– Если вас настолько интересует деятельность полиции, пошлите своего друга на нашу пресс-конференцию, – язвительно ответил Джексон.

Лучше бы они так же успешно ловили преступников, как ковырялись в чужом белье.

– Он, без сомнения, предоставит вам любые интересующие вас сведения, – продолжал тем временем Джексон. – Но я так и не получил ответа на свой вопрос. В какое время вы приехали сюда?

– Я же уже сказала, что точно не помню. Мы проговорили около часа, потом Джетт пошел за Мойрой.

– Почему он так долго ждал? Почему он не мог сразу за ней пойти?

Я вдохнула поглубже и ответила:

– Он пошел в то время, на которое назначил ей встречу в репетиционной. Они собирались еще работать. Джетт не хотел, чтобы Мойра его ждала. А где она была до этого, я думаю, Джетт просто не знал.

– Долго ли он отсутствовал?

– Пару минут. Так быстро он не успел бы ее убить, если вас именно это интересует. Потом, я же щупала ей пульс и помню температуру – если бы ее убили три минуты назад, она была бы теплее!

– Дальше можете не продолжать, – саркастически перебил меня Джексон. – Если бы ее убили час назад, она была бы холоднее, так?

– Да, именно так я и подумала.

– Можете поделиться своими тонкими наблюдениями с нашим патологоанатомом, он будет рад. – Джексон вздохнул. – Потом вы увидели подругу Мойры. Куда она шла, к дому или от него?

– Я не уверена, но, по-моему, она шла от дома в сторону деревни.

Джексон кивнул:

– Как она выглядела? Испуганной, или расстроенной, или пораженной?

– Она была поражена и напугана. Что и понятно, я же на нее чуть не наехала.

– А когда вы беседовали с ней, она никак не обнаружила, что знает, как именно убили Мойру?

– Нет. – В этом я была абсолютно уверена.

– А вы?

– И я нет. Если помните, вы сами велели ни кого в это не посвящать.

– Ну а вы, разумеется, всегда делаете так, как вам велят! Ох, не надо, мисс Брэнниган!

Я резко выпрямилась:

– Инспектор, я не знаю, чего вы добиваетесь, но учтите, что у меня есть дела поважнее, чем стоять тут и выслушивать ваши оскорбления. Если у вас есть ко мне конкретные вопросы – давайте разговаривать, а если вы хотите по нескольку раз пережевывать одно и то же и пытаться заставить меня пересмотреть показания, вы теряете свое и мое время. Я не стану способствовать обвинению своего клиента.

Я направилась к двери, но Джексон преградил мне путь:

– Не торопитесь.

Он подошел ближе, но тут дверь открылась, и вошел Кевин. Оценив ситуацию, Кевин пришел в ярость.

– Что здесь творится? В чем дело? – закричал он. – Почему в моем офисе затевают игру в «полицейских и воров»?

– Я как раз собиралась уходить, – ответила я, уничтожающе взглянув на обоих. – Увидимся в другой раз, Кевин.

Последние слова я бросила через плечо, закрывая за собой дверь.

Дел на сегодня было еще предостаточно.

Джетт сидел в своей гостиной напротив апартаментов Кевина. Дверь была открыта; я вошла, не решаясь заговорить, и ждала, пока он меня заметит. Он сидел на высокой табуретке и наигрывал на двенадцатиструнной «Ямахе» их с Мойрой старые песни. Через пару минут он все-таки меня увидел, кивнул головой и остановился, не доиграв «Плача на солнце».

– Кейт, – тихо произнес он. Было невозможно смотреть на его лицо при ярком свете.

Я села.

– Как ты?

Джетт бережно прислонил гитару к стене и пересел на пол, скрестив ноги по-турецки.

– Мне никогда еще не было так тяжело, – ответил он каким-то странным, глухим голосом. – Как будто я потерял часть себя, причем самую лучшую часть. Я уже все перепробовал – медитации, аутотренинг, даже секс… Пытался пить. Думал как-то избавиться от этого, но ничего не помогает. Так и вижу, как она лежит на полу там, в студии.

Что я могла ответить? Я не умею утешать людей в горе.

Мы помолчали несколько минут, потом Джетт спросил:

– Ты уже знаешь, кто ее убил?

– Нет, еще нет. Задала каждому массу вопросов, но пока толком никуда не продвинулась. Это мог сделать кто угодно, и почти у каждого были какие-то мотивы. Впрочем, сейчас у меня есть несколько ниточек, за которые можно будет что-то вытянуть.

– Ты должна найти его, Кейт. В доме сейчас стало просто невыносимо – все всех подозревают, только не все признаются. И атмосфера недоверия сгущается с каждым днем.

– Я понимаю. И делаю все, что могу. Кстати, ты разрешишь задать тебе пару вопросов? – мягко спросила я. С Джеттом нельзя было разговаривать иначе – во-первых, кто знает, насколько он близок к нервному срыву, и уж вовсе не мне его к нему подталкивать. Ну и во-вторых, он все-таки мой клиент, с ним нужно быть вежливой.

Джетт вздохнул и выжал из себя улыбку, но такую жалкую, что на его мужественном лице она казалась странной и страшной маской.

– Спрашивай, конечно. Только знаешь, мне нужно сейчас в город, к Мойриной матери. Ты можешь меня отвезти? По дороге и поговорим.

– А как ты поедешь обратно? – спросила я, сама понимая, что вопрос глупый и невпопад.

Джетт пожал плечами:

– Доберусь как-нибудь. Глория за мной заедет. Или Тамар.

Уже у двери Джетт сказал:

– Ты можешь спрашивать все, что захочешь и не старайся специально меня щадить.

– Спасибо. – Я открыла машину и, сев на водительское сиденье, посмотрела на Джетта. Эта жуткая улыбка не сходила с его лица, и мне стало страшновато.

– Теперь такое сумасшедшее движение, – как-то виновато произнес он, пристегиваясь ремнем.

Я завела мотор и тронулась с места. Лил дождь; дворники работали, но стекло все равно оставалось мокрым.

– Погода как раз мне под настроение, – заметил Джетт. – Так о чем ты хотела спросить?

– Скажи, ты можешь вспомнить все свои передвижения в тот вечер начиная часов с восьми? Собственно, меня интересует, кого и где ты видел.

Боковым зрением я заметила, как Джетт помассировал себе шею и потом несколько раз повел головой из стороны в сторону.

– Сначала Тамар вернулась из очередного магазинного раунда и сказала, что пойдет приготовит ужин…

– Она всегда готовит вам еду?

– В доме нет обычая собираться за общим столом, как правило, все едят где и когда хотят. Только по воскресеньям мы обедаем все вместе, – Глория готовит воскресный обед, и мы все садимся за стол. Но Тамар часто готовит для нас двоих. Еще Мойра несколько раз готовила, но это только в первые недели после приезда. Когда у нас пошла настоящая работа, ей стало не до того.

– Ясно. И что ты делал потом?

Я раскрыла окно, чтобы дотянуться до кнопки на воротах, и за эти несколько секунд машину основательно залило дождевой водой. Но Джетт, казалось, не обратил на дождь никакого внимания.

– Мы с Мойрой пошли в студию к Мики, обсудить пару сомнительных инструментовок. Мики хотел наложить запись ударных в качестве сопровождения, но нам эта идея скорее не нравилась. Ну вот, обсудили инструментовки, и я пошел наверх ужинать с Тамар.

– Ты пошел вместе с Мойрой?

Джетт задумался.

– Нет, – наконец ответил он. – Она задержалась внизу и поднялась через несколько минут, потому что я, когда подходил к кухне, видел ее у входной двери. Я тогда подумал, что она идет встречаться с Мэгги.

– Так ты знал, что Мэгги остановилась в деревне? – Я махнула рукой в сторону паба.

– Ну да, разумеется, – – с некоторым удивлением ответил Джетт. – Мойра, понятно, об этом не кричала на каждом углу, но мне-то сказала. Ведь я бы стал беспокоиться, если бы она ушла одна неизвестно куда. Я предлагал ей позвать Мэгги в дом, чтобы она пожила здесь, но Мойра наотрез отказалась. Говорила, что не пустит Мэгги в «этот гадюшник».

– Понятно, а что было после ее ухода?

– Тамар приготовила бифштекс, мы поужинали, посмотрели видик, и примерно около десяти Тамар ушла в ванную, а я – к себе, сделать пару звонков. Я собирался пригласить на следующей неделе нескольких ребят, музыкантов, на прослушивание, хотел предложить им принять участие в записи нового альбома. Обычно такими вещами занимается Мики, но тут я ему не стал доверять потому как мы с ним здорово расходились в идеях насчет альбома, и с него сталось бы никого не позвать, а мне сказать, что ребята отказались. Вот, а после этого я пошел к Тамар, и мы легли в постель. – Его голос прервался.

– Слушай, а какие все-таки у тебя сейчас от ношения с Тамар?

– Я и сам не знаю… Я к ней привязан, но иногда я от ее штучек просто зверею. Тамар ужасно приземленное создание. По сравнению с Мойрой Тамар – просто пустое место. И я все думаю, что должен наконец прекратить наши отношения, но потом мы идем в постель, и я обещаю себе, что это в последний раз, потом вспоминаю, как часто мне бывало с ней очень хорошо, – и не могу от нее уйти. Может быть, я бы смог, если бы наши отношения с Мойрой наладились, отношения… и в этом смысле.

«Все ясно. Тамар тебя удовлетворяет, и пока не нашлось другой, ты с ней не расстанешься», – подумала я цинично.

– Понятно, – сказала я вслух. – После того, как ты вышел от Тамар, куда ты пошел?

– К себе, принял душ. После душа пошел вниз, в студию, где должен был встретиться с Мойрой, – мы собирались доделать пару песен. Но это было между половиной одиннадцатого и двенадцатью, а мы с ней договаривались только на полвторого.

Я ничего не ответила, потому что мы в этот момент проезжали довольно сложную развязку. На трассе А56 машины ездят примерно с той же скоростью, что по немецким автобанам, то есть вообще без всяких ограничений.

Я заметила просвет между автомобилями и лихо вписалась в него, причем Джетт от меня явно такого не ожидал: я видела, как он сидит, вжавшись в кресло, с выражением крайней тревоги на лице.

– Не поздновато для работы? – спросила я, возвращая его к событиям той ночи. Мы снизили скорость, и Джетт потихоньку успокоился. Кажется, он улыбался уже повеселее, хотя не знаю точно, мне ведь не были видны его глаза. Впрочем, это как раз поправимо. Я слегка повернула зеркальце.

– Ночью у нас всегда получалось лучше. Иногда засиживались до утра – доводили до ума тексты, мелодии… Раньше, совсем давно, мы любили пойти с утра, часов в пять, в какую-нибудь закусочную и отметить новую песню чаем и бутербродами.

– А все-таки зачем ты пошел в репетиционную так рано, если вы договаривались на полвторого?

– У меня в голове крутилась одна мелодия. Крутилась часа два, и я хотел попробовать сам ее поиграть прежде, чем показывать Мойре. Провозился какое-то время, потом захотелось подкрепиться, и я пошел на кухню сделать себе бутерброд. Около часа, кажется. Да, точно, – когда я был в кухне, как раз начали передавать новости по радио.

Ему совершенно очевидно становилось все труднее говорить по мере того, как он приближался к самому страшному моменту. Я тем временем немножко сбавила скорость перед перекрестком и выехала на следующую дорогу на скорости пятьдесят пять миль в час.

– Ты хоть кого-нибудь видел?

– Нет. Впрочем, я тогда вообще ничего вокруг себя не замечал. Понимаешь, у меня в ушах звучала музыка, – даже не знаю, как тебе это объяснить, – в общем, я ничего не видел и не слышал. Даже не помню, что там говорили по радио, – объяви по всей стране начало третьей мировой войны, я и то не заметил бы.

А это объясняло поведение Глории. Ситуация вырисовывалась лучше не бывает: имеется клиент в нужном месте почти в нужное время, имеется свидетель, который еще этого не засвидетельствовал, но вполне может. Пока что Джетта спасает моя святая ложь, на самом же деле никакого алиби у него нет. То-то Билл обрадуется, а о Джексоне я уж молчу.

– Но ты никуда не заходил по дороге из кухни в репетиционную, так?

Джетт наклонил голову в знак согласия.

– И там я ее увидел. Я был буквально в соседней комнате, но не слышал ни одного звука…

– В твоей репетиционной настолько хорошая звуконепроницаемость?

– Ну да. Потому-то копы нам и поверили, когда мы им сказали, что ни черта не слышали.

Ну, о том, что он увидел в репетиционной, можно было и не спрашивать. Сама видела. Ясно только то, что Мойре размозжили череп тенор-саксофоном. Джетт, похоже, снова переживал весь этот кошмар, и сейчас следовало срочно перевести разговор на другую тему, – иначе общаться с ним будет вообще невозможно.

– Джетт, как ты думаешь, кто это сделал?

– Я не верю, что это кто-то из наших, – не очень уверенно ответил Джетт. – Ну да, мы все время друг с другом грызлись, но ведь это не повод для убийста!

– Мойра часто спорила с Кевином, так ведь? Ты знаешь, о чем?

– Она считала, что Кевин присваивает большую часть ее денег за старые альбомы. Мало того, она настояла, чтобы я сам потребовал у Кевина ее долю, да еще с процентами. Еще ей упорно казалось, что Кевин и меня обманывает и слишком много забирает себе. И еще она все время мне говорила, что без моего ведома выпускают массу продукции с моим именем и продают, а я с этого ничего не имею. И что Кевин должен бы с этим разобраться, только что-то не торопится.

Ничего себе! Мойра, стало быть, была в курсе всей этой истории с «левой» торговлей? Это настолько поразило меня, что я едва не пропустила мимо ушей следующую фразу Джетта:

– В конце концов она стала мне советовать уволить Кевина и самому вместе с ней заниматься финансами. Говорила, что быстро освоит все премудрости и мы сможем расстаться с Кевином. Мне-то этого очень не хотелось, но Мойра стояла на своем, и пришлось ей пообещать, что если она обнаружит доказательства его обмана, я уволю парня и сделаю менеджером ее.

Джетт просто поражал меня. Неужели он правда настолько наивен и не понимает, что фактически подносит мне на тарелочке обвиняемого со всеми мотивами?

– Ты знал, что кто-то постоянно подсовывает Мойре героин? – спросила я. Как раз в это время шоссе раздваивалось, и я автоматически сбавила скорость и вырулила на поворот.

Лицо Джетта дернулось.

– Что ты хочешь сказать?! – грозно спросил он.

– Мэгги утверждает, что кто-то все время оставлял у нее в комнате порошок и шприцы. А Гло рия несколько раз замечала, что у нее исчезают шприцы.

– Господи Иисусе! – выдохнул Джетт. – Да кто же этот гад? И почему Глория, черт ее побери, мне ничего не сказала?!

– Полагаю, потому, что каждый раз думала на Мойру и не хотела вмешиваться.

– Идиотка! – заорал Джетт, обрушивая кулак на панель управления. – Это из-за нее, кретинки несчастной, Мойра погибла!

Я снова вздохнула и ответила:

– Я не уверена, что тут существует какая-то связь. У меня есть предположения, кто мог подбрасывать ей героин, и это вряд ли был убийца. Одно дело – помогать человеку совершать медленное самоубийство и совсем другое – взять и убить собственными руками.

– Так кто же подбрасывал героин?

– У меня пока нет никаких доказательств, а голословно я не могу никого обвинять.

– Нет, ты должна мне сказать! Я плачу тебе деньги. Ты должна мне сказать, Кейт!

В его голосе звучало мстительное отчаяние, которое я услышала слишком поздно. Он жаждал знать, кого можно обвинить в смерти Мойры, кому он сам сможет размозжить череп.

Все-таки с ним нужно быть помягче. Вот не умею я…

– Как только я буду знать точно, я сообщу тебе первому, – пообещала я.

Мы подъезжали к Мосс-сайд. До дома миссис Поллок оставалось всего несколько минут езды. Сейчас не стоит спрашивать Джетта о мотивах, которыми могли руководствоваться остальные. Еще не хватало, чтобы он выбрал подходящего кандидата в убийцы, начал его подозревать и вести себя с ним соответственно.

– Куда теперь?

Монотонным голосом, без интонаций, Джетт назвал адрес. Я быстро нашла нужный дом – вроде бы не очень старый, вряд ли старше пятнадцати лет, но ужасно обшарпанный. Судя по всему, эти здания пойдут на снос еще раньше, чем их жители выплатят кредит за квартиры.

– Говорю тебе, у меня есть несколько зацепок. – Я вышла и открыла ему дверь. И посоветовала на прощание: – Ты, когда вернешься, попробуй заняться музыкой. И постарайся не думать о своей потере. Думай обо всем хорошем, что было у вас с Мойрой.

Если бы кто-нибудь поговорил так со мной, я бы его стукнула, но на Джетта, кажется, мои слова подействовали, потому что вполне подходили к его замечательной философии.

– Ты права, – вздохнул он. Его плечи вздрогнули; он вышел, слегка приобнял меня и прикрыл за собой дверь, не хлопая. Я проследила за ним взглядом. Он позвонил, на крыльцо вышла поджарая женщина и впустила его внутрь. Тогда я включила мотор и тронулась с места.

Когда я говорила Джетту, что у меня есть за цепки, я не лгала. Может быть, лишь немножко преувеличивала их количество и значимость. У меня была запланирована встреча с наркодилером, но в данный момент об этом, понятно, нечего было и думать.

В офисе меня ждал факс от Джоша, моего приятеля-брокера, – утром я звонила ему с просьбой разузнать поподробнее насчет финансового положения Мойры, в надежде найти какую-нибудь очередную зацепку. Сейчас, однако, меня больше интересовало то, что я услышала от Джетта. У меня возникли вопросы, и хотелось бы найти на них ответы.

В клубе стоял крепкий запах пота, но не такого, каким истекаешь от жары, а настоящего, честного, борцовского пота. На боксерском ринге две совсем юные девушки весьма профессионально молотили друг дружку. Меня приветствовали сразу несколько голосов. Сегодня я чуть ли не впервые пришла сюда не драться, а смотреть на других. Говоря точнее, мне хотелось увидеть одного, вполне конкретного человека. Этот человек стоял у самого ринга, увлеченно наблюдая за боем. «Давай, Кристин, давай! – орал он. – Давай, Кристин!» Я подошла сзади и тронула Денниса за плечо. Он подскочил и резко обернулся. Я с опаской отступила на шаг, но, узнав меня, мой благородный разбойник широко улыбнулся.

– Кейт! Здорово! Слушай, подожди меня еще минутку, а? Тут моя Кристин дерется в полуфинале.

Он снова занял место у ограждения и стал криками подбадривать дочь. Семья для Денниса важнее всего.

Через несколько секунд прозвенел звонок, возвещающий конец боя, и судья высоко поднял руку Кристин в боксерской перчатке. Кристин одержала победу. Ну, с отцовской-то репутацией ей можно не бояться, любой судья присудил бы ей победу даже в сомнительном случае. Хотя, надо признать, никаких сомнений не возникало, ни раньше, ни сейчас.

Кристин подлезла под канатом и угодила прямо в крепкие объятия отца. Деннис едва не переломил ее пополам. Увидев меня, девочка улыбнулась и сказала:

– Ну, Кейт, скоро я и вас положу!

– Да ты, похоже, и сейчас уже можешь, – искренне ответила я. – Деннис, какая же она у тебя молодец!

– Ага. Этот ребенок с кем угодно справится. Она у меня далеко пойдет. Ну, чем могу быть тебе полезен?

– Деннис, мне нужны, во-первых, твои мускулы, а во-вторых, твои мозги.

– Что, – ухмыльнулся Деннис, – не устояла-таки перед моей дикой привлекательностью? Бросила наконец своего чокнутого?

Я не обиделась. Деннис и в лицо называет Ричарда чокнутым, причем любя. Ричард, в ответ, именует Денниса «неандертальцем», а Деннис делает вид, что не понимает, что это значит. Все же мужчины – все немножко дети. И руководствуются в жизни исключительно принципом «хочу – не хочу». Вот как у Джетта с Тамар.

– Жаль тебя разочаровывать, Деннис, но я хорошенько подумала и поняла, что за неимением у тебя мозгов обойдусь одними твоими мускулами.

Деннис изобразил ужасное огорчение – закрыл лицо руками и простонал: «Ах, я не проживу больше и дня!» Но сразу посерьезнел.

– Сколько это займет времени?

– Часа два, не больше, – ответила я.

– Хорошо. Я отвезу Кристин домой и через полчаса заеду к тебе.

Действительно, ровно через полчаса Деннис позвонил в мою дверь. У меня как раз вскипел чайник. Я знаю привычки Денниса. Он держит себя в очень хорошей форме, по-настоящему в хорошей. Никогда не пьет, не употребляет наркотиков и каждый день пробегает шесть миль, причем в любую погоду. Его единственная вредная привычка – понятно, не считая воровства, – это курение. Так что я налила ему кофе с молоком, пододвинула пепельницу и села рядом, смешав себе коктейль из водки с грейпфрутовым соком.

– Интересуюсь производством продукции без лицензии, – объявила я.

– Я же тебе все рассказал про Смартов, что знал.

Это правда. Свои розыски я начинала с Денниса. Деннис вообще – кладезь всякой полезной информации. Если, конечно, мое профессиональное любопытство не задевает его друзей или близких, хотя иногда он может рассказать и о них, если эти самые друзья сделали ему лично какую-нибудь пакость. У Денниса очень строгий моральный кодекс, дай бог всякому иезуиту такой. Только не всегда этот кодекс объясним с позиции здравого смысла.

– Смарты – это пройденный этап. Сейчас мне нужен человек из Брэдфорда по имени Фредди-толстяк, это тебе что-нибудь говорит?

Деннис нахмурился:

– Вроде бы я о таком слышал, но голову на отсечение не дам. Наши с ним не связаны.

– Он торгует левой продукцией – майками, пиратскими записями. И еще он как-то связан с другим делом, которым я сейчас занимаюсь. Мне надо понять, зачем человеку, который отвечает за легальную торговлю, связываться с жуликами.

Деннис закурил сигарету и стряхнул пепел, попав себе на пиджак.

– Так ведь ясно, зачем. Вот, допустим, я отвечаю за официальную продажу какой-нибудь группы типа «Мертвые младенцы» и при этом сам хочу что-нибудь с того поиметь. Я нахожу какого-нибудь левака и предлагаю ему сделку: они берут меня в долю, а я за это их не закладываю. Видишь ли, еще пару лет назад им было бы по барабану, узнают копы или нет, – ну конфисковали бы у них товар, в самом крайнем случае, вот и все. Но сейчас закон изменился, и за использование чужой торговой марки могут запросто посадить. Так что это действительно серьезная угроза. Ну и если бы я работал на два фронта, я бы заранее передавал своим левакам образцы товаров, которые мы только собираемся запускать в производство, чтобы дать им фору перед тем, как начнут продавать фирменные.

Деннис, весьма довольный собой, откинулся на спинку стула и принялся пускать дым колечками. Его ответ показался мне весьма разумным.

– Что ж, такое объяснение мне нравится. Это и была умственная часть, а сейчас начнется физическая. Ты знаешь Паки Поли?

Деннис зло прищурился. Наркодилеров он ненавидит в сто раз сильнее, чем нечестных торговцев, да это и понятно, ведь у него двое детей. Однажды он переломал ноги пушеру[7], который крутился возле ближайшей к его дому школы прямо под носом у полицейских. Несколько мамаш видели, как Деннис зверски орудует бейсбольной битой, но ни одна из них не указала на него прибывшей на место происшествия полиции: настолько все привыкли к такому способу свершения правосудия.

– Знаю я эту мразь, – проворчал Деннис.

– Мне нужно узнать, не покупал ли у него героин один человек, который связан с моим расследованием. И что-то я сомневаюсь, что он станет со мной откровенничать. Вот мне и нужна твоя физическая сила. Играешь?

– Когда идти? – спросил Деннис.

Он встал, залпом допил кофе и направился к выходу.

Паки Поли мы нашли час спустя в маленьком баре в Читэм-Хилле. Передняя часть бара выглядела самым заурядным образом: обычная стойка, посетители – немолодые и небогатые люди в потертой одежде; но в глубине словно начинался другой мир. С потолка лился приглушенный свет. За низенькими столиками сидели молодые люди в дорогих костюмах, ведя неторопливый разговор. Между столиков слонялись неряшливого вида ребята. Время от времени те, кто сидели за столиками, без стеснения, не скрываясь, вынимали деньги и покупали у ребят дозы. Однако чаще покупатель и продавец в полном согласии выходили из бара наружу, к автостоянке.

Одной мне было бы страшно – меня могли принять за копа, но с Деннисом я ничего не боялась. Мы ждали, пока нам принесут напитки. Деннис кивнул в сторону углового столика.

– Это он? – спросила я, стараясь смотреть туда как можно небрежнее.

Деннис кивнул.

Паки Поли был одет в переливающийся серебристый костюм, под которым виднелась блестящая синяя рубашка. Одет он был явно очень дорого, но выглядел при этом как самая последняя дешевка. Он сидел, развалясь на стуле и созерцая некую точку на потолке, и, судя по всему, заботил его единственный вопрос – что бы еще выпить? Напротив него сидел сильно потрепанный жизнью белый юноша, с тревогой смотрящий в свою почти пустую пинтовую кружку.

Деннис взял стакан, подошел к столику Паки Поли, ведя меня за собой, и спросил:

– Как дела, Поли?

– А, Деннис. – Поли слегка кивнул.

– Как твой бизнес?

– Не очень-то, – ответил Поли, растягивая рот в улыбке. Хорошая у него мимика, у этого торговца.

– Можно тебя на пару слов? – тихо спросил Деннис.

– Да на сколько угодно, Деннис. – Поли старался быть предупредительно вежливым, но не мог скрыть огонек тревоги, блеснувший в его глазах.

– Слышал про Джека-пушера? – невинно спросил Деннис. Поли поднял брови вверх. Подвиг Денниса, по всей видимости, ему был известен. – В общем, вряд ли тебе нужны еще такие же случаи. При нынешнем состоянии здравоохранения мало кто стремится угодить в больницу.

Поли весь подобрался и старался не смотреть на Денниса.

– Так ты хочешь… – начал было Поли, но не договорил, с подозрением уставившись на меня.

Деннис махнул в мою сторону рукой с зажатым в ней стаканом.

– Она мой друг, – сообщил он. – Ей нужна информация. Она не из полиции, так что можешь не бояться, что за тобой придут.

Поли внимательно посмотрел на меня:

– Откуда я знаю, что тебе можно доверять?

– Посмотри, с кем я пришла.

Деннис отставил стакан и выразительно защелкал пальцами, придав особую многозначительность взгляду. Поли смотрел то на него, то на меня. Я вынула из сумки фотографию Тамар, вырезанную утром из газеты (лицо Джетта я предусмотрительно отрезала).

– Эта женщина когда-нибудь покупала у тебя героин?

Он взглянул на фото и пожал плечами.

– Может, и покупала. Откуда я знаю? У меня много кто покупает.

– Вряд ли у тебя много именно таких покупателей, Поли. Она натуральная блондинка, одевается нестандартно, не по каталогам, и разговаривает, как принцесса Ди. Подумай-ка получше, попробуй вспомнить.

Поли взял фотографию в руки и некоторое время поизучал.

– Я ее видел в «Асиенде», – наконец ответил он.

– И сколько ты ей продал? – вмешался Деннис, приближая лицо к Поли и едва не прикасаясь к нему губами.

– А с чего ты взял, что я ей продавал? Слушай, ты что, к копам на работу подался, а?

Деннис отпрянул, словно кобра, готовая к прыжку, но, прежде чем он успел выбросить вперед руку и разбить Поли нос, тот закричал:

– Постой! – Деннис замер. В зале тем временем повисла зловещая тишина. На верхней губе у Поли блестел пот. Он махнул рукой невидимому телохранителю. – Все нормально, – громко сказал он. Зал снова загудел голосами. Поли вздохнул. – Ладно. Месяц назад эта красотка подошла ко мне в «Асиенде» и сказала, что хочет купить героин, причем не могла толком сказать ни что именно ей нужно, ни сколько. Объяснила, что к ней приезжает друг, и она хочет сделать ему подарок. Мне показалось, что она задумала какую-то гадость, но в конце концов какое мое дело. С моим товаром пусть делают что хотят. Ну я и продал ей десять грамм. Вот и все.

Я ему поверила. Поли, безусловно, был очень сильно напуган, причем не столько тем, что Деннис расквасит ему нос, сколько возможной встречей с полицией. Ведь и телохранители иногда спят…

А вот меня обеспокоил тот факт, что кровожадные методы моего друга оставили меня совершенно равнодушной. Вот оно, растленное влияние книг, превозносящих жестокость, насилие и вседозволенность. Надо бы засесть за Агату Кристи. И начать вязать свитер из розовых ниток.

Когда я дошла до тридцатой страницы «Убийства в доме викария», распахнулась дверь в оранжерею и в дом ворвался Ричард.

– Прости, что отрываю от работы, – поддразнил он меня. Я отложила книжку, и он сел рядом, обнял меня и поцеловал восхитительным долгим поцелуем, как будто компенсируя недостаток общения за последние дни. – Не хочешь сегодня лечь пораньше? – прошептал он.

– Это самые замечательные слова из всех, что я сегодня слышала. – Я теснее прижалась к нему. – Слушай, и как только ты умудряешься справляться со своей работой? Я бы застрелилась, если бы постоянно пришлось общаться со всеми этими придурками.

– А я их просто не воспринимаю всерьез. Говорю себе, что это просто серия из «Династии» или «Шоу южного берега». Я себе внушаю, что это все не по-настоящему, и наблюдаю за людьми, как Дэвид Эттенборо за редкими животными, незаметно. Это очень интересно. Ну и музыка мне нравится, так что можно простить музыкантам их причуды.

– В том числе и убийства?

– Убийства, пожалуй, нет, – уступил Ричард. – Хотя должен сказать, что Джетт тебе обеспечивает высокий уровень жизни. Ты когда-нибудь столько зарабатывала, а?

– Да ничего я больше у него не заработаю. Чувствую, что «миссия невыполнима». По дому ходит толпа народу, и ни у кого нет ни малейшего алиби, зато у всех полно мотивов. Один Нил ничего не выигрывал от ее смерти, потому что был за интересован в Мойре…

– Нил?! – Ричард фыркнул. – Да с него станется убить ее просто для того, чтобы устроить скандал и описать его в книжке!

– Ну что ты! – запротестовала я. – Помимо прочего, Нил использовал Мойру как источник информации о юношеских годах Джетта.

– Значит, выдоил из нее все сведения и избавился от нее. Насколько я понял, у него с момента ее смерти начался настоящий звездный час. – Ричард говорил со злобой и ненавистью, каких я прежде в нем не замечала.

Я попыталась ему объяснить, что это Кевин поручил Нилу поддерживать все контакты с прессой, а Ричард судит о нем предвзято. А «звездный час» Нила вполне объясним.