В заголовке статьи говорилось о том, что он мертв.
Сейчас он напрягался, пытаясь расслышать звук ее шагов. Но никаких звуков из соседней комнаты не доносилось. В квартире царила полная тишина. Он решил было, что она ушла куда-нибудь и вдруг неожиданно для себя почувствовал, как сердце его сжалось. Он снова поглядел на окно, за стеклами которого постепенно темнело. Дождь монотонно стучал по стеклам. Откуда-то снизу доносился шум уличного движения, слышно было как покрышки машин шелестят по мокрому асфальту. В углах комнаты постепенно сгущался полумрак. Неоновая реклама ярко и призывно вспыхнула за окном. Он ждал, напряженно прислушиваясь, но не мог различить ни звука.
По-видимому, он снова задремал. Разбудил его звук поворачиваемого в замке ключа. Он уселся, при этом прикованная к радиатору рука оказалась у него за спиной. В проеме двери появилась знакомая фигура. На девушке был коротенький шелковый халатик, туго стянутый поясом на талии. Халат был ярко-красного цвета, черные туфли на тонком каблуке делали ее еще выше. Она закрыла за собой дверь и поставила поднос на пол прямо у самого входа.
– Привет, детка, – прошептала она.
Свет она не включила. Вместо этого она подошла к одному из окон и отдернула занавеску. Пол комнаты сразу же залило зеленым светом рекламы, однако скоро неоновая надпись погасла и комната снова погрузилась в темноту. Он слышал ее дыхание. Реклама за окном вспыхнула снова. Девушка стояла у окна в своем красном халате, а зеленый свет за ее спиной освещал ее длинные ноги. Потом реклама снова погасла.
– Проголодался, детка? – прошептала она и, быстро приблизившись, чмокнула его в щеку.
Она хохотнула своим коротким горловым смешком и отошла от него к двери. Пистолет ее лежал на подносе рядом с кофейником. Справа от пистолета на бумажной тарелочке лежал бутерброд.
– Считаешь, что мне по-прежнему может понадобиться эта штука? – она взяла пистолет и направила на него.
Карелла промолчал.
– О нет, не думаю, – сказала она и снова рассмеялась своим глубоким смехом, который на этот раз не показался ему отвратительным.
– Почему я до сих пор жив? – спросил он.
Он был сейчас очень голоден, запах крепкого кофе дразнил его ноздри, но он уже научился не выпрашивать у нее еды. Вчера он попросил ее об этом, и тогда она нарочно на целый час оттянула кормежку, разговаривая с ним о разных мелочах, и только после этого неохотно пододвинула к нему поднос.
– А кто сказал тебе, что ты живой? – спросила она, – Ты мертв. Я же показывала тебе газеты, разве не так? Ты сейчас мертв.
– А почему бы тебе и в самом деле не убить меня?
– Ты слишком ценен для этого.
– А как ты пришла к этому выводу?
– Ты знаешь, кто убил Тинку.
– В таком случае было бы разумнее убить меня.
– Нет, – она энергично потрясла головой. – Нет, детка. Нам нужно выяснить, каким образом ты узнал это.
– А какая разница?
– О, разница очень большая, – сказала она. – Нас очень беспокоит этот вопрос, на самом деле беспокоит. Он очень волнуется из-за этого. Он считает, что где-то им была допущена ошибка и, сам понимаешь, ему просто необходимо выяснить, в чем она состоит. Дело в том, что если ты смог это узнать, то есть вероятность того, что еще кто-то рано или поздно придет к тем же выводам, как-то докопается до этого. Если только ты сам не расскажешь нам, в чем тут дело. Понимаешь? И тогда он сможет принять меры к тому, чтобы никто об этом не догадался. Ни один живой человек. Никогда.
– Но мне нечего сказать вам.
– Тебе есть что рассказать нам, – сказала она, а потом улыбнулась. – И ты обязательно все нам расскажешь. Ты проголодался?
– Да.
– Ах, какая жалость, – сказала она.
– А кто это был в сгоревшем автомобиле?
– Лифтер из того дома. Месснер, – она снова улыбнулась. – Это была моя идея. Так мы убиваем одним выстрелом двух зайцев.
– Каким это образом?
– Видишь ли, я решила, что было бы неплохо избавиться от Месснера на тот случай, если это он вывел тебя на нас. Кроме того мне пришло в голову, что будет хорошо, если все будут считать тебя мертвым. Это даст нам какой-то запас времени на работу с тобой.
– Но если именно Месснер дал мне какие-то сведения, то зачем же вам теперь возиться со мной?
– Видишь ли, тут вообще возникает много вопросов, на которые мы не находим ответов, – сказала она. – А кофе отлично пахнет, правда?
– Да, – сказал Карелла.
– Тебе холодно?
– Нет.
– Если холодно, я могла бы принести одеяло.
– Нет, спасибо, мне и так хорошо.
– А то я подумала, что в такую дождливую погоду ты мог немного продрогнуть.
– Нет.
– А ты недурно выглядишь голым, – сказала она.
– Спасибо за комплимент.
– Я тебя накормлю, ты не беспокойся, – сказала она.
– Да, я знаю, что ты это сделаешь.
– Но сначала о тех вопросах, которые, как ты знаешь, так беспокоят его. Очень может быть, что он в конце концов распсихуется и пошлет к черту все это дело. Честное слово. Но мне хочется иметь тебя, а вообще-то, я не очень уверена, что смогу и дальше удерживать его. Разумеется, если ты будешь продолжать упорствовать. Честное слово.
– Месснер мне помог, – сказал Карелла. – Он описал мне его внешность.
– Значит, это хорошо, что мы его убили, правда?
– С вашей точки зрения – да.
– Вот и хорошо, но это все-таки не дает ответа на те вопросы, о которых я говорила.
– Какие вопросы?
– Ну, возьмем, к примеру, такой – откуда тебе стало известно его имя? Месснер ведь мог только описать тебе его внешность, но откуда тебе стала известна его фамилия? Или, например, адрес?
– Они были записаны в Тинкиной записной книжке. Там было и имя, и адрес.
– А описание его внешности там тоже было?
– Я не понимаю, о чем ты.
– Прекрасно ты все понимаешь, детка. Если в записной книжке Тинки не было описания его внешности, то как, скажи на милость, ты мог связать сделанное Месснером описание внешности с записью в книжке? – Карелла не отвечал. Девушка снова улыбнулась. – Я совершенно уверена в том, что описания внешности в ее книжке не могло быть, так ведь?
– Да, не было.
– Вот и хорошо, я рада, что ты наконец сказал правду. Дело в том, что эту ее записную книжку мы нашли в твоем кармане после того, как ты так бесцеремонно вломился сюда, и поэтому прекрасно знаем, что никаких описаний внешности в ней не было. Ты проголодался?
– Да. Я здорово проголодался, – сказал Карелла.
– Я покормлю тебя, не бойся, – снова сказала она. После некоторой паузы она спросила. – Так как же ты установил фамилию и адрес?
– Просто повезло. Я перепроверял все эти имена в ее книжке. Действовал по принципу исключения, вот и все.
– А это – уже новая ложь, – сказала она. – Как мне хотелось бы, чтобы ты говорил мне только правду. – Она взяла пистолет с подноса, свободной рукой подняла с пола поднос и скомандовала. – Отодвинься.
Он отодвинулся, насколько позволяла прикованная к радиатору рука. Она подошла к нему и, присев, поставила перед ним поднос.
– А у меня под этим халатом ничего нет, – сказала она.
– Я вижу.
– А я знаю, что ты видишь, – ухмыляясь, сказала она, а потом поднялась и быстро направилась к двери. Там она уселась на стул, закинув ногу на ногу, при этом короткие полы халата высоко задрались. – Валяй, – сказала она, взмахом пистолета указывая на поднос.
Карелла налил себе чашку кофе, быстро отхлебнул от нее и с нетерпением откусил кусок от бутерброда.
– Вкусно? – спросила девушка, наблюдая за его действиями.
– Да.
– Я это все сама приготовила. Ты должен признать, что я проявляю о тебе большую заботу.
– Разумеется, – сказал Карелла.
– Я хотела бы еще лучше о тебе заботится, – сказала она. – Но почему только ты все время врешь мне? Неужели ты думаешь, что врать – это хорошо?
– Я не врал тебе.
– Вот ты сказал, что тебе просто повезло, когда ты на нас вышел, что тебе это удалось сделать методом исключения. Это означает, что ты не мог знать, что тебя здесь ожидает, когда ты сюда заявился, правильно? Ты должен был просто рассчитывать на то, что застанешь здесь одного из тех, кто записан в Тинкиной книжке, и потом уже сравнишь его внешность с описанием Месснера.
– Совершенно верно.
– Тогда, почему ты сразу же вышиб дверь? Почему у тебя в руке был револьвер? Понимаешь, что я хочу сказать? Это означает, что ты уже знал все до того, как ты пришел сюда. Ты знал, кто тут сидит. Вот ты и скажи, как это получилось.
– Я уже сказал тебе – простое везение.
– Ну, делай, как знаешь. Но мне так хотелось бы, чтобы ты начал говорить правду. Ты закончил?
– Нет еще.
– Скажи когда кончишь.
– Хорошо.
– Мне еще нужно многое сделать.
– Ладно.
– Я говорю о том, что мне многое еще предстоит сделать с тобой, – пояснила она.
Карелла продолжал жевать сэндвич, прихлебывая кофе. Он старался не смотреть на нее. Сейчас она сидела, нетерпеливо постукивая носком по полу и держа в руке пистолет.
– Ты боишься? – спросила она.
– Чего?
– А того, что я могу с тобой сделать.
– Нет. А мне следует этого бояться?
– Я ведь могу еще разок переломать тебе нос, не веришь?
– Верю. Ты вполне можешь это сделать.
– Или, например, я могла бы сдержать свое обещание и повыбивать у тебя все зубы. – Она улыбнулась. – А знаешь, это ведь была моя идея – повыбивать у Месснера все зубы. У вас же там производят опознания по карточкам дантистов, правда?
– Да, это верно.
– Вот я и подумала об этом. И посоветовала ему это сделать. Он потом сказал, что это – великолепная идея, вот как.
– У тебя всегда в запасе много великолепных идей.
– Да, мыслишки мне приходят в голову совсем недурные, – сказала девушка. – Так ты напуган, а?
– Нет.
– На твоем месте я была бы напугана. Честное слово. Я бы ужасно боялась.
– Самое худшее, что вы можете сделать со мной, это просто убить меня, – сказал Карелла. – А поскольку я уже все равно мертвый, то какая тут разница?
– Люблю юмористов, – сказала девушка, однако при этом она не улыбнулась. – Можно не убить, а сделать кое-что похуже.
– И что же это?
– Можно подкупить тебя.
– Я неподкупен, – сказал Карелла, улыбаясь.
– Неподкупных нет, – сказала она. – Я могу сделать так, что ты будешь умолять нас разрешить тебе рассказать все, что тебе известно. Честное слово. Я тебя серьезно предупреждаю.
– Я уже рассказал тебе все то, что мне самому известно.
– Вот-вот, – сказала она, укоризненно качая головой. – Ну ты уже, наконец, закончил?
– Да.
– Пододвинь-ка мне поднос.
Карелла толкнул в ее направлении по полу поднос. Девушка нагнулась за ним и, присев, подняла его с пола. Потом она снова вернулась к двери и уселась на стул, закинув ногу на ногу. И снова принялась постукивать носком туфли по полу.
– Как зовут твою жену? – спросила она.
– Тедди.
– Хорошее имя. Но ты скоро забудешь его.
– Не думаю, – спокойно возразил Карелла.
– Да, ты забудешь ее имя и ее саму ты скоро забудешь.
Он только отрицательно покачал головой.
– Ручаюсь тебе, – сказала она. – Через неделю ты не в состоянии будешь вспомнить и свое собственное имя.
В комнате надолго воцарилась тишина. Девушка сидела совершенно тихо, только тихонько постукивала носком туфли по полу. Зеленый неоновый свет то заливал комнату, то гас, погружая все в темноту. Мгновения яркого света и густой темноты чередовались, усиливая впечатление нереальности происходящего. Когда в очередной раз комната наполнилась зеленым сиянием, Карелла увидел, что девушка поднялась со своего места. Оставив пистолет на стуле, она медленно пошла к Карелле. Свет снова погас, а когда он загорелся вновь, оказалось, что она стоит почти рядом с ним. Она умела двигаться удивительно бесшумно даже на своих высоких каблуках.
– Так что же мне с тобой сделать? – спросила она.
– Ничего.
– А что бы ты хотел сделать со мной?
– Ничего, – ответил он.
– Ничего, да? – Она улыбнулась. – А ты, детка, полюбуйся.
Она развязала поясок, стягивавший ее халат на талии. Полы его сразу же разошлись, обнажая грудь и живот. Неоновый свет озарил ее тело и моментально погас. В этом неверном мигающем свете он увидел, как в немом кино, что девушка движется по направлению к выключателю у двери. Полы ее распущенного халата развевались в такт шагов. Она включила верхний свет, а затем таким же неспешным шагом вышла в центр комнаты и стала прямо под лампой. Полы своего легкого халата она небрежно откинула назад, красный шелк закрывал теперь только руки и спину. Яркий маникюр на ее руках казался лоскутками красного халата на ее пальцах.
– Ну, что ты на это скажешь? – спросила она. Карелла промолчал. – Неужели ты и от такого откажешься?
– Да, – сказал он.
– Врешь!
– Я говорю правду, – сказал он.
– Да я за одну минуту могу заставить тебя забыть ее, – сказала она. – Я умею такое, что тебе и не снилось. Так хочешь или нет?
– Нет.
– Можешь получить в любой момент, – сказала она и запахнула свой халатик, туго стянув его поясом. – Только учти, что я не люблю, когда мне врут.
– Я не вру тебе.
– Мистер, вы же совершенно голый лежите тут передо мной, так что позвольте мне знать, врете вы или нет. – Она расхохоталась и, подойдя к двери, распахнула ее, а потом снова повернулась в его сторону. Когда она заговорила, низкий голос ее звучал очень серьезно.
– Послушай-ка, детка, – сказала она. – И слушай меня внимательно. Ты теперь мой, поймешь ты это наконец? И я могу сделать с тобой все, что мне заблагорассудится, не забывай этого. Я тут тебе только что пообещала, что через неделю ты будешь ползать у меня в ногах, целовать мои ноги и молить меня о том, чтобы я разрешила тебе рассказать все, что тебе известно. А как только ты все это мне расскажешь, я тебя просто выброшу, детка, я выброшу тебя изломанного и никому не нужного в придорожную канаву, так-то детка, и, поверь мне, тебе захочется оказаться на месте того, кого они нашли мертвым в обгоревшей машине. Можешь быть уверен, именно так все и будет, – она помолчала. – Подумай об этом, детка, – сказала она и, выключив свет, вышла из комнаты.
Он услышал звук проворачиваемого в замке ключа. И тут его внезапно охватил страх.
Глава 10
Автомобиль был найден на дне глубокого оврага чуть в стороне от дороги номер 407. Дорога здесь была извилистой и узкой, представляя собой редко используемую транспортную связку между городками Миддлбартом и Йорком, к которым вели другие, более широкие и ухоженные шоссе. Четыреста седьмая представляла собой разукрашенное выбоинами и трещинами шоссе, которым преимущественно пользовались подростки и молодежь, причем по ночам, в поисках укромных местечек, где можно было бы пообжиматься. Въезды на нее были в большинстве своем грунтовые, узкие и покрытые грязью, за исключением одного-единственного места, где ответвление вело к карьеру, в котором добывался гравий. Тут и сама дорога была немного пошире. Вот на дне этого карьера и была обнаружена машина, внутри которой нашли сильно обгоревший труп владельца или пассажира.
На всей четыреста седьмой был один единственный дом, стоявший примерно в пяти с половиной милях от карьера. Дом этот был выстроен из местного дикого камня и бревен – довольно неуклюжее строение с крытой террасой, обращенной в сторону озера, в котором якобы водилась форель. Дом окружала редкая березовая рощица и заросли кустарника. Два небольших кизиловых деревца стояли по обе стороны входа, почки на их ветвях вот-вот готовы были распуститься. Дождь на некоторое время перестал, но над озером все равно клубился легкий туман, заметный издалека, сразу при повороте к дому. С веток огромного раскидистого дуба тяжело капали крупные капли. Во дворе было тихо, и звук падающих с дуба капель слышен был совершенно отчетливо.
Детективы Хол Уиллис и Артур Браун поставили машину на пригорке и прошагали под кроной этого истекающего влагой дуба к парадной двери дома. Дверь была выкрашена зеленой краской. В нижней половине ее имелась огромная бронзовая ручка, а на верхней был прикреплен – тоже бронзовый – дверной молоток. Запертый висячий замок болтался на клямке, грубо приколоченной к двери. Однако клямка эта была сорвана, по-видимому, ломиком. На дверной краске остались следы от работы ломиком, гвозди были грубо вырваны. Уиллис толкнул дверь и они вошли внутрь.
В воздухе стоял тяжелый запах дыма и еще чего-то горелого. По лицу Брауна прошла судорога. Задыхаясь от отвращения, он вытащил из заднего кармана платок и прикрыл им нос и рот. Уиллис попятился к выходу и чтобы сдержать подкатившую к горлу тошноту, выскочил на свежий воздух. Браун бегло осмотрел огромный каминный очаг у дальней стены комнаты и, выйдя на крыльцо, взял Уиллиса под локоть.
– Есть какие-нибудь сомнения относительно происхождения этой вони? – спросил Уиллис.
– Какие тут сомнения, – ответил тот. – Это – самый настоящий запах горелого мяса.
– Как ты думаешь, противогазы у нас в машине найдутся?
– Понятия не имею. Нужно будет порыться в багажнике.
Они снова вернулись к машине. Уиллис достал ключи и неторопливо отпер багажник. Браун принялся рыться в куче набросанных там вещей.
– Здесь свалено все, что угодно, пожалуй, за исключением разве что кухонных раковин, – проворчал он. – Вот это, например, что такое?
– Это мое, – сказал Уиллис.
– Не возражаю, но что это?
– Это шляпа. А чем это еще может быть по-твоему?
– В жизни не видал такой шляпы, – сказал Браун.
– Несколько недель назад мне пришлось работать переодетым.
– И кого же ты из себя изображал?
– Я был переодет сторожем.
– И где же?
– На курином рынке.
– Да, ну и шляпку ты себе подобрал, – сказал, посмеиваясь, Браун.
– А что – вполне приличная шляпа, – сказал Уиллис. – И нечего издеваться над моей шляпой. Все покупательницы, которые подходили ко мне посоветоваться, где найти им курицу получше, буквально все до одной обращали внимание на мою шляпу и очень хвалили ее.
– Это безусловно, – сказал Браун. – Очень представительная шляпа.
– Ты нашел, наконец, противогазы?
– Тут есть всего один. Другого я не нахожу.
– А этот в комплекте?
– Да, он в полном порядке.
– Так кому же идти? – спросит Уиллис.
– Я его возьму, он мне и по размеру подходит, – сказал Браун.
– Мне тогда остается нацепить на голову разве что пожарную каску.
– А что? Можно попробовать, – сказал Браун, посмеиваясь. – Почему бы и не попробовать? Валяй, Хол. – Он достал противогаз, отряхнул его от налипшего мусора, протер носовым платком и натянул маску на голову.
– Очки не запотевают? – спросил Уиллис.
– Вроде бы все в порядке.
Браун чуть оттянул маску, с силой выдохнул воздух, потом сделал глубокий вздох и сказал: “Все в порядке”, после чего направился к дому. Он был человеком могучего телосложения – рост шесть футов и четыре дюйма, вес – двести двадцать фунтов, мощные плечи и грудь, длинные крупные руки. Кожа у него была очень темного оттенка, почти черная, волосы вились мелким барашком. Кроме того у него были широкие ноздри и толстые губы. Одним словом, он очень походил на типичного негра, каковым он и являлся в действительности. При этом он совсем не походил на тех очень милых красавцев-негров, которых так любят изображать белые в рекламных проспектах или в телерекламах. Он, собственно, походил, прежде всего, на самого себя. И именно таким он нравился своей жене Каролине, таким его любила его дочь Конни. По их мнению, внешность его была самая подходящая, а что важнее всего – именно таким он нравился самому себе. Хотя, если честно говорить, в настоящий момент выглядел он не очень-то привлекательно: противогаз закрывал все его лицо, да еще на спину был подвешен баллон с кислородом. Он вошел в дом и остановился прямо у двери, осматривая комнату. Он сразу же обратил внимание на две параллельные полосы, которые тянулись по полу поперек комнаты. Он пригляделся к ним повнимательнее. Полосы были черные и шли на одинаковом расстоянии друг от друга. Поразмыслив, Браун понял, что они оставлены каблуками. Он выпрямился и направился к камину, у которого полосы кончались. Он старался не прикасаться ни к чему – ни к решетке камина, ни к вещам, которые были расположены рядом с ним – этим займутся ребята из криминологической лаборатории. Однако в том, что следы эти оставлены каблуками ботинок того человека, тело которого протащили по комнате от взломанной двери к камину, он был теперь совершенно уверен. Как ему стало вчера известно, тело Месснера было обожжено на огне, поддерживаемом с помощью дров. Ну что ж, камин этот несомненно, отапливался дровами, а запах, который они с Уиллисом обнаружили здесь, чертовски походил на запах горевшего человеческого тела. А тут еще и эти следы, оставленные на полу каблуками, следы, ведущие прямо к камину.
Единственным нерешенным вопросом оставался все-таки вопрос о том, действительно ли в каминном очаге было обожжено тело Эрнеста Месснера или кого-нибудь другого. Однако на этот вопрос он пока не мог ответить с полной определенностью. А кроме того, очки его противогаза уже начинали запотевать. Он вышел на свежий воздух, снял маску противогаза и предложил Уиллису съездить в Миддлбат или в Йорк, чтобы поговорить там с агентами по продаже недвижимости и выяснить у них, кому принадлежит дом с используемым не по назначению камином.
* * *
Элейн Хиндс была маленькой рыжеволосой женщиной, голубоглазой и с очень ярко окрашенными ногтями. Она явно была поклонницей мужчин небольшого роста и внешность Хола Уиллиса произвела на нее неотразимое впечатление, так как именно он считался самым низкорослым детективом во всем восемьдесят седьмом участке. Совершенно обалдев от столь неожиданного визита в принадлежащую ей контору по торговле недвижимостью двух детективов, один из которых показался ей просто душкой, она уселась в кресло-качалку, закинула ногу на ногу и с улыбкой прикурила от любезно поднесенной Уиллисом спички, нежно проворковав “благодарю вас”, и лишь после этого попыталась сообразить, о чем это он спросил ее. Она вытянула перед собой ноги, потом снова закинула одну ногу на другую и только тут наконец припомнила.
– Значит, вас интересует дом на четыреста седьмой?
– Да. Не могли бы вы сказать нам, кто является его владельцем – спросил Уиллис.
Впечатление, которое он произвел на мисс Элейн Хиндс, не осталось для него незамеченным, а кроме того он подозревал, что на эту тему ему предстоит еще не один разговор с Брауном. Много лет назад он убедился в том, что ему на роду написано вечно быть жертвой того, что он называл “эффектом контраста” – необъяснимого явления, в результате которого он производил неизгладимое впечатление на крупных женщин. Ему так ни разу и не удалось добиться свидания у девушки ниже пяти футов и девяти дюймов. А одна из его подружек достигала роста пяти футов и одиннадцати дюймов без туфель и была при этом безнадежно влюблена в него. Именно поэтому сейчас он никак не мог понять, что могла найти привлекательного хрупкая и миниатюрная Элейн Хиндс в мужчине, рост которого составлял всего пять футов и восемь дюймов, причем обладающем фигурой профессионального танцора и руками крупье. Нужно сказать, что в прошлом он служил в морской пехоте, был великолепным дзюдоистом, но ведь мисс Хиндс никак не могла знать об этом, равно как и о том, что среди мужчин он по праву мог считаться настоящим гигантом, способным свернуть любую шею одним движением руки – или, если точнее, – то почти любую. Так что же все-таки она нашла привлекательного в нем? Будучи полицейским весьма сознательным, он искренне надеялся на то, что это не отразится отрицательно на ходе расследования. А пока что он в свою очередь не смог удержаться от того, чтобы не обратить внимания на то, что ноги ее, которые она, подобно засмущавшейся девице, все время ставила то так, то эдак, были очень даже ничего себе.
– Дом этот принадлежит в настоящее время миссис и мистеру Джерому Брандту... не хотите ли чашечку кофе или еще чего-нибудь? Вода уже кипит у меня в соседней комнате.
– Нет, благодарю вас, – сказал Уиллис. – А не могли бы вы сказать, с какого...
– А вы, мистер Браун?
– Нет, большое спасибо.
– А с какого времени Брандты проживают там?
– Да они, собственно, и не живут там. Можно сказать, что они там и не бывают.
Элейн Хиндс снова закинула ногу на ногу, потом сняла ее и близко придвинулась к Уиллису, как бы намереваясь открыть ему какую-то очень интимную тайну.
– Они приобрели этот дом с тем, чтобы отдыхать в нем летом, – сказала она. – Графство Мейвис просто великолепно для отдыха, как вы, наверное, сами понимаете. Тут столько живописных озер и горных ручьев, да и океан почти что рядом, можно сказать, из любой точки графства рукой подать. У нас здесь по статистике ежегодно выпадает значительно меньше дождей, чем...
– А когда они приобрели этот дом, мисс Хиндс?
– В прошлом году. Я полагала, что они переедут сюда ко Дню поминовения, но он так и простоял запертым всю зиму.
– Вот этим-то, наверное, и объясняется то, что дверь оказалась взломанной, – заметил Браун.
– Господи, неужели дверь в доме взломана? – воскликнула Элейн. – Ах, какая неприятность, – и, откинувшись на спинку стула, она снова закинула ногу на ногу.
– Мисс Хиндс, а как по-вашему, окрестные жители могли знать о том, что дом в настоящее время пустует?
– Да. По-моему, об этом тут все знают. А вам нравится работа в полиции?
– Да, нравится, – сказал Уиллис.
– Должно быть это жутко интересно.
– Однако иногда требуется просто адское терпение, – со значением сказал Браун.
– Да, это можно понять, – согласилась Элейн.
– Значит, если я правильно понимаю обстановку, – сказал Уиллис, бросив быстрый взгляд на Брауна, – дорога номер четыреста семь проходит по слабо заселенным местам и очень редко используется по назначению. Вы тоже так полагаете?
– О, конечно, – сказала Элейн. – Дорога номер сто двадцать шесть и короче и удобней, а кроме того, сейчас неподалеку от Миддлбарта и Йорка построена новая автострада. Честно говоря, большинство местных жителей избегают пользоваться четыреста седьмой. Возможно, вы и сами убедились в этом. Ведь вы уже успели побывать там?
– Да, мы там побывали. Скажите, можно ли считать, что все соседи осведомлены о том, что дом сейчас пустует и что проходящая мимо него дорога используется весьма редко?
– Вы совершенно правы, мистер Уиллис, я убеждена, что это именно так, – горячо подтвердила Элейн.
Несколько озадаченный подобной горячностью, Уиллис покосился на Брауна.
– Мисс Хиндс, а что за люди эти Брандты? Вы знакомы с ними?
– Да, конечно, ведь это я оформляла им покупку дома. Джерри занимает довольно высокий пост в компании “ИБМ”.
– А жена?
– Мэкина – женщина примерно пятидесяти лет, она года на три-четыре моложе Джерри. Очень милая женщина.
– Они – солидные люди, как вы думаете?
– О, весьма солидные и респектабельные, – с готовностью подтвердила Элейн. – Господи, да конечно же, они люди очень солидные.
– Скажите, а вам было бы известно, если бы они приезжали сюда, скажем, в прошлый понедельник?
– Ну я не знаю. Хотя, впрочем, я думаю, что они обязательно позвонили бы мне, если бы собрались приехать. Дело в том, что ключи от их дома хранятся у меня здесь в конторе. Считается, что на мне лежит ответственность за организацию надлежащего ухода за домом и если возникает необходимость...
– Но они так и не звонили вам и не говорили, что приедут?
– Нет, не звонили, – Элейн немного помолчала. – Скажите, а может это иметь какое-нибудь отношение к обнаруженному на четыреста седьмой обгорелому остову машины?
– Да, мисс Хиндс, это связано именно с этим.
– Господи, ну как могут быть Джерри или Мэкина хоть как-нибудь связаны с этим?
– А вы считаете, что это абсолютно исключено?
– Вне всяких сомнений. Я, правда, не виделась с ними уже довольно продолжительное время, но мы очень тесно сотрудничали, когда я занималась оформлением их покупки в прошлом году, в октябре. И, поверьте, это действительно очень милая семейная пара. Да и вообще все это выглядело бы весьма несуразно при таких деньгах.
– А они достаточно богаты, как вы считаете?
– Дом обошелся им в сорок две с половиной тысячи долларов. И, прошу заметить, всю сумму они внесли сразу же наличными.
– А у кого они купили этот дом?
– Вы-то наверняка ее не знаете, но готова держать пари на что угодно, что ваша жена ее отлично знает.
– Я не женат.
– В самом деле? – Так у кого же они его купили? – спросил Браун.
– У манекенщицы, которую зовут Тинка Закс. Вы знаете ее?
* * *
Если до этого у них не было особых оснований для выводов о том, что обнаруженное в обгоревшем автомобиле тело принадлежало Эрнесту Месснеру, то теперь у них появилось то связующее звено, которое позволяло собрать воедино множество разрозненных фактов и событий, совершенно исключая вероятность возможного совпадения.
1) Тинка Закс была убита в квартире на Стаффорд Плейс в пятницу девятого апреля.
2) Эрнест Месснер работал лифтером в том же доме и в ночь убийства находился на своем рабочем месте.
3) Эрнест Месснер подымал в своем лифте мужчину к ее квартире, а потом подробно описал его внешность полицейским.
4) Эрнест Месснер бесследно исчез в понедельник вечером двенадцатого апреля.
5) На следующий день обгорелый труп был обнаружен в разбитой и обгоревшей машине на дороге номер 407, соединяющей города Миддлбарт и Йорк в графстве Мейвис.
6) Судебно-медицинский эксперт пришел к выводу о том, что тело, найденное в автомобиле, подвергалось воздействию древесного огня в каком-то ином месте и только после этого было помещено в разбитый и обгоревший автомобиль.