Глава 12

ФРЕДДИ

Выбранного Марио Аззеккой посланца звали Фредди Коррьер. Как было заранее условлено, он появился в офисе на Саттон-Плейс в девять тридцать, получил от адвоката исчерпывающие инструкции и поспешно направился на Двадцать четвертую улицу, в квартиру, которую занимал Бенни Нэпкинс. Ни самого Бенни, ни Жанетт Кей дома не оказалось, поэтому Фредди вышел на улицу, дошел до угла, где был телефон-автомат, и оттуда позвонил Аззекке, спрашивая, что делать дальше. Адвокат велел дождаться Нэпкинса во что бы то ни стало, хоть бы пришлось проторчать у него под дверью до самого утра.

К половине первого Фредди подсчитал, что поднимался в квартиру Бенни раза четыре, не меньше. Бенни жил на четвертом этаже дома, в котором не было лифта. А одолеть пять лестничных пролетов вверх-вниз, к тому же проделать это пять раз за какие-нибудь два с половиной часа — с ума сойти можно! Такая гимнастика заставит кого угодно умирать от жажды. К счастью, неподалеку, на Двадцать пятой улице, был небольшой, но уютный бар, так что между утомительными визитами в пустую квартиру Бенни Фредди мог позволить себе немного отдохнуть в приятной атмосфере, а заодно пропустить стаканчик. Точнее, к половине первого он успел уговорить уже не один, а целых шесть стаканчиков превосходного виски, запив их бутылкой пива. Подумав, приказал принести вторую, дав себе слово снова наведаться к Бенни никак не позже часа — сразу же, как допьет ее.

И как раз в эту минуту в баре появилась Сара.

Фредди знал ее еще по тем временам, когда Сара работала на Бобби Меццано, в его заведении на Сорок пятой улице. Это была долговязая чернокожая девица с вечно взлохмаченной копной иссиня-черных волос, с ослепительно сверкавшими белыми как сахар зубами и весьма привлекательными упругими грудками. На ней было платье из шелкового трикотажа, облегавшее тело как перчатка, а под платьем, по причине летнего времени, а вернее, по неписаным законам ее профессии, не было ничего. Фредди заметил это с первого взгляда.

— Привет, Сара, — окликнул он, — каким это ветром тебя сюда занесло? Я хочу сказать, в эту часть города?

— Кто это? — спросила Сара, вглядываясь в сумрак бара возле стойки, где, нежно поглаживая бутылку с пивом, сидел Фредди.

— Я, — подмигнул он, — Фредди Коррьер.

— Фредди, — обрадовалась она, — привет! — И направилась к нему. — Купишь девушке выпить?

— Конечно, — галантно кивнул Фредди и, повернувшись к бармену, щелкнул пальцами. — Что ты предпочитаешь?

— А я думала, что это мне следует задать тебе этот вопрос, — хихикнула Сара и громко расхохоталась.

— О… конечно! — спохватился Фредди и тоже захохотал.

Правда, смысл ее шутки до него так и не дошел, но какого черта, подумал он. — Так что ты будешь пить? — спросил он.

— Вермут с бальзамом из черной смородины, — ответила Сара.

— Да? — удивился Фредди.

— Что будете пить? — спросил подошедший бармен.

— Вермут с бальзамом из черной смородины, — повторила Сара.

Бармен недовольно скривился, с сомнением посмотрел на нее, покачал головой, но, ничего не сказав, отошел.

— Надо же, вермут с бальзамом из черной смородины! — удивился Фредди. — А я никогда не пробовал ничего подобного!

— Классная штука! Попробуй как-нибудь, сам увидишь, — посоветовала Сара. — Когда принесут, так и быть, дам тебе отхлебнуть глоточек. Согласен? Ма-аленький глоточек из моего бокала. — И она насмешливо подмигнула.

— Идет, — ответил Фредди и незаметно бросил взгляд на часы. — Так ты так и не сказала, каким ветром тебя сюда занесло. Я-то думал, что ты обычно промышляешь в Антуане.

— Чушь! — фыркнула Сара. — Где хочу, там и промышляю!

— Да? — переспросил Фредди.

— Да, — отрезала Сара.

— Один вермут с бальзамом из черной смородины, — прожурчал над ними бармен. Прошу прощения, бальзама из черной смородины не оказалось, так что это, видите ли, чистый вермут.

— А что это за чертовщина такая — бальзам из черной смородины? — удивился Фредди.

— Это ликер, — объяснила Сара.

— Серьезно?

— Да, — подтвердил бармен, — только у нас его нет. — Он хмуро покосился в сторону Сары и вернулся в свой угол за стойку бара, чтобы снова уставиться в экран телевизора.

— Дьявольщина, — выругалась Сара, — сегодня все не слава Богу! — и подняла стакан, словно чокаясь. — Твое здоровье!

— Салют! — кивнул Фредди, щегольнув одним из двух известных ему итальянских слов. Еще одно, которое он знал, представляло на самом деле два, но он этого, к счастью, не знал. — А что еще сегодня не так? — полюбопытствовал он.

— Да все, — буркнула хмурая Сара и сделала большой глоток.

Отодвинув в сторону стакан, она вытащила из пачки сигарету и поднесла ее к губам. — Договаривалась тут встретиться с одним типом еще в двенадцать. Жду его, жду, а этот ублюдок так и не появился.

— Вот как? — Фредди покачал головой.

— Вот так! Уж и комнату сняла, и все…

— Вот как? — повторил Фредди.

— Вот так, — вздохнула Сара.

— Странно! Вот уж никогда бы не подумал, — покачал он головой. — Такая красивая девушка!

— Вот и мне странно, — фыркнула Сара, выпустив изо рта струю дыма, и поднесла к губам бокал. — Стыд и позор, скажу я вам! К тому же и за комнату я заплатила вперед, и все такое…

— Вот как? — протянул Фредди и опять украдкой покосился на часы. Было без десяти час.

— Вот так! — передразнила Сара. — О Боже! — уныло вздохнула она и сделала большой глоток. — Что меня больше всего бесит, так это то, что проклятая комната пропадает. А за нее ведь заплачено!

— А где эта самая комната? — рассеянно спросил Фредди.

— На Двадцать первой.

— Вот как? — удивился он.

— Вот так.

— Так это ж неподалеку!

— Практически за углом, — сказала Сара и задумчиво положила ногу на ногу.

— Мне нужно занести кое-что на угол Двадцать четвертой и Третьей, — сообщил Фредди, немного помявшись.

— Вот как?

— Да. Но после этого я буду свободен как ветер, — продолжал он. — Если мне придет охота провести с тобой часок, — помялся он, — сколько это будет стоить?

— Ну… ты ведь понимаешь, я уже уплатила за комнату.

— Да, да, так сколько? Сколько ты за нее заплатила?

— Двенадцать долларов.

— Вот как?

— Вот так!

— А ты сколько стоишь?

— Я? Двадцать пять.

— Вот как?

— Вот так, — фыркнула Сара.

— Стало быть, все вместе тридцать восемь долларов? — уточнил Фредди.

— Тридцать семь, — поправила Сара.

— Двенадцать и двадцать пять… — повторил Фредди, поднял глаза к потолку и пошевелил губами. — Верно, тридцать семь.

Что ж, неплохо.

— Да уж, в самую точку попал. Многие девушки берут куда дороже.

— Вот как? — удивился Фредди.

— Вот так! — подмигнула Сара.

— Ладно. Послушай, может, прогуляемся вместе до Двадцать четвертой улицы, а? Проводишь меня, я занесу, что мне нужно, а потом отправимся к тебе? Идет?

— Звучит неплохо, — хмыкнула Сара.

— Значит, идет?

— Идет.

Фредди заплатил за выпивку, и они вместе направились на Двадцать четвертую улицу. Сара осталась ждать внизу, а он опять, кряхтя, преодолел пять лестничных пролетов до квартиры Бенни Нэпкинса. Дома по-прежнему никого не было. Тяжело дыша и отдуваясь, Фредди спустился вниз. Прислонившись к двери, Сара невозмутимо курила.

— Все? — поинтересовалась она. — Свободен?

— Нет. Никого нет дома, — пропыхтел он.

— Ну так что за беда? — удивилась она. — Попозже занесешь, верно?

— Ладно, — кивнул он. — Я ведь честно пытался, разве нет?

— Конечно, конечно. А теперь почему бы тебе не заняться мной?

— И верно! — обрадовался Фредди.

Взявшись за руки, они повернули за угол. Не прошло и десяти минут, как возле дома остановилось такси и Бенни Нэпкинс, открыв дверь, помог выбраться Жанетт Кей. Он подобрал ее возле Транс-Люкс на Восемьдесят пятой улице. Жанетт страшно спешила. По пятому каналу вот-вот должно было начаться ее любимое шоу с Барбарой Стенвик и Стерлингом Хейденом, и она ужасно боялась опоздать.

Придурок упрямо отказывался снять с головы чулок.

— Но ведь это же маска, — втолковывал ему лейтенант Боццарис, — а существует закон, по которому нельзя ходить по улице в маске.

— Это не маска, офицер. Это просто… ну, одежда такая, что ли…

— Нет, что ты там ни говори, а все-таки это маска, — стоял на своем Боццарис.

— Это чулок, — доказывал ему Придурок.

— Чулок не носят на голове. Стало быть, это маска.

— Ага. А надень ты маску на ногу, вот и выйдет чулок, — заржал Придурок.

— Ладно, ладно, ты не больно умничай! — оборвал его Боццарис.

— Я знаю свои права, — высокопарно изрек Придурок. И это было сущей правдой. Конечно, умом он похвастаться не мог, и отлично это понимал, но зато его знания в области уголовного права были фундаментальными и всеобъемлющими.

— Пусть так, — не стал спорить Боццарис, но про себя все-таки решил, что зачитает ему права. Хватит с него постоянных жалоб арестованных уголовников, что детективы не позаботились зачитать им права. — В соответствии с решением Верховного суда по делу Миранды, — начал он, — мы должны ознакомить вас с вашими правами. Именно это я сейчас и собираюсь сделать.

— Правильно, — одобрительно кивнул Придурок.

— Во-первых, вы имеете полное право, если хотите, хранить молчание. Вы меня понимаете?

— Правильно, офицер. Именно это я и делаю!

— Стало быть, вы понимаете, что имеете право не отвечать на вопросы полицейского офицера?

— Ага. И не буду!

— А вы понимаете, что если надумаете отвечать, то…

— Все, что я скажу, может быть использовано против меня!

Ясное дело, конечно, понимаю!

— Я также должен поставить вас в известность, что вы имеете право до или во время допроса в полиции потребовать присутствия адвоката. Вы меня понимаете?

— Само собой! — кивнул Придурок. — А еще я знаю, что если потребую присутствия адвоката, но скажу, что у меня нет денег, чтобы ему заплатить, то мне назначат общественного защитника, который будет защищать меня бесплатно. И я смогу пользоваться его услугами до или во время допроса. Так?

— Так, — кивнул Боццарис.

— Стало быть, вы теперь знаете свои права? — уточнил Придурок.

— Да, — кивнул лейтенант.

— Так вы желаете пригласить адвоката? — спросил Придурок.

— Что? — поперхнулся Боццарис и растерянно заморгал. Глаза его сузились. — Послушай, — грозно предупредил он, — ты не больно-то умничай, понял? Последний такой умник, вроде тебя, которого мы взяли, сейчас парится в Томбсе[8], понял?

— Я хочу видеть адвоката, — заявил Придурок.

— У тебя есть кто-нибудь на примете? Ну, я хочу сказать, ты знаешь какого-то определенного адвоката?

— Да.

— И кого же?

— Марио Аззекку, — заявил Придурок, и Боццарис невольно шмыгнул носом. В затхлой атмосфере полицейского участка на него явственно повеяло запахом денег.

Когда в два часа ночи стоявший на ночном столике телефон пронзительно зазвонил, Аззекка вместе со своей женой Сибил лежал в постели. Еще не открыв глаза, он догадался: что-то случилось. Какая-то беда. Скорее всего, этот гаденыш, его дорогой сынок, который сейчас как раз учился в Гарварде, попался, когда курил марихуану. Маленький ублюдок!

— Алло, — прохрипел он.

— Это лейтенант Боццарис, — произнес мужской голос на другом конце трубки.

— Да?

— Нам с вами надо кое-что обсудить.

— Это в два-то часа ночи?! — возмутился Аззекка.

— Кто это? — сонным голосом спросила Сибил.

— Никто. Спи! — буркнул он. — Погодите, не вешайте трубку! — Я только перейду в кабинет. — Выбравшись из постели, он влез в халат, осторожно прикрыл за собой дверь спальни и по коридору направился туда, где Сибил — Боже, благослови ее доброе сердце! — согласилась выделить в его полное распоряжение восьмиметровую комнатку (и это в их огромной двенадцатикомнатной квартире!). Взяв параллельную трубку, Аззекка с трудом подавил зевок и спросил:

— Что у вас, лейтенант? Что-то срочное?

— Деньги, — коротко буркнул Боццарис.

— О чем это вы говорите?!

— Я о том типе, при котором мы нашли около пятидесяти тысяч. Он сейчас у нас, — ответил Боццарис.

Телефонная трубка запрыгала в руках адвоката.

— И что же? — насколько мог невозмутимо, спросил он.

— По тем сведениям, которые в настоящее время находятся в нашем распоряжении, можно с некоторой долей уверенности предположить, что эти деньги предназначены для Кармине Тануччи, который в настоящее время пребывает на отдыхе в Неаполе, — вкрадчивым тоном пояснил Боццарис.

И Аззекка мгновенно похолодел — наверняка Фредди Коррьер, решил он. Скорее всего, этот тупой ублюдок каким-то образом попался, когда шел к Бенни Нэпкинсу!

— Вероятнее всего, — вежливо сказал он, — у вас, лейтенант, просто не совсем верная информация. — Он лихорадочно пытался сообразить — почему лейтенант сказал «около пятидесяти тысяч»? Почему «около», черт возьми? Что все это значит?! При Коррьере, в аккуратном белом конверте, для верности еще перетянутом резинкой, было ровнехонько пятьдесят тысяч, а кроме этого, еще и билет до Неаполя.

— Возможно, очень возможно, — не стал спорить Боццарис. — Признаться, у меня, ребята, нет ни малейшей охоты совать нос в ваши дела и ломать голову, чем вы там занимаетесь и как зарабатываете себе на хлеб с маслом, пока в том, что вы делаете, нет ничего криминального. Может быть, вы еще не забыли, как один из моих людей подобрал совершенно на первый взгляд никому не нужную коробку с фигурками. Они, как оказалось, не были связаны ни с каким преступлением, поэтому мы возвратили их законному владельцу, одному благонамеренному господину по имени Джозеф Дириджере, который, в свою очередь, движимый чувством искренней благодарности, пожертвовал семь тысяч четыреста долларов в специальный пенсионный фонд для отставных полицейских.

— Да, я помню, — признался Аззекка.

— Я так и думал, что вы вспомните, — обрадовался Боццарис. — Ну так вот, сейчас перед нами примерно такой же случай. У меня нет ни малейшей возможности узнать, что это за деньги. Я имею в виду эти пятьдесят тысяч наличными. Я знать не знаю, чистые они или нет, хорошие или плохие. Я вообще ничего о них не знаю, и у меня ни единого шанса это узнать.

Да и желания особого нет. По мне — так это обычные деньги, ни грязные, ни чистые, просто деньги, и все! — Боццарис выдержал паузу. — Скажем так, они как бы ничьи.

— И сколько? — спросил Аззекка.

— Столько же, сколько и в прошлый раз, — быстро ответил Боццарис.

— Слишком много!

— Ладно, ладно, не надо спорить с копом, к тому же уставшим до чертиков. Ваша взяла, пусть будет пять тысяч. Так сказать, для ровного счета.

— Немыслимо! — фыркнул Аззекка. — Это просто смешно!

— Ладно, будем торговаться, — вздохнул Боццарис. — Тридцать пять сотен.

— Две тысячи.

— Две с половиной?

— Две тысячи, — твердо повторил Аззекка, — и ни центом больше.

— Договорились, — вздохнул Боццарис. — Куда отправить вашего человека с деньгами?

— Вы имеете в виду Фредди?

— Так его зовут? Он молчал как рыба. Не сказал ни слова. Ах да, у него еще был какой-то дурацкий чулок на голове.

— Всегда знал, что он малость с приветом, — вздохнул Аззекка.

— Так что, послать его к вам, если, конечно, мы договорились?

— Хорошо. Только скажите ему, чтобы оставил пакет у швейцара.

— У швейцара? Стало быть, вы не хотите, чтобы он поднялся наверх?

— Если он попадется мне на глаза, я удушу его собственными руками, прямо здесь, в кабинете, — заявил Аззекка.

— Будем считать, что я этого не слышал, — сказал Боццарис, и до ушей Аззекки донесся приглушенный смешок. — Что ж, приятно было поговорить.

— И не забудьте про билет, — напомнил адвокат.

Но лейтенант уже повесил трубку.

Без двадцати три, когда Аззекка сидел на кухне, маленькими глоточками потягивая из стакана молоко, пронзительно зазвенел висевший на стене домофон. Адвокат подскочил к нему и нажал кнопку «Говорите».

— Да? — рявкнул он.

— Мистер Аззекка, это Хими, швейцар. У меня для вас конверт.

— Отправьте его наверх, — приказал Аззекка.

— Парень, который его принес, сказал, что очень важно, поэтому я не знал, стоит ли ждать до утра…

— Да, да, все правильно, — нетерпеливо буркнул адвокат, — принесите его.

— …да вот будить вас посреди ночи тоже не хотелось. Так что принести его или как?..

— Будьте так любезны! — проворчал Аззекка.

Пять минут спустя раздался звонок в дверь, и мальчик-лифтер протянул адвокату сумку с эмблемой магазина А&Р. Поблагодарив его, Аззекка закрыл за ним дверь, аккуратно запер ее и направился в гостиную, по пути ломая себе голову, как деньги из конверта, перетянутого для сохранности резинкой, могли попасть в эту нелепую хозяйственную сумку? Перевернув сумку вверх дном, он вытряхнул ее содержимое на кофейный столик и растерянно заморгал. Новая загадка! Он точно помнил, что деньги в конверте были в сотенных купюрах. Откуда же теперь взялась вся эта кипа десяток, двадцаток, сотенных и даже долларовых бумажек?!

Вздохнув, он принялся пересчитывать деньги.

И только потом ему пришло в голову еще одно. Почему лейтенант Боццарис во время их долгой ночной беседы так ни словом и не обмолвился, что деньги, о которых он говорил, эти самые две тысячи, пойдут в специальный фонд для ушедших в отставку полицейских?

Пересчитав мятые бумажки, Аззекка снова задумался. Денег было ровнехонько пятьдесят тысяч… та самая сумма, с которой в девять сорок пять Фредди Коррьер вышел из его кабинета.

Исчез только билет до Неаполя, о котором лейтенант и словом не обмолвился. Наверное, остался у Боццариса. И все. Зачем он ему? — ломал голову Аззекка. Может, собрался отправиться попутешествовать?

Аззекка недоумевающе пожал плечами.

Ладно, завтра он пошлет к Бенни Нэпкинсу кого-нибудь еще.

А к тому времени, подумал он, наверняка любезный лейтенант одумается и позвонит снова. Аззекка рыгнул, одним глотком допил оставшееся молоко и, все еще ломая голову над этой загадкой, отправился в постель.

Глава 13

БЛУМИНГДЕЙЛС

Когда в пятницу утром около десяти в дверь его квартиры позвонили, Бенни Нэпкинс еще спал сном праведника. Осторожно, стараясь не разбудить Жанетт Кей, он выбрался из постели и прошлепал по коридору к входной двери.

— Кто там? — шепотом спросил он.

— Фредди Коррьер.

Бенни осторожно приник к отверстию глазка и выглянул в коридор. И в самом деле это был Фредди Коррьер. Только сегодня он выглядел каким-то усталым, словно выжатый лимон.

Кожа туго обтянула заострившиеся скулы, под глазами обозначились мешки. И тем не менее это был Фредди Коррьер собственной персоной. Бенни отпер два хитроумных замка, отодвинул щеколду, снял дверную цепочку, которую всегда накидывал на ночь, и открыл дверь.

— Можно войти? — спросил Фредди.

— Да, конечно, проходи. Только тихо, не разбуди Жанетт Кей.

Она еще спит.

— Вот как? — по своей привычке переспросил Фредди.

— Да, — ответил Бенни.

— Предполагалось, что я доставлю это тебе вчера вечером, — буркнул Фредди. — Я приходил несколько раз, да только вот никого не было дома.

— Играл в карты, — объяснил Бенни, — а Жанетт Кей отправилась в кино.

— Вот как? — удивился Фредди. — И как, выиграл?

— М-да… можно сказать и так, — поморщился Бенни. Из груди его вырвался тяжелый вздох.

— Понятно. Слушай, а как я вчера провел вечер! Рассказать — не поверишь! — Фредди закатил глаза, сгорая от желания поведать кому угодно, хоть бы и Нэпкинсу, о тех сногсшибательных штучках, которые они накануне проделывали на пару с Сарой.

— Знаешь, я тоже неплохо повеселился, — оборвал его Бенни, — только у меня, увы, сейчас нет ни минуты времени, чтобы обсудить это с тобой. Пора одеваться и бежать в Гарлем. У меня там срочное дело. Да и потом, чувствую, хлопот будет по горло.

Так что извини, как-нибудь в другой раз.

— Да, конечно, — закивал Фредди. — Обязательно!

— А что это такое? — полюбопытствовал Бенни, заметив в руках у Фредди пухлый белый конверт.

— Это для тебя. От Марио Аззекки, — объяснил Фредди. — Инструкции внутри.

— Ты их читал?

— Обижаешь! Разве я похож на человека, который украдкой читает чужие письма?!

— По-моему, нет, — успокоил его Бенни.

— Да и потом, разве я похож на человека, который умеет читать? — Фредди презрительно пожал плечами.

— Ну что ж, спасибо за труды, — кивнул Бенни. И извиняющимся тоном добавил:

— Я бы угостил тебя чашечкой кофе, но Жанетт Кей еще спит, а мне бы не хотелось ее будить.

— О, конечно, — с понимающим видом кивнул Фредди. — Ладно, ничего страшного. Как-нибудь в другой раз. Слушай, погоди минутку, я сейчас расскажу тебе, какую девушку я встретил вчера вечером! Ты не поверишь, я…

— В другой раз, ладно? — перебил его Бенни.

— Ладно, — кивнул Фредди и ушел.

Бенни тяжело вздохнул и вернулся на кухню. Положив на стол пухлый белый конверт, он мрачно и с опаской уставился на него, не решаясь посмотреть, что внутри. Бенни давно и непоколебимо верил в то, что любое задание, если оно исходит от Марио Аззекки, означает лишнюю головную боль, если не сказать хуже. Долив воды в кофейник, он поставил его на плиту, уселся за стол и снова устремил взгляд на злополучный конверт. Бенни до сих пор было немного странно, что Придурок после вчерашнего «ограбления» так и не дал о себе знать. Впрочем, удивляться особенно не приходилось, поскольку любой, знавший Придурка достаточно близко, ничуть бы не удивился, обнаружив, что тот вдруг отправился в Индию или куда-то еще просто подышать свежим воздухом.

Да уж, уныло размышлял Бенни, если и есть кто-то на этом свете, кому доверять просто глупо, так это такому пройдохе.

А уж коли у него, как у Придурка, крыша, что называется, с большим перекосом, так это глупость в квадрате. Скорее всего, Придурку в жизни не доводилось видеть таких денег. Можно представить, что творилось у него в голове, когда такие деньжищи упали, так сказать, с неба, и прямо к нему в руки!

Бенни застонал сквозь стиснутые зубы. Ему представилась ужасающая картина — Придурок, ошалев от счастья, раздевается догола, оставив на голове только свой дурацкий чулок, ложится на диван и с идиотским хохотом осыпает себя хрустящими долларовыми бумажками! А потом укладывает чемодан, спешит в аэропорт и улетает на недельку-другую в Индию.

«Господи, — подумал Бенни, — хотел бы я сейчас сидеть в самолете и лететь в Индию!»

Ну что за невезение, продолжал размышлять он. Еще вчера, только вчера он был почти на волосок от заветной цели! Он мог заработать чертову пропасть денег, причем совершенно легально, если бы… если бы Придурок не был таким придурком, черт бы его побрал! Но, в конце концов, ведь именно он был тем самым ослом, который все это придумал, вспомнил Бенни. Весь этот дурацкий план — его, так что толку винить бедного дурачка за то, что он такой, какой есть? Ведь он только тупо следовал его, Бенни, приказам! Если, конечно, не считать того немаловажного факта, что бедняга, очевидно, под конец просто не смог совладать с соблазном и оставил все награбленные деньги себе. Ну что ж, кто из нас не грешен? Все делают ошибки. Как и сам он когда-то, еще в Чикаго, вспомнил Бенни и снова покосился на пухлый белый конверт, гадая, что еще за новую неприятность придумал для него чертов Аззекка, да еще в такой погожий денек, как сегодня.

Кофейник вскипел. Бенни достал из шкафа чашку и сахарницу и снова уселся за стол. Пухлый белый конверт будто притягивал его. Бенни то и дело бросал на него взгляд, будто опасаясь, что тот вдруг волшебным образом растворится в воздухе.

Но тот памятный случай, что произошел с ним в Чикаго, был не более чем обычной ошибкой, столь свойственной людям. Почему бы раз и навсегда не забыть об этом, будто бы ничего и не было? Налив кофе в чашку, Бенни снова обреченно уставился на конверт. Откуда, черт возьми, ему было знать, что человек, открывший итальянский ресторан «Домицио» был не кем иным, как родным братом самого Кармине Гануччи?!

Бедняга Бенни просто сделал то же, что делал всегда, как только в Чикаго открывался новый ресторан. Появившись на церемонии торжественного открытия, как бы случайно, мимоходом бросал пару слов о том, что кое-кто был бы крайне заинтересован, чтобы забирать из ресторана неизбежные отходы, а заодно и поставлять столовое белье. Но Домицио только буркнул:

«Пшел вон, идиот!» — и в следующую же ночь кое-кто из приятелей Бенни позаботился о том, чтобы мусорный бак со всякой гадостью, вдребезги расколотив великолепное зеркальное окно нового ресторана, оказался внутри, заляпав всякой дрянью роскошное убранство зала. И все было бы чудесно — это маленькое, хоть и досадное происшествие сослужило бы только добрую службу самому Домицио, поскольку коль скоро человека зовут Домицио Гануччи, то какого дьявола, в самом деле, называть себя Домицио Голсуорси?! Что за имя, черт возьми, да еще для хозяина итальянского ресторана?! Да еще такого шикарного! Он же ведь был членом семьи Гануччи — не больше, ни меньше! Нет, иногда Бенни просто отказывался понимать, о чем думают некоторые люди! «Что такое имя? — печально процитировал он про себя, — ведь роза, как ее ни назови, все ж сохранит свой дивный аромат!»[9] Бенни недоумевающе пожал плечами. Он попытался было представить себе, что было бы, если бы это незначительное происшествие обернулось для него по-иному, если бы на следующее утро его бездыханное тело вдруг выловили из Большого Чикагского канала, но так и не смог.

А в действительности Кармине Гануччи лично прилетел из Нью-Йорка только для того, чтобы сообщить: он, дескать, отлично все понимает, каждый может хоть раз в жизни ошибиться, но зеркальное окно обошлось его дорогому брату Домицио ни много ни мало в тысячу двести пятьдесят зеленых, каковую сумму Бенни и надлежит возместить ему из своего кармана. И посоветовал Бенни в будущем заняться чем-нибудь другим. Впрочем, он был так любезен, что предложил Бенни, когда тот окончательно поправится, перебраться из Чикаго в Нью-Йорк, где ему скоро понадобится свой человек для работы в Гарлеме. Если, конечно, Бенни это заинтересует, добавил Кармине. Конечно, много предложить он не может и, скорее всего, на новом месте Бенни будет зарабатывать меньше, чем здесь, но Бенни должен его понять — зеркальные витрины ведь не растут на деревьях, верно?

И хотя лично он всегда ценил хороший юмор, но такому неглупому человеку, как Бенни, не стоит объяснять, насколько глупо было дразнить родного брата самого Кармине Гануччи!

Бенни пришлось признать, что тут он прав.

Вежливо поблагодарив мистера Гануччи за столь щедрое и великодушное предложение, он заверил его, что будет счастлив перебраться в такой замечательный город, как Нью-Йорк, и принять предложенное ему место в столь милом районе, как Восточный Гарлем, — о такой удаче он, дескать, не смел и мечтать! — а потом вышел из дома, прошелся по Тридцать первой улице и долго стоял на берегу канала, глядя вниз. Затем громко, чтобы те, кому надо, могли его услышать, прочел вслух «Богородица, Дева, радуйся!» и ушел.

Да, все мы когда-то делаем ошибки, думал он, но, сколь это ни печально, приходится признать, что в последнее время он явно превысил допустимый предел. Почему, спрашивается, он не нашел в себе сил отказать Нэнни? Надо было прямо сказать — пусть подыщет кого-то другого, еще более незаметного, чем он, чтобы вернуть домой этого маленького негодника, мальчишку Гануччи. Он должен был сразу отказаться, и это было бы самое правильное. Но он этого не сделал. Больше того, совершил еще большую глупость — ввязался в эту дурацкую интригу с карточной игрой и, что уж совсем глупо, доверил самую ответственную роль Придурку, пройдохе и мошеннику, столь же глупому, сколь и изворотливому.

«Хотелось бы мне знать, где этот идиот сейчас», — мрачно подумал Бенни, и вновь бросил затравленный взгляд на лежащий перед ним пухлый белый конверт. Наверное, все-таки лучше открыть его, вздохнул он, и хотя бы посмотреть, что там.

По крайней мере, на банковском счете у него целых двести шестнадцать долларов, а этого хватит, чтобы исчезнуть на время.

Пусть не в Индию и не на Гавайи, а на худой случай в Скенектеди, но и это не так плохо, решил он. У Бенни в Скенектеди жила родная тетка.

Он отпил кофе, отставил в сторону чашку, со вздохом взял в руку конверт и стащил с него тугую резинку.

В конверте лежала целая пачка сотенных купюр — пятьдесят тысяч долларов.

И билет на самолет до Неаполя и обратно.

Кроме этого, была еще записка.

Бенни еще раз медленно перечитал записку. Потом во второй раз пересчитал деньги. Снова посмотрел на билет. И тут ошеломляющая мысль молнией вспыхнула у него в мозгу — вот тут, перед ним, как раз те самые пятьдесят тысяч, которые хочет получить сумасшедший маньяк, похитивший мальчишку Гануччи! Они у него в руках! Одна беда — сам Гануччи тоже рассчитывает получить эти деньги, только в Неаполе.

Во второй раз за последние несколько часов Бенни захотелось поднять голову и истошно завыть от злобы и отчаяния.