Долгое время они оба молчали.

– Приятно снова увидеться с вами, Хатч, – наконец произнес он.

Они не виделись почти два года. В тот раз Хатчинс прибыла с Пиннакля и остановилась в доке, а он отправился в рейс с исследовательской группой. Тогда они несколько минут поговорили не о делах – коротко, как сейчас.

Встретиться во второй раз им тогда не удалось. По возвращении их направили в ангар, на семинар по навигации. Марселя тянуло к Хатч, он хотел пригласить ее на ужин и провести вечер вместе. Однако не сложилось. Они неизменно расходились в противоположных направлениях.

Хатч посмотрела на снимки.

– Не такая уж большая эта башня, верно?

Башня была построена из камня, круглая, с восемью окнами, причем все они находились на разных уровнях и выходили на разные стороны. В высоту она достигала двенадцати метров. Однако внизу, у основания, просветка показала еще пятнадцать метров кладки под землей – казалось, эта часть башни была связана с внутренней частью городской стены. Следовательно, существовала вероятность, что в нее попадали непосредственно из города.

Марсель вывел на панель управления два изображения. Одно увеличенное. Другое запечатлело башню во всем ее гордом одиночестве.

– Когда вы думаете начать? – спросил он.

Хатч склонила голову набок.

– Да вот бутерброды завернем – и вперед.

– Хатч, мой номер первый хотел бы отправиться с вами.

Она явно обрадовалась.

– Конечно! Если он хочет, мы с радостью возьмем его с собой.

– Он – это она. Келли Колье. Она человек опытный, и, если у вас возникнут проблемы, окажется очень полезной.

– Учту. У вас на борту больше нет археологов, так?

– Нет. У меня целая куча математиков, врачей и климатологов.

Хатч кивнула.

– А как насчет промышленного лазера?

Марсель рассмеялся.

– Откуда у нас такой?

– Ладно. Но спросить-то я должна была.

– Хатч, еще одно.

– Слушаю.

– Я уверен, вы в курсе того, что у нас нет посадочного модуля. Если у вас возникнут проблемы, я не смогу прилететь за вами.

– Знаю. Но я не боюсь. Я намерена быть очень и очень осторожной.

– Отлично. Сделаете мне одолжение, когда будете там?

– Разумеется.

– Оставьте канал связи открытым. Так я смогу слышать, что происходит.

* * *

Хатч не стала сразу сообщать Найтингейлу, что с точки зрения Гомес будет неплохо, если он сможет сопровождать группу высадки. У нее были сомнения, что Найтингейлу захочется отправиться с ними, зато была почти уверенность, что, согласившись, он оказался бы чрезвычайно полезным. Поэтому пока что экспедиция состояла из нее самой, Тони и Келли Колье. Требовались два добровольца для охраны и переноски артефактов. Если они сумеют найти какие-нибудь артефакты.

Ей совершенно не нравилась эта часть работы. Ее призывали делать то, в чем она почти не разбиралась, а она достаточно долго и активно проработала в Академии, чтобы знать: любой успех Гомес поставит себе в заслугу, а имя Хатч окажется навсегда опороченным даже из-за малейшего промаха.

Ей вспомнилась гибель Ричарда Вальда двадцать лет тому назад.

Вальда, выдающегося археолога, Хатч везла на Куракуа. Во время длительного испытания Вальда вместе с группой землеформирователей смыло приливной волной. Этот случай стал легендарным. Вальд слишком долго оставался под водой и не ушел даже тогда, когда нахлынула волна. Хатч не удалось его оттуда вытащить живым. Некоторые ставили это несчастье ей в вину, утверждая, что только она хорошо понимала, что происходит, и предостерегла Вальда слишком поздно.

Она подумала: «Не так же ли был избран Найтингейл Академией на роль козла отпущения?»

Но пора было с этим делом разобраться. Она простилась с Марселем, задержалась в кают-компании, чтобы прихватить сэндвич, спустилась к каюте Найтингейла и постучала.

Он открыл и явно удивился.

– Привет, Хатч, – поздоровался он. – Заходите.

Он работал на компьютере. По встроенному в стену экрану проплывало изображение Обреченной. Хатч взглянула: голубые моря, гряды облаков, обширные материки, покрытые льдом.

– Красивая планета, – заметила она.

Рэнделл кивнул.

– Холодная планета. С орбиты они все выглядят очень красиво.

– Рэнди, мне очень жаль, что вам придется задержаться, а не отправиться прямо домой.

– Хатч, – произнес он, сосредоточивая на ней взгляд. – Вы же явились сюда не за тем, чтобы обсуждать летное расписание. Что я могу сделать для вас?

Она протянула ему копию сообщения. Он прочитал, посмотрел на женщину, снова опустил взгляд к бумаге и поднял глаза.

– Это то, чего хочет Гомес, – проговорил он. – А чего хотите вы?

Хатч ожидала решительного отказа.

– Я буду признательна, если вы полетите с нами. Мне нужна любая помощь.

– Кто еще пойдет?

– Первый помощник с «Венди».

– Вот как?

– И Тони.

– Видите ли, неважно, что думает Гомес, – в действительности я не обладаю никакими особыми знаниями. Мне известно, что планета очень опасна, однако любая обитаемая планета опасна. Не мне вам говорить. И я не археолог.

– Знаю.

– Если бы кто-нибудь спросил у меня совета, Хатч, я бы ответил, что обо всем забыл. Держитесь подальше от этого места.

– У меня нет выбора.

– Знаю. Я вам по-прежнему нужен?

– Да. Я буду очень рада, если вы согласитесь отправиться с нами.

* * *

Марсель удивился, обнаружив, как мало интереса выказывали пассажиры к экспедиции на поверхность планеты. Казалось, раз на Обреченной обнаружились обитатели – обстоятельство, все значение которого осознать было трудно, – должно было проявиться обычное любопытство. Но нет: никого ничто не волновало. Обнаруженная культура явно была примитивной, и, значит, изучать здесь было нечего.

Он понимал, что экзоэкология, занимавшаяся структурами внеземных социумов, – не их область интересов, но тем не менее считал, что ученые захотят спуститься на поверхность планеты ради главной научной находки. Некоторые рискнули заявить, что не прочь полететь, но, когда он отправлял их к Хатч, отказывались. В связи с чрезмерной занятостью. Надо проводить эксперименты. Не могу оторваться ни на минутку. Короче, вы понимаете.

Доброволец оказался один – Чианг Хармон. Марсель подозревал, что он решил отправиться на планету исключительно потому что туда собралась Келли.

Теоретически задача экспедиции была простой: сесть на Малейву-3, сделать снимки, забрать образцы и вернуться. Если встретятся аборигены, их тоже сфотографировать. Хатч не рвалась заниматься спасением обитателей планеты, и Марсель тоже не собирался их беспокоить. Если аборигены сами обратятся к людям и каким-либо образом дадут понять, что нуждаются в помощи, тогда он этим озаботиться. А иначе палец о палец не ударит. Приняв такое решение Марсель несколько раз просыпался среди ночи, однако это казалось всего лишь практичностью.

Существовал и другой аспект этой экспедиции, волновавший его. Он знал, как работает мозг ученого. Команда Хатч спустится туда, посмотрит на чудеса и диковинки и неизбежно обнаружит вещи, которые сложно объяснить. А значит, захочет разобраться в очередном найденном артефакте, во всех других находках. Их ничуть не побеспокоит воображаемое скольжение Обреченной навстречу ее печальному концу, когда они станут умолять Хатч задержаться на этой планете подольше, и если она согласится, затем это повторится снова. До самого последнего часа.

Разумеется, формально Хатч не относилась к ученым. И заявила, что намерена покинуть планету задолго до крайнего срока. Так почему бы не положиться на ее заверения?

* * *

На «Вечерней звезде» Грегори Макаллистер извинился, покинул «Навигатор» и направился к себе. К нему подошла молодая женщина и спросила, не может ли он уделить ей несколько минут. Он узнал ее, поскольку она тоже была в бистро во время дискуссии о влиянии постмодернизма на русский театр. Женщина сидела чуть в сторонке и молчала, но очень внимательно прислушивалась к беседе.

Поразительная привлекательность этой женщины ничего для него не значила. Макаллистер не увлекался коллекционированием красавиц. Однако умение внимательно слушать произвело на него впечатление, поскольку обычно подразумевало некий талант.

Он не ценил ни состоятельность, ни положение в обществе, а посему его нельзя было покорить очарованием или набором свойств, известным как притягательность. Прожив шестьдесят с лишним лет, он знал, что среди так называемых патрициев столько же хамов и оболтусов, сколько невежественных типов водилось в более низком общественном слое. Он предпочитал считать, что интересует его только интеллект, хотя последний был склонен оценивать по отношению человека к мнениям Макаллистера.

– Меня зовут Кейси Хэйз, – представилась красотка. Порылась в кармане жакета и достала удостоверение репортера. – Я работаю в «Интервебе».

Макаллистер позволил себе мельком взглянуть на карточку.

Она была высокого роста, с внешностью фотомодели, с пышными каштановыми волосами, зачесанными назад по нынешней моде. Одета в серые широкие брюки и темный жакет с бриллиантовой запонкой. Он решил, что перед ним – не обычная журналистка.

– Чем могу помочь? – уклончиво осведомился он.

– Мистер Макаллистер, вы слышали последние доклады о системе Малейвы?

– А-а, касательно руин? Да. Я постоянно слежу за этим, разумеется.

Он замедлил шаг, но не остановился. Она шла рядом с ним, не отставая.

– Мне пришло в голову, – сказала она, – что событие такого рода заинтересовало бы вас. Одинокая башня в глуши.

– В самом деле?

Журналисты всегда видели в нем потенциальный материал для очерка или статьи и уж точно жаждали состряпать сенсацию из любого слова, оброненного им в разговоре. Вот только не угадаешь, когда Макаллистер брякнет что-нибудь возмутительное и шокирует публику или, возможно, оскорбит какую-нибудь общественную группу. Взять хотя бы его последнее замечание в Нотр-Дам, где он получал очередную награду. Тогда он заявил, что всякий, кто искренне желает установления терпимого отношения к любым другим людям, должен для начала отбросить все религиозные установления. Когда один из гостей открыто возмутился, Макаллистер с невинным видом поинтересовался, может ли кто-нибудь назвать хоть одного человека, приговоренного к смерти или изгнанного из дома атеистами по религиозным причинам? Однако будь его оппонент более готов к спору, считал Макаллистер, он напомнил бы ему о прославленной нетерпимости самого издателя.

Но, слава богу, эти люди никогда не были легки на подъем.

– Да, – продолжала она. – Я ваша почитательница с самого колледжа.

К этому она добавила несколько слов о великолепии его трудов, и Макаллистер не стал возражать против продолжения беседы. Но было очень поздно, и к тому же он страшно устал. Поэтому он предложил ей вернуться к исходной теме.

– На Малейве-3 мы обнаружили строения погибшей цивилизации. Но, возможно, некоторые из аборигенов еще живы. – Она ослепительно улыбнулась, намереваясь этой улыбкой стереть у него даже тень сопротивления. – Как вы думаете, каково им? Давно ли они здесь существуют? Неужели нынешняя своеобразная кульминация их цивилизации свидетельствует о том, что вся их история, все, что ими когда-либо совершено, это и в самом деле неважно?

– Юная леди... – начал он.

– Кейси.

– Юная леди, откуда же мне знать? И, собственно говоря, почему это должно меня волновать?

– Мистер Макаллистер, я читала «Раздумья босоногого журналиста».

Это его смутило. «Босоногий» был сборником его ранних эссе, где он бичевал общественную глупость показной мужебоязни. Но сборник содержал и длинное эссе, защищающее весьма странное убеждение, первоначально провозглашенное Руссо, что некоторых знаний, обретенных благодаря разлагающему действию цивилизации, лучше было бы не иметь вовсе. Разумеется, это было написано прежде, чем он осознал ту истину, что декаданс скорее привлекателен.

– Все это совершенно не важно, – произнес он. – Тот факт, что на Обреченной кто-то жил – кто-то, кто знал, как складывать камни один на другой, – похоже, не имеет почти никакого значения. Особенно после того, как и они, и камни отправятся в лучший из миров.

Женщина уставилась на него, и он заметил в ее взгляде решимость.

– Мистер Макаллистер, вы, наверное, удивились, когда я остановила вас.

– Вообще-то нет.

– Мне бы очень очень хотелось...

– Взять у меня интервью.

– Да. Само собой разумеется. Если бы вы могли уделить мне время.

Когда-то он сам был молодым журналистом. Много лет назад. И ему вдруг оказалось трудно отказать этой особенной женщине. Почему? Оказались ли пробита его толстая кожа?

– О чем бы вы хотели со мной поговорить? – осведомился он.

Следовало заранее потребовать от нее вопросы. Однако ему вовсе не хотелось, чтобы пошел слух, будто одному из самых непосредственных мыслителей в мире потребовалось специально готовится к интервью.

– Напомните мне, гм... – Он заколебался, словно забыл, что собирался сказать. – Как, вы сказали, вас зовут?

– Кейси Хэйз.

– Скажите, Кейси, как вы оказались в этом рейсе? Вы заранее предвидели такой поворот событий?

Она склонила голову и упрямо посмотрела на него. Макаллистер подумал, что она ему нравится. Для журналистки она казалась неглупой.

– О нет! – ответила она. – Собственно, я никак не предполагала, что буду работать здесь. Родители подарили мне билет на день рождения.

– Поздравляю, – произнес он. – Вам очень повезло с родителями.

– Спасибо. Признаюсь, что перспектива наблюдать за тем, как одна планета сталкивается с другой, обещает весьма и весьма интересный репортаж. Если мне удастся правильно это подать.

– Посмотрим, что у вас получится, Кейси. А как вы планировали подступиться к этой теме?

– Отыскать одного из самых блестящих в мире издателей и представить публике его реакцию на событие.

«Похоже, эта женщина ничего не стесняется».

Она смотрела прямо на него. Макаллистеру показалось, что он заметил искорку обещания где-то в конце пути, предложение награды, однако приписал это все тому же заложенному природой в самце чувству, которое крепко держало его на месте и не давало стремительно уйти к себе в каюту.

– Может быть, – продолжала она, – мы могли бы побеседовать об этом завтра за ланчем, если вы будете свободны? На «Верхней палубе» очень симпатично.

«Верхней палубой» назывался самый шикарный ресторан на корабле. Кожа и серебро. Свечи. Барочные украшения. На настоящем рояле играют Баха.

– Мне она кажется не вполне удобной, – отозвался он.

– Хорошо, – сказала Кейси. Она была сама уступчивость. – Где бы вы предложили встретиться?

– Спрошу у вас, как у понятливого и смышленого журналиста. Собираясь взять у кого-нибудь интервью о значении «Титаника» или «Ранкосаса», где бы вы предложили побеседовать?

Она смутилась.

– Н-ну, не знаю...

– Поскольку оба судна давно восстановлены и вполне приспособлены для посещений, лучшим местом, безусловно, была бы каюта на самом корабле.

– О! – воскликнула она. И опять: – О! Вы о высадке на поверхность?

Подразумевал ли он именно это? Вполне возможно. Событие подобного рода непременно осветят. И участие в нем не нанесет вреда его репутации. Он, пожалуй, сумел бы правильно интерпретировать события. Мир умников, сентименталистов и моралистов в течение следующих нескольких дней будет переживать нечто необычайное, извлекая уроки из смерти разумных существ. (О том, насколько разумных, эссе, разумеется, упоминать не будет.) Как обычно, это событие будет преподнесено как предостережение от Всевышнего. Ему пришло в голову, что если хоть одно из этих несчастных созданий и в самом деле будет обнаружено, то раздастся душераздирающий вопль негодования, призывающий к отчаянным попыткам спасти его, – возможно, даже на палубах «Вечерней звезды».

«А в самом деле, почему бы и нет?»

– Да, – решительно проговорил он. – Если хотите поговорить об Обреченной, то сама Обреченная – вот место, куда нам следовало бы отправиться.

Она колебалась.

– Не понимаю, как мы это устроим? Туда что, посылают какие-нибудь группы?

Он рассмеялся.

– Нет. Но, уверен, это поправимо. У нас есть два дня. Я посмотрю, что можно сделать.

* * *

Макаллистер вернулся в свою отдельную улучшенную каюту, запер дверь и опустился в кресло.

Эта журналистка напомнила ему Сару.

Нет, не внешне. Черты лица у Сары были мягче, волосы чуть темнее и не такие пышные. Обе женщины были одного роста, но стоило вглядеться получше, и уловить сходство во внешнем виде становилось очень сложно.

И все же оно существовало.

Наверное, глаза. Но у Сары глаза были зелеными, а у Кейси – голубыми. Тем не менее он узнал этот решительный взгляд и, наверное, еще что-то в ее облике – как она улыбалась уголками губ или как говорила сипловатым мягким голосом, считая, что это работает на нее, – разницы почти не было. Либо просто-напросто разыгралось его неистовое воображение – ведь он отправился в рейс, который, вне всякого сомнения, войдет в историю, и Сара сейчас могла бы быть с ним.

Проведя двадцать лет в беспрестанных нападках на брак – этот институт порока для обоих полов, этот постепенно смыкающийся капкан, – однажды вечером на презентации группы молодых журналистов он познакомился с Сарой. Она пригласила его на ужин, потому что на этой встрече работала, и в число ее задач входило взять у него интервью. В то время он слыл в Америке, наверное, самым известным женоненавистником. Он всегда утверждал, что «великая страсть» быстро изнашивается. И даже установил собственный предел: один год, три месяца и одиннадцать дней.

С Сарой ему не удалось проверить справедливость этих цифр. Спустя восемь месяцев после того, как он встретил ее, через три недели после свадьбы она погибла в кораблекрушении. Его там не было, поскольку, когда это произошло, он работал в офисе «Премьера».

Это случилось давным-давно. И все же не было ни дня, когда бы он не вспоминал и не думал о ней.

У Сары часто менялось настроение: она то казалась мрачной, то веселилась от души, то впадала в раздумья, то громко смеялась. Ее фамилия была Дингл, и она часто говорила, что вышла за него замуж исключительно ради того, чтобы ее сменить, – поскольку, по ее словам, та всегда смущала ее.

Он не мог объяснить, почему в эти мгновения в каюте ему вспомнилась Сара.

Это было просто глупо. Видимо, он старел.

В автобаре он заказал свежесрезанные ягоды земляники и вывел на дисплей библиотечный каталог. Там он отыскал роман Рэмси Таггарта, который давно хотел просмотреть. Таггарт считался одним из его открытий, но начинал плыть по течению. Макаллистер имел с ним беседу и указал, что тот делает не так. Тем не менее последняя книга – отчаянно скучная мелодрама об-адюльтере-в-горах – не свидетельствовала об улучшении. Если тенденция продолжится и в этой самой последней книге, то у Макаллистера не останется другого выбора, кроме как расшевелить его более серьезными мерами. Публичными высказываниями.

Он думал и думал о разговоре с Кейси, поскольку ему казалось, что он упустил какие-то детали. Он не был из числа тех, кого беспокоит мнение других, и все же добровольно согласился на интервью, которое давать ему сейчас было не с руки.

«Почему?»

Постепенно ему стало казаться, что ему хочется спуститься на поверхность Малейвы-3. Побродить среди развалин и проникнуться величием окружающего. Пропитаться до мозга костей ощущением надвигающейся катастрофы. «А что, если остаться на поверхности обреченной планеты и наблюдать за титаническими разрушениями?»

Чтобы уладить эти вопросы, ему нужно было склонить на свою сторону Эрика Николсона.

Николсон, капитан «Вечерней звезды», был человеком небольшого роста, но очень сильным – как физически, так и душевно. К примеру, он гордился своей должностью и расхаживал с высоко поднятой головой, как индюк. Говорил он отстраненно и тихо, словно изрекал божественные заповеди на горах, и не сомневался, что ему внимают.

Согласно расписанию следующего вечера, Макаллистер ужинал за одним столом с капитаном. Это сулило возможность приватно побеседовать с ним о делах. Теперь главным было найти достаточно веские для Николсона причины отправить на поверхность посадочный модуль корабля. С Макаллистером внутри.

Наконец перед ним появилась книга, и он приступил к чтению. Хотя раз или два оглядывал помещение, желая вновь убедиться, что он совсем один.

5

Все важнейшие мысли, какие приходят мне в голову, приходят тогда, когда я собираюсь куда-нибудь уезжать.

Грегори Макаллистер. Вавилонские заметки

К исследовательской команде «Уайлдсайда» добавилось двое с борта «Венди». Хатч встретила их в специальном отсеке. Они обменялись приветствиями.

Келли Колье, на голову выше Хатч, была одета в стандартный комбинезон «Венди Джай» с голубой отделкой. Она тепло пожала руку Хатч и сказала:

– Я рада, что меня включили в команду.

Азиатское происхождение Чианга Хармона проявлялось в разрезе его глаз, но ничего больше Хатч так и не высмотрела. Ширококостный, широкоплечий темный шатен, он казался втройне неуклюжим. Хатч тотчас решила, что он ей нравится. Помимо всего прочего, она поняла, что он испытывает к Келли не только профессиональный интерес.

– Вы когда-нибудь прежде спускались на неисследованную планету? – спросила она.

Келли ответила утвердительно. Хотя призналась, что ни разу не выбиралась за пределы баз и аванпостов.

– Я не бывала в таких местах, где могли бы возникнуть проблемы, – сообщила она.

С другой стороны, Келли умела пользоваться «оводом».

– У нас на борту нет ни одного «овода», – заметила Хатч.

Келли приподняла брови.

– Вы собираетесь высадиться на потенциально опасную планету без оружия?

Хатч показала ей лазерный резак.

– Что это? – спросила Келли.

Хатч включила резак. Появилось тонкое лезвие белого света.

– Лазер, – ответила она. – Прорезает насквозь все что угодно.

– Мне бы не хотелось, чтобы местные аллигаторы подобрались ко мне чересчур близко.

– Мне очень жаль, – сказала Хатч. – Однако ничего другого у нас нет. Придется пользоваться этим.

На борту имелось с полдюжины лазеров. Скорее всего, они были несколько эффективнее резака Бини Колдфилд, который та использовала в битве с кардиналами. Этот основной инструмент археолога в умелых руках мог оказаться весьма действенным оружием. Однако Хатч испытывала сомнения, можно ли доверять его добровольцам. И решила, что если не доверять, то и вовсе не стоило за это браться.

Она долго размышляла об опасных животных, обитающих на Обреченной. Нельзя повторять прежние ошибки. Хатч набрала брошюр с изложением обязательных требований к поведению и действиям участников подобных операций, раздала всем по экземпляру и категорически настояла, чтобы каждый прочитал инструкцию и расписался в этом, прежде чем дискуссия будет продолжена. Она объяснила, что любое нарушение будет караться тем, что виновника отправят обратно на корабль. Причем немедленно.

Все поняли?

Все.

Она провела их по «Уайлдсайду» и все показала. В общей комнате они обнаружили Сколари с Эмбри. Чианг спросил их, собираются ли они спуститься на поверхность. Те ответили отрицательно, причем оба смотрели смущенно и с некоторым негодованием. Келли взглянула на Хатч, и было абсолютно ясно, какое мнение о них она составила.

– Почему? – невинно спросила Келли. – Такой шанс выпадает лишь раз в жизни.

– Я не археолог, – ответил Сколари, оправдываясь. – Честно говоря, я считаю эту затею чертовски глупой. На планете полным-полно диких зверей, и в любое время она может развалиться на части. Я не намерен торчать там, когда это случится. Ради нескольких глиняных горшков.

Эмбри улыбнулась и промолчала.

Хатч жалела, что в группе мало молодых мужчин, поскольку предполагала, что им предстоит вырезать из стены камни с выгравированными надписями и переносить их на посадочный модуль. Гравитация на Обреченной составляла 0,92 g. Нормальная для Земли. На Пиннакле гравитация была 0,89 – именно к этому уровню и привыкла Тони. Все же какое-то подспорье, хотя от работы грузчика это не избавляло.

К ним присоединился Найтингейл, и все снова обменялись приветствиями, а Хатч представила его остальным. Затем пришла пора инструктажа. Хатч объяснила, что очень важно делать снимки всего, что они обнаружат. Попросила производить замеры и наносить на карту места находок.

– Все это нужно делать до того, как прикасаться к чему-либо, – пояснила она. Потом описала возможные проблемы – не только угрозу нападения рептилий, но и все, чем опасны любые древние строения. – Будьте предельно осторожны. Полы могут оказаться очень ветхими и проломиться, а потолки обрушиться. Острые предметы не проткнут ваши костюмы с защитным полем, но могут проделать дырочки в вас.

Она предложила Найтингейлу рассказать о его впечатлениях. По понятным причинам он был весьма сдержан, но предостерег всех от того, чтобы недооценивать опасность.

– Рептилии на Обреченной развивались на два миллиарда лет дольше. У них очень острые зубы, хотя некоторые выглядят вполне безобидно. Ничему не доверяйте.

Хатч раздала резаки и объяснила, как ими пользоваться. Еще она предупредила, как следует действовать, если что-то пойдет не так. Понаблюдав, как добровольцы упражняются, Хатч потребовала от каждого продемонстрировать сноровку.

– Будьте осторожны, особенно в закрытых помещениях. Резак – безусловно самое опасное из всего, с чем вы можете на этой планете столкнуться.

Найтингейл, услышав это замечание, нахмурился. Но не проронил ни слова.

Она закончила инструктаж, затем помогла Чиангу освоиться со скафандром. Другие уже имели опыт работы с использованием поля Фликингера.

За ужином она подсела за столик к Сколари и Эмбри. Даже если между ними возникла напряженность, казалось, все рассеялось. Эмбри даже отвела Хатч в сторону, чтобы извиниться.

– Надеюсь, вы не приняли это на свой счет, – проговорила она. – Мои претензии – исключительно к руководству. У них было довольно много времени, чтобы заняться этим, а не дергать людей в последний момент...

– Я все прекрасно понимаю, – успокоила ее Хатч.

* * *

Посадочный модуль загрузили всем необходимым, и он был готов к вылету. Хатч открыла грузовой трюм и посмотрела в лица своим четырем пассажирам.

– Наш рацион рассчитан на десять суток, – сказала она. – С запасом. В полдень возле башни температура по Цельсию – несколько градусов ниже нуля. Атмосфера такая, что вполне можно дышать, но в ней чуть больше азота, чем вы привыкли. Этого достаточно, чтобы почувствовать некоторую спутанность сознания и истому. Поэтому когда мы выйдем наружу, то останемся в скафандрах. Никакого биологически опасного воздействия там нет. Мне бы хотелось еще раз подчеркнуть: никто не отделяется от группы и не бродит сам по себе. – Она внимательно поглядела на каждого, чтобы удостовериться: ее хорошо поняли и будут подчиняться.

Хатч была готова оставить на орбите любого, кто проявит нерешительность. Однако все кивнули.

– Сутки на Обреченной, – продолжала она, – имеют продолжительность девятнадцать с небольшим часов. Мы приземлимся около башни в середине ночи и останемся в посадочном модуле до рассвета. А потом действуем по обстоятельствам.

Кстати, мы спустимся прямо в снег. Поскольку там близко экватор, вряд ли он очень глубок, но никакого способа удостовериться в этом нет. – Она взглянула на Найтингейла. – Рэнди, хотите что-нибудь добавить?

Он остановился.

– Просто мне хотелось бы усилить значимость сказанного Хатч. Будьте осторожны. Пусть один защищает спину другому. Нужно постараться, чтобы никто из нас не остался там.

В его голосе чувствовалась легкая напряженность.

– Я хочу попросить всех участников экспедиции сначала говорить, что вы собираетесь делать, а уж затем действовать, – заявила Хатч. – С привычками бороться трудно. Но я ожидаю немедленного подчинения в ответ на любое требование.

У вас будет специальный бронежилет, который вы должны надеть после того, как активируете скафандр. В этот жилет вы можете положить инструменты, сэндвичи – короче говоря, все что угодно. Там же постоянно держите резак, но ни в коем случае не кладите его в брюки или карман рубашки. Причина проста: если он вам понадобится и окажется внутри скафандра, вы не успеете вовремя выхватить его. А если умудритесь включить его через скафандр, то рискуете остаться без ног.

Есть вопросы?

Вопросов не было.

Хатч сверила часы.

– Через восемь минут стартуем. Это я говорю на тот случай, если кто-то хочет принять душ.

* * *

Если верить экспертам, столкновение должно было произойти через двенадцать дней, а это значит, в действительности у них в запасе было всего около недели. После этого оставаться на поверхности планеты станет чрезвычайно рискованно. Поэтому Хатч решила лететь сейчас же.

Энтузиазм Келли передался остальным, и они смело погрузились в посадочный модуль. Все были изрядно возбуждены, и даже Найтингейл, казалось, избавился от скверного настроения.

Они стартовали под аплодисменты. Через полчаса угодили в снежную бурю и наконец выскочили из нее в мрачное, сплошь затянутое облаками небо на высоте четыре тысячи метров. Местность внизу окутывала тьма. На экранах иногда тускло вырисовывались покатые холмы и широкие равнины, где порой встречались островки леса. Несколько обширных ровных поверхностей могли быть замерзшими озерами. В двухстах километрах севернее, за горной грядой, простирался океан Кораджио.

Посадочный модуль использовал реактивные ракетные двигатели, что преследовало две цели: возможность маневрирования в пространстве и функционирование в качестве летательного аппарата. Модуль представлял собой исключительно маневренное транспортное средство, в основном благодаря спайковой технологии, за счет которой главным образом и обеспечивалась его грузоподъемность, возможность парить в воздухе и приземляться на любой умеренно плоской местности. Он также был способен покинуть атмосферу, не растрачивая водородное топливо в чрезмерных количествах.

Энергией все системы снабжал реактор прямого преобразования Буссарда-Лигона.

Хатч слышала, как добровольцы обсуждали свои опасения – что-то ждет их, когда они доберутся до башни?