Пэдди оторвала женщину от книги:

– Крис, хватит созерцать эти головки цилиндра, познакомься с Линдсей Гордон. Линдсей, это Крис Джексон, наша учительница физкультуры.

– Здравствуйте, – кивнула Крис, опуская книгу. У нее был тот самый акцент, с которым прежде говорила и сама Линдсей, но который потом исчез под слоем акцентов тех мест, где Линдсей жила позднее и диалекты которых невольно копировала. – Так это и есть наша ручная журналистка, да? Что ж, позвольте мне до того как все остальные скажут вам именно эти слова, совершенно не вдумываясь в их смысл, выразить вам свою признательность за то, что вы приехали сюда, и заранее поблагодарить. Мы рады любой помощи. Нам нужно удержать эти игровые поля, и не только из-за того, что в противном случае я потеряю работу. Нам никогда больше не получить такие замечательные участки земли, потому что на много миль вокруг нет ничего подобного. С вашей стороны очень благородно протянуть нам руку помощи, тем более что вы не имеете никакого отношения к этим местам.

Несколько смущенная ее искренностью, Линдсей улыбнулась.

– Я так рада возможности увидеть жизнь подобного заведения изнутри, с изнанки, – уточнила она. – И еще я всегда рада работе, особенно если она хорошо оплачивается.

Наступило молчание, которое через несколько мгновений прервала Пэдди:

– Крис, а ведь вы с Линдсей – землячки, – сообщила она. – Линдсей родом из Инверкросса.

– Неужели? Никогда бы не догадалась! – воскликнула Крис. – Вы говорите почти без акцента, но, судя по его еле заметным отзвукам, вы жили южнее, чем я. Я сама из Южного Акилкейга, хотя ходила в школу Святой Марии Магдалины в Хеленсбурге.

Они погрузились в воспоминания о деревушках Арджилшира, в которых выросли, и очень скоро выяснилось, что лет двенадцать назад играли в хоккей в командах-противниках. Пэдди оставила их и подошла к чем-то обеспокоенной женщине, которая сидела неподалеку от Линдсей и Крис. Через несколько минут от приятных воспоминаний их отвлекли громкие голоса Пэдди и ее собеседницы.

– У меня было полное право отпустить эту девочку. Она на моем попечении, Маргарет. И ради ее благополучия я буду стоять на своем, – сердито проговорила Пэдди.

– Да как вы могли так безответственно поступить?! Потакаете ее капризам, а у нас концерт на носу! У нее соло в хоре! Как нам теперь быть?

– Что тут происходит? – спросила Линдсей у Крис.

– Понятия не имею, – пробормотала Крис. – Эт. – Маргарет Макдональд, старшая преподавательница по музыке. Вообще-то они с Пэдди -лучшие подруги.

В это время Пэдди посмотрела на Маргарет и сказала:

– Конечно, я не хочу вмешиваться, но Джессика высказала предположение, что соло сможет спеть девочка из Холгейта.

Ее собеседница вскочила со стула:

– В моем хоре решения принимаю я, а не Джессика Беннетт. Если бы Джессика сама подошла ко мне, я бы не позволила ей прятаться за чужие спины. Кстати, Джессика – не единственная, кто хотел увильнуть от участия в этом концерте. Должен же кто-то их приструнить!

– Послушайте, Маргарет, – заговорила Пэдди более спокойным голосом, когда поняла, что все уже смотрят только на них. – я не хотела вас огорчать. Я знаю, как много сил вы вложили в под готовку к концерту. Но я считаю, что не стоит заставлять петь девочку, у которой не слишком-то хороший слух и слабенький голос. Она может от волнения просто упасть в обморо. – прямо на сцене. Я говорю совершенно серьезно.

Маргарет Макдональд открыла было рот, чтобы сказать что-то в ответ, но в этот момент дверь распахнулась, и в учительскую вошла высокая женщина.

Учительница музыки тут же отвернулась от Пэдди, бросив лишь короткую фразу в ответ на ее замечание:

– Ну, раз вы уверены, что справится и другая девочка, я повинуюсь.

Пэдди вернулась с Линдсей и Крис, на ее лице отражалось легкое удивление.

– Никогда не видела Маргарет в таком состоянии, – тихо проговорила она. – Глазам своим не верю! Линдсей, сейчас я познакомлю тебя с директрисой. – Она направилась к только что вошедшей высокой женщине, которая разговаривала с другой учительницей.

Памела Овертон была очень импозантной дамой лет шестидесяти. На ней было строгое синее платье из джерси, седые волосы будто опущенные крылья прикрывали уши, а на затылке были стянуты в замысловатый пучок. Подойдя, Пэдди что-то тихо сказала ей, после чего подвела ее к Крис и Линдсей.

Едва Пэдди успела представить их друг другу, а Линде. – восхититься солидным звучным голосом Памелы Овертон, как в дверь постучали. Одна из учительниц вышла узнать, кто там.

– Приехала мисс Смит-Купер, мисс Овертон, – вернувшись, сообщила она.

Памела Овертон направилась к двери, но та рывком отворилась, и в учительскую ворвалась женщина тридцати с небольшим ле. – Линдсей сразу же ее узнала. Лорна Смит-Купер наяву была куда более эффектной, чем на многочисленных фотографиях. На плечи ей спадала роскошная грива золотисто-рыжеватых волос. Кожа матовая, чистая, ни единой морщинки. Яркие синие глаза сияли на ее лице как два лазурита.

Любуясь ею, Линдсей вдруг заметила, что Пэдди тоже повернулась к двери и вдруг напряглась как тетива. Линдсей стояла очень близко к ней и была единственной, кто услышал, как Пэдди буквально выдохнула:

– Всемогущий Господь, только не она!

После обеда, улизнув с чаепития в учительской, Линдсей и Пэдди снова направились по лесной аллее к Лонгнор-Хаусу – так назывался дом, в котором жила Пэдди. По пути Пэдди обронила лишь пару фраз: «Они будут слишком заняты этой суперзвездой и даже не заметят, что нас нет. К тому же с минуты на минуту приедет Корделия, можно сослаться на это». Линдсей молчала, хотя ее распирало любопытство – и профессиональное, и чисто дружеское. Однако она сообразила, что своими расспросами ничего не добьется.

Обед, кстати, был отнюдь не самым приятным, отметила про себя Линдсей. Ворвавшаяся в учительскую Лорна Смит-Купер поздоровалась с Пэдди с явно показным энтузиазмом: «Милейшая Пэдди, – проворковала она, – кто бы мог подумать, что я встречу вас в таком респектабельном обществе!» В ответ Пэдди лишь холодно улыбнулась. Она попыталась выскользнуть из группы, мгновенно окружившей виолончелистку и директрису, но напрасно: Памела Овертон тоном, не терпящим возражений, заявила, что Пэдди с Линдсей за обедом должны непременно сесть за ее стол, к которому она уже пригласила Лорну. После этого Лорна демонстративно не обращала на Пэдди внимания, обращаясь исключительно к директрисе.

– Все, что вы здесь от меня услышите, не для прессы. – между прочим обронила она, повернувшись на секунду к Линдсей. – Вы меня поняли? – После чего понесла всякую чушь, интересную лишь ей самой.

Еда, в отличие от общества, приятно удивила Линдсей: у нее от школьных трапез остались лишь такие воспоминания, к которым возвращаться не хотелось. После наваристого овощного супа подали пирог с цыпленком и грибами, жареную картошку и фасоль. На десер. – свежие фрукты, на любой вкус.

Линдсей рассыпалась в комплиментах по поводу отменного качества пищи, но Пэдди в ответ лишь рассеянно кивнула.

Оказавшись в знакомой комнате с фотографиями, Линдсей уютно устроилась в кресле, а хозяйка отправилась в кухню варить кофе.

– Извини, что была не самой лучшей собеседницей! – крикнула она оттуда.

Линдсей решила, что пора, надо попытаться «разговорить» Пэдди, а потому немедленно воспользовалась репликой подруги:

– Обед был довольно скучным. По-моему, даже мой давно забытый акцент выпирал все сильнее. Но ты, кажется, говорила, что никогда не виделась с нашей почетной гостьей?

Наступило недолгое молчание, нарушаемое лишь шумом кофемолки. Когда Пэдди наконец заговорила, ее голос был полон горечи:

– Я была в этом совершенно уверена, – промолвила она. – Я встречалась с ней, но мне было известно лишь то, что ее зовут Лорна. Среди тогдашних моих знакомых было принято обращаться друг к другу по имени. – Вернувшись в гостиную, она разлила кофе по чашкам.

– Ты говоришь это таким тоном, словно роман Ле Карре пересказываешь, – заметила Линдсей.

– Да нет, ты преувеличиваешь. Никаких таких драм.

– Не хочеш. – не рассказывай. Зачем себя насиловать.

– Нет, лучше уж расскажу, а то еще сорвусь. – Пэдди покачала головой. – Дело было… м-м-м… восемь или девять лет назад. Я играла какие-то рольки в лондонских театрах и на телевидении. Я и мои тогдашние друзья и знакомые, разумеется, были очень молоды. Однако мнили о себе бог весть что, что мы самые-самые. Болтались по ночным клубам, напиваясь до одури, решали мировые проблемы, много говорили о вседозволенности, хотя сами были, прямо скажем, довольно разборчивыми. Словом, натуральная пародия на хиппи из шестидесятых. Секс, наркотики, рок-н-рол. – вот, пожалуй, все, что нас интересовало. Или, точнее, мы пытались убедить себя в этом. – Пэдди посмотрела Линдсей прямо в глаза: так смотрят на человека, которому доверяют. – Как ты понимаешь, это была довольно дорогая жизнь. И тех денег, что я зарабатывала, на нее не хватало. Однако я нашла выход. – Она помолчала, а потом продолжила свой рассказ: – Я стала торговать наркотиками. Не большими партиями, разумеется, а так, дозой-другой. Так что ко мне в дом то и дело приходили разные люди. Конечно же, все они были постоянными покупателями, которые умели держать язык за зубами. – Линдсей кивнула: она отлично знала тот мир, который описывала ей Пэдди. – Одним из моих клиентов был музыкант, некий Вильям, пианист. Несколько раз он приходил со своей девушкой. – Она вздохнула. – Ее звали Лорна.

Линдсей вынула из пачки две сигареты, раскурила их и протянула одну Пэдди. Та с наслаждением затянулась.

– Ты понимаешь, к чему это может привести. – спросила она. Линдсей снова кивнула, и Пэдди продолжила: – Ей достаточно невзначай обмолвиться об этом в присутствии других учителей. Я автоматически вылетаю с работы. Вообще-то большинство наших ровесников в свое время баловались травкой, но они этого как-то не афишируют. Естественно, ни одна школа, а в особенности закрытая, не станет держать у себя преподавателя, которого уличили в торговле наркотиками и в их употреблении, пусть и в прошлом. И если я даже скажу, что в помещении школы ни единого раза не раздавила косячка, это мне не поможет… Ну и как тебе мой рассказ, а?

Резко встав, Пэдди налила два бокала бренди. Вручив один Линдсей, она начала мерить шагами комнату. Линдсей чувствовала, как она страдает. Еще бы… Пэдди таких трудов стоило завоевать ее теперешнее положение. Труд вообще никому не дается легко, что уж говорить о тех, кто привык, что им все подносят на блюдечке с голубой каемочкой. А теперь она могла потерять все. Кошмар. И все потому, что в свое время не подумала, что занимается рискованными вещами. Линдсей было больно за подругу, она попыталась найти слова утешения:

– Но почему ты считаешь, что Лорна вообще что-то расскажет. – спросила она. – Она ведь тоже была каким-то образом связана с наркотиками и наверняка побоится за собственную репутацию. – Больше Линдсей ничего не смогла придумать.

– Да нет, ей нечего бояться, – обреченно произнесла Пэдди. – Видишь ли, сама она никогда не принимала наркотиков. Лорна всегда утверждала, что отлично себя чувствует и без всягих допингов. А донесет ли она на меня… Почему бы и нет? Может, ей захочется развлечься таким образом? Заявит, что всей душой болеет за школу и за ее репутацию.

Линдсей молча встала и подошла к Пэдди. Они крепко обнялись. Линдсей молила Бога, чтобы ее сочувствие хоть немного помогло. Через некоторое время она с облегчением почувствовала, как тело Пэдди чуть-чуть расслабилось.

Внезапно звякнул телефон. Улыбнувшись, Пэдди подошла к аппарату, стоявшему на письменном столе, и нажала кнопку внутренней связи.

– Да-да, это мисс Кэллеген… Хорошо, спасибо, я сейчас иду. – Повесив трубку, Пэдди побежала к дверям. – Корделия приехала, – бросила она на ходу. – Она в главном здании, и я иду за ней. В холодильнике есть немного холодного мяса и салат. Положишь на тарелку, ладно? Она наверняка умирает с голоду. Корделия всегда хочет есть. Майонез на верхней полке, за помидорами. – И она выбежала в коридор.

Линдсей послушно направилась в кухню, снова и снова прокручивая в голове рассказ Пэдди, понимая, впрочем, что ничего не сможет придумать, никакого выхода. И еще было бы неплохо как-то убедить Лорну Смит-Купер дать такое интервью, из которого можно было бы состряпать несколько газетных материалов, полезных для школы. И потом, Корделия Браун, тоже отличная добыча – интервью с ней можно было заслать в какой-нибудь дамский журнальчик.

Линдсей никогда с ней не встречалась, однако много чего знала о ней – со слов общих знакомых и из газет. Судя по тому, что писали в прессе и говорили по телику, Корделия Браун тридцати одного года была ну просто бриллиантом в короне женской литературы. Недоучившись в Оксфорде, она три года подвизалась потом администратором в небольшом антрепризном театрике в Девоне. Между делом написала четыре приличных романа, последний из которых был даже представлен на соискание Букеровской премии. Однако наибольшую известность ей принес сценарий к телесериалу «Наследники», за них она схватила все существующие на данный момент награды. По тому же сценарию немедленно был снят полнометражный филь. – и попал, что называется, «в струю», став символом возрождающегося в Британии киноискусства. Все эти доблести в сочетании с привлекательной внешностью и умением говорить, причем много и на любые темы, сделало Корделию желанной гостьей на всех телевизионных ток-шоу.

Встряхнув банку с майонезом и плюхнув его в плошку с салатом, Линдсей поймала себя на мысли, что ей не терпится увидеть Корделию. Не факт, что она окажется такой уж душкой, но, с другой стороны, многие в жизни гораздо симпатичнее, чем на телеэкране. Линдсей услышала, как хлопнула дверь, потом послышались голоса. Она подошла к кухонной двери и увидела, как Корделия с размаху бросила на пол кожаный портплед. Она стояла спиной к Линдсей и что-то говорила Пэдди. Услышав ее голос, Линдсей поняла, как много теплоты он терял, измененный микрофонами телестудий. Акцента, который так напомнил ей за недавним обедом о прошлом, почти не было, – Корделия лишь чуточку растягивала слова: так говорили в Оксфорде.

– Там еще четыре или пять коробок, но я так чертовски устала, что мне не до них. – сказала Корделия. – Пусть до завтра останутся в машине.

Потом они разом обернулись. Гостья и Линдсей внимательно оглядели друг друга, – прицениваясь, но стараясь себя не выдать. Когда серые глаза Корделии под прямыми темными бровями загадочно блеснули, Линдсей поняла, что выходные сулят нечто неожиданное. У нее слегка закружилась голова, и она ощутила странную слабость – верный симптом зарождавшейся страсти. Давненько уже она не испытывала столь очевидного влечения прямо с первого взгляд. – покоренная красотой и флюидами, исходившими от этой прелестной женщины. Корделии, судя по всему, она тоже приглянулась, во всяком случае, уголки ее рта чуть приподнялись в улыбке.

– Значит, это и есть знаменитая Линдсей, – промолвила она.

Линдсей молила Бога, чтобы охватившие ее чувства не слишком явно отразились на ее лице. Кивнув, она улыбнулась в ответ, чувствуя себя немного глупо.

– Что-то вроде этого, – промямлила она. – Рада познакомиться с вами. – Ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы сплетни о любовных предпочтениях Корделии, которые доходили до нее, оказались правдой.

Ломать себе голову над тем, как продолжить разговор, Линдсей не пришлось, потому что Корделия спросила:

– Пэдди, а у тебя найдется чего-нибудь перекусить? Я умираю с голоду. Дорога сюда заняла больше времени, чем я предполагала. Кругом сплошные пробки! Неужели все население Лондона устремляется в выходные именно сюда, в Дербишир? Или все они попросту жаждут увидеть новую одноактную пьесу Корделии Браун?

Пэдди рассмеялась:

– Я знала, что ты захочешь есть. Есть немного салата, сейчас принесу. – Но не успела Пэдди сделать и шага, как Линдсей исчезла в кухне. Корделия лукаво посмотрела на Пэдди, ее брови приподнялись, на ее губах появилась улыбка. Пэдди усмехнулась. – Тогда я приготовлю тебе выпить, – вымолвила она. – Чего ты хочешь?

– Фирменный коктейль мисс Кэллеген, пожалуйста. Для чего еще я, по-твоему, притащилась в эту дыру?

Пока Пэдди смешивала напитки, Линдсей вернулась с угощением для Корделии. Та жадно набросилась на еду, словно несколько дней вообще не ела.

Перелив коктейль из шейкера в бокал, Пэдди протянула его Корделии со словами:

– Линдсей будет писать статью о фонде.

– Бедняжка! Но ведь вы не выпускница Дербишира?

– Неужели это так заметно? – поинтересовалась Линдсей.

– Нет! Вовсе нет, что вы! Просто раньше я ни когда не видела вас – ни в школе, ни на встречах выпускниц. Я бы вас вспомнила, у меня отличная память на лица. Значит, вы не нашего племени, верно?

– Верно. – ответила Линдсей. – С Пэдди я познакомилась в Оксфорде. Я заканчивала учиться, а она проходила там учительскую практику. Это Пэдди уговорила меня приехать сюда. Сейчас я на вольных хлебах, так что готова взяться за любую работу. – Линдсей говорила о себе так подробно, чтобы предупредить дальнейшие расспросы, а заодно и избавиться от прилипчивого местного акцента.

– И какое же мнение у вас сложилось о школе?

– Трудно пока сказать. – пожав плечами, отозвалась Линдсей. – Я пока мало что видела и мало с кем говорила.

– А вы, я смотрю, дипломат, – заметила Корделия, продолжая расправляться с салатом.

Пэдди включила запись Дюка Эллингтона. Услышав тягучую мелодию, наполнившую всю комнату, Линдсей вдруг подумала: «Я всегда буду помнить эту мелодию и то, что сейчас происходит». Она смутилась, поймав себя на том, что не может оторвать глаз от Корделии. От того, как ее руки режут мясо и подносят бокал к губам. Было приятно смотреть, как меняется ее лицо, когда она ест или говорит. Неожиданно она вспомнила свою любимую цитату: «Мужчина любит женщину не потому, что считает ее умной или обворожительной, а потому, что ему нравится, как она чешет голову». Она подумала, что, возможно, прежние ее романы оканчивались ничем лишь потому, что она никогда не обращала внимания на такие мелочи и не умела ценить их прелесть.

Сама не зная почему, она неестественно светским голосом спросила:

– Как мне уговорить вас уделить мне хоть полчаса для беседы? Я бы хотела взять у вас интервью. Правда, не обещаю, что смогу куда-ни будь его пристроить, н. – попытаюсь. Если вы, конечно, готовы отвечать на вопросы вместо того чтобы веселиться со старыми подругами.

Корделия отодвинула пустую тарелку и пытливо посмотрела на бокал. Затем, повернувшись к Пэдди, сказала, видимо, принятым у них насмешливым тоном:

– Что скажешь на это, Пэдди? Она опасный человек? Вдруг твоя подруга заморочит мне голову, а потом подобьет меня на что-нибудь непристойное? Или будет задавать всякие каверзные вопросы и требовать подробностей?

– Обязательно будет, можешь не сомневаться!

– Очень хорошо, – кивнула писательница. – В таком случае я принимаю вызов. Отдаю себя в ваши руки. Утром в воскресенье вас устроит? Когда вся школа будет в церкви. – добавила она. Линдсей кивнула. – И не переживайте из-за того, что лишите меня общества старых подруг. Тех, кого я действительно хотела бы увидеть, можно пересчитать по пальцам. А для прочих, которых глаза бы мои не видели, это будет отличная отговорка. Например, для того, чтобы улизнуть от нашей многоуважаемой почетной гостьи.

– Не одна ты хочешь от нее улизнуть, – заметила Пэдди, стараясь говорить непринужденно.

– Так ты тоже ее жертва. – спросила Корделия и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Эта Смит-Купер всегда обладала очарованием и прожорливостью шакала. Но кажется, она окончила школу до того, как ты в нее пришла, не так ли? Замечательная она штучка! Красавица и Чудовище в одной упаковке! А тебе известно, какую пакость она мне сделала? Причем зная, что мы обе приглашены в нашу альма-матер? – Наступила эффектная пауза. Линдсей вспомнила, что Корделия начинала свою карьеру в театре. – Эта тварь обвинила меня в клевете. Буквально на этой неделе я получила повестку в суд. Она утверждает, что виолончелистка в моей книге «В толпе гостей» – это точный портрет ее самой. Хотела бы я знать, чем же это моя виолончелистка-хищница похуже пирань. – так на нее похожа? Как бы то ни было, она утверждает, что книга принесет ей какие-то неприятности. Тем более что она включена в список претендентов на Букера и должна выйти большим тиражом в бумажной обложке. Можно было при первой же публикации поднять шум, верно? Но нужно знать нашу Лорну! Она подождет, пока копилочка доверху наполнится, чтобы содрать с меня побольше деньжат. Ужасная женщина! – Выпустив пар, Корделия упала в кресло, бормоча: – Вот такая история, Линдсей, а на этот крючок можешь поймать всю картину. Настоящий жизненный конфликт между истцом и ответчиком. Кстати, Пэдди надеюсь, моя комната будет находиться, по крайней мере, в другом коридоре. Иначе соблазн стать посреди ночи и совершить убийство нашей Лорны будет слишком велик!

Линдсей, хоть и пребывала в некотором оцепенении, все же расслышала в тоне Корделии едкую язвительность.

– К счастью, этого не случится, – быстро проговорила Пэдди, – потому что она поселится в квартире Памелы Овертон. – Она стала объяснять, что Корделия займет комнату для гостей здесь, в Лонгноре, а Линдсей будет спать в соседней комнате, которую ее постоянная обитательница благородно уступила гостье в обмен на разрешение провести две ночи у своей лучшей подруги.

– Вот и замечательно, меня это устраивает. – зевнув, заявила Корделия. – Господи, мне необходимо принять душ. С дороги меня так и тянет в сон. Можно я воспользуюсь твоей ванной, Пэдди? – Пэдди кивнула. Корделия открыла свой портплед и долго шарила в нем, пока не нашла сумочку с мочалкой. Затем она направилась в ванную комнату, пообещав там не задерживаться.

– Хочешь еще выпить. – предложила Пэдди. – Судя по твоему виду, именно это тебе и нужно. Яркая личность, ты не находишь?

– Да уж. – кивнула Линдсей. – Я только и могу сказать – да уж. Как, по-твоему, я буду спать, зная, что она рядом, всего лишь за тонкой перегородкой?

– Будешь спать как убитая, особенно после второго стаканчика бренди «Александр». – улыбнулась Пэдди. – Может, тебе повезет и увидишь ее во сне. Так что не тушуйся, Линдсей. У тебя впереди целых два дня, чтобы произвести на нее впечатление! А теперь расслабься, слушай музыку и не переживай.

Линдсей почти утешилась этими мудрыми словами, но тут из ванной вышла порозовевшая, сияющая после душа Корделия, и ее опять охватило волнение. Корделия извинилась за свое поведение.

– Но если бы я не набралась наглости и не попросила позволения принять душ, то уже минут через пять заснула бы беспробудным сном. А это было бы уже полным хамством. К тому же хочется поболтать, – добавила она с обезоруживающей улыбкой, когда Пэдди сказала, что уже десять и ей пора сделать обычный вечерний обход школьного корпуса Лонгнор-Хаус, чтобы убедиться в том, что все в порядке и все на месте.

Оставшись с Корделией наедине, Линдсей окончательно смутилась. Однако Корделия, будучи женщиной умной, нашла теплый доверительный тон, и уже через несколько минут они тараторили как старые подружки, главным образом, о театре, к которому обе испытывали слабость. Когда через полчаса Пэдди вернулась, от нервозности Линдсей не осталось и следа. Пэдди тоже подключилась к беседе.

Уже почти под утро Пэдди проводила своих приятельниц в отведенные для них комнаты, а сама отправилась еще раз проверить, что происходит в доме. Коктейли и дружеская беседа заглушили ее страх перед Лорной. Однако, медленно бредя по длинному коридору, она опять стала думать о ней. Надо было что-то предпринять, приезд в Дербишир-Хаус этой виолончелистки не должен был искалечить ее жизнь.

Линдсей пребывала в блаженном состоянии между сном и бодрствованием. Несколько минут назад далекий звонок прервал ее крепкий сон, но она решила еще немного понежиться, а потому не обращала внимания на голоса в коридоре. Однако громкий стук в дверь заставил ее сбросить остатки дремы. И тут же ее тело радостно затрепетало, а вдруг это Корделия?

– Войдите, – нежно позвала она.

Однако, когда дверь отворилась, глазам Линдсей предстала высокая молодая женщина с чайным подносом. На ней была отличная твидовая юбка и облегающий грубый свитер.

– Доброе утро, мисс Гордон, – звонким голосом поздоровалась она. – Мисс Кэллеген попросила меня принести вам чай. Мое имя – Кэролайн Баррингтон, я из шестого, второго года обучения. Кстати, это моя комната. Надеюсь, вам тут будет удобно. Здесь вообще довольно уютно, только стекло в окне здорово дребезжит, когда ветер с восточной стороны. – Кэролайн поставила поднос на ночной столик, и Линдсей с трудом приподнялась, чтобы принять сидячее положение. Кэролайн налила в чашку чай. – С молоком или сахаром? – спросила она. Линдсей яростно замотала головой, в которой тут же зашумело после вчерашних коктейлей Пэдди.

Кэролайн направилась к двери, но на полпути остановилась и вдруг спросила:

– В прошлом месяце я прочитала в «Ньюлефт» статью о женщинах в политике. Это ведь вы написали, не так ли? – Линдсей кивнула. – Я так и подумала, что вы. Не может же быть, что есть еще одна журналистка с такой же фамилией. Статья просто классная, – продолжала девушка торопливо. – Понимаете, после университета я тоже решила податься в политику. И очень приятно было узнать, что есть еще женщины, которых волнует то же, что и меня.

Линдсей наконец-то удалось немного собраться с мыслями.

– Спасибо, – кивнула она. – И какую же партию ты поддерживаешь?

Кэролайн смущенно потупилась.

– Вообще-то я социалистка. – через некоторое время ответила она. – Здесь это слово считается чуть ли не ругательным. Но я уверена, что некоторые вещи просто необходимо изменить – ради справедливости. Вы понимаете, о чем я?

…Через полчаса Линдсей стало казаться, что ее заставили пройти сложнейший интеллектуальный тест. Она и вообще поутру неважно соображала, а сегодня, после вчерашней выпивки, и подавно, но Кэролайн была неистощима: приходилось, борясь со сном, отвечать на ее бесконечные вопросы и выслушивать ее доктринерские рассуждения обо всем на свете, начиная со студенческой политики и заканчивая положением женщин в Никарагуа. Объяснять этой славной девушке, что все на самом деле не так-то просто, было тяжко. Линдсей совсем не хотелось держаться покровительственно или, не дай боже, задеть ее идеалы. Что и говорить, подобную беседу приятней было бы вести за чашечкой кофе после обеда, во всяком случае, в это время у Линдсей лучше работала голова. К счастью, очередной звонок остановил Кэролайн, и она наконец сообразила, что несколько увлеклась дисскусией.

– Ох, караул! – вскричала девушка, вскакивая с кровати, на которую плюхнулась во время разговора. – Это звонок к завтраку. Я должна бежать. Но вы не беспокойтесь, мисс Гордон, – учителям можно немного опоздать, мисс Кэллеген ждет вас, чтобы отвести в столовую. А если она будет сердиться, валите все на мен. – у меня вечные неприятности из-за моего длинного языка. До встречи.

– Спасибо тебе за чай и за беседу, – отозвалась Линдсей. – И за то, что пустила меня в свою комнату. Может, еще как-нибудь поболтаем. В любом случае желаю тебе хорошо отдохнуть. – Линдсей говорила, дивясь тому, как быстро она, оказывается, может умываться и одеваться. В спешке она едва не пропустила мимо ушей последние слова Кэролайн.

– Спасибо, – сказала девушка, отворяя дверь. – Только не просите меня вступить в клуб поклонников этой вашей концертной «звезды». – И вскоре шаги Кэролайн заглушил гомон, мгновенно наполнивший здание после звонка.

За завтраком, на который был подан омлет с грибами, Линдсей поведала Пэдди о своей утренней гостье.

– Она сейчас полна юношеского максимализма в отношении прелестей социализма, – рассмеявшись, заметила Пэдди. – Кэролайн всегда была идеалисткой, а уж теперь, когда она нашла определенную нишу, ее вообще не угомонить. Родители Кэролайн в прошлом году развелись, и мне кажется, что весь этот интерес к политике – способ уйти от переживаний по этому поводу.

Линдсей вздохнула:

– Но она уже не ребенок, и взгляды у нее вполне зрелые. Так что не смотри на нее свысока.

– Я и не смотрю, – пожала плечами Пэдди. – Но в нашем замкнутом мирке просто не может быть каких-то оригинальных взглядов.

Линдсей, знавшая Пэдди уже шесть лет, не позволила втянуть себя в очередную дискуссию о политике. Было заранее ясно, что в этом споре победителей не будет, но тем не менее он мог продолжаться долго. Так что, сдержавшись, она стала то и дело посматривать на дверь. Заметив это, Пэдди широко улыбнулась.

– Она не придет, – заявила она. – По утрам она обычно работает, а потом делает пробежку. Она не отступила от этого правила даже тогда, когда мы с ней четыре года назад ездили в отпуск в Италию. Так что, боюсь, до половины одиннадцатого ты ее не увидишь.

– С чего ты взяла, что я жду Корделию?

– А кто говорил о Корделии? – с невинным видом улыбнулась Пэдди.

Линдсей погрузилась в молчание, Пэдди взялась за утреннюю газету. Линдсей было как-то неспокойно – то ли из-за того, что находилась в незнакомом месте, то ли – из-за Корделии, все больше ее волновавшей. Вскоре она поймала себя на том, что разглядывает собравшихся к завтраку женщин. Крис Джексон уткнулась в книгу о сквоше; сидевшие с ней за столом две женщины тоже что-то читали. Взгляд Линдсей перешел на Маргарет Макдональд, которая сидела за столом в одиночестве. Перед ее тарелкой лежал открытый журнал, но она смотрела на него невидящими глазами. И ничего не ела – ее яичница с беконом совсем остыла. Ярко-красный свитер подчеркивал бледность ее лица. Каждый раз, когда кто-то входил в комнату или проходил мимо, она поднимала голову. Линдсей заметила, что глаза ее полны тревоги.

Когда с завтраком было покончено, Линдсей заметила:

– Похоже, она ужасно напугана.

– Наверное, переживает из-за концерта. Любой на ее месте тоже бы волновался. От этого вечера так много зависит, – уверенно заявила Пэдди, перед тем как окунуться в лихорадочную суету, связанную с предстоящим действом.