– Разве после Хэнка не осталось никакой страховки? – спросил Карелла.
– Ничего такого, о чем стоило бы говорить. Для полицейского нелегко собрать приличную сумму, верно? Кроме того... он был молодым человеком, Стив. Кто думает о таких вещах? Кто может подумать, что такое может случиться?
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Глаза были очень карие, волосы яркозолотистые, цвет лица нежный и очень свежий. Она была необыкновенно красива, и это его сердило. Он предпочел бы видеть ее небрежно одетой и несчастной. Ему не нравилось, что она великолепно выглядит. Черт возьми, что же в этой комнате действовало на мужчину так угнетающе? Он чувствовал себя, как единственный оставшийся в живых мужчина среди нагих красоток на тропическом острове, окруженном акулами-людоедами. Некуда бежать. Остров называется Амазония или что-нибудь в этом роде, все до последнего комка земли принадлежит женщинам, а он последний мужчина.
Эта комната и Элис Буш.
Источаемая ими женственность обволакивала его сладким, удушающим облаком.
– Отдохните, Стив, – сказала Элис. – Выпейте.
– Спасибо, – ответил он.
Она встала, продемонстрировав большую часть своего белого бедра, двигаясь с почти непристойной небрежностью. Она давно привыкла к красоте своего тела, думал Карелла. Оно ее больше не удивляет. Она свыклась с ним, а другие могут изумляться. Какого черта, бедро и есть бедро! Что такого особенного в бедре Элис Буш?
– Скотч-виски?
– Хорошо.
– Что вы при этом чувствуете? – спросила Элис. Она стояла у бара напротив Кареллы в разболтанной позе манекенщицы, что в его глазах выглядело странно, потому что он всегда представлял себе манекенщиц худыми и плоскогрудыми. К Элис Буш все это не относилось.
– Что я чувствую?
– Когда расследуете смерть друга и коллеги?
– Что это неправдоподобно, – сказал Карелла.
– Вот именно.
– Вы очень хорошо держитесь, – сказал Карелла.
– Приходится, – коротко ответила Элис.
– Почему?
– Потому что иначе я развалюсь на куски. Он в земле, Стив. Если я буду вопить и причитать, мне это не поможет.
– Да, наверное.
– Жизнь продолжается, так ведь? Мы не можем просто перестать жить потому, что тот, кого мы любили, умер, правда?
– Да, – согласился Карелла.
Она подошла и подала ему стакан. Их пальцы на мгновение встретились. Он поглядел ей в лицо. Совершенно невинное. Можно быть уверенным, что это случайное соприкосновение.
Она отошла к окну и посмотрела на университет.
– Одиноко здесь без него, – сказала она.
– На работе без него тоже одиноко, – неожиданно для себя сказал Карелла. До сих пор он не отдавал себе отчета, как был привязан к Хэнку.
– Я думала поехать в путешествие, – сказала Элис. – Подальше от всяких вещей, которые о нем напоминают.
– От каких вещей? – спросил Карелла.
– Ну, не знаю, – сказала Элис. – Например... вчера вечером я увидела на туалете головную щетку с этими его дикими рыжими волосами. Это мне напомнило, какой он был сильный. Он был кипучая натура, Стив. – Она сделала паузу. – Кипучая.
Это выражение было тоже каким-то женским. Он снова вспомнил, как Хэнк ее описывал, и посмотрел, как она стоит у окна, и опять представил себя на женском острове. Он понимал, что ее винить не за что. Она только была самой собой, Элис Буш. Женщина с большой буквы. Судьба сделала так, что она механически воплощала женственность, эта красавица, которая... о, черт!
– Как далеко вы продвинулись с этим делом? – спросила Элис. Она отвернулась от окна и снова села в большое кресло. Это движение было каким-то кошачьим. Она расположилась в кресле, как большая хищная кошка, и опять подобрала под себя ноги. Он не удивился бы, если бы она замурлыкала.
Он рассказал ей, что они узнали о предполагаемом убийце. Элис кивнула. – Для начала очень много, – сказала она.
– На самом деле немного.
– Может быть, он обратится к врачу.
– Пока он этого не сделал. Возможно, это ему не понадобится. Он мог сам перевязать рану.
– Рана глубокая?
– Похоже, что глубокая, но чистая.
– Хэнк должен был убить его, – сказала она. Как ни странно, в ее словах не было злобы. Слова были угрожающими, но интонация делала их безобидными.
– Да, – согласился Карелла, – должен был.
– Но у него не получилось.
– Да.
– Что вы собираетесь делать дальше? – спросила она.
– Не знаю. Отдел расследования убийств на стенку лезет, да и мы тоже. Но у меня вроде есть пара идей.
– Есть ниточка?
– Нет. Просто всякие мысли.
– Какие именно?
– Вам будет скучно.
– Убит мой муж, – холодно сказала Элис. – Могу вас уверить, что мне не может наскучить то, что помогло бы найти убийцу.
– Дело в том, что я предпочитаю не обнародовать свои мысли, пока не буду точно знать, о чем говорю.
Элис улыбнулась:
– Это другое дело. Вы даже не попробовали виски.
Он поднес стакан к губам. Напиток был очень крепкий.
– Ого! – сказал он. – Вы не пожалели виски.
– Хэнк любил, чтоб было покрепче. Он любил все крепкое. Это неумышленно прозвучало как новая провокация. Ему казалось, что Элис может неожиданно взорваться, разлетевшись на тысячи парящих в воздухе фрагментов грудей, ног и бедер, как на картине Дали.
– Мне пора идти, – сказал он. – Мне платят не за то, чтобы я целое утро попивал виски.
– Погодите немного, – сказала она. – У меня тоже есть мысль.
Он бросил на нее быстрый взгляд, так как ему послышалось в ее голосе что-то двусмысленное. Он ошибся. Она отвернулась от него и снова смотрела в окно; он видел ее в профиль.
– Расскажите, – сказал он.
– Человек, который ненавидит полицейских, – произнесла она.
– Может быть.
– Так должно быть. Кто еще может бессмысленно убить троих? Это должен быть человек, ненавидящий полицейских, Стив. Разве Отдел расследования убийств так не думает?
– Последние несколько дней я с ними не говорил. Я знаю, что сначала они так думали.
– А теперь?
– Трудно сказать.
– А что вы думаете?
– Может, и человек, ненавидящий полицейских. С Риардоном и Фостером... да, возможно. Но насчет Хэнка... не знаю.
– Я не понимаю вас.
– Риардон и Фостер были напарниками, так что мы можем допустить, что какая-нибудь скотина затаила на них зло. Они работали вместе... может, и погладили какого-нибудь идиота против шерсти.
– Да?
– Но Хэнк никогда с ними не дежурил. Возможно, только пару раз был с ними в засаде. Но он не произвел вместе с ними ни одного важного ареста. Это видно из наших записей.
– Кто говорит, что это обязательно личная месть, Стив? Может, это просто какой-нибудь проклятый псих. – Она как будто рассердилась. Он не понимал, почему она сердится, потому что до сих пор она была достаточно спокойна. – Просто какой-то ненормальный, больной, идиотский псих, который забрал себе в голову перебить всех полицейских 87-го участка. Неужели это так уж невероятно?
– Вовсе нет. По правде говоря, мы навели справки во всех местных психиатрических лечебницах насчет больных, которые недавно выписались и могли... – Он покачал головой. – Понимаете, мы предполагали, что это может быть параноик, человек, приходящий в ярость от одного вида полицейской формы. Только вот погибшие были не в форме...
– Да. Ну и что?
– Мы думали, что напали на след. Молодой человек... его не выводят из себя полицейские, но в армии у него было много неприятностей с офицерами. Его недавно выписали как выздоровевшего, но это ничего не значит. Так вот, мы говорили с психиатрами, и они считают, что он не способен на насилие, тем более на цепь убийств.
– И вы оставили его в покое?
– Нет, мы все проверили. Этот парень ни при чем. У него алиби длиной с милю.
– Что еще вы выяснили?
– Мы задействовали все наши источники информации. Мы думали, что это может быть связано с гангстерами: кто-то из них очень зол на нас за какие-то наши действия и хочет показать, что мы не так сильны, как думаем. Он нанимает убийцу и начинает планомерно «ставить нас на место». Но до сих пор у нас не было в этом плане никаких осложнений, а организованная месть преступного мира – такая вещь, которую трудно скрыть.
– Что еще?
– Я все утро работал с фотографиями ФБР. Господи, невозможно себе представить, сколько людей подходит под наше описание. – Карелла отпил виски. Он начал чувствовать себя с Элис немного свободнее. Может, ее женственность и не была такой уж агрессивной. А может, через какоето время она усыпляла бдительность. Во всяком случае, комната уже не производила на него такого гнетущего впечатления.
– Что-нибудь узнали? Из этих фотографий?
– Пока нет. Половина в тюрьме, остальные разбросаны по всей стране. Видите ли, загвоздка в том...
– В чем?
– Как убийца узнал, что они полицейские? Они были в гражданском костюме. Как он узнал, если раньше с ними не встречался?
– Понимаю.
– Он мог сидеть в машине напротив участка и смотреть на всех, кто входит и выходит. Если он вел наблюдение достаточно долго, он мог знать, кто здесь работает и кто нет.
– Он мог это сделать, – задумчиво сказала Элис. Она бессознательно высоко закинула ногу на ногу. Карелла отвел глаза.
– Но некоторые вещи говорят против этой теории, – сказал Карелла. – Вот почему это такое сучье дело.
Он виновато поглядел на нее, когда у него вырвалось это слово. Но Элис Буш как будто не обратила внимание на ругательство. Вероятно, она слышала достаточно крепких словечек от Хэнка. Ее ноги были в прежнем положении. Очень красивые ноги. Юбка задралась. Он опять отвел глаза.
– Понимаете, если бы кто-то наблюдал за участком, мы бы его заметили. То есть если бы он наблюдал долго, чтобы суметь отличить сотрудников от посторонних... на это потребовалось бы много времени. Мы бы наверняка его обнаружили.
– Он мог прятаться.
– Напротив участка нет домов. Только парк.
– Он мог прятаться где-нибудь в парке... с биноклем.
– Верно. Но как бы тогда он отличил детективов от полисменов?
– Что?
– Он убил трех детективов. Возможно, случайно. Но не думаю. Ну, так как же он мог отличить детективов от полисменов?
– Очень просто, – сказал Элис. – Наблюдая, он видел, как они приходят и потом расходятся по своим постам уже в форме. Я говорю о полисменах.
– Да, наверно. – Он сделал большой глоток. Элис пошевелилась в кресле.
– Мне жарко, – сказала она.
Он не смотрел на нее. Он не хотел видеть то, что она бессознательно демонстрировала.
– Не думаю, чтобы жара помогала вести расследование, – сказала она.
– Эта жарища ничему не помогает.
– Как только вы уйдете, надену шорты.
– Намек понял, – сказал Карелла.
– Я не хотела сказать... о господи, Стив, я бы переоделась прямо сейчас, если бы думала, что вы еще здесь будете. Я просто подумала, что вы собираетесь идти. То есть... – Она сделала рукой неопределенный жест. – О, черт.
– Я действительно ухожу, Элис. Надо посмотреть еще много фотографий. – Он встал. – Спасибо за угощение.
Он пошел к двери, не глядя, как она встает, чтобы не смотреть на ее ноги.
У выхода она подала ему руку. Ее пожатие было крепкое и горячее, ладонь пухлая. Она стиснула его руку.
– Желаю удачи, Стив. Если я могу чем-нибудь помочь...
– Мы дадим вам знать. Большое спасибо.
Он вышел на улицу. На улице было очень жарко. Странно, но ему хотелось немедленно переспать с кем-нибудь. С кем угодно.
Глава девятнадцатая
– Вот это красавец! – сказал Хэл Уиллис. Хэл Уиллис был единственным детективом маленького роста, которого знал Карелла. Он едва достигал требуемых пяти футов восьми дюймов. Среди остальных детективов, обладающих внушительными фигурами, он казался скорее балетным танцором, чем сильным полицейским. Но то, что он был сильным полицейским, не вызывало сомнений. У него были узкие кости и тонкое лицо – казалось, он и мухи не обидит, но те, кто уже имел дело с Хэлом Уиллисом, знали, что не стоит оказывать ему сопротивление. Хэл Уиллис был мастер дзю-до.
Дергая за руку, Хэл Уиллис ломал позвоночник. Если вы вели себя с Хэлом Уиллисом недостаточно осторожно, он мог причинить вам ужасную боль, надавив большим пальцем. А если вы были совсем неосторожны – подбросить вас в воздух «дальневосточным рывком» или «броском регби». Приемы, называемые «захватом лодыжки», «летающей лошадью» или «задним колесом», были такой же частью личности Хэла Уиллиса, как его сверкающие карие глаза.
Сейчас эти глаза улыбались, когда он показывал Карелле через стол фотографию из архивов ФБР.
Это действительно был «красавец». Нос, сломанный в четырех местах, не меньше. Шрам через всю левую щеку. Шрамы над глазами. Уродливые уши и почти ни одного зуба. Прозвище его было Красавчик Краджак.
– Куколка, – сказал Карелла. – Почему они его нам прислали?
– Темные волосы, рост шесть футов два дюйма, вес 185 фунтов. Хотелось бы тебе встретиться с ним ночью на пустой улице?
– Мне бы не хотелось. Он в городе?
– В психушке, – сказал Уиллис.
– Тогда одна надежда на санитаров, – пошутил Карелла. Зазвенел телефон. Уиллис снял трубку.
– 87-й, Отдел детективов, – сказал он. – Детектив Уиллис.
Карелла поднял на него глаза.
– Что? – спросил Уиллис. – Дайте адрес. – Он поспешно нацарапал что-то в своем блокноте. – Задержите его у себя, мы сейчас будем.
Он повесил трубку, открыл ящик стола и взял кобуру с револьвером.
– Что? – спросил Карелла.
– Доктор с 35-й Северной. У него в приемной мужчина с огнестрельной раной в левое плечо.
Когда Карелла и Уиллис прибыли на место, перед коричневым домом на 35-й Северной уже стояла патрульная машина.
– Новички нас обогнали, – сказал Уиллис.
– Только бы они его взяли, – ответил Карелла, и это прозвучало как молитва. На двери была табличка с надписью: «ДОКТОР ПРИНИМАЕТ, НАЖМИТЕ ЗВОНОК И САДИТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА».
– Куда? – спросил Уиллис. – На крыльцо?
Они позвонили в дверь, открыли ее и вошли. Приемная находилась на первом этаже, ее окна выходили на маленький дворик.
Полисмен сидел на длинной кожаной кушетке и читал «Эсквайр».
Когда детективы вошли, он закрыл журнал и сказал:
– Полисмен Куртис, сэр.
– Где доктор? – спросил Карелла.
– В кабинете, сэр. Кантри его расспрашивает.
– Кто такой Кантри?
– Мой напарник, сэр.
– Пошли, – сказал Уиллис.
Они с Кареллой вошли в кабинет. Кантри, высокий неуклюжий юноша с копной черных волос, встал по стойке «смирно».
– До свидания, Кантри, – сухо сказал Уиллис. Полисмен вышел.
– Доктор Рассел?
– Да, – сказал доктор Рассел. Ему было около пятидесяти, но он казался старше из-за шапки серебряно-седых волос. Широкоплечий, в белоснежном халате, он держался очень прямо. Это был красивый мужчина, и выглядел он очень компетентным. Доктор Рассел должен был вызывать доверие больных.
– Где он?
– Скрылся, – сказал доктор Рассел.
– Как...
– Я позвонил, как только увидел рану. Я извинился, прошел в свой отдельный кабинет и позвонил. Когда я вернулся, его уже не было.
– Черт, – сказал Уиллис. – Вы нам не расскажете все с самого начала, доктор?
– Разумеется. Он пришел... не больше двадцати минут назад. В приемной было пусто – для этого времени дня это необычно, но я полагаю, что легкие больные предпочитают лечиться на пляже. – Он скупо улыбнулся. – Он сказал, что прочищал свое охотничье ружье и оно выстрелило. Я провел его в кабинет – то есть сюда, джентльмены, – и попросил снять рубашку. Он разделся.
– Что было потом?
– Я осмотрел рану. Я спросил его, когда произошел несчастный случай. Он сказал, что это случилось сегодня утром. Я сразу понял, что он лжет. Рана не была свежей. Она уже была сильно инфицирована. Поэтому я и вспомнил газетные статьи. – Про убийцу полицейских?
– Да. Я вспомнил, что читал что-то про человека с огнестрельной раной выше пояса. Тогда я и вышел позвонить вам.
– А это точно была огнестрельная рана?
– Без сомнения. Она была перевязана, но очень плохо. Понимаете, я не очень тщательно ее осмотрел, потому что спешил позвонить. Но мне кажется, что в качестве дезинфицирующего средства применили йод.
– Йод?
– Да.
– И все же она была инфицирована?
– Да, определенно. Рано или поздно ему придется обратиться к врачу.
– Как он выглядит?
– Не знаю, с чего начать.
– Сколько ему лет.
– Тридцать пять или около того.
– Рост?
– Думаю, что немного больше шести футов.
– Вес?
– Около 191 фунта.
– Волосы черные? – спросил Уиллис.
– Да.
– Цвет глаз?
– Карие.
– Никаких шрамов, родимых пятен, других особых примет?
– У него на лице глубокая ссадина.
– Он к чему-нибудь прикасался у вас в кабинете?
– Нет. Подождите, прикасался.
– К чему?
– Я усадил его на этот операционный стол. Когда я начал зондировать рану, он вздрогнул и ухватился за эти скобы на столе.
– Хэл, похоже, что это он, – сказал Карелла.
– Похоже на то. Как он одет, доктор Рассел?
– В черном.
– Черный костюм?
– Да.
– Цвет сорочки?
– Белая. Там, где рана, пятно.
– Галстук?
– Полосатый. Черный с золотом.
– Булавка в галстуке была?
– Да. С каким-то узором.
– Какого типа? – Какой-то рожок, что-то в этом роде...
– Труба, охотничий рог, рог изобилия?
– Не знаю. Булавку я бы вряд ли узнал. Я на нее обратил внимание только потому, что она была необычная. Я ее заметил, когда он раздевался.
– Цвет туфель?
– Черные.
– Бритый?
– Да. То есть вы имеете в виду, не носит ли он бороду?
– Да.
– Тогда можно сказать, что бритый. Но ему пора было побриться.
– Угу. Кольца есть?
– Не заметил.
– Майка была?
– Он был без майки.
– В такую жару нельзя его за это винить. Могу я позвонить, док?
– Пожалуйста. Вы думаете, это он и есть?
– Надеюсь, – сказал Уиллис. – Очень надеюсь.
* * *
Когда человек нервничает, он потеет – даже когда температура воздуха ниже 90( по Фаренгейту.
На кончиках пальцев имеются поры, через которые выделяется жидкость, состоящая на 98,5 процента из воды и на 0,5-1,5 процента из твердого вещества. Это твердое вещество, в свою очередь, состоит на одну треть из неорганических веществ – главным образом солей – и на две трети из органических веществ, таких, как мочевина, альбумин, а также муравьиная, масляная и уксусная кислоты. К выделениям с пальцев липнут пыль, грязь и жир.
Пот с теми примесями, которые пристали к нему в данный момент, оставляет жирный отпечаток на поверхности, которой человек касается.
Предполагаемый убийца дотронулся до гладкой хромированной поверхности скоб в кабинете доктора Рассела.
Сотрудники лаборатории присыпали скобы черным порошком. Лишний порошок осыпался на подставленный лист бумаги. Затем по поверхности скоб слегка провели страусовым пером. Получились отпечатки пальцев. Их сфотографировали.
Были получены два четких отпечатка больших пальцев там, где подозреваемый схватился за внешнюю поверхность скоб. Вышли также два хороших отпечатка вторых суставов на внутренней поверхности скоб, за которые он ухватился обеими руками.
Отпечатки послали в Бюро идентификации. В результате досконального прочесывания архивов подобные отпечатки не были найдены, и их переслали в ФБР, а детективы ждали вестей.
Тем временем к доктору Расселу явился полицейский художник. Выслушав описание доктора Рассела, он начал рисовать портрет подозреваемого. Он вносил нужные изменения по указанию доктора: "Нет, нос немного длинноват; да, так лучше. Попробуйте слегка изогнуть губу в этом месте; вот-вот, хорошо – и наконец сделал набросок, отвечающий представлению доктора Рассела о раненом. Изображение послали во все ежедневные газеты и на каждую телестанцию вместе со словесным портретом преступника.
Все это время детективы ждали сообщений из ФБР. На следующий день они все еще ждали.
Уиллис смотрел на рисунок, помещенный на первой странице одной из утренних газет. Заголовок вопил: «ВИДЕЛИ ВЫ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА?»
– У него неплохая внешность, – сказал Уиллис.
– Красавчик Краджак, – пошутил Карелла.
– Нет, правда.
– Может, он и красивый, – сказал Карелла, – но он сукин сын. Надеюсь, что у него руки отсохнут.
– Может, так и будет, – сухо сказал Уиллис.
– Черт возьми, где этот ответ из ФБР? – раздраженно спросил Карелла. Он все утро отвечал на звонки граждан, сообщавших, что они видели убийцу. Конечно, каждое сообщение следовало проверить, но пока что преступника видели по всему городу в одно и то же время. – Я думал, что парни из ФБР быстро работают.
– Так оно и есть, – сказал Уиллис.
– Пойду поговорю с лейтенантом.
– Давай, – отозвался Уиллис.
Карелла подошел к двери и постучал. «Войдите!» – крикнул Бернс. Карелла вошел в кабинет. Бернс говорил по телефону. Он сделал Карелле знак подойти, кивнул ему и сказал в трубку:
– Но, Хэрриет, я не вижу в этом ничего плохого.
Какое-то время Бернс терпеливо слушал.
– Да, но...
Карелла подошел к окну и стал глядеть на парк.
– Нет, я не вижу причины для...
«Семейная жизнь, – подумал Карелла. Потом он представил себе Тедди. – У нас все будет подругому»
– Хэрриет, пусти его, – проговорил Бернс. – Он хороший мальчик, и он не попадет ни в какую историю. Даю тебе слово. Господи, это всего только парк отдыха.
Бернс терпеливо вздохнул.
– Ну, тогда хорошо. – Он замолчал. – Еще не знаю, дорогая. Мы ждем ответа из ФБР. Когда пойду домой, позвоню. Нет, ничего особенного. В такую жару есть не хочется. Да, дорогая, пока.
Он повесил трубку. Карелла подошел.
– Женщины, – без раздражения сказал Бернс. – Сын хочет пойти сегодня с ребятами в парк отдыха. Она не хочет его пускать. Не понимает, зачем идти туда в середине недели. Говорит, в газетах пишут, что в таких местах подростки затевают драки. Черт возьми, это просто парк с аттракционами. Парню семнадцать лет!
Карелла кивнул.
– Если каждую минуту следить за ними, они будут чувствовать себя как в тюрьме. Маловероятно, чтобы в этом парке началась драка. Ларри знает, как себя вести. Он хороший парень. Вы ведь встречались с ним, Стив?
– Да, – сказал Карелла. – Он кажется очень уравновешенным.
– Я так и сказал Хэрриет. Да ну, к черту! Женщины никогда не хотят перерезать пуповину. Нас воспитывают женщины, а когда мы делаемся взрослыми, мы снова идем к женщинам.
Карелла улыбнулся.
– Это заговор, – сказал он.
– Иногда мне так кажется, – заметил Бернс. – Но что бы мы без них делали?
Он печально покачал головой.
– От ФБР еще ничего нет? – спросил Карелла.
– Пока нет. Господи, я молю бога об удаче.
– Угу.
– Нам должно повезти, верно? – спросил Бернс. – Мы прямо землю носом роем. Мы заслужили удачу.
В дверь постучали.
– Войдите, – сказал Бернс.
Уиллис держал в руке конверт.
– Это только что пришло, сэр, – сказал он.
– ФБР?
– Да.
Бернс взял конверт. Он поспешно разорвал его и вынул сложенную бумагу.
– Дьявол! – взорвался он. – Чертовы штуки!
– Что-то плохое?
– У них ничего по нему нет! – прокричал Бернс. – Черт! Чертов сын!
– Нет вообще никаких отпечатков?
– Ничего. Видно, этот сукин сын – идеальный гражданин!
– Мы знаем об этом типе все, – с негодованием воскликнул Уиллис, принимаясь шагать из угла в угол. – Знаем, как он выглядит, и его рост, и вес, и группу крови. Знаем даже, когда он в последний раз стригся, и чуть ли не величину его анального отверстия! – Он ударил себя кулаком по ладони. – Мы не знаем только одного: где он? Где он, черт возьми, где?
Ни Карелла, ни Бернс не ответили.
* * *
В эту ночь подростка по имени Мигель Аретта привезли в тюрьму для несовершеннолетних. Полиция арестовала его, поскольку его не было на перекличке «гроверов». Полиции не понадобилось много времени, чтобы узнать, что именно Мигель стрелял в Берта Клинга.
У Мигеля был самодельный пистолет. Когда старший «гровер» по имени Рафаэль (Рип) Дезанга передал подросткам, что в баре ошивается «умник» и задает вопросы, Мигель пошел с другими, чтобы проучить «умника».
При этом «умник» – или тот, кого они приняли за «умника», – вынул револьвер. Мигель вытащил свой и ранил его.
Конечно, Берт Клинг «умником» не был. Он оказался полицейским. Так что Мигель Аретта был теперь в тюрьме для несовершеннолетних, и тамошние копы пытались понять, почему он совершил преступление, чтобы справедливо изложить его дело, когда Аретта предстанет перед судом для несовершеннолетних.
Мигелю Аретте было пятнадцать лет. Можно было предположить, что он сделал это просто по глупости.
Настоящему «умнику» – репортеру Клиффу Сэведжу – уже стукнуло тридцать семь, и он должен был бы соображать лучше.
Но это было не так.
Глава двадцатая
Когда на следующий день в четыре часа Карелла вышел из участка, Сэведж поджидал его.
На нем был коричневый легкий костюм, золотистый галстук и коричневая соломенная шляпа с бледно-желтой лентой.
– Хэлло, – сказал он, отойдя от стены здания.
– Чем могу помочь? – спросил Карелла. – Вы детектив, правда?
– Если у вас есть заявление, – сказал Карелла, – обратитесь к дежурному сержанту. Я иду домой.
– Моя фамилия Сэведж.
– Вот как, – сказал Карелла.
Он хмуро поглядел на репортера.
– Вы тоже принадлежите к братству? – спросил Сэведж.
– К какому братству?
– К союзу против Сэведжа. «Разорвать Клиффа на куски!»
– Я у них самый главный, – сказал Карелла.
– Правда?
– Нет. – Он направился к своей машине. Сэведж пошел рядом.
– Я хотел сказать: вы тоже на меня злитесь? – сказал Сэведж.
– Вы сунули нос куда не надо, – ответил Карелла. – Из-за этого полицейский попал в госпиталь, а мальчишка – в тюрьму и ждет суда. Чего вы от меня хотите, чтобы я выдал вам медаль?
– Если мальчишка стреляет, он заслуживает тюрьмы.
– Может быть, он ни в кого бы не стрелял, если бы вы не вмешались в это дело.
– Я репортер. Собирать факты – моя работа.
– Лейтенант рассказал мне, что он уже обсуждал с вами возможность участия подростков в этих убийствах. Он вам говорил, что, по его мнению, это крайне маловероятно. Но вы уперлись на своем и встряли в это дело. Вы отдаете себе отчет, что Клинг мог погибнуть?
– Он жив. А вы отдаете себе отчет, что я мог погибнуть? – проговорил Сэведж.
Карелла ничего не сказал.
– Если бы ваши люди больше сотрудничали с прессой... Карелла остановился.
– Слушайте, – сказал он, – что вы делаете в этом районе? Ищете новых неприятностей? Если вас узнает кто-нибудь из «гроверов», будет новая заваруха. Почему бы вам не вернуться в редакцию и не написать колонку какого-нибудь свежего чтива?
– Ваш юмор...
– Я не пытаюсь острить, – сказал Карелла. – И мне совсем не хочется что бы то ни было обсуждать с вами. Я только кончил работу, хочу принять дома душ, а потом у меня свидание с моей невестой. Теоретически я должен в. любое время дня и ночи считать себя на службе, но, к счастью, любезности по отношению к любому начинающему репортеру города не входят в мои обязанности.
– Начинающему? – Сэведж очень оскорбился. – Послушайте...
– Какого черта вам от меня нужно? – спросил Карелла.
– Я хочу поговорить с вами насчет этих убийств. – А я не хочу.
– Почему бы нет?
– Господи, ну и приставала же вы.
– Я репортер, и очень хороший. Почему вы не хотите поговорить об этих убийствах?
– Я готов обсуждать их с любым человеком, который в этом разбирается.
– Я хорошо умею слушать, – сказал Сэведж.
– Еще бы. Вы отлично слушали Рипа Дезангу.
– Ладно, я совершил ошибку, я признаю это. Я думал, виноваты подростки, а это не так. Теперь мы знаем, что это взрослый человек. Что мы еще о нем знаем? Известно ли, почему он убивает?
– Вы что, собираетесь преследовать меня до самого дома? – Я бы предпочел пригласить вас выпить, – сказал Сэведж. Он посмотрел на Кареллу с ожиданием. Карелла немного подумал.
– Хорошо, – сказал он. Сэведж протянул руку:
– Мои друзья зовут меня Клифф. Я не знаю вашего имени.
– Стив Карелла.
Они пожали друг другу руки.
– Очень приятно. Пошли выпьем чего-нибудь.
* * *
В баре был кондиционер, и по сравнению с ужасной жарой на улице здесь был рай. Они заказали напитки и сели за один из столиков у левой стены.
– Все, что я хочу знать, – сказал Сэведж, – это что вы думаете.
– Вы говорите обо мне лично или вообще о полиции?
– Конечно, о вас. Как вы можете говорить за всю полицию?
– Это для печати? – спросил Карелла.
– Нет, конечно. Я просто хочу сам составить себе представление о деле. Здесь может быть много предположений. Для этого мне нужно знать все аспекты расследования.
– Неспециалисту, может быть, трудно понять все стороны полицейского расследования, – сказал Карелла.
– Разумеется, разумеется. Но вы можете по крайней мере сказать мне, что вы думаете.
– Хорошо. Но только если это не для печати.
– Честное скаутское, – заверил Сэведж.
– У нас не любят, когда какой-то полицейский пытается привлечь к себе вни...
– Ни слова из того, что вы скажете, не будет опубликовано, – сказал Сэведж. – Можете мне верить. – Что вы хотите знать?
– Мы знаем, как он убивает и при каких обстоятельствах, – сказал Сэведж. – Но по каким мотивам?
– Каждый полицейский в городе хотел бы найти ответ на этот вопрос, – сказал Карелла.
– Может быть, сумасшедший?