- А где, вы говорите, вы остановились теперь? - поинтересовался Роджер.
      - В "Орхидее". Это отель на Эйнсли. Там полно латиносов, но мне теперь не до этого. Зато там очень недорого.
      - И сколько вы там платите? - спросил Роджер.
      - Семь долларов. Очень недорого.
      - Да, это конечно.
      - И комната хорошая. Я всегда сужу об отеле по тому, насколько быстро они обслуживают в номерах и не забывают ли о телефонных звонках в твой адрес. Нет, мне-то никто не звонит, а вот когда я вчера заказала в номер стакан молока и сэндвич, то они тут же принесли. Обслуживание там хорошее, даже очень.
      - Да, хорошее обслуживание - великое дело, - согласился Роджер.
      - Еще какое! - Молли помолчала немного, а потом спросила в свою очередь: - А вы где остановились?
      - А, в меблированных комнатах на... м-м... Двенадцатой улице, в Южном округе, кажется.
      - Хорошо там?
      - Да нет, скверное местечко. Но это всего на несколько дней. И мне не хочется тратить на это лишние деньги.
      - А когда вы уезжаете? - спросила Молли.
      - Завтра, я думаю. Завтра утром.
      - А-а. - Молли вяло улыбнулась.
      - Ну да, завтра утром, - произнес он.
      - А-а.
      - Как ваш коктейль? - спросил Роджер.
      - Отличный, спасибо.
      - Как, не кисловат?
      - Нет, в самый раз. - Молли снова улыбнулась, подняла бокал и сделала глоток. На губах осталась пена, и она слизнула её. - Вам нравится этот город? - спросила она.
      - Мне - нет, - ответил Роджер.
      - И мне. - Молли сделала паузу. - Я здесь ни души не знаю.
      - И я, - сказал Роджер.
      - И я, - машинально произнесла Молли и, поняв это, рассмеялась. - Вы, наверно, смотрите на меня, как на бедную сироту, да? Ни родителей, ни родственников, ни друзей. Жуть!
      - Ну, я уверен, у вас есть друзья в этом - как его, Сакраменто?
      - Да, Сакраменто. У меня там жила очень хорошая подруга. Ее зовут Дорис Пайзер, она еврейка. Замечательный человек однако. Фактически, одна из причин, почему я уехала и очутилась здесь, - это Дорис, из-за нее. Она уехала на Гавайи.
      - Да-а?
      - Ага. - Молли кивнула. Она взяла бокал, быстро отпила и поставила его на место. - В прошлом месяце уехала. Она звала меня с собой, но, честно говоря, меня никогда не тянуло в жаркие места. Однажды на уикэнд я съездила в Палм-Спрингс и, клянусь, чуть не умерла там от жарищи.
      - А на Гавайях очень жарко?
      - О, конечно. - Молли энергично закивала головой. - Она получила работу в компании, которая торгует ананасами. Это большая фирма. Я тоже могла бы получить там работу. Но жара - нет, спасибо. - Молли покачала головой. - Уж лучше здесь, я думаю. Зимой тут жутко холодно, но это все равно лучше жары. Потом, в этом городе есть что-то возбуждающее, волнующее.
      - Да-а.
      - Вы действительно так считаете?
      - Да.
      - Никогда не знаешь наперед, что тут с тобой случится - вот с таким ощущением я живу здесь. Ну, например, кто бы мог сказать, что сегодня вечером я встречу вас? А вы знали?
      - Нет, не знал.
      - Вот и я нет. Я про то и говорю.
      - Понятно.
      - Да, вы знаете, - повела она рассказ, взяв при этом бокал и осушив его до дна. - Когда Дорис уехала, в Сакраменто не осталось ничего, что меня удерживало бы там. Сакраменто - хороший город, он мне нравится, но когда бы я там подружилась ещё с кем-нибудь! И, когда Дорис уехала, я подумала, что настало самое время собрать вещи и отправиться изучать страну, понимаете? В конце концов, живем в такой огромной стране. Я родилась в Такоме, штат Вашингтон, и, когда мне было восемнадцать лет, мои родители переехали в Сакраменто. В девятнадцать я осталась без родителей, да так и застряла в Сакраменто. Так что в некотором смысле это и хорошо, что Дорис уехала на Гавайи - вы понимаете, о чем я говорю? - это подтолкнуло меня к действию. Она усмехнулась. - Не то чтобы так уж и подтолкнуло, но, как бы это объяснить...
      - Я вас вполне понимаю, - помог ей Роджер. - Еще один коктейль не хотите?
      - О, да я тогда на ногах не удержусь.
      - Ну смотрите, как знаете.
      - Нет, пожалуй, не надо. А вы как?
      - Я выпью ещё пива, если вы будете.
      - О, вы пытаетесь напоить меня, - произнесла Молли, подмигнув Роджеру.
      - Нет, мне не нравится спаивать женщину, - возразил Роджер.
      - Я так, шучу.
      - Нет, это не по мне.
      - Да я так и не думаю, - сказала Молли с серьезным выражением лица.
      - Нет, ни в коем случае.
      - Я думаю, вам и не нужно.
      Роджер не придал значения сказанному.
      - Так что если хотите еще...
      - Хорошо, спасибо. Еще так еще.
      Роджер подозвал официанта, и, когда тот подошел, попросил:
      - Еще одно пиво и ещё одно виски с лимоном.
      - Лимона поменьше, - опять подсказала Молли.
      - Лимона поменьше, - повторил Роджер официанту.
      Роджеру понравилось, что Молли говорит именно ему, Роджеру, а не официанту, словно официанта при этом и не было. Это льстило ему. Он понаблюдал, как официант подошел к стойке и сделал заказ. Потом Роджер повернул голову к Молли и спросил:
      - И как она там, Дорис?
      - О, отлично. Последнюю весточку от неё я получила на прошлой неделе. Я ей ещё не ответила. Она даже не знает, что я здесь.
      - То есть как?
      - Ну, я приняла решение совсем внезапно, а её письмо пришло за день до моего отъезда, так что у меня не было возможности ответить ей. А здесь я была по горло занята беготней - поисками работы...
      - А она, наверно, думает: почему вы ей не ответили?
      - Прошла только неделя. Я здесь как раз неделю...
      - Все же, если она хорошая подруга...
      - Да, очень.
      - ...Вы должны дать ей знать, где вы.
      - Я напишу ей. Вернусь сегодня в отель - и напишу. - Молли улыбнулась. - Вы заставили меня прочувствовать свою вину.
      - Я вовсе не хотел, чтобы вы чувствовали вину, - возразил Роджер. - Я просто подумал, что раз Дорис так много значит для вас...
      - Да я всё поняла, всё нормально, - с улыбкой остановила его Молли.
      Официант принес заказ и снова оставил их вдвоем. Народу в баре поуменьшилось. Никто не обращал на них ни малейшего внимания. В этом большом городе было полно приезжих.
      - А сколько вы платите за номер? - спросила Молли.
      - Что? А-а... Четыре доллара в сутки.
      - Вот это действительно недорого.
      - Да, - кивнул он. - Да, действительно.
      - И хорошая комната?
      - Нормальная.
      - А удобства где? В коридоре?
      - Что?
      - Туалет, - пояснила Молли.
      - А, да, в коридоре.
      - Ну ничего. А размеры приличные?
      - Вполне. И хозяйка очень приятная женщина. Должен, однако, сказать...
      - Да?
      - Я видел там крысу.
      - Вот без крыс я вполне обошлась бы.
      - Да и я тоже.
      - И что вы сделали?
      - Взял и убил, - спокойно ответил Роджер.
      - Я мышей - и то боюсь, - сказала Молли. - У меня никогда не хватило бы духу убить крысу.
      - Ой, она была такая противная. В том районе, знаете, полно крыс. Я бы не удивился, если б узнал, что крыс там больше, чем людей.
      - Ой, теперь я не засну сегодня.
      - Они очень редко попадаются на глаза, - успокаивал Роджер Молли. Услышать их можно, а увидеть - редко увидишь. Мне попалась какая-то старуха, очень уж нерасторопная тварь была. Когда я припер её в углу, она встала на задние лапы и...
      - Пожалуйста, не надо, - взмолилась Молли, вздрогнув.
      - Извините, я не думал...
      - Ничего. - Она взяла бокал и сделала глоток. - Я сегодня не засну, произнесла Молли и добавила: - Одна, в пустой комнате.
      Роджер никак не отреагировал на это.
      - Я могу напугаться до смерти, - промолвила Молли и снова вздрогнула, и снова отпила виски. - А вам не стыдно пугать женщину до смерти?
      - О, извините.
      - Ладно, ничего, - сказала Молли и покончила с содержимым своего бокала. Потом, усмехнувшись, поинтересовалась у Роджера: - Так каких размеров ваша комната?
      - Приличных.
      - Ну а каких?
      - Я действительно не знаю. У меня глаз не наметан на размеры.
      - А у меня очень наметан. - Молли замолчала и улыбнулась, словно смущенная тем, что она собирается сказать или сделать. Она подняла свой бокал и попыталась отыскать в нем ещё несколько капель, потом поставила его на стол и сказала небрежно: - Я хотела бы взглянуть на вашу комнату. Это действительно очень недорого. Если она не совсем маленькая, я могла бы переехать в этот дом из своего отеля. Но только если это действительно стоит столько, сколько вы говорите.
      - Да, только четыре доллара.
      - Я хотела бы одним глазком взглянуть на эту комнату, - произнесла она и на мгновение подняла глаза от бокала, потом снова опустила.
      - Я могу сводить вас туда.
      - Правда?
      - Конечно.
      - Мне только на минутку, только взглянуть, на что это похоже.
      - О чем речь!
      - Я была бы благодарна вам, - промолвила Молли.
      Она сидела, потупив взгляд, лицо пылало вовсю.
      - Пойду принесу ваше пальто, - сказал Роджер и встал. Когда он помогал ей надевать пальто, она взглянула через плечо в его сторону и спросила:
      - А как вы убили её - ну, эту крысу?
      - Руками придушил, - ответил Роджер.
      * * *
      Метрдотель провел детектива и его даму к столику. Роджер в это время сдавал пальто. На женщине была бледно-голубая юбка и джемпер - так, наверно, это называется, подумал Роджер, - а под ним - белая блузка с длинными рукавами. Она улыбнулась метрдотелю, когда тот отодвинул ей стул и помог ей сесть. Заняв место за столом, она сразу же накрыла своими руками руки детектива, который сел напротив. Роджер поблагодарил девушку, принявшую у него шляпу, и положил врученный ему квиток в карман пиджака. Метрдотель снова вернулся ко входу в зал. Он был похож на француза. Роджеру не хотелось, чтобы это был французский ресторан.
      - Bonjour, monsieur, - поприветствовал его метрдотель, и Роджер ахнул про себя.
      - Сколько вас человек, сэр?
      - Я один, - ответил Роджер.
      - Oui, monsieur, сюда, пожалуйста.
      Роджер последовал за метрдотелем в зал. Вначале Роджер подумал, что его ведут в дальний конец зала, но метрдотель просто обошел сервировочный столик, стоявший на пути, и подвел Роджера к столику, что находился футах в пяти от детектива и его дамы.
      - Voila`, monsieur, - пригласил Роджера метрдотель и отодвинул для него стул.
      - А нельзя ли за вон тот столик, - спросил Роджер, - у самой стены?
      - Monsieur? - Метрдотель недоуменно вздернул брови.
      - Вон тот столик, - произнес Роджер и указал рукой на столик, который находился совсем рядом с детективом.
      - Oui, monsieur, certainement, - ответил метрдотель.
      Он задвинул стул обратно, обиженный за неоцененное внимание. Он провел Роджера к столику у стены, немного отодвинул его, чтобы Роджер смог пройти и сесть на мягкий стул у стены, и вновь поставил стол на место. - Не желает ли monsieur коктейль?
      - Нет, - ответил Роджер, - спасибо.
      - Не хотели бы вы посмотреть меню, сэр?
      - Да. Да, пожалуй.
      Метрдотель щелкнул пальцами.
      - La carte pour monsieur, - дал он указание одному из официанту, потом сделал легкий поклон и удалился. Официант принес Роджеру меню, Роджер поблагодарил его и открыл меню.
      - Так, и что ты по этому поводу думаешь? - раздался голос детектива.
      Женщина ничего не ответила. Роджер, уткнувшийся в меню, удивился, что женщина не отвечает.
      - Я так думаю, - снова он услышал голос детектива, и снова женщина ничего не ответила.
      Роджер продолжал внимательно изучать меню, не желая выдавать, что подслушивает.
      - Да, безусловно, ты всегда так поступаешь, - опять услышал Роджер голос детектива.
      Странное дело, подумал Роджер, не отрывая глаз от меню. Говорит один лишь детектив. Но особенно странно было то, что некоторые вещи он произносит как бы в ответ на сказанное женщиной, хотя та не произнесла ни слова.
      - А вот и выпить принесли, - опять услышал Роджер голос детектива.
      Роджер поднял глаза, отложив на короткое время изучение меню, и взглянул на официанта в красном пиджаке, который принес им, похоже, два виски с содой. Детектив поднял свой стакан, и женщина чокнулась с ним, но никто при этом не сказал ни слова. Женщина отпила немного и поставила стакан на стол. Бросив взгляд на стол, Роджер заметил на женщине свадебную ленту и обручальное кольцо. Следовательно, она была женой детектива.
      Детектив сделал продолжительный глоток и поставил стакан на стол, произнеся:
      - Отлично.
      Жена кивнула и ничего не ответила. Роджер отвел взгляд и снова погрузился в меню.
      - Так Фанни в конце концов приехала? - спросил детектив.
      И опять наступила долгая пауза. Роджер насупился, уткнувшись в меню, и стал ждать ответа.
      - Она хоть объяснила тебе, почему? - снова спросил детектив.
      Опять пауза.
      - Это не оправдание. - Это опять произнес детектив.
      Роджер положил меню и повернул голову.
      Женщина держала локти на столе, а руки - чуть пониже лица. У неё были тонкие и длинные пальцы, ногти, покрытые ярко-красным лаком. Она выдавала пальцами серии быстрых жестов, и ногти плясали при этом, как огоньки.
      Роджер не сразу сообразил, что она делает. Балуется, что ли?
      А потом увидел за руками её лицо.
      Ее лицо показалось ему ещё более приятным, чем с первого раза. Черные волосы она гладко зачесала назад, черные брови высокой дугой описывали темно-карие глаза. Нет, вот левая бровь опустилась, и лицо от этого приобрело угрожающе-хмурый вид, губы изогнулись в надменной улыбке, ноздри расширились. Руки женщины задвигались в какой-то необычной манере - с подчеркнутой любезностью и вкрадчивостью злодея из немого кино, её пальцы касались верхней губы, изображая подкручивание воображаемых усов. Детектив засмеялся. Маска злодея исчезла с её лица, глаза засверкали юмором, лицо озарила белозубая улыбка, которая разбежалась по всему лицу, словно звуковые волны от удара колокола, тонкие пальцы оживленно двигались. Детектив следил за её руками, затем вновь переключал внимание на её лицо, которое пребывало в постоянном движении. Ее губы и глаза усиливали музыку рук, а лицо, открытое, чистое и наивное, как у маленькой девочки, приобретало то страшное, то смешное выражение, все оно играло, что-то оттеняло, что-то объясняло. О, да ведь она говорит с помощью лица и рук! Роджер замер. До него внезапно дошло, что женщина - глухонемая.
      А детектив буквально умирал со смеху. Его жена, очевидно, закончила рассказ о какой-то Фанни, и детектива разрывало от смеха, он давился, на глазах у него появились слезы. Даже Роджер не удержался от улыбки, даже официант, который с важным видом подошел к столику Роджера, чтобы принять заказ, заулыбался.
      - Я предпочел бы что-нибудь из яиц, - ответил на его взгляд Роджер.
      - Oui, monsieur. А в каком виде?
      - Хм, - усмехнулся Роджер, - я не знаю.
      - Может быть, monsieur будет угодно омлет?
      - Да-да, хорошо, - торопливо согласился Роджер. - А какой омлет у вас есть?
      - С сыром, с грибами, с луком...
      - С грибами, - выбрал Роджер. - Это должно быть вкусно. Омлет с грибами. И кофе. Кофе сразу, пожалуйста.
      - Oui, monsieur. Какой-нибудь салат?
      - Нет. Нет, спасибо.
      - Oui, monsieur, - промолвил официант и ушел.
      - ...Говорил вначале с Майером, а потом Майер, послушав его несколько минут, попросил священника, если он не возражает, рассказать все это мне. Я был очень удивлен, когда к моему столу подошел священник, дорогая, потому что мы там не привыкли к визитам такого рода посетителей, у нас все-таки не такое уж религиозное или святое место, как ты понимаешь.
      Он широко улыбнулся жене, и она ответила ему такой же улыбкой. Господи, она действительно красавица, подумал Роджер.
      - Я, значит, представляюсь ему. Выясняется, что священник тоже итальянец, начинается всякое "вы тоже итальянец?!" и тому подобное, и так проходит пара минут. Я ему - про своих предков в Италии, выясняем, что священник родился совсем в других местах. Ну, он садится к моему столу и говорит, что перед ним стоит небольшая дилемма. Я спрашиваю, что, мол, за дилемма, святой отец, а в это время думаю о своей дилемме: а вдруг ему взбредет в голову попросить меня прочитать пяток Аве Марий, а я в последний раз заходил в церковь ребенком.
      Детектив сделал передышку и продолжил:
      - Священник дальше рассказывает мне, что у него сегодня утром на исповеди была женщина. Вначале она исповедалась ему в обычных мелких грехах, а потом неожиданно призналась, что купила пистолет и что он у неё в данный момент в сумочке, прямо с собой, в этой исповедальной будке. И что она собирается пойти с ним в магазин, где работает её муж, подождать, пока он выйдет на обед, и застрелить его. И что она рассказывает все это священнику потому, что собирается зразу после выстрела в мужа застрелиться и сама и хотела бы заранее получить отпущение. Ну и, дорогая, священник не знал, что ей сказать. Он видел, что женщина находится в крайнем возбуждении и не в состоянии выслушивать его нравоучения - что, мол, убийство - тяжкий грех и так далее. Понимаешь, она пришла не за разрешением, а за отпущением грехов. Она хотела заранее получить благословление за то, что ухлопает мужа, а потом лишит жизни и себя. Священник решил попытать счастья и сказал ей, что было бы неплохо, если бы они вместе сотворили молитву, и, пока они молились, он вставил в свою молитву небольшую рекламку, действующую на подсознание клиента. Он сказал, что убийство - большой грех, сказал про "не убий", пятую заповедь, а потом перешел к тому, что, мол, она совершит двойной смертный грех, если пришьет мужа, а потом разделается и с собой, и спросил, есть ли у неё дети. Детей у неё нет.
      После маленькой паузы рассказ продолжался.
      - Конечно, священник с огорчением узнал, что у неё нет детей, потому что обычно на этой струне можно сыграть. Ну, он тут же спросил, нет ли у неё родителей, братьев и сестер, которые будут опечалены её смертью, и женщина ответила, что родители - да, есть, но ей наплевать, что они думают, и тут же взмолилась: мол, прости меня, святой отец, что я богохульствую в исповедальной будке и тем более в церкви. Святой отец простил её, и они ещё некоторое время продолжали молиться, при этом священник все время думал, как бы помешать ей разделаться с любимым муженьком, когда тот появится на улице с бутербродами в руках.
      Роджер с интересом прислушивался к рассказу.
      - Вот он и пришел к нам, дорогая. Он сказал мне, что священник, конечно, дает обет хранить тайну исповеди, и вот это и порождает дилемму. Исповедалась ли ему женщина в чем-то или все-таки нет? Как может человек исповедоваться в грехе, которого пока не совершил? Разве греховная мысль это такой же грех, как греховное деяние? Если так, то мир полон грехов, содеянных в мыслях. А если так, то женщина ничего не сделала и её исповедь вовсе не является таковой. А если это не исповедь, то какую тайну исповеди должен хранить священник? Раз это не доверительная исповедь, тогда всё в порядке и священник вправе пойти в полицию и рассказать там о намерениях этой прихожанки.
      Детектив набрал в грудь воздуха и продолжил:
      - Я ему говорю, что, дескать, вы, святой отец, совершенно правы. Теперь надо было спрашивать у него, как имя женщины и где работает муж. Но его так быстро об этом не спросишь. Ему ещё нужно подискутировать насчет философских и метафизических аспектов различия между греховным помыслом и греховным деянием, а часы на стене в это время тикают и тикают, время обеда всё приближается, и приближается тот час, когда в голове несчастного мужа появится пара дырок. В конце концов я убедил его, что он пришел в полицию по той же причине, по которой та женщина пришла к нему, а когда он меня спрашивает, в чем состоит эта причина, и я отвечаю ему, что он тоже хотел бы иметь своего рода отпущение. Он спрашивает: в каком, мол, смысле, отпущение. Я ему объясняю, что, по моему мнению, он хочет снять с души грех за гибель двух людей, которая произошла бы, если бы он хранил молчание в соответствии с установленной догмой. То же самое, говорю я ему, и женщина. Я думаю, говорю я, что оба они хотят предотвратить эти две смерти и что поэтому женщина и пришла к нему, а он - к нам, и пусть он назовет имя женщины и место работы мужа. В это время было уже без четверти двенадцать. Он назвал мне наконец все это, и я послал патрульную машину, чтобы эту женщину задержали. Вчинить ей мы ничего не можем, пока она не совершила преступления или не попыталась совершить - не за подозрение же в намерении её брать. Но подержать её, пока остынет, и, может быть, даже как-то припугнуть... А впрочем, минуточку...
      Роджер, который внимательно прислушивался к повествованию, чуть было не обернулся и не кивнул понимающе.
      - Погоди-ка, у нас есть, за что её подержать. По крайней мере - может быть за что.
      Жена вопрошающе подняла брови.
      - Пистолет, - сказал детектив. - Если у неё нет разрешения, то вот вам и обвинение. Или, по крайней мере, мы можем припугнуть её тем, что возбудим обвинение, а там видно будет. - Детектив пожал плечами. - Что меня, однако, в этом деле беспокоит: я до сих пор не уверен, так ли всё изложил священник. Действительно ли она так исповедовалась? Вот это меня тревожит, дорогая. А ты что скажешь?
      Руки жены вновь заговорили. О чем - Роджер не понимал. Случайно Роджер бросил взгляд ту сторону и увидел, как её гибкие пальцы порхают возле лица. Его, Роджера, такая красивая женщина никогда в жизни не любила. За исключением, конечно, матери.
      Роджеру принесли омлет, и он принялся за него.
      Рядом с ним детектив и его жена покончили с виски и стали заказывать еду.
      ГЛАВА ВОСЬМАЯ
      Роджер сопровождал детектива и его жену до входа в метро. Там они остановились, обнялись и коротко поцеловались. Потом женщина стала спускаться по ступенькам, а детектив постоял некоторое время, глядя ей вслед, а затем, спрятав лицо, улыбнулся и пошел в направлении полицейского участка. Снег уже валил во всю, густой и крупный. Он устлал тротуары, и ходить стало скользко.
      Несколько раз на обратном пути Роджер порывался подойти к детективу и всё рассказать ему. Из того, что он подслушал во время обеда, он сделал вывод, что этому человеку можно доверять, но все-таки что-то его сдерживало. Он все время думал об этом, уже, наверно, в пятый раз порывался подойти к нему и каждый раз останавливал себя и приходил к выводу, что лучше это дело оставить до участка, объясняя себе такое доверие к этому человеку тем, как тот относится к своей жене. Чувствовалось столько добра и нежности в их общении между собой, что Роджер решил: этот человек способен понять случившееся. И в то же время - надо же, ведь Роджер проникся доверием к этому человеку благодаря его жене - жена оказалась и причиной нежелания Роджера подойти к этому детективу. Сидя в ресторане поблизости от них, Роджер присутствовал при их разговоре и разве что сам не принимал участия в нем. Он видел лицо женщины, видел, какими глазами она смотрит на мужа, видел, как она накрывала его руки своими, видел множество других проявлений нежности, которыми они обменивались - подмигивания, преданные взгляды, - и почувствовал себя от этого особенно одиноким.
      Сейчас, следуя за детективом по этому безмолвному миру, он вспомнил об Амелии и захотел позвонить ей.
      Нет, подожди, поговори вначале с детективом.
      Они почти подошли к зданию участка. Детектив остановился у полицейской машины, и патрульный, сидевший со стороны тротуара, опустил стекло. Детектив нагнулся, заглянул в машину и, обменявшись несколькими словами с полисменами, засмеялся. Потом патрульный полицейский поднял стекло, а детектив стал подниматься по семи ступенькам к входной двери.
      Подожди, подумал Роджер, мне же надо...
      В нерешительности он остановился на тротуаре.
      Детектив открыл дверь и исчез в здании. Дверь закрылась. А Роджер стоял и стоял на тротуаре, и снег продолжал сыпать, покрывая мокрой пеленой всё вокруг. Роджер резко дернул головой, развернулся и пошел искать телефонную будку. Первым попался зал для игры в пул и кегли на набережной Стема. Он разменял у хозяина доллар - причем хозяин всем своим видом показал, что не любит разменивать деньги для разговора по телефону, - затем вошел в будку, закрыл дверь и бережно достал из кошелька сложенный листок с номером телефона Амелии.
      Роджер набрал номер и стал ждать.
      После четвертого гудка раздался женский голос. Ответил женский голос, но не Амелии:
      - Алло?
      - Здравствуйте. Нельзя ли поговорить с Амелией? - попросил Роджер.
      - А кто это? - поинтересовалась женщина.
      - Роджер.
      - Какой Роджер?
      - Роджер Брум.
      - Не знаю никакого Роджера Брума, - сказала женщина.
      - Амелия меня знает.
      - Амелии нет. А что вам нужно?
      - А где она?
      - Пошла в магазин. Так что вам нужно?
      - Она просила, чтобы я позвонил. А когда она будет дома?
      - Минут через пять-десять, - ответила женщина.
      - Вы не скажете ей, что я звонил?
      - Скажу, что звонили, - сухо ответила женщина и тут же повесила трубку.
      Роджер постоял немного, все ещё держа трубку у уха, потом повесил её и покинул будку.
      Хозяин смерил Роджера кислым взглядом. Часы на стене показывали без чего-то два.
      Интересно, вернется Амелия через пять-десять минут? Женщина, говорившая с ним, судя по голосу, была явно цветная. Иногда такого человека по голосу можно принять за белую южанку, но, как правило, определяешь, что это негритянка. Вот такое его счастье, подумал Роджер. Первая по-настоящему интересная девушка, которую он встретил и которой он, похоже, понравился, оказалась цветной. Он тут же подумал, что больше звонить не стоит, послал всё к чертям и направился обратно к участку.
      Ну какой в этом смысл? - думал он. Что я все тяну и тяну? Все равно ведь придется. Все равно надо будет идти к ним и обо всем рассказывать, так что лучше уж сейчас. И что я звоню этой Амелии? Она, небось, сейчас на крыше с каким-нибудь из "персидских богов", про которых рассказывала, и занимается черт знает чем, пропади она пропадом.
      При мысли о том, что Амелия находится сейчас в объятиях "персидского бога", Роджеру стало не по себе, он даже не мог объяснить, почему. Ведь он почти не знал эту девушку, и тем не менее мысль о том, что она сейчас с каким-то "персидским богом" или даже со всей этой шайкой, наполнила его такой черной ненавистью и злостью, что у него аж кулаки налились тяжестью. У него в голове гнездилась мысль рассказать в полиции и об этой банде, об этих юных подонках, нападающих на таких милых девочек, как Амелия. Но она, видно, и сама была хороша, раз допустила это.
      Из парка донеслись голоса.
      Сквозь густой снег прорезались громкие и пронзительные детские голоса. До него долетел полузабытый звук из детства. Вспомнилось, как они с отцом стоят на горке, что за домом - дощатым домиком рядом с железной дорогой, в котором они жили, когда братишка был совсем маленьким, - а отец кричит ему: "Поехали!" - и толкает его с горки, и сразу ветер в лицо, а рот расплывается до ушей в радостной улыбке, а потом за спиной раздается голос отца: "Молодец, Роджер!"
      В парке трое мальчишек катались на санках.
      Роджер прошел на территорию парка и сел на лавочку в полутора десятках футов от укатанной широкой горки, по которой носились на санках мальчишки. Им было по шесть-семь лет, не больше. Или это были детсадовцы, или первоклассники, которых отпустили из школы пораньше. Двое были одеты в старые лыжные курточки с капюшонами, а третий - в зеленую клетчатую курточку из плотной ткани и шерстяную шапочку, которую надвинул на лоб и уши так, что она почти закрывала глаза, и Роджер даже усомнился, много ли мальчик так видит. Двое других не носили никаких шапочек, и их волосы были в снегу. Ребятишки кричали на все голоса: "Эй, смотрите, как я! Э, вы, а посмотрите, как я!" - хватали санки, разбегались, потом бросались вниз вместе с санками, хлопаясь на них животами, и с радостными криками неслись под горку, а один подражал вою полицейской сирены. Роджер встал, прошел к вершине горки и стал ждать, когда ребятишки поднимутся наверх. Они не обращали на Роджера ни малейшего внимания, шумно обсуждая и заново переживая завершившийся спуск, таща за собой на веревках санки, оглядываясь и примериваясь к следующему спуску. "Не, а вы видели, я чуть не врезался вон в то дерево?!" - стараясь перекричать друзей, делился впечатлениями один из мальчиков. Тот, который был в зеленой куртке, встал рядом с Роджером, набрал в легкие побольше воздуха, повернулся и приготовился снова ринуться вниз.
      - Привет, обратился Роджер к мальчугану.
      Мальчик поднял голову и посмотрел на Роджера из-под надвинутой на самые глаза шапочки.
      - Привет, - пробурчал тот, провел рукавичкой по носу, из которого текло, и снова отвернулся.
      - Хорошая горка, - сказал Роджер.
      - М-м, - промычал мальчуган.
      - Можно прокатиться?
      - Чего?
      - Можно, говорю, прокатиться разок?
      - Не-а, - услышал он в ответ.
      Мальчик бросил на Роджера короткий презрительный взгляд, разбежался, упал на санки и покатился вниз. Роджер стал смотреть ему вслед. Его обуревала злость от мыслей об Амелии и этих "богах" вокруг нее. Он также начал взвешивать про себя, что может ожидать его в полицейском участке независимо от того, хороший детектив ему попадется или плохой. А тут ещё этот сопливый мальчишка, какое он имеет право так разговаривать с ним? У него даже кулаки сжались. Он стал ждать, пока этот мальчишка снова поднимется на гору.
      - Тебя мама учила, как себя надо вести? - спросил его Роджер.
      Мальчик взглянул на него из-под шапочки. Двое других ребятишек остановились футах в трех от Роджера и стали с любопытством рассматривать его. Их лица приобрели то воинственное и несколько испуганное выражение, которое бывает у детей, когда они ждут какой-нибудь неприятности от взрослого.