Самым известным скупщиком краденого в этом благословенном городе был человек по имени Блумингдейлс (его имя звучало точь-в-точь как название знаменитого магазина, только что апострофа к нему не полагалось). Блумингдейлс (не магазин, конечно, а человек) снимал квартиру на 116-й улице в самом конце Лексингтон-авеню, и любой в этом городе сказал бы вам, что это самое оживленное место во всем районе. Народ стекался отовсюду, порой издалека, только чтобы полюбоваться бесчисленным множеством самых разных товаров, которыми были буквально завалены витрины магазина Блумингдейлса, размещавшегося прямо в его четырехкомнатной квартирке. Ходили упорные слухи, что однажды ему пришло в голову выставить на кухне украденный концертный рояль. Но Доминику по прозвищу Гуру ни разу в жизни не доводилось видеть настоящего, подлинного «Стейнвея», поэтому пришлось принять всю эту байку на веру.
Однако заваленные буквально до самого потолка крадеными товарами комнаты магазина Блумингдейлса произвели на Доминика неизгладимое впечатление, и он вознамерился сделать все, чтобы то, что он принес с собой, также заняло подобающее место на витрине.
Чего здесь только не было! Радиоприемники, телевизоры, тостеры, золотые часы, ручки с золотыми перьями и крохотные золотые карандашики, стереосистемы, зонтики, пальто всех цветов и размеров, шубы, светильники, золотые цепочки и кольца, музыкальные инструменты, шахматные доски, полное собрание сочинений Чарльза Диккенса в переплете из натуральной кожи искусной ручной работы, хрусталь, китайский фарфор, велосипеды и даже мотоцикл «Хонда» — все это и еще многое, многое другое можно было найти в тесном магазинчике Блумингдейлса в любой день недели, поскольку магазин работал без выходных.
Но тщетно стали бы вы искать там серебряные часы, кольца или цепочки — Блумингдейлс не имел обыкновения держать у себя в магазине подобные безделушки, а вместо этого отдавал их в «Сильвер Фоке», хозяин которого, зная толк в серебре, мгновенно определял стоимость каждой вещицы. Для своих многочисленных клиентов он всегда старался раздобыть нечто оригинальное: серебряные соусники, ковши или столовые приборы. В общем, любые предметы роскоши, всех видов и фасонов, лишь бы они были из серебра. Все же остальное, от крохотного транзистора до гигантских размеров посудомоечной машины, от грошовой безделушки, за которую и пятерки жалко, до великолепного раритета, стоимость которого приближалась ко многим тысячам (вроде подлинного «Стейнвея», увидеть который Доминику так и не довелось), размещалось в четырех крохотных комнатушках этого охотника до выгодных сделок. Судя по всему, его не слишком пугало нарушение статьи 1306 Свода законов города Нью-Йорка, звучавшей примерно так: «Скупка, получение, укрывательство или хранение похищенных или добытых иным нечестным путем предметов собственности».
Более того, все без исключения воришки славного города Нью-Йорка — и карманники, и те, кто крал в крупных универмагах, медвежатники и домушники, налетчики и взломщики — все в один голос твердили, что считают за честь для себя иметь дело с таким человеком, как Блумингдейлс, поскольку тот всегда был с ними скрупулезно честен и, больше того, рассчитываясь, неизменно добавлял целый доллар сверх назначенной цены. Доминик тоже остался доволен оказанным ему приемом.
Все было бы просто здорово, если бы с некоторых пор Блумингдейлс не завел себе отвратительную привычку вечно ворчать по поводу экзотической внешности Доминика.
— И почему бы тебе не подстричься? — в очередной раз спросил Блумингдеилс. — Такой славный итальянский юноша, как ты…
— Мне моя прическа и так нравится, — заупрямился Доминик, — Выглядишь ты… словно битник какой-то, — фыркнул Блумингдеилс.
— А вот многим девушкам такая прическа, как у меня, наоборот, нравится, — продолжал стоять на своем Доминик.
— У многих девушек просто с головой не все ладно, — набычился Блумингдеилс. — Постригся бы, сделал бы аккуратную прическу… ну, вот как у меня хотя бы!
— А чем плоха моя прическа? — обиделся Доминик. — У тебя тоже неплохо, но моя мне нравится больше.
— Во-во! — хмыкнул Блумингдеилс. — «Я у мамы вместо швабры»! Если хочешь знать, то с этой копной ты вообще похож на вонючего педераста!
— Да?! А вот многие девушки, наоборот, считают, что я выгляжу на редкость мужественно, особенно с распущенными волосами.
— Многие девушки вообще готовы кипятком писать при одном только взгляде на всяких там вонючих лидеров, — гоготнул Блумингдеилс. — Ты ведь хороший домушник, парень, так почему бы тебе не соорудить себе приличную прическу?
— Послушай, так ты хочешь взглянуть на то, что я принес, или как? — Доминик наконец потерял терпение.
— Знаешь, кто носит такие прически, как у тебя? — не унимался Блумингдеилс.
— Малахольные чудики и тронутые гомики, вот кто! — фыркнул Блумингдеилс.
— Послушай, у меня тут навалом товара, и все — один к одному, — сказал Доминик и открыл вместительную сумку, которую с трудом втащил на третий этаж, где находился магазинчик Блумингдейлса.
И верно, он не соврал — сумка была полнехонька. Чего тут только не было: обручальное кольцо с огромным великолепным бриллиантом, радиоприемник с будильником, набор щеток и расчесок из панциря черепахи, короткое золотое колье, серебряный чайный прибор…
— Серебро я не беру, — возразил Блумингдеилс.
— Я подумал, что ты не откажешься выставить это в «Сильвер Фоке». Ты ведь обычно так и делаешь, разве нет?
— Да, обычно так и было. Но не сейчас. Мы с ним Поругались.
— Жаль, очень жаль, — покачал головой Доминик.
— М-м-м… — задумчиво промычал Блумингдеилс. — Он, если хочешь знать, назвал мою сестру паршивой шлюхой.
— Да? Зря это он. Она — шлюха что надо! — возмутился Доминик.
— Что ж, мало ли что кому придет в голову? — философски сказал Доминик. — Может, он чуток сдвинулся?
— Да он давно уже спятил, если хочешь знать! — заявил Блумингдеилс. — Ладно, как бы там ни было, серебро мне теперь ни к чему, и я его не возьму. Вот это, это и это отнесешь прямо к нему, понял?
— А за все остальное сколько дашь? — спросил Доминик.
Блумингдеилс открыл дверцу шкафчика (одной из немногих законно купленных вещиц в его магазине), выдвинул ящик, вытащил оттуда калькулятор, украденный в свое время в магазине «Голдсмит энд бразерс» и принялся быстро подсчитывать. Прикинул что-то в уме, потом окинул придирчивым взглядом груду вещиц на прилавке, задумчиво кивнул, еще подсчитал, снова задумался и только потом убрал калькулятор на место.
— Двести шесть долларов за все сразу, — сказал он и бросил на Доминика вопросительный взгляд. — Кроме обручального кольца. Его надо оценить отдельно. Рассмотрю получше, тогда скажу.
— Скажи хотя бы приблизительно, — попросил Доминик.
— Ну… думаю, оно потянет сотни на две. Я дам тебе знать, хорошо?
— А я-то надеялся по меньшей мере на три, — разочарованно протянул Доминик.
— Может, и так, — не стал спорить Блумингдеилс. — Ну, так как? Понесешь остальное в «Сильвер Фоке» или нет?
— Может, попозже, — пожал плечами Доминик.
— Тогда передай, что я от души желаю ему попасть под колеса, и побыстрей! Ублюдок вонючий!
— Передам, — великодушно пообещал Доминик.
Сложив груду серебряных вещей обратно в сумку, закрыл ее и терпеливо ждал, пока Блумингдейлс отсчитал ему двести шесть долларов новенькими, хрустящими банкнотами. Блумингдейлс всегда имел обыкновение платить своим поставщикам только новенькими купюрами, что делало общение с ним необыкновенно приятным.
Спускаясь вниз по лестнице, Доминик вдруг спохватился, что забыл показать Блумингдейлсу часы, которые так и остались лежать в кармане его синих джинсов. Поколебавшись, он в конце концов махнул рукой и вышел на улицу.
В тот же день, в пятницу, в 12.35, во время, когда Доминик неторопливо удалялся по улице от магазинчика Блумингдейлса, возле дома, где жил Бенни Нэпкинс, появился еще один доверенный посланец. Взобравшись по лестнице на пятый этаж, он оказался на лестничной площадке, немного отдышался и постучал в дверь квартиры.
— Кто там? — спросил Бенни.
— Я, — буркнул посланный. — Артур Доппио.
— Чего тебе, Артур? — удивился Бенни.
— Надо кое-что тебе передать, — ответил тот.
— И что именно? — поинтересовался Бенни.
— Поручение от Марио Аззекки.
Бенни со вздохом приоткрыл дверной глазок, выглянул в коридор и увидел Артура Доппио, державшего в руках перетянутый тугой резинкой пухлый белый конверт.
— Секундочку, — пролепетал он. Со скрежетом открыл два хитроумных замка, отодвинул задвижку, снял дверную цепочку, которую обычно накидывал на ночь, и распахнул дверь.
— Разве ты не пригласишь меня войти? — удивился Артур.
— С удовольствием, — ответил Бенни, — только вот Жанетт Кей еще спит, и мне бы очень не хотелось ее будить, — эти слова еще не успели слететь с его губ, как Бенни овладело весьма странное и неприятное чувство — ему вдруг показалось, что все это с ним уже было, причем совсем недавно. Протянув руку, он принял от Артура пухлый белый конверт и даже зажмурился — тот тоже показался ему до противности знакомым.
— Ладно, тогда как-нибудь в другой раз, — миролюбиво согласился Артур, вежливо приподнял на прощанье шляпу и зашагал вниз по лестнице.
Бенни закрыл за ним дверь и по привычке запер ее на все замки. Ощущение, что он во второй раз играет всю ту же сцену, будто еще один дубль в кино, не исчезло, а, наоборот, стало только сильнее. По-моему, думал он, все это уже было. Мы так же стояли и смотрели друг на друга, говорили те же слова, только вот не помню, с кем и когда. Он отнес пухлый белый конверт на кухню, бросил его на стол и сам сел рядом, время от времени бросая на конверт неприязненный взгляд и гадая про себя, что за новую свинью задумал подложить ему Марио Аззекка. Наконец, тяжело вздохнув, он стянул с конверта тугую резинку, открыл его и вытряхнул его содержимое на стол.
Кроме этого, в конверте еще лежал билет до Неаполя и обратно.
И письмо.
Бенни, не веря собственным глазам, еще раз перечитал его.
Потом пересчитал деньги. И еще раз взглянул на билет.
Было ясно, что у кого-то окончательно съехала крыша.
Глава 14
СИЛЬВЕР ФОКС
Блестящие очки, в которых морозными искрами сверкали ослепительные блики рассыпанного повсюду серебра, повернулись к нему. Сильвер Фокс сидел за столом, на котором громоздились груды украденного, и внимательно слушал жалобные причитания Бенни. Было уже почти половина второго, а самолет в Рим должен был улететь в десять вечера.
— И что же мне теперь делать? — жалобно спросил Бенни.
Он примчался сюда посоветоваться с Сильвером Фоксом, поскольку считал его самым старым своим другом и самым доверенным советчиком.
— Вначале надо решить, чего тебе делать не следует, — предложил Сильвер Фоке. — Вот этим и нужно заняться в первую очередь.
— Ладно. Тогда что мне не следует делать? — спросил Бенни.
— Тебе нельзя отправлять назад второй конверт.
— Почему нельзя?
— Никто не любит, когда его тычут носом в собственные ошибки, — назидательно сказал его собеседник.
— Но ведь это очень крупная ошибка, — возразил Бенни. — Целых пятьдесят тысяч, с ума сойти можно!
— Точно. И чем крупнее ошибка, тем меньше хочется, чтобы об этом напоминали.
— Наверное, ты прав, — задумчиво сказал Бенни.
— Помню, как-то раз, — продолжал Сильвер Фоке, — мой братец Сальваторе, что на итальянском значит «Спаситель наш , Иисус Христос», сделал одну роковую ошибку, подложив свинью не кому-то, а самому Поли Секундо, который в то самое время жил вместе с ним на Гринвич-авеню. И вот одна девушка, несмотря на то что была ирландкой, разболтала об этом Поли.
А Поли возьми да и намекни одному лейтенанту полиции по имени Александер Боццарис, с которым он был не разлей вода, что, дескать, мой братец Сальваторе пытался изнасиловать девчонку, хотя той не исполнилось еще и шестнадцати. Ну, понятное дело, его арестовали и сунули в Синг-Синг аж на десять лет!
А когда он вышел, то один тип по имени Алонзо с Восемьдесят шестой улицы сделал еще одну роковую ошибку — напомнил моему братцу Сальваторе о том, как девчонка когда-то над ним посмеялась. А братец мой в ответ оскорбился и всадил в него нож, да еще не один раз, а четыре, после чего и загремел в Синг-Синг по новой. А мораль здесь такова — никто не любит, когда ему напоминают о его же ошибках. Вот так-то, Бенни!
— Тогда что же мне прикажешь делать? — растерянно спросил Бенни.
— Знаешь, у меня такое чувство, что ты мне не рассказываешь всего, — задумчиво произнес Сильвер Фоке. — А если я ошибаюсь… что ж, тогда и говорить не о чем. Все и так ясно, как Божий день. Одну пачку — пятьдесят тысяч — отвезешь в Неаполь и отдашь Кармине Гануччи, а другую… что ж, ты и сам знаешь, как ею распорядиться. Поверь мне, Марио Аззекка ни за что на свете никогда не осмелится признать, что допустил такую промашку. А стало быть, тебе ничего не грозит.
— А если ты ошибаешься, Сильвио? Что, если он явится ко мне и потребует назад свои деньги? Что тогда?
— Что? А ты что, язык проглотил? Или стал вдруг заикаться?
Не знаешь, что делают в таких случаях? Вытаращишь на него глаза и спросишь: «Какие деньги?! Вы прислали мне конверт с пятьюдесятью тысячами, я отвез их в Неаполь и передал человеку, который ждал меня в аэропорту. Потом прилетел обратно.
Так о каких деньгах вы говорите?» Гануччи! — вот что ты ему скажешь, понял? Но это в том случае, если он явится к тебе и станет требовать деньги назад. Только я сильно подозреваю, что он на это никогда не пойдет.
— Что ж, может, ты и прав, — нехотя признал Бенни.
— Никаких «может быть»! — Сильвер Фоке сдвинул очки на лоб и через стол бросил строгий взгляд на Бенни. — Что тебя мучает, Бенни? Ты что-то скрываешь от меня, да? Послушай, я твой друг, верно? А это значит, что мне ты можешь сказать абсолютно все.
— Не хочу впутывать тебя в это дело, Сильвио!
— Почему?
— Именно потому, что ты мой друг, а дело это темное… не. дай Бог, у тебя будут неприятности.
— Что ж, для этого, по-моему, и существуют друзья — чтобы делить друг с другом и горе, и радость, — улыбнулся Сильвер Фоке. — Ладно, выкладывай, в чем дело. Так и быть, постараюсь тебе помочь.
— Нет, не стоит. Не хочу прибавлять тебе забот.
— Я ведь твой друг, — настаивал Сильвер Фоке. — И, что бы там ни было, сделаю все, чтобы тебе помочь.
— Нет, — Бенни покачал головой, — нет, не стоит.
— Рассказывай, рассказывай, — подбодрил его Сильвер Фоке. — Мне ты можешь доверять.
— Ну…
— Давай, говори.
— Ладно, — сдался Бенни. — Дело в том, что кто-то похитил сына Кармине Гануччи.
— Господи, для чего ты мне это сказал?! — И Сильвер Фоке как ужаленный взвился в воздух. — Хочешь втянуть меня в неприятности?! Черт возьми, ну какой же ты после этого друг?!
— И они требуют за него пятьдесят кусков. Только тогда вернут мальчишку, — неумолимо продолжал Бенни.
— Не говори, слышишь? Ничего мне не говори! — завопил Сильвер Фоке, заткнув пальцами уши.
— Сначала я думал купить фальшивые доллары и попробовать всучить им, но потом… — снаружи кто-то вдруг постучал.
— Слава Богу! — облегченно вздохнул Сильвер Фоке и ринулся в прихожую, чтобы открыть дверь.
Бенни, понурившись, остался сидеть у длинного стола, сплошь заваленного краденым серебром, рассеянно прислушиваясь к доносившемуся до него негромкому рокоту голосов. Он все еще сомневался, стоит ли так рисковать, как советовал Сильвио. Оставить себе пятьдесят тысяч долларов — дело опасное. Может, конечно, люди и вправду не любят, когда им напоминают о собственных ошибках, но уж коли кто-то сделал первую ошибку, а потом вдруг узнал, что другой… ну вот как он хотя бы… взял, да и сделал вторую, так этот первый, очень может быть, прознав об этом, решит все исправить. «И уж тогда мне не сдобровать», — похолодел Бенни, Правда, к чести Бенни надо сказать, ему и в голову не приходило присвоить эти деньги. Нет, не совсем так — такая мысль мелькнула, но он тут же отогнал ее прочь. Бенни вздохнул. Единственным достойным применением этих невесть откуда свалившихся пятидесяти тысяч было бы отдать их похитителям маленького сына Гануччи, и вот тогда, если все же Марио Аззекка придет к нему и спросит: «Эй, Бенни Нэпкинс, куда ты поде вал мои деньги?» — Бенни сможет с чистой совестью ответить:
«Я отдал их, чтобы выкупить сына мистера Гануччи», — и тому нечего будет возразить.
— Ты знаком с Домиником по прозвищу — Гуру? — раздался вдруг над его головой голос Сильвера Фокса.
Подняв голову, Бенни заметил молодого человека, стоявшего возле дверей в гостиную.
— Да, по-моему, мы встречались, — ответил он, — но раньше. Тогда, мне кажется, у вас еще не было ни бороды, ни длинных волос.
— Верно. Ну и как, правда, так лучше? — спросил Доминик, входя в комнату и обменявшись с Бенни рукопожатием.
— Они здорово отросли, — кивнул Бенни.
— Слишком уж отросли, — буркнул Сильвер Фоке, покачав неодобрительно головой. — Настоящий итальянский юноша.
— Вот и Блумингдейлсу они не нравятся, — сказал Доминик. — А кстати, — добавил он, обернувшись к Сильверу Фоксу, — он просил тебе передать, что желает тебе попасть под колеса, и поскорее!
— Почему? — удивился Сильвер Фоке. — Потому что я назвал его сестрицу никуда не годной шлюхой? Так ведь это всем известно!
— Не знаю. Я просто передал, что он просил, — ответил Доминик.
— Что ты мне сегодня принес? — полюбопытствовал Сильвер Фоке. Заметив, что Доминик бросил недоверчивый взгляд в сторону Бенни, он успокаивающим жестом похлопал Доминика по плечу:
— Не волнуйся, Бенни — мой старый друг. Ему можно доверять.
Доминик смерил Бенни испытующим взглядом, потом, кивнув, вышел в прихожую.
— Так что же мне делать? — свистящим шепотом спросил Бенни.
— Ты насчет чего?
— Насчет мальчишки Гануччи.
— Я ничего не слышал и ничего не знаю. Особенно о том, что касается Гануччи.
— Но я просто сказал…
— Не знаю и знать не хочу, чей он там сын! Может, у него вообще никакого сына нет? Так что ничего мне не говори, идет?
В эту минуту в комнату снова вошел Доминик, держа в руках большую сумку, которую и водрузил на длинный деревянный стол.
— Тут полным-полно всяких славных вещиц, — сказал он и расстегнул «молнию». Сильвер Фоке вытащил лупу и принялся внимательно разглядывать то, что было в сумке.
— А ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное? — спросил Доминик у Бенни.
— А что это? — поинтересовался тот.
— Наручные часы, — ответил Доминик, протянув их ему.
— Славные, — ответил Бенни, окинув их рассеянным взглядом.
— Интересно, чьи это фото внутри? — спросил Сильвер Фоке.
— Скорее всего, вице-президента, — предположил Доминик.
— Герберта Хамфри? Да ну? Вот уж нисколько не похож, — буркнул Сильвер Фоке.
Бенни уже собирался вернуть Доминику часы, когда вдруг, сам не зная почему, не иначе как по наитию свыше, перевернул их и взглянул на обратную сторону. Там было что-то написано. Прищурившись, он прочел:
«Льюису — С днем рождения! — Папа».
— Где ты взял эти часы?! — завопил Бенни.
* * *
В то самое утро Нюхалка ехал в Ларчмонт в голубом «плимуте», позаимствованном на время у старого приятеля Артура Доппио.
Он решил навестить гувернантку Гануччи. Ему было обещано целых двадцать пять долларов в том случае, если он вернется назад с информацией, еще неизвестной Боццарису, а Нюхалка был не такой человек, чтобы упустить двадцать пять зеленых, которые так и просились к нему в руки. Миновав усаженную огромными деревьями подъездную аллею, которая вела в «Клены», он припарковался возле овальной клумбы у великолепного подъезда дома, прошел под каменным портиком особняка, восхищенно оглядел ярко начищенную медную табличку с одним-единственным словом Гануччи, потом позвонил в дверь и принялся ждать.
Нэнни распахнула дверь с такой быстротой, будто давным-давно в нетерпении маялась в прихожей, ожидая только его сигнала, чтобы выбежать на крыльцо. Но стоило ей узнать Нюхалку, как лицо ее омрачилось.
— Да? — вяло спросила она.
— Привет, Нэнни, — поздоровался Нюхалка. — Послушай, кажется, я тут раскопал кое-что относительно того тяжкого преступления, которое случилось вечером во вторник. Помнишь, ты мне рассказывала?
— Вот как? — переспросила она.
— Да. Послушай, можно мне войти? Знаешь, не хотелось бы, чтобы нас подслушали. А тут у вас везде кусты…
— Входи, входи, — кивнула она и пропустила его в дом. Было уже около двух, часы в кабинете начали бить — бонг! бонг! И тут же воцарилась тишина. Нюхалка машинально бросил взгляд на свои наручные часы.
— На три минуты опаздывают, — заметил он и проследовал вслед за Нэнни в кабинет. — Неплохо Гануччи устроился, — одобрительно кивнул он, окинув комнату взглядом. — Я знаю, что тут фигурирует кругленькая сумма — пятьдесят тысяч долларов, — начал Нюхалка, имея в виду ту самую телеграмму, которую он умудрился стянуть со стола Аззекки. Выстрел был сделан наугад, но, заметив, как лицо Нэнни вдруг покрылось смертельной бледностью, он догадался, что попал в яблочко.
Нэнни схватилась за горло.
— Да, это так, — слабым, безжизненным голосом пролепетала она.
— Немедленно и безотлагательно отправьте пятьдесят тысяч до субботы, — зловещим голосом процитировал Нюхалка текст телеграммы, гадая про себя, что за дьявольщина тут творится.
— Это и имелось в виду? Ну… я хочу сказать, в последнем письме? — спросила Нэнни.
— Точно, — кивнул Нюхалка.
Он вдруг сообразил, что сам видел только одно письмо (да и, сказать по правде, не письмо, а телеграмму). К тому же он не имел ни малейшего понятия, было ли это первое письмо, или второе, или вообще неизвестно какое по счету. Но, успев сообразить, что уже в какой-то степени завоевал доверие Нэнни, он решил продолжать в том же духе. Не исключено, вертелось в его голове, что, оставив девчонку в этом убеждении, он и выудит из нее ту информацию, в которой так отчаянно нуждался Боццарис. Да и потом во всей этой загадочной истории было что-то неотразимо волнующее.
Черт подери, с удовольствием подумал он, настоящая интрига!
— Но когда в субботу? — спохватилась Нэнни.
— А разве ты не знаешь?
— Нет, — призналась она. — В последнем письме я вообще ничего не поняла. И Бенни тоже. Я прочитала ему записку по телефону.
— Бенни?
— Да. Бенни Нэпкинсу.
— Ах да, конечно! Так, стало быть, он тоже в курсе?
— Да. Я позвонила ему сразу же, как только обнаружила, что он исчез.
— Понятно, — с глубокомысленным видом протянул Нюхалка, понятия не имея, о чем это она.
— А где ты видел это письмо? — полюбопытствовала Нэнни.
— На письменном столе в кабинете Марио Аззекки.
— Марио… Господи, о нет! — воскликнула она, в ужасе прикрыв ладонью рот. — Так, выходит, он тоже знает?!
— Еще бы! Конечно знает! Оно и было ему адресовано, — сказал Нюхалка.
— Адресовано Марио Аззекке?! Но почему?
— А что тут странного? Предположим, Гануччи срочно понадобились пятьдесят тысяч. Что он делает? Шлет весточку своему поверенному, чтобы тот выслал ему деньги. Вот и все.
— Гануччи?
— Конечно.
— Мистер Гануччи попросил Марио Аззекку выслать ему пятьдесят тысяч долларов?!
— Да, — ответил Нюхалка и недоумевающе пожал плечами.
На лице у Нэнни было такое выражение, будто она вот-вот лишится чувств. Девушка так резко отшатнулась, что чуть было не свалила книжную полку. Когда она нашла в себе силы вновь заговорить, голос ее был больше похож на шепот умирающей.
— Так он знает, — пролепетала она, широко раскрыв глаза.
— Знает… о чем? — удивился Нюхалка.
— Обо всем, — ответила Нэнни. — Бог мой, так хозяину все известно! — Ее пальцы судорожно впились в руку Нюхалки. — Он нас убьет! Обоих убьет! И меня, и Бенни. — Она стиснула ему руку с такой силой, что Нюхалка скривился от боли. — Ты знаешь, где он сейчас? — крикнула она.
— Кто, Бенни? С Жанетт Кей, скорее всего. Он ведь живет с Жанетт Кей, разве не так?
— Да не Бенни! Мальчик!
— Но Бенни ведь… что, Бенни живет с мальчиком?!
— Да нет! Я спрашиваю тебя — ты не знаешь, кто эти похитители? — нетерпеливо оборвала она.
— Что?! — Нюхалка не верил собственным ушам.
— Похитители!
— Что? — растерянно повторил он.
Нэнни возвышалась над ним, и ему ничего не оставалось, как смотреть ей прямо в глаза.
— Нюхалка, говори прямо — ты знаешь, кто похитил сына мистера Гануччи? — спросила она.
Так вот оно что! — молнией промелькнуло у него в голове. Стало быть, вот что она имела в виду, когда говорила о каком-то тяжком преступлении! Что ж, черт возьми, так оно и есть! Ему хотелось немного подумать. Если он не ошибался, от всей этой истории явственно попахивало деньгами, причем большими деньгами. Что ему требовалось сейчас, так это время, чтобы спокойно подумать и решить, как воспользоваться тем, что ему известно.
Только вот, похоже, Нэнни меньше всего настроена была сидеть и терпеливо ждать, пока он размышляет. Пальцы ее сжимали его руку, как стальные клещи. С лихорадочно горящими глазами она встряхивала его за плечо и твердила как заведенная:
— Тебе-известно-кто-похитил-Льюиса?!
— Да, кивнул Нюхалка, а про себя подумал: «Какого черта?
Чем он рискует?»
«Телеграмма
Вестерн Юнион
АЗЗГАР (Аззекка & Гарбугли)
(145 Вест 45 стр.) НИ
Забудьте пятидесяти тысячах возвращаюсь домой
Гануччи».— Шесть слов, — восхищенно присвистнул Гарбугли. — Шедевр, мать его!
— Это верно, только вот нам-то что теперь делать? — полюбопытствовал Аззекка.
— Позвоним Бенни Нэпкинсу и скажем, чтобы привез деньги назад.
— Правильно, — обрадованно крикнул Аззекка и без промедления ринулся к телефону. Он поспешно набрал номер Бенни, немного подождал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, пока наконец на другом конце не откликнулся заспанный женский голос:
— Алло?
— Алло, кто это? — спросил Аззекка.
— Жанетт Кей. Кто говорит?
— Марио Аззекка.
— Доброе утро, мистер Аззекка. Как поживаете? — проворковала Жанетт Кей.
— Чудесно. Бенни дома?
— Нет. Он ушел.
— Куда ушел?
— Понятия не имею. Наверное, я спала. Проснулась, а его нет.
— Он не в аэропорт поехал, нет?
— Н-нет, не думаю. А для чего ему ехать в аэропорт?
— Передайте ему, чтобы позвонил мне сразу же, как придет!
Слышите — сразу же! Да, и скажите, пусть ни в коем случае не .летит в Неаполь!
— А что ему делать в Неаполе? — удивилась Жанетт Кей.
— Просто передайте ему, и все, — попросил Аззекка и бросил трубку. — Его нет дома, — сообщил он Гарбугли. — Как ты думаешь: он не мог уже уехать в аэропорт?
— Это в три-то часа?! — фыркнул Гарбугли. — Ты забыл, что его самолет улетает только в десять?
— Ну, многие ведь любят приезжать в аэропорт заранее, — нерешительно протянул Аззекка. — Уверяют, что тогда не так волнуются.
— Слушай, а давай позвоним Нонаке. Пусть порыщет по городу.
— Нонаке? А почему именно ему?
— Ну… просто на случай, если вдруг Бенни придет в голову сумасшедшая мысль оставить себе эти деньги.
— Ну, пусть даже так. Но Нонака…
— Для такого дела лучше не найти советчика, — убежденно сказал Гарбугли.
— От одного вида Нонаки меня бросает в дрожь, — признался Аззекка.
— Звони ему, — приказал Гарбугли.
Пожав плечами, Аззекка двинулся к телефону. Он подошел к столу, открыл телефонный справочник, полистал его в поисках нужного номера и снял трубку.
— Алло! — чуть слышно прошелестел в ответ голос на другом конце провода.
— Мне нужно поговорить с Нонакой, — объяснил Аззекка.
— А его нет дома, — прошептал тот же голос.
— Где же он?
— Не знаю.
— Послушайте, вы не можете говорить немного громче? — нетерпеливо буркнул раздраженный Аззекка.
— Могу, только, слава тебе Господи, в этом пока что нет никакой нужды, — донесся чуть слышный голос, и в трубке раздались короткие гудки.
— Его нет дома, — объяснил Аззекка, вешая трубку.
* * *
— Кто это? — спросил свою жену Лютер Паттерсон. Стоя у окна в большой спальне, он разглядывал что-то во дворе. Услышав голос мужа, Ида подошла и тоже бросила взгляд вниз. До земли оставалось еще десять этажей.
— Где? — спросила она.
— Вон там, — кивнул он. — Вон… те трое, видишь, внизу? Ты не знаешь этих людей?
— Я вообще никого не вижу, — удивилась она.
— Смотри, вон там, возле столба, где телефонный провод. Их там трое: какой-то оборванец довольно сомнительного вида, потом бородач и китаец.
— Может, они из телефонной компании, — предположила Ида.
— Чушь, — фыркнул Лютер. — Ты когда-нибудь видела, чтобы в телефонной компании служили китаезы?
— А с чего ты вообще взял, что он китаец?
— Но ведь я его вижу, разве нет?
— На таком расстоянии?
— В очках я вижу прекрасно, — заявил Лютер. — Самый настоящий китаец! — Ему неожиданно пришла одна мысль. — Что по этому поводу сказал Симон? — Что-то он такое говорил… что-то… что-то такое именно о китайцах… или Китае. Что-то говорил. — Забыв обо всем, он галопом ринулся в гостиную, схватил с полки «Избранные труды» и, лихорадочно перелистывая страницы, наткнулся наконец на статью, которую разыскивал. Обернувшись, Лютер громко прочитал вслух: