- Потише, потише, - предупредил Луис.
      - Ш-ш-ш... - прошипел Зип. - Ты мешаешь мне слушать музыку.
      - Я сказал - потише, - крикнул Луис, выйдя из-за стойки и направляясь к автомату. Зип, хохоча, преградил ему путь. А кругом все визжало и скрипело, оглушительно ревели трубы, с адской последовательностью били барабаны. Около стойки, в такт музыке, раскачивал головой Джефф. Он повернулся к автомату. Старик пытался дотянуться до регулятора звука. А Зип все продолжал хохотать, преграждая ему дорогу. Дразня старика, он перебирал ногами, то приближаясь к нему вплотную, то отступая, чтобы вновь преградить ему путь. Ухмылка не сходила с его лица, но сейчас в его смехе не было ни капли юмора. Это была скорее защитная реакция на происходящее. Старик ринулся вперед, и Зипу ничего не оставалось, как посторониться, но и после этого он все еще не мог остановиться; таким же танцующим шагом он вышел на улицу, продолжая перебирать ногами, словно боксер, готовый к решительному бою. Наконец Луис добрался до автомата и выключил его.
      С улицы послышался голос Зипа:
      - Мне ничего не слышно, старый пень. Я порядком поистратился. Твой автомат сожрал все мои сбережения.
      Рассерженный Луис подошел к кассовому аппарату, и, нажав кнопку "Не для продажи", вытащил десятицентовую монету и бросил ее на стойку:
      - Вот твои деньги. Забирай их и уходи отсюда.
      Высоко подняв голову, Зип рассмеялся. Так же, как и раньше, это был громкий, дразнящий смех, полностью лишенный юмора:
      - Возьми деньги назад, папаша. Это, наверное, вся твоя выручка за неделю.
      - Не слышали бы тебя мои уши, - пробормотал Луис. - В воскресное утро. Никакого приличия. Абсолютно никакого.
      Как ни старался Луис сохранить спокойное течение воскресного утра, музыка сделала свое дело - она разбудила, казалось, всю округу. До этого улица была пустынна и тиха, как деревенская дорога. Вдали опять послышался колокольный звон и, заслышав его, местные жители стали выходить из домов, но они не торопились, - ведь прозвучали только первые удары колокола, и у них в запасе еще оставалось время до начала службы. Музыка стихла, а колокольный звон все еще не унимался, продолжая собирать людей, и скоро улица превратилась в пестрый людской поток, растворившийся в июльской жаре. Толпа была настолько яркой, настолько пестрой, что резало глаза. Две молодые особы в розовых платьях, выйдя из дома и взявшись за руки, направились вниз по улице к церкви. Из другого здания вышел пожилой мужчина в коричневом костюме с ярко-зеленым галстуком и пошел в том же направлении. Была здесь и женщина с королевской осанкой и летним зонтиком, защищавшим ее от солнца. Она тянула за руку своего сына, на котором была надета рубашка с короткими рукавами и шорты. Люди кивали друг другу, улыбались и обменивались немногочисленными репликами. Воскресное утро выходного дня было в разгаре.
      С другого конца улицы появился Кух с какими-то двумя парнями. Он пробирался сквозь людской поток, мысли которого были устремлены в дальний конец квартала, где находилась церковь. Сразу же заметив их, Зип подошел к ним.
      - Куда вы запропастились? - спросил он.
      - Мы ждали Сиксто, - ответил Кух.
      - Какого черта, Сиксто? Ты кто, мужик или нянька?
      Казалось, краска вот-вот должна залить лицо Сиксто. Это был худенький шестнадцатилетний паренек, глаза которого готовы были наполниться слезами от каждого грубо сказанного слова. Он говорил на английском с довольно сильным испанским акцентом, хотя в некоторых случаях этот акцент звучал не так заметно. Говорил он тихим и сдержанным голосом, как будто не был уверен, что кто-то захочет его выслушать.
      - Я помогал матери, - сказал он Зипу.
      Другой парень, которого привел Кух, имел рост шесть футов, а лицо у него было настолько смуглое, что глядя на него, трудно было судить о нем как о личности. Черты лица его представляли смесь негра и кавказца. Природа и здесь все так небрежно смешала, что создавалось впечатление чего-то неопределенного и бессодержательного. Парню было шестнадцать. Он медленно двигался и так же медленно думал. На его лице вряд ли можно было что-то прочесть, его голова не была забита мыслями, и в таком идеальном сочетании он предстал перед своими современниками, которые называли его Папа. Шестнадцатилетний Папа тянул на все семьдесят.
      - Когда мой отец уезжает, я помогаю матери. Он всегда просит меня об этом. - Папа говорил с таким сильным испанским акцентом, что иногда его было просто трудно понять. В такой момент он всегда обращался к родному языку и этот прием также усиливал впечатление образа мальчика-старика, оставшегося верным своему языку и традициям народа своей страны, которую он безумно любил.
      - Это совсем другое дело, - сказал Зип. - Когда отца нет, ты остаешься в дом за него. Я ничего не имею против мужской работы.
      - Мой отец плавает на торговом судне, - гордо произнес Папа.
      - Кого ты обманываешь? - возмутился Зип. - Он - официант.
      - Но на корабле. Это делает его работником торгового судна.
      - Это делает его официантом! Послушайте, мы и так потеряли много времени. Пора с этим кончать. Нам надо пошевеливаться, если мы хотим успеть к одиннадцатичасовой мессе. - Он неожиданно повернулся к Сиксто, который смотрел на улицу отсутствующим взглядом. - Сиксто, ты с нами?
      - Что? А, да. Я с вами, Зип.
      - Ты витаешь где-то в облаках.
      - Я думал... Знаешь, а ведь этот Альфредо не такой уж плохой парень.
      - Он получит по заслугам, вот и весь разговор, - ответил Зип. - Больше не хочу о нем разговаривать. - Помолчав, добавил: - Объясните, пожалуйста, куда вы все уставились?
      - Шарманщик, - пояснил Сиксто.
      Шарманщик вышел из-за угла и остановился как раз напротив кафе. Вместе с ним был попугай с ярко-зелеными перьями. Усевшись на инструмент, попугай хватал клювом деньги и отдавал их хозяину, после чего переворачивался, падал головой вниз еще и еще, как бы желая отобрать наиболее удавшийся номер и предстать с ним на суд зрителей. Вокруг шарманщика и его дрессированной птицы сразу же собралась толпа. Это была особенная, празднично настроенная, одетая в яркие солнечные одежды толпа, устремившаяся в церковь и предвкушающая радость воскресного дня. После каждого удавшегося номера молодежь пронзительно визжала, а пожилые понимающе усмехались. Выйдя из кафе, Джефф всунул в клюв попугаю пять центов. Попугай просунул голову в решетку и, клюнув, вытащил узкую белую полоску. Джефф взял ее в руки и начал читать. Девушки завизжали от восторга. В воздухе царила атмосфера безмятежности, звукам шарманки противостояло умение птицы и любовь толпы. Утро было воскресным, поэтому хотелось верить в удачу, хотелось верить в светлое будущее. И все окружили шарманщика с его ученой птицей и довольного моряка, который, улыбаясь, искал свое счастье на бумаге и вновь смеялся, когда птица вытаскивала уже другую карточку с очередным счастьем. И все кругом казалось чистым и непорочным, витая в дрожащем летнем воздухе.
      Менее чем в десяти шагах от шарманщика, менее чем в десяти шагах от нарядной толпы, стоял Зип в окружении трех человек, на которых были надеты фиолетовые шелковые рубашки. На них сзади можно было прочесть слова: "Латинские кардиналы". Буквы были вырезаны из желтого фетра и пришиты к фиолетовому шелку. "Латинские кардиналы" - четыре рубашки и четыре молодых человека. В то время как шарманка доносила до слушателей свои чистые звуки, эти молодые люди стояли особняком, разговаривая друг с другом вполголоса.
      - Я думаю, - произнес Сиксто, - может быть... может, просто предупредить его?
      - За то, что он приставал к ней? - удивленно прошептал Кух.
      - Он ничего не сделал ей, Кух. Он только сказал ей: "Привет". В этом нет ничего плохого.
      - Он хватал ее. - Кух решил покончить с этим разговором.
      - Но она говорит по-другому. Я спрашивал ее. Она сказала, что он только приветствовал ее.
      - Какое право ты имел задавать ей вопросы? - спросил Зип. - Она чья девушка - твоя или моя? - Сиксто молчал. - Ну так как же?
      - Знаешь, Зип, - начал Сиксто, подумав. - Мне кажется... Мне кажется, она ничего не знает. Мне кажется, у вас с ней нет ничего общего.
      - А мне кажется, что у меня нет ничего общего с такими щенками, как ты. Говорю тебе: она моя девушка - и давай это замнем.
      - Но ведь она так не думает!
      - Мне плевать, что она думает.
      - Как бы то ни было, - произнес Сиксто, - неважно, чья она девушка. Если Альфредо ничего не сделал ей, почему нужно стрелять в него?
      Они сразу замолчали, как будто их план был озвучен, а при упоминании этого слова перед ними мысленно возник пистолет. Это поразило их, и они притихли.
      Сквозь зубы Зип процедил:
      - Ты что, хочешь предать нас? - Сиксто молчал. - Не ожидал я этого от тебя, Сиксто. Я думал, ты не боишься.
      - Я не боюсь.
      - Он не боится, Зип, - произнес Папа, защищая Сиксто.
      - Почему же ты тогда отказываешься? А если бы это была твоя девушка? Тебе бы понравилось, если бы Альфи отбил ее у тебя?
      - Но он и не собирался ее отбивать. Он только сказал: "Привет". Что в этом плохого?
      - Ты член нашего клуба? - спросил Зип.
      - Конечно.
      - Почему?
      - Не знаю. Просто надо было... - Сиксто пожал плечами. - Не знаю.
      - Если ты являешься членом нашего клуба и носишь фиолетовую рубашку, делай то, что я говорю. О'кей? А я говорю, что "Латинские кардиналы" размажут Альфредо Гомеса сразу же после одиннадцатичасовой мессы. Хочешь выбыть из игры? Попробуй. - Он сделал многозначительную паузу. - Все, что я знаю, так это то, что Альфи обращался с Чайной не так, как надо. Чайна - моя Девушка, заруби себе это на носу, и мне наплевать, знает она об этом или нет. Чайна - моя девушка, а это означает, что Альфи нажил себе немало хлопот.
      - Да еще сколько, - подтвердил Кух.
      - А это не означает, что я хочу его сжечь. Я хочу его размазать. Конечно, Сиксто, ты можешь отказаться - это твое дело. Только после смотри в оба - вот что я хотел сказать тебе.
      - Я только думал, я думал... Зип, а может, с ним просто поговорить.
      - Продолжай, ради бога, - сердито произнес Зип.
      - Может, его просто предупредить, чтобы он с ней больше не разговаривал? Может, так сделать? Почему мы должны... убивать его?
      И опять воцарилось долгое молчание. Произнесенное сейчас слово было сильнее первого. И это слово означало именно то, что было сказано, это слово означало: убить, лишить человека жизни, совершить убийство. Оно не было искусным заменителем, типа слова "размазать". Оно означало - убить.
      - Почему мы должны... убивать его?
      - Потому что так сказал я, - негромко произнес Зип.
      - Это ведь совсем другое дело, если бы он...
      - Чего ты все время добиваешься? Тебе что, надоело спокойно жить?
      - Я только хотел сказать...
      - Здесь все знают, что он приставал к Чайне, - жалобно произнес Зип. А что должен?..
      - Но он не приставал к ней! Он только сказал: "Привет".
      - А может, мне просто подойти к нему и так вот дружески с ним побеседовать: "Как поживаешь, старина Альфи? Я понимаю, ты испытываешь чувства к Чайне, но пойми, это нехорошо". А может, Сиксто, мне еще и руку ему пожать?
      - Нет, но...
      - Разве тебе не хочется, чтобы другие клубы знали нас и уважали?
      - Да, но...
      - Значит, можно позволить таким гадам, как Альфи, спокойно жить среди нас и спать с нашими девочками? Сиксто покачал головой.
      - Но, Зип, он даже...
      - А теперь послушай меня, - прервал его Зип. - После того, что произойдет сегодня, мы станем самыми знаменитыми. Понимаешь? Мы раздавим этого гада, и отныне здесь не будет никого, кто бы нас не знал нас, "Латинских кардиналов". Пусть все знают, что теперь нас никто не сможет запугать. После сегодняшнего дня каждый в этом квартале захочет вступить в наш клуб. Мы будем самыми-самыми. Самыми-самыми. - Он помолчал, чтобы перевести дыхание. Его глаза блестели. - Кух, я прав?
      - Естественно.
      - О'кей. В одиннадцать часов Альфи, как обычно, придет в церковь. Служба закончится примерно в 11.40 или без четверти двенадцать. Мы схватим его на ступеньках, когда он будет выходить.
      - Боже!
      - На ступеньках! Нас будет четверо от начала и до конца, пока Альфи не упадет. Стрелять желательно метко, так как людей будет много и можно кого-нибудь задеть.
      - Зип, на ступеньках церкви, - не верил своим ушам Сиксто. Его лицо перекосилось от боли. - Ave Maria, можно ли?
      - Я еще раз повторяю - на ступеньках! Чтобы все видели, как он умирает. У меня четыре револьвера. Я возьму 45-й калибр, так как хочу сам прострелить голову этой сволочи.
      Неожиданно улица погрузилась в тишину. Это перестал играть шарманщик.
      - Вот два пистолета: 38-го калибра и "люгер", - прошептал Зип. Выбирайте.
      - Мне "люгер", - сказал Кух.
      - Сиксто и ты. Папа, возьмете 38-й калибр. Оружие спрятано у меня дома. Кроме всего этого прихватим еще пару пистолетов. - Немного помолчав, добавил: - И еще один момент. Тебе, Сиксто, лучше остаться здесь. Будешь следить за домом Альфи. Это первое здание за углом.
      - О'кей, - безучастно произнес Сиксто.
      - Смотри в оба, чтобы он не ушел. Как только выйдет, следуй за ним. Если мы вернемся и тебя не будет, то следить будем уже за тобой.
      - О'кей.
      - Что?
      - Я сказал - о'кей.
      - О'кей, - повторил Зип. - Ну, пошли. - Он положил руку на плечо Куха, и они направились к дому Зипа. Немного поодаль, шаркающей походкой, за ними тащился Папа. - Кух, ты волнуешься? - спросил он его.
      - Да так, немного.
      - А я волнуюсь. Этот день особенный, понимаешь, о чем я говорю? Наши дела скоро пойдут в гору!
      - Знаю, - ответил Кух.
      - Как-нибудь в один из воскресных дней ты будешь сидеть на крыльце и мечтать. Особенно летом, как сейчас. Но сегодня все по-другому. Сегодня предстоит сделать многое. Вот что я хотел сказать. И это переполняет меня радостью. Сегодняшнее дело, ты понимаешь? Как же все здорово.
      Подойдя к дому, Кух ухмыльнулся:
      - Что касается Альфи, для него это совсем не здорово.
      * * *
      Стоя на углу недалеко от кафе и нервно покусывая нижнюю губу, Сиксто наблюдал за домом Альфредо.
      А в это время в кафе Джефф показывал карточку Луису.
      - Как тебе это нравится? - спросил он.
      - Будь терпелив и настойчив в достижении цели, - читал Луис, - и все твои желания исполнятся.
      - Кстати, во сколько открывается "Ла Галлина"? - спросил Джефф.
      - Я думал, ты уже забыл про это.
      - Ну, раз уж я здесь... - Джефф пожал плечами. - Так во сколько открывается бар?
      - Сегодня воскресенье, а так как "Ла Галлина" - бар, то откроется он не раньше полудня.
      - Тогда в запасе у меня еще много времени.
      - Если ты послушаешься моего совета...
      - Эй, эй, ты! - раздался рев, и они оба одновременно выглянули на улицу. Энди Паркер, казалось, появился из ниоткуда. Он подошел к стоявшему на углу Сиксто и громко крикнул: - Эй, ты, я обращаюсь к тебе.
      Испуганный Сиксто попятился назад:
      - Ко мне? - спросил он. - Ко мне?
      - Что ты здесь делаешь? - Паркер вплотную приблизился к нему.
      - Ничего, я только стоял...
      - К стене!
      - Что?
      Схватив парня за воротник рубашки, Паркер швырнул его к столбу, что на углу кафе. - Я сказал: к стене!
      - Но я ничего не делал, я только...
      - Нагнись!
      Сиксто недоуменно посмотрел на него. Видя, что его приказ не выполняется, Паркер в ярости ударил Сиксто прямо в живот. Согнувшись от боли, он обхватил живот руками и опустил голову.
      - Руки на стену, ладони разжать! Делай, как я сказал! - закричал Паркер.
      Сиксто сделал неудачную попытку разжать руки, но снова схватился за живот. Когда Паркер ударил его в бок, он судорожно попытался отпихнуть его. Затем, весь дрожа, вытянул руки и положил их на столб. Паркер быстро обыскал его. Он был всецело занят кропотливой и тщательной работой, настолько тщательной, что даже не заметил Фрэнка Эрнандеса, остановившегося в двух шагах от кафе.
      - Повернись! - командовал он. - Выверни карманы и все выложи. Поторапливайся!
      - Э, оставь его, Энди, - произнес подошедший к ним Эрнандес. Затем повернулся к Сиксто. - Уходи отсюда, парень.
      Сиксто испуганно замялся, переводя взгляд с одного на другого.
      - Мотай отсюда, да побыстрей, а то еще получишь. - Немного поколебавшись, Сиксто сорвался с места и, завернув за угол, быстро побежал по авеню.
      - Спасибо, Фрэнк, - с издевкой произнес Паркер.
      - В Уголовном кодексе нет такой статьи, которая бы запрещала ребятам заниматься своими собственными делами, Энди.
      - Никто ничего не говорит, - Паркер сделал паузу. - Но предположим, что у этого безвинного ангелочка был спрятан пакет с героином.
      - Ничего у него не было спрятано. Он не наркоман, и ты это знаешь. Этот парень из хорошей семьи.
      - Неужели? А разве не бывает наркоманов из хороших семей? Но предположим, что у него был спрятан пакет. Только предположим.
      - Единственное, что у него могло быть - так это презрение к полицейскому, который избивал его.
      - Сдается мне, вы следите здесь за всеми, кто допустил хоть малейшее нарушение, - раздался голос Джеффа из кафе.
      - Ты прав, моряк, - ответил Паркер. - День и ночь. Этот парень принадлежит к уличной банде. Ты видел на нем рубашку с названием клуба? Думаешь, я буду терпеть все это дерьмо?
      - У этого парня нет чувства собственного достоинства, - сказал Эрнандес. - Так что, поторапливайся...
      - Ну ладно, хватит о нем. Ты думаешь, его можно исправить с помощью дубинки? - Он помолчал. - Куда держишь путь?
      - К миссис Гомес.
      - А она еще ничего, эта миссис Гомес. Наверное, за пятьдесят, но с ней все в порядке. Фрэнк, а ты уверен, что это деловой визит?
      - Уверен, - ответил Эрнандес.
      - Что ж, поверим тебе на слово. Кстати, не заходил разговор о Мирандо?
      - Когда я уходил, нет.
      - Знаешь, - задумчиво произнес Луис, - Фрэнк, наверное, прав. Пойми меня, Энди, я не собираюсь учить тебя, как надо работать. Не думай так. Но, обращаясь таким образом с парнем, ты нанес ему сильную обиду. Я хочу сказать, что на острове все было бы по-другому.
      - В Пуэрто-Рико нет проблем с бандами малолетних преступников, - сухо произнес Паркер.
      - Конечно, нет. Но я имел в виду другое. Там... не знаю, как сказать... больше уважения.
      - К чему? К послеобеденному отдыху? - разразился Паркер смехом.
      - Ну вот, ты все свел к шутке, - смущенно произнес Луис.
      - Я? Почему я должен шутить по поводу твоей родины?
      - Знаешь, как тебе объяснить... мы были бедные и голодные, но в центре города всегда была площадь, церковь розового цвета, росли деревья манго. В любое время ты всегда мог пойти на эту площадь и пообщаться с друзьями. И никогда ты не был безликим, люди знали, как тебя зовут. Это очень важно, Энди, знать, кто ты есть.
      - Ну, и кем же был ты, Луис? - довольно посмеиваясь, спросил Паркер. Губернатором?
      - Он все превратит в шутку, - добродушно произнес Луис. - Фрэнк, ты понимаешь, что я имею в виду?
      - Разумеется.
      - Здесь, порой, ты чувствуешь себя каким-то потерянным. А если ты безликий, то не может быть и речи об уважении, о чувстве собственного достоинства.
      - Я понимаю, что ты хочешь сказать, Луис, - произнес Джефф. - Это похоже на то, что я рассказывал о Флетчере. Можно раствориться в огромной массе людей и забыть, кто ты или что ты.
      - Si, si. Остров уважал людей, уважал жизнь... и смерть тоже. Жизнь здесь ценится дешево, а смерть и того дешевле. - Он помолчал немного, напрягая память, как бы давая ей время восстановить прошлое. - На острове, продолжал он, - в городе, где идут похороны, гроб несут по главной улице, а за гробом идут плакальщики.
      - Я это знаю, - негромко произнес Эрнандес, - мне об этом рассказывал отец.
      - И о маленьких девочках, несущих цветы и одетых в белое? - спросил Луис. - А город такой пыльный, спокойный и безмолвный.
      - Да, и об этом тоже, - добавил Эрнандес.
      - А владельцы магазинов стоят у дверей и, когда проносят гроб, они закрывают двери, тем самым высказывая свое уважение мертвому. Они как бы говорят:
      "Я откладываю все свои дела, пока тебя провожают в последний путь, мой друг".
      - Все это бред собачий, а не уважение, - подытожил Паркер. - Просто они все боятся смерти. Я тебе вот что скажу, Луис. Не знаю, как там, на вашем острове, а здесь, именно здесь - единственные, кто пользуется уважением, так это живые, причем такие живые гады, как, например, Пепе Мирандо.
      - Нет, - Луис выразительно покачал головой.
      - Как нет? Поверь мне на слово.
      - Ну я пошел, а вы продолжайте спорить, - сказал Эрнандес.
      - А мы разве спорим? - произнес Паркер. - Мы просто рассуждаем.
      - О'кей, продолжайте рассуждать. - Выйдя из кафе, Эрнандес завернул за угол.
      А в это время Джефф продолжал ерзать на стуле и выглядывать на улицу. Он мог слышать, как за его спиной спорили, вернее, рассуждали Луис и детектив, но это его нисколько не интересовало. Он всматривался в закрытую дверь "Ла Галлины", сгорая от нетерпения узнать, когда же наконец откроется бар. Говоря по правде, он и сам не знал, хотелось ли ему провести вечер в постели с женщиной или нет, но в голову не приходило ни единой мысли, как еще можно убить время. А так как он прошел через весь город, то сама мысль о том, что все его планы рухнут, была ему просто ненавистна. И поэтому он так внимательно всматривался в закрытую дверь, как бы внушая ей открыться, и чудо произошло - дверь действительно открылась.
      Глава 6
      Из бара вышла стройная девушка, которой на вид было не больше девятнадцати. Сквозь обтягивающий свитер и узкую юбку проступали соблазнительно округлые формы ее тела, тела девушки с превосходной фигурой. У нее были черные волосы и темно-карие глаза. Повернувшись, она потянула на себя ручку двери, чтобы закрыть ее, и достала из кошелька ключ. Мгновенно вскочив со стула, Джефф выбежал на улицу.
      - Эй, - крикнул он.
      Девушка обернулась, удивленно раскрыв глаза. Никогда в жизни не встречал Джефф таких удивительных темно-карих глаз.
      - О, - ее губы округлились, произнеся этот единственный звук, и уже удивление уступило место смущению. Она смотрела на него с любопытством, ожидая, когда он заговорит.
      - Я жду тебя уже с самого утра, - сказал Джефф. - Где ты пропадала?
      - Да? - она произнесла это слово в форме вопроса, как бы ожидая дальнейшего объяснения. Он, не отрываясь, смотрел на нее. До его сознания начинало медленно доходить следующее: это была, вероятно, самая красивая девушка, которую он когда-либо встречал, и от этой красоты он лишился дара речи.
      Девушка ждала. Джефф продолжал молчать. Наконец она спрятала ключ в кошелек, едва заметно пожала плечами, как это могут делать только женщины, и собралась уходить. Быстро догнав ее, Джефф преградил ей дорогу.
      - Куда ты собралась? - спросил он.
      - Домой.
      - Зачем? Я ведь только нашел тебя.
      - Мне нужно переодеться, - произнесла она.
      - Ты ужасно нравишься мне и в этой одежде. - Он оглядел ее с ног до головы, остановившись взглядом на выпуклости ее мягкой груди, вздымавшейся под светло-голубым свитером, и на крутом изгибе бедер.
      - Я должна переодеться, - повторила девушка, смущаясь его пристального взгляда.
      - Это может подождать, не так ли? - настаивал он.
      Девушка выглядела озадаченной:
      - Что тебе нужно?
      - А разве ты не догадываешься?
      - Нет? - и опять она повысила голос в конце слова, так что оно прозвучало как вопрос.
      - Знаешь, я разговаривал с одним парнем прошлой ночью. Скорее, даже сегодня, рано утром. Это было в баре, в южной части города.
      - Ну и?..
      - Он посоветовал мне прийти сюда.
      - Для чего?
      - Он сказал, что я найду здесь тебя, - ответил Джефф. Взглянув на нее, он подумал: "Конечно, тот парень сказал не совсем так, ведь трудно найти кого-то похожего на тебя, ведь никто даже и не мечтает встретить что-либо подобное в своей жизни".
      - Он не говорил так, - произнесла девушка.
      - Нет, он сказал.
      - Как его звали? Того человека, который рассказал обо мне?
      - Не помню. - Помолчав, он добавил: - Я был пьян.
      - Ты и сейчас пьян?
      Он попытался улыбнуться:
      - Трезв, как стеклышко.
      - А тот парень точно говорил обо мне? Он сказал, что ты найдешь именно меня?
      - Не совсем так. Я хотел сказать, что не ожидал встретить... такую красивую, как ты. Но он сказал...
      - Что именно он сказал?
      - Он сказал, что я должен пойти в северную часть города...
      - Так.
      - И должен найти место, которое называется "Ла Галлина".
      - Ла Га... - Она сделала паузу и пристально посмотрела на него. - Ясно. Теперь мне все понятно.
      - Знаешь, должен признаться, ты действительно то, что надо. Тот парень даже и не ожидал... Я имею в виду... я не хочу сказать, что имею что-то против того, чем ты занимаешься, но... все так необычно. Просто не укладывается в голове. Встретить такую милую, как ты.
      - Спасибо, - улыбнулась девушка. - Но я думаю, ты ошибся.
      - Так это "Ла Галлина"? - переспросил Джефф, еще раз взглянув на позолоченные буквы на стекле.
      - Совершенно верно. Это "Ла Галлина".
      - И ты вышла отсюда?
      - Разумеется.
      В ее карих глазах появился странный огонек. Подозрительно взглянув на нее, он увидел, что она пытается сдержать улыбку.
      - Ты работаешь здесь, не правда ли?
      - Да.
      - Тогда что же здесь смешного? - он чувствовал, что начинает злиться. Поборов желание рассмеяться, девушка произнесла:
      - Ничего. Решительным счетом ничего.
      - Ну тогда, все прекрасно, - сказал он.
      - Великолепно, - ответила она.
      Они пристально и испытующе смотрели друг на друга: Джефф - пытаясь разгадать, что же все-таки здесь было смешного; девушка - изо всех сил старалась не рассмеяться.
      - Ну? - наконец вымолвил он.
      - Что, ну?
      - Давай переспим.
      - Ты и я?
      - Ну, разумеется, ты и я. Кого, ты думаешь, я подразумевал?
      Девушка покачала головой:
      - Мне что-то не хочется.
      Она хотела обойти его, но он остановил ее, схватил за руку.
      - А почему нет.
      - Знаешь, - она опять чуть не рассмеялась, - я просто не люблю моряков.
      - Это не причина, - усмехнулся Джефф. - Среди моих лучших друзей есть много моряков.
      - Нет, - девушка снова покачала головой. - Извини, нет. Никаких моряков. - Увидев разочарование на его лице, быстро добавила: - Кроме того, я тебе не по зубам.
      - Что ты имеешь в виду?
      - Цена. Плата? - Она произнесла это так, как будто спрашивала, какое слово следует выбрать.
      - Так сколько же? - спросил Джефф, начиная торговаться.
      - Много, - серьезно ответила она. - Больше, чем ты зарабатываешь за неделю.
      - Ну так сколько же?
      - Много, очень много.
      - Ну так все же? Ты что, не можешь сказать мне? Ты ведешь себя странно для...
      - Я тебе уже сказала - очень, очень, очень много. - Казалось, ей трудно было подыскивать слова. Поборов себя, она все же решилась: - Какова была твоя самая высокая плата?
      - Двадцать. Но это было на побережье. Там...
      - Я намного дороже, - быстро и, казалось, облегченно произнесла она.
      - Сорок?
      - Выше.
      - Сто? - испугался он.
      - Боже мой, - в ее глазах появился огонек. - Разве я похожа на обычную уличную девку?
      - Да нет, нет, - торопливо произнес он. - Но сто долларов. Боже...
      - Я не сказала сто, я сказала - дороже.
      - У меня нет даже двадцати, - произнес он, потеряв всякую надежду. Понимаешь, я проиграл и...
      - Ну что ж, найди себе какую-нибудь другую, - отрывисто сказала она. До свидания.
      Резко повернувшись, девушка зашагала по улице. Смотря, как она удаляется, он вдруг закричал: "Эй, подожди" - и побежал вслед за ней.
      - Что такое? - спросила она.
      - Послушай, давай все обсудим.
      - Зачем?
      - Ну... ты просто очень даже ничего.
      - Спасибо.
      - Я имею в виду только это. Я не хочу сказать, что... - он замолчал. Я только это подразумеваю.
      - Почему бы тебе не вернуться домой, моряк? - Ее лицо вдруг стало таким добрым и ласковым, что ему тут же захотелось поцеловать ее, несмотря на то, что таких девушек целовать не принято.
      - Домой? Я ведь живу в Колорадо. Послушай, давай все еще раз обговорим.
      - Моряк!
      - Джефф.
      - Ну хорошо, пусть будет Джефф. Я не та, за кого ты меня принимаешь.
      - Как это?
      - Я готовлю в "Ла Галлине" и некоторых других барах. Я готовлю еду.
      - Ты гото... - Он замолчал: - Значит, ты была там...
      - Для того, чтобы подготовить все к открытию, - кивнула она головой.
      - А все эти разговоры про плату...
      - Я морочила тебе голову.
      - Ну, тогда извини.
      - Ничего. Извини меня, что я дурачила тебя.
      - Все в порядке. - Он оценивающе смотрел на нее. - И все же ты очень хорошенькая.
      - Спасибо.
      - Ты... ты спешишь?
      - Мне нужно переодеться. Я собираюсь в церковь.
      - Я пойду с тобой, - быстро сказал он.
      - Ты католик?
      - Пресвитерианин. В любом случае, я иду с тобой. На флоте я посещал все религиозные службы. Знаешь, я делаю это специально, чтобы поменьше иметь дело с рабочими партиями. Когда объявляют: "Всем приверженцам иудейской веры подготовиться, чтобы сойти с корабля для религиозной службы", - я срочно становлюсь приверженцем иудейской веры. Мне очень жаль, что рабочих партий гораздо больше, чем религиозных вер.
      Девушка покачала головой:
      - Я буду чувствовать себя неуютно.
      - Ты верующая?
      - Думаю, да.
      - Знаешь, церковь не рухнет, и вообще ничего страшного не случится, если я войду туда. Поверь мне. Я бывал в католических церквях. Там превосходная служба. - Он кивнул, вспоминая, как посещал различные службы.