– Ты их сделал после того, как без моего ведома внес изменения в проект. Наши правила тебе известны?

– Хочу, чтобы между нами не осталось никаких недомолвок. Я могу строить дома только так, как считаю необходимым. И ты обещал мне свободу действий.

– В известных пределах, Джерри. Не выходя за рамки наших традиций.

– Чушь. Ты разрешишь мне строить так, как я хочу?

– Когда речь идет о таком громадном проекте? Я еще в своем уме. Устраивать тут всякие рискованные эксперименты – этого мы не можем себе позволить. Если ты с такой дурацкой прямотой спрашиваешь, отвечу тоже прямо: нет.

– Тогда я увольняюсь. Немедленно.

– Бог мой, да эти твои завиральные идеи – просто курам на смех! Постой-ка, что ты сказал? Только что?

– Я увольняюсь.

– Ты хочешь выйти из фирмы? Ты хоть понимаешь, что я тебя вычеркну отовсюду?

– Не только это, Э.Д. Имеются еще двести акций на мое имя. Когда я пришел к тебе восемь лет назад, Дентри все втолковывал мне, какие для меня открываются возможности и преимущества. О'кей, теперь я хочу их видеть. Здесь вот список всего, что ты получил тогда вместе с моей маленькой фирмой. По самым скромным подсчетам, это восемь тысяч долларов. Ты мог бы выкупить их за ту же цену. А потом мирно распростимся, и у тебя никогда больше не будет со мной никаких проблем.

На этот раз он действительно выслушал меня. Потом раскрыл свой рыбий рот и заговорил:

– Так не пойдет, Джерри. Ты меня разочаровываешь. Мы можем не соглашаться друг с другом, но признай, что ты всегда получал недурные дивиденды. А сейчас, тебе ли не знать, у нас на счету каждый цент, ведь такого крупного заказа мы еще не получали. Не тот случай, чтобы распылять капитал.

– Если фирма не в состоянии купить мои акции, выкупи их ты персонально.

– И я не могу.

– Ладно, тогда дай мне грузовик и несколько строительных машин на те же самые восемь тысяч.

– Нам сейчас пригодится каждый кирпич и каждый гвоздь, что уж говорить о машинах.

– Послушай, неужели я не вколочу в твою упрямую башку, что я тебе больше не работник?

– Я вижу только, что ты дурно воспитан и глуп к тому же.

– Так, значит, насчет акций – бесполезный разговор?

– Вот именно. Я поднялся.

– Все равно я ухожу от тебя.

– Но при этом останешься моим зятем, Джерри. Поступай как знаешь. Если передумаешь, место для тебя всегда найдем.

– Да? Ты полагаешь, твоя фирма будет существовать вечно?

– Не вижу оснований полагать иначе.

Вскоре после десяти я посетил Кола Уордера в его банке. Мы обменялись парой фраз насчет гольфа, а потом я рассказал ему все. Оказалось, Кол уже успел по собственной инициативе поинтересоваться делами Э.Д.Мэлтона. Уордер был не только славный малый, но и профессионал, а потому имел нюх на такие вещи: если положение фирмы – нет, не пошатнулось, но могло пошатнуться, он уже поглядывал в ее сторону с беспокойством. По его словам, мне, может быть, и удастся сплавить мои двести акций за тысячу долларов, но ручаться за это нельзя. Мы прикинули в общих чертах, каков мой актив. Я не умолчал о том, что Лоррейн не соглашается продать наш коттедж. Что еще он мог предложить мне после этого, как не свое сочувствие и искренний совет – вернуться к Э.Д, и попытаться предотвратить катастрофу.

Я поблагодарил его за откровенность. Около одиннадцати я был дома. Винс сидел в гостиной и листал иллюстрированный журнал.

Он сказал, что завтрак, приготовленный Иреной, был чересчур обильным, что Лорри, видимо, встала, так как недавно он слышал шум душа.

– Что ты хмурый такой? Или мне кажется? – осведомился мой гость.

– Да нет, не кажется. Может быть, потом расскажу.

Я прошел наверх. Она была еще в ванной, вытиралась большим желтым полотенцем, что-то мурлыча про себя. Такой довольной я ее не видел по крайней мере несколько месяцев. Ни в спальне, ни в ванной комнате я не обнаружил, сколько ни высматривал, обыкновенную утреннюю порцию спиртного.

– Доброе утро, милый, – сказала она. – Ты так рано сегодня. Боишься доверить мне своего друга?

Я проследовал за ней в спальню, уселся на низкой банкетке и смотрел, как она выбирает и надевает бельишко.

– Я здесь потому, что я безработный. Сегодня утром объявил, что увольняюсь. Она хмуро воззрилась на меня.

– Ты просто с ума сошел!

– У меня к этому были основания, только позволь сейчас не выкладывать их и не дискутировать на эту тему. Так или иначе, я там не останусь. Твой отец отказался выкупить мои акции, а мне нужны деньги. Лоррейн, мы давно уже не говорили с тобой достаточно серьезно, а мне сейчас вовсе не до шуток. Я прошу твоей помощи. Я хотел бы продать этот безобразный дом. Я бы постарался уговорить моих прежних работников, прежде всего Реда Олина, чтобы они вернулись ко мне. Хоть какой-нибудь капитал для начала – и я живо встану на ноги.

Она не отвечала. И по лицу ее нельзя было прочесть ничего. Надела лифчик, застегнула его. Потом взяла сигарету с ночного столика, закурила. Взглянула на меня.

– Да, теперь я убедилась: ты – чокнутый.

– Лоррейн, все, о чем я прошу тебя…

– ..это выбирать между тобой, Джерри, и моей семьей. Та же самая чепуха, из-за которой мы уже не раз спорили.

– Дело не только в этом.

– Именно в этом и ни в чем другом. И теперь я хочу тебе кое-что сказать. Ты пытаешься заставить меня принять решение. Ну хорошо, если уж ты так настаиваешь, я выбираю моих родных. И притом без колебаний. Более того, я не потребую от тебя регулярного содержания или как это еще называется. Хватит откупного. Дом, обе машины и, конечно, твоя часть акций – вот все, с чем тебе придется расстаться. Если ты хочешь биться головой об стенку, бейся, мое сокровище, бейся! Но я раздену тебя, ты у меня останешься голеньким, как тогда, когда папа тебя подобрал и назначил тебе содержание – большее, чем ты стоил или будешь стоить когда-либо.

– Что меня, Лорри, всегда привлекало в тебе, так это твое безграничное великодушие.

– Ага! А теперь выбор за тобой, мой драгоценный супруг.

Она подошла к шкафу, выбрала себе платье. Лучше всего было бы согласиться на ее условия, и я не знаю, что удержало меня от этого. Если бы я выдал в тот миг все, что вертелось у меня на кончике языка, мне не оставалось бы ничего другого, как тут же, немедля, упаковывать вещи и убираться. Но ведь дом еще мог послужить базой для операции, задуманной Винсом.

– Ты причиняешь мне боль, – только и сказал я.

– А ты мне что причиняешь? Удовольствие, что ли? – Она застегнула молнию на юбке и осмотрела себя в зеркале.

– Пожалуй, я должен еще раз подумать обо всем.

– Да уж. Это ты должен.

И я думал, когда она ушла вниз, долго сидел один и думал, думал. Что можно купить за миллион?

Спускаясь по лестнице, я услышал внизу смех. Смех, предназначавшийся не мне. Смех, в котором прямо-таки сквозил точный адрес: Винсу.

Завтрак уже был на столе, и Винс получил дополнительную чашку кофе. Она сказала:

– А вот идет безработный; упрямый и неумолимый. Он уже вам сказал? Нет? Он уволился сегодня утром. В припадке безумия сообщил моему папочке, что, видите ли, уходит.

Я заметил, как блеснули глаза Винса.

– Найти новое место не проблема, – сказал я. – Твой отец неисправимый псих. С меня довольно.

– Папа мой – золото, а не человек, – произнесла она с серьезностью.

Когда жена подняла глаза на меня, я спросил себя: почему же я раньше не заметил, что она точно так же смахивает на вытащенного из кастрюли карпа, как и ее батюшка, хотя эта фамильная черта и несколько смягчена.

Стоило некоторого труда увести Винса от Лоррейн. Под предлогом, что хочу показать дома, которые я построил, я увез друга и, проехав с ним до Форест-бульвара, припарковал машину возле одной из тех площадок, где устраиваются официальные пикники. Шел сильный дождь.

– Почему ты уволился? – спросил он.

– Не то, что ты думаешь. У меня другие планы, Винс.

– Так-так.

– Но в общем-то я не прочь выслушать некоторые подробности об этом полезном и безобидном предприятии в Тампе. Просто так, слышишь?

– О'кей. Просто так. Слышу. Слушай и ты. Для доставки денег Мелендес приспособил дипкурьера одной южноамериканской страны. Мелендес держит его в руках. Сам я его не видел ни разу, но у меня есть несколько фотографий, очень четких. Следующий тур назначен на седьмое-восьмое мая, он прибудет в консульство своей страны в Тампе. Он пользуется дипломатическим иммунитетом, так что на таможне его не проверяют. Так же, как обычно, в Тампе его встретят. Это будет консульский лимузин с шофером и одним пассажиром. Не исключено, что люди Киодоса с момента приземления самолета наблюдают за всеми. Машина всегда следует в город, в определенный отель. Прибывший курьер берет чемодан и поднимается с ним в свой номер. Потом возвращается, садится в ту же машину и доставляет в консульство документы. А в то время, пока он находится в консульстве, люди Киодоса забирают деньги из его номера в отеле. Как они это делают, я не знаю, да это и не важно.

– Прости.., по твоему плану все происходит днем?

– Да. Я бы никогда не стал рисковать, если бы деньги оказались уже в руках Киодоса. Этот грек слишком хитер и слишком бессовестен. Чемодан нужно взять до того, как он попадет в отель.

– Прекрасно, – сказал я. – Вооруженный налет среди бела дня; вокруг десятки машин, сотни прохожих…

– Джерри, мальчик мой, ты никак не соберешься с мыслями. Когда это я был настолько глуп? Все будет сделано чисто. Около шестнадцати часов ты прибываешь в Тампу и берешь номер в отеле «Терраса». Я уже там, мне известно, каким рейсом и когда он прилетает. И все остальное наготове. Что мне требуется – это черный приличный лимузин, взятый напрокат или купленный, безразлично – лишь бы не бросался в глаза. И еще серая шоферская униформа, которая пришлась бы тебе впору.

– Ну уж нет!

– Не кипятись, потерпи немного. Перед тем как самолету приземлиться, консул получит телеграмму, что курьер задерживается и прилетит позднее. Я встречу этого почтальона в аэропорту. Мой испанский безупречен, и я дам ему пояснения, которые тебя не должны волновать; поверь только, что они будут правдоподобны. Ты останешься в машине, а поставим мы ее так, чтобы выходящий из двери аэропорта не мог увидеть номер. На дверце лимузина будет герб их страны, все как обычно, – увидишь, Джерри, этот человек пойдет за мной, как барашек.

– А если он этого не сделает?

– Положись на дядю Винса. Если у него что-то не получится, что ты теряешь? Разве, спокойно сидя в машине, ты в чем-нибудь провинился?

– Дальше?

– При первой возможности я с помощью небольшого шприца погружу курьера в объятия Морфея. Снотворное отключит его минимум на четыре часа. Главное в этот момент – не попасться на глаза людям Киодоса. Если мы не обнаружим за собой слежки, поедем в город, ты припаркуешь машину на стоянке. Господин курьер будет почивать у заднего сиденья, под покрывалом; дипломатическая почта заменит ему подушку. Мы выходим, запираем машину…

– А если будет погоня?

– Ну почему обязательно представлять себе все в черном свете, Джерри? На этот маловероятный случай у меня готов другой план. Я нашел больницу, там въезд специально для травмированных при несчастных случаях. Мы въезжаем туда, я на ломаном английском прошу помочь джентльмену, который вдруг, без всяких видимых причин впал в беспамятство. Мы провожаем его и его багаж в больницу. Преследователи встанут в тупик. С чего им думать, что мы действуем нелегально? Если, конечно, номер машины не покажется им подозрительным. Ты с чемоданом – с деньгами то есть – покидаешь больницу через запасный выход. Там рядом стоянка такси. Я объясняю в больнице, что должен доставить в консульство его бумаги. Сажусь в лимузин, припарковываю его согласно первому плану, оставляю дипломатическую почту в салоне и исчезаю, лучше всего в большом магазине. Встречаемся в отеле. И через час выбираемся из города.

– Каким образом?

– Это мы еще обговорим.

– Если ты собираешься купить машину, почему не на ней?

– Все возможно. Еще вопросы, возражения?

– Там, в больнице, я бы не хотел шляться у всех на глазах в шоферской униформе. И там, и возле отеля.

– Люди смотрят на форменную одежду и не видят лица. Все, что нужно от тебя, – спокойствие и точность, сосредоточенность на своей задаче. По плану все деньги скоро окажутся у тебя в руках. Поэтому я и вынужден выбирать партнера с величайшей осмотрительностью.

– Это понятно. А что, если телеграмма не придет и у выхода будут не одна, а две машины?

– Телеграмма придет.

– Ты возьмешь с собой оружие?

– Зачем?

– Это бы мне не понравилось.

– Я не вижу, где бы оно могло понадобиться.

– Тогда оставь его дома.

– Как тебе угодно. Так ты согласен?

– Разве я это сказал?

– Нет. Но было похоже на то.

– Я должен поразмыслить как следует.

– Существует и еще один план, на всякий случай. А именно: выехать из города немедленно, сразу, вместе с нашим подопечным. Дать еще один укол, если проснется. Ехать не останавливаясь. Но тогда нам пришлось бы слишком долго сидеть в машине. Возрастет опасность случайных неприятностей: штраф за превышение скорости, поломка, да мало ли что. Я бы сказал, нужно скорее избавиться от машины и от джентльмена тоже.

– Звучит уже лучше.

– Ночью было бы легче, а вот днем… Я смотрел – рейс 675 ПАА в 15.15 седьмого мая наиболее вероятен. Если так, то ровно в 15.00 произойдет немало любопытного. Диктатор Пераль обнаружит в почте кое-что серьезное, а Кармела запляшет от радости, если только с ней не случится истерика. А возможно и то и другое.

– Когда мы разделим деньги?

– В Тампе для этого не будет времени.

– А куда мы поедем?

– Предлагаю автобусом добраться до Клироутера, там в отеле закончить все дела и наутро разъехаться.

– Здесь тебе не Бирма.

– Разница, в общем, не так уж велика. Здесь, конечно, не война и народу больше.

– Не лучше ли воспользоваться моей машиной?

– Я думал об этом. Но не знал, что ты так долго будешь свободен.

– Свободен от чего?

– Ты прав.

– Это удобнее. Скажем, вариант с больницей. Моя машина ожидает возле стоянки такси. Я выхожу из больницы с чемоданом, еду до магазина. А там мы отправляемся куда угодно, в Клироутер или еще куда.

– Согласен. Может быть, еще и напрокат возьмем машину.

– Нас может выдать с головой одна-единственная мелочь, Винс.

– Да, конечно.

– И это будет машина, взятая напрокат.

– Еще какие-нибудь уточнения?

– Ты говоришь так, как если бы операция уже началась.

– А что, нет еще? Ладно, шучу. К тому же там нам будет не до разговоров.

Я надолго умолк. Если бы Винс без помех доставил курьера в машину, это был бы идеальный вариант. История с больницей уже чревата осложнениями. Кроме прочего, я по-прежнему был не в восторге от перспективы щеголять в этой проклятой шоферской ливрее.

– А что, если обойтись одной шоферской фуражкой, а, Винс? И скромный серый костюм. Тогда фуражку можно оставить в лимузине. Или ты ее наденешь, если тебе придется припарковывать машину.

Он, ухмыляясь, взглянул на меня.

– О'кей. Только фуражка – и по рукам?

– Не спеши. Насколько точна информация насчет курьера?

– Кое-что сообщила Кармела. Я все основательно проверил, Джерри. Дипломат, между прочим, поделился всей этой историей со своей женой. У них две маленькие дочки. Я уверен, что с ним у нас трудностей не предвидится.

– А нельзя сделать так, чтобы мы получили деньги еще до того, как они попадут к нему?

– До самолета его провожают агенты Мелендеса.

– А если кто-то из них полетит с ним вместе?

– Это было бы некстати. Их четверо, и все знают меня в лицо. Если очень-очень поспешить, то я мог бы договориться… Нет, этого не может быть, что кто-то полетит с ним. Но если даже так, ты успеешь вырваться. Предположим, началась заваруха, – ты просто уезжаешь, и все. Оставишь где-нибудь машину и отправишься домой.

– Это как тогда, когда меня ранило в плечо, а ты прыгнул в воду и вытащил меня?

– Я что, упоминал об этом?

– Нет.

– Когда в дорогу?

– У меня самолет завтра, в 13.15.

– Мой ответ мог бы что-нибудь изменить?

– Нет. Я в любом случае должен лететь этим рейсом.

– Тогда я дам ответ перед твоим отъездом.

– Ты что-нибудь скажешь Лоррейн?

– И не подумаю.

– Хорошо. Какой предлог ты найдешь для поездки?

– Поиски нового места. Винс, если я соглашусь, мне понадобятся деньги. Я на мели.

– Нет проблем. У меня при себе наличные.

– Если я соглашусь!

– Я все слышал, мой мальчик. Здесь нужны двое, и я надеюсь, что вторым будешь ты. Между прочим, еще одно, Джерри. Поменьше волнуйся о моральной стороне дела. Пераль – волк, а Мелендес – акула. И мы своим вмешательством можем предотвратить гражданскую войну, а она – штука жестокая. Учтешь? Господи, Джеймсон, я только надеюсь, что ты не настолько заплыл жиром, чтобы не годиться для такого финта!

– Еще вопрос. Слушай: один-единственный человек и с такими деньгами… Разве это нормально?

– Во-первых, Мелендес держит его на крючке. Во-вторых, если бы он посылал еще кого-то, это могло бы вызвать подозрения. В-третьих, его проводят до самолета, за ним будут наблюдать в пункте промежуточной посадки, а в Тампе встретят. Теперь скажи мне: как бы и где он мог удрать, даже если бы решился на это?

Мы поехали домой. Лоррейн ушла куда-то, Ирена подала на стол. Мы вспомнили старые времена. В какой-то миг, взглянув на Винсента, я вдруг понял, что никогда по-настоящему не знал его и вряд ли узнаю когда-либо. Что-то от тигра было в нем, а тигра не заставишь мурлыкать у домашнего очага. И я вспомнил, как часто он на войне выказывал хладнокровие, можно сказать, бесчувственность, когда приходилось добивать раненого противника. И когда он уходил в горы, чтобы, вернувшись через час, а бывало, и на другой день, сказать: «Парни, я там нашел один мост, небольшой этакий премилый мостик, с охраной, конечно…» – и показывал на карте, где это, и мы решали, что делать с этим премилым мостиком и его охраной. Тогда и там – мало ли что вошло в привычку… Но теперь! В мирном тихом доме разговоры о революции, о миллионах на оружие, о тайных курьерах казались нереальными: точно сидишь где-нибудь в кино.

Я молчал вплоть до того момента, когда в воскресенье повез его в аэропорт. Он не нажимал на меня. Ждал. Когда пришлось встать перед очередным светофором, я сказал:

– Договорились, Винс. Я согласен. И скорее чутьем, чем слухом, я уловил его облегченный вздох.

– Прекрасно, Джерри. В полдень, ровно в двенадцать часов шестого мая будь в отеле «Терраса» в Тампе. Возьми номер, назовись чужим именем, но не таким, чтобы запоминалось с первого раза.

– Роберт Мартин.

– Годится. Если понадобится, я оставлю сообщение для тебя. Но там-то скажи, что остановишься на двое суток. Поднимайся в свой номер и жди моего сигнала. Машину оставь недалеко от гостиницы.

– Что значит – ты оставишь для меня сообщение? Где оставишь?

– У портье, мистер Мартин. Где же еще?

Я высадил его у входа в аэропорт. Перед тем он успел вытащить из бумажника десять купюр по пятьдесят долларов. Я пытался протестовать, но он пресек все возражения. Винс прошел в огромные двери аэровокзала не оглянувшись. На обратном пути я опять стоял перед светофором. Два полицейских на углу о чем-то говорили между собой. Глядя на них, я ощутил легкое беспокойство и тут же понял: это первый симптом предстоящих трудностей.

В ту ночь перед сном в ванной комнате я посмотрел в зеркало и увидел в нем незнакомца с невеселым и замкнутым выражением лица; его рыжеватые жесткие волосы явно начинали седеть. Я вырубил свет. Тихо было в доме. Лоррейн с кем-то из соседей ушла в клуб. Там они наверняка пили, хихикали, обменивались мокрыми поцелуями, сплетничали и наращивали сумму счета, который им под конец предъявят.

Я проснулся, когда она пришла. Она включила в спальне все, что можно было включить. Я притворился, что сплю. Она раздевалась, пьяно напевая себе что-то под нос. Когда она захрапела, пришлось встать и выключить свет, она это сделать забыла. В темноте я вдыхал запах, висевший в воздухе, – смесь дорогих духов, алкоголя и едкого пота.

Нет, в моем будущем места для Лоррейн не оставалось.

Может быть, там найдется место для Лиз?