В конце концов на чердак забралось так много народа, что амбар начал медленно оседать. Женщины закричали от страха, когда глухим треском надломились деревянные опоры и амбар развалился. Трехлетнего Вальтера Джеймса Локи задавили насмерть. Оказались сломанными один позвоночник, восемь ног, три руки. Кроме того, было несколько незначительных переломов, десятки вывихов, ушибов и ссадин. Полуденную жару разогнали сирены машин «скорой помощи». У амбара поставили полицейского, чтобы он не подпускал людей, но всю вторую половину дня они шли и шли, пытаясь растащить щепки.

В полночь доктор Пол Вистер сидел на кухне затихшего дома. От горя его мозг работал медленно и тяжело. Он беспрестанно спрашивал себя «Почему?..» и не мог найти ответа. Вистер дал жене снотворное и теперь завидовал Джейн, которая спала.

Он не сразу заметил, что закипел чайник. Встав, сделал себе чашку растворимого кофе.

Пол Вистер совсем не был похож на талантливого хирурга. Большой, крепкий мужчина с огромной головой и грубыми ручищами, поросшими рыжими волосами, двигался неуклюже. Он глотал слова, внезапно и громко смеялся. Люди, плохо знавшие Пола, считали, что он просто умный тугодум. Знавшие его хорошо, а таких оказалось очень мало, видели его доброту, преданность делу и гибкий ум. Они чувствовали, что солдатская грубость – не более чем защита от тривиальности внешнего мира. Вистер должен был быть сильным и выносливым хирургом, чтобы, например, напряженно работать восемь часов, восстанавливая волшебные свойства человеческой руки, делать ее опять полезной, способной держать, хватать и поворачивать. Он был профессионалом, уважающим живые материалы. Большие рыжие руки, неловкие с чашками, ключами, галстуками, становились надежными и точными под горячим ярким светом операционной. Увлечения, на которые оставалось мало времени, свидетельствовали о свойствах его ума. Вистер коллекционировал агаты и мог гордиться поистине энциклопедическими знаниями в этой области. Увлечение агатом вызвало повышенный интерес к Китаю. Пол Вистер знал двадцать тысяч основных печатных иероглифов, употреблявшихся с III века по 1956 год, когда коммунисты пытались «революционизировать» китайский язык. Он перевел на английский язык два тома ранней китайской поэзии. Эти книги вышли в университетском издательстве de plume[10]. Пол Вистер был знатоком литературы и внимательно следил за последними достижениями в хирургии...

Он сидел на кухне и думал о дочери. Вистер был реалистом, человеком доброго сердца, но без излишней сентиментальности. Обвинять себя в том, что уделял дочери мало внимания, означало бы лгать самому себе. Отец и дочь любили друг друга. Ему повезло с дочерью, что бывает не так уж часто. Сыновья-близнецы доставляли куда больше хлопот.

И все же он чувствовал, что где-то допустил ошибку. Он стоял на капитанском мостике маленького корабля, и потеря члена экипажа была на его совести. Пол Вистер знал, что жизнь состоит исключительно из случайностей. Здоровье, любовь, чувство безопасности не зарабатываются, это не награда за хорошее поведение, а лишь результат везения. Счастье вам улыбнулось, и в слепой человеческой наивности вы думаете, что заслужили его. Оно отвернулось от вас, и вы считаете, что обидели своих богов.

Вистер отпил дымящегося кофе и подумал о трагических происшествиях, случавшихся с другими, происшествиях внезапных, жестоких, бессмысленных. Семья Сталлингов, например. Ард Сталлинг работал главным хирургом в городской больнице. У него была очаровательная жена по имени Бесс, двое детей-подростков – мальчик и девочка, умные и обаятельные. И вот словно через прорванную плотину хлынул поток несчастий. Ард и Бесс гуляли по лесу, и неизвестно откуда взявшаяся шальная пуля попала ему в правую руку под дьявольским неудачным углом. Пол Вистер трижды оперировал друга, пересаживая нервы и мускулы, все безуспешно. Этим не кончилось... Сын Сталлинга возвращался на машине с девушкой из танцевального клуба... Водитель встречного грузовика заснул, сын доктора и его девушка погибли. А водитель грузовика отделался вывихом запястья и легкими порезами... У Бесс развилась злокачественная опухоль. С операцией опоздали. Бесс умирала тяжело и мучительно.

Отец и дочь бежали от этого кошмара, но несчастье настигло их в Самарре. Туристский автобус съехал с шоссе в горах к востоку от Мехико. Девушка и другие пассажиры погибли, только Ард Сталлинг почти не пострадал... Через три месяца в подвале дома в Монро Ард ввел себе смертельную дозу морфия. Записки он не оставил, потому что ее некому было оставлять. С того дня, когда ему в руку попала пуля, и до дня самоубийства прошло всего тринадцать месяцев. Словно та пуля разорвала охраняющий Сталлингов магический круг, и над ними сомкнулся мрак несчастья. Сталлинги исчезли, будто их никогда не было. А люди кудахтали, качали головами и говорили о фатальном невезении.

«Можно было бы спросить верующего – почему?» – подумал Вистер. Тот бы ответил: «На то воля Божья». Он говорил бы о вещах невидимых и недоступных нам. Так вот, не пытайтесь понять, а просто соглашайтесь.

Все это, сказал он себе, голая софистика. Жизнь – цепь случайностей. Счастье – случайность. Вас поражают добро и зло, и нет оснований доискиваться причины. Существует божественный порядок, впрочем, не настолько детальный, чтобы учитывать каждого человека. Если бы Бог следил за каждым, то все люди были бы хорошими. Случилось так, что дьявольская четверка увезла Хелен. Теперь винить некого. Сложилась игра случайностей, разброс сорока шести тысяч хромосом в каждой живой клетке, раскрут громадной рулетки воспроизводства. Так что если человек не может осознать, что вся его волшебная неповторимость – продукт случайностей, он не осознает и того, что несчастье – лишь обратная сторона монеты. Бог дает – Бог берет. Господь вдохнул в Хелен душу, дал ей сердце, случайный генетический набор, и он может забрать все эти подарки с помощью случая. Бесполезно и глупо требовать, чтобы каждый случай был объяснен. Это оскорбление Бога.

Пока Пол Вистер думал о дочери, кофе остыл. Ясно, что она выпрыгнула или выпала из движущейся машины. Непрофессионалы считают, что серьезные повреждения могут возникнуть только после пролома черепа. Но значительно больше смертей происходит, когда череп цел. Мозг – желе, снабженное кровью. Сильный удар, такой, как, например, об асфальтовую дорогу, может вызвать много фатальных последствий. Несколько вен могут порваться из-за резкого движения мозга внутри костной оболочки. Маленькое внутреннее кровоизлияние может медленно усилиться, увеличивая давление до тех пор, пока это давление не перекроет маленькие сосуды, сжав тоненькие стеночки. Когда убывающий приток крови совсем прекратится, голодающие области мозга отомрут, и смерть медленно подберется к той части мозга, которая контролирует сердце или легкие.

Может быть, думал он, это явилось бы для нее лучшим исходом. Если давление будет медленно повышаться, она будет вести себя так, как если бы ее накачали наркотиками.

Он думал о ней, как о Золотой Девочке. Пол Вистер мог отмести родительскую гордость, но он знал: Хелен – гордая честная девушка с недостатками, которые излечивает время. Она была упряма. Порой груба. С людьми, которые ее раздражали позерством, пустой болтовней, посягающей на все ее время и внимание, вещи для нее действительно ценные.

Мысль о смерти дочери была действительно невыносима, но ему пришлось признать, что скорее всего ее уже нет в живых. Какая бессмыслица! Какая утрата! Да, жизнь имеет привычку бесцельно тратить самое лучшее, что у нее есть.

Вистер ополоснул чашку, выключил свет и медленно пошел в спальню, развязывая на ходу галстук. Он остановился в удивлении у дверей в спальню и спросил:

– Что ты делаешь, дорогая?

Джейн Вистер в бледно-голубом халате сидела в шезлонге рядом с туалетным столиком в большой комнате перед спальней, которая служила ей кабинетом и откуда широкая стеклянная дверь вела на миниатюрную террасу.

Она попыталась по-детски спрятать то, что держала в руках, затем протянула ему альбом с фотографиями.

Пол сел на подлокотник шезлонга и наугад раскрыл альбом. Перед ним оказалась цветная фотография двенадцатилетней Хелен с подругой, улыбающихся в объектив. В руках обе держали теннисные ракетки и маленькие кубки.

– Помнишь? – спросила Джейн. – На кубке неправильно выгравировали фамилию – Вестер. Хелен была в ярости. Он закрыл альбом. – Зачем это делать, дорогая?

– Я лежала и все вспоминала. Потом встала... чтобы посмотреть на фотографии, вот и все. Я просто хотела на них посмотреть. Я их давно не видела, дорогой.

– Не мучай себя.

– Она везде улыбается. Никогда не нужно было ей улыбаться перед объективом, никогда.

– Джейн, Джейн, перестань.

Ее лицо исказилось от гнева. Джейн сжала пальцы в кулак и ударила мужа в бедро, воскликнув:

– Она была такая веселая, чертовски веселая!.. А когда была маленькой, или смеялась, или свирепела так, что кровь приливала к лицу. И всегда бегала... Не плакала, не дулась. Она была...

Дар речи покинул Джейн Вистер. Доктор бросил альбом на пол, обнял жену большими, сильными руками, но не мог остановить ее рыданий. Он не отпускал ее, пока первый порыв ее гнева не прошел, и Джейн не затихла.

Потом принес из спальни таблетку и стакан с водой. Лампа освещала серое, покрытое пятнами лицо жены.

Джейн Вистер медлила.

– Я долго буду спать? Если они... что-нибудь найдут, ты сможешь меня растолкать?

– Да. Я смогу легко разбудить тебя, – солгал он.

– Ты тоже чего-нибудь выпьешь? Тебе нужно поспать, дорогой. Ты выглядишь ужасно усталым.

– Я выпил уже одну, – солгал он опять.

Джейн проглотила таблетку и выпила полстакана воды. Пол Вистер отставил стакан в сторону, взял жену за руку и помог ей встать. Он снял с нее халат, и она легла в постель. Доктор нагнулся и поцеловал Джейн в лоб. Потом медленно разделся, снова подошел к кровати. Джейн дышала медленно и глубоко.

– Джейн, – тихо позвал он. Жена не шевельнулась. – Джейн! – сказал он громче. Ответа не последовало. Доктор надел халат, вернулся на кухню и зажег огонь над чайником. Было почти два часа ночи.

В то время, как доктор Вистер бодрствовал на кухне в доме, где спали его жена и сыновья, Даллас Кемп сидел за кульманом в своем кабинете, стараясь довести себя до изнеможения работой. Они с Хелен планировали жить здесь после возвращения из свадебного путешествия. А затем, через год-другой, собирались строить свой дом. Они уже решили, какой дом им нужен.

– Я – трудная клиентка, – говорила ему Хелен. – Свет, пространство, воздух, да. Но я не хочу жить у всех на виду, как на выставке. Я не хочу, чтобы люди пялились на меня. Я не хочу, чтобы дом был огромным, потому что мне придется в нем убирать, а я не очень-то умею и люблю мыть полы. Мне нужно, чтобы одна часть дома была... просторной, а другая – уютной. И еще я хочу, чтобы в нем могли резвиться дети, чтобы у них был свой собственный угол, но не очень уединенный.

– А как насчет материалов?

– О, материалы должны быть такими, чтобы их приятно было трогать и смотреть на них с удовольствием. Дерево, камень и тому подобное. Я хочу, чтобы можно было повесить в очаге горшок и посидеть на полу. Мне не нравится в новых домах, что в них нельзя сидеть на полу. Понимаешь? Я капризная клиентка.

– Капризная? Невозможная!

– Ты хороший архитектор. Воплоти мою мечту.

С тех пор он работал над чертежами. Кемп решил, что лучше поставить дом на склоне холма. Холм должен быть крутым, но необязательно высоким. С помощью стекла можно получить свет, солнце и пространство, которыми Хелен бредит, а большая консольная крыша перед домом не позволит никому заглянуть внутрь.

После того как Даллас Кемп оставил Даннигена в его временном кабинете, он отправился домой и взялся за работу, делая наброски, пока не приблизился к желаемому результату. Он уже втайне от Хелен подыскал холмистый участок земли площадью в два акра к югу от города, заплатил двадцать процентов стоимости и подписал купчую. Этот участок должен был стать свадебным подарком.

Сейчас он работал над планами этажей. В доме будет три этажа. Дал знал, что проект получается хороший. Когда он работал над чем-то хорошим, в нем возникало какое-то сладкое, щемящее чувство. Этот дом будет алмазом, лучшим из того, что он когда-либо делал.

Кемп напряженно и усердно трудился. Он убедил себя, что если проект удастся, то все кончится хорошо и они вместе будут жить в этом доме. Но если чертежи не получатся, он потеряет Хелен навсегда. Это единственная вещь, которую он может сделать, чтобы вернуть ее. Хелен вернется в их собственный дом.

Яростно отдаваясь работе, он истощал свой интеллект, это было единственное спасение.

В 27-й день июля яркое, безупречно круглое солнце поднялось из Атлантического океана. Огромная и устойчивая область высокого давления покрывала весь Северо-Восток и штаты Средней Атлантики, на западе достигая Иллинойса. Отдыхающие поздравили себя, что отпуск пришелся на эти прекрасные дни. Работающие тоже не унывали, надеясь, что отличная погода продержится долго.

Газеты, засунутые в дверные ручки, в сельские почтовые ящики, сваленные в тяжелые кипы на перекрестках, выставленные в витринах магазинов, кричали о «Волчьей стае». С насмешливым сожалением утренние обозреватели сообщали, что преступники все еще на свободе. В автобусах, в метро, за столиками кафе и баров, около конторских кондиционеров и аппаратов с кока-колой вся страна говорила о «Волчьей стае» и Хелен Вистер.

– Ужас, ужас! Бедные родители... Если парень собирался украсть блондинку, он мог сделать это лучше, а, Барни? Помяни мои слова, когда схватят этих бесов, окажется, что они алкоголики, Мари... Знаете, Бугси способен на такое, он наглец... Это еще один пример катастрофического падения нравов, джентльмены... Девка с ножом, это по мне, Ал, мне нравятся такие штучки... Не говорите мне, что это не входило в планы ее и этих головорезов. Готов держать пари, что она им заплатила, чтобы они убили ее дружка. Наверное, он шантажировал ее и архитектора. У нее ведь достаточно денег? Она даже не сопротивлялась, так ведь?

В четырехстах милях к северо-востоку от Монро в западном углу штата Пенсильвания расположился курорт Севен-Майл-Лэйк. Весь южный берег озера с узкой полоской пляжа занимали киоски с мороженым, лодочные станции, тиры, закусочные, коттеджи, пивнушки. Был разгар сезона. По озеру с ревом носились катера с воднолыжниками, песчаные пляжи были усеяны дымящимся мясом загорающих, пронзительно кричали дети, роняя мороженое в пыль.

В центре, курорта находились «Лэйкшор-коттеджи», которыми в тот год управляли Джо Ренди с женой Кларой. Они сдавали коттеджи и торговали в маленьком магазинчике у дороги мороженым и всякой всячиной. Джо, как всегда угрюмый, встал в одиннадцать. Он вышел позавтракать и затем не спеша вернулся в магазин. В этот момент там никого не было, кроме Клары, моющей стаканы.

– Кто, черт побери, звонил ночью? – проворчал он.

– Ты слышал? Неужели действительно слышал? Ты так налакался пива, что храпел, как морж, и все же слышал звонок?

– Перестань ломать чертову комедию. Кто это был?

– Я сдала четвертый номер.

Он тяжело сел на стул и уставился на нее.

– Здорово! Она сдала четвертый номер! Молодчина! А завтра приедут те ребята, которые заказали домик и заплатили задаток в пятьдесят долларов. Ты скажешь, извините, у нас все занято?

– Если ты такой умник, почему не встал?

– Если бы не было так жарко, я бы съездил тебе по роже, Клара.

– Если ты такой умник, зачем согласился вкалывать целое лето задарма?

– Значит, раз доходы – мизер, ты решила еще уменьшить их?

– Я увеличила их, умник. Кто-то здесь должен иметь голову на плечах.

– И как же ты увеличила доходы? Она выпрямилась и подбоченилась.

– Я сдала домик только на ночь. Парень поклялся, что они сегодня уедут, и я ему поверила. Он позвонил на заре. Попросил два двухместных, дал двадцать пять баксов и пообещал уехать вечером. Их можно не записывать в журнал, Джо. Это наши деньги. Я успею прибраться до приезда Шоэлокеров. О, да перестань напускать на себя кислый вид. И не думай, что получишь эти деньги. Можешь сколько угодно выворачивать мне руки, я все равно не скажу, где они.

– А если не съедут?

– Он пообещал, что съедут. Парень разговаривал очень вежливо. Он даже не захотел сначала осмотреть номер. Я уже порвала карточку. Так что не беспокойся.

– Им лучше съехать к вечеру, – угрюмо заявил Джо.

– Съедут, съедут, съедут! – Перестань орать на меня.

– Пойди поправь замок на восьмом номере, а то он расшатался. Там нужна только отвертка, но жильцы почему-то не могут поправить сами.

Джо Ренди по дороге к восьмому номеру прошел мимо четвертого. Темно-голубой «бьюик» стоял рядом с крыльцом, готовый к выезду. Шторы были опущены. Из домика не доносилось ни звука. Что за отдых, подумал он, ехать всю ночь и спать весь день. Но четвертак есть четвертак. Вот дура, не могла вытянуть тридцатник.

Это был один из больших коттеджей. В комплекс входили шесть больших и восемь маленьких домиков. Большие имели гостиную, ванную, две спальни, маленькую кухню и застекленное крыльцо. В маленьких было только по одной спальне. Старые, ветхие коттеджи с наступлением лета пришлось заново выкрасить в ярко-желтый цвет с ярко-голубыми наличниками с красными дверьми.

Из номера четыре весь долгий жаркий день не доносилось ни звука. Между коттеджами в пыли бегали и кричали дети, в полуденном зное жужжали насекомые, с озера доносился нескончаемый шум катеров.

Позже, когда начало темнеть, зажглись неоновые огни, и ночные звуки пришли на смену дневному шуму.

В восемь тридцать, когда стало совсем темно, Джо Ренди начал нервничать. Он подошел к домику, решая, не следует ли ему напомнить жильцам об их обещании съехать к вечеру. Посмотрев на коттедж, Джо развернулся и поспешил в магазин.

– Эй, они уехали! – сказал он.

– Кто уехал, глупый?

– Жильцы из четвертого.

– Они ведь сказали, что уедут, так ведь?

– Да, но...

– Пойди к Шиллеру и попробуй купить коробку сахарных шишек у этого грабителя. Они почти закончились.

– О'кей! О'кей!

– Ну, помалкивай. Вот два доллара и смотри не заходи в пивнушку.