Гарольд Тьюксбери очнулся от одного из тех бессвязных снов, в которых он, задыхаясь, спускался по бесконечным коридорам, с бешено бьющимся сердцем. Проклятое наваждение никак не желало проходить.
      Доктора хотели вставить ему синтетическое сердце. Но Гарольду перевалило за сотню, и даже если бы им удалось все исправить и его тело не чувствовало бы усталости, ее чувствовал он сам. Жена давно умерла, дети выросли шестьдесят лет назад. Как-то так получилось, что Гарольду никогда не хватало времени на семью и он позволил себе отдалиться от внуков и правнуков. Теперь никто из них его не знал.
      Комм запищал, и раздался тихий голос Ронды:
      – Гарольд. Это лаборатория.
      Ронда была домашним ИИ.
      – Я не люблю будить вас этими звонками и думаю, что вы должны позволить мне разбираться с ними самостоятельно.
      – Не могу, Ронда. Соедини.
      – По крайней мере сначала вам следует принять лекарство. Как вы себя чувствуете?
      – Да, конечно, – сказал он, садясь на постели. – Я чувствую себя нормально. Легкая одышка, и все.
      Он вытряхнул пилюлю в ладонь и проглотил. И почти сразу почувствовал себя лучше.
      Было 3:17 ночи.
      – Соедини, – сказал он. Конечно, он знал, почему ему звонят. Существовала единственная причина, по которой его беспокоили в такой час. Исключение составлял случай, когда Жозефина споткнулась о сбившийся ковер, сломала руку и ее пришлось везти в больницу.
      –  Гарольд.– Голос Чарли.
      – Да, Чарли. Опять?
      –  Да, сэр.
      – Так же, как и в прочих случаях?
      –  Именно. Нет никаких сведений, что там где-нибудь была звезда.
      – Тот же характер?
      –  У нас еще нет всех деталей, но похоже.
      «Новая. Но не настоящая. Неправильной интенсивности. Не с тем спектром. И нет доказательств присутствия звезды поблизости. – Он покачал головой. – Не может быть Новой без звезды».
      – Где?
      –  Вблизи Золотого Полумесяца.
      – На одной линии с другими?
      –  Да.
      Вот что по-настоящему пугало его. Этот случай был четвертым. На одной линии, словно что-то маршировало по небу.
      – Мы поймали начало? Или представление уже шло, когда модуль раскрылся?
      –  Поймали, Гарольд.
      – Хорошо. Скачайте сюда.
      Он поправил подушки. Включился звездный свод. Над гардеробом поплыл Золотой Полумесяц, колыбель тысячи новорожденных звезд. Слева от него нисходили в бесконечность огромные стены тумана. Могол, маленькая тусклая звезда класса Солнца, был достаточно близко, чтобы осветить часы. А через центр комнаты проходил длинный рукав Млечного Пути.
      –  Пять секунд, – оповестил механический голос.
      Гарольд повыше приподнялся на подушках и наблюдал, как над его гардеробом появляется ослепительный свет.
      Это походило на Новую. Вело себя как Новая. Но было чем-то другим.
      Он просмотрел запись еще несколько раз, прежде чем выключить. Объект поймали в самом начале. Если он поведет себя так же, как и другие, свет продержится шестьдесят один день и только тогда погаснет.

* * *

      Из его окна огни памятника Вашингтону казались далеким пятном. Отель «Белый орел», обычно яркий маяк в ночи, был проглочен несвоевременным туманом.
      Гарольд сидел тихо, отдавшись на волю волны чистого наслаждения. Он был причастен к одной из величайших тайн своего времени, понятия не имел, что происходит, подозревал, что не получит разумного объяснения до конца жизни. И не мог быть счастливее. Похоже, Вселенной хватало лукавства, чтобы заставить всех строить предположения. Как и должно было быть.
      Продвигать программу «Метеоролог» начали пятнадцать лет назад. Идея заключалась в использовании сверхсветовых двигателей для доставки автоматических наблюдательных модулей в стратегические точки. Программу представляли как средство наблюдения за Омегами, распознавания их природы и, возможно, обнаружения способов борьбы с ними. Пятнадцать лет назад это было очень важно. Облака считались тогда сравнительной новостью. Известие, что одно из них направляется к Земле, хотя не доберется до нее приблизительно еще девятьсот лет, до смерти напугало широкую общественность. Но с тех пор этот страх давно прошел.
      Технология вечно оказывалась не на высоте, программу сочли дорогой, для сброса модулей требовались сверхсветовики. Потом несказанно повезло: обнаружение чужого звездолета в созвездии Близнецов несколько лет назад обеспечило новую технологию – способ строить компактные, автономные сверхсветовые двигатели и устанавливать их на модулях с наблюдательной аппаратурой. Нажми кнопку – и «Метеоролог» отправится в путь.
      В пути он был долго, но, в конце концов, при деле.
      Месяц назад первый «Метеоролог» прибыл в окрестности М68, шарового звездного скопления в тридцати одной тысяче световых лет от Земли. С тех пор несколько дюжин аппаратов развернули паруса и включили свои телескопические камеры, сенсоры и сверхсветовые передатчики. Еще больше аппаратов было в пути к сотням мест наблюдения.
      Пришли первые снимки, и в Академии откупорили шампанское. Сильвия Вирджил, руководитель миссиями, напилась, и ей стало плохо. Но в ту ночь никто не обратил на это внимания. Все столпились, глядя на небо со множеством пылевых туманностей, этаких огромных стен, гигантских звездных яслей, которые возвела вечность, зловещих, варварских, угрожающих, очерченных случайными пятнами света, вроде памятника Вашингтону и «Белого орла». Ширина «стен», конечно же, составляла тысячи световых лет. Люди видели все это глазами «Метеоролога». «Скоро, – сказал себе Гарольд, – то же будет повсюду».
 
      Большинство коллег Тьюксбери заранее выказывали равнодушие к ожидаемым результатам. В то время они думали, что поняли все, знают, как формируются галактики, вникли в жизненный цикл звезд, постигли общую природу чудовищ, таящихся в темных глубинах между звездами. А получили чертика из табакерки.
      Первая фаза проекта «Метеоролог» подразумевала одновременный запуск шестисот с лишним зондов. Все они прибудут на свои позиции, и Академия получит зону наблюдения, начинающуюся в двух тысячах световых лет от ядра и тянущуюся вплоть до края Галактики, от эты Карины до Лагуны, от Кольцевой туманности до скопления М15. Они измерят температуру пылевых облаков и туманностей, отследят гравитационные аномалии и обеспечат съемку контролируемого хаоса вокруг сверхмассивной черной дыры в центре галактики. Если повезет, все это случится еще при жизни Гарольда.
      В действительности сюрпризов оказалось несколько, от черных выбросов до галактического ветра. Но самой большой аномалией была псевдо-Новая. За спиной Гарольда сотрудники уже начали называть тьюками эти звездоподобные взрывы, гигантские выбросы энергии в местах, где не было звезд. И находящееся почти на одной линии. Не совсем, но почти. От этого у него волосы вставали дыбом.
      Нечего было и пытаться снова заснуть. Гарольд выпутался из простыней, побрел на кухню, вытащил два ломтя деревенского хлеба и шлепнул на них клубничного джема. Одна из его многих запретных радостей.
      Вспышки, хотя и слабее Новых, были достаточно мощными, чтобы их заметили за десятки тысяч световых лет. Вероятно, они происходили где-то в районе Туманности Андромеды, далеко, и слава богу. Необъяснимые взрывы такой силы беспокоили.
      Свет четырех из них достигнет Земли в конце тысячелетия. Они будут видны в Южном полушарии, где сверкнут на небе в Весах и Скорпионе, не совсем на одной линии. Но близко к тому.
 
      Для Присциллы Хатчинс это была вторая должность в бюрократическом аппарате Академии. Она прослужила два года начальником службы перевозок, заскучала, вернулась в пилоты, вышла замуж и приняла заманчивое предложение – стать заместителем руководителя миссиями. Наконец-то она с удовольствием распрощалась со сверхсветовиками, долгими путешествиями, кораблями с их виртуальными пляжами, виртуальными горными ландшафтами и виртуальным всем-всем-всем. И океаны, и бризы, и песок теперь были реальны. У Присциллы были любящий муж, дочь, дом в пригороде, и жизнь казалась прекрасной.
      Но Сильвия Вирджил собралась на высокооплачиваемую должность в частную фирму. Она уже практически ушла, и Хатч назначили и. о. руководителя миссиями. С намеком на скорую отмену приставки.
      Однако вид сверху оказался сложнее, чем она ожидала. Дни, когда Хатч принимала решения, которые ни на что не влияли, тратила бесчисленные часы, оттачивая формулировки для протокола, присутствовала на конференциях, проводимых в заведениях с удобными площадками для гольфа, изучала полевые отчеты и уходила на необычайно долгие обеденные перерывы, внезапно закончились.
      Теперь Хатч отвечала за координацию деятельности всех судов Академии, назначала пилотов и определяла, каких пассажиров им перевозить. На первый взгляд, ничего сложного. В прежние времена, когда профессор Хоскинсон желал выпихнуть доктора О’Лири из полета к Пиннаклу, Хатч просто передавала вопрос дальше, предоставляя Сильвии сделать звонок. Теперь она исправно попадала в гущу любой «драчки из-за жрачки» и обнаружила, что большинство просителей обладает значительным самомнением и не гнушается использовать любые рычаги, какие ухитрится найти. Поскольку в своих областях они все-таки были важными персонами, давление, которое они могли оказать, было существенным.
      Она сейчас также отвечала – в пределах финансовых ограничений – за выбор: какие проекты продвигать, а какими пренебречь, и за установку приоритетов, и за объем выделяемых каждому ресурсов, конечно же, руководствуясь указаниями комиссара Академии. У нее был штат научных советников, но решения все чаще приходилось принимать исходя из политических соображений. У кого лапа в Конгрессе? Кто поддерживал Академию в предыдущем финансовом году? Кого особо отметил Асквит?
      Майкл Асквит был комиссаром Академии, ее боссом, и человеком, который верил, что научные изыскания вторичны по отношению к поощрению сторонников Академии и наказанию ее критиков. Он называл это дальновидностью. «Мы должны давать преимущество нашим друзьям, – сказал он Хатч под страшным секретом, словно это не была абсолютно прозрачная политика. – Если как следствие наука чуточку притормозит, эту цену мы готовы платить. Но мы обязаны обеспечить Академии занятость и хорошее финансирование, и для этого есть только один путь».
      В результате, когда программу, достойную поддержки не ввиду протекции, проваливали, трепку получала Хатч. Если же популярное начинание проходило и давало серьезные результаты, заслуги доставались комиссару. С тех пор как Хатч получила эту работу, все полтора года ее запугивали и преследовали представители значительной части научного сообщества. Многие из них, казалось, верили, что в силах лишить ее должности. Другие обещали репрессии, а пару раз даже грозились убить. Ее когда-то благожелательный взгляд на академические круги, сформировавшийся за те двадцать лет, что она возила их представителей по рукаву Ориона, резко изменился к худшему. Теперь при общении с учеными Хатч сознательно приходилось делать усилие, чтобы не чувствовать неприязни.
      Она непринужденно отомстила Джиму Олбрайту, который позвонил ей с жалобами и угрозами, когда его очередь на один из аппаратов «Метеоролог» отодвинули. Хатч не сдержалась и упомянула о случившемся Грегори Макаллистеру, журналисту, который долго делал успешную карьеру, критикуя ученых, моралистов, политиков и активистов общественных движений. Макаллистер напустился на Олбрайта, изобразив его защитником банальностей, а его программу – «еще одним примером зряшной траты денег налогоплательщиков на пересчитывание звезд». Он не упомянул Хатч, но Олбрайт понял.
      И пусть, поскольку в итоге она больше не слышала Олбрайта, хотя и узнала позднее, что он пытался добиться ее увольнения. Асквит, однако, разобрался в произошедшем и предупредил Хатч о необходимости быть аккуратнее. «Если всплывет, что мы стоим за чем-нибудь таким, мы все окажемся на улице», – сказал он. Комиссар был прав, и Хатч постаралась не использовать больше Макаллистера как оружие. Но радовалась, наблюдая, как Олбрайт идет ко дну.
      Сейчас она пыталась решить, как убедить Алана Кимбела, который исследовал на «Серенити» звездные выбросы, что он не может остаться там сверх утвержденного расписания и должен вернуться домой. Кимбел обратился к ней на том основании, что у них назревало сенсационное открытие и ему с командой требовалось еще несколько недель. Пожалуйста. Он чуть не плакал.
      Проблема была в том, что подобное происходило постоянно. Места на внешних станциях было немного. Новые люди уже летели туда, а многие ждали своей очереди. Продление сроков при определенных условиях допускалось, и советники Хатч подтвердили, что Кимбел прав в своих оценках. Но если Хатч гарантировала такое продление, она была обязана объявить другой группе, уже неделю находившейся в пути, что по прибытии на «Серенити» они не смогут остаться. Поступить так она не могла. А единственной альтернативой было урезать сроки кому-то еще. Хатч рассмотрела все возможности, но по различным причинам выбрать оказалось нелегко. В конце концов она решила отказать Кимбелу.
      Она писала ему ответ, когда запищал ее комм. На связи был Гарольд Тьюксбери.
      Гарольд, старший сотрудник отделения астрофизики, состоял в Академии уже тогда, когда Хатч еще старшеклассницей попала сюда с экскурсией. Он слыл в организации чудаком: суетливый человечек с пристрастием к порядку и формальностям. В научных кругах Гарольд пользовался дурной репутацией. Коллеги считали его вздорным и необщительным, но никто не сомневался в его способностях. И он всегда был любезен с Хатч. По правде говоря, с женщинами он вел себя как ласковый котик.
      – Да, Гарольд, – отозвалась она. – Что вас беспокоит сегодня утром?
      – Вы сейчас заняты?
      У нее была куча проблем.
      – Ну, не как в старые времена, – ответила она. – Но могу выкроить часок.
      – Хорошо. Когда сможете, загляните в лабораторию.
 
      Он сидел за столом, глядя во двор. Увидев ее, потряс головой, показывая озадаченность. Но ухитрился улыбнуться.
      – Происходит что-то странное.
      Хатч подумала, что он имеет в виду оборудование, вспомнив о недавних проблемах со спектрометрами. Новые стоили дорого, пришлось довольствоваться обновлением. Гарольд не любил этого, он любил получать все самое лучшее. «Потратить столько денег на отправку зондов, – ворчал он при Хатч всего несколько дней назад, – и потом обломиться с оборудованием для приема и анализа».
      Но Гарольд ее удивил.
      – Слышали о псевдо-Новых? – спросил он.
       Тьюки. Она знала, в общих чертах. Все это – события в тысяче световых лет отсюда – казалось ей чуточку запутанным. Вряд ли повод волноваться для кого-либо, кроме специалистов.
      Тьюксбери наклонился к ней. Белые волосы были взъерошены, уголок воротничка загнут. Классический тип исследователя. Голубые глаза Гарольда легко устремлялись в никуда, он часто терял ход рассуждения и был склонен обрывать фразу на середине, когда ему приходила в голову новая идея. В ярком послеполуденном свете он выглядел воплощением невинности: человек, для которого законы физики и математики – единственная реальность.
      Прибыли две чашки кофе.
      – Они почти на одной линии, – произнес он.
      – И?..
      – Это не может быть следствием естественных причин.
      Хатч просто не знала, что с этим делать.
      – Что вы пытаетесь мне сказать, Гарольд?
      – Я действительно не знаю, Хатч. Но это меня пугает.
      – Вы уверены, что это не Новые?
      – Абсолютно. – Он попробовал кофе, осмотрел чашку, вздохнул. – Среди прочего, у них слишком много энергии в видимой части спектра, недостаточно в рентгеновской и гамма-излучении.
      – Что означает?..
      – Больше видимого света на количество потраченной энергии. Намного больше. И более яркого. На кучу свечей.
      – Лампочка.
      – Практически да.
      – Хорошо, – проговорила она. – Я передам ваши соображения наверх. Вы рекомендуете что-то предпринять?
      Он покачал головой.
      – Я бы дорого дал за то, чтобы «Метеоролог» дежурил там, где произойдет следующий взрыв.
      – Мы можем это организовать? Вы сумеете предсказать следующий взрыв?
      Теперь он разглядывал ложечку.
      – К несчастью, нет. Но могу попробовать.
      – Попробовать? А шансы?
      – Не слишком велики.
      – Гарольд, послушайте. Давайте некоторое время понаблюдаем. Если вы поймете, что знаете, когда ждать события, когда вы с разумной степенью точности можете дать мне цель, мы рассмотрим это серьезно. Согласны?
 
      Особенно волноваться было не из-за чего. Хатч мысленно велела себе: «Не забудь намекнуть Эрику Сэмюэлсу, директору по связям с общественностью, чтобы он связался с Гарольдом и посмотрел, нельзя ли выжать из ситуации немного рекламы для Академии». А впереди ждала напряженная половина дня.
      Хатч пообедала с президентом АПС, Ассоциации пилотов сверхсветовиков. Они хотели прибавки жалованья, усовершенствования пенсионной системы, лучших возможностей карьерного роста и так далее – продолжите список по желанию. Она хорошо знала Бена Залотски еще по своим дням на мостике. Бен, человек приличный, и жестко отстаивал права пилотов. Проблема заключалась в том, что он без всяких угрызений совести использовал их старое знакомство, чтобы получить желаемое. В действительности эти вопросы не входили в компетенцию Хатч. Разбираться с этими делами должна была Джилл Уоткин из кадровой службы, но Бен обставил это как возможность встречи старых друзей. Она знала, что предстоит, но не могла просто так отказаться его повидать. Можно было сослаться на занятость, но не хотелось его обманывать. В конце концов пришлось сказать Бену, что она ничем не может помочь, и даже не признаваться, что поддерживает его, – хотя она и делала это. Но Хатч была частью управляющей команды, и ее лояльность принадлежала другой стороне. Бен процитировал Хатч ее собственные слова. Пилоты перерабатывают, они не могут сохранить семью, за их жизнь никто и гроша ломаного не даст. Они – всего лишь овеянные славой водители автобусов, именно так с ними и обращаются. Он позволил себе выглядеть разочарованным и даже намекнул, что она отвернулась от старых друзей.
      В результате Хатч в поганом настроении вернулась в свой офис, чтобы выслушать призывы Холлиса Гундерсона, «представляющего Университет Нидерландов», назначить его любимому проекту второе слушание. Суть проекта заключалась в поиске «белой дыры», которая, по заверениям научных консультантов Хатч, не существовала и не могла существовать, то есть выделение средств было бы чистым разбазариванием ресурсов. Гундерсон проскользнул мимо секретаря, заявив, что кое-кто не понял его намерений. Хатч потратила время на разговор с ним, полагая, что легче повидать его здесь и сейчас, чем перезванивать и отказывать. И вообще было же велено не наживать себе врагов без нужды. Ее ныне отставная начальница, Сильвия Вирджил, на последней аттестации заметила, что Хатч склонна уходить от конфликтных ситуаций. «Хатч слишком робка», – сказала она. Хатч в тот момент задумалась о том, как бы Вирджил повела себя на Обреченной, но смолчала.
      Выслушав Гундерсона, она заключила, что «непонимание», на которое он ссылался, скорее фигура речи, чем нечто относящееся к сути дела. В общем, он все еще хотел отправиться на поиски «белой дыры». Хатч объяснила ему, что даже для рассмотрения заявки следует представить в поддержку своих взглядов письменные заключения двух из тринадцати физиков, уполномоченных Академией выносить решения по таким вопросам.
      – Пока вы не перетянете на свою сторону двоих, профессор, – заявила она, – боюсь, мы вам не сможем помочь.
      Некий молодой человек обратился с жалобой на одного из пилотов. Тот был неприветлив, груб и вообще не очень разговорчив. Всю дорогу от «Аутпоста». Имеет ли Хатч какое-нибудь представление о том, каково неделями быть в пути с нелюдимым, замкнутым капитаном? Речь шла об Адриане Бельмонте, от которого Хатч с удовольствием избавилась бы, поскольку на него постоянно поступали жалобы, но, вздумай Хатч его уволить, АПС обрушилась бы на Академию всей мощью. Лучше заказать его киллеру. Проще и быстрее.
      Во всяком случае, это был не производственный вопрос.
      – Мне очень жаль, – сказала она. – Однако вы должны знать, что пилоты часто проделывают все путешествие в одиночку. Некоторые из них просто научились обходиться без общения. Мы просим пассажиров о понимании. Но если вы действительно хотите дать этому делу ход, то, боюсь, выбрали не тот отдел. Вам нужно в кадры. В конце коридора направо, большое спасибо.
      Хатч дала интервью журналисту, работающему над книгой о Лунном Свете, организовала специальный рейс на Рай для Абеля Котаника, которого затребовала к себе полевая группа, поколдовала над расписанием рейсов, чтобы переправить на Близнецы партию медикаментов (ошибочно выгруженную и оставленную на пирсе на «Серенити»), и решила уволить главного инженера на Пиннакле за халатность и продажность, чем он грешил уже три года.
      Последняя в этот день встреча была назначена с доктором Альвой К. Эмерсон. Еще один разговор, который Хатч охотно поручила бы кому-нибудь другому. Кому угодно,только бы не браться самой. Хатч не так легко было запугать, но в этом случае она готова была сделать исключение.
      Альве Эмерсон, доктору медицины и одной из великих этого века, было далеко за восемьдесят. Она основала и возглавила Детский Союз, который за минувшие сорок лет обеспечил современное медицинское обслуживание сотням тысяч детей по всему миру. Она мобилизовала богатые страны, заставила Мировой Совет и шестьдесят государств по всему земному шару принять законы о социальной помощи забытым людям Земли. «Пока мы тянемся к звездам, – сказала она в своей знаменитой речи двадцать лет назад на открытии Суданского мемориала, – треть наших детей не может дотянуться до сэндвича». Изречение было выгравировано на камне над входом в штаб-квартиру Союза в Лиссабоне.
      Мир любил ее. Политические лидеры – боялись. Везде, куда приходила Эмерсон, творились чудеса. Возводились больницы, и в них потоком шли врачи. От пожертвований корпораций распирало сундуки (никто не хотел выглядеть скупым или недоброжелательным, когда в двери стучала доктор Альва). На ее счету были миллионы спасенных жизней. Она получила премию Мира и Америкус, была на «ты» с папой и президентом Северо-Американского Союза и остановила гражданскую войну в Аргентине, просто встав между воюющими. И вот она пришла повидать Хатч. Не комиссара. Не Асквита. А Присциллу Хатчинс. Именно ее.
      Асквит спросил почему, но Хатч понятия не имела.
      – Чего бы она ни хотела, – проинструктировал ее Асквит, – ничегоне обещайте от лица Академии. Скажите, мы рассмотрим.
      Он не предложил присутствовать на встрече.
 
      Конечно же, Хатч видела доктора Альву много раз. Как всякий. Кто мог забыть кровавые картины: она на коленях над умирающей девочкой после толчков Перуанского землетрясения в двадцать первом? Или ведет самого Генерального секретаря через развалины Беллаконды после того, как миротворцы в конце концов подавили мятеж. Или выскакивает из флаера в зачумленной Южной Африке?
      Однако когда она вошла, Хатч ее не узнала. Альва выглядела какой-то маленькой. Развеваемые ветром волосы прибраны. Ни следа авторитарности, которая составляла такую значительную часть легенды. Она была сдержанна, вежлива, почти смиренна. Так могла выглядеть женщина, вышедшая за покупками.
      – Доктор Эмерсон. – Хатч поднялась навстречу. – Большая честь познакомиться с вами.
      Ее голос звучал неуверенно.
      – Присцилла? – Альва протянула руку. – Очень рада.
      Хатч усадила ее в глубокое кресло у стола и села рядом.
      – Надеюсь, вам не пришлось разыскивать офис.
      На Альве была темно-синяя юбка в складку и светло-синяя блузка под поношенным велюровым жакетом. Часть имиджа. Ее волосы поседели «на службе обездоленным», как однажды выразился Грегори Макаллистер. Вероятно, доктор Эмерсон была единственным общественным деятелем, для которого даже Макаллистер нашел доброе слово.
      – Нет-нет, благодарю вас.
      Она устроилась, оглядела офис и одобрительно улыбнулась. Стены украшали несколько набросков Тора: изображения Близнецов и Убежища на Вертикали, освещенного «Мемфиса», скользящего сквозь звездный свет, самой Хатч в давней форме «филлис». При виде последней картины доктор Эмерсон улыбнулась, и ее глаза остановились на Хатч, темные и пронизывающие. Сенсоры, просвечивающиеобъекты в комнате. Эту женщину не задобришь, к ней не подольстишься.
      – Что я могу сделать для вас, доктор? – спросила Хатч.
      – Присцилла, мне нужна ваша помощь.
      Хатч хотела пошевелиться. Немного подвинуться. Принудить себя расслабиться. Но не смогла.
      – Какого рода?
      – С Омегой нужно что-то делать.
      Сначала Хатч подумала, что ослышалась. Конечно, Альва говорила о той Омеге, что двигалась в сторону Земли. Когда люди говорили: «Омега», они имели в виду именно это.
      – Она не станет проблемой еще почти тысячу лет, – с трудом выговорила Хатч. – Вы предлагаете?..
      – Предлагаю придумать, как остановить ее.
       Легко сказать.
      – Мы ведем определенные исследования...
      – Прошло больше двадцати лет, Присцилла. Или Хатч?
      –  Хатчсойдет.
      – Хатч, – тон Альвы смягчился. – В вашем случае это почему-то очень женственное имя.
      – Благодарю, доктор.
      – Альва.
      Хатч кивнула и покатала имя на языке. Это было, как если бы она сидела за столом с Вашингтоном и называла его «Джордж».
      Альва наклонилась вперед.
      – Что мы узнали к нынешнему моменту?
      Хатч пожала плечами.
      – Облако начинено наноустройствами. Кое-кто думает, оно может создавать гравитационные поля. Чтобы менять направление полета.
      – И не любит искусственные объекты.
      – Да.
      – Что-то еще?
      – Там масса пыли и водорода. Тучи варьируются в размерах процентов на тридцать. Они несутся на хорошей скорости. В пределах двадцати миллионов узлов в час.
      – Она приближается так быстро? Нашатуча?
      – Да. – Хатч немного подумала и добавила: – Да, и еще они идут волнами. Мы не знаем, насколько широки волны, поскольку не видим их конца. Локальные волны отстоят друг от друга примерно на сто шестьдесят световых лет, плюс-минус, и примерно каждые восемь тысяч лет одна из них прокатывается через Солнечную систему.
      – Но они всегда на одной дистанции? Волны?
      – Нет. Это все довольно хаотично. Вначале мы считали, что локальное расписание действует везде и что буквально миллионы облаков дрейфуют через рукав Ориона. Но, конечно, это не так. К счастью.
      – Что-то еще?
      – Волны выгибаются наружу в общем направлении вращения Галактики. Втягиваясь в поток, я полагаю.
      – И это все?
      – Более-менее.
      – Поразительно – тут мало того, чего не было известно двадцать лет назад. Что касается вопросов, которые приходят мне на ум, мы ведь не знаем, откуда Омеги появляются. Или почему они ведут себя так, как ведут. Мы даже не знаем, естественного ли они происхождения.
      – Верно.
      – Или как их обезвредить.
      Хатч встала. Она чувствовала энергию, излучаемую этой женщиной.
      – В них нелегко проникнуть, – заявила она.
      Альва улыбнулась.
      – Они как девственница.
      Хатч не ответила.
      Долгие секунды обе молчали. Комм несколько раз мигнул и отключился. Входной сигнал. Сверхсветовой с «Бродсайда», лично для Хатч.
      Альва вежливо улыбнулась, не сводя с Хатч темных глаз. Женщина выглядела одновременно и развеселившейся, и раздосадованной.
      – Прилагаем ли мы серьезные усилия?
      – Ну конечно, – ответила Хатч.
      – Но показать нам нечего. А ведь прошло двадцать лет. Фактически двадцать пять.
      – Мы работаем... – Хатч запнулась.
      Альва кивнула.
      – Надо работать лучше.
      – Альва... – Хатч пришлось сделать над собой усилие, чтобы это выговорить. – Торопиться некуда. Я хочу сказать, эта штука в тысяче лет отсюда.
      Альва снова кивнула. Но это не означало согласия, признания того, что в словах Хатч есть рациональное зерно. Скорее это было констатацией того, что Хатч ведет себя именно так, как и ожидалось, говорит именно то, чего Альва от нее ожидала. Она расправила воротничок.
      – Хатч, вы были на Бете Пасифика-3.
      Домашний мир Создателей Монументов, исчезнувшей расы, которая оставила величественную память о своем присутствии на протяжении нескольких тысяч световых лет. Звездные странники еще в те времена, когда шумеры учились обжигать кирпичи. Сейчас – не более чем дикари, бродящие среди руин своих некогда гордых городов.
      – Да, была.
      – Я нет. – Глаза доктора Эмерсон затуманились. – Я видела достаточно разрушений здесь, дома. – Последовала новая пауза. Потом: – Как я понимаю, Создатели Монументов знали об Омегах. Задолго до их появления у беты Пасифика.
      – Да. На Куракуа и на Ноке они даже пытались направить эти штуки в сторону. Чтобы спасти обитателей планет.
      – Безуспешно.
      Хатч поняла, к чему клонит Альва.
      – Они вырезали кубические луны и расположили их на орбите вокруг Нока, надеясь, что облака набросятся на них вместо городов. – Хатч пожала плечами.
      – В конечном итоге они не смогли спасти даже себя.
      – Да. Не смогли. Есть доказательства, что они подхватили большую часть населения и смылись.
      – Сколько у них было времени? Две тысячи лет?
      – Мы полагаем, чуть больше.
      Альва теперь была на ногах, шла к окну, притягиваемая солнечным светом, но все еще ни на что не глядя.
      – Как это случилось, по-вашему? Неужели облака так неодолимы, что даже Создатели Монументов за две тысячи лет не смогли ничего сделать?
      – Это, вероятно, нелегко. Остановить одну из Омег.
      – Хатч, позвольте предположить, что две тысячи лет – достаточный срок для подготовки. Так что они, вероятно, отложили ее. «Это еще не наша проблема». «Займемся этим в будущем году. Или уж в следующем столетии». И медлили, медлили – пока не стало слишком поздно.
      – Может быть, уже поздно, – предположила Хатч. Но, едва слова вырвались, поняла, что этого не следовало говорить.
      Альва была миниатюрной, но ее присутствие заполнило офис, захватило его и заставило Хатч чувствовать, что она чужая в собственном доме.
      – Может, и так, – произнесла Альва. – Но лучше обойтись без таких заявлений.
      На мгновение офис потемнел и вновь осветился. Облачко закрыло солнце.
      – Вы считаете, – сказала Хатч, – что мы собираемся умыть руки?
      Альва сдвинула брови.
      – Я это знаю. Произойдет непоправимое, если люди будут думать и действовать как вы. И, Хатч, вы видели их в деле. Вы знаете, на что они способны. – Ее взгляд обратился внутрь. – Простите. Я не хотела вас обидеть. Но обстоятельства вопиют. Мы тоже смотрим на Омеги как на чужую беду. Но когда облако придет, здесь будут дети наши детей.
      Конечно, она была права. Хатч понимала это, как и любой, кто дал себе труд подумать.
      Альва потянулась за блокнотом, что-то нацарапала в нем, наморщила лоб.
      – Каждый день, – сказала она, – облако приближается к нам на полмиллиарда километров.
      Было поздно, шестой час, а день получился ужасно длинным. Чего все-таки эта женщина хочет?
      – Вы же знаете, – заметила Хатч, – не я определяю политику Академии. Вам надо поговорить с доктором Асквитом.
      – Я не пытаюсь повлиять на политику Академии. Она слишком незначительна в масштабе этой проблемы, чтобы беспокоиться, Хатч. Любое серьезное усилие что-то сделать с Омегами потребует политической воли. А она идет не отсюда.
      – Тогда я не понимаю?..
      – Я пришла сюда не за поддержкой Академии. Мне нужна вашаподдержка.
      – Моя?
      – Вы – лицо Академии.
      – Нет. Вы обратились не к тому человеку. Глава нашего отдела общественных связей – Эрик Сэмюэлс.
      –  Вы, Хатч. Вы нашли первое облако. Вы, Фрэнк Карсон и другие. Кто-то обмолвился мне, что именно вы выполнили расчеты. Вывсе это разгадали. Так?
      – Да.
      – Вдобавок вы – женщина с Обреченной. Женщина, которая спасла своего мужа, вытащила из этого древнего звездолета, этого... Как вы его зовете?
      – Чинди. Но спасенный тогда не был моим мужем.
      – Не имеет значения. Главное, вы довольно-таки часто оказывались на виду у публики. – Она снова сидела в кресле, наклонившись к Хатч: старые друзья, соратницы.
      – Хатч, вы мне нужны.
      – Чтобы?..
      – ...Стать лицом Общества «Омега».
      Не требовалось быть математиком, чтобы вычислить, чем будет заниматься Общество «Омега».
      – А почему вы сами не хотите его возглавить, доктор Альва? Вы более известны, чем я.
      Доктор выдавила слабую улыбку.
      – Я не тот человек.
      – Почему?
      – Я ассоциируюсь с благотворительностью. С медицинским обслуживанием. Никто не обратит внимания, если я заговорю о грядущих катастрофах. Вы же не воспринимаете меня серьезно, хотя знаете, что я права, и я сижу с вами в одной комнате.
      – Нет, неправда, – заявила Хатч. – Явоспринимаю вас серьезно.
      У этой женщины была заразительная улыбка. И Хатч, купаясь в ее тепле, внезапно осознала секрет успеха Альвы. Гибкость ума, благородство целей, целеустремленность – все это ничего не значило бы без ее чисто человеческого обаяния. Никто никогда не скажет мне «нет». Никто не отвернется от меня. Вот главное.
      – Конечно, я останусь за кулисами, – произнесла Альва. – Этакий совет директоров. И при необходимости мигом появлюсь. Нам понадобятся в авангарде ученые первой величины, чтобы направлять деятельность в целом, руководить организацией. Исполнять роль мускулатуры. А выбудете ее лицом. Ее голосом.
      Альва была права. В миг ошеломляющей ясности Хатч увидела, как века ускользают прочь, а облако подбирается ближе. Не наша проблема. Прорвемся, не волнуйтесь.Сколько раз уже она это слышала? Но, видимо, не прорваться. Без согласованных усилий. И, вероятно, существовало окно возможностей, которое могло закрыться. Когда люди впервые узнали об Омегах, велись разговоры о мобилизационной программе. Но стоило первоначальному шоку пройти, а людям задуматься о том, как далеко тридцать второе столетие... Это, в общем, напоминало беспокойство о той поре, когда Солнце погаснет.
      Если Хатч согласится, ей придется поставить крест на возможности серьезного к себе отношения. Те, кто тревожился из-за Омег (даже если их поддерживала Альва), поставляли материал для вечерних комических шоу. В академических кругах их встречали сочувственными улыбками, за их спинами качали головами. А онабудет во главе.
      Альва увидела, что Хатч колеблется.
      – Прежде чем вы ответите, – сказала она, – хочу напомнить, что публика знает: вы героиня. Вы несколько раз подвергали себя риску и спасли несколько жизней. Ваши действия были отмечены.
      Диплом премии Йохансена, присуждаемой Академией, полученный Хатч за Обреченную, висел на стене. Другие дипломы и прочие регалии отмечали ее достижения на Близнецах и спасение мужа. И, конечно же, была постановка, в которой Хатч изображала хриплоголосая, статная Иви Крамер.
      – На этот раз, – продолжала Альва, – признания и аплодисментов не будет. Не будет симуляции и, вероятно, не будет книг. Никто не будет знать, чего вы на самом деле достигли, поскольку вы спасете довольно далекий мир. А память у нас короткая. У вас героическое прошлое, Хатч. Но на сей раз на весах не одна жизнь и не несколько. Если люди вроде вас не выйдут вперед и не начнут действовать, мы все отправимся следом за Создателями Монументов.
      Повисло молчание. В комнате стало зябко.
      – Простите, – наконец сказала Хатч. – Но я не могу. Это породит конфликт интересов.
       Не смотри на меня так. Это правда.
      – Мои обязательства перед Академией... Я не могу взяться за дело вроде этого и сохранить должность. Это невозможно.
      – У нас неплохое финансирование, Хатч. Уверена, вы останетесь довольны компенсацией.
      – Я действительно не могу. У меня здесь есть много дел.
      Альва кивнула. Конечно, есть. Как я могла этого не видеть? Возможно, я в вас ошиблась.
      Она дала Хатч время пересмотреть решение. Потом встала, и в ее руке появилась визитка.
      – Если передумаете. – Она протянула Хатч карточку.
      – Я не передумаю, – заявила Хатч. – Но благодарю за предложение.
      Насколько тривиально этозвучит?
      – Спасибо, что выслушали. Я знаю, вы женщина занятая.
      Она пронзила Хатч взглядом, как ущербную. Ты не такая, как я думала. Потом она ушла, оставив у Хатч такое угнетающее чувство отверженности, какое сумел бы вызвать не всякий любовник.

* * *

      Сообщение, которое пришло во время разговора, было с «Бродсайда», самой новой базы в глубоком космосе из поддерживаемых Академией. Отделенная от Земли на 3000 световых лет, она находилась в три раза дальше «Серенити», которая годами считалась самой отдаленной точкой постоянного присутствия землян. Руководителем миссиями там был Вадим Долинский, бывший пилот, которому по возрасту давно пора было на пенсию, но для него Хатч слегка подкорректировала правила, поскольку он был человеком на своем месте.
      Вадим сидел за своим столом, и вместо обычного скучающего выражения на его лице читалась хмурая сосредоточенность.
      – Хатч, – сказал он, – мы получили замеры по одному из облаков. Оно меняет курс.
      Внезапно Хатч ощутила комнату вокруг себя. Конус света настольной лампы, дуновение теплого воздуха из вентиляторов, чей-то смех в коридоре.
      Забавно, что это произошло в тот самый день, когда Альва обратилась за помощью, а Хатч отмахнулась от нее. Даже Альва не заметила реальной, непосредственнойопасности. Несколько лет назад одна из Омег, пролетая через систему Лунного Света, заметила на третьей планете руины и набросилась на них, как тигр на буйвола. Что стало бы, будь они населены? На глазах у Академии, преисполненной приличествующего случаю ужаса, неспособной помочь, погибли бы миллионы. В конце концов в Академии покачали бы головами, сделали соответствующие философские замечания и вернулись бы к работе.
      В течение следующих десяти лет облака должны были достичь семи планетарных систем, известных Академии. Все они считались необитаемыми. Но так ли это? Системы «под вопросом» были скорее вне финансовой, чем технической досягаемости, так что никто просто точно не знал.
      – Данные прилагаю, – продолжал Вадим. – Я перенаправил «Дженкинс» взглянуть. Они собирались домой, так что не очень-то рады. Но, думаю, дело слишком важное, чтобы отмахнуться. Я дам вам знать, когда получу еще что-нибудь. Как нынче дела в Вудбридже?
       Не так хорошо, как час назад.
      Хатч взглянула на цифры. Обсуждаемое облако было в пятистах световых лет за «Бродсайдом». Оно приближалось к солнцу класса G, около которого крутились три газовых гиганта, и это исчерпывало сведения о системе. Звезда располагалась в стороне туманности Кошачий Глаз.
      Изображения облака прилагались, и Хатч узнала вырывающиеся из его нутра протуберанцы, пытавшиеся лететь прежним курсом, хотя облако повернуло на несколько градусов, выбрав новый вектор движения.
      Оно что-то засекло.

В ФИЛАДЕЛЬФИИ УБИТ ГЛАВАРЬ БАНДЫ

      Хобсон по-прежнему настаивает, что организованной преступности не существует

ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР «САЛЮТЕКСА» ОБВИНЕН В ИНСАЙДЕРСКОЙ ИГРЕ НА БИРЖЕ

      Мак-Брэди грозит десять лет

ЗЕРКАЛЬНЫЙ ШТАММ РАСПРОСТРАНЯЕТСЯ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АМЕРИКЕ

      Доктор Альва направляется в Манагуа.
      Вылеты приостановлены

ЭКОНОМИКА ИДЕТ ПОД УКЛОН

      Кризис признан официально

ТОЛПЫ ДЕМОНСТРАНТОВ ОСАЖДАЮТ САММИТ ПОСТКОМА

      Моррисон не проявляет сочувствия.
      «Они против нас, но им нечего предложить»

ВУЛКАН В РАЙОНЕ ВАШИНГТОНА СНОВА ОЖИВАЕТ?

      Центр катастроф распространил предупреждение

АРАБСКИЙ ПАКТ ТРЕБУЕТ РЕПАРАЦИЙ

      «Запасы нефти распродаются за ничтожную долю их стоимости, чтобы держать Запад на плаву», – утверждают его члены.
      Аль-Кабара: «Если бы не наши жертвы, мир до сих пор жил бы в XVIII столетии»

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ СУЩЕСТВУЕТ МНОЖЕСТВЕННОСТЬ МИРОВ?

      Гундерсон предлагает поиск «белой дыры».
      «Она где-то там»

ПОЛИЦЕЙСКИЕ ИЗ СИРАКУЗ АРЕСТОВАНЫ ПО ДЕЛУ О СВЕТООТКЛОНИТЕЛЕ

      Американский союз гражданских свобод внесет иск о запрещении невидимости

ПУТЕШЕСТВИЕ ВО ВРЕМЕНИ ВОЗМОЖНО

      Компания «Технитрон» заявляет, что отправила секундомер на десять секунд в будущее.
      «Мошенничество или ошибка», – утверждает большинство экспертов

«ГИГАНТЫ» ПОЛУЧИЛИ ПРЕИМУЩЕСТВО В ЧЕМПИОНАТЕ

      Джеймисон говорит, что он готов играть

      ИИ на любом из судов Академии звали Биллом. Его поведение и внешний вид менялись от корабля к кораблю в зависимости от его отношений с капитаном, адаптируясь к конкретному экипажу и локальным обстоятельствам. Он мог держаться покровительственно в лучшем смысле этого слова, быть спорщиком, сочувственным, настойчивым, тихим и незаметным, даже угрюмым. Иногда Билл был юным и энергичным спутником, иногда серым кардиналом.
      Версия «Квагмора» напоминала Терри Драфтсу его болтливого глуповатого дядю Клета. ИИ воспринимал все происходящее очень серьезно и, казалось, проявлял некоторую поверхностность. Терри спал, когда Билл разбудил его и попросил подняться на мостик. Джейн ждала.
      – Что это?
      В штате Академии Терри Драфтс был самым старшим физиком из тех, кто активно работал, пытаясь решить различные проблемы, связанные с Омегами. Он был в группе Фрэнка Карсона во время первой встречи и наблюдал знаменитую атаку облака на фигуры-приманки, которые Карсон подготовил на безжизненной планете, теперь известной как Дельта.
      Терри был так очарован тем, что увидел, что посвятил жизнь Омегам. Он выступал перед конгрессом, давал интервью, написал фундаментальный отчет «Омега», породивший некоторую шумиху, – все в надежде заручиться поддержкой общественности.
      Однако проблему отделяла от человечества тысяча лет, и это расстояние он не смог преодолеть. В конце концов Терри сдался и успокоился на том, что тратил время на мониторинг. Именно Терри открыл, что облака используют нанотехнологию, он показал, что Омеги применяют для передвижения гравитацию, что их главная цель вовсе не уничтожение городов. «Ужасная трата ресурсов впустую, если это все, что они должны делать, – заявлял он в „Омеге“. – Девяносто девять и девять десятых процента этих созданий никогда не увидят цивилизации. Они – что-то иное...»
      Но что, он не знал.
      Терри, высокий, спокойный, скромный, верующий, был родом из Берега Слоновой Кости, где в его честь назвали школу и научное крыло в Абиджанском университете. Он так и не женился, поскольку, как однажды признался интервьюеру, ему нравились все.
      В начале своей карьеры он определился с амбициями: какие премии надеялся получить, какого жизненного уровня хотел добиться, чего достичь. Все это сузилось до единственного неугасимого желания – найти способ затормозить облака.
      Одно из них сейчас было на экранах корабля – вместе с чем-то еще.
      – Понятия не имею, что это, – сказала Джейн. (Объект смахивал на невероятных размеров репей или ежа. И был по сравнению с «Квагмором» гигантским.) – Заметила буквально несколько минут назад.
      Джейн Коллинз, капитан корабля, была вторым – и последним – человеком на борту. Такие, как она, Терри нравились, хотя он затруднился бы объяснить почему. Ей шел шестой десяток, где-то у нее были внуки. Их портреты украшали мостик. Джейн хорошо знала свое дело, он мог доверять ей, и с ней было приятно общаться.
      – Похоже, он искусственный, – заметил Терри.
      Объект не походил ни на один корабль или модуль, из тех какие ученый когда-либо видел. Отовсюду торчали шипы, прямоугольные, сконструированные с геометрической точностью.
      – Тут есть кто-то еще. – Терри едва сдерживал возбуждение. – Кого-то еще потревожили Омеги.
      –  Там есть слабое магнитное поле, – сказал Билл. – И оно идет тем же курсом, что и облако.
      – Ты уверен, Билл? – спросила Джейн.
      –  Без вопросов.
      – Оно подает какие-то сигналы?
      –  Ответ отрицательный, – ответил Билл. – По крайней мере ничего, что я мог бы определить.
      – Странно, – заявила Джейн. – Расстояние до облака, Билл?
      –  Шестьдесят тысяч километров. – Позади них. – И вот еще что. Это движется с той же скоростью, что и облако. А если нет, то с очень близкой.
      – Идет за ним.
      –  Да. Похоже на то.
      – Кто-то за этой штукой наблюдает, – сказал Терри. – Билл, может облако в ближайшем будущем войти в какую-нибудь систему?
      –  Я проверял. Не вижу, чтобы оно представляло непосредственную угрозу кому-либо.
      – А в дальней перспективе?
      –  Ответ отрицательный. Насколько можно верить моим данным слежения, ни на траектории, ни вблизи нее не видно ни одной звездной системы.
      – Насколько долгосрочные прогнозы ты можешь делать? – спросила Джейн. – С уверенностью?
      –  На один и две десятых миллиона лет.
      Тогда что здесь делал этот «шар»? За полстолетия не удалось встретить хоть кого-нибудь, открывшего возможность звездных перелетов. Люди вообще с трудом нашли живых существ.
      – Билл, что дают сенсоры?
      –  Снаружи объект каменистый с примесью никеля, – отозвался ИИ, – но пустотелый. – Он вывел изображение на экран. Выступы оказались затупленными треугольниками разнообразных размеров и очертаний, но в чем-то схожие: одни узкие, другие широкие, но все плоские на вершинах. В общем, этакий еж с усеченными призмами вместо иголок.
      – Можешь определить, что внутри?
      –  В общих чертах. Кажется, основу составляют две камеры. Есть еще полости в шипах. Сверх этого не могу различить никаких деталей.
      – Шипы? – спросила Джейн.
      –  Некоторые из них чуть длиннее двух километров. – Выше, чем самый высокий небоскреб. – Если рассматривать это как шар, считая, что верхушки самых длинных шипов обозначают границы его объема, диаметр составляет шесть с половиной километров. В центре площадь сечения около двух километров. – На экране появился Билл, сидящий в кресле. Хотя он мог транслировать любое изображение по своему выбору, обычно он выбирал обличье землевладельца средних лет. Бежевый пиджак с заплатанными локтями, холодные темные глаза, черная кожа, серебряная трость, седая шевелюра с залысинами. – Это полиэдр. А точнее – ромбикосидодекаэдрон.
      – Что?
      –  У него двести сорок граней.
      – Странное совпадение, – сказал Терри.
      – Что именно?
      – Облака обрушивают огонь и серу на все, что имеет прямые углы, верно?
      – Да.
      Терри наставил указательный палец на картинку посреди экрана.
      – Эта штука начинена прямыми углами. Вот что это: огромный комплекс прямых углов.
      Исследователи переглянулись.
      – Неужто это спроектированная мишень? – спросила Джейн. – Или облака специально предназначены убивать эти штуки?

* * *

      –  В нем имеются источники энергии, – сказал Билл. – Хотя это только следы, но мы нашли признаки наличия электроники. – Объект вращается. Шипы ловят и отражают свет Шмеля. – Один оборот за семь минут двенадцать секунд, – продолжал Билл услужливо.
      «Квагмор» приблизился на сотню метров к «ежу». Шипы, медленно поворачиваясь, проплывали мимо. Билл включил навигационные огни, чтобы лучше видеть. Терри вспомнились головоломки, которые он решал в детстве: войди сюда, пройди через лабиринт, выйди там.
      Нигде не было ничего острого. Вершины всех шипов плоские. Девяносто градусов.
      Джейн отослала на «Серенити» рапорт. Пока она говорила, Терри изучал объект. У того не было дюз, никаких видимых коммуникационных устройств, ни следа шлюза, но достаточно углублений и сколов, чтобы заключить, что он стар. Некоторые шипы обломились. В остальном поверхность была гладкой, словно «шар» появился из литейной формы.
      – Билл, – попросил Терри, – направь прожекторы в расщелины. Посмотрим, что там внизу.
      Поверхность как таковая была не видна, казалось, шипы просто выходят друг из друга. Джейн подвела корабль на такое расстояние, что объекта можно было коснуться.
      «Квагмор» выглядел карликом.
      – Все еще никакой реакции, Билл?
      –  Ответ отрицательный, Терри.
      Исследователи приблизились к вершине одного из шипов. Та была прямоугольной, величиной с баскетбольную площадку, идеально гладкой, за исключением пары щербин от столкновений. «Квагмор» прошел над ней; отблеск навигационных огней заструился по поверхности, переполз через край в расщелину. Терри смотрел, как свет скользнул по стене, пропал в глубине и снова появился, поднимаясь по другой стене, более широкой и короткой и наклоненной под другим углом.
      – Билл, ты не видишь поблизости других таких же штук?
      –  Ответ отрицательный. Я не могу прочесать все, но ничего подобного не видно.
      Джейн закончила запись и отправила сообщение на «Серенити». Затем она встала и подошла к Терри сзади, положив руку ему на плечо.
      – Я всегда предполагала, что Вселенная разумна, Терри, – сказала она, – мне становится любопытно.
      – Я смотрел, нет ли где шлюза.
      – Нашел что-нибудь?
      – Не-а.
      – Тем лучше. Не думаю, что мне захотелось бы войти. Может, нам стоит попытаться поговорить с ним.
      – Ты серьезно? Судя по тому, как эта штука выглядит, последние несколько миллионов лет там не было ничего живого.
      – Интересный вывод. Как ты к нему пришел?
      – Объект выглядит старым.
      – Ладно. В конце концов, я всегда могу рассчитывать на то, что ты прибегнешь к своей упрямой логике. – Ее глаза сверкнули. – Знаешь, это может быть запрограммировано отзываться на сигналы.
      – Отличная мысль. – Терри крутанулся в кресле и уставился на схему звуковых частот. – Билл, мы используем многоканальник. Только звук.
      –  Готово, Терри. Линия открыта.
      – Хорошо. – Он наклонился вперед, чувствуя себя по-дурацки, и чуточку небрежно произнес: – Здравствуйте. Есть кто дома?
      Мимо проплыл еще один шип.
      – Алло. Это мы с вами говорим. Мы здесь. – Он оглянулся на Джейн. – Почему ты смеешься?
      – Я представила, что бы с тобой было, если бы кто-нибудь отозвался.
      Терри не допускал такой возможности.
      – Что-то получили, Билл?
      –  Ответа нет. Ни малейшей реакции.
      Ученый еще немного подождал, прежде чем сдаться. «Еж» мерцал и светился в огнях «Квагмора». Его собственный межзвездный артефакт.
      – Надо бы туда проникнуть, – сказал Терри.
      Джейн покачала головой.
      – Глупости. Через пару часов на «Серенити» получат информацию и кого-нибудь вышлют. Дождемся их.
      Терри не мог просто отсиживать задницу, пока специалисты не прилетят, и признаться, что знает не больше, чем содержит рапорт Джейн.
      – Хочу посмотреть, что там внутри.
      – Мы не знаем, что это.
      – Поэтому я и хочу туда заглянуть.
      – Пусть этим займутся эксперты
      – Ты знаешь хоть одного эксперта по космическим артефактам? Джейн, никто в этом не разбирается. Никто не взломает эту штуку лучше нас с тобой.
      Джейн поморщилась. Не нравится мне это. Неправильный ход.
      – Знаешь, – заявила она, явно пытаясь сменить тему, – он такой лапочка! Мне редко попадались такие симпатяги.
      – Шутишь.
      – Нет, правда.
      – Джейн, он похож на дикобраза.
      – Нет. – Она смотрела мимо Терри в смотровое окно на проплывающий мимо причудливый ландшафт. – Это ромби-как-его-там. Изумительно. – Она повернулась к нему с доброй улыбкой. – Ты правда этого не видишь?
      – Нет. – Терри проследил за ее взглядом, переползающие вверх-вниз по граням и плоскостям артефакта отблески навигационных огней. – Я не люблю облака. И мне не нравятся эти штуки. – Он встал с кресла и направился к своему шкафчику. – Идешь со мной?
 
      Астронавты активировали защитные костюмы, которые создали поле Фликингера, оберегающее их в вакууме. Поле было гибким, облегающим тело, только над лицом имелась твердая оболочка, обеспечивающая пространство для дыхания.
      Исследователи спустились в выходной отсек, прихватили лазерные резаки и воздушные резервуары. Пока происходила разгерметизация, они проверили рацию и прикрепили фонарики.
      Посадочного модуля в отсеке не было, но это было не важно – сейчас он все равно не пригодился бы. Оба надели на плечи ранцевые двигатели, а Терри к тому же повесил на шею визуализатор.
      – Билл, – сказал он, – я буду вести запись. Транслируй ее в прямом эфире на «Серенити».
      –  Вы действительно считаете, что опасность так велика?Может, передумаете? – спросил ИИ.
      – Простая предосторожность, – заверил он.
      Билл открыл люк и наказал быть осторожнее.
      Они покинули «Серенити» семь месяцев назад и все это время изучали Омегу. Облаку по традиции был присвоен номер, но они привыкли называть его «Джордж». Кажется, Джорджем звали какого-то давнишнего бойфренда Джейн, но подробностей она не рассказывала. Однако ей было забавно насмехаться над ним. «Облако, – говорила она, – было упрямым, напыщенным и занимало слишком много места. И постоянно приближалось. Неважно, что вы говорите или делаете, оно все равно заявится».
      Джордж грозно навис на горизонте. Терри выбрал шип и приказал Биллу выровнять по нему движение, чтобы зафиксировать его в нескольких метрах от воздушного шлюза.
      «Квагмор», который почти все называли «Кикимор», был первым кораблем, спроектированным специально для работы вблизи облаков без риска притянуть молнии. В отличие от многоугольника, который они сейчас исследовали, у него не было прямых углов. Каркас корабля, подвески двигателя, антенны, зонды и навигационное оснащение – все было обтекаемым.
      Исследователи даже проникли в туман на поверхности Джорджа, пролетели несколько сотен метров внутрь облака, собирая пробы и пытаясь «услышать сердце чудища». Это была их шутка, реакция на настойчивое утверждение некоторых ученых, что облака живые. Терри не воспринимал эту точку зрения всерьез. Однако, погрузившись в облако, он испытал жутковатое чувство, что, возможно, в этом была доля истины. Наваждение быстро прошло, когда они покинули облако. Это как шутить о привидениях, когда солнце еще высоко.
      – Готов? – спросила Джейн.
      – Да. – Терри стоял на краю воздушного шлюза, пытаясь прикинуть траекторию. Они в первый раз за этот полет выходили наружу, за исключением небольшого ремонта подвески переднего сенсора; однако у него был большой опыт работы в вакууме. – Туда, – показал он.
      Один из самых высоких шипов. Отличная широкая поверхность для приземления. Отличная точка для взлета. Джейн покачала головой, как бы говоря, что ей случалось делать и большие глупости, но трудно вспомнить, когда это было. Астронавты обменялись взглядами, подбадривая друг друга, потом Терри открыл шлюз, проплыл несколько метров, отделявших корабль от шипа, и опустился на площадку. Но каменная поверхность оказалась скользкой, слишком скользкой даже для специальных ботинок, и Терри по инерции проехал вперед. Он соскользнул за край, включил ранцевый двигатель, развернулся и мягко опустился на вершине.
      – Отличный маневр, Флэш, – похвалила Джейн.
      – Осторожнее, – ответил он.
      Она взлетела и мягко подплыла к поверхности, чтобы он мог ее подтянуть.
      – Дело техники, – улыбнулась она.
      Терри постучал по камню рукояткой резака.
      – Выглядит сплошным. Видишь какой-нибудь вход?
      Она покачала головой. Нет.
      Терри взглянул вниз. Сплошной гладкий камень, уходящий в темноту. Шип расширялся к основанию. Похоже, все шипы были такими.
      – Посмотрим, что там? – спросил он.
      На Джейн был темно-зеленый свитер и светло-серые брюки. Чересчур нарядно для работы.
      – Конечно, – сказала она. – Веди.
      Он шагнул в расщелину и при помощи ранцевого двигателя направился вниз. Джейн последовала за ним, и они стали медленно опускаться, разглядывая отвесную стену перед собой.
      Голый камень. Более гладкий, чем на «крыше», поскольку нижние поверхности меньше подвергались «обстрелу». Но ничего необычного на всем пути ко дну не было.
 
      Билл маневрировал «Квагмором» прямо над ними, выключив прожекторы, поскольку они могли помешать. Но навигационные огни горели.
      Терри не мог припомнить ничего, с чем он мог бы сравнить это место. Шипы действительно росли друг из друга. В центре объекта не оказалось ровной или искривленной поверхности, которую можно было бы назвать оболочкой ядра. Было темно и возникало ощущение нереальности: о «Кикиморе» напоминали только несколько огней вверху, а весь остальной мир был отгорожен стеной.
      У Терри закружилась голова. Даже в вакууме он привык чувствовать под ногами ровную поверхность: рельеф, корпус корабля – хоть что-нибудь. Что-нибудь, что можно считать «полом». Здесь не было ни верха, ни низа, и все углы острые.
      – Ты в порядке? – осведомилась Джейн.
      – В полном, – ответил он и вытащил резак из кобуры. – Возможно, внутри этой штуки воздух. Я просто прорежу небольшое отверстие, пока мы не разобрались. Отойди в сторону. Для безопасности.
      Джейн кивнула и отступила на несколько метров. Попросила его быть осторожнее. Не находиться прямо перед отверстием.
      Терри ухмыльнулся. Как сделать дырку, стоя в стороне?Он нажал активатор и следил, как разгорается янтарная лампа, чувствуя, как прибор вибрирует, набирая мощность.
      – Великий момент, – сказал он. Лампа стала ярко-алой. Терри нажал кнопку, блеснул длинный красный луч света. Он прикоснулся им к стене.
      Луч вошел. Терри знал, что давить не следует, достаточно твердо держать резак, пока луч проходит глубже.
      Джейн приблизилась на несколько шагов.
      – Как дела?
      Терри только собрался предложить ей набраться терпения, как луч прошел насквозь.
      – Есть, – сказал он.
      Где-то глубоко в «еже» возникло движение, словно заработал двигатель. Затем поверхность задрожала. Затрепетала. Вздыбилась. Резко вздрогнула. Терри приказал Джейн убираться, бога ради, убираться, и ткнул в кнопки ранцевого двигателя; зажигание сработало, и дюзы начали поднимать его вверх.
      И мир погас.

      Чинди наконец-то начал раскрывать свои секреты. Гигантский инопланетный космический корабль, похоже, полностью автоматизированный, продолжал безмятежно двигаться со скоростью в четверть световой к звезде класса F, чей номер по каталогу Хатч никак не могла запомнить. Из-за трудностей стыковки пришлось приложить немало усилий, чтобы провести исследования на борту. Но Академия все-таки начала изучать содержимое чинди, материальные следы множества культур. И «живые» записи, накопленные за тысячелетия. Считалось, что самому кораблю более четверти миллиона лет.
      Материалы об исчезнувших социумах, найденные на чинди, открыли совершенно новые отрасли знания. Огромные расстояния, разделявшие разумных существ, создавали иллюзию, что цивилизации исключительно редки. Теперь же казалось, что они просто разбросаны в пространстве и времени. В замешательство приводило другое: они, похоже, существовали не так уж долго.
      Иногда они убивали себя сами. Нередко их разрушали экономический, политический или религиозный фанатизм, эгоизм и продажность лидеров, неспособность остановить все более смертоносные войны. Иногда цивилизации просто вели себя по-глупому. Две из них, избежавшие самых хитрых ловушек, смел? то, чего не должно было существовать: облака.
      Хатч всегда чувствовала особое родство с Создателями Монументов, которые тысячелетиями бороздили эту часть Галактики, пытаясь спасти других от Омег. Она побывала на их родной планете и видела остатки их расы, деградировавшей до дикарей, не подозревавших о своей великой истории. Она вспомнила о них, потому что неделю назад с чинди поступила хроника уничтожения очередной культуры. Унылым зимним днем Хатч просматривала снимки разрушенных зданий и городов в руинах. И некоторые узнала. Это был дом «ястребов», расы, которая много веков назад пришла на помощь Обреченной, когда обитателям этой несчастной планеты угрожал суровый ледниковый период.
      Эти картины не давали Хатч покоя: сломанные колонны, прекрасные гербы и символы, сбитые с памятников и общественных зданий, заросшие дороги, покосившиеся башни, города, побежденные лесом. И, возможно, самое ужасное: корабль, дрейфующий по солнечной орбите.
      «Ястребы» и Создатели Монументов. И человеческая раса. Сложно было не думать, что могло бы приключиться, будь у них возможность встретиться, объединить свои знания и теории. Сотрудничать на общее благо. Стать союзниками в великом приключении.
      Как и Создатели Монументов, немногие «ястребы» выжили. Но их цивилизация пропала. Наследие их расы состояло только из цикла мифов.
      Келли Колье побывала там; она первая вступила на борт космического корабля «ястребов» и потом с сожалением рассказывала Хатч об ущербе, наносимом облаками. В ее глазах, когда она описывала увиденное, стояли слезы.
 
      Хатч постоянно вспоминала о Келли, о разрушенных городах и облаках. Ужасная возможность увидеть очередные руины не давала ей спать уже две ночи. Было бы жесточайшей издевкой наконец найти цивилизацию, кого-то кроме ноков, кого-то, с кем люди могли бы общаться, в тот самый миг, когда придет пора прощаться.
      Интересующее Хатч облако отделяло от возможно обитаемой системы значительное расстояние, больше тридцати одного светового года. Девять месяцев пути. Туда направлялся «Билл Дженкинс», отозванный из своей наблюдательной миссии станцией «Бродсайд». Но ему потребуется месяц, чтобы добраться до места. Отчет доставят Хатч еще через неделю. Только в апреле она сможет узнать, есть ли проблема.
      Рассудительность и опыт подсказывали ей, что следует готовиться к худшему.
      Хатч появилась в Академии с затуманенным взглядом и в отвратительном настроении. Дома она все рассказала Тору, но он смог только посоветовать не мучить себя и оставить все это. «Мы неплохо проживем на мои доходы», – сказал Тор. Он был успешным художником и зарабатывал прилично, хотя и не пускал деньги на ветер, покупая охотничий домик в Скалистых горах и бунгало на Сиа-Айленд.
      Хатч нужно было с кем-то поговорить. Комиссар тут тоже не годился, поэтому она, как только пришла на рабочее место, позвонила Гарольду. Он еще не подошел, объяснил дежурный, но с ним свяжутся. Через пять минут Гарольд был на связи. Только что вышел из дома.
      – Гарольд, вы уже завтракали? – спросила Хатч.
      – Нет, – сказал он, – обычно я ем в столовой.
      – Не хотите позавтракать со мной? Я угощаю.
      – Проблемы? – озабоченно поинтересовался он.
      – Мне нужен ваш совет.
      – Хорошо. Вы куда собирались?
      – Встретимся у Клири. Через двадцать минут вас устроит?
 
      «У Клири» было прекрасным маленьким кафе с видом на Убежище, инопланетное жилище, которое притащили с Близнецов и установили на платформе над Потомаком в парке Пентагона. Пригревало яркое солнце, в небе было полно ленивых облаков. Когда Гарольд появился, Хатч сидела в угловой кабинке, помешивая кофе и задумчиво глядя в окно. Она не замечала его, пока он не подошел.
      – Приятный сюрприз, Присцилла. – Он робко улыбнулся.
      Хатч знала, что Гарольд ее побаивается, но не представляла, почему. Она заметила это несколько лет назад, когда раз или два он был ее пассажиром. Не похоже, что на него действовали так все женщины, только она.
      – Никогда не вредно ненадолго улизнуть – заметила Хатч и задала несколько вопросов о «Метеорологе» и о тьюках, чтобы дать ему освоиться.
      У Клири работали живые официанты. Девушка принесла еще кофе и апельсиновый сок.
      – Так о чем вы хотели поговорить со мной? – осведомился Гарольд.
      Она рассказала об отчете с «Бродсайда», о том, что облако изменило курс. И направляется в звездную систему.
      Гарольд опустил глаза.
      – Это тревожный знак. – Он взял ложку, повертел ее в руках, положил на место, посмотрел на Потомак и наконец сказал: – Ну, при небольшом везении тревога может оказаться ложной.
      Она взглянула на него.
      – Присцилла, это не важно. В любом случае вы ничего не можете поделать.
      – Там, наверное, кто-то есть.
      – На его пути. Я понимаю. – Гарольд отпил кофе, промокнул губы салфеткой и пожал плечами. – Если там кто-то есть, им придется самим позаботиться о себе.
      Он старался быть бесстрастным, но она чувствовала смирение в его голосе.
      – Честно говоря, Хатч, – продолжил он, – не стоит волноваться по этому поводу. Даже если мы могли бы вмешаться. Так или иначе, самое страшное, что может случиться, – появятся еще одни развалины. Это все, что находят.
      Вернулась официантка.
      – Яичницу с беконом, картофель фри по-домашнему и тост, – сделал заказ Гарольд.
      Хатч слышала, что он на диете, яичные белки и сухие завтраки, что-то такое. Но молча заказала французские гренки. Подумаешь!
      Когда официантка ушла, старик откинулся на спинку стула и устроился поудобнее. Хатч нравился Гарольд. Он делал свою работу, никогда не жаловался, а в день Семьи много возился с Морин.
      – Вы поэтому меня пригласили? – спросил он. – Из-за Омеги?
      Хатч кивнула.
      – Предположим худшее. На его пути кто-то есть. Мы действительно никак не можем обезвредить эту штуку? Взорвать? Рассеять? Ну хоть что-то?
      Утро было прекрасное, ясное, светлое. Потомак, который значительно поднялся за последнее столетие и продолжал подниматься, походил на маленькое море. Капитолий, Белый дом – большая часть зданий теперь располагались на островах. Хатч прожила здесь достаточно долго, чтобы помнить те времена, когда можно было дойти пешком до Рок-Крик-парка и без лодки добраться до памятника Вашингтону. Можно было стоять на пирсе, смотреть на реку и стараться увидеть в созвездии Стрелы облако, и возникало чувство, что вопреки всему – увеличению продолжительности жизни, сверхсветовикам, кажущемуся исчезновению организованного насилия на планете – цивилизация продолжает отступать.
      – Будь у облака какое-то физическое ядро, – говорил Гарольд, – жизненно важная часть, тогда да. Мы могли бы на него воздействовать. Но оно, похоже, однородно. Мы используем против него ядерное оружие, а оно просто восстанавливает целостность.
      – Нам не известно, как оно это делает?
      Он, пожевав губами, ответил:
      – Это не моя сфера. Но, насколько мне известно, у нас нет никаких догадок. Эта технология превосходит все известное нам. Облако использует наноустройства, но мы не смогли разобраться, как они работают, как управляют движением. – Он отпил большой глоток сока. – Я вижу, на что способны облака, и, учитывая тот факт, что они состоят только из пыли и водорода, чувствую себя так, словно мне следует сидеть где-нибудь в джунглях и стучать в барабан. Мы имеем дело с совершенно новым уровнем технологии.
      Принесли еду. Гарольд вытряхнул на картошку изрядную порцию кетчупа.
      – Конечно, – продолжал он, – главная проблема заключается в том, что мы не можем проникнуть в облако. Корабли не возвращаются. Зонды пропадают. Даже сканеры и датчики дают не слишком много. – Он попробовал яичницу, довольно улыбнулся, намазал тост клубничным джемом и откусил. – Отличная еда. Вы обычно обедаете здесь?
      – Обычно дома, – сказала Хатч.
      – Да. – Гарольд изучающе посмотрел на нее. – Вы выжили рядом с одной из этих штук, Хатч. Вы ведь были возле, не так ли? Когда оно спустилось на Дельту?
      В тот день с Хатч был Фрэнк Карсон. Тридцать лет назад. Боже, неужто так давно?Исследователи нарочно приманили облако, обработав плато так, чтобы то стало похоже на искусственное, и с ужасом наблюдали за набросившимся на них монстром.
      – Да, – ответила Хатч, – была.
      – И выжили.
      – Самая ужасная буря, какую я когда-либо видела. Молнии. Торнадо. Метеоры. Вы бы не захотели провести там уикенд.
      Гарольд при помощи тоста и вилки расправился с остатками яичницы.
      – Да, я понимаю вашу тревогу. Где, вы сказали, находится Омега?
      – Недалеко от Дамбелла.
      – Господи. Это действительно близко. Что ж, ваша роль мне кажется предельно простой. Эти штуки атакуют города. Если окажется, что там есть жители, вы вмешаетесь, сообщите им, что должно произойти, и пусть скроются в холмах. Или построят какие-нибудь подземные убежища.
      Снаружи на пирсе стайка детей не очень успешно пыталась запустить в небо воздушного змея. Вдали, на реке, виднелось несколько парусов.
      Змей был красным, на нем был нарисован дракон.
      Ей нужен был дракон.
 
      Вернувшись в офис, Хатч связалась с Лунной оружейной лабораторией, созданной двадцать лет назад для скорейшей разработки средств защиты от Омег. Деятельность лаборатории контролировала Научная консультативная комиссия, псевдонезависимая группа под патронажем Мирового Совета. Как и Академию, финансировали ее недостаточно.
      Арки Чан, замдиректора, был старым другом Хатч. Он бодро пожелал ей доброго утра.
      –  Мы слышали, – произнес он, – ты получила постоянную должность.
      – Они ничего мне не говорят, Арки.
      Тридцать три года назад, во время первого полета Хатч за пределы Солнечной системы, Арки был в числе ее пассажиров. С тех пор его черные волосы лишь чуть-чуть поседели, а улыбался он заразительно, как никогда.
      –  Что я могу для тебя сделать, Хатч?– спросил он.
      – Дайте мне решение.
      Это кодовое выражение означало «способ нейтрализовать облака».
      Он кивнул.
      –  Что-нибудь еще? Может, создать универсальный растворитель? Или машину времени?
      – Я серьезно. Что на повестке дня?
      –  А в чем дело?
      – Одна из этих проклятых штуковин сменила курс.
      –  Я слышал. Вы выяснили, что на его пути?
      – Солнце класса G. По-видимому, с планетарной системой. Мы все еще ждем. Я надеюсь, что оно ошиблось и заприметило какие-нибудь природные образования. Такое однажды уже было. Облако напало на объект почти прямоугольной формы, возникший естественным образом на одном из планетарных спутников. Чем бы ни были эти чертовы штуки, умом они не блещут.
      –  Я тоже на это надеюсь. Но увы, Хатч, нам похвастаться нечем.
      – Совсем?
      –  Нам почти не дают денег, голубушка. А Академия не дает кораблей.
      Это был камешек в ее огород.
      – У вас же есть корабль.
      –  «Раджа» больше времени проводит в доке, чем в экспедициях.
      – Это поправимо, – сказала Хатч. Она уже больше года пыталась высвободить часть средств.
      –  Ну, рад слышать, но, честно говоря, поверю, только когда увижу. Нужно, чтобы облако нависло над самим Капитолием. Следует подсунуть пару кнопок на стулья конгресса. Вот тогда они, черт побери, сразу станут серьезнее.
      – У вас есть какое-нибудь средство на крайний случай?
      –  Вообще-то нет.
      – Как насчет ядерного оружия?
      –  Мы испробовали его на Лунном Свете.
      – А если что-то посолиднее? Суперъядерное? Или, может, закинуть в облако заряд антиматерии?
      –  Проблема в том, что эта штука упорно самовосстанавливается. Где-то у нее есть сердце, устройство управления, возможно ИИ. Но мы не знаем где, не в состоянии исследовать его, движемся ощупью. – Он развел руками. – Если у тебя есть идея, я бы с радостью послушал.
      – Арки, если оно сейчас готово наброситься на кого-то, я не хочу сидеть сложа руки.
      –  Я тебя отлично понимаю.
      – Найди что-нибудь. На всякий случай.
      –  Слушай, – в его голосе послышался холод, – тебе легко требовать чуда. Но все говорят: «Еще полно времени, не волнуйтесь, сейчас у нас другие приоритеты...»
 
      Хатч обедала с Томом Каланом, своим заместителем по специальным проектам. По ее мнению, он был самым подходящим кандидатом на должность руководителя миссиями, конечно, после нее самой. Том был молод, честолюбив, полон энергии, и, если проработает здесь достаточно долго, несомненно сменит ее. Однако большего он в Академии достичь не мог. Должность комиссара была политическим назначением и никогда не доставалась сотрудникам Академии.
      Том, обладатель прав пилота сверхсветовиков и разрешения на работы под давлением, умел принимать решения. Он был среднего телосложения, всегда подтянут, но без той нарочитости, которая отличает деловых молодых людей, уже чего-то достигших. Наверное, потому что он и так знал, чего стоит.
      – Я вот подумал, – сказал он, – при необходимости мы сможем приманить проклятую штуку.
      – И как? Проекция?
      – Именно.
      – Запустить туда огромный куб, чтобы оно за ним погналось.
      – Да. – Том откусил от сэндвича с индейкой. – Может получиться. Мы никогда с этим не экспериментировали, так что не знаем наверняка. Нам бы не помешало узнать, какую сенсорную систему оно использует.
      Если только визуальную, было бы достаточно большого изображениякуба.
      – Надо выяснить, – попросила Хатч. – Посмотри литературу. Ищи все, что подтверждает или опровергает эту идею.
      – Хорошо.
      – И еще, Том. Поскорее. Если проблема действительно есть, времени у нас в обрез.
      – Считайте, уже сделано. – Он сделал большой глоток чая со льдом и снова вернулся к сэндвичу.
       Ну и аппетит у этого парня.
      – Скорее всего голографической проекцией его не обманешь.
      – Знаю.
      – Нужен запасной вариант.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Готовность запустить туда настоящий ящик.
 
      Это заставило Хатч вновь вспомнить о воздушном змее с нарисованным драконом. После обеда она сразу позвонила на «Рил Фабрикс» – там специализировались на производстве пластиковых, пленочных и текстильных материалов для промышленности. (Кроме того, у них было подразделение, контролировавшее сеть магазинов мороженого.) Несколько раз Хатч возила тамошних руководителей на «Серенити» и годами поддерживала знакомство с некоторыми из них.
      Один из них, Шеннон Маккей, имел какое-то отношение к исследованиям и разработкам. Он был высоким и рыжеволосым.
      Они немного поговорили о том о сем, Шеннон поздравил Хатч с предстоящим повышением. Ее удивило, что он в курсе.
      – Мы следим за важными кадровыми перестановками, – заявил Шеннон.
       Разумно: Академия была крупнейшим заказчиком «Рил».
      – Мне нужен анализ осуществимости, – сказала Хатч. Она объяснила, в чем дело, умолчав о том, что это, вероятно, ни к чему не приведет, но ей хочется не спасовать в сложной ситуации, если таковая возникнет. – Мне, наверное, потребуется воздушный змей. Большой воздушный змей.
      Шеннон кивнул.
      – Дайте мне размеры.
       Размеры? Вот бы кто-нибудь подсказал. Она наугад указала величину, и Шеннон еще раз кивнул. Они могли это сделать.
      – Сколько времени это займет?
      Мигнула синяя лампочка. И имя Гарольда. Он был на линии, ожидал разговора с ней.
      –  Сколько у нас есть времени?
      – С момента, когда вы получите подтверждение, не более недели. В лучшем случае.
      –  Шутите.
      – Вы сможете сделать это?
      –  Дайте подумать. Я свяжусь с вами.
 
      – Да, Гарольд?
      –  Я подумал, вам будет интересно узнать. У нас еще один.
      – Еще один кто?
      –  Еще один тьюк. – Псевдо-Новая. Хатч впервые услышала от него это слово, придуманное его сотрудниками. Сокращение от «Объект Тьюксбери». В голосе Гарольда явно звучала гордость.
      – Хорошо.
      –  Другая спектрограмма. Другой цвет. Но та же сущность.
      – В той же зоне?
      –  На другой стороне неба. Другой «Метеоролог».
      – Хорошо. Вы уверены, что это тьюк, а не Новая?
      –  Уверены.
      – Хорошо, Гарольд. Держите меня в курсе.
      –  Это очень странно.
      – Известите меня, когда захотите сделать официальное сообщение.
 
      Хатч приказала ИИ найти Мардж Конвей из Международного климатического бюро в Лондоне. Через двадцать минут Мардж была на линии.
      –  Сколько лет, сколько зим. Чем могу помочь, Хатч?
      Мардж и Хатч дружили давно, еще с Принстона, как-то раз не поделили парня, теперь давно забытого, и все эти годы продолжали общаться. Прежде Мардж была худенькой тихоней. Позже она занялась бодибилдингом. И сменила несколько мужей. Как говорили за ее спиной, изматывала их.
      – Есть какой-нибудь способ создать облачную завесу? – спросила Хатч. – Возможно, на несколько дней. Кое-что припрятать.
      –  Облачную завесу?
      – Да. Я говорю об атмосфере земного типа...
      –  Не на Земле?
      – Нет.
      –  Так. Какого размера завеса?
      – Вся планета.
      Мардж покачала головой.
      –  Нет. Пару тысяч квадратных километров – возможно. Но это предел.
      – Что для этого нужно?
      –  Несколько посадочных модулей.
      – Это не проблема.
      –  Четыре. Плюс транспорт. AV3, наверное, подойдет лучше всего.
      – Хорошо. Что-то еще?
      –  Сколько у нас времени?
      – Чтобы собрать все это? Неделя, может, дней десять. Не больше.
      –  Маловато.
      – Знаю.
      –  И еще понадобится вертолет.
      – Вертолет? Что это?
      –  Старинный летательный аппарат. С пропеллером наверху.
      – Мардж, где я достану вертолет?
      –  Постарайся. Кстати, он должен быть маленьким. Вертолет.
      – Посмотрим, что удастся сделать.
      –  Отлично. Дай мне кое-что уточнить. Я свяжусь с тобой.
      Мардж отключилась, и Хатч вызвала Барбару, ИИ Академии.
      – Выясните, где проходят авиашоу. Старинные летательные аппараты. Я хочу поговорить с кем-нибудь из организаторов.
 
      Хатч освободилась от рутинной работы, передав большую ее часть ассистентам. Эрик позвонил ей напомнить, что ее выступления будут ждать на вечере, посвященном проводам Сильвии Вирджил.
       Сегодня!Она забыла.
      –  И еще вы вручаете одну из наград, – добавил он.
      – Хорошо.
      Она начала набрасывать речь, но комм снова замигал. На сей раз это были три коротких сигнала – комиссар. Хатч ответила, ее попросили подождать, комиссар сейчас выйдет на связь. Затем экран заполнили крупные черты улыбающегося Асквита.
      –  Хатч, – сказал он, – у вас есть минутка?
      – Да, Майкл. Чем могу быть полезна?
      –  Почему бы вам ни зайти ко мне в кабинет? Есть разговор.
      Когда она вошла, жалюзи были опущены. Асквит помахал ей рукой, приглашая, обошел свой письменный стол и встал перед ним. Идти пришлось довольно долго, так как стол был с футбольное поле величиной. Кабинет был уставлен кожаными креслами и столами орехового дерева. Стены украшали изображения галактики Андромеда, Близнецов, Североамериканской Туманности и нависшего над Потомаком Убежища. Несколько ламп лили мягкий свет.
      – Хатч. – Асквит подвинул ей кресло. – Как у вас сегодня дела?
      – Отлично, Майкл, – ответила она осторожно.
      Он подождал, пока она сядет.
      – Я так понимаю, последний день Сильвии. – Комиссар с задумчивым видом поправил жалюзи, отчего в комнате стало немного светлее. Затем вернулся за свой стол. – Академии будет не хватать ее.
      – Да, нам будет ее не хватать.
      – Я сожалею... – Асквит оборвал фразу на середине, пожал плечами, и Хатч ясно поняла, что он имеет в виду. Вирджил ушла в отставку ввиду давления, после пары очень неприятных случаев. Год назад, когда «Ив Виньон» столкнулся со станцией «Вэйаут», трое человек погибли. Расследование выявило проблемы в техобслуживании, обусловленные небрежностью контролера, но определенные вещи неизбежно свалили на руководителя миссиями Академии. А потом, всего несколько месяцев спустя, из-за несоответствия в расписании миссия Берки на время застряла на Кленденнон-3. Вины Сильвии тут не было, но ей все равно досталось, совсем как шесть лет назад, когда станцию «Ренессанс» уничтожил сильный пожар. «Ренессанс» продолжали эксплуатировать по политическим мотивам, и это вызывало многочисленные протесты. Но к ним не прислушивались.
      – Мне следовало самому приглядывать за этим, – сказал Асквит группе ученых Академии. – Сильвия пыталась исправить положение. Она не виновата, ей просто не повезло.
      По правде говоря, Хатч считала, что Сильвия оказалась не на высоте, но это не меняло того, что ей пришлось отдуваться за все. Хатч сама теперь работала на типа, готового смыться при первом намеке на неприятности.
      – Хатч, – произнес Асквит он, – знаю, вы заняты, поэтому не буду отнимать у вас время.
      – Ничего страшного, Майкл. Чем могу быть полезна?
      Он выдвинул ящик, достал папку кремового цвета, открыл ее и положил на стол. Хатч не было видно, что там.
      – Последние пару лет вы тут неплохо трудились. – Комиссар достал из папки какой-то документ и нежно посмотрел на него. Бумага похрустывала в его руках. – Поздравляю, – проговорил он, протягивая документ Хатч.
      Она взглянула. Увидела герб Академии. И свое имя.
       Присцилла Морин Хатчинс. Повышена до пятнадцатого ранга. Руководитель миссиями. Вступает в силу со вторника, 4 марта 2234 года.
      Через восемь дней.
      Асквит протянул через стол руку и широко улыбнулся.
      – Желаю вам долгой и удачной карьеры, Присцилла.
      – Спасибо. Хорошо бы, сбылось.
      – В начале следующей недели будет официальное представление. Но я хотел, чтобы вы знали. – Комиссар забрал документ и вернул его в ящик. – Тогда мы вручим его вам.
      – Ценю ваше доверие, Майкл. – Она знала, что при голосовании ее не выбрали бы без одобрения комиссара.
      Он достал бутылку.
      – Пальве. – И, посмотрев на этикетку: – Урожай 2190 года.
      Такое дорогое, что можно оплатить ипотеку за месяц.
      Асквит взял штопор, извлек пробку и наполнил два бокала. Хатч захотелось обнять его. Но официальность обстановки уничтожила этот порыв.
      – За вас, Хатч, – произнес он. – Ни за что не отпускай.
      Это была известная фраза Рэнделла Найтингейла, который окровавленными сломанными руками вытащил ее из облаков на Обреченной. «Я ни за что не отпустил бы тебя, Хатч». Это стало в Академии чем-то вроде неофициального пароля.
      Их глаза встретились поверх ободков бокалов. Но миг прошел, и пора было возвращаться к работе. Майкл протянул ей диск и стопку документов.
      – Вам будет интересно взглянуть на это, – сказал он. – Тут весь штат администрации, описание должностей, наблюдения по сотрудникам и так далее. И несколько рабочих проблем, с которыми вам надо как-то справиться.
      Хатч не была знатоком, но могла отличить хорошее вино на вкус. Майкл протянул ей бутылку. Может быть, еще?
       Да!Но Хатч была слишком хорошо воспитана, чтобы уничтожать его дорогие запасы. Она пошла на компромисс и попросила полбокала.
      – Майкл, – произнесла она, – вам известно, что одно из облаков сменило курс?
      – Да, – ответил он, – я слышал.
      – Я беспокоюсь – вдруг там кто-нибудь есть.
      Он улыбнулся. Не о чем волноваться.
      – Давайте подождем и посмотрим.
      – Если там кто-то окажется, поддержит ли Академия вмешательство?
      Асквит поморщился и громко откашлялся.
      – Это будет немного неудобно, не так ли?
      – Вероятно, нам придется нарушить Протокол.
      Он отмахнулся от проблемы.
      – Нет, не волнуйтесь об этом. Там никого нет.
      – Почему вы так уверены?
      – Там никогда никого не оказывается. – Он отечески улыбнулся и уставился на свой бокал. – Я более двадцати лет проработал в Академии. Вам известно, сколько раз мы получали рапорты о том, что кто-нибудь полагает, будто кого-то нашел? А вам известно, сколько раз это действительно происходило?
      – Однажды, – откликнулась она. Это были «ангелы». Воздушные создания с Рая.
      – Точно. И вы были там в тот раз. Если вернуться на двадцать пять лет назад, найдем еще подобный случай. Итого два. За все это время. Из тысяч посещенных систем. Два. Я предлагаю заняться более важными вещами.
      За ней, как по волшебству, открылась дверь, и Майкл проводил ее из комнаты.
      – Если это все же случится, – настаивала она, – у нас будет очень мало времени.
      – Не торопите события, Присцилла. – Его улыбка исчезла, как будто кто-то повернул выключатель.
 
      Хатч запросила архивные файлы по «Паскуарелле», первому пропавшему при исследовании облаков кораблю. Это произошло двадцать лет назад. Файл представлял собой аудиозапись, голос принадлежал Мэг Кэмпбелл, единственному человеку на корабле. Хатч однажды видела Мэг из заднего ряда лекционного зала. Она была высокой черноволосой женщиной, полной достоинства. Очень уверенной в себе.
      Хатч прокрутила запись, слушая знакомый голос, который помнила не с давних времен, а после нескольких прослушиваний той же записи. Мэг трижды заходила в облако, с каждым разом – дальше, и каждый раз сталкиваясь со все более сильными электронными помехами.
      Из третьего захода она не вернулась. Поиски ни к чему не привели, и 14 июля 2211 года «Паскуарелле» официально признали пропавшим.
      На середине записи вмешался голос Барбары.
      – Сообщение для вас, мэм. С «Серенити».
      Хатч выключила запись.
      – Давай, Барб.
      Едва увидев лицо Эндрю, она поняла: случилось что-то плохое.
      – Хатч, – сказал Эндрю, – мы потеряли связь с «Квагмором» в 00:14 24 февраля. ИИ отключился без предупреждения. Днем раньше они нашли какой-то артефакт недалеко от Шмеля и занимались его исследованием. «Хеффернан» снят с курса и прибудет туда через три дня. Прилагаю запись с «Квагмора»
      Хатч замутило. Возможно, дело просто в поломке связи?Потом она просмотрела прилагаемый отчет.

ПИТЧЕРЫ И КЕТЧЕРЫ ДОКЛАДЫВАЮТ О НАЧАЛЕ ВЕСЕННИХ ТРЕНИРОВОК

      Сорок шесть команд стартуют сегодня

ПОПАВШАЯ НА МЕЛЬ В ПРОЛИВЕ ПЬЮДЖЕТ КАСАТКА СПАСЕНА

АМЕРИКАНСКИЕ СТУДЕНТЫ ОТСТУПАЮТ

      Кто такой Черчилль? Никто не знает

ЖИТЕЛИ ОКРУГА ГОМОРРА ДОБИВАЮТСЯ СМЕНЫ НАЗВАНИЯ

ГРАБИТЕЛЬ В МАСКЕ НОСИТ ИМЯ НА РУКЕ

      Татуировка привела к аресту

ОРБИТАЛЬНОМУ ПАРКУ РАЗВЛЕЧЕНИЙ ДАЮТ «ДОБРО»

      «Зеро Джи» откроется через два года

НАБЛЮДЕНИЯ ВН: ПОЛОВИНА ВСЕХ АМЕРИКАНЦЕВ ДОВЕРЯЕТ АСТРОЛОГАМ

КТО СТАНЕТ СОТЫМ ПРЕЗИДЕНТОМ?

      Кампания начинается в Юте и Онтарио

БЕЙСБОЛ: ДВИЖЕНИЕ ПРОТИВ ПОВЫШЕНИЯ ВЫПЛАТ ЗА ПОБЕДУ

      Получены доказательства долговременных злоупотреблений

ПЕРВОЕ ИЗДАНИЕ «ВЕЛИКОГО ГЕТСБИ» ПРОДАНО ЗА 3.6 МИЛЛИОНА

АЙ-БИ-СИ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ О СИЛЬНЕЙШИХ УРАГАНАХ

      На Южное побережье нагрянет запоздалый большой ураган

      Вся исследовательская группа на «Дженкинсе», кроме одного человека, была рада смене курса. Тот факт, что Омега свернула к планетной системе, мог означать: люди близки к грандиозной находке, Граалю, живой инопланетной цивилизации. Настоящей, более экзотической, чем ангелы, варвары с неразвитой технологией, или ноки, варвары с развитой технологией. Исключением же был Дигби Данн, который при обычных обстоятельствах присоединился бы к общему ликованию. Но Дигби был влюблен в капитана. Ее звали Келли Колье, а страсть Дигби была и сильна, и безжалостна.
      В целом, это было достаточно мучительно. Любовные истории всегда подразумевают некоторый душевный неуют, отчасти именно это делает их меняющими жизнь приключениями. Но эта история была исключительно сложной. Пассажирам запрещено прикасаться к капитану. Это аморально и все такое. Невозможная ситуация, Диггер. Подожди, пока все наладится. Прояви терпение, и все будет отлично.
      Келли улыбалась своей потрясающей, очаровательной улыбкой, еще более соблазнительной от того, что капитан старалась вложить в нее беспристрастность, дружелюбие, понимание. «Я потеряю работу», – заявила она, когда Дигби попытался приобнять ее.
      Исследователи возвращались на станцию, когда с ними связались. У нас тут Омега поменяла курс. Сворачивайте налево и разберитесь, что там происходит. Посмотрите, куда она направилась.
      И вот Дигби, антрополог по профессии, участвовавший в экспедиции как волонтер, собиравшей информацию о звездах и планетных системах, изображал радость, обменивался банальностями со всеми и бросал полные муки взгляды на Келли.
      – Извини, – сказала она ему. – Это ненадолго. Туда и обратно. Посмотрим, что там, и назад, на «Бродсайд». Речь всего лишь о паре недель.
      Келли была высокой красавицей с нежной черной кожей и сияющими глазами, и рядом с ней все женщины в жизни Дигби казались безнадежно скучными. Ах, как ему хотелось взять ее с собой, откопать пару древних чугунков.
      Но он покорно довольствовался возможностью потискать ее при случае, на что Келли отвечала – хотя и не всегда – строгим неодобрением.
      – Имей терпение, – говорила она. – Наше время скоро настанет.
      «Дженкинс» отделяло от Земли более трех тысяч световых лет, больше, чем все другие корабли, – своего рода рекорд. Они отсутствовали на «Бродсайде» почти год. Это было по всем меркам долгое одиночное путешествие, которое разнообразили только редкие встречи с кораблем поддержки.
      Такие встречи представляли собой особый случай. В Академии продвигалась идея автоматизации пополнения ресурсов, чтобы отправлять сэндвичи на корабле, управляемом только ИИ. Асквит не мог постигнуть, какой смысл отправлять пилота, раз это гораздо дороже, а представить ситуацию, в которой потребовалось бы вмешательство человека, сложно. Но, кажется, другие понимали, что может значить шанс увидеть новое лицо, когда находишься в глубинах космоса.
      Джек Марковер включился в борьбу, грозя уволиться и устроить пресс-конференцию, если отменят пилотов-людей. Комиссар отступил, обставив все так, будто это была не его идея, и дело спустили на тормозах.
      Джек, маленький человек с ястребиным лицом и чрезвычайно энергичный, был руководителем миссиями. Он любил свою работу, и, если бы ему пришлось выполнить свою угрозу, он не пережил бы этого. Он много говорил об отставке, обычно в те унылые часы, когда «Дженкинс» находился в гиперполете и время текло медленно и спокойно. Но Диггер знал: Джек никогда не бросит работу и однажды его придется просто выгнать и посадить под замок.
      Диггер никак не мог понять, что за специальность у Джека. Родом со Среднего запада, спокойный, целеустремленный, с докторскими степенями по физике и литературе. Казалось, нет такой отрасли знания, в которой он не был бы знатоком. Зная все, он любил повторять, что не знает ничего.
      Трудно представить большую ложь. Этот человек был экспертом во всех областях, о каких Диггер имел представление. Он был единственным известным Дигби человеком, который мог объяснить уравнения Рэдклиффа, цитировал «Потерянный рай», обсуждал скрытые смыслы «Диалогов», играл Моцарта в своем стиле и рассуждал об истории Кварката.
      Келли любила его, Диггер относился к нему как к собственному деду, которого никогда не знал, а Марк Стивенс, обычно пилотировавший корабль поддержки, часто говорил, что причина, по которой он согласен продолжать полеты, – это возможность раз в два месяца провести пару часов с Джеком Марковером.
      Четвертым участником экспедиции была Уинни Колгейт. Она дважды была замужем. Оба брака, по ее словам, закончились вполне мирно, по обоюдному согласию. Но по скрытому гневу можно было догадаться, что дело обстояло не столь благополучно. И Дигби подозревал, что Уинни не скоро решится сыграть в эту игру снова.
      Она начала карьеру в качестве космолога и, как сама периодически говорила, больше всего жалела, что не проживет достаточно долго, чтобы узнать ответы на величайшие вопросы: существует ли множественность миров, что вызвало Большой взрыв, лежит ли в основе мироздания какой-то замысел. Диггер считал, что человечество просто выиграло во что-то вроде космической лотереи, а Джек не верил, что звезды и люди возникли случайно. Уинни оставила вопрос открытым, меняя свое мнение каждый день.
      Ни для кого не было секретом, что эта тихая милая блондинка увлечена Джеком и с удовольствием затащила бы его в постель, но Джек был в некотором роде пуританином, считая секс недопустимым вне брака. В общем, он вел себя так же, как Келли, убежденный, что его авторитет руководителя миссиями пострадает, если он будет спать с подчиненной.
      Дигби предпочел бы, чтобы это случилось, так как это упростило бы его отношения с Келли. Но, к несчастью, Джек стоял на своем, блюдя добродетель Уинни.
 
      Джек Марковер провел в таких миссиях половину жизни и уже начал сомневаться в мудрости такого выбора. Он все поставил на Первый контакт. Когда-то он казался легко осуществимым. Почти неизбежным. Полетел и сделал. Но то была эпоха всеобщего оптимизма, когда полагали, что каждая планета, на которой возможна жизнь, неизбежно обладает биосистемой, а если есть биосистема, то со временем появятся и вожди племени, и учителя математики. Когда стало известно, что пригодные для жизни планеты вокруг ближайших соседей Солнца необитаемы, это казалось простым совпадением.
      Теперь он задумывался, а не слишком ли много они читали научной фантастики.
      Он знал о своей репутации. Привет, Джек, ну как, не нашел еще зелененьких человечков?После двух последних экспедиций он возвращался домой с намерением прекратить свои вылазки. Но его не покидало подобное зову Сирены чувство, что он, может быть, сдался, когда не хватало всего лишь одной экспедиции. Поэтому он знал: что бы ни случилось, несмотря на свои замыслы уйти в отставку и поселиться на Кейп-Коде, он снова отправится перетряхивать новые миры. Надеясь выиграть Большой приз.
      За последний год «Дженкинс» просмотрел семьдесят девять звездных систем, все со стабильными солнцами. Заявленной целью экспедиции было только наблюдение. Исследователи собирали информацию и особенно отмечали планеты, где можно было бы поселиться, не проводя масштабного преобразования. Одну пригодную планету нашли, но жизнь там только зародилась. За всю тридцатипятилетнюю карьеру Джеку попались всего девять планет, на которых жизнь развилась достаточно, чтобы стать устойчивой. Еще на двух условия трансформировались, атмосфера стала слишком разреженной, блуждающая звезда изменила орбиту планет и биологические формы вымерли. Вот так-то.
      На каждой «живой» планете биоформы пока пребывали на стадии микробов. Марковер ни разу не видел на новой планете даже травинки.
      Омега растянулась примерно на 41 000 километров. Она свернула, подрегулировала курс, все еще продолжая поворот. К тому же она сбрасывала скорость. Это было заметно: облако утратило сферическую форму. По мере замедления туманные фрагменты вырывались вперед.
      Поворот был столь плавным, что его едва можно было различить. Джек удивлялся, как его вообще заметили. Наблюдателям пришлось в течение нескольких месяцев следить за объектом, чтобы определить это. Потом он понял, что, поскольку облако направлялось к планетной системе, Академия уделила ему особое внимание.
      «Дженкинс» несколько дней потратил на измерения и считывание показаний датчиков, иногда на расстоянии тысячи километров, иногда подходя тревожно близко к облаку. Данные подтвердили информацию «Бродсайда»: Омега направлялась в планетарную систему.
      Нетрудно было обнаружить ее цель.
      Если Омега будет двигаться как сейчас, вскоре она ляжет на курс к третьей планете.
      «Дженкинс» был слишком далеко, чтобы разобрать детали. Но Джек сообщил на «Бродсайд»:
      – Похоже на случай четырнадцатого декабря, Вадим. Мы отправимся туда и посмотрим.
 
      По традиции каждой исследованной планете давали название. Хотя оно было неофициальными и все планеты в формальных ситуациях по-прежнему обозначали цифровым индексом, присоединяемым к номеру звезды, в повседневном общении проще было говорить Мир Брюстера, или Запруда, или Дребодан. (Брюстером звали спутника Уинни, с которым она впервые отправилась к алтарю. Планета получила такое название, потому что достигла синхронизации периода вращения и солнце, если смотреть с поверхности, «просто сидело, ничего не делая».)
      На этот раз была очередь Келли дать имя новой планете.
      – Эта может оказаться особенной, – сказала Колье. – Когда я была маленькой, мы жили недалеко от Лукаут Пойнт на севере Нью-Йорка. Мне там ужасно нравилось. Мы часто отправлялись туда на пикники. Вдали был виден Гудзон.
      – Так ты хочешь назвать ее Лукаут Пойнт?
      – Думаю, сойдет просто Лукаут.
      Так планета обрела имя.
      Корабль совершил прыжок, чтобы подойти на астрономическую единицу, и начал приближение. Исследователи все еще были слишком далеко, чтобы что-то различить в телескоп. Но уже могли заметить, что планета не окружена электромагнитным полем.
      Эта новость вызвала противоречивые чувства. Как и все, Диггер хотел бы увидеть мир с развитой цивилизацией. Такого еще никогда не случалось, это был бы гигантский успех. С другой стороны, приближалось облако. «Лучше бы, – говорил он себе, – оказалось, что там никого, а облако просто притянуто необычными скальными формированиями. Ну или руинами, как на Лунном Свете».
      На третий день Лукаут все еще казался яркой светящейся точкой. Однако в телескоп можно было различить, что он покрыт облаками. Единственный видимый участок поверхности был синим. Океан.
      – Там есть большая луна, – сообщила Уинни, изучая информацию датчиков, – точнее, две луны.
      Наличие большой луны считалось неблагоприятным для развития цивилизации. Ну или крупных животных, коль на то пошло.
      Фильтры смягчали отраженный свет, и теперь астронавты видели звездочку и два диска, один в несколько раз больше второго. Звездочкой была вторая луна, предположительно захваченный астероид. Изображение максимально увеличили и сосредоточились на большей луне, пытаясь найти следы чьего-либо пребывания. Но корабль все еще был чересчур далеко. С такого расстояния не удалось бы различить даже здание высотой с Берлинскую башню Бергмана.
      Странное это было чувство. Сколько раз люди приближались к планетам, подобным этой, буквально моля о земляных укреплениях, о стене, о вспышке света на море? А сегодня ночью – было почти двенадцать по Гринвичу – Диггер жаждал увидеть только бесплодные равнины.
      Четкость изображения росла. На Лукауте были кучевые облака. Континенты. Архипелаги.
      Континенты были зеленого цвета.
      Увидев это, исследователи пожали друг другу руки. Но эти поздравления были довольно сдержанными.
      Полюса были белыми, а океаны – синими.
      – Похоже на Землю, – сказала Венди с таким видом, будто произносит приговор.
 
      На четвертый день удалось выделить черты рельефа, горные цепи, долины рек, большие коричневые участки, которые могли оказаться равнинами. Люди жадно искали огни на ночной стороне, но ничего не заметили.
      Спали урывками, если вообще спали. Как правило, дремали в кают-компании и отлучались только в туалет или раздобыть чего-нибудь пожевать. Им начало казаться, будто они что-то видят. Кто-нибудь, усевшись перед монитором, тыкал в него ручкой: данные очертания, похоже, это здание, или что-то вон там, в бухте, возможно, береговые укрепления. Уинни была убеждена, что разглядела горную дорогу, а Диггер утверждал, будто видел в море кильватерные следы, вероятно, оставленные кораблями. Келли задалась вопросом, не мелькнула ли на одной из рек дамба, а Джек заметил изменения цвета поверхности, свидетельствующие о наличии земледелия.
      Но по мере того как изображение, поступавшее с телескопов, обретало четкость, все предположения растаяли, остались лишь лес, джунгли, реки, побережье. Полумесяц ночной стороны оставался темным.
 
      Облачность была очень плотной, всюду гремели грозы. Крайние север и юг накрыли снежные бури, в одном из океанов бушевал ураган, а в умеренном поясе вспыхивали молнии. Дождь, казалось, шел над всем континентом. Билл произвел обычные измерения и доложил о результатах. Планета была примерно на шесть процентов меньше Земли. Наклон оси – двадцать шесть градусов. (Этот фактор был так же значимым для развития биосферы. У всех известных населенных планет наклон оси составлял от 18 до 31 градуса.)
      По словам Билла, атмосфера была пригодна для дыхания, но благоразумнее было использовать воздух из баллонов. На уровне моря содержание кислорода в воздухе было заметно выше нормы. Гравитация составляла 0,92 от стандарта.
      Меньшая луна двигалась с востока на запад. На обоих спутниках атмосфера отсутствовала, и не было ни малейших признаков того, что кто-нибудь когда-нибудь на них высаживался.
      Семьдесят процентов поверхности покрывала вода. А период вращения Лукаута составлял двадцать два часа семнадцать минут.
      «Дженкинс» вышел на орбиту, перешел терминатор на ночную сторону и почти сразу обнаружил огни.
      Но это были не ясные, четко очерченные огни городов, а дымные, расплывчатые, разбросанные в беспорядке.
      – Лесные пожары, – сказал Джек. – Вероятно, вызваны молниями. – Он улыбнулся. – Жаль, – хотя, возможно, не испытывал сожаления.
      Через тридцать минут астронавты вернулись на дневную сторону. Крупных городов не было видно. Ночь была темна, как содержимое угольного мешка. Джек сел – заметно было, что он испытывает облегчение и разочарование – и отправил очередной отчет Вадиму, информацию для Академии. «Нет признаков, что планета обитаема. Нет огней. Мы проведем дополнительные наблюдения».
      – Тогда зачем облако идет сюда? – спросила Уинни.
 
      Исследователи сделали несколько витков по орбите и ничего не увидели. Они вглядывались в многочисленные бухты и реки, пытаясь увидеть признаки береговых укреплений, но ничего не нашли. Нигде не было ни кораблей, ни намека на дороги.
      Они уже собирались отправить на «Бродсайд» очередное сообщение о том, что Академии не стоит беспокоиться насчет Лукаута, когда Дигби услышал, как Джек хрипло выругался, и взглянул на экраны, на которых была только ночь.
      – Я видел огни, – заявил Джек.
      – Где? – Диггер знал, что Джек уже «списал» эту планету. Он не стал бы снова переживать. Не из-за Лукаута.
      – Пропали, – ответил Джек. – Мы пролетели их. Они позади нас. Но они там были.
      – Билл?
      –  Уже перестраиваю телескопы.
      Альфа-экран, главный рабочий монитор, погас, а затем снова включился.
      –  Есть, – сообщил ИИ.
      Несколько огней, едва мигающих. Но они не гасли.
      – Пожары?
      – Что у нас по датчикам? – спросила Уинни.
      Билл переключился, и все увидели несколько расплывчатых светящихся кругов.
      – Кто-то зажег свет, – сказал Дигби. Он посмотрел на Келли.
      – Возможно, – отозвалась она.
      «Это не Лондон, – подумал Диггер. – Но ясно как день, там что-то есть».
      – Как выглядит это место? – осведомилась Уинни.
      Билл вывел изображение на дисплей.
      Самый крупный из континентов протянулся от одного полюса до другого, сходясь в узкий перешеек в районе умеренных южных широт, затем снова расширяясь. Огни горели на перешейке.
      Он был длиной около четырехсот километров, ширина варьировалась от сорока до восьмидесяти километров. Местность была неровная, вдоль перешейка тянулась горная цепь, а океаны соединяли три или четыре реки.
      Диггер не мог разобраться в своих чувствах. Он был предан целям экспедиции не меньше, чем Джек и Уинни. Но в отличие от них он ничего не ожидал найти. Никто никогда ничего не находит. Таково правило.
      – Как мы могли проворонить? – спросила Уинни.
      –  Там все еще дождь, – предположил Билл. – Плохая видимость.
      – Зафиксируй это, Билл. Я хочу, чтобы потом, при дневном свете, мы без проблем разыскали это место. – Диггер повернулся к экрану и уставился на темный силуэт планеты. Огней нигде не было видно. Да, придется несколько раз облететь вокруг, прежде чем над нужной местностью рассветет. Может быть, облачная завеса рассеется, и удастся многое рассмотреть.
      Днем они действительно увидели.
 
      Огней исследователи больше не заметили. К восходу дождь кончился, интересующий их район повернулся к солнцу, и Диггер разглядел длинную неровную линию, идущую вдоль перешейка. Дорога?Линия не могла быть ничем иным.
      В тот же миг Келли объявила, что видит город.
      – В одной из бухт, – сказала она, выводя изображение на монитор.
      – А вот еще один. – Уинни указала на противоположную сторону перешейка. И другой там, где перешеек расширяется в южной части. И два в том месте, где начинается северная часть материка.
      Города теснились около бухт, тянулись вдоль невероятно изогнутой береговой линии и по обоим берегам рек. Был даже один город на острове близ материка в западном море.
      Телескоп приблизил изображение, и земляне увидели на дороге каких-то существ, крупных неуклюжих вьючных животных, похожих на носорогов. И гуманоидов, не менее неуклюжих, с широким в талии телом, идущих вразвалочку с вожжами в руках, в шляпах, похожих на сомбреро.
      – Черт бы меня побрал! – воскликнул Джек. – Они на самом деле есть.
      У гуманоидов была бледно-зеленая кожа, широкие мягкие ступни (не утки ли были их предками?) и одежда ярких цветов. Красного, золотого, темно-синего и изумрудно-зеленого. Уинни насчитала шесть пальцев вместо пяти и предположила, что волос на голове у местных жителей нет. Они были одеты в мешковатые брюки и длинные рубахи. На некоторых были куртки, вся одежда богато украшена, в изобилии – браслеты, ожерелья, перья. Многие носили ленты.
      – Мои первые инопланетяне, – сказала Келли, – и просто Карпентер какой-то.
      Она имела в виду Чарли Карпентера, создателя «Гумпов», жутко популярного детского шоу. Инопланетяне и в самом деле походили на гумпов.
      – Невероятно, – произнесла Уинни.
      Кто-то, смеясь, предложил выпить за Чарли Карпентера, который добрался сюда первым. Люди смотрели на движение по центральной улице города, расположенного на западном берегу. Пока они в изумлении трясли головами, Джек навел фокус на здание, стоящее на невысоком обрыве над морем. Смех прекратился.
      Здание было круглым, кольцо дорических колонн поддерживало куполообразную крышу. Оно блестело в первых солнечных лучах и выглядело в точности как греческий храм.
      – Говорите, что хотите, – сказал Диггер, – но эти ребята знают толк в архитектуре.
 
      Всего насчитали двенадцать городов: восемь на перешейке, два на северном материке, один на юге и один на острове. Иногда было сложно определить, где кончается один город и начинается другой, потому что, к удивлению землян, стен они не увидели.
      – Возможно, это одно государство, – предположила Келли, спустившись с мостика, чтобы разделить со всеми ликование. – Или конфедерация.
      В планировке всех городов просматривалось определенное сходство. Они совершенно точно не были спроектированы в современном смысле этого слова – просто выросли вокруг торговых и мореходных районов, которые располагались, как правило, на побережье. Однако города были разбиты на квадраты, а значительное пространство выделено под парки и бульвары. Остальные здания были не так изящны, как храм, но их конструкция отличалась простотой – контраст с чрезмерным изобилием украшений у обитателей.
      В городах кипела жизнь, на рынках было не протолкнуться – смешной утиной походкой разгуливали полчища этих созданий, малыши гонялись друг за другом, кто-то отдыхал у фонтанов. Джек с изумлением обнаружил, что у аборигенов есть водопровод.
      – Можно узнать, какого они роста? – спросила Уинни.
      – Они меньше, чем кажутся, – сказал Билл. – В среднем примерно по плечо Джеку.
      Назначение зданий было разнообразным: двухэтажные дома (вероятно, частные жилища), что-то вроде общественных построек, магазины, склады. Три корабля стояли у причала, четвертый входил в гавань. Его паруса были наполнены ветром, на палубах стояли матросы.
      Везде прослеживался одинаковый архитектурный стиль. Даже без дорических колонн, как у храма на побережье, здания обладали простым изяществом, строгими линиями, сводчатыми крышами, лаконичными карнизами. «Именно то, – подумал Диггер, – что притягивает Омегу». И поразился тому, насколько более чутким, чем сенсоры «Дженкинса», было облако.
 
      Города окружали земледельческие угодья, квадратные участки были заняты различными культурами, фруктовыми садами, силосными ямами, амбарами. Мирно паслись несколько «носорогов» и существа поменьше.
      Постепенно фермы вытеснял лес.
      За северными городами он становился гуще и врезался в уступы горной цепи, напоминавшей Альпы. По ту сторону гор зеленели джунгли, ближе к экватору переходившие в пустыню. На юге города стояли у подножья другой горной гряды, тянувшейся непрерывно на тысячи километров, до самой полярной ледяной шапки.
       Где остальные города?
      Диггер не понял, что задал этот вопрос вслух, пока Джек не ответил, что, похоже, перешеек – единственное обитаемое место на планете. Другие материки казались пустынными. Земля выше и ниже перешейка тоже выглядела необитаемой.
      Земляне искали в океанах корабли, но не нашли, кроме тех, что находились в прибрежных водах вблизи городов.
      – Как будто держатся в пределах видимости с берега, – заметила Келли.
      – Смотрите. – Диггер указал на две реки, пересекавшие перешеек. – Шлюз.
      Изображение приблизили и увидели, что он прав.
      – Им нужно провести корабли через возвышенность посередине перешейка, – сказал Джек, – поэтому они используют систему шлюзов, чтобы поднять их, а затем опустить на уровень моря.
      Келли подняла кулак в торжествующем жесте.
      – Гумпы – механики. Кто бы мог подумать!
      Джек готовил отчет.
      – Там захотят узнать численность. – Он оглядел коллег. – Как вы думаете?
      Никаких предположений. Уинни стала перечислять города. Самый северный и он же самый маленький располагался на западном побережье. В нем находилась пара впечатляющих зданий. Большее стояло напротив пруда и очень походило на один из административных корпусов Академии – длинное, невысокое, всего в три этажа, из белого камня. Возможно, чуть поменьше, но оба здания мог бы создать один архитектор.
      Вторая постройка была круглой, как храм у моря, но крупнее, с большим количеством колонн. Казалось, она открыта всем ветрам. Ее крышу венчало нечто, напоминающее солнечный диск. Оттуда открывался вид на парк.
      Существа толпились в торговом районе, чересчур тесном. Бульвары, изгибаясь, расходились во всех направлениях. Их обступали дома всех форм и размеров. «Минимум двадцать тысяч, – предположил Диггер. – Скорее всего, двадцать пять. Другие города выглядят крупнее. Скажем, в среднем процентов на пятнадцать-двадцать. То есть по тридцать тысяч в каждом. Это если брать с запасом. И в сумме это дает?..»
      – От трех до четырех сотен тысяч, – сказала Уинни Джеку.
      Он кивнул. Келли заявила, что цифра занижена, но Диггер считал, что она более-менее точна. Джек согласился и ушел по коридору писать отчет.
      На север вдоль западного побережья плыл один из кораблей. Он шел на всех парусах и очень напоминал фрегат восемнадцатого века. Эти ребята не знали римских галер. Или лодок викингов. Весла им явно были не нужны.
      С другой стороны, они не знали достоинств забортного двигателя.
 
      – Вопрос в том, – произнес Джек, – что нам теперь делать?
      На перешейке вновь настала ночь, но ясная, и земляне могли видеть россыпи городских огней. Они были едва различимы – возможно, это мерцали масляные светильники, – но они были.
      – Ждем указаний, – сообщил Джек. – Скорее всего, нам пришлют специалиста по контактам.
      – Не хотелось бы поднимать эту тему, – проговорил Диггер, – но откуда берутся специалисты по контактам?
      – Я полагаю, из Академии.
      – Перелет займет девять месяцев.
      – Знаю.
      – Через девять месяцев облако будет здесь. Пока «академики» сюда доберутся, контактировать будет не с кем.
      Было видно, что Джеку не по себе.
      – Если они отправятся в путь незамедлительно, у них будет пара недель до того, как облако нападет. В любом случае, Хатч свяжется с нами через пару недель и сообщит о своих намерениях. А до тех пор, полагаю, нам остается только сидеть и не рыпаться.
      Келли нахмурилась.
      – Вы не думаете, что стоит спуститься вниз и поздороваться?
      – Нет, – ответил Джек. – Протокол предписывает нам не вмешиваться. Никаких контактов.
      – Никто ничего не может сделать, – сказала Уинни.
      Диггер наморщил лоб.
      – А в правилах ничего не говорится о чрезвычайных обстоятельствах?
      – Собственно говоря, нет.

      – Ничего, – сообщил Скай. Спасатели шесть часов вели поиски в районе последнего пребывания «Квагмора». Никаких признаков ни корабля, ни ежа.
      – Не мог он просто исчезнуть, – сказала Эмма.
      Скай не знал, что она имеет в виду – корабль или ежа. В любом случае, нигде не было ни того, ни другого.
      Скайлер Капабьянко был одним из тех двух (из двадцати шести) капитанов Академии, которые все еще были женаты, и единственным, чья жена входила в команду корабля. Она, астрофизик Аризонского университета, заявляла, что ни за какие коврижки не отправилась бы на задание Академии, если бы не возможность быть рядом с мужем. Он не очень-то верил, но был счастлив слышать это.
      Эм была настроена на счастливый исход спасательной операции. Она ни разу не видела в космосе несчастных случаев со смертельным исходом и не могла заставить себя поверить в нечто подобное. Найти разумное объяснение случившемуся было сложно. Самой вероятной причиной представлялась авария в энергосистеме, в результате которой корабль дрейфует без дальней связи. Скай знал, такое возможно, но маловероятно.
      Когда астронавты добрались до облака и не услышали ни сигналов СОС, ни позывных, оба поняли, что шансы спасти кого-либо исчезающе малы. Сверхсветовики проектировались так, что радиопередатчик был почти последней вещью, которая могла выйти из строя.
      Кроме катастрофы, объяснений этой тишине было не так уж много. Однако люди продолжали поиски, пока Билл не доложил об отсутствии каких-либо признаков корабля:
      – Его нет в области поиска.
      Эм и Скай не знали экипаж «Квагмора», но от этого было ничуть не легче. Среди тех, кто путешествовал в глубинах космоса, возникло некое братство. Сложилась традиция, подобная той, что существовала у моряков в опасные времена на заре мореходства. Астронавты были товариществом, выручали друг друга и горевали, когда кто-нибудь пропадал.
      «Квагмор» пропал. Миссия превратилась в спасение имущества, но не людей.
      – Должно быть, произошел взрыв, – сказала Эмма.
      Скай посмотрел направо, где дрейфовала Омега, темная и тихая. Но облако было слишком далеко, чтобы винить его.
      Эмма прижалась к мужу.
      – Черт.
      – Мы с самого начала не исключали этого, – заметил Скай.
      – Пожалуй. – Она всхлипнула, вытерла глаза, отошла от него и прокашлялась. – Ну, кажется, здесь делать нечего. Нужно попытаться взглянуть на то, что случилось.
      Скай внимательно посмотрел на нее.
      – Как по-твоему, нам удастся это сделать?
 
      Корабль перешел в гиперпространство, пронесся через тихие туманы и снова выпрыгнул, прежде чем Скай допил свой кофе.
      –  Прямо по курсу, – сообщил Билл.
      Спасатели пролетели 104 миллиарда километров, навели телескоп на область поиска и теперь могли видеть место, где раньше находились «Квагмор» и еж. Билл развернул множество сферических антенн, служащих корабельными телескопами, и направил их на этот район.
      Люди видели местность, какой та была четыре дня назад. Будь телескоп помощнее, можно было бы разглядеть, как «Кикимор» приближается к ежу, и могли бы разглядеть, как Терри Драфтс и Джейн Коллинз выходят из корабля и спускаются на шипы.
      Эмма установила время «Квагмора»: поздний вечер двадцать третьего, ровно за двадцать пять минут до обрыва связи.
      На «Хеффернане» было за полночь. Скай чувствовал себя изнуренным, усталым, все тело затекло, но спать не хотелось. Пока они ждали, он отослал на «Серенити» предварительный отчет: «Никаких следов „Квагмора“. Продолжаем поиски».
      Спасатели обсудили происшествие. Странно, что корабль просто исчез. А может, они улетели? Или их кто-то похитил?Это звучало дико, но не более дико, чем то, что звездолет пропал из виду. Скай посмеялся над своей идеей, но спросил Билла, не замечает ли тот в исследуемой зоне необычных движущихся объектов.
      –  Ответ отрицательный, – сказал Билл.
      Насмотрелись ужастиков.
      Эмма мягко сжала руку мужа.
      – Приближается.
      Скай посмотрел на часы. Оставалась примерно минута.
      На таком расстоянии облако, конечно, было невидимо. (Скай не мог не связывать происшествие с облаком. Знал, что так или иначе оно к нему причастно.) Сейчас люди были от него далеко. Расстояние между их настоящим местоположением и местом происшествия равнялось семи диаметрам Солнечной системы.
      – Не могу представить, что можно разглядеть из такой дали, – произнес Скай.
      – Мы ничего не увидим. Но есть шанс...
      –  Фотоны, – сообщил Билл. – Небольшой всплеск, но произошел именно в тот момент.
      – И что нам это дает? – спросил Скай.
      – Взрыв, – проговорила Эм. – Большой взрыв.
      – Достаточно большой, чтобы уничтожить корабль? И скалу?
      – Если отсюда видны его следы... Да, пожалуй.

      Прошло почти четыре года, но Дэвид Коллингдэйл не забыл и не простил Омегам нападения на Лунный Свет. Чудовищная бессмысленность этого по сей день изводила его, иногда наваливаясь посреди ночи.
      Будь разрушения вызваны войной, или мятежом, или любой самой нелепой причиной, он мог бы смириться. Иногда он стоял перед аудиторией, и кто-нибудь из студентов спрашивал об этом случае, и он пытался объяснить, как это было и что он чувствовал. Но Дэвид все еще переживал, и порой его голос срывался, и он погружался в скорбное молчание.
      Коллингдэйл не принадлежал к тем, кто считал Омеги природным явлением. Их кто-то создал и запустил. Если бы Дэйв добрался до этого кого-то, он бы с радостью убил его без малейшего сожаления.
      Кампус Чикагского университета был укрыт снегом. Дорожки и посадочные площадки расчищены; все остальное засыпано. Дэвид сидел за своим столом, перед ним лежали записи его лекций, кабинет был наполнен неуместными звуками «Весны» из «Времен года» Вивальди. Он провел ночь здесь не потому, что знал о приближающейся буре, хотя ему о ней и сообщили, но просто потому, что ему нравилось иногда находиться в спартанской обстановке своего кабинета. Это восстанавливало разумность и целесообразность мира.
      Лекции только начались. У Коллингдэйла назначена на девять тридцать встреча с одним из аспирантов и как раз оставалось довольно времени, чтобы привести себя в порядок – принять душ, переодеться – и спуститься в столовую факультета, наскоро позавтракать.
      Здешняя жизнь ему нравилась. Он время от времени вел семинары, был научным консультантом двух докторских диссертаций, писал статьи для ряда журналов, работал над мемуарами и вообще с удовольствием притворялся важной университетской шишкой. У него начала складываться репутация чудака. Недавно он обнаружил, что некоторые из его коллег думают, что он слегка не в себе. Они думали, что события на Лунном Свете повредили его рассудок. Возможно, это соответствовало истине, хотя он считал, что выражение «еще сильнее повредили» лучше бы подошло. Казалось, со временем он все сильнее переживает по этому поводу. Дэвид, если бы захотел, и в самом деле мог расплакаться, просто вспомнив Лунный Свет.
      Его несколько угнетало то обстоятельство, что он плохо влияет на своих студентов. Поэтому год назад он хотел уволиться посреди семестра, но ректор, понимающий преимущества присутствия на факультете такого лица, пригласил его в местный бар и говорил с ним всю ночь. В итоге Коллингдэйл остался.
      Ректор, по совместительству старый друг, порекомендовал ему обратиться к психиатру, но Коллингдэйл не был готов признать, что у него есть проблема. В сущности, он привязался к своей навязчивой идее. Он не хотел с ней расставаться.
      Дела его наладились однажды после Рождества, когда в его жизнь вошла Мэри Кланк. Высокая, худая, безупречная, она выслушивала все шутки по поводу ее фамилии и смеялась над ними. «Променять Кланк на Коллингдэйл? – спросила она в тот вечер, когда он сделал ей предложение. – Ты, наверное, думаешь, у меня вкуса нет?»
      Он любил ее так же страстно, как ненавидел облака.
      Мэри отказывалась погружаться в его настроение. Когда Дэвид хотел пойти в театр, она настаивала на прогулке по парку, когда он предлагал посвятить вечер концерту, она хотела сгонять до Лоун Вулф.
      Постепенно Мэри превратилась в двигатель, управляющий его жизнью. А те редкие дни, когда Дэвид не видел ее, превращались в пустое времяпрепровождение, которое хотелось поскорее оставить в прошлом.
      Дэвид всегда считал, что романтическая страсть годится только для подростков, женщин или болванов. Он мог понять секс. Но «вместе и навсегда»? Песенка для детей. Страсть к Мэри Кланк вспыхнула в нем с первого же взгляда – на каком-то университетском сборище, – и Дэвиду уже не суждено было избавиться от нее. К его радости, Мэри ответила ему взаимностью, и Коллингдэйл чувствовал себя счастливым и довольным как никогда.
      Но его врожденный пессимизм таился где-то в глубине и предупреждал, что Мэри не останется надолго. Что настанет день, когда он будет бродить по Лоун Вулф один или под руку с другой женщиной.
       Наслаждайся ей, пока можешь, Дэйв. Все хорошее преходяще.
      Да, наверное, так. Но Мэри сказала «да». Они не назначили дату, хотя она намекнула, что лучше всего подошел бы конец весны. Июньская невеста и все такое.
      Дэвид протиснулся в душ. У него было отдельное жилье, тесноватое, но ему хватало. Коллингдэйлу нравилось думать, что по статусу ему полагается больше, что он доказывает университету свою скромность, довольствуясь (на самом деле по его просьбе) гораздо меньшими благами, чем мог бы ожидать человек его положения. Многие люди считали скромность верным признаком величия. А значит, это была благоразумная тактика.
      После душа Дэвид разложил на кровати свежую одежду. Аудиосистема играла что-то из Гайдна. Стереовизор тоже работал, звук был выключен, два человека вели серьезную беседу, и, надевая рубашку, Коллингдэйл сообразил, что один из них – Зигмунд Хальворсен, которого обычно приглашали, когда в новостях сообщалось о важном научном событии. Он включил громкость.
      – ...бесспорно, – говорил Хальворсен в своей обычной лекторской манере, – группа городов прямо по его курсу.
      Это был здоровяк-пустозвон с физического факультета в Лойоле. Сплошные борода, живот и чувство собственного превосходства.
      Диктор печально кивал.
      – Доктор Хальворсен, – сказал он. – Это живая цивилизация. Подвергается ли она риску?
      – О да. Конечно. Эта штука уже взяла их след. Наш опыт наблюдения за Омегами невелик, но если наши исследования верны, то у этих существ, кем бы они ни были, осталось не так уж много времени.
      – Когда облако доберется туда?
      – По-моему, речь шла о декабре. За пару недель до Рождества, – в его интонации сквозила ирония.
      Коллингдэйл не смотрел новости с прошлого вечера. Но тотчас понял, что случилось.
      Мужчин сменило изображение облака. Оно висело посреди комнаты, безобразное, зловещее, тупое. Злое. Молчаливое. Голос Хальворсена гудел что-то о «силе природы». Из этих слов было ясно, как мало тот знает.
      – Мы можем чем-нибудь им помочь? – поинтересовался ведущий.
      – На данный момент сомневаюсь. Нам повезло, что это случилось не с нами.
      Из угла рядом с дверью ванной, где он стоял, казалось, что Омега поглотила его диван-кровать.
      – Марлен, – сказал он, вызывая ИИ.
      – Доктор Коллингдэйл?
      – Соедините меня с Академией. Научно-технический отдел. Их штаб-квартира в Арлингтоне. Только аудио. Я хочу поговорить с Присциллой Хатчинс.
      Хрипловатый голос сообщил, что соединение установлено, и Дэвиду ответила молодая женщина:
      – Чем могу помочь, доктор Коллингдэйл?
      – Пожалуйста, руководителя миссиями.
      – В данный момент она не может ответить. Вы хотели бы поговорить с кем-либо еще?
      – Пожалуйста, сообщите ей, что я звонил. – Он сел на кровать и уставился на облако. Оно померкло, вместо него появилась россыпь огней. Ночные города.
      – Вы можете прокомментировать это изображение? – спросил ведущий.
      – Пока нет. Это, по-моему, первые снимки.
      – А где это?
      – Третья планета – прямо как наша – звезды, которая имеет только номер по каталогу.
      – Это далеко?
      – Чуть больше трех тысяч световых лет.
      – Звучит впечатляюще.
      – О да. Мы практически не летали на б?льшие расстояния. Я рискнул бы заявить, что единственная причина, по которой мы там оказались, – обнаружение кем-то движения облака.
      Замигал сигнал вызова. Коллингдэйл ответил в гостиной.
      – Дэйв. – На ковре возникла Хатч. Ее силуэт был обрамлен дверью кабинета и именной табличкой, врученной Дэвиду Гамбургским университетом. – Рада получить от тебя весточку. Как поживаешь?
      – Хорошо, – отозвался он. – Платят прилично, работа мне нравится. – Черные волосы Хатч были короче, чем когда он видел ее в прошлый раз. Темные глаза светились умом, и она явно наслаждалась тем, что была важной персоной. – Я вижу, заварилась каша.
      Она кивнула.
      – Живая цивилизация, Дэйв. Впервые за все время. Мы заявили об этом сегодня утром.
      – Давно вы знали?
      – Мы узнали эту новость два дня назад, но придержали ее до настоящего момента.
      – Ну. – Он не знал, как подойти к интересующей его теме. – Поздравляю. Небось, там у вас большой праздник.
      – Не совсем.
       Нет, конечно, нет. Облако приближается.
      – Какого она типа? – спросил он, имея в виду тип цивилизации.
      – Зеленая двойка.
       Непромышленная. Земледельческая. Но с развитыми городами. Похоже на восточное Средиземноморье, может быть, четыре тысячи лет назад.
      – Что ж – сказал он, – рад слышать. Знаю, не обойдется без сложностей, но это великолепное открытие. Кому принадлежит честь?
      – Похоже, технику с «Бродсайда». И Джеку Марковеру с «Дженкинса».
       Сюрприз! В прежние времена это был бы кто-нибудь из вышестоящих чинов.
      – Облако привело вас туда?
      – Да. – Она выглядела удрученной.
      – По стереовидению говорили про декабрь.
      – Да.
      – Вы попытаетесь что-нибудь сделать для них? Для обитателей?
      – Мы собираем команду.
      – Отлично. Я так и думал. У вас припасено что-нибудь, что могло бы уничтожить облако?
      – Нет.
       Да-а. Это и поганит всю ситуацию.
      – Чего же вы хотите? Какова цель экспедиции?
      – Мы отвлечем его. Если сможем.
      – Как?
      – Проекции. Если это не сработает – воздушный змей. – Хатч позволила себе улыбнуться.
      – Воздушный змей? – Он сам не смог удержаться от ухмылки.
      – Да.
      – Ладно. Не сомневаюсь, вы знаете, что делаете.
      – Спроси меня через девять месяцев. – Хатч наклонила голову, и выражение ее лица изменилось. Стало менее казенным. – Дэйв, чем я могу тебе помочь?
      Он дрожал. Лучшее, что он мог сделать, единственное, что мог, – это не ввязываться. Экспедиция в целом займет почти два года. И, вероятно, закончится провалом. К тому времени он мог бы уже счастливо жить в браке с Мэри.
      – Когда они вылетают?
      – Скоро. Как только мы всех соберем.
      – У них будет не так уж много времени, когда они туда доберутся.
      – По нашим расчетам, около десяти дней.
      – Кто участвует?
      – Мы все еще принимаем заявки.
      Дэвид перебрал в памяти несколько имен, прикидывая, кто постарается попасть в команду, и не нашел никого более квалифицированного, чем он сам.
      – Что будет, если приманка не сработает?
      – У нас останется еще несколько идей.
       Время принимать решение.
      – Хатч, – сказал он.
      Она ждала.
       Два года коту под хвост. Прощай, Мэри Кланк.
      – Да, Дэйв? – ободряющее спросила она.
      – Я бы хотел полететь.
      Она улыбнулась ему, как поступают люди, думая, что вы шутите.
      – Я так поняла, ты тут обосновался довольно прочно.
      – Вроде бы, Хатч. Ну так как, ты мне поможешь?
      – Я добавлю твое имя в список кандидатов.
      – Спасибо, я буду считать это личным одолжением.
      Она на миг отвернулась и кивнула кому-то за кадром.
      – Дэйв, я не могу обещать.
      – Знаю. Что это за создания?
      Хатч исчезла, и появилось другое изображение: неуклюжий кругленький гуманоид, похожий на персонаж карнавала в День благодарения. Мешковатые штаны, мягкая обувь, кричащая рубашка. Круглый гладкий череп. Никакой растительности, кроме бровей. Длинные тонкие уши.
      Почти эльфийские. Их изящество спасало комичную в остальном физиономию.
      – Шутишь, – проговорил он.
      – Нет. Так они выглядят.
      Он рассмеялся.
      – Сколько их?
      – Немного. Похоже, они все сосредоточились в группе городов вдоль побережья. – Ее снова что-то отвлекло. – Дэйв, – произнесла она, – мне пора. Приятно было поговорить с тобой. Я перезвоню через двадцать четыре часа. Сообщу, да или нет.
 
      Дэвид обедал с Мэри, и она поняла: что-то случилось. Они сидели в факультетской комнате отдыха, у него оставалось всего двадцать минут до семинара, который он должен был вести, у Мэри – целый час. Он решил ничего не говорить, пока не узнает решения Академии. Но Мэри сидела здесь над тарелкой с жареным сыром, вглядывалась в Дэвида и ждала, когда он объяснит, что происходит.
      И он объяснил, хотя и представил все так, будто Хатч позвонила ему сама и спросила, может ли он лететь.
      – Они могли выбрать кого-нибудь другого, – заключил он. – Слишком многое поставлено на карту. Будет сложно сказать «нет».
      Мэри посмотрела на него нежными голубыми глазами, и Дэвид подумал: «Не сошел ли я с ума?»
      – Я понимаю, – промолвила она.
      – У меня и правда нет выбора, Мэри. Слишком многое от этого зависит.
      – Все хорошо. Поступай, как считаешь нужным. – Словно ножом по ребрам.
      – Извини. По времени неудачно совпало, да?
      – Говоришь, тебя не будет два года?
      – Если меня выберут, скорее полтора. – Он попробовал улыбнуться, но это не подействовало. – Если это случится, я мог бы, вероятно, выбить место для тебя. Если захочешь полететь.
      Она откусила от сэндвича. Посмотрела на него. Дэвид видел, как она борется с собой. Видел, как твердеет ее взгляд.
      – Дэйв, я хотела бы полететь, но не могу взять и выбросить два года.
      – Полет не займет столько времени.
      – Почти столько. И разрушит мою карьеру. – Мэри преподавала на юридическом факультете. Мелькнула слеза. Но она прокашлялась. – Нет, я просто не могу.
      Что-то в ее голосе, в выражении лица говорило: «Я буду твоей, если хочешь. Но не воображай, что я стану бегать за тобой».
      В этот миг, напоенный ароматами свежезаваренного кофе и корицы, Дэвид надеялся, что Хатч обойдет его, выберет кого-нибудь другого. Но он понимал, что вбил клин в свои отношения с Мэри и, что бы ни случилось, эти отношения никогда уже не будут прежними.
 
      Хатч позвонила в тот же вечер.
      – Ты все еще хочешь лететь?
      – Когда отправляемся?
      – Через неделю, считая с завтрашнего дня.
      – Я буду готов.
      – Прилагаю папку. Там вся информация по миссии. Кто участвует. Что мы планируем предпринять. Если возникнут идеи, перезвони.
      – Обязательно.
      – Добро пожаловать на борт, Дэвид.
      – Спасибо. И еще, Хатч...
      – Да?
      – Спасибо, что выбрала меня.
      Коллингдэйл отключился и посмотрел на озеро. Он жил на Северном Берегу. Приятное местечко. Жаль покидать его. Но он уже позаботился о сдаче жилья в аренду.

      Хатч нашла на своем столе записку с требованием немедленно доложить о прибытии комиссару. Она застала его за сборами.
      – Еду в Женеву, – сообщил он, – сразу после поминовения погибших.
      – В чем дело? – спросила она.
      – Политика. Они хотят, чтобы я приехал. Вы будете замещать меня до конца недели.
      – Хорошо.
      Он посмотрел на нее.
      – Вот так.
      – Никаких специальных указаний?
      – Нет. Просто руководствуйтесь здравым смыслом.
 
      Для Хатч потеря Джейн Коллинз и Терри Драфтса стала сильным ударом. Она знала обоих, встречалась на вечеринках с Джейн и преодолевала опасности вместе с Терри. Стоя на газоне перед Утренним Прудом, слушая хвалебные речи, она не могла избавиться от мысли, что сейчас оба они покажутся, выйдут на середину и объявят, что все это – какая-то ошибка. Возможно, было бы проще, если бы тела нашли.
      Комиссар вел церемонию со своим обычным шармом и уверенностью. Друзья и коллеги делились теплыми воспоминаниями то об одном, то о другом, и не раз раздавался смех. Хатч взглянула на южную стену, где были выгравированы имена всех, кто за долгие годы отдал жизнь на службе Академии. Или, предпочла бы она сказать, на службе Человечеству. Список становился все длиннее.
      Когда настала ее очередь говорить, она разволновалась. Том Калан протянул ей стакан воды, но она замотала головой. Слишком эмоционально для начальника. Она начала со слов о том, что Джейн и Терри были хорошими людьми и ее друзьями.
      – Эти светлые души отправились в темное, никому не известное, смертельно опасное место. Теперь мы знаем. Я горжусь тем, что они были моими коллегами.
 
      Еж и облако шли одним курсом, с одинаковой скоростью. Облако было запрограммировано на атаку объектов с перпендикулярами или даже просто с острыми гранями в абрисе. Еж весь состоял из перпендикуляров. Если догадка Терри, что за облаками наблюдает кто-то еще, верна, то почему корпус сделан так странно? Почему просто не запустить туда обычный комплект датчиков?
      Что происходит?
      Эти два объекта разделяли шестьдесят тысяч километров. Зачем располагать наблюдательный модуль напротив, а не поблизости? И почему так далеко?
      Хатч позвонила нескольким людям. Всем, кто, как она знала, занимался Омегами. Она задала каждому один и тот же вопрос: могут ли существовать другие ежи, сопровождающие облака, и может ли быть, что их не заметили?
      Ответ был один: определенно, да. И вряд ли ежей разглядели бы на расстоянии шестьдесят тысяч километров. Исследовательские корабли были нацелены на Омеги. В их программу не входил дальний обзор территории.
      К середине дня Хатч убедилась, что тут стоит копнуть поглубже.
      – Барбара, – сказала она, – запиши сообщения для «Серенити» и «Бродсайда».
      – Слушаю, мисс Хатчинс.
      Она посмотрела в визуализатор.
      – Одри, Вадим. Давайте выясним, нет ли ежей у других облаков. Поручите кому-нибудь посмотреть. Всем, кто находится в тех районах. Пусть обратят внимание. Скажите им, если найдут ежа или что-нибудь, хоть отдаленно напоминающее его, пусть держатся от него подальше. Не хватало только потерять еще кого-нибудь. О результатах сообщите как можно скорее.
 
      Разные «Метеорологи» засекли еще пять тьюков, итого десять. Они были сосредоточены в двух удаленных зонах, три возле Золотого Полумесяца, четыре рядом с Каубелл.
      Золотой Полумесяц, дом миллионов старых звезд, покачивался над диваном Хатч. Огромные дымчатые стены уходили в бесконечность. На переднем плане, достаточно близко, чтобы осветить часы, красовалась звезда класса G. Светящаяся река газа и пыли текла на заднем плане.
      Хатч запустила программу, и внутри Полумесяца один за другим возникли три ярких объекта. Один вверху, один чуть в стороне и один в центре.
      Затем изображение повернулось, Золотой Полумесяц ушел вниз, огромные облака переместились вдоль стен, и три звезды выстроились в линию.
      Хатч только что наблюдала то же самое с четырьмя тьюками у Каубелл. Правда, там только три тьюка из четырех выстроились в ряд. Но этого было достаточно.
      Это очень напоминало танец. И приводило Хатч в уныние.
      С тех пор, как несколько недель назад в Академии получили первые изображения, ученые ни на шаг не приблизились к разгадке. Хатч подозревала, что, когда «Метеорологи» перейдут в регулярный режим работы, они увидят больше таких случаев.
      Она посмотрела на часы и выключила программу. Оставим это Гарольду. Как исполняющую обязанности комиссара, ее ждали более неотложные дела.
      После поминовения Асквит отвел Хатч в сторону. Это был ее первый опыт в качестве главного ответственного лица Академии, и комиссар, без сомнения, намеренно предпочел не давать ей никаких особых указаний.
      – Не принимайте никаких решений, которые не вписываются в политику Академии. Отложите все, что требует особого рассмотрения, я займусь этим по возвращении. – Он посмотрел на Хатч, осознал, чт? сказал, и добавил: – Без обид.
      Она и не обиделась. Асквит значил для нее слишком мало, чтобы всерьез считаться с его мнением о ее способностях. Конечно, проблемой оставалось то, что он писал на нее характеристику.
      Хатч отбросила эти мысли, связалась с «Рил Фабрикс» и велела им собирать воздушного змея. Ей сообщили его габариты в сложенном состоянии, и она прибавила эти цифры к размерам пространства, необходимого для метеоприспособлений Мардж.
      Экспедиции на Лукаут требовалось два корабля. На одном полетят Коллингдэйл и его команда. Второй должен быть грузовым, а значит, придется зафрахтовать его. Как ни странно, именно корабль Коллингдэйла представлял проблему. Нужен был звездолет для перевозки двадцати с лишним человек, и она знала только один такой – «Аль-Джахани», в настоящее время находящийся в ремонте.
       Надо ускорить этот процесс.
      Она вкратце описала Асквиту свои намерения.
      – Возможно, страшнее самой атаки Омеги будут последствия. Мы не знаем, как это повлияет на атмосферу. Могут пройти годы, прежде чем будет получен первый урожай. Это означает возможный голод среди местного населения. Мы столкнемся с необходимостью отправки продовольственной помощи.
      Он вздохнул.
      – Это не наше дело, Хатч.
      Но только до поры – оба знали это. Когда начнут приходить изображения голодающих, умирающих гумпов, публика расстроится и политики обратятся к Академии.
      – Лучше, – сказала Хатч, – если это не застанет нас врасплох.
      На следующий день Асквит сообщил о своем отъезде в Женеву. Это с трудом можно было принять за совпадение.
      Предполагалось, что «Аль-Джахани» вылетит в пятницу. Груз был готов, Коллингдэйл и его люди были в пути. Но Джерри Хоскинс, главный инженер Академии, колебался. Слишком мало времени. Корабль подлежит капитальному ремонту, а Хатч вздумала отправить его в двухгодовой полет. Но он обещал посмотреть, что можно сделать. Поэтому, когда Барбара сообщила, что Джерри на связи, у Хатч возникло нехорошее предчувствие.
      – Хатч, мы действительно не можем подготовиться за пару дней, – заявил Хоскинс.
      – Сколько времени вам нужно, Джерри?
      – Если мы забросим все остальные дела?..
      – Да.
      – Три недели.
      – Три недели?
      – Может, две. Меньше никак.
      – Не пойдет. Они не успеют. С таким же успехом можно не лететь. – У Хатч не было запасных вариантов: чертовы корабли разлетелись кто куда. – Самое плохое, что может случиться, если мы все-таки отправим его?
      – Вы имеете в виду, в пятницу?
      – Да.
      – Он может взорваться.
      – Шутите.
      – Конечно. Но я не гарантирую, что он долетит до места назначения.
      – Хорошо. Никаких гарантий. Если оставить это в стороне, каковы наши шансы?
      – Вероятно, все обойдется.
      – А что может случиться?
      – Мы проведем обследование. Всесторонее. Двигатели могут отказать. Остальные агрегаты...
      – ...находятся в неопределенном состоянии.
      – Точно.
      – Хорошо, Джерри, я отправлю запись этого разговора Коллингдэйлу. Вы известите капитана.
      Дэйв еще не прибыл, и Хатч оставила сообщение, приведя соображения главного инженера. Она неохотно добавила, что это сделает полет источником чуть более острых ощущений, вздохнула и направилась в кабинет комиссара, чтобы приступить к исполнению своих новых обязанностей.

* * *

      Первая встреча была назначена у Хатч с Мелани Толл из компании «Искатели приключений».
      Несмотря на современные технологии создания изображений, неотличимых от оригинала, дающих возможность виртуального общения между людьми, разделенными тысячами километров, деловые люди по-прежнему считали личное общение необходимым. Создающее неудобства усилие для преодоления пространства свидетельствовало о серьезности намерений приехавшего.
      О серьезности. И вот пришла мисс Толл из «Искателей приключений».
      Хатч разглядывала гостью поверх широкого стола Асквита. (Комиссар настоял, чтобы, исполняя его обязанности, она пользовалась его кабинетом.) Она была молода, привлекательна, высокого роста и очень самоуверенна. Золотое ожерелье и такой же браслет сверкали еще ярче в отблеске ее золотисто-каштановых волос.
      – Рада видеть вас, доктор Хатчинс, – сказала мисс Толл.
      – Вы мне незаслуженно льстите. – Хатч пожала мисс Толл руку, услышав легкое позвякивание золота, и пригласила ее присесть к кофейному столику.
      Они коротко поговорили о погоде, дорожном движении и о том, как в Академии красиво. Затем Хатч спросила, чем может быть полезна своей посетительнице.
      Толл наклонилась, достала из сумочки проектор и включила его. Появилось изображение молодой счастливой пары, карабкающейся по склону горы. Внизу виднелся пятисотметровый обрыв. Хатч видела сверкающую на солнце реку.
      «Искатели приключений» отправляли людей в реальные и виртуальные туры по всему миру и помогали им воплотить свои фантазии. Клиенты компании не только висели на скалах, но и сплавлялись по опасным рекам, спасали красивых женщин (или привлекательных мужчин) от крокодилов, ездили верхом и участвовали в имитациях сражений с бандитами в Сахаре.
      Проектор показал все это в улучшенных красках под бодрую музыку и с чересчур подробными титрами. «Опасность для Знатоков». «Экстремальная гонка». Последняя представляла собой отчаянное бегство на сломанном флаере от облака-людоеда.
      Через пару мгновений Хатч неслась по горнолыжному склону, приближаясь к трамплину, за которым, казалось, была пустота. «Держите штаны!» – гласил лозунг. Она не удержалась: откинулась на спинку кресла и вцепилась в подлокотники.
      – Вот, – сказала Толл, выключив изображение как раз перед тем, как Хатч должна была взмыть в небо, – чем мы занимаемся. Хотя, конечно, вы об этом знали.
      Она притворно улыбнулась Хатч, которая не могла скрыть тяжелого дыхания.
      – Конечно, мисс Толл. – Успокойся. – Отличное шоу.
      – Спасибо. Я рада, что вам понравилось.
      – Чем я могу помочь вам?
      – Нас интересует Лукаут. Место, где живут гумпы.
      – Неужели. В каком смысле?
      – Мы бы хотели добавить их в свой арсенал. – Мисс Толл закинула ногу на ногу. Эта женщина просто источала сексуальность. Даже когда в комнате не было мужчин.
      Мария, секретарь комиссара, внесла кофейные принадлежности и пирожные. Она посмотрела на Хатч, ожидая разрешения. Хатч кивнула, и секретарь наполнила две изящные фарфоровые чашки и спросила, не требуется ли что-нибудь еще. Получив отрицательный ответ, она удалилась. (Асквит не использовал в качестве секретаря ИИ, поскольку наличие живого секретаря подчеркивало его элитный статус. У очень немногих генеральных директоров корпораций и глав государства были такие секретари. Несомненно, Мария поддерживала это впечатление.)
      – Что значит «добавить в арсенал»? – спросила Хатч.
      – Мы бы хотели предложить этот опыт нашим клиентам. Мы бы хотели, чтобы они были там, когда придет облако, наблюдали его атаку, почувствовали, каково это.
      – Мисс Толл, Лукаут – в трех тысячах световых лет от нас. Вашим клиентам придется уехать почти на два года. А возможно, навсегда.
      – Нет-нет. Мы не собираемся буквально отправлять их туда. Мы бы хотели отправить на Лукаут пару наших специалистов, чтобы они записали атаку, поймали ощущение происходящего. Затем мы бы создали виртуальное переживание. – Она попробовала кофе и одобрительно кивнула. – Мы думаем, программа «Омега» отлично пойдет.
      – И вам нужно мое разрешение? – Хатч недоумевала. Любая планета, на которой оказывалась разумная жизнь, автоматически попадала в сферу компетенции Мирового Совета, но в подобных делах его представляла Академия.
      – Разрешение и транспортировка, – сказала Толл.
      Интуиция подсказывала, что надо ответить «нет», но Хатч не могла найти причину для отказа.
      – Вашей компании придется возместить все расходы.
      – Конечно.
      – Вам придется пообещать не вступать в контакт с местным населением. Но это как раз не проблема. Мы просто высадим вас в другом полушарии.
      Толл покачала головой.
      – Нет, мисс Хатчинс. Думаю, вы не поняли. Местное население и их города – главная составляющая. Мы хотим снять их вблизи. Но я могу пообещать, что мы не будем путаться под ногами. Они нас не увидят.
      На сегодняшний день у Хатч были назначены встречи с представителями двух крупных новостных агентств, и неожиданно она поняла, зачем они приехали. Их будет больше. Им нужны хорошие снимки гумпов, бегущих от смерти.
      – Сожалею, мисс Толл, но не думаю, что мы можем позволить это.
      Мисс Толл изогнула прекрасную бровь, и Хатч заметила некую мстительность в ее лице.
      – Почему нет? – спросила она, старательно сохраняя прежнюю интонацию.
       Из уважения к приличиям, тупица.
      – Это чревато нарушением Протокола.
      – Прошу прощения. – Посетительница пыталась изобразить недоумение. – Они нас не увидят.
      – Вы не можете это гарантировать.
      Мисс Толл заспорила:
      – Мы будем держаться в стороне. Они никак не смогут понять, что мы там. Наши люди спрячутся в лесу.
      – Есть также проблема ответственности, – напомнила Хатч. – Полагаю, этим людям придется остаться на время атаки.
      – Да, конечно. Придется.
      – Это возлагает на нас ответственность за их безопасность.
      – Мы дадим вам документ, освобождающий от ответственности.
      – Значение документов в подобных обстоятельствах весьма ограничено. Один из ваших людей не вернется, его семья подаст в суд на вас, а затем на нас. В суде этот клочок бумаги не будет стоить и ломаного гроша, если будет доказано, что мы сознательно отправили его в явно опасную экспедицию.
      – Мисс Хатчинс, сделайте одолжение, рассуждайте здраво.
      – Именно это я и пытаюсь делать.
      Толл еще немного поспорила, решив, что, возможно, ей стоит поговорить с комиссаром, с настоящим комиссаром. Затем она покачала головой, досадуя на несговорчивость Хатч, вежливо пожала ей руку и ушла.
 
      После краткой беседы с отделом технической поддержки по контрактам с поставщиками Хатч спустилась в конференц-зал, где комиссар еженедельно проводил собрание. Обычно это было спонтанное мероприятие, на которое собирались руководители шести подразделений. Асквит никогда не славился умением планировать или слушать. Повестки дня никогда не было, хотя на сей раз он ее составил. Однако она состояла только из обычных рутинных дел, и Хатч разделалась с ними за двадцать минут.
      И ни слова о гумпах.
      – Прежде чем отпустить вас... – сказала она в заключение. – Вам всем известно положение дел на Лукауте.
      – Гумпы? – произнес начальник отдела кадров, изо всех сил сохраняя серьезное выражение лица.
      Хатч не видела в этом ничего смешного.
      – Фрэнк, в декабре многие из них погибнут. Возможно, исчезнет их цивилизация. Если у кого-то есть соображения, как это можно предотвратить, я бы хотела их выслушать.
      – Будь у нас побольше времени, – проговорила Лидия Ву-Чен из отдела биологических наук, – мы могли бы создать на их луне базу. Эвакуировать население. По крайней мере уберегли бы хоть часть от гибели.
      Хатч кивнула.
      – Слишком далеко. Требуется девять месяцев, чтобы только добраться туда.
      – Не думаю, что мы можем чем-то помочь, – сказал Вэнделл Максорли из отдела физики.
      – Вы видели снимки с Лунного Света? – осведомился Фрэнк, оглядев коллег. – Необходимо найти способ остановить облако. Иначе это конец.
      – Мы ничего не можем сделать с облаком, – заявил Вэнделл.
      – Нет волшебных пуль? – спросила Лидия. – Совсем ничего?
      Хатч описала идею Тома Калана. Вэнделл посчитал, что это может сработать.
      – Это помогло бы, окажись мы там пару лет назад, когда эта штука еще не заметила гумпов.
      – То же самое, – заметила Хатч, – в следующем месяце может случиться где-нибудь еще. Нам нужно оружие.
      – А значит, деньги, – констатировал Вэнделл. – Кому-нибудь придется всерьез взяться за программу. – Он посмотрел на нее.
 
      Это вновь навело Хатч на мысль о продовольствии и одеялах для уцелевших. Она с удовольствием отправила бы и медицинскую помощь, но не видела способа быстро выяснить, что понадобится. Забудем о медикаментах. Пищу нужно будет синтезировать, как только выяснят, чем питаются аборигены. Но кто этим займется?
      Хатч попросила Марию связаться с доктором Альвой. «Доктор очень занята, – сказали ей. – Не может ответить. А кстати, кто такая Присцилла Хатчинс?» Но через десять минут секретарь сообщила, что доктор Альва на связи. Было видно, что это произвело на нее впечатление.
      – Между прочим, – добавила Мария, – тот, кому назначено на три часа, ждет вас.
      Альва была в халате и, похоже, находилась в передвижной лаборатории.
      – Чем могу помочь, Хатч? – спросила она. Она не казалась раздраженной и обошлась без «запева».
      – Вы знаете о Лукауте, Альва?
      – Только то, что прочитала.
      – Их ждет уничтожение.
      – Вы собираетесь предупредить их? Хотя бы сообщить им о том, что произойдет?
      – На следующей неделе вылетает экспедиция, в ее составе будут лингвисты.
      – Ну, слава богу. Полагаю, это не означает, что на месте уже есть люди, которые могут поговорить с ними?
      – Еще нет. Мы только добрались туда, Альва. Но мы стараемся.
      – Я беспокоилась, что вы захотите умыть руки. Вам нужна моя помощь в отмене Протокола?
      – На самом деле я позвонила не поэтому. Мы собираемся отправить им помощь. Пока у нас нет образцов, с которыми можно работать, но, как только мы получим их, я пошлю одеяла и продовольствие. И медикаменты, если будет возможно. Все, что потребуется.
      – Хорошо. Вероятно, вам удастся спасти некоторых из них. Что нужно от меня?
      – Совет. Я получу формулы; кто возьмется синтезировать пищу?
      – Бесплатно?
      – Скорее всего. Я попытаюсь выжать из Академии какую-нибудь сумму, но сомневаюсь в успехе.
      – Лучше всего обратиться в «Холлинс и Граут». Поговорите там с Эдди Кумминсом.
      – Как мне его найти?
      – Позвоните в их офис. Скажите, что говорили со мной. Что я сочту это личным одолжением. Вообще-то, подождите до завтра, я попытаюсь сама связаться с ним и все обговорить. Вы не представляете, что вам может понадобиться, так ведь?
      – Сейчас нет.
      – Хорошо. Посмотрим, что я смогу сделать. Если я вам не перезвоню, свяжитесь со мной завтра после обеда. По вашему времени.
 
      На три часа была назначена встреча с преподобным Джорджем Кристофером, магистром гуманитарных наук, доктором богословия. Он представлял Миссионерский совет Церкви Откровения. Его группа в настоящее время была самой многочисленной и могущественной среди фундаменталистских организаций Северо-Американского Союза.
      Кристофер как будто сошел со страниц Натаниэля Готорна. Высокий, суровый, набожный, глаза постоянно устремлены вверх, будто он общается с искусственным спутником Земли. Манера растягивать слова, приобретенная на протяжении долгих лет за кафедрой проповедника, наводила на мысль о людях, у которых в слове Богдва слога. Кристофер был бледным, с костлявым лицом и длинным носом. Он сказал, что очень рад видеть Хатч, что, по его мнению, в иерархии Академии не хватало свежей молодой крови, и намекнул, что хорошо знаком с Асквитом.
      Это соответствовало истине. Разумеется, Церковь не была спонсором, но имела влияние на тех людей, которые ими были. Преподобный Кристофер был частым гостем на загородной вилле Асквита в Чесапикском заливе.
      – Майкл молодец, – произнес магистр. – Провернул огромную работу в Академии.
      – Да, – согласилась Хатч, гадая, не предусмотрено ли особое наказание за ложь представителю духовенства. – Он очень много трудится.
      Кристофер устроился в кресле, удобно разместив длинные ноги, прилаживая улыбку, поправляя свою ауру.
      – Мисс Хатчинс, нас беспокоит судьба аборигенов Лукаута. – Преподобный тщательно выговорил слова – Скажите, эта планета действительно так называется?
      – Нет. У нее есть только номер.
      – Ну, неважно. Нас это беспокоит.
      – Так же, как и нас, ваше преподобие.
      – Да. Конечно. Можно ли предотвратить катастрофу?
      – Скорее всего нет. Но мы попробуем. Однако непохоже, что у нас много шансов.
      Он кивнул, как бы подразумевая, что это характерно для людей.
      – Мы попросим наших прихожан помолиться.
      – Спасибо. Небольшое божественное вмешательство нам бы не помешало.
      Он взглянул вверх, разыскал глазами свой спутник, и снова кивнул.
      – Интересно, размышляли ли вы над возникновением облаков? Кто их послал?
      Хатч затрясло. Кто? Да какая разница?По правде говоря, в редкий день она не задумывалась об этом – с того страшного дня тридцать лет назад, когда увидела первое облако, набросившееся на Дельту, после того как они с Фрэнком Карсоном вырезали несколько квадратов, желая приманить его. И облако мигом объявилось.
      – Многие праведные люди знают, с чем это связано, – заявил преподобный. – Они видели облака и точно знают, что происходит.
      – И что же?
      – Господь теряет терпение.
      Хатч не нашлась, что ответить, поэтому просто откашлялась.
      – Понимаю, как это звучит для вас, мисс Хатчинс. Могу я называть вас Присциллой?