи» всю дорогу вливали ему плазму, только тем и спасли. А когда его нашли, он качал ту мертвую девушку и все время разговаривал с ней. Совсем как с живой...

– Вон туда, в тот угол, – попросил Тид.

Она оставила его одного, перед самым уходом сказав:

– Я вернусь ровно через час. Если вам что-нибудь понадобится, попросите вон ту медсестру, и она все сделает.

Ее каблуки глухо застучали по полу солярия. По дороге к выходу она с удовольствием направо и налево раздавала профессиональные улыбки. Всем вообще и каждому в отдельности. После ее ухода молчание, очевидно, по инерции продлилось еще несколько секунд, затем прерванные разговоры снова возобновились... Взявшись за направляющие ободки колес, Тид развернул кресло таким образом, чтобы лицо было повернуто к солнцу, а спина к залу.

Он никак не мог перестать думать о своей собственной жизни как о некоем графике, повешенном кем-то на стене в самой глубине его мозга: сплошная горизонтальная линия безмятежно и ровно тянулась до того самого воскресенья, всего три недели тому назад, когда он, проснувшись в коттедже у озера, услышал звуки душа, который принимала Фелисия Карбой, а затем она вдруг начала вздрагивать и нерешительно колебаться – сначала резко упала вниз, потом чуть поднялась и вроде бы успокоилась, но потом... потом просто рухнула вниз и куда-то пропала. Совсем! Неизвестно куда... Ни опасности, ни расстройства, ни депрессии. Просто ничего! Просто пустота. Абсолютная пустота, и ничего больше!.. Из приятной игры, где, если ты соблюдаешь определенные правила, тебе вполне комфортно и, исключая незначительные, вполне решаемые неудобства, в общем-то все в порядке, жизнь каким-то непонятным образом вдруг превратилась в сплошной кошмар, где почему-то не помогла никакая защита. Никакая! И как только ты узнаешь об этом, все старые правила становятся ненужными, теряют всякий смысл...

Единственными посетителями, для которых совершенно не требовалось его разрешение, которые приходили, когда хотели, были капитан Лейтон, с тонкими губами и смертельно бледным лицом, и худенькая полицейская стенографистка. Через некоторое время после каждого такого визита стенографистка приходила снова с пачкой уже напечатанных на машинке бумаг, которые ему приходилось подписывать там, куда она молча и деловито тыкала своим тонким наманикюренным пальцем.

– Лонни Раваля уже арестовали, – сказала она ему, когда пришла в последний раз.

– Что ж, прекрасно, – равнодушно отозвался он.

– Взяли в международном аэропорту. С билетом в Мехико-Сити в кармане. Теперь будет сидеть до тех пор, пока полностью не осознает всю степень своей вины.

– Что ж, прекрасно, – так же равнодушно произнес Тид.

Стенографистка бросила на него любопытный взгляд, удивленно пожала плечами и, аккуратно сложив все подписанные им бумаги, молча вышла из палаты.

Его рыжеволосая медсестра вернулась ровно через час, как II обещала, и, пока лифт спускал их вниз, сказала:

– Мистер Морроу, вас там ожидает мисс Деннисон.

– Кто?.. Передайте ей... нет, нет... пусть идет сюда.

В палату вошла Марсия. Вся в черном. Напряженно, с прямой спиной села на стул рядом с кроватью.

– Извини, Тид, но мне очень надо поговорить о твоих планах.

Он молча кивнул.

– Папа подает в отставку. Здесь он больше не хочет и не может оставаться. Ему предлагают вернуться в университет. Все хотят, чтобы ты занял его место. Если ты не согласишься, ему придется поискать другого человека.

– Я еще ничего не решил, Марси.

– А прямо сейчас решить не можешь? Попробуй. Папе, поверь, это очень помогло бы. То, что произошло, сломало его, Тид Он стал совсем другим. Ему... ему сейчас нужна помощь.

– А нам всем разве нет?

Она посмотрела на него в упор – глаза в глаза. Совсем как ее отец.

– Ты ее так сильно любил, Тид?

– Это то, о чем я сам много думал и продолжаю думать. Нет, я не любил ее в том смысле, который ты имеешь в виду, Марси Не как женщину. Я... я все время думаю, что мне надо было сделать, чтобы не допустить того, что случилось.

– Ты ничего не мог сделать.

– Нет, наверное, мог. Это только моя вина, что все пошло именно так. Я сам дал им возможность использовать Джейк как рычаг...

– Они все равно нашли бы какой-нибудь другой способ, Тид. Не мучь себя понапрасну. Не вини себя в том, в чем ты совсем не виноват. Джейк... она сама не хотела бы этого.

Он вдруг улыбнулся:

– Вообще-то Пауэл всегда мечтал, чтобы мы с тобой были вместе. Чтобы я стал его зятем. Очень мечтал. В каком-то смысле я был его законным избранником.

Она резко встала, нервно сжимая и разжимая в руках черные перчатки.

– С этим уже покончено, Тид. Я останусь с ним. И никогда ни за кого не выйду замуж!

– А ведь ты, наверное, всегда была такой, Марси, разве нет? Богом избранная мученица с ясными глазами, страстно ищущая, за кого бы пострадать. За святое дело.

Она потупила взор:

– Не надо так, Тид, не надо все портить... Да, у Джейк было все, а меня сделали... В общем, она на самом деле вызывала у меня зависть и раздражение. Иногда даже ненависть. Это моя, и только моя вина... и только перед ней, Тид.

– Передай Пауэлу, я буду готов принять у него дела сразу же, как только поправлюсь и выберусь отсюда.

– Мистер Трим уже выразил полнейшую готовность сотрудничать с вами. Большое жюри тоже. Кроме того, у папы появилась новая информация, и теперь мы можем реально открыть уголовные дела против четырнадцати членов городской администрации. После этого он сможет полностью передать все в твои руки.

– Передай папе, не более чем через год здесь будет полный порядок, и пусть не сомневается, я прослежу за этим. От начала и до самого конца. А затем найду кого-либо из тех, кто достоин и кто искренне хотел бы надолго остаться здесь, на одном месте, и передам нашу миссию ему и его созданной с нашей помощью команде.

Марсия, стоя у постели и уже совсем по-доброму улыбнувшись, сказала:

– Поправляйся скорее, Тид. Мы будем тебя ждать.

– Меня не так легко убить, – тоже улыбнувшись, ответил он.

Она взяла его руку, наклонилась и нежно поцеловала в лоб... Даже когда ее легкие шаги давно смолкли вдали, Тид все еще продолжал физически ощущать холодное прикосновение ее мягких губ. Женщина-викинг! С крепкими широкими бедрами, самой природой предназначенными рожать здоровых детей, с прекрасными грудями, созданными для того, чтобы цвести, набухать и кормить потомство. То, что она задумала, будет потерей, огромной потерей. Практически такой же бессмысленной, как бессмысленная смерть ее сестры Джейк. Годы такой жизни ожесточат ее, намеренное бесплодие неизбежно лишит живительных соков молодости, сделает ненужной даже самой себе... По-своему будет означать маленькую смерть. В каком-то смысле, может даже, думал Тид, это возмездие за смерть Джейк...

Принесенный на подносе обед прервал его грустные размышления. А вот аппетит стал заметно лучше. Он с явным удовольствием съел даже серую, однообразную больничную еду, которая выглядела вроде бы вполне прилично, а по сути...

Где-то минут через тридцать пять в палату пришла медсестра, чтобы забрать поднос.

– Скажите, сестра, Барбара Хеддон все еще в больнице?

Она вздрогнула настолько сильно, что посуда на подносе в ее руках чуть не упала на пол.

– Барбара? Э-э-э... да.

– Почему вы так разволновались, сестра?

– Просто когда вы спросили меня, я как раз обо всем этом думала, только и всего. Вы ведь раньше никогда меня о ней не спрашивали. И она тоже. Мне это показалось странным. Вот я и подумала...

– К ней приходили посетители?

– Только ее родные из Балтимора. Никого из местных здесь не было.

– А Армандо Рогаля уже выписали?

– Да, он пробыл здесь всего четыре дня. За ним приехала какая-то толстая женщина и забрала его домой. Кажется, миссис Ферма или что-то в этом духе.

– Могу я повидаться с Барбарой Хеддон?

– Я спрошу у ее лечащего врача. Вставать ей еще нельзя.

– Дайте мне, пожалуйста, знать.

Днем к нему в палату зашел доктор Барбары и, подвинув стул к кровати, сел.

– Мне передали, что вы хотели бы с ней повидаться.

– Да, если это возможно. Как она?

– Ко всему безразлична, равнодушна... И знаете, это очень даже хорошо. Как ее лечащего врача, меня это полностью устраивает. Это куда лучше, чем если бы она мрачно переживала случившееся. Пусть сначала поправится, ну а уж потом...

– У нее на лице... будет много шрамов?

– Она уверена, что да. Лично я думаю иначе. Самые большие проблемы сначала были с ее левым глазом. Думал даже, его придется удалить. Но после на редкость удачной ювелирной работы на глазных мышцах все оказалось в порядке. Глаз удалось сохранить. Я по-настоящему горжусь этим. И даже собираюсь в деталях описать этот случай в национальном медицинском журнале. Это же было совсем как пришить пару оторванных крылышек комнатной мухе!

– А как насчет шрамов?

– Лезвие было очень острым, так что порезы оказались глубокими, но весьма аккуратными и по-своему даже симпатичными. С правой стороной все уже в порядке, а вот с левой еще не совсем. Из-за потери ткани. Сейчас ее левая рука вытянута и закреплена над головой. Я рассказываю вам об этом простым, немедицинским языком, чтобы вы могли лучше понять. Мы вырезали лоскут с обратной стороны левой руки, вывернули его на сто восемьдесят градусов, наложили на ее левую щеку, но пока не отсоединили от руки, давая ему возможность прижиться на новом месте. Когда это произойдет, мы его отрежем и аккуратненько пришьем... Должен заметить, производить косметическую хирургию на таком лице одно удовольствие. И кроме того, великолепные лицевые кости. И форма, и качество... Будет красавицей даже в шестьдесят! Не хочу сказать, что несколько тончайших, не толще волоска, шрамиков будут совсем незаметными. Особенно при ярком освещении, когда на ней не будет макияжа. Но в остальном... Я позволил ее родным навестить ее, но, увидев реакцию Барбары, был вынужден тут же попросить их уйти. Ей сейчас категорически нельзя ни хмуриться, ни улыбаться, пока я не буду полностью уверен, что ее лицевые мышцы достаточно окрепли. Вот почему вам нельзя с ней повидаться, мистер Морроу. По крайней мере еще десять дней.

– Передайте ей, я приду. Обязательно приду!

– Неделю тому назад я уже говорил ей это, и она просила передать вам, чтобы вы забыли про нее и держались от нее подальше. – Доктор встал со стула. – Поправляйтесь. – И неторопливой походкой вышел из палаты. Большой усталый человек, ежедневно делающий свою важную, но утомительную и нередко монотонную работу...

~~

Тида выписали из больницы в конце недели. Пять дней спустя ему в мэрию позвонил доктор:

– Мистер Морроу? Приезжайте повидаться с Барбарой Хеддон сегодня в два часа дня.

– Она что, изменила свое отношение к тому, чтобы увидеться со мной?

– Нет, но теперь мне надо ее хоть как-то подстегнуть. Заставить кричать, плакать, смеяться, неистовствовать и бушевать, биться в истерике и хохотать. Чтобы у нее работали все, абсолютно все возможные лицевые выражения! Пора приниматься за активизацию мышечного тонуса, иначе ее лицо так и останется мертвой маской. Сейчас мышцы уже могут выдержать практически любую нагрузку. Заживление идет прекрасно, но пока вяло и не активно. В основном из-за ее безразличия и полнейшего равнодушия к жизни. Мне это совсем не нравится. Приезжайте и поддайте ей жару. Заставьте ее беситься от злости и гнева. Сестра встретит вас и проведет к ней в палату. До свидания, мистер Морроу. Мы все на вас очень надеемся.

Тид спрятал стенограмму своих показаний перед Большим жюри в верхний ящик своего письменного стола. Мисс Андерсон молча кивнула, когда он сообщил ей, что его, скорее всего, не будет в офисе большую часть второй половины дня.

Затем он зашел к Пауэлу Деннисону, чтобы предупредить об этом и его тоже... Увы, теперь это был всего лишь пожилой человек, у которого вынули душу. Он по-прежнему много и упорно работал, но как-то равнодушно, без малейшего интереса, не получая от этого никакого, абсолютно никакого удовлетворения.

Тид припарковал машину на стоянке у больницы без десяти два. В регистратуре ему сказали номер палаты. В холле второго этажа его уже ждала хорошенькая медсестра. Увидев Тида, она прижала палец к губам, открыла дверь палаты и, впустив его внутрь, беззвучно ее закрыла.

Барбара полулежала-полусидела на согнутой кровати, лениво перелистывая какой-то иллюстрированный журнал. Вся левая сторона ее лица, от уха до подбородка, была закрыта широким пластырем, но нос, правый глаз и правая половина рта были открыты. Нашлепка на правой щеке была уже практически незаметна.

Увидев его, она заметно вздрогнула, бросила на него озадаченный взгляд и тут же потянулась к кнопке вызова. Но он успел схватить пульт на секунду раньше, вытянул его на всю длину шнура и положил на подоконник, куда она уже не могла дотянуться.

Во время этой немой сцены Барбара не произнесла ни слова. Тид придвинул стул вплотную к кровати, сел, взял ее за руку. Она попыталась выдернуть ее, но сил на это у нее не хватило, поэтому смирилась и перестала сопротивляться.

– Они сделают тебя такой же красивой, как раньше, Барбара.

– Это так важно? – Ее голос звучал совершенно равнодушно.

– Так будет лучше. Я хотел бы потратить много времени, глядя на тебя. Наслаждаясь твоей красотой. Но даже если бы им это не удалось, все равно для меня это мало что значило бы.

Она мрачно посмотрела на него:

– Не стоит изображать из себя сентиментального дурака, Тид. Беги, беги со всех ног и как можно дальше, пока можешь...

– Мне приходилось слишком много лет бегать, Барбара. Я устал бегать. И вот мне наконец-то повезло, и я вдруг нашел нечто, помогающее мне обрести смысл жизни. Нечто... вроде талисмана.

– Счастливый случай, – горько сказала она.

– Барб, не сдавайся. Будь свирепой. Будь жестокой, будь отвратительной, будь чем хочешь, только не сдавайся, не опускай руки. Сделай вид, будто ты крутая. Хуже тебе от этого не будет, поверь...

– Ты хочешь смотреть на такое лицо?

– Когда мне надоест на него смотреть, я просто выключу свет.

Из уголка ее правого глаза выползла слеза, вдоль носа медленно скатилась вниз, чуть задержалась на верхней губе. Барбара поймала ее кончиком языка.

– Да, само собой разумеется. Ночью все кошки серы.

– Ну а что, если я люблю тебя? Что, если я полюбил тебя на самом деле? Что тогда?

– Я все равно прогоню тебя, Тид. Потому что не хочу, чтобы ты все время помнил, кем я была, и постоянно мучился оттого, что принес себя в жертву. А именно так оно и будет, Тид. А потом это рано или поздно выйдет наружу, и ты возненавидишь меня. Я не хочу этого!

– Я много думал об этом, Барб. И пытался быть предельно логичным. Да, меня это несколько беспокоит. И признаюсь, будет всегда беспокоить. Но я так же точно знаю, почему это будет меня всегда беспокоить. Потому что в детстве, когда у тебя формируется характер, тебе дают читать книги о принцессах-девственницах. Романтические книги и рассказы, приучающие тебя к двойному стандарту, когда ни мужчина, ни женщина на самом деле не являются живыми людьми. Поэтому впоследствии, став уже взрослым, становится трудным вспомнить, что женщина – это живой человек, а не сладенькая кукла в красивой обертке, снятая с полки дорогого универсама... Я слишком много времени провел в чужих постелях. И это плохо. Это полностью притупляет вкус.

– Это не то же самое.

– Я сделал для себя мысленный подсчет. На одну сторону поставил проблему памяти того, чем ты занималась, когда мы встретились, а на другую – чем ты для меня стала, как много ты для меня значишь. И догадайся, каков оказался итог? Что ты мне нужна. Нужна больше жизни.

Она, чуть поморщившись, покачала головой из стороны в сторону. Как будто искала выход, как ей убежать.

– Не надо, Тид. Не надо так говорить, прошу тебя! Пожалуйста, уходи. Как можно скорее. И больше никогда не возвращайся...

– Послушай, Барб. Через восемь, максимум двенадцать месяцев я закончу свою работу и передам все в руки местной власти. Я знаю, выйдя из больницы, ты собираешься вернуться к себе в Балтимор. Вот что я хочу. Возвращайся в свой родной город. Выздоравливай там снаружи и изнутри. Мы с тобой будем писать друг другу письма. Когда здесь все закончится, я к тебе приеду и мы поговорим. Это все, чего я хочу. Шанс наглядно тебе показать и на деле доказать, что за год во мне ничего, абсолютно ничего не изменилось. Ни за год, ни за двадцать лет!

– Зачем, скажи мне, ну зачем тебе связывать свою жизнь с никчемной бродяжкой? – умоляющим голосом спросила она.

– Бродяжкой? Любой человек, будь то мужчина или женщина, сегодня один, а завтра что-то происходит, и он или она уже совсем другой. Лучше быть самим с собой до конца честным. Иногда даже слишком честным. В таких случаях надо сказать самому себе: «Да, я была бродяжкой». Хорошо, скажи себе это. Но не надо говорить: «Я бродяжка», потому что и ты и я, мы оба знаем: это уже не правда, это уже совсем не так!

Барбара подняла глаза к потолку:

– Есть еще кое-что, Тид. Есть еще одна причина, по которой если я тебя не прогоню, то поступлю с тобой подло. Я... я не могу иметь детей, Тид!

– Попытка была, конечно, очень хорошая, Барб, но ты, к твоему сожалению, слишком много поведала Анне Ферми. Вчера вечером мы с Армандо и Анной вместе ужинали. Говорили, само собой разумеется, и о тебе тоже, и Анна упомянула, что ты говорила ей обратное – ты можешь и хочешь иметь детей!

– Будь ты проклят, проклят, проклят!

– Они мои добрые друзья, Барб, и я вдруг, к удивлению для самого себя, обнаружил, что лучших друзей у меня, возможно, никогда еще не было... Да, мы много о тебе говорили. Я рассказал им про свои чувства к тебе. Мы даже обсудили, смогу ли я забыть, чем ты... чем ты занималась раньше. А затем Анна сделала хороший ход. Спросила меня, смогу ли я когда-либо тебя простить. Я пристально посмотрел на нее и в свою очередь поинтересовался – а собственно говоря, за что? Тогда она широко улыбнулась и сказала, что это был единственный правильный ответ и что теперь она уверена: у нас все выйдет, у нас все будет правильно и хорошо.

– Оставь меня, Тид, ну пожалуйста!

– Вот видишь, Барб? Я шаг за шагом уже вытаскиваю тебя к жизни из маленькой смерти, к которой ты сама себя неизвестно почему приговорила. Ты уже возражаешь, уже сопротивляешься... Кстати, я связался еще с одним человеком.

– Написал письмо в общество помощи падшим?

– Нет, связался с Альбертом. Он говорит, что в своей работе должен хорошо понимать голубей, но будь он проклят, если хоть что-нибудь понимает в женщинах. И просил тебе передать, что с чистой совестью дает нам свое полное благословение.

На ее лице вдруг появились слезы и улыбка, смешанные чувства горя и радости.

– Альберт... всегда был немного придурком.

– Он также рассказал мне, какой упрямой ты была в детстве. Даже посоветовал в случае необходимости без малейших колебаний применять к тебе силу. Я тогда ответил ему, что не хочу прибегать к силе, сказал, что в случае необходимости предпочту другие, куда более действенные меры: если ты будешь упрямо настаивать на своем категорическом нежелании иметь со мной хоть что-либо общее, жизнь полностью утратит для меня какой-либо смысл!

– Тид, ну не надо...

– Альберт возразил мне, что это звучало бы слишком напыщенно и избито, а я ответил, что, как бы это ни звучало, это чистая правда и тут уж ничего не поделаешь. Он пожал плечами и сказал что-то вроде: «Что ж, попробуй, хотя я сильно сомневаюсь, что на Барбару это может произвести впечатление».

Она повернулась к нему. Ее не закрытый пластырем правый глаз светился и... блестел от слез.

– Это должно тебе показать, насколько хорошо Альберт разбирается в женщинах, Тид.

В голосе Тида появились хрипловатые нотки.

– Пусть Альберт лучше занимается своими голубями. Их он, наверное, действительно хорошо понимает.

Не ладонь опустилась на его руку.

– Тид, мне не следует позволять тебе...

– Ну почему, почему ты упрямо ни на что не соглашаешься? Вообще ни на что! Даже на то, чтобы я всего-навсего приехал повидаться с тобой и поговорить. Когда я закончу эту чертову работу и когда мы оба станем на целый год старше!

– Тид, никогда не вынуждай меня ненавидеть саму себя за то, что хочу, очень хочу сказать тебе «да»...

– Когда мы начнем швырять посудой друг в друга, то попросим Альберта быть независимым рефери. Засмейся, дорогая моя смейся снова и снова. Господи, как же я люблю твою любовь!

– Я засмеюсь для тебя. Засмеюсь поздно ночью. Засмеюсь не ради веселья, засмеюсь ради радости и любви. Это будет смех благодарности за возвращенную и подаренную мне жизнь!

Он нежно поцеловал ее в правый уголок губ и, выпрямляясь ощутил на своих губах вкус соли.

– Завтра я снова приду, и мы продолжим наш разговор хорошо?

– Да, Тид, продолжим.

– Мне надо много, еще очень много тебе сказать, Барб.

– Я знаю.

– Завтра мы поговорим о той, другой жизни, в которой мы были двумя совершенно разными людьми, но совсем не такими, какими мы оба стали теперь. О том, что той старой жизни у нас с тобой вообще никогда не было и не будет!

Она слегка нахмурила лоб:

– Странно... Я тебе почти верю!

– Когда-нибудь, Барб, ты поверишь мне полностью.

Тид задумчиво прошел по ковровой дорожке коридора, спустился вниз по лестнице, вышел на улицу, ощутил на своем лице мягкое, влажное прикосновение запоздалых снежинок ноября. Медленно, неторопливо дошел до своей машины, радостно чувствуя, что все-таки ему повезло, что все-таки удалось шагнуть с обочины жизни в самый ее центр... Хватит быть ее посторонним наблюдателем, пора становиться ее полноправным участником! Ты сделал все, что мог, и никогда, ни на день, ни на час, не прекращал к этому стремиться! И вот наконец-то добился того, чего так страстно хотел, – сделал свою жизнь по-настоящему стоящей и полноценной, приносящей не только радость, но и удовлетворение. Жизнь дала тебе всего один шанс, и ты сумел его использовать. Одно только знание этого доставляло такую радость, которую никакими словами не выразишь!