Эд МАКБЕЙН
      ПЕРВОЕ ОБВИНЕНИЕ
      Он сидел в полицейском фургоне, подняв воротник кожаной куртки. Серебряные заклепки резко выделялись на фоне черной кожи. Ему было семнадцать. Волосы спадали темной копной. Он ходил с высоко поднятой головой. Знал, что у него хороший профиль. Рот - одна упрямая линия, тонкая, словно лезвие складного ножа, готового при малейшей провокации раскрыться, будто надавили на потайную кнопку. Руки глубоко засунуты в карманы куртки, а в серых глазах замерло возбуждение, почти праздничное волнение. Он пытался убедить себя, что у него лишь небольшие неприятности, но ничего не получалось. Он постепенно спускался до отрицания очевидного, словно по спирали, которая медленно вращалась в тумане пережитого: страха, когда фонарик полицейского остановился на нем; слепой паники, когда он бросился бежать; возмущения, когда твердая рука полицейского сомкнулась на рукаве его кожаной куртки; презрения, когда копы заталкивали его в патрульный фургон, а потом упрямства, когда его регистрировали в местном полицейском участке.
      Дежурный сержант-ирландец оглядел его с любопытством и в то же время со странным отчуждением во взгляде.
      - В чем дело, толстый? - дерзко спросил он. Сержант уставился на него тяжелым взглядом.
      - Заприте его на ночь, - последовал его приказ. Он проспал ночь в камере предварительного заключения полицейского участка и проснулся в том же странном возбуждении, пульсирующем в его тощем теле. Из-за этого возбуждения он никак не мог убедить себя в том, что у него неприятности. Неприятности, черт побери! Конечно, неприятности случались и раньше, но тогда он не испытывал ничего подобного. Сейчас совсем другое дело: похоже на праздник. Словно тебя посвятили в какое-то тайное общество в каком-то секретном месте. Его презрение к полиции выросло еще сильнее, когда ему отказали в бритье после завтрака. Ему только семнадцать, но у него росла на удивление замечательная борода. Мужчине же необходимо бритье по утрам, черт побери! Но из-за нереальности происходящего даже борода добавила ему отчаяния, придавая зловещий вид. Что ж, у него неприятности, но неприятности романтические, и он окружал их ореолом лжи, в которую верил сам. Он считал себя каким-то сказочным героем. Его час пробил! Его поймали и посадили за решетку. Ему нужно было бы испугаться, но вместо страха он испытывал лишь странное возбуждение.
      В камере с ним находился еще один заключенный, парень, который, как и он, провел ночь в кутузке. Парень этот - явно бродяга, от него разило дешевым вином, но он был единственным собеседником.
      - Эй! - сказал он.
      Сосед по камере поднял глаза.
      - Это ты мне?
      - Ага. Что с нами будет дальше?
      - Предварительное слушание, сынок, - ответил бродяга. - Это твой первый случай?
      - Меня поймали в первый раз, - уточнил он вызывающе.
      - Все правонарушители сперва проходят предварительное слушание, - пояснил ему товарищ по несчастью. - Так же, как и совершившие уголовно наказуемые деяния. Ты совершил уголовно наказуемое деяние?
      - Ага, - сказал он, надеясь, что его ответ прозвучал достаточно безразлично.
      Интересно, за что посадили сюда этого бездельника? За то, что спал на скамейке в парке?
      - Ну, значит, тебе придется пройти предварительное слушание. Они соберут сюда своих ребят, чтобы на тебя полюбоваться. Чтобы детективы запомнили твою физиономию на всякий случай. Тебя выведут на сцену, прочитают обвинение, а главный начнет засыпать тебя вопросами. Как тебя зовут, сынок?
      - А тебе-то какое дело?!
      - Не умничай, придурок, а не то сломаю тебе руку, - пригрозил бродяга.
      Он с любопытством посмотрел на бедолагу. Тот был здоровенным парнем, с отросшей щетиной на подбородке и мощными плечами.
      - Меня зовут Стиви, - сказал он.
      - А я - Джим Скиннер, - представился бродяга. - И когда кто-то дает тебе добрый совет, не хорохорься.
      - Ну и какой же будет совет? - презрительно осведомился Стиви, не желая сдаваться окончательно.
      - Когда тебя туда приведут, ничего не говори. Будут задавать вопросы, а ты не отвечай. Ты давал показания на месте преступления?
      - Нет, - ответил он.
      - Хорошо. И теперь не давай. Они не смогут тебя заставить. Просто держи рот на замке и не рассказывай им ничего.
      - А чего мне рассказывать? Они и так все знают, - сказал Стиви.
      Бродяга пожал плечами и замолчал: хватит метать бисер перед свиньями!..
      ***
      Стиви сидел в фургоне, посвистывая в такт шуршанию шин, прислушиваясь сквозь уличный шум к таинственному биению своей крови. Он сидел, окутанный покрывалом собственной значимости, греясь в ее теплых лучах, втайне наслаждаясь. Рядом с ним сидел Скиннер, прислонившись спиной к стенке фургона.
      Когда они прибыли в полицейский участок на Центральной улице, их разместили по камерам. Следовало дождаться предварительного слушания, которое должно было начаться ровно в девять. Без десяти девять Стиви вывели из камеры, и полицейский, который его арестовывал, повел его в специальный лифт, предназначенный для заключенных.
      - Как тебе нравится работа лифтера? - ехидно поинтересовался он у копа.
      Тот угрюмо промолчал.
      Они поднялись в просторный зал, где должно было проходить предварительное слушание, прошли мимо каких-то мужчин, сидящих на складных стульях перед сценой.
      - Милое собраньице, не так ли? - заметил Стиви.
      - Ты что, ни разу не видел водевиля? - ответил ему вопросом на вопрос коп.
      Занавески в зале еще не были задвинуты, и Стиви мог все как следует рассмотреть: сцену с микрофоном, свисающим с узкой металлической трубки наверху; ростомеры - четыре фута, пять футов, шесть футов - позади микрофона на широкой белой стене. Он знал, что все сидящие здесь мужчины - детективы, и его чувство собственной значимости вдруг резко возросло, когда понял, что все эти легавые собрались сюда со всего города, только чтобы полюбоваться на него. Позади полицейских была воздвигнута платформа с подобием лекционной кафедры. На кафедре лежал микрофон, а позади стоял стул, и Стиви решил, что там будет сидеть главный коп. Всюду виднелись полицейские в форме, а за столом на сцене сидел мужчина в гражданском.
      - Кто это? - спросил Стиви копа.
      - Полицейский стенографист, - ответил тот. - Будет фиксировать твои слова для потомков.
      Они прошли за сцену. Здесь к ним присоединились остальные подозреваемые в уголовных преступлениях, собранные со всего города. Среди них Стиви заметил одну женщину, но все остальные были мужчины, и он внимательно рассматривал их в надежде перенять манеру поведения, поймать нечто неуловимое в выражении их лиц. Однако все они не слишком были похожи на преступников. Он выглядел гораздо лучше их, и эта мысль доставляла ему видимое удовольствие. Он будет звездой этой маленькой вечеринки. Коп, который его конвоировал, отошел поболтать с толстой теткой, которая, очевидно, тоже была полицейским. Стиви осмотрелся, заметил Скиннера и подошел к нему.
      - И что сейчас будет? - поинтересовался он.
      - Через несколько минут они опустят шторы, - стал объяснять Скиннер. Потом включат прожектора и начнут предварительное слушание. Прожектора тебя не ослепят, но ты не сможешь видеть лица сидящих тут легавых.
      - Да кому нужны их рожи? - возмутился Стиви. Скиннер пожал плечами.
      - Когда назовут твое дело, офицер, который тебя арестовывал, встанет рядом с шефом детективов, просто на случай, если тот захочет услышать от него какие-нибудь подробности. Шеф зачитает твое имя и округ, в котором тебя замели. За округом последует номер. Например, он скажет: Манхэттен-один или Манхэттен-два. Это просто номер дела из этого округа. Если ты первый, то получишь номер один, сечешь?
      - Ага, - кивнул Стиви.
      - Он расскажет легавым, за что тебя замели, а потом произнесет: обвинение предъявлено или не предъявлено. Если в твоем случае обвинение предъявлено, то он не станет задавать много вопросов, потому что не захочет, чтобы возникли противоречия уже сказанному тобою. Если же обвинения не предъявлено, то он начнет засыпать тебя вопросами, как из пулемета. Но ты не должен ему ничего отвечать.
      - И что потом?
      - Когда он закончит, тебя поведут вниз фотографировать и снимать отпечатки пальцев. А потом отвезут в уголовный суд для окончательного обвинения.
      - Так, значит, меня будут фотографировать? - удивился Стиви.
      - Угу.
      - Как думаешь, тут есть репортеры?
      - Кто?
      - Репортеры.
      - А-а-а. Может быть. Все представители средств массовой информации находятся в здании через дорогу, там, куда подъезжали полицейские фургоны. Тут есть полицейское радио, и они получают сведения сразу по горячим следам на случай, если захотят ее огласить. Возможно, какие-то репортеры тут тоже есть. - Скиннер помолчал и подозрительно взглянул на Стиви. - А тебе-то какое дело? Что ты такого натворил?
      - Да ничего особенного, - ответил тот. - Я просто поинтересовался, не попадем ли мы в газеты. Скиннер удивленно посмотрел на него:
      - Набиваешь себе цену, что ли, а, Стиви?
      - Черт побери, нет! Ты что, думаешь, я не понимаю, что влип?
      - Может, ты просто еще не до конца осознал, как сильно ты влип? - покачал головой Скиннер.
      - О чем это ты, черт побери?!
      - Все не так уж замечательно, как ты думаешь, сынок. Можешь мне поверить.
      - Еще бы! Ты на этом деле собаку съел!
      - Скажем, немного попробовал, - сухо уточнил Скиннер.
      - Конечно, спать на скамейке в парке - большое преступление. Я знаю, что у меня неприятности, не волнуйся.
      - Ты убил кого-нибудь?
      - Нет, - ответил Стиви.
      - Изнасиловал?
      Стиви не удостоил его ответом.
      - Что бы ты ни сделал, - советовал Скиннер, - и не важно, как долго ты этим занимался прежде, чем тебя замели, делай вид, что с тобой это в первый раз. Сперва признайся, а потом скажи, что не отдавал себе отчета в своем проступке и что больше никогда не будешь. Можешь отделаться условным наказанием.
      - Ну да?!
      - Конечно. Только потом ни во что не лезь, и все будет в порядке.
      - Ни во что не лезть! Ну, парень, и насмешил ты меня! Скиннер крепко схватил Стиви за руку.
      - Сынок, не будь дураком, черт тебя подери! Если у тебя и есть шанс выйти сухим из воды, пользуйся им сейчас! Я сто раз выпутывался, а сейчас осечка вышла. Поверь мне, это совсем не пикник! Бросай, пока это не вошло у тебя в привычку!
      Стиви сбросил руку Скиннера.
      - Да отстань ты! - раздраженно бросил он.
      - Кончайте препирательства, - вмешался коп. - Все готово, можно начинать!
      - Посмотри на своих соседей, - прошептал Скиннер. - Внимательно посмотри. А потом выпутывайся, как только можешь!
      Стиви скорчил гримасу и отвернулся от Скиннера. Скиннер силой развернул Стиви к себе, на его небритом лице застыла гримаса какого-то молящего отчаяния, в покрасневших глазах - немая просьба.
      - Сынок, - прошептал он, - послушай меня. Воспользуйся моим советом. Я уже...
      - Разговорчики! - снова предупредил их коп. До Стиви вдруг дошло, что занавески опустили и в зале стало темновато. Установилась мертвая тишина, и он надеялся, что его вызовут первым. Он был уже почти в лихорадочном состоянии и не мог дождаться момента, когда его вызовут на сцену. О чем это там разглагольствовал Скиннер, черт бы его подрал! "Посмотри на своих соседей!" У бедняги от страха крыша поехала. Какого черта полиция нянчится со старыми алкашами?
      Полицейский в форме вывел на сцену какого-то мужчину, и Стиви немного подвинулся влево, чтобы получше видеть. Он надеялся, что копы не станут запихивать его в задние ряды, откуда ничего не видно. Его коп и женщина в полицейской форме все еще разговаривали, не обращая на него никакого внимания. Стиви улыбнулся, не зная, что его улыбка больше походила на гримасу, и принялся внимательно следить за мужчиной, поднимающимся по лесенке на сцену.
      У этого человека были маленькие глазки, и он моргал ими не переставая. На затылке - обширная лысина. Одет он был в морской бушлат и темные твидовые брюки. Глаза у него покраснели, и выглядел он здорово невыспавшимся. Он достал до отметки пять футов шесть дюймов по ростомеру у стены сзади и стоял, пялясь на копов, непрестанно моргая. - - Азией, - произнес начальник полиции, Огастус. Манхэттен-один. Тридцать три года. Взяли в баре на перекрестке Сорок третьей и Бродвея с кольтом 45-го калибра. Обвинение не предъявлено. И что ты на это скажешь, Гас?
      - Насчет чего? - спросил Азией.
      - У тебя было при себе огнестрельное оружие?
      - Да, была пушка.
      Похоже, Азией только сейчас почувствовал, что стоит с опущенными плечами, - он неожиданно их расправил и встал прямо.
      - И где, Гас?
      - В кармане.
      - И что ты делал с этим револьвером, Гас?
      - Просто носил при себе.
      - Зачем?
      - Послушайте, я не собираюсь отвечать на ваши вопросы, - сказал Азией. Вы подвергаете меня допросу третьей степени. Я отказываюсь отвечать. Требую адвоката.
      - Тебе еще представится случай потребовать адвоката, - сказал начальник полиции. - И никто тут не устраивает тебе допрос третьей степени. Мы просто хотим знать, как ты собирался использовать оружие. Ты ведь знаешь, что иметь оружие незаконно, верно?
      - У меня есть разрешение на ношение, - сказал Азией.
      - Мы проверили в отделе, выдающем разрешения на оружие. Там говорят, что разрешения-то у тебя и нет. Это ведь морской револьвер, верно?
      - Угу.
      - Что?
      - Я сказал: да, морской.
      - И как ты собирался его использовать? Зачем ты носил его при себе?
      - Мне нравится оружие.
      - Почему?
      - Что "почему"? Почему мне нравится оружие? Потому что...
      - Почему ты носил его с собой?
      - Я не знаю.
      - Ну, у тебя должна быть очень веская причина для того, чтобы носить при себе заряженный сорок пятый. Револьвер ведь был заряжен, верно?
      - Угу, заряжен.
      - У тебя есть еще оружие?
      - Нету.
      - А мы нашли у тебя в комнате тридцать восьмой. Как насчет него?
      - Никак.
      - Что?
      - Тридцать восьмой.
      - Объясни, что ты имеешь в виду.
      - У него спусковой механизм сломан.
      - А тебе нужен был стреляющий револьвер, верно?
      - Я этого не говорил.
      - Ты сказал, что тридцать восьмой не годится, потому что он не стреляет, верно?
      - Ну а какой толк от пушки, если она не стреляет?
      - А зачем тебе нужен был стреляющий револьвер?
      - Я просто носил его при себе. Я же никого не застрелил, так или нет?
      - Нет, не застрелил. А что, хотел кого-нибудь застрелить?
      - Конечно, - усмехнулся Азией. - Вынашивал планы.
      - И кого же?
      - Не знаю, - саркастично ответил Азией. - Все равно кого. Первого парня, который мне встретится! Довольны? Или всех перестрелять! Вас устраивает такой ответ? Я вынашивал планы уничтожения всего человечества.
      - Ну, допустим, ты планировал не уничтожение всего человечества, а так, мелкую кражу, а?
      - Нет, убийство, - уперся Азией. - Я собирался перестрелять весь город. Что? Теперь довольны?
      - Где ты взял оружие?
      - На флоте.
      - Где?
      - На своем корабле.
      - Так ты украл револьвер?
      - Нет, нашел.
      - Значит, кража государственной собственности, верно?
      - Я его нашел.
      - Когда ты уволился с флота?
      - Три месяца назад.
      - Работал где-нибудь?
      - Нет.
      - Где тебя списали на берег?
      - В Пенсаколе <Пенсакола - город в штате Флорида, США.>.
      - И ты там украл револьвер?
      - Я его не крал!
      - Почему ты оставил флот? Азией надолго замялся.
      - Так почему же ты оставил флот? - повторил начальник полиции.
      - Меня оттуда выперли! - выпалил Азией.
      - Почему?
      - Так захотели! - заорал он.
      - Почему?
      Азией не ответил.
      - Так почему же?
      В темном зале установилась тишина. Стиви внимательно смотрел в лицо Азией, на подергивающийся рот, на его непрестанно моргающие глаза.
      - Следующий! - сказал начальник.
      Стиви проследил, как Азией прошел через сцену и спустился по лесенке с другой стороны, где его встретил полицейский в форме. Он вел себя достойно, этот Азией. Они немного заболтали его в конце, но в целом он справился неплохо. Что с того, что парень таскал при себе пушку? Он был прав, разве нет? Он же никого не застрелил, к чему вся эта шумиха? Ох уж эти копы! Им просто делать нечего, вот они и рыскают по всему городу в поисках парней, которые таскают при себе артиллерию. К тому же бедняга служил на флоте, вот что интересно! Но он вел себя достойно, даже несмотря на то, что нервничал, и очень заметно нервничал.
      Мимо Стиви прошли мужчина и женщина и поднялись на сцену. Мужчина был очень высоким - доставал головой до отметки в шесть футов. Женщина была пониже. Выбеленная блондинка, склонная к полноте.
      - Их замели вместе, - прошептал Скиннер. - Поэтому и представляют вместе. Считают, что они обычно работают в паре.
      - Как тебе этот Азией? - прошептал в ответ Стиви. - Здорово он обвел этих копов вокруг пальца, не так ли? Скиннер не ответил. Начальник полиции откашлялся:
      - Макгрегор Питер, сорок пять лет, и Андерсон Марсия, сорока двух лет. Бронкс-один. Взяли в припаркованном автомобиле в Гранд-Конкорсе. Заднее сиденье машины было завалено предметами, включая чемодан, пишущую машинку, портативную швейную машину и шубу. Обвинения не предъявлено. Так как насчет этого барахла, Пит?
      - Оно принадлежит мне.
      - И шуба, конечно, тоже.
      - Нет, шуба Марсии.
      - Вы не женаты, точно?
      - Нет.
      - Живете вместе?
      - Сами знаете! - сказал Пит.
      - И как насчет этого барахла? - снова повторил свой вопрос полицейский.
      - Говорю же, - набычился Пит, - добро наше.
      - А почему оно было в машине?
      - Ну.., мы.., ну... - Мужчина надолго замолк. - Мы собирались на прогулку.
      - И куда же?
      - Куда? Ну.., ну, в...
      Он снова замолчал и насупился, а Стиви ухмыльнулся, подумав, что за клоун этот парень! Хотя это представление лучше, чем аттракционы на Кони-Айленде. Этот малый не может соврать, если не пораскинет мозгами часок-другой. А его тупая подружка ему под стать. Ради этого стоило сюда попасть!
      - Ну... - сказал Пит, все еще путаясь в словах. - Ну.., мы направлялись в.., ну.., в Денвер.
      - Зачем?
      - Просто поехали отдохнуть, знаете ли, - сказал он и попытался улыбнуться.
      - И сколько у вас было денег, когда вас задержали?
      - Сорок долларов.
      - Вы ехали в Денвер с сорока долларами?
      - Ну, у нас было пятьдесят. Да, у нас было скорее пятьдесят долларов.
      - Продолжайте, Пит. Что вы собирались делать с тем барахлом в машине?
      - Я же говорю. Мы отправлялись в путешествие.
      - Ну и ну! Со швейной машинкой? И много вы шьете, Пит?
      - Шьет Марсия.
      - Это правда, Марсия?
      - Да, - заговорила блондинка высоким пронзительным голосом, - я шью много.
      - А шуба, Марсия? Она ваша?
      - Конечно.
      - На подкладке инициалы "Джи Ди". Ведь это не ваши инициалы, Марсия?
      - Не мои.
      - А чьи?
      - Откуда мне знать! Мы купили манто в скупке.
      - Где?
      - На Миртл-авеню в Бруклине. Вы знаете, где это?
      - Да, знаю. А как насчет чемодана? На нем те же инициалы. И эти инициалы не принадлежат ни вам, ни Питу. Как вы это объясните?
      - Мы купили его там же.
      - А пишущая машинка?
      - Она принадлежит Питеру.
      - Вы умеете печатать на машинке, Пит?
      - Ну, балуюсь понемножку, знаете ли.
      - Мы проверим все это добро по списку украденных вещей. Вам ведь известно, что вещи краденые, не так ли?
      - Мы все купили в скупке, - упрямо забубнил Пит. - Если эти вещи и были украдены, мы ничего об этом не знаем.
      - Вы тоже ехали с ним в Денвер, Марсия?
      - Конечно.
      - И когда вы решили туда поехать? Несколько минут назад?
      - Мы решили это еще на прошлой неделе.
      - Вы собирались попасть в Денвер через Гранд-Конкорс?
      - А?.. - не понял Питер.
      - Ваш автомобиль был припаркован в Гранд-Конкорсе. Что вы там делали с машиной, набитой крадеными вещами?
      - Они не краденые, - возразил Пит.
      - Мы ехали в Йонкерс, - вмешалась женщина.
      - А я думал, в Денвер.
      - Да, но нам нужно было сперва починить машину У нас была какая-то поломка в.. - Она замялась и обратилась к Питу:
      - В чем там было дело, Пит? Что у нас сломалось?
      Пит долгое время соображал, прежде чем ответить.
      - Ну.., да.., ну.., маховик, да! Точно. В Йонкерсе есть гараж, где их хорошо чинят. Эти самые маховики.
      - Если вы собирались в Йонкерс, тогда почему остановились в Конкорее?
      - Ну, у нас возникли разногласия.
      - И какого же рода разногласия?
      - Ну, не совсем чтобы разногласия. Просто что-то вроде спора.
      - О чем?
      - О еде.
      - Что?!
      - О том, что поесть. Я хотел съесть что-нибудь китайское, а Марсия хотела стакан молока с куском пирога. Поэтому мы никак не могли решить, идти нам в китайский ресторанчик или в кафетерий. Вот почему мы и остановились в Конкорее.
      - Мы нашли бумажник в вашем плаще, Пит. Он ваш, верно?
      - Нет.
      - А чей же?
      - Не знаю. - Он помолчал, а потом поспешно добавил:
      - В нем не было денег.
      - Нет. Но там были документы. На имя некоего мистера Симона Грейнджера. Откуда у вас бумажник, Пит?
      - Подобрал на обочине. В нем не было денег.
      - Может, и все остальное вы тоже подобрали на обочине?
      - Нет, сэр. Купил. - Он помолчал. - Я собирался вернуть бумажник, но позабыл сунуть его в почтовый ящик.
      - Были слишком заняты планированием поездки в Денвер?
      - Да, так оно и было.
      - Когда в последний раз вы честно заработали "хоть один доллар, Пит?
      Пит ухмыльнулся:
      - О, это было около трех лет назад, я полагаю.
      - Вот перечень их отсидок, - сказал полицейский. - Марсия, 1938 год уголовное наказание, 1939 год - за сокрытие улик, 1940 год - за хранение наркотиков. Вы все еще на игле, Марсия?
      - Нет.
      - 1942 год - нарушение общественного порядка, 1943 год - снова наркотики, 1947 год... Достаточно, Марсия? Марсия ничего не ответила.
      - Пит, - продолжал главный коп, - 1940 год - попытка изнасилования, 1941 год - отказ от воинской повинности, 1942-й - нарушение общественного порядка, 1943 год - попытка ограбления, 1945 год - сутенерство, 1947 год - нападение с нанесением телесных повреждений, отбыл два года заключения в Оссининге.
      - Я никогда не сидел, - сказал Пит.
      - Судя по этому документу, сидел.
      - Никогда я не сидел, - настаивал тот.
      - В 1950 году, - продолжал начальник полиции, - нанесение телесных повреждений несовершеннолетнему. - Он замолчал. - Что можете рассказать нам по этому поводу, Пит?
      - Я.., ну... - Пит сглотнул. - Мне нечего сказать.
      - Неужели вам стыдно? Пит ничего не ответил.
      - Уведите их отсюда, - распорядился начальник.
      - Видел, как долго он их тут мариновал? - зашептал Скиннер. - Он знает, кто они такие, и хочет, чтобы каждый легавый в городе узнавал их с первого взгляда...
      - Пошли, - сказал полицейский, беря Скиннера под руку. Стиви смотрел, как Скиннер карабкается по ступенькам на сцену, и размышлял. Парочка была та еще! А посмотришь на них, никогда и не подумаешь, что они такие мошенники. Ну надо же!
      - Скиннер Джеймс. Манхэттен-два. Возраст - пятьдесят один год. Бросил мусорный бак в стеклянную витрину магазина "Одежда" на Третьей авеню. Арестовавший его офицер обнаружил его в магазине с кучей пальто. Обвинение не предъявлено. Все правильно, Джеймс?
      - Я не помню, - сказал Скиннер.
      - Неужели?
      - Помню только, как проснулся утром в камере.
      - Не помните, как запустили мусорный бак в витрину?
      - Нет, сэр.
      - Не помните, как брали те пальто?
      - Нет, сэр.
      - Но вы ведь делали это, как думаете? Дежурный полицейский нашел вас в магазине с кучей пальто в руках.
      - Верю вам на слово, сэр.
      - На мое слово можно положиться. Особенно если тебя обнаружили в магазине с полными руками товара.
      - Не помню, сэр.
      - Вы бывали там раньше, верно?
      - Не помню, сэр.
      - Чем вы зарабатываете на жизнь, Джеймс?
      - Я безработный, сэр.
      - И когда вы в последний раз работали?
      - Не помню, сэр.
      - Вы что-то много чего не помните, верно?
      - У меня память плохая, сэр.
      - Может быть, ваше личное дело напомнит вам кое-что, Джеймс? - спросил начальник.
      - Может быть, сэр. Не могу сказать.
      - Прямо не знаю, с чего начать, Джеймс. Вы не были идеальным гражданином.
      - Неужели, сэр?
      - Наш город не хуже других. Итак, в 1948 году - нападение и ограбление, 1949 год - появление в обществе в непристойном виде, 1951 год - кража со взломом, 1952 год - опять ограбление с нанесением телесных повреждений. Вы не такой уж и простой парень, а, Джеймс?
      - Как скажете, сэр.
      - Да уж скажу. Так что насчет того магазина?
      - Я ничего не помню про магазин, сэр.
      - Зачем вы туда полезли?
      - Я не помню, как лез в магазин, сэр.
      - Э-э-э. А это что еще? - вдруг сказал начальник.
      - Сэр?..
      - Стоит посмотреть чуть пораньше, а, Джеймс? Вот ваше дело. Запись 1938 года. Обвинение в убийстве первой степени, приговорен к смертной казни.
      Все собравшиеся легавые принялись перешептываться. Стиви нетерпеливо подался вперед - ему хотелось получше рассмотреть бездельника, который давал ему советы.
      - Так что случилось, Джеймс?
      - Где случилось, сэр?
      - Вас же приговорили к смертной казни, нет? Как получилось, что вы до сих пор с нами?
      - Обратился с апелляцией.
      - И вторичного слушания не было?
      - Нет, сэр.
      - Вам здорово повезло, верно?
      - Верно, если вы меня спрашиваете.
      - Вам удалось избежать электрического стула, и вы еще обижаетесь на судьбу? Ну, на этот раз закон не промахнется!
      - Я плохо разбираюсь в законах, сэр.
      - Не разбираетесь, говорите?
      - Нет, сэр. Одно знаю, если хочешь поднять на ноги весь полицейский участок, нужно только купить бутылочку дешевого винца и распить ее, не вмешиваясь в чужие дела.
      - На себя намекаете, Джеймс?
      - Именно этим я и занимался, сэр.
      - И вы не помните, как залезли в тот магазин?
      - Я ничего не помню.
      - Хорошо, следующий!
      Скиннер медленно повернул голову и встретился глазами со Стиви. И снова во взгляде была та же безмолвная мольба. Потом он отвернулся и поплелся со сцены, вниз по ступеням в темноту.
      Рука копа сомкнулась на бицепсе Стиви. На какое-то мгновение он не понял, в чем дело, но потом до него дошло, что он - следующий. Он стряхнул руку копа, расправил плечи, поднял голову и стал подниматься по лестнице.
      Стиви тут же почувствовал себя как бы выше ростом. Он ощущал себя актером, выходящим на сцену, чтобы сыграть по собственному сценарию. Над сценой и темным залом с сидящими в нем копами висела аура какой-то нереальности.
      Начальник полиции стал читать о нем информацию, но Стиви ее не слушал. Он смотрел на лампы, которые на самом деле не были такими уж яркими и не слепили его. Неужели у них нет ламп поярче? Почему они не направили на него побольше света, чтобы все могли рассмотреть его, когда он будет рассказывать свою историю?
      Стиви сделал попытку всмотреться в лица детективов, но не мог их ясно разглядеть. Он слышал голос главного копа, но не различал отдельных слов, улавливая лишь интонацию. Он посмотрел через плечо, хотел увидеть, до какой отметки ростомера достает, но потом встал, расправив плечи, поближе к подвешенному микрофону, потому что хотел, чтобы все услышали, когда он начнет говорить.
      - Обвинения не предъявлено, - сделал вывод полицейский. Последовала продолжительная пауза, и Стиви ждал затаив дыхание.
      - Тебя задержали в первый раз, Стиви? - спросил коп.
      - А вы не знаете? - съехидничал Стиви.
      - Я тебя спрашиваю.
      - Да, в первый раз.
      - Хочешь рассказать нам все?
      - А нечего рассказывать. Вы и так все уже знаете.
      - Конечно, но мы хотим выслушать твою версию.
      - О чем это вы?
      - Расскажи нам все, Стиви.
      - Хотите прогреметь на весь штат из-за обыкновенного ограбления? У вас что, времени полно?
      - Мы никуда не торопимся, Стиви.
      - А вот я тороплюсь.
      - Куда, интересно? Куда это ты собрался, сынок? Давай рассказывай.
      - Что рассказывать-то? Произошло ограбление кондитерской, только и всего.
      - Это ты ее ограбил?
      - А это вы еще должны доказать.
      - Нам уже известно, что это ты.
      - Тогда не задавайте глупых вопросов.
      - Зачем ты это сделал?
      - У меня кончились сигареты.
      - Продолжай, сынок.
      - Я сделал это, потому что мне так захотелось.
      - Зачем?
      - Послушайте, вы поймали меня с поличным, поэтому оставим это, а? Зачем напрасно терять время?
      - Мы хотим выслушать все, что ты можешь нам рассказать. Почему ты выбрал именно эту кондитерскую?
      - Выбрал, и все! Положил в шапку бумажки и вытянул одну.
      - Да неужто? Ты ведь не делал этого, Стиви?
      - Нет, конечно не делал. Я выбрал эту кондитерскую, потому что там работает только один старый хрен, и я решил, что это будет плевым делом.
      - И во сколько ты вошел в кондитерскую?
      - Старикан уже сказал вам об этом, не так ли? Послушайте, я понимаю, что стою здесь, чтобы меня могли как следует рассмотреть. Ладно, смотрите, и давайте покончим с этим.
      - Так во сколько, Стиви?
      - Я не буду ничего вам говорить!
      - За исключением того, что нам уже известно.
      - Тогда почему вы хотите услышать это от меня? Десять часов вас устроит? Подходит?
      - Немного рановато, так или нет?
      - А как насчет одиннадцати? Может, эта цифра подойдет?
      - Давай остановимся на двенадцати. Это больше подходит.
      - Останавливайтесь на чем хотите, - сказал Стиви, довольный, как он справляется. Им все прекрасно известно, поэтому он может себе позволить покрасоваться, показать, что его на пушку не возьмешь.
      - Ты вошел в магазин в двенадцать, верно?
      - Если вы так говорите, шеф.
      - У тебя было огнестрельное оружие?
      - Нет.
      - А что было?
      - Ничего.
      - Совсем ничего?
      - Я напугал его до смерти своим пронзительным взглядом, вот и все.
      - У тебя был автоматически складывающийся нож, не так ли?
      - Вы нашли его при мне, зачем спрашиваете?
      - Ты воспользовался ножом?
      - Нет.
      - Разве ты не говорил старику, чтобы он открыл кассу, иначе ты его порежешь? Разве ты этого не говорил?
      - Я не записывал на магнитофон все, что говорил.
      - Но ведь ты же угрожал ему ножом! Ты заставил его открыть кассу, приставив ему нож к горлу.
      - Думаю, да.
      - И сколько денег ты взял?
      - Вы же отобрали мою добычу. Разве вы не посчитали?
      - Уже посчитали. Двенадцать долларов, верно?
      - Я не успел сосчитать. Появились представители закона.
      - И когда появились представители закона?
      - Когда я уже уходил. Спросите легавого, который меня замел. Он знает, когда.
      - Однако кое-что еще произошло, прежде чем ты собрался уходить.
      - Ничего не произошло. Я обчистил кассу, а потом смылся. Дал тягу.
      - На твоем ноже была кровь.
      - Да ну? Я вчера вечером разделывал им цыплят.
      - Ты ударил ножом владельца магазина, верно?
      - Я? Да я никогда в жизни и пальцем никого не трогал!
      - Почему ты ударил его ножом?
      - Я этого не делал!
      - Куда ты его ударил?
      - Я его не трогал.
      - Он начал кричать?
      - Не понимаю, о чем это вы.
      - Ты ударил его ножом. Мы это точно знаем.
      - Что за чушь!
      - Не умничай, Стиви.
      - Разве вы уже этого не знаете? Что вам еще от меня надо, черт побери?!
      - Нам надо, чтобы ты рассказал нам, почему всадил нож во владельца магазина.
      - А я говорю, что этого не было!
      - Он вчера был госпитализирован с шестью ножевыми ранениями в грудь и живот. Что ты на это скажешь, Стиви?
      - Оставьте свои вопросы для полицейского участка. Я вам больше ничего не скажу.
      - Ты получил свои деньги. Зачем ты ударил его ножом? Стиви ничего не ответил.
      - Ты испугался?
      - А чего бояться-то? - заносчиво ответил Стиви.
      - Ну, я не знаю... Испугался, что он расскажет, кто его ограбил. Испугался, что он начал кричать. Чего ты испугался, сынок?
      - Да ничего я не испугался! Я велел старому негодяю держать рот на замке. Ему нужно было меня послушаться!
      - А он открыл рот?
      - Спросите его.
      - Я тебя спрашиваю!
      - Да, он не стал молчать. Он начал вопить. Сразу после того, как я обчистил кассу. Идиот чертов, из-за каких-то двенадцати долларов начал вопить как резаный!
      - И что ты сделал?
      - Велел ему заткнуться.
      - А он не послушался?
      - Да, не послушался. Поэтому я его ударил, а он все орал. Поэтому.., поэтому я и пощекотал его ножичком.
      - Шесть раз?
      - Я не знаю, сколько раз. Просто.., ударил, и все. Ему не нужно было вопить. Спросите его, сделал ли я ему что-нибудь плохое. Давайте, спросите! Он вам скажет. Я и пальцем к нему не прикоснулся, пока он не начал вопить. Пойдите в больницу и спросите его, тронул ли я его пальцем. Давайте, спросите его!
      - Мы не можем, Стиви.
      - Поче...
      - Он умер сегодня утром.
      - Он...
      На мгновение мысли у Стиви перепутались. Умер? Коп сказал - "умер"?
      Теперь зал притих в удивленном молчании. И до этого все слушали его внимательно, но сейчас тишина была какая-то другая, и от этой тишины ему стало вдруг холодно, и он посмотрел на свои ботинки.
      - Я.., я не хотел, чтобы он умер, - пробормотал Стиви. Полицейский стенографист поднял голову:
      - Чего он не хотел?
      - Чтобы он умер, - шепотом повторил какой-то полицейский в форме.
      - Что? - снова не расслышал стенографист.
      - Он не хотел, чтобы он умер! - завопил коп. Его голос эхом отозвался в тишине зала. Стенографист наклонил голову и принялся что-то царапать в своем блокноте.
      - Следующий! - сказал начальник полиции. Стиви сошел со сцены. В голове у него было на удивление пусто, ноги почему-то стали свинцовыми. Он прошел за копом до двери, а потом потопал вместе с ним к лифту. Они оба молчали, пока двери лифта не закрылись.
      - Для первого дела ты серьезно влип, парень, - сказал коп.
      - Он не должен был умирать! - отчаянно крикнул Стиви.
      - А тебе не нужно было тыкать в него ножом, - заметил полицейский.
      Стиви попытался вспомнить, что говорил ему Скиннер до предварительного слушания, но шум лифта мешал ясно мыслить. Он вспомнил лишь одно слово "соседи", когда лифт опустился в подвал, чтобы Стиви присоединился к ним.