Она не знала.
- Генеральный директор сети ресторанов «Миранда».
- Ого. Этот малый владеет секретом приготовления маисовых лепешек?
- Что-то в этом роде. И к тому же он главный среди тех, кто поддерживает многие инициативы Академии. По сути в конце года он намерен субсидировать
корабль.
- Сверхсветовой?
- Да. «Город Мемфис». Как раз сейчас вводится в строй.
- Корабль назван в честь его родного города, - заметила Хатч.
- Верно. И после Нового года он будет наш.
- А почему так нескоро?
- Что-то с налогами. Но дело не в этом. - Вирджил колебалась: ей явно не хотелось что-то рассказывать им. - «Мемфис» полетит к одиннадцать ноль семь.
- На будущий год.
- На будущей
неделе.
- Но ты сказала…
- Это временно.
- Понятно.
- Мне бы хотелось, чтобы с этой экспедицией отправилась ты, Хатч.
- Почему
я?- осведомилась Присцилла.
- Так
хочетХокельман. - Вирджил приветливо взглянула на Хатч. - Это все отголоски событий на Обреченной. Он считает, что ты лучшая из тех, кто у нас есть. - Она поддела сама себя: - Нельзя сказать, что это не так. Мы хорошо заплатим за этот полет. А когда ты вернешься, тебя наверняка будет поджидать кое-что.
Да, путь до одиннадцать ноль семь не близкий.
- Это долгий рейс.
- Хатч. Мы очень хотим «дружить» с этим парнем. Посмотри на это как на личную просьбу.
- А кто будет руководить научной группой?
- Вот в этом отношении полет несколько необычен. Никакой научной группы не будет. - Вирджил поднялась со своего места, потерла ладони друг о друга и постаралась сделать вид, что все складывается как нельзя лучше. - Основная цель этой миссии - пиар. Ты возьмешь несколько членов Общества контактеров. Включая Хокельмана. Покажешь им то, что они хотят видеть, то есть попросту тяжелую мертвую звезду. Сделаешь круг по орбите, прослушивая радиопередачи, пока твои пассажиры будут скучать, а затем вернешься домой. - Она чуть наклонила голову. - Согласна?
Предложение звучало достаточно безобидно.
- Кто отвечает за этот проект в Академии?
- Начальник отдела кадров.
- Годвин?
- Да. - Вирджил улыбнулась. - Он собирается в отставку.
Хотя, вероятнее всего, пока еще об этом не знает.
Хатч не была уверена, что хочет взяться за эту работу. Но присутствие Броули создавало некий эффект. При Пасторе ей было неловко отказываться от такого предложения. И не потому, что его мнение хоть что-то для нее значило.
- Я подумаю, - пообещала она.
- Хатч, у нас всего несколько дней. Боюсь, мне нужно знать твой ответ уже сегодня вечером. - Вирджил обошла стол и присела на него. - Мне бы действительно хотелось, чтобы за это взялась ты.
Броули старательно смотрел в другую сторону.
- Согласна, - объявила Хатч.
- Вот и хорошо. - Вирджил взяла ручку и что-то записала в блокноте. - Если сможешь забежать завтра в оперативный отдел, узнаешь у них все необходимые подробности. - Она вновь наполнила стакан Хатч и переключила внимание на Пастора. - Я хотела бы предложить кое-что и вам, капитан Броули.
Пастор поднял брови.
- Вы хотите, чтобы я тоже отправился туда?
- Нет.
«Жаль», - подумала Хатч.
Вирджил коснулась стола, и свет погас. В центре комнаты появилось звездное поле.
- Сирийское звездное скопление, - сказала она. - Нейтронная звезда
здесь. - Вирджил переместила указатель, чтобы выделить точку. - А вот сигнал.
Курсор мигнул и превратился в линию, которая ползла среди звезд, пока не коснулась одной из них. Та тут же стала ярко-синей.
- Общество считает, что искомый объект может располагаться непосредственно за районом звезды одиннадцать ноль семь. И что передаваемый сигнал фактически является межзвездным. - Она пожала плечами. - Думаю, что это бред, но кто я такая, чтобы высказывать свое несогласие? - Сильвия указала на синюю звезду и принялась что-то искать среди бумаг на столе. - Где-то здесь был записан каталожный номер.
Пастор наблюдал за всем этим с восторженным вниманием.
- Заметьте, что нейтронная звезда, линия передачи и точка «В», звезда-цель, куда предположительно и направлялся сигнал, находятся за пределами «шара», то есть сферы в сто двадцать световых лет, представляющей изученное пространство, которое более или менее центрировано вокруг Арлингтона. Экспедиция на «Бенджамине Мартине» была нашей первой попыткой проникновения в этот район.
Общество хочет послать вторую экспедицию, к точке «В». Они готовы оплатить ее, но хотят, чтобы мы доставили их туда.
- А почему я? - спросил Пастор. - Почему не использовать один из ваших собственных кораблей?
- Эти люди любят комфорт. А «Кондор» чуточку комфортабельнее всех наших судов. - Вирджил перевела взгляд на Хатч. - Ты заметишь, что и «Мемфис» не сравнить с тем, к чему ты привыкла. - Она протянула Пастору контракт. - Мы хотели бы нанять вас и ваш корабль. Приблизительно на четыре месяца.
Он взглянул на документ.
- Позвольте изучить. Вы хотите, чтобы я доставил этих людей в точку «B»… зачем?
- Посмотреть, что там.
- Как далеко эта точка? От нейтронной звезды?
Вирджил включила настольную лампу и уставилась в свои записи.
- Шестнадцать световых лет.
Он заглянул в контракт.
- Мне нужно проверить остальные обязательства, - сказал он. - Я дам ответ завтра утром.
- Ну, как тебе цыпленок? - поинтересовался Пастор, когда они вновь пересекли мост. - Вполне сносный, - ответила Хатч.
Небо покрылось тучами, ветер принес капли дождя. Пастор смотрел на нее все теми же большими голубыми глазами.
- Как насчет сэндвича, прежде чем мы завершим вечер? Хоть какая-то
настоящаяеда.
Они взяли такси и поехали вдоль Потомака к Хрустальной башне. «Дороговато, - подумала Хатч, - но если Броули хочет порисоваться, я готова поучаствовать в этом».
Они опустились на плоскую крышу и, миновав один этаж, оказались в ресторане «Макси», где устроились в кабине с видом на Мемориал Линкольна и Музей Белого дома, сверкавший за защитными сооружениями. Конститъюшн Айленд казался скоплением светляков, сбившихся в рой среди разошедшегося дождя. Зато здесь весело потрескивал камин, и из акустических систем медленно лилась негромкая музыка. Хатч выскользнула из накидки.
- Как ты думаешь, - произнес Пастор, - стоит туда лететь?
При меняющемся освещении он выглядел великолепно.
Она улыбнулась.
- А почему ты спрашиваешь меня? Это надо понимать так, что ты уже подписался?
- И ничто не мешает мне заключать дополнительные сторонние контракты.
- Итак, ты собираешься принять это предложение.
- Пожалуй, да. Тут пахнет приличными деньгами.
Появился робот, зажег свечи, принял их заказы: сыр и копченая грудинка для Хатч, тушеная говядина для Пастора. И два охлажденных пива.
- У тебя есть опыт общения с этими людьми? Из этого Общества - как их там?
-
Контактеров. С двумя из них я знаком. Нормальные ребята. По крайней мере, пока не встретились с инопланетянами.
Появилось пиво. Они чокнулись.
- За прелестнейшую из присутствующих здесь дам, - сказал Броули, притворяясь, что пристально смотрит вокруг и тем подтверждает свое заявление. - Да, сомнений нет.
- Ты просто подлизываешься, Пастор. - Хатч запила свои слова пивом. А затем продолжила: - Как знать? Может быть, там тебя ждут золотые россыпи.
Он поглядывал на нее через край бокала.
- И что же это будет за золото?
- Соседи. Наконец-то. После стольких лет, после множества мертвых планет и всяческих дополнительных подсказок мы все-таки их нашли. Пастор Броули нашел. И - оп-ля - мы вдруг получаем, как это ни удивительно, столь необходимых нам собеседников.
- Тогда выпьем за соседей, - предложил он.
Вскоре принесли еду. Пока робот обслуживал их, Хатч огляделась по сторонам, скользнув взглядом по нескольким дюжинам пар, сидевших в зале, и решила, что Пастор прав: она здесь самая
привлекательнаяженщина.
Он попробовал жаркое, одобрил и поинтересовался, как ее бутерброд.
- Просто восхитительный, - сказала она.
Почти такой же восхитительный, как и собеседник.
Приглушенная музыка стихла, и появились самые настоящие эстрадные исполнители. Они были облачены в развевающиеся восточные одежды и «вооружены» многочисленными струнными инструментами и рожками. Их дирижер, долговязый, обольстительный, черноглазый, приятной наружности, дал знак, и грянула первая песня:
Моя крошка получила билет
На экспресс до Вавилона.
Она мчится сквозь толпы халдеев,
Пролетает мимо сфинкса,
А все потому, что любит,
По-настоящему любит меня,
В экспрессе до Вавилона.
- Опять экспресс, - заметила Хатч. Пастор нахмурился.
- Что это за парни?
Удивляться было нечему. Хатч подозревала, что даже если бы Пастор знал, кто это такие, то все равно продемонстрировал бы неосведомленность. Пастор не рискнул бы показаться ей человеком, проявляющим интерес к поп-культуре. Посему она сделала терпеливое лицо.
- Это Хаммурапи Смит и его «Садовники Семирамиды», - сказала она. - «Вавилон-экспресс» - их визитная карточка.
- Ага, понятно.
Хатч уменьшила громкость, и еще несколько минут они беспечно болтали о том, затянется ли дождь на всю ночь, откуда она родом и как Пастор занялся сверхсветовыми перелетами. В середине ужина он отложил вилку, наклонился вперед и чуть понизил голос:
- А как по-твоему, там
действительномогло что-то быть?
- Где-нибудь еще, несомненно. Но чтобы что-то «висело» около нейтронной звезды? Вряд ли.
Они покончили с едой и направились на смотровую площадку. Здесь можно было выпить кофе, и сюда же транслировался концерт из «Макси». Но они не пробыли там и нескольких минут, как кто-то выключил музыку, а в дальнем углу возник какой-то шум.
- Не сейчас, Дэвид, - проговорила женщина тоном, намекавшим, что
сейчасбыло бы самое время. Глаза ее блестели, пышные черные волосы спускались до пояса, и она, похоже, выпила чуток лишнего. Женщина была в чем-то красно-черном, оставляющем пупок открытым. Они с Дэвидом стояли на небольшой эстраде.
«Профессионалы», - решила Хатч.
Дэвид, громадный молодой мачо, был, вероятно, на голову выше Пастора. Золотистые волосы спадали ему на глаза.
- Бет, - сказал он, - я уверен, публике понравится. - Несколько человек зааплодировали.
Она уступила, и Дэвид открыл шкаф, извлек оттуда токет, подобие музыкального инструмента, и включил его. Струны едва слышно загудели, излучая энергию.
Бет явно смирилась. Она сказала: «Хорошо, если тебе непременно это нужно», - и направилась к краю эстрады. Дэвид взял несколько негромких аккордов. Зрителей прибавилось.
- Что бы вы, друзья, хотели услышать? - спросила Бет.
- Как насчет «Ренди Энди»? - послышался женский голос.
Дэвид попробовал взять еще несколько аккордов, произведя взрыв света и звука, и закончил разминку.
- Слишком громко. Сегодня вечером я не в настроении.
- «Мейкон-сити бар», - предложил чей-то баритон.
Бет рассмеялась.
- Отчаянная собралась компания, Дэвид.
Пара воодушевила и взбодрила публику.
Она стояла неприступно
У стойки «Мейкон-сити бара»,
Она украла мое сердце,
И я навеки стал другим,
Навеки стал другим,
С тех пор, как она стояла неприступно
У стойки «Мейкон-сити бара»
Совсем скоро все собравшиеся пели и танцевали. Хатч и Пастор тоже присоединились к ним. Пел Броули страшно фальшиво, но знал об этом и, возможно, старался подчеркнуть это, стремясь произвести впечатление. Хатч рассмеялась, и он усмехнулся. - Мне просто нужно распеться, - сказал он.
Хатч радовало его общество и его объятия. Она давно уже не была близка ни с кем, кто мог вызывать такую чувственную электризацию.
Бет играла; собравшиеся буквально ревели. Они уже спели «Любовница с гор» и «Экспресс», весьма воодушевляющую вещицу о бесшумно скользящих поездах. А еще: «Глубоко в городских подземельях», «Уходит последний мужчина» и «Вверх по дуге».
Бет восседала на помосте рядом с ними, собирая заявки, иногда исполняя песни по собственному выбору. В середине «Гимна миротворца» ей на глаза попался Пастор, и она поманила его к себе. Он взглянул на Хатч, стараясь оценить ее реакцию.
- Иди, - разрешила она, изображая беззаботность. Может быть, Хатч и
не быласамой красивой женщиной в
этойкомнате.
Они спели про «Дальновидного Джека», который был «преданным и верным, пока был у меня на глазах». Песня кончилась, и Бет отпустила Пастора. Но, заканчивая вечер «Ацтеками», она не сводила с Пастора глаз, не скрывая своих вполне определенных намерений.
Во время перерыва они решили, что натанцевались. Он проводил Хатч до стоянки такси и смотрел совершенно невинно, когда она предположила, что он одержал очередную победу.
К этому времени дождь заметно разошелся. Они летели почти сквозь ураган. Пастор казался очень задумчивым.
- Хатч, - поинтересовался он, - ты, случайно, завтра не свободна?
- Я лечу в Принстон, Пастор, - ответила она, - повидать маму.
- О-о-хо-хо.
- А почему ты спросил?
- Могли бы вместе пообедать. - Он пожал плечами, будто отбрасывая все проблемы целиком.
Неудачная мысль. Следовало бы знать, что ты будешь занята.
- Она ждет меня, Пастор. Мы не виделись уже год. Я действительно не могу отменить эту поездку.
То же ей подсказывало и чутье. Не стоит торопить события. Не стоит, если она действительно заинтересована в нем.
- Хотя вот что я думаю. Я вернусь в пятницу. Может, тогда и встретимся?
- Хорошо, - легко согласился он. - Позвони, когда приедешь.
Такси приземлилось на плоской крыше ее отеля. Пастор попросил подождать, вышел и проводил ее до дверей номера. Хатч открыла дверь и повернулась к нему, не раздумывая, пригласить ли его к себе. Они оба выпили лишнего.
- Спасибо, Пастор, - сказала она. - Вечер был просто чудесный.
- Мне тоже понравилось. - Он наклонился и запечатлел на ее лбу невинный поцелуй, приоткрыв губы и позволив им задержаться ровно настолько, чтобы впитать частицу ее огня.
Этот малый знает, что делает.
Затем, приняв на себя всю тяжесть решения, он отступил.
- Ты удивительная, Хатч, - произнес он. Повернулся и удалился широким шагом.
Продолжая бороться с ощущением, что вела себя словно идиотка, Хатч посмотрела, как он исчез в лифте. Затем медленно закрыла дверь и подошла к окну. Минуту спустя в ночное небо поднялось такси, делая широкий разворот по дуге в сторону Хрустальной башни.
3
Декаданс снискал дурную славу в истории. Однако правда в том, что нет лучшего времени для жизни, чем эпоха упадка. Здоровая пища, как правило, на все согласные женщины, и кто-то другой сражается на всех войнах. И обязательно есть следующее поколение, которому предстоит платить по всем счетам.
Грегори Макаллистер. Странствие по Гоморре. 2214
В самый разгар утра Хатч зарегистрировалась в оперативном отделе и получила необходимые инструкции. Ей сообщили, что количество пассажиров - от шести до восьми. Многие подробности так и не прояснились полностью. В конференц-зале Академии, на шестом этаже «Колеса», намечался брифинг, а отлет ориентировочно назначили на 7 октября.
Еще ей устроили самую настоящую экскурсию по «Городу Мемфис». Корабль оказался меньше, чем большинство транспортных средств Академии. Но его размер в значительной степени определялся уменьшением объема отводимого для силовых установок пространства, благодаря усовершенствованию как двигателей Хейзелтайна, так и термоядерных двигателей, чьи технические параметры обусловливали такой уровень эффективности, какого Хатч никогда не доводилось видеть. Сенсорные матрицы и системы связи отвечали самым современным требованиям - как и системы управления кораблем.
Внутри было просторно (в разумных пределах) и чрезвычайно роскошно. Привычные для Хатч металл и пластик заменили мягкая искусственная кожа, панели из мореного дерева и пышный ковер на полу. Повсюду были драпировки и ширмы. Кают-компания манила разнообразной дорогой мебелью, какую (едва ли) можно было встретить лишь в дорогом клубе. Центр управления кораблем, изобиловавший кнопками и экранами, у всякого вызвал бы желание «инспектировать» любой новый мир. Интерьер скорее напоминал обстановку шикарных домов в элитных районах всех нестоличных городов двадцать первого века. Мостик был мягко освещен, и с помощью трубопроводов там могли распылять целую серию ароматов: лимон, кедр и дюжина других.
Дайте мне немного времени, и я уверена, что привыкну к этому.
А что относительно Билла?
Служащий оперативного отдела сказал, что пакет программ ИИ поставляется вместе с кораблем. Но поскольку «Мемфис» не принадлежит Академии, базовая система ИИ здесь не установлена. Каковы ее предпочтения?
Билл.
Хатч надеялась, что здесь может внезапно появиться Пастор, но, осторожно наведя справки, выяснила, что он явился сюда в девять, вскоре после открытия отдела, получил предназначенную для него информацию и отбыл.
Она ощутила внутреннюю опустошенность и подумала, не перенести ли отлет домой на вторую половину дня. Тогда она могла бы позвонить Пастору и предложить встретиться за ленчем. Лучше бы они договорились вчера, когда для этого были все возможности. Но Хатч отбросила это намерение как неразумное.
Давайте не будем выставлять напоказ свои волнения и страсти.
Она купила себе кое-что из одежды, вернулась в отель, собрала вещи и заказала такси до «Националя».
У матери она была около семи.
Мать Хатч, Тереза Маргарет Хатчинс, жила в Фарлейвилле, северном пригороде Принстона. Когда такси село, она вместе с несколькими друзьями уже поджидала дочь у дома, у основания посадочной площадки. Деревья были украшены узкими лентами, и уже появились соседские дети - взглянуть, что за переполох. Не хватало лишь оркестра из соседней средней школы. Каждый стремился встретить знаменитую дочь Терезы. Это был ритуал, через который Хатч проходила всякий раз, возвращаясь домой.
Моя дочь - астронавт.
Такси, доставившее Хатч, приземлилось на площадке. Она расплатилась, вышла, обняла мать, обнялась и обменялась рукопожатием с остальными встречающими. И тут «мамуля» приступила к торжественной части.
- Присцилла была вместе с теми, кто открыл Омега-облака, - пояснила она женщине средних лет, которую, кажется, звали Випи.
И все немедленно отреагировали - так, как обычно бывает при подобных возвращениях на родину.
- Ты должна рассказать нам, как было в прошлом году на Обреченной, дорогая.
- Знаешь моего кузена Джейми? Он работает на космической станции около Каракуа.
- Должно быть, так приятно путешествовать среди звезд!
На самом деле все это было глупо до невозможности. Сейчас, столкнувшись с реальностью, Хатч готова была признаться себе, что проводит жизнь в некоем виртуальном мире. Пляжи на протяжении жизни она посещала в основном электронные. То же относилось и к большинству вечерних прогулок, захватывающих видов с горных вершин, путешествий по идиллическим лесам или странствий по широким проспектам огромных земных городов. Ей приходило на ум, что почти для всех остальных именно это и есть реальная жизнь, но она гнала подобное заблуждение.
Хатч понимала: мать гордится своей дочерью. Но ей это доставляло массу неудобств. Самой Хатч плохо удавалось изображать застенчивость, она чертовски хорошо знала, какова реальная цена ее известности.
Так было до сих пор. Поэтому сейчас Хатч кивнула и, пока они всей толпой направлялись к дому, попыталась определить верную линию поведения. Она признавала, что потерь было немного, что ей всегда сопутствовала удача и что помощь она получала не раз. Наверняка
этоне противоречило истине.
Тереза приготовила богатый выбор конфет и безалкогольных напитков. Хатч старательно отвечала на вопросы о том, почему она выбрала столь необычную профессию, не собирается ли она в ближайшее время угомониться и осесть дома (она не упоминала о своих планах по поводу отставки), и правда ли то, что люди обычно испытывают болезненные ощущения, когда корабль переходит в другой тип пространства, как там вы его называете? Суперпространство?
- Гиперпространство, - поправила она.
Один из гостей, учитель, спросил, не может ли Хатч, пока она дома, прийти в школу и провести беседу.
- У нас много учеников, которым было бы очень интересно услышать о ваших приключениях.
Хатч согласилась, и они назначили дату и время.
Двое холостяков, профессор истории из Принстона и консультант-экономист, старались устроиться поближе к ней. Оба были красивы - но в расхожем, приземленном понимании. Четкие черты, чистая кожа, гладко зачесанные назад волосы, ровные зубы. «Не возникай, - велела она себе. - Это „мамулина“ работа».
Профессор, казалось, был ошеломлен ее славой и компенсировал это чрезмерной веселостью. Он явно терял нить разговора. Ему очень хотелось познакомиться с Хатч поближе.
Может быть, пообедаем вместе?При этом он так нервничал, что Хатч стало его жалко.
- С удовольствием, Гарри, - сказала она, - но я пробуду здесь всего несколько дней.
Консультанта-экономиста звали то ли Рик, то ли Мик, она так и не запомнила точно. Он строго придерживался того невероятно прямолинейного взгляда, что к нравственному падению Северо-Американского Союза привел, несомненно, рост числа людей, при первой же возможности отказывавшихся от заключения браков. Он очень любил напоминать о последних днях Римской империи, намекая, что сам оказался бы надежным и весьма полезным партнером.
Он попросил у Хатч номер телефона, но та мгновенно нашлась, заявив, что очень скоро улетит с Земли.
Жаль, конечно… Возможно, в следующий раз все сложится удачнее.
Хатч очень интересовало, чем занят Пастор, а вечер тянулся чрезвычайно медленно. Наконец, когда все закончилось и она обнаружила, что почти девять часов, мать спросила, как на ее взгляд прошел прием, было ли ей весело и что она думает об этих двух мужчинах.
Хатч была единственным ребенком, единственной возможностью ее матери обрести внуков. Все это ложилось на плечи Присциллы тяжелым бременем вины. Но что делать?
- Да, мам, - произнесла она, - очень приятные парни. И тот, и другой.
Тереза уловила в ее тоне облегчение и вздохнула.
- Думаю, мне не следовало в это ввязываться.
Хатч хотела сообщить матери, что предстоящий полет должен стать последним. Но что-то удержало ее. И вместо этого она лишь сказала, что не собирается летать бесконечно.
- Держись, мам, ладно? - добавила она.
Обязательные посещения родственников продолжались все последующие дни. Между визитами Хатч и Тереза бродили по городу, обедали в ресторанах, где Хатч не бывала годами, заглянули в театр (с постоянной труппой и постоянным репертуаром) на постановку «Путь под уклон», сделали множество покупок и сходили на утренний концерт. По привычке Хатч не брала на неофициальные встречи средств связи. На весь свой последний день она отправилась в школу имени Маргарет Ингерсолл, названную в честь первого президента Северо-Американского Союза, и беседовала с полным залом подростков о полетах к звездам. Слушали ее восторженно. Хатч подробно описала, какие возникают ощущения при переходе на низкую орбиту вокруг газового гиганта или при посещении планеты, целой
планеты, которая значительно больше Земли и на которой никто не живет. Она показала им изображения колец, лун и туманностей и с восхищением слушала их изумленный гул. А на закуску она приберегла черную дыру.
- Длинная вереница огней, - объясняла она, - этакое алмазное ожерелье, вот что такое разорванная звезда, звезда, опускающаяся в бездонную пропасть.
Они смотрели на световое кольцо, окружавшее дыру, на черный центр, на осколки звезды.
- А куда она девается? - поинтересовалась девушка в самом конце зала.
- Мы даже не знаем, девается ли она куда-то, - сказала Хатч. - Но есть мнение, что это путь в другую вселенную.
- А что думаете вы? - осведомился молодой человек.
- Не знаю, - созналась она. - Может быть, она куда-то уходит. - Тут Хатч понизила голос. - В мир, где молодые люди тратят свободное время на занятия геометрией.
Позже, на выходе, восемнадцатилетний парнишка спросил, занята ли она сегодня вечером.
Но так получилось, что вечер Хатч уже запланировала провести вдвоем с матерью.
Терезу сопровождал театральный актер, элегантный, симпатичный и не лишенный обаяния, исполнитель роли Маритайна, высокомерного фанатичного политика. Пару Хатч составил ее близкий друг, знаменитый Грегори Макаллистер, с которым она участвовала в триумфальной экспедиции на Обреченную. Когда она позвонила, чтобы поздороваться, оказалось, что Макаллистер приглашен читать лекции в Принстоне. Слово за слово - и он оказался на этой вечеринке.
Вернулись за полночь. Тереза была в восторге от Мака и, казалось, подозревала, что Хатч что-то скрывает от нее.
- Поверь, мам, - говорила Хатч, - он очень интересный человек, но никто не захочет держать его под башмаком. Сегодня вечером он был паинькой.
Это замечание озадачило Терезу, но не обескуражила.
Пока они раздевались в прихожей, Хатч заметила, что система связи ритмично мигает.
- Есть сообщения, Джанет?
-
Звонил Мэтью Броули, Присцилла. Дважды.
Хатч затаила дыхание. И когда Тереза каким-то странным тоном поинтересовалась, кто такой Мэтью Броули, поняла, что от матери это не ускользнуло.
- Просто приятель, - ответила она.
Тереза кивнула и едва сдержала улыбку.
- Сварю кофе, - проронила она и вышла.
Хатч подумала было, не прослушать ли сообщение у себя в спальне, но решила не делать ничего такого, что могло разжечь любопытство матери и подтолкнуть ее к дальнейшим расспросам.
- Так что там, Джанет?
-
Первый звонок поступил в семь пятнадцать. Он оставил номер и попросил тебя перезвонить.
- А второй?
-
Я выведу его на экран.
Противоположная стена расплылась, образовав темный фон, и там материализовался Пастор (запись сообщения). Он был в черных спортивных брюках и отвратительной зеленой рубашке, без застежки и с широким вырезом. Он опирался на что-то, может быть, на стол, но этот предмет не попадал в поле сканера и потому не был виден, а Пастор так и стоял перед ней, сгибаясь под неимоверным углом, игнорируя силу тяжести.
-
Привет, Хатч, - сказал он. -
Я предвкушал, как мы проведем наш выходной, но Вирджил очень торопится с выполнением программы. Сегодня вечером меня отправляют в Атланту, и я пробуду там до завтра, а тогда - сразу на «Колесо». К пятнице мы уже будем в пути.
Я полагаю, это разлучит нас до весны. Но ты в моем списке самых важных дел, и, надеюсь, ты помнишь об этом.
Счастливого полета к тридцать одиннадцать, или как там ее. Я буду по соседству. Дай знать о себе, когда найдется время.
Он улыбнулся и скрылся.
Хатч стояла, глядя на экран.
Проклятье.
4
Время чертит морщины на гладком лице, но настоящему другу оно добавляет лишь свежие оттенки, которые не могут изменить или уменьшить ни тепло, ни холод, ни страдание, ни место, ни судьба.
Джон Лили. Эндимион, III. 1591
В жизни Джорджа Хокельмана обозначился самый многообещающий и неожиданный поворот. Джордж был сыном заурядных обывателей из мемфисского предместья. Его родители были вполне довольны долгими годами праздной жизни. Они коротали время, попивая холодное пиво и воображая себя участниками искусно моделируемых романтических приключений и событий, происходивших в самых отдаленных уголках и в самые бурные времена. Джордж уродился нескладным и неуклюжим, физически и душевно. Он не занимался спортом, с трудом находил приятелей для общения и, став постарше, обнаружил, что большую часть из прожитых им пятнадцати лет потратил, сидя в своей комнате и строя модели звездолетов.
Его школьные дела тоже шли не блестяще. Должно быть, он казался тупицей или кем-то в этом роде, так как учителя явно не ждали от него многого. Следовательно, и успехи его были скромными. Ну что ж, об этом можно было и не жалеть, но Джордж к тому же оказался очень привлекательной мишенью для хулиганов.
Но Джордж продолжал существовать, зачастую прибегая к помощи Германа Калпа, «трудного» мальчишки с Хаст-авеню. Хотя оценки Джорджа в основном оставались посредственными, он проявил склонность к математике, которая годам к двадцати трем вылилась в полную гениальность в области прогнозирования финансовых тенденций. К двадцати четырем Джордж уже выпускал «Мейн-стрит обсервер», инвестиционный информационный бюллетень, который имел такой успех, что относительно Джорджа дважды проводили расследование по подозрению в подтасовке фактов.
К двадцати шести он вошел в Золотую Сотню Нассбаума, группу богатейших предпринимателей Северо-Американского Союза. Шестью годами позже он пришел к заключению, что заработал столько денег, сколько вряд ли сумеет потратить, и, не имея намерения реально использовать свое влияние, начал подыскивать себе подходящее занятие.
Он купил «Мемфисских бунтарей», входящих в Объединенную Лигу, и намеревался перенести мировой чемпионат в свой родной город. Этого так и не случилось, и теперь, двадцать с лишним лет спустя, Джордж считал это своим единственным серьезным поражением.
Он по-прежнему дружил с Германом. Каждый год осенью они отправлялись на охоту, обычно в провинцию Манитоба. Но однажды Герман предложил воспользоваться охотничьим домиком его двоюродного брата.