– Это почему же? – спросила Линдсей.

– Потому что никто не признается, что видел ее, говорил с ней или хотя бы слышал божественные звуки ее виолончели после того, как я проводила ее во второй кабинет. Я зашла в класс вместе с нею, чтобы убедиться в том, что у нее есть все необходимое. И, воспользовавшись случаем, благодарила ее за то, что она помалкивает обстоятельствах наших прежних встреч. Она хитренько улыбнулась – ну просто лиса! – и сказала, что не видит – пока!. – необходимости раскрывать эту тайну. Однако обещала еще подумать о том, что все-таки для школы лучше – рассказать все или промолчать.

Глубоко вздохнув, Пэдди продолжила:

– Короче, оставив ее там с ее виолончелью, я ушла. В помещение за сценой. И была там до самого начала концерта, пока меня не разыскала Джессика Беннетт. Выяснилось, что одна пятиклассница из Лонгнора заболела, и Джесс не захотела сама возиться с нею. Когда я вернулась в главное здание, первое отделение уже было в разгаре, поэтому я прошла за сцену через заднюю дверь, чтобы не мешать слушателям. Итак, я опять оказалась там. Они считают, что у меня мог быть мотив убить ее, а возможностей сделать это больше, чем у других. Потому что, видите ли, она заперлась после моего ухода. Ну да, заперлась: сказала, чтобы никто не мешал.

– Но если они думают, что это ты, то как же, по их мнению, ты могла запереть замок изнутри и оставить ключ на столике?

– В комнате Маргарет Макдональд, которая была незапертой весь вечер, есть запасной ключ. Кстати, ключ от этого класса оказался не на обычном своем месте. Тот, кто брал его, повесил его затем на другой крючок. Впрочем, возможно, его брали вообще, скажем, месяц назад – ключами редко пользуются. Но никуда не денешься, и я, и любой другой человек могли сделать это сегодня вечером. Между прочим, в помещение за сценой кто только не заходил. И уж конечно, я заходила в комнату Маргарет Макдональд.

В комнате повисло тяжкое молчание. Линдсей заговорила первой:

– Но к чему тебе было убивать Лорну? – Голос ее слегка звенел от волнения. – Только для того чтобы просто заставить ее молчать? Но это глупо. Сам факт убийства не оставит школе шансов собрать нужную сумму на игровые поля. Для школы это означает роковые перемены, вплоть до закрытия. То ест. – верная потеря работы для тебя! Где же логика?

– Согласна. – кивнула Пэдди. – Но совсем не обязательно, что полиция будет принимать все это во внимание. – И потом, человек, почувствовавший, что ему грозит крах всей его жизни, далеко не всегда может рассуждать логически.

Тут разгорелся спор. Линдсей гнула свою линию, Корделия же поддержала Пэдди: сгоряча преступник мог запаниковать и не подумать о последствиях.

Каждая упрямо настаивала на своем, и вдруг Корделия рассмеялась.

– Господи, но ведь должен же быть еще кто-то кроме тебя и – пусть и в меньше степени – меня, у кого были причины расправиться с Лорной! – воскликнула она. – Давайте смотретьправде в глаза – эта женщина ни у кого не вызывала мало-мальской симпатии, так?

– Это верно, – кивнула Линдсей. – Кэролайн Баррингтон, похоже, терпеть ее не может и она не одинока в своих чувствах.

– Я могу представить себе, что довольно многие ненавидели ее, но вот чтобы они решились на убийство. – произнесла Пэдди с сомнением. Только не на убийство…

– А кстати, что скажете насчет этого застройщика? – спросила Корделия. – Ему была прямая выгода покончить с Лорной и таким образом дискредитировать всю школу.

– Его не было здесь сегодня вечером, – заметила Пэдди. – И если они станут доискиваться до мотива убийства, то я все равно останусь главной подозреваемой.

– Погоди, погоди, мы ведь уже вспоминали и про Кэролайн, и про застройщика, и еще мы пришли к выводу, что это мог быть кто-то, кого мы не знаем, – возразила Линдсей, которую очень тревожило состояние ее приятельницы. – Должен быть кто-то другой! Послушайте, я сама днем видела ее с каким-то мужчиной. Я не знаю, что это был за тип, но Лорна явно была с ним на ножах.

– О чем же они спорили? – поинтересовалась Корделия.

– Точно не скажу, но, как я поняла, он не хотел, чтобы она играла на концерте, а она не соглашалась.

– Ты должна рассказать об этом полиции, – сказала Корделия.

– Да, непременно. Завтра же, когда буду говорить с инспектором. – ответила Линдсей. – Так что к списку подозреваемых добавится еще один. Кстати, если уж мы постановили, что убийца непременно должен был знать расположение комнат в здании, иметь доступ к ключам и струнам виолончели, то что вы скажете о Маргарет Макдональд? Она все эти выходные была сильно чем-то озабочена.

– Да она и мухи не обидит. – заявила Пэдди, я отлично ее знаю. Господи, Маргарет – убийца? Это абсурд!

– На убийство, говоря теоретически, способен каждый человек, – заявила Линдсей. – А данное убийство вполне могла совершить даже она.

И они снова заспорили. И было очевидно, что никто из них не мог смириться с мыслью, что это самое настоящее убийство. Ведь они понимали, что когда первый ужас и шок пройдут, то останется страх, подозрительность и полная разобщенность. Никто не хотел первой идти спать, потому что каждую ждала бессонница и бесконечные раздумья.

Был уже третий час ночи, когда они совсем изнемогли от споров.

Пэдди оправилась на последний ночной обход здания, пообещав Линдсей разбудить ее пораньше и отвести в фотолабораторию, где она сможет проявить свои пленки.

Некоторое время Корделия и Линдсей сидед молча, прислушиваясь к потрескиванию газа в горелке. Но вот Корделия встала и потянулась.

– Пойду спа-а-ать, – зевнула она. – А ты?

– А я еще немного посижу. Я должна выкурить еще сигаретку перед тем, как лечь.

– Хорошо. Увидимся утром. И еще раз спасибо тебе. – Она улыбнулась.

– Да брось ты! Я ничего особенного не сделала.

– Знаешь, когда весь этот ужас будет позади, я устрою для тебя благодарственный банкет. Друзья говорят, что я отличная повариха. Так что обещаю.

– Буду ждать, – кивнула Линдсей.

– Ну что ж, спокойной ночи. – И Корделия ушла, оставив Линдсей наедине с огнем.

Глядя на языки пламени, та о чем-то задумалась. Было уже совсем недалеко до рассвета, когда Линдсей покинула гостиную и стала подниматься по длиннющей лестнице к себе в комнату.

Рассвет в воскресенье выдался пасмурным и туманным. Линдсей поежилась – утренний холодок бесцеремонно проскользнул ей под жакет, когда без четверти восемь они с Пэдди вышли из Лонгнор-Хауса. Погруженные каждая в свои мысли, подруги молча брели сквозь деревья и заросли кустарника. Пэдди отперла дверь научного корпуса и пропустила Линдсей в небольшую, но хорошо оборудованную фотолабораторию на первом этаже.

– Ну вот. – проговорила она, разводя руками. – Надеюсь, здесь есть все, что тебе нужно. Вот тебе ключи, как управишься, сама запрешь потом корпус. Тут очень холодно, уж не обессудь; мы всегда отключаем в этом корпусе отопление в средине дня по субботам. Сколько времени тебе понадобится, как ты считаешь?

– М-м-м… Ну, может, полчаса или минут сорок. Не больше.

– Отлично. Тогда буду ждать тебя где-то в половине девятого, идет. – Пэдди поспешила выключить свет, чтобы скрыть любопытство, владевшее ею.

Линдсей быстро проверила, работает ли красный свет, и принялась колдовать над пленкой. Сначала она растворила проявитель, а затем, вынув из кассеты пленку, опустила ее в жидкость. Через положенное время, переложила пленку в фиксаж, а затем промыла ее и поднесла к свету, чтобы получше разглядеть проступившие кадры. Даже в незнакомом помещении она действовала быстро и ловко: вставляла рамки для фотопленки в увеличитель, регулировала резкость, подкладывала листки фотобумаги, потом обрабатывала снимки. Уже через полчаса перед Линдсей лежала дюжина фотографий смеявшейся Лорны Смит-Купер с откинутой назад головой.

Совсем неплохо, подумалось Линдсей. Правда, снимки были чуть зернистыми, но вполне четкими. Чувствовалась рука не сказать, что мастера, но и не дилетанта.

Линдсей также напечатала пару снимков Маргарет Макдональд. Даже на фотографиях было видно, что та чем-то сильно расстроена. Словно сейчас расплачется. Ко всему прочему оказалось, что она напечатала и снимки Корделии. Не то что бы эти фотографии были лучшими портретами писательницы, зато на них у нее было совсем иное выражение, совсем не такое, как на всех официальных снимках, для которых она позировала. На ее лице застыла решимость и твердость, каких она не видела у Корделии с момента их недолгого знакомства. Улыбнувшись, Линдсей все прибрала, собрала свои вещи и, тщательно заперев замки, направилась по лесу к Лонгнор-Хаусу.

Поднявшись к себе, она рассортировала снимки. Те, на которых была изображена Лорна, она положила в конверт, конфискованный ею у Пэдди, а остальные засунула прямо в сумку. Потом спустилась в комнату своей приятельницы.

– Дело сделано, – заявила Линдсей.

– Это хорошо, – кивнула Пэдди. – Я только что говорила по телефону с Памелой Овертон. Ей уже дважды звонили из газет, но она сказала, что у нас тут уже имеется своя журналистка, и еще посулила им чуть позднее твой отчет о прискорбном событии. Мисс Овертон хочет, чтобы ты позавтракала вместе с нею, а потом потолковала с инспектором Дартом – мы его вчера уже лицезрели. Насколько я понимаю, он ведет это дело.

В тот день это были последние спокойные минуты для Линдсей. Завтрак в компании Памелы был нудным и неприятным для них обеих, директриса ловко уходила от ее вполне конкретных вопросов, умудряясь давать весьма обтекаемые ответы на них. Однако Линдсей удалось вызнать, что сбор средств для фонда будет продолжаться. Памела Овертон намерена настаивать на версии с незнакомцем, то есть в самой школе ученицам опасаться некого. Ничего больше с мисс Овертон выжать не удалось.

После завтрака Линдсей побрела наверх, где в большой классной комнате обосновались полицейские. Линдсей спросила у копа в форме, можно ли ей потолковать с инспектором. После недолгого ожидания ее проводили в комнату. Около окна за столом, заваленным кипой бумаг, сидел молодой полисмен в штатском. Возле учительского стола стоял высокий стройный мужчина, чье лицо можно было бы назвать даже красивым, если бы его не портило множество застарелых шрамов от фурункулов. На вид ему было лет сорок пять, светлые волосы были чуть тронуты сединой, а сонные серые глаза контрастировали с точеными резковатыми чертами.

Линдсей представилась, полисмен тоскливо посмотрел на кучу бумаг и неспешно пробасил:

– А я – инспектор Рой Дарт. Я веду расследование. Что вам угодно?

– Мисс Овертон попросила меня держать связь с прессой, – объяснила журналистка. – К вечеру мне придется написать для газет отчет об убийстве, и я хотела бы узнать ваше мнение.

– Предупреждаю: вы услышите от меня не больше, чем любой другой репортер, которые сумеет до меня дозвониться, – заявил Дарт. Боюсь, у вас никаких в этом смысле преимуществ. Мало того, я рассчитываю на вашу помощь, то есть, если вам удастся раскопать что-то интересное, я бы хотел узнать это от вас, а не из газет. Итак, на данный момент мы можем сообщить, что мисс Смит-Купер стала жертвой убийства. И что у нас есть несколько любопытных версий на этот счет.

Всем своим видом показывая, что сказал достаточно, инспектор принялся собирать со стола бумаги.

– Ваш прогноз: вам удастся быстро арестовать убийцу? – торопливо спросила Линдсей, втайне рассчитывая на то, что инспектор смилостивится. – Это же школа полная учениц, и тут такое чудовищное убийство…

– Мы делаем все возможное для скорейшего завершения расследования, – перебил ее Дарт. – И в самой школе, и на прилежащих территориях дежурят полицейские, так что, думаю, ученицам ничего не грозит. Их берегут как зеницу ока. У вас ко мне все?

Намек был слишком явным – инспектор не желал больше беседовать с нею. Линдсей направилась к двери, но потом решилась сделать еще одну попытку.

– Вот что, не для записи. – заговорила она. – Насколько я поняла, вы надеетесь быстро справиться с этим делом. – Она подкупающе улыбнулась.

Уж лучше бы она приберегла свои чары для Корделии – по крайней мере, та бы их оценила.

– Вы зря тратите время, мисс Гордон, – поглядев на нее исподлобья, отозвался инспектор, – и не только свое, но и мое тоже.

Линдсей побрела назад, в кабинет мисс Овертон, думая о том, до чего это неприятно – вымучивать из себя вежливость в общении со старшими полицейскими чинами. Директриса освободила ей кабинет, чтобы она могла без помех там работать и Линдсей оставалось только сесть, взяться за дело. Она стала сочинять заметку для радионовостей и бюллетеней. Заметив, что на столе появилась пепельница, мисс Гордон улыбнулась. Она сделала пару попыток разговорить Маргарет Макдональд, чтобы хоть чем-то сдобрить свое скудное сообщение, но та упорно отказывалась отвечать на ее вопросы, ссылаясь на то, что у нее нет времени.

Линдсей также обзвонила несколько газет и пообещала позднее прислать им материалы. Потом принялась торговать последними снимками Лорны Смит-Купер. Первая газета, которой Линдсей предложила их, от фотографий отказалас. – ведь цену она заломила сногсшибательную. Зато вот вторая, махрово-бульварная толстушка, похоже, клюнула.

– Это ее последние снимки, эксклюзив. – объяснила Линдсей.

Фоторедактор на другом конце провода разил дикий восторг.

– Потрясающе! И что же изображено на этих фотографиях?

– Она стоит в саду неподалеку от того само здания, в котором ее убили. На двух снимках она смеется, а есть еще один, на котором она крупным планом, анфас. Представляете, знаменитая виолончелистка беззаботно хохочет над чьей-то шуткой, не догадываясь, что всего через несколько часов она станет жертвой жестокого убийцы. Кстати, я могу и текст к ним написать. Небольшой. Так, пять-шесть абзацев, – убеждала Линдсей.

– И кто же снимал? – полюбопытствовал редактор. – Фотографии хорошего качества?

– Я снимала через объектив с переменным фокусным расстоянием. – объяснила журналистка. – Правда, зерно крупновато, но качество изображения неплохое, поверьте.

Наступила непродолжительная пауза.

– Как я понял, это снимки для себя? Кстати, какова будет цена?

– Двести пятьдесят фунтов меня бы устроило, – отозвалась Линдсей.

– Включая право на перепродажу?

– Должны же вы вернуть затраченные деньги, – понимающим тоном произнесла мисс Гордон.

– Что ж, считайте, что мы договорились. Итак, две с половиной сотни. Как вы передадите нам снимки?

– Я отправлю их с поездом, – ответила Линдсей. – Ваш секретарь сможет забрать их у проводника, идет?

– Отлично. Позвоните ему и сами с ним договоритесь, хорошо? Еще раз спасибо, Линдсей.

Она тут же вызвала такси, чтобы съездить на станцию. Но как только повесила трубку, телефон завопил. Это был знакомый репортер из раздела криминалистики одного издания – его интересовали подробности убийства. Еще четыре месяца назад Линдсей с радостью сообщила бы ему все, что ей было известно. Однако, побыв некоторое время в шкуре внештатника, Линдсей очень хорошо уяснила, что штатные сотрудники никогд не оказывают услуг никому, лишь себе, любимым. Так что единственный способ выжить – это приберечь всю информацию только для себя. После очень нелегкого разговора с репортером она повесила трубку и вздохнула. Увы, на некоторое время потерян еще один потенциальный союзник.

Когда приехало такси, мисс Гордон почувствовала облегчение: как хорошо хоть ненадолго вырваться из этих мрачных стен.

Вернувшись со станции, она опять погрузилась в работу. Ланч и обед ей принесли прямо в кабинет. Директорский стол утерял свою безупречную опрятность: теперь он был завален исписанными листками – Линдсей строчила материалы для разных изданий. К листкам добавились чашки из-под кофе, пепельница была полна окурков. Несколько раз Линдсей выходила из прокуренного кабинета, чтобы выудить в библиотеке парочку цитат, необходимых для статей. Однако остаток дня она провела в кресле мисс Овертон, причем главным образом с прижатой к уху телефонной трубкой.

Несколько раз в комнату заглядывала Пэдди и справлялась, не нужно ли что-нибудь принести. Лишь в начале десятого Линдсей добила материал для утренних газет о «таинственном убийце, который держит в страхе питомиц Дербиширской закрытой школы для девочек».

Обратно в Лонгнор Линдсей шла по лесу одна, тут же забыв, что только что расписывала царивший в школе ужас, из-за которого бедные юные создания всюду ходили группами. Корделия смотрела новости по телевизору, потягивая бренди.

– Как дела у матерого репортера. – спросила она, увидев Линдсей.

– Полиция на ночь разъехалась по домам, оставив констеблей охранять границы школьной территории от журналистов и упырей-маньяков. Из всех этих копов мне не удалось вытянуть ни слова. Целый день они принимали заявления, но не удосужились прокомментировать их. Завтра приезжают некоторые родители, чтобы забрать отсюда своих чад. Не удалось мне добраться и до Джеймса Картрайта, чтобы он прокомментировал произошедшее. Тело увезли, музыкальный класс опечатали. Похороны состоятся во вторник в Лондоне. Сначала будет траурная церемония. Причиной смерти, скорее всего, назовут удушение, или как они выражаются, когда человека приканчивают удавкой. Конец сообщения. – добавила журналистка.

– Да, денек у тебя был напряженный.

– Корделия, попала в точку, – кивнула Линдсей. – а у тебя?

– У меня был короткий разговор с неотразимым инспектором, который, похоже, вообще не интересовался моей особой, разве что мои показания помогут уточнить время смерти. Он полагаем что Лорна уже была мертва, когда я к ней стучалась. После беседы с инспектором я читала Троллопа и избегала контакта с людьми, как чумы. Кроме, разумеется, контактов с нашей милой Пэдди, которая с каждым часом выглядит все более затравленной. Сейчас она в учительской, они там обдумывают, как же им, черт возьми, вести себя дальше. Хоть бы эта чертова полиция пошевелилась и поскорее заловила этого чертова кровавого убийцу. – проговорила Корделия, безуспешно пытаясь придать своему голосу хоть немного легкомысленности.

– Ты завтра уедешь?

– Да надо бы. Я должна непременно пригласить на ланч моего агента, потому что я уже и так один раз откладывала эту встречу. Знаешь, меня словно разрывает на части: с одной стороны, очень хочется остаться и попытаться хоть чем-то помочь школе, и в то же время я изнываю от желания поскорее уехать подальше отсюда и забыть весь этот кошмар. Пожалуй, я все-таки уеду. Найти хорошего агента так трудно! – Она вздохнула. – А ты? Уедешь завтра?

Линдсей пожала плечами:

– Я должна сесть на поезд не позднее чем в три, чтобы, вернувшись в Глазго, еще успеть напиться вдрызг. И забыть обо всей этой истории.

– Похоже, тебе это и так удается, – сухо заметила Корделия.

– Что ты хочешь этим сказать? – возмущенно спросила Линдсей.

– Знаешь, я бы не смогла целый день сидеть на телефоне и без конца повторять эту жуткую историю. И как тебе удается так спокойно рассказывать об этом?

Мисс Гордон обиженно помотала головой:

– Это же мой бизнес. Меня научили забывать о собственных чувствах, когда я занята делом. И, должна признаться, мне это неплохо удается. Только не думай, что все это так уж приятно.

– Вот в этом я совсем не уверена. Ты явилась сюда с таким видом, словно спустилась с небес на землю. Как будто ты получала истинное удовольствие от своего бизнеса, как ты выражаешься. Честно говоря, мне все это кажется весьма странным.

Линдсей было горько слушать эти слова, такие несправедливые. Глубоко вздохнув, она сердито выпалила:

– Знаешь что, Корделия, мне, между прочим, надо зарабатывать на жизнь! Ну да, смерть грубо говоря, принесла мне деньжат. То, что я должна была написать про их пресловутый фонд, принесло бы мне не больше ста пятидесяти фунтов. Между прочим, мне приходится работать как каторжной, потому что все чаще меня подстерегают всякие неприятности. Например, мне в любой момент могут выключить телефон. И надо отремонтировать мою старую машину. На все это требуются деньги, поэтому мне выбирать не приходится! Я не была знакома с Лорной, так что ее смерть, прямо скажем, для меня не трагедия. Я, конечно, заработала немного денег, позаботилась о себе, любимой. Но я и школе оказала услугу. И даже если бы я не рассылала по газетам свои статьи, они бы все равно опубликовали сенсационные подробности этого убийства. Зато сейчас мы можем, по крайней мере, быть уверенными в том, что они напишут правду с моей подачи. А если кто-то неправильно интерпретируют мою информацию – что ж, Памела Овертон будет знать, кто в этом виноват и как меня разыскать.

Критиковать меня, конечно же, есть за что, вот только мало кому приходится сталкиваться с такими вещами, которые требуют моральной ответственности, – продолжала она возмущенно. – И кто бы что ни думал, этим чистоплюям вряд ли удалось бы выполнить мою работу лучше меня. Между прочим, я бы тоже могла много чего сказать про твои телешоу, где ты воюешь с феминистками. Но я же не стану этого делать, потому что не знаю, что заставляет тебя идти на попятный. Ты сначала узнала бы, как мне приходится крутиться, а потом бы критиковала.

Корделия оторопела, услышав эту гневную отповедь.

– Вот не знала, что ты такая обидчивая, – сухо усмехнулась она.

Наступила тягостная пауза. Обе вперились в экран телевизора, как будто там шло что-то интересное. Ни одна не хотела переступить через свою гордость и заговорить первой. Наконец Линдсей встала и налила себе джину с тоником.

– Я возьму это с собой в постель, – заявила она. – Мне хочется почитать хорошую книгу и забыть сегодняшний день.

– Погоди, Линдсей, – отозвалась Корделия, – завтра у нас, скорее всего, не будет возможности потолковать, потому что я уезжаю около девяти часов. Но я помню, что пообещала устроить тебе банкет. Когда ты в следующий раз будешь в Лондоне?

Мисс Гордон пожала плечами:

– Не знаю, у меня нет точных планов. Мне бывает трудно выбраться куда-то на выходные, потому что в воскресные дни чаще всего удается что-то подзаработать. Но вообще-то мне довольно скоро надо будет наведаться в Лондон: надо обсудить с редакторами кое-каких журналов, что мне делать до конца месяца. Думаю, что приеду в середине недели.

– Приезжай когда хочешь. Я заранее могу выдеделить время, чтобы подготовиться к твоему визиту. У тебя есть где остановиться?

– У меня есть друзья в Кентиш-Тауне, я всегда у них останавливаюсь.

– Что ж, смотри, а то могла бы переночевать и у меня. В моем доме полно места, и я люблю компанию.

– Спасибо, – смущенно кивнула Линдсей. – Думаю, я приму твое предложение. – Наступила неловкая пауза. – Что ж, спокойной ночи, Корделия. – договорила она наконец.

– Спокойной ночи, Линдсей. Желаю тебе хороших снов.

Наутро ей опять предстояло завтракать с Памелой Овертон. Линдсей нервничала перед встречей с директрисой, поэтому, проснувшись очень рано, съездила на «лендровере» Пэдди в Бакстон и купила целую охапку утренних газет. Большинство бульварных газет, жаждавших шокирующих подробностей, использовали ее материалы и отвели «Смерти в Дербишир-Хаусе» самое видное место и солидную часть полосы. Линдсей была на взводе до тех пор, пока Памела не поблагодарила ее за эффективную работу и несвойственную журналистам деликатность.

– Не стану притворяться, что мне понравился тон этих публикаци. – большинства из них. – призналась она. – но я прекрасно понимаю, насколько больше было бы у нас проблем, если бы сюда нагрянула целая армия репортеров. Слава богу, что нам удалось уберечь от них школу благодаря вашему присутствию и полиции, – так что мы смогли хоть как-то проконтролировать исходящую из школы информацию. Сожалею, что вы не можете побыть дольше и что мы вынуждены лишиться вашей защиты, но мисс Кэллеген объяснила, что у вас есть ряд обязательств, которые вы должны безотлагательно выполнить. Хочу еще раз сказать, что мы вам бесконечно признательны, мисс Гордон. Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, милости прошу.

Линдсей осмелилась спросить о дальнейшей судьбе школы и игровых полей. Это был больной вопрос: Памела Овертон на сей раз не смогла скрыть своего огорчения, хотя до сих пор, несмотря ни на что, держалась молодцом.

– Боюсь, что нам теперь не до игровых полей, нам бы саму школу как-нибудь спасти. Семнадцать девочек уже забрали и, думаю, заберут еще больше. Родителей можно понять. Остается надеяться только на то, что полиции удастся быстро найти убийцу, только тогда мы сможем убедить родителей, что их дочерям ничего не угрожает. Меня волнует судьба школы, мисс Гордон, и я очень надеюсь, что вся эта история не приведет к ее закрытию.

Линдсей почувствовала всю силу и твердость этой женщины и машинально взяла этот факт на заметку – как колоритный штрих к какой-нибудь очередной статье. После завтрака она отправилась на вершину уже знакомого ей холма. Глядя на открывавшуюся перед ней панораму, Линдсей вдруг подумала о том, что Памела Овертон заразила ее своей решимостью. Она поняла, что – нравится ей это или не. – судьба школы тоже стала ей небезразлична. Куда-то исчезло ее презрительное отношение к Дербишир-Хаусу – Линдсей Гордон теперь всей душой переживала за школу.

Среди самых нелюбимых Линдсей заданий значилось описание королевских визитов. Везде ходить только с табуном остальных журналистов, плестись позади младшего отпрыска монаршей фамилии, которую она презирала, увешаться разноцветными значками – для охраны, которая смотрит, куда ей разрешен доступ, а куда – нет, – все это было довольно сомнительным удовольствием. Но в отличие от других «жертв» она, внештатница, не могла даже ворчать и ныть, потому что всякое, самое утомительное и трудоемкое задание в ее ситуации было милостью и благом. Только она приехала из Дербишир-Хауса, не успела даже очухаться, как ее вызвали – во вторник. Детская больница, художественная выставка и новый молодежный клуб – этапы следования королевской семьи, со всеми приличествующими случаю ритуалами. Фотографы щелкали затворами аппаратов, репортеры строчили что-то в своих блокнотах, вымучивая умильные фразы, – словом, каждый занимался своим делом. Уже вечером, глядя вслед королевскому авто, влажно сверкавшему под проливным дождем, Линдсей испытала непередаваемое облегчение. День прошел – остался доллар.

Поблагодарив фотографа, Линдсей нашла телефонный аппарат. Когда она продиктовала заметку, было уже около пяти, однако журналистка крайне удивилась, когда секретарша промурлыкала что она может «не беспокоиться» и ей совсем не обязательно возвращаться в офис. Ведь до конца рабочего дня оставалось целых два часа.

– Увидимся завтра, – бодро выпалила секретарша и повесила трубку, прежде чем Линдсей успела открыть рот.

Не беспокоиться, тем лучше – значит, у нее сегодня свободный вечер. Пружинящей походкой Линдсей направилась к автомобильной стоянке и забралась в свой «ЭмДжи». Любовь преображает человека, подумалось ей. Даже если любишь возможного убийцу.

Через двадцать минут она уже отпирала свою уютную квартирку на верхнем этаже. Блаженно вздохнув, Линдсей закрыла за собой дверь. Автоответчик только что записал чье-то сообщение, но она первым делом прошла в гостиную и щедро плеснула себе виски. Потом, подойдя к окну, закурила и стала смотреть на видневшуюся сквозь деревья университетскую башню, устремленную в небо. Она страшно любила возвращаться к себе в жилище и вид из своего окна, совсем не такой, как в других районах Глазго. Этот жестокий город, в избытке наполненный бандитами и грязными трущобами, был далеко не лучшим пристанищем, тем более очагом. Безусловно, в Глазго были и относительно цивилизованные районы. Впрочем, коренные глазговцы все же любили свой город, вкотором находили свой шарм, и даже им гордились.

Линдсей, вздохнув, отошла от окна и побрела в холл, чтобы прослушать автоответчик. Перемотав пленку, она включила магнитофон. «Это Билл Гренвилл из «Санди трибьюн». – раздался мужской голос. – Ты не могла бы подежурить вместо меня в субботу в одиннадцатичасовую смену? Если сможешь, то позвони мне, пожалуйста». Короткие гудки. «Линдсей, это Мэри. Не хочешь прополоскать горло, после того как наглоталась королевской пыли? Буду в баре около девяти часов». Гудки. «Это Корделия Браун. Тороплюсь на шестичасовой самолет. Встречай меня в аэропорту Глазго без четверти семь. Если не успеешь, буду ждать в баре».

– Гори все адским огнем! – вскричала Линдсей. – Уже пять минут седьмого! Что, черт возьми, она задумала?

Времени на душ не было, по крайней мере надо было вылезти из официального костюма – юбка, блузка и пиджак. – сменив их на джинсы, плотную хлопковую рубашку и чистый свитер. И еще пара секунд, чтобы ополоснуть лицо. Она бросилась вниз по лестнице, на ходу надевая замшевую куртку, и побежала к машине. О том, что привело Корделию в Глазго, Линдсей старалась не думать, опасаясь, что разочарование будет лишком велико, если ее мечты не оправдаются. Чтобы отвлечься от романтических мыслей, Линдсей включила радио, где передавали новости, но она услышала лишь последние, что-то о финансах.

Она гнала машину сначала по шоссе, потом – по мосту Кингстон-Бридж, пытаясь убедить себя в том, что вся эта финансовая рутина невероятно любопытна. В конце новостного блока повторили главные его темы, и Линдсей почувствовала, что ей нечем дышать… Она тормознула так резко, что ехавший следом за нею водитель едва не врезался в ее багажник, – слава богу, ему удалось вовремя зарулить в сторону.

Линдсей надеялась, что она ослышалась, но слова диктора намертво врезались в ее мозг: «Полиция, расследующая дело об изуверском убийстве известной виолончелистки Лорны Смит-Купер в Дербиширской школе для девочек, произвела сегодня арест. Обвинение предъявлено Патрисии Грегори Кэллеген, тридцати двух лет, должность – старшая воспитательница. Завтра она предстанет перед верховным судьей».