Глава 12

Перо.

Всего-навсего перо, но оно, возможно, было самым важным вещественным доказательством, найденным в комнате, где была зарезана Мария Эрнандес.

Есть очень много разных перьев.

Есть перья куриные, утиные, перепелиные, гусиные, вороньи и даже писчие.

Все перья разделяются на две группы – на контурные и на пух.

Перо, найденное в комнате, было пуховым. Его, собственно говоря, и пером-то не назовешь.

Пуховое перо, найденное в комнате, отмочили в мыльной воде, промыли под краном, потом вымыли в спирте и положили под микроскоп.

У пера были длинные узлы с вытянутыми отростками.

У ласточек узлы конические и близко расположенные.

У болотных птиц узлы заостренные или конические, щетинки опущенные, но твердые.

У лазающих птиц на узлах по четыре очень вытянутых отростка.

У водоплавающих птиц очень крепкие узлы с тупыми отростками.

У птиц из семейства куриных перья такие же, как у болотных птиц.

У голубей... У голубиных перьев длинные узлы с вытянутыми отростками.

Перо, найденное в комнате, оказалось голубиным.

Единственная подушка в комнате была набита утиным пухом. Найденное перо к этой подушке отношения не имело. Его нашли в пятне крови, поэтому весьма вероятно, что его оставил именно убийца, а не кто-то из более ранних посетителей.

Если к одежде убийцы пристало голубиное перо, то не исключено, что он был голубятником.

Поэтому полицейским осталось только проверить всех голубятников в городе.

Такая задача под силу только птицам.

В пятницу 22 декабря универмаги были переполнены. Берту Клингу толпа даже нравилась, поскольку она позволяла ему быть поближе к Клер Таунсенд, а ни к какой другой девушке в мире он не хотел бы быть ближе, чем к Клер. С другой стороны, цель их визита – купить подарки для дяди Эда и тети Сары, которых Клинг никогда не видел, и чем скорее задача будет выполнена, тем лучше, после этого они с Клер смогут провести остаток дня вдвоем, несуматошно. У него, в конце концов, выходной, и в такой день ему не хотелось болтаться по магазинам даже с Клер.

Во всей толпе, казалось Клингу, нет более красивой пары, чем они с Клер. В Клер была бездна энергии, столько энергии он раньше видел только у спортивных инструкторов. Но у тех были могучие торсы и большие бицепсы. Клер ничем не походила на спортивного инструктора, разве что неуемной энергией.

По мнению Клинга, Клер была самой красивой женщиной в мире. Во всяком случае, самой красивой из тех, кого он встречал. Она была брюнеткой. Но брюнетки бывают разные. Клер была настоящей брюнеткой, совершенно черноволосой. Кроме того, надо сказать о светло-карих глазах и черных бровях дугой, светлой коже испанской дворянки и высоких скулах индианки, прямом носе и пухлых губах. Она была самой красивой женщиной в мире. Или не была, впрочем, это не важно, достаточно того, что так думал Клинг.

Еще он думал, что у нее внутри есть мотор.

И его удивляло, что этот мотор не уставал, а все работал и работал, покупая подарки для кузена Перси и бабушки Элоизы. Себя он ощущал мелким суденышком, идущим в фарватере большого парусного корабля.

– Жаль, что ты не видел мой подарок тебе, – сказала она.

– А что за подарок? – спросил он.

– Золотая кобура для твоего ненормального оружия.

– Для револьвера?

– И кусок мыла для твоих грязных мыслей.

– Спорим, что я могу за десять минут выполнить нормативы для детектива второго класса на одних магазинных воришках, – сказал он.

– Только не лови молодых блондинок.

– Клер...

– Посмотри, какие перчатки! Всего два доллара девяносто восемь центов, они прекрасно подойдут...

– Кузине Антуанетте из Каламазу. Клер...

– Только после того, как я куплю эти перчатки.

– А откуда ты знаешь, что я собирался сказать?

– Ты хочешь покончить побыстрее с этой ерундой и выпить чего-нибудь, разве не так?

– Так.

– Я и сама этого хочу, – сказала Клер. А потом добавила: – Ты должен радоваться. Когда мы поженимся, всю эту ерунду придется покупать тебе.

Тема женитьбы всплыла впервые, и идущий в фарватере Клинг не сразу осознал случившееся. Пока до него дошло сказанное, Клер уже успела купить понравившиеся перчатки и теперь вела его на верхний этаж универмага. Там было полным-полно матрон со свертками.

– Здесь можно получить только сандвичи, – сказал Клинг. – Пошли, я провожу тебя в уютный бар.

Бар оказался не столько уютным, сколько задымленным.

Когда к ним подошел официант, Клинг заказал виски со льдом, а затем посмотрел вопросительно на Клер.

– Коньяк, – сказала она, и официант ушел.

– Ты действительно собираешься выйти за меня замуж? – спросил Клинг.

– Не надо, – попросила Клер. – Меня так переполняет радость от предстоящего Рождества, что твое предложение просто убьет меня.

– Но ты действительно любишь меня?

– Разве я когда-нибудь говорила такое?

– Нет.

– Тогда почему ты так спешишь?

– Потому, что уверен, что ты меня любишь.

– Уверенность – это прекрасно, однако...

– Любишь?

Клер неожиданно посерьезнела.

– Да, Берт. Люблю, дорогой. Очень сильно.

– Тогда... – У него отнялся язык. Он глупо ухмыльнулся и положил свою ладонь на ее руку.

– Я развратила тебя, – сказала она с улыбкой. – Теперь, когда я в твоей власти, ты станешь невыносимым.

– Нет, никогда.

– Знаю я вас, полицейских, – настаивала она. – Вы жестокие, звероподобные и...

– Нет, Клер, нет!

– Да, да. Ты меня вызовешь на допрос и...

– О Боже, Клер, я люблю тебя, – сказал он с грустью.

– Да, – ответила она с довольной улыбкой. – До чего же нам повезло, Берт.

– Тебе повезло, – сказал мужчина.

Болто кисло посмотрел на него.

– Ты думаешь?

– Мог и загреметь. Сколько при тебе было?

– Около унции. Но дело не в этом. А в том, что запахло жареным.

– Мы ведь этого и хотели.

– Слушай, дружище, черт с ним, с жареным, но свой зад я подставлять не намерен.

– Тебя же не схватили?

– Нет, но только потому, что я держал ухо востро. – Болто прикурил сигарету и выпустил облако дыма. – Ты что, не понимаешь, что я говорю?

– Отлично понимаю.

– Тот тип из полиции искал меня! Это значит, они что-то пронюхали и, видимо, знают, что произошло в комнате Аннабелля.

– Знают или не знают – мне плевать.

– Опять ты за свое. Валяй, играй в хладнокровие. Только помни, что мы уже по уши увязли, и пора кончать. Звони и делай все, как решили. Пора кончать.

– Позвоню, когда буду готов, – сказал мужчина. – Я только сначала поднимусь и проверю голубей. В такую холодную погоду...

– Чтоб они сдохли, твои проклятые голуби, – сказал Болто.

– Голуби – хорошие птицы, – спокойно возразил мужчина.

– Ладно, иди к своим голубям. Сожри их. Делай, что хочешь, но только позвони Бернсу. Давай уладим это дело. Не забывай, со всем этим меня связывает только...

– Тебя с этим многое связывает!

– Ничего ровным счетом! Это я и пытаюсь тебе вдолбить. Ты много наобещал, но пока я что-то ничего не вижу. Только полицию на хвосте. Где теперь твои обещания? Что стряслось с твоей великой идеей? Черт побери, в конце концов, кто тебе сказал, что щенок Бернса наркоман?

– Ты, Болто.

– То-то и оно. Долго ли мне ждать обещанного?

– Ты же получил рынок Аннабелля.

– Дерьмо! – крикнул Болто с остервенением. – Ты говорил о большом деле. И где же оно? Разве я не сделал все, как ты велел? Разве я не рисковал головой, договариваясь с девчонкой Эрнандес? Ты думаешь, легко было уговорить ее?

– Думаю, легко. Достаточно было помахать перед ее носом двадцатью пятью долларами.

– Нет, ошибаешься. Посложнее. Этот мальчишка был ее братом. И, я уверен, она не догадалась, что он не по своей воле ушел на тот свет. Как бы то ни было, хороший был парнишка. И зря ты с ним так.

– Другого выхода не было.

– У тебя было много выходов, – сказал Болто, – но я даже не хочу об этом говорить. Я ничего не желаю знать об убийстве, ничего. Аннабелль и его сестра – это твоя проблема. Не моя. Зачем тебе было резать...

– Заткнись!

– Ладно, ладно. Я только говорю, что в проклятом восемьдесят седьмом что-то пронюхали, и я должен подумать о собственной безопасности. Не собираюсь садиться из-за тебя или кого-нибудь еще. Если этот детектив начнет приставать ко мне, я никуда с ним не пойду. Никому не позволю обрабатывать себя в участке.

– А что ты сделаешь, Болто, если полицейский попытается арестовать тебя?

– Убью сукина сына.

– Кто-то говорил, что ничего не желает знать об убийстве.

– Я говорю о тех помоях, в которых купаешься ты. Я умываю руки. Но сначала я хочу получить обещанное. За наводку, во-первых, и за договоренность с девчонкой Эрнандес, во-вторых. Без меня ты бы никогда...

– Ты получишь все, что обещано. Знаешь, в чем твое слабое место, Болто?

– Нет, расскажи. Умираю как хочется услышать.

– Ты мелко мыслишь. Работаешь по-крупному, а все еще считаешь, будто роешься в помойке.

– Ну, конечно, ты у нас витаешь в облаках. Поздравляю. Извини меня за помойку.

– Начинай думать крупно, дурак. Как только я объясню Бернсу...

– Когда? Позвони ему, слышишь? Давай закончим дело.

– Только после того, как проверю голубей.

– Проверь у подсадных уток, – орал Бернс в переговорное устройство. – У тебя же есть осведомители, почему ты юс не используешь, Стив?

На другом конце переговорного устройства Карелла терпеливо вздохнул – он не понимал причин необычного раздражения Бернса в последние дни.

– Пит, я поговорил со всеми нашими осведомителями. Никто из них не знает человека по имени Болто. Сейчас я жду звонка от Дэнни Гимпа. Как только я...

– Неужели никто и никогда на нашем участке не слышал об этом Болто! – кричал Бернс. – Не могу поверить, чтобы отдел из шестнадцати детективов не мог найти вшивого толкача, который мне нужен. Извини, Стив, я не могу в это поверить.

– Но это так...

– Ты узнавал в других участках? Человек не может возникнуть из воздуха. Такого не бывает, Стив. Если он толкач, на него должно быть досье.

– Он может оказаться новичком.

– Тогда надо поискать в картотеке малолетних правонарушителей.

– Нет, я проверил, Пит. Может, Болто – это прозвище. Может...

– Зачем тогда мы держим картотеки кличек и прозвищ?

– Не горячись, Пит. Возможно, он еще совсем свеженький, какой-нибудь молодой хулиган, только что вошедший в дело. Поэтому и досье нет.

– Молодой хулиган вдруг становится толкачом, и ты мне говоришь, что его нет в картотеке?

– Пит, ему необязательно там быть. Вполне возможно, что он никогда не попадал в переделки. По улицам шляются сотни мальчишек, которых нет в картотеке.

– Что ты мне пытаешься объяснить? – смазал Бернс. – Что не можешь найти мелкую шпану, так, что ли? Этот Болто получил клиентов Эрнандеса, вот тебе и причина убийства.

– Если бы у Эрнандеса была большая торговля, то это могло стать причиной. Но, Пит...

– У тебя что – есть другое объяснение?

– Нет, пока, нет.

– Тогда найди мне Болто!

– Пит, ты говоришь со мной так, будто я...

– Я пока еще командир отдела, Карелла, – перебил его Бернс.

– Хорошо. Послушай, я вчера встретил парня, который хотел купить героин у Болто. Я помню, как он выглядит, и постараюсь отыскать его сегодня. Но сначала позволь мне дождаться звонка Дэнни Гимпа.

– Ты думаешь, этот, которого ты встретил, знает Болто?

– Вчера он сказал, что не знает, и ужасно запаниковал, когда увидел полицейского. Но, возможно, с тех пор он уже встретился с Болто и выведет меня на него. Дэнни должен позвонить в ближайшие полчаса.

– Хорошо, – сказал Бернс.

– Я не понимаю, почему ты так нервно относишься к этому делу, – недоуменно произнес Карелла. – Ничто пока на нас не давит...

– Я отношусь так к каждому делу, – сухо ответил Бернс и закончил разговор.

Он сидел за столом и смотрел в угловое окно, выходящее в парк. Усталый и печальный, он ненавидел себя за придирки к своим сотрудникам, за то, что скрывает от них важные сведения, которые могли бы помочь Карелле в расследовании. Он снова задавал себе вопрос и снова не мог на него ответить: что делать?

Поймет ли Карелла? Или же, как и следует умному полицейскому, вцепится в эти отпечатки пальцев, которые выведут его к убийце по имени Ларри Бернс?

«Чего я боюсь?» – спросил себя Бернс.

И, отвечая себе, вновь впадал в уныние. Он знал, чего он боится. В последние несколько дней он познакомился с новым Ларри Бернсом. Новый человек, замаскировавшийся под его сына, оказался не очень приятным. Он его совсем не знал.

Этот человек мог убить другого.

«Мой сын, Ларри, мог убить мальчишку Эрнандеса», – подумал Бернс.

На столе зазвонил телефон. Он подождал немного, потом круто повернулся на вращающемся кресле к столу и поднял трубку.

– Восемьдесят седьмой участок, – сказал он. – Лейтенант Бернс слушает.

– Лейтенант, это Кассиди из дежурки.

– Что там, Майк?

– Вам звонят.

– Кто?

– Тип какой-то. Себя не называет.

Бернс почувствовал резкую боль в спине. Боль медленно расползалась и слабела.

– Он... он со мной хочет поговорить?

– Да, сэр, – сказал Кассиди.

– Хорошо, подключи его.

Бернс ждал. Ладони его вспотели. Трубка скользила в потной правой руке, левую ладонь он вытирал о брюки.

– Алло? – произнес голос. Это был тот же самый голос, что и в первый раз. Бернс сразу узнал его.

– Лейтенант Бернс слушает, – сказал он.

– Добрый день, лейтенант, – откликнулся голос. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – сказал Бернс. – Кто это?

– Согласись, что это не самый остроумный вопрос, лейтенант.

– Что вам надо?

– Нас никто не слышит, лейтенант? Мне совсем не хочется, чтобы кто-то из твоих коллег оказался в курсе наших проблем.

– Мои разговоры никто не подслушивает, – заверил Бернс.

– Ты уверен в этом, лейтенант?

– Не считай меня идиотом, – огрызнулся Бернс. – Говори, зачем звонишь.

– Ты поговорил с сыном, лейтенант?

– Да.

Бернс взял трубку в левую руку, вытер правую и снова перехватил трубку.

– Ну и что? Он подтвердил то, о чем я говорил тебе в прошлый раз?

– Он наркоман, – сказал Бернс. – Это правда.

– Какая жалость, лейтенант. Такой прелестный ребенок. – Голос неожиданно стал деловым. – Ты проверил отпечатки пальцев?

– Да.

– Они принадлежат твоему сыну?

– Да.

– Паршиво, лейтенант, ничего не скажешь.

– Мой сын с Эрнандесом не ссорился.

– У меня есть свидетель, лейтенант.

– Кто?

– Ты удивишься.

– Валяй, говори.

– Мария Эрнандес.

– Что?

– Да, она. Чем дальше, тем паршивее, верно? Единственный свидетель ссоры неожиданно умирает. Совсем паршиво, лейтенант.

– Мой сын был со мной в ту ночь, когда убили Марию Эрнандес, – спокойно сказал Бернс.

– И ты думаешь, присяжные поверят в это? – спросил голос. – Особенно когда узнают, что папочка скрывал важные улики. – Наступило молчание. – А может, ты уже рассказал в полиции об отпечатках пальцев твоего сына на том шприце?

– Нет, – ответил Бернс нерешительно, – не сказал. Слушай, чего ты хочешь?

– Я скажу тебе, чего я хочу. Ты ведь человек несговорчивый, верно, лейтенант?

– Чего ты добиваешься, черт бы тебя подрал? – взорвался Бернс. – Тебе деньги нужны? Я угадал?