Поэтому почти каждый полицейский этого участка, да и сотни других во всем городе, испытывая совершенно справедливое возмущение, оправданный гнев и естественный страх, принялись за поиски убийцы. Карелле и Хейзу осталось только задаваться вопросом, что предпримет этот легион жаждущих мщения людей в синей форме, поскольку вряд ли кто-либо из них был знаком с фактами преступления и лишь немногие знали о том, что убийство Кори было связано с имевшим место десять дней назад убийством Джорджа Лассера. Детективы предполагали, что, поскольку был убит полицейский, значит, убийца ненавидел полицейских, но больше склонялись к тому, что смерть Кори была лишь следствием предыдущего убийства и не имела ничего общего с тем фактом, что Кори был полицейским. А раз так, то они никак не могли понять, чем так возмущены все остальные. Они упорно трудились над этим делом, начиная с третьего января, и вдруг все всполошились только из-за того, что нечистоплотный полицейский был убит разводным ключом.
В гибели Кори их беспокоила только причина случившегося. Если он на что-то наткнулся в подвале, то на что именно? Или, если отбросить возможность того, что он отыскал нечто, являющееся угрозой для убийцы, что иное могло послужить причиной для убийства? Договорился ли он встретиться с кем-то в подвале? Знал ли, кто убийца? Вымогал ли очередную взятку, на сей раз имеющую прямое отношение к убийству?
– У нас в городе нельзя справиться с двумя вещами, – давным-давно кто-то сказал Карелле. – С убийством и наркоманией.
Вот об этом Карелла и размышлял сейчас. Если полицейский оставляет без внимания игру в кости, если он оставляет без внимания водителя, проехавшего на красный свет, если он все это оставляет без внимания, и всякий раз за деньги, что помешает ему оставить без внимания и убийство, если и на этом он сумеет заработать?
Сообразил ли убийца, что есть иной способ заставить Кори замолчать навсегда, исключить возможность того, что он будет требовать еще и еще?
А ведь такая возможность существовала.
К сожалению, только два человека могли это подтвердить. Прежде всего, сам Ральф Кори, но он был мертв. И его убийца, но они не имели ни малейшего понятия о том, кто он такой.
Прошла среда.
А за ней и четверг.
В пятницу состоялись похороны сержанта Ральфа Кори.
Бабушка Кареллы всегда считала пятницу «черным днем». Она не имела в виду пятницу тринадцатого числа и не какую-то определенную пятницу. Она просто была убеждена, что любая пятница – день несчастливый и что, по возможности, лучше в этот день ничего не предпринимать. В пятницу 17 января произошло нечто невероятное.
В пятницу 17 января в следственный отдел по собственной воле явился Энтони Лассер и сознался, что убил своего отца, Джорджа Лассера.
Глава 9
Допрос Тони Лассера оказался таким испытанием, какое ни Хейз, ни Карелла не пожелали бы себе на весь остаток жизни, но пройти его следовало. В конце концов, человек сознался, что совершил убийство.
Они допрашивали его в следственном отделе, сидя возле зарешеченных окон, о стекло которых, сотрясая рамы, бился январский ветер, а в унисон с ним выли радиаторы. Трясся и Лассер, сидя на стуле напротив детективов. Полицейский стенограф был сильно простужен и томился, не отрывая глаз от блокнота, потому что не хотел смотреть на Лассера, который стучал зубами и глотал слюну – казалось, он вот-вот потеряет сознание. Полицейский стенограф чихнул.
– За что вы его убили? – спросил Карелла.
– Не знаю, – ответил Лассер.
– Должна же у вас быть причина.
– Да. Была.
– Какая же?
– Я его не любил, – сказал Лассер и опять затрясся.
– Вы готовы рассказать нам, как все это произошло? – спросил Хейз.
– А что вы хотите знать?
– Когда у вас появилась мысль убить его?
– В какое-то время... на прошлой неделе.
– На прошлой неделе? – удивился Хейз.
– Нет, нет. Разве я сказал на прошлой неделе?
– Именно так вы сказали.
– Я хотел сказать, на той неделе, когда это произошло.
– А когда это случилось, мистер Лассер?
– Перед той пятницей.
– Перед какой пятницей?
– Тре... Да, третьего, в пятницу.
– Продолжайте, мистер Лассер.
– Вот на той неделе у меня и появилась мысль его убить.
– То есть перед Новым годом, хотите вы сказать?
– Да.
– Когда же? На Рождество?
– Между Рождеством и Новым годом.
– Хорошо, мистер Лассер, продолжайте. У вас появилась эта мысль, и что же дальше?
– В пятницу после обеда я вышел из дома.
– А мы думали, что вы никогда не выходите из дома, мистер Лассер.
Лассер несколько секунд не мог совладать с собой: его била дрожь, зубы стучали, руки тряслись. Наконец он сумел собраться с силами и, заикаясь, произнес:
– Обычно я не выхожу. Но на этот раз в... вышел. Уб... бить его.
– Каким образом вы предполагали убить его, мистер Лассер?
– Что? – Каким образом вы намеревались убить вашего отца?
– Топором.
– Вы взяли топор с собой?
– Нет. Я н... нашел топор там. В подвале.
– Топор был в подвале?
– Да.
– Где именно?
– Возле... топки.
– А не в кладовой?
– Нет.
– Вы знали, что там есть топор?
– Что?
– Вы когда-нибудь бывали в этом подвале, мистер Лассер?
– Нет.
– Откуда же вы тогда знали, что там есть топор?
– Что?
– Мистер Лассер, откуда вы знали, что в подвале будет топор?
– Я... я не знал.
– Тогда каким же образом вы собирались убить своего отца?
– Я об этом не д... думал.
– Вы собирались решить это на месте, верно?
– Совершенно верно, – сказал Лассер.
– Ты записываешь, Фил? – спросил Карелла у стенографа.
– Ага, – отозвался стенограф, не поднимая глаз.
– Продолжайте, мистер Лассер, – предложил Хейз.
– Ч... что вы хотите знать?
– Что вы делали после того, как убили его?
– Я...я...я... – Он никак не мог одолеть этого слова. Глотнув, он предпринял новую попытку. – Я... я... я... – Он так дрожал, что слово застряло у него в горле. Он побледнел, и Карелла не сомневался, что через несколько секунд либо его вырвет, либо он хлопнется в обморок. Ему было жаль Лассера и хотелось чем-нибудь помочь.
– Мистер Лассер, может, принести вам кофе? – предложил он. – Хотите выпить чего-нибудь горячего?
– Н... н... нет, – с трудом выдавил из себя Лассер.
– Мистер Лассер, в день убийства вы тоже плохо себя чувствовали?
– Ч... ч... что?
– Когда вышли из дома, я имею в виду?
– Нет, я ч... ч... чувствовал себя хорошо.
– Мистер Лассер... – начал было Карелла, но Хейз его перебил:
– Мистер Лассер, зачем вы нам лжете?
Лассер вдруг поднял взгляд, замигал и снова затрясся.
– Зачем вы говорите нам, что убили вашего отца, когда ничего подобного вы не совершали? – спросил Карелла.
– Я убил!
– Нет, сэр.
– Убил! Ч... что с вами? Р... р... р... разве...
– Успокойтесь, мистер Лассер.
– Разве вы не видите, ч... ч... что я говорю правду?
– Мистер Лассер, человек, который нанес удар топором, был сильным, беспощадным и действовал безошибочно. Вам же трудно даже усидеть на стуле.
– Я это сделал, – сказал Лассер и опять задрожал. – П... поверьте мне. Я это с... с... сделал.
– Нет, мистер Лассер.
– Да.
– Нет. Зачем вы пришли сюда?
– Потому что я уб... уб... уб...
Он не мог произнести этого слова. В мучительном молчании они ждали, пока он справится с ним, и, наконец, когда, словно судорогой, свело и отпустило его тело, он выплюнул его, как кусок грязи, прилипшей к кончику языка.
– Убил! – выкрикнул он. – Я убил своего отца!
– В таком случае, мистер Лассер, – спокойно сказал Карелла, – надеюсь, вы не будете возражать, если мы возьмем у вас отпечатки пальцев и сверим с найденными нами в подвале?
Лассер молчал.
– Мистер Лассер?
Он ничего не ответил.
– Мистер Лассер, – ласково обратился к нему Хейз, – почему вы сегодня вышли из дома?
Лассер вдруг зарыдал. Полицейский стенограф в удивлении оторвал глаза от блокнота, и Карелла взмахом руки велел ему уйти. Стенограф встал не сразу. Тогда Карелла взял его за локоть и поднял со стула.
– А дальше мне не надо записывать? – спросил стенограф.
– Нет, – ответил Карелла. – Если вы нам понадобитесь, мы вас позовем.
– Ладно, – не стал возражать все еще удивленный стенограф и вышел из комнаты.
А Тони Лассер, сидя на стуле возле затянутого легким морозцем окна, продолжал дрожать и всхлипывать.
– Что случилось, мистер Лассер? – спросил Карелла.
Лассер покачал головой.
– Должно быть, что-то случилось, раз вы пришли сюда, сэр.
Лассер снова покачал головой.
– Может, расскажете нам? – участливо предложил Хейз, и Лассер дрожащими пальцами вытащил свой носовой платок, высморкался и затем, по-прежнему заикаясь и всхлипывая, поведал им о том, что произошло.
Кто-то с тихой нью-эссекской улицы с ее домами, выстроенными в стиле эпохи Тюдоров, кто-то из соседей Тони Лассера...
– Не миссис ли Московиц из дома напротив? – спросил Карелла.
– Нет, нет, – сказал Лассер, – нет, не миссис Московиц. Она ужасно надоедливая, но ничуть не злая женщина. Нет, это был другой человек, неважно кто именно, просто сосед.
– И что же случилось? – спросил Хейз.
Вот этот кто-то явился накануне к Тони Лассеру. В качестве представителя, так сказать, от группы линчевателей северного варианта, потому что никого они не собирались вешать или мазать дегтем с перьями, разумеется, нет, если «им будут соответствовать». Именно так выразился сосед Лассера. Он сказал, что все будет в полном порядке и все будут довольны, если «им будут соответствовать». До той минуты Лассер понятия не имел, чего хочет от него этот сосед. Он вышел к нему из кабинета в задней части дома, где рисовал картинки для очередной детской книжки, а тут явился этот незнакомец... практически незнакомец... которого он видел раз-другой в окно, но знаком не был. Незнакомец этот завел разговор о «соответствии», и Лассер спросил его, что он имеет в виду.
– Вашу мать, – ответил сосед.
– Мою мать?
– М-м-м.
– А что именно относительно нее?
– Мы хотим, чтобы вы поместили ее в лечебницу, мистер Лассер.
– Почему?
– Таково желание всех соседей, мистер Лассер.
– Но оно не совпадает с моим, – ответил Лассер.
– По-моему, у вас нет выбора, мистер Лассер, – сказал сосед и объяснил, что соседи затеяли целую кампанию против Лассеров.
Они все читали про убийство отца Тони, а в одной из газет была приведена фраза о том, что топор держал в руке человек, обладающий «силой безумца» или что-то в этом роде. Они собрались, проголосовали и решили пойти в полицию и заявить, что видели, как Эстель Лассер вышла из дома около двенадцати дня в ту злополучную пятницу, третьего января, когда ее мужа, Джорджа Лассера, зарубили топором в подвале жилого здания.
– Но это же не правда, – возразил Тони Лассер.
– Пусть не правда, но двое из нас согласились подтвердить, что видели, как она выходила из дома.
– Моя мать скажет, что она никуда не выходила.
– Ваша мать ненормальная.
– Тогда я скажу, что она не выходила, – сказал Лассер.
– Всем известно, что вы не переступаете порога дома, – возразил сосед.
– Какое это имеет отношение к?..
– По-вашему, они примут всерьез показания человека, который боится выйти на улицу? По-вашему, его показания будут чего-нибудь стоить против заявления двух нормальных соседей?
– Я тоже нормальный, – сказал Лассер.
– Разве? – удивился сосед.
– Вон из моего дома! – грозным шепотом произнес Лассер.
– Мистер Лассер, – ничуть не смутившись, продолжал сосед, – все будет в порядке, если мы сумеем договориться. Мы не собираемся никому причинять неприятностей, мы просто не хотим, чтобы безумная...
– Она не безумная, – крикнул Лассер.
– ..безумная, мистер Лассер, жила среди нас. Пусть она живет там, где ей полагается. Мы пришли к следующему выводу: либо вы добровольно определяете ее в сумасшедший дом, мистер Лассер, либо мы обращаемся в полицию, через них взываем к соответствующим властям, попросив их задать ей пару вопросов. Как вы думаете, мистер Лассер, сумеет она ответить на эти вопросы, а? Итак, мы договариваемся или нет?
– Она никому не причиняет вреда.
– Она нам мешает, мистер Лассер, и нам надоело извиняться за помешанную, что живет у нас в квартале.
– Она никому не причиняет вреда, – повторил Лассер.
– Мистер Лассер, вы меня слышите? Мы даем вам срок до утра понедельника. Решайте. Если к тому времени вы подтвердите, что обратились к врачам и что вашу мать уберут, прекрасно, тогда мы пожмем друг другу руки и выпьем за продолжение нашей дружбы. Если же мы ничего от вас не услышим, мистер Лассер, мы сами обратимся в полицию и заявим, что видели вашу мать на улице в день убийства вашего отца. А там уж пусть они делают выводы.
– Но это же ложь, – настаивал Лассер. – Моя мать была дома.
– Совершенно справедливо, мистер Лассер, это ложь. – Сосед улыбнулся. – Но ложь перестает быть ложью, когда клянешься говорить правду.
– Убирайтесь! – крикнул Лассер.
– Обдумайте все как следует.
– Убирайтесь!
– Обдумайте все как следует.
Он обдумал. И решил, что бы ни случилось, мать в больницу он не определит. Если соседи пойдут в полицию, чтобы бросить тень подозрения на мать... если полиция начнет задавать вопросы... если, не дай бог, она утратит над собой контроль... ее непременно упрячут. Этого он позволить не имеет права. А защитить ее можно только одним путем. Если он скажет, что убийство совершил он, тогда ее оставят в покое.
Лассер вытер слезы.
– Вот почему я и пришел к вам, – заключил он.
– Понятно, мистер Лассер, – сказал Карелла. – Дженеро, принеси нам кофе! – зычно крикнул он.
– Я н... н... не хочу кофе, – с трудом проговорил Лассер.
Карелла оставил его слова без внимания. Когда принесли кофе, они спросили у него, пьет ли он черный или со сливками, и Лассер сказал, что пьет черный. Сколько сахара, спросили они, и он ответил, что пьет кофе без сахара. Он хочет побыстрее вернуться домой к матери, сказал он. Ее нельзя оставлять одну так надолго.
– Мистер Лассер, – сказал Карелла, – а что, если бы мы поверили в вашу историю?
– Какую историю?
– Что вы убили своего отца.
– Ах да!
– Что, если бы мы поверили вам и вас бы судили и приговорили...
– Да?
– Мистер Лассер, кто бы тогда взял на себя заботу о вашей матери?
Лассер вдруг смутился.
– Я почему-то об этом ни разу не подумал, – ответил он.
– М-м-м. Значит, получилось удачно, что мы вам поверили?
– По-моему, да.
– Патрульный проводит вас домой, мистер Лассер, – сказал Хейз. – Как только вы допьете кофе...
– Я способен добраться домой сам.
– Мы это знаем, сэр, – участливо сказал Хейз, – но лучше будет... – Я возьму такси, – не сдавался Лассер.
– Это ничуть нас не затруднит, поверьте, сэр, – настаивал Хейз. – Мы вызовем патрульную машину...
– Я возьму такси, – повторил Лассер. – Я и сюда приехал на такси, поеду на такси и обратно. Я... я... я не хочу, чтобы к нашему дому подъезжала патрульная машина. У нас уже побывало немало полиции... с тех пор как умер отец. – Лассер помолчал. – Он, знаете, был неплохим человеком. Я, правда, никогда его особенно не любил. Должен признаться, я... я... не плакал, узнав о его смерти. Слез у меня не было, но человеком он был неплохим. Он отправил меня в хорошую школу, лечил мать в частной лечебнице. Он был неплохим человеком.
– А каким образом он мог позволить себе все это, мистер Лассер? – вдруг спросил Хейз.
– Позволить что?
– Школу. Санаторий.
– Видите ли, раньше он зарабатывал больше, – пожал плечами Лассер.
– Что значит больше? Ведь он был управляющим с 1939 года, не так ли?
– Да, но в более приличном доме. Не в районе трущоб.
– А где?
– В нижней части города, – ответил Лассер.
– Где именно?
– В доме 1107 на Ганнинг-стрит, вы знаете этот район?
– Да, – ответил Хейз. – Там находится... – И умолк. – Ганнинг, 1107, сказали вы?
– Да.
– В 1939 году ваш отец был управляющим в доме 1107 на Ганнинг-стрит?
– Совершенно верно. А что?
– Стив, – сказал Хейз, – Зигги Рер работал в «Кавано энд Пост» в 1939 году.
– Ну и что?
– В доме 1107 на Ганнинг-стрит, – уточнил Хейз.
Зигмунд Рер еще не вставал, когда детективы постучались к нему в дверь. Он спросил, кто там, и когда они ответили, что полиция, он пробормотал нечто неразборчивое, но прошлепал по квартире к двери. Открыв дверь, он завязал пояс разрисованного огурцами халата, надетого на полосатую пижаму.
– Что на этот раз? – спросил он. – Очередной гестаповский допрос?
– Всего несколько вопросов, мистер Рер, – сказал Карелла. – Не возражаете, если мы зайдем?
– А что, вы бы не зашли, начни я возражать?
– Конечно, – отозвался Хейз. – Начни вы возражать, мы бы вас арестовали и доставили в участок. А вот так мы чисто по-дружески побеседуем, обсудим все «за» и «против» и разойдемся к обоюдному удовольствию.
– Да уж, по-дружески, – пробурчал Рер, но впустил их в квартиру. – Я только что встал, – сказал он. – И намерен сварить кофе. Я не способен на разговор, пока не выпью чашку кофе.
– Располагайте собой, мистер Рер, – любезно согласился Карелла. – Подождем, раз уж ждали с 1939 года.
Бросив на Кареллу настороженный взгляд, Рер хотел было что-то сказать, но промолчал и пошел на кухню. Он налил в автоматический кофейник воды, насыпал туда кофе и, оставив его вариться, вернулся в гостиную. Усевшись напротив детективов, он не промолвил ни слова, пока не засвистел кофейник. Затем, отпивая кофе мелкими глоточками, он спросил:
– Что вы имели в виду, упомянув 1939 год?
– Может, вы сами нам скажете, мистер Рер?
– Я не знаю, о чем идет речь, – отпарировал Рер.
– Мистер Рер, – начал Хейз, – нам представляется очень уж явным совпадением тот факт, что вас видели за игрой в кости в подвале дома 4111 на Пятой Южной, где управляющим был Джордж Лассер, и...
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Что весьма странно, принимая во внимание некое совпадение.
– Какое еще совпадение?
– В 1939 году, когда вы работали в «Кавано энд Пост» на Ганнинг-стрит, 1107, управляющим в том здании был человек по имени Джордж Лассер. Что скажете по этому поводу, мистер Рер?
– Ничего. Я бухгалтер. Почему вы считаете, что я должен был знать управляющего домом?
– Мы уверены, что вы его знали, мистер Рер.
– Вам еще придется это доказать. А даже если знал? У нас что, запрещено знать управляющего зда...
– Запрещено играть в кости на деньги, мистер Рер, – перебил его Хейз.
– И людей убивать запрещено, – добавил Карелла.
– Чепуха! – разозлился Рер. – Я никого не убивал, и вам это хорошо известно.
– Мистер Рер, мы беседовали с мистером Кавано, одним из владельцев фирмы, в которой вы работали.
– И что?
– Мистер Кавано сказал нам, что в 1937 году вы попытались шантажировать одного из клиентов фирмы, было такое?
– Нет.
– Мы уверены, что было, мистер Рер.
– Ну и что? Шел 1937 год. Какое это имеет отношение к сегодняшнему дню?
– Именно это мы и пытаемся выяснить.
– Возможно...
– У нас есть кое-какие мысли, мистер Рер.
– Меня не интересуют ваши мысли, – опять разозлился Рер и поставил чашку с кофе на стол. – Честно говоря, я предпочитаю сделать то, что вы предложили несколько минут назад. Мне надоел наш дружеский разговор. Давайте я оденусь, вы меня арестуете и доставите в участок, оформив задержание, идет? Хотелось бы послушать, на основании чего вы произведете арест.
– На основании подозрения в совершении убийства, мистер Рер.
– Убийства кого?
– Джорджа Лассера.
– Бросьте. Зачем мне убивать Джорджа Лассера?
– Значит, вы его знали?
– Кто сказал, что знал?
– Мистер Рер, давайте и вправду поступим, как вы предложили. Идите одевайтесь, мы повезем вас в участок и там оформим арест. А то нам тоже немного надоела эта дружеская беседа.
– Арест за что? – снова спросил Рер.
– За убийство, мистер Рер. Мы вам, кажется, уже сказали.
Несколько секунд Рер молчал.
– Я не убивал Джорджи, – наконец произнес он.
– А в игре в кости принимали участие?
– Да, – кивнул Рер.
– И Спедино тоже играл?
– Да, тоже.
– Тогда почему он это отрицает?
– Потому что, узнай об этом его жена, она бы его убила.
– Вы хотите сказать: только потому, что боится жены, он нам солгал даже при наличии подозрения в убийстве?
– Вы когда-нибудь видели его жену? – спросил Рер.
– Ладно, – пожал плечами Карелла. – Вернемся к Джорджу Лассеру. Вы знали его в 1939 году?
– Да.
– Какие у вас с ним были отношения? – спросил Карелла.
– Просто «здравствуйте» и «до свиданья». Время от времени встречались в вестибюле. Я говорил: «Привет, Джорджи, как...»
– Это ложь, мистер Рер, – перебил его Карелла.
– Что?
– Мистер Рер, в 1939 году Джордж Лассер был в состоянии оплатить учебу своего сына Тони в частной школе и лечение жены в частной психиатрической лечебнице. На жалованье управляющего он бы сделать этого не сумел, мистер Рер. У нас есть кое-какие догадки на этот счет, мистер Рер, и нам хотелось бы проверить их на вас. Только проверить, идет? А выводы мы потом сделаем сами.
– Вы что, смеетесь? – спросил Рер.
– Нет, я говорю совершенно серьезно, – ответил Карелла. – Нам известно, что Джордж Лассер был человеком честолюбивым и постоянно занимался поиском новых источников дохода. Нам также известно, что вы уже делали попытку шантажировать одного из клиентов вашей фирмы и что по этому поводу получили предупреждение, а также, что вы с Джорджем работали одновременно в одном и том же здании. Вы только что признались, что были с ним знакомы, поэтому мы...
– Не больше чем сказать «здрасьте».
– Мы считаем, что знакомство было более тесным, мистер Рер.
– Да? С чего вы это взяли?
– Мы полагаем, что вы подыскали еще одного клиента для шантажа и...
– Я бы на вашем месте не бросался так легко словом «шантаж».
– Не имеет значения, что бы вы делали на моем месте, мистер Рер. Мы считаем, что вы нашли еще одну жертву, но помнили, что, если попытаетесь что-либо предпринять, Кавано всерьез с вами разделается. То есть если вы лично предпримете такую попытку. – Карелла помолчал. – Вы начали понимать, к чему я клоню, мистер Рер?
– Представления не имею, о чем вы говорите.
– Он никогда не знает, о чем мы говорим, – заметил Карелла Хейзу. – Вот о чем мы говорим, мистер Рер: мы считаем, что вы нашли еще кого-то, кого можно было шантажировать, но, зная, что вам самому обращаться к нему нельзя, вы решили вместо себя подослать другого человека. Этим другим и оказался Джордж Лассер. Вот о чем мы говорим.
– М-мм, – промычал Рер. – А вы как считаете, мистер Рер?
– Я считаю, что это очень занимательно.
– Мы тоже.
– Но я сомневаюсь, что вы сумеете доказать ваши слова.
– Вы правы. Доказать мы не можем, – согласился Карелла.
– Так я и думал, – улыбнулся Рер.
– А нам этого и не требуется, – тоже улыбнулся Карелла.
– Не требуется?
– Нет.
– Как это?
– Нас такие пустяки, как шантаж, не интересуют. Нас интересует убийство. И время у нас на исходе, мистер Рер. Нам очень бы хотелось отыскать человека, на которого это убийство можно было бы повесить.
– Хотелось бы?
– Да, очень. Почему бы нам не договориться друг с другом?
– Каким образом?
– Мистер Рер, мы действительно не можем доказать, что вы с Лассером еще в 1939 году вымогали у кого-то деньги. Но мы в состоянии доказать случай шантажа в 1937 году, потому что нам об этом рассказал мистер Кавано, и я не сомневаюсь, что он согласится подтвердить свои показания, если дело дойдет до суда, а также назовет фамилию вашей жертвы. Другими словами, мистер Рер, мы доберемся до вас за тот поступок, если ничего другого предъявить не сумеем.
– М-мм, – опять промычал Рер.
– Понятно?
– И что же вы предлагаете?
– Мы не считаем, что вы убили Лассера, – сказал Хейз.
– Почему?
– Не видим причины. Из того, что нам стало известно, вы с Лассером были друзьями. Он участвовал вместе с вами в вымогательстве, предоставил вам подвал для игры. Для чего вам его убивать?
– М-мм, – промычал Рер.
– Разумно, мистер Рер?
– Я весь внимание, – отозвался Рер.
– По-моему, он начал понимать, о чем мы говорим, – улыбнулся Карелла Хейзу.
– Продолжайте, – предложил Рер.
– Ладно. Итак, вы с Лассером кого-то шантажировали. Заработав на этом, по-видимому, приличную сумму, потому что Лассер мог позволить себе оплатить учебу сына и лечение жены. Вы начали действовать сообща в 1939 году... – Мы начали это дело в 1938 году, – вдруг поправил его Рер.
– Благодарю вас, – отозвался Карелла. – А я-то думал, он и дальше будет играть в молчанку, Коттон.
– Я тоже так думал, – усмехнулся Хейз.
– Нам хотелось бы знать, кого вы шантажировали и на какую сумму, – сказал Хейз.
– А какая мне с этого польза? – спросил Рер.
– Большая, мистер Рер.
– То есть?
– Мы оставим вас в покое. Избавим от вполне вероятных и немалых неприятностей. Вы выйдете из этой истории чистым, и больше никаких вопросов. Нам ведь требуется кто-то, на кого можно повесить убийство Лассера, и этим человеком вполне можете оказаться вы.
– Ладно, – согласился Рер.
– Видишь? – обратился Карелла к Хейзу. – Он и в самом деле понимает, о чем мы говорим.
– Жертва? – спросил Хейз.
– Энсон Берке.
– На чем вы его поймали?
– Он был президентом компании, экспортирующей детали для автомашин в Южную Америку. Однажды он пришел к нам в контору и попросил подсчитать его собственный подоходный налог. Что сразу показалось мне подозрительным, ибо, при наличии у себя в фирме бухгалтеров, он обратился на сторону. Тем не менее мы взялись за это дело. Вот тут-то я и узнал про сорок тысяч.
– Про какие сорок тысяч?
– Вы разбираетесь в экспортном бизнесе?
– Очень мало.
– Большинство из экспортеров покупают товар, который собираются экспортировать, то есть действуют как посредники. И, как правило, тот, кто товар поставляет, дает экспортеру пятнадцатипроцентную скидку.
– Понятно. И что же дальше?
– Время от времени, если экспортер дает возможность поставщику крупно заработать, поставщик увеличивает скидку.
– На сколько?
– В данном случае на пять процентов. Фирма Берке зарабатывала, имея дело только с этим поставщиком, примерно от восьмисот тысяч до миллиона долларов в год. А пять процентов от восьмисот тысяч составляют сорок тысяч.
– Опять сорок тысяч, – не понял Хейз. – Ну и что?
– Столько он и получил. – Кто?
– Берке.
– От кого?
– От поставщика из Техаса.
– За что?
– Он указал их как за посредничество, но на самом деле это были дополнительные пять процентов, про которые я вам объяснил.
– Не понимаю, – признался Карелла. – Где он их указал?
– В сведениях, которые представил мне для исчисления подоходного налога.
– Он сообщил о сорока тысячах долларов как о полученных за посредничество от поставщика из Техаса, так?
– Совершенно верно. Он получал от своей компании тридцать тысяч жалованья. А эти сорок тысяч получил сверх того.
– Ну и что?
– По крайней мере, у него хватило ума не обращаться к своим собственным бухгалтерам.
– Что значит «хватило ума»?
– Эти сорок тысяч получил лично он. Компании они не достались. Но не указать их в декларации для подоходного налога он побоялся, предпочитая обобрать держателей акций, нежели ссориться с Дядюшкой Сэмом. Поэтому и не обратился к своим бухгалтерам.
– И что дальше? – спросил Карелла.
– Я сразу понял, что ухвачу за хвост золотую рыбку, если только мне удастся до нее добраться. Но как? Стоит мне пискнуть, и он пойдет к Кавано, который позвонит в Филадельфию своим бывшим дружкам, друзьям детства, теперь уже выросшим и ставшим бандитами, и мне придется ловить рыбку, уже лежа на дне реки. Тут-то я и вспомнил про Лассера. Я знал, что он мелкий жулик, потому что не раз видел, как он тащит из подвала латунную и медную арматуру, которую продает потом сборщикам утиля. Офис Берке находился на другом конце города. Знать Лассера он не мог.
– И как же вы все это проделали?
– Я встретился с Лассером и объяснил ему, что мне от него нужно. Затем позвонил Берке и сказал, что намерен в течение недели заняться его подоходным налогом, а потому мне требуются все его финансовые документы, в том числе вычеты из жалованья и премия в сорок тысяч, полученная им за посредничество. Он обещал привезти их на следующий день. Во второй половине дня я поехал поработать у него в кабинете и, когда уходил, посоветовал ему оставить все документы на работе, а не брать с собой, потому что завтра приеду закончить. Он запер их в верхнем ящике письменного стола.
– И что же дальше?
– В ту же ночь мы с Лассером забрались к нему в офис. Нам нужны были только документы, но, чтобы выглядело это как настоящее ограбление, мы прихватили золотые карандаш и ручку, кое-какие деньги, пишущую машинку и прочее барахло, которое там валялось. Берке обнаружил кражу на следующее утро. Через две недели Лассер явился к нему.
– И что же он ему сказал?
– Признался, что ограбил его офис, а когда Берке собрался вызвать полицию, показал ему список доходов, добавив, что прихватил его из ящика случайно среди прочих вещей, поскольку, мол, не шибко разбирается в экспортном бизнесе, но что, заметив имя Энсона Берке и поняв, что речь идет о подоходном налоге с сумм, среди которых упомянуты полученные им лично, а не заработанные фирмой сорок тысяч долларов, сообразил, что выглядят они подозрительно.